(Привет всем тем, кто любит подчёркивать чужую неграмотность, исходя от банальных опечаток. Сие произведение не редактированно, не видоизменялось с самой последней точки. Оно писалось на одном дыхании... Что-либо менять пока глупо)
Для начала.
Танго? Вы хотите прочитать сие произведение только из-за него? Хотите потратить бесценные пару минут свободного времени на прочтение рассказа чокнутого автора, в котором что-то написано про танго? Или же Вы поклонница или (о боги!) поклонник журнала «Гламур» и танго для Вас исключительно вид элемента женского нижнего белья? Или же ещё чёртова куча всяких «или»?
Знаете что – мне побарабану. Искренне. Если вы собрались читать – читайте. И читайте внимательно. И до конца. И не просто пробегая взглядом, а читайте всё. Если конечно Вы и вправду здесь для этой благой цели… В этом рассказе больше утрирования и приукрашивания, нежели чего то достоверного, но на это, думаю, можно и забить по такому случаю.
Это не повествование, не история, не развлекаловка для офисного планктона – эти следующие десятки и десятки строк и абзацев - мелодия. Мелодия танго. Мелодия танца, который рождается, живёт, и умирает в несколько минут. Ироничного, страстного, лёгкого, где-то грустного… По сути такого, каким и должна быть жизнь индивида. Но таковой является для немногих. Это…
Сирена… Люди… Толпа… Крики… Скрип железной двери… Темнота…
Пара минут и все, кто успел, чётко упакованы в каменную коробку на глубине где-то метров десять под поверхностью. Кто визжит, кто рыдает, кто матерится в голос… Каждый из примерно сотни упакованных занимается в эти первые секунды заточения под землёй чем попало, каждый дрочет как хочет, скажем так. Но всех, независимо от социального положения, возраста и прочих всевозможных общественных разделений и категорий, в это время объединяет одно – животный страх перед неизвестностью. Никто не знает, что случилось. Никто не знает, что будет. Никто не знает, что с родными и близкими. Никто не знает ничего. По сути – маленький филиал ада в отдельно взятом бомбоубежище, ведь ад для человека – это бесконечный страх. А незнание и неспособность владеть ситуацией – это ли не страх? Скорее всего так…
На протяжении многих веков и тысячелетий человек успешно боролся с этим страхом, сначала сбиваясь в кучки и стада, постепенно с этим создавая города, страны и империи. Далее расширял границы видимого и невидимого; проще говоря до упора шёл за горизонт и придумывал богов. Всему должно быть объяснение и всему должно быть определение. Что не имеет определения – того не существует. А если существует и не имеет определение – тело покрывается гусиной кожей от благоговейного ужаса. Так сказать – и научный и религиозный подход к делу. Всё, что ясное – естественное, всё что неясное – до поры до времени сверхъестественное, пока не придумают для него закон или правило, ну или в конце концов объяснение, и то не станет обыденным. Всё относительно, и относительно человека, а не окружающего мира… И мир ничего поделать не может – попробуй дураку объяснить, что он заплутал в себе!
Но человек заигрался. Нет, чашу весов в войне с окружающим миром он планомерно склонял в свою пользу, но вот в этой войне не заметил, что непроизвольно создал ещё одни весы: на одной чаше стабильное продолжение рода человеческого, с последующим расширением как научно-технических, так и территориальных площадей (космос, в конце концов, резиновый); а вот на другой малюсенькая ниточка, даже волосок, который с каждым новым рождённым человеком натягивался и натягивался, лёжа на своей чаше, и под конец натянулся так, что казалось – дунь на него и тоненько зазвенит…
И таки зазвенел. Звук не волшебный, надо признать, а противный и продирающий до мозга костей. И не на божественную мелодию он похож, а почему-то имеет поразительное сходство в звучании с серенной атомной атаки…
Сколько фильмов и книг было создано о том, как враждебный окружающий мир показывает людям своё истинное лицо. И что же там прочитает человек? О да! Свой главный страх – неизвестность… В фильмах и книгах человек с переменным успехом одерживал победы, вдохновляя всё новые армии Homo sapiens на борьбу с этим самым миром, дабы раз и навсегда обезопасить себя от страха…
Но мы то с Вами знаем как всё вышло. Для самых непонятливых отмечу, что вышло всё гораздо более проще, нежели представляли себе народные массы: человек сам себя вогнал в этот беспросветный ужас небытия одним неразрешимым спором и парой приказов «сверху».
И всё.
И летят ракеты.
И наблюдает среднестатистический гражданин абсолютно любого государства начало самого дорогого фейерверка в истории. Я бы даже сказал – салюта. Салюта, в честь смерти человеческой цивилизации, по крайней мере в таком виде, в котором мы себе её представляли.
Человек, держа в самом пыльном уголке мозга этот свой страх перед неизведанным, подсознательно столетиями создавал почву для того, чтобы тот вырвался на свободу. В один миг. В миг первой же серии вспышек в верхних слоях атмосферы, дабы те с помощью электромагнитных импульсов погрузили отдельно взятую страну в первую волну неизвестности. Встали машины, встали технологии, встали заводы и реакторы. В ступор погрузилось всё, созданное и поддерживаемое человеком.
Никто ничего не понял. Да и дано ли понять биомассе, что план, по которому весь завтрашний день, месяц, год, десятилетие наперёд, были расписаны, теперь изменился. Мало того – стал неактуален. Конечно нет. Минутная заминка, связанная с переходом систем оповещения на аварийное питание, не привнесла ничего нового в жизнь граждан, разве что православные начали крестится, мусульмане вспомнили Мухаммеда, а иудеи подавились мацой. И тут струна Армагеддона зазвенела, да так, что запрыгал прах упокоённых. И тут уже биомасса пришла в движение, да такое, что ещё неизвестно что хуже – беготня или повод беготни…
Примерно в этот самый момент первая волна Неизвестности сменилась второй. И её хватило, чтобы перерасти в сознании человека в тот самый заветный ужас.
Где-то разверзлись небеса? Где-то раскрылась толща земли? Бог и Сатана вступили в борьбу? Нихрена. Всё прозаичней. Простой взаимный ядерный удар двух держав, к которому подключились все, у кого так же имелись дорогостоящие заряды. Целых несколько минут пока те летели, разве что осчастливленные незнанием и непониманием происходящего дикие племена продолжали вести свой безмятежный образ жизни, воспринимая окружающую среду с уважением и трепетом… А вот остальные 95% населения метались, не зная толком куда себя девать.
По заблаговременно придуманной программе некоторые люди всё же знали что делать и куда бежать, и, собственно, не особо тратились на раздумья.
Давки. Пальба. Резня.
Что где и что как.
Цивилизованность XXI века во всей её красе.
Адские пляски.
Бог и Сатана могут выпить пива и устроить себе выходной по такому случаю.
Не успели ещё закрыться последние двери бомбоубежищ, не успела ещё большая часть народу набегаться вдоволь, как яркий свет, порождённый великими умами человечества, приступил к местной стерилизации планеты.
Огромный такой унитаз, где точечными попаданиями из распылителя начали уничтожать микробов.
Унитаз сотрясся и местами загорелся…
Москвой например. Лос-Анджелесом, Пекином, Лондоном, Исламабадом, Вашингтоном, Бомбеем, Римом горела Земля. Сотнями огромных кострищ, и десятками тысяч по меньше, ознаменовался переход планеты от короткого периода колонизации человеком в Эру Тотального Хаоса.
Миллионы и миллионы людей, которым не посчастливилось расщепится на атомы при первых вспышках… Горели. Задыхались в ядовитом дыму. Соскребали свою кожу, принимая огромные порции излучения. Погребались заживо под зданиями. Медленно погибали…
Более удачливые народы и страны, оказавшиеся пока что вне зоны бедствий, уходили в леса и горы (смысл?), толпами валили в пещеры, даже те, про которые среди местных шла молва, что они прокляты… Все средства хороши. Даже если не спасёт, то всё равно знаешь, что делаешь и ради чего. Хоть какое-то маленькое пламя свечечки, против сгущающегося вокруг мрака Неизвестности.
Но даже самые проклятые пещеры не спасут от главного яда человеческой цивилизации.
Политики. Причём международной.
«Не оставлять даже потенциальных конкурентов в будущем восстановлении привычного уклада жизни. Не давать даже шанса другим народам подняться на наших костях».
В итоге по этому неписанному принципу даже какому-нибудь благодушному Суринаму или Вануату перепадает от общего пирога. В итоге уже погибшие народы добивают ещё живущие…
Вот, кажется, и всё, что хотелось бы сказать по этой части. Мелодии танго тут естественно нет. Скорее похоже на то, что неведомая механическая рука с тупым упрямством нажимает на ноту «рэ» на своём неведомом фортепьяно. Но я, как поэт - воспел момент, и как автор – задал ситуацию. Чтобы не было потом вопросов: «А как?», «От куда?» и «Почему?». А теперь…
История.
Сирена… Люди… Толпа… Крики… Скрип железной двери… Темнота… Две минуты криков и мата… Красный аварийный свет аки новое солнце осветил местами просторный зал подземной автостоянки, ныне служащей двум сотням человек последним пристанищем. Преподаватели техникума дрожащими руками открыли складские помещения с матрасами, брезентами и консервами, рассчитанными на две недели кормления всего лишь ста человек. Пока учительский состав действовал согласно инструкции, студенты и простая левая лимита озирались, переругивались, более проворные боролись за места получше – у кондиционеров и тех же самых складов. Три охранника, наглухо заперев двери наружу, прошли в одно из боковых помещений и пропали на пару минут; вышли они от туда с АКС за плечами и по кобуре с ПМ на брата – опять же согласно инструкции по поддержанию порядка. На возвышении для выезда автомобилей суетились несколько мужиков-техников – пытались наладить несколько ещё советских генераторов, дабы осветить весь зал.
Пока всё спокойно. Пока всё по плану. Пока всё известно. Но скоро, совсем-совсем скоро, через несколько дней, а может и часов…
Их история.
- И долго нас ещё здесь продержат?- дрожащим голосом, едва сдерживая рыдания, спросила она.
- Тебе как – правду или приукрасить?- угрюмо ответил он, провожая взглядом мимо проходящих вооружённых охранников.
- А что правда?
- То, что сирена дала длинный и два коротких.
- И?
- Война, девочка моя, война…- полушёпотом сказал он и приобнял хрупкую девчушку заведомо зная, что будет через пару секунд, когда смысл этой фразы дойдёт до её разума. Обозлённые студенты, что толкались неподалёку, озадаченно посмотрели на тихо рыдающую девушку и парня с каменным выражением лица, сидящих рядом друг с другом возле выхода в здание техникума, железная дверь которого, казалось, вросла в косяки.
- Ладно-ладно, хватит, от этого только хуже.
- Кому?- она подняла голову.
- Мне. Чувствую себя неудобно,- поморщился.
Преподаватели начали раздавать матрасы и брезент. Студенты брали с неохотой, до конца не понимая, что вообще происходит. И от этого непонимания нарастал ропот по всему залу; но только в дальних углах, где скучкавались парни со старших курсов, было относительно спокойно: ребята что-то спокойно обсуждали. Особое удивление у масс вызывали охранники, с важным видом восседавшие на том самом месте, где несколько минут назад суетились техники: с генераторами оказалось совсем туго и они бросили это занятие, удалившись в подсобку.
Вообще стоит отметить, что боковых помещений в этом зале было пять: два склада и одно оружейное для «подобных случаев», подсобка для уборщиков и туалет с одним единственным унитазом.
Охранники были спокойны: автоматы за плечами. Преподаватели были спокойны: пока всё по инструкции. Техники были спокойны: пока всё шло через жопу, что в принципе было нормально. Студенты были недовольны: ворчание, ропот, переругивания. Спокойны одни, недовольны другие. Спокойны те, кто утром смотрел новости, недовольны те, кто утром занимался чем угодно, но точно не просмотром новостей. А там…
Дикторы центральных каналов с нервным тиком на лицах, запинаясь, иногда теряясь в тексте на суфлёре, вещали стране о конфликте в Северном ледовитом океане…
Директор техникума отозвала нескольких преподавателей, поговорили, после подошла к охранникам, поговорила с ними, те поднялись и, крича и размахивая руками, попытались обратить внимание всех присутствующих на возвышенность, где директор, переминаясь с ноги на ногу, готовился к речи.
- Что же мы так далеко?- сказала она, уже успокоившись,- Я ничего не слышу.
- Зато я всё слышу,- пробурчал он,- Ничего нового. Мол, временная мера, всё такое, сутки-двое придётся прожить здесь, ибо херовая в мире обстановочка,- заканчивал он фразу, пытаясь перекричать самый настоящий гул, поднявшийся после слов директора: каждый посчитал за долг выразить своё мнение в голос; кто-то, особенно крутой, вообще послал бедного директора куда подальше; некоторые особо важные товарищи уже трудились над открытием двери в техникум, дабы покинуть парковку. В преподавателей полетели матрасы.
Очередь. Ещё пара выстрелов. Тишина, все застыли, как стояли, и только слышно, как падают куски штукатурки с продырявленного местами потолка.
- Ну вот и всё,- он прошептал ей на ухо,- Добро пожаловать в дурдом.
Охранник, паливший вверх, призвал всех соблюдать тишину, ибо по закону «херовой в мире обстановочки» паника и недовольство – последнее дело. Все молча дослушали директора, закончившего своё обращение тем, что надо надеяться на лучшее.
- И что дальше?- сказала она, глядя на угрюмых студентов, расстилающих на полу матрасы.
- А дальше ты не понаслышке узнаешь, что есть Чистилище. Самое натуральное. А закончится всё тем, что люди будут убивать людей. Далее люди будут есть людей. И так, пока все не подохнут. Но это в неблизком будущем. А пока все будут гадать и рассуждать о том, что там наверху.
- А что там?
- Всё что угодно. Может ложная тревога, и народ уже проклинает всё и вся. А может запустение, и ещё пока ничего не произошло. А может эпический пожар и руины. Одному только Богу известно.
- А если ложная, так значит скоро выйдем?
- Ага… По инструкции не должны. Даже если будут долбится в дверь с криками: «Вылезайте идиоты!»… Хотя криков не слышно будет, изоляция хорошая… Ну в общим будут долбится – не откроют. Нельзя. Неделя или две здесь просидим – потом гонца наружу с противогазом на морде и там по ситуации. Срань господня…
- Не поминай, пожалуйста, всуе, итак…
- Да кого там,- он расхохотался, чем вызвал недовольство у располагающихся рядом первокурсников, мол, тут такое, а ты ржёшь,- Кончился Бог на сегодня. Бросил он человечество. И я его понимаю. Я бы тоже бросил. Это был бы разумный поступок. Кого тут наказывать? Сами себя накажут.
Пауза.
- Вернее уже наказали. Если там наверху и впрямь пекло, то сгоревшим относительно повезло. Не мучались. А вот нам не очень. Точнее совсем не повезло. Мы ещё поживём.
Пауза.
- Точнее помучаемся.
- Не говори так,- она отпрянула, недовольно смотря на него,- Нужно бороться до последнего, надеяться…
- Вот когда ты будешь смотреть на меня не как на человека, а как на еду, вот тогда и посмотрим.
- Что за бред? Здесь все цивилизованные люди, никто никого убивать не будет и есть тем более! У нас одна беда на всех…
- Вон туда посмотри, - он указал рукой на живую очередь в туалет: две девушки в голос клянут друг друга по матери – спорят, кто следующий заходит,- Вот она твоя цивилизация. И вообще: благодаря этим самым цивилизованным людям мы и попали сюда…- он осёкся. Всё она понимала. Просто пыталась сама себя утешить. А он загонял её в ещё большую тоску… Дурак.
- Ладно, хватит споров,- он примирительно приобнял её за плечи,- Что с того толку? Может я и не прав, посмотрим, что будет дальше,- она долго смотрела на него, и в неясном красном свете в её лице прочиталось некоторое облегчение.
- Я за матрасами схожу. А то уже второй час сидим жопой на полу, геморрой ещё заработаем,- она рассмеялась, но как-то нервно. «Так, задача по улучшению настроения у субъекта не выполнена. Надо ещё будет поработать над этим». Он встал и виляя по кривым «улочкам» «Города Матрасов» пошёл в сторону преподавателя ОБЖ, раздававшего всё необходимое для сна. Но прошёл мимо и направился в подсобку, чтобы проверить свою догадку о том, почему же техники не вышли из подсобки даже после выстрелов.
Предположение оказалось абсолютно верным. Те копались в доисторическом радио, пытаясь наладить приём сигнала. Питание они подключили от единственного работающего генератора «Хонда», освещающего подсобку и противные красные лампы на стоянке.
- Тебе чего?- его заметил один из трёх техников, с причёской Эйнштейна, остальные два даже не обернулись.
- Да узнать хотелось бы что и как там,- ответил он и напоследок соврал,- У меня отец военный, так что интерес двойной.
Теперь уже на него смотрели все.
- Сейчас разберёмся…- пробурчал всё тот же техник, и углубился в изучение рассыпающейся бумажной инструкции к приёмнику.
- Всё, настроили, но только на УКВ.
- Да и хватит.
- Какое там радио есть?
- «Россия», «Маяк», «Юность»… Вроде всё.
- Смотри шкалу, сейчас Москву послушаем.
Две минуты один из техников медленно крутил ручку настройки частоты, и все вслушивались в треск и шорохи, издаваемые единственным динамиком. Наконец нашли одну радиостанцию. Если бы чёткий стук метронома не прервался на записанную фразу «Объявляется военное положение!», то и пролистали бы дальше. Послушали с минуту, переглянулись, и продолжили крутить. Уже через несколько секунд нашли ещё одну волну, где запись была оригинальней: заело на одной фразе рекламу телевизоров «Бравиа». Листают дальше, ожидание затянулось, и тут попали на «Маяк».
… пип-пип-пип-пип-пииип! В Москве полдень, в Екатеринбурге 14, в Омске 15, в Красноярске 16, в Якутске 18, во Владивостоке 19, в Южно-Сахалинске 20 часов. В эфире новости на «Маяке»…
Тишина.
Долгая напряжённая тишина. Все поняли, что система автоматически переключила на микрофон в студии… Где была тишина. Ни шороха, ни помехи. Просто ровная тишина. Но волну дальше не листали. Все четыре человека, находящиеся в подсобке, тупо уставились на приёмник, как на последнюю надежду, на последнюю ниточку…
И тут произошло то, от чего дурно стало всем. Просто тошно. Просто сделалось так, что свело все мышцы. То, от чего потом повесится один из техников…
Всхлип. Женский всхлип. Всхлип ведущей новостей.
Тихое рыдание.
Она профессионал, она пыталась сдержатся и исполнить свой долг через «не могу».
Снова всхлип.
Бормотание.
«Мос… Мос… к… к… Мос… ква… го… горит… всё… ё…»
Звук открывшейся дамской сумочки, щелчок взвода…
Тишина.
Всхлип.
Выстрел.
Опрокинувшийся микрофон.
Тишина.
Метроном и через каждые 2 минуты сообщение: «Объявляется военное положение!».
Всё.
Того самого техника с причёской Эйнштейна вывернуло прямо на пол. Остальные будь-то и не заметили его – смотрели на приёмник стеклянными глазами.
«Всё…»
Он достал из нагрудного кармана банку нюхательного табака, приложил к ноздре, и резко вдохнул. Нос забило табаком. Его качнуло - столько разом он ещё не пробовал. Развернулся и вышел, оставив техников всё так же смотреть на приёмник и считать удары метронома.
Не говоря не слова, прошёл мимо преподавателя ОБЖ в склад, взял матрас и брезент, вышел и направился обратно к своему месту.
- Ты что, долговязая сука, не поняла что ли?
- Успокойся…
- Сейчас ты у меня успокоишься тварь! Освободила место, я сказала!
- Прошу, не надо этого…
- Ты тупая что ли? Исчезни от сюда, это моё место!
Он уже вернулся обратно и застал интересную сцену: к ней подошла дурковатая девочка-первокурсница и орала матом, требуя, чтобы освободили место у двери. Окружающие не проявляли к этому никакого интереса и просто раскладывались. Охранники не слышали этого всего, занятые чисткой автоматов.
Он постоял рядом, посмотрел, пару раз «дурковатая» ударила её по лицу, а он всё смотрел, думая: «Стоит или не стоит?». Огляделся вокруг, никого рядом не было, а ближайшие люди метрах в пяти не обращали внимание на эту сцену. «Всё-таки стоит». Положил матрас и брезент, подошёл к «дурковатой».
- Съёбни.
- А ты ещё кто такой? Пошёл на…
Рывок руками, резкий поворот, хрустнули позвонки, тело обмякло, он подхватил «дурковатую», огляделся: в полутьме никто ничего не заметил. Оттащил девицу к двери и аккуратно положил. Наклонился и закрыл веки. «Спи спокойно. Я тебе сделал одолжение».
Она смотрела на него с нескрываемым ужасом, всё ещё держась за ушибленную скулу.
- Ты… Ты…
Он развернул матрас и присел рядом с ней. Та шарахнулась от него.
- Ну да, я свернул курице шею, что теперь? Кричать и звать на помощь?
- Но ты… убил…
- Говно случается. И тем более она ударила тебя. Это плохо, например.
- Ты убил!
- Тише ты,- он огляделся,- Это не самое страшное, что могло бы случится потом.
- Мимо только что проходили охранники… Проверили двери… Говорят, что завтра уже выйдем… Не волнуйтесь…
- Обстоятельства изменились. Теперь всё стало совсем плохо.
- Ты о чём?
- Обо всём. И сразу. А теперь прошу тебя – ложись спать и забудь об этой манде. Хватит. Нету её больше. Она неудачно упала. Психовала-психовала, поскользнулась и упала. Всё. Забудь.
- Но как, ты же…
- Я сделал то, что должен был. Теперь тут всё по-другому. Теперь тут блять начинается животный мир. А теперь поспи лучше. Я посижу, да потом сам завалюсь… Давай помогу.
Он привстал, чтобы помочь ей придвинутся к матрасу. Она, ни капли не смягчившись лицом, встала сама, сняла сапожки на каблуках и легла, без его помощи.
- Ну это нормально…- пробурчал он,- Прости, не хотел я так резко…
- Бог простит.
- Не поминай всуе,- ухмыльнулся он.
- Да кого там…- она отвернулась и притихла.
В темноте толком было не разобрать, что делают все, но силуэты близи можно было различить: кто шатался средь рядов, кто сгрудился и что-то обсуждал, кто лежал на матрасах и курил. «Вот она, сила успокоения автоматом!» - подумалось ему.
Через час на том самом возвышении, где выступал директор, охранники разводили костёр. «Будут готовить еду. До сих пор думают, что они здесь ненадолго. И пусть думают. Так лучше для всех».
С этой мыслью он откинулся, погладил её рукой по голове, глубоко вздохнул и закрыл глаза.
- Ты видела, что с ней произошло?
- Нет.
- Ребята говорят, что вы ругались вчера.
- Да, она хотела лечь на это место.
- А почему именно на это?
- Не знаю.
- Ладно. Поругались и что дальше?
- Дальше он пришёл, сказал, чтобы проваливала, ну и она ушла.
- И всё?
- Да, всё. А что с ней случилось?
- Фельдшер сказала, что шею свернула. Только вот как умудрилась?,- пауза,- В общем, ты ничего не видела и не слышала?
- Нет, она ушла, и мы легли спать.
- Всё ясно.
На этом диалог с охранником был исчерпан. Он поправил автомат за спиной, развернулся и зашагал в сторону возвышенности, где преподаватели и охранники что-то бурно обсуждали, стоя над двумя телами, прикрытыми брезентом: той самой психованной девочки и одного из техников, которого нашли висящим под потолком на кабеле в коморке. Две первые жертвы. И пока ещё большинство людей спало, трупы нужно было куда-то девать, дабы не создавать лишних вопросов.
Он всё это время слушал, притворяясь, что спит. Она же сразу после расспроса охранника снова легла спать. «Быстро приспосабливается к ситуации,- подумал он,- Молодец».
- Колбаса лучше,- поморщилась она.
- Кто бы спорил…- он ковырялся в вскрытой банке с тушёнкой не решаясь попробовать: срок годности этой пищи давно уже истёк,- Да и пива в этом раю не предусмотрено.
- Кому что, а тебе всё пиво…
- Да, пиво,- он повернулся к ней, нарочито нахмурившись,- А что ещё кроме пива? В пиве, знаешь ли, воплощены основные философские идеи человечества. Не даром греки говорили: «In pivo verities».
- Они говорили: «In VINO verities»…
- Лажа,- он отмахнулся,- Провокации историков-винолюбов. Писали бы историю шотландцы, там бы было «In viski verities». Португальцы бы про портвейн заикнулись… В общем понятно. А пиво ещё египтяне придумали и потребляли в обыденную пищу. А народ, построивший пирамиды, не думаю, что был глупым. Вот такие дела.
- Тебя не переспорить…
- Вот и правильно, ибо нефиг со мной спорить,- и показал ей язык. Она рассмеялась.
Ещё немного поковырявшись в банке он снова заговорил:
- Хочешь булочку?
Она посмотрела на него с недоверием.
- Нет, ну ты хочешь булочку?
Её взгляд наполнился улыбкой, хотя губы всё так же были сжаты.
- Ну скушай булочку!
Улыбка всё таки тронула её лицо.
- Ну не хочешь, как хочешь,- он открыл свою маленькую сумочку с ремнём «через плечё», и достал от туда булочку с джемом, завёрнутую в кулёчек,- А дядя будет кушать булочку, и не поделится с девочкой…
Не успел он добавить: «С плохой девочкой», как она уже навалилась на него и тянулась к очевидной альтернативе просроченной тушёнки. Он не выдержал атаки и повалился на пол, она же, с радостным смехом выхватив булку, вернулась на матрас, села, и разворачивая целлофан, с ехидной улыбкой смотрела на него.
- Бескультурье,- произнёс он аки ругательство, и поднялся на ноги, отряхаясь.
- Голодное время,- она пожала плечами.
Он оглядел зал. Кто-то ещё валялся на матрасах, но большинство студентов встали в очередь к огромному чану с варевом из макарон и тушёнки. «Всё-таки истина дошла до власть имущих. Мы здесь… надолго».
Она что-то пробурчала.
- Пережуй сначала, крестьянская простота,- улыбнулся он.
- Я говорю про обстоятельства. Ты сказал, что они изменились. И как изменились?
- Да никак.
Пауза.
- Не будет больше истерик. Я попыталась смирится с худшим, и, вроде бы, получается.
Он не спешил с ответом, а когда всё-таки заговорил, пытался насытить голос отеческой мягкостью: подсобить в её успокоении. Сам то он ещё при спуске на стоянку принял всё самое ужасное; и корни этого были из его скептического отношения к окружающему миру, где люди объявляли самым ужасным обвал доллара на фондовых рынках или что-либо близкое по смыслу к этому; да и не любил он людей, и предполагал, что может наступить мгновение, когда все предыдущие ужасы человечества уйдут в тень от одного и самого главного. Она же была из мира, где всё спокойно и идёт по плану на неделю вперёд, и подобная смена жизненного сценария болезненно отражалась на разуме.
- В целом наверху всё плохо. Может городок наш и цел пока что, но Москвы уже не существует точно,- он замолчал на мгновение, и, подумав, решил не рассказывать об услышанном по радио,- А если горит Москва, то значит бомбили мы друг друга не жалея всех сил и средств. И значит планета наша немного «того самого». По крайней мере, я так думаю. И будущее у человечества будет мрачным.
- А наш город? Если ты говоришь, что может быть всё цело…
- В том то и дело, что «может быть»,- он покачал головой,- Может облаком уже накрыло каким, или ещё накроет… Прошло-то только часов десять с объявления тревоги, а может и меньше. Так что если пока спокойно, то всё ещё впереди.
- А мы?
- А что мы?- пожал плечами,- Мы будем медленно издыхать. Гадости этой,- он указал на банку с тушёнкой,- на долго на всех не хватит, дальше, скорее всего, будет грызня друг с другом, более подготовленные люди перебьют абсолютно неподготовленных, а потом друг с другом… Самое страшное начнётся тогда, когда еда кончится совсем.
Пауза.
- Опустятся до каннибализма. Неизбежно. И не потому что никто не станет есть крыс или тараканов, а потому, что здесь кроме людей и нет ни то что мяса, а любой другой еды. Пока что консервы, макароны и люди. Со времени останутся только люди. И то, если до этого времени ещё доживём.
- Не поняла?
- Или друг друга перебьём, или какой-то сбой в вентиляции, или болезнь… Вдруг тут есть кто-то, заражённый гриппом? А чем лечится в таком случае? Вот тебе и всё…
- Нет,- она с недоверием окинула взором стоянку,- Кому тут друг друга перебивать? Всё молодёжь, всё незнающие жизни люди. Они и ударить человека не смогут!
- Смогут,- кивнул он,- Да не просто ударить, а с заточкой в руке. Страх творит чудеса даже с самыми тихими людьми. Все захотят жить, когда здесь наступит хаос и суматоха,- он глубоко вздохнул,- Сейчас ты видишь не детей цивилизации, а потенциальных зверей, которые будут убивать исключительно следуя инстинкту.
- По-твоему здесь все звери что ли?
- Нет. Есть и роботы,- он указал рукой на преподавателей и охранников, которые снова что-то обсуждали,- Есть и масса статистов,- теперь он показывал на студентов, не спешащих к чану за едой, а сидевших на матрасах и наблюдавших за всем происходящим вокруг,- Которые не приспособились ещё к этой обстановке; что их и накажет в вероятном будущем.
- А люди-то хоть есть?
- Вон там,- теперь он показывал на группу тех же самых старшекурсников, до вынужденного сна, что-то жарко обсуждавших; теперь же они сидели в самом дальнем углу, и из-за недостатка света было не разобрать, чем они занимаются,- Ставлю червонец, что сейчас они, насмотревшись кино, и сделав из него правильные выводы, готовятся к будущим бедам, дабы быть самим по себе.
- Как готовятся?- она взглянула на него.
- Я бы точил ножи, готовил заточки и делал из всякого говна подобие оружия,- он прошёлся ладонью по своей мелкой щетине,- И создавал бы свой отряд, чтобы не зависеть от любого кризиса в биомассе. Наверное так. Думаю, они этим сейчас и занимаются, и они достойны называться людьми.
- Достойны, потому что хотят обособится и убивать дальше?
- Достойны тем, что собираются бороться до конца, и человеческими методами.
Пауза.
- А мы с тобой тогда кто?- она всё так же не сводила с него взгляд.
- Мы?- он на пару секунд задумался,- Мы свидетели. Сторонние наблюдатели. Пока что, и, хотелось бы верить, ими и останемся до конца.
Она спала. Он сидел рядом с ней, смотрел вокруг и нюхал табак. Примерно через часа три, после их разговора о делах насущных, он увидел, как фельдшер подошла к недалеко расположившемуся от них паренька, со второго курса, который с самого начала шмыгал носом и кашлял. Теперь же он не вставал с матраса, очевидно обессиленный простудой или гриппом. Фельдшер посмотрела его, послушала грудь, измерила температуру, дала каких-то таблеток и удалилась.
Подошла ещё через час, и, покачав головой, удалилась во второй раз.
Уже через пятнадцать минут паренька подняли на ноги два охранника и повели в сторону одного из складов с продуктами, третий свернул матрас, на котором парень спал, и пошёл за ними. Большинство студентов и преподавателей уже спали, так что никто не заметил, как парня отвели на склад.
И никто не услышал, или не придал значения, приглушённому хлопку.
И уж если так, то никто и не заметил, как охранники вышли со склада одни.
- Ты видел это?
- Видел-видел…- он нюхнул табака,- Только не понял, почему они его там оставили, а не вынесли.
- А куда те два трупа они дели, ты не заметил?
- А…- он кивнул головой,- Дошло. Там же вроде должен быть выход в канализацию, туда они их и сбрасывают, наверное.
- Вот-вот,- крепкого телосложения парень перевёл взгляд на неё, и уже тише добавил, чтобы не услышала,- Чего ты с ней цацкаешься? Нафига она тебе нужна? Ни девушка твоя, ни жена, ни любовница, ни сестра. Оставляй её, пошли к нам. Знаю ведь, что хочешь. У нас и жориво есть, и оружие, какое-никакое. Ещё пара таких расстрелов, и мы ****анём милицию эту…
- А нахера?- он перебил парня,- Чтобы самим потом так же расстреливать?
- Не понял…
- Он грипповал. Мог бы заразить других,- покачал головой,- Если вы и взялись грамотные вещи делать, то понимайте хотя бы то, что здесь ни дерьмократии, ни коммунизма, ни нацизма. Нихера здесь нет. Только их закон. Пока что они действуют жёстко, но оправданно.
- И что ты предлагаешь?
- На вашем месте я бы взял из оружейки ИСЗ, с****ил у них автоматы и прорвался наружу. Здесь через несколько дней будет жопа, ну максимум через неделю.
- Бля, да с чего ты взял? Да и толк прорываться наружу, если там хер знает что?
- Друг, ты что не видишь что ли, что это скисшее говно никто не жрёт?- он едва не сорвался на крик, опомнился, глубоко вздохнул, и понизил голос,- Рвите парни, мой вам совет. Сваливайте. Наш городок нахуй никому не нужен, даю девяносто девять процентов, что тот ещё целый и невредимый. А как выберетесь, сразу валите на север по дороге. Если повезёт и наткнётесь на армию – примкните к ним. Это ваш шанс. Уже почти двое суток прошло с бомбёжек. Все помереть там ну никак не могут разом, война всяко ещё продолжается. Здесь вам гнить вообще не резон, когда вы там грамотных дел наделать можете.
- Ну допустим,- парень задумался,- А ты чего? Говорю тебе – оставляй её здесь и давай к нам. Там всё обсудим и решим.
- Нет,- он откинулся на стену,- Ты прав – мне бы хотелось, но… Тупо лень. Её бросать не хочу. Итак, всю жизнь был говном эгоистичным, сейчас хоть о ней позабочусь.
- Мудак.
- Знаю.
Пауза.
- Короче так – если что ты с нами наружу будешь прорываться?
- Скорее всего, и попробую уломать её. Но дальше с вами не пойду. Останемся в городе. А там…,- он, со скрипом в позвонках, потянулся,- Там уже похуй, что будет, то будет. Ещё и дверь эту вам открою.
- Добро. Мы перетрём после отбоя что и как, и я к тебе ещё подойду.
- Хорошо.
Парень развернулся и направился к своей группе в самом дальнем углу.
Резкое, острое чувство беспокойства вырвало её из сна. Она повернула голову, высматривая мутным спросонья взглядом причину своей больше подсознательной, нежели реальной тревоги.
Он спал. Как и последние трое суток – сидя. Она уже несколько раз предлагала ему поменяться местами, но он всё отмахивался, мол, спи, тебе полезней.
- Сейчас-сейчас, там укольчик поставят, вы здоровы будете…
Она повернула голову в другую сторону. В осточертевшем уже мутном красном свете ламп она увидела, как охранники поднимают двух девчушек с первого курса, спавших доселе неподалёку. Даже так, с расстояния метров в пять, было заметно, что вид у них болезненный: одна, не переставая, кашляла, вторая часто швыркала носом. Лица охранников были скрыты за марлевыми повязками, от чего их фигуры приобретали поистине зловещий вид: форма, автоматы, сутулые плечи, а тут ещё эти повязки…
Они повели их через весь зал на склад с продуктами.
- Ну и вылечат их…- пробормотала она, поворачиваясь в сторону и снова уходя в сон. И засыпая, так и не смогла понять, что же всё-таки заставило её проснуться пару минут назад.
Уже пришёл новый сон, в котором она была на некоем роскошном балу. И две вспышки от выстрелов, осветившие на миг часть стоянки, явились во сне двумя вспышками фейерверков над кружащимися в танце парами.
- А чего все такие нервные?- она сладко потянулась, выгоняя остатки на редкость крепкого и здорового сна.
- Фельдшер повесилась,- он ковырялся в очередной банке тушёнки, так и не решаясь попробовать.
- Почему?- она застыла.
- Потому что местная милиция вылечила от гриппа уже троих,- он резко отставил консерву в сторону и достал пачку нюхательного табака.
- То есть как вылечила?
- Пулей в голову, а потом в колодец,- он невесело усмехнулся,- Главный санитарный врач страны мечется в восторге и экстазе.
- А те две девочки…- прошептала она.
- Ммм,- он вдохнул в себя коричневую пыль,- Так ты в курсе событий.
- Я видела ночью, как они их отводили…
- На укольчик,- закончил он за неё,- Я слышал сквозь сон, а проснулся, посмотрел что их нет, и ясно-понятно стало, что это за укольчик такой.
На её появилась гримаса нарастающего ужаса.
- Только без паники, я тебя умоляю,- он махнул рукой.
- Как без паники, если…
- Если что?
- Если они стреляют всех подряд!
- Ну не всех, только заболевших…- он пожал плечами,- Логика есть, вот только методика лечения жёсткая.
- Как ты можешь?- она начала искренне злится,- Они людей убивают, а ты…
- А что я?- он в удивлении поднял бровь,- «И люди мрут как мухи…», нынче Третья мировая, если ты не заметила, получается что расстрелы больных перестают быть убийством.
- А если ты заболеешь?- она начала истерикавать,- А если я?
Он придвинулся к неё, приобнял за плечи и успокаивающе начал гладить рукой по волосам.
- Успокойся. Заболеем – так заболеем, но здесь не останемся.
- В смысле?
- В смысле есть выбор. Можно остаться здесь, где уже начинается эпидемия, а можно и выйти наверх…- она вздрогнула,- …и там уже будь что будет. Теперь, здраво поразмыслив, мне не кажется, что наш городок горит, или что-то такое… Можно попробовать.
- Я не хочу,- пауза,- не могу.
- Да ладно тебе, пока ещё рано думать. Может завтра… Сначала надо посмотреть, что будет сегодня. А сегодняшний день обещает быть жарким, это уж точно.
- Так! Будете орать тут – будем успокаивать!
- Ну так давай, хуле, стреляй!
- Серёжа, успокойся…
- Всё он правильно говорит! Давай, стреляй по нам! Это же тебе, блять, не девочек в коморках мочить!
- Заткнись, щенок!
- Я то щенок, а ты шакал тупой, сука!
- Ну-ка повтори!!!
Короткая стычка. Одни оттаскивают других, третьи, переминаясь с ноги на ногу, наблюдают за всем этим с явным беспокойством.
- Они больные были…
- Это ты уёбок больной! Им всего шестнадцать лет было!
- Они бы заразили других!
- Да и похуй! Я бы лучше от кашля сдох, чем от твоих рук поганых!
Снова драка, теперь уже более затяжная. Очередь в потолок, от охранников отступили, но успокаиваться никто и не собирался.
- Чего патроны тратишь, мразь? Давай по нам!
- Успокойтесь все!!!
- Иди на ***!!!
Ещё очередь.
- Замолчали все, блять!
- Будь мужиком – выстрели в себя!
- Да! Хуле ты ещё живой? У тебя же руки в крови детей!
- Ребята, да угомонитесь вы, как преподаватель прошу, пожалуйста…
- Пора.
- Да, согласен, самое время,- он двинулся к двери,- Вы из оружия взяли что-нибудь?
- Ага,- парень указал на два матерчатых мешка,- Пока они «лечили» тех девок, прокрались в оружейку. Три «Калаша» и пара обойм к ним. Ну и противогазов с десяток. На нас хватит, короче.
- А остальные парни чего?
- Отказались. Может потом выберутся, если это «потом» вообще будет… Ну это их дело, мы их и не уговаривали.
Задвижки нехотя, но начали поддаваться. Подошли ещё два парня и помогли справится с тяжёлой дверью. Как только появился маленький зазор между косяком и дверью, в нос ударил едкий запах горящей пластмассы, идущий с той стороны. Когда дверь открыли на половину, перед всеми, собравшимися выбраться наверх, предстал тёмный лестничный пролёт, ведущий наверх. Ни секунды не мешкая, они выбрались на пролёт, и только дверь стала закрываться, как вслед им раздались сначала крики, а потом и выстрелы. Пули били в толстый металл до мгновения, когда беглецов и паркинг не разделили двадцать сантиметров стали, закрывающих проход.
Всё. Теперь пути тех двух сотен заложников обстоятельств и этого десятка, рискнувших жизнью беглецов, расходились.
- А чего они по нам шмаляли?- спросил кто-то.
- А ты зайди и спроси,- ответили ему.
С этим нервным смехом были развязаны узелки, и противогазы из мешков пошли по рукам.
- Я не умею его одевать,- сказала она.
Один из парней ухмыльнулся:
- Помню в классе десятом, в школе, возили нас, парней с параллели, в часть военную «на посмотреть». Ну, в общем, там было много замечательных людей, объяснявших нам, что и как делать со всей этой военной мишурой. Но особенно запомнился прапор с пропитыми шарами: «Противогаз, сынки, надевается как кондом, только с улыбкой».
Всеми, кроме неё, шутка была встречена дружным смехом, теперь уже без тени тревоги. В итоге ей помогли; пришлось повозится с длинными волосами, но в итоге проблема была решена.
- Ну что, пошли?- все кивнули,- Хорошо. С автоматами – идите впереди. Мало ли там что…
- Нахер эти резинки,- по выходу на крыльцо техникума, он стянул с себя противогаз, и глубоко вдохнул свежий сентябрьский воздух. Остальные же не спешили последовать его примеру.
На улице было раннее утро: солнце только поднималось за однотипными девятиэтажками, местами пострадавшими от неконтролируемых пожаров. Улицы были пусты. Вдруг, на всех скоростях, лихо повернув на перекрёстке, промчалась машина скорой помощи. И снова тишина. И со стороны центра города огромный столб дыма.
- Вроде как ничего,- один из парней пожал плечами,- Жить можно.
- В общем, вы сейчас куда?- он отвлёкся от созерцания выгоревшего дотла восточного крыла техникума.
- Хер знает,- ответил тот самый парень, с которым он разговаривал в убежище,- Если идти по домам, то значит придётся оставаться здесь… Скорее всего свалим из города…- парень задумался,- Ну посмотрим ещё. А вы куда?
Он и она переглянулись.
- Домой сходим, посмотрим, что и как,- он пожал плечами,- Ну сейчас нам в центр.
- Ну а нам через ближайший работающий магаз, возьмём пивка, и обсудим.
- Пивка?- его глаза загорелись,- Я тоже пожалуй пивка возьму,- он с деланно-удивлённым видом посмотрел на автоматы у них за плечами,- А на кой хрен вам работающий магазин? Можете и это, того самого…
Они переглянулись и заржали сквозь противогазы.
- Ладно, давайте, хули тут по полчаса стоять?
Он всем пожал руки, и группа, решивших повоевать, двинулась в сторону окраин.
- Сними противогаз,- он укоризненно посмотрел на неё,- От меня пахнет потом, но не так, чтобы прятать нос.
Но улицы ожили ближе к центру города. Особенно скверы и дворы, в которых люди хоронили людей. От простых могил, до братских. Жертвы пожаров, давок, беспорядков… Пожаров из-за скачком электроэнергии, не выключенных электроприборов, просто поджогов. Не было и здания, где хотя бы несколько оконных проёмов не зияло чёрными дырами недавних пожарищ, точно так же, как и не было хотя бы одного не взрытого зелёного газона, где уже прошли, либо ещё проходили похороны. Погибших, без сомнения, были тысячи.
От куда столько много, ни он, ни она, не могли понять, и поэтому просто шли, недоумевая глядя по сторонам. Спокойный и красивый город превратился в город-могилу, с сгоревшими домами, сожженными машинами и могилами на уличных лужайках. Где-то ещё продолжались пожары, но рук их тушить не хватало, и поэтому они практически невозбранно продолжали себе гореть.
- А наши семьи?- еле шелестящим воздухом спросила она.
Он не ответил, а они просто свернули с тротуара к ближайшему таксофону. Он снял трубку: треск в перерыве с гудками. Повесил обратно.
- Ступил я,- он пожал плечами,- Какие тут телефоны?...
- Надо проверить…
- Что проверить?- раздалось за спиной.
Они резко обернулись. Там стояли два сержанта милиции с АКУ за плечами.
- Да семьи как и где…- промямлила она.
- Ну сейчас не самое время,- сказал один из них, проведя пальцами по прикладу,- Через десять минут начинается дневной комендантский час до трёх дня. Так что домой бегите как можно быстрее.
- А чего так много народу мёртвых?- он воспользовался возможностью хоть у кого-то узнать о произошедшем.
- Пожары в основном,- пожал плечами всё тот же мент,- Кто побежал спасаться в панике неведомо куда, кто что… Забыли утюги, чайники, плиты, да и вообще… А другие решили дома остаться, в чём и ошиблись… Таки дела.
- А куда все бежали?
- Кто в подвалы, кто в убежища,- продолжил он более угрюмо,- А на вторые сутки, когда всё устаканилось в мире более-менее, полгорода сели да и поехали на север по трассе – туда не бомбили американцы.
- А с кем вообще война?
- Со всеми разом.
Не считая пепелищ и кладбищ, город был относительно цел. Никаких разбитых витрин, банд мародеров, маньяков и прочих радостей смутного времени, что навязывались телевизором. Милиция и две армейские мотострелковые части держали всё под относительным контролем. Относительным потому, что некоторые стены всё таки имели багровые следы, что наводило о размышлениях: как этот порядок в массах, собственно, поддерживается.
Они шли к нему. Так просто решили, с шутливой формулировкой: «У меня всегда есть чего поесть, ну ты же знаешь!».
- Картошка, бичпакеты, кабачки, помидоры…- он оглядывал кухню,- Всё остальное, судя по запаху, скисло…
- А родители где?- она не долго думая вытащила ведро с картошкой и закинула несколько клубней в раковину.
- Уехали наверное,- он пожал плечами,- Неудивительно. Я бы тоже свалил.
- Воды нет,- она выкрутила вентиль до упора, даже постучала по крану в надежде, но факт был на лицо.
- Где водичкой обзавестись можно?
- Турист что ли?
- Нет, из убежища вышел.
- А-а-а… Ну это тебе на реку прямая дорога.
- И больше нигде?
- Только если в прудке местном, если не брезгуешь…
Не меньше пяти тысяч человек превратили побережье и тихую набережную в центральную улицу. Осторожно спускаясь с крутого песочного обрыва, он иногда останавливался на уступах отдохнуть, да и посмотреть на это невиданное для него зрелище.
Настоящие людские потоки спускались к реке по логам и оврагам, пересекаясь с горожанами, уже набравшими воду и поднимающимся обратно. Выламывались прибрежные деревца: люди делали из них что-то вроде коромысел для вёдер и тралов для бидонов. Военные, группами по несколько человек, нервно курили одна за другой, наблюдая за порядком. Иногда кое-где возникали стычки, и солдатики мигом срывались с места для подавления очага. По дамбе, гудками распугивая народ, курсировали УралАЗы, с ёмкостями в кузове: вода для больниц, предположил он. Чем больше ила поднималось у берега, тем дальше раздетые по торсу мужики заходили в воду, и самые крайние, стоя по–плечи в воде по цепочке передавали вёдра с мутноватой водой.
Он посмотрел на горизонт. Та часть города, что была за рекой, выгорела практически полностью: пожару помогало то, что в основном там были деревянные дома ещё советской постройки; полтора десятка барж встали в линию соединив два берега, и по ним маленькими цепочками погорельцы шли на «большую землю».
Крик. Он повернул голову и увидел мальчонку, летящего с обрыва вниз вместе с двумя бидонами. Мальчонка удивлённо смотрел на него, не успев поверить в то, что песочный уступ не выдержал его. Тошнотворный хруст сломанной шеи утонул в гвалте народа внизу. К мальчонке кинулись военные. Кинулся и он, кое-как держа равновесие на косогоре.
Мёртв.
Ещё одна жертва войны.
Военные взяли его за руки и за ноги и понесли в сторону «КавАЗика», возле которого со скучающим видом курили люди в белых халатах.
Он покачал головой, подхватил один из бидонов мальчонки и отправился к воде. Смерть перестала быть чем-то из рядя вон выходящим.
Просто набрать воды оказалось непростым делом. Для начала нужно было преодолеть стену из нескольких рядов людей, нес споткнутся или не сбить кого-нибудь, выждать очередь на своего «тральщика», дать ему бидон и с ним по пояс зайти в холодную осеннюю реку, чтобы вместе тащить полный сосуд. Иногда мимо проплывающие катера с милиционерами окатывали волнами, чуть ли не с головой, за что удостаивались самых лестных эпитетов в след: как от находящихся в воде, так и, по инерции, с берега.
Когда они уже тащили 30 литровую алюминиевую банку на берег, за спиной раздался крик:
- Мост! Смотрите на мост!
Люди вокруг повернули голову направо, в сторону железнодорожного моста, и сразу же, завидев это зрелище, поднялся гвалт, радостные возгласы по всему берегу; военные начали палить в воздух и давить до упора клаксоны «Уралов».
Огромное полотнище от края до края опор в ширину, и от рельс до самой водной глади – бело-сине-красный триколор – полы которого уже подхватил бодрый сибирский ветер, развевалось над широкой рекой. Были заметны различия в яркости тонов каждой из полос и неровности по краям: явно сшивалось не одним материалом и не в фабричных условиях, но… Флагом России он от этого быть не переставал.
И стоило видеть лица этих тысяч людей, собравшихся на берегу: утомлённые четырёхдневным ожиданием смерти в подвалах и бомбоубежищах, обречённые на недолгую жизнь в этом мире, на половину сожжённым скоротечной Третьей мировой, - эти люди радовались как дети. Впервые за четыре дня войны и двух недель напряжённости, ей предшествующей. Сожжена Москва, сожжён Петербург, горит Урал и Дальний Восток, а в последнем живом уголке страны, в Сибири, русские люди остаются ими даже перед чёрным будущим.
- Ты где ходил?- она радостно выбежала из кухни в коридор, когда тот, шумно вбирая воздух, из последних сил затаскивал бидон в квартиру,- Представь себе! Электричество дали!
- На долго?- он стёр градины пота со лба.
- Да и сейчас работает!- она присела на табуретку,- Неужели всё на лад идёт?
- Не знаю…- он покачал головой,- Но у нас в городишке бум патриотизма. На весь ж/д мост триколор наш, а на антенне телевышки – чёрно-жёлто-белый Российской империи. Народ не унывает,- он улыбнулся.
- Оно и хорошо,- она тоже улыбнулась,- Ну давай еду готовить.
К вечеру, когда солнце уже клонилось к закату, атмосфера в квартире сменилась: запах скисших в холодильнике и застоявшегося воздуха был вытеснен ароматом жаренной картошки, кабачкового пюре и салата из овощей. Да и сама парочка изменилась, использовав большую часть воды на помывку.
- Я записку от твоих родителей, кстати, нашла,- сказала она, когда молодые люди уже сели за стол,- Она за телефоном лежала,- девушка достала из кармана огромного махрового халата сложенный листок бумаги. Он взял записку и долго всматривался в слова, написанные в явной спешке:
«Мы уезжаем на север. Мы знаем, что ты в бомбоубежище, об вашей эвакуации говорили в новостях. Поэтому мы за тебя не беспокоимся, и когда ты вернёшься домой – не удивляйся нашим отсутствием. И кота тоже – мы забрали его с собой. Благослови тебя Господь! Отец, мать, кот»
- Так и знал,- он отложил записку,- Правильно сделали, там безопасней в разы.
- Где?- она ещё больше закуталась в халат его матери.
- На северах,- он кивнул головой,- Там то бомбить нечего…
- Ладно,- оборвала она его,- Хватит бомбёжек на сегодня и на последние дни,- она указала на тарелки и кастрюли,- Я уже с трудом слюну сдерживаю.
На всю квартиру играла Четырнадцатая соната Бетховена, идеально подходившая под картину, открывающуюся с балкона: ярко красный закат, озаривший перистые облака на небе и придавший им свойства уродливых багровых шрамов на красновато-голубом теле; луна, тоненьким серпом только выходившая из-за крыши, тоже многозначительно поменяла окрас – казалось, что её серебро отливает чем-то зелёным, болезненным… Ни птиц, ни насекомых; только мучащаяся от голода летучая мышь своим специфическим визгом нарушит мёртвую тишину, висящую в воздухе.
В городе комендантский час до утра. На улицах нет людей. Только горят окна квартир, и то не везде.
Они сидят на балконе. Он пьёт виски, припрятанное ещё весной на случай праздника. Она вслушивается в музыку, не отрывая глаз от горизонта. Летучая мышь мечется от карниза к карнизу, не веря, что вся еда вымерла от внезапно возросшего радиационного фона.
Спокойствие и равновесие.
Он добил стакан и приобнял её за талию. Она закрыла глаза и уткнулась носом в его плечё.
Так они и заснули.
Четырнадцатая соната для фортепьяно Людвига Ван Бетховена, более известная народонаселению как «Лунная соната», внесла, на сколько это возможно, немного одухотворённости в эту историю. Немного той волшебной материи, которая не осязаема. Которую можно ощутить лишь душой, лишь той частицей сознания, которая ещё жива в человеке… Которая приводит в радостное забытье не только нас, но и наших героев. Которым сейчас легко. Которым сейчас не страшны ни микрорентгены в час, ни переговоры политиков на высоких тонах… Ничего…
Здесь и начинается то, ради чего было создано всё выше описанное.
Здесь начинается танго.
Вой сирены вырвал их из лёгкой дрёмы. Она вздрогнула, он поморщился.
- Заебали.
- И не говори,- она ещё больше прижалась к нему.
Внизу, во дворе, появились луди: они выбегали из подъездов и, держа в руках матрасы и пакеты с едой, бежали к подвалу.
- Побежали хомячки,- он присвистнул,- Видно что-то серьёзное.
- Мне уже всё равно.
- Ровно как и мне.
Сирена оповещения наполнилась ещё и воем сирен на милицейских машинах.
- Я больше не пойду ни в какие убежища,- прошептала она.
Он задумался.
- Слушай,- свободной рукой он налил в стакан виски,- Ты вроде бы всю жизнь хотела научится танго?
- Ну да…
- Так самое время!
- Ты же не умеешь,- она ущипнула его за колено.
- Я читал, что и учится не надо,- он глотнул согревающей жидкости,- Там важны чувства и страсть.
- Ой, ну всё, страстный ты наш.
- Никакой иронии,- она подняла голову – в глазах читалось удивление,- Пошли танцевать.
- Я не одета, как подобает…
- Лажа,- он махнул рукой, расплескав горячительное,- У соседок с верху дверь нараспашку, там точно есть какой-нибудь вечерний наряд, как раз по размеру тебе,- он оценивающе осмотрел её,- Да, пожалуй, по размеру точно будет.
- А ты?
- Вечерних платьев у меня нет, но брюки с рубашкой найдутся.
- А туфли?
- А на кой хрен они нам?
Она рассмеялась.
- И где будем танцевать, партнёр?
- На крыше, партнёрша. Площадка самое то.
Они выбрались на крышу, когда сирена уже перестала вопить. Он – в чёрной рубашке и чёрных брюках, она – в малиновом облегающем платье, распускающееся от талии к бёдрам. Оба на босу ногу.
- Я кажется на гвоздь наступила,- поморщилась она.
- Да ладно,- он схватил её за талию и рывком перевёл её на 180 градусов,- Это нынче мелочи.
- Ну какую мелодию выберите, молодой человек?
- «Uno gabeza», из фильма «Запах женщины», пожалуйста.
- Сие непременно,- она хохотнула,- Тум-ту-ту-тум-тум…
В головах ритм танго, в движениях некоторая неуклюжесть, быстро трансформировавшаяся в чёткий и резкий такт, компенсировавшийся энергией и страстью танца.
Внизу ещё метались прохожие, а на верху вершился танец. Внизу люди спасались от смерти, а наверху молодая пара вышла ей навстречу.
Шаг, ещё шаг, плавный проход, резкая остановка, резкий поворот, разворот партнёрши, проход обратно.
В небе появились десятки новых звёзд. Да нет же – комет! Аки библейская звезда Полынь, каждая несла в себе смерть и разрушения.
Он резко отпустил ещё вперёд, закрутил дважды, прижал к себе, синхронные шаги в сторону.
Несколько звёзд вспыхнуло – ПРО удалось сбить несколько ракет. Но большинство продолжили свой полёт.
Они остановились, она изящным движением перебросила ногу, и они закрутились на месте.
Одна из «звёзд» начала увеличиваться в размерах.
Проход вперёд на несколько ритмичных шагов.
Она пролетела у них над головой, а они смеялись, смотрели друг на друга, вышагивая ритмы танго босыми ногами по бетонной крыше. Они были счастливы, как никогда.
Они остановились возле маленькой надстройки, её нога обвила его бедро, их губы соприкоснулись…
Вспышка озарила ночь. Всё, что было во мраке, стало белее дня. Всё, что могло испарится – испарилось, всё, что могло загореться – загорелось.
Испарились и они, но их тень, тень двух молодых людей, переплетённых в завершающем аккорде танго, навеки осталась на этой невысокой пристройке.
Их танец завершён.