Среди древних поверий Востока, что лежит на огромной ладони Великана по имени Тамхиги-и-дур от каменных пальцев Обители снегов до запястья Эритрейского моря, есть легенда об обезьянах счастья. Там, где мутные воды Тигра сливаются с голубоватыми водами Евфрата, как линия судьбы на ладони сливается с линией сердца, и сейчас ещё найдутся рыбаки, что мечтают поймать красную обезьяну, у которой вокруг пояса – синяя тряпка, а глаза подкрашены сурьмой. Но решаются на это немногие. Обезьяны счастья живут в воде, и если следовать тайному обряду, то поймать их совсем не сложно. Вот только вместо красной обезьяны, дарующей богатство и желающей с восходом солнца доброго утра, можно поймать кривую и тощую. И тогда не будет у тебя ни дома, украшенного исфаханскими коврами, ни красавиц жён, ни богатства. А каждое утро с восходом солнца худая обезьяна будет откусывать маленький кусочек твоего сердца.
В 1052-ом году по хиджри, в месяце шаввале, в благословенном городе Багдаде объявился странный человек. Пришёл он с караваном в двадцать верблюдов, имел семерых слуг и утверждал, что живёт в далёком северном Самарканде, где правит великий эмир Жалантос Бахадур. Человек называл себя именем Зайнетдин, имел бледное лицо, тёмные глаза и ходил с вырезанной из дерева палкой, опираясь на голову оскалившего пасть льва. Пока слуги его обходили лавки и мастерские, прицениваясь к коврам и украшениям, торговались на шумном багдадском базаре и ругались с хозяином караван-сарая, хромой Зайнетдин осторожно расспрашивал о тех, у кого есть красная обезьяна. В любой чайхане слухов больше, чем мух - их все разносит бродяжник ветер по узким городским улочкам. Но кто знает точно о таких вещах? О собственных обезьянах не кричат на каждом углу. И все же ходил чужеземец не просто так, было у Зайнетдина волшебное средство, чтобы узнать нужного человека.
В седьмой день своего пребывания в Багдаде проходил он мимо махалля, городского квартала, живущего по своим законам, когда руку его неожиданно обожгло. Голова льва на деревянной палке почернела и раскалилась, словно уголь, выдернутый из костра. У глиняной стены сидел старый дервиш, собирая милостыню. Но едва чужеземец остановился напротив и подал нищему динар, как тот отшвырнул монету, и, поднявшись, двинулся прочь.
- О, человек мудрости! – воскликнул Зайнетдин, догоняя старика. – Позволь поговорить с тобой тому, кто проехал тысячу фарсахов в поисках своей мечты.
- Кусс охтак, кусс охто, - грязно выругался дервиш в ответ, чем безмерно удивил и разозлил чужеземца. Бледное лицо Зайнетдина мгновенно стало тёмным, как закопченный казан, он вскинул свою палку и приказал:
- Я лишаю тебя воли, старик! Да разлетятся мысли твои подобно птицам и никогда не соберутся вместе без моего дозволения.
Обмякший дервиш опустился на колени, и взгляд его стал безумен. Чужеземец испуганно посмотрел по сторонам и, заметив, нескольких людей, ведущих нагруженного поклажей осла, приказал дервишу подняться.
- Отвечай, - тихо приказал он. – Знаешь ли ты человека, который владеет красной обезьяной?
- Знаю, - голос старика стал подобен шелесту листвы, безразлично облетающей с осенних деревьев.
- Как мне его найти?
- В квартале Урсу стоит каменный дом, где живёт купец Умар. Пять лет назад он был нищим, и мы вместе путешествовали от города к городу. Но однажды нам не повезло, и мы нашли обезьяну счастья.
Люди с гружёным ослом приближались, и Зайнетдин счёл за лучшее не встречаться с ними. Он увёл старика в переулок, где они уселись в тень большого дерева прямо на траву и продолжили разговор.
- Почему ты сказал, что твоему спутнику не повезло? – поинтересовался чужеземец. – Разве обезьяна не принесла ему счастья?
Старик что-то неразборчиво пробормотал, глаза его на мгновенье потеряли безумный блеск, а сам он дёрнулся и откинулся назад, распластавшись на траве.
- Проклятье! – выругался Зайнетдин. – Он мёртв!
На залитой солнцем веранде, в окружении трёх юных красавиц, сидел купец Умар, хмуро оглядывая свой двор. Пиала с чаем в его руке была полупуста, и над ней поднималось облачко горячего тумана. Казалось, вот-вот из тумана появится маленький джинн в зеленой чалме, шароварах и распахнутой на груди длинной рубахе и поинтересуется:
- О, великий господин мой! Прикажите исполнить любое желание своему рабу.
Но Умар не желал ничего. Сейчас он с тоской вспоминал старые времена, когда они вместе с другом бродили по пыльным дорогам Междуречья. Друг стал дервишем, а сам Умар – купцом. Некогда худой и стройный, теперь он располнел, обрюзг, имел большой дом, тайную сокровищницу, полную золота и драгоценных камней и целый двор слуг. На заре его будила красная обезьяна, желавшая «доброго утра» - обезьяна счастья. Нет, не бедность прежних лет вспоминал купец Умар, а полноту своего сердца. Крошками воспоминаний на ладони Тамхиги-и-дура была рассыпана его прежняя свобода.
- Господин, - услышал он подобострастный голос одного из слуг. – Я принес плохие новости, господин.
Умар поднялся на ноги и перегнулся через перила веранды.
- Говори, сын ишака, - хмуро проговорил купец.
- Ваш друг, бедняга дервиш, святой человек….он найден мёртвым недалеко от махалля.
Пиала с чаем выпала из рук Умара. Купец даже не заметил этого, надкушенное сердце его затрепетало в груди, а в ушах прозвучал ехидный голос красной обезьяны: «пришло время платить, купец»
- Как? Он убит? – выдохнул Умар.
- Не могу знать, господин… Люди рассказывают, что на теле не найдено ни одной царапины. Видно, Аллах, призвал к себе достойного, чтобы наградить его.
- Па-а-ашёл вон! – внезапно взорвался Умар и, развернувшись, направился в дом.
Закрыв двери и запретив идти за собой, он спустился в подвал, откатил в сторону большую деревянную бочку и через потайную дверь прошёл в сокровищницу. На большом сундуке с золотом сидела красная обезьяна. Руки и ноги у нее были накрашены, на поясе висела синяя тряпка, а глаза подведены сурьмой.
- За тобой пришли, - Умар остановился на пороге и долго привыкал к тусклому свету старой лампы, что горела на высокой подставке посередине помещения.
- Ты был предупрежден, купец, - обезьяна перелезла с одного сундука на другой и хитро подмигнула Умару. – Краденое счастье счастьем не бывает.
- Я отдам тебя сам! Скажи мне имя врага.
- Меня? Сам? – удивилась обезьяна и скорчила ехидную рожицу. – Ты знаешь правила, купец, меня нельзя отдать задаром. Меня нельзя даже продать, только обменять на худую обезьяну, что каждое утро будет откусывать у тебя по маленькому кусочку сердца. Никто не сможет жить с худой обезьяной дольше одного срока. И это будут страшные мучения! Но мудрый шайтан, мой хозяин, справедлив: убей своего врага, и я останусь у тебя ещё на пять лет.
В 1052-ом году по хиджри, в последний день месяца шаввала, на кладбище за северной стеной города Багдада хоронили бедного дервиша. Его тело было завёрнуто в исфаханский ковёр, под чтение Корана дервиша опустили в могилу, и купец Умар первым бросил горсть земли.
- Завтра мы встретимся с тобой, мой достойный друг, - тихо произнёс он. – Встретимся и снова разойдемся. Ты отправишься в Сады благодати, и среди лотоса, лишенного шипов, и талха, увешанного плодами, тебе поднесёт полный кубок полногрудая юная девственница. А мой путь лежит под мостом Сират, ниже первого неба – в самый ад. Помолись за меня перед Аллахом, ведь молитва праведника стоит тысяч молитв таких, как я. Клянусь нашей дружбой, я отомщу за тебя.
Умар встал с колен и, не глядя на изумленных его речью спутников, отправился домой, не отвечая на поклоны и приветствия встречных прохожих. Сегодня он совершил свой последний грех – ходил к гадалке Фатиме, что жила у Северной стены в жалкой лачуге, но славилась тем, что никогда не ошибалась в предсказаниях. Он отдал гадалке два огромных бриллианта, и лишь тогда она согласилась ответить на его вопрос. Ответ уместился в пять слов: «ты умрёшь сегодня после заката». Купец долго стоял у ворот лачуги, а затем, решившись, направился в самый бедный район Багдада.
Луна была полной. Как обычно в этот месяц над ладонью Великана по имени Тамхиги-и-дур - от каменных пальцев Обители снегов до запястья Эритрейского моря. Прихрамывая, Зайнетдин подошел к воротам и, обнаружив их открытыми, изрядно удивился. Оглядываясь по сторонам, прошел по огромному пустому двору и поднялся по ступенькам на веранду. На маленьком столике стояла неубранная полупустая пиала с остывшим чаем. Слуг нигде не было видно, даже собаки и те не лаяли во дворе, почуяв чужого. Зайнетдин поудобнее перехватил свою палку, ощерившуюся раскаленным углём львиной пасти, и шагнул в дом. Прошел по освещенной свечами дорожке в дальнюю комнату, остановился, прислушиваясь к полной тишине у лестницы, убегавшей в подвал, и стал осторожно спускаться вниз, готовый в любой момент отразить нападение. В подвале ярко горели свечи, а у большой деревянной бочки рядом с закрытой дверью стоял хмурый, обрюзгший купец Умар. В руках он держал меч – неумело и неуклюже.
Зайнетдин облегченно выдохнул и улыбнулся. Купец. Меч. Всего-то…
- Умр-и-и-и-и! – выкрикнул Умар и, размахивая мечом, бросился к чужеземцу.
В ответ тот лишь взмахнул навстречу своей палкой, и она перерубила булатную сталь старинного меча пополам. Ещё один взмах, и купец отлетел к стене, сполз на пол, несколько раз дёрнулся в агонии и затих. Только неожиданная улыбка в последний миг озарила его лицо. Так он и умер с этой странной улыбкой на устах. Не обращая больше внимания на хозяина, чужеземец рванул дверь на себя и застыл на пороге, привыкая к тусклому свету лампы. На большом сундуке с золотом и драгоценными камнями сидела кривая тощая обезьяна, обернутая в порванную грязную тряпку….