Первая любовь

Николай Иваненко
     Я перебрался из деревни в небольшой приморский посёлок, основанный на базе местного  завода. Это райский уголок, расположенный на мысе, глубоко вдающемся в море. С севера посёлок отгорожен невысокими горами от материковой части, с востока и юга тоже невысокие горы, но за ними – море и пляжи. С юго-запада вплотную к посёлку прилегали пляжи с золотыми песками. Я поступил на завод матросом на катерах, с которых производили гидроисследования в морских глубинах.
    На заводе я находился положенные восемь часов, остальное время был предоставлен самому себе, и от нечего делать обследовал окрестности.
    Береговая полоса не была единообразной бесконечной линией с песком. Через отрезки примерно 500-800 метров она прерывалась малыми мысами, то есть, скальными образованиями, заходящими в море. Первый пляж, вплотную прилегающий к посёлку, тянется от Васюковой горы (она так называется в честь единственного хозяина по фамилии Васюков, прилепившего свой частный домик к её склону) до первого мыса. За первым мысом второй пляж, далее третий и четвёртый.
    Однажды я решил пролезть по скалам вокруг первого мыса и посмотреть, что там дальше. Где перепрыгивая,  где перебираясь на четвереньках по огромным скальным обломкам, я, наконец, взобрался на последний валун, высотой более трёх метров над водой, откуда открывалась красивая панорама второго пляжа. Он был безлюдным. Я стоял во весь рост на острой вершине огромного обломка скалы; на мне были широкие,  привезённые из деревни, трусы, и приятный бриз слегка развевал их, как знамя. Я обозревал пляж с дальнего конца, постепенно переводя взгляд к ближнему. И вдруг увидел метрах в пяти прямо перед собой… богиню. Она была… в чём мать родила, лежала спиной на гобелене, заложив обе руки под голову и раскинув ноги. Я застыл, как громом поражённый. Помнится, я был в шоке от всеобщего раздевания на пляже (для деревенского жителя это было дико), но там на отдыхающих оставались плавки и лифчики. Я вскоре к этому привык. А тут! Никакого прикрытия!
    Впрочем, шок длился недолго. Через несколько мгновений мужское любопытство к женскому естеству стало преобладать. Я увидел: пышные русые волосы, веером рассыпанные по ковру выше головы, курносый носик, прикрытый бумажным зонтиком для предохранения от «возгорания», губки-вишенки бантиком, «лебединая» шейка, небольшие прямо торчащие груди с крупными алыми сосками, узенькая талия, животик с приятной выемкой посредине, чуть затемнённый треугольник пониже живота, очень стройные ножки идеальной формы и маленькой ступнёй.
    Из оцепенения меня вывел её нежный голосок:
 -  Эй, семейки, не испорти глаза!
    Кровь хлынула мне в голову, как будто меня застали за очень неприличным делом. Я бросился в воду и поплыл в сторону открытого моря, ничего не соображая.
 -  Эй, семейки, далеко заплывать опасно! – снова услышал её наставление.
    Действительно, куда это я? Обратно может не хватить сил. Спасибо, что остановила. Я развернулся и поплыл обратно к берегу. А она надела халатик, подобрала коврик и пошла вверх по тропинке, протоптанной через вершину мыса в сторону посёлка.
    Вечером были танцы. Они проводились культмассовиками на бетонном пятачке, специально построенном для этого. Пятачок располагался в углу сквера, огороженного невысокой стеной из камня ракуша, со столбиками чуть повыше. Вокруг пятачка была скамья, постоянно занятая людьми более зрелого возраста, которым некуда было податься, и они развлекались тем, что наблюдали за танцующими, критически оценивая стиль и возможности каждого, кто попадал в поле их зрения. Мест не хватало, поэтому ограда тоже служила седалищем и всегда была заполнена молодёжью, как курами на насесте.   
    Я танцевать не умел и стоял, прислонившись плечом к одному из столбиков, наблюдая за происходившим на площадке.
 - Эй, семейки, почему не танцуешь? – вдруг услышал я нежно-воркующий голос и почти вплотную перед собой увидел её лицо. Я вновь почувствовал дикое смущение от обращения «семейки», мгновенно перепрыгнул через забор и убежал в темноту. Но не ушёл совсем, а, замаскировавшись, начал её рассматривать.
    Волосы у неё были распущены и достигали ягодиц. С правой стороны над ухом блестела перламутровая заколка. На ней было вечернее платье: бордово-атласное, длинное, с большим вырезом на спине. Впереди на платье был ромбовидный вырез, открывающий часть бюста. Выше выреза – брошь с изумрудами. На левой руке – золотое кольцо, тоже с изумрудом. На ногах – босоножки с изящным каблучком, с застёжкой у щиколоток и узкой перепонкой около пальцев. Её облачение резко контрастировало с одеянием остальных, из чего я понял, что она – дочь большого начальника. Это открытие меня разочаровало. Её образ уже запечатлелся в моих глазах. Как говорится, любовь с первого взгляда. Но куда мне, матросу лягушачьего флота, до дочки большого начальника!
    Тем не менее, я заболел ею. Я узнал, где она живёт, что зовут её Надя, что она – дочь главного инженера завода, что ей 17 лет, как и мне. Узнал также, что её обхаживает сын другого большого начальника. Однако, я уже, как говорится, втюрился и всё свободное время тенью ходил за нею поодаль. Если случалось идти встречным курсом, я немедленно скрывался за какой-нибудь угол.
    Конечно, она не могла не заметить за собой «хвост». При её попытках установить контакт, я убегал. Однажды, перехитрив меня, она вынырнула передо мной и, схватив за руку, пресекла попытку к бегству.
 -  Ты почему преследуешь меня? – спросила она приятным нежным голосом, глядя мне прямо в глаза. «А её глаза тоже подстать изумрудам». Я опустил глаза и, преодолев смущение, решил ответить:
                Влюбился я в одну девчонку.
                И каждый день с ума схожу:
                Болит теперь моя печёнка,   
                И места я не нахожу.
                А почему? Не знаю, право,
                Я с нею даже не знаком.
                В мечтах о ней я забываюсь
                И засыпаю сладким сном.
                И снится мне, что я спасаю
                Её из вод морских, снегов,
                С высоких круч за ней бросаюсь.
                Везде лететь за ней готов.
 -  Давай пройдёмся вместе, - предложила она и намеревалась взять меня под руку. Я вспыхнул от счастья и уже представил на себе завистливые взгляды сверстников. Но тут её окликнул парень с длинными волосами и увёл от меня.
    Этот контакт не придал мне смелости. Я продолжал тенью ходить за нею, избегая лобовых встреч. Так что ей снова пришлось, проявив изобретательность, неожиданно стать передо мной, схватив за руки для страховки. Меня будто током пронизывало от её мягких нежных ладошек с изящными пальчиками. Я боялся пошевелиться и очень хотел, чтобы она подольше не отпускала меня.
 -  Пойдём, погуляем, - предложила она. Я оглянулся - длинноволосого не было видно.
 -  А куда?
 -  На пляж.
 -  Нет, там будет он.
 -  Тогда пойдём за Васюкову гору.
 -  Нет, - отказал я, ничего не объясняя. Дело в том, что под брюками у меня по-прежнему были ненавистные трусы-семейки. Я ещё не получал даже первую зарплату, чтобы купить плавки. Возможно, она это тоже поняла:
 -  Тогда пойдём на холмы.
    Ей было весело. Она прыгала, будто играла в классики, делала круги вокруг меня, срывала попадавшиеся цветочки, заразительно смеялась при каждой шутке. У меня тоже на душе был праздник.
    Наконец, мы на холме. Вершина его оказалась плоской, даже немного вогнутой. Вероятно, эта впадина собирала всю, случайно залетевшую сюда влагу, вследствие чего здесь росла густая трава, в отличие от склонов, покрытых щебёнистой россыпью и почти без растительности. Надя сняла платье, оставшись в купальнике, и растянулась на траве. Я снял только рубашку и расположился почти рядом. Совсем близко располагаться к этой божественной красоте я стеснялся.
 -  Почитай мне свои стихи, - попросила она.
                Мечты, мечты! Куда влечёте
                Меня всё время вы с собой?
                Чем больше надо мной вы верх берёте,
                Тем больше становлюсь я сам не свой.
                О, как бывает сладко с вами…
    Но нам не суждено было побыть вдвоём. Откуда-то появились два парня, и, игнорируя меня, расположились вокруг Нади. Один уже поглаживал её по бедру, другой положил руку на грудь. Белый свет померк перед моими глазами. Я взлетел, как пружина, и толкнул негодяя. Произошло некоторое замешательство, и, воспользовавшись этим, мы с Надей схватили одежду и пустились наутёк. Далеко, правда, убежать не смогли. Босые нежные ножки Нади не могли быстро бежать по каменистым россыпям. И парни догнали нас. Один уже протянул руку, чтобы схватить её развевающиеся волосы. Я дико взвизгнул и бросился ему под ноги. Он перелетел через меня. Я вскочил и тут же столкнулся со вторым. Оба ухватились за меня. Мне поставили фингал, распороли чем-то острым руку, но я сумел выскользнуть и удрать. На подходе к посёлку парни отстали. Надя взяла мою руку, начала обдувать рану и очищать прилипший мусор. Тут появился длинноволосый и опять увёл её.
    Больше недели после этого мы не могли встретиться: длинноволосый не отходил от неё ни на шаг. Надя, возможно, видела меня или чувствовала, что я рядом, поэтому, когда длинноволосый пытался целовать или тискать её, она всячески уворачивалась.
    Но, наконец, длинноволосого рядом не оказалось, и мы пошли навстречу друг другу. Я предложил пойти на дальний пляж (я уже купил плавки). Настроение было отличное. Мы резвились, как дети. При переходе через первый мыс, который был высоким и крутым, я первый перепрыгивал с выступа на выступ и протягивал руки Наде. Иногда прыжок был довольно большим, и тогда она буквально налетала на меня. От её прикосновений у меня захватывало дух. Перевалив через первый мыс, мы обнаружили там много отдыхающих и решили идти дальше, пока не оказались одни. Мы пробыли вдвоём целый день: купались и кувыркались в воде, бегали, как сумасшедшие, по пляжу, кричали и смеялись. Мы лежали на песке, и я по её просьбе читал стихи. Потом она заснула, положив голову на мой живот. А я спать не мог. Я теребил её шёлковые волосы, слушал её ровное спокойное дыхание, отгонял мух, любовался её божественными чертами. У меня затекла спина, по ногам побежали судорожные мурашки, но я не шевелился, боясь спугнуть её, по-видимому, приятный сон (она улыбалась).
    Мы пошли домой, когда солнце уже скрылось за горами, и возвратились в посёлок, когда стемнело. Она предложила встретиться завтра вечером на первом мысу, на что я с готовностью согласился, потом неожиданно поцеловала меня и ушла. «Боже! Я счастлив!» –  мысленно воскликнул я, подняв лицо к небу и широко раскинув руки.
    Но встретиться на другой день нам было не суждено. На заводе началась авральная работа по выполнению плана. Мы отправлялись в море в шесть часов утра и возвращались ночью. Работа изматывала. Свободного времени оставалось только на восстановительный сон. И продолжалось это больше недели, включая выходные дни.
    Когда, наконец, появилась возможность вовремя возвратиться с работы, я обыскал весь посёлок, осмотрел сквер, обследовал пляжи, но Нади нигде не нашёл. Удручённый,  я бесцельно брёл в сторону так называемой лодочной станции. Она состояла из небольшого деревянного пирса, высотой около метра, и одной лодки. Лодка принадлежала местному ОСВОДу, но спасателей в штате не было, и лодку никогда не спускали на воду.  Дойдя до пирса, я поднялся на него. Вплотную к нему на песке стояла обшарпанная ОСВОДовская лодка, а за её бортом… О, боже!... длинноволосый с заросшей грудью, голый,  лежал на…  голой моей богине. У меня помутилось в голове, и я грохнулся на  досчатый настил.
    Очнулся от того, что на меня брызгали водой и обмахивали соломенной шляпкой. Я увидел их лица, склонённые надо мной. Мне стало жутко стыдно за увиденное перед этим. Кровь прилила мне в голову. Сердце бешено заколотилось. Я вскочил и убежал со всех ног домой, в общежитие, где лёжа на кровати, подняв ноги на спинку, а взгляд в – потолок, переваривал своё горе. Ребята, жившие со мной, с беспокойством спрашивали, не случилось ли чего. «Ничего», - отвечал я односложно.            
    На другой день я лежал в своей излюбленной позе, когда в дверь постучали. Я не обратил на это внимания – мне было наплевать на всех и вся. Но дверь открылась, и в комнату вошла… она. Я вскочил и замер. С минуту мы молча смотрели друг на друга. Её волосы, обычно распущенные, на этот раз были заплетены в длинную косу. На ней была белая футболка в обтяжку, подчёркивавшая исключительную стройность её фигуры. На ней была белая плиссированная юбка, а на изящных ножках не менее изящные танкетки.
 -  Здравствуй, - наконец произнесла она.
 -  Здравствуйте, - ответил я неожиданно осипшим голосом.
 -  Почему ты исчез после нашей прогулки?
 -  Об этом Вы могли бы узнать от своего отца. (Её отец – главный инженер завода выходил на работу вместе с моряками  и уходил домой только после возвращения с моря последнего корабля).
 -  Ты прости меня. Он – мой друг с детства (имеется ввиду длинноволосый), а с тобой я знакома всего два месяца.
 -  Нет, нет. Вы не должны оправдываться.
 -  Я выхожу замуж за него.
 -  Счастья Вам!
    «Боже мой! Первая любовь, какая она короткая и…дурацкая!» На моих глазах появились слезинки и, не спеша, покатились вниз. Надя подошла ко мне, нежно стёрла их пальчиком и вдруг, обняв, приникла к моим губам.
«Благодарю тебя, Господи, за эти блаженные минуты!».