6.7. Десять тысяч над землёй
Мы летели в Россию.
Передо мной на столе лежал Устав Общества «Аврора» – пухлая брошюра в сто пятьдесят страниц, предназначенная для членов-хищников. Главы, разделы, параграфы, пункты и подпункты. Я листала, читала и не переставала поражаться.
– Кто это написал? – спросила я.
– Я, – ответила Юля. – Помогал мне Оскар. Он ушёл из Ордена после того, как добился для тебя замены смертного приговора на тюремное заключение.
– Из-за меня?
Юля улыбнулась.
– А из-за кого же ещё? В «Авроре» он занимает гораздо более высокий пост, чем занимал в Ордене.
– И вы переманили многих членов Ордена?
– Четверть. В основном это те, у кого были нелады с орденским порядком, а также те, кто стал хищником сравнительно недавно – они легче поддаются убеждению. Костяк Ордена, состоящий из матёрых старых хищников, конечно, переубедить невозможно. Мы также принимали и продолжаем принимать в наши ряды освободившихся из орденской тюрьмы. Орден их обидел, а мы принимаем с распростёртыми объятиями, лечим и даём работу. Иногда мы превращаем в хищников и принимаем в наши ряды новичков из людей, но не слишком часто. В основном, это молодёжь.
Я спросила:
– А какая же должность или работа уготована мне?
Юля взяла мои руки и ласково сжала.
– Аврора, ты можешь делать всё, что захочешь. А можешь и ничего не делать. Принимая во внимание то, сколько тебе довелось выстрадать, тебе нужен длительный отдых для восстановления здоровья. Тюрьма Ордена всё-таки не санаторий... Не беспокойся, мы обеспечим тебя всем необходимым. Ты не будешь ни в чём нуждаться.
Я усмехнулась.
– То есть, ты предлагаешь мне уйти на покой?
Она засмеялась.
– Решать тебе, конечно. И что бы ты ни решила, мы примем это. Как ты захочешь, так и будет.
– Я пока не знаю, что буду делать, – сказала я. – Чтобы принять решение, мне нужно некоторое время.
– В твоём распоряжении сколько угодно времени, – сказала Юля. Определяйся. Спешить не надо. И не стесняйся, если тебе что-то понадобится, обращайся прямо ко мне, а я позабочусь о том, чтобы твоё желание было тотчас же удовлетворено. Я занимаю в «Авроре» самое высокое положение – я её президент и хозяйка, но всё, что принадлежит мне, в равной степени и твоё. Как и я сама.
– Но с какой стати? – спросила я.
– Ты – мой учитель, Аврора, – сказала Юля. – И мой друг. Всё, что я создала, было создано с мыслями о тебе, с любовью к тебе... С надеждой, что ты будешь мной гордиться.
– То, что ты сделала за каких-то пять лет – просто невероятно, – сказала я. – Наверно, ты гений.
Юля улыбнулась.
– Для меня нет похвалы выше, чем твоя похвала. Я счастлива. Но я создавала всё это, конечно же, не одна. У меня хорошая команда.
– Подобрать хорошую команду тоже нужно уметь, – сказала я.
За иллюминатором плыли облака, посеребрённые луной. Роскошный салон самолёта был приглушённо освещён, я утопала в мягком кресле со светло-бежевой обивкой. На столике лежал раскрытый Устав. Мне было тепло и уютно. Юля, сидя рядом со мной, нежно обнимала меня за плечи. Мои крылья отдыхали, и вместо них меня несли в воздухе железные крылья самолёта. Я обвела взглядом салон.
– Всё это – тоже noblesse oblige?
Она улыбнулась.
– Да, моё положение обязывает меня ко многому. Кроме того, я нахожусь под пристальным вниманием многих – не скажу, что всех в мире, но весьма многих. Поэтому я уже не всегда могу использовать мои крылья, как рядовые авроровцы. Приходится быть осторожной, ведь я на виду.
Я спросила:
– А что будет, если кто-то из членов «Авроры» – я имею в виду нас, хищников – нарушит устав?
– Смотря как нарушит, – ответила Юля. – Санкции могут быть разными, в зависимости от степени серьёзности нарушения. Самая крайняя – изгнание из рядов «Авроры». Если такой изгнанный попадает в лапы к Ордену – я ему не завидую... Кэльдбеорг – самое меньшее, на что он может при этом рассчитывать.
6.8. Гуманность
В кабинке лифта мы с Юлей спускались на подвальный этаж высокого офисного здания.
– Сейчас ты сама увидишь, как у нас всё поставлено.
На подвальном этаже был офис «Авроры» – один из многих. Офис как офис: светло, гладко, чисто и стильно. Строго, просто, но добротно.
– Ну вот, – сказала Юля, обводя взглядом помещение. – Примерно такие офисы у нас повсюду.
«Рисепшен»: девушка в деловом костюме. Хищник чует другого хищника издалека, и меня не обманули ни румяна на её лице, ни подкрашенные губы. До сих пор я никогда не видела хищников, занятых на работе в офисе, и эта представительница нового поколения хищников, совсем не такая мрачная и нисколько не страшноватая, как некоторые члены Ордена, приятно меня удивила. Юля предъявила девушке своё удостоверение президента «Авроры», и девушка подобострастно привстала из-за своей стойки и прочистила горло, но у неё всё равно получилось глуховато:
– Госпожа президент... Добро пожаловать.
Она перевела взгляд на меня. Одета я была прилично, но мой измождённый вид и щетинистый череп вызывали некоторые сомнения. Юля сказала:
– Аврора в удостоверениях не нуждается.
Девушка на «рисепшене» смогла только сглотнуть и произвести своим телом комбинированное движение – кивок-поклон-реверанс.
– Мы в хранилище, – сказала Юля.
Хранилище – просторное, но довольно сумрачное и по человеческим меркам весьма прохладное помещение – чем-то напоминало морг. Прежде чем мы туда вошли, нам выдали белую спецодежду, бахилы, шапочки и маски. В нём было около пятидесяти больших резервуаров наподобие ванн, наполненных жидкостью, в которой, облачённые в водонепроницаемые костюмы, лежали люди. В жидкость они были погружены по подбородок, а воздушные пузыри на костюмах поддерживали их на плаву. От костюмов отходили тонкие трубки, по которым из тел вытекала кровь. Возле каждой ванны стояла капельница, из которой по трубке, подсоединенной к рукаву костюма, поступал прозрачный раствор. Глаза всех людей в ваннах были закрыты, а волосы коротко острижены – и у мужчин, и у женщин.
– Впечатляет, – сказала я. – Но чтобы содержать их, нужны деньги.
– Само собой, – улыбнулась Юля под своей маской. – Оборудование, костюмы, препараты – всё это стоит денег, но для того «Аврора» и вступила в деловой мир людей, чтобы их зарабатывать. Но во сколько бы всё это ни обходилось, для всех членов «Авроры», питающихся кровью, она по-прежнему бесплатна. Разумеется, чтобы получать её, они должны работать, и каждый член «Авроры» выполняет какие-либо обязанности. «Аврора» ещё не полностью перешла на донорскую кровь, но года через три переход завершится. И нам вообще больше не придётся убивать.
Если хищники были способны на гуманность, то это было её наивысшее проявление.
6.9. Продукт
– Не желаешь ли оценить качество продукта? – предложила Юля.
В соседнем помещении мы сняли спецодежду и маски и уселись в удобные мягкие кресла. Комната эта была по стилю своего оформления похожа на офис, в который мы вошли; здесь стояли красные кресла и маленькие невысокие стеклянные столики, аквариум с красочным рыбами и большой телевизор. На стене висела таблица, озаглавленная: «Нормы потребления продукта».
– Продукта?
Юля улыбнулась.
– Да, так здесь принято называть кровь.
Таблица гласила следующее:
Рядовые члены «Авроры» – 1500 г/сутки
Чистильщики – 1800 г/сутки
Бойцы – 2000 г/сутки
Специальная категория – без ограничений
Я спросила:
– У «Авроры» есть бойцы?
– Разумеется, – ответила Юля. – Как говорится, хочешь мира – готовься к войне. Бойцы у нас есть, и было бы беспечностью с нашей стороны, имея под боком Орден, их не завести.
– А если кто-то, уже употребив свою норму, захочет получить ещё? – спросила я.
– Ну, это исключено, – сказала Юля. – Если хищник сыт, по нему это видно. И если голоден – тоже.
– А что это за специальная категория?
– Высшее руководство «Авроры». Ну, и сама Аврора, конечно.
Вошла девушка в белой одежде и перчатках и внимательно взглянула на нас. Улыбнувшись, спросила:
– Спецкатегория?
– Ага, – ответила Юля весело. – Мне полторы тысячи грамм, пожалуйста.
Девушка перевела приветливый взгляд на меня.
– Вам?
– Ограничусь тысячей, – сказала я.
Девушка принесла и положила перед нами на столик прозрачные мягкие пакеты с носиками, которые были закручены пробками. Юля взяла свой, открутила пробку и принялась высасывать содержимое. Я взяла в руки второй пакет. Сквозь прозрачный хирургический пластик чувствовалось живое тепло, как будто я держала в руках некое непонятное существо без рук, без ног и без головы, состоявшее из одного живота, в котором булькала кровь.
– Свежая?
Юля, не отрываясь от своего пакета, кивнула. Я рискнула открутить пробку и сделать небольшой глоток.
– Ну, как? – спросила Юля.
– Немного непривычно.
6.10. Вы меня, наверно, не помните
Пятьдесят пар глаз изучали меня. Они рассматривали мой элегантный чёрный костюм, подаренный мне Юлей, который не очень хорошо сочетался с моей щетинистой головой, но никто не смел сказать мне, что меня уродует моя причёска. Все знали, что я недавно освободилась из орденской тюрьмы, в которой я – цитирую фразу из моей биографии – «подвергалась изощрённым пыткам и переносила страдания, которые не всякому под силу перенести».
Меня попросили рассказать, и я рассказывала. Пятьдесят пар ушей слушали мой рассказ о том, что это за место – тюрьма Кэльдбеорг, и каково мне там было сидеть. Почему-то всех это интересовало больше всего. Слушали внимательно, ловя каждое слово. Содрогались. Хмурились. Осторожно спрашивали. У кого-то был приоткрыт рот. Я ничего не преувеличивала, рассказывала всё, как было, и в глазах Каспара, сидевшего в первом ряду, я читала подтверждение каждого моего слова. Он сопровождал меня на все встречи. На некоторых присутствовала и Юля, но сегодня её не было.
Было много молодых – новообращённых. Они волновались, когда я задерживала на ком-то из них свой взгляд. Волнение, смущение, а иногда и благоговейный трепет – вот что я видела на их лицах. Я не знала их, видела их в первый раз, но они все знали, кто я такая.
Сегодня с самого утра я чувствовала себя не очень хорошо, но ничего не сказала ни Каспару, ни доку. Преодолевая слабость, я стояла за небольшой кафедрой. Почему-то никому не пришло в голову поставить стул, а я бы от него не отказалась. Но просить принести его я не стала. Чтобы никому не показать, что мне трудно стоять, я старалась опираться на кафедру лишь слегка, хотя у меня было большое желание просто повиснуть на ней. Это была моя единственная опора.
– Заключённые умирают там? – спросили меня.
– Впадают в анабиоз от плохих условий и плохого питания, – ответила я. – Их не возвращают к жизни, а просто избавляются от них. Да, это своего рода смерть.
Я чувствовала себя не совсем здоровой и испытала бы огромную признательность к тому, кто предложил бы мне присесть. Но никто не предлагал. Поднялась одна рука.
– Да, слушаю вас.
Встала молодая хищница. Ничего особенного: волосы русые, зачёсаны назад, тёмный свитер. Она очень сильно волновалась.
– Аврора… Вы меня, наверно, не помните… Конечно, вы меня не помните, потому что это было давно. Но я это запомнила на всю жизнь…
– Мы знакомы? – спросила я.
На неё стали оборачиваться. Она залепетала прерывающимся от волнения голосом:
– Мы встречались всего один раз, вы не можете помнить, прошло много времени… Я… Мне выпала честь быть спасённой вами. Вы меня спасли от мужчины… Который меня душил в парке… Я Катя… Я вас ещё хотела напоить чаем, но вы отказались… Сказали, что не пьёте его… Я тогда не знала, почему. Теперь знаю… Теперь я сама его уже не пью. Я Катя… Вы… Вы не помните?
Я смутно вспомнила её лицо, но даже не оно мне чётче вспомнилось, а спина мужчины, который её душил, и хруст его шеи. Да, кажется, она предлагала чай.
– Вы… Вы тогда мне говорили, чтобы я не ходила одна поздно вечером… Потому что… потому что…
– Катя, не волнуйтесь. Я помню этот случай. И я помню вас. Давно вы в Обществе?
– С самого начала. Вы правда меня помните?
– Да, помню. Приятно встретить вас снова.
– А можно… Можно мне… пожалуйста… подойти к вам?
– Прошу вас.
Она шла, провожаемая любопытными взглядами. Кто-то смотрел даже с завистью. От волнения она не смотрела себе под ноги и, поднимаясь на кафедру, запнулась.
– Осторожно, Катя!
Я подхватила её под руку, иначе она упала бы. От соприкосновения со мной она вся затрепетала. Казалось, она вот-вот упадёт в обморок от охвативших её чувств.
– А можно… Можно мне вас… – залепетала она.
Её руки дрожали, приподнятые, готовые меня обнять. Я позволила ей это сделать. И как раз вовремя: у меня закружилась голова и зазвенело в ушах. Я повисла на ней, и она от неожиданности пошатнулась.
– Катя, – прошептала я. – Я буду вам очень признательна, если вы поможете мне сойти с кафедры и куда-нибудь присесть…
– Что с вами?
– Вы не пугайтесь, Катенька… Просто немного закружилась голова. Мне бы присесть…
Её осенило. Глядя на меня сияющими глазами, она сказала:
– Вы тогда меня несли на руках… А теперь позвольте мне вас…
Признаться, я опасалась, что у неё не достанет сил, но она подняла меня легко. Днём она работала библиотекарем, а ночью – чистильщиком. В упоении прижимая меня к себе, как самую драгоценную на свете ношу, она шагнула, опять не глядя себе под ноги. Её нога ступила в пустоту: она не заметила края возвышения. Все повскакивали со своих мест, и я упала не на пол, а на два десятка вытянутых рук. Бедную Катю никто даже не подумал подхватить. За окружившими меня слушателями я не видела, куда и как она упала, но услышала звук падения.
– Катя! – звала я. – Помогите ей, она же расшиблась!
Моего призыва никто не послушал. Десяток счастливчиков, которым довелось подхватить меня, плотно меня обступили. Мне показалось, что им хотелось каждому оторвать себе от меня кусочек, и я в ужасе позвала:
– Каспар!
Каспар тут же вклинился и разорвал окружившее меня кольцо.
– Пропустите! Расступитесь! – рявкнул он. – Аврора, тебе плохо?
– Забери меня отсюда… – простонала я, падая на его руки.
Он сгрёб меня в охапку и вынес из аудитории. На лестнице мы чуть не столкнулись с Юлей: она поднималась по ступенькам в сопровождении дока Гермионы, Цезаря и Оскара.
– Что случилось? – встревоженно воскликнула она. – Что с ней? Аврора!
Она выхватила меня у Каспара и понесла вниз, а Цезарь, Каспар, Оскар и док сдерживали толпу, которая бросилась за мной вдогонку. Цезарь, как Геркулес, заслонил собой всю ширину лестницы и стоял намертво, выдерживая натиск пятидесяти тел, а Каспар и Оскар ему изо всех сил помогали. Док Гермиона, побыв с ними секунду, бросилась следом за нами. Мои же мысли были об упавшей с кафедры Кате.
– Юля… Там Катя упала, – бормотала я сквозь звон в ушах. – Она ушиблась… Я хочу узнать… Они меня поймали, а её – нет…
– Что? О чём ты говоришь, Аврора? – не понимала Юля, неся меня вниз по лестнице.
– Катя… – звала я.
Через пять минут я лежала в большом мягком кресле в чьём-то кабинете. Возле меня хлопотала док Гермиона, Юля сидела рядом, с тревогой глядя на меня. Дверь кабинета открылась, и вошёл Каспар, а следом за ним робко прошла Катя. Увидев и узнав ещё и президента «Авроры», она окончательно остолбенела. Каспар спросил меня:
– Это её ты звала?
Я кивнула. Каспар слегка подтолкнул Катю вперёд:
– Проходи, не бойся.
Она робко подошла к моему креслу, прихрамывая, и спросила еле слышно:
– Вы меня звали, Аврора?
Я, приподняв голову с подушки, сказала:
– Кто-нибудь, усадите же её…
Каспар подвинул Кате стул.
– Садись.
Но она не стала садиться на стул, а опустилась на колени передо мной. Низко опустив голову и закрыв глаза, она забормотала:
– Простите меня, пожалуйста… Простите… Я такая неловкая…
– Катя, ну что вы, успокойтесь, – сказала я. – Вы сильно ушиблись? Я вижу, вы хромаете.
– Ерунда… Пустяки… – бормотала она. – Простите меня…
– Док, – попросила я, – пожалуйста, осмотрите её. Что у неё с ногой?
– Присядьте на стул, дорогуша, – сказала док Гермиона Кате.
Осмотр показал, что у Кати был ушиб колена и локтя, а также растяжение связок.
– Ничего страшного, – сказала док Гермиона. – Тугая давящая повязка и холод – вот и всё лечение. Она же хищница, поэтому не стоит так беспокоиться. Уже сегодня всё пройдёт.
– Если можно, пусть повязка ей будет сделана, – попросила я.
Мои просьбы выполнялись беспрекословно. Принесли бинт, и док сама перебинтовала Кате ногу. Катя сидела, окружённая заботой, и не верила, что с ней это происходит наяву. Она продолжала бормотать извинения, но я перебила её:
– Катя, ну хватит уже просить прощения. Единственная пострадавшая здесь вы, а со мной всё в порядке.
Док хотела что-то возразить, но под взглядом Юли промолчала. Я попросила Каспара проводить Катю. Задержавшись у двери, она попросила что-нибудь на память. У меня ничего не было, чтобы подарить. Но, подумав, я подарила ей пёрышко из своего крыла.
6.11. Встреча
Из-за плотного графика встреч с членами «Авроры» у меня совсем не было времени навестить Карину, хотя я часто думала о ней и уже давно хотела её увидеть хотя бы одним глазком. Кажется, ей сейчас было уже десять лет, и она по-прежнему не знала, что у неё есть сестра. Хотя, может быть, ей лучше было не знать о такой сестре.
И всё-таки я отправилась в свои родные места.
Я приземлилась на крышу дома, стоявшего по соседству с моим и со щемящей тоской в сердце устремила взгляд на знакомые окна. Вот мой старый клён. А вот моё окно. Оно открыто и завешено тюлем. Уютный свет настольной лампы. Я села на ветку клёна – на ту самую, на которой я впервые увидела Эйне. Сквозь тюль было плохо видно, но мне и не нужно было видеть, чтобы понять, что я хочу туда проникнуть. Мои ноздри уловили запах, пленительнее которого мне ничего не доводилось испытывать. Всё моё нутро сладко сжалось от этого аромата, и весь мир перестал существовать для меня в этот миг. Безотчетно повинуясь охватившему меня желанию, я нарушила неприкосновенность жилища.
Моя рука откинула лёгкий белый тюль. Неслышно спустившись с подоконника в комнату, я осмотрелась. За письменным столом, озарённая светом настольной лампы и отблеском от монитора компьютера, спала хорошенькая, длинноволосая девочка в шортах и майке. Стол был завален учебниками. Щёчка школьницы покоилась на клетчатой странице толстой тетради. Я осторожно заглянула на обложку. Назимова Карина, 5 «А» класс.
Я склонилась над спящей девочкой. Её аромат кружил мне голову и пьянил, вызывая во мне сладостные спазмы, но это были не спазмы голода, а нечто иное. Я потянулась к ней ртом, но не для того, чтобы вкусить её крови. Я погладила её мягкие каштановые волосы и поцеловала в тёплую розовую щёчку. Её тёмные пушистые ресницы дрогнули, но она не проснулась.
Слегка обалдевшая от нахлынувших на меня ощущений, я стояла столбом, не отводя взгляда от спящей Карины. Что, если она проснётся и увидит меня? Нет, у меня и в мыслях не было причинить ей вред, но ведь она этого не знала. Понимая, что надо уходить, я всё-таки не могла сдвинуться с места, очарованная и потрясённая: странная слабость закралась во все мои суставы и мускулы. Вдруг Карина вздохнула, пошевелилась и открыла глаза.
В мои планы не входило показываться ей, но теперь было слишком поздно: она меня уже увидела. Подняв длинноволосую головку от страницы тетради, она смотрела на меня во все глаза, и трудно было понять, чего больше было на её лице – испуга или восторга. Чтобы успокоить её, я опустилась на колени и дотронулась пальцами до длинных свисающих прядей её волос.
– Кариночка... Куколка моя! Не бойся. Ты меня не знаешь, но я знаю тебя с самого твоего рождения и очень тебя люблю, поверь мне. Я никогда не сделаю тебе ничего плохого, не бойся меня.
Она, глядя на меня широко раскрытыми глазами, сказала чуть слышно:
– Я знаю тебя.
– Знаешь?
Она кивнула. И сказала – робко, как будто не была в этом уверена:
– Ты моя... мама.
– Почему ты так думаешь, куколка? – удивилась я.
Вместо ответа она достала из ящика стола сильно помятую фотографию, на которой была изображена невеста в гробу – бледная, красивая, с подкрашенными бровями, приподнятыми в страдальческом недоумении, будто её смерть была внезапной и очень мучительной. Я сразу узнала снимок: он был одним из тех, что я послала Алле после своих «похорон». Снимок имел следы небрежного обращения: на одном уголке был сгиб, другой уголок вообще оторвали. Ненависть моей мачехи дошла до меня спустя годы: я чувствовала её запах, слышала биение сердца её тени.
– Это не я её помяла, она такая и была, – поспешно заверила Карина. – Не сердись, пожалуйста.
– Я и не сержусь, куколка моя, что ты, – пробормотала я. – Откуда это у тебя?
– Я нашла её, – ответила Карина. – За книгами на полке. Папа говорит, что мама уехала... Но она не настоящая моя мама, потому что настоящая так не сделала бы... Моя мама – ты, да?..
До чего порой изощрённо работает детская фантазия! Карина, найдя фотографию мёртвой невесты, выдумала невероятную историю с ней и собой в главных ролях – историю своего рождения. Мамы не было рядом с ней, так отчего бы красивой, страдальческой и печальной мёртвой невесте не стать её мамой? Её можно было хотя бы оплакивать. Сколько слёз пролилось на эту многострадальную фотографию, сколько раз она ночевала под подушкой! Мне до боли в сердце хотелось прижать Карину к себе и сказать: «Да, я твоя мама», – но это было бы обманом. Зачем увеличивать количество лжи, тем более что одна страшная тайна уже есть – тайна исчезновения матери Карины? Я протянула к ней руки, и она доверчиво обняла меня за шею, прижалась всем своим тоненьким девчоночьим телом. Как только тёплое и хрупкое кольцо её рук сомкнулось вокруг меня, я поняла, что отныне моё сердце принадлежит ей одной. Оно и раньше ей принадлежало, но я осознала это по-настоящему только сейчас.
– Когда ты умерла, тебе было очень больно? – спросила Карина почти шёпотом.
– О таких вещах нельзя спрашивать, – сказала я замогильным голосом.
– Прости, пожалуйста, – прошептала она испуганно.
Я зарылась лицом в её восхитительно пахнущие волосы.
– Нет... Нет, куколка, это была не совсем смерть... Да, здесь, на фотографии, я выгляжу как мёртвая, и на кладбище даже есть моя могила, но... Это трудно объяснить. Это тоже жизнь, хотя и другая.
Она прошептала:
– Ты холодная...
– Не бойся, детка.
– Я и не боюсь тебя... мамочка.
Я прижала её к себе крепче, погладила её шелковистые волосы.
– Кариночка... Я бы очень хотела быть твоей мамой, но это не так. Увы... Хотя я тебе и не чужая. Некому было рассказать тебе обо мне, и поэтому ты не могла знать, что у тебя была сестра.
– Сестра?
Её объятия ослабели, она смотрела мне в лицо.
– Да, куколка. Это я. Меня зовут Аврора. Раньше у меня было другое имя, но оно осталось в прошлом, им меня уже никто не называет. Тебе лучше никому не говорить, что я приходила, потому что тебе всё равно не поверят. Даже папе не говори. Сейчас мне пора уходить, родная... Пожалуйста, не оставляй окно открытым. Если приду я, я постучу. Но всё равно, если услышишь стук, сначала смотри, а потом открывай.
Продолжение см. http://www.proza.ru/2010/04/23/1616