Так уж сложилось, что при слове "Геморрой", лица расплываются в улыбке.
Я думаю, что это потому, что "фон" смешной… Действительно, ведь смешнее попы нет ничего! А больной попы – тем более.
...Времена были застойные. Не только в политике и экономике, но и в… организме. Не мудрено при такой пище… От одного вида прилавков магазинов случался заворот кишок!
Однажды, что-то "завернулось" и у меня.
Описать эту боль не хватит таланта… Ну, зубы, знаете, болят?
Похоже, но это еще страшнее. В попе. Зубы. И не глянешь. И не подержишься...
Будто всунули горящую свечку в попу.
Так она и горит – днем и ночью. Без перерыва.
Конечно, рассказать о такой болезни никому невозможно. Во-первых, кто ж поможет, а, во-вторых, - засмеют. Смешно же… Попа.
Но делать что-то надо.
В нашем Институте работала очень симпатичная женщина. Звали её Таней Колонковской. Я интуитивно (тогда мало кто слышал о колонотерапии) понял, что она, возможно, имеет отношение к моим страданиям… Очень уж фамилия характерная…
Таня была женщиной очаровательной. Редкое сочетание еврейского происхождения и славянской внешности! Блондинка с голубыми глазами. Остроумная, веселая, умная, статная, ухоженная…
Её главной задачей в Институте была организация конференций, экспедиций, и других научных сходок. Конечно, она купалась в море любви и комплиментов маститых академиков и юнцов- м.н.сов! Отдавая предпочтение то одним, то вторым…
- Таня, - признался я ей, - я очень страдаю! Видишь, как у меня погас взгляд…
- Так иди к моему папе! Лучшего и более узкого (она глянула на меня весело сквозь, сложенные колечком, пальцы) специалиста нет ни в стране, ни в мире! Он – проктолог. И утверждает, что его палец был в заднице у английской королевы!
- Ты мне даешь шанс стать родственником английской короны?
- И так уже, чай, не чужие, - расхохоталась Таня.., - я с ним поговорю.
Уже на следующий день Таня сказала мне, где и когда меня примет её знаменитый папа. Он оказался, действительно, знаменитым проктологом!
- Танечка! А сколько стоит его консультация?
- Не вздумай! Ещё чего не хватало!
Я пришел в клинику, где принимал Профессор. Обычная затрапезная районная поликлиника.
В длинном мрачном коридоре собралась масса народу. Человек сто.
Вся эта толпа почему-то очень напоминала очередь в… ОВиР.
"И тут им первым открыта дорога, - подумал я, - но неужели геморрой поражает только евреев"?
Конечно, решение было проще: Профессор Колонковский принимал только по блату. А блат составляли его родственники, их родственники, родственнинки родственников…
Вся эта компания терпеливо, молча, ждала своего спасителя.
Ждали долго, не ропща.
И вдруг мрачный коридор озарился!
Высокий, молодой, необыкновенно красивый, как голливудская звезда, он вошел с ослепительной улыбкой, и громко сказал:
- Женщины – направо, мужчины - налево! Всех приму, не волнуйтесь. Входите по четыре человека.
Рассортироваться по признаку пола было делом несложным. Больше времени ушло на создание очереди. Но весь прием был таким скоротечным, что споры, кто раньше, кто позже, оказались бессмысленными!
В смотровом кабинете стояли четыре высоких топчана.
Медсестра голосом конферансье встретила нашу четверку:
- Мужчины, снимаем штаны, трусы, и ложимся на левый бок, поджимая колени к животу.
Ну, что сказать. Процедура унизительная. Правда! Какой же ты мужчина, когда лежишь на топчане со спущенными трусами, а сестра проверяет, правильно ли поджаты ноги…
Вошел Профессор.
Сестра помогла ему надеть перчатку.
Он быстро сунул палец одному…
Потом, переодев перчатку, – второму. Потом остальным.
На все это ушло времени не более пары минут…
Г-споди! Как же это больно!
Вот, уж точно, никто из страдающих геморроем, никогда не станет гомиком…
- Встали, мужчины! Оделись. Ждем вызова в коридоре.
Мужчины… Одно название.
Однако выползли. Стали под стенку. Ждем.
Маленький пожилой еврей тихонько прошептал мне:
- Я не пойму, - начал он с жутким акцентом, - а Вы что-нибудь понял?
- Что именно Вам не понятно?
- Как же это он может теперь вспомнить, что у меня, а что у Вас или у той женщины?
Мне стало жалко этого человека, которому было легче говорить, наверно, на идиш, но я думал о том же…
- Знаете, - попытался я его успокоить, - великие шахматисты дают сеансы игры на пятидесяти досках одновременно. Вслепую! Ведь как-то запоминают позиции!
- Он таки шахматист, - грустно сказал маленький еврей, и с надеждой добавил, - даст Б-г запомнил мою позицию.
Медсестра громко объявила мою фамилию, и я зашел.
Всё такой же улыбчивый, меня встретил Профессор. Он встал, взял со стола рецепт, подошел ко мне, почти вплотную, стоя спиной к своей медсестре…
В одной руке он держал рецепт, а другая была согнута в локте!
И меня осенило: он ждет деньги!
Что делать?! Танечка запретила мне даже думать об этом! Ну, пролетел я! Какой ужас!
Мы стояли друг напротив друга, и я чувствовал себя свиньёй неблагодарной! Вот же, дура! Ну, сказала бы, что надо дать четвертак… Нет же…
И тут пришло спасение!
- Танечка сказала, что, если Вы найдете нужным, то госпитализируете меня, - придумал я в отчаянии.
- Ах, Танечка! А как Вас зовут?
- Володя.
- Володя! Да, да! Володя! Рад с Вами познакомиться!
- Да уж, я думал, теперь Вы со мной глубоко познакомились, - сказал я, жестом повторив траекторию его знаменитого пальца...
- Замечательно! - оценил он мой невеселый юмор, - нет, не надо никакой госпитализации. Вот, эти свечки за неделю сделают Вас здоровым, - продолжая белозубо улыбаться, сказал Профессор, дал мне рецепт, и крепко пожал руку!
- Танька! Расскажи, пожалуйста, как твой папа запоминает, у кого, что?
- Он не запоминает! Просто почти у всех одно и то же! И всем помогают его замечательные свечки. Он запоминает только особые случаи, а такие случаются редко - один-два... Таких больных он оставляет, кладет в больницу, оперирует…
И действительно. Всё прошло.
С тех пор я стараюсь вызывать улыбки окружающих как угодно, но не смешной болезнью…
Тьфу-тьфу!