- ААА-ааааа, вопил мастер, перекрикивая ночную цикаду и ритмический скрип кровати за тонюсенькой асбестовой стенкой.
Дело молодое, Люся с Павликом в поте тел своих стругали наследника, или наследницу, разницы нет: материнский капитал важен, а пол будущего ребёнка, как Б-г на душу положит, так и хорошо.
Мастер лепил макет будущего бюста месяц с половиной. Он чётко представлял лик скорбного дитя. Белая глина пластично изъявляла причудливые формы, но всё было не то.
Андрон - странное имя, но данное родителями провидчески углядевшими в квёлом и молчаливом младенце будущую творческую сущность,- слюнявили пальцы и пролистывали словари имён.
Андрону ныне сорок четыре года, родители упокоились, он тороват и определённо знаменит, но творческий зуд одолевает всё реже, а знамения, истекающие скульптурными формами, обходят вовсе стороной.
Люся с Павлом бесбашенно гнут панцирную сетку кровати ещё и не зная, по юной глупости, что Люся уже на сносях и мутит её утром вовсе не от тухлого пива купленного в разлив у вороватых армян из бочки за углом. Тошнит и мутит Люсю, эмбрион младенца, сосущий Люсины соки и уютно расположившийся в срок и в место, отведённое матерью природой. Только Андрон, тонкий и нервный со странными душевными настройками видел припухшие губы и рыбьи глаза Люси, понимал, соседка скоро родит.
Андрон сбросил глину в эмалированный таз и пнул его с намереньем задвинуть до поры с глаз долой, ушиб ногу и, вскипев, прижался к давно не мытому оконному стеклу лицом.
Он плющил нос, перенося боль с саднящей ноги в глазные яблоки и кончик носа.
Разболелась голова, но Андрон успокоился. Плеснув в орнаментальную пиалу ручной работы (в шутку слепленную и расписанную Андроном), пару глотков писко.
Чилийская водка обожгла небо, быстро согрела грудь.
Андрон прислушался, цикады с новой силой ударили по скрипкам, но добавились басы: виолончель плакала и вела главную партию.
Андрон быстро одел домашний халат - 100% вьетнамский хлопок. Засунул в карман полиэтиленовый пакет, большой резак для бумаги и кирку ледоруб. Тихо и вкрадчиво скрипнула дверь студии мастерской Андрона. Хлипкий замок соседей отжал киркой Андрон легко и изящно. На цыпочках прошёл в одну большую комнату. Частое дыхание и тихие стоны. Запах, давно забытый запах соития - перченый и пряный, солёный и терпкий запах женского начала и мужского конца. Смутно белеет задница Павлика, качаясь маячком в сладкой амплитуде. Разбросанные ноги с крупными икрами Люси, и волосы, укрывшие никель задника кровати. Сбитые подушки на полу и под поясницей Люси.
- Хрясть, хрясть – острый ледоруб, свистя, рассёк воздух и смачно вошёл под лопатку Павлика. Рука скульптора крепка и точна, петля на древке надёжно удерживает ледоруб в шершавой мозолистой ладони. Люся вовсе не мучилась, и вернее всего ничего не успела понять – косой удар ледоруба сбрил аккуратно полчерепа беременной женщине.
Андрон неспешно закурил, медленно оттащил труп Павлика в угол комнаты, достал из кармана халата большой резак для бумаги и двинул к трупу Люси.
Удивительно сноровисто, будто каждый день свежевал трупы людей в анатомическом театре, Андрон вскрыл Люсю. Без всякой брезгливости рылся в разваленной резаком брюшине, подрезал и отсекал. Вытащив пятимесячного ребёнка, без колебания отсёк ему голову и поспешил в свою мастерскую.
Тёплой водой омыл кровь и оживил подсохшую глину. Голову удобно разместил на подносе среди фруктов, бурча себе под нос:
- Да, Андрон, да такой вот дьявольский натюрморт, но ты сделал это и обязан, ты слышишь Андрон обязан, искупить эти жертвы, и помни у тебя времени очень мало, практически нет.
Андрон постарался и превзошёл самого себя, гениальный лик скорбящего дитя был готов к утру.
Бодяга с судебно-медицинской экспертизой, признание через суд Андрона сумасшедшим и помещение в стационар, всё это длилось невыносимо долго. В бардаке российской правоохранительной системы макет бюста скорбящего дитя был утерян безвозвратно.