- Самое главное в жизни то, что ты до сих пор жив.
Я вздрогнул и отвел глаза от окна. В кухню вошел Лешка.
- Опять наблюдаем снег за окном? И как тебе проба пера новой зимы? – тихо и быстро проговорил он. – Кофе или чай?
- Кофе. Утро ведь. А ты чего так рано? – удивленно спросил я.
- Не спится.
- Ты почему такой сегодня?
- Так заметно?
- Ну, если ты начал день с философии, значит, твое настроение уже ниже ватерлинии.
- И давно ты так хорошо изучил мое настроение?
- Не ворчи. Твое настроение вошло в кухню одновременно с тобой и сделало серым все стены.
- Серые стены не от моего настроения, - обиженно проговорил Леха – а от нашего с тобой курения здесь – утвердил он и потянулся к сигаретам.
- Ага, поэтому ты снова захотел покурить. Температура есть?
- А куда она денется, если еще не куда бежать и ей так удобно в моем теле. Привычно и комфортно. – Леха закурил. Плоский и короткий звук зажигалки показался мне раздражающе сухим.
- А кофе мы уже не будем пить? – спросил я.
- Будем. Только надо найти кофе. Ты давно его покупал?
- В шкафчике наверху.
- А с какими-нибудь примесями уже нет?
- Ты же не особый любитель примесей в кофе. Что с тобой?
Леха достал пакет с кофе и засыпал порцию в кофемашину. Машина сухо затрещала и по кухне разлился аромат свежего кофе. Объемно-коричневатые линии запаха стали смешиваться с сигаретными сизыми лентами. Вот машина щелкнула, помигала своими глазами и через минуту выдала нам по чашке ароматной коричневой жижи. Запах свежесваренного кофе усилился. В кухню протиснулась рыжая кошка. Именно протиснулась, потому что закрытую дверь открыть полностью ей было не под силу. Она уселась посередине кухни и внимательно оглядела нас. Я заблаговременно отвернулся. Кормить это чудовище сыром мне не хотелось. Леха вздохнул, открыл холодильник и достал сыр.
- Ну хоть ты меня заставляешь есть – проговорил он.
- Можно подумать, что ты будешь пить кофе с сыром. Ты ж еще не докурил. – проворчал я в ответ на его сентенции.
- Не хами. Даже царство мертвых мечтает о вежливости. – ответил он и кинул кусочек сыра кошке. Та, недолго раздумывая, ухватила кусочек зубами и спряталась под стол.
- Даже кошка не рискует сегодня к тебе приставать. Выпей фервекс потом, и ложись спать. Мне кажется, что кому-то очень сильно достанется сегодня. И почему-то, этим кем-то, обязательно буду я. – допив кофе, буркнул и задумался, решая, покурить здесь или в машине, так как все равно надо бы съездить на рынок и купить чего-нибудь вкусненького. Плохое настроение Лешки меня не устраивало. – Я на рынок.
- Ты тоже считаешь, что греки придумали философию от того, что было достаточно рабов, которые могли обеспечивать их тело? – вслед произнес мне Леха.
От удивления я остановился в дверях кухни. Оглянулся и понял, придется курить в кухне. Вернулся к столу, включил кофемашину и подставил чашку. Курить без кофе в кухне мне не хотелось. Леха растерянно смотрел на меня.
- Я не философ. – ответил ему и взял готовую чашку. Прикурил и уселся на подоконник. – Чего тебя с утра понесло в дебри греческой философии, рабства и тел?
- Не, Дим. Ты – философ. Только твоя философия не академична, а цветная.
- Какая? Леш… Ты в порядке?
- Ты тоже считаешь, что я имею рабов?
Леха выглядел каким-то потерянным. Я ничего не мог понять. Причем здесь греки, философия, рабы? Откуда он вообще это вытащил? И если уж сказал такое и еще провел параллель с собой, значит, кто-то ему не в первый раз толкает мысль об этом.
- Каких рабов? – потрясенно спросил я.
- Ну, врач, массажист, юрист, домработница… - тихо проговорил он.
- Леш… Ты только им это не скажи. Все, кто общаются с тобой, все, кому ты платишь за работу, любят тебя. Ты же знаешь, что тетя Женя не захотела больше ни у кого работать домработницей и она надеется, что однажды ты вернешься в свой дом, а Владимир не ищет себе другого больного, кроме тебя, да и Николай хочет уйти с постоянной работы. Стали бы они это делать, если бы чувствовали себя твоими рабами. Они искренни с тобой и не только, потому что ты им платишь. Они считают тебя своими другом. Верным другом. Ты ведь за любого из них можешь … грубо говоря, убить. Да, они выполняют свою работу, но ведь не только тот минимум, что прописан в контракте, но и еще стараются тебе подарить чисто человеческое тепло. Они искренни в своих намерениях. Выкинь немедленно из головы то, что ты нарыл. Уж не знаю, где ты это взял, но либо ты ни чего не понял в той фразе, потому что у тебя температура и ты просто простыл, либо если тебе это кто-то сказал, то этот человек вообще не знает тебя и просто подыхает от зависти. – я разозлился, одним глотком осушил чашку с кофе и яростно затушил сигарету в пепельнице. – Выкинь это из головы, выпей фервекс и топай спать. Тот, кто прошел через то, что и ты, не может относиться к людям, как к рабам. Они умеют видеть в других людях…
- Не кричи, ребенок. Я, наверное, действительно плохо его понял. – перебил меня Лешка. Он уже улыбался, но глаза его остались грустными – Ты ведь на рынок собрался. Будь другом, заскочи в лавку и купи там фиолетовые свечи. Будем сегодня с тобой чай пить с фиолетовым огнем. Да?
- Да. – тихо ответил я. Моя злость медленно испарялась под его улыбкой. – Леш, Колтон как-то сказал, что слова – это могильщик, который обращает мало внимания на живых, зато обряжает мертвых, устраивает их похороны и провожает в могилу. И нечего пережевывать мертвечину. Все. Я уехал, а ты – фервекс и спать.
Леха скривил мне в ответ рожу, но в его глазах уже появились чертики.
- Если я вернусь, а ты не спишь – чай с тобой пить не буду – мстительно добавил я с ехидной ухмылкой и со скоростью болида на финишной прямой, ретировался в прихожую. Вслед мне полетело яблоко. Я поймал его и показал язык Лешке. Он, в ответ, рассмеялся.
В моей голове вертелась картинка из учебника по истории культуры Греции. Она мне жутко мешала сосредоточиться на том, чтоб в очередной раз не забыть что-нибудь дома. Так, барсетка, документы, мобильник… ага, ключи. Пакет. При чем здесь Греция, философы и рабы? Почему Лешка безоговорочно поверил такой фразе? Вера? Он никогда не страдал верой во что-либо. Предпочитал, либо знать, либо – признаваться, что не знает и пытался узнать. Ехал Грека через реку, видит Грека в реке рак…
- Леш, кстати о греках. Эвангелу сказал, что вера – философия бедных, а философия –
вера богатых. Так что, твоя фраза о греках, философии и рабах, скорее всего, лишь говорит о том, что философ у нас – ты. Просто, она неверно сформулирована. Не морочь себе голову, а постарайся выздороветь. – с этими словами я махнул Лешке рукой и открыл дверь.
На рынке мне повезло. Все, что нужно было купить – было куплено быстро и без проблем. По дороге назад я заскочил в маленький магазинчик и купил фиолетовые свечи. Интересно, зачем Лешке именно фиолетовые свечи. Чай и фиолетовые свечи будут плохо сочетаться, да и пирамидок у нас дома нет с фиолетовым запахом. Пришлось заехать еще в лавочку талисманов. Быстро пробежав глазами по ароматическим маслам, я нашел масло иланг-иланг. Затем уткнулся в витрину с арома-палочками. Ага – вот и палочки под странным названием «Южная ночь». Жаль, их состав не написан. Ну и ладно. Запах в упаковке вроде бы действительно имеет оттенок темно-фиолетового с синим и сиреневым. Правда, очень густой. Но, может быть, если одну из них зажечь в прихожей – в кухне будет лишь слабый звук этого запаха.
Через три часа болтания по рынку и магазинам, я вернулся домой. В квартире было тихо. Лешка спал. Видимо, его температура все-таки упала. Я осторожно прошел в кухню, выложил покупки и, подмигнув кошке, отрезал ей кусочек маасдама. Разогрев себе жаркого и благополучно отправив его в желудок, я с удовольствием потянулся и, заняв Лешкино любимое место на подоконнике, прикурил. Кофемашина в очередной раз выдала порцию кофе, я сделал глоток и понял, день все-таки замечателен. Пусть даже и начинался он вот так неприятно. На улице выглянуло солнышко и мне стало еще легче. Светлее. Рядом с пепельницей лежал томик Басе. Лешка, видимо, отцепился от своей мертвечины и ожил. В данном варианте прав оказался Логан Смит, сказав, что жизнь – неплохая штука, но предпочитать все же нужно чтение. Я раскрыл томик –
«Как свищет ветер осенний!
Тогда лишь поймете мои стихи,
Когда заночуете в поле.»
Три строчки, вмещающие все утро этого дня.