(Отрывок из романа "Троица")
Аккуратные серебряные гвозди, общим количеством ровно пятнадцать штук, лежали в тёмно-
зеленой картонной коробочке, обшитой малиновым флоком, и трепались.
Первый: - Братцы, а я тут самый старший. Был вбит в священное древко Полкового Знамени целых тринадцать раз.
Тринадцатый: - Тринадцать - хорошее число. А меня всего-то восемь раз вбивали. Нынче девятый ожидается.
Третий, позёвывая: - Девятка правильная цифра. Но тройка лучше. Тройка - священное число, кого хошь спроси. Мы со вторым почти с самого дня формирования нашего полка тусуемся. Из стареньких нас, почитай, только пятеро и осталось: я, второй, четвёртый, пятый да ещё этот тупица - первый.
Первый: - Э-э, коллега, полегче с выражениями. Я не виноват, что моё остриё за семьдесят лет затупилось. Серебро - металл мягкий, нежный, а у молотка боёк калёный, ему до лампочки по какой шляпке бить: железка так железка, серебро так серебро.
Десятый: - Эт-то точно. Мне в прошлый раз так по кумполу настучали, что до сих пор к перемене погоды затылок ломит.
Седьмой: - Тебе небось какой-нибудь прапор Фердыщенко попался. С извилинами напряг, вот и перестарался. А меня в последний раз сам комполка уважил. Три раза тюкнул и наше вам с кисточкой.
Шестой, причмокивая: - Мня-мня, кисточка, говоришь. У меня с ней в семьдесят втором был роман. Мы с ней так крутили, ох-хо-хо...
Одиннадцатый: - Так вот про кого она мне с семьдесят третьего по восемьдесят седьмой все уши прожужжала: "А вот мой бывший такой-растакой, писаный-расписанный..." Значит, это был ты! Ну-ка, братцы, подвиньтесь, щас я к нему подкачу да по башне настучу.
Общий гвалт, матерная ругань и свалка.
Пятый перекрикивая толпу: - Чёрти чё творится на белом свете, вы гвардейские гвозди или базарные бабы?! Что за темы обсуждаем?! Как себя ведём?! Прекратить немедленно!
Четвёртый: - Ого, а этот кажись, всё больше под молоток замполитам попадался, ишь какой правильный. Глохни, фря!
Второй восхищённо: - Во даёт! Где же ты, братец, так наблатыкался? В наших доблестных гвардейских рядах уголовнички вроде как не наблюдаются.
Четвёртый: - Хе, пацаны, расслабьтесь, меня в тридцать седьмом по 58-ой закрыли, я у батюшки серебряным крестом на цепке зависал. За пятнарик на этапах да в бараках тако-ого навидался. Не приведи Господь.
Ненадолго в коробке воцарилось задумчивое молчание.
Пятнадцатый: - Слушай, Четвёртый, расскажи ещё что-нибудь. Я ведь самый молодой, жизни не видал, пороху не нюхал. Мне всё тут интересно. Меня к вам прямо с завода драгметаллов, а оттуда с рудника. Мы, кстати, с Четырнадцатым вместе прибыли. Только он чего-то всё молчит. Не приболел ли часом. Эй, Четырнадцатый, дрыхнешь что-ли?
Четырнадцатый, злобно шипя: - Чё пихаешься, зараза. Сто пудов на боку теперь синяк останется. Как я теперь в таком виде на церемонии появляюсь. А молча лежу и не гоношусь тут с вами, потому что силы и голос берегу. Вы тут щас глотки сорвёте, как завтра "Ура!" кричать будете?
Восьмой: - А ведь и правда, братцы, айда на боковую, завтра рано вставать. Подготовиться надо. Не каждый же день нас вбивают в древко Полкового Знамени и прикрепляют священное полотнище. Все вместе три-четыре...
Все вместе: "Мы - пятнадцать бравых гвоздей! Ура! Ура! Ура!"
Одиннадцатый шёпотом на ухо Тринадцатому: - Если к утру Двенадцатый из самоволвки не вернётся, нам кранты!
Тринадцатый в ответ: - А нам за что?
Одиннадцатый: - За недонесение! Вот за что. Слушай, у меня идея. Надо бы с Четвёртым перетереть. Он ведь из этих - из духовных. Пусть помолится, глядишь с Божьей помощью всё и обойдётся...