Прочла «Из дневников: Продолжение» Б. Гуляева. Читала с интересом, по прочтении задумалась, откуда такой интерес… Текст не художественный. Первичное любопытство вызвала, конечно же, форма – «дневники». Дневник – это всегда нечто сокровенное, не для всех. Не только личное, но и личностное, раскрывающее сущность человека. Такое чтение ещё и редкое, так как дневники публикуются обычно посмертно, при жизни же автора – вообще явление уникальное. «Дневники» Бориса Гуляева оказались публицистикой, чего автор и не скрывает, периодически в тексте обращаясь напрямую к читателю. Тем не менее, читалось, повторю, с интересом. Безусловно, интересен современник с его собственной оценкой действительности. Прослеживая события чужой жизни в конкретные годы и с точными датами, невольно сопоставляешь с собственной жизнью в эти же отрезки времени. В «Дневниках» Б. Гуляева гораздо больше жизни общественной, чем личной. События последних лет, политические, экономические, культурные, спортивные – они все памятны, все как-то пережиты и осмыслены, поэтому так интересно сравнивать собственные мысли с авторскими. Приятно, что автор имеет широкий круг интересов, при этом умеет увлечь своим интересом к фильму ли, музыкальному произведению, книге ли, даже научной… Конечно, не всегда соглашаешься с его оценками и характеристиками, но сам процесс сопоставления оценок тоже увлекателен. Надо отдать должное автору: с редким постоянством изо дня в день, из года в год он пунктуально и аккуратно записывает все мало-мальски значимые события. При этом осмысливает их, выражая собственное мнение, часто противоречащее общепринятому. Самое главное – ясно, предельно чётко, конкретно формулирует свои мысли в дневнике. И это не сухая констатация фактов, а довольно эмоциональное изложение.
Размышляя о прочитанном, прихожу к выводу, что эти «Дневники» – некая «отдушина» для автора, человека явно одинокого. Своего рода «собеседник». Этому «собеседнику» возможно доверить мысли о собственной исключительности… Признаться, мне было неловко читать высказывания, подобные этому: « Подумалось ещё вот о чём. В 2014 году в Сочи состоятся очередные зимние Олимпийские игры. Сейчас идёт подготовка к такому крупному мероприятию, вкладываются огромные деньги, задействована масса людей. Живём в предвкушении новых громких побед на Олимпийских играх. Победы определяются уже не минутами, не секундами, а долями секунды. Слава, награды, премии, гонорары… Но, ведь мои научные и литературные победы в тысячу раз ценнее для страны и мира, чем эти олимпийские миллисекунды!.. И между тем никакого ажиотажа, истерии, шума. Ситуация ужасно забавная!».
Высказывания о гениальных открытиях автора настолько убедительны, что начинаешь ломать голову: как ему помочь? Не будучи ни физиком, ни математиком, не имея таковых среди знакомых, не нахожу ничего лучшего, как спросить автора, может, он не туда обращался со своими открытиями?.. Очень наивно отправить в Президентскую библиотеку научную книгу вкупе с дневниками и стихами. Не думаю, чтобы президент лично разбирал поступающую в библиотеку литературу… Да и объёмы поступлений можно себе представить!.. Научную книгу следует подавать отдельно, без «нагрузки» в виде литературных опусов (субъективность в оценках литературных трудов может помешать объективности суждений о научных открытиях), и только заинтересованным лицам, имеющим возможность осмыслить и оценить предлагаемый материал. На сегодня лучше всего прислушаться к совету Г. А. Щекиной и сдать по экземпляру своих трудов в Вологодский архив. Хотя бы книги не пропадут для потомков. Пройдёт какое-то время, и те же «Дневники» станут ценным фактическим материалом для осмысления нашего времени и нашего общества. Тем более, что автор - честный и порядочный человек.
В отличие от книги «Из дневников» поэтические книжки «Родник» и «Радуга» показались мне скучноватыми, а стихи довольно банальными. В стихах недостаток образности, зато избыток риторики, много назидательности. Эти качества несовместимы с поэтикой. Возникают аналогии со стенгазетой или поздравительным адресом… Заметно, что автор – очень рассудочный человек. Что касается техники стиха, то автор заботится исключительно о рифме, считая её (рифму) главным компонентом успеха.
Должна сказать, что в каждом из стихотворных сборников нашлись очень интересные произведения. В книге «Радуга» удачны, на мой взгляд, стихи «Старуха» (потрясающий образ); «Утоли мои печали…» (глубокая философия в сочетании с душевностью); «В полночный час луна глядит в окно…» (искренность и эмоциональность); «Бейте в бубны, в барабаны…» (звонкость и бесшабашность, симпатичное хулиганство); «Печальна русская деревня…» (образность и настроение). В книге «Родник» хочется отметить стихи «Мессия» (образность); «Последний вечер сентября…» («картинка» и настроение); «Над вечным покоем» («…Глагол колокольный под куполом серым» – великолепная строка, и очень хороша последняя строфа, в целом создана очень поэтичная картина); «Мне нравится буйство стихии…» (энергия стиха); «А зима не спешит, не торопится…» (образность); «И снова тихий ангел пролетел…» (очень поэтичный образ, лирическое настроение); «Мосты» (образность, удачно обыгранное слово).
Хочется отметить, что автору в его «рассудочных» стихах удаются концовки, часто жёсткие, хлёсткие, но одной строфой или даже парой строчек несущие точную законченную мысль:
Как много в нас ещё осталось дряни
От подлого холопа и раба!
Белокожа, как из теста.
Чем не первая невеста?!
Но открыла только рот,
Шапку взял – и от ворот.
Разумный сын – отца утеха,
А глупый – матери печаль.
Видимо, афористичность – «конёк» автора. Не осознавая этого, автор создаёт (как бы, между прочим) очень интересные четверостишия с признаками законченного произведения:
Кто жертвой стал, кто палачом.
Иным догматам верим свято.
И рок судьбы тут не причём…
Христа учение распято.
Мы циники, мы циники, но искренние циники,
Со здравым смыслом в мире мы, пример большой другим.
Подайте Дон Кихота нам, любого, и без лирики
Убьём его мы искренне и искренне скорбим.
Очень бы не хотелось получить от автора, Бориса Гуляева, такое мнение на свой труд:
В тебе увидел я надежду и подмогу,
Предел отчаянью, сомненьям, наконец!
Но понимать с печалью начал понемногу:
Ты, как и прочие, невежда и слепец.