...
-- Да херня все это! – ответил Вадим, не отводя взгляда от дороги. Его черная «супра», будто глиссер на воде, летела по асфальту, с легкостью и изяществом хищной рыбы обходя попутные машины. Он вел машину легко, но в то же время сосредоточено, достаточно агрессивно, но, не впадая в водительскую грубость.
-- Нет, не херня! – возразил Алексей: -- ты и сам это знаешь, но не хочешь признать. И поэтому сейчас лицемеришь.
Вадим, хмыкнув, пожал плечами. Лицо его выражало не столько недоверие, сколько презрение к наивному дураку, до сих пор верящему в детские сказки.
-- Слушай, ты живешь в человеческом обществе, ты же не будешь это отрицать? – продолжил Алексей.
-- Нет, хотя я и не всегда этим доволен, -- фыркнул Вадим.
-- Ну, так и изволь уважать законы этого общества! – воскликнул его собеседник.
-- Уважать не обязуюсь, но соблюдать – соблюдаю, иначе меня закроют. Но законы – это некий формализованный свод правил, за нарушение которых предусмотрена какая-то ответственность. Предусмотрена уголовным и административным кодексом, заметь. А то, о чем ты говоришь – какая-то эфемерная разводка для лохов.
-- Эта твоя «разводка» называется моралью и этикой. И человеческим взаимоотношением, – сказал Алексей.
-- Да перестань! Человеческие взаимоотношения? Ну, так посмотри на них: человеческая история насчитывает десятки тысяч лет. И что входило в эти взаимоотношения? Ложь, предательство, убийство, кражи, вымогательства, войны, геноцид, дальше продолжать? Вот они твои истинные взаимоотношения. Истинная человеческая природа строится на эгоизме. Знаешь почему?
-- Почему?
-- Потому что эгоизм – это совокупность самых основных, самых глубинных человеческих инстинктов и пороков. Инстинкт самосохранения, тяга к безопасности, комфорту. Удовлетворение чувства собственной важности, жажда власти, признания, любви. Алчность, гордыня, сладострастие и что-то там еще – все это в совокупности и дает эгоизм. И я уверяю тебя, эгоизм – это и есть основной движущий мотив всех, абсолютно всех человеческих поступков.
-- Ну-ну! – скептически ответил Алексей: -- а что, никаких хороших поступков люди не совершали? Не жертвовали собой ради других, не спасали из огня, не рисковали жизнью, не занимались благотворительностью, не делали что-то просто так, для других?
Вадим покачал головой, все так же глядя вперед на дорогу:
-- Нет. То есть, это могло выглядеть так, но копни глубже, и ты найдешь все тот же эгоизм. Жажду признания, славы. Удовлетворение чувства собственной важности, или жажды комфорта, или еще что.
-- Нет, ты не прав! – с жаром воскликнул Алексей: -- вот смотри, солдат жертвует собой, оставаясь прикрывать отход своих. Ради чего? Где тут эгоизм?
-- О, так он станет героем, е-мое! Чем не удовлетворение чувства собственной важности?
-- Бред. А пожарник, рискующий жизнью?
-- Он за это деньги получает. Некоторый почет и уважение, хотя и не в этой стране, и чувство, что он все сделал правильно. И вообще сделал что-то.
-- Парень, отдающий свою почку для спасения любимой?
-- Сам ответил. Он ее любит, значит, хочет, чтобы она была с ним. Живой и здоровой. Ему так лучше. А, может быть, просто не хочет, чтобы его мучила совесть.
-- О, значит, совесть все-таки есть? – радостно ухватился за ниточку Алексей.
-- Конечно, есть, я этого не отрицал. Но только совесть – сила реактивная, она не может заставить действовать, она может только укорять тебя за то, что ты уже сделал, или чего не сделал. И голос ее так тих, что не все слышат. А те, кто слышат – как правило, делают все, чтобы она заткнулась, потому что в муках совести нет ничего приятного. Тут, как говорится, проще дать, чем объяснять, почему нет.
Алексей долго молчал. Наконец, он задумчиво спросил:
-- Ну, хорошо, а тот бомж, что к нам подходил – почему ты не дал ему денег? Потому что они тебе нужнее?
-- Нет, не поэтому. Я не слишком бы пострадал, отдай я ему полтинник. Но с какой стати? Только потому, что так принято? Или потому что ему лень работать, а мне нет?
-- Из желания помочь. Ну, знаешь, несмотря на все что ты говоришь, многие люди так делают: ему хуже, чем тебе, ты можешь помочь – ты помогаешь. Мы, нормальные люди, помогаем другим в сложной ситуации. Просто так.
-- Да черта с два! Ты желаешь выглядеть в собственных глазах, или в глазах окружающих чуть-чуть лучше, чем ты есть на самом деле. И потому помогаешь. Только поэтому, а на самом деле, тебе наплевать на него.
-- А жалость? – почти с надеждой спросил Алексей.
-- Жалость к кому? Ты жалеешь его? Хрен! Ты представляешь себя на его месте, представляешь, как бы тебе было плохо и начинаешь жалеть себя. И жалость вообще только такой и бывает – она всегда основывается на жалости к самому себе. Опять-таки, на эгоизме, стало быть.
Алексей с отвращением покачал головой:
-- Ты чудовище, если действительно так думаешь. Ты сам махровый эгоист, и пытаешься обвинить в эгоизме всех остальных, дабы не казаться самому себе моральным уродом. Но еще вероятнее, ты просто лицемер, и на самом деле так не думаешь – это маска, которую ты нацепил в целях психологической защиты от жестокостей этого мира.
Вадим впервые за разговор повернулся к нему с мрачной усмешкой:
-- Я похож на человека, которому нужна психологическая защита?
Алексей внимательно пробежался глазами по не слишком дружелюбному лицу, мощной, выдающейся вперед челюсти, широким плечам и сильным рукам, мягко, но цепко лежащим на руле.
-- Нет, пожалуй. Значит, ты эгоист.
-- Конечно. Я эгоист, и ты эгоист, все люди – эгоисты. Кроме конечно клинических случаев.
Алексей не стал отвечать. Их связывало общее дело, но не дружба, и доказывать что-то, или тем более, менять в Вадиме ему не хотелось. Может быть, однажды сам поумнеет и перестанет быть эгоистической сволочью.
Поток машин на дороге неожиданно уплотнился, и Вадим был вынужден резко сбросить скорость.
-- Этого еще не хватало! – озабоченно процедил сквозь зубы Алексей. Вадим не ответил.
Через несколько минут толкотни в пробке, они подъехали ближе к ее причине. Справа, на обочине, обняв моторным отсеком столб, на крыше стоял искореженный минивэнчик. Судя по всему, авария произошла только что – еще не успела скопиться большая пробка, не было толпы зрителей, и, разумеется, ни «скорая», ни гаишники еще не приехали. Сквозь разбитое стекло, измазанное кровью, можно было разглядеть какое-то движение – пассажиры пытались выбраться из машины, но искореженные двери не давали это сделать. Большинство автомобилей, сбросив скорость, медленно проезжали мимо, но несколько остановилось, из них вышли люди и стояли чуть поодаль, не решаясь, или не желая подойти ближе – из-под капота уже появлялись настойчивые и быстро крепнущие языки пламени. Кто-то снимал это все на мобильник.
-- Хлеба и зрелищ, бл….ть! – выругался Вадим, резко выкручивая руль к обочине и останавливаясь.
-- Эй, у нас нет времени! – возмутился было Алексей, но мгновенно замолчал, натолкнувшись на острый как нож, взгляд Вадима. Тот выскочил из машины и побежал к изувеченному аварией минивэну.
Кто-то из скапливающейся толпы что-то крикнул, но Вадим не слышал. От горящего двигателя уже ощутимо веяло теплом, что-то там под капотом громко шипело и лопалось. Вадим дернул дверь, но та не поддавалась. Водительская – нет, раздвижная – заклинило. Чертыхнувшись, он оббежал машину. Заднюю дверь тоже не открыть, но там достаточно большое окно. Несколькими ударами он выбил стекло и полез внутрь. Осколки резали руки, мешали сиденья, ладони скользили в чем-то липком и теплом. Стараясь не думать об этом, Вадим пролез дальше. На вторых рядах в маленьком сиденье, крепко стянутый ремнями, висел вниз головой ребенок. Он не плакал, только тихонько поскуливал, но, по крайней мере, был жив. Мужчина за рулем либо без сознания, либо мертв, измазанная кровью подушка безопасности поддерживала его голову в неестественном положении. Женщина на пассажирском сиденье вяло шевелилась, пытаясь справиться с ремнем безопасности. Судя по всему, у нее шок, и вряд ли она справится сама. Вадим отстегнул кресло с ребенком и пополз спиной вперед к выходу. Он кое-как выбрался наружу, и только сейчас, на контрасте с прохладным вечерним воздухом, понял, что в салоне чертовски душно, довольно жарко и отвратительно страшно пахнет бензином. Чьи-то руки похлопали его по плечу, забирая ребенка. Вадим, кивнул не глядя, и снова пополз внутрь.
Женщина не из-за шока не могла справиться с замком ремня – его заклинило. Один шанс на тысячу, или на десять тысяч, или еще на сколько-то там. Перед лобовым стеклом уже плясало пламя, и ярко освещало салон машины. Салон, и умоляющие глаза женщины, вернее, девушки – на мать ребенка она не походила по возрасту, машинально отметил про себя Вадим. Он похлопал ее по плечу, пытаясь хоть как-то успокоить, и повернулся к водителю. Тот издал легкий не то стон, не то хрип. Вадим попытался его вытащить, но мешала подушка безопасности. В отчаянии он оглядел салон, пытаясь найти хоть что-нибудь похожее на нож. Руки наткнулись на какой-то металлический обломок с острым краем. Не раздумывая, Вадим ударил им по упругой пружинящей материи. Не подействовало – ладонь соскользнула, оставляя глубокий порез. Он размахнулся, и ударил еще раз, гораздо сильнее. Руку обожгло болью, но из подушки с громким свистом вырвался воздух, и мужчина, обмякнув, повис на ремнях. Вадим отстегнул его и кое-как потащил за собой из машины. Девушка что-то простонала, но он не слышал. С громким треском лопнули остатки лобового стека, языки пламени заскребли по передней панели.
Все те же руки неизвестного помощника приняли у него водителя, и чей-то голос закричал в ухо:
-- Хватит, парень, убирайся отсюда, она сейчас рванет!
Вадим только отмахнулся и прорычал:
-- Нож есть?
Спустя бесконечно долгую секунду, в ладонь ткнулась рукоять складного ножа. Вадим пополз обратно. Внутри уже было чертовски жарко, языки пламени подобрались вплотную к девушке, опаляя одежду и волосы. «Если сейчас лопнут боковые стекла – мне конец», отстраненно подумал Вадим. Свежий воздух, а вернее, кислород, ворвавшись в салон, вызовет внутри локальный Армагеддон. Он старался резать ремень очень быстро, но пальцы скользили в то ли чужой, то ли собственной крови, лезвие то и дело срывалось, добавляя новых порезов и новые порции скользкой липкой крови. Вадим чувствовал, как у него тлеют волосы. Наконец, ремень лопнул, он подхватил девушку подмышки и потащил по раскуроченному салону, режа одежду и кожу об осколки стекла и металла. Прочь из этого ада. Огонь перекинулся на сиденья и резвился вовсю, но оставалось уже чуть-чуть. Вадим зацепился за что-то курткой. Как он ни пытался, сколько ни дергал, он не мог сдвинуться дальше. Каким-то шестым чувством, он ощущал, что времени почти не осталось – может быть, считанные секунды. Он рванулся изо всех сил, что-то затрещало, но крепкая кожа не порвалась и продолжала держать его. Чьи-то руки схватили его за ноги и сильно потянули. На этот раз, горящая машина отпустила его. С явным сожалением, с протяжным стоном и треском, но отпустила. Его и девушку вытащили наружу, не церемонясь, прямо по земле отволокли в сторону, а через мгновения боковые стекла лопнули, и весь салон превратился в огненную печь.
Первое, что он почувствовал – боль от порезов и ожогов. Второе – свежий летний ветер, сообщающий, что он еще жив. Вадим открыл глаза, с трудом сфокусировал их. Над ним, наклонившись, стоял седой мужчина лет пятидесяти-шестидесяти. Стариком не назовешь – выглядит довольно крепким, но и давно уже не молодой.
-- Это… ты... помогал? – с трудом прохрипел Вадим. Тот кивнул, поняв. Вадим только смог кивнуть в ответ. Закрыл глаза, с трудом сглотнул вязкую слюну с отвратительным привкусом крови и гари, и снова открыл. Протянул руку, пытаясь встать. Мужчина помог ему, но от звона в голове Вадим пошатнулся, и тому пришлось поддержать его за локоть.
-- Они… живы? – снова просил Вадим.
-- Пока да. Скоро приедет «скорая». Ты молодец.
Вадим неопределенно мотнул головой, но делать этого не стоило – он снова покачнулся. Перевел взгляд на разбитую машину – она была целиком окутана огнем. Поодаль на земле лежали, приходя в себя, спасенные пассажиры. Над ними хлопотала пожилая женщина и молодой парень. Остальные, человек двадцать пять, полукольцом окружили место происшествия, держась на почтительном расстоянии. У многих в руках были сотовые, фото или видеокамеры. Рядом с догорающей машиной валялось несколько использованных огнетушителей. Гораздо меньше, чем собралось вокруг машин. Алексей тоже стоял среди толпы, снимая происходящее на камеру в мобильнике. Вадиму захотелось швырнуть в эту толпу чем-нибудь тяжелым. Например, взрывпакетом. Он закашлялся, потом с трудом шевеля языком, проговорил:
-- Без тебя бы… не справился…. Спасибо.
-- Глупости, кто бы поступил иначе?
-- Лицемер, -- хрипло засмеялся Вадим.
Москва, 2009-11-04