ЧАСТЬ 5.
ИРИСКА.
Лето 2008 года.
- Какая великолепная натура! Нет, Светка, только взгляни – сто очков твоим бородавкам даст! А живот-то, живот каков! Собаки его рвали? Дадим крупным планом, Ириска, ползи на ковер!
Инга лениво протянула руку, сняла со столика бокал и отхлебнула половину. Герыч спешно готовил интерьер.
- Ляжешь сюда… Томно, как кошка, как кошка умирающая… Пупок вперед, шрамы наружу, в глазах побольше тоски, - властно командовал он.
Тоски в глазах у Инги хватало с избытком. Каждый грядущий день прозрения давался ей с огромным трудом, разваливая тело и разлагая душу, и быстро ставшим привычным способом Инга топила горе в вине, безжалостно макала в стакан и в бутылку, но оно не унималось, грызло изнутри, вплоть до физической боли скручивая внутренности. Количество получаемых за съемки денег позволяло не бедствовать. Герыч платил щедро, не торгуясь, но требовал много и сам имел немало.
- Умирать томно не получится. При этом бывают только боль и страх, - неожиданно, заплетающимся уже языком, проговорила Инга и уронила бокал с остатками выпивки.
- А ты-то откуда знаешь, киса? – удивился Кукловод, разворачивая камеру окуляром на натуру и словно только сейчас заметил распластанное на ковре, в лужице куриной крови обезображенное тело. – Это кто ж тебя так изгрыз? Про аварию не говори, никто не поверит. Неужели на собак нарвалась?
- Двуногих, - невольно содрогнувшись, буркнула Инга.
Герыч слыл либералом, никогда не интересовался ни прошлым, ни настоящим своих артистов, но работу спрашивал строго. В его фотостудии целыми днями толклись больные, увечные, уроды с врожденными аномалиями, на иждивении состояла приличная стая искалеченных собак, облезлых лишайных кошек, несколько чудовищного вида бомжей и даже списанный из цирка хворый гиббон. Последний обладал патологическими вкусами, любил мясо с крепким душком и… водку. Но спиртного гиббону не давали, от него зверь впадал в буйство и начинал крушить все вокруг, мог и беды наделать. Герыч уверял, будто пить беднягу приучил ночной сторож, не имевший в часы дежурства собутыльника и поплатившийся откушенной головой, (сторожа, естественно, не обезьяны), после чего Герычу за изрядную взятку удалось выкупить приговоренного на заклание гиббона. Зверя Инга боялась до дрожи в коленках. Ей казалось, мерзкая тварь поглядывает злобно и похотливо, в точности как распаленные дурной страстью насильники из подвала, сменившего в ночных кошмарах полузабытую муху на стекле. В подробности увечий она вдаваться не любила, не интересовалась ни собственными, ни чужими планами на будущее. Светка и Жанна – те строили грандиозные планы: закончить учебу, хорошенько подзаработать, сделать пластические операции и стать красавицами. Ближе к лету Инга ушла из студенческого общежития и поселилась на съемной квартире. Впрочем, назвать так убогую халупу на окраине одного из дальних районов язык не поворачивался. Но ее не волновали условия, важно место и близость к новорусским особнякам, в ряд выстроившимся вдоль загородного шоссе. Светка и Жанна также не задержались в казенном помещении. Девушки ненавязчиво поддерживали отношения, но в души друг другу не лезли. В студии Кукловода царили свободные нравы, но излишнее любопытство пресекалось быстро и жестко. В обоих техникумах еще не закончились занятия, девушки попутно со съемками готовились к экзаменам и удивлялись, отчего третья подруга ни разу не открыла конспекты и учебники.
- А бросила я тягомотину, мне теперь предки не указ. Одиннадцать лет в школе долбили и дальше продолжают, а я жить хочу спокойно и свободно, чтоб за мной рюмки не подсчитывали, - решительно высказалась однажды Инга, раз и навсегда закрыв ненужную в дальнейшем легенду об образовании.
Врать по мелочам она не любила, не мудрено попасть под подозрение, проколовшись на незначительной детали. Оно ей надо? В конце концов девушки сами установили границы дозволенного, и обычные среди подруг откровения о личном, мягко говоря, не приветствовались. Отягощенные внешним уродством, Светка и Жанна тщательно оберегали сокровенные тайники собственных душ, населенных такими психологическими монстрами, которых не стоило выпускать на волю. Так философски выразилась однажды умная и ответственная Светка, Жанна с ней согласилась, а Инга молчаливо запротестовала. Она больше не хотела сдерживать рвущиеся изнутри, задавленные строгостями воспитания инстинкты. Но благоразумно промолчала, невнятно промычав, что внешность, конечно, играет большую роль, но…
Сколько Инга себя помнила, ей всегда хотелось быть красивой. Но понятия о красоте имела своеобразные. Еще в детстве с восхищением заглядывалась на полных и ярких женщин, обязательно высокого роста и с большим бюстом, и охотно поддавалась бабушкиным увещеваниями побольше кушать, чтобы вырасти крупной и красивой. Увы, телесная полнота осталась в прошлом, как показатель счастливой жизни. А сейчас сколько девушка не уплетала через силу мучное и сладкое, запивая пивом и коктейлями любую трапезу, получалось как в пословице, «не в коня корм». Есть хотелось все меньше и меньше. Но от алкоголя внутри развязался невидимый узел, стягивающий кишки и желудок, и пища пролетала напрямую, не оставляя телу ни грамма отнюдь не лишнего веса, и висящая дряблыми складками кожа выглядела отвратительно. Для съемок у Герыча ее натура годилась, для жизни – нет. И Инга стала носить длинные, наглухо застегнутые кофты с широкими брюками и никогда прежде не подумала бы, что вспоротое ножами насильников и скальпелем хирурга тело способно вызвать вожделение и некоторых мужчин. Иначе как извращенцами их и не называла. Герыч именовал каждого из этих филов- по разному, по научному, но она не запоминала. Он предлагал новой актрисе подработать посерьезней, продаваясь клиентам натурой, но та неизменно отказывалась, перестав рассматривать любого субъекта мужского пола в качестве сексуального партнера. С нею случилось нечто непонятное. Прежде до беспредела страстная, она в одночасье превратилась в бесчувственное бревно и вместо благодарности последними словами ругала хирурга, острым скальпелем лишившего ее основного женского естества.
- Да ты, верно, фригидная, - с легким презрением заметил Герыч, с патологическим интересом разглядывая странно завязанную в узел кожу на ее животе, и однажды не утерпел, нарушил неписанные правила.
- Так тебе при операции все потроха, что ли, выдрали? Это где же такое над женщинами вытворяют?!
- Маньяки! Это все маньяки! – вспомнив прошлое, истерично выкрикнула Инга и затряслась осиновым листиком.
- Эй, эй, ты не психуй, для здоровья вредно, - испугался Кукловод и принес кучку белого порошка на зеркальце, разровнял тоненькой дорожкой. – Нюхни вот, сразу полегчает, мысли дурные в голову не полезут.
Инга втянула ноздрями дорожку, с непривычки закашлялась и почувствовала, что надвигающаяся истерика отступает.
- Ты мне немного лекарства удели, очень уж хорошее. Я сразу наличными заплачу, - попросила Инга, отсчитывая полученные за сегодняшний сеанс купюры.
- Ну, лечись, - саркастически усмехнулся Герыч и сразу перешел на деловой тон. – Следующие съемки примерно через неделю, всем быть на связи. Хороший заказ пришел, на несколько серий сразу и прямо для вас, девки.
- А заплатят хорошо? – алчно поинтересовалась Жанна, собиравшая деньги на операцию.
- Не бойся, не обидят. Могли бы и больше иметь, только неизвестно, для кого бережетесь.
- Есть для кого. Не у всех будущее коту под хвост, - заявила Светка, и они ушли с Жанной вместе, а Инга задержалась.
- Послушай, а покрепче есть что-нибудь?
- В смысле? Героин, что ли?
- И это давай, пригодится. И еще гадости какой-нибудь, да побольше.
- Торговать хочешь? С ума сошла!
- Не торговать, не волнуйся. Для личных целей нужно.
- Ну, смотри, если заметит кто, что промышляешь…
- Провалиться мне! Для себя беру! Нужно мне, понятно?
Понятливый делец принес из подсобки товар, разъяснил, как и чем пользоваться, разве инструкцию не приложил.
- А цианистого калия не желаешь? – ухмыльнулся Кукловод.
- Понадобится, обращусь.
Она ответила серьезно, не приняв шутки и потратив больше половины щедрого гонорара. Вернувшись домой, если так можно назвать неухоженную, с мутными окошками халупу, Инга засунула покупки подальше в дубовый, старинной резьбы шкаф, потемневший от времени и заставленный допотопными пузырьками и баночками, оставшимися от прежней хозяйки. Увлекаться наркотиками она пока не собиралась, но предпочитала иметь под рукой кое-что посильнее любого приворота. И, не имея конкретных планов на будущее, сама не знала, что станет делать с покупками. Она плохо училась в школе и не читала произведений знаменитого писателя, в одном из которых утверждалось: мол, если в первом акте пьесы на стене висит ружье, в последнем оно обязательно выстрелит. Не оформившиеся в поступки идеи продолжали зреть в ее напряженном до предела мозгу, трудно выстраиваясь в некое подобие плана. Начало задуманному было положено месяц назад, когда она набралась смелости и отправилась на квартиру старшей сестры Марьяны…
Это было в мае. Рано наступившая весна не сулила устойчивой погоды, изредка радуя мягким ненавязчивым теплом, часто нарушаемым резко налетающими грозами, после которых ощутимо холодало, а ночами можно было ощутимо замерзнуть. Середина месяца дразнила угнетающими перепадами температуры. Солнце азартно плясало на небе, то скрываясь за тугими пузатыми облаками, то внезапно появляясь и проливая вниз струи живительного тепла. Инга выбрала не слишком удачное время для реализации планов, но горячее нетерпение подгоняло, не позволяя медлить ни дня. Получив подряд несколько гонораров, но продолжая жить на птичьих правах в общежитии, документов она по-прежнему не имела. Преодолев врожденное сорочье стремление к яркости нарядов, Инга купила парик и намеренно неприметную одежду. А искусственные волосы приходилось носить постоянно. Она и прежде не могла похвастать роскошной шевелюрой, а после болезни и подавно ничего не осталось. Подвальные монстры вырвали из головы пучки растительности вместе с клочьями кожи, и голова Инги напоминала плохо ухоженную клумбу, где нерадивые садоводы оставили массу проплешин и беспорядочно торчащие кустики растительности.
Потратившись на несколько париков и новый гардероб, сделавшись вовсе неузнаваемой, Инга больше недели провела во дворе, напротив знакомого подъезда, где прошло ее не сказать, что несчастливое, но нелепо начавшееся и слишком быстро закончившееся детство. Под выходные она выяснила, что уютно обосновавшееся в квартире семейство из троих знакомых и когда-то любимых человек собирается переезжать. Кипя от негодования, Инга успела хорошо рассмотреть каждого из ее членов. Ирина Николаевна похудела вдвое против прежнего, стала трепетно воздушной, похожей на распушившийся одуванчик – дунь, и улетит с концами. Пластическая операция ненадолго помогла Марьяшке стать приличной женщиной. Горб вырос на ее спине неестественным путем, сконцентрировав в себе уйму грехов и пороков, заработанных, начиная с раннего детства, что редко кому удается, а значит, служил телу и душе противовесом, не позволяющим ускользнуть здоровью и удаче. Когда грубое хирургическое вмешательство уничтожило нарост, обменные процессы в организме резко нарушились. Крохотную ростом женщину повело вширь, и вместо одного изнутри полезли два горба – спереди и сзади. Жировые валики несколько скрывали изъяны, но тонко вылепленный пластическими хирургами подбородок сполз вниз и утонул в выросшем на шее жировом зобу, а ниже того места, где располагался удаленный изъян, во весь спинной хребет возрос не скрываемый никакой просторной одеждой хрящеватый гребень, как у ящера. Некоторые толстухи кажутся упругими мячиками и на вид, и на ощупь, эта же производила впечатление налитого водой, готового лопнуть воздушного шара. Инга посмотрела на сестру, похожую на вылезшее из кунсткамеры чудовище, содрогнулась и от души пожелала ей достойного места в коллекции Герыча – лучше всего в банке, в спирту. Потому как она похитила и держала взаперти украденного, иначе не сказать, у младшей сестры жениха.
Инге долго не удавалось увидеть Валерия. Дрожа от нетерпения, она не сводила взора с подъезда, боясь пропустить его выход, желательно в одиночку. Тогда не растеряться бы, подбежать к неверному, незаслуженно давшему ей отставку возлюбленному, успеть заглянуть в глаза и задать единственный, ежедневно и ежечасно мучивший вопрос: «За что?!» Но Валерий не появлялся. Мать выходила часто, в основном, на рынок за продуктами. Воссоединение с любимой старшенькой не добавило Ирине Николаевне ни довольства, ни дородности. Если бы не тяжелые, гнущие к земле сумки в двух руках наперевес, ее, казалось, способен унести резкий порыв ветра. Мать не очень интересовала Ингу, но с Валерием встретиться не удалось. Он не казал носа на улицу. Не иначе, сквалыжная сестрица прячет красавца под замком, опасаясь, как бы ненароком не увели. Неужели она действительно его запирает?
- Нет, не стану задавать никаких вопросов, пусть останется все по-прежнему, - мучаясь размышлениями, бормотала себе под нос Инга.
Она с ужасом чувствовала, что чувства в душе не перегорели, и уже не изголодавшееся в плотском порыве тело тянется к неверному возлюбленному, а раненое сердце птицей рвется навстречу. Она бросится к нему и скажет: «Нет, я не виновата!» Ну, не помнит, каким мистическим дуновением из уютной комнаты ее вынесло в стылый мрак чужого подвала! Инга никогда не страдала хождением во сне, и до сих пор не может понять, как это получилось. Не иначе, злой морок навалился! Умом она сознавала врожденную нечистоплотность натуры Валерия, а сердце упрямо не желало соглашаться с очевидными фактами. И, промучившись несколько дней нестерпимой раздвоенностью чувств, бедная девушка смирилась, отдав себя на растерзание новому всплеску желания, но не телесного, а другого, во много раз более худшего – неразрывной энергетической связи между ними, возникшей во времена расцвета любви и с ее стороны не сломавшейся, несмотря на предательство. Потому как нет ничего страшнее психологической зависимости от человека, готового в любой момент растоптать и эти чувства и жизнь глубоко погрязшей в беспрекословном доверии женщины.
- Он вернется ко мне! Увидит, и вернется, - томясь в ожидании, твердила себе Инга.
Но из сокровенных глубин страждущего естества змеей выползала непрошенная тревога.
Она уже не та сочная, с роскошными телесами Матрешка, а обсосанная, изжеванная акульими челюстями подонков и выплюнутая на дорогу Ириска, зарабатывающая на жизнь показом своего изувеченного тела, изнутри снедаемого странным недугом, от которого слабеют руки, подкашиваются в коленях ноги и часто без причины болит и кружится голова. Инга не знала и не хотела ничего знать о болезни, сознательно заняв страусиную позицию, прятала голову в песок в надежде, что проблема однажды сама собой рассосется. И она лечилась без докторов, заливая недуг литрами спиртного, когда становилось особенно тяжело, добавляла толику кокаина. Телесный дискомфорт растворялся в блаженном состоянии опьянения, как тает кусок сахара в кружке с горячим чаем, и также хорошо и тепло становилось внутри – до следующего дня, встречающего новым наплывом недомогания, и она хваталась за ставшее привычным лекарство, не задумываясь, что сулит ей подобное лечение в будущем. Успокаиваясь, Инга полагала обойтись без докторов. Белые халаты по-прежнему наводили на нее тихий ужас.
Так, подкрепляясь из спрятанной в сумочке бутылки и лелея грандиозные мечты, Инга наконец дождалась. В конце мая стояли замечательные теплые дни, но ночи мучили пронзительной прохладой. Измученная недельным ожиданием и необходимостью постоянно переодеваться в серые мешковатые тряпки, делавшие ее похожей на старуху, Инга заняла наблюдательный пост с раннего утра и тотчас отметила царившее в квартире на третьем этаже суматошное оживление. На балконе поочередно появлялись то мать, то сестра и с вожделенным ожиданием смотрели под арку. Затем вышел Валерий и закурил, облокотившись на перила, с томным видом лермонтовского героя, которого мало беспокоит окружающее и людская суматоха. Издалека Инга жадно всматривалась в родные, ничуть не изменившиеся черты. Ну, разве слегка обвисли носогубные складки, и торчком выпятился остренький животик, подпортивший знойному мачо его великолепную фигуру. Влюбленная девушка не замечала недостатков, наоборот, в ее глазах превращающихся в неоспоримые достоинства отдельно взятой личности. В отчаянии Инга заламывала руки.
- Он несчастен, это сразу видно. Он страдает!
Не иначе, Марьяшка его приворожила, лишила воли и достоинства, прикрыв совершенную в чужой душе разруху скучающим выражением ленивого героя на его лице. Она знала сестру, как облупленную. Злодейка способна применить сильнейшие психотропные препараты, какими пичкали в больнице и ее тоже – для того, чтобы лишить мужчину собственной воли. Инге не нравилось выражение ставшего похожим на маску лица Валерия. Сестрице пришлось дорого заплатить за красавца, но как именно она это проделала, неизвестно. Девушка терялась в напрасных догадках, истекала внутренним ядом и часто промокшим платком вытирала выступавшие на глазах слезы. Как во сне увидела подъехавший к подъезду длинный грузовой фургон и грузчиков, начавших выносить упакованные вещи. Наравне с ними таскала коробки и пакеты Ирина Николаевна. Марьяна визгливо покрикивала на рабочих, а Валерий барственно и отстраненно взирал на происходящее с балкона.
«Эх, мама, и ты меня на деньги применяла. Неужели и тебе она что-то подсыпала?» - с горечью посетовала Инга и, спохватившись, побежала ловить машину. Активными действиями она старательно отгоняла ненужные мысли и упрямо склоняла себя к версии о насильственном порабощении Ирины и Валерия коварной Марьяной. Ей удалось проследить за поселенцами вплоть до красного кирпичного особняка на окраине одного из микрорайонов. Элитный поселок начинался сразу же за панельными девятиэтажками. Неприглядный вид с торца на мусорную свалку купировался высоченными железными заборами, ограждавшими богатых поселян от внешних раздражителей.
Расплатившись с частником - «бомбилой», Инга внимательно обследовала прилегающую территорию. Прежний владелец пятого по счету дома выстроил обычное, из кирпича, без претензий в виде фронтонов и башенок добротное здание, а глухому забору предпочел ажурную ограду, по периметру обсаженную разросшимися кустами сирени, жасмина и акации. Судя по всему, романтически настроенный хозяин разорился, не вписавшись в жестокое общество с волчьими законами в мире бизнеса. Кое-где ограда была погнута и выщерблена. Несомненно, Марьяшка и здесь не прогадала при покупке. Старшая сестра с детства умела устраиваться в максимальной личной пользой. Инга просидела в укрытии за автобусной остановкой до вечера, жадно наблюдая за хлопочущим во дворе семейством, нервно кусала трясущиеся губы и прижимала обеими руками гулко колотившееся сердце. Поглощенная видом прекрасного двухэтажного особняка и счастьем новых владельцев, не заметила, когда успела наползти громадная черная туча. Хлынул ливень, разом смывший с улицы случайных прохожих и задержав на трассе рейсовые автобусы. Инга шла до общежития пешком и горько плакала, не вытирая катившихся по лицу вперемешку с дождем горьких, не облегчающих сердечной боли слез.
Следующие две недели пришлось побегать, прочесывая ближайшие к району особняков улочки с частными домами в поисках сдающейся внаем комнаты. Цены заламывали круто, и она готовилась поступиться расходами и принципами, приняв предложение Герыча телесно обслуживать клиентов. Но ей нужен был дом, максимально приближенный к объекту наблюдения. И она нашла крохотный домик буквально в двух десятках шагов от новорусской слободы, стоило шоссе пересечь. Внук сдавал хибару недавно преставившейся бабки и отчаялся найти желающих. Бревенчатая хатка вся обросла бурьяном и кустами, в ней не имелось ни водопровода, ни отопления, ни канализации. Спартанские условия не смутили готовую к самопожертвованию ради любимого девушку. А целью она задалась нелегкой: вырвать Валерия из лап чудовищного монстра по имени Марьяшка, и ради достижения цели все средства считала приемлемыми. Она уплатила залог за три месяца вперед и с полным правом водворилась в жилище. Парень так обрадовался, что не поинтересовался ни биографией квартиросъемщицы, ни ее документами. А Инга отдыхала, придумывая планы разоблачения негодяев, и терпеливо ждала…
Лето пришло сырое, но теплое. Донимали частые докучливые дожди. Погода нервно прыгала, вызывая скачки давления и головные боли. С весны Инга стала патологически чувствительна к атмосферным колебаниям. В дождливые дни мучилась гипотонической слабостью, с появлением солнца подпрыгивало давление. Она ощущала себя больной и разбитой, и с сожалением вспоминала счастливые времена юности, когда без малейших признаков усталости успевала за утро промести три дворовых участка, а вечерами вприпрыжку бежала на свидания. У нее грубо отняли молодость, долгую пору цветения, когда женщина успевает испытать и сделать очень много, и превратили в изможденную уродливую старуху. Кто за это ответит? Инга забыла о реальных насильниках, интересуясь теми, кто им способствовал. Да, времена словно повернули вспять, представ в чудовищно извращенном, на грани гротеска виде. Прошлой весной она, неискушенная девушка, бежала на долгожданные встречи с любимым и отдавала ему всю себя, не оглядываясь на приличия. Долго дожидалась в сквере привыкшего всегда и везде опаздывать кавалера, и ни тени сомнения не омрачало ее мысли и чувства. А теперь чувствовала себя мухой, высосанной до пустой оболочки не одним, а сразу несколькими пауками. И единственно, что осталось в ее истерзанной душе нетронутым, была неувядающая любовь к Валерию. На грязной окраине микрорайона не было ухоженных скверов, и плохо асфальтированные улицы мало подходили для романтических прогулок. Мыкаясь на автобусной остановке, часто вымокая под проливными, словно назло людям захлестнувшими белый свет дождями, сидела долго и терпеливо, для поддержания бодрости духа часто отпивая из припрятанной в сумке бутылочки. И она настолько сроднилась со спиртным, что день без него не начинала и спать не ложилась, и не заморачивалась тревожными мыслями, в кого постепенно превращается, без меры и перерыва поглощая все подряд: от пива до свирепой сорокаградусной водки. Она приобрела привычку носить с собой спиртное постоянно, им снимала внезапно настигавшую в неподходящий момент дурноту, им же успокаивала тяжко мятущуюся душу.
Валерий появлялся редко, обязательно в сопровождении тещи. При необходимости Марьяна увозила супруга на новеньком красном «пежо» и возвращала обратно, лично провожая до дверей – словно взятую напрокат вещь. Инга с ненавистью отмечала, что старшая сестрица уже не помещается в крохотном французском автомобильчике, ей бы купить «лендкрузер» с повышенной проходимостью, иначе сядет однажды в глубокой луже, которыми изобиловал подъезд к окраинам. Когда, отклячив зад, она лезла за руль, то походила на жирного слизняка, выгнувшего спину дугой. Валерий не выглядел счастливыми мужем богатой бизнес – леди.
- Определить бы тебя к Герычу в зверинец, там для тебя самое место, - мучаясь бессильной злобой, бормотала Инга, представляя, как запихивает ненавистную сестрицу в клетку к гиббону.
Чудесная получилась бы парочка! А потом благородной героиней она является спасти плененного кровожадной гарпией Валерия. Дальше праздник, застолье и хэппи – энд. Инга загрустила. Когда-то все это уже было – и праздник, и застолье, но счастливый финал перехватила другая, палец об палец не ударившая. Присматриваясь издали к семейке, Инга многое поняла. Ирина Николаевна следила за зятьком в отсутствие дочери. Получив большой халявный куш, жадная горбунья не бросила службу, справедливо считая, что денег не бывает много. Оно и верно, не зря умные люди считают копейку, целый рубль берегущую. И вообще, богатому дадут, а нищему – дулю. Кажется, в какой-то мудрой книге сказано… Читать Инга не любила, поэтому не знала, в какой. Инга упорно, до фанатизма мечтала явиться к любимому спасительницей, во всех отношениях незаменимой. Но не знала, как это сделать.
Конец мая выдался дождливым, но теплым, стабильно прогреваясь до двадцати градусов, и Инга радовалась этому маленькому везению. В последнее время она стала простудлива, от малейшего сквозняка кашляла и роняла сопли. Одновременно трещины дали и жизнь, и здоровье, и любовь. Кто выдержит такое? Но там, где Матрешка испугалась бы, расплакалась и отступила, открывшая в себе многие неожиданные, незнакомые прежде качества Ириска упорно не поддавалась унынию, буквально превратившись в памятник ожиданию. И добилась.
Этот случайный пасмурный день в конце мая, венчающий макушку затяжной весны, стал для Инги необыкновенно ярким, полным шокирующих событий. Ирина Николаевна по привычке ли, по принуждению, но часто ходила на рынок, и в последнее время ее стал неизменно сопровождать Валерий. Инга нервничала, не понимая, зачем жлобица Марьяна зря эксплуатирует драгоценного, купленного за большие деньги супруга. Но, приглядевшись, сообразила. Валерий помогал теще по собственному почину, а Ирина покупала зятьку пива или вина в пакетиках, который мужчина на ходу жадно опустошал, в качестве благодарности помогая ей набивать на рынке сумки. Изредка изголодавшемуся мужчине доставалась скудная четверть водки, которую также приходилось выпивать на ходу, икая и захлебываясь. Спиртное у жабы – сестрицы явно не поощрялось. Изучив все маршруты хозяйственной пары, Инга с сожалением сделала вывод о невозможности застать Валерия одного. Встретиться как бы случайно тоже не получится. Непонятным было одно: что заставило закоренелого холостяка грубо поступиться личной свободой? Неужели мифические деньги, которых ему и на руки не выдавали? Правда, одевался Валерий фирменно, с иголочки, и дураком его не назовешь. Так в чем же дело?! Размышляя так, Инга не сводила задумчивого взора с переходящей дорогу пары. Рядом с немолодой, отягощенной сумками Ириной мужчина смотрелся намного органичней и более к месту, нежели с бесформенным жировым валиком на неестественно тонких кривых ножках, законной супругой. И что толку, если на этих ножках – тростинках туфли из натуральной крокодиловой кожи?
Забывшись, Инга посылала вслед разлучнице словесные проклятья, по причине отсутствия Марьяшки приходившиеся в спину парочке. Вдруг Ирина Николаевна выронила сумки, схватилась за спину и со стоном рухнула на проезжей части. Едва успевшая затормозить пассажирская «газель» остановилась и сердито сигналила, за ней в ряд выстроилось несколько легковушек. Пакеты и авоськи раскатились по асфальту. Валерий лихорадочно засуетился, не зная, собирать высыпавшиеся продукты или тащить к обочине не способную без посторонней помощи подняться тещу. Пассажиры «газели» громко возмущались. Из «джипа» высунулся бритоголовый парняга и со смаком выдал заливистую матерную тираду, из которой следовало, что тяжелые сумки положено таскать мужику, а не тонкокостной бабе. Неестественно оживились и пассажиры «Газели», и ожидающие на остановке.
- Ишь, ряху распустил, как у борова, а жену до кондрашки довел!
- Растянулась, как лягушка на дороге. Совсем заездил бедную!
- Вот мордой-то широченной, да об асфальт!!!
Валерий суетливо перетаскивал сумки. Ирина перестала биться и лежала ничком под колесами «газели», похожая на выброшенную кем-то разноцветную тряпку, так мизерно и тщедушно выглядело ее тельце под просторным платьем. Бритоголовый достал сотовый и вызвал «Скорую помощь», приехавшую моментально, не успела рассосаться пробка на дороге. Валерий бросился к докторам и в знак протеста замахал руками, пытаясь не позволить увезти тещу. И тут на него ополчился народ. Бритый не погнушался выпрыгнуть из «джипа», оказавшись двухметровым молодчиком косой сажени в плечах, распинал сгруженные на обочине авоськи, выволок забившегося в кусты Валерия и насовал ему и по физиономии, и под бока. Вместо того, чтобы возмущаться и звать милицию, граждане одобрительно зашумели и зааплодировали. Инга рванулась подстреленной птицей, но споткнулась и упала, да не куда-нибудь, а в наложенное за торцом навеса дерьмо. Пока со стоном поднялась, отчистила одежду и вымыла в луже руки, трагикомедия на дороге завершилась. Ирину Николаевну швырнули на носилки и увезли с сиреной. Пробка постепенно растворилась. Амбал втянулся обратно в «джип» и на предельной скорости унесся по трассе, скрывшись за ближайшим поворотом. «Газель» разгрузилась у остановки, выплюнув доставленных пассажиров, набрала новых и уехала.
Место действия опустело – за исключением двоих поверженных героев. Валерий лежал лицом в пыли на обочине, и ноги его судорожно подергивались, пытаясь нащупать точку опоры каблуками дорогих ботинок. Прихрамывая, Инга бросилась к нему и, повинуясь первому порыву, подняла залитое кровью лицо любимого, и прижала к его разбитым губам горлышко ополовиненной бутылки. Валерий выпил водку жадно, с придыханием и тягучими стонами, и обрел наконец равновесие тела, но не духа. Осматривая и ощупывая себя, по-бабьи запричитал:
- Зуб выбил, сволочь бандитская, костюм измарал, ботинки из свиной кожи поцарапал – убытку на миллион. А сумки-то, сумки не покрали?
Инга принесла продукты, помогла Валерию открыть калитку.
- Не ходи за мной, дальше я сам. Ну, куда лезешь? – загораживая пыльным телом неприкосновенность родного жилища, гаркнул мужчина.
Инга судорожно всхлипнула и машинально достала вторую бутылку. В этом сезоне в моду вошли объемистые, величиной с хозяйственную торбу и очень удобные сумки, куда вмещалось много всякой всячины. Валерий грациозно замер, балансируя на одной ноге, похожий на отяжелевшего балетного танцора или, скорее, на насторожившуюся верхнюю части питона. Бутылка водки, вытащенная чужой теткой походя, с легкой руки, заворожила его, заставив задержаться. Горло алкающего мужчины судорожно дернулось в жадном глотательном движении.
- Сейчас, подожди, дом запру, - хрипло выдохнул он.
Попавший в организм крупный, размером с полфлакона глоток сорвал тормоза и лишил Валерия способности к сопротивлению искушениям внешнего мира и здравым рассуждениям тоже. Как старый цепной пес, привычно оберегающий хозяйское добро, он метнул сумки через порог на террасу и дрожащими пальцами пересчитал оставшиеся в красном кокетливом женском кошелечке деньги.
- Не хватает! Добавишь, а?
- У меня все есть, - успокоила его Инга.
Душа бедной девушки ликовала, наслаждаясь результатом не напрасно затраченных усилий. Любимый мужчина шел следом, как привязанный, мчался вприпрыжку, брызжа слюной от вожделения, то и дело забегая вперед и прикладываясь к горлышку, весь дрожа от страха лишиться дармового угощения.
- Лучше закусить взял бы, - вспомнив купленные на рынке деликатесы, мягко посетовала Инга.
- Э, нет, - неожиданно резко притормозил Валерий. – Ты уж сама сгоноши что-нибудь, вот и покушаем славно. Марьяшка, жаба, со списком посылает, а потом чеки сверяет и товар взвешивает. Никак не удастся отначить.
- Хозяйка жадина? – сочувственно покивала Инга.
- Хозяйка – тьфу! Жена постылая, липкая требуха, горгулья ненасытная! У-у-у, так бы и затоптал!
Валерия перекосило, он заскрипел зубами, заревел вдруг прорезавшимся басом и, схватив за горлышко опустевшую бутылку, ожесточенно принялся колотить стеклом об столб, пока в кулаке не остался огрызок «розочка», и размахивал он ею прямо перед носом у спутницы. Видя, что из калиток и террас высовываются любопытные соседи, Инга схватила мужчину в охапку и поспешно потащила в дом. Валерия прорвало. Как из прохудившейся канализации на голову безропотной слушательницы вылился мощный поток чудовищных сведений. Конечно, Инга подозревала за сестрой массу неприглядных качеств характера, но не настолько запущенных! Ни в одну дурную голову не придет! Прельстившись богатым содержанием, Валерий не получил и малой толики обещанного. Более того! Новоиспеченная супруга отобрала и спрятала документы, строго наказав матери не спускать с зятя глаз. «Я заполучила мужчину, и теперь никому не отдам, даже если придется отрезать ему ноги!»
- Кто знал, что она ненормальная? – раскачиваясь из стороны в сторону, плакался Валерий. – Сама дрянь всякую жрет и меня какими-то особенными блюдами кормит, чтоб в постели, значит, горело, а у меня понос да икота. Хорошо, Ирка под боком, а то бы совсем засох!
- Как… ты?! – не сдержавшись, ахнула Инга.
- И чего? – вздыбился Валерий. – Воспитывать станешь? Тебе бы, дуре, потанцевать на мешке с дерьмом… - подавив не успевшее сорваться с губ грязное слово, натянуто улыбнулся. – Ладно, не парься, красотуля. Как зовут-то тебя, родная?
- Ири – ска! – едва сдерживая слезы, слабо выдохнула шокированная до глубин естества девушка.
- А, значит, сладенькая! М-м-м!
Валерий не узнал ее, сочно причмокнул мокрыми коричневыми губами и потянулся к ней, как к первой встречной, готовой на все случайной собутыльнице. Инга в ужасе размышляла над непосильной задачей: как стать для него повседневно необходимой? Сложно, но исполнимо. Она слегка приободрилась. Впуская гостя в убогую, скудно обставленную горницу, испуганно сжалась, заметив на его высокомерно вздернутом лице брезгливое выражение, он даже осколок бутылки уронил.
- Скудно живешь, мать! Неужели большего не хочется?
Инга успела лишь открыть рот для ехидной реплики. Гость вдруг увидел в шкафу без дверок парадно выстроившуюся батарею полных бутылок и замолчал, поперхнувшись голодной слюной.
- Ах, ты, надо же! А у моей жабы глотка в мороз не выпросишь, ничего, кроме обезжиренного кефира. Так бы и забить ей утробу овсянкой, чтоб не квакала!
Валерий снова принялся с увлечением материться. Новой знакомой он ни капельки не стеснялся.
- Творожок кушает с изюмчиком и постоянно кислятиной воняет, никакими духами не перешибешь. Это оттого, что силикон под кожей разлагается, а у меня все внутренности размякли от ее кормежки, из клозета не вылезаю, - скручивая головку с бутылки, со слезой вещал он. – Ирку, мать, до смерти загоняла, сегодня вот на дороге растянулась. Знаешь, что эта подлянка придумала? Приезжает из своего воровского банка и тут же белым платочком шурк – шурк по полу. Если грязно покажется, Ирку плеткой отхлещет и без ужина оставит. Кабы не я, давно загнулась бы Ирка!
- А что же милиция? – роняя помидор, который собиралась резать в салат, пискнула Инга.
- Какая милиция, дура? Нельзя нам… - Валерий осекся на полуслове. – Ты прости, Ириска, что я с тобой так, по-простецки, больно уж много на душе накипело. А ты девка хорошая, в доску своя, ну прямо как родная показалась!
- Зачем же такое терпеть? – задохнувшись от радости, но вполне резонно заметила Инга, с трудом узнавая описанную словами Валерия мать.
- А! – он махнул рукой. – Ирка дочку до беспамятства обожает, дерьмо за ней подлижет и не поморщится. Ну, а я деньги получу и… погляжу. Там видно будет!
- Как же ты их получишь, родненький? Супруга собирается благополучно скончаться, оставив тебе наследство? – не удержавшись, съехидничала Инга.
Валерий выпил, закусил, и его повело на дальнейшую откровенность.
- Не думай, что я полный болван, Сосиска, - незаметно исковеркав имя новой знакомой, заговорил он. - Брачный контракт подписан, все честь по чести, адвоката приглашали. Но… с отсрочкой исполнения. Если, значит, испытательный срок выдержу…
Вспомнив о неприятном условии брачного контракта, Валерий забеспокоился, поглядывая на часы. Но до восемнадцати ноль – ноль оставалось достаточно времени.
- По жабе можно минуты сверять. Только пробьет шесть, тут она и есть. Ладно, еще успею протрезветь и почистить перышки. Положи закуски побольше, сто лет человеческой пищи не ел, одними мюслями да йогуртами достала!
- Обманет тебя твоя жаба, - наливая гостю очередную стопку, вздохнула Инга. – Сам посуди, ну кто помешает ей решить, будто испытательного срока ты не прошел? Или, другой вариант – сунешься на счет за деньгами, а там пусто, в другое место деньги перевели. И соси губу, Валерочка, поедай бычки! Говоришь, мадам в банке работает? Ну, тогда у нее все схвачено и проплачено…
- Заткнись, ты, курица безмозглая! – швыряя тарелку, закричал перевозбужденный мужчина.
Посуда из нержавейки не разбилась. Заметая в совок овощи из салата, Инга едва заметно улыбнулась. Валерия зацепило. Он лихорадочно, одну за другой, осушил сразу три рюмки и вполне миролюбиво поинтересовался:
- Думаешь, такое возможно? Признаться, банковских делах я не силен…
- Вполне возможно, - авторитетно заверила Инга, словно сама всю жизнь проработала с финансами.
- Эх, выкурить бы горгулью из банка, чтобы дворы пошла мести, а я бы денежками распорядился, - со смаком выпивая и закусывая копченой колбаской, размечтался Валерий. – Только зряшная мечта. Сослуживцы ее тоже на дух не выносят, а подобраться не могут. Со всех сторон окопалась, как фашист с гранатой. С сестрицей ее, полной дебилкой, проще было…
- А что с той сестрицей? – не сумела скрыть заинтересованности Инга.
- Да ничего особенного, - моментально почуяв опасность, подобрался гость и без особого энтузиазма пощупал Ингу сначала за грудь, потом за ягодицу.
- Я тебе не нравлюсь? – поникла она, и щекотливая тема тотчас забылась.
- Да ничего, можно, - неуверенно протянул Валерий, выпил еще водки и, едва не свалившись под стол, зашторил окно и погасил свет.
Вечер еще не наступил, но на улице заметно стемнело. В очередной раз собиралась гроза. Стесняясь своего тела, Инга не стала раздеваться, а Валерий и не настаивал. Торопливо бросил ее на койку поверх старенького вытертого покрывала, оставшегося от прежней хозяйки. Влюбленная девушка едва не заплакала, не почувствовав в объятиях любимого человека и малой толики сладких ощущений, которые волна за волной накатывали, заставляя упиваться радостью до сладких слез, в прежние времена. Тело сделалось бесчувственно деревянным и, естественно, никак не реагировало на активную деятельность мужчины. Но тем сильнее сердцем любила она Валерия, оставшегося до боли и муки упоительным воспоминанием о безоблачном прошлом, вдруг ожившем и явившемся к ней по мановению волшебной палочки. А она, убогая, неспособна достойно воспользоваться царским подарком фортуны. Словно почувствовав неладное, Валерий быстро закруглился, утерся краем простыни и, отвернувшись, торопливо застегивал брюки. «Ой, все пропало! В следующий раз он не придет!» Мысли Инги лихорадочно метались, разбегаясь испуганными тараканами, не позволяя придумать ничего путного, способного задержать собравшегося уходить мужчину. Ситуацию спасла обыкновенная водка, благословенное зелье, придуманное мудрым зеленым змием, в огромном количестве оставшаяся не выпитой и даже не раскупоренной.
- Я ею торгую, - храбро соврала Инга. - Хочешь, возьми парочку на дорожку?
- Э, нет, Марьяшка найдет, крыса угловая! Лучше я еще выпью. Постой, а воздушного шарика у тебя не найдется?
Инга ненадолго задумалась и вытащила из сумки пару презервативов. Сегодня средства предохранения использовались вопиюще не по назначению. Валерий наполнил их водкой, завязал узлами и с профессиональной ловкостью подвесил подмышками и между ног.
- В следующий раз с грелкой приходи. Так всегда солдаты новобранцы делают, - засмеялась Инга.
Валерий застрял за столом, как собака на заборе, опасаясь повредить хрупкие емкости с драгоценным продуктом и, воспользовавшись замешательством гостя, Инга налила еще стопку, потом вторую, третью, подрезала копченой колбаски. Время неумолимо приближалось к часу «икс».
- Да лопнула бы она, жаба пупырчатая, - после очередной рюмки со вкусом нюхая корочку, ярился Валерий. – Вот приду сейчас, свидетелей нет, а я ей бац – в рыло. И кто докажет?
- Судебная медицинская экспертиза, - мрачно проворчала Инга.
- Эх, ну как же деньги-то вырвать и самому не облажаться? Эта гарпия – не пустоголовая Матрешка, за пять копеек не скомпрометируешь!
- Скомпрометировать можно любого, хоть генерального прокурора, - вздрогнув, тихо проговорила Инга.
- Слышь, Ириска? Подскажи верный ход, а я с тобой честно поделюсь. Только чтоб без криминала. Матреху-то мы ловко уделали!
- Тоже без криминала?
Инга не проговорила, а жалобно мяукнула ободранной кошкой, корчась на смятой беспорядочными телодвижениями постели, как на горячей адовой сковороде. А Валерия развезло, язык у него развязался.
- Там все тип-топ сделано, мы с Иркой чисты перед законом, как ягнята, а Марьяшка, провалиться бы ей, вообще не при чем. Бросили Матрену у подъезда, а куда она потом умчалась, никого и не волнует. Не иначе, уже в психиатрии сгинула, у нее с детства с головой плохо. Низами сильно озабочена была, понимаешь?
Валерий весело рассмеялся, радуясь удачно провернутой афере и сильно пнул скорчившуюся в муке Ингу пониже спины, отчего спрятанная между ног заначка с влажным звуком лопнула, и у него оказались мокрыми штаны. Но мужчина не обратил на неудобство ни малейшего внимания.
- Шевели мозгами, Ириска, думай, как жабу зажарить и съесть. Вижу, баба ты тертая, жизнь охапками берешь!
- Расскажи подробней, может, что и придумаю, - не разжимая губ, промычала Инга.
- Да чего тут рассказывать, и так все ясно. Эта – не Матрешка, к бомжам не побежит. Может, и ту силой унесли, только из собственного особняка нести некому, разве самому, а это не выход, - обозлился Валерий.
Схватившись за голову, кругами забегал по тесной каморе, причитая о деньгах и банковских вкладах, и не заметил, как раздавил две оставшиеся заначки. Инга рванулась вперед, прижала его голову к своей обвисшей груди. Валерий раскачивался китайским болванчиком, стеная в голос и ядовито благоухая спиртом.
- Я все сделаю, чтобы тебе помочь. В любовь с первого взгляда веришь? Нет, вижу, сомневаешься. Но подожди, подожди немного, и ты увидишь… ты такое увидишь!
Пьяно всхлипывая, Валерий уронил голову ей на колени. Инга аккуратно подпорола шов его пиджака и вложила за подкладку маленький пакетик.
- Хорошее средство, очень хорошее. Говорят, заставляет видеть то, чего нет, а что есть, замыливает, не разглядеть.
- В колдовство разве веришь? – вытаращил пьяные глаза Валерий.
- Лучше колдовства, эффективность сто процентов. Лекарство от всех болезней, в том числе и от жадности.
- Да ну! – громко удивился Валерий и, протрезвев от потрясения, другими глазами посмотрел на новую подружку.
Хотел завалить на койку, но посмотрел на часы и заметался, на ходу застегивая штаны.
- Хорошая ты баба, Ириска, ох и хорошая, цены тебе нет. Мы с тобой состояние как стог сена сметали бы, ни один налоговый инспектор не подкопался!
- И сметаем! Ты только меня слушай, я бывший фармацевт, все лекарства знаю…
Инга вспомнила больницу и с легкостью придумала себе необременительную профессию. Валерий орал и метался, размахивая двумя полными бутылками, не зная, куда их спрятать в одежде, и она подала еще два презерватива, помогла налить и привязать. Тело возлюбленного выглядело широким и бесформенным, пиджак не хотел застегиваться, но Инга завязала ему шнурки на ботинках и под руку вывела на дорогу. Время пролетело незаметно, и о страшной супруге, рвущей и мечущей громы с молниями в пустом доме, они оба совершенно забыли…
Небо успела затянуть мясистая черная туча, часто вспыхивающая желтыми разрывами молний. Над головами грозно гремело, предвещая стремительно летевшую на крыльях порывистого ветра непогоду. Примерно около одиннадцати вечера новоиспеченные любовники, визжа и ахая, вывалились на улицу и на подгибающихся ногах заковыляли к новорусским особнякам. Ливень настиг их на полпути, заставив с воплями укрыться под железным навесом автобусной остановки, и там они распили очередную бутылочку. Инга повесила сумку через голову, оставив руки свободными, и жадно дотрагивалась до своего спутника, гладила по мокрому, с прилипшими волосами лбу, массировала щеки, не уставая повторять нежные и радостные слова. Валерий то громко хохотал, то глупо и блаженно улыбался, забыв, куда и зачем направляется. Конечно, новая заначка не выдержала варварского к себе отношения, и одна емкость лопнула. Спирт добрался до чувствительного места пониже спины. У Валерия защипало между ног и он, хохоча, воя и высоко вскидывая колени, понесся по улице, не обращая внимания на дождь. Инга с визгом бросилась его догонять. Ливень бушевал свирепый, не позволявший видеть вокруг на расстоянии вытянутой руки, и не собирался прекращаться. Сверкали молнии, оглушительно грохотал гром, а парочка, не скрываясь, галопировала под жесткими струями воды, то и дело сталкиваясь лбами, лобызаясь и распевая песни. В калитку ломились со стуком, смеясь и азартно покрикивая.
Марьяна выбежала под зонтиком, круглая, как шар. Жировой гребень за спиной мешал ей быстро идти, отчего тонкие ножки дрожали былинками. В последний момент Инга стушевалась и торопливо шагнула в кусты. Ворота с треском распахнулись.
- Ути – пути, горгулья ты моя любезная! И где тебя собаки гоняют? – пьяно рассмеялся Валерий и указательным пальцем ткнул супругу прямо в глаз.
Марьяшка смешно, по-поросячьи хрюкнула, выронила зонт и круглой попой уселась в глубокую лужу. Валерий зашелся в дурном икающем смехе. Разрядка со спиртным оказалась слишком сильной, он перестал контролировать обстоятельства и не сумел сдержать рвущиеся из глубин хмельного естества эмоции.
- Подонок! Ты где шатался? – пытаясь подняться из лужи, с бульканьем плевалась гневом оскорбленная супруга.
Дождь превратил ее в мокрый и скользкий мяч. Валерий же, вместо того, чтобы помочь жене подняться, глупо хихикал и толкал ее в грудь, и женщина с плеском падала в лужу, вздымая тучи брызг и невнятно пытаясь материться залепленным водой ртом.
- Сбесился, сукин сын! – по-гусиному вытянув шею, в диком приступе злобы взвыла Марьяна и ткнула не в меру разыгравшегося супруга острым концом зонта.
Зонт оказался не простой, а модный, клетчатый, с крючком вместо рукояти и длинным штырем на маковке. Валерий странно чмокнул губами, издав звук, похожий на хлопок лопнувшего воздушного шарика. От толчка внутренности его свело судорогой, он крякнул, хрюкнул и, широко разинув рот над прилизанной головой супруги, изрыгнул на нее несметное количество выпитого и съеденного за день. С воинственным кличем амазонок свирепая горгулья взвилась из лужи и, с зонтом наперевес, прыгнула ему на спину. Валерий мяукнул пойманным на месте преступления котом и упал в ту же лужу лицом, и не на шутку рассвирепевшая супруга еще раз пырнула его зонтом, услышав странный влажный хлопок, замерла на секунду от удивления, а потом принялась охаживать гулевана то по спине, то по голове, то пониже копчика.
Спрятавшаяся за забором свидетельница оторопела, протрезвев от удивления и ужаса. Респектабельная служащая престижного банка казалась во сто раз больше невменяемой, чем упившийся до зеленого змия в глазах Валерий, как упавший лицом в лужу, так и оставшийся лежать в грязи, невнятно гукая и пуская последние пузыри. На его спине бесновалось нечто круглое, похожее на неведомого науке зверя и кололо беднягу зонтом без всякой жалости, словно рогом. Инге со страху показалось, злобная сестрица забодала ее возлюбленного насмерть, и он уже не шевелится. Оглушительно грянул гром, сверкнула белая молния, на миг осветив совершенно нечеловеческое лицо с оскаленным ртом и выпученными глазами. «Нелюдь! Это нелюдь, и облик, и повадки у нее нечеловеческие!» - ахнула Инга, лихорадочно выворачивая содержимое сумки. Дрожащими пальцами свернула головку ампулы, наполнила шприц. Счет пошел на секунды. Так усыпительными уколами усмиряли диких зверей, стреляя в них из ружья, а к разъяренной фурии пришлось подползать на четвереньках. Валерий не подавал признаков жизни, из его разорванных брюк и рубашки торчало голое окровавленное тело.
- Убила! Ой, убила, горгулья окаянная! – со стоном выдохнула Инга, одним огромным прыжком настигла дерущихся и вонзила иглу в оттопыренную толстую попу.
Фурия не почувствовала укола, лягнула ногой и выбила Инге боковой зуб. Валерий лежал лицом в луже, и вода вокруг его жалкой поверженной в прах тушки багрово пузырилась. Вздрагивая и давясь рыданиями, не чувствуя боли в разбитом лице, Инга спешно набирала второй шприц, уже не заботясь, что ее обнаружат и привлекут к ответу. Марьяшка снова дрыгнула ногой и угодила сестре в голову. Оглушенная, Инга отлетела далеко назад и ввалилась в кусты жасмина, где и застряла, неловко выгнувшись дугой и оставив супружескую пару добивать друг друга подручными средствами под дождем, в грязном месиве и позоре. Ливень упорно не прекращался, и потоки льющейся с неба воды не позволили пьяной и оглушенной ударом девушке вылеживаться без памяти в переплетении сучьев и веток. Она очнулась, повертела ноющей шеей и привычным жестом потянулась за бутылочкой… но вдруг вспомнила, где находится. И, в чем была, с хлопающей по бокам сумкой, больше похожей на бесформенную торбу (отчаянный визг последней моды), она выскочила из укрытия. Оказалось, времени прошло немного. Избиение недавно успело завершиться, оставив на дорожке два неподвижных, вульгарно распростертых тела. Вид у супругов был куда как непригляден! Инга бросилась к Валерию и зарыдала от счастья. Любимый дышал, пуская носом алые пузыри и шлепая бесформенными, в лепешки разбитыми губами, к которым она тотчас приложила спасительную бутылочку. Мужчина закряхтел, застонал и, едва перебирая конечностями, пополз к крыльцу, но по пути холодный душ отрезвил и его тоже. Спохватившись, Валерий оглянулся, изумленно хмыкнул и также на четвереньках направился к валяющейся в нелепой позе супруге. Стоящую истуканом любовницу он поначалу проигнорировал.
- Э - гей, вставай, пончик! Холодно валяться, дорогая, попа потрескается!
Инга испустила тихий звенящий вопль, захлебнувшийся под толстыми струями ливня и перешедший в хрип и бульканье. Валерий выпучил дурные, налитые остатками хмеля глаза.
- Эй… девка, чтоб тебя разорвало… ты кто, кошка приблудная?
- Забыл? Уже забыл? – на пронзительной ноте заверещала она, и с губ ее уже грозили проклятьем сорваться роковые слова, способные расставить все точки над «и», прояснить доселе непонятные ситуации и воздать негодникам по заслугам.
Но Валерий напыжился, натужился и вспомнил.
- А, Ириска? Что тут делаешь, сладкая киска? Это ты ее убила, кукла резиновая?
- С ума сошел! – крикнула Инга.
- Так она же мертвая. Вон, гляди, холодная и не шевелится, - в голос заревел мужчина.
На полусогнутых Инга потрусила к сестре, попыталась нащупать пульс, но не преуспела. В медицине она понимала еще меньше, чем во всем остальном.
- Мертвая она, мертвая! Что я, в живых бабах не разбираюсь?
От страха Валерия скрутила медвежья болезнь, и он уселся на мощеной дорожке, не позаботившись принять пристойный вид.
- Ну, может, она и того… Сердечный приступ или инсульт – дело-то житейское, - с потрясающим хладнокровием проговорила Инга.
Протошнившись и опорожнив утробу, Валерий обрел способность здраво рассуждать.
- Раз померла горгулья, деньги должны мне отойти? Как законному супругу, - и тут же засомневался. – А вдруг не приступ… вдруг…
- Может, ты ненароком и зашиб свою горгулью. Она всегда здоровья слабого считалась, жиром под завязки полна, вот от удара и лопнула, - равнодушно обронила Инга и, довольно потирая руки, заявила: - Вот хорошо, если так вышло. Главное, ты живой, и бояться больше некого. Идем в дом, холодно становится!
Последние слова прозвучали жалобным, на последнем вздохе, птичьим криком. Валерий вытянул шею и насторожился.
- Э, нет, погоди, корявая! С какой стати в чужих домах распоряжаешься, а?
- Мне уйти, да? – жалобно спросила она.
Валерий бросил испуганный заячий взгляд на неподвижно распластанное в грязи тело и взревел внезапно прорезавшимся ломким баском:
- Нет! А ну, стой! Не смей уходить!
- И что делать? Вдруг ее убили? – с умыслом подчеркнула Инга.
- Кто? Здесь никого, кроме нас… А-а-а, это ты, ты ее замочила!
- А почему я? Почему, спрашиваю?!
- Потому! Я не мог, значит, ты!
Валерий считал аргумент неопровержимым.
- А я могла? Ты уверен, гад ползучий? – разозлилась Инга.
- Ты, точно, и дело твое нечистое! Вон крови сколько, вся вода красная!
- Это твоя кровь, дурак! Она тебе со всех боков шкуру вспорола. Посмотри, нежное место не порвано?
С хриплым нечеловеческим воем Инга бросилась вперед и смачно плюнула любовнику в физиономию, круто развернулась и бегом бросилась к калитке, но поскользнулась на мокрых булыжниках и упала плашмя, и Валерий тотчас сиганул ей на спину, схватил за загривок и принялся бить лицом об камни.
- Напакостила, и бежать? Бежать, да? Не я убил, а ты! Не я, а ты!
Инга развернулась ежом и зубами вцепилась возлюбленному между ног. Взревев, тот отпрянул, тоже поскользнулся, но опрокинулся навзничь. Изловчившись, Инга вскочила ему на грудь, затрясла за воротник потрепанного в драке пиджака, закричала, дыша в лицо водочным перегаром:
- Гонишь меня, да, гонишь, когда дело выгорело? Ты убил, я видела! Вот пойду и донесу на тебя в милицию. И про то, как вы Матрешку извели, докажу…
- Все! Все! Мир! – хрипло и пронзительно взвизгнул Валерий. – Не смей в милицию, и тебя за собой потащу. Я и тебя… нет, убью… нет…
- Ага, значит, ты и убил, - злобно и холодно констатировал Инга. – Вставай, козел и кайся, а я тебе, уж так и быть, помогу.
- Чем поможешь-то, чем? Сама тля, связей никаких…
- Это у меня-то нет связей? Молчи и слушай! У меня такие связи, что через сто лет никто горгулью не найдет! Захочу, и тебя порву на две части, да подлость-то вытрясу!
- Мир, шкура, говорю же, мир!
С головы до ног извозившись в грязи, они медленно поднялись, по очереди выпили из бутылки и посмотрели на неподвижно лежащее в луже тело. Возглас вырвался у обоих одинаковый:
- Надо бы спрятать!
Общность интересов сплотила их снова и подбодрила лучше спиртного из новой бутылки, появившейся из безразмерной Ингиной сумочки.
- Давай в саду зароем. Не хочется под дождем мокнуть, - кисло протянул Валерий.
Инга молча покрутила пальцем у виска и жестом велела возлюбленному хватать покойную за голову, сама подцепила ее за ноги. Кряхтя от натуги, поволокли ношу к небрежно брошенному посреди двора красному «Пежо». Случилось невероятное - занявшись поисками пропавшего супруга, жадная Марьяна забыла поставить машину в гараж. Тело ловко пристроили на заднем сиденьи. Примостили в лежачем положении ничком, стараясь, чтобы не было видно лица. Валерий неумело взгромоздился за руль, а Инга достала из сумки мобильник и начала набирать номер.
- Стой, лучше не надо! Бросим в лесополосе…
Валерий перекосился лицом и потянулся выхватить телефон, но любовница с презрением хлопнула его по рукам.
- Как есть больной! Хочешь хорошо и спокойно жить? Молчи! Еще и денег дадут.
- Дадут – во что кладут, - злобно прошипел мужчина, но поползновения прекратил и осторожно принялся выезжать со двора.
Машина плохо слушалась неумелых рук, опасно виляла, и теперь Инга шипела от злости, но не решалась дать любовнику пинка.
- Герыч? Да, это я. Есть выигрышное дельце…
Пару минут Инга расписывала проблему. Заслушавшись, Валерий вильнул в сторону и съехал на обочину, зарывшись носом в глубокую лужу. Стоило бы пойти закрыть ворота, но не хотелось вылезать под дождь, да и любопытство раздирало подслушать чужой разговор.
- Нет, Герыч, с чего ты взял, что криминал? Обыкновенная кондрашка тетку хватила, силикон, наверно, внутри растекся. Если совсем не заберешь, к утру вернем на место, будто ничего и не случилось. Дом пустой стоит, никто не узнает. Тащить? Ага, да-да, уже едем!
Валерий разинул рот, собираясь разразиться бранью и причитаниями. Кое-как ему удалось выгрести из лужи, и он медленно и неуверенно поехал по безлюдной в момент проливного дождя загородной трассе.
- Лучше на дорогу смотри, скажу, куда поворачивать. На наше счастье, тут недалеко, по окружной дороге мигом доберемся. Зато Герыч денег обещал кучу. Тебе, скажи, деньги нужны?
- Что мне ваши копейки! Теперь миллионы моими будут, - продолжал хорохориться Валерий.
- Жди, может, через полгода и будут. Но прежде по судам затаскают, а то и в камере насидишься. Слышал, убийцы жертвам не наследники?
- Считаешь, я ее убил?! – взревел Валерий и опять едва не упал в кювет.
- Ладно, тихо, мало ли что я считаю. Молчать буду в тряпочку…
- Соучастницей пойдешь, - злобно отрезал мужчина, и так принажал на газ, что машина понеслась по шоссе с опасной скоростью. – А ты точно подстраховалась? Вдруг твой Герыч сам сдаст нас в милицию? – забеспокоился он в следующий момент и, обмякнув, в очередной раз притормозил у обочины.
Но Инга не дала ему расслабиться.
- Не волнуйся, у него рыльце еще больше нашего в пуху. И примет, и заплатит, еще и выпить нальет.
И они поехали. Студия Кукловода находилась тоже на окраине, но противоположного конца города. В последние несколько месяцев Герман снимал просторный деревенский дом напротив бездействующего с времен перестройки пионерского лагеря. Из соображений конспирации он часто менял квартиры.
- Это же больше часа на малой скорости пилить. А ну, на кого нарвемся? Срок обеспечен, - стонал Валерий, едва державшийся за рулем.
Инга не водила машину вовсе и ничем ему помочь не могла.
- Авантюристка ты, Ириска! Про нашу горгулью что говорить станем?
- На дорогу смотри. Что надо, я уже сказала, а остальное Герычу неинтересно.
- Наплевать на твоего… как его там? Людям-то что скажем? – нервничал Валерий.
- Эх ты, муж, не знаешь, что соврать. Поехала отдыхать и пропала. Ищи – свищи! Да на дорогу, говорю, смотри, не в обочину!
- Машину жалко. Продать бы или припрятать…
Так, пререкаясь на различной тональности, они добрались до места, удачно не встретив никого дорогой. Им удивительно везло. Ливень разогнал по укрытиям и милицейские патрули, и автомобилистов. Перспективы обнадеживали. Герман вышел навстречу сам, поскольку помощников в ремесле не имел, впустил приехавших в огороженный густыми зарослями сирени двор, распахнул заднюю дверцу и приказал:
- Заносите!
Завернутое в мокрый плед тело казалось каменно тяжелым. В сенях горе – носильщики зацепились за угол, плед распахнулся…
- Ух, ты, е-мое! Такого и в дурном сне не увидишь!
А удивить много повидавшего Кукловода, надо сказать, было сложно.
- Думал, плохой товар принесем? – довольно ухмыльнулась Инга.
Крохотное круглое тельце смотрелось наливным яблочком, на спине мягко колыхался массивный жировой гребень, изо рта умильно тянулась тонкая струйка слюны, подчеркивая шокирующее безобразие натуры.
- Неужели из кунсткамеры стащили? Или сами замочили, уроды? Да живьем она раз в десять больше стоила!
- Живая она сюда не пришла бы, - ядовито заметила Инга. – Так будешь брать или выбросить? Заспиртуешь, и будет эта красота каждый день у тебя перед глазами маячить.
- Ты, Ириска, иногда выдаешь умные мысли. Вот только хахаль твой отчего нюни распустил?
- Боится, обманешь.
- Меня не обойдешь, - обретя дар речи, окрысился Валерий. – Я все цены знаю!
- И часто ты жмуров продаешь? – съехидничал Кукловод.
Валерий икнул и подавился невысказанной фразой. Примерно с четверть часа все трое ожесточенно, как цыгане на базаре, торговались.
- Сбавляй цену, чую, явный криминал приволокли. Дамочка, гляди, в брюликах, и сумочка в тачке целое состояние стоит. А «пежо» тоже угнали? Тебе, Ириска, с твоим пьянством сто лет на колеса не заработать, - кипятился Герман.
- Эта хрень стоит целое состояние? – брезгливо держа в вытянутой руке мятый кожаный мешочек на тесемках, изумился Валерий, на секунду задохнулся и разразился неистовой матерной руганью, смысл которой сводился к проклятиям жабе, на себя тратившей тысячи, а родному супругу банки пива жалевшей.
- Ага, вон откуда товар-то! Сам небось свою бабу и прибил. Ах, фуфлыжники вы, мокрушники окаянные! Обмануть меня хотели? Десять кусков вам на двоих деревянными, и пасти закройте, не то сами в спирту поплывете, в стеклянной таре. Ну, Ириска проклятая! Естественным образом она, значит, преставилась?
Тут начал материться Герыч, да так свирепо, что гости от страха присели пониже. Валерия перекосило, когда Инга ногой больно пнула его в брюхо. Это он своей глупой несдержанностью зарубил выгодную сделку на корню.
- Оплата после съемок. Ты, Ириска, иди и переодевайся, а хахаль пусть в соседней комнате посидит, мы с ним еще покалякаем…
Инга нервничала. Прошло больше часа, как она успела отсняться, разгримироваться и получить на руки оплату, и ждала Валерия, но возлюбленный изволил задерживаться, занятый расчетами с Кукловодом. Обострившейся интуицией, когда дело касалось Валерия, девушка чувствовала неладное, но боялась встать и пройти в соседнюю комнату. Герыч привязал к вбитому в стену крюку свирепо ворчащего гиббона и, готовясь к следующим съемкам, выпустил из вольера стаю плешивых собак. Но когда из-за запертой двери послышались нечеловеческие вопли, перемежаемые не менее ужасными булькающими звуками, Инга не выдержала, вскочила, распинала в стороны шавок и ворвалась в пыточную камеру, где, как ей показалось, терзали ненаглядного Валерия. Следом хлынула воющая и визжащая собачья стая. Но помятого ночными приключениями мужчину никто и пальцем не тронул, хотя он орал и держался за живот, словно вновь охваченный приступом медвежьей болезни. Герыч заливисто матерился, бегая вокруг большого бака толстого стекла, откуда высовывалась моргающая и шлепающая губами голова на короткой шее. По полу большими лужами расплескался спирт. Голова икала и булькала, ее тошнило.
- Марьяшка! Живая, стерва! – изумленно прошептала Инга.
На подогнувшихся ногах она плюхнулась на пол, и ее тотчас обступили бродячие собаки, некоторые задрали задние ноги, намереваясь пометить новый в их плешивой стае объект. Орошенная теплыми струями, Инга сама заорала, как резаная. Герыч размахнулся и залепил Валерию сочную оплеуху, от которой продавец негодного товара опрокинулся вверх тормашками на диван. Раскидав путающихся под боками собак, Инга ползком бросилась к нему, но вдруг кто-то тяжелой нечеловеческой лапой наступил ей на спину, распластав, как раздавленную колесом лягушку. Когда она подняла голову, то узрела дикую картину. Соскочивший с привязи гиббон дорвался до сладкого и лакал разлившийся по полу спирт. Разом забывшие распри Герман кинулись на обезьяну и потащили ее в вольер. Марьяна пришла в себя и натужно стонала, пытаясь выбраться из бака, но скользила по стеклянным стенкам и падала обратно в спирт, отчего выпивки ей досталось гораздо больше, чем несчастному гиббону, быстро отловленному и водворенному за железные прутья решетки, где животное могло сколько угодно орать и бесноваться. Оказалось, что и собаки не дураки хлебнуть, видимо, приученные к нетрадиционному питью Кукловодом. Навалившись скопом, они опрокинули бак. Инга икнула и не сумела сдержать нездорового, с истерическими привизгами смеха. Старшая сестра в звериной своре смотрелась гармоничней и привлекательней, нежели на фоне человеческих особей. Прошло немало времени, прежде чем критическую ситуацию удалось стабилизировать. Собак прогнали, бак унесли, рыдающей Марьяне сделали успокаивающий укол, отчего она впала в спячку и сомлела на мокром полу, в едко пахнущей спиртом луже.
- Тело, говорите, у вас купить? Ур-роды, чтоб вам пусто было! Накачали тетку наркотой, а ума не хватило пульс проверить? Берите свою красавицу и возвращайте, откуда взяли, да не забудьте еще пару раз уколоть, чтобы дома дуба не дала, иначе оба сядете, - ярился Герыч, и Валерий не рискнул шантажировать его соучастием.
- Она же холодная была! Совсем холодная, - заплакала Инга.
- Сама ты дура, и уши у тебя тоже холодные. Вали отсюда и не лезь, пока не позову. Убытки вам насчитываю по тысяче долларов на нос, поняли?
- Я заплачу, обязательно заплачу! Мне работа нужна!
- Уж работой я тебя теперь под завязки обеспечу, и вякнуть не посмеешь, что не нравится, - ухмыльнулся Герыч, но испуганная и растерянная Инга пропустила последние слова мимо ушей.
Главное, в работе ей не отказали. Они с Валерием подхватили неподвижное тело и потащили обратно на улицу. Ливень постепенно прекращался, но успел смыть спиртовой дух и зловоние, пока бежали через двор к машине, кряхтя и ругаясь, устраивали с присвистом храпящую Марьяну на том же месте. Валерий прыгнул за руль и дал газу с такой скоростью, словно всю жизнь провел за рулем. Даже ухитрился высвободить одну руку и отвесить Инге одну за другой две полновесные плюхи, заставившие ее зарыдать в голос, но возлюбленный не оглянулся, ни словом не ободрил незадачливую девицу. Ухая и подпрыгивая на сиденье, как на коне, он слова не мог вымолвить от переполняющих естество бурных эмоций. Правда, надолго его не хватило. В очередной раз не справившись с управлением, съехал на обочину и, поддерживая обеими руками живот, бросился в кусты. Вернулся мокрый, дрожащий, похожий на побитого бродячего кобеля. Опасливо покосился на спящую беспробудным сном супругу.
- Что теперь будет, а? Что же ты, тварь, наделала?!
- А что? Я – ничего, - закрываясь руками, пискнула Инга. – Вон там, подальше, пруд. Давай бросим ее в воду…
Валерий кулаком ткнул любовницу в солнечное сплетение, выволок ее, задохнувшуюся, из машины и пинком отправил в яму на обочине, полную мутной дождевой воды.
- Иди сама поплавай, крыса подвальная!
- Валерочка, я же ничего, просто так! Ну, везем ее домой, отлежится и оживет, - пытаясь выползти на дорогу, пронзительно кричала Инга.
- Шалишь, кукла, никуда больше меня не втравишь. Подставила, как падлу, а теперь ревешь? – и он ногой, в исступлении, принялся сталкивать девушку обратно в канаву.
- Ехать думаешь? Нет уж, чеши пешком, коли такая умная!
И радостно ткнул ее носком размокшего ботинка в лицо, отчего она опрокинулась навзничь и, глотнув воды, закашлялась, а Валерий громко и глумливо захохотал.
- Утопить бы тебя здесь, крысу, чтоб не выплыла, да пачкаться неохота. Как теперь перед женой оправдаюсь? У нее память как у ста слонов…
С этими словами он полез в машину. Вслед ему бился отчаянный вопль покинутой любовницы:
- Не бросай меня, Валерочка, мне пешком не дойти!
- Ну и хрен с тобой! – не удержался от ликующего вопля мужчина, высунувшись из салона почти наполовину.
Дождь наконец закончился и стало ясно, что начинается рассвет. Небо на востоке опасно розовело, и следовало бы поторопиться, но он замешкался, любуясь ползающей в грязи Ириской, из широко открытого рта которой вырывались поистине раздирающие душу мольбы о пощаде. И просмотрел, бедолага, вынырнувшую из-за поворота патрульную милицейскую машину.
- Что тут случилось? Ваши документы!
Пока Валерий, не слыша собственных непроизвольных стонов, растерянно хлопал себя по карманам в поисках бумажника, потом шарил на заднем сиденье под обмочившейся супругой в поисках ее сумочки, Инга потихоньку вползла в машину и, как ни в чем не бывало, устроилась на переднем сиденье. Невыразимо мерзкий запах поплыл по салону. Грубо потревоженная Марьяшка ухитрилась испачкаться, на нее тоже напало нечто, сродни медвежьей болезни. Дух в крохотном «пежо» витал настолько крепкий, что патрульные шарахнулись в сторону и, матерясь, полезли за протоколом.
- Документов, говорите, нет? Поехали в вытрезвитель!
- Из гостей едем, кто же знал? Не взяли документов, - со слезой в голосе канючил Валерий, от страха не только протрезвевший, но и снова почуявший приближение приступа той же болезни.
- Оно и видно, что из гостей. От кого дерьмом разит, от кого перегаром, а одна дура в луже купается. Кто позволит пьяным за руль садиться?
- Простите, больше не будем, - нашкодившим школяром пискнул Валерий, бессмысленно продолжая хлопать руками по сиденьям, но сумочка исчезла бесследно.
- Провалиться на месте, тут была, жена никогда с документами не расставалась…
- Хватит пререкаться! Проедемте, граждане, в отделение для выяснения личностей!
Но Инга уже сориентировалась и протягивала милиционерам несколько крупных купюр в долларах. После некоторой заминки милицейские стражи поехали своей дорогой, а Валерий с воплем выдернул из-под собственного седалища мокрую, вывернутую наизнанку сумку. На полу, в луже рвоты, валялись документы. Воняло так, что никто не решился выпить из оставшейся в салоне начатой бутылки. Валерий молча жал на газ, стараясь не смотреть ни на жену, ни на любовницу. Не доезжая до ворот особняка, притормозил у остановки. Не ожидающая ничего плохого Инга потянулась к возлюбленному, но Валерий грубо схватил ее за грудки и вышвырнул вон из машины, на заросшую лопухами и крапивой обочину. Когда Инга выползла из зарослей, вся в грязи и мусоре, красного «пежо» след простыл, и ни одного окна в особняке не светилось. Впрочем, утро уже наступило, холодное и промозглое после ночного дождя. Съежившись, кутаясь в бесформенный свитер и путаясь в длинной юбке, Инга медленно побрела по улице. Ее колотила лютая дрожь и, нащупав в кармане остатки денег, она свернула к круглосуточно работающему киоску, где купила десять бутылок водки и пакет закуски. Не отходя от торговой точки, зубами скусила пробку и жадно припала к горлышку. Икала, всхлипывала, громко глотала, заливаясь слезами, не чувствуя обжигающего вкуса спиртного, но не могла ни согреться, ни успокоиться. Неожиданно бутылка, словно живая, выскользнула из ее дрожащих пальцев и очутилась в руках у запыхавшегося Валерия, не менее жадно припавшего к живительной влаге, сочно причмокивая, сглатывая и часто облизывая красные воспаленные губы. Проговорил внушительно:
- Ты, киса, не обижайся. Мало ли что между родными людьми приключается! Моя-то горгулья теперь не меньше, чем на сутки залегла, а я ветерком свободным гуляю. С тобой или не с тобой?
- Со мной! Со мной! – вспыхнув огненным румянцем снаружи и нестерпимым жаром изнутри, радостно воскликнула Инга и бросилась Валерию на шею.
Обнявшись, они скрылись за чахлыми кустиками сирени, скудно прикрывающими снятую по найму убогую развалюху...