Вдохновение

Он берет в руки кисть, проводит перепачканным в краске кончиком пучка волос по белому листу. Любовно выстраивая и вырисовывая очертания предмета, линии, жеста, он получает свой идеал на шероховатом холсте. Пока кисть следует за рукой художника, он влюблен в образ, он бредит им ночами, он, забыв о еде, вглядывается в нанесенные контуры, фантазия заканчивает шедевр. И что-то внутри него ликует, улетает в творческом экстазе за белые облака надежд и голубую равнину грез. Муза, осчастливившая его своим присутствием в эту минуту, торопит гения. Он не хвалит себя за картину, не гордится эротичной формой бедер или манящим цветом глаз. Его нарисованная девушка оживает, она танцует танго, поет колыбельную, читает сонет. Это она, его настоящая, чистая, его возлюбленная. Близится минута последнего взмаха кисти. Его суетливость и торопливость только мешают: там, в правом верхнем углу недостаточно хорошо прорисована луна, а внизу мостовая недостаточно каменистая. Но это ничего, успокаивает себя художник, это даже пикантно, лишь бы быстрее… В голове уже список тех, кто первым должен ЭТО увидеть… И вот работа завершена, бедный изнеможенный творец без сил падает на кресло и проваливается в небытие. В полубреду картинная девушка отдает ему свою чистоту… Утро вонзается в глаза солнечными лучами сквозь неприкрытые занавески. Утро освобождает его из объятий рисованного идеала. Болезненное пробуждение прерывается сторонним взглядом, нечаянно уроненным самим художником, на высохшие за ночь мазки. Ужас, охвативший гения, сравним с цунами, поглотившим немало островов и их жителей. Холодящая дрожь бегает по всему телу, и нож для писем в левой руке тянется, как прежде тянулась кисть, к картине. Он произносит горькие слова проклятия в адрес своей Музы и в адрес чудовища на картине. Клянет свои неумелые руки и потерянное время. Острие ножа со свистом вонзается в полотно и продолжает беспорядочно вальсировать между рамками. Через несколько длинных, залитых гневом, минут, бездарный гений на полу бьется в конвульсиях среди клочков его шедевра. Нож закатывается под кресло, как будто оберегая импульсивного и страстного человека от следующего шага… Неделя болезни, самобичевания и хандры заканчивается возвращением простившей все ругательства Музы, и гений начинает творить свой новый идеал.