ЧАСТЬ 3
ПРИНЦЕССА В ГАЛОШЕ.
Осень 2007 года.
Лето прошло в чудовищном угаре неукротимых страстей. Валерию нравилась раскрепощенная непосредственность необыкновенной, ни на кого не похожей девушки, ее дикая сексуальная ненасытность, прорезавшаяся с первых же мгновений объятий. Наивная с виду, пухлая телом Матрешечка являлась прирожденной вакханкой, сломавшей сковывающий чувственный фонтан барьер девственности и сломя голову устремившейся к свежей струе ранее запретных удовольствий. Инга была целиком и полностью счастлива, и с негодованием встречала каждое вырастающее на пути к нежным встречам препятствие. И негодовала с той же свирепой дикарской непосредственностью, с которой отдавалась соитию. Казавшиеся прежде телесной разрядкой часы работы с метлой и лопатой превратились в муторное наказание, едва Инга поняла, что крадут их с возлюбленным время радостного общения, которое они могли бы провести вместе. Но приходилось отвлекаться на отвратительную работу, превратившуюся в злейшую докуку. Драгоценные, принадлежащие их любви мгновения бездарно и бесполезно съедались рутиной. Думая так, Инга забывала о деньгах, получаемых за каторжную обязаловку в качестве ежемесячной, к слову сказать, вовремя выплачиваемой зарплаты. Но не преминул напомнить об этом Валерий, доходчиво растолковав легковесной, успевшей пропустить несколько дней службы подружке общеизвестную истину относительно тех, кто работает, а кто ест. К работе и зарплате хорошо познавший жизнь мужчина относился трепетно и с уважением. С появлением Инги у него отпала необходимость каждое утро мучиться, изыскивая скудные рубли на выпивку и закуску и по скудости собственных капиталов часто обходясь без последней. Пользуясь непререкаемым авторитетом старшего, Валерий Георгиевич доходчиво объяснил, почему его организм регулярно требует лекарства.
- Тебе трудно понять, детка. Работа – это все, - принимая внутрь стаканчик умело приготовленного подругой тонизирующего напитка, меланхолично пожимал покатыми плечами мужчина. – В свое время я пять лет учился, мечтая приносить пользу людям. Еще десять – преподавал, уже принося реальную пользу, но… в результате получил черную неблагодарность коллег и ни малой толики денег. Мне пришлось очень бедствовать. Я голодал…
В этом месте повествования Валерий Георгиевич делал долгую внушительную паузу, и у Инги на глаза самопроизвольно навертывались слезы. Она жалко моргала редкими беленькими ресничками и, в результате, разрыдавшись, бросалась отвергнутому принцу на шею, буквально во всем с ним соглашаясь. Да, учеба – неблагодарное занятие, не приносящее веских дивидентов. Коллеги – замаскировавшиеся злодеи, не выносящие присутствия рядом красивого и талантливого человека. Впервые безоглядно полюбив, она стала сентиментальна и слезлива, но абсолютно глуха к проблемам тех, кто оставался за пределами ее узкого мирка с любимым мужчиной - солнцем в центре. С бродячими собаками и бомжами было покончено в одночасье в результате откровенно брезгливой гримасы на породистом, не растерявшем знойной привлекательности лице Валерия. С той же неконтролируемой страстью Инга возненавидела объекты прежней привязанности, и с ярой досадой пинала сбегавшихся по старой памяти дворняг, прежде получавших из ее рук угощение. Окрестные бомжи стали обходить ее стороной, опасаясь нарваться на грубость, обидную не саму по себе, а вкупе с выпученными яростью глазами и появляющейся в уголках рта пеной гнева. Даже подрастающие у подъездов котята не вызывали былого умиления. Все оставшиеся, до донышка, не растраченные силы и чувства были отданы служению новому кумиру. Так вовлеченные в секту неофиты с яростью отталкивают мирское, с головами погружаясь в пучину нетрадиционной религии. Инга избрала своим идолом первого встречного мужчину и ни на секунду о том не пожалела, и иначе, как будущего супруга, его не рассматривая, в мечтах рожая детей одного за другим – пять, семь, десять… лучше больше, намного больше. Она чувствовала в себе силы производить потомство ежегодно, а может, и не по разу. Что значит разница между супругами в двадцать лет? Совершенно ничего, сущие пустяки – есть ли о чем говорить! Красивый мужчина привлекает всеобщее внимание, невзирая на возраст и временные жизненные неудачи. Но некоторые глупые клуши женского рода не имеют достаточно терпения и требуют от них невозможного. Инга приготовилась ждать сколь угодно долго и не могла допустить, чтобы ждать надоело Валерию. Поэтому старалась проводить у него больше времени, наводя чистоту и порядок, за которыми никогда не следила дома. Не скупясь, покупала на заработанные деньги продукты к ужину, попутно заботясь, чтобы у любимого оставалось на завтрак и обед. Одна беда, ключей от квартиры она по-прежнему не имела и часто поджидала на лестничной площадке, когда вернется возлюбленный. Ее предложение сделать дубликаты вызвало у Валерия бурю негодования. Почему? Инга не поняла, в данный момент озабоченная насущными, житейскими проблемами. Денег катастрофически не хватало, но однажды подвернулся удобный случай. Она по договору устроилась мыть полы в магазине, недалеко от дома. К сожалению, ничего другого девушка делать не умела, но знала, что труженики ведра и тряпки, метлы и лопаты всегда востребованы, и без работы она не останется до старости. Впрочем, далеко Инга не заглядывала, жила, наслаждаясь настоящим и не заботясь об обеспеченном будущем, целиком и полностью сосредоточившись на собственной любви. Но отпущенное на свидание с любимым время пришлось изрядно урезать. Зато теперь она баловала дорогого мужчину мелкими трогательными подарками. Не выходя из роли милосердной подруги, ежедневно являлась в знакомый до последней щербинки подъезд с полными продуктов сумками и постепенно начинала тревожиться, не слыша долгожданного предложения. Жизнь походила на сказку, в заключительном абзаце которой прекрасный принц предлагал возлюбленной руку и сердце. Во всяком случае, так происходило во всех сказках, которые в детстве читала ей бабушка. Появились и другие причины для беспокойства. В организме юной неискушенной девушки начались необъяснимые, не поддающиеся анализу и контролю подозрительные процессы, напоминающие внезапную смертельную болезнь, заставляющие несчастный организм бунтовать расстройством желудка и утренней рвотой, а душу дрожать и метаться от страха. Это напоминало постороннее вторжение, захватившую тело изнутри раковую опухоль. Инга мучилась, втихомолку плакала, но не решалась поделиться страхами ни с возлюбленным, ни, тем более, с матерью. Валерий очень не любил непредвиденных осложнений, а Ирина начинала рвать и метать непроизвольно, по годами выработавшейся привычке.
Набирали обороты и домашние неприятности. С начала лета мать и дочь пребывали в состоянии обострившегося военного конфликта. Пользуясь близким, накоротке знакомством с начальницей жилконторы, Ирина иногда ухитрялась вырывать не только причитавшуюся лично ей зарплату, но и деньги непутевой дочери. Последнее при попустительстве начальства случалось все чаще и, поняв, что скандал не поможет, Инга смирилась и продолжала бесплатно работать за мать, но искала приработка в других местах, в частности, не гнушалась собирать и сдавать пустые банки и бутылки. Другого выхода не видела. При малейшем звуке протеста начальница грозилась уволить ее со статьей за прогулы.
- И никуда жаловаться не сунешься, иначе в дурку закатаем, как в валенок, - злорадно сообщила Ирина Николаевна, потрясая перед носом непокорной дочери охапкой медицинских бумаг.
Ее личная карта сохранилась с давних пор, когда бабушка Мария Васильевна водила внучку по врачам пытаясь вылечить спонтанно возникающие истерики и выяснить, отчего единственной внучке, будущей наследнице научного достояния не даются простые школьные премудрости. Ничего особенного доктора не обнаружили и посоветовали излишне не напрягать слабую девичью головку. Ну, не обладает крошка талантами, и способности у нее ниже среднего. Ничего удивительного в настоящее время испорченных нравов и дурной экологии. Некоторые с неизлечимыми болезнями рождаются, а уж ум – дело десятое. Смиритесь, родители! Однако поставленный невропатологом диагноз по-латыни и выглядел, и звучал устрашающе длинно – несколько начинающихся с заглавных букв нерусских слов, разобрать которые не могли ни пациентка, ни ее мать, а покойная бабушка унесла замысловатое название отсутствия у внучки острого ума с собой в могилу. Однажды, до истерики напуганная докторами в белых халатах, Инга боялась их, став взрослой, а детская медицинская карта толщиной с солидный книжный том вызывала у нее содрогание. Обладая недюжинным физическим здоровьем, девушка не знала дороги в районную поликлинику и трусливо пряталась в дворницкой, когда к матери по вызову являлся участковый терапевт. Ирина Николаевна умело манипулировала этими страхами, позволявшими держать в относительных рамках сорвавшуюся с цепи и пустившуюся во все тяжкие девицу. Так считала расстроенная мать, замечая в пышно распустившейся телесной полноте дочери несомненные признаки близкого общения с мужчиной.
Незаметно в тесной квартирке на ящиках и шкафах появились замки. Ирина Николаевна справедливо опасалась, что в один прекрасный день обезумевшая от дурной похоти дочь вынесет из дома последние вещи. В качестве ее любовника предполагала бомжа, калеку, даже уголовника. И, не поскупившись с очередной зарплаты, врезала во входную дверь крепкий внутренний засов с цепочкой. Опасаясь постороннего вторжения, пристально рассматривала в глазок непрошенных гостей. Уголовник на горизонте не появлялся, что позволяло надеяться на естественное завершение ненормально таившихся на стороне отношений. Почему-то Ирина твердо уверилась в необратимости падения непутевой дочери, несомненно, валяющейся с немытым и вшивым хахалем по подвалам.
- Насекомых еще домой принеси, по всем помойкам, наверно, собрала?
- Неправда, он очень приличный человек, и ты скоро в этом убедишься! – в минуты бурных всплесков эмоций кричала дочь.
В ответ мать презрительно кривила тонкие, в ниточку, губы.
- Скажи еще, академик с высшим образованием!
- Да! Да! Именно так!
- Дура! – говорила, как припечатывала Ирина Николаевна и уходила за перегородку.
Так продолжалось вплоть до осени, до теплого сентября, больше похожего на ласковое и нежное продолжение уходящего лета…
Никогда прежде Инга не задумывалась над расхожим утверждением «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Но у нее точно так и вышло. Вряд ли дождалась бы она от прожженного в отношениях с женщинами ловеласа предложения руки и сердца, но ждала упорно, терпеливо, свято веря в его любовь, решающим проявлением которой (например, походу в ЗАГС) мешают не зависящие от его хотения и воли трагические обстоятельства. Отношения застыли на мертвой точке голого, без малейших признаков высокопарного стиля необузданного сексуального влечения, и дальше, кажется, развиваться не собирались. Катализатором событий послужила чудовищно неприятная история, приключившаяся однажды буквально на пороге ставшей родной до последнего уголочка квартиры, собственноручно выметенной и вымытой Ингой до зеркального блеска. Она видела здесь уютное семейное гнездо, чего никогда не удавалось почувствовать у матери, и старалась вовсю, выказав себя замечательной, но без особой фантазии хозяйкой. Во всяком случае, до антресолей руки у нее не дошли, да она и не слишком торопилась, предпочитая проводить время на широкой раскладной тахте, среди эротично смятых простыней.
Между тем наступила осень, и после затяжных первых сентябрьских дождей на свободу внезапно вырвалось плененное тучами солнце и засияло – заиграло в тонких паутинках внезапно наступившего чудесно жаркого бабьего лета. Словно неведомый могущественный чародей расстарался для неблагодарного человечества, щедрой рукой позолотив березы и клены, рассыпав вокруг пронзительно яркие цвета, сулившие раннее начало зимы. Но ничто не могло испортить настроения влюбленной девушке, а временные неприятности с самочувствием исчезли, растаяли вместе с дождевыми облаками. Богатырское здоровье в свою очередь поддерживало отличное настроение, когда Инга в лихорадочном подъеме выпархивала на улицу из тягостно разреженной, пропитанной едкими запахами маминых растирок от радикулита атмосферы, словно не двор мести торопилась, а летела навстречу новым открытиям еще не изведанного счастья. Дни вставали пронзительно свежие, то подернутые серебряной росой в траве, по-летнему зеленой, не успевшей увянуть, то увитые влажными утренними туманами, каплями оседавшими на окружающих предметах. От хрусткой прохлады ломило непокрытую голову, сжималось болезненными спазмами в ушах у беспечной девушки, не позаботившейся о платке или шапочке и носившейся по двору, на удивление глазастым кумушкам, будто на реактивной тяге. Инга ни на кого не обращала внимания, торопясь управиться с работой до назначенного времени и, потом, спешно побросав инвентарь в дворницкой, бегом мчалась на свидание к любимому. Два обширных участка и половина третьего преодолевались с разбега, как финишная прямая.
Новое, доселе неизведанное состояние души и тела отразилось в усилении и без того необычайно бурных желаний. Девушка сделалась поистине ненасытной, безудержной в самых невероятных сексуальных изысках, ежедневно готовая к любым, диким для неискушенного человека экспериментам, порой чуть не до обморока пугая опытного в любострастии партнера нечеловеческим пылом и темпераментом. В упоении собственными чувствами Инга лучилась безудержным ликованием, и также светло и ярко искрился окружающий мир. Замечательная золотая осень сияла разнообразными оттенками желтого, красного и оранжевого. Пронзительная голубизна неба и агрессивный пурпур рябиновых гроздьев и боярышника резали взор. Все вокруг трепетало, окутанное тонкими серебряными нитями паутинок, отражавших случайно пойманный солнечный луч. Ровно две недели длилось незабываемое бабье лето, с юности наводившее на Валерия Георгиевича умиротворение и покой и, оттягивая развязку, вместе с любовницей он блаженствовал под взрывами прощального салюта увядающей природы. Но синоптики загодя предупреждали о приближении циклона. Через день – другой грозили начаться долгие обложные дожди. Вечером под выходной еще стояла ясная погода, ничто не предвещало грядущего похолодания. Публика на улицах пестрела яркими красками одежды, соревнуясь с природными цветовыми вспышками, явно торопясь вобрать побольше упоительных ощущений тепла, света и бездумной легкости перед долгой и нудной зимой.
… Как обычно, Инга поднялась с полной сумкой на четвертый этаж и в недоумении остановилась у знакомой до последней царапинки двери, из-за которой в данный момент доносились отзвуки кипевшего в квартире свирепого скандала. Женский голос визжал пронзительно, на высокой ноте, в нем прорывались отголоски первобытного рычания покусанной партнером самки. Мужчина огрызался гулким медвежьим басом, коротко и резко, пытаясь отстоять родную территорию, но шаг за шагом трусливо сдавая позиции. Искаженные до неузнаваемости голоса напугали Ингу до спазма в животе, и у нее непроизвольно хлынуло из-под юбки. Неприятности подобного рода приключались с ней редко, лишь в минуты неожиданного испуга. Так на многих нападает медвежья болезнь, и хорошо, если рядом окажется деликатное заведение. В запущенном подъезде совдеповской пятиэтажки удобств не предусмотрели. У Инги оказались мокрыми трусы, а на сером бетонном полу лестничной клетки расплылась неприглядная лужа. Сырость в туфлях и вывела Ингу из состояния ступора, она обезумевшей тигрицей бросилась вперед и принялась колотить в дверь ногами. Квелая створка распахнулась. Навстречу выскочил сначала встрепанный, в висящем на одном плече пиджаке Валерий. За ним ломилась полная брюнетка с гренадерскими усиками над верхней губой. Инга стояла, воинственно подняв вверх сжатые кулаки. Запертый в ловушку мужчина дрогнул и потянулся назад, в квартиру.
- Ку-уда лезешь, кобель потертый? Иди к этой девке, пускай репьи из твоей поношенной шкуры вычесывает. Дождалась, люди добрые, на мою же жилплощадь всякие потаскухи шляются!
Последняя фраза предназначалась для ушей лезущих отовсюду, как тараканы из нор, любопытных соседей. Гренадерша размахнулась и отвесила непрошенной гостье пару сочных оплеух – по одной щеке и по другой, аж эхо по подъезду прокатилось. Из глаз у Инги посыпались снопы искр, она опрокинулась навзничь и задом раздавила притулившуюся у перил сумку с продуктами. Звучно лопнул пакет с молоком, с легким хлопком пролилось масло, образовав обширную лужу, в которой, вульгарно разбросав ноги, сидела полная румяная девушка с недоуменно вытаращенными глазами. Соседи весело захихикали, готовясь бесплатно насладиться шумным, с кулачными боями, представлением. В жизни весь день мающихся бездельем пенсионеров слишком мало развлечений, чтобы пренебрегать случайно выпавшим, как билет в моментальную лотерею, зрелищем. Инга пронзительно пискнула и, упираясь руками в пол, стала подниматься, в качестве опоры выбрав с одной стороны прутья лестницы, а с другой увесистый целлофановый пакет. Обертка лопнула, наружу вылез мосол свиного окорока. Валерий очень любил мясо, запеченное на косточке. Свиная нога – не куриная, весом тянула на пару килограммов. Обескураженная девушка моргнула и схватилась за кость, как за рукоять неизвестного современной истории, но вполне серьезного оружия. И сразу почувствовала себя уверенней.
При негласной поддержке соседей гренадерша материлась и норовила пнуть непрошенную гостью ногой в шлепанце сорок пятого размера. Внутри у Инги подпрыгнуло и перевернулось нечто живое и сердитое, и она взвилась выпущенной из жерла ракетой, вся в шлейфе молочных и масляных брызг. Одной ногой она угодила на пакет с соком, и красная томатная струя молнией брызнула влево, другой ногой наступила на кефир, и белая струя поразила любопытных справа. Соседи с воплями забаррикадировались в квартирах, оставив поле боя за обитателями третьей по счету на площадке. С воинственным кличем девушка ринулась вперед и свиным окороком, как булавой, огрела тетку по загривку – выше не достала. Гренадерша повалилась кувырком и, едва сумев удержаться за перила, на пятой точке собственного тела и раздавленных упаковках холодца съехала вниз на один лестничный пролет. Валерий опасливо высунулся из квартиры со спортивной сумкой наперевес и неизменным портфелем подмышкой. Хотел бежать, но поскользнулся на остатках продуктов и с жалобным заячьим криком свалился на гренадершу сверху. Они копошились под батареей, похожие на увязших в смоле гигантских членистоногих. Наконец им удалось освободить головы, разинуть рты и обменяться нелицеприятными репликами.
- Вор! Кобель! Подонок!
- Корова недоенная! Весь живот мне копытами оттоптала!
- Лучше бы тебе содержимого порток лишиться!
Теперь соседи подтягивались со всех этажей, привлеченные подозрительным шумом на лестнице. Колченогие дедки, старушки – пенсионерки, дородные домохозяйки и шустрые детишки дошкольного возраста ползли саранчой, грозя перекрыть пути к отступлению. Инга испустила пронзительный крик и с неженским напором ринулась в бой за любимого, поудобнее перехватив свиную ногу. Рослая брюнетка отчаянно сопротивлялась, но окорок сыграл решающую роль. Инга неумолимо наступала, гоня теряющую тапки гренадершу вниз по лестнице. Валерий суетливо семенил между ними, безуспешно пытаясь обогнать брюнетку и первым выскользнуть на улицу, под спасительную сень газона. Таким образом все вместе и вывалились они в объятия родной милиции, подъехавшей только что и едва успевшей выгрузиться из фургона. Соседи, оказывается, не удовольствовались самопроизвольным завершением драмы и позвонили куда следует. Завидев казенные мундиры, Валерий обронил портфель и с сумкой наперевес шмыгнул между панельной стеной и заросшим сиренью газоном, норовя свернуть за угол и раствориться на просторах городских улиц. Гренадерша распахнула ярко накрашенный рот и гаркнула во всю мощь луженого горла:
- Держи его! Лови гада! Вяжи вора!
Милиционеры кинулись вдогонку и перехватили беглеца под аркой.
- Вот сволочь какая! Хорек, а не мужик! Забрался без спросу, чужую бабу привел, везде напакостил, последнюю одежонку на антресолях сгноил. Тараканы развелись, все кругом обмарали, - злобилась тетка.
- Нечего в чужой квартире распоряжаться! Валерий со мной живет, - гневно крикнула Инга.
- Гляньте, народ, запела наша жирная перепелка! Труси отсюда мелкой поступью, пока не засудили, - и, обернувшись к недоумевающей публике, подробно пояснила: - Год назад с козлом развелась. Только и делал, что пил, да по бабам таскался. Ключи отняла, да этот хитрый делец дубликаты сделал. Я в Москве, как последняя дура, на стройке пашу, копеечку к копеечке прибираю, а он, бездельник, проник в квартиру и распоряжается, как у себя дома. Приезжаю сегодня, гляжу – подлец пьяный спит, в кухне на столе женские трусы валяются!
С этими словами обиженная экс – супруга запустила пальцы в карман халата и вытянула линялые, с пожелтевшей и не раз заштопанной промежностью длинные панталоны на резиночках, размера примерно пятидесятого. Два дня назад Инга принесла и удачно приспособила у раковины негодный для употребления предмет собственного скудного туалета в качестве кухонной тряпки. И милиционеры, и зеваки дружно и громогласно захохотали, но задержанных в отделение отвезли и по всем правилам составили протокол. Обиженную супругу отпустили, мужчину заперли в обезьянник и туда же хотели кинуть Ингу, но от пережитых волнений она выронила окорок, который продолжала по инерции сжимать в кулаке, охнула, всхлипнула и, комом сбив слипшуюся от грязи юбку, потеряла сознание…
… Очнулась же на полу, головой под столом, ногами к дверям. Ей плескали в лицо водой из графина и матерились грубыми мужскими голосами. Как сквозь вату она услышала:
- Связались с беременной, дождемся, еще рожать начнет. Пусть подписывает протокол и катится.
Задержанную кое-как откачали и без церемоний выставили на крыльцо. На улице стемнело, набежали тучи и, кажется, собирался дождь. Обещанный циклон оперативно добрался до города, накрыв землю влажной духотой.
- Кто? Кто здесь беременный? – преодолевая дурноту, еле слышно прошептала Инга.
- Шутишь, девка? Пузо уже на нос лезет, невооруженным глазом заметно, а она что-то думает. Иди, убогая, домой, а то не ровен час…
Но домой Инга не пошла, всю ночь просидела на ступеньках, подметая мокрым подолом грязь и окурки. Отчаявшись ее прогнать, сердобольный дежурный вынес списанную, побитую молью шинель. К утру начал накрапывать дождь, а с рассветом явилось начальство. Задержанных спешно пересчитали, рассортировали и большей частью выкинули вон. Грубо вытолкали из отделения потерявшего лоск и кураж Валерия. От него плохо пахло, мокрый костюм благоухал отнюдь не французской парфюмерией. Похоже, за ночь на него дружно помочились все собранные по свалкам бомжи.
Инга вцепилась в жениха мертвой хваткой, прикрыла от дождя благоухающей мокрой псиной шинелью и повела, дорогой со слезами рассказывая о только что обнаруженной беременности. Ошеломленный сногсшибательной новостью, морально и физически сломленный, мужчина безропотно перебирал ногами, в согнутом положении прячась под шинелью, а Инга несла сумку с его вещами. ЗАГС находился в соседнем доме, как нарочно, открывшийся пять минут назад и не успевший принять ни одного посетителя. Девушка первой пришла в себя и распоряжалась за двоих. Валерий Георгиевич трясся мелкой похмельной дрожью и незаметно превратился в официального жениха и отца будущего младенца, о котором до недавнего времени ни он, ни его подруга понятия не имели. В ЗАГСе плевались, ругались, но наметили им ближайшее время для бракосочетания. И непонятно было, обрадовал мужчину чересчур крутой поворот в закоренелой холостяцкой жизни или наоборот, испугал до потери дара речи.
Но Ингу неожиданная оказия совершенно точно порадовала…
… Ровно две недели длилось бабье лето – апофеоз безмятежного, продолжавшегося пять сладких месяцев счастья, на прощанье тонко прозвеневшего еле видимыми струнками летящих паутинок и оборвалось неслышно, оставив любовников в затяжном недоумении. Ранним пасмурным утром, не успевшим выстудиться брызнувшим с вечера дождиком, грустным осенним аккордом затихшим в ослепительных гроздьях рябин и разлапистых желто – оранжевых листьях кленов поникшие, сразу сделавшиеся меньше ростом влюбленные стоически терпеливо стучали в плохо покрашенную дверь на первом этаже душно воняющего кошками, бомжами и пищевыми испарениями с кухонь многоквартирного подъезда. Ирина Николаевна долго не открывала и, похоже, не имела намерения впускать загулявшую дочь в дом, но парочка взяла настырностью. Наконец мать появилась в длинном цветастом халате с выбивалкой для ковров в руках – предметом древним, в продвинутую эпоху моющих пылесосов и прочей бытовой техники превратившимся в раритет, но вполне пригодным для наказания блудницы. Однако раритет не понадобился. При виде молодой пары она замерла в прихожей с приоткрытым в изумлении ртом. Валерий тоже по-рачьи выпучил глаза и уронил на пол купленную дорогой бутылку шампанского, которой предполагали смягчить жестокое сердце Ирины Николаевны и в любви и согласии отметить помолвку. Но брызнули осколки, пенистая жидкость обдала присутствующих до пояса, Валерию окончательно испортив дорогие светлые брюки, а женщинам добравшись до исподнего. Тут-то Ирина Николаевна пришла в себя и разразилась длинной учительской тирадой:
- Кого я вижу! Неужели Гераськин собственной персоной? Полагаю, вы явились прямо на дом сдать безнадежно заваленный сопромат?
Валерий солидно откашлялся и проговорил ломким студенческим баском:
- Нет, мы, так сказать, по другому поводу…
- Ах, мама, неужели вы знакомы? – экзальтированно вскричала Инга, не в состоянии понять, на руку им данный факт или наоборот.
- А сопромат, Гераськин, следовало сдать еще в восьмидесятых, тогда вас не отчислили бы из института, - проигнорировав вопрос дочери, холодно проговорила Ирина Николаевна и, поджав губы, с брезгливой жестокостью добавила. – И тогда вам не пришлось бы топить печи в институтской котельной!
Высоко держа голову, Ирина Николаевна повернулась и ушла за перегородку.
- Не понимаю, о чем она говорит? – озадаченно протянула Инга.
- Ах, дорогая, забудь! Всплывают старые счеты. До сих пор мое высшее образование не дает никому покоя, - распрямляясь на глазах, будто примятая колесами трава, слегка смущенно проворковал Валерий и решительно шагнул через порог в прихожую.
Увы, шампанское разбилось, и праздник сорвался. Наличные деньги кончились, зарплату еще не давали, и новое купить было не на что. Пришлось ограничиться тягостным, на весь вечер, молчанием…
С появлением молодой пары в крохотной «однушке» стало тесно, как на постоялом дворе. И в спальне, и в кухне, и в коридоре постоянно кто-нибудь топтался. Впечатление перенаселенности создавали толстая шумная Инга и рослый крупный Валерий. Ирину Николаевну в первые дни почти не было видно. Ночами молодые производили немыслимый шум, до полуночи издавая стуки, крики и слоновью возню под скрипучий визг проржавевших пружин старой койки. Ирина Николаевна давно мучилась бессонницей, теперь же спать вообще перестала. Оголтелая ненасытность молодых шокировала ее холодноватую, сдержанную в проявлениях эмоций натуру до сокровенных глубин оскорбленной души. Она и предположить не могла, насколько отвратительными и тошнотворными могут быть звуки, издаваемые в запале интенсивной плотской любви. Днем же на кухне часто разгорались настоящие коммунальные склоки. Валерий обладал отменным аппетитом, который неспособны были сдержать хлипкие замки Ирины Николаевны. Дочь тоже кушала минимум за двоих. Часто вечерами мать оставалась голодной.
- Эге, Николаевна, то ли еще будет! – с легкой иронией подзуживал будущую тещу Валерий. – Скоро четвертый появится, так у него горло-то пошире нашего!
- Кажется, шире твоего только прорва, - ядовито отвечала Ирина, подозревавшая бывшего студента во всех смертных грехах.
- А ты посчитай, Николаевна! Я-то вот щи из свиной шкуры доел, хоть мне и хрюкать хотелось, а мальцу тысячное приданое подавай, и корм для него дороже, чем для породистой собачки.
- Таким, как вы, плодиться запрещено! Вас кастрировать надо! – кричала выведенная из себя Ирина.
- Эх, Николаевна, не выйдет из тебя путной бабки, - собираясь якобы искать работу, однажды утром с показным сожалением заявил Валерий.
Ирина презрительно фыркнула. Уж она-то давно и твердо уверилась, что Гераськин и работа – понятия несовместимые. И сейчас добрый молодец весело проводит время в пивных заведениях, удобно устроившись на тонких женских шеях. Со студенческих лет записной донжуан Валерочка имел репутацию лентяя и захребетника. Но Инга регулярно выдавала жениху энную сумму на карманные расходы, и он ежедневно расходовал все до копейки, а вечерами, устало вздыхая и пыша свежим пивным перегаром, трагическим тоном заявлял о невозможности найти достойную для уважающего себя мужчины работу.
- Нашла себе сокровище, с руками и ногами точно не оторвут, - презрительно говорила Ирина Николаевна дочери.
Впрочем, зятю повторяла то же самое об Инге, медленно, но верно вбивая между молодыми клин взаимного недовольства и, в конечном итоге, по ее расчетам, неминуемого раздрая. Но дочка оказалась крепким орешком, а вот Валерий постепенно стал подаваться под мощным натиском политики бывшей преподавательницы. Чем другим, а даром убеждения Ирина Николаевна никогда не была обделена. В один прекрасный вечер, благоухая крепчайшим запахом сивухи, Валерий ввалился в комнату, в очередной раз громко сетуя на жестоких работодателей, неспособных оценить сложную натуру талантливого человека. Ирина Николаевна скептически усмехнулась и пожала плечами, затрудняясь обрисовать спектр присущих Гераськину достоинств. Под давлением трудных жизненных обстоятельств рейтинг шагнувшего в средний возраст мужчины спустился ниже плинтуса и годился лишь на то, чтобы дворы подметать. Так Ирина деликатно и высказалась. Ничего не ответив на обидную реплику, Валерий скрылся за ширмой. Сбросившись в общий котел, напротив первой поставили вторую, и получилась еще одна импровизированная комната. Между перегородками стало не протолкаться. За ширмой в распахнутой постели припозднившегося жениха поджидала любящая невеста. Пропорционально развитию беременности сексуальные аппетиты молодой женщины возрастали по сравнению с весом тела в геометрической прогрессии. Поздно ночью, еле живой от усталости, тяжело сопящий Валерий выполз в кухню и жадно приник к водопроводному крану. Лицо у него исказилось болезненной гримасой, руки и ноги нервно подергивались, и вид бедняга имел такой, словно целую смену разгружал товарные вагоны с мешками цемента.
- Спиртное вредно влияет на потенцию, - менторским тоном изрекла Ирина Николаевна.
Туго затянув пояс потертого на сгибах байкового халата, женщина уныло потягивала жидкий чаек из битой керамической чашки. Бессонница вконец измучила несчастную, а к неминуемому похолоданию и радикулит разыгрался не на шутку. Она мучилась которую ночь подряд, проклиная ненасытную пару и искала повод поссориться.
- Убил бы окаянную, - отрываясь от струи, шумно выдохнул Валерий.
- Кого? – насмешливо вздернула брови Ирина Николаевна.
- Обе хороши! – спасовал он. - Кстати, пить из разбитой чашки – дурная примета.
- Пойди и новую купи, - насмешливо протянула женщина.
- Да помолчала бы ты, Ирка! Обоим ведь тошно, - косясь на будущую тещу, пробурчал Валерий.
Отринув вежливость, с фамильярным интересом оглядел ее худосочную фигуру скептически прищуренным глазом, поинтересовался как бы невзначай:
- И как ты ухитрилась этакую хрюшку выродить?
- Маленькие все хороши, особенно когда спят, зубами к стенке, - подливая себе чаю, хмыкнула Ирина.
- Э, нет, шалишь! Что родилось, то и выросло. Дурное, видно, семя попало.
Валерий пошарил в холодильнике в поисках съестного, но обнаружил лишь подсохшую, сваренную на воде перловую кашу.
- Жена-то у тебя будет не ахти, - вздохнула Ирина Николаевна, глядя, как зятек с постной миной перемалывает крепкими зубами жесткую шрапнель.
- Э, нет, - поняв, куда она клонит, с набитым ртом мотнул головой Валерий. – Непривычен я к рукоприкладству. Интеллигентная закваска, понимаешь ли, не позволяет.
- На интеллигентах сейчас воду возят и кормить не велят!
Ирина цедила слова, презрительно поглядывая на зятя сверху вниз, хотя сама сидела, а он, высокий и представительный, стоял перед нею с кастрюлей в одной руке и ложкой, зажатой в другой.
-А сама-то чего шею подставляешь? – спохватившись, разозлился он.
- На моей где сядешь, там и слезешь, - веско сообщила Ирина и поспешно засобиралась спать.
Валерий остался в кухне, заливая сосущие спазмы в желудке недопитым тещей несладким чаем, и тяжело вздыхал, сетуя на свою незадавшуюся жизнь.
Только сейчас он начал понимать, как крепко и безнадежно влип…
С получки Инга накупила деликатесов и шампанского, в один прием истратив все имеющиеся в наличности деньги.
- Я хочу, чтобы все были счастливы! Мама, не смотри же так мрачно, у нас все замечательно! Давайте все вместе выпьем за прекрасное будущее?
Ирина Николаевна демонстративно, с невыразимым презрением фыркнула. Валерий насупился и молча уставился в экран телевизора, включенного тещей. Ничего интересного не передавали, президент говорил очередную речь, а присутствующие глазели и слушали с таким видом, будто решались судьбы мира. Не замечая повисшей в комнате напряженной тишины, Инга проворно накрывала стол и от избытка чувств напевала фальшивый мотивчик. Слуха у нее, к сожалению, тоже не было.
- Матрешка! – окинув полным негодования взглядом круглую фигуру дочери, процедила Ирина.
Валерий молчал, игнорируя общее настроение, и не собирался принимать участие в хлопотах, будто не его помолвку собирались праздновать. Демонстративно он не отрывался от телевизора, где теперь показывали очередное ток – шоу на избитую тему «Как стать миллионером».
- А вот твои любимые огурчики маринованные, рыбка малосольная, - умильно засматриваясь в его сторону, певуче перечисляла Инга, и ее полное тело медленно колыхалось в такт движениям, как у вздумавшей встать и пройтись на щупальцах медузы.
Валерий ужаснулся, впервые хорошенько приглядевшись к невесте, набравшей за лето килограммов восемьдесят живого веса, не меньше… а может, и больше…
- Выигрывают же люди миллионы, однако! – широко разводя руками и вроде ненароком смахнув со стола бокалы, проговорил Валерий.
- Для этого нужно быть очень умным, - отрезала Ирина Николаевна.
Инга с огорчением собирала с пола осколки, не посмев заподозрить любимого в злом умысле. Виновато промямлила:
- Посуда бьется к удаче…
- Умен и удачлив тот, у кого мозги жиром не заплыли. Большие деньги любят мелких и прогонистых, - с умыслом заметил Валерий Георгиевич.
На экране, в центре всеобщего внимания, болезненно субтильная чернявая девушка с мелкими чертами лица и косо срезанным подбородком семимильными шагами продвигалась к финалу. Отчего-то сильно заинтересовавшись, Ирина Николаевна впилась в экран, лицо ее подергивалось в нервном тике, глаза расширились и грозили вывалиться из орбит. Легко, будто орешки щелкала, девица отвечала на все вопросы, победоносно оглядывая аудиторию. Ирина беззвучно шевелила губами, не в силах вытолкнуть из горла ни единого звука. Валерий и тот забеспокоился, налил полный стакан водки, загнул теще голову вверх и вылил содержимое ей в глотку, заставив запить газированной водой из полуторалитровой бутылки. Тяжело дыша, Ирина издавала слабые нечленораздельные звуки.
- Эй, эй, тещенька, кирдык тебя не хватил? Гляди, что делается-то! Да проморгайся, клуша! Отхватит сейчас денежки эта высохшая килька. Ну и шельма, всех перещеголяла, - в азарте выкрикнул Валерий и в диком ажиотаже прихлопывал себя ладонями по ляжкам. – Ну, давай, бэби, почти у финиша!
- Посмотри, мамочка, да это же наша Марьяшка, - роняя принесенные с кухни новые приборы, тонко заверещала Инга. – Ой, а что с ней сделалось-то? Ее что, кошачьим кормом потчевали?
- С чего это ты взяла, дурища? – неожиданно нормальным голосом крикнула Ирина Николаевна. – Марьянушка моя, умница, красавица! Какая же хорошенькая стала, статуэточка…
Она еще что-то лепетала со слезами, ломая руки и содрогаясь в страшном волнении.
- А то как же? Кто хочет на диету сесть, кошачий корм ест, а потом запорами мается, вот и грызет его изнутри, - бодро объяснила Инга.
- Вы ее знаете? – игнорируя глупую реплику невесты, ошеломленно спросил Валерий.
- Как не узнать-то, если подбородок ни с чьим чужим не спутаешь. И лицо хирург резал, только папашину челюсть ничем не вытянешь. Зато горб срубили, вот и кажется березкой, - ликовала Инга, вереща от избытка чувств на нестерпимо высокой ноте.
Мать с размаху вонзила в нее вилку, еще раз… еще…
- Мама! Что ты делаешь? – истошно взревела Инга.
- Вот тебе горб! Вот тебе кошачий корм! Вот тебе, дура неотесанная! – в исступлении повторяла Ирина, полосуя дочь.
- Эй, эй, а ну прекратите, людоедки недобитые!
Валерий легко скрутил тещу и вверх тормашками швырнул на диван. Инга захлебывалась плачем, инстинктивно чувствуя несправедливость нападок и не ощущая торчавшей в ягодице вилки. Теперь из ее горла вырывались странные, с присвистом и шипением звуки.
- Цыц, корова! Концерты будете по очереди закатывать? Поколочу обоих, - возопил Валерий.
Инга с воплем рванула на груди рубашку. Начиналась обычная в ее исполнении истерика. Наученный управляться с вздорными бабами, Валерий не растерялся, подхватил ополовиненную матерью бутылку с водкой и споил остатки содержимого дочери. Истерика замерла на взлете. Полное тело девушки тряслось и вибрировало, замкнув нервные контакты болезненных отклонений в организме. Оторопевший жених разинул рот, потом покрутил головой, и наконец догадался. Сообразив, что голыми руками не справится, схватил со стола разделочную доску с ручкой и энергично нахлопал Инге по выпуклым щекам и массивным ягодицам. Своевременный массаж вернул девушку в разум, она опустилась на пол и тяжело дышала, словно бежала километровый кросс. Занятые собственными разборками, зрители пропустили финальную сцену вручения победительнице миллиона долларов с кучей подарков и ключами от иномарки. В последний раз мелькнуло на экране сухонькое большелобое личико.
- Марьяна! Марьянушка! – протягивая вперед руки, взывала с дивана Ирина Николаевна, и ее душераздирающий глас пронял даже хладнокровного Валерия.
- Матрешка, неси скорее водки! – страшным голосом крикнул Валерий.
Инга подскочила, как ужаленная, и унеслась в кухню, забыв, что водки там нет.
- Ищи! Пока не найдешь, лучше не высовывайся, поколочу! Ты сегодня провинилась, убогая! Вот и старайся.
Мужчина запер двери на задвижку и вернулся в комнату. Ирина Николаевна горько плакала за накрытым на троих столом. Без лишних слов Валерий откупорил вторую бутылку и налил себе и теще по изрядной дозе.
- Ты чего так расстроилась-то, Ирка? Радоваться надо, что дочурка такие деньжищи огребла, - и, не удержавшись, задал вертевшийся на языке вопрос.- Неужели они сестры?! Не иначе, от разных отцов?
На вопрос Ирина не ответила. Послушно проглотив спиртное, всхлипнула и заговорила о другом, в упоении расписывая достоинства старшей дочери, поминутно сравнивая ее с младшей, разумеется, не в пользу последней.
- Ну, оно и видно, что в головке у Матрешечки не все путем, - скептически заметил Валерий.
Уверенно лидировавшая в сложной интеллектуальной игре девушка заворожила его, распаляя сохранившееся в глубине естества интеллигентное начало томительной жаждой соревнования и победы. В школе Валерий хорошо учился, на лету схватывая любую премудрость, и в институт поступил играючи, но успешно учиться помешали врожденная лень и патологическое пристрастие к низменным удовольствиям.
- Всем хороша наша Марьянушка – и умненькая, и хозяйственная, и личиком пикантная, но вот беда, нет достойного человека, чтобы девочке не стыдно было с ним по улице пройти и в приличное общество привести… Перевелись джентльмены, одна мелкота осталась, - распаляясь от изрядного количества выпитого залпом спиртного, вещала Ирина, и на ее всегда бледных щеках цвели розы лихорадочного румянца.
Насторожившись, Валерий внимательно слушал. И в этот ответственный момент со стуком распахнулась кухонная дверь и, тяжело топая башмаками, появилась Инга с бутылкой странного темного стекла на расписном пластмассовом подносе, окруженной тремя алюминиевыми кружками. Прерванные на самом интересном месте завязавшегося разговора, Валерий и Ирина безмолвно воззрились на вошедшую.
- Простите меня, - всхлипнула Инга. – Я немного не в себе, но это от счастья. Если бы ты знал, любимый… Если бы ты знал!
- Шляпа! Растрепа! Да я и так знаю, что это моя настойка от радикулита! – трагически воздевая к потолку руки, вскричала Ирина Николаевна.
- Но водки больше не было…
- Хоть умылась бы, Матрешка мокрая! – с досадой крякнул Валерий, протянул руку и вырвал застрявшую в крутых окороках возлюбленной вилку.
Инга пискнула, разжала пальцы и выронила поднос. Из бутылки звучно выбило пробку, и по комнате разлился едкий запах лекарственной настойки.
- Осчастливила, называется, Матрена крутолобая, - с нескрываемой ненавистью бросила Ирина.
- Вот и выпили, - цинично хихикнул Валерий. – Ну, никак не удается обмыть помолвку.
Инга стояла жалкая и растерянная. Настойки было очень жалко, и еще, она не понимала, что в одночасье приключилось с изысканным и страстным любовником, без пяти минут мужем, самым родным человеком на свете. Неожиданно Ирина Николаевна вскочила, одним прыжком метнулась в коридор и выхватила из сумочки деньги.
- Вот тебе, возьми. Иди и купи самое лучшее шампанское, да не торопись, выбирай тщательно!
- Ах, мама! Ах, мамочка!
Инга обрадовалась, как маленькая, Захлопала в ладоши и, забыв о наполовину накрытом столе, стремительно убежала. Отзвучала телевизионная реклама, начался очередной сериал. Валерий щелкнул пультом. Чужие голоса стихли. Налив себе и Ирине по полному стакану водки, не стал дожидаться, отпил половину и вопросительно взглянул на тещу в ожидании дальнейших разъяснений. Но Ирина сидела, неестественно выпрямившись, и нервно вздрагивала, словно и ее кололи острой вилкой.
- Ну, не медли, пей до дна! Сейчас такое средство дам, что не свалишься, хоть три бутылки усиди, - и добавил второй стакан подсолнечного масла.
Бедная Ирина Николаевна вытаращила глаза, но под пристальным взглядом Валерия, давясь, выпила и это.
- И что молчишь? Язык проглотила? Вроде и не слишком вкусно, не «Дом Периньон». Отвечай, почему старшенькая умной удалась, а младшую хоть в телегу запрягай? Или с соседом согрешила?
Ирину Николаевну прорвало бурно, как плотину. Рыдая в голос, она бессвязно выкладывала зятю сложную подоплеку отношений с родными дочерями, разумеется, поворачивая сюжет по собственному усмотрению.
- Доченька моя, одаренная, как сыр в маслице… А семейного счастья нет и нет. Очень переживает, бедняжечка, волнуется. Деток ведь надо в молодости родить.
- Так это смотря каких деток, - проворчал Валерий, фамильярно хлопая захлебнувшуюся словами тещу по спине.
В понятие «волнуется» было вложено слишком много истоптанных, отвергнутых чувств и несбывшихся надежд! Не нашлось хорошего человека для бедной девочки, наделенной всеми мыслимыми и немыслимыми добродетелями. Ирина Николаевна жалобно причитала, закрыв распухшее лицо ладонями. Валерий силой оторвал ее руки, влил в рот очередную толику водки и тонко улыбнулся, привыкший ничему не удивляться. Демонстративно пожал плечами и вздохнул.
- Очень, очень симпатичная девушка, - польстил он растроганной матери. – Такая молоденькая, свежая, стройная. Найдет еще личное счастье, кто бы сомневался!
Упомянуть о несравненной красоте Марьяны язык не повернулся даже после почти полной бутылки водки. Легко и не задумываясь, прожженный ловелас говорил избитые комплименты, как семечки лузгал. Но Ирина-то слышала слишком мало теплых слов, чтобы не оценить те немногие, доставшиеся по случаю. Утерев слезы, скорбно покачала головой.
- Счастье непредсказуемо, и не тех порой выбирает. А тот, кто ошибся в начале пути, пойдет отсчитывать жизненные ухабы собственным лбом, за которым не хватило извилин сделать правильный выбор.
Постепенно к ней возвращались утраченные присутствие духа и красноречие. Валерий понял намек, подумал о предстоящей ночи и невольно поежился. Избыточное количество плотской любви, обрушившееся на одну отдельно взятую мужскую единицу, на поверку оказалось не столь приятным делом, обернулось, скорее, каторжной повинностью.
- Есть такие бабы, от рождения порочные, на этой почве и с ума сходят. Бешенство матки называется, - с презрением выплюнула жестокие слова Ирина, - а у нее, - мотнула головой в сторону входной двери, - у нее многого в голове не хватает. И как только ты, тончайший знаток женской натуры, так опростоволосился?
- Ну, не гони… - невольно растеряв молодую интеллигентность и перейдя на жаргон собутыльников, с которыми приходилось общаться, вскричал Валерий. – Дебилка она разве? Право, не заметил, хотя кое-что настораживает…
- Раньше насторожился бы! – побагровев, отрезала Ирина.
Валерий насмерть перепугался, поняв, что теща не шутит. Лицо его перекосилось и пошло красными пятнами.
- Говори! Отвечай, пока я тебя…
- Что ты – меня? Я и без пыток расскажу, с великим удовольствием! – отчеканила Ирина Николаевна, кошкой вспрыгнула на стул и из сваленного на антресолях хлама выкопала толстую медицинскую карту. – Подальше положишь – поближе возьмешь, - пояснила трусливо прикрывшему голову ладонями зятьку. – Эта-то, наша, думает, если уничтожит документ, то и за нормальную сойдет. Гляди, черным тебе по белому написано. Читай, читай! Латынью тоже не надо было в институте пренебрегать.
- Кто ж знал, что понадобится, - растерянно протянул Валерий, тыкая пальцем в непонятные закорючки.
Бумага от старости из белой превратилась в серую, исключая мысль о подделке. Но окоченевший от приступа жути Валерий Георгиевич проглотил бы сейчас любую сказку из репертуара ночной Шахерезады. Вопреки натуре, уже не сумел не съязвить, ни отшутиться.
- Видел? Диагноз ужасный, а главное, по наследству стопроцентно передается. Дети, случается, даунами родятся, и никакие врачи не помогут.
Валерий ничего не понимал в медицинских терминах. Сам обладающий завидным здоровьем, никогда не пользовался услугами докторов, но вид длинных латинских фраз заставил его схватиться за живот и, извинившись, спешно убежать в деликатное заведение. Ирина улыбалась одними уголками губ, лелея годами выпестованную в исстрадавшейся душе идею. Несмотря на первый опыт пития, хмель не брал ее, весь выходя багрянцем щек и тяжелым прерывистым дыханием.
- И ведь молчала, мерзавка! О таком страшном деле помалкивала в тряпочку, - вползая в комнату, со слезами в голосе простонал Валерий.
Вот ему-то было очень, до тошноты и рвоты плохо. Пораженный долго таившимся в чужих ножнах мечом мести в самое сердце, он в одночасье превратился в истерично взвизгивающее существо, опустевшее изнутри и телесно и душевно.
- Что же делать-то? Что, что, что? Это… а это?..
Ирина Николаевна успела сбегать в кладовую, принесла и протянула ему стеклянную баночку из-под майонеза, до краев полную бурого порошка.
- Эт-то… чт-то?!
- Крыс морить на днях приходили…
- С ума сошла, дура набитая! Сядем, оба сядем, – истошно завизжал перепуганный Валерий, вырвал у тещи банку и бегом помчался в туалет.
Громко зашумела вода, потом послышались характерные звуки рвоты и снова шум сливного бачка. Валерия выворачивало насухую, с лютыми спазмами в желудке, словно он не выбросил, а съел весь крысомор до капельки. Ирина опустилась в протертое до дыр кресло, провалившись до пояса, и заплакала, уткнувшись в нелепо торчащие вверх колени. Свирепый порыв прошел, тело обмякло и ослабело, и внутренности, казалось, расплывались кислым желе. Она рыдала самозабвенно, как не случалось плакать давно, думала о любимой старшей дочери и этом большом великолепном мужчине, способном стать достойной парой умнице и красавице, но волею злого случая доставшегося толстой глупой Матрешке с красными щеками и круглыми глазами – пуговицами. Не пройдет и года, патологически ненасытная девка сведет красавца в могилу. В лучшем случае мужчина спасется бегством, оставив ее, несчастную, наедине уже с двумя крикливыми детьми, поскольку умственно Инга так и не выросла, оставшись большим, глупым и эгоистичным ребенком, неспособным укротить желания собственной разбухшей плоти. А как бы обрадовалась Марьяна, получив культурное, по всем правилам, предложение руки и сердца от великолепного кудрявого мачо, с которым не стыдно появиться в обществе. Вот тогда насытившаяся счастьем дочь обмякнет и станет благосклонней относиться к матери, сделавшей ей царский подарок. Из окольных источников Ирина знала, что последняя попытка старшей дочери купить себе мужа за хорошую цену, полновесной монетой, потерпела провал. Претендент, шестидесятилетний пенсионер бессовестно удрал и не соизволил держать язык за зубами. Нет, перевелись в настоящее время благородные герои! Ирина очнулась от повитых дрожью и слезами грез и не сразу поняла, что зятек плескает ей на макушку воду из чайника. Со злобным придыханием мужчина проговорил:
- Ошалела ты, мать, не иначе, и несешь невесть что. Выбрось дурь из головы, говорю тебе, всех под монастырь подведешь. Лучше тикать отсюда, пока не повязали!
Ирина тихо и молча плакала. Валерий с досадой хлопнул ее по губам.
- Молчи, говорю! Иначе брошу все и уйду, а ты оставайся с двумя полоумными. Ирина Николаевна пронзительно вскрикнула. Зять словно прочитал ее мысли и вынес приговор. Но Валерий бессовестно кривил душой. На данный момент идти ему было некуда. Нормальные женщины с жилплощадью не встречались благородному мачо, когда он под предлогом поисков работы бесцельно бродил по улицам и злачным заведениям. Настала в его жизни черная, хуже некуда, полоса.
- Какая бы пара была, какая пара! Глуп ты, Гераськин, как кирзовый сапог, - иссякнув от слез, простонала Ирина Николаевна.
- Это ты о чем? – поразился Валерий.
- О том, что видел. Разуй глаза!- сипло огрызнулась Ирина.
Валерий шлепнулся задом в кресло напротив и задумался.
- А, вон ты о чем! Оно, конечно, хорошо бы… Старшенькая твоя чудо, как хороша, небось с деньгами-то от кавалеров отбоя нет.
- Кавалеры сейчас убогие, и стоят копейки. Брезгует ими моя красавица. На себя погляди, пошевели извилинами, если не все пропил.
- Да разве я алкоголик? От горя немного завелся, - вякнул мужчина.
- Как сыр в масле кататься станешь, детишек народите умненьких, гладких, как на подбор. Есть на что и выкормить и выучить.
Натужившись, Валерий долго молчал, глядя сычом, потом гневно выпалил:
- Как хочешь, Ирка, а на мокрое дело не пойду, свобода пока не приелась. Сейчас не средние века, брошу дуру и женюсь на умнице. Здесь мне никакой закон не указ.
Ирина Николаевна глубоко вздохнула, просветлела взором, но беспокойство грызло ее все сильнее.
- Думаешь, отпустит тебя Матрешка с миром? Нет, общественность на ноги поднимет, к участковому побежит, по соседям с воплями… У нее не только ума, ни стыда, ни совести нет. Все лето чуть не в исподнем по дворе вытанцовывала, люди только дивились. А ты девушке с положением, банковскими счетами и престижной работой такое принесешь?!
- Ох и е-мое! – воскликнул Валерий, готовый кулаками встретить готовую вот-вот вернуться из магазина невесту.
- Вот и подумай, Гераськин! – тоном змея искусителя произнесла Ирина Николаевна.
- А заткнуть ее ничем нельзя? Ну, чтобы банкирша не узнала…
Валерий испуганно прикусил язык, но Ирина, опять возбудившись, не заметила оговорки.
- Только земляным кляпом! Только так и никак больше!
- А ну, цыц! – крикнул Валерий и, с целью вернуть тещу в здравый ум, больно отхлестал по обеим щекам.
И так это легко у него получилось, что кулаки уже зачесались, подыскивая новую жертву. Валерий испугался. Определенно, ненависть заразительна и способна привести к большой беде. Нет, действовать следует иначе! Мужчина молодецки взъерошил шевелюру, невзначай окинул придирчивым взором свое отражение в зеркале. Ничего против не скажешь, хорош, еще очень хорош! Не юный Ромео, конечно, но мужчина с ценным жизненным опытом, ясно читающимся в ироничной складке в уголке рта, едва заметных тоненьких морщинках у прищуренных глаз…
- Грубо работаешь, Ирка! Тоньше надо, тоньше, - с издевкой пропел он теще. – До седых волос дожила, а не знаешь, чем блудливую бабу пронять можно.
- Чем? – шепотом выдохнула она.
- Гневом общественности, всеобщим порицанием и позором за чудовищно отвратительный проступок, ясненько? Матрешка и впрямь мне надоела, дура сочная! Липкая, словно муха в медовой луже, так и тянет прихлопнуть. Но с умом!
- Ненавижу! – скрипнула зубами Ирина.
- Есть за что, - вспомнив вчерашние ночные упражнения, скривился Валерий. – Короче, слушай, Ирка, сюда! Ни бить, ни морить муху не станем, а скомпрометируем и подальше пошлем. Этого и будет достаточно.
- Будет ли? – усомнилась Ирина.
- А почему нет?
- Станет ныть, ходить, надоедать, на алименты подаст. Младенца-то никуда не денешь. Хотя, если больницей припугнуть…
- Общественное мнение стоит дороже больничного. У вас тут, гляжу, и собачники, и кошатники живут?
- Да эта окаянная старуха прикормила всех, и Матрешку тоже. С нею свяжешься и не обрадуешься. На части порвет, грымза старорежимная!
- Вот пусть Матрешку и рвет! Побьет наша кикимора живность в пьяном угаре, подъезд у лавочек обгадит, и никакой суд ей не поможет. Еще упрячут на пятнадцать суток за хулиганство. А там поди доказывай, чей младенец у блудливой бабы. Зачем мне жена, которая на дороге валяется, верно?
- Ве-ерно, - протянула Ирина. – Это ты сам за нее в подъезде нагадишь и бабкиных кошек передушишь, интеллигент?
- Эх, Ирка, есть медицинские способы, безвредные для тела и поучительные для души. Все будет тип – топ, никакого крысиного яда не понадобится. Знакомь меня со старшенькой. Да поторопись, пока мы одни.
Валерий незаметно прикончил бутылку водки и развеселился. Окрыленная Ирина бросилась к телефону. Номерок помнился наизусть, пальцы сами бегали по кнопкам, хотя она долго не пользовалась цифрами. Марьяна могла оборвать, нагрубить, даже устроить подвох с неприятными последствиями, но это ничуть не умаляло для любящей матери привлекательности любимой дочери. И Марьяна ответила, слушала внимательно, изредка задавая короткие вопросы. Обладая гротескно завышенным самомнением, в любовь с первого взгляда поверила безоговорочно. Ирина Николаевна едва успела положить трубку. Шумно дыша и по-слоновьи топоча, ворвалась младшая дочь. Круглое ее личико раскраснелось и лоснилось от пота, блузка взмокла подмышками. Она растолстела против прежнего втрое, и шуструю Матрешку можно было узнать лишь по широко распахнутым голубым глазам – пуговицам и ротику бантиком.
Валерий невольно вздрогнул, издали присмотревшись к настырно набивающейся в жены девице. Как это он раньше не понял, что у пассии не все дома. Да и больна она телесно, не иначе, вон растолстела до последней степени ожирения. Может, у нее гипертония или диабет? Беременности почти не просматривалось под увесистыми валиками сала, растянувшими кожу бурдюками и ломившимися вон из одежды. Боковой шов спортивной олимпийки лопнул, вывалив наружу шмат жирной белой плоти, с неприглядными пупырышками и синими подкожными прожилками. Щеки раздулись шарами, спрятав посередине коротенький носик, а трехслойный подбородок массивным жабо сливался на грудь неизвестно какого размера. Потому как бюстгальтеров Инга не носила принципиально. У Валерия помутилось в голове, он приглушенно крякнул и стал сползать с кресла на пол, но Ирина злобно ткнула его носком тапка и не дала, подобно кисейной барышне, сверзиться в обморок.
- Уф, еле нашла! Ну и побегать же пришлось по всем ближайшим супермаркетам, - вытягивая вперед руки с крепко зажатой в пальцах бутылкой, торжествующе объявила она.
- Водки не хватит, - сипло прошептал Валерий, когда невеста с топотом скрылась в кухне – пошла сервировать очередной поднос для торжественного выхода.
- Кому? – не поняла Ирина.
- Да такую тушу напоить – что слона пропылесосить!
Ирина в очередной раз нырнула в сумочку и вытащила несколько таблеток.
- Снотворное, как зеницу ока берегла. Надеюсь, с сегодняшнего дня не понадобится.
И, уловив замешательство квелого на принятие судьбоносных решений зятька, сердито добавила:
- Не трясись, благородный герой, это не смертельно. Спать будет крепче и в ненужный момент не подгадит.
- Нагадить она просто обязана, - скаламбурил Валерий и выразительно покосился в сторону ванной комнаты.
Застолье проходило в приподнятом настроении, и каждый знал, чему радуется. От ссор и взаимного непонимания не осталось и следа. Валерий усиленно потчевал невесту, наливая ей из меченой бутылки. Ирина Николаевна следила, чтобы на тарелке дочери лежало поменьше закуски – сложная проблема, поскольку поесть младшая дочка любила гораздо больше, нежели выпить. Каждый думал о сокровенном. Инга радовалась, как птичка весной, хотя на улице давно стояла поздняя осень, и возвратившийся вдруг во второй половине октября новый виток короткого бабьего лета с тихими шорохом срывало с ветвей и роняло наземь последние поблекшие листья, уцелевшие после коротких, с обильными снегопадами заморозков. Дожди прекратились. Вернулось нежное до невесомости, с пронзительной ноткой резкой свежести по утрам тепло. Полная луна заглядывала поверх задернутых занавесок, радуясь иллюзии примирения ненавистного друг другу семейства. «Возможно, все еще будет хорошо, стоит людям начать мыслить иначе», - казалось, твердило похожее на разинутый рот темное пятно на поверхности ночного светила. Но никто не пожелал изменить корыстных намерений в легкие вечерние часы праздника, и стрелки настенных часов неумолимо приближались к полуночи. Инга с умилением думала о замужестве, представляя сидящего напротив гладкого красивого мужчину каждую ночь в своем полном распоряжении. Беременность не мешала жадным порывам естества. Полноту еще с бабушкиной подачи считала признаком несокрушимого здоровья. Мария Васильевна тоже обладала внушительными телесами и никогда ничем не болела, а тощие, похожие на голодных кошек с помойки мама и Марьяна круглый год чихали и кашляли. Ей было жаль обеих и, от души веселясь, она советовала матери побольше есть.
Вопреки обыкновению Ирина Николаевна не сердилась и не кричала по каждому поводу. Не до того ей было. Вспоминала потеплевшие интонации в голосе старшей дочери и представляла, как роскошно заживут втроем в шикарной бабкиной квартире. Потом появятся дети, потом… Ирина воочию видела двух мальчиков и девочку, принаряженных в бархатные костюмчики. Когда-то в молодости Ирина имела выходное платье из бархата, с которым связано много счастливых воспоминаний. С тех пор она фанатично любила этот дорогой и красивый материал и связанный с ним запах шикарной и насыщенной жизни. Почему внуков должно быть трое и одна из них непременно девочка? Ну, тут же все ясно, как дважды два: чтобы любить ее, а мальчики обязаны защищать сестру там, где не смогут присутствовать заботливые родители. Ликовал и Валерий, радуясь, что с сегодняшней ночи автоматически освобождается от утомительного выполнения опротивевшего супружеского долга. Никогда бы не подумал он, записной ходок по чужим постелям, что однажды любимое занятие станет в тягость, и вовсе не по причине импотенции. Но надо и меру знать! В конце концов, от чернявой худышки свернуть налево он всегда сумеет, а большие деньги открывают перед красивым мужчиной массу возможностей и до беспредельности широкие горизонты. Почему бы не вложить средства жены в собственное дело и не стать преуспевающим коммерсантом? За широкой спиной разомлевшей от счастья невесты он недоуменно переглядывался с Ириной. Под душевный разговор девица угомонила целую бутылку, с завидным аппетитом уничтожала закуски, но только побагровела и покрылась испариной, но пьянеть не собиралась. Жир впитывал алкоголь, как доброкачественная губка. Валерий злился, удивляясь, как девица ухитряется пережевывать огромное количество съестного крохотным ротиком. Ирина пожимала плечами и с хладнокровием киллера отослала дочь за мелкой надобностью в кухню, а сама тем временем бросила в ее стакан две последние таблетки.
- От сердца отрываю!
Валерий взял оставшиеся деньги и, оперативно сбегав за угол в ларек, принес три бутылки дешевой водки.
- Гулять, так гулять! В конце концов, это мой праздник!
- И мой, и мой тоже, - капризно запротестовала Инга.
- Ну, как же без тебя, принцесса без горошины? – с усмешкой подтвердила Ирина Николаевна, и даже Валерий не уловил тонкого нюанса в ее пожелании.
Резко и заметно опьяневшая девушка не заметила скрипучих интонаций, утопая в волнах блаженства, которые щедро дарили ей сегодня любимые люди. Все обиды забылись, как по волшебству, осталось одно всепоглощающее блаженство. Спиртное растопило взаимную неприязнь, и в благодарность за это Инга согласна была пить каждый день литрами. А потом, разомлевшей и расслабленной, отправляться с любимым в ночь… Инга широко и смачно зевнула. Спать захотелось быстро и неумолимо. А как же жаркая ночь? Прикорнуть разве часок на диванчике? Девушка уже не оценивала ситуацию адекватно. Шатаясь, встала из-за стола и тотчас рухнула на пол. Голова еще не коснулась жесткого засаленного ковра, а ее обладательнице уже начал сниться сон, странный и пугающий, и в то же время удручающе знакомый.
Она ощущала себя крупной зеленой мухой, ползущей по стеклу, широкому и светлому, как бескрайнее заснеженное поле. Видела свои тоненькие лапки, прозрачные крылышки и хитиновое брюшко. Она задыхалась в душной комнате и торопливо перебирала микроскопическими коготками, стремясь к открытой форточке. Скорей, скорей на свежий воздух, на вольную волю! Но проклятое стекло никак не кончалось. Кто только придумал такие широкие окна? Внезапно сзади надвинулась громадная тень. Повернув головку на тоненькой шейке, муха – Инга увидела волосатую руку с зажатой в кулаке газетой. Шлеп! Шлеп! Мимо! Отчаянно жужжа, муха забилась, заметалась внутри высокого забора невероятно огромной рамы. Шлеп! Шлеп! Воздушной волной ее легкое тельце снесло в сторону, и она очутилась у распахнутой настежь форточки. Шлеп! Муха сделала последнее усилие и вырвалась на свободу, но в тот же миг запуталась в развешенных на ветках ближайшего дерева паучьих тенетах…
… За спиной с грохотом захлопнули форточку…
- Наконец-то спит!
- Да ее дубиной не ушибешь, кралю дебелую!
- А кто раскормил-то? Ты?
- Почему – я?!
От удивления Валерий выпустил ношу. Не удержалась на ногах и Ирина, упала, придавленная многокилограммовой тушей.
- При мне в пять раз меньше весила. Это твое семя в дурной рост пошло!
- Сама ты гюрза ядовитая!
Валерий покачнулся и с громким звуком «хр-р-р» выпачкал лестницу. В то же время одурманенная девушка скатилась к выходу и от удара обрызгала дверь и ступеньки, а остатки выплеснула около скамейки, на которой обожали сидеть дворовые сплетницы. Стояла глубокая душная ночь, даже фонари не горели, выключенные городскими службами ради экономии.
- Натюрморт не полон, - тяжело дыша, заплетающимся языком объявил Валерий.
Он готов был в запале передушить дворовых кошек и собак вместе взятых, но, точно почуяв неладное, животные попрятались по подвалам м подворотням. Раздосадованный мужчина опрокинул мусорные бачки и разметал их содержимое по детской площадке, пока Ирина Николаевна с помощью нехитрой медицинской процедуры готовила возле подъезда внушительную мерзкую лужу. Если бы кто взглянул на мужчину и женщину, производящих странные действия со стороны, мог подумать, что оба вырвались из психиатрической перевозки и буйствуют на свободе, выплескивая на пустынную улицу собственное безумие.
- Все! Больше не могу. Точно мешки разгружал, - тяжело дыша, прохрипел Валерий.
Мужчина и женщина снова согнулись в пароксизмах чудовищного смеха, тыкая пальцами в завернутую до пояса юбку пьяной девушки.
- Впечатляет! То-то же соседи завтра разорутся!
- Ладно, пошли. Небось, до утра не простудится, сала на боках – как у тюленя, - глумливо хихикнул Валерий.
И, осторожно обходя собственными же руками сотворенное безобразие, на цыпочках прокрались в квартиру. С противоположной стороны двора послышались громкие голоса, пьяный смех. Приближалась задержавшаяся на тусовке молодежная компания. Валерий сразу бросился в комнату. Там на столе оставалось много выпивки и закуски.
- Наливай за счастливое начало новой жизни, - звонко, по-девичьи, крикнула Ирина, не забывая запереть замки на входной двери.
Валерия почему-то не было слышно. Слегка встревоженная, Ирина переобулась и быстро прошла следом. Мужчина в ступоре застыл в дверном проеме, и ей пришлось подлезть у него подмышкой. Раскрасневшиеся от непривычно тяжелой работы щеки Ирины медленно начала заливать меловая бледность. Праздничный, суливший начало новой жизни натюрморт был непоправимо изгажен – и кем? Около десятка мелких, шустрых, но прожорливых крысят во главе со среднюю кошку старой самкой, старой Ирининой знакомой вовсю крушили тарелки с закусками. Все, что можно опустошить, сожрали, опрокинули недопитые бутылки и перебили большую часть посуды. Мало того, еще и не спешили убегать, завидев законных хозяев жилища.
Первой обрела дар речи Ирина Николаевна.
- А-а-а, сволочи! Кыш! Кыш! Кыш!
Валерий в унисон рявкнул грозным медвежьим басом. Выводок бросился врассыпную, роняя последние уцелевшие тарелки. Хозяева орали, махали веником и тряпкой, топали ногами, пока крысы не попрятались в невидимые глазу щели. Но восстановить нанесенный ими урон оказалось невозможно.
- Ах, какая дурная примета! – заламывая руки, вскричала Ирина Николаевна.
- Чушь городишь, - отмахнулся не веривший ни в сон, ни в чох Валерий. - В гадюшнике прозябаешь, так чему удивляться? Крыс да тараканов морить надо, а не собственную дочь!
Ирина вскинулась было ответить едко и презрительно, но Валерий с широкого размаху хлестнул ее указательным пальцем по носу и толкнул на табурет. Нашел чудом уцелевшую бутылку, обмыл под краном и поманил поближе будущую тещу.
- Э… Что ты хочешь делать? – заикнулась обессилевшая Ирина.
- Садись и торжественно вытяни шею! - велел он, зубами откупорил бутылку. – Хочу выпить за наше будущее счастье, - и, отхлебнув из горлышка, протянул Ирине. – Пей, чтобы жилось нам хорошо и изобильно, и мечтай о лучшем!
И они принялись мечтать вслух, кто о чем хотел, по очереди отхлебывая из горлышка, и у Ирины Николаевны, никогда не употреблявшей спиртного, приятно и весело кружилась голова. Оба соревновались в изобретении различных версий счастья, которое хотели бы непременно иметь. Деньги, коттедж с удобствами, импортные машины, одежду от известных кутюрье, море первоклассной выпивки (это уже личное пожелание Валерия). Он же первым и выдохся, поглядел на часы и высунулся в окно. Прошло где-то около часа. Чудом сохранившийся над подъездом фонарь освещал пустую скамью.
- Ничего не понимаю… - озадаченно пробормотал он.
Пьяная девушка непостижимым образом исчезла со двора…