День и ночь идём на Восток. Васька и я. Хотели в партизаны, а попали в стрелковый полк - так получилось. Могло быть и хуже, но в штабе (сарае для хранения удобрений), куда нас привели солдаты, предварительно изваляв в грязи ("руки вверх, на колени, носом в землю") оказался писарь, который был раньше учителем в нашем ремесленном училище. Узнав, кто мы такие - не шпионы и не беглые, командир предложил вступить к нему в полк. Отсоветовал: до деревни Прыщи, где назначен обкомом сбор в партизаны, мы не дойдём. Сорок два километра не шутка, а два моста уже взорваны нами, не немцами, а что будет к концу дня никто и не знает.
Мы согласились, но условие своё всё же выдвинули: в разведку и никуда иначе. Полковник ухмыльнулся и согласился. Что такое разведка 991-го стрелкового полка 258-ой Стрелковой дивизии, мы узнали сразу. Мальчишки на побегушках - вот какая разведка, но мы ими и были, куда нас ещё деть? Очень мало, что мы могли предложить родине, разве что жизнь... Родина нас вооружила и позволила идти за неё в бой. Мы были рады.
На наш взвод имелся один Дегтярев, три "паркетные" автоматические десятизарядные винтовки СВТ, остальные ребята и мы в их числе, были вооружены трехлинейками, но не жаловались. Из наших винтовок хоть стрелять можно было, а от "паркетных" бойцы не знали, как избавиться - стреляли только после чистки, а так нет, не стреляли.
Идём день и ночь на Восток. Днём жара и гарь. Вокруг жгут хлеб в скирдах. Через деревни идти одно наказание - вслед плюют, трусами обзывают, плачут. Головы опустим, идём. Голодные. Три сухаря на голову и стеклянная банка с мясом на троих. Никогда это мясо мы не ели, боялись нутро повредить. В пыль стекло разбивалось, когда пробовали открыть стальную крышку.
По краям дороги сплошные стада. Воют коровы, не мычат - такого никогда не слышал. Мелкий скот валом валит, друг на дружку вспрыгивают, давят собратьев. Резать не дают скотину - расстрел за это. Дойдёт ли животина? Не знаем... К нашему взводу прибился паренёк из тыловых. Рыжий, вёрткий. Все новости на каждом привале нам доставляет. Голос понизит, и без того глухой, сиплый и начинает: то сдали, это взорвали...
Наконец, голод и наступивший вдруг холод, а то пыль глотали от овец и коров в жару несусветную, доконали нас окончательно - еле ноги переставляем. Ещё поручения всякие, не успеешь из одного штаба возвратиться, так гонят в какой-нибудь райком, а там... Толку от поручений начальства никакого. С Васькой почти и не виделись - он в одном месте, я в другом.
Однажды, когда в лес вошли и на поляне остановились на ночлег, костёр развели, встретились. Я вернулся с соседнего тракта, считал там наши отступающие колонны. Васька навещал ближайшую МТС, полковник хотел керосином разжиться для нашей полуторки, шофера говорили: если чуть бензина для карбюратора припасти для заводки, так и на керосине можно ездить.
Сидим, обсуждаем прошедший день. Прикидываем, где немцы сейчас и что ещё нам придумают начальники или до утра дадут поспать. У обоих животы к спине прилипли, грызём по очереди один сухарь. Тут вдруг, на поляну выходит стадо, мать твою, чуть не передавили нас всех. Хорошо, что овец гнали, а не коров. Взвод наш в стороне расположился от остального войска, последние мы на привал вставали. Прошло стадо, растворилось в лесу, а к нам подходит усталый пастух, за ним длиннющий кнут волочится, как змей волшебный. Впереди себя гонит захромавшую овцу, которая уж и звука не подаёт, качает её из стороны в сторону - и ветеринаром не надо быть, сразу видно, скоро падёт. Погонщик говорит: ребята, черкните записку, подпишите у комвзвода, что ли, овцу вам отдам - больная, а бросить не могу.
Обрадовались, но где его искать, комвзвода? Он исчезал всегда, а нам ни полслова. Расписка: "красноармейцы такие-то, дана пастуху такому-то...", - подписали сами. Я костёр ворошу, а Васька смелый был, пошёл овцу резать перочинным ножом, а сначала хотел трёхгранным штыком под лопатку... Все наши ребята радуются, первый раз поедим нормально, да ещё всем взводом! Побежали за ведром, варить кости, да ещё дровишек подобрать, чтобы угли были пожарче. Васька уже овцу тянет заколотую, ближе к костру, чтоб видней было разделывать, а тут вдруг из-за дерева ему: "Руки вверх, бросай нож, бросай овцу - мародёр, расхититель!", - то лейтенант из Особого Отдела, а с ним и подручный.
А подручный-то - наш Рыжий. Он и стуканул. Когда только успел? Я кричу, не трогайте его, Васька не расхититель, мы расписку давали... А-а-а, расписку давали, иди тоже сюда. Взять их!
Рассказывать больше и нечего. Вывели нас на опушку, на чистое место, зачитали наспех написанный приказ и расстреляли. Так и не смогли мы ничего с Васькой доказать, а ход истории ничуточки не изменился.