Княжна Нина.
(повесть)
Часть I.
Княжна Нина.
Глава I.
(рассказывает Нина Соврадзе)
Нина. - Побег.
Моё имя – Нина, княжна Нина Соврадзе. Славный род князей Соврадзе, к которому принадлежит мой отец, известен по всему Кавказу.
Моя мать, Зара, впоследствии Ирина Соврадзе, была простой горянкой из дальнего аула. Когда мне было восемь лет, а моей сестре Эме десять, мама неожиданно заболела чахоткой и месяц спустя скончалась. Не успели мы оправиться от первой потери, как случилась новая беда: через год после смерти мамы моя сестра, Эме, бывшая лихой наездницей, поехала однажды вечером в горы. В ту же ночь разразилась страшная гроза. В темноте Эме, очевидно, сбилась с пути и вместе с лошадью сорвалась в пропасть.
Грустно и пусто стало у нас в доме. После гибели Эме мой отец, офицер казачьего полка, строго-настрого запретил мне ездить в горы в одиночку, что меня несказанно огорчило. Несмотря на свои девять лет, я совсем неплохо держалась в седле и была, помимо этого, немного обучена джигитовке. Мой конь по кличке Смелый, чёрный жеребец кабардинской породы, был очень умным и спокойным животным. Немалого труда мне стоило заставить его войти в галоп даже на ровной дороге, а, оказавшись в горах, он тут же переходил на шаг, и заставить коня двигаться быстрее было практически невозможно. Зная мой характер, отец вскоре после смерти моей сестры перевёл Смелого в другую конюшню и приставил к нему отдельного конюха. Зайти в конюшню и вывести лошадь в отсутствие последнего не составляло для меня особого труда; однако, не желая огорчать отца, я прибегла к этому способу только раз или два за последующие полтора года.
Спустя четыре года после смерти мамы в наше поместье приехала погостить дальняя родственница моего отца, княгиня Елена Арчуадзе. С тех пор моя жизнь превратилась в один сплошной кошмар. Не было дня, когда старая княгиня за что-нибудь не отругала бы меня. Часто причины для выговоров были самые пустяковые. «Нина, не бегай каждую минуту на конюшню, ты не мальчишка», «Нина, не надо дружить с прислугой, это недостойно воспитанной барышни», «Нина, не дерзи», и т.д. и т.п.
...К слову сказать, я никогда ей не дерзила. Мою дружбу с Ракимой, дочерью садовника, бабушка преследовала, начиная со дня своего появления в нашем доме. Пару раз, несмотря на всё моё уважение к княгине, мне очень хотелось наговорить ей дерзостей. Однако законы нашей страны запрещали хозяину оскорблять гостя под кровлей своего дома. Иногда, устав от наставлений и нападок старой княгини, я убегала к Тереку и подолгу сидела на берегу, глядя на воды бурной реки. В эти редкие минуты спокойствия часто приходили на ум грустные мысли о покойной Эме и деде, и взор мой невольно обращался на север, к нашему дому, близ которого под старой развесистой чинарой спали вечным сном они обе. Когда мне становилось совсем уж грустно, я резко вскакивала с земли и. перепрыгивая через прибрежные камни, бежала к дому.
Переломное событие в моей жизни произошло спустя два месяца после приезда старой княгини.
В тот день всё шло из рук вон плохо. За утренним чаем, к большому своему огорчению, я умудрилась разбить чашку из фарфорового сервиза покойной деды, после чего бабушка прочла мне длинную нотацию о правилах поведения вообще и за столом в частности. Потом меня отправили заниматься французским с пришедшей мадемуазель. От огорчения я не сумела толково ответить заданный урок и вдобавок сделала несколько ошибок в диктовке. Узнав об этом, старая княгиня страшно рассердилась и сказала, что я глупая, злая, неблагодарная девчонка, недостойная называться княжной Соврадзе, и т.д. и т.п. Произнеся этот совершенно бессмысленный монолог, она наконец отпустила меня восвояси, оставив предварительно без сладкого. Однако на этом мои злоключения не закончились.
По приходу отца старая княгиня самым добросовестным образом нажаловалась на меня последнему. Отец был сильно огорчён моими проказами, однако не сказал мне ни слова и ушел к себе. Такое поведение близкого человека было для меня гораздо худшим наказанием, нежели ругань. Плакать и жаловаться я не стала – такое поведение я считала для себя позором. Отказавшись от ужина, я под первым попавшимся предлогом ушла в свою комнату и заперла дверь на ключ.
Оставшись одна, я долго смотрела на портрет деды, висевший над моей кроватью. Взгляд матери был серьёзным и немного тревожным. Я долго стояла перед портретом, бессознательно бормоча что-то по-русски и по-грузински. Потом в моей голове как будто что-то щелкнуло, мелькнула яркая, как вспышка, мысль: надо бежать.
В первое мгновение эта мысль сильно напугала меня. Но, немного подумав над своей идеей, я успокоилась. Я вспомнила, что в дальнем ауле в горах, до которого было два дня пути, жили мои родственники по линии матери, у которых я могла найти пищу и приют. Не задумываясь над тем, что произойдет потом, я стала поспешно собираться.
В моём шкафу с одеждой хранилась баранья папаха, чоха и другие элементы костюма джигита. Все эти вещи были подарены мне на двенадцатилетие дедушкой, отцом матери, приехавшим из своего аула, чтобы поздравить меня. Сейчас я поспешно извлекла все необходимые вещи из шкафа и, сложив из на полу, пошла пожелать спокойной ночи отцу и бабушке. Обоих я нашла в гостиной.
Я очень волновалась перед предстоящим побегом и тревожилась оттого, что старая княгиня могла заметить моё беспокойство. Это означало бы провал всего плана.
Однако всё обошлось благополучно. Очевидно, старая княгиня объяснила себе мою бледность и дрогнувший голос раскаянием за мои утренние проказы, потому что милостиво кивнула в ответ на моё «спокойной ночи, бабушка». С отцом я попрощалась поспешно, боясь выдать душившее меня волнение, и удалилась к себе.
Всё уже было готово для побега. Я поспешно переоделась в костюм джигита и спрятала косы под папаху. Из своих вещей я взяла только три червонца, подаренные мне недавно отцом, нагайку, образок святой Нины и медальон с портретами Эме и деды. Для довершения сходства с молодым джигитом я хотела было нарисовать себе усы, но в комнате не нашлось ни чернил, ни угля. К тому же такая маскировка действовала только в темноте: на ярком свету любой человек, внимательно приглядевшийся к моему лицу, легко обнаружил бы обман.
...Итак, всё было готово. Правда, спальня моя находилась на втором этаже, но спуститься вниз по плющу, густо обвивавшему стену дома, было для меня делом одной минуты. Заткнув нагайку за пояс и поправив папаху так, чтобы тень от неё скрывала моё лицо, я бросилась к конюшням.
Дверь конюшни, где находился Смелый, была не заперта. Я уже начала задумываться, нет ли здесь какого-нибудь подвоха. Но конюх мирно спал на полу, а вокруг не было ничего, что говорило бы о присутствии других людей. Я осторожно приоткрыла дверь и вошла в конюшню. Смелый приветствовал меня тихим ржанием. Я успокоила лошадь и, оседлав, вывела её из конюшни. С максимальной осторожностью пройдя мимо спящего конюха, я приблизилась к воротам, открыла их и, прежде чем вскочить на лошадь, окинула прощальным взглядом дом. Все окна были темны, только в кабинете отца одиноко горел огонёк. Сделав рукою прощальный жест в сторону освещённого окна, я вскочила на Смелого, хлестнула его нагайкой и, крикнув «Айда!», исчезла во мраке ночи...
Я изо всех сил гнала Смелого вперёд, надеясь до утра отъехать на семь-восемь миль от дома. Уже окончательно стемнело, и на южное небо высыпали звёзды. Ориентируясь по Полярной звезде, я держала путь на север. Вскоре впереди показались тёмные строения. Опасаясь переполошить спящих людей, я объехала деревню стороной. Почти сразу на нею начинались горы.
Пока я объезжала деревню, тёмное облако появилось откуда-то справа и закрыло звёзды. Я пустила Смелого шагом, опасаясь в темноте сбиться с пути или, того хуже, упасть в пропасть. Учитывая торчащие на дне ущелий острые камни и глубину самих ущелий такое падение, несомненно, стало бы роковым. Я содрогнулась от ужаса при этой мысли.
...Тьма сгущалась. Вскоре на расстоянии вытянутой руки почти ничего уже не было видно. Только желание отъехать подальше от дома заставляло меня гнать коня вперёд. Через несколько минут, показавшихся мне вечностью, Смелый неожиданно остановился. Я понукала коня, даже несколько раз ударила его нагайкой, но и это не помогало. Смелый упорно отказывался двигаться с места. Поняв всю бессмысленность своих попыток заставить коня идти, я подняла голову и огляделась кругом. Вокруг, по-видимому, не было ни одной живой души. Слева, шагах в ста от меня, с тихим плеском катил свои воды Терек. Свежий ночной ветер нёс с собой едва уловимый аромат цветущих роз.
Впрочем, мне некогда было любоваться этой картиной. Нервы мои были напряжены до предела. Я хотела было уже продолжить свой путь, как вдруг моё внимание привлёк еле слышный шорох за моей спиной. Я быстро оглянулась.
Шагах в десяти от меня стояла на дорожке какая-то фигура в белом. Заметив её, я вздрогнула от неожиданности и испуга и, не дожидаясь, пока странная фигура приблизится ко мне, изо всех сил хлестнула Смелого нагайкой. Испуганный неожиданным ударом, конь шарахнулся в сторону и, не успев ухватиться за уздечку, я вылетела из седла и, выронив нагайку, покатилась вниз по склону.
Всё произошло прежде, чем я успела это описать.
Скорость падения была настолько велика, что я даже не успела ухватиться за край обрыва. От падения на острые камни меня спас куст архани, неожиданно оказавшийся на моём пути. Я налетела прямо на него, накрепко запуталась в колючих ветках и теперь даже при всём желании не смогла бы выбраться без посторонней помощи.
- Помогите! – отчаянно крикнула я в темноту.
Издевательский хохот эха был мне ответом. Мой голос, подхваченный ветром, на все лады повторялся в горах, постепенно затихая вдали. Это напугало меня ещё больше. Я попыталась крикнуть ещё раз – и потеряла сознание.