Когда тебе семь лет, то кажется, что весь мир создан, чтобы тебя любить. И кому-то везет, и ему встречаются люди, подтверждающие это - или ребенку приходится познавать, что есть взрослые, которые не любят детей и тем не менее идут работать учителями, воспитателями, библиотекарями в детские библиотеки…
Мне повезло - я продолжала так думать класса до пятого, пока кроме одной любимой Раисы Максимовны не было тех других.
Мне казалось, это так и должно быть, и я ее любила всей своей маленькой душой. Мне не мешало даже слово «подлиза», которое иногда слышала в свой адрес. Я бежала ей навстречу по переулку, да и не одна даже, а всегда еще кто-то рядом был, и мы вдвоем обычно брали ее сумку за две ручки с двух сторон и несли ее - тяжелую, полную наших тетрадок. И оценки-то были не ахти, но справедливые, и поэтому я старалась изо всех сил, потому что дома в основном говорили по-немецки, и я не знала иногда самых простых слов. Как озадаченно я думала над словом «чашка» - ведь дома говорили Tasse.
А слово было в названии моей первой книжки - „Голубая чашка“ Аркадия Гайдара.
И книжку стала читать, потому что запомнила на всю жизнь слова Раисы Максимовны:
„ У тебя будет другая жизнь, если ты будешь читать книги“.
И это ощущение дальней дали, этот волшебный мир, куда ты можешь уходить когда только захочешь, - он больше не отпустил.
Эти слова я повторяла потом много-много раз и моим детям и читателям: вдруг кто-то тоже запомнит их на всю жизнь.
Раиса Максимовна, Раиса Максимовна, как же я была влюблена в вас. Я видела вас как-то: вы прошли по улице, мимо нашего дома, я кинулась убираться в доме, и смешно сейчас вспоминать, со шкафа достала пыльный граненый графин, налила в него воду и поставила стакан: мне казалось, это так красиво и я предложу вам попить. А вы, наверное, по другой дороге вернулись, и я тогда не смогла зазвать вас в гости.
Но в другой раз я сама отправилась в гости к вам. Ведь к близким людям принято ходить в гости. Я пришла в неурочный час, у вас стирка была.
Это теперь стирка сама по себе, а хозяйка может другими делами заниматься. Я дома стирку терпеть не могла, кругом мокро, белье в куче на полу, мама вся озабоченная, работы много, в кухне не повернешься. Так же было и у вас. Но вы не отправили меня домой, а попросили поиграть с маленьким сынишкой. А после обеда, в школе (мы учились во вторую смену) вы вели себя как всегда и не выделяли меня из детей, а мне так этого хотелось!
Уже в четвертом классе я стала потихонечку из моих троек вылезать, и пятый класс был легким, и были учителя разные, но… Наверное, я по жизни везучая. Была среди них Евгения Федоровна, которая что-то во мне разглядела, потому что я совершенно случайно (а может, и нет?) слышала, как она говорила другому учителю: “А эта девочка особенная, она такая молодец!“ И я старалась быть хорошей девочкой. О, как я переживала за свои оценки, невыученные уроки! Может быть, есть и другие способы заставить ребенка хорошо учиться, делать уроки, а меня научили любовью.
Судьбы наших стареньких учительниц, какие они нелегкие!
Знаете, как тесен мир! Я не устаю этому удивляться! Уже взрослой, в Рубцовске, покупала на рынке огурцы, подняла голову на женщину, которая ими торговала и обомлела: это была Раиса Максимовна!
Она замешкалась и смутилась… В то время еще была другая мораль, когда учительнице торговать огурцами на рынке было… ну если не стыдно, то и не от радостной жизни!
И я смутилась от ее смущения, она стала мне складывать огурцы в мою сумку: “Возьми, Людочка, так!“ Мне хотелось поговорить с ней, но, видя ее смущение и неловкость отошла. Подходили другие покупатели, и она взвешивала им свой товар. Только сказала еще, что вот уже все почти распродали и скоро и уезжают на своей машине назад в нашу Алексеевку, под Алма-Ату.
Потом только слышала от кого-то о ее нелегкой женской доле. Так хотелось бы верить, что было и много хорошего в жизни у моей первой любимой учительницы Раисы Максимовны! Так хотелось бы верить….
Но …
Послала написанную часть рассказа, как завершенную, моей подруге Лене, она землячка моя, только она моложе меня и пошла в школу, когда я уже уехала из села. Когда собственно уже наша встреча с Раисой Максимовной на рынке произошла, где-то в восьмидесятые.
Тогда во всей стране не понятное уже было: вдруг стали меняться ценности, открываться кооперативы. Чтобы выжить, нужно было подрабатывать или“крутиться“, как тогда говорили. Не от хорошей жизни и учителям пришлось, переломив себя искать подработки и „крутиться“. Лена не училась у моей Раисы Максимовны, но рассказала о другой учительнице, которая одна растила двоих детей, Людмиле Петровне. Она учила нас географии. Я помню ее светлые косы. Все любимые учителя кажутся красивыми. О ней говорили „добрая“. Когда дети так говорят об учительнице, это значит одно- ее любят!
Она знала каждую травинку в горах и решила этим и подзаработать. Пучками продавала целебные травы на местном базарчике. Вот это и поставили ей в вину и не дали ей звание“Заслуженного учителя“.
Но это еще и не самое страшное. Что-то случилось с людьми в то время, все что ценили, все чем гордились , все стало ненужным! Ненужными стали учителя, библиотеки, не нужной стала совесть. Деньги стали мерилом всего. Алексеевка не стала исключением. Люди искали на чем заработать. Дети видели все. Кем вырастают в такие времена дети?
Что может быть горше для учителя, когда он видит какими становятся дети? Может ли только его любовь к ним воспитать в них хотя бы порядочность?
Однажды, когда Людмила Петровна возвращалась с базарчика на нее напали, отобрали нераспроданные пучки травок, вывернули карманы, отобрали деньги.
Это были ее ученики!