ПОЗОЛОЧЕННОЕ БРЮХО
(фрагмент из романа "ОДНОФАМИЛЕЦ")
* * *
Раскольникову снились красильщики. Много. Но ему сейчас были нужны только двое - те двое, что вечно от всех скрывались.
Раскольников перемещался из дома в дом, из квартиры в квартиру, но вот наконец отыскал их: они беззаботно волтузились во дворе, валяя друг друга в песке и каких-то опилках, награждали один другого шлепками и оплеухами, щипались, притворно при этом повизгивая да поохивая.
-Отстань, противный! – говорил коренастый.
-Ты первый отстань: ты противнее! – отвечал худощавый.
-Ах так! – говорил коренастый и валил худощавого в пыль, усаживаясь на него сверху и заламывая ему руки.
Худощавый тихонько повизгивал и как будто бы поддавался, но едва коренастый от него чуть-чуть отвлекался, худощавый вдруг тыкал ему под ребра точёными пальчиками в перламутровом маникюре; коренастый от неожиданности визжал, а худощавый из-под него выбирался и, в свою очередь, заваливал его в пыль...
Раскольникову надоело смотреть на них, и он сказал:
-Эй, красильщики! Хватит валяться. За работу пора.
Красильщики поднялись и взялись друг друга отряхивать от опилок и пыли. Худощавый был в бархатной длинной блузе, коренастый – в порванном фраке, но зато с густо-радужной орхидеей в петлице.
Они вычистились и направились в дом. Раскольников шёл за ними и пытался считать ступеньки. Со счёта его сбивали толкущиеся на лестнице люди. Они, по всему, все тоже стояли к красильщикам, и вместе с набриолиненными ступеньками Раскольников иногда сосчитывал их мешки и отёчные ноги.
Квартира была не заперта. Они вошли по-хозяйски и углубились внутрь, минуя многие комнаты.
Раскольников шёл и заглядывал в эти комнаты: они были пусты, но в одной из них он увидел фигуру, подвешенную прямо к люстре.
Раскольников остановился и стал смотреть. Фигура висела на тонкой, но, видимо, прочной верёвке, и медленно разворачивалась то в одну, то в другую сторону, будто ёлочная игрушка. Для чего она здесь висит, было странно и непонятно.
Раскольников постепенно решил, что на ней они пробуют краску: вся Фигура была в разноцветных кричащих пятнах, а под ней, на полу, отчего-то стояла большая бурая лужа, над которой кружились отвратные жирные мухи.
«Позолоченное брюхо», - почему-то подумал Раскольников.
К нему подошел худощавый и произнёс:
-Это – мираж.
-Да? – ответил Раскольников и спросил: - Мухи - тоже мираж?
-Мухи – нет, не мираж, - сказал худощавый. - Мухи – катализатор.
-Катализатор чего? – спросил Раскольников.
-Катализатор всего, - сказал худощавый. – Всего сущего и несущего.
-А, - промолвил Раскольников и хотел изловить муху.
Но худощавый остановил его и произнёс:
-Зачем?
-Хочу видеть, - ответил Раскольников. – Позолоченное ли брюхо.
-Позолоченное, - заверил его худощавый.
-Тогда пойдем, - согласился Раскольников, и они пошли дальше.
Раскольников думал о мухе.
Они пришли в мастерскую. Там везде были краски. Раскольников стал выбирать, но красильщики отстранили его:
-Не положено. Мы выбираем. Мы чувствуем.
-Я тоже чувствую, - сказал Раскольников.
-Ты - не красильщик, - сказали ему, и он согласился.
Красильщики выбирали долго - всё присматривались да принюхивались к нему. Он устал и присел. Красильщики куда-то сходили и пришли с полным тазом красно-буро-багряной жидкости.
-Это кровь, - намекнул Раскольников.
-Это - клюквенный сок, - возразили красильщики. – Ты глаза закрой.
Раскольников закрыл глаза, и они стали медленно лить на него из таза. Жидкость была нежной, тёплой и пахла раздавленными комарами.
-Всё, - сказали красильщики. – Сейчас высохнет быстро.
Раскольников открыл глаза: он был выкрашен равномерно. Это видно было из зеркала.
-Это точно клюквенный сок? – уточнил Раскольников.
-Ну конечно, - сказали красильщики.
-Он солёный, - сказал Раскольников, облизнув вокруг губ.
-Значит, клюква попалась солёная, - сказал коренастый.
-Или это не сок, а рассол, - возразил худощавый.
-Клюква бывает разная, - гнул своё коренастый. – Даже горькая или прокисшая.
-Или всё-таки это рассол. Просто клюквенный это рассол, а не сок, - настаивал худощавый.
-Клюква даже бывает и жгучая, острая. Хуже перцу, - сказал, наплевав, коренастый. - А тебе ещё повезло.
-Повезло, - согласился Раскольников и пошёл.
Проходя мимо комнат, он заглянул к Фигуре. Но Фигура стала обвисшей и будто выжатой. Она не разворачивалась теперь равномерно из стороны в сторону, а легко развевалась в воздухе, словно вывешенная сохнуть тряпка. Вокруг было набрызгано буро-багровыми пятнами и над ними кружились мухи.
Раскольников вышел на лестницу.
Люди все как один вдруг вздрогнули и кликушески закричали:
-Кровь! Кровь!! Кровь!.. На нём – кровь! А-а-ааа!..
Женский визг резал ухо.
Раскольников улыбнулся.
-Это клюквенный сок, - сказал он и пошёл спускаться.
-Это – кровь! Он – в крови! Он – убийца! – продолжали кричать эти люди.
-Это клюквенный сок! – повторил он вполне убедительно.
Люди, видимо, не поверили: они от него отшатывались и бежали прочь.
В дверях получилась свалка.
Раскольников подошел к ней, но из свалки возникла вдруг давешняя Фигура и сказала печально:
-Отдай мою кровь!
-Возьми. Я не брал её, - ответил Раскольников и стал поливать на себя из шланга, но кровь не смывалась.
-Видишь? Всё-таки клюквенный сок! – сказал он.
-Я попробую, - попросила Фигура и к нему протянула шершавую длинную ленту бугристого языка, на котором сидели мухи с золотыми как кольца брюхами.
-Нет! – отпрянул Раскольников. – Так нельзя.
-Почему? – огорчилась Фигура.
-Позолоченное брюхо, - ответил Раскольников.
-Может быть, растворителем? – предложила Фигура.
-Лучше уж растворителем, - согласился Раскольников.
Фигура достала флакон и пошла распылять растворитель. Запахло серой и скипидаром. И ещё чем-то, он не знал.
-Помогает! – увидел он: руки стали обратно белыми, и одежда, и обувь тоже.
-Всё, - сказала Фигура. Она сделалась снова надутой, будто ёлочная игрушка, и исчезла.
Раскольников высился на вершине мусорной свалки, разглядывая консервные банки, коробки, разорванные пакеты, клочья ветоши и бутылки от разных напитков.
Он хотел пнуть ногою особенно тошную банку, но внезапно увидел, что туфли на ноге его нет. Нет и брюк, и другой всей одежды.
Не успев удивиться, он увидел, как с ног исчезает кожа, затем мышцы, и кости, и…
«Всё разъело!» – подумал он, и в отчаянии взялся за голову, но и рук у него уже не было... Головы, вероятно, тоже…
-ААааАаАааа! – закричал, испугавшись, Раскольников, и сквозь ужас успел ещё как-то и чем-то отметить,
что и голос
его
пропал…
.