Luftwaffe-льники, бета-версия, файл на 195 глав

1. Абитура

       В казарме, так называемой абитуре, стоит ещё пока не строй, а скорее всего, толпа. Или даже, вернее – толпа разноцветной и разношёрстной молодёжи мужского пола от 17 годиков до 22 лет  в полном расцвете сил. Все, как один, приехали поступать в военное училище военно-воздушных сил.
       Идёт оглашение результатов письменного экзамена по математике.
       –  Афанасьев! Четыре!
       В замершем строю владелец фамилии еле слышно выдохнул с явным облегчением.
       - Уф!
       – Баранов! Кто Баранов? А? Это ты – Баранов?! Два! Вот посмотрите, это именно тот случай, когда фамилия, как нельзя лучше, показывает истинное содержание и всё богатство внутреннего мира своего хозяина.
       У дежурного офицера хорошее настроение. Лейтенант пытается постоянно острить. Правда, с явной натугой, топорно, по-казарменому. Но выбора у нас нет, приходится покорно слушать. И раз мы здесь по своей воле – стоим в строю и скованы военной дисциплиной, то надо привыкать к корявым потугам на оригинальность этого «сатирика», пользующегося  служебным положением.
       Есть надежда в недалеком будущем стать военным – «красивым, здоровенным» и влиться в ряды офицеров доблестной Красной Армии. Вот тогда уж мы выскажем, ох, выскажем всё, что думаем об этом баране в погонах. Но в настоящий момент у нас лишь одно право –  слушать и молча сносить откровенное хамство и оскорбления.
       Кто не готов, не может, или его нежная душа бунтует –  вопросов нет. Шаг вперёд из строя и… домой к маме.
       Здесь нет места для слабости. Мы приехали учиться и побеждать. В голову не брать. Сознание отключить. Всерьёз не воспринимать.
       Ну вот, например, если из мусорного бака вылезет грязная ободранная крыса с облезлым хвостом. И глядя на вас пристально, заговорит человеческим голосом: «Мол, так и так, раздолбай ты этакий, товарищ. Уши у тебя оттопыренные, ноги кривые, спина горбатая, рожа тупая! И руку на сердце положа, дурак ты законченный, кретин редкостный и мудак беспросветный...»
      Не знаю как вы, а я слова той гадины на свой счёт серьёзно не приму. Потому что, не входит она – крыса та драная, в общество уважаемых мной людей, мнение которых лично для меня жизненно важно и актуально.
Эх, если бы тот лейтенант мысли читать умел. Апломба у него явно бы поубавилось. Показное веселье мигом бы улетучилось.
– Баранов, ну что стоишь как баран? Свободен Баранов. Пошел собирать вещи. Дуй домой! К своим баранам!
Юный офицерик очень доволен собой. Гаденькая улыбка от уха до уха криво растянулась на его по-детски розовом личике. По новенькой, с иголочки, форме можно предположить, что ещё пару месяцев назад он был обычным курсантом и летал по нарядам, как сраный веник. Но сейчас статус его «заоблачно высок». Он –  ни много, ни мало – офицерьё. И не дай Бог, будет нашим командиром взвода. Вот намучаемся, пока этот служака в оловянных солдатиков не наиграется. Вот же, повезёт кому-то? Мама – не горюй! Держись, ребята!
  Баранов вышел из строя, углубился в спальное помещение казармы и начал собирать вещи, украдкой глотая слёзы. Жаль, конечно. Неплохой парнишка из глубинки. И не его вина, что в сельской школе таблицу умножения не успел выучить к десятому классу. То уборочная, то посевная, то очередная продовольственная программа нашей заботливой партии. Учиться, в принципе-то, и некогда. Так и зависли где-то на 8 x 8 = 64. А про дискриминант квадратного уравнения абитуриент Баранов лишь на вступительном экзамене в училище ВВС в первый раз услышал.
       А лейтенантик разошёлся не на шутку, хоть грязный носок в рот ему пихай. Моя бы воля, так аж до самых гланд. Чтоб не пикнул и не пискнул. Чтоб…
Но офицеру наши заветные желания были неведомы, и он самозабвенно продолжал. Вдохновение – страшная сила. Не иначе, Пегас лягнул копытом. Причем, исключительно пониже спины.
       – Таких как ты, Баранов, ждут колхозы. Ну ничего, годик покрутишь коровам хвосты и в армию. Но не офицером, нет. А солдатом. Стране нужны солдаты. Что же будет, если все офицерами станут? Это же ужас какой-то! А командовать кем? А, Баранов?! А после армии ты опять в колхоз. К своим баранам. Ха-ха! А эти орлы… ну те, которые поступят, конечно, выдюжат все и окончат… наверное. Эти уж, точно, будут офицерами. Да! Точно! Это я тебе говорю, Баранов! Авторитетно заявляю! Красой и гордостью нашей армии будут. Ну, прямо как я! Они станут не просто офицерами, а офицерами доблестных Военно-воздушных сил! Люфтваффе! Так это звучит по-немецки. ВВС значит. Во-ен-но-воз-душ-ные си-лы! Чувствуешь, какая мощь в этом слове? ЛЮФТ! ВАФЬ! ФЕ! Какая экспрессия!
       Очевидно «люфтваффе» - было единственное слово из курса немецкого языка военного училища, что отложилось в голове этого «полиглота».
       Клянусь чем хотите, но что такое «экспрессия», для того казарменного «филолога» самая страшная «военная тайна». Само слово красивое. А звучит то как! Не слово, а музыка! Экс-прес-сия! Ляпнул такое слово где-нибудь в тему или не в тему и прослыл образованным человеком.
        – Они ещё тобой покомандуют, Баранов. Покомандуют! Ты ещё здесь? Ну  всё. Прощай!
Баранов, собрав нехитрые пожитки в старинный бесформенный чемодан с ободранными уголками, скрылся за входной дверью казармы.
– Вихрев, три. Голубев, пять! Ни фига себе. Орёл, а не Голубев! Где Голубев? Ты, Голубев?! Фамилию менять надо, Голубев. Ты же орёл! Математику – и на пять, надо же! Ну,  череп! Ну, гений! ЭВМ «Электроника», во как! Ну, прям Софья Ковалевская! Я и то… только на три в своё время сдал. Со шпорой, да...
        Пока лейтенант мечтательно закатывал глазки, с явным удовольствием вспоминая дела давно минувших лет, нам оставалось стоять в пока еще непривычном строю и, перетаптываясь с ноги на ногу, томиться в нервозном ожидании. Вот так бесконечно долго продолжалась наша моральная пытка.
В зависимости от озвученных результатов, кто-то из абитуриентов, не сдержав эмоций, сдавленно всхлипывал и уходил собирать вещи. Кто-то молча сжимал кулаки «на удачу». Кто-то закатывал глаза и счастливо улыбался. Оставшиеся в неведении, затаив дыхание, с тревогой и волнением ждали оглашения своих экзаменационных оценок.
– Петровский, два!
– Ууу-рааааа!!!

2. Люфтваффельник

Строй вздрогнул. Такой реакции на «приговор» не ожидал никто.
Обалдевший от неожиданной реакции абитуриента, лейтенант несколько раз заглянул в оценочную ведомость на предмет выявления ошибки. Но происходило нечто необъяснимое: абитуриент Петровский ликовал!
Петровский – высокий, хорошо сложенный парень из Москвы с явно интеллигентскими замашками, ломая строй с восторженным улюлюканьем, метнулся в спальное помещение за сумкой. Попутно он выкрикивал в адрес офицера все, что о нем думает! Включая конец бездарного жизненного пути в стандартной конструкции из неструганных осиновых досок. И что характерно,  обязательно в белых тапочках фирмы «Адидас».
Настроение у всех, за исключением заметно побагровевшего лейтенанта, резко улучшилось. В строю раздался задорный свист и аплодисменты.
Петровский выскочил на центральный проход казармы, именуемый «взлёткой» и остановился. Он театрально раскланялся. Поблагодарил за внимание. Пожелал терпения и удачи всем остающимся в заповеднике законченных моральных уродов, в котором дебильные клоуны каким-то немыслимым образом возвышены до ранга «отцов-командиров». А затем, набирая ускорение, побежал к выходу, задорно размахивая модной спортивной сумкой с заграничной надписью и с множеством кармашков на пластиковых молниях.
Мы провожали Петровского восторженными взглядами, ибо парень высказал то, что накопилось в душе у нас и просилось на язык. Но пока жива надежда поступить в училище, этот самый язык был наглухо прикушен зубами. Петровский сделал свой выбор, а нам еще здесь жить…
Лейтенант тем временем жалко и нечленораздельно мычал, пытаясь внятно сформулировать достойный ответ вслед убегающему абитуриенту. Но его мозг  дал заметный сбой. Алгоритм образования разумных словосочетаний и формирования ответных реплик бездарно завис - ум зашел за разум. Хаотично открывающийся рот молодого офицера издавал лишь нечленораздельные звуки булькающей слюны и обрывки невнятных междометий.
      А Петровский продолжал развивать успех. Увеличивая скорость, он неумолимо приближался к выходу из казармы, продолжая блистать колоссальными познаниями в области многоэтажных конструкций русского языка, лежащими далеко за пределами общепринятой лексики.
       О таком богатстве родного нелитературного языка многие из нас просто не догадывались. Сапожники, грузчики, портовые рабочие, дипломированные филологи и прочие знатные матершинники уныло отдыхают и стыдливо курят в сторонке. Интеллигентного вида юноша из Москвы посрамил всех и сразу. Умеет, ничего не скажешь.
Счастье для Петровского было очень близко, фактически, на расстоянии вытянутой руки. Он даже протянул ее, руку, в смысле, чтобы взяться за ручку тяжеленной входной двери, потянуть на себя и оказаться на улице - на свободе.
Но дверь открылась раньше. На какое-то мгновение, на долю секунды. Но это мгновение круто изменило дальнейшее развитие событий.
Итак, дверь открылась, и в казарму вошёл настоящий полковник. Почему настоящий? Да потому что на его груди скромно, но убедительно сверкала звезда Героя Советского Союза. Военная форма была заметно выцветшей от палящих лучей, скорее всего, афганского солнца. Волосы на голове стройного и подтянутого полковника были белоснежно седы, а на кителе виднелись три красные полоски, означающие, что офицер имел боевые ранения.
Мы мгновенно перестали свистеть, аплодировать, топать ногами, и заворожено замолчали. Заткнулся и лейтенант, только сейчас начавший исторгать жалкие подобия ругательств вслед убегающему абитуриенту.
Увидев неожиданно возникшего полковника, Петровский предпринял попытку экстренного торможения, отчаянно скользя по отполированному полу. Но сила инерции сделала своё дело. Мятежный москвич со всей дури влетел в полковника и, сменив дерзкий тон на оправдательно-подобострастный, залепетал скороговоркой.
– Папа, я математику завалил. Военный из меня никак не получится. Поехали домой к маме, а? Буду поступать в Тимирязевку, на ботаника. Ну какой из меня военный? У меня на портянки аллергия. И на «тумбочку» тоже (суточный наряд по роте). А, папа? Не хочу быть люфтваффельником! Я пшёнку не-на-ви-жу!
Полковник, получив ощутимый толчок и с трудом устояв на ногах, взял своего сынулю за ворот дорогого фирменного батника. Встряхнул основательно и пристально посмотрел в глаза.
Петровский-младший при росте 185 сантиметров съёжился до размеров котёнка и попытался отвести глаза в сторону.
– Победитель столичных олимпиад завалил сраный экзамен? Это как это? Ботаником, значит, будем? Цветочки на грядке  нюхать?! А Родине кто служить будет? Итак быдло вокруг. Понабрали по объявлению кого попало. Была армия, а сейчас бардак. Сборище карьеристов и недоучек!
         Полковник почему-то пристально посмотрел на молчащего лейтенанта. Тот тоже непроизвольно съежился и попытался где-нибудь затеряться или просто испариться.
         – Мама поплачет и перестанет. А ты – гордость школы с физико-математическим уклоном все равно военным станешь. Где это видано, восемь поколений Петровских служило своей стране, а девятое поколение –  цветоводом в оранжерею?! Вот уж хренушки, сыночек  дорогой! Пойдёшь со вторым потоком сдавать экзамены. И только попробуй мне отчислиться. На порог не пущу. Фамилии лишу! Я давеча с твоим будущим командиром роты переговорил. Оставляет благоприятное впечатление толкового мужика. Если заметит, что ты дурака валяешь и под отчисление из училища начнёшь косить, не обижайся. Я санкционировал применение к тебе весьма доходчивых методов воспитания от двух самых признанных и авторитетных педагогов.
         Петровский-младший, чернея лицом и сдуваясь, словно проколотый мячик жалобно промямлил:
        –  Типа Макаренко, папа?
Петровский-старший ласково и многообещающе улыбнулся.
        – Лучше, сынок. Гораздо лучше. Он обещал «Ипатьевский» метод применить и метод «Еблонского». В строгой зависимости от твоих персональных закидонов, мой драгоценный. И от внешних обстоятельств. Вот так! И никак иначе.
Полковник обвёл мудрым отеческим взглядом строй замерших абитуриентов. Было заметно, что данная сцена его откровенно тяготит и раздражает, но отеческий долг, как и воинский долг, этот человек выполнит до конца. Причём, любой ценой.
– «Ипатьевский» метод - это значит «ипать», «ипать» и ещё раз «ипать». Скрупулёзно и методично. Пока до вас, дорогие мои, не дойдёт, что делать всё надо с первого раза. В отведенный срок, точно и качественно! А метод «Еблонского» – это сразу с правой… в «ебло»! Больно, унизительно, обидно, согласен. Метод крайне непопулярный, но прогрессивно доходчивый! Надеюсь, до этого не дойдёт. Ты мальчик понятливый. А как говорил великий Зигмунд Фрейд: «Человек – такая скотина, которую надо или кормить или бить! А лучше  чередовать». Старый, проверенный временем метод кнута и пряника, морковки и палки, кому как нравится.
       Петровский-старший уже обращался ко всем, стоящим в строю. Мы инстинктивно подтянулись и заворожено внимали словам убеленного благородной сединой военного.
       – А нашей мамочке я передам, что ты её любишь, скучаешь, целуешь. Но сегодня сбылась твоя самая заветная мечта - стать настоящим мужчиной и продолжить славную династию Петровских, в которой были царские офицеры, белые офицеры, красные офицеры, советские офицеры. И какого бы цвета флаг не реял над нашей многострадальной Родиной, Петровские будут всегда защищать этот флаг и родную землю.  А то, что руководить вами станут командиры не всегда достойные уважения, и приказы будут один дурнее другого, не удивляйтесь. Это беда армии. Беда именно из-за вас самих, ребята. Умные и толковые, устав от хамства и тупости бездарей, обличенных властью, зачастую не доходят до выпуска, бросая все на полпути. А бездари, чтобы скрыть ничтожность свою, лезут и прутся в армию. Где у подчинённых нет возможности обсуждать действия командира-самодура, карьериста, лизоблюда, раздолбая, истерички и недоучки. Беда это нашей армии, беда... Поэтому ребята, хорошо учитесь! Достойно служите! Настанет и ваше время. Когда станете большими начальниками, не глумитесь над людьми, как сейчас вам достаётся от… 
      Полковник, мельком бросив взгляд на лейтенанта так и стоящего с открытым ртом, замолчал и повернулся к сыну.
      –  Ты ещё здесь? А ну, марш на  экзамены!
      Петровский сдал все вступительные экзамены на пятерки. И служил образцово, наряды тянул без нытья и стенаний. Папой героическим никогда не кичился и за его авторитет не прятался. Перед остальными ребятами московскими замашками не рисовался. Короче, был вполне нормальным и адекватным  мужиком.
      Так сложилось, что по воле мандатной комиссии распределили нас с Петровским в 4-ю роту. И однажды, все еще находясь под впечатлением от его виртуозно-матерной тирады, я поинтересовался, откуда рафинированный москвич обладает столь глубокими познаниями в непечатном разделе русской словесности.
      Курсант Петровский улыбнулся и задорно подмигнув, выдал следующее.
      – Понимаешь, мы же не всегда в Москве жили. Папу помотали по гарнизонам, мама не горюй! Я асфальт в первый раз увидел, когда мне 12 лет исполнилось. Но не в этом дело. Там, где я вырос, детских садиков вообще не было. И моими няньками были солдаты. Все их «педагогическое образование» –  это ШМАС . Ребенком я был, ой, каким непослушным. Так что о методах Ипатьева и Еблонского, можно сказать, наслышан с самого детства. Вот так!
       Справедливости ради, курсант Петровский был очень вежливым, корректным, ответственным, исполнительным и аккуратным военнослужащим, и скрупулезно выполнял все поручения, приказы и распоряжения. Единственное, что его отличало от остальных ребят – когда шутки некоторых зарвавшихся офицеров с убогими потугами на юмор и оригинальность доводили нас до белого каления, он твердил с философским спокойствием и обреченным придыханием.
     – А что вы хотели? Мы все здесь с вами  люфтваффельники.
     Так и прозвали его – Люфтваффе. Далее, в зависимости от обстоятельств, прозвище трансформировалось в Люфт, Ваффе, Люфтвафельник или просто – Ваффельник. Он никогда не обижался. Ибо считал, что данное прозвище наиболее правильно обозначает и емко отражает не его человеческую сущность как личности, а положение курсанта в армейской иерархии в целом.

3. Очень нужная вещь

        Прошли вступительные экзамены. Закончились всевозможные психологические тесты. Местами хитрые, местами занудные. Завершились дотошные и скрупулезные проверки по линии особого отдела. Мы посетили военных медиков, проскочили суровую мандатную комиссию. И наконец поступили в военное училище ВВС.
        Впереди нас ждала ассимиляция в армейской среде в виде КМБ  и планомерная подготовка к принятию Присяги. 
        Переодевшись после бани в военную форму, мы сразу поняли, что детство закончилось.
        Все, *здец, you are in army now, baby! И никаких соплей, мамок, нянек.
Беззвучный щелчок невидимого переключателя и… ты уже взрослый. Ну что же?! Ладно. Взрослый, так взрослый.
      - Так! Где тут ближайший оружейный склад?! Мне, как действующему «защитнику Родины» персональный автоматик с пульками полагается?! Ась? Хочу автомат! Срочно дайте мне автомат! Хочу автомат! Хочу, хочу, хочу…
        Чуть ли не на второй день нас в полном составе учебного батальона (а это в районе тысячи пока еще не оперившихся потенциальных орлов, местами похожих на свежеощипанных бройлерных цыплят с синюшными черепушками, подстриженными в а ноль) организованно повели на склад. Мы должны были получить обязательную и самую необходимую для любого военнослужащего вещь. Без которой в армии, ну просто никуда.
        Что характерно, эта замечательная вещь постоянно сопровождает каждого военного человека на протяжении всего срока его службы. От эпохального момента незабываемой процедуры подстрижки налысо в 17-летнем возрасте посредством убогой паликмахтерской машинки с безнадежно тупыми ножами, тайно мечтающей стать гламурным эпилятором и поэтому безжалостно и остервенело выдирающей волосы из скальпа, аж до самого выхода на заслуженный пенсион после 25-ти безупречных лет.
        Эта, несомненно, нужная и незаменимая в армейском хозяйстве вещь навязчиво преследует абсолютно любого солдата, матроса, прапорщика, мичмана, офицера и даже генерала – независимо от его принадлежности к виду или роду войск от авиации – до флота, от сухопутных – до военно-космических сил.
        Она является обязательной к регулярному использованию во всех местах службы защитника Родины от весьма Крайнего Севера до знойного Юга, от очень Дальнего Востока, до самых западных границ необъятного СССР.
И даже, проходя службу за пределами Советского Союза  в странах Варшавского Договора например, тем более и тем паче, первое, что ты получишь по прибытию к новому месту службы обязательно будет - … ?!
       А вот и не угадали, совсем не оружие! Оказывается, есть более важная штукенция, без которой любой военный – не военный!
                П Р О Т И В О Г А З !!!
       Да, да, именно – противогаз, без которого в армии просто ступить некуда. Уже будучи офицерами, куда мы только не забрасывали этот ненавистный с курсантских времен предмет!
       Но нет, он как мифическая птица Феникс опять возрождался из небытия и забвения.
Несколько раз в году с гаденькой подачи штатного химика (чтоб у него носовой платок, одеколон и все домашние цветы благоухали исключительно хлорпикрином) от начальства поступал строгий и многообещающий рык.
       – Найти! Отмыть! Пришить бирки к сумке! Привести в соответствие! Предоставить к осмотру! Быть готовым сдать все нормативы!
Тихий «восторг», переходящий в истерику.
       Оказывается, как убедительно вливал штатный химик в наши благодарные уши, несмотря на огромное количество всевозможных конвенций, актов, пактов, биллей, протоколов, коммюнике, мораториев, договоренностей и прочих международных соглашений о полном запрете химического, биологического, бактериологического и прочего-прочего-прочего оружия, опасность его применения чрезвычайно высока. И следовательно, каждому новоявленному защитнику Родины непременно полагается иметь индивидуальное средство защиты – противогаз!
       Это как минимум. А в идеале – еще и личный ОЗК  или Л-1, что между прочим составляет еще несколько килограммов высококачественной резины.
И все это резиновое великолепие надлежало носить до такой степени часто, а желательно постоянно и не снимая, чтобы курсанты неизбежно срослись со средствами химзащиты до полного гармонично-монолитного единения.
        Обалдеть, какая перспектива! И почему тогда мы сразу не рождаемся с резиновой кожей, щедро посыпанные слоем талька? Матушка-эволюция явно не доработала. Чем не задачка для генетиков?

4. Резиновое откровение

        Итак, нас организованно сопроводили на склад хим.имущества, где от обилия резиновых изделий, плотно разложенных на многочисленных стеллажах и необъятных полках, у всех парней откровенно зарябило в глазах, перехватило дыхание и поехала крыша. Вот оно, прозрение!
        Только здесь мы наконец-то поняли по какой веской причине в стране победившего социализма образовался тотальный дефицит с детскими надувными шариками, а также с далеко недетскими презервативами.
       Судя по грандиозному училищному складу, вся резина, произведенная в советском государстве, прямиком шла на изготовление несметного количества противогазов, ОЗК и костюмов Л-1, не иначе. Увиденные массы и объемы хранящихся резиново-химических изделий вызвали у вчерашних школяров безвольное отвисание нижней челюсти.
         Сколько таких складов в стране?! А сколько таких училищ и воинских частей в СССР и за его пределами?! А сколько складов гражданской обороны?! А сколько складов хим.имущества на промышленных предприятиях?! А сколько заныкано тайных складов НЗ  по лесам, горам и буреломам?! То-то!
       Заводы все выпускают и выпускают. А ранее изготовленные изделия все накапливаются и накапливаются. Кто-нибудь видел хотя бы один противогаз на свалке или помойке? А? Я не видел. Не выбрасывают такое богатство, не выбрасывают.
       А во время нашего счастливого детства и беззаботной юности ни шарик тебе красивый надуть, ни презерватива в аптеке купить. Вся резина в государстве, тю-тю, на противогазы вышла, не иначе. А куда же еще?!
       Вспоминайте, кроме резиновых сапог, убогих калош и бракованных мячей в полусдутом состоянии, на прилавках магазинов резиновых изделий не наблюдалось. Даже кровоостанавливающий жгут в аптеке мало-мальски приличный не купишь. Чтобы потом хулиганскую рогатку замастрячить с целью высадить пару соседских стекол. Фигушки тебе, а не полноценное детство. Вот так и пришлось остаться приличным благовоспитанным пацаном, почти не познавшим всей прелести битья оконных стекол. Даже начинает развиваться некий комплекс неполноценности с ненавязчивым осознанием персональной ущербности и недоразвитости что ли…
       А взрослым дядям каково было?! Им же еще надо каким-то немыслимым образом покрышки для легковых машин где-то достать, которые всегда в остром дефиците числились.  А резина-то где? Где резина?
Где-где? Там! В …! Да, да, именно там – на складе химического имущества, конечно же.
Ну, допустим, цветные шарики надуть - фиг с ними, старшеклассники-школьнички из этого возраста давно уже выросли. До личных машин типа «Москвич», «Жигули» и безумно помпезной «Волги», а также связанного с ними лихорадочного поиска тотально-дефицитных всесезонных колес еще не доросли. А вот презерватив,  это понимаешь, очень нужная  вещь!
 Наверное, не мне вам рассказывать для чего он применяется и как используется.
        Некоторые особо одаренные и продвинутые индивидуумы, между нами говоря, умудряются безотказный и многострадальный презерватив, фактически, «черти для чего» приспособить, включая многоразовое его использование, словно американский «Space Shuttle», прости господи. А взрослеть-то надо, вот и выкручивались…
        Приходишь, бывало, еще стыдливым школьником в аптеку. И под «многоствольные» укоризненные взгляды, а также под осуждающий шепоток всевозможных бабулек из неизменной очереди, стоящих – кто за пургеном, кто за аспирином, солидно покупаешь сразу пару десятков пачек. А чего мелочиться?! Чтобы на всех хватило. А то будешь потом в азартном порыве еще пару раз забегать в аптеку с «горящими» глазами. Неудобно это.
Короче, набив полные карманы пачками с презервативами, с гордо задранным носом, идешь – иногда к себе домой, иногда к другу, реже  –  к подружке или к однокласснице… Когда как, раз на раз не приходится. С кем договоришься, поймите правильно.
        Затем дрожащими от нетерпения и трепетного вожделения пальцами, распечатываешь упаковку. Осторожненько извлекаешь его, родимого. Такого тоненького, почти прозрачного. Берешь аккуратненько в руки. Почти нежно, чтобы не дай бог не повредить ненароком. Обязательно проверяешь его на целостность и прочность прогрессивным методом интенсивного надувания. Досконально убедившись в полной боеготовности презерватива, а также в отсутствии неожиданных сюрпризов в виде мелких дырочек, смело натягиваешь «изделие №2» на … водопроводный кран! А куда же еще?
       Далее открывается вентиль. Набирается вода. Презерватив неимоверно растягивается, принимая в себя весьма достойные объемы жидкости. Но при этом он держится настоящим молодцом – не лопается. Вот, что значит высокие технологии и «Знак качества», а также магическая надпись мелким шрифтом: «Проверено электроникой»!
 Чего там проверено? И как можно электроникой такие изделия проверять? Арнольд Шварценеггерович Терминатор их на конвейере надувает, что ли? Хрен его знает, но всех парней нашего двора этот вопрос очень-очень интересовал. Честно.
       Ну а затем бежишь на крышу или на верхний этаж высотного дома, открываешь окно и «процесс» пошел...
       В результате имеем полный восторг и неописуемое удовольствие окружающих. За редким исключением тех, «на кого бог послал». Причем, при обеспечении максимального уровня личной безопасности и полного морального удовлетворения!
Все сходится? То-то. Интересно, а Вы о чем подумали?

5. Основы хим-дыма

      Тем временем на складе хим.имущества с помощью ржавой и затертой в хлам металлической рулетки с каждого сняли необходимые размеры.
Один прапорщик шустро измерял объем головы курсанта в двух проекциях. Первая - от центра лба, через висок, затылок, другой висок и обратно. Вторая - от макушки курсантской «тыковки» через висок, щеку, подбородок и аналогично по такому же маршруту обратно до макушки.
       На основании этих антропологических параметров второй прапорщик выдавал каждому курсанту письменное заключение на гербовой бумаге о принадлежности данного «люфтваффельника» к чистокровной арийской нации – шутка, естественно. В реальности нам выдали резиновые маски для противогаза пяти основных размеров: от 0-го – самая маленькая маска (для кошек, кукол и детей), до внушительного 4-го (при небольшом старании – можно натянуть хоть на рыло носорога).
       Выданные маски были откровенно убогими, с безнадежно пожелтевшей от старости резиной, мутными стеклами и залипшими клапанами.
       В теории эти клапаны полагается регулярно прокапывать чистым медицинским спиртом во избежание возможного залипания, которое в реальных боевых действиях может привести к неизбежному удушению бойца еще до момента массированного применения вероятным противником какого-либо химического оружия.
       Но судя по весьма довольному выражению синюшных лиц складских прапорщиков, медицинскому спирту нашлось более достойное применение. При близком знакомстве с маской противогаза складывалось однозначное впечатление, что спирт, как таковой, клапаны не видели с момента выпуска на заводе-изготовителе - то есть с 60-70-х годов XX века.       Реально, маски были древние.
      В комплекте с маской выдавалась фильтрующая коробка – металлический цилиндр, размером чуть больше однолитровой банки и гофрированный шланг, напоминающий хобот слона. Так же в раздаточное окошко склада торжественно выбрасывалась потрепанная брезентовая сумка цвета хаки.
      Успешно поймав вылетевшую прямо в лицо сумку или подобрав ее с пола, можно было смело считать себя абсолютно подготовленным для достойной встречи коварного супостата с полным арсеналом химического и прочего мерзопакостного оружия.
      Осталось совсем ничего – все это «современное» резино-металлическое великолепие собрать в единую конструкцию. А маску еще предварительно отмыть от остатков талька, толстенного слоя грязи и белесого налета засохшего пота предыдущих владельцев.
      Ну, что же, отмоем. А кто говорил, что будет легко? Одно радовало, что ОЗК хоть не всучили. Пока. Теплилась в душе слабая надежда, что все комплекты ОЗК ушлые кладовщики давно растащили по друзьям и знакомым. Среди любителей зимней рыбалки чулки от ОЗК, да и сам плащ пользуются большим и заслуженным уважением. Не так ли, господа «зимние» рыболовы?
      Возвратившись в казарму, курсанты организованно пришили к противогазным сумкам бирки с фамилией, номером фильтрующей коробки и размером маски.
Затем принялись нудно и упорно отмывать маски. Резина отмывалась с большим трудом. «Вековой» слой грязи и талька сопротивлялся. Адская смесь превратилась в некую мастику, которая обладала феноменальным свойством к прилипанию и глубоко проникла в саму структуру резины.
      Но мы не стали отступать, ибо если не отмоешь эту дрянь, будет совсем тоскливо. Надевать противогаз все равно заставят.
       Казарма превратилась в импровизированную прачечную. Все курсанты стирали личные маски от противогазов. Парни остервенело терли замызганную резину с повсеместным использованием сапожных щеток и мыла, а также вплоть до применения личных зубных щеток и дефицитной зубной пасты «Pоmоrin».
       Вымыли. Вытерли. Вывернули маски на изнанку. Положили сушиться.
По казарме проползла откровенно пугающая «информация из достоверных источников», что на завтрашний день запланированы практические занятия по химии с подгонкой противогазов и обязательным окуриванием в настоящей газовой камере. То есть с применением реальных ОВ отравляющих веществ.
      *здец, начинается… Но, это будет только завтра. Пока живем и наслаждаемся жизнью. День прошел и, слава Богу. Дихлофос, дуст, клопомор, хлорка и прочая «боевая» дрянь пока подождут…
       В 44-м классном отделении на двухярусной койке обитали весьма колоритные парни – одессит Андрюха Чуханин под 190 см. ростом с огромной черепушкой «а-ля-мечта любого археолога-антрополога» и внушительно-выдающейся «английской челюстью». А так же белорус Вася Рожнев – худенький, миниатюрный пацанчик с детским личиком и компактной тыковкой размером «с кулачок». Опять же, детский.
       Соответственно, у презентабельного Чуханина маска для противогаза была солидного и взрослого 4-го размера, а у «дюймовочки» Васи Рожнева - детского и учебного нулевого.
После того как маски высохли и ребята, присоединив их к гофрированным шлангам, уложили в личные брезентовые сумки, «на сцену» вышел наш (тогда еще только начинающий и неопытный) незабвенный пройдоха и шутник Жека Ящиков из 45-го классного отделения. Не мудрствуя лукаво, незаметно для хозяев противогазов, он виртуозно подменил маски у Чуханина и Рожнева.
       Вечером ничего не подозревающие парни из 44-го отделения сдали противогазы на хранение в оружейную комнату, положив резино-технические изделия в пирамиду , пока еще свободную от стрелкового оружия.

6. Секретная стратегия

       По какому-то непонятному мне принципу и абсолютно нелогичному ритуалу, установленному в Красной армии, личное оружие, как правило, почти всегда выдается гораздо позже, чем «любимый и архинужный» противогаз. И это, наверное, правильно?! Ну, посудите сами…  Если вдруг неожиданно-коварно враг нападет без объявления войны, то мы все дружненько персональные противогазы наденем и будем тупо пугать агрессора-супостата своим «угрожающим» внешним видом!
      - УУУ-уууу!!!
      Страшно? А чего?! Огромная толпа лысых и очкастых, с серыми презервативами на головах, это я вам авторитетно скажу – зрелище совсем не для слабонервных! У любого нарушителя границы моментально обильный энурез и неудержимая слабость желудка образуется с перепугу …а может от гомерического хохота. Кто знает?
      Или, обнаружив перед собой огромное стадо «слоников», вражина проклятый от искреннего недоумения начнет карту смотреть, личное местоположение по навигационному спутнику определяя. Или на глобус планеты станет ошарашено пялиться, глазенки изумленно выпучив. А может, побежит штурмана «а-ля-Сусанин» самолично расстреливать. Ибо справедливо посчитает, что банально промахнулся на десяток тысяч километров и вместо страны Советов завел войско несметное в дикую Африку.

 Ааааа, в Африке горы вот таАААа-кой вышины!!!!
 Аааааа, в Африке реки вот тааААаа-коой ширины!!!
 Крокодилы, бегемоты!
 Обезьяны, кашалоты!
 И зеленый попугай! … ну и так далее…
 Аааа-Ааа-АА!!! И зеленый попугай!!! (еще пару раз для порядка)

        Надеюсь, все помнят песенку из кинофильма «Про Красную шапочку»?
Еще в Африке водится злой противный Бармалей! Будет их – врагов, в смысле, пугать! Бить! И обижать!
        Может и еще на что-нибудь более радикальное сподобится. Как знать?! Как знать?!
Короче, не ходите дети в Африку гулять!
        Наверное, что-то подобное с самого раннего детства прочно сидит в мозгах у многих отцов-командиров, ничем не наученных  22 июня 1941 года. Потому, как по моему личному убеждению так и по мнению авторитетных преподавателей из военной академии, где мне довелось в последующем учиться, самое наипервейшее, что надобно вручать солдату или офицеру, вновь прибывшему в расположение части – личное оружие! Посредством которого, он - вояка то есть, и будет вести приятно-познавательную, а местами – весьма убедительно-задушевную беседу с «незваными гостями» о скоротечности их вражеской жизни, в частности, и о ее бестолковой бесперспективности в целом. Если я неправ, убедите меня.
       Возможно все «химики» Красной армии сейчас начнут бросать в мою сторону тяжелые камни с обильными брызгами ядовитой слюны, доказывая свою архиважную нужность и повсеместную незаменимость, но… личное оружие, по моему скромному разумению, все же более весомый аргумент в реальном боестолкновении, нежели резиновый презерватив, героически натянутый на голову потенциального бойца.
Ну а тем временем ночь закончилась и на уральском горизонте показалось солнце.

7. Коротка кольчужка

      Утром настал день истины – нас повели в газовую камеру на обязательное и традиционное окуривание.
      Это было первое «боевое» окуривание и все ребята немного нервничали. Среди курсантов поползли ужасающие слухи о неимоверно жестоком нормативе: «Трубка порвана» – когда надо затаив дыхание и зажмурив глаза, быстро отвернуть фильтрующую коробку от «порванного» шланга. Затем открутить «порванный» шланг от маски, отбросить его в сторону и старательно навернуть фильтрующую коробку непосредственно на маску. Потом сделать резкий выдох, чтобы выдавить из маски отравляющий газ, коварно пробравшийся туда во время вышеописанной разгерметизации при выполнении данного упражнения и открыть глаза». Вот в принципе, фактически и все…
      Все просто в теории. Описать словами алгоритм обязательных действий получилось гораздо дольше, чем реально по времени выполняется упражнение. Ибо в условиях применения противником всякой отравляющей дряни все действия необходимо выполнять гораздо быстрее.
Вот именно для всеобщего и качественного привития полезных навыков выживания и 100%-го отучения защитников Родины от всевозможных фобий, страхов, мандражирования, всех курсантов первого курса еще на КМБ организованно прогоняли через традиционную «травлю» в газовой камере. Которая, кстати, находилась на учебном аэродроме.
     Что ж, нет худа без добра. Хоть на самолеты издалека посмотрим.
Перед процессом поголовного смертоубийства личного состава 4-й роты посредством неизбежного удушения учебными отравляюще-раздражающими газовыми смесями типа «хлорпикрин и еще что-то» в замкнутом пространстве, с нами провели подробнейший инструктаж.
      Во время познавательной беседы солидный подполковник с кафедры хим.защиты убедительно объяснил, что наши противогазы, несмотря на их откровенно убогий внешний вид и весьма древнюю конструкцию, вполне способны спасти наши никчемные и бестолковые жизни от всех известных на сегодняшний день средств отравы насекомых и прочих колхозных вредителей. Включая дуст, хлорку, дихлофос, устаревшие «зарин», «зоман», «фосген» и прочую вонючую дрянь. Но совершенно бесполезны при обычном «угарном газе» окиси углерода и еще чего-то там вновь изобретенного.
      Короче, как мы поняли из данного инструктажа – нам впарили давно устаревшую модель противогазов, которую в самое ближайшее время, возможно, спишут за абсолютной ненадобностью и выбросят на ближайшую  свалку. Или безвозмездно передадут для дальнейшего использования в армии дружественных африкано-азиатских стран за их искреннее обещание пойти по социалистическому пути развития.
      Ну а пока мудрое руководство партии и правительства думает, какую именно армию из какой братской страны осчастливить таким роскошным подарком, потаскайте-ка ребятки то, что есть. И скажите спасибо за проявленную о вас заботу.
Мда, жизнеутверждающее начало, ничего не скажешь.
     Оказывается, в нашей армии есть и другие – более современные модификации фильтрующих коробок и самих противогазов, которые в наше училище никогда не поставлялись. Но в плане на дерзновенную перспективу, это обязательно когда-нибудь случится. Даже и не переживайте, дорогие детишечки!
      А мы особо и не переживали. Очень познавательная и жизнеутверждающая лекция, куда деваться. Всем курсантам сразу реально полегчало. И в наши трепетные души прочно вселился безнадежный оптимизм и безысходная надежда на относительно благополучный исход авантюрного предприятия по предстоящему «боевому» окуриванию.
       Прямо перед строем 4-й роты располагался неприметный вход в бетонный бункер - «газовая камера», «братская могила», «душегубка», «могильник», «морг» и т.д. Названий много, выбирайте на любой вкус, кому какое нравится. Входная дверь в «душегубку» была чрезвычайно мала, с низкой притолокой в виде металлического швеллера. Поэтому заходить в камеру надо согнувшись «в три погибели», почти опускаясь на корточки или подключая передний привод – на карачках то есть. Какой долбанный архитектор изобрел такую пакостную дверь? Его бы сейчас сюда.
       А на улице шикарный август! Солнышко ласково светит. Травка зеленеет. Птички поют. Бабочки летают. Кузнечики стрекочут. Высоко в голубом небе реактивный самолет чертит ослепительно белый и пушистый инверсионный след. Красота! Эх, а тут…
Перед сеансом «всеобщей травли тараканов» (на мой непредвзятый взгляд, это название наиболее точно описывает данное мероприятие; в роли тараканов естественно мы - курсанты первого курса, прошу любить и жаловать) провели многократную тренировку на свежем воздухе.
      На все, про все, норматив в четыре секунды. За это время необходимо снять пилотку, расстегнуть брезентовую сумку и напялить на черепушку резиновую маску противогаза. При этом следовало обеспечить ее надевание так быстро и качественно, чтобы персональные уши не завернулись в трубочку.
       Иногда отцы-командиры настоятельно требовали надевать пилотки на личную тыковку, облаченную в противогаз, но не в этот раз. И на том спасибо.
       Итак, прозвучала первая команда.
       – Газы!
       Все быстренько натянули противогазы на лысые головы и замерли.
Зачет любого норматива в армейском подразделении идет по последнему бойцу. Личные заслуги каждого складываются в результат роты в целом – основа единения воинского коллектива, где «один за всех и все за одного».
Вроде, уложились. Подполковник несказанно удивлен и весьма доволен. Стоит, улыбается и, не веря глазам, тупо пялится на циферблат секундомера.
       И вдруг в тишине застывшего по стойке «смирно» строя 4-й роты раздается удивленный возглас курсанта 44-го отделения Андрюхи Чуханина.
       – Ничче-го не понимаю! (интонация в голосе точно такая же, как у персонажа из мультфильма «Следствие ведут колобки»)
Незамедлительно раздается реплика, достойная вышеупомянутого мультфильма, но уже из уст Васи Рожнева.
      - Анннал-логично!
      Все курсанты, поддавшись праздному любопытству, активно крутят головами, чтобы выяснить причину, когда «задроченные, затюканные и забитые минуса»   («минус» – курсант 1-го курса обучения, на его левом рукаве под шевроном всего одна нашивка) посмели что-то вякать в полный голос.
      Постепенно в строю начинается смех. Сначала приглушенный резиновыми масками. Затем некоторые, не выдержав острой нехватки кислорода в процессе лошадиного и гомерического ржания, стали срывать противогазы и хохотать во все горло.
Химический подполковник тоже прыснул в кулак, приблизившись к Чуханину и Рожневу.   Пользуясь всеобщей неразберихой, все курсанты самопроизвольно сняли противогазы, чтобы воочию увидеть следующую картину.
       Громада одессит – Андрюха Чуханин стоял в надетом на голову противогазе с маской нереально маленького размера! Как он вообще смог натянуть на огромную тыкву микроскопическую маску, честно говоря, непонятно. Тем не менее, парень уложился в жестокий норматив в четыре секунды.
        Маска нулевого размера была натянута так качественно и сидела столь плотно, что ее толстенная резина растянулась до идеальной прозрачности латексного презерватива. И не порвалась лишь из-за колоссального запаса прочности, заложенного в кондовую конструкцию. Стеклянные очки противогаза, судорожно натянутого на «лошадиную» голову курсанта Чуханина, находились где-то в районе «английского» подбородка. Причем, около самой нижней его части. И ослепшему одесситу приходилось максимально запрокидывать голову назад, а глазенки, в свою очередь, опускать вниз, чтобы получилась относительно приемлемая для зрения проекция фокусной линии, проходящая через стекла очков. Иначе Андрюха вообще не мог разглядеть, что творится за пределами резиновой маски.
        В момент «аварийного» запрокидывания головы назад, гофрированный шланг противогаза вытянул из брезентовой сумки тяжелую фильтрующую коробку. Она болталась ниже пояса одессита и, опасно раскачиваясь словно маятник, угрожала причинить серьезные телесные повреждения мужскому достоинству одессита.
        Короче, это сложно описать. Такое надо видеть собственными глазами.  Чуханин реально напоминал слепого слона, который отчаянно задирает хобот кверху и громко трубит.
        – Ничего не понимаю!
        Рядом с Андрюхой стоял абсолютно спокойный Вася Рожнев, у которого на маленькую «детскую» головушку была нахлобучена огромная резиновая хренотень. Причем, подбородочная часть маски висела где-то в районе поясного ремня Василия. И при малейшей попытке пошевелить головой эта конструкция комично трепыхалась резиновыми волнами.
Если бы Вася оказался трехголовым змеем Горынычем из русской сказки, то в эту маску легко поместились бы все три его головы.
        Нервозная обстановка на химическом занятии мгновенно разрядилась, все курсанты от души повеселились. Спасибо тебе Евгеша Ящиков! Что бы мы без тебя делали. Насмеявшись вдоволь, преподаватель-химик без труда разобрался в причине данного казуса и приказал ребятам поменяться масками. Все встало на свои места, занятия продолжились. И мы перешли к отработке действий при повреждении гофрированного шланга противогаза.
Ага, начинается, а что же дальше?
       Химический подполковник раз пятьдесят включал секундомер и давал сакраментальную команду.
       – Газы!
        Натренировавшись до посинения, мы научились без сучка и задоринки выполнять норматив: «Трубка порвана», спокойно и без суеты перекрывая положенное время.
Ха! Всего то делов?! А пугали, пугали… Ну-ну!
        – Газы!
       В 51-й раз рота мгновенно напялила противогазы. Офицер-химик приоткрыл дверь «могильника».
        –  В колонну по одному! По отделениям! В камеру, шагом марш!

8. Душегубка

       Построились. Согнулись пополам. Залезли. М-де… Мрачно. Тоскливо. Страшновато. Волнительно. Камера вообще-то приличная, человек сто преспокойно могут разгульную дискотеку устроить. В центре бетонного помещения стоит ведро с «гадостью», источающей хлорпикрин. Всем теоретически «пофигу», мы в противогазах. Чего бояться?!
        Неожиданно несколько пацанов ломанулись к выходу. Они почему-то недостаточно хорошо согнулись и, поочередно врубившись головой в верхнее бетонное перекрытие входной двери (прямо, как слепые), упали на задницы. Срывая противогазы, обливаясь обильными слезами и захлебываясь соплями, они поспешно выползли наружу.
Оставшиеся в камере курсанты злорадно захихикали. «Первая волна эмиграции» –  почему-то подумалось мне в этот момент.
        Подполковник через мембрану командирского противогаза глухо объявил.
        – Клапана залипли. Бывает. В настоящем бою они уже бездыханные трупы. Смотрите и запоминайте. Смеяться рано, потери еще будут. Обещаю.
        Ага, вот оно как бывает. Считай, первые потери уже есть. Хм, у этих «трупов» дома остались папа, мама. А возможно, что и девчонка, жена, дети… Однако невесело. Вот она, реальность…
       –  Трубка порвана!
       Понеслось. Так. Ага! Быстро зажмурил глаза, затаил дыхание и шустренько откручиваю гофру. Открутить-то легко!
        Действительно, с «порванным» шлангом все парни расстались достаточно быстро, прилично опережая норматив. Это было отчетливо слышно по падающим на бетонный пол шлангам.
        Так, ну почему именно сейчас резьба на фильтрующей коробке никак не хочет попадать в резьбу на маске? Блин, такое впечатление, что я кручу этот гребанный фильтр уже целую вечность! Когда же резьба зацепится и пойдет куда надо? Ведь на свежем воздухе при многократном повторении у меня не было ни одной осечки?! Вот она, так называемая эмоциональная составляющая – нервы. Вроде, руки не трясутся и мне совсем не страшно… Ну, почти не страшно. Бля… ну почему эта долбанная резьба не попадает? Кроме шуток, уже нет сил сдерживать в легких перегоревший воздух, который настойчиво рвется наружу… Твою мать, ну и где эта дверь? Пора пробираться к выходу… Не забыть бы еще пригнуться… Есть! Наконец попал коробкой в резьбу на маске, пошла родимая! Давай, давай, накручивайся…
Я лихорадочно завинчиваю резьбу, стыкуя фильтрующую коробку с резиновой маской в единое целое. Есть! Ура! Уф, даешь вдох фильтрованного воздуха! Нет, стоп! То есть, наоборот  резкий выдох и открыть глаза. Мама дорогая… Что же это делается?!
        А делалось действительно нечто. Почти половина ребят так и не смогли попасть резьбой фильтра в резьбу маски и, не выдержав нервного напряжения, хватанули отравленный воздух. В результате - горючие слезы, обильные сопли и паническое бегство за глотком свежего воздуха через крошечную дверцу.
        У спасительного выхода образовалась непроизвольная свалка, в которую хаотично ломилась обезумевшая толпа ослепших от слез курсантов.
       Абсолютно спокойный офицер стоял на выходе из «душегубки», стараясь своевременно пригибать панически эвакуирующихся отроков, чтобы они не набили синяки и шишки. Тех ребят, которые уже были полностью деморализованы и дезориентированы и безнадежно ползали на четвереньках по полу «морга», тщетно ища правильное направление для спасения, преподаватель химии легким пинком начищенного до зеркального блеска сапога, нежно и вежливо направлял в нужную сторону –  к выходу на свежий воздух.
       Но это еще не все. Когда вторая волна «эмигрантов» схлынула, началась третья серия. Те парни, которые вроде бы все сделали правильно и вовремя прикрутили фильтры к маскам, но забыли на радостях сделать резкий выдох, через пару минут уверенно потянулись к выходу на улицу. Ибо той толики раздражающего газа, что проникла в их маски в момент отстыковки гофры и разгерметизации противогаза было достаточно, чтобы вызвать нестерпимую резь в глазах, а также обильное слизе- и слезотечение… но с незначительной временной задержкой.
         В результате в газовой камере нас осталось не так уж и много. Подполковник посмотрел на «выживших» и укоризненно покачал головой. Затем, не торопясь, обошел всех, подергал за противогазы, проверяя герметичность. Спросил фамилии. Сделал отметку в контрольных списках и дал команду на выход.
         На свежем воздухе светило солнце. Пели птички. Зеленела травка. Стрекотали кузнечики. Пахло полевыми цветами и летали бабочки. Боже, как хорошо! Как хорошо и замечательно просто дышать, просто жить! Как красиво вокруг …
И на всем этом великолепии зеленого поля с множеством ярких полевых цветов и пьянящих ароматов хаотично ползало стадо лысых и ушастых пацанов, которые безудержно ревели и обильно сопливились по полной программе.
         В результате, те курсанты, кто не прошел процесс окуривания с первой попытки, были вежливо и настойчиво приглашены химическим подполковником на второй акт «марлезонского балета». Без права на отказ, естественно.

9. Зёма

После КМБ и торжественного принятия воинской Присяги, заступаем в первый наряд по курсантской столовой.
        С непривычки и из-за отсутствия элементарного житейского опыта, быстро забегались, замотались, выдохлись и еле таскаем ноги. Присели на подоконник. Буквально, на пару минут, чтобы отдышаться. Сидим, бессильно свесив натруженные руки. Даже разговаривать не хочется.
        Проходящий мимо третьекурсник из 8-й роты с нескрываемым любопытством  посматривает на  загнанных «минусов».
На открытом дружелюбном лице гуляет легкая добродушная усмешка. Очевидно, глядя на нас, вспомнил себя на 1 курсе.
        Неожиданно он останавливается и ласково спрашивает.
         –  Ребята, случайно из Перми кто-нибудь есть?
        Устало подняв глаза и медленно облизав пересохшие губы, я еле слышно промямлил:
        –  Есть, случайно –  я.
        Парень опускается передо мной на корточки, не переставая участливо улыбаться. В полной мере оценив мое текущее состояние, протягивает руку. Знакомимся. Его зовут Андрей и он на два года старше меня. Оказывается, что мы с ним из одного района. И даже с одной улицы. Но учились в соседних школах.
        Что ни говори, приятно встретить человека, с которым можно хотя бы мимолетно поболтать о том, что вызывает исключительно положительные эмоции.
         Усталость понемногу отступила на задний план. В сознании всплыли приятные картины и позитивные образы из совсем еще недавнего беззаботного периода гражданской жизни.
Память человека достаточно интересная штукенция. В тот момент мне отчетливо вспомнились милые для сердца образы родной улицы, дома, родителей.  Времени прошло совсем ничего, а кажется, что пролетела целая вечность.
         Увы, время, отведенное на незапланированный распорядком дня короткий передых, закончилось и мы расходимся по своим участкам работы. На прощание Андрей назвал меня незнакомым словом  –  «зёма»  и крепко пожал руку.
        –  Пока.
         Под вечер, вымотавшись окончательно, я с остекленевшим взглядом сижу на табуретке. Сижу, смотрю «в никуда», долго и мучительно собираясь с силами, чтобы заставить себя встать и пойти умыться. А еще надо переодеться  в относительно чистую форму и пора бы двигать в расположение роты, чтобы успеть поприсутствовать хотя бы формально, на обязательной вечерней поверке.
         Вставать с табуретки так не хочется. Ой, как не хочется. Услышал бы сейчас команду «отбой», так и рухнул на бетонный пол столовой. И проспал бы без сновидений, как будто в обмороке, часов двадцать. Не меньше.
Глаза предательски слипаются. Секундная стрелка часов неумолимо мотает круги. Вставать с табуретки все же надо. Надо, но не хочется.
         –  Саня, привет! Хорошо, что ты еще не ушел. Я тебе сюрприз приготовил. По всей столовой рыскаю, найти пытаюсь. А ты, оказывается, тут отвисаешь. В нирвану провалился? Не засыпай! Нельзя сейчас спать. А то сознание рубанется и в это время пол вдруг неожиданно подпрыгнет кверху и больно треснет по лицу. Уже проходили. Сам на 1 курсе «асфальтную болезнь» поймал. Так же замумукался с непривычки, прислонился к стенке и заснул стоя. Потом как шмякнулся об пол. Чуть нос не сломал. А нам носы ломать нельзя. Для летной работы сломанный нос – запретный шлагбаум. Запомни. Если в драку ввяжешься, нос береги. Слышишь? Ты давай, глазенки-то открывай. Сюрприз!
Услышав голос нового Зёмы, я нехотя разлепил свинцовые веки. С большим трудом привел чугунную голову «в горизонт» и обомлел от неожиданной картины.
Андрей принес огромный противень еще горячей жареной картошки с аппетитной золотистой корочкой, полбуханки свежайшего хлеба, большой кусок сливочного масла, полный чайник душистого компота и банку тушенки, покрытую толстенным слоем концентрированного машинного масла. Вот это, точно сюрприз, всем сюрпризам сюрприз!
        Зёма протянул чистую ложку и сел рядом на табуретку, открывая перочинным ножиком банку тушенки.
       –  Чего задумался? Не тормози! Налетай, пока картошечка не остыла.
Пока я жадно уминал за обе щеки давно забытую пищу, которая после отвратной каши всевозможных разновидностей казалась манной небесной, довольный произведенным эффектом, зёма Андрей намазывал прямо на поверхность полбуханки хлеба 200-граммовый кусочек масла, сооружая бесподобный по размеру бутерброд. При этом он добродушно улыбался, продолжая размеренно рассказывать, что и как заведено в нашем училище. Андрей кратко и доходчиво объяснял нехитрые правила курсантской жизни, потутно давая короткие, но очень четкие описания личных качеств тех или иных офицеров, с которыми нам придется сталкиваться в периметре альма-матер.
        Видя с какой скоростью я жадно поглощаю обильную пищу, Андрей не удержался и громко рассмеялся.
         –  Ээээ, зёма, ты давай осторожней. Я понимаю, что большому куску и рот радуется. Но ты уж повнимательней, а то ложку ненароком проглотишь. Держи пальцами крепче и периодически проверяй ее наличие у себя в руке. Вопросов нет, у курсанта желудок с оцинкованными стенками. Этот факт неоспоримый, ложка все равно переварится! Но вот недостача военного имущества при приемо-сдаче наряда по столовой однозначно не приветствуется. Ты это… жевать не забывай. Хотя бы через раз, что ли. И куски поменьше от бутерброда откусывай, а то челюсть вывихнешь. Мне аж смотреть страшно, как ты рот неестественно широко открываешь. Спокойно можешь в цирке выступать. А что?! Прикинь, хороший аттракцион, смертельный номер! На арене дрессированные курсанты! Звучит? Выходит офицер в парадной форме. Кнутом громко щелкает, а ты прыгаешь на тумбу. Пасть безразмерную распахиваешь, как тигра какая-нибудь прожорливая, прости господи. А он туда свою голову закладывать будет. Причем, не снимая фуражки. А действительно, зачем снимать? Все равно поместится. Эффектный номер! Опасный, согласись! Ладно-ладно, не отвлекайся. Ешь, тщательно пережевывая пищу. На тушенку налегать не забывай. Кстати, какой у тебя рост? Я тебе второй комплект формы ХБ принесу. Хочешь, могу «стекляшку» с лавсаном принести. Она меньше мнется и не так сильно выцветает. Уже подшитую и подогнанную по фигуре. А то вам только одну ХБшку выдали. Постирать надумаешь, а она высохнуть до утра не успеет. Короче, второй комплект всегда надо иметь, чтобы в мокром не ходить. Неприятно это и натереть в подмышках и в промежности можно. А енто …уже не просто больно, а очень больно. Поверь на слово, проверять на себе не стоит. Потом еще «подменку»  дам, чтобы в нарядах хорошую одежду не пачкать. Вторые портянки принесу. Ноги береги! Грибок подцепишь, потом долго не отвяжешься, *здец полный, можно гнить заживо. Если что, только шумни, у меня «Микосептина» больше половины тюбика в тумбочке валяется. Хорошо помогает.
        Когда я подъел все принесенные зёмой продукты питания и выпил целый чайник наваристого компота, Андрей вытащил из внутреннего кармана два хлястика от шинели и молча протянул их мне. Я удивленно захлопал глазами.
        – Зачем это?
     Зёма добродушно ухмыльнулся и дружески похлопал меня по плечу.
      – Бери-бери, скоро узнаешь. Береги их, никому не давай. Очень нужная вещь. Дефицитная.
Хлопнув по рукам, мы простились, и с давно забытым чувством абсолютной сытости, я скоренько двинулся в сторону казармы родной 4-й роты.
Неумолимо приближалось время вечерней поверки, опаздывать нельзя. Иначе можно запросто получить еще пару нарядов вне очереди. А этого не очень хотелось.
Это уже потом наступит такое время, когда суточные наряды по роте будут восприниматься, как законный повод отдохнуть от учебы или от внезапных учений по тактике. А на 1 курсе текущие наряды совсем не радовали и были откровенно в тягость.
       Придя в роту в полусонном состоянии почти на автопилоте, я тупо простоял вечернюю поверку. Вяло выкрикнул «Я!» и символически умывшись, завалился спать.
Непосредственно перед самым моментом отхода ко сну вытащил из внутреннего кармана гимнастерки два хлястика от шинели. Еще раз недоуменно покрутив в руках и повинуясь мудрому предупреждению опытного зёмы, запрятал «дефицит» в глубине полевой сумки, которые использовались курсантами в качестве «школьных портфелей».
И провалился в глубокий сон, напрочь забыв о хлястиках.

10. Офицерские горки

          Сменив гражданское обличие на строгую форму курсанта ВВС, все ребята, независимо друг от друга и от уже имеющегося уровня физической подготовки, неожиданно поняли и с несказанным удивлением осознали, что неплохо бы эту самую физическую подготовку радикально усугубить и улучшить.
          К такому, несколько неожиданному и весьма неприятному открытию привел массовый поголовный падеж скота… тьфу, блин, прошу прощения, новоиспеченных защитников Родины, который произошел во время первого же марш-броска в противогазах, с оружием и с полной выкладкой.
Через пару дней после принятия Присяги и получения оружия, чудесным летним утром 4-я рота обреченно вышла на «старт». У каждого курсанта за плечами висел объемный вещмешок. На боку болталась брезентовая сумка с противогазом. На поясном ремне – штык-нож, фляга с водой и подсумок с запасными магазинами. На правом плече –  автомат Калашникова.
В глазах у каждого сквозила «высокая тоска, необъяснимая словами». А в душе прочно поселилось противное чувство страха вперемешку с ощущением безысходности.
Командир 4-й роты капитан Хорошевский еще умудрялтся шутить. Садист-извращенец, не иначе.
         –  Скажите спасибо, дорогие мои детишечки, что бежите марш-бросок без «броников» и без касок. Вам несказанно повезло. Бежите, фактически, налегке.
Ну, спасибо, етить твою… Куда еще «броники»? И так все лямки от тяжеленной амуниции в плечи больно вдавились.
–  А куда бежим, товарищ капитан?
        – Не куда, а сколько. Бежим традиционную десятку. То есть десять километров по «офицерским горкам». Рота, перемотать портянки!
        –  А почему горки «офицерские»?
        – Сейчас узнаете. Готовы? Рота, вперед! Не растягиваться, плотнее строй! Зачетное время роты по последнему. Командирам взводов, подгонять отстающих! Ориентир  отдельно стоящее дерево! Бе-гом  мАрш!
Хороший денек, ничего не скажешь. Подняли ни свет ни заря. Навьючили, как полковую лошадь. Штык-нож и фляга с водой по мужскому достоинству постоянно долбят. Противогазная сумка по левой ляжке больно стучит. Автомат на спине прыгает. А тут еще какими-то «брониками» пугают. Бля, похоже, что к общему счастью еще и портянка в сапоге сбилась. Что за невезуха.
Пробежали километров пять. Чуть не померли с непривычки, честно говоря. Содержимое желудка навязчиво рвется наружу. Печень распухла и сочится желчью. Селезенка противно ёкает. Ноги горят. Соленый пот безжалостно разъедает глаза.
Многие парни, особенно рыхлые с лишним весом, совсем скисли. А ротные офицеры-взводники бегут себе легко и непринужденно, сайгаки, как будто у каждого моторчик с биостимулятором.
–  Рота, стой!
Неужели все?! Аллилуйя! Выжил. Ура! Сейчас бы повалиться в душистую траву и раскинув руки на манер «морской звезды», лежать бы бесконечно долго, блаженно глядя в голубое небо… Нет, еще для полного счастья  сапоги бы скинуть с долбанными портянками… и пусть разопревшие ноги немного передохнут и подышат…
–  Рота, перемотать портянки!
Уф, есть в жизни счастье. Какое блаженство – перемотать мокрую от пота портянку на сухую сторону. Ноги, конечно, уже сильно потерлись. И в сапоге им весьма неуютно. И даже больно. Но все же лучше, чем сбившаяся портянка «острым напильником» сдирает кожу на ступне, при каждом шаге причиняя невыносимую боль… Живем, парни…
–  Рота, газы!
Что? Какие газы?! И так сердце вот-вот из груди выскочит. Натруженные легкие не справляются с вентиляцией измотанного организма… Какие газы? Капитан, совсем ку-ку? Мы же сейчас передохнем тут… все… сразу…
Скованная воинской дисциплиной 4-я рота вяло напялила резиновые противогазы и нас выгнали на вторую часть дистанции  непосредственно «офицерские горки».
И началось: спуск-подъем-спуск-подъем-спуск… подъем …и не было этому ни конца, ни края… Прямо как служба среднестатистического офицера. То карьерный взлет, то перевод в тьмутаракань. То повышение в должности, то взысканий полный мешок. То очередное звание, то лишение ЕДВ  … вот они какие, офицерские горки!
Очки противогазов сразу запотели, видимость свелась к нулю.
Герметичная маска противогаза превратилась в импровизированный резиновый бассейн.
Тяжело и бездумно (фактически полностью отключив сознание - на автопилоте и одних инстинктах) передвигая ноги, мы продвигались по бесконечной дистанции…
Одной рукой старательно прижимаю противогазную сумку к левой ноге, чтобы фильтрующая коробка с выпирающими ребрами жесткости не раздолбила бедро (все равно приличный синячище остался)… Второй рукой сдвигаю штык-нож и флягу с водой в сторону от ременной бляхи. Периодически натягиваю постоянно ослабевающие лямки вещмешка, чтобы он не размолотил взопревшую от пота спину… Держу на весу тяжеленный автомат Калашникова… Утираю пот с загривка…
        Мы тупо бежали по бесконечной дистанции к финишу. Который, как уже казалось, был чем-то нереальным и абсолютно недосягаемым. К долгожданному полотнищу неопределенного цвета с выцветшей надписью «Финиш» самостоятельно приползли далеко не все. Именно доползли, а не добежали.
       Кто-то добрался до конца изуверской дистанции на четырех костях, благополучно подключив передний мост и воспользовавшись преимуществом полного привода. Некоторых ребят тупо приволокли за шиворот в полубессознательном состоянии более выносливые товарищи. Кого-то притащили просто волоком, ухватившись за ноги и за поясной ремень.
Оружие «страдальца», давно выпавшее из ослабевших ручонок, притащил за финишную линию естественно уже кто-то другой – более выносливый паренек…
Может создаться превратное мнение, что, мол, какой ужас! Позор! В армии все – поголовные «чахлики» и слабаки?! А ничего подобного. Каким бы богатырем до училища ты ни был, а попробуй пробежать «свою первую» дистанцию в 10 км! Да еще с пятью-шестью «чужими» автоматами Калашникова по 3,5 килограмма каждый.
А кто-то из ребят притащил на финиш по три-четыре «чужих» вещмешка. При этом допинывая на манер футбольного мяча, пятый мешок, на который банально не хватило рук. Кто-то из ребят вывалил на долгожданном финише груду противогазов, сорванных на дистанции с бездыханных сокурсников…
Уф! Добежали все! Фиг с ним, что рота не уложилась в норматив. Но что откровенно радует – ничего не потеряли и никого не бросили! Вот так и зарождается армейское братство - своих не бросаем!
А бегать марш-броски мы еще научимся. Но чуть позже. Не сегодня…
А сейчас ноги подкашиваются и во рту противный горький привкус желчи. И пот в три ручья. И пить ужасно хочется. А воды во флягах нет. Вылили воду еще на дистанции. Вылили, чтобы бежать было полегче. 800 грамм воды - это, я вам скажу, кошмарно-паразитный вес, от которого надо было срочно избавиться.
Как же этой водички не хватает на финише. Мама дорогая! Горло пересохшее сейчас бы прополоскать. И глазенки воспаленные, разъеденные соленым потом, промыть бы… И горечь противная во рту, тьфу… А слюны то и нет …даже сплюнуть нечем… Эх, водичка-водичка… И зачем ее только из фляжки собственноручно вылил? О чем думал? ... ее бы сейчас сюда, на пересохшие губы...
На финише толпа «выживших» и от этого безмерно счастливых курсантов спонтанно и дружно повалилась прямо в дорожную пыль на бесчувственные тела «ранее скончавшихся» товариСТЧей. Повалилась, создавая хаотичную «кучу мала» из бездыханных тел, свалки «бесхозного» оружия, «ничейных» противогазов и «незнамо чьих» вещмешков.
Уф, выжили! Аж не верится… Кому-то суют в нос ватку с нашатырным спиртом… Но это такие мелочи! Живой… а сердечко так и норовит из груди выскочить… И ноги стерты до кровавых мозолей проклятыми портянками в неподъемных противотанковых сапогах… И настроение, мягко говоря, достаточно поганое…
Лежишь в общей куче на ком-то слабо шевелящемся и, тяжело дыша, с тоской и эмоциональным надрывом лихорадочно думаешь… «Вот что за хрень?! Господи, и зачем мне все это? Зачем я поперся в военное училище? Оно мне надо? Сидел бы сейчас в каком-нибудь гражданском институте на галерке уютной аудитории. Незаметно для лектора сосал бы вкусное жигулевское пиво уже из третьей бутылки, попутно расписывая партию увлекательного преферанса. И старательно протирая джинсы, периодически бросал бы откровенные взгляды на загорелые и стройные ножки смазливой девчонки… Эх, красота…».
–  Рота, строиться!
Твою мать, а вставать из «приветливой и комфортной» дорожной пыли не хочется. Лежал бы тут недвижимым телом аж до самой пенсии… но, надо вставать.
Опираясь на крепкую руку, протянутую чеченцем Золманом, нехотя отрываю задницу от горячей и рассохшейся многочисленными трещинами земли. Лето на Урале. Жара за тридцать, а у нас марш-бросок. Сбылась мечта идиота –  You are in army now ! Так мне и надо! Дураков надо учить…
Ладно, сопли вытерли. Желчь сплюнули. Дурные мысли в сторону. Выжили и, слава Богу. Мужики! Мы – мужики! Мужчины, а не какие-то там дохлики. Добежал до финиша?! Значит, я могу! Сумел. Смог. Добежал сам. Самостоятельно… Вынес! Сдюжил! Кстати, а почему у меня в руках два автомата?! Это я еще второй автомат доволок?! Оп-па, обалдеть! Да я еще и герой,  помог ближнему! Есть повод для гордости. Живем, парни!
–  Мужики, чей автомат? Заберите, ради Бога...
Вот именно тут  на финише бесконечной дистанции проклятого марш-броска до нас впервые дошла вся гениальность армейского уставного порядка  нашивать на все предметы военной амуниции таблички с фамилиями их владельцев.
Перед построением мы начали вытаскивать из общей кучи армейского имущества, сваленного на финише, мешки, противогазы и автоматы. Сравнивая увлекательном процессе сортировки свою фамилию с фамилией, написанной на бирках, накрепко пришитых суровыми нитками к брезентовым сумкам противогазов и с внешней стороне вещмешков.
С автоматами было немного сложнее. Их серийные номера мы запомнить еще не успели, поэтому приходилось периодически сверяться с записью в личном «Военном билете».
По мере уменьшения «кучи малы», периодически попадались тела «бездыханных бойцов», заваленных впопыхах всевозможной армейской утварью. Ребят откапывали, приводили в чувство и ставили в строй.
С величайшим трудом разобравшись «где чьё», мы в откровенно потрепанном состоянии, но с зарождающимся чувством гордости за себя, любимых, двинулись в казарму.
Видок у ребят был –  в гроб краше кладут. Тем не менее, среди нас оказались парни, которые не просто благополучно пережили изматывающий марш-бросок на длинную дистанцию по летней жаре за тридцать градусов в тяжеленных неразношенных сапогах и удушливых противогазах, но и помогли добраться до конца дистанции менее выносливым товариСТЧам.
Некоторые ребята пересекли линию финиша, обвешанные «чужой» амуницией с ног до головы и при этом не показывали даже малейших признаков физической усталости. Фантастика!

11. Гой еси, добры молодцы

Среди таких самородков оказалось немало ребят с Кавказа:  азербайджанец Фахраддин (в миру - Федя), чеченец Золман, осетин Илья и прочие достойные представители «нерусской национальности». Двужильными проявились ребята с Украины.
Эти парни переносили любой уровень физической нагрузки легко и непринужденно. Как бы играя и особо не напрягаясь. Непонятно, но факт. Самое удивительное, что все «тягучие» в один голос утверждали, что спортом никогда особо не увлекались. Тем не менее, их результаты по физ.подготовке были впечатляющими.
Несколько неожиданное открытие подвигло остальных ребят в шок. И вдохновило радикально заняться своей физической формой, дабы хоть немного подтянуться до более выносливых курсантов. Мужики мы или кто? Надо будет на досуге поработать над собой и занять достойное место в ряду «настоящих реальных» парней, а не в куче слабаков и чахликов, валяющихся на финишной линии бездыханными тушками. Иначе стыдно. Стыдно и недостойно звания мужчины!
Тем более что наличие в училище ВВС огромного количества шикарных спортгородков с разнообразным спортинвентарем всячески способствовало этому. Мудрое руководство альма-матер повсеместно понатыкало всевозможных полос препятствий, просторных стадионов со спортплощадками и компактных спортгородков с тренажерами.
Спортивных объектов в нашем училище было в избытке. Ко всему прочему, в каждой роте располагался еще свой спортивный уголок, оборудованный штангами, гирями, гантелями, турником иногда - тренажерами. Мол, занимайтесь на здоровье! Укрепляйте мышечную систему, стравливайте пар избыточной потенции по мере надобности и при острой необходимости. Растите над собой, с благой целью знатно посрамить НАТОвских солдат и еже с ними. Включая голливудских культуристов а-ля-Рэмбо.
К тому же, честно говоря, монотонность и однообразие армейской жизни надоедали и угнетали до такой степени, что хотелось использовать любую возможность, чтобы тупо убить время до наступления «вечерней проверки» с единственной целью услышать самую любимую команду для любого военного «Отбой!».
Услышать и забыться в сладком сне со смутной надеждой на яркие эротические грезы с участием сексапильной мадамы, желательно Мишель Мерсье – исполнительницы главной женской роли в общеизвестном кинофильме «Анжелика».
А куда деваться?! Строгая изоляция в периметре училища, отсутствие полноценной возможности вплотную пообщаться с представительницами противоположного пола, постоянное буйство гормонов и т.д. и т.п. Опять же милый нашему сердцу дорогой Пиночет (комбат 1-го учебного батальона полковник Серов) в который раз «наглухо» закрыл все увольнения в город. Извращенец, чтоб ему…
Ну а пока все желающие изнуряли себя продолжительными занятиями в спортуголке роты и тягали … и тягали …и тягали на свой худосочный пупок тяжелое железо.
Почему на худосочный?! А на первом курсе при перестройке организма с домашнего питания, ориентированного исключительно на удовлетворение капризных запросов «радости всего семейства», на казенный рацион, состоящий из обильной разновидности всевозможных каш, круп и нетленного бигуса, вчерашние школяры катастрофически похудели. Габариты заострились, мослы и кости защитников Родины живописно выперли наружу. Курсанты, почти все как один, напоминали наглядное учебное пособие по анатомии для изучения скелета человека.
Естественно из общего правила были редкие исключения. Сержант 42-го классного отделения со смешной фамилией Гвинтовка (подпольная кличка  «Винчестер») был великолепен, что и говорить. Рост 185 см., узкие бедра, широкие плечи, исключительно гармонично развитая рельефная мускулатура. Парнишка пришел в училище после года службы в армии и поэтому нос в курсантской столовой брезгливо не воротил. А спокойно и даже с завидным аппетитом методично поглощал все без исключения «изыски» армейских поваров. Когда остальные ребята катастрофически теряли массу, Гвинтовка уверенно набирал вес, благополучно перегоняя его излишки в роскошные мышцы.
Чего греха таить, у сержанта Гвинтовки фигура была на зависть не только нам, но и знаменитому Арнольду Шварценеггеру. Который из-за острого приступа зависти к совершенным формам сержанта Гвинтовки, обожрался анаболиками и чуть не помер бы от цирроза печени, не иначе.
В 4-й роте у Винчестера сразу же появились преданные фанаты и восторженные последователи. Они буквально смотрели в рот своему кумиру, наивно полагая, что если будут старательно подавать штангу в спортуголке роты для выполнения упражнения «жим лежа», то и сами непременно достигнут такого же богатырского телосложения. Ребята из фэн-клуба Винчестера все свободное время проводили в «качалке», бездарно высушивая свои худосочные тельца до толщины пергаментной бумаги без малейшей надежды приблизиться к эталону рельефного кумира. А почему? А потому, что кушать надо было кашку в курсантской столовой. Ку-шать! Кушать, а не брезгливо нос воротить!
А на первом курсе кушать кашку ой как противно. Бунтовала душа, непринимая кашу и желудок всячески препятствовал процессу поглощения казенной пищи. Что перловая, что пшенная, что сечка, что… Тьфу на нее! Тьфу, на них! А Гвинтовка кушал. Причем, за обе щеки. И щеки у него были, будь здоров –  гораздо шире самой морды остального лица, включая пилотку, зимнюю шапку и даже фуражку.
Но, как уже ранее отмечалось, в анналах природы-матушки встречаются еще и редкие «самородки» – с виду абсолютно неказистые ребята, но с фантастической силой и умопомрачительной выносливостью. Как правило, эти парни не отличаются ярко выраженной мускулатурой. Они, зачастую, немного мешковатые но, тем не менее, обладают невиданной силой. Невиданной!
Скрытые богатыри, одним словом. И что характерно, все как один –  неимоверно добродушные и абсолютно спокойные. Не верите?
Вечер. 4-я рота после отвратного ужина с хитом программы – неизменно мерзопакостным бигусом (далее см. «Бигус») имеет пару десятков минут личного времени. Курсанты заняты, чем придется.
Азербайджанец Фахраддин Мирзалиев, ссутулившись и сгорбившись почти в три погибели, в растянутой майке и в безразмерном галифе идет в дальний туалет. Идет мимо спортуголка, противно шаркая по полу тапочками 42-го размера, которые с величайшим трудом налезли на ножку 48-го размера. Или даже 50-го, сейчас уже не помню.
Стоит отметить, что у Феди была ножка, как у легендарной Золушки. Только наоборот - 48-50-й размер! Все сапоги и ботинки шили для Феди-Фахраддина по спецзаказу, т.к. в армии такой обуви никогда не было.
Сержант Гвинтовка же возлежал на тренажере и работал «жим штангой от груди». Двое ребят из преданной массовки подобострастно и с благоговейным придыханием подавали и принимали тяжелую штангу из рук накачанного кумира.
Осторожно протискиваясь в узком коридоре казармы, Федя оттопыренным локтем (руки ведь засунуты глубоко в карман галифе, поймите правильно) нечаянно зацепил оконечность грифа штанги. Пытаясь отчаянно удержать приличный вес штанги на вытянутых руках, Винчестер потерял равновесие и дабы не получить травму руки (вывих или еще чего посерьезней) неимоверным усилием отбросил штангу через голову прямо на пол. Грохот в казарме был страшный. Массовка еле успела отпрыгнуть в разные стороны. У соседей снизу – в 5 роте обрушилась штукатурка с потолка.
Штанга покатилась прямо на Фахраддина. А тот не вынимая рук из карманов, с трудом вытащил ножку 48-50-го размера из тапочка 42-го размера и небрежно остановил движение «кучи железа» ступней босой ноги.
Раздраженный сержант сел на скамейке и угрожающе рявкнул.
– Совсем охренел, обезьяна горбатая? Куда прешь, как баран? Чуть не покалечился из-за тебя! А ну подай сюда штангу. Если сможешь, конечно, и пупок не развяжется…
На грохот упавшего металла сбежался почти весь личный состав 4-й роты, включая дежурного офицера лейтенанта Зайчика. В результате 144 человека увидели следующую картину.
Федя Мирзалиев, откровенно плохо ориентируясь в русском языке, смутно осознал по тембру голоса возмущенного сержанта Гвинтовки, что тот проявил некое недовольство. И наверное даже неуважительно высказался о его «мужских способностях». А для нац.кадров это святое.
Фахраддин нахмурился и вынул одну руку из кармана галифе. Согнувшись в поясе, азербайджанец взялся за гриф штанги четко посередине. Затем, натужно крякнув, Фахраддин разогнул спину, приняв вертикальное положение. Штанга описав в воздухе концами грифа правильную окружность, мягко легла на плечо курсанта Мирзалиева…
Сверкнув черными как уголь глазами, Фахраддин одной рукой рывком выжал штангу у себя над головой. При этом вторая его рука продолжала оставаться в кармане галифе. Толпа курсантов замерла. В воздухе повисла идеальная тишина.
Зафиксировав четкое положение снаряда на вытянутой руке, Федя мило улыбнувшись, небрежно бросил штангу на пол, рискуя проломить его и окончательно обрушить потолок у соседей снизу. Под откровенно изумленные взгляды курсантов 4-й роты Федор снисходительно пробурчал.
–  Вот так, мальчишки.
Живописно шаркая ножками 48–50-го размера в тапочках 42-го, Мирзалиев потопал дальше.
Сержант Гвинтовка благополучно прикусил язык и сразу расхотел заниматься на тренажере. Причем, навсегда. Кроме шуток. На протяжении всего срока обучения в военном училище, Винчестер больше ни разу не был замечен со штангой в руках. Наверное, он мгновенно понял и полностью осознал всю бесперспективность своих занятий в «качалке» и поэтому благополучно переключился на турник и брусья, развивая не только силу, но гибкость и ловкость...
Разбирая штангу, ребята из «массовки» посчитали общий суммарный вес снаряда и ужаснулись, т.к. получалось что-то в районе 100-110-ти килограмм! Если они и ошиблись, то совсем ненамного. И «этот» вес Фахраддин выжал одной рукой! Фантастика!
Федя действительно показывал чудеса физической силы и выносливости. При проведении погрузо-разгрузочных работ ему не было равных. Он работал с монотонностью механической машины, совершенно не нуждаясь в «перекурах» и паузах на отдых. Богатырь, не поспоришь.
А когда ему показали пару приемов из классической борьбы, Федя понял, что многое пропустил в своей жизни. Немного позанимавшись на борцовском ковре с сержантом 45-го классного отделения Валерой Гнедовским (КМС по борьбе), Федя Мирзалиев прочно занял вершину пьедестала в своей весовой категории. И не уступил его до самого выпуска из училища ВВС.
          Равных на ковре азербайджанцу не было. Федору было достаточно ухватиться за противника… хотя бы за кончик борцовской куртки и поединок мгновенно заканчивался. Фахраддин тупо заламывал противника. Или, оторвав борца от ковра и покрутив в воздухе как некую пушинку, бросал на лопатки, не обращая ни малейшего внимания на тщетные попытки «жертвы» поспорить или оказать сопротивление. Не говоря уже про символическое желание провести какой-либо прием.
       Обладая недюжинной силой и неимоверно уравновешенным нравом, Федя всячески тянулся и к научно-техническим достижениям цивилизации. В 45-м классном отделении Мирзалиев был «ответственным хранителем» общественного магнитофона, радиоприемников, бульбуляторов и фотоаппарата «Зенит» –  официально запрещенной роскоши. Фахраддин стремился быть гармонично развитой личностью, поэтому с охотой брался чинить все, что было связано с электричеством…
         Как-то Федя чинил неисправную розетку. Щупа-пробника с неоновой лампочкой для определения наличия электрической фазы у него, естественно, не было. Поэтому Федя, опасливо выглядывая из-за угла помещения, максимально вытягивал руку, предварительно послюнявив кончик пальца. И многократно пощупав оголенный провод, панически убегал в коридор, как будто электрическая фаза могла его догнать?! И смех и грех, но Федя старался и успешно осваивал непривычные сферы деятельности.
При этом Федя оставался большим и добродушным ребенком, который никогда ни с кем не спорил и не цеплялся, а всегда первым бросался разнимать не в меру зарвавшихся «ястребов».
        Когда в стране начался дележ Нагорного Карабаха, азербайджанец Фахраддин Мирзалиев продолжал оставаться лучшим другом для армянина Эдварда Серобяна. Никакие новомодные политические веяния в стране не могли повлиять на его уважительное отношение к сослуживцам и разрушить преданную мужскую дружбу.
Не знаю почему, но воспоминания о добром азербайджанском увальне всегда отзываются в моем сердце какой-то особенной теплотой.

12.  Бегом

С первых минут пребывания в военном училище, нас частенько раздражал постоянный тотальный и неусыпный контроль со стороны офицеров и прочих отцов-командиров, при полном отсутствии свободного времени и даже намека на личную жизнь.
Распорядок дня был составлен с такой профессиональной изощренностью, что даже на туалет отводилось минимально необходимое для этой процедуры время. Мы постоянно были чем-то заняты.
         Подъем  –  ни свет, ни заря. Утренняя зарядка до изнеможения  –  бегом вокруг училища пару-тройку кругов. Наведение порядка на закрепленной территории. Уборка кроватей и спального помещения. Утренний туалет. Построение с проверкой внешнего вида.
Затем бегом в столовую на завтрак. Скудный рацион. Построение на плацу для развода на учебные занятия. Следом, собственно, сами занятия, напряженные и насыщенные. Между парами были незаметные переменки. Настолько короткие, что времени хватало лишь на быстрый переход из одной аудитории в другую. Или в другой учебный корпус.
Покурить и размять язык было некогда. Многие из нас, кстати, бросили обе эти пагубные привычки –  курить и трепать языком.
         После занятий –  бегом в роту и построение на обед. Обед проходил в традиционной спешке - пища лихорадочно забрасывалась вовнутрь организма фактически непережеванной…
         Создавалось устойчивое впечатление, что буквально через пару минут в мире начнется ядерная война. Вражеские ракеты уже летят и мы должны успеть опустошить свои тарелки до начала Третьей Мировой, чтобы бегом занять свои места по боевому расчету училища.
       Но, слава политикам, война не начиналась. Тем не менее, было стойкое ощущение, что все вокруг упорно ждут ее начала по пять раз на день.
После обеда – опять бегом в роту: сменить учебники и тетради. Пока бежишь из столовой в расположение роты, отчетливо слышно, как в желудке плещется обед, не менее скудный, чем завтрак.
      Устойчивое впечатление, что в армии все и всегда куда-то спешат! И регулярно опаздывают. В училище постоянно царили хаос, мельтешение, нервозность, суета и беготня.
      Далее – сортировка: кто-то в наряд, кто-то в караул, кто-то на работы. Остальные – опять на плац, бегом: построение для развода на самоподготовку. 
Самоподготовка – коротка передышка и возможность тупо посидеть и собраться с мыслями. Что-то прочитать. Выучить учебный материал. Написать письмо домой. Урывком вздремнуть. Или просто временно отключить сознание.
       После самоподготовки  –  опять в роту. Однозначно, бегом. Без вариантов.
      В казарме в очередной раз построились и… на ужин. Бегом.
     – Бегом!
      «Бегом!» «Бегом!» «Бегом!» - самая распространенная команда, которую мы слышали в незабвенной альма-матер.
  – Бегом!
        На первом курсе казалось, что мы поступили не в авиационное училище, а в конно-спортивное. Но вся эта бесконечная беготня – еще «цветочки»! «Ягодки» начались на втором курсе обучения, когда наш «кавалерийский эскадрон с авиационным уклоном» начали усиленно готовить к спортивному смотру в масштабе всех ВУЗов страны. (отдельная история, см. «Папаша Мюллер»)
         После ужина курсантов ожидала относительно неспешная «романтическая прогулка» по вечернему училищу. Но, опять же, исключительно строем. Да еще и с песней.
По окончании вечернего моциона следовало очередное построение в роте и коллективный просмотр телепрограммы «Время». Время, отведенное распорядком для ежедневного просмотра телевизора, с патологической жестокостью совпадало лишь с периодом вещания по 1-му ТВ каналу этой программы и не секундой больше. Кинофильмы, музыкальные программы и развлекательные передачи, мультики наконец, и даже «Спокойной ночи, малыши» – непозволительная роскошь.
       И так изо дня в день. Неделя за неделей. Месяц за месяцем. Год за годом.
Содержимое этой замечательной передачи напоминало дежавю: было ранее, когда-то уже видел, обрыдлая скукота, местами переходящая в стойкое отвращение.
         Информационный голод свирепствовал жестоко. Радиоприемники строго запрещены! Магнитофоны – предательство! Затертые в хлам книги и замусоленные до дыр журналы передавались из рук в руки тайно. По предварительной секретной записи. Со строгим соблюдением всех мер предосторожности, средств и методов тайной конспирации.
С началом политических метаморфоз в стране - ускорение, перестройка и прочие политические бредни, длительность просмотра телепередач была увеличена ровно на время вещания «исключительно нужной программы» с эпохальным названием: «Прожектор перестройки». Которая в курсантской среде именовалась не иначе как:  «Лучина развала».
«Прожектор перестройки» – та же программа «Время», только «вид сбоку». Создавалось полное впечатления законченного дурдома. Ибо в «Лучине развала» – те же самые дикторы из программы «Время», но уже в других костюмах, восторженно и в более быстром темпе пересказывали краткое содержание только что закончившейся «всеми обожаемой и любимой» передачи «Время». Пересказывали почти слово в слово. Неописуемый восторг!
Затем традиционно-вечерняя уборка закрепленной территории до заката солнца или уже после –  все зависит от времени года. Зимой солнце заходит за горизонт гораздо раньше, чем заканчивается плановая уборка закрепленной территории родного училища.
        И наконец - долгожданная вечерняя поверка минут на сорок. А то и на часик –  в зависимости от настроения дежурного офицера.
         А вот вечерний туалет – всего десять минут на всех 144 курсанта 4-й роты 1-го учебного батальона. По  принципу: «кто не успел, тот опоздал».
И долгожданный отбой – всем спать!
Но, не факт.
       Опять же, в зависимости от эмоционального настроя дежурного офицера, возможна очень интересная и глубоко интеллектуальная игра – «три скрипа». Это когда замотанные за день курсанты, упав почти замертво на древние койки с растянутыми почти до самого пола панцирными сетками, но тем не менее, такие уютные и желанные, дружно зависают и замирают, боясь пошевелиться.
      Ибо дежурное чучело с погонами офицера, услышав любые скрипы в огромном спальном помещении на полторы сотни человек, незамедлительно с поганенькими шуточками поднимает весь личный состав роты для построения в центральном коридоре казармы.
И бегут в коридор из спального помещения все 144 человека. Быстро бегут. Так как норматив построения для всей роты  45 секунд. И не мгновеньем дольше.
Затем снова «Отбой».
И снова «Подъем»…
          И манежит нас дежурный офицер чередованием этих команд до потери чувств. До полного изнеможения. До тошноты. До рвоты. До седьмого пота…
Или пока сам не устанет. Пока головушка у него не закружится от хаотичного мельтешения курсантов в казарме. Туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда. Пока не надоест наблюдать вид полуголой и вспотевшей от усердия полуторосотенной мужской толпы, истово носящейся в казарме из спального помещения в центральный коридор и обратно. В коридор и обратно. В коридор и обратно… Туда-сюда, туда-сюда...
Побегали часик?! Ну ладно, смотрю, притомились, соколики?! Дышите тяжеловато и гимнастерки мокрые от пота. Солевые разводы на спинах выступили. Ну вот, ладненько. На сегодня достаточно. Теперь так и быть –  баиньки.
       –  Отбой! 45 секунд, время пошло! Бегом! Кто не понял? В «три скрипа» играть хотите?
И так каждый день. Неделя за неделей. Из месяца в месяц. До полугода с перерывом на сессию и короткий отпуск домой. А потом опять все сначала. С небольшими вариациями по нарядам, караулам, хозяйственным работам и масштабной уборкой снега на обширной закрепленной территории. А после обильных осадков – аж до самого асфальта. И ни минуты свободного времени.
Кто-то удивленно воскликнет: «Постойте, любезный, но бывает суббота?! А  временами даже случается и воскресенье! Опять же – всевозможные праздники!»
Все верно. Случаются. Но суббота – полнокровный учебный день с той разницей, что вместо самоподготовки в роте начинается парко-хозяйственный день. Иначе  –  «половая жизнь».

13. Разновидность половой жизни

      «Половая жизнь»  –  не то, что вы подумали, а ее особая специфическая разновидность. Половая жизнь в армейской интерпретации – это особый вид извращенной пытки, родившийся в гипертрофированном сознании  дегенеративно-архаически слабоумного военноначальника с признаками прогрессирующей импотенции. Не верите?!
        Итак, из помещения казармы выносится вся мебель - двухярусные кровати, табуретки и тумбочки. Все до единой, за исключением тумбочки дневального. Прямо на улицу. Если нет осадков, естественно. Снег – не осадки. Значит, на улицу. 144 кровати, 72 тумбочки (одна тумбочка на двоих), 144 табуретки. Все это через узкую лестницу. Со второго этажа.
        Через эту же лестницу таскают свое имущество соседи сверху и соседи снизу, так как казарма трехэтажная. Выход из здания один. Общий на три роты.
Толчея страшная! Хаос. Столкновения. Дорожно-транспортные происшествия. Разборки. Шум, гам, крики, взаимные упреки… Бред!
      А как иначе, когда почти полтыщи курсантов носятся с кроватями и тумбочками по лестницам и проходам казармы.
       – Никто не обещал, что будет легко. Вперед, быстрее! До построения осталось 4 минуты 37 секунд! Время пошло, опоздавшие будут наказаны. Бегом!
Построились, посчитались, проверились. Все в наличии? Все! Продолжаем ПХД – начинаем мыть полы.
       – Товарищ лейтенант, телевизор можно включить? Чтобы повеселей было.
       – Ага, размечтались. Отвлекаться начнете. Производительность снизится. Да и не положено телевизор включать. Не время. В распорядке дня какое время указано? Правильно. 21.00 - информационная программа «Время». И в 21.45  «Прожектор перестройки». Вопросы? Недовольные могут писать жалобы в ООН, Пересу де Куэльяру. Все. Разговоры прекратить. Приступить к влажной уборке.
          Хозяйственное мыло нарезается тоньше лапши и взбивается в ведрах с водой до состояния идеальной пенной субстанции. В качестве миксера для создания однородной массы используется обычная штыковая лопата и мышечная сила курсантских рук.
С деревянных полов казармы тщательно соскребается ранее натертая до зеркального блеска вонючая мастика, которая пролежала на полу семь календарных дней. Соскребается острыми кромками битого стекла – работа кропотливая и скрупулезная, изнурительная и монотонная. Когда грязно-вонючая маргариноподобная дрянь собрана, стекла рекомендуется тщательно очистить и спрятать. Они еще пригодятся.
           Полы щедро заливаются приготовленным мыльно-пенным раствором. Затем дополнительно и тщательно мылятся и… натираются сапожными щетками до образования еще более качественной пены, обильности и однородной консистентности которой позавидует самый искусный брадобрей или профессиональная прачка.
           Вода льется рекой. Основная часть воды с пола собирается тряпками в ведра. Оставшаяся вспененная грязь соскребается с пола все теми же осколками стекла. Соскребается и оттирается досуха. До идеально беловато-желтого цвета.
После такой процедуры некогда острые края битого стекла становятся закругленными и абсолютно безопасными. Осколков стекла частенько не хватает,  дефицит. Надо искать стекла загодя и в нужном количестве. Площадь полов в казарме впечатляющая. Эхо гуляет.
Офицер, периодически появляющийся для контроля текущих этапов уборки,  назидательно тыкает носом в оставшиеся серые пятнышки. Его не волнует, что этим полам а, следовательно, и самим доскам, более 45 лет.
       – После мытья полов на досках должна проступить фактура дерева. Обязана! Где она? Ага, вижу, но не везде. Старайтесь.
Выбора нет, поскребем и дочистим. В результате древний пол все же принимает белесый с легким желтоватым оттенком цвет натурального дерева. Даже структуру волокон дерева видно. Ее можно изучать и сравнивать. Вплоть до подсчета годовых колец дерева.
Сами половые доски отшлифованы до феноменальной гладкости – занозу посадить невозможно. Будто шкуркой-нулевкой работали! Шероховатость – ноль!
Затем на это сияющее стерильной чистотой великолепие, прямо на  проступившую фактуру натурального дерева, из ржавых банок образца 1962 года вываливается скользкая и противная субстанция – вонючая мастика. Которая равномерно и тщательно растирается до тончайшего слоя толщиной в пару-тройку микрон. Толще нельзя. Будет скользко и небезопасно.
А потом кусками войлока от старых шинелей и побитых молью валенок огромная площадь казарменных полов в течение пары часов методично натирается до зеркального блеска.
Очевидно кто-то из читателей удивится и задаст резонный вопрос: «Вот на хрена вся эта мутотень со стеклышками и онанизм с мастикой?» И будет абсолютно прав.
Придя на КМБ вчерашними школярами, мы застали в казармах идеально покрашенные полы. Они благородно мерцали толстенным слоем замечательной половой краски. Мыть их было одно удовольствие. Провел слегка влажной тряпкой от стенки до стенки и полы засверкали. Красота!
        Эту краску невозможно было повредить ни грубыми армейскими сапогами с металлическими подковками, ни волочением тяжеленных предметов. Качество половой краски было выше всяких похвал. Монументальное покрытие пола в казарме вызывало трепетное благоговение и восхищение.
       Но роль личности в истории чрезвычайно высока. Все метаморфозы и радикальные потрясения в армейской среде происходят исключительно под воздействием капризов или амбиций очередного военноначальника, наделенного абсолютной властью.

14. Роль личности в истории

Однажды в училище началась всеобщая паника, местами переходящая в истерику. Все офицеры страшно нервничали. Оказывается, нас решил посетить САМ – начальник ВУЗ-ов ВВС генерал-майор Горелов. Атас! Туши свет! Спасайся, кто может!
Доморощенные холуи через адъютанта аго превосходительства достоверно выяснили, что грозный генерал – поборник экологически чистых материалов типа: дерево, металл, асфальт. *здец! Половая краска в списке любимых материалов московского генерала не значилась.
         Оно и понятно, во время бурной молодости престарелого генерала в казармах Красной Армии были еще земляные полы. Вот в принципе, к чему надо стремиться по разумению товарища Горелова. Не иначе. Но с другой стороны, если ему было в детстве не сладко, то и всем остальным надо отравить юность? Чтобы на личной шкуренке прочувствовали, как в этой жизни все не просто! Так, что ли?
        Похоже, что все-таки да. Училище организовано бросило учебу и перешло на круглосуточный режим подготовки к встрече дорогого и долгожданного гостя.
Кому повезло, те круглосуточно долбили метровый лед на многочисленных дорогах и бесконечных тротуарах.
          В результате титанических усилий курсантской братии, парни героически очистили территорию альма-матер от залежей уральского снега до грязно-серого асфальта с многочисленными проплешинами, ямами и возрастными трещинами.
Снежные сугробы не только внутри периметра училища, но и на прилегающих территориях были выровнены до идеально-квадратной формы. Грани импровизированных кубов и параллелепипедов были настолько остры, что казалось –  прикоснись, порежешься.
На всех дорогах, дорожках, тропинках, а так же на гигантском плацу училища – везде, куда не кинь взор, чернел асфальт. Чернел вопреки и назло суровой уральской зиме.
Жаль, что пожухлую траву не покрасили и листья к веткам на деревьях не приклеили. Нормальненько бы так смотрелось –  в декабре на седом Урале нет снега. Совсем нет! И травка с листочками зеленеется.
          Но руководство училища утвердило лишь промежуточный вариант: зима без снега и точка. Нету снега зимой на Урале! Нету, и никогда не было! А если и падает, то исключительно мимо асфальта. Не ложится снег на асфальт. Ветром сдувает, наверное?!
          Тем, кому не повезло, довелось отскребать замечательную краску от полов, покрашенных в 1943 году руками трудолюбивых немецких пленных.
Уверен, что такую краску сейчас не производят. Это была супер-краска. Полы остервенено скребли лопатами, так как битые стеклышки краску не брали. Даже поверхностных царапин на полу не оставляли.
          Прогрессивная технология использования штыковой лопаты была следующая. В месте соединения черенка с металлической частью штыка привязывалась прочная парашютная стропа. Лопата ставилась на пол под углом штыка в 20-25 градусов, не более. В кончик черенка упирался грудью крепкий курсант. Верхом на лопату становился второй курсант. Становился на кромку штыка лопаты в качестве противовеса и цепко хватался обеими руками за черенок. За концы парашютной стропы цеплялись по два курсанта с каждой стороны – по типу сухопутных бурлаков. И вся эта конструкция начинала поступательное движение, которое сопровождалось душераздирающим скрежетом, дребезжанием и визгом металла по дереву.
При удачном раскладе бригаде «операторов лопаты» удавалось содрать до метра краски, шириной в полтора-два сантиметра. И так шаг за шагом, без конца и края, без сна и отдыха мы вспахивали идеальное покрытие пола нашей казармы.
        Краска отчаянно сопротивлялась. Она приводила в негодность стекла, делая их поверхность тупой и гладкой. Она стойко сопротивлялась разрушительному воздействию импровизированного плуга: штык лопаты быстро терял заточку и жалко скользил по поверхности крашенного пола.
В порыве безысходности и отчаяния мы изобретали все новые способы борьбы со «стойким противником».
         Проклятую краску пробовали разогревать утюгами. В результате, спалили все утюги в роте. Запороли мощнейщую электрическую циклевальную машину. Задрочился и замудохался весь личный состав. Форменное безумие!
На исходе третьих бессонных суток, окончательно одуревая от усталости и потеряв всякий страх и инстинкт самосохранения, к командиру 1 батальона Пиночету четким строевым шагом подошел курсант-первокурсник и дрожащим от волнения голосом озвучил рац.предложение.
Обалдевший от невиданной наглости, Пиночет хотел показательно изнасиловать наглеца. Но осознав гениальность услышанного, суровый полковник принялся обнимать юного рационализатора.
          Ушастый первокурсник предложил не шкрябать упорную краску «до второго пришествия», а перевернуть сами половые доски некрашеной стороной вверх. Аллилуйя! Мы были спасены.
        Курсанты вооружились ломиками, фомками, гвоздодерами и работа закипела с новой силой. Единый порыв энтузиазма, помноженный на острое желание получить долгожданный отдых, сделал свое дело. Мы истово работали за возможность реализовать попранное право на сон.
Так в наших казармах появился девственно-деревянный пол. А чтобы некрашеные доски не чернели от времени, мудрое командование решило после предъявления деревянного пола «а-ля-натюрель» высокому гостю из Москвы, натирать его древней мастикой. Именно мастикой, которая в избытке хранилась на армейских складах еще со времен татаро-монгольского нашествия на Русь.
          Кстати, как это обычно и случается, грозный генерал из Москвы не приехал. Точнее, не доехал по причине глубокого и беспробудного запоя в другом проверяемом им училище. Честь и хвала его начальнику!
Прошу прощения за лирическое отступление, но возвращаемся к технологии «половой жизни».

15. Половая жизнь. Финал

      Далее пол натирается кусками войлока и шерсти, оставшихся от старых шинелей и прохудившихся валенок. Натирается исключительно до равномерного и однотонного блеска.
Пол в казарме реально можно использовать вместо громадного зеркала. Отражение от него просто фантастическое. Зачастую, в нем отражался потолок спального помещения, не говоря уже о светильниках. Блики и солнечные зайчики играли не хуже, чем на лакированном паркете.
       По факту завершения работ приглашался «контрольный орган» –  дежурный офицер, который еще раз придирчиво осматривал результат. Если ему что-то не нравилось, то все вышеописанные процедуры приходилось повторять заново в той же последовательности. А это означало, что если кто-то из ребят собирался пойти в увольнение, то долгожданная прогулка попадала под реальную угрозу срыва. И твоя судьба зависела от сослуживцев, которые взваливали весь участок работы на себя. Давая тебе, счастливому, возможность прогуляться по улицам города, поесть мороженного, посмотреть на красивых девушек и заглянуть в «пельменную» на традиционную двойную порцию.
В следующую субботу уже ты будешь мыть полы за себя и за «того парня». Обеспечивая ему возможность посмаковать сочные уральские пельмени и зацепиться языком с местной красавицей. Мужская взаимовыручка!
       Простые смертные, не входившие в кандидаты на увольнение, автоматически лишались возможности посетить училищный кинозал, чтобы в очередной раз (в 50-й или 60-й) посмотреть такие замечательные киношедевры, как «Чапаев» или «Ленин в Октябре».
Так что, в принципе, выбор был не велик. Хрен редьки не толще. Что полы перемывать, что такое кино смотреть. Хотя, вру! Прошу прощения, слукавил. В училищном кинозале появлялась реальная возможность немного поспать, скрючившись в неудобной позе на жестком деревянном кресле.
       Молодому растущему организму катастрофически не хватало калорий. Скудная и однообразная еда в курсантской столовой не могла компенсировать израсходованную за день энергию. Всех и всегда неумолимо тянуло в сон, но это уже другая история.
Итак, ПХД завершился. «Чистоту полов» сдали дежурному офицеру. Занесли назад всю мебель. И заслужили поход в кино на эпохальный фильм всех времен и народов –  «Броненосец Потемкин».
      Всё! Субботу пережили. Слава Богу! Отбой.

16. Выходной день

А на следующий день наступало долгожданное воскресенье. Отдыхай, не хочу! Но не сразу. Заботливое командование обычно планировало проведение очередного грандиозного спортивного праздника.
В зависимости от времени года это будет марш-бросок с полной выкладкой и вооружением. Недалеко – километров на шесть! Иногда на десять. Зимой  –  лыжи. Однозначно «червонец».
Опять же, уборку территории никто не отменял. К тому же, накопились срочные и неотложные хозяйственные работы, которые в рабочие дни выполнить просто невозможно из-за постоянной планомерной загрузки личного состава. Вот и остается единственная возможность - воскресенье.
        – Вы уж постарайтесь, ребятки. Напрягитесь, потом отдохнете! Надо постараться, чтобы эти работы на следующие выходные не зависли. А то там еще более важные и ответственные мероприятия намечаются по плану. Кто тут в увольнения собирался в воскресенье? К сожалению, не получится, ребята. Жаль, но не успеваете все запланированные работы и внеплановые мероприятия выполнить. Опять же, пора к караулу готовиться. А там, глядишь, и в наряд по хозяйственным работам собирайтесь. Кстати, на «тумбочке» давно тебя не видели. С чего бы это? Пора, пора, голуба! А об увольнении даже и не заикайся. Вон как успеваемость просела, хвостов нахватал. Тунеядец! И это при всех созданных заботливым государством райских и тепличных условиях. Живешь тут на всем готовом у страны за пазухой. Отказа ни в чем не знаешь, разгильдяй! Не забудь, из наряда сменишься, в командировку поедешь с выездным караулом  груз по железной дороге сопровождать. Ненадолго. На месячишко, не дольше. Это если в одну сторону пилить. Обратно, чтобы не скучать, еще другой груз поохраняешь. А там и сессия не за горами. Давай, дерзай, душа моя. Ты еще здесь?! Получай номер и дуй на старт праздничной эстафеты по три км на каждом этапе. Вечером в оцепление:  на носу репетиция торжественного парада в честь Великого Октября. Давай, шевелись, опять не успеваем. Бегом!
        Про праздники вообще говорить не хочется. Праздники – это отдельная засада! Попадалово, только держись. Праздник для курсанта, что свадьба для лошади:  голова в цветах, шея и спина в мыле! Полный восторг!
Мы не любили праздники. Особенно общегосударственные с какой-нибудь колоссально-круглой датой. Тогда, вообще, полный *здец!
         Вот примерно в таком режиме проходит жизнь и учеба курсанта в военном училище. Не вздохнуть, не выдохнуть. Все равны и всем одинаково тяжело. Тяжело, пока не втянешься и не научишься определять из потока бесконечных задач и взаимоисключающих приказов то, что наиболее важное. И что надлежит выполнить в первую очередь. А на что-то можно, вообще наплевать и забыть. Тупо проигнорировать. Все равно это никому не надо. И никто не вспомнит.
          А еще очень перспективно - «включать дурака». Но данное мастерство доступно далеко не каждому индивидууму в курсантских погонах. Оно достигается долгими и упорными тренировками с постоянной практикой. Иначе нельзя, можно квалификацию потерять.
Есть самородки, награжденные этим великим даром, просто так, на халяву  Витя Копыто, например. Талант. Да, что там, Талантище! Самородок!

17. Витя Копыто

Бог Витю любил! Неясно за что и непонятно почему. Но обычно говорят, что убогих и немощных, слабых и недоразвитых, недоделанных, так сказать, любят больше. Любят, помогая им и прощая любые проступки. Так как это даёт возможность почувствовать себя великим и справедливым, сильным и добрым, великодушным и могучим... Кстати, попробуйте на досуге. Прощать и миловать –  удел великих.
  Летом 1985 года Витя Копыто приехал поступать в военное училище ВВС из славного города с неповторимым и поэтичным названием  Пилопедрищенск.
Представьте восторг членов приемной комиссии, когда в кабинет вошло нескладное чудо «генной инженерии» и представилось.
         – Здрасте! Я – Витя Копыто из Пилопедрищенска. Приехал поступать на офицера Красной Армии.
          Хохот стоял такой, что стены дрожали, стекла дребезжали, а суровые лица военноначальников были мокрыми от слёз. Да что говорить, суровые военные умывались слезами восторга.
          Насмеявшись до истерики, строгие члены единогласно решили принять данный индивидуум практически вне конкурса. Фактически, независимо от результатов экзаменов. Так, чисто ради прикола. Юмор всегда имел место в рядах Красной армии, независимо от звания и возраста служивого люда. А в доблестных ВВС особенно.
         Идея приемной комиссии была проста и незатейлива – чтобы в Красной Армии однозначно присутствовали в наличии выдающиеся и нестандартные ребята, как редкий вид из пилопедрищенского питомника. Чтобы окружающим его соратникам по оружию служить было не так грустно. Чтобы люди каждое утро на службу бежали с трепетным нетерпением и с благой целью насладиться бесплатной клоунадой. И могли отвлечся от тягот и лишений воинской службы, переключив внимание на «полкового дурачка».
         Их можно понять, поскольку Витя был ещё тот экземпляр HOMO SAPIENS.
Итак, Витя Копыто имел незабываемую и незаурядную внешность. Высокий – за 185 см. Худощавый до сухостоя, с торчащими наружу мослами. Сутулый, с непропорционально длинными руками ниже колен, которые при ходьбе хаотично болтались как две тонкие сосиски. То есть абсолютно независимо от тела и вопреки желанию их хозяина. Научить Витю двигать руками четко, ритмично или хотя бы в такт движению, как это предусмотрено строгими статьями образцово-показательного Строевого Устава, не получилось ни у одного отца-командира.
Крики и вопли строевых офицеров на плацу училища имели специфическое содержание.
          –  Копыто, твою мать, не подсекай ногу! Одновременное движение: левая нога, правая рука! И наоборот. Раз! Раз! Раз! Левой, левой! У тебя что, все руки и ноги левые?! На месте ШАаа-ГОМ Марш! Напра-ВО! Где право? Право где? Подними правую руку! Ну чего ты две руки поднял! Ты что, в плен сдаёшься? Нале-ВО! Ах, ты  уё… чудовище! Кто-нибудь, дайте мне автомат! Я застрелю этого мудака. Нет, лучше сам застрелюсь. И не отговаривайте меня. Копыто, умоляю тебя, исчезни с глаз долой и от греха подальше, пока я тебя не искалечил! Старшина, слушай приказ: направить курсанта Копыто в наряд по кухне недельки на две! Нет, не на кухню. На свинарник! Во, именно туда, где ему самое место!  Ты посмотри, что он выписывает…?! Убью мерзавца! Это не курсант, а ходячее недоразумение. Краб сухопутный, ну чего ты раком пятишься?! Таракан беременный. Аааааааа, ну дайте мне, наконец, Калашникова! Прострочу на хуль эту *зду нестроевую! Копыто, пшшшёл вон! В наряд! На свинарник! С глаз долой!
         Это еще мягкий вариант, поверьте на слово.
А Витя старался. Да, старался. Он хаотично и судорожно махал руками и громко топал ногами. Он даже пытался тянуть носок и держать спину ровно. Но от его стараний толку было мало. И они, эти его старания, напоминали скорее изощрённое издевательство над офицером-преподавателем, проводящим строевые занятия с 45 отделением.
          Все попытки довести строевые занятия с «чудом природы», а точнее сказать, «недоразумением», до логического завершения, обычно заканчивались отборным матом взбешенных офицеров. Которые вспоминали всю родословную Виктора от момента образования зачатков жизни на планете Земля - амёбы простейшей до «венца эволюции» - кретиноподобного пилопедрощанина, старательно размахивающего руками, словно ветряная мельница. Далее обычно следовала гарантированная истерика у проводящего занятие офицера, нервный срыв, переходящий в продолжительную депрессию и глубокий запой. Строевой офицер терял веру в себя как в личность, способную руководить вверенным личным составом, и в свои преподавательские способности.
          Бедолага-преподаватель терял лицо в своих же собственных глазах. И только железная дисциплина, а так же строгий запрет портить военное имущество (а военнослужащий в армии, как ни крути - казённая вещь, практически, расходный материал, состоящий на балансе войсковой части), не позволяла ему наложить на себя руки.
Виктору обычно объявлялось полтора десятка нарядов. Причем, сразу и все внеочередные. И пока он доблестно торчал «на тумбочке» в течение месяца, надорванная психика несчастного офицера более-менее приходила в норму. Однако глубокая моральная травма оставалась с ним навсегда. Можно сказать, что на всю его сознательную жизнь. А возможно, даже преследовала и на законной пенсии после 25-ти безупречных. Являясь ночью в кошмарном сне в виде неказистого паренька с выпученными глазами напуганного ребенка и хаотичным движением парализованного робота, танцующего «брейк-данс» после удара молнии.
Желающих повторно заниматься строевой выправкой с Витей больше не находилось. Начисленные наряды рано или поздно заканчивались. Курсант Копыто занимал законное место в строю учебного отделения, согласно ранжиру:  по весу, по росту, по жиру. И опять начинал сбивать монолитный шаг боевого подразделения на произвольное шарканье кривых ног. Офицеры стыдливо отводили глаза, стараясь не замечать происходящего.
Лицо Виктора заслуживает отдельного описания. При общей худобе Витя имел пухлые розовые щечки и небесно голубые глаза, выпученные, как у лягушки. Лицо Вити было густо усыпано веснушками. Причем, абсолютно независимо от наличия солнца за окном. На голове произрастали соломенные волосы, абсолютно непослушные и не признающие расческу, которые торчали в разные стороны словно у ёршика для чистки унитаза.
Живописный портрет гармонично дополняли мясистые губы, оттопыренные уши, кривой нос, который катастрофически не справлялся с проходящим через него потоком воздуха. Мечта и задача максимум всей роты - уснуть раньше Вити. Иначе храп чудовищной громкости и тональности, сводил к минимуму призрачную надежду на ночной отдых, независимо от степени усталости соседей по казарме.
         Ко всем вышеперечисленным «достоинствам», Витя еще отчаянно гундосил и шепелявил, что делало его речь непередаваемо пикантной.
Элементарные и общепринятые словосочетания, озвученные Виктором, приобретали неожиданный смысл. Становились афоризмами и обретали право на новую долгую жизнь.
А самое удивительное и непостижимое, что Виктор искренне считал себя неотразимым красавцем, от которого женское население нашей страны, буквально, млеет и тает. Да что там –  просто сходит с ума, мечтая подарить свою красоту и всю себя без остатка, этому гиганту половой мысли. Легендарный Казанова отдыхает и стыдливо снимает шляпу вместе с париком перед нашим героем-любовником. И что самое парадоксальное, почти так оно и было. Виктор был лучшим знатоком всех женских общежитий в городе... но об этом потом.
Бог Витю любил. Причем, любил постоянно, без перерывов. Прощая ему все прегрешения, вольные и невольные, оберегая сие дите неразумное от недругов в офицерских погонах, от нарядов внеочередных, болезней прилипчивых, женщин разведенных и многодетных и прочая-прочая-прочая…
         Виктору сходило с рук так много и столько всего… причем, так часто, что это стало уже каким-то немыслимым наваждением. Но историй и чудес достаточно много, поэтому с вашего позволения, продолжим.

18. Немного о военной моде

На первом курсе в строгом соответствии с установленным порядком, нас незамедлительно переодели в военную форму. Но по универсальному армейскому принципу:  «бери что дают, потом в казарме поменяетесь».
О подгонке формы по размеру курсанта не было и речи. Единственное, что более-менее совпало, это размер сапог. Хотя в данном случае ошибиться было весьма проблематично. Маленькие сапоги не налезали. А из больших ноги сами выпрыгивали. Тяжеленные армейские сапоги оставались стоять на месте, будто приклеенные к земле. А их новоявленный владелец выскальзывал наружу, теряя по пути неумело намотанные портянки. Поэтому сразу же с сапогами под мышкой бежал обратно в каптерку – менять обувь на меньший размер.
Сапоги в Красной армии – произведение искусства, сноса нет! Тут не поспоришь. Изделие явно создавалось с учетом опыта предыдущих поколений. На все случаи жизни и для всех климатических условий сразу.
         Подошва просто супер! Износостойкая и негнущаяся, с таким агрессивным протектором, что жестоко позавидует самый продвинутый водила-джиппер, привыкший активно месить грязь в ближайшем карьере. Высокая проходимость курсанта на пересеченной местности была обеспечена. И это впечатляло.
         Но вот, все остальное… Грубая кожаная колодка новых сапог была способна легко перемолоть в кровавый фарш даже самые неприхотливые ноги. В первое время страдали все. Включая тех, кто до училища умел идеально мотать портянки. И тех, кто проходил до службы всю жизнь в деревне босиком. Досталось всем.
Разнашивались сапоги мучительно и долго. Через многочисленные мозоли. У некоторых ребят  –  через кровавые.
           Вес стандартных армейских сапог просто запредельный. Убить можно. Наверное, на это и рассчитано. Складывалось устойчивое впечатление, что сапоги – это изуверское и секретное оружие, не попадающее под ограничительное действие ни одной международной гуманной конвенции.
          Допустим, закончились в ближнем бою у красноармейца все патроны - нет повода для паники. Снимаешь сапог. Берешь его двумя руками за голенище. И айда в рукопашную крушить врага-супостата смертоубийственными ударами наотмашь. Под напором тяжеленного русского сапога далеко ни одна вражеская черепушка «на раз» проломится. Вместе со шлем-каской, к бабке не ходи. Много противника таким нехитрым образом положить можно. Есть, правда, одно «но». До тех пор героически биться будешь, пока собственные руки от усталости не отвалятся. Столь серьезными весами, как стандартный сапог советского солдата, длительное время махаться далеко не каждый военный богатырь сподобится. Простите за лирическое отступление.
          Чтобы относительно мягкие резиновые каблуки не стачивались об асфальт и не нарушался сход-развал строевой стойки бойца, а вместе с ним, и его молодцеватая походка, предусмотренная Строевым уставом Вооруженных сил СССР, нам выдали по четыре металлические подковки. И строго приказали немедленно их приколотить.
В результате, вес сапог значительно вырос и первокурсное войско еле передвигалось, тяжело волоча ноги в неподъемных сапогах. При этом шумно шаркая и скребя подковами по асфальту, высекая многочисленные искры.
         Обмундирование ХБ (хлопчатобумажное) было новеньким и специфически пахло складом. Без погон и знаков различия, без подворотничков и ни разу не стиранное, оно стояло колом. Все швы на форме были прошитые крепчайшими нитками, не хотели гнуться и создавали эффект ортопедического корсета. Из широченных воротников новеньких гимнастерок  54-го размера потешно торчали длинные тонкие гусиные шейки молоденьких защитников Родины. Галифе были тоже соответственно неимоверных 54-х размеров и смешно топорщились в разные стороны.
Если гимнастерку еще, с грехом пополам, можно было утянуть в одну большую складку за спиной и прижать к телу поясным ремнем, то с галифе такой фокус не проходил. Филейная часть каждого курсанта напоминала внушительные окорока дородных женщин из числа постоянных клиенток магазина «Богатырь». Некоторые ребята могли легко завернуться в свои галифе не менее двух раз.
         С кого снимали эти мерки, непонятно?! Не иначе, как с лошади Буденного или с его персонального автомобиля. А самое смешное, что ростовой размер выданной нам формы был исключительно третий.
         Складывалось устойчивое впечатление, что Красная армия - это армия колобков-коротышек. Этаких толстозадых недомерков с ростом не выше 176 сантиметров. Так как большинство ребят, поступивших в училище, были ростиком под 180-185 см  и в плечах 48–50-го размера, то можете представить, как все это на нас сидело. Смех, да и только.
Пилотки, выброшенные из окна раздачи ловкой рукой каптерщика, почти все были 59-го и 60-го размеров. Пилотка 57-го размера была такой же редкостью, как ХБ: 48-го размера, 5-й рост.
           Шутки шутками, но пилотки реально напоминали подробное строение женского полового органа. Бред какой-то! Или форменная издевка от военного кутюрье.
Пилотки сразу же распластались вширь и комично повисли на ушах, ибо вся растительность на черепах новоявленных курсантов была безжалостно сбрита под ноль. Вот идиотизм! Что такое вши, чесотка, грибок, дизентерия, лишай, туберкулез и прочая дрянь, мы узнали и близко познакомились, исключительно в Красной армии. Кроме шуток.
Новенькие ремни из пока еще грубой кожи, затянутые по приказу отцов-командиров «до нельзя», жестоко впивались в похудевшие бока. А при малейшей попытке ослабить затяжку, массивная бляха со звездой больно била по мужскому достоинству. Грозя перевести курсанта в разряд эстрадных певцов с фальцетом, типа Володи Преснякова (отечественный вариант) и Демоса Руссоса (греческий вариант), а то и в самого великого оперного кастрата Фаринелли (мировая легенда).
          Строй курсантов-первокурсников, без преувеличения, походил на стадо военнопленных без знаков различий, военной выправки и с откровенно жалким видом.
Передвигались мы исключительно не в ногу. Позорно путая «лево» и «право», ломая строй при малейшей попытке начать движение или совершить какой-либо простенький маневр в виде элементарного поворота. Но сейчас речь идет о военной форме в целом, а именно, о таком ее замечательном шедевре –  шинели.

19. Ушитая шинель

           В связи с тем, что в строгом соответствии с годовым календарем наступила осень, всем курсантам первого курса обучения выдали новенькие шинели.
Шинель – всепогодная верхняя одежда из натуральной шерсти, архаизм военной моды и очень неудобный предмет. Складывалось впечатление, что шинель создавалась специально в одной единственной целью - исключить массовую сдачу военнослужащих в плен. Ибо поднять руки на уровень хотя бы головы, будучи одетым в шинель, не представляется возможным. Поэтому русский солдат – самый лучший солдат в мире и всегда воюет «до последнего».
Исчерпав все силы, средства и маломальские возможности оказывать сопротивление врагу, он просто не может поднять руки и показать неприятелю свою готовность вступить в переговоры для обсуждения достойных условий капитуляции. Не может и все тут, поэтому будем воевать дальше, до победного… Шутки – шутками, но действительно, руки в шинели не поднимаются.
Шинель оставляет двоякое впечатление. С одной стороны она имеет длинные полы из чистошерстяного сукна, которыми можно укрываться в непогоду. Но при этом продувается насквозь и совсем не защищает от зимнего ветра. Она намокает «на раз» и становится тяжелее свинца. Сохнет очень неохотно и теряет первоначальную форму. Имеет хлястик, который надо постоянно охранять и оборонять от многочисленных желающих его умыкнуть. Но это уже другая история.
           Если присел на корточки (не дай бог, в боевых условиях) – отдельная засада! Чтобы встать в полный рост, надо положить оружие на землю или повесить его на шею. А далее, словно средневековой даме на придворном балу, надо подтянуть полы шинели кверху, чтобы не наступить на них в самый ответственный момент и не зарыться носом в землю. Выбраться из окопа – тоже непростая задачка на ловкость и сообразительность. В этот момент боец абсолютно беззащитен, ибо его руки заняты не оружием, а длиннющими полами шинели.
          Вопросов нет, шинель хороша при езде на лошади, так как ниспадая по ее спине на круп, спасает потную кобылу от переохлаждения, воспаления легких и летального исхода. А самого кавалериста защищает от опасности примерзнуть задницей к седлу. Но извините, товарищи дорогие, лошадей в армии давно уже нет, а в авиации тем более. Особенно в реактивной! Почему же шинели остались?!
          Мудрые воины по секрету говорят, что старая гвардия в лице Буденного и иже с ним уважаемых кавалеристов-революционеров из Первой Конной армии не желает расставаться с былой молодостью. И всячески лоббирует продвижение в войска убогой формы одежды образца времен царя Гороха.
          Но тогда, следуя этой логике, давайте впадать в маразм не частично, а окончательно! Чего стоит списать танки и пушки и опять поставить под ружье грациозных кобыл и ретивых жеребцов.
          Долой тягачи! Запрягай залетную! Пусть лучше она атомный ракетоносец ТУ-160 на рулежку вытягивает. Хрен с ней, что не справится и копыта в разные стороны откинет. Зато старички порадуются. А еще шашки вострые надо всем военным раздать! И шпоры к ботинкам и сапогам присобачить. Красиво же?! Прям как раньше в Октябрьскую революцию! Ерунда, что с шашкой в кабине самолета не совсем удобно. А шпорами периодически за педали управления цепляешься. Это все мелочи, недостойные внимания. Не будем брать в расчет, что и могучая катапульта для спасения летчика из подбитого самолета, уже без ног его, родимого, из кабины выдернет. Зато традиции сохраняются. А это очень пользительно для воспитания молодого поколения на проверенном опыте Первой Бронекопытной Армии. Эх, лепота!
Мда, ничему не учатся, господа военноначальники. Забыли, как от отчаяния в 41-м бойцы с голой шашкой на броню немецких танков бросались. Все не хватает смелости отказаться от далеко не самого лучшего наследия. Посидеть в кресле кожаном в кабинете уютном с видом на Москву златоглавую, мозгами поскрипеть, да и рубануть любимой шашкой по столу, зеленым сукном обтянутому. И дать команду военному институту разработать новую форму, в которой хотя бы воевать нормально можно.
            Оглянулись бы на опыт наших ребят в Афгане, когда тяжеленные сапоги безжалостно выбрасывались. А парни в старых кедах и затертых кроссовках, которые уже стоптаны сверх меры, по горам лазили. Шинели только вместо одеяла использовались. По причине их полной непригодности к ведению боевых действий в современных условиях.
Но не так все просто. Склады военного имущества уже на сто лет вперед шинелями забиты. Прожорливой моли на радость.
          Так вот, получили мы новенькие шинельки, преимущественно 56-го размера, рост 6-й и тихо ужаснулись. Когда первый шок прошел, началась осторожная примерка этих попон лошадиных.
Погрузились ребята во все это великолепие… и потерялись в нем. Подумав немного, пришли к очевидному решению, что ежедневно носить обилие натурального сукна вообще не представляется возможным.
             Помощи от командования ждать не приходилось и надежды поменять на мало-мальски приемлемые размеры не было. Стало быть, надо срочно и самостоятельно постигать все премудрости шитья. Причем, вручную. И кстати, в свободное от службы время. Значит, ночью. В ущерб личному и не особо продолжительному отдыху.
Казарма спонтанно превратилась в мастерскую по перешиву шинелей. В плечах ушить шинель ни у кого не получилось. А вот распороть по швам от самого низа до подмышек и вырезать оттуда по внушительному куску войлока, которым потом натирали сапоги до блеска, это сделали без особых проблем.
          Так как опыта в кройке, мягко говоря, не было никакого, то и вырезанные клинья были у всех разные. В соответствии с личным чувством меры. У кого-то – побольше. У кого-то –  поменьше. Но в пределах разумного.
Однако не стоит забывать, что в 45 классном отделении был такой яркий индивидуум «от кутюр» как Витя Копыто.
          Витек не поскупился и резанул шинель очень радикально, «от души». Когда он, наконец, сшил все, что осталось воедино, то получилась достаточно оригинальная конструкция, напоминающая сильно зауженное женское вечернее платье с нереально широченными плечами.
           Как только Витя напялил сие творение на себя, то сразу выяснилось, что изысканно-гламурный фасон его шинели дает возможность перемещаться только при условии, что он будет ставить ноги словно топ-модель на подиуме. То есть одну перед другой крест накрест и никак иначе. Ибо безмерно зауженный подол шинели был чуть больше чем диаметр голенища сапога.
          Витя жеманно продефилировал по «взлетке» казармы, вульгарно виляя бердами и покачивая ягодицами, туго обтянутыми шинельным сукном. Чем вызвал бурю восторга и реплик среди курсантов роты, особенно у контингента «национальных кадров».
Настроение зрителей дефиле улучшилось прямо на глазах. Чего нельзя было сказать про Витю. Он понял, что совершил фатальную ошибку и резанул лишнего. Но распарывать заново шинель и все перешивать, вставляя клинья, ему очень не хотелось. Дабы вернуть возможность относительно нормального передвижения, Витя решил отрезать нижнюю часть шинели, тем самым увеличив свободное пространство для движения ног.
         Так как курсант Копыто сначала делал, а потом думал…или вообще не думал, то он взял ножницы и быстренько отхватил подол шинели. А раз он это сделал на глазок, то получилось, естественно, совсем неровно.
Витя опять напялил многострадальную шинель. Встал перед зеркалом, скорчил недовольную гримасу и снова взялся за ножницы.
         Отрезал. Надел. Посмотрел. Опять неровно. Снял. Снова отрезал…
Процесс продолжался долго. Длина шинели неуклонно сокращалась. Получавшиеся результаты Виктора  все равно не устраивали.
         Так как ножницы в казарме были одни на всю роту, вокруг Копыто скопилось большое число курсантов, занявших очередь на право воспользоваться ими. А Витя все кромсал и кромсал несчастную шинель. Наконец Лелик Пономарев не выдержал.
        –  Копыто! Чего ты шинкуешь шинель, как лапшу нарезаешь. Возьми кусочек мыла, проведи прямую линию и отрежь сколько надо. Утомил уже! Ты, что капусту солишь? Строгаешь и строгаешь!
           Витя посмотрел на Лелика, как глубоко верующий человек смотрит на великое божество, и побежал за мылом. В результате, где-то с третьего раза он наконец провел относительно ровную линию и отрезал последний кусок от нижнего края куцей шинели.
На выходе всех вышеперечисленных действий Витя получил нечто похожее на удлиненный и зауженный пиджак, у которого боковые внутренние карманы торчали ниже полы шинели на целый сантиметр. А сами полы шинели были выше уровня колен Виктора и напоминали миниюбку притом, что по Уставу длина шинели должна находиться в границах от 28 до 32 см  до уровня земли.
            При построении на ужин Копыто старательно прятался за спинами более высоких курсантов, стараясь не попасть на глаза командиру роты. Но не тут-то было.
Капитан Хорошевский зорким взглядом вычленил из толпы курсантов семенящие коленки бойца и выдернул Копыто из строя. То, что он увидел, привело офицера в ужас. Потом в ярость.
Что сказал, а точнее, проорал командир 4-й роты, я скромно опущу – из опасения, что повесть может попасть в руки несовершеннолетнего читателя. Но мы были в шоке, хотя удивить нас было достаточно трудно, поверьте. Так витиевато, красноречиво и смачно капитан Хорошевский еще не выражался.
           Ротный двумя сильными движениями распустил Виткину шинель по свежезашитым швам от подола до подмышек и приказал восстановить ее первоначально девственное состояние.
           Ссутулившийся и глубоко несчастный Витя сидел в бытовой комнате всю ночь, старательно вставляя ранее вырезанные клинья в распотрошенную шинель.
На утреннем подъеме, сверкая воспаленными глазами и устало свесив бессчетно раз уколотые иголкой руки, Копыто представил на всеобщий суд нечто кривобокое и косоперетянутое, абсолютно бесформенное, что совсем не годилось для повседневной носки.
Старшина роты Игорь Мерзлов, посмотрев на форменное безобразие, укоризненно покачал головой, для приличия еще немного пожурив неразумного Копыто, пожалел бестолкового курсанта. Покопавшись в бездонных запасниках ротной каптерки, старшина нашел относительно новую шинельку, оставшуюся от предыдущего выпуска. Счастью и благодарности Виктора не было предела.
        Уже во время службы, непосредственно на аэродроме, мы всегда носили комбинезоны и куртки:  удобную и практичную специальную одежду из другого времени, из другой эпохи, в которой было абсолютно комфортно, на зависть всем остальным родам войск, особенно –  сухопутным.

20. Неуловимый хлястик

           А дальше началось непонятное. Буквально, на второй день у нескольких ребят из нашей роты во время плановых занятий в главном учебном корпусе прямо из раздевалки пропали хлястики с шинелей. Кому они понадобились, непонятно?! Ведь у каждого курсанта на новеньких шинелях эта часть армейского туалета присутствовала изначально. Тем не менее, факт –  пропали.
         На следующий день бесследно исчезло еще пару хлястиков.
Это был толчок для начала необратимой цепной реакции, которая мгновенно приняла лавинообразный характер ...и понеслось, как будто прорвало плотину. Хлястики пропадали везде и повсеместно. В учебных корпусах и в расположении роты. В медсанчасти, в курсантской столовой и даже в городе на танцах... Испарялись везде и всюду, где возникала необходимость снять шинель и выпустить ее из вида хотя бы на мгновение.
            Самое смешное и обидное, что ничего не помогало. Никакие ухищрения не давали гарантированных результатов сохранности хлястика. Бывало, пришьешь хлястик к шинели суровыми нитками в три, а то и в четыре слоя, так его срежут вместе с пуговицами и с суровыми нитками. Закрутишь пуговицы, которые держать хлястик, авиационной контровочной проволокой диаметром 0,7 миллиметра, вырвут прямо с кусками войлока.
Зайдя в роту и бросив шинель на табуретку непосредственно у тумбочки дневального, чтобы молниеносно посетить туалет, оставались без хлястиков. Возвращаешься. Бежишь. Торопишься, на ходу застегивая ширинку… а хлястика на шинели уже нет. И не просто нет, а как будто и не бывало никогда.
        И что характерно, в целой роте из 144 курсантов нет ни одного свидетеля, кто бы видел, что к твоей шинельке хоть кто-нибудь не то что прикасался, а хотя бы приблизился! Фантастика! Мистика! Но факт оставался фактом.
Хлястики стали расходным материалом в прямом смысле этого слова. Вот тут то я и вспомнил дорогого зёму самыми добрыми словами. Ибо, когда я лишился «родного» хлястика, у меня оказалось в запасе еще два.
          В результате активной и плодотворной деятельности неизвестных злоумышленников половина 4-й роты напоминала «временно беременных». Лишенные хлястиков шинели смешно топорщились во все стороны. А курсанты, которые не смогли обеспечить сохранность остродефицитного предмета одежды, напоминали по объему небезызвестную куклу «баба на чайник».
           Чтобы спасти хлястик от запланированного похищения, а себя – от гарантированных насмешек окружающих, приходилось самому же снимать личный хлястик, оставляя шинель в раздевалке. Сам хлястик для сохранности клался под подушку или под матрас. Или же ночевал в полевой сумке, надетой на боковую спинку металлической кровати.
Однажды посреди зимней уральской ночи 4-ю роту поднял по «тревоге» командир батальона полковник Серов. Комбат решил бороться с поголовной пропажей хлястиков суровыми административными мерами. Было приказано построиться в центральном коридоре с шинелями в руках и повесить на них «заныканные по сусекам» хлястики.
Построились. Повесили. Полковник Серов обошел всех и скрупулезно проверил наличие хлястика на шинели у каждого курсанта. Все 144 хлястика были в наличии. Удовлетворенный комбат подал команду «Отбой» и отправился в следующую роту вверенного ему учебного батальона, наводить порядок с хлястиками там.
Команда «Отбой» всегда желанна для любого курсанта. Повторять ее два раза никогда не требовалось. Все быстренько рухнули в еще неостывшие койки досматривать прерванные сны.
Поспали. Досмотрели. Утром встали, *здец – десятка хлястиков как не бывало!
Хлястики стали навязчивой идеей всех и каждого. Их снимали с шинелей друг у друга и у соседей по батальону. Снимали со старых шинелей, найденных в ротной каптерке и оставшихся от предыдущего выпуска.
            Тем не менее хлястики все равно пропадали. Как будто они были живые и активно разбегались при малейшей попытке оставить их без присмотра.
Хлястики снимали во время увольнений в город в раздевалках многочисленных Домов культуры города, где проводились дискотеки для молодежи. С большим удовольствием снимались хлястики с шинелей курсантов ракетного училища и училища внутренних войск, которые базировались в нашем городе.
            Известен случай, когда три курсанты нашей альма-матер пришли на танцы в ДК им. Гагарина и обнаружили фракцию «стратегов» из ракетного училища, лихо отплясывающих на танцполе. Пользуясь подавляющим численным преимуществом, ракетчики с нескрываемой издевкой в голосе посоветовали «летунам» уносить ноги, пока целы и пролетать мимо дискотеки по траверсу «как фанера над Парижем», ибо все девушки уже заняты.
Курсанты ВВС всегда отличались умом и сообразительностью. Нарываться на конфликт при семикратном преимуществе «стратегов» было бессмысленно. Инстинкт самосохранения удержал наших «ястребов» от нестерпимого желания резко и доходчиво ответить на выпад ракетных острословов …или сразу ввязаться в законную драку.
          Вежливо и церемонно откланявшись, наши ребята перед отступлением на исходные позиции, заглянули в раздевалку Дома культуры. Где в отместку за необоснованную грубость ракетчиков, сняли все хлястики с их шинелей.
           Улов составил двадцать один хлястик, которые были незамедлительно розданы личному составу 4-й роты под одобрительное улюлюканье и обидные комментарии в адрес «соратников по оружию» из ракетного училища.
Нам живописно представлялись унылые физиономии «стратегов», когда закончив куражиться на дискотеке, они собрались возвращаться в ракетную бурсу.
Их мордуленции явно перекосило до полного неприличия, к бабке не ходи! Ничего, хамов надо учить. В следующий раз будут вежливей.
         При сдаче гарнизонного караула умудрялись снимать хлястики у вновь заступившего состава наряда, который уже впрягся в несение дежурства. Естественно, при условии, что нас меняли курсанты из ракетного или «помидорного» училища внутренних войск. За пределами альма-матер у своих пацанов снимать хлястики - грех.
При удачном раскладе из гарнизонного караула умудрялись привозить от двух до пяти хлястиков. Они мгновенно расходились по рукам страждущих ребят, профукавших (самый мягкий литературный вариант, поверьте на слово) родные хлястики.
Все шинели, доставшиеся по наследству от старших курсов обучения, были безжалостно распущены по швам на отдельные куски войлока. В училищном ателье нашили горы запасных хлястиков и распределили поровну по всем ротам 1-го курса. Или по-честному?! Не помню как именно распределили, но хватило всем и не по одному.
           В итоге у каждого курсанта-первокурсника в полевой сумке лежало по два-три запасных хлястика. Четвертый хлястик висел на шинельке, пришитый намертво …и все равно хлястики продолжали пропадать с безысходной периодичностью. Просто фантастика! Удивительное явление, лежащее за пределами разумного объяснения.
          А вот солдатские хлястики в эпоху тотального дефицита нас не интересовали по-определению. Сукно солдатских шинелей радикально отличается по цвету от курсантских. Поэтому солдаты Красной армии могли спать спокойно. Они в сферу повышенного интереса охотников за шинельными хлястиками для курсантских шинелей не входили ни при каком раскладе. Согласитесь, что носить рыжеватый хлястик на темно-серой шинели  –  моветон.
Офицерские хлястики так же не трогали ни при каких обстоятельствах – иерархию и единоначалие в Советской армии никто не отменял.
Самое смешное, что как только на левом плече курсантской шинели, прямо под шевроном появились две курсовки , хлястики перестали пропадать. Причем совсем, абсолютно!
Интерес к ним самопроизвольно сошел «на нет». Хлястики оставались мирно висеть на законных местах, независимо от длительности нахождения шинели вне зоны пристального внимания хозяина.
         Хм, стало как-то неинтересно учиться. Приходишь в раздевалку после очередного занятия. Сердце трепетно колотится в азартном сомнении. Сняли хлястик или все же не сняли? Нет, не сняли. И уже не снимут. Второй курс, однако. А это уже каста «неприкасаемых», не хухры-мухры. Куда деваться?! А жаль, было так весело.
Лишь однажды у киевлянина Лелика Пономарева, когда он учился уже на третьем курсе, кто-то из «минусов» по личной дурости или, потеряв остатки инстинкта самосохранения, попытался снять хлястик.
           Неизвестный потенциальный самоубийца уже отстегнул одну пуговицу, удерживающую хлястик. В предчувствии долгожданного момента обладания дефицитным предметом армейского одеяния, злоумышленник бросил мельтешаще-вороватый взгляд на левый рукав шинели Лелика… и, увидев «батарею» из трех курсовок, был неприятно удивлен. Он явно оцепенел от ужаса. Испытал слабость в коленках. Руки бессильно повисли вдоль тушки. Потеряв остаток самообладания, неустановленный «минус» панически бежал с места незавершенного преступления.
Будем надеяться что, не замочив галифе. Ибо в нашем военном училище ребята, переступив порог третьего курса обучения, ребята переходили в разряд «полубогов» …или что-то в этом роде.
         Что ни говори, а в альма-матер уважение к старшим всегда оставалось неотъемлемой частью воспитания и передавалось из поколения в поколение. Передавалось абсолютно ненавязчиво, без каких-либо карательных или унизительных воздействий со стороны старшекурсников. Просто так было заложено в самих взаимоотношениях между ребятами.
          Старший – значит мудрый. Он видел больше тебя. Прошел дальше тебя. Умеет и знает то, до чего ты пока еще не добрался, в силу своей молодости и неопытности. И уже только этот факт заслуживает искреннего уважения со стороны младшего поколения. Так было, так есть и так должно быть. И к пресловутой «дедовщине» это не имеет никако отношения, поверьте на слово.
          Итак, эпидемия пропажи хлястиков с момента нашего перехода на второй курс неожиданно закончилась. Закончилась мгновенно, одним днем. Как будто кто-то невидимый нажал на секретную кнопку. Раз …и все завершилось.
Зато новый, только набранный первый курс ходил как стадо «поголовно беременных кошелок» в необъятно просторных одеяниях бесформенных шинелей.
И уже мы, повинуясь установившейся традиции, передавали по наследству неопытным и откровенно паникующим «зёмам» из рук в руки по два-три остродефицитных хлястика для их шинелей.

21. Комсомольский вожак

       В бесконечной круговерти учебы, хозяйственных работ, гарнизонной и караульной службы, искусственно созданных проблем, тягот и лишений, где все изначально находятся в равных условиях, всегда выделялась одна разновидность курсантов, которых никто особо не любил и, мягко говоря, не уважал. Их брезгливо сторонились, презирали и холодно ненавидели. Это были комсомольские вожаки.
Данную публику отбирали еще в школах. Присматривались к ним. Задушевно беседовали. Что-то обещали. Прикармливали. Поддерживали. Выделяли достойных и самых надежных. Рекомендовали.
        Этих показательно фанатичных приспособленцев и публичных горлодеров заботливо проводили сквозь все препоны, препятствия и подводные камни вступительных экзаменов. Обеспечивали им успешное прохождение медицинской комиссии независимо от состояния их тщедушной тушки и убогой психики (комсомольский вожак нашей роты регулярно разговаривал во сне и частенько бродил по ночам - лунатик, кроме шуток). 
Как правило «избранные» и «перспективные» кандидаты в политработнички уже на абитуре, не скрывая своего привилегированного положения, с апломбом в голосе авторитетно заявляли.
–  Уже все решено. Да-да.
На первых же выборах в секретари комсомольской организации роты, командование и политотдел училища настоятельно рекомендовали свежеподстриженной и пока еще разобщенной массе курсантов-новобранцев единодушно проголосовать именно за него – единственно достойного и уже архиопытного комсомольского вожака… вождя с впечатляюще солидным и непрерывным стажем руководящей работы, начиная еще с ясельной группы детского сада. Во как!
По-большому счету, среди нас не было наивных мальчиков. И мы, действительно, единогласно голосовали за нужного командованию, комсомольского вождя. Ибо занять пост и руководящее кресло – это одно. А реально иметь влияние и авторитет у людей – это совсем другое. Человеческое уважение зарабатывается медленно. Каждый день, каждый час, по крохам и по крупицам. И отнюдь не пламенными и дежурными речами с трибуны по директивам и постановлениям коммунистической партии.
За всю историю обучения в военном училище ни разу не помню, чтобы комсомольский вожак по фамилии Конфоркин хотя бы раз принял активное или посильное участие в «половой жизни». При первых признаках начала уборки в роте, этот авангард комсомола быстренько собирался и скоропостижно уходил на супер-пупер-гипер-мега-архи-важное внеочередное заседание совета комсомола батальона. Где собирались такие же тунеядцы комсомольского разлива для неотложного решения накопившихся задач.
Чего они там решали, нам не ведомо. Наверное, что-то очень секретное и не иначе, как на государственном уровне. Но появлялось это «чудо прогрессивного человечества» исключительно во время окончания уборки и ни секундой раньше. Мог нарисоваться позже - во время построения роты на ужин, на обед, в кино, в увольнение и т.д.
Его нежным ручкам с розовыми пальчиками, которые не держали ничего тяжелее фломастера, карандаша и шариковой ручки, гармонично подошел бы маникюр с неброским лаком.
Если недовольный офицер не принимал чистоту пола в спальном помещении, и нам следовало продолжить уборку до «победного конца», заседание совета комсомольской ячейки батальона непостижимым образом  затягивалось точно на такое же время и продолжалось вплоть до отбоя на сон.
Странно, но взаимосвязь между этими событиями была незыблемая. Такое впечатление, что комсомольская разведка работала образцово, оберегая передовой отряд и резерв партии от грязной работы и любого проявления физического труда.
Белая кость, голубая кровь! Таких беречь надо. Понятно, газеты читаем. Особенно решения всяких Пленумов и последних по счету Съездов, чай, не дураки. Осознаем всю значимость момента. Не лаптем щи хлебаем. В стране курс на ускорение. Перестройка! Борьба с привилегиями и очковтирательством! Это вам не хухры-мухры. Понимать надо!
В списке увольняемых в город, первой всегда стояла фамилия Конфоркина. Опять же все ясно и предельно понятно – надо всегда, срочно и постоянно делиться передовым опытом комсомольской работы с представителями других комсомольских организаций или перенимать их прогрессивные методы работы с молодежью. Ура, товарищи!
На хозяйственные работы нашего мини-вождя так же старались не назначать по причине его перманентно-хронической занятости и патологической незаменимости. А то вдруг невзначай надорвется мешком картошки или захлебнется, пролив ведро с водой?!
– Кого отправить на уборку территории? Комфоркина ни в коем случае! Там снег! Иногда бывает дождь. А ветер?! Про ветер тоже забывать не следует. Вдруг простудится! Сами управитесь. Не сахарные, не растаете. Беречь надо Конфоркина. Он один такой на полторы сотни бездельников. Если заболеет?! Кто неорганизованное стадо потенциальных разгильдяев на трудовые подвиги поднимет? Кто за советскую власть личным примером и жарким словом агитировать станет, ась? То-то.
В караулы Конфоркина тоже особо не привлекали. Вечно занят на общественно-политической работе. Да и страшно такому «орлу» автомат в руки доверять. Мало ли?
За время учебы вожак Конфоркин на гарнизонном стрельбище ни разу не завалил ни одной мишени. Тайна полета пули после выстрела комсомольского вождя была гарантирована, а ее траектория непредсказуема. Автомат Калашникова в его нежных ручонках жил персональной жизнью, абсолютно независимо от воли и желаний хозяина.
Но если вдруг чудо все-таки случалось и комсомольского лидера 4-й роты определяли для идейного усиления личного состава караула, то сутки на пролет, высунув от усердия язык, флагман прогрессивной молодежи ваял «Боевой листок».
В этой бумажке он скрупулезно анализировал наши действия. Давал принципиальную оценку и указующие рекомендации по дальнейшему росту над собой каждому курсанту. Прорабатывал и песочил всех из состава караула. Пилил и резал. Беспощадно клеймил. Жег каленым железным словом комсомольского актива всех и каждого. Стругал и снимал стружку многократными слоями.
В перерывах между творчеством и ваянием «БЛ» Конфоркин мужественно таскал на спине топчан в комнате отдыха караула, занимая место сменившихся с поста бойцов. На законные требования караульных убрать свою комсомольско-активную задницу с топчана и освободить место отдыха для сменившихся часовых, Конфоркин страшно выпучивал глаза и, брызгая слюнкой, начинал эмоционально рассказывать о проделанной за сутки колоссальной работе. О ее важности и нужности для всего караула в частности, и о своей заслуженной потребности в длительном отдыхе в целом.
– Потому что, не щадил себя! Пахал в поте лица. Один! Сам! Без ан-сам-бля! Только цветных карандашей за текущие сутки целых семь штук облизать надо, понятно?! Чтобы «Боевой листок» красивым был, ярким. И в глаза бросался. Чтобы вместо туалетной бумаги «БЛ» был априори не пригоден к использованию. Чтобы мазался и пачкался. И чтобы по цвету обтирочной поверхности нерадивого курсанта можно было безошибочно выявить политически близорукого элемента …или даже идейного врага, который «БЛ» вероломно украл и вместо туалетной бумаги использовал. Во как! Даже сейчас несознательные индивидуумы – раздолбаи-курсанты так и вьются вокруг информационного стенда, чтобы безжалостно спустить в очко результаты его кропотливых трудов. Вдруг пропадет?! Тогда второй «Боевой листок» рисовать придется, а вождь уставший. Понимать надо всю сложность политического момента.
Когда наступал момент проведения очередного комсомольского собрания,  Конфоркин потуже затягивал поясок, взбираясь на трибунку. И кратенько – часика на три заводил песню о скорой победе коммунизма.
Войдя в раж и размахивая оттопыренным пальцем вместо указки, он напоминал всем о современной роли комсомола. И себя лично! Не забывая при этом вскрывать наши недостатки, явные и тщательно скрытые. Громогласно позорил двоечников и тунеядцев, бездельников и разгильдяев, недостойных носить погоны курсанта и комсомольский значок.
Его тоненькая гусиная шейка комично напрягалась. Комфоркин багровел от праведного гнева и резал правду матку про сексуально озабоченных самоходчиков и нарушителей воинской дисциплины. Про немощных слабаков, неспособных подтянуться на перекладине и пробежать марш-бросок, выполняя установленный норматив. Про злостных уклонистов от конспектирования многочисленных трудов основателей марксизма-ленинизма, полезных в повседневной жизни для более углубленного изучения.
Далее шел подробный список нарушителей воинской дисциплины – явных и тайных врагов советской власти, предателей и вредителей. И как правило, с подробным описанием состава и места совершенных преступлений. Маленький такой списочек - на 143 человек, не больше. При этом Конфоркин скромно умалчивал о личных достижениях в спорте и учебе.
Ради справедливости, хочется заметить, что сделать простейшее упражнение на брусьях или перекладине, включая элементарный вис, нашему вожаку, авангарду и рулевому, направляющей и руководящей силе, предназначенной сплачивать, объединять и мобилизовывать на ратные подвиги и трудовые свершения, никак не удавалось. Ай-яй-яй, какая досада!
При висе на перекладине тонкие пальчики Конфоркина мгновенно разжимались и он смачно падал на пол. Офицер, проводящий занятия по физ.подготовке, брезгливо отводил глаза и ставил в журнале напротив фамилии Конфоркина точку. Которая в последствии неким волшебным образом превращалась в «заслуженную» пятерку.
Экзамены комсомольский вожак Конфоркин сдавал тоже весьма оригинальным образом. «Авангард» заходил в аудиторию, громко представлялся, акцентируя внимание экзаменаторов на личном обремении в виде весомой комсомольской должности. Тянул билет. Брал листок и садился за последний стол. Не делая никаких подготовительных записей для ответа, Конфоркин тупо смотрел на входную дверь. Если его вызывали к ответу, то он просил еще пару минут для шлифовки последних штрихов к предстоящему выступлению.
Затем в аудитории обязательно появлялся какой-нибудь училищный офицер-политрабочий и подсаживался к экзаменатору. Далее начиналась процедура банальной торговли. По факту ее завершения подзывался Конфоркин, который начинал бордо нести всякую ахинею, не имеющую ничего общего с учебным материалом. Преподаватель обычно прерывал ответ активиста на полуслове и, оценка лидеру выставлялась, исходя из степени принципиальности экзаменатора.
Благодаря нашим дорогим и уважаемым преподавателям, несмотря на титанические усилия его покровителей из политотдела училища, Конфоркин не смог окончить альма-матер ни с красным дипломом, ни с занесением на доску почета. Честь и хвала принципиальным офицерам. Низкий поклон и большое человеческое спасибо.
Тем не менее, наш вождь числился отличником боевой и политической подготовки аки живая икона и наглядный пример для подражания. На  торжественных построениях и подведениях итогов вожака Конфоркина бесконечно выводили из строя и ставили нам,  неучам и бездельникам, в укор и в пример –  для всяческого подражания. 
Сам Конфоркин нисколько не стыдился своего участия в насквозь лживом фарсе. Похоже, что восемнадцатилетний мерзавец изначально потерял чувство совести, стыда и реальности.
Возможно, именно таких вождей,  беспринципных и лживых, способных на любой подлог и мерзость, подбирало наше политическое руководство. Лелеяло и холило. Тянуло за уши. Двигало, толкало и продвигало.
Однако реакция курсантов на происходящее представление была диаметрально противоположная. Сказать что мы недолюбливали это «чудо комсомольского движения», значит слукавить. Мы его холодно презирали. Общаться с ним было оскорбительно.
Конфоркину было, мягко говоря, нелегко. В результате своей хитрости и приспособленчеству, возведенному в культ, он остался один. Совсем один. Осознав это, он искал контакта и дружбы с ребятами, но получал в ответ равнодушие и брезгливое пренебрежение.
На очередном отчетно-перевыборном комсомольском собрании при настоятельно рекомендованном свыше выдвижении кандидатуры Конфоркина на следующий срок, все курсанты 4-й роты единогласно переизбирали этот кусок дерьма. Фактически только по одной причине – чтобы он заседал на бесконечном совете комсомольских секретарей батальона среди себе подобных говнюков и не портил нам настроение своим присутствием. Таким среди нас не место! Номенклатурный изгой.
Сразу заявляю, что комсорг взвода – курсант Серега Филин был замечательный и справедливый мужик, который всегда делил с нами в полном объеме все тяготы и лишения воинской службы. От работы не прятался. От проблем не увиливал. А так же принимал самое активное участие в небольших невинных шалостях и периодических безобразиях - от спонтанной пьянки в стенах родной казармы до массовой самовольной отлучки за пределы училища.
Остальные курсанты-комсорги в других взводах и классных отделениях 4-й роты и соседних братских рот, входящих в 1-й учебный батальон, тоже были нормальные ребята. Они с честью и достоинством несли общественную нагрузку по проведению формальных и бестолковых собраний в строгом соответствии с Планом работы комсомольской организации батальона, разработанного при непосредственном участии великого комсомольского вождя Конфоркина.
Забегая вперед, хотел бы заверить, что по факту выпуска из училища Конфоркин был с позором изгнан из рядов вчерашних курсантов, а ныне – молодых офицеров, весело и в теплой дружеской обстановке отмечавших присвоение первого воинского звания  –  лейтенант. Где? С кем? Как обмывал свои золотые погоны и первые звездочки «великий комсомольский вождь» Конфоркин, никого не волновало.
 Тем не менее, я и все мои сослуживцы испытываем глубокое чувство искреннего уважения к курсантам, занимавшим ответственные посты в руководстве первичными комсомольскими организациями – за их честность и принципиальность, надежность и справедливость, добросовестность, работоспособность, скромность и порядочность. А так же за сохраненное чувство собственного достоинства. Троекратное «Ура!» Вам, ребята!
А вот должности повыше в комсомолько-партийной иерархии занимали уже ребятки с гнильцой. Оно и понятно. Результат строгой селекции и искусственного отбора! Номенклатура! Элита! Генофонд!

22. Через тернии к звездам

Слаб человек! Слаб по сути и сущности своей. Слаб духом, корыстен в мыслях. Подвержен страстям всевозможным и периодическим всплескам неконтролируемых эмоций. А также падок на славу и популярность.
Чтобы имя его на слуху было. Да погромче. Да так, чтобы эхо потом еще долго перекликалось… Слаб на деньги, комфорт и прочие материальные ценности,  персональное благосостояние то есть.
О карьере своей, опять же, постоянно заботится. О продвижении по служебной лестнице беспокоится. Чтобы не кисла карьера. Не хирела. Не застаивалась, а головокружительно и стремительно набирала обороты. Виток за витком. Виток за витком! Быстрее и дальше. Выше и глубже! Виток за витком. Чтобы имя его регулярно было в самых престижных рейтингах, на самых заоблачных высотах и никак не ниже.
Постоянно терзается человек в смутных сомнениях и гложет себя. Поедом нещадно ест в бесконечном поиске всевозможных путей для достижения поставленных целей. Чтобы не упустить сопутствующую выгоду и занять достойное место в жизни. Утвердиться на устойчивых позициях. Желательно, на самой вершине иерархической лестницы. Поближе к солнцу и в непосредственной близости к кормушке. Или в самых ее ближайших окрестностях.
А достигнув ближайшей поставленной цели, получив какой-никакой запланированный результат и осуществив мечту заветную, прибыль полновесно-звенящую и загадочно-шуршащую, а также моральную… посчитав раз несколько, сразу же разочаровывается. И немедленно начинает ставить очередную недостижимую и более головокружительную задачу.
Сущность такая человеческая – искать постоянно чего-то, стремиться куда-то. Бесконечный бег по кругу. От рассвета и до заката. Без конца и края. Суета и метания. Сбавил темп  – выпал из обоймы. Остановился,  значит –  умер.
– А ну, пшёл на обочину жизни. Уступи лыжню следующему.
И никуда от этого не деться. Такова «се ля ва»! М-де…
Только вот личные цели и возможные пути реализации задуманного у каждого разные. Свои пути, опять же,  персональные направления, дорожки, тропинки, тропочки... Разные все и у всех.
У кого-то прямые и ровные, как проспекты многополосные. Дави тапочкой на «газ», быстрее ветра пролетишь.
У кого-то бульвары уютные, красивейшие. Езжай себе неспеша, все равно до финиша без проблем доедешь.
У кого-то улочки камнем мощеные – не движение, а пробуксовка постоянная. Не езда, а ерзанье. Того и гляди, в кювет вылетишь. Хорошо, если на буксир возьмут и сзади толкач упрется.
У кого-то размокший шлях – то яма, то канава. Ползи себе, родненький, докуда мощей и бензина хватит.
У кого-то, вообще – чистое поле! Куда идти? Куда податься? Свалишься в овраг, и вытащить некому.
А кто-то дальше обочины так и не двинется…
У всех дорожки разные, а до цели жизни, до пункта назначения всем добираться надо. Вот и пыхтят, тужатся люди. Скребут копытами, ручками загребают – передний мост подключают. Газики выпускают. Головушкой упираются. И двигаются вперед по жизни, кто как может и как получится…
Для достижения целей своих заветных кто-то, засучив рукава гораздо выше локтя и набрав полную грудь воздуха, ныряет в жизненные проблемы с головой. Самоотверженно пашет и днем и ночью, с личным временем не считаясь. Зачастую, махнув рукой на здоровье, заслуженный отдых, справедливое возмущение родных и близких, и личное материальное благосостояние в целом. Шаг за шагом, по мизерным крупицам зарабатывая авторитет, всеобщее уважение  как подчиненных, так и начальства. И получает признание незыблемости своих полновесных высказываний, брошенных даже вполголоса или мельком, медленно продвигается к намеченным вершинам. В качестве попутного груза, имея абсолютную непререкаемость житейской мудрости и профессионального опыта. И благоговейный шепоток в спину.
– Сам сказал! Глыба. Монстр. Серый кардинал! Мозг! Череп! Мастер!
А кто-то хочет все и сразу. Раз! …и направление в академию! Два! …и звание досрочно! Три! …должность запредельную на три ступени выше! Четыре! …орден за боевые заслуги! …но так, чтобы пороха не нюхать и от боевых действий подальше. А войнушку с Арнольдом Терминаторовичем Шварцен-ниггером можно и по телевизору посмотреть.
А вот служить верой и правдою, в монотонности будней завязнув по уши, ой, как не хочется. Долго это и муторно – изо дня в день на работу ходить. И на этой самой работе еще и работать, работать, работать… Тьфу, блин. Расстройство одно. И кто только эту самую работу придумал?! Садист какой-то, не иначе! Жди теперь, когда начальство, наконец, тебя заметит! Когда оно, начальство, в смысле, твой патриотичный порыв и фанатичный блеск в нетерпеливо бегающих глазенках разглядит! Когда оно твою личную преданность и готовность выполнить любой …да-да, абсолютно ЛЮБОЙ приказ, оценит! Годы пройдут …десятилетия… ужас какой!
А ведь ты такой неординарный! Такой талантливый!! Такой умный!!! Руку на сердце положа, ведь рядом поставить некого. Точно-точно, некого!
И такой несчастный. Несчастный, потому что непризнанный и недооцененный в своей ярко-индивидуальной и глубоко-завуалированной гениальности.
А для мгновенного достижения головокружительных далеко идущих планов и супер-мега-грандиозных целей надобно подвиг совершить какой-нибудь! Но, не такой как во время войны: с одной гранатой на четыре танка прыгать, нет! Конечно же, нет! Хлопотно это и опасно. Ну их, эти танки, гранаты и все такое… Рапорт в Афганистан тоже как-то писать не очень хотелось бы… Страшновато там как-то и неуютно… Душманы бородатые в халатах нестиранных и вонючих с кинжалами острыми. Да и жарковато – климат, честно говоря, не радует. И вообще… Это не наши методы. Слишком все просто и честно говоря, небезопасно все это…
А вот все-таки надо бы чего-нибудь этакое… чтобы «Ух!» Чтобы у всех сослуживцев челюсти в немом удивлении поотвисали. Да на асфальт! На асфальт с грохотом и со звоном… И прогреметь на все училище …или на весь округ! А лучше …еще и на все МО СССР! Масштабней надо брать. Грандиозней! Вот только тему надо выискать перспективную, чтобы зазвенело имя твое! Чтоб нарицательным стало… типа Ворошилов – «Ворошиловский стрелок», Стаханов -  «Стахановское движение» в крайнем случае… эх, красота!
Примерно такие мысли периодически терзали молодого и непомерно амбициозного свежеиспеченного лейтенанта Ивана Чубрей. Который, буквально, вчера получил офицерские погоны и, не пожелав расставаться с дорогим сердцу и таким привычно-родным училищем ВВС, отказался от распределения – ехать для дальнейшего продолжения службы «куда Родина пошлет» – незнамо куда, то есть! Да и на фиг, нужно. А максимально приложил усилия, чтобы остаться командиром 2-го взвода 4-й роты 1-го учебного батальона.
И так хотелось лейтенанту Чубрей карьеру резко двинуть, что потерял аппетит, покой и сон. Все думу думал, идею гениальную вынашивал. Чуть мозг не вскипятил и голову не сломал.
Для начала Иван Чубрей решил сделать вверенный ему взвод курсантов «отличным» по всем показателям боевой и политической подготовки! Благая цель, вопросов нет. Но какой ценой?
В результате, почти шесть месяцев методично «затраханный» несчастный 2-й взвод летал «подъем-отбой» до посинения и рвоты. При каждом удобном моменте и при наличии хотя бы пяти минут свободного личного времени, отведенного для отправления естественных надобностей, письмецо домой написать и прочее, подавалась откровенно осточертевшая курсантам команда: «Отбой». Разумеется со всеми вытекающими отсюда обязательными разборками кроватей, раздеванием, укладыванием в горизонталь «баиньки» и т.д. и т.п. Ну а потом, естественно, через пару секунд (не то, что уснуть не успеешь, даже нормально принять горизонталь не сможешь), следовала команда: «Подъем!» …по-бе-жа-ли сломя голову одеваться и строиться в коридоре на центральной «взлетке»…
И так столько раз подряд, сколько лейтенанту Чубрей будет угодно. А угодно было бесконечное число раз. Пока «свободное личное» время у личного состава не заканчивалось… так, и носились туда-сюда, туда-сюда…
Самое интересное, что определенный Уставом норматив в 45 секунд, 2-й взвод перекрывал легко и непринужденно. Но Ване Чубрей этого было мало. Задавшись одному ему известной целью, многократными повторениями образцово-показательно задрочив личный состав, лейтенант все же добился, что 2-й взвод выбегал на построение за 20 секунд. Иногда – за 15! Обалдеть! Какая радость! И что дальше?! А смысл? В книгу Гиннеса рекорды писать будем?
Добившись «грандиозного и головокружительного» успеха, спустя еще пару месяцев лейтенант наконец-то осознал, что за столь «эпохальный» подвиг звезду Героя Советского Союза ему все же не дадут. Хоть треснись головой об стену. Только зря личный состав 2-го взвода «манежил» без перерыва на выходные. Целых полгода впустую потерял. Эх! А время-то идет. А подвига все нет! Что делать? Чего придумать?
Надо что-то более фундаментальное кумекать, а то так и зачахнешь в безвестности. И молодой офицер усиленно скрипел мозгами, буквально кипя и фонтанируя потоками бестолковых предложений, показывал завидную плодовитость на дурные инициативы.
- А если затянуть поясные ремни потуже?! Насколько потуже? Да хоть по объему головы! Вид у курсанта с гламурно тонкой талией го-раз-до молодцеватей будет!
- Нет! Не годится. Несварение желудка и непроходимость кишечника образоваться может. Зачем личный состав убивать, негуманно это?!
- Да что Вы говорите? Не знал, не знал! А может, все же попробуем? Вдруг прокатит?! Красиво же! Вон какая талия у Софи Лорен там, у Бриджит Бардо! Ну, красиво же! Не дадут за это орден? Точно? Жаль! М-де!
Эврика! Вот еще идейка имеется. А если закрепленную территорию вылизывать по три раза в день с коротким перерывом на занятия, сон и принятие пищи. А по выходным дням вообще личный состав в увольнения не отпускать, в кино не водить, а чистить-чистить-чистить?! Сказано-сделано! 43-е и 44-е классные отделения фактически жили на территории, доводя ее до ослепительного сияния. Всем мартовским котам на зависть. Наконец Ваню заметили. И даже похвали. Ура! Не зря старался, значит.
Но у каждой медали, как известно две стороны, не так ли?! Пока замученные курсанты с остервенением мели асфальт, фанатично охотясь за каждой пылинкой, красили и перекрашивали бордюры, подстригали кустарники до состояния идеального куба, пололи травку, боролись с сорняками и трепетно ловили каждый листочек, опавший с ближайшего дерева, лишая его даже теоретической возможности опуститься на землю, катастрофически просела учеба.
А чего вы хотели? Учиться же некогда. Когда уроки делать и конспекты читать, если по три раза в день с метлой и граблями на бреющем полете по закрепленной территории носишься.
В результате, на 20-е число очередного календарного месяца, досконально и скрупулезно изучив оценочную ведомость 43-го и 44-го к/о, полковник Серов жестоко отчитал лейтенанта Ивана Чубрей перед строем 1-го батальона.
Молодому и рьяному офицеру было строго поставлено на вид, что надобно более грамотно руководить личным составом, с целью гармоничного совмещения учебного процесса и процедуры наведения идеального порядка на закрепленной территории. И не забывать, что основная задача курсанта училища ВВС – изучать устройство дорогостоящей авиационной техники и постигать всевозможные премудрости прочих дисциплин, не упуская объемное марксистко-ленинское наследие, подробное конспектирование которого никто не отменял. Училище ВВС выпускает высококвалифицированных специалистов для воздушного флота страны, а не профессиональных дворников для РЭО и ЖЭКов!
Получив болезненный щелчок по носу а, также попав в черный список офицеров, не способных разумно спланировать хозяйственные работы без ущерба учебному процессу, лейтенант Ваня крепко призадумался. Надо было срочно совершить какой-нибудь незабываемый подвиг, чтобы однозначно реабилитироваться в глазах желчного и злопамятного полковника Серова, попутно завоевав мировую популярность и вселенскую славу.
Но где? Где взять подходящие условия для осуществления задуманного? Территория училища ВВС хоть и была огромна, но все равно развернуться негде. Простора маловато для такой обширной души и личности, как у лейтенанта Вани Чубрей. Масштаб нужен! Требуется впечатляющий и грандиозный простор для трепетной и деятельной натуры, вынужденно и незаслуженно прозябающей в этой захолустной дыре. Временно прозябающего, а как же иначе?!
Даже наличие миллионного города с развитой инфраструктурой за периметром колючей проволоки, ограждающей военное училище, не радовало лейтенанта Чубрей. Молодой офицер, удрученный откровенными неудачами и полным отсутствием головокружительных перспектив в карьерном росте, начал подумывать о длительном запое.

23. Путевка в Чернобыль

И тут случился Чернобыль! Ба-бах! И в стране разом все переменилось. Причем абсолютно не в лучшую сторону. Затыкать кипящий ядерный котел, извергающий в атмосферу тонны смертельно опасных веществ, перепуганное «вусмерть» государство, не задумываясь, бросило немереные силы и колоссальные ресурсы. А куда деваться?! Ни для кого не будет секретом, что в то страшное время, руководство страны не считалось ни с материальными затратами, ни с человеческими жизнями.
И вот тут Ванечку вдруг осенило. Е*ать, колотить! Вот оно, счастье! Кому катастрофа, а кому реальная возможность для старта головокружительной карьеры.
Лейтенант Чубрей не спал несколько ночей. Все просчитывал вероятность возможного успеха. И ожидаемые потери, в случае чего... Вот как сделать так, чтобы заработать «заслуженную» славу и при этом не загнуться в долбанном Чернобыле? Ась? Добровольцем поехать? …или не поехать? А как же деньги, слава, почет? М-де… думай голова, думай!
Ваня умом особым не блистал, но и патологическим дураком тоже не был. Патологических дураков в училище ВВС не берут. Их на заумных тестах психофизической лаборатории выявляют и безжалостно отсекают. Жаль, что тестов на порядочность еще не разработали. Очень жаль.
Итак, самому страшновато в Чернобыль ехать. Грудью героической затыкать реактор, изрыгающий смертельное излучение. Это даже не обсуждается. А вот если…
Лейтенант Чубрей решил выступить весьма хитро и прозорливо. Для начала, вызвал на задушевный разговор секретаря комсомольской организации 4-й роты курсанта Конфоркина.
Известный «шланг» и по совместительству комсомольский вожак курсант Конфоркин, услышав про Чернобыль, мгновенно сбледнул с лица и попытался выброситься в окно. Его можно понять. Лучше многочисленные переломы конечностей и долгое лечение в окружном госпитале, чем медленная и мучительная смерть от последствий радиоактивного излучения. И вся эта «радость» в 17 лет. Обалдеть какие заманчивые перспективы?!
Конфоркин тоже умом особым не блистал, но инстинкт самосохранения был развит посильнее, чем у кого-либо из наивных и простодушных сверстников. Просто так секретарями комсомола роты не становятся. Там наивных дурачков нет, поверьте на слово. Циники, будь здоров. Пробу ставить негде.
Вероятно лейтенант Чубрей периодически зажимал Конфоркину рот потной ладонью, чтобы тот не визжал от панического страха и животного ужаса, услышав про возможную поездку в Чернобыль. Попутно молодой офицер излагал  гениальный план.
Заметно трясущийся от «самоотверженной готовности спасти отечество в минуту страшной опасности» комсорг Конфоркин после 2149-го повторения все же частично осознал «убийственную красоту и бронебойную перспективность» дерзновенного плана.
Немного поколебавшись, «авангард прогрессивной молодежи» все же счел возможным присоединиться к героической инициативе лейтенанта Чубрей. А как же?! Громкий резонанс и многообещающий фурор ожидается. Только успевай в лучах славы купаться! Но сначала надо немного поработать. Грамотно подготовить почву, взрыхлить умы курсантов, залить уши высокими словами... и обильно посеять нужное зерно...
В 4-й роте объявили экстренное комсомольское собрание. Разобрав табуреты, мы равнодушно расселись на «взлетке» – в центральном коридоре казармы и приготовились по-возможности немного вздремнуть, но не выгорело.
Конфоркин с мраморным лицом влез на огромную трибуну с портретом Ильича на фасаде, выполненным из разноцветных пластинок деревянного шпона. С надрывной патетикой в дрожащем голосе, повсеместно упирая на пример Павки Корчагина, вождь призвал всех и каждого поголовно (что характерно – в порядке  личной инициативы каждого), отказаться от первого летнего отпуска, чтобы поехать добровольцами-ликвидаторами в Чернобыль. Поехать спасать человечество в частности, и цивилизацию на планете Земля  в целом – *здец, приехали! Спать сразу расхотелось!!! Причем, всем, сразу и кардинально!
Первый летний отпуск?! Ухулел совсем, что ли? Головушкой ослаб, милый? Кто учился в военном училище, тот несомненно знает насколько долгожданный и безмерно желанный ПЕРВЫЙ ЛЕТНИЙ отпуск.
Чего скрывать, рисоваться и юлить! Каждый курсант фактически жил ожиданием момента, когда появится возможность оставить за спиной училище на целых ТРИДЦАТЬ СУТОК и поехать в родной город. Где, сглатывая неожиданно подступивший комок к горлу и скрывая непрошенную слезу, сможешь украдкой прикоснуться к шершавой стене родного дома, обнять родителей, прижаться щекой с огрубевшей от уральских ветров кожей к нежной щеке любимой девочки. И зарывшись носом в ее волосы, будешь жадно вдыхать знакомый и в тоже время уже давно забытый запах «маминых духов», украдкой слитых по капельке из дефицитного флакона.
А тут – добровольно «в отказ»? Да еще и в гребанный Чернобыль?! Туда, где взрослые мужики загибаются пачками. Пять баллов! Ага, сейчас! Совсем с умишком простился, что ли?
Рота взревела от негодования! Ребята повскакивали с табуреток и, не скрывая эмоций, засыпали комсомольского вождя соответствующими репликами.
– Ты что е*нулся, Конфоркин?
– У нас нет специальной подготовки и соответствующих средств защиты от радиации. Нам всего по 17-18 лет! Туда мужиков взрослых берут, у кого дети есть!
– По телику показывали, что военкоматы призывают «партизан» из запаса! Опять же, преимущественно из инженерных войск и хим.защиты!
– Если хочешь облучиться и стать импотентом в 17 лет – твоя проблема! Флаг тебе в руки и попутного ветра в спину!
– Да он уже импотент! И дебил в придачу. Ему терять нечего. Пошел на хуль со своим Чернобылем и с инициативой ублюдочной! Мы хотим полноценную семью создать и детей вырастить! Своих детей! Собственных…
– Пошел в ж*пу придурок! Сам и езжай! Штаны свинцовые не забудь. А в задницу дозиметр ДП-22 засунь! Только поглубже! Я к тебе потом на могилку приду, пару кочанов капусты на холмике посажу! Козлина!!!
– Надо ж такое придумать… А смысл? Какая от нас будет польза? Ну, загнемся там быстренько и зачем?
– Тебе надо?! Вот сам и езжай! Не фиг за других решать и агитировать! И не надо тут Корчагина вспоминать! Корчагин?! А я не хочу, чтобы моя жена по соседям бегала, мужской член искала.
И все в том же духе, не стесняясь в выражениях и не фильтруя лексикон.
Конфоркин обиженно и праведно дул щеки. Он возмущенно кричал с высокой трибуны, живописно жестикулируя и эмоционально брызгая слюной, обвиняя и клеймя позором всех и каждого.
– Трусы! Родина в опасности! Надо ее срочно спасать! Спасать человечество! Спасать мир! Спасать планету! Спасать саму жизнь на Земле! Предатели! Вы должны! Вы обязаны! Вы присягали… Вы… Вы… Вы…
Короче, драл горло, будь здоров. Но его выкрики утонули в ответных репликах.
– Не «вы» должны, а «мы»! И ты тоже в том числе! Ты тоже присягал! Вот за себя и отвечай, кретин! Решил рвануть на АЭС? Пиши рапорт и вперед! А за себя мы сами  решим и ответим…
– Провокатор хренов! Засунь язык в ж*пу и молчи в тряпочку! Не смеши народ, все равно не отправят! Слава Богу, законченных дураков среди командования нет, чтобы 17-летних детей в ад посылать…
– Не угадал Конфоркин! Курсантов не отпустят! Только законченным долбое*ом себя выставил…
Командир 4-й роты капитан Хорошевский стоял в полном ступоре и в глубокой задумчивости. Такого идиотизма от комсорга Конфоркина не ожидал даже он.
В результате все 143 человека из списочного состава роты (за исключение комсорга) дружно и единогласно послали Конфоркина в …Чернобыль! Но не все оказалось так просто.
Потерпев первую сокрушительную неудачу посеять зерно «инициативы снизу» через «комсомольского вожака» и услышав оглушительное мнение личного состава по вопросу эпохального подвига, лейтенант Чубрей закусил удила. И пошел на непопулярные, но проверенные временем  методы убеждения (читай –  принуждения).
Не имея официальной возможности влиять на всех курсантов 4-й роты, он начал методично «трахать мозги» своим подчиненным из 43-го и 44-го классных отделений, всячески принуждая написать рапорта о «добровольной» отправке в Чернобыль.
Узнав про это, капитан Хорошевский попытался по-тихому образумить зарвавшегося офицерика, который явно задержался в детстве и заигрался в «оловянных солдатиков» и потерял чувство меры. Но примерив ореол героя, лейтенант Чубрей пошел на открытый конфликт с командиром 4-й роты, демонстративно проигнорировав строгий запрет на авантюру с Чернобылем.
Стоит отдать должное, наш командир роты, защищая курсантов, орал в кабинете на Ваню Чубрей многоэтажным матом так смачно, что дневальный курсант на тумбочке (за 50 метров и через три толстенные стены), болезненно морщился от невыносимой громкости доходчиво-убедительных словооборотов, которые откровенно резали слух. Но бесполезно! Лейтенант Чубрей решил дойти до логического конца.
Ребята из 43 и 44 к/о сопротивлялись до последнего. Но регулярно и планомерно давя на психику, играя на личном честолюбии, а также повсеместно используя метод «коллективного» убеждения, Ваня Чубрей все же собрал с курсантов 2-го взвода рапорта о добровольном направлении в Чернобыль.
Собрал, но не со 100% личного состава. Оставался один «диссидент-оппозиционер» – сомневающийся и упирающийся курсант Симонов (ваш покорный слуга собственной персоной).
Имея смутное «удовольствие» начинать службу при первичном направлении мандатной комиссии в 44-е классное отделение, я написал рапорт о переводе в нормальное 45-е к/о. Под начало вполне вменяемого и абсолютно адекватного офицера – лейтенанта Зайчика. То есть подальше от постоянных опытов бесноватого Вани Чубрей на любимом личном составе. Не хотелось быть безголосым кроликом в руках эгоистичного самодура, поймите правильно.
Потрясывая моим рапортом о переводе в 45-е к/о и ехидно ухмыляясь, лейтенант Чубрей прилюдно обозвал меня презренным предателем и жалким трусом, всячески давя на юношеский максимализм и пытаясь публично взять «на слабо». Но тут осознал, что вверенный ему 2-й взвод теряет потенциального отличника. (учился я весьма прилично и тянул остальных ребят-сокурсников). Поэтому уже тет-а-тет с ласковой и подкупающей улыбочкой доверительно поведал по-секрету, естественно, все доскональные расчеты о том, что никого никуда не пошлют! Чубрей раскрыл саму основу «гениального плана»: шумно заявить о себе! Всколыхнуть общественность! Прогреметь на всю страну и …никуда не поехать!
Наш «искренний» душевный порыв и «добровольная» инициатива с поездкой в Чернобыль в качестве героев-ликвидаторов была полной профанацией и не более того. Пшик! Но, пшик с резонансом. Понимать надо…
– Симонов, перестань чудить, гоношиться и ерепениться. Возьми рапорт о переводе и засунь себе в задницу. Вас - школяров все равно никуда не пошлют! Молокососы нецелованные. Куда вас отправлять, сам посуди?! Правильно на собрании раскусили и затею расщелкали. Не ожидал, честно говоря. Не такие уж вы яйцеголовые, как кажетесь. Короче, забери рапорт о переводе. А лучше, садись и пиши рапорт на Чернобыль. Героем станешь! Точно говорю! Симонов, держись меня и все будет в лучшем виде…
После столь откровенных слов, шокирующих своей неприкрытой беспринципностью, я окончательно укрепился в мысли, что под командованием этого человека, служить не буду. Непорядочен!
Допустим даже, что я струсил! Чего греха таить! Не хотелось ехать в Чернобыль, хоть стреляйте. Да, страшно! Очень страшно в 17 лет здоровье на ядерный алтарь класть и жалким импотентом становиться! СТРАШНО и НЕСПРАВЕДЛИВО! Но, я нашел мужество открыто заявить о своем  страхе и откровенном сомнении в целесообразности посылки 17-летних в зону радиоактивного загрязнения и об отказе участвовать в подобном безумии.
Посудите сами, зачем рисковать парнями, которые еще жизнь не видели? Это же будущее поколение. Нельзя бездумно выбивать молодежь. Ведь семей новых не будет. Дети не родятся. Будущего не будет… И эту прописную истину понимало командование нашего военного училища. Но лейтенант Чубрей был иного мнения.
Дальше – больше, неугомонный «энтузиаст» Ваня Чубрей побежал с пачкой «добровольных» рапортов к комбату. Осознав услышанное, Серов пришел в искренний ужас, чего отродясь с полковником не случалось. И тоже попытался поговорить с лейтенантом по-доброму, мягко разубедив в целесообразности осуществления безумной авантюры. Не тут то было!
Не достучавшись ни до разума, ни до совести, ни до элементарного здравого смысла Вани Чубрея, комбат профессионально орал на лейтенанта отборным матом так, что в городе за периметром училища, случайные прохожие непроизвольно пригибали головы, испуганно переглядываяс, а пролетающие птицы обсерались прямо в воздухе. Бесполезно! Чубрей тупо уперся и стоял на своем.
Не получив у комбата поддержки и монаршего благословления на задуманное безумие, Ваня самостоятельно (грубо нарушив субординацию) вышел с «эпохальной» инициативой на командование училища ВВС.
Генерал, выслушав горячую тираду лейтенанта Чубрея, сразу же послал дурного офицера с его *зданутой инициативой на …мммммм… в ….Чернобыль. И строго-настрого запретил впредь беспокоить когда-либо по данному идиотскому вопросу. Пообещав отправить «умалишенного» лейтенанта на квалифицированное психиатрическое освидетельствование, генерал дал секретарю команду, чтобы тот запомнил бесноватого кретина в лицо и не пускал даже на порог кабинета.
Обиженный лейтенант Чубрей пошел искать защиту и понимание к замполиту училища полковнику Боргударову. Что он ему влил в уши?! Не знаю. Возможно, чистосердечно рассказал весь план со всеми подводными течениями, многоступенчатыми расчетами и головокружительными раскладами. Кто знает?! Все может быть. Но, Боргударов проникся и поддержал…
«Инициативу курсантов» отправили по «политическим» каналам через голову генерала на рассмотрение в округ.
А тем временем, над несчастным 2-взводом глумились все курсанты училища без исключения. Как только их не называли?! И парни были правы.
Ребята, «добровольно» написавшие рапорта под откровенным давлением «внешних обстоятельств», удрученно вздыхали. Ехать никто не хотел, а куда деваться?! Чубрей задрочит ведь. С живых не слезет, к бабке не ходи. От этого дурака никуда же не деться.
И парни тоже правы. В армии от дурного командира защиты, фактически, нет. Никакой! «Нравится,  не нравится, ложись моя красавица!» Такие дела.
Пока решался вопрос о переводе в 45-е к/о, лейтенант Чубрей продолжал «плотно работать» со мной. Кнутом и пряником. Лаской и уговорами.
Я остался единственным из 2 взвода, кто уперся и категорически отказался  писать «рапорт камикадзе».
– Нам 17 лет! Все! Вот мой главный аргумент! Какой, в ж*пу, Чернобыль?! Мне даже водку в магазине не продают. Не положено! Запрещено! Водку значит, не положено? А в Чернобыль – милости просим?! Ага! Сейчас!
На Ваню Чубрея тоже постоянно давили. Причем, все – и командир роты и комбат. Его жестоко драл генерал. Бесполезно! Ваня пошел буром и ва-банк.
Однажды 4 рота шла на завтрак. Нас остановил зам.генерала по политической части полковник Боргударов. Срываясь на эмоции, местами всхлипывая и промакивая испарину на лбу, политрабочий выдал зажигательную речь.
– Командование училища гордится вами! Ваша готовность защитить Родину и т.д. и т.п. минут на 30–40 и под финиш …командование округа, посоветовавшись с Москвой, приняло категорическое решение не отправлять вас в Чернобыль. Спасибо вам, сыны Отечества! Низкий поклон, мешок горячих поцелуев и все такое… Пришла специальная телеграмма за подписью САМого…
Пока замполит говорил, потрясая в воздухе телеграммой, словно дирижер палочкой, 2-й взвод стоял, не шелохнувшись. Ребята, затаив дыхание,  напоминали изваяния с мраморными лицами. Парни реально напряглись. В Чернобыль никому не хотелось.
Услышав «благую» весть, курсанты 43-го и 44-го к/о не сдержались и вырвался вздох облегчения в хоровом исполнении.
Во время «благодарственной» речи замполита, Ваня Чубрей стоял рядом с замполитом. На щеках лейтенанта играл безумно-азартный румянец, а губы кривила нервная улыбка.
Что было реально в той телеграмме? А кто его знает?! Курсанты очень надеялись, что там было предписание о сдаче лейтенанта Чубрей на принудительное психиатрическое лечение. Но, увы… Он так и остался командовать несчастным составом многострадального 2-го взвода 4-й роты.
Слава нашему генералу, комбату Серову, Володе Хорошевскому, лейтенанту Зайчику, меня вывели из подчинения бесноватого офицера и достаточно быстро перевели для дальнейшего обучения в 45 к/о. Где я благополучно и с массой различных приключений доучился до самого выпуска.
А звезда Вани Чубрей вскоре закатилась. Сначала он попытался открыто нахамить комбату. Но, как известно, хамить  командиру - занятие весьма бесперспективное и очень опасное. По итогам показательного выступления ретивый лейтенант получил несколько суток ареста на гарнизонной гауптвахте .
Наш генерал, откровенно уязвленный, что его мудрые и настойчивые «отеческие пожелания» и добрые убеждения нагло игнорируются молодым и ранним офицеришкой, который словно лягушонок, прыгает через голову высокого начальства, выдал ненавязчивое указание.
– Этого мудковатого долбо*ба с вирусом нездоровой инициативы в академию никогда не пускать! «Взводный Ванька» – его предельный потолок. Дальше не двигать. На вышестоящие должности не предлагать! Пожалейте курсантов в конце концов. Сослать бы его куда? Так не возьмет никто.
Низкий поклон Вам, товарищ генерал!
А мораль сей истории такова, что нельзя быть хитрож*пым и совершать громогласные подвиги за чужой счет. Хочешь послужить Родине? Вопросов нет. Пиши рапорт за себя лично и вперед! Хоть в Чернобыль! Хоть в Афганистан! Хоть к черту в зубы! Но просчитывать многоходовую комбинацию, четко осознавая, что ни один нормальный командир не подставит 17-летних пацанов под несомненный риск загубить не только здоровье, но и саму жизнь – подло. Нельзя идти по головам, по костям и по трупам
Таких офицеров надо останавливать! И останавливать жестко и однозначно! И держать подальше от людей! А лучше, вообще избавляться как от профнепригодных. Не место им в армии...

24. Пиночет

У командира 1-го учебного батальона было вполне стандартное для армейской среды прозвище. Мы называли его скромно и со вкусом. С сыновним почтением и с благоговейным придыханием. С нежностью и вожделением. С сарказмом и трепетом. Но без изысков –  Пиночет.
Это сейчас в средствах массовой информации с поразительной настойчивостью появляются репортажи о том, что Пиночет - душка, милашка и образцовый человек, с нежной и ранимой психикой. Заботливый дедушка и идеальный семьянин. Любитель всевозможной флоры и фауны, погрязший в благотворительности и милосердии.
При нем Чили уверенно вошла в десятку самых динамично развивающихся стран, где экономика государства и благосостояние простых чилийцев бурно развивалось и пухло, как на дрожжах. И те многочисленные и регулярные демонстрации с портретами Пиночета, которыми потрясали эмоциональные жители латиноамериканской страны – ни что иное, как знак искреннего уважения и огромного почтения к замечательному генералу-путчисту. Который достоин незамедлительного выдвижения, на безальтернативной основе естественно, к награждению Нобелевской премией мира за спасение Чили и ее многострадального населения от социалистического хаоса и коммунистического кошмара. 
Но в середине 80-х годов прошлого века комментарии СМИ к тем же демонстрациям «благодарных чилийцев» с огромными портретами Пиночета были абсолютно иные. Суровые  дикторы советского телевидения гневно обличали ненасытного кровавого мясника, погубившего массу невинных граждан, включая законного президента Чили - Сальваторе Альенде, и гноившего в тайных казематах  замечательного марксиста-ленинца Луиса Корвалана.
Пиночетом пугали маленьких детей. Его имя стало нарицательным. Портрет холеного генерала с тоненькими усиками и проницательным взглядом висел в каждой ленинской комнате как образец коварства и враждебности. Как лик абсолютного зла и звериной жестокости. Как образ вопиющей несправедливости и беспощадного врага-супостата. Как образец гонителя прогрессивного человечества. Как палача и…
Можно сказать, Пиночет – собирательный образ наиболее вероятного противника. Врага всего социалистическо-коммунистического общества в целом, и каждого строителя светлого будущего в частности. Этакая модель империалистического мерзавца. И местами, не побоюсь этого слова –  подонка.
 Именно по причине поразительного внешнего сходства, а так же из-за некоторых качеств характера нашего полковника Серова, не мудрствуя лукаво, в курсантской среде моментально «окрестили» Пиночетом.
 Надо отдать должное, комбат был незаурядной личностью. Каждого из почти тысячи курсантов вверенного ему личного состава, он знал не только в лицо и со спины, но и по имени-отчеству. Знал день рождения, откуда родом, состав семьи, черты характера, способности и слабые стороны. Помнил спортивные достижения, проступки, оценки на экзаменах… и еще много чего.
Это была ходячая электронно-вычислительная машина, которая мгновенно вытаскивала из мозговых ячеек памяти личное дело курсанта. Быстро анализировала его. Мгновенно находила самое слабое место. И, в случае чего, наказание было изощренным, ибо Пиночет всегда бил ниже пояса.
Женатым курсантам отменялись увольнения в город. Молодых родителей лишал возможности увидеться с детьми (даже на КПП). Не отпускал на телефонные переговоры по срочным телеграммам «Молния». И прочее-прочее- прочее.
Городских ребят отправлял на хозяйственные работы именно на свинарник, по горло в навоз. Сельских ребят, которые молились на свинок и поросят, даже здесь лишал возможности вздохнуть родного деревенского воздуха и почувствовать себя дома. Они направлялись исключительно на работы, требовавшие моментальной сообразительности и городской наглости.
Уроженцев северных районов по выпуску из училища Пиночет распределял в Туркестан и на Кавказ. Детей калмыцких степей – в тайгу, прибалтов – на Дальний Восток. Таджика Мишку, который даже при +5 по Цельсию уже синел, словно баклажан и клацал зубами азбуку Морзе – за Полярный круг.
В действиях Пиночета прослеживалась некая изощренная патологическая жестокость. Однако свои действия комбат пояснял возвышенными словами о нашей же личной пользе. И заканчивал пламенную речь всепоглощающей заботой о безопасности нашей великой Родины. Не подкопаешься. Безопасность Родины  –  это святое!
Один факт из биографии Пиночета многое объясняет. Полковник Серов не был с начала службы представителем ВВС. Ранее он служил в Воздушно-десантных войсках и при неудачном приземлении с парашютом имел неосторожность расколоть «своей ЭВМ» - то есть головой естественно, добротный дубовый пень. Медики из госпиталя признали Серова негодным для прохождения дальнейшей службы в строевых частях, а вот в военное училище – да на ура. Легко! Глумиться над молодежью, ломать их об колено и калечить судьбы, вытирать ноги об их души – это пожалуйста! Пиночет закатал рукава на волосатых ручищах и ни в чем себе не отказывал. Какой с контуженного спрос?! Да никакой. Чего взять с убогого?! У него и справка есть.
Не было в истории батальона ни одного случая, чтобы двое ребят, которые хотели поменяться друг с другом распределениями (каждый был бы счастлив и доволен судьбой) добились своего. Никогда!
Пиночета проклял его закадычный друг, такой же полковник, они дружили семьями более 20 лет. Его дочь (в смысле, дочь друга Пиночета) вышла замуж за курсанта из нашей роты Вальку Сперанского. Вышла по большой и красивой любви, за развитием которой благоговейно наблюдало курсантское братство.
Добрые и нежные стихи. Свидания украдкой. Трогательные слезы. Все очень искренне и красиво! Но молодая красавица-жена поехала с мужем не в Минск, откуда парень был родом, и где его ждала трехкомнатная квартира, а в Мары-2. В пустыню на границе с Афганистаном, в семиметровую комнату полуразрушенного общежития... К скорпионам и фалангам размером с пачку сигарет. К змеям и варанам. К ветрам-суховеям и постоянной жажде…
Свое «гениальное» решение Пиночет объяснил тем, что Валентин когда-то очень давно –  еще на первом курсе, стоя на тумбочке дневального, слишком вяло вскинул руку в воинском приветствии. И промямлил доклад достаточно сухо, без должного энтузиазма и служебного рвения, дежурными фразами. Этого было достаточно, чтобы Сперанский навсегда занял место в безразмерном «черном списке» Пиночета, выйти из которого не было никаких шансов. А исключений из правил комбат не делал никому. Даже закадычным друзьям. Слезы и мольбы лучшей подруги жены Пиночета -  тещи Валентина, так же остались без внимания.
–  Мары-2. Все, вопрос закрыт. Вперед!
Складывалось впечатление, что Пиночет никогда не был курсантом. Раз – и сразу родился полковником. Мама вместо добрых сказок на ночь читала ему статьи из Общевоинских Уставов. Вместо детского питания и материнского молока Пиночет вскармливался сухим пайком со складов НЗ. Вместо детских игрушек - гранаты и штык-нож. А в дворовой песочнице он лепил куличики в формочке из армейской каски, профессионально орудуя малой саперной лопаткой. В качестве сменной обуви Пиночет носил в школу брезентовый мешочек цвета хаки на резинке от трусов, в котором лежали начищенные до блеска яловые сапоги с металлическими подковками. А вместо костюмчика Зайчика или Белочки на школьный новогодний утренник, юный Пиночет приходил в бронежилете и камуфляже, туго перетянутый портупеей.
В курсантских умах витало стойкое убеждение, что пользоваться обычными  носками Пиночет просто не умеет, ибо кроме портянок ничего не признает. Даже вместо столовых салфеток после еды он вытирается теми же легендарными портянками. Причем, ношеными длительное время. Так же складывалось впечатление, что о существовании одеколона, туалетной воды и дезодоранта полковник Серов просто не догадывался. Не проинформировали его своевременно о существовании одеколона и туалетной воды – и все тут.
Были люди, которые утверждали, что за порогом в квартире Пиночета стоит стандартная тумбочка дневального. И по прибытии в дом главы семейства, жена или дети (кто сегодня определен по графику дежурства) внятно и четко докладают папаше обо всех происшествиях, случившихся в его отсутствии. Не берусь судить за достоверность всего вышеперечисленного, но думаю, что истина где-то рядом.
Домой Пиночет никогда не спешил. В 6.00. утра он был уже на подъеме личного состава. Сквозь зубы, брезгливо и желчно раздавал указания ротным офицерам: куда и сколько направить, а лучше – «послать» курсантов для наведения порядка на закрепленной территории. В 22.00. после отбоя на сон личного состава комбат еще долго шарахался по ротам вверенного ему батальона с фонариком наперевес, дотошно пересчитывая спящий личный состав. Регулярно доводя бесконечными придирками и многочисленными замечаниями дежурного офицера до истерики, а дневальных курсантов – до внеочередных нарядов или до ареста на гауптвахту.
Но самое любимое занятие Пиночета, его хобби, так сказать, была охота на «самоходчиков». Пиночет обожал темной ночью прямо с забора лично снять «самоходчика» и привести его в подразделение. Разбудить личный состав и построив роту, пару часиков качественно прокомпостировать всем мозги, изобличая злостного нарушителя воинской дисциплины с подробнейшим описанием всех прелестей флоры и фауны в месте его дальнейшей службы. И напоследок, «за соучастие» арестовать еще и весь суточный наряд роты.
Эффектным завершением полуночной экзекуции было торжественное внесение в «черный список» фамилий проштрафившихся. Чтобы знали и помнили, что в этой жизни уже ничего хорошего их больше не ожидает. И до остальных «потенциальных мерзавцев» очередь внесения в незабвенный и бесконечный «черный список» дойдет скоро. Очень скоро! Все под колпаком! Все под тотальным контролем! Ждите и трепещите! Идеальных и добросовестных нет. Есть замаскировавшиеся, невыявленные, неразоблаченные и затаившиеся. Во как!
Вот такой «душка и милашка» был наш отец-командир Пиночет.
А чтобы поток самоходчиков никогда не иссякал, комбат искусственно создавал условия для поддержания их популяции в пределах необходимого для успешной реализации ночной охоты. То есть время от времени за какую-нибудь фигню полковник Серов закрывал увольнения в город всему батальону на календарный месяц – стандартная дозировка.
– Это для начала. А там посмотрим на ваше поведение. Всегда можно и продлить. По мере надобности. Но исключительно в воспитательных целях. И только для укрепления воинской дисциплины.

25. Подмоченная репутация

Душная летняя ночь. Окна в казармах открыты настежь в призрачной надежде на слабый ветерок или робкий сквознячок. Все спят. Накопившиеся за учебный день усталость и хроническое недосыпание, помноженные на молодость, обеспечивали мгновенный и глубокий сон при одном виде родной кровати.
Одеяла и простыни скомканы в ногах – всем жарко. Но объятья Морфея нежны и желанны. Это даже не сон, скорее всего,  глубокий обморок. Хоть из пушки стреляй, хоть водой поливай –  бесполезно. Рота спит.
Полусонный, изнывающий от духоты наряд натирает полы, плавящейся от жары мастикой. Вонь редкостная, аж глаза слезятся! Но выбора нет, ибо процедура предусмотрена Уставом. А Устав в армии  священен и обсуждению не подлежит.
Уже три недели как рота без увольнений  –  воля великого и ужасного Пиночета.
Но в России были, есть и всегда будут безбашенные вольнодумцы, которые, несмотря ни на что, идут против системы - в самоволке болтался Витя Копыто. Монотонным нытьем он достал дежурного по роте и почти спровоцировал сержанта до неуставных отношений: перспектива двинуть чем-нибудь тяжелым по физиономии Копыто, как никогда, была близка к осуществлению. Сержант Мальцев скрипнул зубами, сжал ладонь в крепкий кулак и… сдержался. Но поставил категорическое условие.
– Попадешься, скажешь, что в окно вылез! Наряд тебя не видел и вообще  – ни в курсах! Когда же ты импотентом станешь? А, Витя?! Козел-производитель хренов!
Счастливый Копыто согласился на все условия. Побрился. Умылся. Почистил зубы. Щедро облился флаконом «Шипра» и растворился в ночной темноте.
В эту ночь Пиночет, аки неугомонный и зловещий граф Дракула, вышел на охоту за очередной неискушенной душой нетерпеливого курсанта. По его подсчетам, три недели – достаточный срок, чтобы нашлось юное и невоздержанное в половых желаниях существо, готовое ради вкушения «запретного плода», рискнуть текущим настоящим и грядущим будущим. А уж он тут как тут. Охотничий инстинкт и предчувствие успеха неудержимо влекли полковника Серова в ночь.
Пиночет занял удобную позицию за углом казармы, стоящей вдоль внешнего забора училища и ограждающего наш островок благочестивости и показной пристойности от «вакханалии разврата, пьянства и распутства», с виду милого и уютного городка.
Кто бы из крепко спящих курсантов оценил трогательную заботу отца-командира о наших моральных устоях?! Эх, неблагодарные бездари!
Пиночет напрягся. В свете яркой и полной луны на бетонный забор взгромоздилось тело и замерло, отбрасывая тень, смутно похожую на курсанта Копыто. Полковник решил, что опытный самоходчик что-то почувствовал и не торопится перемахнуть через забор, дабы оказаться на казенной земле. Комбат принял мудрое решение не рисковать результатом охоты. И плотно прижимаясь спиной к побеленной стене казармы, отодвинулся от угла здания. Полковник занял выжидательную позицию как раз напротив раскрытого окна.
На кромке забора висел ослабший Витя Копыто. Он никогда не отличался ни силой, ни выносливостью. И такое упражнение как полоса препятствий всегда вызывало панический ужас. Чего греха таить, любое физическое упражнение и спортинвентарь вызывали у Копыто панику.
То, что Пиночет принял за звериное чутье махрового самоходчика, замершего на заборе в предчувствии страшного и непоправимого изменения в его бестолковой судьбе, оказалось банальным упадком сил у полуночного ловеласа после бурной ночи многоразовой любви.
 Витя на 50% костлявого тела почти перевалил через кромку забора, болтаясь, как сосиска. Он балансировал из последних сил, пытаясь перевести дух, лихорадочно восстанавливая прерывистое дыхание. Его ноги по инерции слабо елозили по внешней стороне бетонного забора, пытаясь придать победный импульс немощной тушке. Курсант Копыто даже и не догадывался, что за углом родной казармы его ждет суровая судьба в лице изнемогающего от нетерпения и охотничьего азарта Пиночета. Но Бог  Витю любил!
Пока он переводил дух и набирался сил для финишного рывка, Пиночет, затаив дыхание, рисовал в уме картину праведных и жестоких истязаний самоходчика в частности, и всего суточного наряда «преступной роты» в целом. За компанию комбат планировал подтянуть и знатно отодрать дежурного офицера- растяпу, прозевавшего факт вопиющего нарушения воинской дисциплины. В воспаленном мозгу ночного охотника вырисовывалась многообещающая сцена группового порева с волнующими извращениями.
Неожиданно на горизонте замаячил третий «участник» мизансцены. Дневальный по роте Андрей Яровой тщетно пытался смениться на «тумбочке» для похода в туалет по малой нужде. Звать ребят, натирающих полы в центральном коридоре, он не стал. И это правильно! Зачем отрывать людей от работы. Дневальный принял командирское решение кратковременно оставить пост но, не выпуская его из поля зрения.
Яровой расстегнул галифе. Передвинул висящий на ремне штык-нож с живота за спину. Встал на широкий подоконник (казарму строили пленные немцы, подоконники были шириной почти целый метр) и произнес в темноту уральской ночи сакраментальную фразу:
  – Лучше нет красоты, чем пос*ать с высоты!
На пороге звездного неба дневальный излил содержимое организма прямо на голову затаившегося под окном Пиночета.
Полковник Серов вздрогнул. На него обильным потоком лился «незапланированный метеосводкой дождь». Инстинктивно втянув голову в плечи, комбат злобно прошипел:
– Ну что за хрень! В гидрометеоцентре работают коновалы и сказочники. Все время врут! Обещали «ясно»! Знал бы про дождь, плащ-накидку взял.
Пиночет задрал голову и то, что он увидел, его несказанно озадачило. В недрах «идеальной бесстрастной ЭВМ» проскочила искра нестыковки. Пиночет увидел над головой идеально звездное небо.
– Хм?! Если я вижу небо и звезды, значит туч и облаков нет! А если нет облаков и туч, значит, не может быть и дождя!
Логика комбата была, как всегда, на высоте. Пиночет вытер капли, стекающие по лицу. Поднес влажные пальцы к носу и понюхал. Не буду на 100% утверждать но, зная его дотошность, смею предположить, что полковник попробовал жидкость на вкус.
Пораженный результатами орального экспресс-анализа, Серов резко отодвинулся от стены,  развернулся лицом к окну и поднял голову. Его взгляд, сияющий адским огнем, встретился с глазами курсанта Ярового.
Дневальный с блаженной улыбкой облегчившегося человека стоял в проеме окна на втором этаже. Он самозабвенно вытряхивал последние капельки, перед тем как зачехлить в галифе главную конечность мужского организма. И в этот сладостный момент лицо дневального обожгли два лазерных луча из глаз взбешенного Пиночета.
Вся недолгая и бестолковая жизнь короткометражным фильмом пронеслась перед глазами несчастного Андрея Ярового. Особенно яркой была именно та ее часть, которой уже не суждено будет сбыться. Никогда! Ибо заполучить столь могущественного и злопамятного врага, как Пиночет,  дорогого стоит.
Загипнотизированный всепрожигающим взглядом Пиночета, курсант Яровой так и замер на подоконнике, не «зачехлив галифе». Прямо, как кролик перед голодным удавом в ожидании гастрономической участи. 
Первой реакцией Пиночета было страстное желание ворваться в казарму и образцово-показательно «изна*ловать» особь осмелившуюся, пусть даже нечаянно, нас*ать на полковничью голову.
Комбат сделал шаг и потянул руку к входной двери. Но «персональная мозговая ЭВМ» максимально быстро смоделировала гипотетическую ситуацию: 4 рота, изначально скованная воинской дисциплиной, будет кататься в истеричном припадке неудержимого хохота. Сержанты с курсантами станут хаотично биться головами об идеально отполированный пол и безутешно рыдать до икоты и кишечных колик, узнав истинную причину происходящей экзекуции.
Руководить этим быдлом он, конечно же, сможет. Закусит удила и только держись! Пороть и драть! Драть и пороть! Нет проблем. Чередуй для разнообразия два давно проверенных способа воспитания! Методичным и скрупулезным, ежедневным и планомерным компостированием мозгов жестоко пресекай все наглые улыбочки и смеху*чички… Но все же репутация будет безнадежно подмочена. Независимо от затраченных усилий, позорная информация уже утром  – на завтраке в курсантской столовой облетит многкратно училище и обрастет такими пикантными подробностями, что хоть стреляйся. Даже поголовный выпуск всех до единого свидетелей его позора из училища, положения в целом не спасет. Будет новый набор. Придут очередные желторотые засранцы. И уже они будут передавать из уст в уста легенду про «обоссанного комбата». А это недопустимо! Ох! А сколько явных ухмылок и скрытых насмешек следует ожидать от коллег, сослуживцев-офицеров, недругов, завистников и злопыхателей?! Да и сам генерал не упустит возможности знатно позубоскалить на щекотливую тему. Катастрофа! Конец карьере! Хоть переводись отсюда. Или нет?! Радикально  –  в отставку! На пенсию! …бесполезно! Такое не забывается. В городке из квартиры не выйдешь. Соседи узнают, тогда только держись! Ну, влетел! …в глушь, на дачу…
Полковник вернулся на место и, задрав голову, посмотрел в открытое окно. Дневальный Яровой так и стоял в открытом проеме, находясь в полном ступоре.
Придав врожденному командно-строевому голосу максимальное количество нежных ноток и ласкового тембра, Пиночет шепотом позвал.
– Курсант Яровой.
Медленно приходя в сознание, дневальный ответил чисто на автопилоте.
– Я.
Полковник Серов медленно поднес указательный палец к губам, призывая к тотальному молчанию о данном происшествии. Яровой энергично закивал головой в знак согласия. Комбат многообещающе улыбнулся и сделал резкое движение открытой ладонью поперек горла, показывая неизбежные перспективы нескромности на язык для фигуранта их тайного договора. Андрей интенсивно замотал головой в знак отрицания.
Пиночет кивнул головой. И молча, неслышно, почти на цыпочках двинулся домой. А курсант Яровой так и продолжил стоять на подоконнике, глядя в след удаляющемуся комбату. Не веря глазам и пытаясь осознать происходящее, дневальный медленно приходил в себя, очень надеясь, что это - кошмарный сон. Сейчас он услышит команду старшины: «Рота, подъем!», раскроет глаза и проснется…
В это время, тяжело дыша и громко сопя, из-за угла казармы выполз изможденный Витя Копыто. Увидев спину удаляющегося комбата, самоходчик получил нежданный прилив энергии и пулей влетел в расположение роты. Первый, кого он увидел, был Андрей Яровой, стоящий на подоконнике в проеме раскрытого настежь окна с уже посиневшим мужским достоинством, крепко зажатым в руках.
– Андрюха, меня не спалили?
– Нет.
– Пиночет заходил?
– Нет.
– Дежурный по училищу расход сверял?
– Нет.
Успокоенный, Витя прыгнул в койку и мгновенно захрапел. До утреннего подъема оставалось около 4-х часов. Забивать голову мыслями и задавать лишние вопросы Витя не имел привычки. Его сознание отключилось в момент прикосновения белобрысой головы к подушке. Копыто погрузился в нирвану. Во сне Витя сладко улыбался, самовольная отлучка прошла насыщенно. Он был счастлив, жизнь удалась.
Яровой слез с подоконника и наконец разжал онемевшие от перенапряжения руки. С трудом застегнув ширинку, снял пилотку и вытер ей  вспотевший лоб.
Глядя на проходящего мимо сонного курсанта Симонова, бредущего на автопилоте в ближайший туалет, Андрей тихо произнес.
– Слышь, Санька?! А Бог то нашего дурачка Витю любит. Точно, любит, причем, сильно.
Автоматически продолжая движение по зову природы, я утвердительно промычал.
– Угу, регулярно. Факт.
– Сань, а вместе с этим кретином сегодня ночью и меня Бог полюбил. Правду говорю. Ты не поверишь. Дай слово, что никому...

26. Бигус

Вы когда-нибудь ели бигус? Вы не ели бигус?! Вы, наверное, даже и не знаете, что такое бигус?!
Кто не вкушал это «чудо кулинарного искусства», приготовленное «искусными руками» военных поваров, тот, однозначно, очень много потерял. Ради этого деликатеса стоило поступить в военное училище. Потому что прикоснуться к фантастическому продукту мне довелось лишь в этом месте. Больше нигде и никогда я не пробовал ничего подобного, даже отдаленно напоминающего по вкусу и запаху это легендарное блюдо.
Бигус в исполнении военных поваров краснознаменного и орденоносного училища ВВС – это протухшая и многократно прокисшая квашеная капуста с добавлением таких ингредиентов как морковь, картошка, репчатый лук и много еще чего. 
Квашеную капусту в нашем училище обычно засаливали осенью. Причем в неимоверных количествах –  десятки тонн.
Основная версия данного действа: для обеспечения курсантов всю долгую уральскую зиму витаминами, в виде капустного рагу и остальных блюд, в которых присутствует квашеная капуста - борщ, щи, солянка, мясное рагу и прочее.
А так как заготовка и засолка идет без малейшего соблюдения какого-либо рецепта или технологии, то капуста сразу же становится несъедобной, мгновенно прокисает и протухает.
Возможно я ошибаюсь и с рецептом дело обстояло как раз наоборот. Наверное, все же был некий суперсекретный рецепт, который мгновенно переводил исключительно качественную и аппетитную белокочанную капусту в абсолютно несъедобную мерзкослизкую субстанцию однородной консистенции, практически непригодную для еды. Да еще и с феноменально отвратительным запахом.
Вкус этой дряни тоже не менее поразительный. Сравнить его невозможно ни с чем. Если только с боевыми отравляющими веществами типа «зарин», «зоман», «фосген» и V-газы, применение которых категорически запрещено многочисленными международными конвенциями.
Складируется бигус в огромных хранилищах, в глубоких бетонных ваннах по 3 метра глубиной. Сверху накрывается несколькими слоями пластиковой пленки, которая частично сдерживает распространение обалденно «привлекательного» запаха. Гуманизм превыше всего!
По мере необходимости, капуста извлекается из хранилища и доставляется в столовую. Процедура извлечения квашеной капусты заслуживает отдельного описания.
Сначала дежурный по столовой прапорщик долго и нудно ищет добровольцев из числа суточного наряда, назначенного для производства хозяйственных работ. Но тщетно.
Клинических дураков и явных олигофренов в военное училище, как правило, не принимают. Их скрупулезно отсеивают в приемной комиссии при прохождении психофизической лаборатории, где законченные кретины и беспросветные дебилы выявляются на проверочных тестах и безжалостно отсортировываются. 
Не найдя оных, дежурный прапорщик назначает «добровольцев» волевым решением. Дезертиров и уклонистов расстреливают! (шутка, в военном училище нет дезертиров по-определению, здесь все по своей воле или воле строгих родителей).
Курсанты, оставшиеся в числе невыбранных, с откровенной жалостью и сочувствием смотрят вслед уходящим товарищам.
Затем из числа назначенных «добровольцев» выбираются два «камикадзе». Им доверяется самая главная и ответственная часть операции - спуститься в зловещие недра хранилища, где стоя по колено в зловонной жиже, совковыми лопатами нагрести данное кушанье в огромные металлические баки, безобразно изъеденные капустной кислотой.
Остальные невольники-добровольцы должны вытащить огромные баки на веревках наверх и волоком дотащить в варочный цех.
«Камикадзе» надевали противогазы и обязательно обвязывались веревкой, чтобы, в случае чего, ребята сверху могли их срочно эвакуировать из хранилища с квашенной капустой и провести реанимационные мероприятия.
Поверх сапог «камикадзе» натягивали чулки от ОЗК. Раньше пытались лазить в хранилище бигуса в обычных кожаных сапогах, но за неделю купания в капусте яловые сапоги растворялись, чуть ли не до гвоздей и подковок! Чулки от ОЗК в данном случае  –  правильное решение.
Со стороны, операция по извлечению квашеной капусты из бетонного хранилища напоминала работу ликвидаторов на Чернобыльской АЭС. Очень похоже! Риск, безусловно, разный, но внешне все процедуры поразительно идентичны.
После посещения хранилища квашеной капусты ХБ  форму желательно сразу выбросить без малейшей надежды на дальнейшее использование. Одежда пропитывалась капустной кислотой на молекулярном уровне. Даже после многократной и безжалостной стирки с применением мыльного раствора и сапожных щеток, с последующим продолжительным выветриванием на колючей проволоке ближайшего забора, эта ХБшка все равно источала кислодурманящий аромат. Который, как правило, приводил к приступам неудержимой рвоты и обильному слезо- и соплетечению.
В варочном цеху столовой капусту закладывали в котлы, смешивая с нормальными, изначально съедобными продуктами в различных комбинациях и пропорциях, в результате делая конечные блюда непригодными для питания.
Весь длительный период уральской зимы (а зимушка-зима на Урале нередко бывает по девять месяцев в году, а лето – лишь плавный переход с весны на осень), в училище отмечалось маниакальное присутствие в рационе курсантов стандартных блюд с изобилием бигуса.
Меню типа:
на первое  капуста с водой,
на второе  капуста без воды,
на третье  вода без капусты  –
 
неизменное по содержанию, висело в курсантской столовой каждую зиму. Причем, каждый божий день.
Бигус,  бесспорно отрава, мама не горюй. Без риска для жизни есть его нельзя. Язва желудка – это минимум, что можно получить от длительной капустной диеты. В доказательство моих слов рекомендую посмотреть медицинские книжки всех выпускников любого из военных училищ – 100% гастрит желудка forever!
В процессе приготовления блюд из бигуса в столовой стояла сногсшибательная вонь. Под воздействием высокой температуры в огромных котлах, вареная капуста начинала источать синильную кислоту, что многократно усиливало раздражающее воздействие на органы обоняния.
Среди ребят ходила грустная шутка, что бигус – это изуверское химическое оружие, замаскированное под обычную пищу. Чтобы оно - БОВ  в смысле, не попало под массовое разоружение по какой-нибудь мирной гуманной конвенции.
Бачки и кастрюли с блюдами из бигуса медленно, но реально растворялись. Металл беспомощно коррозировал и бесславно капитулировал, сдавая монолитные позиции до сквозных отверстий. Кислота, содержащаяся в квашеной капусте, не щадила даже эмалированную посуду. Эмаль позорно темнела и отслаивалась, открывая новые пути для всепожирающей кислоты.
Так как оцинкованные желудки имели далеко не все курсанты, то бесконечно длинную зиму всевозможная гадость с содержанием бигуса оставалась на столах абсолютно нетронутой. Блюда с квашеной капустой безжалостно вываливались в мусор на свалку, где суровой морозной зимой склизкая масса замерзала.
Даже неприхотливые военные свиньи, «проходившие службу» на училищном свинарнике, отказывались подходить к лоханкам, если туда заливали объедки, содержащие бигус.
 С отступлением морозов и началом первых потеплений, рыжее квашеное месиво оттаивало и начинало вонять с новой силой. Запах был такой, что не только со свалки, но и со всей территории альма-матер скоропостижно бежали крысы. Стаи облезлых серых грызунов ломились напропалую, брезгливо уклоняясь от мест, где возлежали горы квашеной капусты.
Вечно голодные и всеядные вороны, пролетающие над училищной свалкой, теряли сознание прямо в воздухе и падали на землю уже бездыханными тушками. Под действием солнечных лучей бигус продолжал разлагаться и источать все более жуткие ароматы.
Запах гниющего бигуса сводил с ума жителей близлежащих районов города. В радиусе нескольких километров вокруг училища воняло тухлой и многократно перебродившей капустой.
Ласковой и солнечной весной несчастные горожане вместо того, чтобы открывать настежь окна в квартирах и ловить первые робкие солнечные лучи,  жадно вдыхая нежные пьянящие запахи ранних цветов, отчаянно законопачивали малейшие щели гораздо качественней и тщательней, чем в самые трескучие морозы. Но это помогало слабо. Фактически, вообще не помогало. Даже полная герметизация квартиры не гарантировала, что амбре тухлой капусты не просочится сквозь стекла и толстые стены домов, чтобы поселиться здесь навсегда, однозначно посрамив всевозможные освежители воздуха. Воняло все! Складывалось впечатление, что капустой воняет сам воздух!
В ответах искушенным и строгим преподавателям на практических занятиях по тактике и стратегии, курсанты предлагали в качестве секретного оружия использовать незабвенный бигус. Например: взять и распылить над Западной Европой дисперсную смесь из борща на основе любимой капустки и все! Этого вполне будет достаточно. НАТО *здец! Причем тотальный. Полная потеря боеспособности живой силы. И поголовная массовая капитуляция, включая мирных жителей.
А если снарядить боеголовки стратегических ракет контейнером с концентрированной квашеной капустой, то и всемерно обнаглевшей Америке настанет гарантированный хрендец!
Но есть опасение, что ракетка может не долететь. Пока то, да се, кислота из боеголовки вытечет и корпус ракеты разъест. Тогда развалится родимая прямо на старте. В этом случае и нам всем на Родине незабвенного бигуса тоже мало не покажется. Однако!
Были среди курсантов безбашенные вояки и одуревшие садисты – этакие перспективные политики-шантажисты, предлагавшие вообще весь мир на колени поставить. И все лишь одной угрозой экологической катастрофы планетарного масштаба.
Их план был прост, дешев и ужасен одновременно. «Беспринципные негодяи» предлагали вывалить все запасы нашего бигуса в мировой океан.
По их незатейливым предположениям, в морях и океанах не только все подводные лодки и авианосцы вероятных врагов-супостатов мгновенно проржавеют и перетонут, но и вся живность, включая огромных китов и микроскопических креветок начнет в панике выбрасываться на берег, спасаясь от капустной кислоты или тупо подохнет в «капустном рассоле» в страшных мучениях. Мир окажется на краю голодной смерти из-за массовой гибели всех возобновляемых морских ресурсов. А это согласитесь, беспроигрышный козырь на любых переговорах с любым противником. Шантажировать можно любую страну мира. Да что там?! Все ООН можно «с руки кормить».
Правда, осуществлять изуверский план никто особо не стремился по причине глобального масштаба непредсказуемых бедствий необратимого характера.
Но согласитесь, предложение о массированном использовании бигуса вгеополитическом масштабе просто чудовищное, антигуманное и античеловечное. А значит на 100% обеспечит контроль мира даже без начала активных военных действий! Одной угрозы тотального применения бигуса будет уже достаточно, чтобы поставить весь капиталистический мир на колени. Вот. Ну как, страшно?!
Преподаватели с кафедры тактики грустно улыбались и осаживали зарвавшихся ястребов, напоминая о терпимости и гуманизме, о добром отношении к окружающему миру и к природе. Отнимать надежду на будущее у всего человечества  –  это перебор! В моду входила толерантность.
Тем временем наступала настоящая весна. Изобилие капусты в хранилищах и на свалке начинало активно бродить и многократно перебраживать. Невыносимые запахи действовали угнетающе, постоянно изматывали психику. Все ребята становились раздраженными и нервными. Воняло все вокруг и каждый в отдельности. Одеколон, вылитый на гимнастерку, был не в силах перебить окружающее зловоние.
С ростом среднесуточной температуры воздуха, со стороны гражданского населения города росло число жалоб на участившиеся обмороки среди желающих выйти на балкон, чтобы развесить постиранное бельишко или покурить на «свежем воздухе».
В конце концов, утомленный начальник училища вызывал в кабинет заместителя по тылу  полковника Волченко и давал жесткое приказание.
– Немедленно уничтожить оставшиеся запасы проклятого бигуса.
Как хороший хозяин, зампотыл пытался всячески оттянуть момент безалаберного и расточительного использования дефицитных продуктов питания. В результате бигус готовился в радикально увеличенных объемах. Порции капусты в курсантском рационе катастрофически увеличивались. Исполнительные повара пихали протухшую капусту лошадиными дозами во все продукты. Во что только можно и во что нельзя.
Но все равно, бигус никто ни ел, и легендарная свалка росла вширь и ввысь. Фактически, капуста просто меняла место дислокации. Из хранилища, пройдя длинный путь через столовую, она переселялась на свалку, где получала новые благоприятные климатические условия для дальнейшего разложения. Дождь, солнце и ветер делали свое дело.
Одно радует – в училище совсем не было мух и тараканов. Эти «ребята» совместно с крысами и воронами объявили бойкот всем блюдам из квашеной капусты.
Вскоре наступало время, когда генерал окончательно свирепел и приходил в бешенство от неисполнительности бережливого тыловика. Старик безжалостно драл хозяйственного заместителя по тылу, который, обливаясь горючими слезами, давал запоздалую команду.
– Выкопать огромную яму для захоронения остатков квашеной капусты.
Яма копалась быстро, так как все курсанты стремились избавиться от «такого счастья» как бигус самым скорейшим образом.
Тем не менее, несмотря на всеобщую заинтересованность, хранилища опустошались далеко не один день  –  запасы капусты были неимоверные. В результате ударного труда бигус закапывался глубоко под землю. Бетонные хранилища тщательно вымывались. Училищная свалка идеально вычищалась.
На месте массового захоронения бигуса, искренне страдающий и украдкой плачущий по бездарно утраченным продуктам питания, полковник Волченко давал команду.
- Немедля разбить красивый сад или цветочные клумбы!
Но отравленная капустной кислотой, уральская земля не хотела поддерживать хрупкую жизнь высаженных деревьев и растений. Участки земли с проплешинами, напоминающими пустынный лунный пейзаж, четко указывали места захоронения «замечательного продукта. На территории новоявленных палисадников, сквозь толщу земли, улавливался кислодурманящий запах квашеной капусты.
Могу поспорить, что и сейчас, по истечении тридцати лет после описываемых событий, на этой земле мало что растет.

27. Пиночет, бигус и телевизор

Как отмечалось ранее, культурная программа в училище была безнадежно скудна. Кроме информационной программы «Время» и убогого «Прожектора перестройки» по телевизору смотреть ничего не дозволялось.
Однако время шло, мы взрослели. Не спали на лекциях и хорошо учились. Полученные знания, законспектированные в тетрадях и тщательно проработанные на самостоятельной подготовке, просились найти достойного применения в повседневной жизни. Пытливый ум курсантов постоянно искал область реализации теории в практике. Иначе эти знания так бы и остались бесполезным балластом.
После курса лекций по электротехнике в казарме 4-й роты появилась очень полезная рационализаторская доработка: от телевизора, болтающегося  на массивной платформе с цепями под потолком спального помещения до тумбочки дневального на входе в казарму, был протянут потайной провод.
Секретный провод шел под плинтусом и оканчивался микровыключателем –  «микриком», расположенным на торцевой стороне тумбочки дневального, невидимой для входящего в казарму человека. Зато дневальный курсант, вздергивая правую руку в молодцеватом воинском приветствии и монотонно бубня «молитву» - доклад об отсутствии происшествий, левой рукой мог незаметно обесточить телевизор.
Пока забредший на огонек офицер слушал стандартный доклад, инерционный экран допотопного лампового телевизора медленно  сворачивал изображение. Огромные лампы, находящиеся в чреве гробоподобного «достижения научно-технической мысли», лениво гасли и кинескоп погружался во тьму. Курсанты, участвовавшие в несанкционированном просмотре телепередач, успевали раствориться в темноте спального помещения и принять «горизонталь» в родных кроватях, талантливо изображая беспробудно крепкий и здоровый сон.
Незатейливая система дистанционного управления работала исправно и добротно, сбоев не давала. Доклад дневальных стал размеренным и напевным, длительность его заметно увеличилась. Проверяющим офицерам приходилось минут по пять, а то и более, стоять на пороге роты, выслушивая неторопливый и обстоятельно-подробный рапорт.
 Зато после ухода дежурных офицеров нашей роты, мы получили возможность приобщится к прекрасному, просматривая по ночам различные кинофильмы и новомодные музыкальные телепередачи.
Но как показывает жизненный опыт - никогда не стоит расслабляться или считать себя умнее других. Враг тоже умен и коварен! И уберечься от его происков можно лишь постоянно эволюционируя, то есть, набираясь опыта и подстраиваясь под постоянно изменяющиеся обстоятельства. А если проще и доходчивей - надо быть всегда начеку.
А мы как-то расслабились. Успокоились. И почивали в объятьях эйфории, абсолютно забыв, что Пиночет не дает себе ни сна, ни продыху, ни днем, ни ночью. Хотя, что с контуженного возьмешь?! Дурная голова ногам покоя не дает!
Батальон уже около месяца «плотно висел» в училище, лишенный всех видов увольнений в город. Влекомый охотничьим инстинктом, неугомонный и кровожадный Пиночет вышел на традиционную ночную охоту.
Скажем честно, ночка у него не задалась. Облазив густые заросли крапивы, заботливо рассаженные вдоль бесконечного периметра ограждения территории училища и тщательно культивируемые комендантом подполковником Голдуровым (таким же законченным извращенцем, как и его лучший друг Пиночет), наш комбат, к своему стыду, никого не поймал. Не было ни одного самоходчика и все тут! Хоть вешайся от отчаяния или стреляйся.
Полковник Серов скрупулезно облазил все тайные курсантские тропы. Дотошно проинспектировал все дыры в колючей проволоке. Ничего! Ни одной поклевки!
Дело принимало неожиданный оборот, и Пиночет пошел на принцип. Переборов брезгливость по отношению к вечно чавкающим и жующим свиньям, он инкогнито посетил свинарник, надеясь застать какого-нибудь хитромудрого курсанта, тайно зарывающего в навоз пару бутылочек «беленькой». Про запас, до лучших времен. В долговременное хранение. Но опять ничего! Облом!
 Жизнь полковника явно теряла всякий смысл. Пиночет начал проявлять отчаянное беспокойство. В его голове не укладывалось, что бессонная ночь может пройти впустую, без улова. Не может такого быть! Просто не бывает такого по-определению и все тут!
Комбат решил поступиться своим профессионализмом охотника и заглянуть на заповедную территорию, где обычно никогда не охотился. Он решил обследовать самый короткий путь к ближайшему студенческому общежитию, так называемую «дорогу жизни».
Про «дорогу жизни» знали все офицеры училища. Но устраивать засады на ней считалось признаком дурного тона, недостойным искушенных ловцов нарушителей воинской дисциплины и распорядка дня. Позволить себе задержать самоходчика на «дороге жизни» могли лишь желторотые лейтенантики. И то лишь – в самом начале своей карьеры азартных следопытов. Настоящие мастера охоты на курсантов, искушенные корифеи слежки за самоходчиками  выискивали более интересные варианты для самоутверждения.
«Дорога жизни»»! Эта легендарная тропа была прямолинейна, как линия, соединяющая две точки по кратчайшему расстоянию. Земля на ней была утоптана до состояния «идеального асфальта». Ни чахлой травинки, ни захудалого цветочка не успевало вырасти на пути стада курсантов, регулярно шарахающегося по данной тропинке. Движение на ней было интенсивным и нагруженным. Оно частенько напоминало дорожку муравьев, передающих невидимую эстафетную палочку.
Незабвенная дорожка начиналась прямо от запасного выхода курсантской столовой. Пролегала между двумя хранилищами бигуса. И терялась в кустарнике, прикрывающем дырку в заборе из колючей проволоки. Тропа была удобна тем, что некоторые особенно нетерпеливые ловеласы умудрялись исчезать прямо с ужина, а через полтора часа появлялись уже в расположении роты. То есть непосредственно перед вечерней поверкой. Уставшие, но довольные. И безмерно счастливые. Физиология, куда деваться?!
В порыве отчаяния, раздраженный комбат в последней надежде ринулся в темноту хозяйственного двора на «дорогу жизни». Моветон! А что делать?! Возвращаться с пустыми руками?
Для обеспечения скрытности миссии, полковник Серов таким достижением человечества как фонарик, естественно, не воспользовался. И в награду за полуночные и бестолковые странствия, неприкаянный и неугомонный следопыт Пиночет позорно свалился в яму, выкопанную за курсантской столовой прямо на «дороге жизни» для захоронения остатков бигуса. 
Оступившись в темноте, Пиночет энергично хватал руками воздух, отчаянно балансируя на краю, но земля осыпалась и полковник упал на дно глубокой ямы… Убиться или покалечиться ему не удалось, так как на дне «бездны» комбата ждала мягкая и зловонная подушка из протухшей квашеной капусты.
Искупавшись в вонючей жиже с запредельной концентрацией капустной кислоты, перманентно теряющий сознание полковник Серов стоял по пояс в бигусе, скребя ногтями по сырой земле, стараясь ухватиться за край ямы. 
Комбат не привык сдаваться и отчаянно боролся за жизнь. Пытаясь выбраться из удушающего плена, Пиночет несколько раз обрывался и скатывался по крутым стенкам глубокой ямы, погружался в склизкое месиво почти с головой.
 Яма, действительно, была превосходная. Еще бы, в ней надлежало захоронить тонно-кубометры высококачественного бигуса. Курсанты копали на совесть.
Очередной раз соскользнув на дно коварной ловушки, полковник Серов наконец-то осознал всю бренность своего существования. Хотелось бы верить, что зарекся ловить самоходчиков…
Кричать и звать на помощь Пиночет не мог, ибо мышцы горла были спазмированы от удушающего запаха прокисшей и перебродившей капусты.
Надо отдать должное, Пиночет был настоящий боец от природы. Он настойчиво цеплялся за осыпающиеся края земляной ямы, спасая свою жизнь. А упорство и мужество всегда вознаграждаются.
С большим трудом выбравшись из плена, полковник Серов некоторое время лежал на краю бигусной ямы, переводя дыхание. Он медленно приходил в себя, не веря своему счастью. Комбат отрешенно глядел на звездное небо, в глубине которого нагло пролетали шпионские спутники – дерзкие и яркие светящиеся точки. Пиночету казалось, что эти самые спутники до мельчайших подробностей засняли и хладнокровно зафиксировали мельчайшие подробности его позорного падения и копошения в мусорной яме. И сейчас незамедлительно передают самые живописные кадры секретной кинопленки прямо в штаб-квартиру ЦРУ, непосредственно в Лэнгли.
– Хорошо, хоть запах не научились записывать и передавать, долбанные НАТОвские консервные банки. А то бы сейчас все аналитики в США передохли от восторга.
Серов сел на краю ямы и смачно плюнул вниз. Из ямы в ответ поднялась волна нестерпимого смрада. Пиночету в голову полезли тоскливые мысли.
«Вот она, оказывается, какая могла быть смерть полковника. Хорошо бы я выглядел на дне кислотной ямы, захлебнувшийся бигусом. Нашлись бы и те, кто искренне порадовался. А виноватых, как обычно, нет. Форс-мажор и всего делов. В прощальном слове, наверное, сказали:
–  Сам, мол, дубина деревянная, по ночам лазил где ни попадя. Приключения на задницу выискивал. Вот и нашел, любезный. Да закройте же крышку гроба наконец, а то слезы от нестерпимой вони так и брызжут. Просолился полковник знатно, теперь надолго сохранится. Даже бальзамировать не нужно.
Разумеется, к могилке на кладбище за километр никто не подойдет, побрезгуют. А на холмике у памятника капусту посадят, мерзавцы. Точно, капусту. Вот уроды! Так всегда и бывает. Служишь не за честь, а за совесть… а они капусту тебе на холмик! Мол, лежит тут козлина редкостная, от капусты смерть принявшая. Эх, нет в жизни справедливости! И какая скотина дала команду вырыть на этот могильник? Знаю, знаю. Скорее всего, зам. старика по тылу полковник Адик Волченко. Сам дурак с красной рожей, горлопан, вечно пьяный. Бигусом провонял, спасу нет. И еще имя дурацкое такое – Адик. Точно, мудак какой-то! Недаром его курсанты называют: «Гадик Сволченко»! Боевой офицер чуть не погиб из-за этой тыловой сволоты. Ладно! Попросит еще роту-другую для хозяйственных работ…»
Пиночет понемногу пришел в себя. Периодически чертыхаясь, он двинулся к дому, по пути обдумывая возможность зайти в гараж, чтобы переодеться во что-нибудь чистое и выбросить испорченную одежду, отстирать которую не было никаких шансов. Так же комбат подумывал искупаться в училищном пруду рядом с КПП, чтобы хоть немного смыть капустную слизь, которая стекала с полковника, оставляя зловонный и склизкий след.
Вместо шампуня полковник планировал использовать ацетон, уайт-спирит или еще чего покрепче. Разговаривая сам с собой, комбат грамотно рассуждал:
- Лучше вонять ацетоном, чем тухлятиной. На крайний случай, в гараже канистра 93-го бензина припасена. Придется пожертвовать на благое дело.
Проходя мимо казармы 4-й роты, Пиночет по профессиональной привычке, мельком бросил взгляд на фасад здания.
О, чудо! Матерый комбат напрягся и сделал стойку. Ибо увидел сполохи разноцветных отблесков на оконном стекле – явно работает телевизор. Причем, глубоко в неурочное время. Несанкционированно! Нарушение!
Пиночет ворвался в казарму и пулей влетел на второй этаж. От взыгравшего куража и азарта, а так же в предчувствии знатного порева, полковник Серов забыл о непрезентабельном виде и сногсшибательном запахе. Комбат рвался в 4-ю роту. Он летел по лестнице, как гончая преследует раненого зверя по кровавому следу.
Но и мы не лыком шиты. Сработала ночная сигнализация. Не та электронная сигнализация с многочисленными разновидностями датчиков и навороченных систем спутникового слежения, которыми оборудуют современные машины и квартиры, нет. А примитивная и допотопная. И поэтому – абсолютно надежная и безотказная.
На темном участке лестничного проема была натянута обычная нитка, на одном конце которой висела пустая мятая консервная банка из под тушенки. Пиночет на бегу зацепил нитку ногой… та порвалась… и в ночной тишине пустая консервная банка, оглушительно громыхая и звеня, покатилась по ступенькам лестничного пролета.
Комбат чертыхнулся от досады и радикально ускорился, активно помогая руками, цепляясь за перила лестницы.
Он, буквально, влетел в роту! Ворвался как вихрь! Как ураган! Как разъяренный демон!
Но полковника ждала мирная, идиллическая картина. Бодрствующий дневальный вкрадчивым и размеренным голосом принялся спокойно докладывать уставную скороговорку об отсутствии происшествий в подразделении.
Не дослушав рапорт, Пиночет метнулся в спальное помещение. Личный состав 4-й роты, сладко посапывая, умиротворенно спал. Экран телевизора, висящего на цепях под потолком центрального коридора, был черен.
Комбат нервно заметался по казарме, пытаясь найти курсантов, шарахающихся после команды: «отбой». Сопровождающий его сержант из состава суточного наряда, принюхавшись к характерному амбре, предпринял попытку держаться от свирепого командира подальше, стараясь незаметно зажимать нос пальцами.
Пиночет энергично прошел по расположению роты и вдруг остановился у телевизора. Комбата осенила гениальная мысль. Полковник повернулся к сержанту. Тот мгновенно убрал руку от носа и старательно задышал ртом. Пиночет многозначительно и ехидно улыбнулся.
– Сержант Бояринов, дайте дневальному команду, пусть принесет табуретку.
– Есть товарищ полковник! Только разрешите, я сам?! Лично принесу?!
Не дожидаясь разрешения, дежурный по роте стремительно испарился из ареала досягаемости амбре Пиночета и, найдя свободную табуретку, рухнул на сиденье, отчаянно борясь с накатывающим обмороком.
Сержант не спешил вернуться к Серову. Парень не мог надышаться воздухом. Он словно не дышал, а большими глотками жадно пил чистый и неотравленный бигусом воздух.
Устав ждать табуретку, Пиночет начал возбуждаться.
– Сержант! Вы что там, табуретку из цельного бревна выстругиваете? Я просил любую табуретку. Любую, а не ручной работы из красного дерева!
Услышав голос раздраженного комбата, дежурный подбежал к Пиночету с табуреткой, предварительно облившись одеколоном, взятым из ближайшей тумбочки.
Остановившись подальше от полковника, сержант Бояринов, максимально вытянув руки и отворачивая голову в сторону, протянул табурет комбату. При этом несчастный сержант старательно работал мышцами лица, отчаянно пытаясь спасти нос от прорывающихся миазмов. Попутно дежурному по роте приходилось сдерживать слезы, непроизвольно наворачивающиеся на глазах.
Пиночет, глядя на отчаянную мимику сержанта, нахмурился.
– Сержант Бояринов! Что у вас с лицом? Нервный тик, что ли?!
– Никак нет! Просто пылинка попала в нос. И в глаза тоже. И вообще, чего-то мне нехорошо, товарищ полковник. Тошнит что-то! Наверное, бигус на ужине нечаянно съел. Самую малость… Вот и мутит.
И тут до Пиночета дошло. Он вспомнил недавнее падение. Вспомнил в мельчайших подробностях. Особенно факт длительного купания в яме с протухшей квашеной капустой.
Так как комбат провонял квашеной капустой насквозь, то его восприятие отвратных запахов притупилось. Получив запредельную дозу информации о мерзопакостных испарениях протухшего бигуса, мозг Пиночета перешел в щадящий режим. Спасая рассудок и жизнь хозяина, «ЭВМ в голове полковника» максимально повысила порог восприятия для рецепторов обоняния. Носоглотка комбата продолжала фиксировать катастрофический уровень смердящих испарений, но мозг Пиночета гуманно отсекал тошнотворную информацию.
Но для окружающих людей запах, исходящий от Пиночета, был просто невыносимым. Более того, в целой роте никто из ребят уже не спал. Все курсанты, лежащие в койках, затаили дыхание. Мы старательно укрывались с головой, чтобы спрятаться от страшной вони, заполонившей спальное помещение казармы –  огромное как по площади, так и по объему.
У Пиночета выбора не было. Отступать поздно и комбат решил идти до конца.
– Сержант, подойдите ближе и поставьте табурет на пол. Вот здесь.
Сержант уже не смог ответить: «Есть!» С трудом сдерживая приступы накатывающей рвоты, Бояринов поставил табурет в указанное место и сразу же отступил назад.
Комбат влез на табурет, вытянул руку и пощупал корпус телевизора. Естественно, «ламповый гроб» был раскален докрасна и его можно было использовать для отапливания жилого помещения в холодное время года.
Полковник довольно ухмыльнулся, выдрал провода вместе с клеммной коробкой и предохранителями и торжествующе обратился к личному составу роты.
– Ну, что?! Меня не проведешь. Опыт не киснет! Его не пропьешь и в карты не проиграешь. Старый конь борозды не портит! Ха-ха. Не делайте вид, что спите. Нечего прикидываться. Что, за дурака меня считали, да?! А я не дурак, нет! Я  полковник! Я  профессионал своего дела! Я наказываю всю роту. Так как увольнений у вас уже нет, я лишаю возможности просмотра телевизора. Провода и клеммник ложу к себе в сейф. Когда посчитаю нужным, тогда и отдам! А может, вообще не отдам. До самого выпуска. Ха-ха. Приятных снов, птенчики. Мундеркинды недоделанные! С кем решили тягаться, детишки?!
Считая миссию выполненной, Пиночет молодецки спрыгнул с табурета. Помахивая проводами и клеммником, с ехидной улыбочкой он вышел на улицу. Настроение комбата заметно улучшилось. Хоть кого-то удалось прищучить. Ткнуть носом зарвавшихся и обнаглевших школяров. Он еще о-го-го! Есть еще порох в пороховницах и ягоды в ягодицах! Ради таких моментов стоит жить!
Остановившись на крыльце с чувством образцово выполненного долга, комбат довольно и сладко потянулся до остеохондрозного хруста в суставах и позвоночнике. Широко расставив ноги и гордо выпрямив спину, Пиночет монолитным памятником стоял на крыльце казармы и с наслаждением втягивал в нос кубометры чистого ночного воздуха. Вентилируя легкие, комбат широко и счастливо улыбался. Бессонная ночь прошла не зря.
Стоя на ступенях казармы, полковник Серов неожиданно услышал, как над головой захлопали ставни окон. Это 4-я рота активно боролась за свою жизнь и здоровье. На подоконниках многочисленных окон Пиночет увидел курсантов в нижнем белье, которые усиленно махали полотенцам и одеялами, стараясь выгнать из казармы отравленный воздух. Так же до него доносились многичисленные реплики с откровенно издевательским содержанием и нелицеприятными комментариями.
– Старый конь борозды не портит?! Ха-ха. Но и глубоко не вспашет. Поелозит …и сразу сдохнет.
– Вот уж, хрен! Какая молодка его к себе подпустит? К бабулькам в Дом престарелых. И только по предварительной записи.
– Провода «ложу» в сейф! Дурилка вонючая, не «ложу», а «кладу»! Ложат чле*, причем конкретно!
– А я реально думал, что не выдержу и наблюю. Нет, точно! Койка у меня на втором ярусе, вот Петровичу бы внизу досталось. Веришь, еле удержался?! До сих пор позывы на рвоту по кишкам шарахаются.
- И не говори. Сержант сейчас голову в раковине замачивает, аж зеленый весь. Того и гляди всего наизнанку вывернет. Досталось Боярину. Ребята одеколоном платок смочили и под нос ему пихают. Пока не очень помогает. Спазмы по телу так и бегают. Трясет не по-детски. Надо с наряда снимать, не достоит до утра.
– А Пиночет-то чего?! Неужели по ночам наш бигус подворовывает?! Не может отвыкнуть от дерьма. Вот бедолага. Жаль, конечно, человека. Жена ему точно ТАКОЕ приготовить не сможет! Тут особый талант нужен, чтобы руки из жопы росли. И секретные ингредиенты типа «зарин», «зоман», «дуст» и, обязательно, «фосген» добавить. «Фосген» даже два раза… для более качественного удушения.
– Пиночет же военный по пояс. Бигус для него – деликатес. Ностальгия! Понимаешь? Круче всякой икры. Вот по ночам по свалкам и ползает, за нами доедает.
– А чего ползать? Мы ему весь бачок сами отдадим, пусть лопает. Хоть в три горла жрет. Еще добавки накидаем.
– И чего он в этом говне полезного нашел? Его даже свиньи не едят. Рыло от лоханки воротят.
– Мама родная, а как же его домой такого вонючего пускают? Квартира по площади раз в триста меньше казармы. А у нас смрад такой, того и гляди, в окно выпадешь.
– Да уж, блевать так и тянет, сил нет. Вот урод, приперся! Жрал бы бигус в одну харю. Нет, пришел похвастаться.
– Ребята, бросай махать полотенцами, вроде полегче дышать стало. Наряд весь одеколон и туалетную воду в роте собрал и между кроватей набрызгал.
– Действительно, уже терпимо становится.
– Пацаны, Стас из проводов времянку смастерил, телек заработал! Айда, кино смотреть. В ночном сеансе «Полосатый рейс» показывают.
Курсанты дружно попрыгали с подоконников и исчезли в глубине здания. Раздосадованный Пиночет с тоской посмотрел в раскрытые окна казармы. На белом потолке второго этажа заиграли разноцветные блики – начинался «Полосатый рейс».
После обилия услышанного в свой адрес, возвращаться в роту для наведения пошатнувшейся воинской дисциплины комбату почему-то не захотелось. Повертев в руках ставший бесполезным клеммник и провода от телевизора, обиженный Пиночет забросил их в открытое окно казармы. Затем, оттянув на себе одежду, он пару раз втянул носом воздух, брезгливо скривившись, и быстрым шагом скрылся в ночной темноте.
На следующий день и еще пару недель кряду на всех построениях от Пиночета разило адской смесью бензина, ацетона и различных дешевых и дорогих одеколонов. Сквозь гремучую парфюмерную смесь все же назойливо пробивался запах бигуса.
После той ночи у полковника Серова появилось железное правило – всегда становиться от собеседника с подветренной стороны.

28. Национальные кадры

В Советской армии существовал и активно насаждался известный лозунг, рожденный в недрах Главного политического управления Министерства обороны: «Народ и армия едины!»
А так как народ в СССР был многонациональный, то и армия тоже была многонациональная. В соответствии с Конституцией, все граждане Советского Союза наделялись равными правами и возможностями, особенно по защите единой и неделимой Родины. Красиво, впечатляюще и справедливо, не так ли?!
Вот только условия поступления в военные училища для представителей различных национальностей и народностей были очень даже различные.
Выполняя строгие указания ГЛАВПУРа, руководству нашего училища и… не только нашего, приходилось основательно прореживать многочисленную толпу желающих стать красными офицерами из русских, украинцев и белорусов. При этом открывали «зеленую улицу» фактически без экзаменов и вне конкурса  представителям Средней Азии, Кавказа, Молдавии, Прибалтики, и прочих уважаемых братских республик и автономий нашей необъятной страны.
Могу сказать, что на тридцать человек 45-го классного отделения приходилось двадцать национальностей и народностей. Славян было менее десяти человек. Зато в дружном коллективе числились: таджик Мишка (Мумин), казах Эрик, армянин Эдвард, азербайджанец Федя (Фахраддин), башкиры Тамерлан и Радул, молдаванин Олесь, татарин Раис, киргиз Адиль, грузин Костя (Котэ), чеченец Золман.
В нашем отделении более года образцово служил и отлично учился замечательный и умненький курсант – еврей Ицек. Но его подвело здоровье и пареня комиссовали в начале 2-го курса обучения. Расставаясь с нами, он плакал.
Еще были: осетин Илья, латыш Марис, «русские» немцы братья Курт и Карл, тувинец Булат, уйгур Коля (возможно - Кола), белорус Вася, пятеро русских и хорошие ребята с Украины.
И еже с ними учились парни редких и почти неизвестных народностей, о которых мы вообще никогда ничего не слышали.
Удивительно, но у ребят из Средней Азии и с Кавказа, которые абсолютно не владели общепринятым государственным языком, были фантастически замечательные аттестаты за среднюю школу. В основном, сплошные пятерки! Хоть в МГУ принимай медалистов-отличников.
Когда эти «гении» немного освоились и приблизительно через год учебы начали с большим трудом, но все же понимать русскую речь, любопытствующая курсантская братия стала активно пытать их следующими вопросами.
– Фахраддин! Ты не против, если тебя Федей будем звать? А то язык можно сломать пока выговоришь. Фахраддин. Вот имечко! Нарочно что ли так назвали? Объясни мне – тупому русскому, как ты, имея в аттестате пятерку по математике, до сих пор «два плюс три» на пальцах считаешь?! И каждый раз у тебя разные ответы получаются. Ты же вундеркинд дипломированный! Медалист золотой.
Здоровенный азербайджанец Федя-Фахраддин скромно улыбался, досадливо отмахиваясь огромной ручищей. Федя мог легко обхватить трехлитровую банку полную воды ладонью одной руки. И оторвав ее от стола, держать в воздухе длительное время. Как все неимоверно сильные люди, Федор был добряком и неторопливым увальнем. Он даже говорил медленно, неспешно, обстоятельно подбирая каждое слово.
– Э-ээ! Да это не я отличник. Папа мой отличник. Папа к директор школа ходил. Говорил долго. Домой ходил, барашек резал. Опять к директор ходил. Говорил много. Делал много. Для один сын мой папа ничего не жалко! Я  это один сын! Остальной дети – только пять мой систеры. Я – гордость фамилий! Род! Мужчина! Все в дом для меня не жалко. Папа в школу много ходил. Один барашек –  один пятерка. Много барашек папа резал.
– Охренеть, надо же?! Ты слышал, Лелик? Пока мы десять лет в школе мозгами скрипели, всякие таблицы от банального умножения до Брадиса слюнявили, Федору раз – и золотую медаль на блюдечке! Бери дорогой, не стесняйся! Федя, позволь полюбопытствовать, друг любезный, а какого рожна ты в армию поперся? Тебе самое место в институте науку двигать: атомы расщеплять, бензин мочой разбавлять. Или на директора магазина учиться: усушка, утруска, испарения, лом, бой, пересортица и все такое.
– Не. Институт не хачу, скучно, дольго! Надо диссертаций покупать. Защищать диссертаций надо. Много банкет в рестаран делать, долго. А на директор магазин не получилось. Мой семья немного бедный. Нет возможность директор магазин быть. Нет в дом столько денег. Мой папа немного бедный. Начальником хачу стать. Бальшим, важным. Черный «Вольга» хачу. Все уважать Фахраддин будут! Папа мой уважать будут. Скажут: «Какой Фахраддин стал?! Черный «Вольга» за ним привозить!» Папа серьезный ходить, важный! Хорошо.
– Ты хочешь сказать, что в форме ты - начальник?
– Да, кто форма и погону носит - бальшой начальник! В наш милиций мест не был. Очередь туда бальшой, ждать очень дольго. Пожарник мест не был. Папа барашек резал, военком ходил. Военком вино пил, барашек кушал и говорил: «Разнарядка военный училищ есть. Форма будет, погон будет, Фахраддин начальник будет!» Папа головой кивал, военком руку жал. Друзья!
– Федя, а в ВВС-то зачем? Тут летать надо. Самолет вжи-вжи, ремонтировать нада мало-мало. А? В экипаж попадешь, летать нада. С парашют прыгать нада. Страшно! А, Федор?!
– Фахраддин не будет летать. Высота сильна боюсь. Училище закончу, домой поеду. Папа с военком вино пил, я помощник военком буду. Начальник! Может «Вольга» дадут. Красивый «Вольга», черный. Домой в отпуск ездил. По городу в форме с папой ходил, все видел Фахраддина в форме. Папа важный ходил, все уважают. Папа что-то говорил, все слюшал молча, головой кивал. Хорошо!
– Федя, а скажи нам честно. Ты на экзаменах в училище был? Ты вообще писал чего-нибудь? Корень квадратного многочлена искал?
– Не, не был. Мне бумажка военком дал, что экзамен в Бакы сдал. На один пятерка сдал. Папа барашек резал, военком барашек кушал.
Ну что тут скажешь?! У каждого свой путь в армию и в авиацию. Многие пацаны, не набравшие баллы на вступительных экзаменах, домой в слезах поехали. А сколько толковых мечтателей о небе конкурс не прошли?! Потому как банально мест в училище не хватило! Кончились места! Причем, большая половина еще до вступительных экзаменов и кончилась.
Правильный лозунг придумали в ГЛАВПУРе: «Народ и армия едины!» Какой народ, такая и армия!
Хотя, если честно, с Федей проблем не было. Работал, как вол. Служил замечательно. В нарядах не спал. Грязи не чурался. Туалеты драил. Марш-броски бегал. Тяжеленный пулемет таскал без устали. Даже учиться пытался по мере сил и возможностей. После училища, получив распределение в строевую часть, после ряда замысловатых комбинаций поехал на малую родину – служить в военкомате большим начальником. И таких, как Федя в 45-м отделении было две трети.
Вопросов нет, ребята из национальных кадров, в основной массе были замечательные. За годы обучения не возникало ни одного конфликта на межнациональной почве. Даже когда начались трения в городах Сумгаит и Степанакерт между армянами и азербайджанцами, Федя и Эдвард оставались самыми закадычными друзьями и ездили в отпуск вместе. Настоящая мужская дружба оказалась гораздо прочнее политики и выше межнациональной розни.
Чеченец Золман – образец честности и порядочности. Справедливость и чувство ответственности были у него в крови, на генетическом уровне. Он добровольно вызывался на самые трудные участки службы и неприятные работы. Как будто хотел доказать всем, а в первую очередь самому себе, что и это ему по силам. На изнурительных марш-бросках Золман всегда тащил ослабевших товарищей. Однажды он пересек финишную линию с восемью автоматами, помогая менее выносливым сослуживцам дотянуть после десятикилометрового марша. Как не уважать такого парня, даже если его и приняли в военное училище «за красивые глаза»?!
Службу тащили все на равных, независимо от национальности и религии. Туалеты мыли и очки драили без базаров, что это «не мужская» работа. Жили по принципу: «Нагадил, убери за собой. Здесь слуг нет!»
В наряд на свинарник ходили и православные, и католики и мусульмане. В дружной военной семье различий не было. Все ребята стали составной частью единого организма.

29. Грызя гранит науки

А вот учеба давалась всем по-разному. Некоторые ребята по-русски более-менее научились разговаривать лишь к третьему курсу. Но им кое-что прощалось. Хотя, чего кривить душой, прощалось почти все, включая полное отсутствие знаний по точным наукам. Ибо установка ГЛАВПУРа была строга и однозначна:  «национальные кадры за неуспеваемость не отчислять».
В военном училище существовала развитая система анализа успеваемости личного состава. На 20-е число календарного месяца проводился скрупулезный подсчет неудовлетворительных оценок у каждого курсанта в отдельности по всем предметам и за классное отделение в целом. Данная информация стекалась в Учебный отдел училища, где сидели яйцеголовые офицеры-аналитики. Они составляли занудные сводки и давали научно-обоснованные рекомендации для корректировки учебного процесса. А так же рекомендации командованию обратить внимание на то или иное подразделение, где произошла «просадка» успеваемости, с целью провести воспитательную работу и мобилизовать всех и вся для ликвидации угрозы отчисления из училища отставшего курсанта.
На деле вся воспитательная работа обычно сводилась к массовому лишению увольнений в город. Причем, зачастую поголовно всех, включая отличников.
– Сидите ребятки и учите. Дружно грызите гранит науки и подтягивайте отстающих. А когда исправите двойки, то отстающие все равно будут сидеть дальше. А в город к девочкам пойдут отличники и хорошисты. Селекция, однако! Дебилам к девочкам нельзя. Не стоит генофонд нации кретинами портить! Хотите к девочкам? Закрывайте хвосты.
Физиологический стимул для поднятия успеваемости, согласитесь, весьма прогрессивно действует. Зигмунд Фрейд был прав. Гормоны играют, а у тебя «банан» по сопромату. Сиди, учи… и держи себя в руках, пока другие на городских дискотеках отрываются и с красивыми девушками знакомятся.
По-большому счету, личная успеваемость отдельно взятого курсанта особо никого не интересовала, ибо в армии культивируется коллективная ответственность за себя и за товарищей. И отцы-командиры боролись и будут бороться, чтобы именно его подразделение носило звание: «Отличное». Тогда глядишь, в академию отпустят. Или внеочередную открытку на покупку дефицитного автомобиля подкинут. Короче, служите и вас заметят! А может, даже и наградят?! Посмертно! …а так хочется, чтобы при жизни.
В легендарном многонациональном 45-м отделении, обильно насыщенном  школьными медалистами и круглыми отличниками, выращенными на «репетиторстве овец и баранов», результат в двести двадцать двоек на тридцать штыков личного состава, по итогам на 20-е число был рядовым явлением.
Учитывая, что из тридцати человек доблестного отделения далеко не все получили аттестаты в обмен на отару овец, то где-то с десяток человек училось очень даже прилично - на 4 и 5. Остальные две трети отделения являлись круглыми, стабильными и беспросветными двоечниками абсолютно по всем предметам сразу.
На традиционных построениях в конце учебного месяца капитан Хорошевский, мрачно прогуливаясь вдоль строя ученичков с распечаткой итогов успеваемости, раздраженно бормотал.
– 41-е классное отделение. Шесть двоек на 20-е число. Позор! Вы тянете нашу отличную роту назад. Прямо в яму. Из-за таких неучей и бездельников у нас отобрали переходящий красный вымпел. И передали заклятым друзьям снизу – в незабвенную 5-ю роту. У вас в отделении ни одного нац.кадра! Откуда двойки? Ась?! Стыдно! Стыдно и обидно до слез!
Капитан с нескрываемым презрением посмотрел на ребят, съежившихся под его тяжелым взглядом.
– Все, *здец! В выходные дни парадную форму можете не гладить. Даже не подходите к каптерке. Никто из 41-го в увольнения не идет. В отделении одни чистокрвоные славяне и шесть двоек?! Опять на самоподготовке в домино рубились? Поймаю, подвешу за яйца! Лейтенант Гвоздев! А Вам, командир этого долбанного взвода, я бы посоветовал ежедневно и персонально контролировать самостоятельную подготовку вверенного личного состава. Распустились!
Хорошевский эмоционально рубанул по воздуху рукой. Сказал, как отрезал. Личный состав 41-го отделения тоскливо опустил плечи и повесил носы. Лейтенант Гвоздев съежился до размера сапожного гвоздика. Капитан был суров и страшен. По косвенным признакам можно было предположить, что Володю уже «поимел» в приватной беседе ужасный Пиночет. Причем, поимел в самой извращенной форме.
– Так. Далее 42-е и 43-е классные отделения – молодцы! Ни одной двойки. Чувствуется работа сержантов и комсомольского актива. Работа и результат на лицо! Всем увольнения! И в субботу, и в воскресенье! Все 100% личного состава на волю в пампасы. Город у ваших ног, два дня на разграбление, хе-хе! Сержант Гвинтовка, списки увольняемых мне на стол. Так держать, парни! Горжусь!
Курсанты из 42-го и 43-го отделений вдохнули полную грудь и приняли высокомерный вид. Ротный тем временем продвигался.
– 44-е отделение. Одна двойка. У Чижевского за сопромат! Охренеть! И это отделение – гордость батальона и всего училища?! «Отличное отделение»?! Так вот голубчики, хуль вам, а не увольнения! Будете сидеть день и ночь в «ленинской» комнате. И все вместе будете заталкивать или вбивать в тупую башку Чижевского весь этот долбанный сопромат! Всем понятно? Кто не согласен, может передать персональное спасибо гениальному мундеркинду Чижевскому! Или написать жалобу в ООН, Пе-рэ-су де Ку-эй-ля-ру. Вопросы? Вопросов нет.
Командир роты остановился напротив курсанта Чижевского и, скрутив листок с оценками в трубочку, постучал по голове бестолкового парня. Чижик густо покраснел и виновато засопел. Сопромат находился далеко за пределами его понимания.
Капитан Хорошевский еще раз постучал по голове Чижевского, старательно прислушиваясь к отголоску.
– И ни-кто ни-ког-да в увольнения не пойдет. И не мечтайте. Кто сказал про срочные и важные переговоры по телефону? Ась?! Все вопросы к Чижевскому. Хоть «темную» ему устройте. Хоть сами за него «летучку» по сопромату перепишите. Мне все равно! Но до следующего 20-го числа в 44-м «отличном отделении» увольнений в город нет! НЕТ! Нет! И нет! Вот вам Чижевский. Учите его или казните, мне все равно! Мне важен результат на 20-е число! Вернете звание «отличного», тогда поговорим. Все, как сказал великий Ленин:  учиться, учиться и учиться!» Кто не согласен с классиком марксизма-ленинизма? Никто! Я так и знал.
Дошла очередь и до 45-го классного отделения. Хорошевский сразу помрачнел, почернел как никогда. Он долго смотрел в бумажку с двойками, сопел, прокашливался, набирался сил и наконец выдавил.
– Ага, наконец-то 45-е, многоликое и многонациональное! Сборище потенциальных нобелевских лауреатов. Стадо вундеркиндов, банда законченных дебилов и отъявленных негодяев. Ууууу! Смерти моей хотите, да? Господи, ну почему же вы такие тупые?! За какую провинность мне всучили такое количество безнадежного и беспросветного быдла?! Ёёёёёёё! Ладно, лирику в сторону, а теперь сухой язык цифр. Сто восемьдесят две двойки! Всего-то. Ну что же ребятки, сразу видно, что в этом месяце вы все очень хорошо поработали. Старательно напрягли остатки извилин… даже те, у кого от рождения одна извилина и та – на жопе! Что отрадно, результат не заставил себя ждать. У вас наметились заметные сдвиги и радикальная динамика в положительную сторону. Учебный отдел и командование училища приятно удивлены и, прямо сказать, довольно. Так держать! Всего-то, смешно сказать - сто восемьдесят две двойки. Ха-ха! Сто восемьдесят две, а не обычно-стандартные двести! Начинали-то с двухсот двадцати в месяц. М-да, было дело. Вспомнить страшно! А теперь, молодцы! Мо-лод-цы! Старшина, подготовь увольнительные записки для 45-го отделения. Ребята в этом месяце достойно потрудились. По труду и награда! Замечательный прогресс в успеваемости надо достойно поощрить. А полудурки из 41-го и 44-го отделения, где все имеют славянскую внешность и внятно чирикают по-русски, пусть берут пример с 45-го «дикого» отделения и перенимают передовой опыт. Ну вот, в принципе, и все. Чуть не забыл, по итогам месяца рота откатилась на второе место по успеваемости в батальоне и потеряла звание «отличная». Позор! На первом месте 5-я рота с разрывом в одну двойку. В одну сраную двойку! И это при том, что у них на четыре нац.кадра меньше, чем у нас. О чем это говорит? А говорит это о том, что у наших абреков и басмачей потенциал гораздо выше, чем у душманов и саксаулов из 5-й роты. И мы просто обязаны быть на первом месте в батальоне по успеваемости, а никак не на втором. Второе место никому не нужно! Второй - значит последний! Я считаю, что этот позорный факт целиком и полностью ложится на плечи «отличного» 44-го отделения, которое не имеет права получать неудовлетворительные оценки. Никогда! Чижевский, это ты во всем виноват! Мерзавец, дубина, эпюра тупая, бестолочь! Ух, я тебя… доведешь до греха! Сиди и учи, пока сопромат из ушей не потечет! Всё, все свободны! Повторяю – особая благодарность 45-му классному отделению. Видно, что парни приложили максимальное количество усилий и выходят на новые рубежи и головокружительные орбиты.  Молодцы! Ведь могут же?! Могут, когда захотят. Так держать! Я вами горжусь! Глаза бы мои вас всех не видели. Тьфу! Разойдись!
Вот такие дела. Можно сказать, мне даже повезло служить и учиться в таком оригинальном отделении. Пересказывая и объясняя на самостоятельной подготовке по десять-двадцать раз один и тот же материал для ребят со слабым знанием русского языка, я научился терпимости в общении с людьми. А так же сам непроизвольно усваивал предметы до уровня наших преподавателей.
В результате чего, на экзаменах всегда отвечал без подготовки и только на «отлично». Но речь сейчас не обо мне. Речь пойдет о выдающемся и непревзойденном, в своем роде, киргизе по имени Адиль.

30. Стихоплет

В военном училище, где нет возможности уединиться и побыть один на один со своими мыслями, в условиях жестко регламентированного распорядка дня и культурного голодания, у многих ребят неожиданно раскрывались неизвестные и ранее скрытые способности. Монотонные будни заставляют человека искать занятия по душе, которые помогли бы отвлечься от угнетающего однообразия и хоть как-то скрасить рутину повседневной жизни.
В замкнутом периметре колючей проволоки курсанты испытывали непреодолимую тягу к творчеству. Кто-то из ребят начал плести ажурные цепочки из нихромовой проволоки. Кто-то стал рисовать и весьма прилично. Витя Копыто начал писать письма многочисленным подругам по пятнадцать-двадцать листов каждое. Стоит особо отметить, что эти письма не всегда помещались в стандартный почтовый конверт. Можно только предполагать, какими обильными потоками слез умиления и восторга были омыты эти «литературные перлы».
А вот киргиз Адиль неожиданно для самого себя начал писать стихи. Причем, писать начал на языке, которого практически не знал – на русском.
Попытаюсь процитировать эти стихи. Примерно, конечно же, но по-возможности, максимально близко к оригиналу. Для удобства прочтения на месте ударения в слогах стоит заглавная буква.

Дружище ЗахАр
Съешь мой сахАр
Автомат, портянка, тумбочка
В мой аул есть пять дом и два улочка
Мой родина  мать
А папа  кетмень
Я стою на посту
И стою целый день
Буду дальше стоять
Потому что не лень и т.д.
«кетмень» - по словам Адиля, какое-то древнее национальное киргизское орудие труда, типа мотыги специальной, которую, при желании, можно использовать как оружие.
К творчеству самобытного поэта мы относились терпимо и с пониманием. Не зубоскалили и не критиковали. В военном училище нас научили принимать окружающих такими, какие они есть, с их достоинствами и недостатками, с сильными и слабыми сторонами.
Если откровенно рассудить, то каждый из нас – далеко не подарочек. Главное, чтобы человек был хороший. А у каждого есть право на личное стадо муравьев в персональной головушке. Это бесспорно и обсуждению не подлежит. Людей надо стараться понять и поддержать. Ведь мы находились далеко от дома, в непривычных и чуждых для себя условиях.
В свое время я тоже немного баловался графоманией и по просьбам ребят веселил их какой-нибудь ерундой. Иногда под заказ карябал пару незамысловатых строк о чистой и вечной любви, чтобы кто-нибудь из пацанов вставил рифмованную лабуду в письмецо для девушки. На лавры великого Пушкина никогда не претендовал, но ребята смеялись от души. А смех, как известно, снимает усталость и продлевает жизнь. Курсантам мои потуги на стихоплетство нравились. Они частенько просили озвучить какую-нибудь незатейливую эпиграмму. Я никогда не капризничал и не отказывал. Все дружно хохотали и при случае, просили почитать еще. Их смех был благодарным и очень искренним, а на большее я и не рассчитывал.
И вот, как ни странно, начинающий поэт решил получить благословление на творческую деятельность именно от меня. Так, неожиданно для себя, я стал первым доверенным слушателем, критиком и идейным вдохновителем нашего Адиля.
Однажды ночью с горящими от возбуждения глазами (кстати, внешне Адиль очень похож на афганского душмана, особенно темной ночью), Адиль разбудил меня и попросил оценить его новые произведения.
Не смотря на страстное желание послать Адиля в дальнее пешее путешествие и завалиться на кровать, чтобы досмотреть внезапно прерванный эротический сон с участием сексапильной Мишель Мерсье в образе несравненной Анжелики, я героически выслушал очередное творческое изыскание. Даже старательно отрифмованное.
Самолет лететь на небо
Я стоять, махать рукой
Летчик  смелый, сильный, умный
Воздух чисто голубой
Тучка есть совсем немного
Не мешать лететь ему
Я пойду своя дорога
Буду кушать бастурму и т.д.
– Саша, мне важно знать твой авторитетный мнений. Ты сам очень понятно пишешь. Твой стихи  –  музыка для мой уши. Мне интересна твой добрый слово на мой стихи. Ну как? Скажи только правда! Я не обижаться и пойму правильна. Не сильно гавно?
Художника обидеть может каждый. Творческая натура легко ранима. Критика в этом случае была просто неуместна. Вспоминая, как начинал Адиль, прогресс был грандиозный. Я искренне похвалил парня уже за само желание творить. При этом мне пришла в голову занятная мысль. Стараясь открыто не зевать, я выдал следующее.
–  Адиль, это гениально! Учитывая, что русским языком ты владеешь так же виртуозно, как я китайским то, не кривя душой, могу сказать, что ты - молодец! 
Адиль просиял. В темноте спального помещения блеснула ослепительно белая улыбка. Находясь в полусонном состоянии, я подумал: «Почему у него такие белые зубы? Щетку и пасту впервые увидел в училище, а белизна зубов, как с агитационной картинки в медсанчасти». Но речь не о зубах, а о творчестве и я продолжил.
– Слушай, дружище! А какого рожна ты пишешь на русском. Пойми правильно, все красивое давно написано. В русской литературе есть такие знатные поэты, как Есенин, Некрасов, Гумилев, Пушкин, Фет, Блок, Маяковский, Багрицкий, Ершов, Мандельштам, Вяземский, Высоцкий, Филатов, Галич, Цветаева и многие другие.
Киргиз искренне ужаснулся. Он не ожидал, что в русской поэзии есть еще кто-то, кроме Пушкина, портрет которого висел в школе родного аула. Более того, Адиль по наивности считал, что все стихи, а так же и все, что с ними связано, написано исключительно А.С. Пушкиным. А уроки по русской литературе были любимым предметом в родной школе, так как на закономерный вопрос об авторстве любых стихов, ответ его соплеменников был предельно прост: «Пушкин». И все тут. Гарантированная пятерка в кармане, то есть в дневнике. И в аттестате кстати тоже.
Итак, Адиль был в шоке. Он выпучил раскосые тёмно-карие глаза, словно удивленная сова.
– Их так много?!
– Да, дорогой! Их очень много. Гораздо больше, чем ты можешь представить. Россия испокон веков славилась умными людьми, особенно в литературе. И зачем тебе состязаться с ними? Что мешает стать самобытным национальным поэтом?! Рупором народа, так сказать. Начни писать на родном языке. Сколько у киргизов признанных в мире стихотворцев? Не знаешь? И я не знаю! Вот ты и будешь первым. Не надо тратить время на перевод своих гениальных мыслей с киргизского языка на русский, мелодичность теряется. Сразу пиши на киргизском языке. Заодно и прославишь его. Язык бескрайних степей. Шум ветра. Незабываемый запах травы и навоза. Лошади, овцы и верблюды, кумыс, кизяк и прочее. Короче, дерзай.
Я еще долго лепетал что-то несвязное, вливая в уши Адиля беспросветную лабуду. Мой язык временами переставал шевелиться, я засыпал. Но Адиль все понял как надо. Его осенила великая идея написать грандиозную поэму. И работа закипела.
По ночам после команды «отбой» Адиль бежал в «ленинскую комнату», где старательно изводил кубометры бумаги. Временами на самостоятельной подготовке он просил пару минут нашего драгоценного внимания. Выходил к учебной доске и начинал страстно читать готовые отрывки из будущей поэмы.
КабардЫ булдА сектЫ
ЧембердЫ копнА елдЫ
ИчфулдА мантЫ пиндУ
ХабарлЫ дуртА фяндУ…
  Хочу предупредить сразу, что за достоверность не ручаюсь. Воспроизвожу по памяти. Возможны катастрофические ошибки, искажающие весь гениальный смысл эпохального произведения. Прошу простить, оригинал не сохранился. Тем не менее, что-то похожее и созвучное.
Затем казарменный поэт скромно замолкал, с надеждой вглядываясь в наши задумчивые и одухотворенные лица. Мы были великодушны. И хотя никто из нас ничего не понимал, мы горячо хвалили творчество Адиля, часто прося повторить тот или иной кусок стихотворения.
Наш киргиз светился от удовольствия. Это давало силы и вдохновение для продолжения работы над нетленным творением. Как мало надо человеку, чтобы улучшить настроение и подарить маленький кусочек счастья!
Но с ростом объема поэмы Адиля ему требовалось более серьезная поддержка. Писать стихи – это тяжелый труд, поверьте на слово. Этот труд сопровождается кризисами, творческими взлетами и провалами. А большому поэту для уверенности в себе и подпитки сил необходимо признание более многочисленной аудитории благодарных слушателей, нежели наше, достаточно лояльное к творческим изысканиям Адиля, 45-е классное отделение. И такой случай вскоре подвернулся.
Однажды незабвенный и малоуважаемый комсомольский вожак Конфоркин долго суетился и что-то нудно блеял про глобальный конкурсный концерт всенародной самодеятельности бездарных и безталантных, убогих и безголосых. Причем, в формате училища.
Вождь пытался агитировать курсантов принять активное участие в законченной показухе, направленной исключительно на благо мира во всем мире. Упирая на то, что победители сомнительного конкурса поедут с дружескими визитами в ракетное училище и в училище внутренних войск нашего гарнизона.
К тому же, в качестве главной заманиловки, Конфоркин авторитетно обещал, что на время репетиций и проведение самих концертов все участники конкурса гарантированно освобождались от многочисленных видов нарядов и хозяйственных работ.
Соблазнительно, конечно. Но тем не менее, готовых выставить себя на посмешище курсантской публике, почему-то не находилось. И тут меня осенило.
–  Слышь, Конфоркин. Только тебе! Только по секрету! Исключительно из-за хорошего отношения. Да не суетись и спрячь блокнотик. Лично у меня талантов нет и не предвидится. Но я знаю такой талант! Просто, талантище! Человек огромадной самобытной культуры. Поэму по ночам ваяет. Причем, исключительно на киргизском языке. Представь, сколько тебе плюсов, как секретарю комсомольской организации! Среди всеобщей серости и убогости, Конфоркин нашел, воспитал, взлелеял и выпестовал редкую жемчужину! Может даже назначат в секретари батальона! Ну, чем не карьерный рост? Показать, где талант обитает?
Конфоркин прикинул возможные головокружительные перспективы в скудном умишке и ухватился тонкими ручонками за рукав моей гимнастерки. Идея ему понравилась. Еще бы, такая удача. Но его точило смутное сомнение.
– На киргизском стишки, говоришь. А если наше быдло необразованное не поймет? Они же русскую речь не всегда с первого раза понимают. Вдруг освистают, мерзавцы? Это же риск, на грани провала с последующей опалой. Могут обвинить в политической близорукости! Понимать надо.
– Не сомневайся, все будет в лучшем виде. Тем более, это развитие национальной самобытной культуры! Замполит просто охренеет от восторга! А успех я обеспечу. Грандиозный успех будет, поверь на слово. Только одно маленькое условице. Ты, дружок, в агитбригаду запиши еще человек с десяток. Я скажу кого именно, только петь-позориться и скакать по сцене мы не будем, учти. Мы, так сказать – группа поддержки нашего поэта. От нарядов, естественно, полное освобождение. А так же еще индульгенция от общественно-комсомольских поручений на будущее. Никаких стенгазет, докладов на собраниях, участия в политических форумах, конференциях, семинарах и прочей фигни. Идет? А успех будет просто потрясающий! Ошеломительный успех будет! Факт! Гарантирую!
Хлопнули по рукам и я надиктовал десяток фамилий проверенных ребят из разряда «рецидивистов-заводил-раздолбаев». Комсорг пытался отнекиваться и спорить о целесообразности привлечения подобных кандидатур, но я сумел найти нужные слова. Отпустив сияющего Конфоркина, изложил парням абсолютно гениальный, но простой в исполнении план.
Наступил день долгожданного конкурса. В просторном училищном клубе полудремал 1-й учебный батальон. Пригнали всех до последнего человека. Естественно, присутствовал партийный бомонд и комсомольский актив. В жюри восседали важные представители политотдела училища. Офицеры батальона организованно расположились на первых рядах зрительного зала.
Конкурсанты в порядке очередности выходили на сцену и пытались блеснуть скудными талантами. Кто-то бездарно пел, совершенно не попадая в такт. Кто-то играл на гармошке или гитаре, страшно фальшивя. Кто-то убого показывал заезженную миниатюру. Кто-то пытался пародировать Хазанова.
Все было достаточно топорно. Зал откровенно скучал и вяло похлопывал. Откровенных бездарей и коновалов тупо освистывали. Тоска смертная! Но выбора не было. Ибо лучше быть зрителем на безалаберно халтурном конкурсе, чем активным участником на праздничном кроссе по пересеченной местности на дистанции в шесть километров при полной боевой выкладке. Или, упаси Господи, корячиться на грузо-погрузочных работах в бездонных складах ближайшей товарно-сортировочной базы.
Подошла очередь Адиля. Киргиз вышел на сцену и принял многообещающую театральную позу. Надо отметить, что парень был достаточно колоритной фигурой. Рост за 180 см, голова солидного шестидесятого размера, огромные руки, раскосые глаза, смуглое скуластое луноликое лицо, иссиня-черные волосы, кривые ноги и сапоги 46-го размера. Ну точно, душман афганский! (шутка, парень был наидобрейший).
Адиль картинно заломил руки и, выпучив раскосые глаза, эмоционально резанул минут на пятьдесят без перерыва, без пауз и остановок.
ТындербЭй улдА замдЫ
КолоржУс юлмАй холвАх
ЦапервУ гюльбА  ерсЕц
ПапюрькЕ ындЫ пюждЕц
КурултАй тюнбАм арнАк
ЧиркашИ бильдЫн бурхАк
ШубармУ овцЭк лямбУн
УкурмА жамшАн дукдУн
СарандАх ишак жазАн
ДыбалдАн урюк казАн
БюрандЫ малАш югОй
Кырдамир хамАл  чурдОй…
Сидящие в зале курсанты мгновенно прекратили болтать и хихикать. Дремавшие украдкой сразу проснулись. Все удивленно замерли и уставились на сцену, широко раскрыв рты в крайней степени изумления.
Парни ожидали чего угодно, но только не этого. Со сцены и из огромных динамиков, развешанных на стенах огромного зала, неслось неудержимое, эмоциональное, совершенно непривычное и абсолютно непонятное.
МугульмА сантА бабАй
ДурунбАй цывЭ торнАй
Абдульмек зирбАн ***нАк
ЖойболсАн чурИм кунАк…
Бесконечно долгие пятьдесят минут, которые показались вечностью, зал находился в состоянии шока. ТАКОГО выступления не ожидал никто. В клубе воцарилась гробовая тишина. После убогих и откровенно пресных выступлений предыдущих конкурсантов, этот номер производил неописуемое и завораживающее впечатление.
А киргиз разошелся не на шутку. Его словно прорвало. Адиль эмоционально махал руками и притопывал ногами. Обильная слюна пенилась и летела из перекошенного рта прямо в первые ряды. Микрофон и колонки дребезжали и надрывно хрипели от дикого напряжения, передавая в зал энергетику языка незнакомого и непривычного для наших ушей. Адиль активно жестикулировал и жутко вращал выпученными глазами. Он так широко открывал рот, что буквально едва не заглатывал микрофон.
Члены комсомольского актива после сорока минут изумленного бездействия начали постепенно приходить в себя и недоуменно посматривать на Конфоркина. Чувствуя неладное, вождь неуютно ерзал по стулу костлявым задом. Он временами оборачивался в зал, выискивая глазами группу поддержки неугомонного поэта.
Когда Адиль, наконец, выдохся и склонился в почтительно низком поклоне, коснувшись полусогнутыми пальцами поверхности сцены, я громко зааплодировал.
В гробовой тишине молчащего зала мои одинокие аплодисменты были как что-то нереальное и запредельное. Эдакий акустический  раздражитель, который оказался за гранью адекватного понимания данной ситуации. Нонсенс!
Зал инстинктивно вздрогнул. Мои упрямые и громогласные аплодисменты били по ушам.
Остальные ребята из группы поддержки расселись в клубе так, чтобы своим присутствием охватить всю площадь огромного зала, не оставив бесконтрольных мест. И вот, поддерживая мои старания, в различных концах слушательской аудитории начали раздаваться уверенные и настойчивые аплодисменты.
Некоторые курсанты из группы поддержки вскочили со своих мест и бурно аплодируя, засвистели в знак восхищения и одобрения. Витя Копыто истерично и восторженные закричал.
– Браво! Браво! Брависсимо! Бис! Браво!
Непосвященные в заговор курсанты, ошарашено и недоуменно переглядывались. Некоторые крутили пальцем у виска. Восторженная и бурная реакция на тарабарские стихи была им абсолютно непонятна.
Затем под влиянием заразительного примера или стадного чувства (назовите как угодно), а может чисто ради хохмы, тут и там стали подниматься группы курсантов и зажигательно аплодировать. Зал постепенно, но уверенно утонул в дружных и длительных овациях.
Толпа курсантов, постепенно разогревшись, разошлась не на шутку. Заводя саму себя, курсантская масса ревела и ликовала. В результате, зал начал организованно скандировать.
–  Браво! Бис! Браво! Бис! Браво! Бис! Браво! Бис! Браво! Бис! Браво! Бис!
Адиль сиял от счастья. Он беспрестанно кланялся и посылал в зал воздушные поцелуи. Это был несомненный успех!
Курсанты 1-го батальона поголовно включились в нашу авантюру и подхватили незамысловатую игру, имитируя искренний восторг.
– Браво! Давай еще раз! С самого начала! ТындербЭй улдА замдЫ! Гениально! Браво! Абдульмек зирбАн ***нАк! Класс! Браво! Бис! Браво! Бис! Давай сначала!
Строевые офицеры, сидящие в первых рядах амфитеатра, непонимающе переглядывались. Они чувствовали себя «не в своей тарелке», чужими на этом празднике жизни.
Комсомольский актив и политработники тоже ничего не понимали, но видели поросячий восторг целой тысячи курсантов. И это было абсолютно непредсказуемо и необъяснимо. Такой бурной реакции зала на непонятную «абра-кадабру» никто из них не предполагал.
А представить себе, что тысяча курсантов, находящихся в зале, в совершенстве знает киргизский язык - это, согласитесь, полное сумасшествие. Тем не менее, зал бился в истеричном экстазе. Рев и овации не смолкали.
Делать нечего, и представители офицерского лагеря, чтобы не выглядеть законченными идиотами и «белыми воронами» на фоне толпы, беснующейся в неконтролируемом восторге, нехотя поднялись со своих мест. Стоя, они приветствовали грандиозный успех самобытного поэта, делая вид, что понимают глубокий смысл и литературную красоту киргизских стихов.
Зал не утихал еще минут десять-пятнадцать. Ребятам неожиданно понравилось участвовать в незамысловатой игре.
Исключительно по настоятельному требованию курсантской братии, Адиль на бис озвучил пару десятков четверостиший из поэмы. Каждое встречалось очень тепло и восторженно, громом аплодисментов, криками одобрения и бурей оваций. Создавалось впечатление, что все курсанты досконально понимают слова автора. Наслаждаются каждой строчкой феноменальной поэмы.
Комсомолец Конфоркин гордо распушил хвост и с важным видом что-то самозабвенно комментировал толстым и красномордым полковникам из политотдела училища.
Концертный конкурс удался на славу! Адиля единогласно делегировали в агитбригаду, чтобы он смог осчастливить нетленным произведением обожаемых и дорогих нашему сердцу соседей - стратегов из ракетного и конвоиров из «помидорного» училищ. 
Мы не могли отказать себе в удовольствии и не поделиться с ними самым дорогим и любимым, что у нас было - фундаментальной поэмой на киргизском языке. Причем, в исполнении первоисточника - из уст гениального автора.
– Теперь держитесь, дорогие краснопогонные друзья! Попали, так попали! Хе-хе!
 Злорадному восторгу не было предела. Адиль получил путевку в большую жизнь.
Обалдевший от неожиданного и оглушительного успеха, опьяненный зрительской признательностью, стихоплет Адиль с новой силой и удвоенной энергией уселся за написание продолжения к поэме. Обладая колоссальной работоспособностью и неисчерпаемым потенциалом, киргиз довел  длительность ее прочтения с жалких пятидесяти минут до неполных полутора часов.
Жаль, читатель не сможет увидеть выражение лиц у курсантов и офицеров ракетного училища. А впоследствии и у ребят из училища внутренних войск, когда Адиль неожиданно обрадовал их своим приездом. Он однозначно и бесповоротно поразил всех редкостным поэтическим талантом. И надолго остался в самых потаенных глубинах их мозга с незабываемыми строками нетленного и эпохального выступления.
А картина была неописуемая. Особенно увлекательно было наблюдать, как у «помидоров» дружно вытянулись рожи, когда после полуторачасовой одухотворенной поэмы с обязательным эмоциональным притопыванием и непроизвольным слюнотечением автора и чтеца в одном лице, «наемные плакальщицы» в гнетущей тишине обалдевшего и откровенно недоумевающего зала, начинали дружно визжать от восторга, громко топая ногами. Они по-честному отрабатывали секретную договоренность, отбивая ладони в бурных овациях. И требовали повторить все заново на бис.
 «Помидорам» ничего не оставалось делать, как тоже активно и старательно хлопать в ладоши вслед за нами. Ибо, долг вежливости  –  раз. А во-вторых, лучше добровольно похлопать минут десять и забыть обо всем. А то, не дай Бог, поэт обидится и завернет бесконечную песню повторно. С самого начала. А это уже более чем серьезно! Вторично выслушать Адиля в течение еще полутора часов  это, я вам скажу, пытка еще та! Не для слабонервных! За гранью гуманизма, не иначе!
Доведенные до полуобморочного состояния ракетчики-стратеги и конвоиры из внутренних войск остервенело хлопали в ладоши, не давая Адилю выступить на бис. При малейшей попытке поэта-самородка повторно подойти к микрофону и что-нибудь сказать, залы в «помидорных» училищах мгновенно взрывались и дружно заходились в бурных овациях.
Растроганный теплым приемом, Адиль купался в лучах заслуженной славы. Это был его звездный час. Он был искренне счастлив, что уже дорогого стоит.
Рядом неотступно следовал неугомонный комсомольский вожак Конфоркин. Он неустанно акцентировал внимание окружающих на том, что это именно он  - Конфоркин, нашел литературную жемчужину в однообразной и безликой массе серой курсантской посредственности. А также лично создал все условия для раскрытия самобытного таланта замечательного киргизского поэта.
Конфоркин украдкой заглядывал в блокнотик и выразительно цитировал первоисточник.
– Нет, вы только послушайте. ЕбулдА мантЫ пиндУ. Музыка, а не слог! А сколько эмоций?! Какая красота слов и экспрессия! Не правда ли! А рифма! Какая отточенная и выверенная рифма! Ууу, это гениально!
Адиля единогласно выдвинули на конкурс талантов в военный округ. К большому сожалению, группа поддержки с ним не поехала. Не отпустило командование училища. И как следствие этого, в округе Адиля не поняли. Не оценили киргизского акына и все тут. Он вылетел в еще отборочном круге.
По его возвращению в спальном помещении казармы состоялся обстоятельный и авторитетный «разбор полетов» с глубоким анализом причин краха.
– Адиль, не грусти, я тебя умоляю. Занюханное окружное жюри – неучи и бездарности! Сборище узколобых мракобесов и ретроградов. Они просто не готовы к размаху твоего грандиозного таланта. Чего ты от них хочешь, если эти полковники из округа в слове «рапорт» делают три ошибки. Они кроме Общевоинских Уставов никаких книжек никогда не читали. А ты – самородок! Тем более что пишешь на родном языке. Кто из окружных дятлов знает киргизский? Нет, ты скажи! Тогда я скажу. Слушай сюда, Адиль. Не им тебя судить! Не доросли деревянные деятели военных искусств до такой глыбы, как ты. Поверь на слово. ЧембердЫ копнА елдЫ! Это ж силища! Сколько эмоций! Плюнь на них и работай дальше. Настоящих великих поэтов частенько лишь потомки и почитают. А современники не замечали вовсе. Все зависть! Обычная человеческая зависть и серость. Идиоты! Они еще детям и внукам будут рассказывать, как нечаянно прикоснулись к прекрасному и великому. Но по личной убогости и бронелобой сущности не оценили этого. Не бери в голову. Будь выше них. Твори! Вот прямо сейчас иди и твори!
И Адиль творил дальше. На момент выпуска из училища его поэма доходила без малого до четырех  часов непрерывной озвучки. Чувствуете размах?! Вот это шедевр! Глыба! Силища!
Очень жалею, что не имею копии нетленного творения. Нет, честно, не смейтесь!

31. Полуночные покатушки
(рассказ Лёлика)

Наряд по хозяйственным работам, овощной цех курсантской столовой. 00.30. ночи. Личный состав 45-го отделения чистит картошку. Норма – семь ванн. Самых обычных эмалированных ванн, которые есть в квартире у каждого… или почти у каждого.
Одни парни пессимистично утверждали, что этот подвиг невозможен по-определению. И установленная норма абсолютно нереальна. А придумать ее мог безумный прапорщик, люто ненавидящий всех, кто в далекой перспективе наденет офицерские погоны.
Оптимисты парировали, что если поднатужиться и быстренько отремонтировать две картофелечистящие машины, которые ржавели без движения уже не один десяток лет, поменьше говорить, побольше работать (оптимизировать, так сказать, процесс), то к утру вполне реально.
Уроженец славного города Пилопедрищенска Витя Копыто с апломбом в голосе утверждал, что может сотворить это один. Самолично. И что подобное ему совсем «не слабо». Он готов на спор под любое желание и под достойное вознаграждение.
И тут заговорил Лелик Пономарев. Заговорил тихим спокойным голосом, не прекращая чистить картошку.
– Возвращалась как-то моя сестра домой после работы поздно вечером. А темнеет в Киеве рано, быстро и качественно. Раз – и уже ночь, как свет в комнате выключить. Сестренке года 22-23. Точно не помню, но где-то в этом районе. Короче, не столь важно. Важно другое. Летний вечер. Сестренка-красотка цокает каблучками по брусчатке. Звездное небо. Мало уличных фонарей. Красивейший город Киев, где один уютный парк переходит в другой – рай для влюбленных и романтиков. На улице, фактически, ни души. И вдруг из кромешной темноты украинской ночи прямо навстречу выходит красивый парень 28-30 лет с открытой белозубой улыбкой. Сестренка оторопела. Остановилась и чуть не закричала. Кричать, надо признаться, было от чего. Парень, сложенный как греческий бог Аполлон, загорелый с идеальной фигурой – мечта любой девчонки, был абсолютно голый. Руки он держал за спиной и стоял босиком на асфальте. Благо, в Киеве летом очень тепло. Стоял, гордо развернув плечи. Совершенно не стесняясь и не пытаясь скрыть обнаженное мужское достоинство.
– Здравствуйте, удачный вечерок, не правда ли?!
Его голос, по словам сестры, звучал словно музыка.
– Мммм…- попыталась ответить Лена. А в ее голове проносились возможные варианты развития событий. От самых кошмарных и неприемлемых, до более-менее «не очень».
–  Вам куда? - вежливо поинтересовался молодой человек.
– На Березняковскую, - пролепетала сестренка, что являлось чистосердечной правдой.
– Будьте любезны, садитесь мне на спину. Я подвезу.
Улыбка не сходила с приятного лица ночного незнакомца.
«Наверное, в дурдоме день массового побега, а я новости по радио не слушала, только музыку», –  подумала сестренка и попыталась вежливо отказаться.
Отказ не очень удивил голого доброжелателя. Не переставая улыбаться, он разомкнул руки за спиной, и Лена увидела холодный блеск лезвия ножа.
– Пожалуйста, садитесь. Мне нетрудно. Да, и по пути, - с подкупающей настойчивостью предложил «Аполлон».
Учитывая убедительные аргументы в пользу неожиданной поездки, Лена, задрав модную узкую юбку, идеально облегавшую крутые бедра, залезла на спину полуночному скакуну. Повесив дамскую сумочку себе на шею, Лена сцепила руки на мускулистой груди незнакомца. Тот, обхватив руками стройные ноги сестрички, поскакал по ночному Киеву.
В процессе скачки, парень периодически подпрыгивал и цокал языком в такт галопу.
Лена, умирая от страха, думала только об одном – как это действо смотрится со стороны. А действительно! По ночному городу, по нагретому за солнечный день асфальту, под романтичным звездным небом, по набережной Днепра несется удалой жеребец-красавец.  Его хорошо развитые мышцы рельефно перекатываются под загорелой кожей. И такой красавчик гарцует абсолютно голый, шлепая босыми ногами по асфальту. Сюрреалистичная картинка, не так ли? Скачет не один, а с перепуганной девчонкой на спине, у которой юбка задрана до ажурных трусиков. А дамская сумочка, переброшенная через шею, подпрыгивает и бьет по рельефной попке строго в такт галопу. Бред!
– Какой подъезд? – прохрипел взмыленный «конь», приближаясь к нужному дому и тяжело переводя дыхание.
Путь был неблизкий, а сестренка – лакомый кусочек, поймите правильно. Кровь с молоком, настоящая хохлушка. Возьмешь в руки – маешь вещь! Короче, заморился коник.
– Третий, - пролепетала испуганная наездница.
Скакун послушно прогарцевал до парадной двери, где аккуратно ссадил на ступеньки ошалевшего «жокея». Затем вежливо и церемонно поклонился. Галантно поцеловал руку и убежал в темноту ночи. Только пятки сверкнули.
«Наверное, это я сошла с ума», – подумала Лена. Не дожидаясь лифта, перескакивая через три ступеньки, она взбежала на свой этаж. Забыв про ключи от квартиры в сумочке, сестренка нажала на кнопку звонка.
 Кнопку звонка Лена держала не просто долго, а очень долго. Ну, короче, пока я не втащил ее в квартиру. Маме сразу поплохело! А вы что хотели?! Сестренка – обалденная красавица, ухажёры толпами крутились. М-да.
Некоторое время ушло на то, чтобы Лена перестала рыдать, выпила три-четыре стакана воды и два-три пузырька валерьянки. Мама, кстати, выпила все в тройной дозе. Поймите правильно, другие весовые категории.
Немного успокоившись, сестренка рассказала о происшедшем. Маме немного полегчало. Папа перестал искать в кладовке ржавое охотничье ружье. А я побежал во двор, надеясь тоже верхом покататься перед сном грядущим. Говорят, очень пользительно для моциона на ночь верховой ездой позаниматься. Надо будет попробовать при случае.
Пока я выскочил на улицу конь ретивый – полуночный Сивка-Бурка уже ускакал. Жаль, конечно. Хотел я из него мерина сделать. Просто руки чесались, мама не горюй. Как вы знаете, я - КМС по боксу и КМС по гребле на каноэ. Так что здоровьица, слава Богу и спасибо родителям, а так же тренерам, не занимать. Удар справа хорошо поставлен. Голозадого мустанга объездил бы в лучшем виде.
Хотя, нет худа без добра! Сестренка наотрез отказалась работать в вечернюю смену, пока отец не отдал мне… О боже, благослови того «коня» и все коневодство в целом …ключи от «копейки» ! И я с превеликим энтузиазмом возил Ленку темными вечерами с работы, мысленно благодаря судьбу за посланника небес, благодаря которому полгода наслаждался за рулем персонального автомобиля.
Личный авторитет и популярность, дети мои, особенно среди особей женского пола, напрямую зависят от возможности набить друзей и девчат в старое корыто, способное самостоятельно передвигаться. Причем, не только под горку, хе-хе.
Но счастье не бывает вечным. Страхи сестры улетучились прямо пропорционально моим опозданиям к проходной в ее конторе. Нет, а чего она хотела?! У кого в восемнадцать лет была личная машина? Столько надо успеть! Везде надо поприсутствовать, засветиться. Ну, опаздывал я… иногда. Бывало. Врать не стану. Но не каждый же день.
Короче, все встало на свои места. Машина в гараж, а я стал пешеходом. Все потому, что сестра быстренько вышла замуж. И забирать ее с работы стал законный муж. Такие дела…
Лелик на некоторое время замолчал, набирая в бачок картошку и отодвигая ногами огромную гору очистков, образовавшуюся за время рассказа. Ребята заслушались и перестали чистить овощи, пытаясь уловить высокую философию повествования.
Вытерев грязный нож о не менее грязную штанину ХБшного галифе и, оглядев заинтересованные лица парней, Лелик продолжил.
– Самое странное, что объяснение причин ночного заезда сестренка все-таки получила. И что характерно,  непосредственно от самой «лошади». Киев, знаете ли, светский город. И в нем есть такое достижение инженерно-транспортной мысли, как метро. Во как! Однажды Лена ездила в Гидропарк – место такое в городе с одноименным названием станции метро. И на обратном пути, читая книжицу, почувствовала чей-то пристальный взгляд. Отрывает глаза от лямурной муры и видит как на нее смотрит, при этом приветливо улыбаясь, кто бы вы думали? Правильно! Ночной жеребец!
Лелик сделал паузу, выбирая картошку побольше, чтобы чистить поменьше.
– Неужели опять голый? – в наступившей тишине овощного цеха подал голос Витя Копыто.
Выждав пока ребята вдоволь насмеются, Пономарев продолжил.
– Дурень! Кто же его голого в метро-то пустит? Откуда он денежку для проезда доставать будет? Опять же, день на дворе. А этот скакун, похоже, лишь при луне оголяется. Хорошо, хоть мехом не обрастает, оборотень парнокопытный.  Слушай сюда. На этот раз парень был одет очень даже прилично. Весь «в фирме» с ног до головы. Джинса там, батник, кроссы и прочее. Подходит он к сестренке, наклоняется. Та думает, он опять покататься предложит. Перепугалась, жуть! Уже зажмурилась и милицию звать приготовилась. А может, санитаров из «дурки»?! Точно не скажу, да и сама Ленка сейчас не вспомнит. Но, по словам ее, услышала ангельский голос, которым конь тот ретивый вещал на полуночных скачках: «Мол, здравствуйте девушка. Я вижу, вы меня узнали, и я вас узнал. Вы не подумайте чего, с головушкой у меня всё в полном порядке. Мы тогда в картишки не слабо поиграли. Вот и получил я ставку – голяком, ночью девчонку какую-нибудь до ее дома галопом доставить. А ребята за нами на машине ехали и ржали как настоящие лошади. Вы их с перепугу не заметили».
Поцеловал ей руку и на следующей станции вышел. Мораль сей басни такова – не фиг в азартные игры на «слабо» играть, себе дороже будет.
Лелик Пономарев с ехидной улыбкой посмотрел на Витю и шутливо рявкнул.
– Копыто, не стой раззявя рот! Картошку чисти шустрее, пока ставку за семь ванн не придумали – голяком по училищному плацу маршировать! Тогда, точно в «дурку» заберут. Тебе там давно самое место.

32. Страдания Плуга
(рассказ Лёлика - 2)

– Когда я боксом занимался в секции славного города Киева и делал неплохие успехи. Хотя, что я все о себе да о себе любимом. Скромность –  одно из моих многочисленных достоинств, как вы знаете, поэтому расскажу о Плуге.
Был у нас в секции парень, сильный, как слон, красивый, как крокодил, добрый, как котенок и сообразительный, как носорог. И звали его Плуг.
Нет, вы не подумайте чего. Папа и мама его очень любили. И в паспорте у него, естественно, что-то другое было написано. Но мы того не ведали, поэтому звали коротко и любя просто – Плуг. Ибо прямолинеен был, как это изобретение человечества и упорен до умопомрачения. Работоспособность, как у паровой машины. Боксерские груши под его ударами жалобно стонали, лопались по швам и стекали песком к могучим ногам.
Самое ценное, что умиляло до слез - был он абсолютно открытый, искренний  и ничего не скрывал от душевных товарищей, которые были с ним предельно вежливы, корректны и местами, даже деликатны. Попробуй, не будь?! Погибнешь на ринге в первом же дружеском бою. Лучше под электричку попасть, чем Плугу под удар справа.
Так вот, однажды перед тренировкой Плуг из сумки с формой вытаскивает старые кеды Вьетнамского ширпотреба. Старшее поколение меня понимает – с резиновым мячиком на щиколотке. Вытаскивает и отчаянно чертыхаясь, начинает обувать. А на лице, не обремененном интеллектом, буря эмоций, мама не горюй!
Один из ребят, наблюдая за страданиями доморощенного интеллектуала с внешностью громилы-австралопитека, поинтересовался чисто из вежливости.
– Плуг, а где твои новые «адидасы»?
То, что мы услышали, лишило возможности тренироваться не только в этот день, но и еще длительное время по причине всеобщего пребывания в состоянии, близком к истерике. Оно возникало сразу же при виде нашего дорогого Плуга.
Готовы? За подробности не ручаюсь но, лично зная автора, сам в достоверности событий нисколько не сомневаюсь.
В общем, едет наш Плуг с очередной тренировки. На плече тяжелая сумка с амуницией. На ногах новенькие кроссовки «Адидас». В животе пара литров минеральной воды. Любил Плуг попить водички после тренировки для восстановления водно-солевого баланса. А влазило в него, как в хорошего верблюда.
Итак, переполненный троллейбус, город действия - Киев. Троллейбус едет медленно. Водителю спешить некуда. До конца смены еще много часов. До остановки Плуга тоже далековато. До ближайшего туалета также не близко.
Минералка в желудке из живительной влаги давно переработалась в субстанцию желтого цвета, и настойчиво ищет выход из организма.
Ощущая избыточное давление в мочевом пузыре, Плуг понимает, что до своей остановки, а тем более, до родного унитаза он не доедет. Не успевает, м-да. Это не совсем приятное открытие Плуга несколько озаботило. Более того, озадачило! Киев, знаете ли, город миллионный! И на улицах днем все эти миллионы, фактически, и шарахаются. Представляете? Нет, чтобы дома сидеть у телевизоров! Они - все эти миллионы, практически, на улице. И причем, именно на той, где идет троллейбус, в котором едет страдающий от изнеможения Плуг.
Долго думать Плуг не любил, а возможно, и не умел. Поэтому моральная сторона вопроса давно была решена. Умирающий от нетерпения Плуг ждал очередной остановки. Мечтал о любом ближайшем подъезде. И пусть лучше лопнет такой атавизм эволюции, как совесть, нежели любимый мочевой пузырь, очень нужный для дальнейшего комфортного существования. Логическая цепочка, выстроившаяся в голове интеллигента в первом поколении, была незатейлива как канцелярская линейка.
Пока троллейбус маневрировал у ближайшей остановки, Плуг начал энергично протискиваться к выходу из переполненного салона.
Тем временем, на задней площадке троллейбуса разворачивались события, мимо которых Плуг, как настоящий джентльмен, пройти тоже не мог. Какой-то подвыпивший мужчинка цеплялся к симпатичной девчонке в слабой надежде познакомиться или выпросить номер телефона. В Киеве все девчонки – просто конфетки, поверьте на слово. 
По всей видимости, девушка не горела желанием стать музой какого-то бухарика и отнекивалась, как могла. Ухажер был настойчив, нетрезв и навязчив. Девушка – трогательно мила и беззащитна. Плуг был решителен и галантен.
В момент, когда двери троллейбуса начали движение на открытие, Плуг коротким ударом в корпус пресек дальнейшие ухаживания «кавалера», отправив его тело в полет за пределы пространства троллейбуса. Сделав доброе дело, Плуг подхватил свою сумку и выскочил на остановку.
Изящно перепрыгнув через потенциальных пассажиров троллейбуса, поваленных в кучу-малу, вылетевшим из салона в позе «морской звезды» Ромео-неудачником, он лучезарно улыбнулся спасенной принцессе. Посчитав свою миссию исполненной, Плуг со скоростью олимпийского чемпиона по бегу влетел в ближайший подъезд.
Бросив сумку со спортивной формой под ноги, он быстро огляделся по сторонам. Убедившись, что в подъезде ни души, лихорадочно схватился за ширинку. Нетерпеливо вжикнула молния. Долгожданный миг блаженства и заслуженного облегчения был совсем рядом, но стук женских каблучков по ступенькам подъезда заставил «молнию» вернуться в исходное положение. Плуг едва не завыл от обиды и отчаяния. Его страдания давно перешагнули за грань возможного терпения.
В подъезд вошла девушка из троллейбуса. Увидев Плуга, она защебетала совершенно не делая пауз между фразами.
– Здравствуйте. Вы так быстро убежали, что я не успела сказать «спасибо». Я вам так благодарна, так благодарна. Этот жлоб преследовал меня от самого института. А вы сюда в гости? Я вас здесь раньше никогда не видела. А я тоже здесь живу. Меня Ингой зовут. Может, на кофе зайдете?
«Ну, туалет же у них в квартире должен быть», –  интуиция Плуга была на высоте, и он энергично кивнул головой. Говорить и одновременно сдерживать накатывающую волну он уже не мог. Засунув одну руку в карман джинсов, Плуг фактически пережимал мужское достоинство, не давая разбушевавшейся жидкости вырваться за пределы организма.
Что еще говорила неожиданная спутница, Плуг не слышал и не воспринимал. В ушах активно булькали продукты жизнедеятельности его могучей тушки. Два литра минералки – это перебор!
Пока девушка доставала ключи из сумочки и вставляла в замочную скважину, Плуг, судорожно пританцовывая, сдерживал непреодолимое желание вышибить дверь, чтобы оказаться наедине с желанным керамическим другом.
– Проходите, пожалуйста, в большую комнату, а я сразу на кухню. Может минеральной воды, пока кофе варится?!
Слова Инги показались Плугу чудовищным издевательством, но достойно и вежливо ответить уже не было сил. С жалкой улыбкой вымученной благодарности, он энергично помотал головой в знак категорического отрицания.
- Проходите, не стесняйтесь. Только прошу вас, разуйтесь, пожалуйста. Там ковер иранский с толстым ворсом. Он ручной работы. Настоящая персидская культура. Папа из командировки привез. Вон магнитофон, записи разные есть. Вам что нравится? Мне итальянцев дали. Вы какой кофе предпочитаете? Арабику или робусту?! Сейчас вода закипит, я скоро.
Голос Инги долетал до Плуга издалека. Он отчаянно рыскал по квартире в поисках маленькой комнаты… с нужным предметом, как унитаз.
Счастье было близко, но синяя птица удачи откровенно глумилась над страданиями Плуга. Сегодня был явно не его день! Очевидно все звезды и судьбоносные планеты встали для Плуга… как-то не так!
В коридоре, ведущем к заветному сантехническому достижению человечества, лежала огромная овчарка. Причем, лежала, агрессивно оскалив зубы. А ее немигающие глаза зловеще смотрели сквозь Плуга, оторопевшего от неожиданной встречи.
«Знатная зверюга! Наверное, медалистка?! Вон, как пристально смотрит. Не отрываясь. Похоже, тренированная. Сейчас бросится?! А у меня джинсы новые. Порвет на тряпочки. Все! Это конец», –  успел тоскливо подумать страдалец.
Просить потенциальную даму сердца в первую минуту пребывания наедине в ее же квартире о возможности получения доступа в туалет, минуя злобную собачину, было для гордого Плуга позором. Недопустимым классическим позором, смерти подобным.
Плуг в отчаянии сглотнул слюну. Осторожно, чтобы не расплескать свое содержимое и не нервировать серьезную собачку, он медленно вернулся в комнату.
Мыслительный процесс резко активизировался. Вот, что значит настоящий боец-мужчина, для которого безвыходных ситуаций не существует по-определению!
Взгляд Плуга быстро скользил по комнате. Синхронно всплывали гениальные ремарки: «Открыть окно? Не успею! Цветов на подоконнике много. Все не переставить. Мокрые штаны – назад в детство. Никогда! Лучше смерть! Горшки с цветами? Маловато земли будет, вся жидкость сразу не поместится! Впитаться не успеет. Эх, два литра минералки – все же перебор!»
Скрипя зубами из последних сил и сдерживаясь на нечеловеческих усилиях воли, Плуг расстегнул молнию… Короче, продукты своей жизнедеятельности измученный Плуг излил на густой ворс роскошного ковра. Вот!
«Должно же впитаться когда-нибудь!», – рассудил страдалец себе в оправдание,  испытывая фантастическое облегчение.
 Жизнь опять приобрела смысл и краски, а душа вернулась в бренное тело. Плуг включил магнитофон и замурлыкал популярную мелодию, подпевая солисту модной группы. Попутно он обдумывал возможную версию объяснения наличия жидкости на ковре. Что характерно, на всем ковре площадью три на четыре метра.
За спиной Плуга раздался мелодичный звон. Это Инга вкатила в комнату маленький столик на колесиках, на котором живописно разместились изящные чашечки с ароматным кофе, зефир в шоколаде, сливочная помадка и другие вкусности.
– Странно, почему весь ковер влажный?!
Инга с недоумением огляделась, осторожно переступала с ноги на ногу, утопая в роскошном ворсе красивого ковра по самые щиколотки. Она внимательно посмотрела на потолок, но не обнаружила следов протечек от соседей сверху.
Надо было срочно что-то говорить и говорить разумно-правдоподобное. Спасая неловкость положения, Плуг взял и выдал.
- Аааааааа… это собака ваша. Да! Именно собака. Пришла и пописала прямо на ковер, – произнес доморощенный «гигант мысли».
Увидев округлившиеся глаза Инги, Плуг расценил этот знак, как явный успех искрометной версии и сразу же начал развивать инициативу. В боксе ведь что главное? Нападение! А Плуг был талантливый боксер. Поэтому придав голосу нотки легкого укора, Плуг перешел в убедительное наступление. Неожиданно для самого себя новоявленный защитник животных выдал зажигательную речь.
– Выгуливать животину надо чаще. А то она бедная дотерпеть не может, чтобы часа желанного дождаться. Вы знаете, как оно терпеть-то? Это надо же так скотину мучить?! Гринписа на вас нет!
Плуг присел на корточки и погрузился пальцами правой руки во влажный ворс ковра. Поднеся пальцы к носу, он потер их между собой и с важным видом понюхал, громко втягивая воздух через ноздри искривленного боксерского носа.
Скорчив брезгливо-убедительную гримасу, Плуг авторитетно заявил с видом непререкаемого эксперта в области кинологии.
– Моча. Да-да! Обычная стандартная моча среднестатистической овчарки. Точно говорю, пришла ваша собачка и прямо на моих глазах на коврик этот …ммм…как его… иранский и пописала. Ага! Нассала говорю, собака…ваша. Кстати, где тут у вас можно руки помыть?
Инга как-то очень странно посмотрела на самоуверенного Плуга.
– Как собака?! Она же плюшевая! Ее папа из Германии привез. Он у меня в «Аэрофлоте» работает. Из Борисполя за границу летает…
Что еще говорила Инга, Плуг уже не слышал. Перепрыгивая через целые пролеты ступеней, с сумкой в руке он, сломя голову, летел по лестнице.
И то, что он бежал почти босиком, то есть в носках, а его новенькие кроссовки «Адидас» остались стоять в прихожей у гостеприимной и красивой любительницы плюшевых собак, Плуг понял только у себя дома.

33. Тотальное планирование

«Разведка» донесла, что послезавтра, неожиданно и без разрыва дипломатических отношений, то есть коварно, ровно в четыре часа утра (вот почему, именно в четыре утра?! …почему им десять утра не подходит?!), «войска всех империалистических стран мира», нападут на краснознаменное, орденоносное, образцовое во всех отношениях военное училище.
Это «ВОЙНА»! Но мы не спим. Мы на посту! Мы все как один! Мы так легко не сдадимся. Отстоим! Не посрамим…
Разведчик Витя Копыто подслушал разговор офицеров в курилке.
– Учебный год на исходе, а тактические учения по плану не закрыты.
А план – это, понимаешь, план!
План рождается в муках. Обсуждается длительно во всех инстанциях. Утверждается у вышестоящего начальства. Все очень даже непросто!
Далее, на каждый план пишется план выполнения плана с обязательным подробным описанием всех выполненных мероприятий по обеспечению выполнения каждого пункта первоначального плана.
Если появляются замечания, выявляются недоработки и недостатки в процессе выполнения плана, то незамедлительно составляется план устранения этих замечаний и недоработок. Которые вносятся в очередной план. Который в свою очередь дополняет и корректирует первоначальный глобальный план. И так без конца и края.
Один план переходит в другой, дополняя, оптимизируя и конкретизируя его. Мероприятия годового плана переходят в квартальный. Квартальный – в месячный. Месячный – в декадный или в еженедельный. Еженедельный – в ежедневный. Ежедневный  –  в почасовой.
А еще есть и календарный план, который со всеми вышеперечисленными планами не имеет ничего общего и т.д. и т.п.
Самое главное, что все последующие планы должны быть лучше, насыщеннее и совершенней предыдущих. Поэтому, учитывая бесконечный процесс постоянной эволюции и прогрессии, неизбежно наступает момент, когда очередной план трансформируется в законченное уродство. Абсолютно нереальное и невозможное к исполнению. Неосуществимое даже с авральным привлечением всех ресурсов и мобилизацией героических усилий.
А за выполнение плана спрашивают. Ой, как больно спрашивают! Поэтому искусство написания планов, внесения в них корректив, отметок о выполнении и устранении замечаний, перенос невыполненных мероприятий (причем, исключительно по абсолютно «объективным» причинам) в следующий план  –  это, я вам скажу, мастерство запредельное и доступное не каждому гению военной мысли. Этому надо в академиях учиться. Лучше даже и не в одной, но это уже отдельная история.

34. Автозалет

Итак, в спальном помещении казармы 4-й роты лихорадочно собран «филиал государственного военного совета» - четыре курсанта второго курса обучения.
Цель: игнорировать предстоящие учения по причине их частого проведения. Просто надоели, обрыдли до невозможности!
Задача: попасть в наряд по роте.
Способ выполнения: наглый залет. Вернее, автозалет.
Исполнение: лежание на кровати в дневное время на глазах у офицерского состава, что категорически запрещено.
Повестка утверждена. Регламент выполнен. План разработан. Все проголосовали единогласно. Осталось осуществить. Витя Копыто выслушав подробности и предложения, восторженно промолвил.
– Это генитально!
Не судите строго, парень немного гундосил. При этом, одновременно, еще и шепелявил, доставляя окружающим неописуемое удовольствие. А из его уст непроизвольно рождались замечательные реплики, зачастую переходящие в «крылатые».
Лелик Пономарев чмыхнул и поправил Витю.
– Конечно, гениально, кто бы сомневался?! А генитально, Витя, это там, где ты постоянно чешешься.
Глумиться над Витей было некогда, надо было срочно выполнять гениальное решение «военного мини-совета». И четыре наглых курсантских тела на глазах у командира роты синхронно приняли горизонтальное положение в койках… прямо в сапогах.
Обалдевший от вопиющего безобразия и законченной наглости курсантов (почти военный мятеж и попрание устоев воинской дисциплины), капитан Хорошевский тупил ровно одну миллисекунду.
Уже через вторую секунду (в армии все наказания личного состава происходят быстро, очень быстро или стремительно), мы стояли в кабинете ротного командира по стойке «смирно» и слушали познавательный курс лекций по географии. В процессе которого по достоинству оценили бескрайние просторы необъятной родины с обилием незнакомых названий возможных мест нашей дальнейшей службы. И то лишь при условии, если нам удастся искупить свою вину. Слава Богу, не кровью.
Так как запланированный результат был достигнут почти мгновенно, наши четыре курсантские глотки дружно рявкнули.
– Готовы понести любое заслуженное наказание!
Увидев групповую покорность, командир роты несколько смягчился. И уже назидательным тоном продолжил вещать, что нам может быть позволят благополучно закончить обучение в, буквально, признанном во всем научном мире, учебном заведении... Да-да, оказывается, нам несказанно повезло обучаться в кладезе стратегической военной мысли на уровне таких авторитетных монстров, как Кембридж и Оксфорд, Гарвард и Сорбонна, МГУ и Бауманка. Как выяснилось из просветительской лекции капитана Хорошевского, нам выпала великая честь учиться в остродефицитном месте, по сравнению с которым, Вест Пойнт и Колорадо Спрингс – жалкие интернаты для дебилов и олигофренов деградирующего американского генофонда. Вот оно как?! Обалдеть! А мы и не догадывались.
Через пару минут красноречие ротного иссякло. Лекция закончилась. Состав наряда был оглашен. И мы отправились готовиться к суровым будням несения суточного дежурства.

35. Ода колючей проволоке

Через день, ровно в четыре часа утра - пунктуальность врага заслуживает особого уважения и искренней признательности, рота была поднята по тревоге, вооружилась и убежала в ночь для поддержки дружеских соединений 1-го батальона. А наряд, естественно, остался охранять вверенное имущество. То есть казарму, тумбочку дневального, пустую оружейку и самих себя, любимых.
Грамотное решение? Да, несомненно! Поймите правильно, уже набегались по тревогам вдоволь и если появился реальный шанс «наступить на гофрированный шланг» или «закоротить на массу», то не воспользоваться им – грех.
Пока за колючей проволокой, что неприступными рядами опутывала альма-матер шли «кровопролитные» бои...
Кстати, о колючке! Такое количество колючей проволоки по периметру, наверное, все же оправдано. Чтобы всякое быдло с «гражданки» не смогло пробраться через забор военного училища и, затесавшись в курсанты, овладеть суперсекретными знаниями, во как!
А может, наоборот! Чтобы мы, овладевшие этими самыми суперсекретными знаниями, не сбежали из военного училища и не вкусили развратной отравы «гражданки». Ведь далеко не каждый способен осознать свое счастье.
К такому «счастью» надо привыкать долго. Иногда десятилетиями. Фактически, до выхода на пенсию. И лучше в отдаленных гарнизонах, чтобы сравнить не с чем. Чтобы до ближайшей цивилизации три часа на вертолете или две недели на оленях. Чтобы посвятить себя всего без остатка служению великой цели. Пока эта цель присутствует, конечно. А потом уже как получится.
Выбирайся из скотских мест сам. По мере сил и возможностей. Только в колючке не запутайся. А то так и останешься там… на веки вечные.
Легкой жизни никто не обещал. Тяготы, знаете ли, лишения всякие… даже в тексте Военной Присяги специально и заблаговременно прописаны. Чтоб повода для качания прав не возникало. Даже теоретических. Всегда можно носом ткнуть. Любого. Подпись под текстом Присяги твоя? Сам ставил? Без принуждения? То-то! А кому сейчас легко?! Простите, отвлекся.

36. Туалет

Пока шли «ожесточенные боевые действия», наш наряд искренне переживал за товарищей. А как не переживать?! Не звери же какие, на их месте сами бывали.
По вялым крикам «Ура!», периодически приносимым уральским ветром на территорию училища с «военных полей», напрашивался вывод, что силы обеих сторон давно на пределе.
Курсантская столовая сиротливо пустовала. А сухпай, отправленный для прокорма бойцов на передовую, имел маркировку гораздо более древнюю, чем даты нашего рождения.
Те несколько дней, что народ воевал, его кормили всякой дрянью из консервных банок образца нашествия Чингизхана на Русь. Причем, содержимое консервов составляли павшие в боях кони. Да еще вместе со сбруей, амуницией и самими наездниками. Кроме шуток, абсолютно несъедобная и отвратная мешанина.
Справить естественные надобности в чистом поле под ураганным огнем противника удавалось далеко не всегда. Народ терпел, а куда денешься. Терпение –вообще отличительная черта русского солдата.
Поэтому каждый курсант мечтал после учений оказаться под крышей родной  казармы, где было два автономных туалета с пятью «очками»  в каждом и холодная вода: для измотанного человека – настоящий рай.
Переступив порог казармы и, не успев толком раздеться и сдать оружие, полторы сотни личного состава роты метнулись наперегонки занимать свободные очки.
Как упоминалось выше, содержимое складов НЗ  за время учений планомерно перекочевало вовнутрь защитников Родины. Гадость конечно, но голод - не тетка. Там оно частично переварилось. Молодость берет свое – нас так просто не отравишь! И личный состав, все как один, бесконечной вереницей суетливых муравьев дружно бросились в туалеты. Страждущие подгоняли облегчившихся. Очередь двигалась споро. Импровизированный конвейер работал слаженно и четко, радуя глаз своей функциональностью и дисциплиной, пока Витя Копыто не принес страшную весть.
– Дальний туалет засрали! Воды в бачках нет, а они гадят и гадят! Не могли на улице под кустиком, да с лопушком. Комфорт им подавай, эстеты сратые, сибариты вонючие! Надо «стартер» искать, очки пробивать.
Дежурный по роте, курсант Филин принес еще более угрожающую новость.
– Эти… муданзяны... разворовали все подшивки газет из «ленинской комнаты».
 Старшее поколение меня поняло. Мемуары вождя мирового пролетариата, а так же все своевременные постановления мудрой партии и заботливого правительства пошли на гигиеническое обслуживание уставших бойцов.
Учитывая, что туалетной бумаги в армии никогда не было, нет и не будет, использование для благой цели нетленное наследие великого Ленина и общепризнанных классиков теоритического коммунизма – однозначно ЧП политического масштаба. Потеря периодической печати типа: «Правда», «Красная звезда», «Политический вестник», «Трезвость и культура» равносильна измене Родине - *здец, приехали!
При таком раскладе в наряде можно было провести оставшуюся жизнь и состариться вплоть до увольнения в запас через двадцать пять лет безупречной службы. Однако  нерадостная перспектива.
В очках фекальные массы прочно спрессовались с идеями марксизма-ленинизма и сантехническая система казармы прекратила функционировать. Наступил сантехнический коллапс.
Надо было срочно спасать положение. Пока курсант Филин искал «стартёр» , Витя и Лёлик оттесняли негодующую толпу страждущих от забитого туалета. А я, используя силушку - спасибо папе с мамой, толстенной проволокой заматывал ушки замка в двери туалета.
Рокот возмущения и недовольства докатился до канцелярии роты. Двери открылись, вышел командир 4-й роты Володя Нахрен. Естественно, фамилия была абсолютно другая – Хорошевский, но она ему так не подходила, как Нахрен. Ну не отражала родная фамилия сущность человека и все тут. Почему именно Нахрен?! Да потому что при каждом удобном случае и при отсутствии оного, капитан Хорошевский регулярно использовал словосочетание: «на хрен».
Тоном утомленного интеллигента капитан брезгливо поинтересовался.
–  Ну что за шум, на хрен?!
Выслушав многочисленные претензии по поводу закрытия туалета, ротный решил выступить в роли поборника справедливости. Так сказать, выступить в роли отца родного. И выступил.
Будучи застуканным с проволокой в руках у закрытой двери туалета, я получил команду.
– Открывай, на хрен!
Получил - выполнил. Спорить с командиром в армии не принято. Не прижилось в армии вольнодумие как-то вот…
Хорошевский зашел в туалет, осмотрелся. То, что увидел, ему явно не понравилось.
Казарма была старая, ее еще пленные немцы строили. Тогда лучше пленных фашистов строителей не было. 4-я рота располагалась на втором этаже трехэтажного здания. Потолки в пять метров высотой, своды и арки, как в тевтонских замках. А в туалетах полы из полированного мрамора!
Выйдя из туалета, капитан ласково позвал дежурного по роте.
–  Филин! Ау!
Курсант Филин появился словно из ниоткуда.
–  Да, товарищ капитан!
Одухотворенным видом Сергей показывал полную готовность выполнить любой приказ командира. Более того, он уже предпринял все возможные и невозможные усилия для выполнения тех распоряжений ротного, о которых сам офицер еще только собирался сообщить подчиненному. Но обстоятельства были сильнее и, поэтому Филин беспомощно всплеснул руками
– «Стартёра» нигде нет, все обыскал. Разрешите к дежурным слесарям сбегать?!
Капитан посмотрел на курсанта Филина глазами умудренного воина и небрежно промолвил.
– За мной.
Крепкий уральский парень послушно засеменил за командиром. Через пару минут они вернулись. Филин принес два «блина» для штанги по 25 кг. каждый. Негодующая толпа курсантов удивленно притихла, так как события начинали развиваться несколько нетипично. Как прочистить забитые очки таким спортинвентарем, как штанга никто не знал. А учиться, согласитесь, никогда не поздно.
На правах дневального, я заглянул в туалет и увидел как Нахрен подошел к технологическому отверстию канализационной системы. На секунду задумался, сунул руку в карман галифе и вытащил… взрывпакет. Капитан поджег шнур. Аккуратно опустил взрывпакет в технологическое отверстие. Накрыл его ведром, благо, оно стояло рядом. Сверху на ведро положил один на другой два «блина» от штанги, что принес курсант Филин. А сверху на «блины» поставил самого курсанта Филина… и поспешно вышел из туалета.
Прогремел взрыв!
Усиленный в замкнутом пространстве системы канализации, эффект был потрясающий. Филин, оправдывая фамилию, происходящую от названия ночной хищной птицы, широко округлив удивленные глаза до размера суповых тарелок, подлетел к потолку вместе «блинами» от штанги и разорванным в клочья ведром. «Как мячики у жонглера в цирке» - почему-то подумалось мне.
Словно праздничные орудия, пять очков залпом салютовали специфическим содержимым, а на потолке коричневыми разводами отразилось фекальное месиво из канализационной системы. Чугунные очки, не выдержав гидроудара, сорвались с цементной подушки. Одно очко раскололось. Кафельная плитка вокруг очек вспучилась.
Система канализации казармы была разрушена до основания. Циркуляция сточных вод нарушилась. На мраморный пол туалета, бурля и пузырясь, ринулся зловонный поток из туалета наших соседей сверху – 16-й роты.
Не желая быть подопытным участником взрывотехнических экспериментов, Филин благоразумно затерялся в толпе зрителей. Его форма, некогда однотонной расцветки хаки, приобрела камуфлированную окраску с пятнами коричневого колера.
Словоохотливый Витя Копыто, просунув вездесущую белобрысую голову в дверной проем раскуроченного туалета, смог выдавить лишь одно слово.
–  Зае-Beetles.
 Нахрен угрюмо взирал на результат своих глубокообдуманных действий. Долго бы он так стоял в состоянии ступора, если бы не визит командира, расположенной под нами, 5-й роты. Подпольная кличка - Череп. Объяснять не имеет смысла, говорит сама за себя.
–  Володя! Володя!
Хорошевский очнулся от столбняка и вышел из туалета в коридор.
- Володя, что случилось?
По безумным глазам Черепа капитан Нахрен понял, что случилось что-то страшное, и предпочел ответить нейтрально, равнодушно пожав плечами.
– Не знаю, а что?
– Володя, ты понимаешь… ко мне в кабинет приходит мой курсант ВЕСЬ В ДЕРЬМЕ!!! И рассказывает страшные вещи!
Нахрен сделал искренний вид, что крайне удивлен этим неожиданным событием. Изобразив на офицерском лице живой интерес, капитан Хорошевский с показным участием взял крайне возбужденного Черепа под руку, пытаясь увести подальше от туалета. Но командир 5-й роты, буквально выпрыгивая из галифе, возбужденно продолжал.
– Так вот, прибегает курсант! Ну, ВЕСЬ…! Понимаешь, просто весь в этом самом… Ну, ты понимаешь! И говорит, что мирно сидел на очке. Никого не трогал. Газетку читал при этом, мундеркинд хренов. И в самый ответственный момент что-то сдетонировало… И прямо из очка в него ударил этот… Ну, словно гейзер! Пацану чуть яйца не оторвало!
- Так оторвало или нет?
С почерневшим лицом спросил Нахрен.
- Нет, не оторвало, но он весь, ты понимаешь… буквально весь с ног до головы конкретно в натуральном ГОВНЕ!!!
Капитан облегченно вздохнул и уже заметно повеселевший продолжил «держать оборону».
–  Да не знаю я ничего! У меня в роте все в порядке! Пошли, посмотрим.
И как радушный хозяин распахнул двери туалета, пропуская вперед дорогого гостя.
Пока шла эта животрепещущая беседа, содержимое канализационных труб от третьего до второго этажа казармы вытекло на мраморный пол туалета, образцово отполированный гитлеровскими гастарбайтерами и, покрыло его абсолютно ровным слоем.
Майор Череп, продолжая что-то эмоционально рассказывать и не глядя под ноги, сделал шаг вперед. Его сапог попал однородную массу фекальной консистенцией, сыгравшей роль идеальной смазки… Сцепление с полом мгновенно исчезло. Вторая нога командира 5-й роты взлетела выше первой. «Ему только в кордебалете выступать», – почему-то пронеслось у меня в голове в тот незабываемый момент.
В результате немыслимых акробатических кульбитов, равновесие майора нарушилось. Отчаянно балансируя руками и тщетно пытаясь уцепиться за Нахрена, дорогой гость упал на спину плашмя. Майор Череп смачно плюхнувшись в однородное месиво и подчиняясь законам инерции, проскользил через весь туалет  от порога до окна, вдоль пяти раскрытых кабинок с вывороченными очками.
Раскинутые в разные стороны руки хоть и сыграли роль импровизированного якоря, щедро загребая фекальные массы, но в данном случае оказались малоэффективны.
Комментарии излишни, хваленая «Полицейская академия» во всех многочисленных частях и сериях банально отдыхает.

37. Рас-пись-ные узоры

Пока разрушенный туалет стоял «бермудской» территорией и зловонной «зоной призраков», в дальний коридор казармы никто из ребят старался не заходить. Мало ли?!
Там было неуютно и дурно пахло. К тому же, открывать дверь, туго закрученную толстенной проволокой, было «чревато». Откроешь, тебя же и заставят ремонтировать. Ну, уж нет! Спасибо за доверие конечно, но в дураки не нанимался. В сантехнике ничего не понимаю, честно! И от одного вида фекалий, повсеместно висящих на стенах и периодически капающих с потолка, становится дурно! Могу даже потерять остатки сознания. Точно-точно.
В таких декорациях хорошо фильм ужасов снимать. Честно говоря, в незабвенные времена развитого социализма о существовании подобных фильмов еще и не догадывались, но туалет 4-й роты представлял идеальную картину для какого-нибудь блокбастера с кошмарным сюжетом. Состояние разгромленного туалета было отвратное и зловещее, поверьте на слово.
В принципе, ребята постепенно принюхались и перестали брезгливо воротить носы. Периодически одеколон в спальном помещении разбрызгивали, окна в дальнем коридоре открывали. Да и в спальном помещении казармы тоже. До самой глубокой осени с открытыми окнами и проспали. Зимой, правда, пришлось все окна закрыть и заклеить. Морозы, холод и все такое… Короче, терпимо, протянули почти полгода. А куда деваться?!
Но главная проблема была не в этом. Справлять естественные надобности где? По всем строительным документам, поэтажным планам здания и подробным описям всевозможного имущества казармы, второй туалет в 4-й роте числится. А в наличии его фактически нет. То есть, он вроде как бы по документам есть. И соответствующее помещение под него в перечне помещений второго этажа казармы отведено. И по актам приемо-сдачи проходит. Но реально… его нет!
Ведь как можно назвать помещение полноценным туалетом, если его невозможно использовать по прямому назначению. Без противогаза и ОЗК  вообще лучше не соваться. А чего вы хотели? Окна в туалете не откроешь, чтобы хоть чуть-чуть проветрить. До них надо вплавь добираться, так как на полу раскинулось «море широкое». А извращенцев и умалишенных в 4-й роте нет и никогда не было. Патологических дураков еще на вступительных экзаменах психо-физическая лаборатория безжалостно отсекла. Стоп!
Хотя все-таки вру, был один! Почему был? Есть! И даже в наличии. Офицер, куда деваться?! Незабвенный командир 4-й роты целый капитан - Володя Нахрен собственной персоной! Это же именно он додумался взрывпакет в технологическое отверстие канализационной системы бросить!
В свое время курсант Хорошевский, не будучи еще капитаном Нахреном, как раз в нашей 4-й роте и обучался. Точно-точно! Наверное, именно тогда, еще с курсантских времен, ушастый и налысо подстриженный первокурсник Вова Хорошевский вынашивал сокровенную мечту и дерзновенную идею мгновенной прочистки забитых очек. Причем, гарантированно!
Так и стоит перед глазами душещипательная картина: «темная ночь, огромная казарма забылась тревожным сном, а юный Володенька Хорошевский, закатав рукава гимнастерки, отчаянно крутит ручку «стартера», старательно пробивая «вусмерть» закоксованное очко в дальнем туалете». Не иначе, именно в бессонные ночи в его «гениальную» головушку и поселилась мечта-червячок о том, как бы максимально облегчить и радикально ускорить отвратную процедуру прочистки. Реализовать дерзновенную мечту курсант Хорошевский смог спустя много лет, будучи могущественным и ужасным капитаном Нахреным! Вот оно как оказывается?! Вот оно как! Наверное, так и рождаются легенды.
Интересно, в те стародавние времена ПФЛ уже функционировала или Володя Хорошевский «фантастически-гениальным» уже потом стал, после выпуска из военного училища? В тот самый момент когда офицерские погоны на плечи примерил?! Вопросец, однако. Недаром по училищу среди курсантов весьма прилипчивая присказка гуляет: «Чем я ближе к портупее , тем тупее и тупее!» Неужели, закономерность? Не дай Бог! Очень не хотелось бы…
Но не было худа без добра. Ходить дневальным в суточный наряд по роте в третью смену стало одно удовольствие. Еще бы. Проторчал на «тумбочке» положенное время, быстренько подмел в дальнем коридоре – пыль разогнал по углам. Полы помыл – грязной тряпкой поелозил для вида. Все равно никто не проверит, побрезгуют офицеры в вонючий коридор пройти-прогуляться. А к железной двери с хаотично намотанным клубком ржавой проволоки на замочных ушках лучше не приближаться.
Ну ее, эту дверь. Неизвестно, что за ней делается. А если стадо фекальных мутантов расплодилось?! Повылезала всякая нечисть из разрушенной канализации и поджидает темными ночами за железной дверью наивную жертву. Вдруг кто и зайдет. От нечего делать заглянет. А его сразу цап-царап и утащат в канализационный коллектор. УУууу! Страшно?
По ночам, когда курсанты мирно посапывали в коечках, в дальний коридор вообще старались не заходить. А чего там делать? Территория заброшенная и запущенная. Дикая, одним словом! Ну ее в пень… Тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо …и по дереву постучать.
Из-за того, что в 4-й роте на 144 полноценно-функционирующие курсантские тушки остался лишь один нормальный туалет с пятью исправными очками, то все свободное время курсантов уходило на бесконечное стояние в длиннющей очереди с одной-единственной целью облегчиться. Остальные страждущие стояли, буквально, над душой за дверью кабинки и нетерпеливо вздыхали, повсеместно подгоняя. Новая мода появилась – сходить по-маленькому «дуэтом» - один стоит широко расставив ноги непосредственно над очком, а второй стоит сзади и направляет свою струю аккурат между ног первого! Идиотизм, помноженный на безысходность. Ситуация не для слабонервных, честно говоря. И к тому же дурацкая, хоть стой, хоть падай!
С процедурой «отхода ко сну» тоже стало весьма проблематично. После вечерней поверки и оглашения команды: «Отбой» личный состав 4-й роты уже не летел стремглав в койки, сметая все на своем пути, стремясь уложиться в пресловутые 45 секунд. А вальяжно прогуливался по казарме, ожидая очереди пока освободиться ближайшее «очко». В результате, после команды «Отбой», поправ требования строго Устава и Распорядка дня, утвержденного лично генералом  начальником училища, курсанты на полузаконных основаниях хаотично шарахались еще часа полтора, два, три…
Попутно заваривался чай. Кое-где в кубриках слушалось радио. Иногда «самопроизвольно» включался телевизор и т.д. и т.п. Дисциплина катастрофически падала. Офицеры 4-й роты тоже не могли уйти домой пока не уложат весь личный состав в горизонталь баиньки.
Дежурный офицер, вынужденный ожидать, пока курсанты «не нагуляются», покидал казарму глубоко за полночь. А с утра «ни свет, ни заря» ему надлежало снова прибывать в училище с благой целью поднять личный состав роты на зарядку. Вследствие «нещадного режима работы» наши офицеры, банально, не высыпались, были безмерно раздражительны и еле таскали ноги.
Так случилось, что лейтенант Зайчик неожиданно приболел, лейтенант Чубрей в очередной раз сидел на гауптвахте, не рассчитав длину и остроту личного языка при разговоре с Пиночетом, а лейтенант Гвоздев уехал в отпуск по семенным обстоятельствам и в казарме остался один капитан Хорошевский.
Командир роты с воспаленными глазами кролика-альбиноса, как будто в них засыпали коктейль из песка с битым стеклом, календарную неделю «отбивал» и «поднимал» роту в гордом одиночестве, как проклятый. Он фактически, уже спал на ходу. Если капитан Хорошевский и добирался до дома то, наверное, только для того чтобы попить водички и сразу же бежать обратно на службу. Бедолага! Жаль, конечно, а куда деваться?!
И вот однажды после ужина, дабы сэкономить время на туалет после вечерней поверки, Нахрен вывел роту на традиционную «вечернюю прогулку» (есть такая беда:  при любой погоде шарахаться строем полчаса по улице перед сном - типа полезно и все такое, чаще  –  с песней).
Зима. Мороз -30. Звездное небо. Под ногами задорно хрустит свежий снежок. Идем в ногу, естественно, гуляем, типа, дышим свежим воздухом на сон грядущий. Моцион, куда деваться?! Спасибо, хоть песни не поем. Холодно очень, можно горло «на раз» посадить. Офицер бредет рядом, периодически тоскливо поглядывая на часы.
Отведя роту за столовую, капитан воровато оглянулся и дал неожиданную команду.
– Справить естественные надобности!
В замершем от удивления строе никто из 144-х курсантов даже не пошевелился. Уж, не прислышалось ли? Что за бред!
Во-первых: зима на дворе, северный ветер, жутко холодно. Во-вторых: на улице как-то неудобно. В-третьих: останутся характерные следы. Утром будет стыдно перед преподавателями. Особенно стыдно перед женщинами, которые ходят мимо столовой на кафедру «Войскового ремонта». В училище немало гражданского персонала женского пола на общеобразовательных кафедрах, столовая, библиотеки, штаб и прочее.
Опять же, с четвертого этажа главного корпуса, где расположена кафедра «Иностранных языков» и основной контингент опять же, женщины, будет видно… Библиотека рядом, секретка… Нет, капитан, плохая мысль однозначно!
Нахрен был неумолим и ничего не хотел слушать. Он разражено забубнил, временами срываясь на противный визг.
– Никакие отговорки не принимаются. Всем по*сать здесь! Немедленно! Я что, с вами жить в казарме обязан, да?! Я домой хочу! К жене, к детям… Я соскучился, в конце концов…
Капитан смахнул набежавшую слезу. Взяв себя в руки, опять заревел, словно поднятый из берлоги медведь. Поднятый посреди зимы, естественно.
– В казарме после команды «отбой», чтобы ни одного шарахающегося тела! Понятно? Кто встанет с кровати в туалет, пусть сразу занимает место на «тумбочку». Пять нарядов вне очереди! Все слышали? Рота, слушай мою команду! Первая шеренга, пять шагов вперед, шаааа-гом марш!
Делать нечего, как в дурном анекдоте: «Айн, цвай, драй, пись-пись-пись!..» первая шеренга вышла из строя и приблизившись к белоснежному сугробу в виде бесконечного параллелепипеда с идеальной гранью, об которую можно было обрезаться. Парни с грехом пополам справили малые нужды.
В уральской ночи под светом подслеповатых фонарей на ослепительно белом снегу сразу же проявились и живописно обозначились характерные желтые воронки, с окаемками расплавленного снега.
Дальше, больше. Курсанты из последующих шеренг, осознав, что «делать нечего, гуляй рванина», стали поголовно глумиться, выписывая на белом бордюре всевозможные витиеватые вензеля и достаточно протяженные узоры!
Не судите строго. Пожалуйста. Это не мы такие. Это нас так подставили! Капитану Хорошевскому в тот момент все было «пофиг». Его мозг от хронической усталости дал отсечку. Офицер нетерпеливо посматривал на часы. Ему очень хотелось домой. Любой ценой.
Из глубин строя раздался гундосый голос Копыто с наивно-провокационным вопросом.
–  А пока*ать здесь можно?
Нахрен скрипнул зубами и, передразнивая спросившего, раздраженно пробурчал, театрально кривляясь.
–  Нет! Еще чего. Только в роте, а то примерзнешь к асфальту, придется ломом отковыривать! Вам все по-нят-но, кур-сант Ко-пы-то?
Толпа в 144 «потенциально бессовестных рыла» разошлась не на шутку и расписала почти все сугробы на дороге от столовой до учебного корпуса. Поймите правильно, в среде молодых и безбашенных разгильдяев всегда найдутся творческие и талантливые натуры. И процесс пошел!
Каких картин только не появилось на дороге! Инопланетянин? Пожалуйста! Крестики-нолики? Поиграем! Был даже весьма упрощенный вариант Венеры Милосской. Правда, с руками и всеми физиологическими подробностями – голая баба, короче! Многослойная волнистая линия – дилетантский замах на копирование общеизвестной картины Айвазовского «Девятый вал». Коллективная работа, есть повод для гордости и т.д. и т.п.
Кое-кто из ребят умудрился оставить личную роспись! Кто-то старательно вырисовывал собаку с задранным хвостом. Витя Копыто не придумал ничего лучшего как, периодически пережимая мужское достоинство, старательно регулируя напор и расход «краски», аккуратно вывел: «4 рота!» Коротко и ясно.
Когда вакханалия закончилась, озверевший и замерзший от длительного ожидания капитан Нахрен погнал нас в казарму «бегом».
Прибежали в казарму. Разделись. Пять минут «на умыться». Построились. Вечерняя поверка пролетела молниеносно. Курсанты, едва услышав родную фамилию, не успевали выкрикнуть: «Я!» Прозвучала поспешная команда «отбой», все рухнули в койки. Командир роты капитан Хорошевский ушел домой вовремя, абсолютно счастливый в надежде выспаться от души. Зря это он так!
Выспаться-то он выспался, но наутро его ждал неожиданный сюрприз. Плоды коллективной живописи, не особо бросающиеся в темноте уральской ночи, с первыми лучами утреннего солнца предстали в истинной красе. 
Картина за курсантской столовой была ещё та! На ослепительно белом снегу, на идеально ровненьких сугробах были ТАКИЕ разнообразные и живописные узоры ярко-желтого цвета с однозначно-явным происхождением оных, что женская фракция гражданского персонала немедленно пришла в неописуемый ужас. А когда «пришла в себя», то сразу же пришла в кабинет к генералу с праведным возмущением о вопиющем факте непотребного свинства.
Короткое расследование, проведенное начальником училища методом «мозгового штурма на основе логического анализа»,  моментально сузило круг подозреваемых до казармы 4-й, 5-й и 16-й рот 1-го учебного батальона. А как иначе, когда туалетный стояк трехэтажного здания «тю-тю».
Генерал незамедлительно вызвал нашего комбата и, ни в чем себе не отказывая, знатно отодрал Пиночета. Тот вылетел из кабинета начальника училища, как пробка из бутылки шампанского. Не заходя к себе в канцелярию, комбат посетил все три «подозрительные» роты и знатно отодрал всех без исключения офицеров, попавшихся на глаза. Отодрал всех без разбора! Так, на всякий случай. Для профилактики. Нашел бы непосредственного виновного, вообще бы загрыз!
Затем кто-то из зверски отодранных робко посетовал, что мол, порют не тех, кого надо бы… И сослался на «конкретную» надпись с указанием непосредственного автора: «4-я рота».
Получив эпохальную информацию, Пиночет мгновенно сорвался на место происшествия, где обстоятельно осмотрел общирную площадь расписаной территории и каждый «шедевр» в отдельности. А когда, наконец, нашел главную улику, то неоднократно ее перечитал, каждый раз старательно шевеля губами и чуть ли не водя указательным пальцем непосредственно по самой надписи.
–  4-я рота, так, так, так! Ну держитесь, суки!
Возможно, Пиночет даже законспектировал эту надпись. На всякий случай.Чтобы не забыть. Кто знает, все может быть. Мало ли.
Задрав хобот к небу, словно слон, полковник Серов протрубил победно-боевой клич! Виновный найден! Ай, да я! Шерлок Холмс, однозначно! Вычислил все-таки, блин! Ай, молодца! Дедукция, не иначе. А ну, подать сюда какого-нибудь офицеришку из 4-й роты! А почему какого-нибудь?! Подать сюда непосредственно командира роты.
– Капитана Хорошевского ко мне! НЕ-МЕД-ЛЕН-НО!
Володя Нахрен в это время, сладенько позевывая после «полноценной ночи», еще только шел на службу. Шел-шел и пришел. Прямо под апогей разборок.
Как его порол Пиночет?! Мама дорогая! Это надо было слышать!
Общевоинские Уставы строго-настрого запрещают насиловать командира на глазах у подчиненных! Стоит отдать должное, Пиночет неукоснительно выполнил это требование и уединился с «дорогим Володенькой» в кабинете – в номерах, так сказать. Но, громогласные крики комбата и жалобные всхлипывания Нахрена многоголосым эхом разносились далеко за пределами училища ВВС. То, что Пиночет практикует «садо-мазо» мы, в принципе смутно догадывались но, что так активно?! Это было неожиданным откровением.
Капитан Хорошевский после продолжительной «игры в одни ворота», пару недель имел бледный вид и неровную походку.
Самое смешное, что живописные «картины», коллективно исполненные с применением нетрадиционных материалов органического происхождения, исчезли с белоснежных сугробов уже на следующее утро.
Не иначе, капитан Нахрен, вооружившись лопатой, всю ночь лично перелопачивал кубометры снега, скрывая позорные следы «вечернего туалета» 144-х бойцов, вверенной 4-й роты.
Почему лично? А никого из ребят нашей роты для этой процедуры не привлекали. По крайней мере, не помню.
Эх, какие картины пропали. Высокохудожественные и широкомасштабные! Одни росписи «художников» чего стоили. Витиеватые, с затейливыми крендебубелями… загляденье!
И с краешка роскошной «выставки», скромненькая афиша: «4-я рота!»

38. Ремонт туалета

После вышеописанных событий туалет продолжал оставаться в неисправном состоянии. При пересменке наряды по роте передавали его как некое виртуальное имущество, как бермудскую территорию. Туалет вроде бы есть, но за дверь, замотанную толстенной проволокой, никто давно не заходил. Да и командир роты не горел особым желанием вспоминать потрясающие результаты своих экспериментов со взрывчатыми веществами.
Наша 4-я рота, да и не только наша, а также соседи сверху и снизу, были вынуждены пользоваться вторым туалетом. Великое счастье, что капитан Нахрен сэкономил на учениях по тактике всего лишь один взрывпакет, а не два. Страшно представить, какая волна разрушений могла прокатиться по нашему училищу. Не дай Бог!
Из-за того, что исправно функционирующий туалет в роте остался лишь один, время выхода на построение увеличилось ровно вдвое. Отговорка у курсантов для отцов-командиров, раздраженных постоянными опозданиями личного состава, была бронебойная.
– Где тебя носит, козья морда? Почему еще не в строю? Сгною в нарядах!
– Справлял естественные надобности. Пока в очереди достоишься, второй раз уже хочеться, беда просто.
Дисциплина катастрофически падала. Вместе с ней падала и боеготовность, причем, по вполне объективным причинам.
«Не ракетная же шахта с ядерной боеголовкой, наконец», – примется спорить неискушенный читатель. А нет, дорогие! Туалет - это, без преувеличения, очень важный стратегический объект! И от его исправности и пропускной способности зависит боеготовность армии. Количество «очек» в туалетах строго регламентировано, исходя из штатной численности военнослужащих в подразделении. Целые военно-медицинские институты подсчитывали и различные ситуации моделировали. Не одна кандидатская и докторская диссертация на тему: «Пропускная способность туалета типа «сортир» в период ведения боевых действий в условиях повышенной температуры и влажности, при 40% дизентерии у личного состава….» была с триумфом защищена. Сколько достойных умов из военных академий «генералов» под это дело получили?! Поверьте на слово –  много! А вы говорите, туалеты!
Если бы шпионские спутники, бороздящие просторы космоса, определили и достоверно распознали выход из строя сразу трех туалетов в казарме 5-й, 4-й и 16-й рот краснознаменного военного авиационного училища, к бабке не ходи, началась бы очередная мировая война. Такой момент пропадает! Эх!
Ну ладно, спутники. Не умеют пока инженеры НАСА  исправность канализации определять! Шахты ядерных ракет – пожалуйста, а вот сантехнику –  нет. Недоработали конструкторы. Не все параметры в ЭВМ шпионских спутников заложили. Реально облажались ребята из ЦРУ и РУМО. Пора бы кому-то из них и об отставке подумать. Такой момент для нападения профукали. Целых три роты Красной армии были, фактически, небоеспособны! НАТОвским супостатам самое время – только воюй! Вот, дурачье! Пора, пора! Пора с американских разведчиков погоны срывать и по мордам! По мордам! И в отставку… А то и пулю в лоб.
Резидентура вражеская тоже, однако, не доработала. За что их в Лэнгли держат? За что зарплату исправно платят?! Непонятно.
Командиру 4-й роты Володе Хорошевскому впору орденишко НАТОвский отчеканить и торжественно выдать с формулировкой: «За подрыв оборонного потенциала страны Советов». Сам того не ведая, Нахрен сработал похлеще засланного диверсанта. Ба-бах! И более четырехсот бойцов в 1-м батальоне военного училища потеряны для обороны.
Кстати, а куда «особый отдел» смотрел? Может капитан Хорошевский это вредительство специально затеял?! Надо бы разобраться и внести ясность в существо вопроса. Хотя на дворе не 37-й год, но… подозрительно!
Такие вот дела. Чего греха таить, что было, то было. Тем не менее, хрупкое равновесие на грани глобальной катастрофы удержалось. Третья мировая война не разразилась, и мир был спасен.
А спасали его так. Исходя из впечатляющих масштабов разрушений, вызванных действиями капитана Нахрена, весь сантехнический стояк, объединяющий туалеты на трех этажах здания был «вчистую» уничтожен. Чтобы реанимировать систему, было необходимо объединить совместные усилия трех рот, пострадавших от взрыва. И в едином порыве осуществить все виды ремонтных работ от проброски и герметизации новых труб до установки очек и цементирования отвалившийся керамической плитки.
К Володе Нахрену регулярно приходили многочисленные ходоки из 16-й и 5-й роты. Он принимал дорогих гостей, как радушный хозяин. Поил чаем. Вежливо выслушивал. Входил в положение. Широко улыбался. Много обещал …и ничего не делал. Спросите: «Почему?» Отвечаю. Такова сущность нашего ротного, которого мы и перекрестили в Нахрена. Капитан Хорошевский жил по принципу: «День прошел и, слава Богу». А завтра будет новый день.
Время шло. Соседи с положением дел мириться не хотели. Первым сдался майор Череп. Благо, его 5-я рота находилась на первом этаже здания и, следовательно, была в выигрышном положении.
Вскоре 5-я рота за счет внутренних ресурсов собственными силами (а в армии все делается только собственными силами, а так же исключительно за счет внутренних ресурсов) отремонтировала разрушенный туалет. Торжественно ввела его в строй, возможно, с процедурой перерезания красной ленточки. И начала активно эксплуатировать в штатном режиме.
Соседи сверху из 16-й роты еще пару месяцев поуговаривали Володю Нахрена, а затем напряглись и тоже сделали ремонт. Осталось, за малым -  восстановить недостающее звено, чтобы сдать исправный объект в эксплуатацию. Этим звеном был второй этаж, то есть мы – 4-я рота.
От соседей сверху в последний раз пришли ходоки. Используя последнее достижения дипломатии, а именно – грязный шантаж (пообещали использовать свой туалет по прямому назначению независимо от степени готовности нашего отрезка канализационной системы), все-таки убедили Володю Хорошевского приступить к ремонту. 
Капитан был мрачнее тучи. Его можно понять, ибо стать фильтром и отстойником для фекальных масс соседей сверху – перспектива малоприятная.
Долго думать командир 4-й роты не любил. Да и не умел. Поэтому ремонтная бригада была определена почти мгновенно. В группу «достойных и доверенных» попал именно тот наряд, что стоял в день вселенских потрясений.
Уворачиваясь от неожиданной чести, мы приводили слабые доводы и жалко лепетали.
– А мы вроде тут и не причем. Со строительными и сантехническими премудростями не знакомы.
Однако капитан Хорошевский мгновенно пресек все «зачатки демократии» весомым аргументом, который одновременно являлся и стимулом дальнейшей трудовой деятельности. Ласково улыбаясь, офицер нанес удар ниже пояса.
– Через неделю зимний отпуск. Не успеете отремонтировать туалет, не поедете.
 В спальном помещении казармы был лихорадочно собран мини-совет. Цель: поехать в отпуск! Задача: ремонт туалета. Способ выполнения: разыскать необходимые материалы и инструменты. Исполнение: круглосуточный режим работы.
Отдельно следует отметить, что, отдав нам ценное указание, командир роты посчитал свою задачу полностью выполненной. А все остальные мелочи вроде поиска цемента, труб, известки, белил, новых очек, кистей, мастерков, лопат и т.д. и т.п. –  личный состав должен справляться самостоятельно.
И мы справлялись. Где нашли расходные материалы - отдельная история. Причем из разряда дел, которые попадают под юрисдикцию уголовного права. Были хищение, кража, обман доверия, мошенничество, заведомое введение в заблуждение, грабеж и много еще чего. Жалкие остатки совести дают возможность спокойно спать по ночам. Ибо за давностью событий и небольшого количества «найденных» материалов, при отсутствия злого умысла и личной выгоды, фигурантам дела: «О ремонте туалета» полагается амнистия.
Единственное, за что меня мучает совесть – песок для раствора был изъят из детской песочницы. В результате целое поколение детишек, выросших в военном городке, лишилось возможности делать куличики.
Потолки и стены туалета, после тщательной очистки от засохшего дерьма, белили известкой, украденной в столовой, где шел плановый косметический ремонт и не воспользоваться благоприятным стечением обстоятельств –  грех.
Вместо кистей использовали личные сапожные щетки. Лестницы и леса для доступа на пятиметровую высоту собирали, как карточный домик из курсантских тумбочек и кроватей. Техника безопасности отсутствовала изначально, как тормоз прогрессивной технологии скоростного ремонта.
Цемент месили прямо на шикарном полированном мраморном полу. Читая эти строки, кое-кто из бывших пленных немцев, возможно, схватился за сердце и заглотит пачку валидола. А кому тогда было легко?! Вместо герметика и уплотняющих прокладок, на стыки труб пошли наши полотенца и портянки, перетянутые проволокой. Местами использовалась дефицитная изолента для электропроводки, умыкнутая на кафедре «Электротехники». Но такая роскошь, как изолента, быстро кончилась. Поэтому в дело шло все!
Где именно нашли недостающие очки, уж извините, не скажу. На этот вид воинских проступков срок давности не распространяется.
Работы велись круглосуточно! В столовую не ходили. Питались прямо в туалете среди цемента, краски и труб. При этом умудрялись сдавать зимнюю сессию на отличные оценки. Ответы на экзаменах проходили без подготовки, прямо у стола, где тянут билеты с вопросами. Времени на ремонт катастрофически не хватало. Мы зашивались!
Последний замес цемента происходил, когда первая партия отпускников-счастливцев в парадной форме пересекала КПП, покидая альма-матер.
Узнав об этом факте, мы ускорились. Что ни говори, а стимул – великий двигатель прогресса. Еще последнее очко не успело занять законное место на пьедестале в крайней кабинке, а нетерпеливый Витя Копыто (поезд на Пилопедрищенск уходил через один час сорок семь минут), уже стучался в кабинет командира роты с бодрым докладом о готовности к сдаче стратегического объекта.
По мере приближения «приемной комиссии» было отчетливо слышно, как используя шепелявое красноречие, Витя виртуозно грузит уши капитана Нахрена. А на полу туалета лежит около четверти куба цементного раствора. Куда его?
Не долго думая, спустили цемент в многострадальное технологическое отверстие восстановленной канализационной системы. Полы быстро протерлись. Инструмент аккуратно поставили в угол.
Какие все-таки замечательные полы! Идеально заблестели от мимолетного прикосновения безнадежно грязной ветоши. Хвала немецким гастарбайтерам!
Капитан Хорошевский задумчиво походил по туалету. Слил воду в каждом бачке. Убедился, что она мощным водоворотом исчезает в недрах новеньких очек восстановленной канализационной системы. Прислушался, не раздались ли возмущенные крики соседей снизу? Еще раз окинул пространство туалета командирским оком. Хлопнул ладонями и довольно крякнул.
– Ну вот, тут делов! А вы полгода тянули. Можете ведь, когда вас заинтересуешь!
Довольный капитан с видом великого Макаренко ушел в канцелярию за отпускными билетами.
Особого приглашения не требовалось и через десять минут туалет и все с ним связанно, а также само училище, уже были историей.
Четырнадцать дней законного отпуска пролетели, как один. Пришло время возвращаться в альма-матер.
Первого человека, кого мы увидели в родной казарме после зимнего отпуска, был разъяренный Володя Нахрен.
Оказывается, тот цемент, что мы слили в сантехническую систему, в воде не растворяется. Вообще! Он ею даже не смывается. А занимает в системе труб крайнее нижнее положение, где благополучно застывает. Обалдеть! Вот чудеса, однако. Причем, чем больше воды, тем цемент качественнее и крепче становится.
Канализационная система многострадального туалета опять пребывала в привычном состоянии - была абсолютно неисправна.
Состав ремонтной бригады остался неизменным, как масса электрона или скорость света в вакууме. Засучив рукава, мы сели на очередном внеочередном военном совете.
По ряду объективных причин, гнать аврал и пороть горячку не было необходимости. До следующего отпуска еще шесть календарных месяцев. А за полгода не то что туалет, а всю казарму до фундамента разобрать и заново отстроить можно.
А самое главное – в государстве начиналась очередная борьба за качество. По ТВ и в СМИ было громогласно объявлено о нетерпимости к показухе и очковтирательству. В стране начинались перестройка, ускорение, гласность и курс на дружбу с Западом. На мировой арене наметилось политическое потепление и глобальной войны с массовым применением ядерного оружия из-за подрыва боеготовности Красной армии по причине неисправного туалета в отдельностоящей казарме опасаться не стоило.

39. Широко раззявя рот

В 4-й роте учился типичный представитель солнечной Молдавии. В те времена эта чудесная республика еще входила с состав единого и неделимого СССР. Звали его Олесь Потыну. Родом из села с поэтическим названием: «Большие Пидоры» (ударение на втором слоге).
Сей факт не давал покоя многим казарменным острословам. Особенно таким как Витя Копыто. Опуская факт, что сам Копыто приехал из не менее замечательного города - Пилопедрищенск, Витя регулярно доставал Олеся расспросами о его родном селе. При этом живо интересовался наличием села с названием: «Малые Пидоры». И откуда, собственно, появилось такое интересное наименование населенного пункта? И почему ударение в слове «Пидоры» надо ставить на второй слог, а не на первый?
Стоит отметить, что Олесь Потыну был парень неплохой, старательный, добрый, открытый и надежный, но честно сказать, тормознутый. А если быть совсем объективным, то Потыну был очень сильно тормознутым. Не буду спорить, не его в том вина, темперамент у всех разный. Но размеренная жизнь в Молдавских предгорьях наложила отпечаток на поведение и поступки уравновешенного Олеся. Соображал курсант Потыну катастрофически медленно и тяжело. Было отчетливо слышно, как натужно скрипят его мозги, перемалывая громоздкими жерновами полученную информацию, которая, словно мука тихо шурша пересыпается по извилинам, неторопливо заполняя закрома девственно-чистого мозга.
Говорил по-русски Олесь вполне сносно, но так же обстоятельно и неспеша, смачно причмокивая губами и с утомительно длинными-длинными паузами. Этими паузами он доводил до белого каления более темпераментных сослуживцев. В частности, того же явно выраженного холерика Виктора Копыто.
Потыну был человек незлобивый, неконфликтный и необидчивый. Очевидно, он просто не осознавал, что временами его беззлобно подкалывают и подтрунивают. А когда через пару дней, а может и много позже, до него доходило, то отвечать шуткой на шутку было уже несвоевременно. Поезд ушел, ту-ту!
Ребята неоднократно отмечали, что Олесь просит рассказать анекдоты про молдаван, которые старательно записывает в блокнотик. Можно было предположить, что в отпуске он пересказывает эти анекдоты односельчанам и слывет на малой родине в Больших Пидорах балагуром и весельчаком. Пускай, не жалко. Анекдотов у нас в достатке. Для хорошего человека еще придумаем.
Однажды незабвенный командир роты Вова Хорошевский, будучи ответственным дежурным по 1-му батальону и выполняя ценное указание Пиночета, всю ночь прошарахался в поисках самоходчиков. Результат был нулевой но, капитан ни на минуту не присел. Дурная голова ногам покоя не дает! Его проблемы.
По утвержденному распорядку дня, после обеда дежурному офицеру полагалось четыре часа законного отдыха. Безмерно уставший, с гудящими и отекшими ногами, Нахрен приполз в родное подразделение и сразу дал команду дневальным курсантам занести в канцелярию свободную койку.
С трудом стянув сапоги с опухших ног, капитан приготовился почивать. Оставалась небольшая заминка с табельным пистолетом Макарова, которым на время несения дежурства вооружается каждый офицер Красной Армии. Дабы не класть оружие под подушку, Нахрен логично определил, что самое безопасное место для пистолета – это оружейная комната роты. Где под сигнализацией и неусыпным оком дневального на «тумбочке», хранится 144 автомата Калашникова, пара пулеметов того же прославленного конструктора и куча патронов.
Капитан Хорошевский дал команду открыть «оружейку» и вскрыть крайнюю пирамиду, где на самую верхнюю полку положил табельный ПМ. Положил прямо в кобуре на портупее.
На его глазах дневальный курсант закрыл «оружейку». Опечатал замок. И подключил сигнализацию, продублировав сей факт у дежурного по училищу полковника Пупкина. Успокоенный и умиротворенный Володя Нахрен отправился спать.
Но как часто случается в жизни, все пошло не так. Стечения обстоятельств и фатальные случайности предвидеть и учесть не всегда представляется возможным. Ни для кого не секрет: «то, что является результатом длительного мыслительного процесса и выполняется на строго законных основаниях, а так же по давно отлаженным, доведенным до автоматизма и отработанным до изнеможения процедурам, обычно хорошо начинается, но весьма плохо заканчивается и зачастую приводит к абсолютно непредсказуемым последствиям». Это своего рода разновидность «законов подлости» или законов Мэрфи, кому как угодно.
Пока Нахрен досматривал первый сон и собирался вздремнуть на вторую серию, в расположение роты ввалилось отделение курсантов, назначенное во внутренний караул по училищу. внутренний караул - это охрана боевого знамени, автопарка, оружейных складов, аэродрома, местной гауптвахты, периметра и прочее.
Для обеспечения процедуры получения личным составом караула оружия и боеприпасов, дневальный позвонил дежурному по училищу полковнику Пупкину и попросил снять «оружейку» с сигнализации. Полковник Пупкин, скрупулезно сверившись с графиком нарядов, нажал кнопку на пульте и отключил 4-ю роту от сигнализации. А так же разрешил дневальному выдать оружие и боеприпасы исключительно личному составу караула. Все законно и буднично. Алгоритм отработан до автоматизма.
Но в жизни всегда есть место случайности. Курсант Олесь Потыну, вынимая автомат из пирамиды, увидел кожаный ремень, свисающий с верхней полки оружейного шкафчика. Это его озадачило. Олесь потянул ремень на себя. В результате ему на голову свалилась тяжелая кобура с пистолетом.
Кроме автомата и пулемета системы Калашникова, когда-то в детстве Олесь видел охотничьи ружья. Но это было в родном селе Большие Пидоры (как все уже помнят, ударение на втором слоге). Пистолет Макарова на занятиях по огневой подготовке пока не изучался. Проведение занятия по указанной теме было предусмотрено в следующем месяце. Подождать бы всего ничего. Но ведь интересно! Ой, как интересно! Любопытство - не порок, а двигатель прогресса!
Соблазн – великий искуситель. В руку Олеся приятной тяжестью удобно лег вороненый пистолет. И так захотелось с кем-нибудь поделиться неожиданной находкой, что минуя дневального на «тумбочке», который докладывал по телефону полковнику Пупкину о планомерной выдаче оружия и боеприпасов, Олесь беспрепятственно вышел из «оружейки».
Первого кого он увидел, был Виктор Копыто, идущий по коридору за своим многострадальным автоматом. До Виктора было метров десять-двенадцать, где-то так. Большой и восторженный ребенок Потыну, переполняемый положительными эмоциями, непроизвольно протянул руку с пистолетом навстречу главному поставщику новых анекдотов про молдаван.
– Га! Вы-тек! Ды-высь, шо я маю!
Витя Копыто тоже искренне удивился, увидев пистолет. Сделав еще шаг навстречу Олесю, он протянул длинные нескладные руки и произнес:
– Да...
Очевидно Витя хотел сказать: «Дай!», а может: «Дай, мне!» Неважно. На букве «А», когда рот Виктора максимально открылся, неожиданно прогремел выстрел.
После выстрела в легком облачке пороха раздался мелодичный звон стреляной гильзы, подпрыгивающей на полу, а затем шум падающего тела. Громыхая мослами бездыханное тело курсанта Копыто распласталось в неестественной позе.
Олесь озадаченно крутил в руках дымящийся пистолет. Он то заглядывал в ствол, то наводил его на очевидцев происходящего, как бы приглашая ребят поучаствовать в процессе исследования внутреннего содержимого ствола пистолета. Растерянным видом Олесь Потыну как бы призывал очевидцев в свидетели, что он здесь не причем, а дурная железяка выстрелила сама, без его непосредственного участия.
Из канцелярии прибежал взъерошенный и заспанный Нахрен. Прибежал прямо в носках и в галифе.
Увидев на полу труп курсанта Копыто, капитан выпучил безумные глаза и бросился к Потыну отбирать пистолет. Перепуганный Олесь тупо потянул ПМ на себя, не желая расставаться с такой занятной штукенцией. Но после трех-четырех минут молчаливого пыхтения и сопения, сопровождавших импровизированное «перетягивание каната», Потыну разжал пальцы и пистолет перешел в руки законного хозяина.
Капитан Хорошевский в носках и с пистолетом в руке нервно метался по коридору. Было заметно, что от отчаяния офицер не знает, что делать. Тем временем у курсанта Потыну подкосились ноги, и он медленно осел на пол. В мозгу Олеся начялся не только процесс неторопливого осознания случившегося, но и оценка его непосредственной роли в этой ситуации.
–  Ой, ма-мо…
Курсанты в казарме находились в состоянии глубокого столбняка. Вид неподвижно лежащего на полу товарища, погибшего на наших глазах, парализовал всех. Так близко никто из нас смерть еще не видел. В роте повисла гнетущая тишина.
Но Бог Витю любил! Неожиданно тело Копыто зашевелилось. Витя открыл глаза и сел. Он поднес руку к левой щеке. Прикоснувшись, немного скривился и сразу отдернул. Мы увидели немного крови на его пальцах.
Оживший Витя энергично поклацал зубами. Поплямкал языком. Повертел головой, с удивлением оглядывая замерших сослуживцев, которые смотрели на него, как на привидение. Копыто еще раз осторожно покрутил головой. Послушал, как легонько щелкнули шейные позвонки, и бодренько вскочил на ноги. Изумленные очевидцы чудесного воскрешения бросились к нему.
Факт остается фактом, но произошло очередное чудо. Где-то наверху в небесной канцелярии посчитали, что такой замечательный пацан как Витя, рановато собрался переезжать в мир иной. Не по графику! Без предварительной заявки и согласования. Не готовы в загробном мире к такому счастью. Не выдержит их райская гармония и благочестивая умиротворенность внепланового прибытия столь редкостного и безбашенного раздолбая. Вероятно, на небесах почитали за благо повременить с грядущим событием наступления всеобщего хаоса и единогласно решили оставить Виктора Копыто в пределах Земли на радость и развлечение нам, любезным. Наслаждайтесь-ка ребятки сами, а нам такой подарочек без надобности.
То, что Витя отклячил нижнюю челюсть и широко раззявил рот, спасло ему жизнь. Удивительно, но пуля вошла исключительно точно в раскрытый рот. Более того, во рту курсанта Копыто пуля продвигалась исключительно аккуратно, почти ювелирно, не задев ни губы, ни зубы, ни язык.
Так как Витя находился к Олесю немного под углом, то и вышла летящая пуля исключительно через середину левой щеки, оставив небольшую сквозную ранку с чуть-чуть рваными краешками, которая почти не кровоточила. Непостижимо! Чудо! Фантастика!
В расположение роты скоропостижно прибыли мрачный Пиночет, дежурный по училищу полковник Пупкин и добродушный на вид, вечно улыбающийся майор-«особняк». Всех очевидцев данного происшествия загнали в ленинскую комнату, где мы дружно настрочили рапорта о степени своего участия или неучастия в «кровавых событиях».
Пиночет в коридоре жестоко «порол» Нахрена. Он нисколько не ограничивался в использовании крепких выражений из богатого арсенала могучего русского языка. В основном из обширного раздела нелитературной и непечатной составляющей. Через неплотно закрытую дверь было видно, как Вова Нахрен разводил руки в разные стороны и жалко оправдываясь, сильно хлопал ладонями по ляжкам. Создавалось впечатление, что капитан собирается взлететь.
Вскоре прибежали начальник медслужбы училища и фельдшер с чемоданом лекарств. Они долго и растерянно осматривали Витю Копыто, не веря глазам и рассказам очевидцев, при каких обстоятельствах состоялось ранение.
В это время неунывающий мудак Витя (иначе не скажешь) развлекался тем, что набирал полные легкие воздуха. Затем, плотно сомкнув губы и раздувая щеки, выпускал этот самый воздух через аккуратную дырочку в левой щеке. Болевых ощущений или какого-либо дискомфорта курсант Копыто не испытывал, а пошалить хотелось. Даже сейчас. Настроение было замечательным. Претензий к Олесю не имелось. А брать в голову негатив Витя не считал нужным. Единственное, что его беспокоило, не будет ли через «нештатное» отверстие вываливаться пища и выливаться компот? Идиот!!!
Обескураженные медики забрали Виктора в медсанчасть, где наложили один-единственный стежок хирургического шва на щеку. Смазали ранку зеленкой. Воткнули под лопатку укол от столбняка. И оставили на амбулаторное лечение. Или понаблюдать за психикой, как знать?!
Отцы-командиры внимательно изучив письменные и устные показания очевидцев смертоубийства с последующим воскрешением, назначили замену в состав караула для раненого Копыто и «виртуозного снайпера» Потыну, благоразумно рассудив, что давать Олесю автомат на ближайшие сутки – безумие!
Сутки караула прошли в общей нервозности и в пугающем неведении. Все парни переживали за Олеся Потыну. Мы уже знали, что Виктор жив, здоров и через пять-шесть дней, когда шов окончательно затянется, его вернут из медсанчасти в лучшем виде. А вот судьба молдаванского «боевика-террориста» была весьма туманна. То, что его не посадили на училищную гауптвахту и не передали для ареста в «заботливые руки» военной комендатуры для задушевных бесед с прокурором, наводило на различные мысли. Чаще, невеселые.
Когда мы вернулись из караула и сдали оружие и боеприпасы, нас опять загнали в ленинскую комнату. Пиночет, «особняк» и политический заместителель генерала занудно и витиевато агитировали «за советскую власть». Мозги посушили знатно и качественно. По логике умозаключений и грозных речей отцов-командиров получалось, что виновны мы все поголовно. Без исключения! И сажать в тюрьму нас надо немедленно. Причем, всех сразу и персонально каждого. Но учитывая гуманность и человеколюбие родного государства, командование училища приняло очень и очень непростое решение взять грех на свою кристально чистую совесть и не отправлять нас - законченных мерзавцев, в кандалах по этапу на Колыму для усиления бригады лесорубов. Отцы-командиры посчитали возможным дать шанс искупить вину образцовым служением на благо Родине. Короче, все остается как есть. Мы держим язык за зубами. Олесь образцово-показательно задрочен. Копыто жив, здоров, и без малейших претензий. Обо всем забыть! Согласны?
 Мы были единодушно согласны. Всю трехчасовую пургу и лабуду, что нам вливали в уши командиры, мы поняли, как надо. Все очень просто объяснялось: наше краснознаменное училище, награжденное несколькими орденами и обласканное руководством ВВС, решило не выносить сор из избы и сохранить лицо.
В результате все вернулось на круги своя. Пиночет получил выговор, Нахрен  – строгач. «Особняк» за скромность и правильное понимание текущего момента тоже что-то получил, но из разряда материального и остро дефицитного. Что-то говорили про открытку, дающую право на покупку ВАЗ-2105 вне очереди. Утверждать не берусь. Главное, что информация об инциденте с оружием за периметр ограждения училища не вышла и все фигуранты дела остались довольны. И что особенно радует, живы и здоровы.
Витя, вернувшись из санчасти, щеголял  аккуратным и почти незаметным розовым рубцом на левой щеке. В кармане гимнастерки он носил пулю, которая, пройдя сквозь его щеку, ударилась о стену и сильно деформировалась, но была вполне узнаваема.
Более того, у Копыто появилась душещипательная история для гарантированного проникновения сквозь неприступную оборону наивных девушек. Трогательно пуская скупую мужскую слезу, курсант Копыто рассказывал, как при выполнении суперсовершенно мегасекретного задания командования, исключительно государственной важности, в него стрелял гиперопасный шпион всех империалистических держав мира.
–  Кажется, его звали Бонд. Джеймс Бонд.
И только благодаря железной хватке, буквально, персональными зубами с повышенным содержанием кальция, Виктор прервал смертельный полет безжалостного кусочка металла. В этот момент душещипательного повествования, покореженная пуля извлекалась из глубин запыленного кармана и служила неопровержимым доказательством правдивости рассказчика, дополняя картину «боевого» ранения.
Регулярно рыдая от умиления, я умывался слезами, являясь свидетелем изысканных маневров героического ловеласа.
Под напором столь убедительных аргументов оборона крепостей рушилась. Девушки выбрасывали белый флаг и отдавали себя на разграбление благородному и смелому воину, борцу с империалистическим шпионажем.
Курсант Потыну продолжил учебу в училище. Заторможенность в действиях и медлительность в процессах мышления он компенсировал исключительно точным и пунктуальным выполнением всех предписаний и распоряжений. Олесь начал жить в строгом соответствии с требованиями и регламентом всевозможных инструкций и наставлений. Ни на шаг в сторону. Ни малейшей толики личной инициативы. Человек-параграф. Общевоинские Уставы стали ему настольной книгой, почти что Библией.
После успешного выпуска из училища ВВС, Олесь сразу же перевелся в сухопутные войска с благой целью занять достойное место в кресле военного коменданта непыльного гарнизона на территории солнечной Молдавии, но …об этом чуть далее.
А пока… в роте после отбоя полушепотом обсуждалась возможная причина, по которой Олеся не вышибли из училища. В качестве основной версии говорили, что Потыну был не молдаванином, а имел честь родиться гуцулом. Таких представителей «Красной книги» в Советскую армию еще не заносило. Вот его и оставили... для размножения.
Выдвигалось предположение, что дальний родственник Олеся является одним из многочисленных секретарей коммунистической партии Молдавии. Занимает уютный кабинет в Кишиневе, где важно восседает на персональной табуретке. Возможно, но не факт.
Находились немногие, кто искренне считал, что Потыну хотел реально отомстить Виктору Копыто за многочисленные шутки в адрес жителей села Большие Пидоры. И это спустя полтора года после шутки?! Долго до парня доходило! Но дело о покушении на убийство замяли чтобы, не разжигать межнациональную рознь.
Смею утверждать, что Виктора и Олеся связывали узы настоящей мужской дружбы. Это точно, без вариантов. Проверено и доказано бескорыстной взаимовыручкой и помощью. Неожиданная стрельба лишь крепче сплотила достойных друг друга, но таких разных представителей HOMO SAPIENS.
Лично мне наиболее достоверной видится другая причина, по которой Олесь Потыну вышел сухим из воды, а Виктор Копыто остался живым и здоровым. Ответ прост и незатейлив: «Бог, Витю любит!»
А вместе с ним возлюбил и Олеся Потыну.

40. Гарнизонный караул

45-е классное отделение впервые заступает в гарнизонный караул. В казарме ажиотаж. Все усиленно готовятся. Еще бы, гарнизон – это не внутри училища, где замкнутый микромир дружелюбных ВВС. Где все свои. Пусть надоевшие хуже горькой редьки и противно-отвратные, но такие родные. Свои!
Если сложилось, что ты сидишь в камере на училищной гауптвахте, то будь спокоен, тебе не дадут пропасть. В это время твой соплеменник пишет под копирку пропущенные лекции. А курсанты из состава караула усиленно подкормят и обеспечат возможность поспать в неурочное и запрещенное для сна время. Причем, это будут совершенно посторонние парни. Не из твоей роты. И даже не из твоего батальона. Но, тем не менее… Свои!
Потому как всем известна прописная истина: «Сейчас охраняешь ты, а завтра охранять будут уже тебя!» И наоборот. Круговорот курсантов в карцере –  процесс бесконечный и хаотичный, как броуновское движение.
И местное начальство пусть не подарочек, но все же свое, родное. Из ВВС! А в ВВС, будет вам всем известно, самые демократичные и воспитанные офицеры, деликатные и терпеливые, а местами душевные и сентиментальные. Их отношение к младшим по возрасту и званию почти семейное. Даже шутливые оскорбления и бесконечные шпыньки, отпускаемые в наш адрес, и те безобидные и абсолютно беззлобные. Так, больше для приличия. Ради порядка.
Гарнизонный караул – что-то новое, еще неизведанное и нам немного волнительно. В гарнизоне все иначе. Гарнизон – враждебная территория, где дислоцирована огромная масса военных училищ, воинских частей, рыскающих патрулей, зверей-краснопогонников и недружественных ракетчиков. А еще на территории гарнизона есть логово самых страшных и беспощадных отморозков - офицеров комендатуры, которые люто ненавидят любое послабление в воинской дисциплине. Даже самое незначительное отступление от требований статей Общевоинских Уставов расценивают как предательство и гарантированный повод для длительного ареста.
Для офицера комендатуры любой среднестатистический курсант - это пока еще неразоблаченный и непойманный потенциальный нарушитель воинской дисциплины, почти изменник Родины, самое место которому на гауптвахте. А еще лучше – в дисциплинарном батальоне.
И если у этого олуха погоны на плечах с голубым просветом и золотистый пропеллер в петличках, то значит, он вдвойне опасен. Ибо вольнодумец он. Особь, не обремененная фундаментальными знаниями об устройстве большой саперной лопаты. Организм, не познавший красоту монолитного пешего строя и гармонию двенадцатичасового марширования на плацу под бравурные марши в исполнении духового оркестра.
В принципе, офицеры комендатуры в чем-то, наверное, правы. Ну не занимаются такой ерундой в ВВС. Некогда нам! Есть другие дела. Более важные и нужные на наш взгляд, выпуклый как штурманский блистер. Нас учили всегда думать, обстоятельно учитывая все тонкости и нюансы. Заставляли старательно читать электрические схемы, скрупулезно распутывать хитросплетения проводов и трубопроводов, быстро и правильно принимать единственно правильное решение. Сохранять личную индивидуальность для успешного решения задач, от которых зависит человеческая жизнь. Зависит жизнь экипажа, наконец. Все наши действия досконально осознаны. Интеллект всегда наготове. Более того, он просто есть. Присутствует интеллект и все тут.
Отбирают в ВВС строго и кропотливо, при условии наличия этого самого интеллекта. Ибо люди в авиации никогда не считались расходным материалом. «Пушечное мясо» – это не о нас. В идеале, выпускники училища ВВС должны быть продуктом штучного производства. Потому как земля одинаково твердая для всех! И ошибок не прощает. Самолет, в отличие от сломавшегося танка, на обочину дороги не припаркуется. Он рухнет на головы случайным прохожим, качественно перепахав пару гектаров земли. Почувствовали разницу?
Даже обращение к военнослужащим в авиации строго уважительное. Всегда по имени-отчеству независимо от возраста и звания. Общение без показного паркетного шарканья. Без громкого щелканья каблуками. Без подобострастного взывания к чинам и регалиям.
Поэтому в искреннем рвении офицеров гарнизонной комендатуры всегда присутствовало страстное желание гноить его, соколика сизокрылого, в недрах свободолюбивого ВВС взращенного! И обязательно с тройной энергией. А все почему?
 Летать этот мерзавец, возможно, когда-нибудь сможет и станет. Свысока на весь мир, сволота улыбающаяся, смотреть будет. Включая на всех нас, на сырой земле остающихся… и в том числе, на меня, любимого. Он что себе позволяет? Думает, лучше меня?! Ишь чего возомнил, паскуда! Фас его! Трави, пока не ушел! Если нам суждено по земле ползать, то летать в синем небе – крамола. Контрреволюция! Измена!
Наверное, именно так и думают обладатели красных погон, с ненавистью глядящие на курсантов военно-воздушных училищ. Иного объяснения и оправдания их красноречивым взглядам и непристойным поступкам найти невозможно. Ибо после каждого заступления в гарнизонный караул, в расположение альма-матер возвращались далеко не все бойцы. ВВС несло потери.
Одно радует, что потери восполнимые, временные. Ребята пополняли число сидельцев, не успев растерянно хлопнуть ресницами, как по воле свирепого крансопогонника мгновенно превращаясь из охраны в арестантов. Их оружие привозили оставшиеся на воле сослуживцы. Молча ставили в пирамиду. Сдавали патроны и грустно смотрели на пустующие, осиротевшие кровати.
– Как они там сейчас?
Там, это значит на губе. Ибо каждый уважающий себя помощник военного коменданта или начальник гауптвахты, а то и сам начальник гарнизона считал за норму арестовать пару-другую «летунов-залетчиков». Начисляя максимально возможный срок для долговременной отсидки в комфортабельной обстановке общей камеры. В сугубо воспитательных целях, естественно. Дабы доказать обнаглевшим выскочкам на их же собственной шкуре, что жизнь на земле - не сахар. И представителям ВВС в ней не место. Земля принадлежит красным погонам и им подобным.
Учитывая плачевную практику, к гарнизонному караулу готовились истово. Статьи Устава разучивали как поэмы Пушкина в школе. С выражением и нараспев. Форму утюжили. Сапоги гладили и драили до зеркального блеска. Стоптанные каблуки перебивали. Миллиметры на шевронах и петличках вымеряли. Бляхи на ремнях натирали до благородно-золотого блеска.
Отведенные сутки караульную службу тащили супер-пупер-мега-гипер-образцово, чтобы повода для ареста не возникало по-определению. Даже теоретически.
Но «помидорные» офицеры глазам своим не верили. День и ночь покоя не знали. Все искали и рыскали, чтобы летунов-голубчиков в нежданных гостях, да на уютных нарах оставить. Гостеприимно, ничего не скажешь.

41. Лелея смутные надежды

В тот день все пошло очень даже удачно. Комендантский полковник пару часов традиционно и желчно брюзжал на разводе караула. Он занудно гундел о неспособности и непригодности ВВС, как рода войск в современной войне в целом. А в частности не забыл пройтись по «убогим дебилам, косящим от настоящей земной службы в рядах поганой авиации».
Дежурный комендант обошел всех и каждого. Задал по паре-тройке самых каверзных вопросов из Устава Гарнизонной и Караульной Службы. Получив исчерпывающие ответы, рассвирепел еще больше. Фактически, пришел в неистовство. Полковник расценил наши знания за прямое оскорбление и издевательство. Ибо по его авторитетному разумению, представители ВВС по  вольнодумному строению мозга не в состоянии осознать и оценить отточенное великолепие и строгую красоту Общевоинских Уставов. Не дано это им это!
Уязвленный краснопогонник решил лично поприсутствовать при приемо-сдаче гауптвахты, лелея смутную надежду подловить нас на каком-нибудь нарушении процедуры проверки арестованных. И непременно развить наше упущение в свою пользу. Но пошло немного не по его сценарию.
Дело в том, что на гарнизонной гауптвахте сидят не только образцово-показательные военнослужащие, волей случая попавшие в поле зрения гарнизонного патруля, но и личности, находящиеся под следствием за достаточно серьезные преступления. Более того, в отдельных камерах сидят и те, кто уже осужден военным судом-трибуналом на реальный срок. Они ожидают неизбежной пересылки в дисциплинарный батальон или того хуже – в тюрьму. А сидеть многим из них, ой как не хочется.
При проверке арестованных комендант-краснопогонник маячил у нас за спинами, постоянно вмешиваясь в процедуру приемо-сдачи. Он создавал нервозность, суету и неразбериху.
Сложилось так, что дверь в камеру, где шла перекличка и поголовная проверка подследственных, была открыта. Более того, дверь, ведущая из длинного коридора с многочисленными камерами во внутренний дворик гауптвахты, тоже была открыта.
Противно, видите ли, господину полковнику спертым воздухом застенков и казематов дышать. Свежего весеннего ветерка захотелось.
Сказано-сделано. Приказы в армии выполняются беспрекословно. Каюсь. Виноват, что выполнил бездарное распоряжение дежурного коменданта.
Тяжелая железная дверь, надежно закрывающая коридор с рядами камер, была нараспашку. Выход во двор гауптвахты, фактически, был свободен.
Один из подследственных, не желая переходить в разряд осужденных, с отчаянием бросился на полковника и сбил его с ног. Очень удачно сбил. Так, что визжащее и копошащееся тело полковника заблокировало состав караула в мрачном и узком коридоре гауптвахты.
Легко перемахнув через поверженного офицера, подследственный вырвался во внутренний дворик в объятия пьянящей весны.
Для обычного человека трехметровый забор с верхним рядом колючей проволоки является непреодолимым препятствием, но не в этом случае. Жажда свободы чудеса творит. Отчаянный малый лихо перемахнул через кирпичный забор. Легко преодолел колючую проволоку, натянутую по верхней кромке и… ищи-свищи ветра в поле.
А полковнику осталось бы писать на себя подробный рапорт с чистосердечными повинными показаниями. Именно на себя любимого – за содействие дерзкому побегу персональным бездействием и личностной дуростью.
Мы были чисты, ибо выполняли многочисленные «ценнейшие указания» краснопогонного полковника. Причем, точно и в срок.
Но звезды улыбнулись старому хрычу. А может, это случилось потому, что в составе караула был Витя Копыто?! Как знать?!
Если все помнят, Бог Витю любил. А заодно любил и всех окружающих Виктора, включая брезгливого и желчного коменданта.
Не прошло и пары минут паники, хаоса и визгливых криков полковника о том, что все пропало, как дерзкий беглец был возвращен на место. Дело в том, что на калитке внутреннего дворика гауптвахты стоял наш боец. Так положено.
Пост сменный, табелем не предусмотренный, но каждый курсант из состава караула в течение суток хотя бы раз имеет смутное удовольствие помаячить на калитке в качестве дворецкого или швейцара. Первая очередь запирать и отпирать засов металлической двери внутреннего дворика достался Вите Копыто.
На этот раз Витек почему-то тупить не стал, а молниеносно сориентировался в ситуации, открыл калитку и выбежал на улицу. Стрелять по убегающему солдатику Копыто не рискнул. А просто догнал и завалил беглеца на асфальт. Скрутив своим брючным ремнем руки дезертира, Витя слегка попинал его. Для приличия и для порядка, так сказать. Абсолютно беззлобно, даже прикладом не приложился. И приволок любезного под крышу родной камеры.
Каким образом Виктор Копыто, которого регулярно притаскивали на финишную линию всевозможных кроссов в жалком состоянии, смог так легко догнать беглеца, осталось загадкой. Но факт налицо – курсант Копыто с точностью профессионального форварда эффектным пинком загнал сидельца в узкий проем арестантской камеры.
Комендантский полковник сиял от счастья. Он пожимал нам руки. Целовал, словно родных детей. Обещал состряпать благодарное письмо на малую родину.
Придя в чувтсво, краснопогонник настойчиво попросил поскорее забыть сам факт позорного происшествия. В свою очередь, полковник клятвенно обещал забыть о нашем существовании на ближайшие сутки вплоть до самого окончания пребывания в составе гарнизонного караула.
Такой соблазнительный расклад нас более чем устроил. Впервые в истории училища появилась реальная возможность вернуться из гарнизонного караула со 100% личного состава.
Надежда-то появилась, но вот только именно с этого момента все стало идти не совсем так. Или совсем не так. Впрочем, судите сами.

42. Циркач

Для того чтобы бесплатная рабочая сила, пребывающая в камерах гауптвахты, не простаивала и не страдала онанизмом, в СССР была отработанна система для её использования. Причем, на законных основаниях. Все очень правдиво и с юмором показано в известном фильме Леонида Гайдая «Операция Ы и другие приключения Шурика». В реальной жизни процесс распределения сидельцев на работы  полностью соответствует киношедевру.
Загодя поступает заявка от работодателей – хороших знакомых коменданта. Получив «монарший приказ» от коменданта, начальник караула формирует принудительно набранную бригаду, в которую попадают лишь «добровольцы» в виде мелких и неопасных нарушителей воинской дисциплины. Затем «выводной» , вооружившись штатным оружием, сопровождает бригаду куда «надо».
В тот день «надо» было везти арестантов в городской цирк, где шел плановый ремонт перед открытием очередного гастрольного сезона и, не хватало рабочих рук для уборки грандиозных залежей строительного мусора.
Вопросов нет, отвезем. Хотя, если честно, городской цирк не входит в перечень военных стратегических объектов, обеспечивающих обороноспособность страны. Но приказ есть приказ, и провинившиеся бойцы безропотно поплелись работать в цирк. Хорошо, что не укротителями тигров и не канатоходцами, а в качестве неквалифицированной физической силы – грузчиками.
Если в двух словах, то основная задача гауптвахты – быстрое и качественное перевоспитание всевозможных нарушителей воинской дисциплины.
Если совсем «на пальцах» – сделать пребывание военнослужащего на гауптвахте невыносимым по-определению, чтобы в следующий раз он сто раз подумал, надо ли ему проходить через все многочисленные тяготы, лишения, унижения и оскорбления еще раз. Может лучше оставаться образцово-исполнительным солдатом и спокойно считать дни до «дембеля», а не тянуть лямку в качестве бесправного скота в гарнизонном застенке. Такая вот неказистая и незамысловатая, но очень доходчивая армейская педагогика.
Выводным в команду «циркачей» был назначен незабвенный Витя Копыто – утренний герой, обласканный благодарным полковником.
Когда полковник отстирал галифе, обильно обгаженные при попытке неудачного побега, торжественно пообещал при свидетелях, что не посадит Витю на «губу», если его самого когда-нибудь задержит строгий комендантский патруль. Щедро? Несомненно. Воистину, царский подарок!
Итак, цирк. Начальник караула лейтенант Зайчик подробно проинструктировал Витю. Лично отобрал из числа отбывающих арест наименее опасных и максимально добропорядочных сидельцев. Зайчик скрупулезно согласовал по телефону свои действия с нашим новым другом и покровителем – краснопогонным полковником из комендатуры. Затем заказал в автопарке бортовой ЗИЛ-131 для перевозки бригады арестантов на стратегический объект ударных трудовых свершений и головокружительных подвигов – в городской цирк. Реально, цирк!
Была дерзкая весна. Стремительная и нетерпеливая. Асфальт и земля уже освободились от снега. Первая травка робко пробивалась к ласковому свету. Фантастически синее небо без единого облачка радовало глаз и заставляло непроизвольно жмуриться. Оглушительно и задорно щебетали одуревшие от пьянящего восторга птички. Нежное солнышко игриво припекало, ослабленный за долгую зиму курсантский организм неумолимо тянуло в сон.
Уставший после утренней беготни за арестантом Витя стоял во дворе гауптвахты ссутулившийся, полусонный и жалкий. Он так гармонично смотрелся среди разношерстной бригады мелких нарушителей воинской дисциплины, что лишь наличие поясного ремня на шинели  и автомата Калашникова за спиной, указывало на его привилегированное положение.
Раздраженно урча, подъехал армейский ЗИЛ-131 с брезентовым тентом цвета хаки. Арестанты бодренько попрыгали в кузов, следом взгромоздился сомнамбула Копыто. Изрыгнув клубы черного дыма, мощная машина, громыхая и вибрируя, повезла бойцов трудового фронта на работу в городской цирк. Служба пошла своим чередом.
Через некоторое время ЗИЛ вернулся и встал на стоянку напротив ворот гауптвахты. Щедрый помидор-полковник определил его в качестве дежурной машины.
Время бежало своим чередом, близился обед. Наступила моя очередь становиться на калитку. Взяв автомат из оружейной пирамиды и подоткнув магазин с патронами,  пошел менять клюющего носом Лелика.
Пономарев откровенно и бессовестно разомлел на весеннем солнышке. При этом Лелик героически боролся с наступающим сном. Чтобы не потерять вертикальную устойчивость, находчивый киевлянин пропустил поясной ремень через скобу массивного запора на воротах гауптвахты и фактически висел на этих воротах в полусонном состоянии, сохраняя шаткое равновесие.
Отвязав дремлющего Лелика от ворот, я отпустил киевлянина на отдых. А через полчаса уже сам начал активно подумывать о том, как бы привязать свое засыпающее тело к огромным воротам гауптвахты.
Весенний сон успешно развивал наступление по всем фронтам. Организм настойчиво просился выпасть в осадок. А разумное сознание под воздействием ласковых солнечных лучей, стремилось скорейшим образом погрузиться в нирвану. Но ситуация пошла по другому сценарию.
Мне продублировали команду начкара Зайчика: отправить машину в цирк, чтобы привезти сидельцев и охрану на плановый обед. Разбудив дремавшего в кабине ЗИЛа солдатика, передал ему распоряжение. Тот быстро завел машину и погнал в цирк.
Пригревало ласковое солнышко. Я щурился, как мартовский кот. И мысли посещали соответствующие. Подставляя лицо нежным лучам, я незаметно погрузился в пограничное состояние. Реальность и мечты перемешались. Я грезил наяву. Перед глазами смутно маячил образ нежного и стройного создания с длинными светлыми волосами почти до колен. Приятную картину дополняли серо-зеленые глаза, брови вразлет, пухлые сочные губки в форме сердечка, бархатная загорелая кожа, упругие...
Вернувшийся ЗИЛ нарушил гармоничный ход моих мыслей. Из кузова шустро попрыгали арестанты. Высунувшись по пояс из кабины, солдатик-водитель крикнул, что после обеда вернется. ЗИЛ фыркнул и скрылся за поворотом. Перед воротами осталась стоять бригада циркачей в полном составе. Ну, почти в полном. За исключением  выводного Вити Копыто.
Я старательно протер глаза. Витя не появился.
– Пацаны, поймите меня правильно, а где мудак с автоматом?
«Военнопленные» озадаченно переглянулись. Перебивая и дополняя друг друга, они дружно загалдели.
– Не знаем! С начала работы его не видели. Он передал нас старушенции, что в цирке смотрительницей работает. Божий одуванчик, добрая такая. Она раньше акробаткой скакала. Давно, лет сто назад, не меньше. Ее команды и выполняли. Все делали. Да. Мусор таскали, полы подметали, мебель двигали. Круглое таскали, плоское катали. Как положено. Арену пылесосили. Опилки граблями ровняли. Потом машина пришла, жрать-то охота. Обед – дело святое. Кормить нас положено. По Уставу положено. Мы сели и приехали. Все. Охрану так и не видели. Не, а чего нас охранять?! Нам бежать не с руки. У нас сроки несерьезные, скоро отпустят. Мы же не горем убитые, в бега подаваться. Не, скоро домой! Дембель неизбежен, как победа коммунизма над капитализмом. Выводного курсача не видели. Может он в цирке остался, заныкался где и спит. Мы не причем.
Не могу сказать, что их ответ меня удивил. Я мысленно выматерился и загнал арестантов на территорию губы, где оптом сдал конвоирам для сопровождения на обед.
Известием о пропаже курсанта Виктора Копыто, причем, вместе с автоматом и шестьюдесятью патронами, начкара Зайчика решил пока не радовать. По распорядку дня ему полагалось четыре часа сна – законного отдыха. Ну и ладненько, спи маленький, баю-бай! А мы пока подумаем, как непутевого Витеньку в лоно родной гауптвахты вернуть.
Зная Копыто, можно было однозначно предположить, что в бега он не подался. Незачем ему это делать. Смысла нет. Он – дурачок по жизни, но не патологический, это однозначно!
Постепенно курсантский состав караула вошел в курс произошедшего ЧП.
На расширенном филиале военного совета ребята просто обалдели от такого известия, но единогласно решили не суетиться. Было выдвинуто разумное предложение сгонять в цирк. Найти мирно спящего суслика и разбудить ласково и нежно – дружеским и основательным пинком по костлявой заднице.
Но гениальному плану не суждено было осуществиться, «дезертир» Витя появился сам.
Опасливо озираясь, он подошел к калитке гауптвахты с внешней стороны забора и жалобно поскребся. Когда я подошел к окошку, состоялась изысканная беседа.
– Где тебя черти носят, козья морда? Зайчик узнает, стадо ежиков родит и тебя с дерьмом съест!
– Саня, а Саня, ты скажи мне, арестанты здесь?
– Да здесь, не ссы! Все на месте, гандон штопанный! Давай заходи! Конь педальный. Дитя понедельника, ублюдок подарочный. Мы тут все на ушах стоим. Решаем, где тебя искать. Фу, обошлось! Считай, повезло, будешь должен!
– Да погоди! Санечка, миленький! Посмотри, родненький, мой автомат здесь?
Замечательный вопрос, не правда ли?! Витя Копыто просрал автомат. Туши свет! В наше время - это тюрьма, причем, без вариантов. 
– Стоп, я не понял! Ты прое**ал автомат?
– Не смотри на меня так! Я тебя умоляю, все потом! Посмотри в пирамиде, вдруг на месте? Может, я его здесь забыл?! А? Ну, вдруг забыл?!
– Спокойно, сейчас вспомню. Нет, точно, ты с ним уехал. Ты когда в кузов залазил, еще ремнем за прицепное устройство зацепился и чуть на асфальт не навернулся. Точняк. Тебя морячок из бригады арестованных за хлястик словил. Помнишь?
– Да, точно. А может, кто их этих… из цирка прихватил? А?
– Копыто, мать твою! Стой на месте, я сейчас!
Сорвавшись с поста, я метнулся в караулку. Пробегая мимо комнаты начкара, через открытую дверь увидел лейтенанта Зайчика, сладко спящего на топчане. На его детском личике блуждала нежная наивная улыбка. Спи дорогой, спи лапушка. В твоих же интересах подольше не просыпаться.
Место в оружейной пирамиде, отведенное под автомат Виктора, оказалось свободным. Я перепроверил серийные номера всех автоматов в карауле. Допросил членов цирковой бригады. Безуспешно. Ни самого автомата, ни его следов не наблюдалось. Дело дрянь, с какой стороны не посмотри! Я вернулся к калитке.
– Копыто тупорылое, где тебя черти носили? Отвечай, скотина!
– В общаге, у Наташки...
– У какой, нахрен, Наташки, дубина пилопедрищенская? Автомат где?
– Не помню! Понимаешь, я не пооооомнюююююю!!!
– Так, спокойно! Вытри сопли и внятно расскажи. Где, что и как! Только подробно, с самого начала, без истерики. Кстати, патроны где?
– Здесь, у меня в подсумке.
– Уже счастье. Давай сюда, от греха подальше. Хоть что-то осталось. Ну, рассказывай. Все не так уж плохо! Поехали по порядку.
– Ага, по порядку. Так! Приехали в цирк. Бабка там старая, как урюк сморщенная. Я ее главной назначил в бригаду. Бугром, так сказать.
– Ну, ты наглец! Ладно, прости, не отвлекайся.
– Побродил по цирку. Нашел закуточек. Там диваны стоят мягкие. То ли кожа, то ли дерматин, пыльные все. И кадушки с пальмами. Здоровенные! Я пыль с дивана стер, под пальмой и прилег. Да, точно, под пальмой! Буквально на минуточку, клянусь! Дальше не помню. Проснулся уже у Наташки в общаге.
– Ты что, дурак?! Хотя в принципе, если так, то может и не посадят! Короче, кончай косить, я не прокурор. Рано пока еще косить! Колись на правду. Дебила кусок, причем большая половина! Витя, ты понимаешь, что реально попал? Витя, правду! Правду! Всю правду, всю! Быстро!
– Только не смейся. Ладно? Сплю я. И снится мне море, пальмы, пляж, песок белый. Мелкий такой, как манная каша. И Наташка вся такая аппетитная, манящая, загорелая. Яхта на волнах покачивается, паруса опущены. Красота! Волосы мокрые на плечи спадают...
– Слышь, маньяк-затейник, совсем мозги перекосило? Кончай эротику, факты давай! И давай, пожалуйста, по-возможности без порнухи. Я тоже не железный. Весна, сам понимаешь. Короче, давай по существу.
– Короче, проснулся от боли нестерпимой… в яйцах… вот… ну и побежал к ней в общагу. Там рядом совсем, шесть-семь кварталов всего-то. Думал, успею. Возвращаюсь, как раз ЗИЛ отходит. Решил, что меня запалили. Вот вернулся. Как думаешь, надолго посадят?
– Витя, ты к Наташке с автоматом приходил?
– Не помню! Ты же меня знаешь. Я же в такие моменты ничего с собой поделать не могу...
– Это Витя, уже ни для кого не секрет. Все население планеты Земля в курсе, что у тебя член поперек мозгов встает. Лечится одним способом – ампутацией. Альтернативы нет, запомни! Лука Мудищев твоя фамилия, понял? Стой здесь, я быстро.
Я опять оставил пост. А что делать?! Мы своих в «би-де» не бросаем, как говорит наш гундосый интеллектуал Копыто. Пробежался по постам и собрал у ребят всю имеющуюся наличность. Никто не спорил и не жадничал, ибо известие о пропаже автомата повергло парней в удрученное состояние. Ребята искренне переживали за несуразного, но безобидного Виктора.
Собранные деньги передал Вите, чтобы он, не мешкая, слетал в цирк на такси. А затем и к своей очередной зазнобе. Автомат надо срочно искать. Часы равнодушно тикали, время неумолимо утекало. Сейчас проснется лейтенант Зайчик и… отчисление из училища, уголовное дело, суд, тюремный срок…
Толпа курсантов всей душой болела за несуразное чудо природы. Витьку было жаль. Расставаться с ним в наши планы никак не входило. Мы готовы были на все, чтобы прикрыть его и по-возможности помочь. Фактически мы уже покрывали проступок Копыто. О возможном наказании «за соучастие» никто не думал. Дружба и взаимовыручка в военном училище – далеко не пустой звук.
В нервозной круговерти мы забыли о самом главном – Бог Витю любил!
Не прошло и часа, как к воротам гауптвахты лихо подкатило такси. Из «Волги» вылезло сияющее от счастья нескладное членистоногое чудовище в мятой и грязной шинели, но с автоматом Калашникова. Копыто победно вскинул вверх руку, сжимающую легендарный автомат.
Ликующая толпа обступила Витю, все ребята искренне радовались. Осунувшийся от пережитых волнений, Витя Копыто смешно мямлил и трогательно шепелявил.
– Перерыл цирк от фундамента до макушки. Облазил все закоулки и дырки, пыли нажрался вдоволь. Ну, нет и все тут. Уже собрался лететь в общагу к Наташке… такси стоит, счетчик тикает… вдруг натыкаюсь на бабку-акробатку пенсионного образца. Она меня и спрашивает: «Не потерял ли чего, касатик?» Берет меня нежно под руку, а пальцы знаете какие цепкие. Как клешни. Семенит себе тихонько и приводит к каморке папы Карло. Там всякие ведра, тряпки, швабры. Смотрю, а вот мой родненький Калашников чернеет. Я давай бабку обнимать-целовать. Чуть душу не вытряс. Оказывается, старушка пальмы поливала. А я «калаша» как к кадушке прислонил, так там же и оставил. Убрала она автоматик от греха подальше, чтобы не затерялся при ремонте. Вещь в хозяйстве нужная. Авось пригодится, пока я, типа, на улицу за мороженным бегаю. Она-то решила, что я по сладенькому соскучился. Правильно, в принципе, решила. Мировая старушенция. Ко мне, как к родному внуку... Обещала контрамарки в цирк в неограниченном количестве. В директорскую ложу Натаху свожу, красота!
Витя еще долго трещал бы длинным языком, но судьба готовила ему новое испытание.
– Курсант Копыто!
– Я!
Проснувшийся начкар Зайчик пребывал в хорошем расположении духа. Он лениво позевывал и сладко потягивался. Отмеренные сутки нашего дежурства близились к завершению, наряд, в свою очередь, неумолимо катился к успешной сдаче. Никаких происшествий и поводов для волнений не намечалось и не предвиделось.
– Копыто, герой ты наш образцово-показательный! Никогда бы не подумал, что курсант Виктор Копыто предотвратит попытку дерзкого побега! Любезный, получи быстренько наручники и сопроводи осужденного из 1-й камеры для передачи его в руки сотрудников милиции.
– Есть!

43. Наручники

Наручники? Вот это да! Обалдеть! Такое прогрессивное изобретение человечества мы никогда не видели. Только в кино. Например, в заграничном боевике, когда законопослушный герой и полицейский – красавец Ален Делон почти неуловимым движением, с характерным щелчком, мастерским застегивает блестящие браслеты на руках отъявленного негодяя. Или смешной инспектор из «Фантомаса» в исполнении Луи де Фюнеса неуклюже поигрывает наручниками с короткой цепочкой посредине, постоянно роняя их в самый неудобный момент.
Или вот еще, в фильме «Семнадцать мгновений весны», когда изверги из гестапо, безжалостно сковав руки беспомощной радистки Кэт, оставляют грудного ребенка на морозе. Сволочи!
В реальной жизни настоящих наручников никто из нас никогда не видел и пользоваться ими не умел. Даже теоретически. Прозорливый начкар лейтенант Зайчик, дабы избежать развития лавинообразного и нездорового ажиотажа среди любознательных «детишек-переростков», счел необходимым скрыть сам факт наличия потенциальной игрушки. И это правильно. От скучающего стада курсантов-экспериментаторов можно ожидать чего угодно. Ребята начали бы дурачиться и баловаться, приковывая друг друга повсеместно.
Если бы не сопровождение опасного арестанта, то наличие наручников так и осталось в глубокой тайне до самого окончания наряда. Потом наручники были бы тихо и без суеты переданы по описи военного имущества следующему начальнику караула. И так же спокойно и мирно пролежали бы в ящике стола до очередной пересменки.
Но по закону жанра: «Если на стене висит ружье, то оно обязательно выстрелит!» Пришла пора стрелять и наручникам. По крайней мере, громко щелкнув, заявить о своем присутствии.
Весь состав караула жестоко завидовал Виктору. Еще бы, наделенный законной властью, небрежно покручивая на указательном пальце тускломерцающие браслеты, Копыто олицетворял собой само Правосудие. Суровое, неотвратимое, но справедливое.
Лейтенант Зайчик скептически посмотрел на счастливого Виктора и продолжил инструктаж.
– Курсант Копыто! Все просто. Берешь осужденного, прямо в камере сковываешь ему руки за спиной. Парень реально опасен, поэтому без сантиментов. Терять ему нечего, он расстрелял состав выездного караула. Всех добил, сука! Так что без церемоний и реверансов. Патрон в стволе, но от греха подальше – поставь автомат на предохранитель. В разговоры с мерзавцем не вступать. Любопытство свое не тешить. Подробности дела настолько омерзительные и чудовищные, что лучше не знать. Итак, сковал и сразу ведешь в здание военной прокуратуры в кабинет военного коменданта. Дверь с табличкой сразу у поста на первом этаже направо, не ошибешься.
– Многих убил?
– Семь новобранцев. Первый караул после присяги и прапорщика. Плюс проверяющего офицера. Дедушка сраный! Его пьяного с наряда сняли за жестокость и издевательства, а он... девять душ загубил. Так Копыто, я все вижу! Ты, давай там без самодеятельности. С энтузиазмом, но без фанатизма! Я тебя знаю, застрелишь звереныша при попытке к бегству. Все, Виктор, приговор вынесен. Приговор  справедливый. Не нам с тобой судить. Нам его передать из рук в руки и забыть. Сопроводительные документы на душегуба уже у коменданта. Милиция там же. Чай пьют, заждались давно. Звонили уже.  Автозак у шлагбаума, но это уже не наша забота. Пойдешь один. Недалеко. Шестьдесят шагов. Твою дорогу мне из окна видно, так что не чуди. Понял? Туда и назад. Все понял?!
– Понял.
– Не «понял», а «так точно»! Вернемся в роту, за утреннюю смекалку и оперативность, проявленную при задержании беглеца, объявлю благодарность. Рад?
– Мне бы, товарищ лейтенант, лучше бы амнистию.
– Какую еще амнистию? Не понял. Разъясни.
– У меня еще где-то в районе одиннадцати внеочередных нарядов осталось. Накопилось чего-то вдруг. Ни с того, ни с сего. Все больше незаслуженные, случайные. Само собой как-то, вот. Отстоять не успел да и не очень хочется...
– Тьфу ты, а я уже черти чего подумал. Амнистия. Вот сказанул. Ты иди, потом разберемся. Кстати, ключ от наручников не забудь. Маленький, зараза, не потеряй. В одном экземпляре. И не забудь наручники с гаденыша снять. А то менты заиграют, мы тогда караул, хрен, сдадим. Браслеты по описи числятся. Ну все, топай! Я за тобой смотрю!
Копыто сунул ключик от наручников в карман пыльной шинели. На входе в коридор с камерами, я незаметно передал Витьке два его магазина с патронами, находившиеся у меня на временном хранении. Один из них Виктор подоткнул к автомату, второй засунул в подсумок на поясе. Передернул затвор, поставил «калашик» на предохранитель, пристегнул штык-нож. Лицо его было серьезным и сосредоточенным.
Возле камеры № 1 Витя передал стоящему на посту курсанту Яровому письменное распоряжение начкара о конвоировании осужденного. Андрей Яровой по телефону перепроверил у лейтенанта Зайчика полученное распоряжение и получив подтверждение, открыл дверь камеры.
 Витя пробыл внутри камеры недолго. Он выполнил все, как полагается, и даже немного больше. Убийца был жестко скован и беспрекословно выполнял все отрывистые и строгие команды конвойного Копыто.
Яровой потом рассказал, что в камере № 1 добродушный и безобидный Витя мало в чем себе отказал. Он пинал дедулю-душегуба истово, с несвойственным ему остервенением. Еле оттащили. По словам Андрюхи Ярового, ублюдок летал в своей камере от стенки к стенке, словно мячик.
За неуставные действия в камере № 1 курсанта Копыто никогда не осуждали. Я думаю, многие из нас на его месте сделали бы то же самое. А то и еще хуже. Девять жизней – это страшный аргумент. Подобных уродов надо лечить! Причем, лечить очень больно.
Витя сопроводил арестованного куда положено, бодро протопав шестьдесят шагов. Комендант позвонил начкару Зайчику, известил о благополучном получении «груза» и поблагодарил за службу. До окончания наряда оставалось немногим более часа. Все шло не просто хорошо, а как нельзя лучше.
Так сложилось, что мне опять выпала очередь торчать на калитке. Я не был против. Погода радовала и не особо хотелось драить полы, наводя марафет перед сдачей караульного помещения.
В узкое окошко калитки больше похожее на бойницу, увидел как по асфальтовой дорожке, ведущей от здания прокуратуры, гремя мослами и шаркая кривыми ногами, ковыляет сутулый Витя Копыто. По мере его приближения, я отчетливо понимал, что в его позе присутствует что-то неестественное. Но что?
Курсант Копыто держал свои непропорционально длинные руки скрещенными на груди, а его автомат свисал через эти скрещенные руки, болтаясь на ремне почти у самой земли. Более того, в такт шагам Виктора, «калашик» раскачивался из стороны в сторону и периодически бился о кренделеподобные ноги нашего уникума.
 Когда Витька Копыто подошел непосредственно к воротам гауптвахты, я не знал плакать мне или смеяться. Внимание! Готовы?
Руки Виктора были надежно скованы наручниками в районе запястьев.
–Ну, *здец! Ты – долбо*бина Витя! Просто неисправимый кретин. Вот какого хуля, ты надел браслеты? Кто тебя надоумил? Назови мне имя и я лично его поцелую. Иди сюда, чудо в перьях, давай сниму.
– Не получится.
– Это еще почему, не получится? Еще как получится!
– Я ключ сломал.
 Что тут скажешь. Витя с поразительным упорством искал приключения на свою худосочную задницу. Шестьдесят шагов туда и шестьдесят шагов обратно. Этого было достаточно, чтобы свести на «нет» всю фантастическую удачу и небесную милость, которая методично спасала Витю весь сегодняшний день.
Обретя потерянный автомат и выйдя сухим из воды, любой другой человек  благоговейно молил бы небо и вел себя тише воды, ниже травы. Но Витя Копыто – это вам не любой. Это дурачина с большой буквы. Если бы существовало «Всепланетарное Общество Дураков, Идиотов и Кретинов», то Виктор по праву стал бы его бессменным председателем. Или на худой конец, самым почетным членом с удостоверением № 000001. Бесспорно его ждет колоссальное будущее. Так испытывать судьбу!
Похоже, ангел-хранитель устал от крендебубелей зарвавшегося отрока и решил тупо бросить его на произвол суровой судьбы. Ангела можно понять. Ну сколько еще можно испытывать его терпение? Пора и честь знать! Дальше сам, дорогой! За что боролся, на то и напоролся.
Оказать Витьке какую-либо помощь я не успел. Во внутренний дворик гауптвахты выглянул сержант Гнедовский и громко продублировал полученную команду.
– Курсанта Копыто к начкару!
– Ну, вот и все  Витя, иди. Привет Зайцу!
Витя грустно вздохнул. Скорбно опустив руки и волоча многострадальный автомат по асфальту, Копыто обреченно побрел в караулку.
Такого отборного по изощренности мата из уст интеллигентного и воспитанного лейтенанта Зайчика, завсегдатая театров и знатока всевозможных художественных выставок, не ожидал никто. Стекла в караулке дребезжали, стены тряслись. Все опасались, что офицерские вопли будут слышны в кабинетах военной прокуратуры или в комендатуре, расположенных в шестидесяти шагах от гауптвахты. Какое счастье, что лейтенант, кроме факта поломки наручников, не был в курсе подробностей поисков автомата! Визит «Кондратия» к нашему отцу-командиру стал бы неминуемой реальностью.
Когда словарный запас беснующегося начкара истощился, состоялась примерно такая беседа. Ну, почти такая.
– Виктор, друг мой! Ты не оставляешь мне выбора, милый! Пойми меня правильно. В описи караульного помещения числятся наручники. Одна пара и ключ к ним в количестве одна штука. Я должен это казенное имущество передать следующему составу караула. Который нас, может быть, несмотря на все твои титанические усилия, когда-нибудь, надеюсь, сменит. Что весьма сомнительно, учитывая сложившиеся обстоятельства. Причем, прошу заметить, исключительно твоими стараниями, эти неприглядные обстоятельства и сложились. Согласен?
– Угу.
– Душа моя! Надеюсь, ты не станешь оспаривать тот факт, что этот аксессуар в свободной продаже отсутствует. У нас нет возможности для маневра и незаметной подмены наручников на исправный комплект. Так?
– Угу.
– Голубчик! Ключ, находящийся в единственном экземпляре, сломан. Заметь, любезный, сломан именно тобой. Когда ты, сокровище яхонтовое, пытался безуспешно освободиться из заточения оков собственной глупости. И теперь возможность снять эти наручники просто отсутствует. Верно?
– Угу.
– Виктор, крепись! Как мне ни тяжело, но я вынужден принять единственно правильное решение. Я все досконально обдумал. Рассмотрел все возможные варианты решения проблемы и в результате... Выход есть. Будь мужественным, Виктор! Прими наше решение достойно. Оно далось мне очень нелегко, поверь! Итак. Я решил передать наручники по смене вместе с тобой. Можно сказать, с  довеском. С невольником чести, так сказать. С караульной собачкой, что ли?! Ты не переживай, солнце ясное. Тебя внесут в опись имущества караульного помещения и будут ежесуточно передавать по смене. Поставят на довольствие. И  возможно, будут кормить. Не пропадешь. А мы, время от времени заступая на дежурство в гарнизонный караул, будем тебя навещать. Да! Передачки передавать, письма с родины...
– Товаааааарииииищ лейтенааааант, не бросайте меня. Я отслужу! Я все наряды отстою. Не надо мне амнистии. Ну ее, эту амнистию. Хотите еще одиннадцать нарядов объявите. Да мне же в радость! Я вообще на «тумбочке» жить могу, но только в рооооо-тееееее! Не бро-саааа-йййй-тееее мееее-няяяяяя!!!
Витя перепугался не на шутку. Его отчаяние было абсолютно искренним, а паника очень красноречивой.
Пока Витя верещал и бился, лейтенант Зайчик лихорадочно думал, что делать. В кабинете начкара собрался личный состав караула, свободный от несения дежурства на постах. Каждый усиленно размышлял и пытался предложить свои рецепты для вызволения нерадивого Копыто из стальных браслетов.
– Давайте сначала с него автомат снимем!
Сказано – сделано. Разомкнули карабинчик на ремне, протащили его между скованных рук и зацепили вновь. Автомат Копыто занял свое законное место в пирамиде с оружием. «Наверное, в первый раз за все время наряда», – подумалось многим.
– Давайте распилим! На штык-ноже пилка по металлу есть!
– Ага, супер, просто гениально! А сдавать наручники будем кусками, запчастями и по весу?
Ребята лихорадочно скрипели мозгами, старательно прорабатывая любую возможность безболезненного освобождения нашего товарища. Надо было придумать что-то оригинальное. И придумать очень быстро. Время катастрофически утекало.
Иногда проскакивали весьма радикальные предложения.
– Слушайте, а может руки Вите отрежем! Потом пришьют в госпитале. Были же такие случаи, в газете писали про литовскую девочку... Нам же главное – караул сдать… Ну да, ну да, не пойдет! Да не смотрите на меня так! Я просто не подумал, погорячился…
– Надо подсолнечным маслом руки смазать, глядишь, и проскользнет. Или оружейным…
Услышав первую разумную мысль, Зайчик просветлел лицом и ухватился за идею, как утопающий хватается за соломинку. Лейтенант отсчитал деньги и гонец в лице комсорга Филина трусцой побежал в ближайший продовольственный магазин.
Тем временем мозговой штурм продолжался.
– Стоп! Придумал. Вспомнил! В кино видел, как канцелярской скрепкой браслеты раскрывали. Вроде несложно. Могу попробовать.
Попробовали все и каждый. Не один раз. Расковыряли все замки. Ободрали вороненое покрытие наручников. Разогнули все скрепки…
И, о чудо! Один из браслетов, нехотя клацнув, раскрылся. Одна рука Виктора стала свободна. Раздался победный рев.
– Ура!
Воодушевленные успехом, ребята с энтузиазмом принялись ковыряться во втором замке. Копыто повеселел. Замаячила реальная надежда на освобождение.
Но удача – девка капризная. Второго спасительного и желанного для всех щелчка не раздавалось. Хоть стреляйся.
Время катастрофически таяло. Из магазина вернулся курсант Филин с бутылкой рафинированного подсолнечного масла.
Новый состав караула уже построился на плацу для развода. Было слышно, как помощник дежурного коменданта, заливаясь соловьем, хвалил наш караул за идеально пронесенное дежурство. Маяча на посту у калитки, я не спешил впускать новую смену на территорию караульного помещения, всячески оттягивая наступление «момента истины».
Тем временем в караулке курсант Филин отремонтировал сломанный ключик. Будучи обстоятельным и прозорливым уральским парнем, Серега Филин вместе с маслом принес клей «Момент». Выдавив из тюбика микрокапельку, наш комсорг аккуратно склеил миниатюрный ключик.
Пользоваться ключом по прямому предназначению было нельзя, но лежа в ящике письменного стола, он  оставлял впечатление целой вещицы. Оставалась смутная надежда, что новый начкар не проверит его работоспособность на практике. Но это вряд ли. Хотя и обязан. Строго по инструкции. Положено!
Развод на плацу закончился. Получив несколько грозных напоминаний от помощника коменданта, я перестал прикидываться глухим и тупым и наконец-то открыл калитку.  Угрожающе топая сапогами, новый караул вошел во внутренний дворик гауптвахты. Слабая надежда Виктора на освобождение улетучивалась прямо на глазах.
Но Бог Витю любил! В последний момент, когда уже все опустили руки и виновато отвели глаза в сторону, бестолковый страдалец Копыто в порыве решающего отчаяния жалобно взвизгнул. Витя сжал зубы, обильно полил руку смесью оружейного и подсолнечного масла и сильно сдавил кисть руки. В ней что-то громко хрустнуло и… со страшным стоном и отборным русским матом, курсант Копыто стянул оковы со своей руки. Очередное чудо!
Быстро вытерев наручники от следов масла, Виктор передал их лейтенанту Зайчику. Тот не менее быстро, но аккуратно положил их в стол рядом с ключом.
В этот судьбоносный момент, секунда в секунду, в кабинет вошел капитан-ракетчик,  начкар нового караула.
Сдавали наряд мучительно долго и тяжело. Стратеги из ракетного училища глумились на полную катушку. Мы перемыли караулку несколько раз. Подмели внутренний двор и перекрасили разметку номеров камер внутри гауптвахты.
Экзекуция продолжалась долго, но привезли ужин для нового состава караула. Демонстративно балдеющий от безнаказанной возможности поиздеваться над «летунами», капитан-ракетчик, был везде и всюду. Он совал свой нос в каждую дырку и тыкал туда же носом нашего лейтенанта. Зайчика уже мелко трясло, его нервы были на пределе. Когда солнце скрылось за горизонтом, а на ночном небосводе зажглись яркие звезды, «вражеский» капитан изрядно устал и наконец смилостивился.
– Жалею я вас. По-хорошему надо бы до утра здесь оставить. Подкрасить кое-где, отмыть получше. Да ладно. Добрый я. Моим орлам ужинать пора, а вам еще до училища пилить час-полтора, не меньше. Живете где-то за городом, словно на хуторе. Хрен с тобой, летеха, будешь должен. Лети отсюда, пока я не передумал.
И капитан поставил долгожданную роспись в журнале приема-сдачи караула. Ах, дурачок, дурачок! Он так увлекся процессом тотального унижения ненавистных авиаторов, что пропустил самое главное. Документацию поста, согласно описи, он, естественно, принял. А вот опись имущества поста не посмотрел, наивно полагая, что стол, стулья, топчан, лампа и телефоны никуда не денутся. И точно, они никуда не делись. Но в описи появился маленький пунктик о наручниках и ключе к ним. Совсем недавно сей пунктик появился. От руки вписанный. Шариковой ручкой фиолетового цвета.
Только-только наручники в моду входить стали. Перестройка в стране, однако. Ускорение, куда не глянь. Все так ускорились, что наручники срочно понадобились особо ускорившихся граждан приковывать, чтоб не так быстро ускорялись.
В стране победившего социализма наручники – игрушка редкая, модная, заграничная, на валюту, наверно, купленная. Мало еще наручников. Мало. Свои заводы на их производство не перепрофилировали. Потому как надобности в наручниках раньше не было. А перестройка началась, так и наручники сразу понадобились. Странная закономерность, не находите?!
Получив заветную подпись, лейтенант Зайчик продублировал ее контрольным звонком в комендатуру с докладом о произведенном приеме-передаче караула.
Уф, мы получили долгожданную возможность покинуть негостеприимные стены гауптвахты в не менее мерзкой комендатуре. Но уйти мы должны красиво.
– Караул, к машине!
Лейтенант Зайчик проверил, чтобы все до единого представители доблестных ВВС удобно разместились в кузове училищного «Урала».  Убедившись что оружие и патроны в наличии, офицер назначил старших по левому и правому борту кузова машины (положено по Уставу) и сел в кабину. Перед тем как закрыть дверь и скомандовать водителю: «Домой, на базу!», он вежливо напомнил капитану-ракетчику о наличии маленького довеска к военному имуществу гарнизонного караула, который лежит в самом нижнем ящике письменного стола. Мило улыбнувшись, Зайчик вскинул правую руку в щеголеватом воинском приветствии.
– Честь имею! Счастливо оставаться!
– Наручники?! Постойте, но я же их еще не проверил!
– Твои проблемы, капитан! Подпись стоит, доклад в комендатуру о смене наряда прошел. Желаю удачи в службе и счастья в личной жизни! Все, поехали!
– Бывай. Пойду, посмотрю, что за браслеты. Никогда не видел.
Зайчик захлопнул дверь и кивнул водителю. Обдав ракетного капитана облаком сизого выхлопа, «Урал» грозно рыкнул и увез наше братство с враждебной территории гарнизонной комендатуры. Увез 100% личного состава. Впервые в истории, аллилуйя!
В расположении роты лейтенант Зайчик был заметно возбужден. Он нервно смеялся по любому поводу и долго хихикал, представляя лицо капитана-ракетчика, играющего с браслетами. Всем очень хотелось, чтобы капитан примерил на себя это редкое, но очень прочное украшение. Надеюсь, что все-таки примерил. Любопытство, знаете ли…
Пока сдавали в «оружейку» автоматы и патроны, Зайчик радовался взахлеб: нам фантастически повезло. Звезды и планеты встали очень удачно. Сегодня для нас, безусловно, счастливый день. Мы стали свидетелями фатального стечения обстоятельств. Нас посетили чудо, мистика, фантасмагория и прочее...
Ребята охотно с ним соглашались. Утвердительно кивали головами. И дабы не вгонять молодого лейтенанта в глубокую депрессию, никто не стал рассказывать об истинном положении дел. Он ведь не знает, что ему повезло просто так. Повезло исключительно случайно. За компанию, не более того. Вместе с одним человеком, которого Бог очень любит.

44. Баю, баюшки, баю

Мама дорогая, как же хочется спать! Услышал бы сейчас команду «Отбой», сразу же «сложил бы шасси» и  повалился прямо на бетонный пол …и сладко проспал, не видя снов, минут шестьсот. Нет, девятьсот минут! Точно, девятьсот минут гораздо лучше!
Свинцовые веки, наплевательски игнорируя приказ ускользающего сознания: «не спать!», мягко смыкаются. Размеренный голос старшины 4-й роты, проводящего очередной инструктаж перед заступлением 45-го отделения во «внутренний» караул, становится все тише, мягче и ласковей… мурррр-мурррр… Ощущение реальности неумолимо притупляется. Уставший мозг начинает работать в импульсно-проблесковом режиме, периодически чередуя полные отсечки разумной деятельности с прерывистыми вспышками искаженного сознания…
Блым-блым… инстинктивно поправил ремень автомата Калашникова на правом плече, чтобы не сползал… блым-блым… непроизвольно вздрогнув, выпрямил ослабшие колени, чтобы не подкосились ноженьки… блым-блым… ст. 129 Устава гарнизонной и караульной службы? Конечно помню, о чем речь! Наизусть отбарабаню… блым-блым… часовой есть лицо неприкосновенное… блым-блым… серый бетонный пол неожиданно подпрыгнул и сменил привычное горизонтальное положение на неестественно вертикальное… блым-блым… Странно однако?! С чего бы это? …блым-блым… Бац! Искры из глаз!
Взметнувшийся вверх пол больно врезал меня по лицу, сдирая кожу на щеке… блым-блым… раздался противный лязг железа по бетону… блым-блым… мой автомат лежит рядом со мной… блым-блым… Не понял?! А почему я лежу на полу, когда, буквально, еще мгновение назад стоял в строю… Кстати, на полу так уютно и хорошо, мягко… кто-нибудь, бросьте в меня одеяло… пожалуйста… блым-блым…
Склонившийся надо мной старшина предельно вежлив.
– Уснул, батенька? Пора просыпаться, милый! Агу. Агу, маленький!
Под дружный хохот ребят и нецензурные комментарии старшины роты, нехотя отдираю свои кости от «гостеприимного и желанного» пола чтобы, частично проснувшись, опять принять вертикальное положение… Руки-ноги целы? Ствол автомата не погнулся? Вот и ладушки. Царапина на щеке не в счет. Зато успел чуть-чуть вздремнуть.
Находясь в здравом уме и трезвой памяти, могу однозначно констатировать, что в стенах военного училища нам постоянно хотелось есть и спать! Оно и понятно, организм любого настойчиво требует калорий и отдыха.
Строгий распорядок дня, утвержденный самим «ах, каким важным генералом  начальником училища ВВС» и Общевоинские Уставы безусловно подразумевали и то и другое.
Про высококалорийное питание см. «Бигус», а на незыблемом праве каждого военнослужащего на отдых – регулярном, здоровом и глубоком сне остановимся дополнительно.
Теоретически каждый курсант имел законное право на гарантированный отдых в горизонтальном положении в пределах своей персональной койки. И что характерно, это право периодически предоставлялось. Но зачастую, не в полном объеме.
– Уборку территории никто не отменял! Будь любезен обеспечить стерильную чистоту. А когда это будет сделано – твои личные проблемы. Ночь  – самое подходящее время.
Для полноценного восстановления истраченных за день сил, времени не хватало.
Вот краткий перечень процедур, выматывавших среднестатистического курсанта:
– бесконечная и суетливая беготня курсантских подразделений в периметре училища, шныряющих, словно стайки тараканов при включенном на кухне свете;
– богатый выбор всевозможных разновидностей суточных нарядов, караулов, хозяйственных и грузо-погрузочных работ;
– марш-броски по пересеченной местности с полной выкладкой и без оной, в противогазах и без;
– парко-хозяйственные дни и ежедневная двухразовая уборка закрепленной территории (зимой особенно);
– «половая жизнь» по выходным дням (ничего общего с нормальным сексом);
– ежедневная утренняя физзарядка с традиционной пробежкой в три километра;
– организованная беготня между учебными корпусами во время учебных перемен по окончанию занятий;
– регулярные строевые занятия на безразмерном плаце;
– широкомасштабные спортивные «праздники» по выходным дням перед увольнением в город и вместо увольнения в город;
– дефицит сна (как ни крути, а на первом курсе семь часов в сутки спать не получалось)
- и т.д. и т.п.
Убого-однообразная пища, которая уже не лезла нам в горло (хоть закрывай глаза и зажимай нос) не могла обеспечить полноценное восстановление энергии. Среднестатистический курсант первого курса обучения напоминал некое аморфное существо… Вернее, вещество, которое передвигалось в окружающем пространстве лишь с единственной целью  приткнуться к любой точке опоры (в идеале  к горизонтальной) и «закоротить мозг на массу» – сомкнуть веки и забыться в глубоком обмороке.
Если не прикладывать к сопящему телу внешнее физическое воздействие, то такой обморок может длиться неприлично долго. Вплоть до двадцати четырех часов. И это не предел скрытых возможностей курсанта, поверьте на слово.
Как мы завидовали бурым медведям, имеющим возможность проспать всю зиму в уютной берлоге. Это же ТАКОЕ счастье! Замотанные курсанты спали везде и повсюду. Спали на лекциях, в учебных лабораториях, на семинарах, во время самоподготовки и на групповых занятиях в аудиториях.
Засыпающий объект в форме цвета хаки, отдавшись на милость Морфея и отключив свое сознание, все равно оставался «на связи». Будучи скованным воинской дисциплиной, под монотонно-убаюкивающую речь лектора, курсант продолжал хаотично елозить шариковой ручкой по своему конспекту.
В результате получались весьма интересные кривые линии и прерывистые графики, с  метким названием: «Диаграмма сна». Эти каракули наглядно демонстрировали контрольное время полного угасания мозговой деятельности курсанта, глубину погружения в грезы и продолжительность сна.
Такую роскошь как демонстративно сложить ручки на парту и придавить их сверху стриженной головушкой, дабы сладко похрюкать минут несколько, курсанты позволить себе не могли. Это же военное училище, а не гражданский институт. Поэтому, спали с прямой спиной, сидя за партами, не подпирая отяжелевшие головы руками.
Наиболее продвинутые экземпляры типа Вити Копыто умудрялись спать с открытыми глазами, что вызывало приступы восхищения и неприкрытой зависти среди остальных курсантов, обделенных таким полезным талантом.
На курсанта Копыто было любо-дорого посмотреть. Перед погружением в сон во время лекции, его веки с белобрысыми ресницами делали несколько ленивых движений моргательного характера. Амплитуда движения век постепенно снижалась и они замирали в распахнутом состоянии. Его взгляд постепенно стекленел и терял осмысленность. Глазки выпучивались, как у перепуганной лягушки-путешественницы при виде земной поверхности с высоты птичьего полета. Вылезшие из орбит глазенки Витьки Копыто застывали неодушевленными фарфоровыми шариками. Зрачки расширялись. Отсутствующий и расфокусированный взор упирался в одну точку.
Не в силах бороться с чарами коварного Морфея, курсант Копыто засыпал. Он начинал медленно релаксировать, постепенно расслабляя группу мышц своего тела, не нагруженную в процессе сохранения сидячей позы.
В строгом соответствии с эпохальным открытием Исаака Ньютона о всемирном тяготении, нижняя челюсть курсанта Копыто неумолимо тянулась к источнику гравитации и отвисала почти до самой поверхности стола. Расслабленные и полураскрытые губы Копыто открывали оперативный простор для обильной слюны, скопившейся во рту. Пока Витя спал и рефлекторно-глотательных движений не делал, воспроизводимая добросовестными железами слюнка постепенно заполняла свободные полости его безразмерного рта (безразмерный, потому что поглощал пищу с неимоверной быстротой и в фантастических количествах).
А далее, в соответствии с гениальным открытием другого великого ученого мужа по имени Архимед, накопившаяся слюна начинала выливаться наружу. Причем, исключительно в объеме, вытесненном языком курсанта Копыто. Сплошная физика, куда деваться.
Липкая слюнка текла тоненькой струйкой  прямо по Витькиному подбородку. Затем, потеряв «русло», начинала в капать на гимнастерку, где частично впитавшись, продолжала свой путь в область поясного ремня, игравшего роль импровизированной плотины. На плотине-ремне слюна начинала скапливаться, набирая объем, вес и потенциал «разрушительной силы».
Преподаватель, читающий лекцию, как правило, за пару минут до окончания занятия, продолжая монотонно бубнить учебный материал, неожиданно вставлял провокационную фразу.
– Кто спит…
А затем резко повышая громкость голоса, рявкал отрывистую команду.
– Встать!
Курсанты, которые боролись с неумолимо накатывающим сном с переменным успехом и вполуха слушали лекцию, как правило, умудрялись осознать подвох в словах офицера и оставались сидеть на своих местах. А вот крепко спящие особи, благополучно пропустив мимо ушей тихое «вступление» и разбуженные знакомой командой «встать», мгновенно просыпались и подброшенные невидимой пружиной условных рефлексов, вскакивали со стульев. И замирали в идеальной строевой стойке, показывая своим молодцевато-бравым видом полную готовность выполнить любой приказ партии и правительства.
Коварному преподавателю оставалось только переписать «спавших на лекции» и передать список командиру роты.  Суточный наряд в полном составе, прошу любить и жаловать. Тем не менее, спали…
Курсанты спали в суточных нарядах, где спать категорически запрещено. Тумбочка дневального имела столешницу, целенаправленно установленную под углом к линии горизонта с изуверской целью не создавать благоприятных условий для сна дневального в неурочное время. Ничего страшного, спали стоя! Как лошадь в стойле.
Дневальный по роте спал, прислонившись к стенду с Общевоинскими уставами. А на лестницу перед входной дверью заблаговременно устанавливали «сигнализацию» – металлическую банку из под сгущенки или тушенки, привязанную к тонкой нитке.
Когда дежурный офицер по училищу, крадучись, поднимался по лестнице в казарму нашей роты, томясь от предвкушения застукать спящий наряд, то обязательно обрывал нитку, незаметно натянутую поперек ступенек. Пустая банка со страшным грохотом летела вниз по лестнице, а дневальный мгновенно просыпался. Не приходя в сознание, но дико выпучив глаза, курсант орал текст традиционного доклада.
– За время несения  службы никаких… никого …и ничего! Стоим на посту, охраняем покой Родины. Народ и страна могут спать спокойно.
Умудрялись спать в карауле, на постах под «грибком» и на вышках. Спали и под дождем и под снегом, завернувшись в тулуп или в брезентовый плащ. Самое опасное – уснуть на постовой вышке, так как запросто можно кувыркнуться с высокой лестницы или обжечься, прислонившись к включенному прожектору. Все равно спали.
Спали на первом посту, охраняя знамя училища. Пост № 1 был в штабе напротив «стекляшки» с дежурным офицером по училищу. Этот пост все курсанты откровенно не любили. А за что любить? Всегда на виду, фиг расслабишься. Под ногами у часового располагалась медная пластина с «микриком» и вывод на зуммер сигнализации. Шаг в сторону  рев сирены! Знамя украли! тревога! Мгновенно прибегала «тревожная» группа из караулки, а из «аквариума» выскакивал дежурный по училищу и его помощник с пистолетами наготове.
– Руки вверх! Всем оставаться на своих местах! Стреляем без предупреждения!
Знамя училища охранялось как «молодильные яблоки» из одноименного мультфильма.
Все равно спали. В ночное время. Выбрав момент когда дежурный офицер отправлялся «баиньки», а его помощник начинал клевать носом, часовой на посту осторожно садился на подоконник ближайшего окна, при этом не перенося вес своего тела с подошв тяжелых сапог. Затем осторожно снимал с себя автомат. Откидывал приклад и аккуратно упирал его в медную пластину с «микриком». Потом курсант упирался грудью в ствол автомата и только после этого снимал затекшие ноги с проклятой пластины.
Все. Далее следовала мгновенная отключка. Но сон бойца оставался очень чутким, чтобы «в случае чего» успеть проделать все вышеуказанные процедуры в обратном порядке. Это первый вариант. Не самый удобный, прямо сказать.
Второй вариант сна на посту № 1: Непосредственно за спиной часового в стену штаба был заколочен «корабельный» гвоздь, шляпка которого отступала от поверхности  стены сантиметров на семь-восемь. Стоя на посту у знамени, высокие парни из состава караула незаметно цеплялись за шляпку мощного гвоздя металлическим кольцом с карабинчиком, расположенным на ремне автомата. Вот и все! Полуповиснув на гвозде, не снимая ног с «микрика» естественно, ребята умудрялись «быстренько» вздремнуть «не сходя с места». Сердечное спасибо неизвестным курсантам, забившим этот спасительный гвоздь.
Спали на ходу прямо в строю роты. Спали на бегу. Спали в позе роденовского мыслителя, мимолетно приткнувшись пятой точкой на любой холмик. Спали в позе «бегущего египтянина», согнувшись буквой «зю» или свернувшись в рулет …в спирать …на весу…
А как хорошо и уютно спать в училищном клубе при организованном просмотре киношедевра всех времен и народов «Броненосец Потемкин»! Особенно сладко спится именно при двадцать седьмом просмотре… А как чудесно спится под «Ленина в Октябре» или под «Юность Максима»! Главное, чтобы свет в зале не забыли выключить, тогда полный кайф. Полтора часа гарантированного сна! Это ли не счастье?!
Зачастую для курсантского сна использовались достаточно экзотические места. Такие как сушилка в казарме. Под столом в «ленинской комнате». В каптерке на полках для чемоданов. В курсантской столовой на сдвинутых в ряд табуретках. На всех комсомольских собраниях я честно проспал, уперевшись носом в широкую спину впередисидящего Лелика – богатыря из Киева, который надежно скрывал мое тело от зоркого взора президиума.
Спали в сопле реактивного двигателя на учебном аэродроме. В груде брезентовых чехлов самолета, сваленных в углу ангара. В помпезной бархатной шторе насыщенно-бордового цвета, которую нам поручили повесить в актовом зале перед партконференцией училища. В бункере с картошкой овощного склада. Потом спина долго болела от твердых клубней.
Но было еще одно неожиданное место, которое вспоминается с особой теплотой и отвращением одновременно.

45. В объятьях Морфея

Лютая уральская зима. На улице минус тридцать пять и северный ветер до двадцати метров в секунду. Гражданские «кукурузники» Ан-2 с аэродрома местных авиалиний не рискуют оторваться от земли – опасно. А те безбашенные «асы», которым все же удалось поднять машину в воздух, тупо висят на одном месте над ВПП аэродрома на манер бумажных змеев и не могут продвинуться по запланированному маршруту. Хохма!
Повисев длительное время в воздухе (пока здравый смысл не заставит пилота-камикадце отказаться от полета или пока топливо в баках не закончится), Ан-2 тяжело «падают в сугробы» аэродрома. Наземные службы аэродрома их сразу же привязывали прочными тросами, чтобы порывы ветра не унесли самолеты в заснеженные дали.
Группу из пяти курсантов 45-го классного отделения назначили в наряд на училищный свинарник. В числе сомнительных счастливцев оказался и ваш покорный слуга. Спорить и возмущаться в армии не принято. Назначили, так назначили.
Пришли на свинарник. Пересчитали живность по головам, наряд приняли. После ужина в курсантской столовой дежурный «тягач» в виде бессменной лошади притащил на территорию свинарника бочку с объедками.
Превозмогая рвотный рефлекс от вида и запаха месива, свиней обильно и сытно накормили. Чтобы пища в лоханках не успевала замерзнуть, ее разбавляли горячей водой, которую сливали прямо из труб центрального отопления. А куда деваться?! На лютом морозе объедки смерзались в монолит почти мгновенно, потом ломом не разобьешь.
В свинарнике было не жарко. Свинки жались друг к другу и в общую кучу, пытаясь устроиться с комфортом на предстоящую ночь. Оно и понятно, вместе завсегда теплее. А вот нам как ночевать? Вместе со свиньями ложиться?
Кстати, о здоровье свинушек командование училища позаботилось даже больше, чем о курсантах. В наших казармах сегодня градусник показал в районе десяти градусов «жары», а в свинарнике было аж целых четырнадцать! Чувствуете разницу? Разница в четыре градуса – это о-го-го! Особенно когда за окном минус тридцать пять. Да еще и с ветром…
На некотором возвышении от пола по периметру вдоль стен свинарника были проложены трубы отопления. Диаметром сантиметров тридцать, не более, но зато теплые.
Побродив некоторое время по свинарнику и не найдя подходящего места для ночлега, ребята стали укладываться прямо на трубы. Опустили «уши» на шапки и улеглись на горячие трубы так, чтобы голова последующего курсанта ложилась на сапоги предыдущего. И хотя сапоги товарища – не самая удачная замена подушки, но все же лучше, чем ничего. В импровизированной живой цепочке мне досталось место «замыкающего».
А теперь представьте. Труба диаметром в тридцать сантиметров – под спиной почти тоненькая жердочка, на которой и сидеть не всегда удобно. А мы лежим. Греемся. И даже спим. Словно куры на насесте, а куда деваться?! Спим!
Тепло, хорошо… Кто-то дергает меня на ногу. Осторожно так дергает, но весьма настойчиво. Нехотя открываю один глаз и пытаюсь приподнять голову. Но так, чтобы не потерять шаткое равновесие. Резких движений делать нельзя. Иначе вся «цепочка» свалится с теплого насеста прямо в грязное стойло к храпящим свиньям.
Так вот, поднимаю голову и с удивлением обнаруживаю, что за моими ногами сидит крыса и с аппетитом пожирает подошву моего сапога. Очевидно при кормлении свиней я наступил в лужу с объедками и к подошве прилип кусочек съестного. И теперь наглая зверюга аккуратно обгладывала резину, сохранившую привкус пищи. Что характерно, крыса жует весьма увлеченно, интенсивно двигая челюстями.
Пока я тут сплю, меня уже практически доедают! Обалдевший от такой вопиющей наглости, я энергично задрыгал ногами. Задорно цокая коготками по металлической трубе, крыса виртуозно уворачивалась, не горя желанием получить подошвой тяжелого сапога по морде. Но и расставаться с дефицитным «продуктом» тоже не хотела.
Некоторое время она обиженно пищала типа: «А компот?» Но, осознав, что десерт уже не обломится, крыса нехотя и степенно удалилась, даже не делая символической попытки шустренько затеряться в какой-нибудь дырочке. Ага, сейчас! Всем своим видом она давала понять, что свинарник  – это ее территория! А мы тут так  разнообразие в ее рационе. И ни как иначе.
Более того, по ее наглой морде и многообещающему писку, я отчетливо понял, что она обещала еще вернуться. И возможно с многочисленными друзьями.
Спать как-то сразу расхотелось. Остаток ночи я просидел рядом с ребятами, охраняя их покой и сон от непрошенных гостей.
Рассказывая утром о визите крысы, в качестве доказательства своих слов, продемонстрировал сапог с надкусанной подошвой…
С тех пор ко сну отношусь очень трепетно и предпочитаю спать со всеми удобствами в горизонтальном положении и желательно, на мягкой кровати.
Но в принципе, всех жизненно-полезных навыков, полученных за время обучения в военном училище, пока еще окончательно не растерял. И при желании могу спать сидя, полулежа, прислонившись, стоя… А вот спать с открытыми глазами, увы, так и не научился.

46. Любовь и политика

Витя Копыто страдал. Причиной был приказ Пиночета о лишении нашей замечательной роты всех видов увольнений в город. Сроком на календарный месяц. За безобразно плохие показатели в конкурсе строевой песни.
Наша вина была очевидна и наказание вполне заслуженно. Хотя на наш взгляд, неоправданно сурово. Пиночет думал иначе и в чем-то был тоже прав, так как в целой роте не нашлось желающих драть глотку патриотической песней на морозе минус тридцать семь градусов по Цельсию.
Комбат был уязвлен. Он лично, персонально, индивидуально гонял нас по плацу в течение трех часов, пытаясь выдавить из 4-й роты песню, достаточно внятную.
Согласитесь, продуваемый насквозь всеми суровыми уральскими ветрами училищный плац – не самое лучшее место для песнопения. От жуткого холода рота издавала неопределенное мычание и нестройное завывания в унисон снежной метели. Болеть ангиной или воспалением легких желающих не находилось. Каждый курсант, отдельно вызванный из строя, пел. Причем достаточно громко и внятно. Но стоило ему оказаться в недрах строя, как вместо жизнеутверждающих куплетов на тему – как хорошо в стране советской жить, создавалась жалкая имитация с безмолвно раскрывающимся ртом.
Честно говоря, рот открывался не слишком широко. Из-за вполне обоснованного опасения получить мощный заряд снега за щеку или глубоко в горло по самые гланды. Ветер с порывами до десяти метров в секунду аж завывает от усердия. И в таких условиях петь на бис заставляют.
В результате комбат сдался. Все-таки мороз и ветер – это солидные аргументы в пользу временного перемирия в противостоянии военноначальника и полуобмороженных курсантов, отчаянно цепляющихся за остатки своего потрепанного здоровья. 
Пиночет адски замерз, устал, разозлился. Да что там, полковник пришел в бешенство, но сдаваться он не привык. Приняв временное поражение, он решил взять реванш! И не мудрствуя лукаво, ударить в самое больное место. То есть, фактически лишил надежды на получение иллюзии краткосрочной свободы. Он отменил все увольнения в город.
По оглашении приговора на ближайший месяц, толпа скрипнула зубами и смирилась. Смирилась, что не будет возможности сходить на почтамт и услышать по телефону далекий голос родных и близких. Смирилась, что не будет походов в кино с долгожданным заходом в легендарную пельменную «Минутка» на двойную порцию. Смирилась, что не будет коротких и эмоционально-жарких встреч в студенческих общежитиях с красивыми и такими желанными девушками. Смирилась, что много еще чего не будет...
В принципе, месяц  – это не катастрофа вселенского масштаба, можно и потерпеть. Чего-чего, а бывало и многократно хуже. Нас сложно удивить какой-либо гадостью. А Пиночет пусть подавится. Не будем орать ему в угоду на лютом морозе при ветре от «умеренного» до «сильного». Хватит, оторались. Не первый год в армии. 
Смирились все, кроме Вити Копыто, гиперпотенция которого не давала ему покоя. Провести месяц без женской ласки Витя не мог. Особенно в начале срока.
В приватных беседах в узком кругу, Витя неоднократно утверждал, что его многочисленные подружки по такому параметру как «безотказность», безусловно и однозначно превзошли легендарный автомат Калашникова.
Итак, Витя отчаянно метался по расположению роты, ища сострадания и сочувствия своему «генитальному» плану. План был прост и незамысловат, как и сам Витя. А Витя рвался в самовольную отлучку. Ненадолго, на пару часов.
Препятствием в его замысле было то, что комбат обязал дежурного офицера не менее двух раз за ночь приходить в спальное помещение и с фонариком в руке скрупулезно перечитывать наличие личного состава. В случае обнаружения отсутствующего курсанта, наряд по роте безжалостно отправлялся под арест на гауптвахту. А сам отсутствующий после прибытия на базу направлялся на заседание педагогического совета для рассмотрения персонального дела о немедленном отчислении из училища. Не слабо?!
Тем не менее курсант Копыто был готов рисковать будущими погонами офицера, не раздумывая.
Однако отправлять друзей в карцер на гауптвахту, где даже летом температура не всегда поднимается выше нуля по Цельсию, Виктору как-то не хотелось.
Копыто, как коршун, кружил около тумбочки дневального, с надеждой заглядывая в глаза дежурному по роте курсанту Филину. Он проникновенно и жалобно взывал к сочувствию. Копыто давил на жалость и взывал к мужской солидарности. Филин длительное время достаточно спокойно парировал, что вся рота находится в таком же положении.
Витя не сдавался. Он, словно собачонка на привязи, таскался за дежурным по роте. Тот делал вид, что не замечает казарменного Казанову. Но Копыто его достал. Сергей Филин сорвался на крик, чего кстати, за ним никогда не замечалось.
–  Достал ты уже, производитель хренов! Эстет-извращенец. Сходи на ужин в столовую, попроси два ведра чистого брому. И выпей залпом. Сразу полегчает. Некоторые, вон, штангу тягают до паховой грыжи. Потом вообще на баб смотреть не могут. Челентано в «Укрощении строптивого» дрова рубил, тоже вариант. Возьми Устав почитай, сразу в сон потянет.
 А тебя переклинило, как кобеля мартовского. И вообще, будь мужчиной, возьми себя в руки наконец. Не создавай проблем окружающим. А ему все не так! Все не эдак! Девок вынь и положи. Вообще обнаглел. Кому сейчас легко? Короче, слушай сюда, маньяк озабоченный, дон Жуан портяночный, спермотоксикоз ходячий! Обеспечишь 100% алиби наряду, хуль с тобой, вали хоть на всю ночь.
Получив карт-бланш от дежурного по роте, Виктор ринулся создавать клона, который будет достойно представлять его тело на койке в отсутствии хозяина. Население казармы с любопытством наблюдало в динамике развития событий за происходящем в спальном помещении.
Витя быстренько притащил шинель из раздевалки. Скрутил в тугую спираль и положил на кровать, накрыв одеялом. В первом приближении можно считать, что тело сформировано удачно. Остались такие немаловажные нюансы, как руки и голова. Копыто хотел ограничиться первоначальным вариантом, но Филин его забраковал.
– Витя! Курсант, который спит, накрывшись с головой, сразу вызовет подозрение у дежурного офицера. Неестественно это, понимаешь?! Нетипично для спящего человека. Думай лучше, старайся! Иначе никуда не пойдешь.
 И Витя старался. Он сбегал в медсанчасть, где всеми правдами и неправдами выклянчил у дежурной медсестры замызганную медицинскую резиновую перчатку далеко не первой свежести, явно предназначенную на выброс.
Перчатку надул и у запястья перевязал ниточкой. Получилась кисть руки, которая при выключенном освещении в спальном помещении вполне сносно смотрелась на темно-синем армейском одеяле, как растопыренная пятерня спящего человека. сформировать голову. Простая формальность, а без нее Филин поклялся не выпустить за пределы казармы.
Копыто лихорадочно метался в творческом поиске. Варианты с шапкой и старым проколотым футбольным мячом были отвергнуты по причине недостоверности. Курсант Копыто был на грани отчаяния. Он театрально заламывал руки и трогательно закатывал глаза, но курсант Филин был непреклонен и непоколебим.
И тут Витю осенило. Громыхая сапогами, он ринулся в «ленинскую комнату». Через пару минут Витя бежал обратно. Тяжело дыша, он тащил гипсовый бюст вождя всего мирового пролетариата В.И. Ленина.
Витя с размаху ухнул тяжеленный бюст в свою кровать. Жалобно скрипнули пружины, койка прогнулась под тяжестью гиганта мысли. Толпа в казарме изумленно замерла. От Витьки Копыто можно было ожидать чего угодно, но только не этого.
Копыто заботливо накрыл Ленина одеялом по шею, расправил складки, с нежностью заботливой мамочки поправил подушку. Сделал шаг назад и картинно замер, любуясь полученным результатом.
В спальном помещении наступила тишина. Тишина гробовая, зловещая. Все присутствующие были в состоянии ступора. Филин, который был не только дежурным по роте, но и секретарем комсомольской организации, сначала побледнел, затем покрылся красными пятнами. Через пару минут он собрал волю в кулак и спокойным размеренным голосом, лишенным всяких эмоций, произнес.
– Витя, когда тебя поймают в самовольной отлучке  –  это воинское преступление. И тебя может быть отчислят, а наряд посадят на пять суток. Ну, на семь. Пусть даже на десять. Хрен с тобой. Возможно, скорее всего посадят на гарнизонную гауптвахту и там мы провисим целый месяц. В принципе, за друга пострадать  святое дело.
Допустим что даже, учитывая тот факт, что ни для кого из офицеров училища не секрет, что ты  – недоразвитый долбо*б с интеллектом ниже уровня городской канализации, то возможно, что тебя даже и не отчислят. А скорее всего посадят вместе с нами в один карцер. Чтобы мы сами за пять или десять суток, в зависимости от того, сколько начислит Пиночет.
 Но когда ночью в твоей кроватке найдут спящего Ленина  это, Витя, уже политика! Если дежурного офицера сразу «Кондратий» не хватит, когда он в луче фонарика знакомую с детства бороденку увидит. Причем, шаловливо задранную кверху. Да еще и в ласковые глазенки почитаемого вождя посмотрит?! Заметь, Витенька, прошу покорно, давно усопшего... Это будет достойная картина. Вот кстати тоже вопрос для обсуждения. Как у дежурного лейтенанта с душевным равновесием? Устойчива ли его психика офицерская? Готова ли она к ночным свиданиям с призраком коммунизма? Если он сразу в окошко прыгать не начнет, то нас тогда не только отчислят, причем всех, но возможно, даже и посадят. В дисбат  посадят, Витя. А может сразу и в тюрьму. Политика – дело такое! Так как, согласись, что твоя кроватка мало напоминает филиал мавзолея вождя всего прогрессивного мирового пролетариата.
 И в самовольную отлучку Ленин предпочитал бегать в Финляндию или в Швейцарию какую, а не на долбаный Урал. Да и ты, дурак пилопедрищенский, не являешься ближайшим родственником Владимира Ильича, чтобы он к тебе так запросто по-родственному, на огонек заглянул. Ты давай, думай по-быстрому, дурилка фанерная, что ты в «особом отделе» блеять будешь. Чтобы нас грешных, при самом наилучшем раскладе, только в психушку определили. Может быть лет через двести нас оттуда и выпустят. Но правда поставят на учет в КГБ. К бабке не ходи. И самое приличное место работы, которое нам светит, это дворник в той же психушке по месту лечения! Или кочегар в засратой котельной. Одна надежда, что командование училища обгадится с большого перепугу и не захочет докладывать наверх. Выносить сор из избы, так сказать. Докладать, о том, что курсант Витенька Копыто свою коечку по дешевке сдает, как в горячий курортный сезон в Сочах черноморских, прости Господи. И сдает то не кому попало, а людям проверенным, надежным соратникам по борьбе с мировым империализмом. Конспиративную квартирку для товарища Ульянова-Ленина открыл. А то вождь, однако, устал от наплыва благодарных граждан, которые в мавзолее у него толкаются. Шумят окаянные. Спасу от них нет. Вот и решил отдохнуть от суеты столичной. Отлежаться у Наденьки у своей дорогой. Сподобился ночку, другую, перекантоваться. Да, товарищ Витя Крупская?!
Филин сделал паузу, а затем постепенно увеличивая громкость, перешел на общепринятый доходчивый русский язык. И он высказал Виктору все, что думает о нем. А именно, о его потенции, ночных поллюциях, о приступах спермотоксикоза, о его остростоящем вопросе, опухших яйцах, обмороженных ногах и задранном к потолку одеяле, эротических фантазиях и снах, полных нереализованной страсти.
В заключение своего яркого и страстного монолога Серега Филин пообещал лично, своим табельным штык-ножом, основательно и радикально укоротить мужское начало Вити Копыто. Вплоть до проведения экспресс-операции по перемене пола. Причем, без малейшего наркоза, – если тот не возьмет себя в руки.
Витя в ту ночь в самовольную отлучку все же сходил. Но это уже другая история.

47. Спорт и приметы

В училище намечались отборочные соревнования по борьбе. Борьба как разновидность спорта всегда была в чести у командования Вооруженных Сил. Борцам сразу создавались все условия для тренировок: на пару дней освобождались от нарядов и давалась возможность потренироваться после занятий, около часа перед отбоем на сон или в воскресенье вместо увольнения в город. И пусть кто-нибудь скажет, что условия не создавались!
В восьмидесятые годы прошлого века в военные училища шли лучшие представители советской молодежи. Нередко приходили уже готовые мастера и кандидаты в мастера спорта, задача которых была предельно проста - быстро набрать форму для принятия участия в состязаниях и соревнованиях. То есть достойно выступить за честь своего подразделения.  Затем за училище. После за округ. Глядишь, доходило дело до соревнований на уровне Министерства обороны.
Там, как правило, приходил конец триумфальному шествию казарменных спортсменов, так как на ковер выходили уже настоящие профессионалы. Главная задача которых в системе обороны страны как раз и заключалась в ежедневных тренировках и регулярных выступлениях за честь родины на международных соревнованиях.
Противостоять таким видным военным спортсменам было по-определению невозможно. Ибо учеба в военном училище это каждодневный тяжелый труд с лекциями и практическим занятиями, самоподготовкой и семинарами, с нарядами, караулами, хозяйственными работами, учениями, а так же однообразным питанием на уровне… вспоминать не хочется.
Спорт в училище был тоже достаточно своеобразный. Это были марш-броски по пересеченной местности, полоса препятствий, рукопашный бой, стрельба и т.д. и т.п. И везде курсант должен иметь одинаково высокие показатели.
Согласитесь, невозможно быть профессионалом и в штанге, и в беге одновременно, так как это требует развития разной группы мышц. Но в военном училище такими тонкими умозаключениями никто не занимается. Там конвейер. Там куют защитников родины. Все, как один. Все одинаково хороши во всех областях, в любых видах, везде и сразу. Пусть не чемпионы, но уровень подготовки достаточно высок и стабилен. А индивидуальный подход с учетом физических особенностей каждого индивидуума –  это слишком дорого и не нужно при массовом и бесперебойном производстве защитников родины.
Даешь необходимое количество среднестатистических бойцов с показателями выше среднего! Ура, товарищи! Индивидуальность – это конечно замечательно! Но не в ущерб массовости. И давайте ребятки – своими силами. Напрягитесь, мобилизуйте внутренние резервы, изыщите скрытые таланты и все такое, но результат и победу обеспечьте. Надо постоять за честь роты, батальона и училища! Быстренько двигайте вперед, к вершинам спортивных побед!
В 4-й роте учился кандидат в мастера спорта по классической борьбе Валера Гнедовский. КМСом он стал еще в школьные годы. В свое время Валера достойно выступал на городских районных и областных соревнованиях. И даже готовился поступать в институт физкультуры. Но внезапно ощутив необъяснимую тягу к Военно-Воздушным Силам, не мудрствуя лукаво занял свое достойное место среди курсантов-люфтваффельников.
За время плодотворной учебы в военном училище Гнедовскому присвоили звание сержанта. И научили ловко бегать по полосе препятствий, далеко и точно бросать гранату, метко стрелять, быстро и далеко тащить ослабшего товарища на многокилометровом марш-броске. Это именно как раз тот случай, когда зачетное временя идет по последнему человеку из подразделения, пересекающему заветную финишную линию. К слову будет сказано, этим вещмешком с балластом или переходящим вымпелом, так сказать, который ни разу самостоятельно не доползал до финиша, был наш легендарный Витя Копыто.
А Валера Гнедовский был парень хоть куда. Крепок, строен, силен, вынослив. И когда услышал объявление о подготовке к соревнованиям по борьбе, вспомнил, что он тоже того –  борец то есть.
За два дня, отведенных на подготовку к соревнованиям, сержант Гнедовский свою былую форму, конечно же, не набрал, но пару приемов все-таки вспомнить успел. Его успокаивало то, что эти соревнования, по сути, –  полная профанация. И ему предстоит бороться с такими же курсантами, чьи индивидуальные особенности и личный почерк спортсмена растворились в конвейерной системе физической подготовки Красной армии.
Коронкой Валеры Гнедовского был бросок разгибом (прогибом). Это  очень эффектный и эффективный прием, когда борец обхватывает своего противника в районе грудной клетки. Сцепляет свои руки в замке за спиной на пояснице соперника. И резким, почти нечеловеческим усилием, используя взрывную энергию своих спинных мышц, отрывает противника от земли. И перекидывая через свою голову, бросает соперника на маты. Или через вращение вокруг вертикальной оси, укладывает его на лопатки. Это всегда 100% чистая победа.
В свое время Валера виртуозно проводил этот сложный прием. Поэтому в отведенные для тренировок дни положил всего себя, чтобы вспомнить победную технику. Распыляться на остальное не хватало времени.
На соревнованиях Валера Гнедовский блистал. Все поединки заканчивал в поразительно короткое время. Вышел. Пожал руку. Захват. Бросок. Туше!
Сержант Гнедовский легко выиграл первенство училища. Все что могли вспомнить после поединка его соперники – лучезарную улыбку Гнедовского, мягкое рукопожатие, жесткий захват, напоминающий железный обруч. Затем пол уходил из под ног Освещение и трибуны взлетали и перемешивались. Борцы шаркали ногами по потолку и стремительно летели на ковер. Гром аплодисментов и они свободны.
А Валера продолжил свое триумфальное шествие. Он без проблем «выиграл город». Но на округе ему встретился не простой соперник. Гнедовский с ним еще не боролся, но присутствовал в качестве зрителя на некоторых его поединках.
Наблюдая за техникой борца, сержант понял, что не смотря на одну весовую категорию, все непросто. Совсем непросто. Валера был на ее нижней границе, а противник – на верхней. Валера был высоким, худощавым и жилистым, а противник  – низеньким, широким и плотным. Вся надежда на молниеносное проведение коронного приема. До решающей схватки оставался один день.
Гнедовский сидел в бытовой комнате казармы и подшивал чистый подворотничок к своей гимнастерке. Он  был задумчив. Валера размышлял о предстоящем поединке. Проводил воображаемый бой, пытаясь предусмотреть возможное развитие событий. Мимо проходил Витя Копыто с утюгом в руке.
– Привет чемпион! Чего невесел, нос повесил. Послезавтра завалишь жирного и остается только в Москву смотаться. А там можно и не бороться. Выйдешь в первый день и сразу на коврик ляжешь, чтобы эти «любители» из профессионально ЦСКА тебя не покалечили. И все! Кум королю, сват министру! Пока все потеют, ты по столице шарахаешься. Красота!
–  Не так все просто Витя. Похоже, Москва мне не светит. Соперник мой тяжеловат, а я спину закрепостил. Мышцы забил напрочь, понимаешь?!
Витя растерянно похлопал выпученными глазками. В последнем письме в родной Пилопедрищенск он уже обстоятельно отписал, что служит с чемпионом почти всея Красная армия. Что этот богатырь  – его командир и закадычный корефан. Откровенно упаднические настроения Гнедовского ломали Виктору всю живописную картину на полгода напряженной переписки. Легенда рушилась прямо на корню.
– Брось Валера! Какие проблемы? Ты же боец! Вышел, победил и всего делов. Москва на кону. Кончай киснуть. Может тебе надо чего? Так ты скажи, я в раз обеспечу.
– Да нет, Витя. Тут массаж нужен профессиональный, мышцы в порядок привести.
– Всего то! Псссс! Говно, вопрос. Сейчас промассажируем. Профессионально и качественно. Будь уверен. Я сказал. Ты только это. Расскажи хоть как этот самый массаж делается, а то я забыл чего-то. Да я для тебя хоть звезду с неба…
Сказано-сделано. Гнедовский, направляя Виктора в его неуклюжих манипуляциях, по ходу процедуры объяснил, как провести массаж спины.
Витя очень старался. Пружины на кровати сержанта жалобно скрипели и надрывно скулили, прогибаясь почти до самого пола,  а кожа у Валерки стала бордово красной. В результате, он взмолился о пощаде и согнал Виктора со своей спины.
Копыто процедура массажа понравилась и он пытался провести ее дальше, стараясь ущипнуть Гнедовского за распухшую кожу. Пациент душевно поблагодарил Виктора за оказанную помощь и всячески уворачивался от назойливого энтузиаста.
Валера надел гимнастерку и принялся с характерным хрустом разминать пальцы, травмированные при проведении борцовских поединков. Копыто подсел к своему кумиру.
– Валер, может еще чего надо? Ты это, только скажи. Ну, чего мрачнее тучи?!
И тут сержант совершил самую страшную ошибку в своей жизни. Об этом он потом неоднократно вспоминал в своих высказываниях. Гнедовский поделился с Виктором заветной приметой.
– Понимаешь, Витя, примета у меня была. Есть. То есть была… Короче, неважно… Перед соревнованиями тренер категорически запрещал с девушками миловаться. Ну, чтобы мы свои силы не тратили, а то на ковре запаса энергии не хватит. Так вот! Я заметил, что у меня все наоборот. Особенно когда надо на решающую схватку выходить. Если я с девушкой «ни-ни», то и на ковре полный провал. А если всю ночь «тили-тили-трали-вали», то и победа в полном ажуре! Каким бы мастером противник мой не был. Ни разу примета меня не подводила. А самое главное, чтобы у девушки имя было Вика. Виктория  –  победа значит. Подруга у меня была Вика. Огонь и лед в одном стакане. Такие ночи были, эх… Всегда с ней выигрывал.
Копыл просветлел лицом. Уж чего-чего, а рецепт завтрашней победы Гнедовского проблемой для Вити не был.
– Валерка, тебе крупно повезло! Посмотри на меня. Посмотрел? Да я тебя к таким кралям отведу. Живой не уйдешь.
Гнедовский недоуменно посмотрел на Виктора, но тот уже вошел в раж и развивал свою мысль в нужном направлении.
– Врать не буду, Вики, Викули на примете у меня нет, но не грусти! Я же Копыто! Я тебя в такую общагу отведу… девчонки визжать будут от восторга. Я же им чемпиона города предоставлю. Да что города … Все, решено! Ты  член сборной СССР по борьбе!
Сержант чуть не поперхнулся от услышанного. Видя, что Гнедовский пытается возразить, Копыто не дал ему шанс вставить хотя бы слово в свою вдохновенную речь.
– Нет, ты  – член олимпийской сборной СССР! Ну, ладно, ладно, резервный состав. Валера, да тебя там так отмассажируют, что и Москва тебе покориться. Чего расселся, давай собирайся!
–  Куда?  спросил Гнедовский, ошарашенный внезапным натиском Виктора Копыто.
– Куда-куда?! На кудыкину гору, воровать помидоры! В самоволку, Валера, в нее родимую. Помидоры твои разминать! А ты что думаешь? К дежурному офицеру пойдем и попросим. Выпишите «увольнительную записку», дяденька, пожалуйста?
Гнедовский проклял себя за длинный язык и за то, что его угораздило поделиться подобным с известным треплом Витей Копыто. Но отступать было бессмысленно. Копыто, увидев, что сержант багровеет от злости, понял, что его жизни и здоровью угрожает реальная опасность, поэтому сразу перешел на ласковый тон.
– Валерочка, дружище, ну посуди сам. Зачем препятствовать судьбе. Я  твой счастливый билет. Никто не узнает. В наряде по роте классные парни. Я им уже все рассказал. Не злись. По секрету рассказал. Точно, под честное слово. Они все поняли, вошли в положение. Готовы рискнуть. Нас прикроют. Парни  – кремень. Дежурный по батальону лейтенант Зайчик. А у него лямур-тужур-абажур! Женился наш кролик неделю назад. К бабке не ходи, после отбоя к молодой жене слиняет на часок, а расход личного состава по телефону проверит. Решайся! Ты ничем не рискуешь. А в четырехэтажной общаге я тебе столько Вик найду. Очередь в коридоре к олимпийскому чемпиону мира выстроится. Вот увидишь. Ну, ладно, не злись!
Долго ли, коротко ли уговаривал Виктор сомневающегося Гнедовского, не помню. Гнедовский умылся, почистил зубы, облился одеколоном и обреченно поплелся вслед за Витей.
А через четыре часа Витя принес Гнедовского в расположение роты на своих руках. Фактически приволок на себе. При этом Валера был в бессознательном состоянии. Форма грязная, местами разорвана. А за петличку с пропеллером ВВС зацепился тонкий стебелек мятого цветка. Такие же поломанные цветочки и жеванные листочки торчали из голенища сапог и бляхи поясного ремня.
Казарма позабыла о сне и отдыхе. Лихорадочно вспоминая свои скудные познания в оказании первой медицинской помощи, парни бросились применять эти знания на практике. Вызывать «скорую помощь» и докладывать наверх по команде о ЧП решили лишь в самом крайнем случае.
 Раздев Гнедовского, ахнули. Его тело было в ссадинах, кровоподтеках и в синяках. Шокированные увиденной картиной, курсанты дружно загалдели.
– Ни хрена себе девки оголодали! Что же они с парнем то вытворяли!
– Копыто, а ну колись, что там было. И главное, где эта общага, чтобы не забрести туда по-ошибке. А то сгинешь на раз! Измордуют мегеры, живым не уйдешь! Затрахают до смерти!
–  Ты куда парня завел? В женский монастырь или в бабскую зону? Идиота кусок!
Витя Копыто молчал, как партизан, и жалобно сопел. Когда он стянул гимнастерку со своего худосочного «пособия по анатомии», все увидели, что его тело тоже капитально ободрано и кожа многочисленных кровоподтеках.
Общими усилиями привели Гнедовского в чувство. Нашатырь творит чудеса! Валера открыл глаза и сдавленно простонал. Он попросил стакан чая. Когда его мутный взгляд, вяло скользящий по встревоженной курсантской массе, остановился на Викторе Копыто, сержант сделал попытку встать, чтобы прибить своего ночного проводника. Но силы оставили его и Гнедовский повалился на матрас.
Копыто благоразумно затерялся на втором плане. Сержант снова пришел в себя, медленно выпил сладкого чая. Молодой организм брал свое, его самочувствие улучшалось прямо на глазах. Постепенно приходя в себя, Валера поведал о своих злоключениях.
– Чтобы я еще, хотя раз... с этим мудаком... Не ходите  сним никуда… Это *здец! …Выводит меня Копыто к общаге.  …поплутали основательно… час где-то. В грязь влезли непролазную… по колено увязли. Сусанин, в натуре. Дипломированный гид… штурман-заблуда. Все же вышли к общаге. Старое такое здание… в четыре этажа, кирпичное. Пока по грязи ползали время позднее наступило… и комендантша закрыла входную дверь. Витя хоть и ездил мне по ушам, что та бабка-комендантша у него с руки ест и хлебом-солью каждый раз встречает… ни хрена дверь не открыла. Я хотел обратно идти, но вы же Копыту знаете... Он же никогда не сдается. Говорит, запасной вариант имеется… пожарная лестница есть. Правда, она на другой стороне здания… и надо будет потом по карнизу… по периметру здания, на высоте четвертого этажа прогуляться. А обратно, мол, через дверь выйдем. Никуда зловредная старуха не денется… откроет, любезная, чтобы нас выпустить. Мамой клянусь, не хотел лезть! Но сутенер этот белобрысый «на слабо» взял.
Влезли мы не на четвертый этаж а, слава Богу, только на третий! Хотя, зачем третий?! …и второго бы хватило за глаза… Карниз узкий… сантиметров пятнадцать… от силы, двадцать. Идем по нему, руками за отливы у окон цепляемся. На улице жарко. Окна раскрыты…  только занавески задернуты. Нет, чтобы в первое же окно влезть и уже по коридорам пройти… Идиоты! Этот кадр по карнизу первым идет, в окна заглядывает и подманивает: «Вика! Вика! Вика!» Представляете?! «Вика, Вика, Вика!!!» Типа «цыпа-цыпа-цыпа!» Кретин! А я понять не могу, почему в комнатах никого нет. Потом дошло... Короче, добрались до комнаты одной, где магнитофон играет… шум голосов девичьих слышится. Так как Витя впереди полз, то заглянул в это окошко первым… Оборачивается ко мне и говорит: «Девчонки какую-то модную шмотку меряют… Похоже весь этаж в одну комнатку набился, сейчас мы тут всех Вик сразу и отсортируем».
 А сам облизывается, как кот на сметану. Говорит, мол, девчонки чуть ли не в очередь на примерку стоят… кто-то уже раздевается… многие еще не оделись, красота! Ну, я тоже к этому окну приполз… интересно же посмотреть… а сквозняком штору треплет. Прямо нам по рожам хлещет. Стоим за окном, как два мудака на жердочке, а из комнаты нас не видно. Чтобы поустойчивей стоять, я перехватился не за отлив окна, а за раму… за саму фрамугу открытую уцепился пальцами. И тут наш подарочек Пилопедрищенский, сквозь штору рыло свое похотливое в комнату сунул и говорит так гаденько: «Здравствуйте, девочки!». Девчонки как завизжали… засуетились. И давай прикрываться кто чем. Толпой из комнаты ломанулись, аж в дверях застряли. А одна дура… симпатичная правда, успел увидеть… металась, металась по комнате с голыми сиськами… потом  подбежала к нам и окно закрыла. Идиотка! Совсем мозги переклинило, истеричка недоделанная…
Гнедовский отхлебнул чая, заботливо подлитого в его стакан. Он сделал паузу, как будто заново переживая недавнее событие.
Все ребята, не сговариваясь, посмотрели на его пальцы, которыми он сжимал стакан с чаем. Ногти сержанта были почерневшими, как будто под ними запеклась кровь.
Толпа слушателей понемногу начала сдержанно подхихикивать и давиться от смеха, представляя картину. Только наличие третьего этажа и узкого карниза под ногами наших ребят в рассказе Валеры, не давали возможности потерять контроль и откровенно заржать в полное горло.
Валерка устало закрыл глаза и продолжал.
– Так я и говорю… эта истеричка закрывает окно и прищемляет мне пальцы. Я завыл от боли и… естественно, их разжал. Еще некоторое время старательно балансировал на карнизе. Скреб  ногтями по стеклу… прямо, как кошка. Даже пытался присосаться губами к стеклу закрытого окна… «взасос»... так падать не хотелось… Не  помогло. Делать нечего, теряю равновесие и лечу вниз. По пути пособирал все ветки на клене, что под окнами рос… и смачно шмякнулся в цветочную клумбу. Плашмя шлепнулся… Великое счастье, что в клумбу чернозем завезли... Чернозем и спас! Только осознал, что полет успешно закончился и я жив… Верите?! «Мама» сказать не успел… как на меня упало костлявое тело Копыто. И я выключился…
Рота взревела от восторга. Осознав, что ребята живы и здоровы, что их кости целы, а ссадины и синяки  –  дело житейское, курсанты дали волю чувствам. Кто-то хохотал до изнеможения. Кто-то катался по полу. Кто-то истошно визжал и вытирал набежавшие слезы восторга подвернувшейся под руку портянкой. В казарме царил веселый хаос. Подробности происшествия пересказывались курсантами там и тут с новыми вновь придуманными нюансами и потешными комментариями.
Гнедовский недоуменно посмотрел на окружающих. Но вскоре волна всеобщего смеха захлестнула и его. Переосмыслив происходящее и представив себя со стороны, сержант принялся неудержимо ржать, как полковая лошадь. Возможно, это была всего лишь реакция на пережитые страхи и потрясения.
Только Витя Копыто не смеялся. Он чувствовал себя виноватым. В любом случае, сержант мог затаить обиду и перестать с ним общаться. Такой позор пережить не просто.
Но Валерка был реальный парень, не злопамятный и отходчивый. Просмеявшись минут пять-десять, он подозвал Копыто и протянул ему руку.
– Хрен с тобой, что ты на меня свалился и втоптал в колумбарий по самые уши. Давай пять! Спасибо, что не бросил на улице, а притащил на базу.
Копыто осторожно пожал руку и робко улыбнулся. А уже через мгновенье тряс своей грязной от чернозема головой и хохотал от души, разбрызгивая слюну из широко открытого рта. Рота не спала почти до самого утра. В разных уголках казармы многократно пересказывались и моделировались в лицах наиболее удачные моменты ночных похождений наших ребят. Гвоздем программы была фраза:
– Здравствуйте, девочки!
Наступил решающий день соревнований. Валера Гнедовский все же вышел на борцовский ковер для поединка. Пожал руку противнику. Попытался молниеносно провести бросок. По гримасе боли, исказившей его лицо, мы поняли, что победы не будет. Толстяк удачно подмял Валеру и собирался провести свой встречный прием, но ассистент нашего борца бросил полотенце на ковер. Гнедовский сдался. Судья сразу остановил поединок.
Этим ассистентом был Витя Копыто. Уж он то знал точно, что Валера бороться сегодня не может. Не в форме.
Уходя из борцовского зала, сержант Гнедовский улыбался, что нетипично для проигравшего. Однако он улыбался искренне. От души. От уха до уха. Это заметили все зрители в зале. Заметили и удивились. Уже потом, вечером, в спальном помещении роты Валера сказал мне полушепотом.
– Санька, а ведь я только на ковре понял… нашего дурачка Витьку Бог любит! Точно, точно! С третьего этажа пролететь сквозь дерево и ничего! Вообще ничего! Не убился, не покалечился. Кости целы, связки не порвал. Только ногти на руках черные и все. А Витька меня до училища дотащил. Осилил. Не попались мы в самоволке. И не сдал нас никто из сраных осведомителей. И примета моя заветная… кстати, тоже сработала на все 100%. Нет Вики, нет победы. Все сходится.
Гнедовский опять улыбнулся и загадочно посмотрел на меня.
– А ты знаешь?! И меня Бог полюбил. За компанию с Витькой. Не было бы его рядом на карнизе, ведь разбился бы в кашу. Как два пальца об асфальт. Нет, ну представь… «Здравствуйте, девочки!»… вот два дебила.
Валерка сверкнул белозубой улыбкой. Удобно устроив голову на подушке, он быстро уснул. Будить его и высказывать мысль о том, что «не было бы Вити Копыто, не летал бы ты Валера с того карниза», я уже не стал.
Засыпая, я слышал, как в коридоре Витя Копыто предлагал какой-то очередной жертве сделать профессиональный спортивный массаж. Он убедительно ссылался на то, что его мастерством великого массажиста и костоправа, пользовался сам великий чемпион  – Валера Гнедовский.

48. Сломанное ухо

Неожиданно для себя, Валера Гнедовский стал кумиром и объектом подражания для Вити Копыто. Витя повсюду таскался за Валерой, пытаясь стать ему верным другом и незаменимым спутником.
Копыто пересел в столовой за один стол с Гнедовским. Пытался копировать его походку и манеру разговаривать, держать спину. Регулярно предлагал ему по вечерам восстанавливающий массаж. Обещал провести незабываемую экскурсию по всем студенческим общежитиям города. Гарантировал обеспечить успешное и продолжительное знакомство с лучшими представителями женского пола, с самыми красивыми и гостеприимными, ласковыми и нежными, а так же безотказными, как легендарный автомат Калашникова. Все свободное время курсант Копыто старался находиться рядом, чтобы всячески демонстрировать искреннее уважение и поросячий восторг. Он раньше других начинал хихикать и смеяться, когда Валера рассказывал очередной анекдот. Виктор ловил взгляд Гнедовского, пытаясь предугадать его желание.
– Сигарета?! Спички?!
Некурящий Витя стал регулярно носить в карманах курительные принадлежности, желая даже в этом угодить Валерке.
В суточный наряд курсант Копыто старался попасть именно с сержантом Гнедовским. Таким незамысловатым образом Витя пытался загладить свою вину перед Валерой за драматические обстоятельства ночного полета с третьего этажа студенческого общежития, прервавшего победное шествие Гнедовского на борцовском ковре.
Если быть объективным, то сержант не был тщеславным и поражение на соревнованиях в округе его почти не тревожило.
Тем не менее, Валеру ждало более серьезное испытание в виде постоянного присутствия Виктора. Гнедовский стоически и терпеливо переносил общество Копыто. Что ни говори, но выдержка и спокойствие  отличительные черты военного человека. Другой бы уже знатно нагрузил Копыто по кумполу, а сержант стойко сносил общество верного обожателя.
Когда счастье иметь такого почитателя как Витя Копыто давно  перевалило за границу переносимого, Валера взмолился.
–  Копыто, милый! Ну чего тебе надобно? В чем я провинился? Не томи, говори быстрее.
– Валер, а Валер! Я тут подумал. Ты такой сильный, красивый и вообще здоровенный. Это все от спорта? Да? Скажи правду, открой секрет.
–  Да, Витенька, именно от спорта.
– Я так и думал! Валера, а бороться… не очень сложно, правда? Я вот видел как ты раз, бац-бац, и уже сверху сидишь. А тот только догами дрыгает и верещит жалобно. Здорово!
– Витя, не все так просто.
–  Да ладно, чего там. Я же видел. Бац! Хрясть! Будум-будум! Приемы, наверное, знаешь?
– Знаю.
– Секретные, да?
– Нет, Витя, несекретные. Тебе их в любой секции покажут. А дальше работать надо. Оттачивать. Каждый день работать. По многу часов. Понял?
– Слушай, покажи мне пару приемчиков. Я же толковый! Да, я на раз… Все пойму и освою. Ну, будь другом. Покажешь?
Как ни отнекивался Гнедовский, не свезло. И понял, что лучшим способом отвязаться от неугомонного Копыто будет выполнение всех его желаний.
«Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не писалось. Надоест ему под потолком летать и ковер носом пахать. Больно это. И унизительно!», –  разумно рассудил Валера.
В борцовском зале Валера честно показал Виктору самые простые и эффективные приемы. Нескладный Копыто попыхтел полчасика. Пару раз завалил поддавшегося Гнездовского. И почувствовал себя наследником легендарного Ивана Поддубного.
Уставший и вспотевший Витя разлегся на матах, давая отдых своим мослам. Чтобы совместить полезное с приятным, завел беседу.
– Мышцы у тебя классные, рельефные. Это тоже от борьбы? Мне бы такие. А как бы – бац-бац и мне мышцы, а? Но без много часов? Нельзя так?!
– Нет, Копыто, нельзя.
– Валера, а я слышал, таблеточки есть потрясные. Название, правда, какое-то неблагозвучно, типа: «Металл об*ристал». Заглотил пару пачек и лежи себе у телевизора, а мышцы из тебя так и лезут, так и прут. Вон, Шварценеггера видал? Так этого Арнольда исключительно с таблеток расквадратило! Расперло, как родненького. Точно говорю!
– «Метан дростиноллон». Точно не знаю, но вроде так. Сам я не любитель колеса закатывать, но про них слышал. Только от этой химии, Витя, ты уже по девочкам бодренько не побегаешь. Твой свисток  паровозный вместо солнечных часов можно будет использовать. Только – сломанных часов. Они одно и тоже время показывать будут,  пол шестого. Причем, постоянно. Всю оставшуюся жизнь. Тебе оно надо?
Копыто ужаснулся.
– Охренеть, я на это не согласный. Только фактически настоящим борцом заделался, а тут сразу импотенцией пугают. Нет справедливости в жизни! Эх, жалко соревнования по борьбе закончились. Все не вовремя.
–  Не понял, а при чем здесь соревнования?
– Как это, при чем?! Показал бы мне раньше эти приемчики, я бы тоже боролся. Ничего здесь такого нет. Я то думал?! А тут запросто! Бац-бац и на лопатки. Часик всего и нужен для закрепления. Типа, чтобы прием не забыть.
Услышав ересь от бахвалящегося Копыто, обычно невозмутимый и уравновешенный Гнедовский взорвался.
– Витя, не манди! Чтобы настоящим борцом стать, надо не просто работать, а пахать! Годы! Каждый день, по два раза в день! Пахать следует до седьмого пота! Понял? Пахать до желчи, до рвоты, до сломанных ушей!
Зря Валера упомянул про сломанные уши. Зря. Но слово не воробей из пушки не застрелишь. Огромные и оттопыренные уши-локаторы непризнанного атлета-борца, фактически потенциального чемпиона с титулом: «Рекордсмен всея Красная армия», зафиксировали интересную и неожиданную информацию.
– Погоди пылить, Валера! Что ты там про сломанные уши, сказал? Их нельзя сломать. Они же не ломаются. Они мягкие. Без костей, реально. Все знают, что только кости ломаются. Разводишь меня? Да? Как лопушка, разводишь?
Копыто мял и жамкал свои внушительные уши, всячески демонстрируя сержанту гибкость и эластичность органа слуха.
Уязвленный в неверии, Валера Гнедовский совершил вторую ошибку. Нет, чтобы свести все к шутке и согласиться с Виктором, он презрительно сплюнул на пол.
–  Тундра! Язык у тебя без костей. Чтобы ты знал… Сдуру и хуль сломать можно! Зарубку сделай на стене, а то забудешь. А лучше татуировку… Может тогда дойдет, что уши ломаются. Причем очень легко и просто! Борец считается настоящим только сломав ухо. И не ранее. Каждый классный борец знает, что это такое. Мастером не станешь без этого. Посмотри на уши всех великих борцов. На форму их ушей посмотри, тупорыл парнокопытный!
Витя потерял покой. Его посетила феноменально «генитальная» мысль. От волнения он начал путать буквы в словах и очередность слогов.
– Варела! А ты сам когда-нибудь ломал ухи?
– Спрашиваешь. Два раза.
– А как? Это больно? И в чем фишка?
– Ломается ухо обычно при падении. Или когда из захвата вырываешься. Ухо заворачивается при трении об ковер, хрящик трещит и лопается. Или просто надламывается.
– - Ну и чего? А дальше что?
– Что-что?! Жидкость из ушного хряща растекается под кожей. Ухо опухает, как уральский пельмень. Синеет и болит пару дней.
– А потом? Кстати, сильно болит?
Гнедовский почесал правое ухо, пожал плечами и задумался.
– Да как тебе объяснить? Сильно… не сильно. Все относительно. У борцов всегда что-то болит. Тренировки, броски, работа. Сам пойми. Наш тренер говорил: «Если борец утром проснулся и у него ничего не болит, значит он уже умер». Вот так! Нет, не сильно болит. Терпимо.
– Валер, а Валер! А видно, что человек этот самый и есть того! Типа, борец. А? То, что мышцы офигенные – это понятно. А вот сломанное ухо видно? Посмотрел на уши и сразу понял, что перед тобой не сопля какая, а громила реальная и борец заслуженный?
– Копыто, ты мертвого достанешь! На, смотри! Видишь утолщения на хрящах. Пощупай. Пальцами потри!
Гнедовский наклонился к лежащему Виктору и показал деформированные хрящики ушной раковины. Это была его третья ошибка.
Копыто осторожно, но с горящими от восторга глазами, пощупал уши Гнедовского. Для сравнения пощупал свои. Уши сержанта ему явно нравились больше.
В соответствии с распорядком дня, после обеда начиналось время самостоятельной подготовки. Появлялась возможность сделать домашнее задание, подготовиться к семинару, написать доклад, переписать конспект и много еще разных полезных дел. Это официальное предназначение так называемой «самохи». Неофициально на «самохе» писались письма на родину, записки знакомым девчонкам, расписывался преферанс или «тысяча», обсуждались интересующие всех последние новости и события. Кто-то спал. 
В тот день возмутителем всеобщего спокойствия в аудитории, отведенной нашему взводу для самостоятельной подготовки, был возбужденный Витя Копыто.
Распираемый чувством полного превосходства над всеми присутствующими курсантами (кроме Гнедовского, конечно) Виктор с видом заговорщика просвещал нас, бестолковых в тонкостях борцовской иерархии.
Как авторитетно втирал Копыто, у них,  настоящих борцов, самая распространенная и коварная травма –  это перелом уха.
Виктор поведал всем и каждому, по секрету, естественно, страшную тайну о том, что какие бы заслуженные титулы, медали и регалии не заработал борец в своей карьере (да хоть само олимпийское золото), он никогда не достигнет настоящего уважения и почитания среди своих коллег, если не познает радость обладания сломанным ухом. Во, как!
Развивая свою теорию, Копыто разглагольствовал, что настоящая иерархия среди мастеров ковра и татами основывается на строгом подсчете количества зафиксированных переломов и травматических вывихов ушей.
За подтверждением правдивости этой ужасной тайны, Виктор обратился к сержанту Гнедовскому. Валера Гнедовский угрюмо промолчал и только недовольно сморщился. Было видно, что вся эта ерунда его тяготит и он категорически жалеет о том, что сказал. Более того, сержант готов откусить свой собственный длинный язык, проклиная тот день и час, когда общаться с курсантом Копыто.
Самое интересное началось дальше. Утомив всех подробным описанием сложной структуры «тайной борцовской ложи», по сравнению с которой масонская ложа  просто пионерский отряд, Виктор загорелся желанием немедленно приобщиться к «ордену настоящих борцов».
Копыто начал просить всех и каждого помочь осуществить самую заветную мечту его детства:  сломать ухо. Курсанты отнекивались, как могли, шарахались от Виктора. Но он не давал играть в домино. Мешал писать письма. Ныл и канючил.
Первым сдался Лелик. Он тщетно пытался вздремнуть. Огромному организму киевлянина явно не хватало калорий, поступающих вместе с пищей и поэтому каждую свободную минуту его неумолимо тянуло в сон. Прямо как огромного медведя накануне зимней спячки.
– Все, это уже невозможно! Иди сюда, дурачина. Сейчас я тебе сломаю все, что угодно, включая голову. Только дай покоя и тишины.
Витя послушно на цыпочках подскочил к Лелику и максимально вытянув тонкую шейку, подставил голову. Гигант-киевлянин задумался.
– Ну и чем же тебе твои уши отрывать?
– Да не отрывать! Сломать! Пальчиками. Раз и все.
Лелик помял уши Копыто между пальцев. Виткины лопухи скользили и распрямлялись, но ломаться не хотели.
– Не получается. Все! Попробовали, не вышло. Угомонись.
–  Как это не вышло?! У всех вышло, а у меня не вышло. Ломай!
Остальным ребятам стало любопытно. Курсанты, оставив привычные занятия, по мере желания стали подключаться к происходящему. Рассудительный комсорг Филин, почесав свой внушительный нос, внес предложение.
– А давайте попробуем ухо в дверном проеме зажать. Я так в детстве грецкие орехи колол.
Сказано-сделано. Картина: стоящий на коленях Виктора Копыто с ухом, зажатым в дверном косяке, иногда посещает меня по ночам. Это было что-то!
Чтобы Витя не расхотел и не передумал, его нежно поддерживали двое ребят. Еще двое добровольцев пытались эту дверь закрыть. Витя жалобно верещал и трепыхался. Но при малейшей попытке прекратить экзекуцию, немедленно настаивал на ее дальнейшем продолжении с обязательным завершением в виде долгожданного результата. Так продолжалось достаточно долго, пока не лопнуло терпение у Валеры Гнедовского.
– Все, хорош! Копыто, в последний раз при свидетелях спрашиваю. Ты действительно этого хочешь?
– Да!
–  Не пожалеешь?
– Нет!
– Хрен с тобой. Держите его, только крепче!
Толпа навалилась на Витю и зафиксировала его. Сержант Гнедовский достал из своего планшета пассатижи и демонстративно поклацал перед носом Копыто.
– Не расхотелось?
Витя зажмурил глаза и отрицательно мотнул головой. Гнедовский поднес пассатижи к уху Копыто, аккуратно сложил вдвое хрящик и сильно нажал на ручки инструмента. Все услышали слабый щелчок, который заглушил душераздирающий вопль Виктора Копыто. Гнедовский разжал пассатижи и небрежно махнул рукой.
– Все, отпускайте.
Руки, удерживающие «борца-любителя», в этот эпохальный момент «перешедшего в профессионалы», разжались. Освобожденный Виктор подскочил до потолка. Истошно подвывая, он то скакал и прыгал по учебной аудитории. То пытался присесть на стул. То запрыгивал на кафедру и бился головой о трибуну.
Из его глаз брызгали и лились слезы. Именно так, одновременно брызгали в разные стороны, причем на внушительное расстояние, и обильно лились в два ручья по щекам курсанта Копыто.
Все попытки поднести руку и потрогать мгновенно отекшее и посиневшее ухо, заканчивались громогласным приступом нового воя. Витя отдергивал руку, как при ударе током, и продолжал свою хаотичную пляску парализованного робота.
Все курсанты изумленно смотрели на происходящее. Лишь Валера Гнедовский невозмутимо убирал пассатижи в планшетку. Бросив мимолетный взгляд на прыгающего и завывающего Копыто, он спокойно произнес.
– За что боролся, на то и напоролся. Я предупреждал. Ладно Копыто, довольно! Хватит скулить, не будь бабой. Я знаю эту боль. Вполне терпимо, только ухо руками не трогай.
Виктор перестал метаться и начал вытирать слезы и сопли, размазанные по лицу. По-большому счету, его мечта сбылась. Ухо заживет и в процедуре наматывания лапши на соблазнительные девичьи ушки, появится очередная новая легенда о великом мастере ковра и татами. Доказательство на ушах, пожалуйста. Убедитесь, не стесняйтесь. Желающие пощупать становитесь в очередь.
Копыто попытался представить приятный эффект от ощупывания ласковыми женскими пальчиками его утолщенных хрящей на ухе. Боль отступала и Витя начал мечтать о будущих победах. Один раз потерпеть, зато всю жизнь пользуйся женским состраданием. Но странные слова Гнедовского вернули его в реальный мир.
– Витек, кстати, чуть не забыл. Будь ласка, прихвати с ужина в столовой эмалированную кружку.
– Зачем?
– Иначе ты спать не сможешь. Ушко еще дней пять-шесть будет бо-бо. Если уснуть все же получится, в чем я глубоко сомневаюсь, начнешь ночью ворочаться или еще чего. Короче, кружка нужна чтобы не орать от боли. Послушай опытного товарища, я дважды уши ломал и мой статус в секретной борцовской иерархии имени Великого мастера Брюс-Копыто-Ли повыше твоего будет. Ха-ха! Настоятельно рекомендую перед сном кружку на ухо надевать и веревкой к голове привязывать. Чтобы не свалилась.
– А раньше чего не сказал.
–  Ты раньше не спрашивал. Да и не слушал! Я тебя долго отговаривал. Ушко по размерчику у тебя внушительное… здесь кружкой не обойтись, кастрюля понадобится. А лучше, бачок для первого.
– Очень смешно!
– Не, не смешно. Смешно будет, если отек не спадет. Тогда одно ухо будет больше другого. Вот это смешно. У меня пассатижи всегда с собой. Обращайся, если что. Второе сломаем. Для симметрии. Технология отработана...
Витя Копыто завыл от обиды. Он не понял, что Гнедовский уже шутит, отучая совершать безрассудные поступки.
Отек с уха, разумеется, сошел. Но пару ночей Виктору пришлось поспать с кастрюлей, привязанной  к голове. В результате чего некоторое время его называли «космонавтом».
Помогло ли ему сломанное ухо при общении с представителями женского пола, не знаю. Скорее, вряд ли, так как наступит время, когда Витя решится на пластическую операцию по радикальной корректировке формы своих ушей.

49. Смехотерапия

Описывая оригинальную внешность незабвенного Виктора Копыто, я упустил одну немаловажную, но очень выдающуюся и живописную деталь –  уши.
Уши у Виктора были уникальные. Врать не буду, они были гораздо меньше, чем у такого знатного представителя фауны, как слон. Или у того же ишака уши, безусловно, длиннее, чем у курсанта Копыто. Однако по своим размерам и по такому параметру как развесистость, у Виктора Копыто ушки были более впечатляющими, нежели у стандартного и среднестатистического курсанта любого рода или вида войск Красной армии.
Кроме того, курсант Копыто умел этими ушками шевелить. Причем, обоими одновременно, каждым в отдельности, по очереди или попеременно, в такт музыке или в соответствии с забойным ритмом, отбиваемым ловкими руками на любой твердой поверхности.
А самое любопытное и смешное, что когда Витя нервничал или начинал разговаривать очень эмоционально, то его ушные мышцы (недоразвитые от природы у основной массы населения планеты Земля) начинали самопроизвольно двигаться.  Двигаться независимо от желания хозяина.
Этот поразительный и забавный факт придавал курсанту Копыто особую пикантность, вызывая приступы гомерического хохота у всех, кто имел счастье пообщаться с потешным чудом природы.
Впервые на эту удивительную особенность обратили внимание еще на первом курсе. Как только сформировали 4-ю роту, после первой же образцово-показательной вечерней поверки мы стали организованно разучивать гимн Советского Союза.
Курсантам сразу бросилась в глаза и абсолютно выбила с серьезного настроя сногсшибательная картина нескладного и некультяпистого лысого паренька с потешной фамилией Копыто, старательно поющего серьезный текст величавого гимна великого СССР. Вытянувшись в струнку по стойке «Смирно» и, насколько возможно, распрямив сутулую спину, Виктор Копыто, отчаянно фальшивя и протяжно завывая,  с чувством вытягивал.
- Со-юз не-ру-шимый респу-блик сво-бодных спло-ти-ла на-веки…
А его развесистые лопухи-уши вытворяли ТАКОЕ…, что монолитный строй курсантов с мощными глотками вместо громогласных и жизнеутверждающих куплетов начал выдавать нечленораздельные всхлипывания и надпывные бормотания вперемешку с приглушенным смехом, переходящим в истерический хохот. Короче, «начали за здравие, кончили за упокой». То есть наоборот! Начали солидно и пафосно, а закончили в разнобой –  с лошадиным ржанием.
В этот момент курсант Копыто напоминал худенького слоника, который усиленно машет своими ушками в тщетной надежде преодолеть земное притяжение. И присоединившись к мигрирующим стаям перелетных птиц, мечтает улететь из промозглой и дождливой уральской осени в сторону солнечного и теплого юга.
Вот именно тогда на первой вечерней поверке мы осознали, что наша новая и пока еще непривычная казенная жизнь в мрачных стенах военного училища никогда не будет монотонно скучной. Так как нам неожиданно и несказанно повезло учиться вместе с редкостным явлением природы, уникальным самородком и прирожденным комиком – Витей Копыто из города Пилопедрищенска.
Надо отдать должное, наш дорогой и местами любимый Витенька ежедневно, ежечасно, ежеминутно и абсолютно полностью оправдал все возложенные на него ожидания.
Присутствие Виктора на любом торжественном мероприятии автоматически превращало самое его  в законченный фарс и бесплатную комедию.
Однажды не в меру активный вождь Конфоркин имел неосторожность предоставить курсанту Копыто слово для выступления на очень важном комсомольском собрании при обсуждении суперпупер-гипер-мегасерьезного вопроса.
Все возможные кандидаты на эту, несомненно, ответственную и весьма почетную роль благополучно отвертелись, сославшись на массу неотложных дел.  Не мудрствуя лукаво Витя согласился. Всю неделю курсант Копыто по-честному готовился к фундаментальной речи. Он перелопатил тонну газет в «ленинской комнате» и законспектировал кубометр цитат и красивых изречений. И что характерно, вся титаническая работа проводилась исключительно после команды «Отбой», самой любимой для каждого курсанта.
Витя натужно скрипел пером и  мозгами. Пока более дальновидные и мудрые товарищи, которые благоразумно предпочли «самоотвод», досматривали вторую серию сладких снов, курсант Копыто самозабвенно готовился к карьере комсомольского активиста.
Как он старался?! Как готовился стать рупором глобальной перестройки и всеобщего ускорения… а так же многих грандиозных и абсолютно бесперспективных, откровенно сомнительных и утопических идей?! Любо-дорого посмотреть!
И вот его звездный час настал. Серьезный Витя не спеша взгромоздился на лакированную трибуну с портретом незабвенного Ильича на фронтальной стороне. Курсантская братия замерла в предвкушении…
Ушастый докладчик собрался с мыслями. Медленно выпил полстакана воды. Пару раз степенно прокашлялся и принял очень солидный вид. Витя обстоятельно пролистал заранее заготовленные бумажки, при этом беззвучно шевеля толстенькими губами:  то ли помолился, то ли выматерился?! Еще раз прокашлялся… и начал читать суперактуальный доклад о неуклонном усилении руководящей роли партии в сложной политической обстановке текущего времени при очередном угрожающем витке всеобщей гонки вооружения в современном мире.
С началом сурового повествования о повсеместном обострении классовой борьбы, уши курсанта Копыто заметно напряглись, приняли полную боевую готовность и предательски зашевелились. Создавалось впечатление, что уши докладчика выполняли роль импровизированного сурдопереводчика, изъясняющегося при помощи языка жестов для лучшего усвоения материала «слабослышащими» курсантами.
Еще первая фраза из уникальной и несомненно, злободневной речи не была окончена, как в помещении казармы носилось многоголосое эхо громоподобного хохота.
По мере продолжения доклада, верхние кончики Витькиных ушей стремительно увеличивая амплитуду хаотичного движения и стали активно выписывать разнообразные высокохудожественные фигуры: от эллипсов и параллелепипедов до восьмерок и замысловатых завитушек.
Вторую реплику уважаемого докладчика уже никто не услышал. Не успев начаться, комсомольское собрание было сорвано истерическим хохотом всех его участников, включая суровых проверяющих офицеров из политотдела училища. Офицеры буквально сползли от хохота под столы президиума, покрытые огненно-красным кумачом, и там бессовестно ржали до слез.
Вот так, фактически, не успев начаться, неожиданно закончилась многообещающая политическая карьера нашего ротного клоуна Вити Копыто.
После такого грандиозного провала или… успеха, мнения в роте радикально разделились, а никогда не унывающий курсант Копыто целиком посвятил себя учебе и боевой подготовке.
В целом, Виктор был успешный ученик и бесценный собеседник. Любой, даже самый строгий и предвзято настроенный офицер-экзаменатор мгновенно забывал номер билета, включая входящие в него вопросы, а возможно, – и само название учебной дисциплины по которой проводился экзамен, как только курсант Копыто выходил отвечать.
При ответе на поставленные вопросы, Витя непроизвольно и потешно хлопал ушами, как добродушный слон после купания или как корова, отгоняющая стаю назойливых мух. Огромные лопухи Витеньки дергались, мелко вибрировали, оттопыривались в разные стороны и плотно прижимались к черепушке своего хозяина.
Заметив подобную свистопляску, экзаменатор сразу терял разумную нить разговора и любой интерес к самой беседе. Согнувшись пополам от приступа кишечных колик и утирая слезы, рыдающий экзаменатор прерывал ответ курсанта Копыто на полуслове и просил незамедлительно покинуть аудиторию. И это правильно.  Преподавателю проще было поставить оценку автоматом.
Следует отметить, что Виктор был твердым хорошистом, имея в своем активе, исключительно, четверки, независимо от уровня знаний.
При малейшей попытке экзаменатора поставить удовлетворительную оценку, курсант Копыто начинал настаивать на продолжении своего ответа, требуя пару дополнительных вопросов. Не желая стать счастливым обладателем гарантированной паховой грыжи, офицер мгновенно соглашался повысить оценку. И потеряв способность членораздельно разговаривать, преподаватель жестом выставлял Виктора за дверь.
Самое смешное, что Виктор имел наглость искренне возмущаться, что его якобы не дослушали и вследствие чего банально недооценили, занизив экзаменационную оценку при исчерпывающем ответе на пять баллов.
Витя авторитетно утверждал, что уникальная способность шевелить ушами присуща всем членам многочисленного и великого клана Копыто, проживающего как в самом знатном городе Пилопедрищенске так и за его пределами. Этим даром владеют все люди, носящие фамилию Копыто от близких родственников до самых дальних отпрысков и различных случайно-внебрачных ответвлений. Подвижные уши – это, фактически, знак качества, передающийся по наследству в древнем генеалогическом древе Копыто, словно у породистых собак.
Наш друг был, несомненно, уникальной личностью. Постоянное общение с ним доставляло истинное удовольствие и радикально продлевало жизнь. Кроме шуток. Как всем известно, здоровый смех активизирует кислородный обмен в организме и как следствие, метаболизм в клетках. Что в свою очередь благотворно сказывается на мышечном тонусе и продолжительности жизни. Благодаря ежедневной смехотерапии, за время обучения в стенах альма-матер мы не постарели ни на минуту. Точно-точно.
Чего скрывать, мы регулярно и достаточно активно пользовались неожиданным подарком суровой военной судьбы. Когда не было позитивного настроя и обрыдлая монотонная жизнь казалась полным беспросветом, ребята частенько просили Виктора помахать ушами или подрыгать в такт какой-нибудь популярной мелодии. Если Витя пребывал не в настроении, то было достаточно парой отточенных реплик завести этого «холерика» – и бесплатный концерт был обеспечен.
Копыто заводился легко и с пол-оборота. Он натужно пыхтел, как старый дизель. Потешно дул щеки и пускал слюну, сдерживаясь из последних сил. Но его уши, предательски выходя из повиновения хозяину, начинали самопроизвольно отбивать джигу или задорную чечетку. Естественно, на радость нам,  охламонам в курсантских погонах, мгновенно выводя из самой глубокой и затяжной депрессии.
Однако самому Виктору уникальный подарок судьбы был откровенно в тягость. В задушевных беседах с товарищами Копыто искренне сокрушался по поводу своей исключительности и клял судьбу, которая, по его словам, могла бы наделить его более полезным и нужным достоинством.
В принципе, его можно было понять. На малой родине в Пилопедрищенске все жители городка либо уже привыкли к такой особенности рода Копыто, либо сами принадлежали к его многочисленным ответвлениям. Но в военном училище это уникальное явление являлось настоящей достопримечательностью и постоянным поводом для гордости 45-го классного отделения, а так же всей 4-й роты, соответственно, и 1-го батальона, в целом.
Желая прославить курсанта Копыта за пределами альма-матер, мы пытались делегировать Виктора в комсомольскую агитбригаду, чтобы он ездил с концертами по «враждебным училищам» всего военного гарнизона и выступал с номером оригинального жанра: «Художественное шевеление ушами под ритмы популярной музыки». Не прокатило.
Наш бронелобый замполит (шесть сантиметров лобовая кость, остальное –  затылок) образцово показательный марксист-ленинец полковник Боргударов на просмотре генерального прогона уникального номера так бессовестно и заразительно хохотал, что пришлось обильно отпаивать водой. На полковника извели не один графин, а Виктора срочно убрали с глаз высокого начальства. Одного присутствия курсанта Копытов поле зрения замполита было вполне достаточно для возобновления приступа гомерического ржания у вечно угрюмого и брюзжащего офицера.
Когда к полковнику Боргударову наконец вернулась способность трезво оценивать окружающий мир, политрабочий разумно посчитал, что более гуманным будет не выпускать Виктора на большую сцену, дабы не подрывать боеготовность братских училищ нашего гарнизона.
Красномордый полковник дальновидно прикинул, что стратеги-ракетчики и конвоиры из внутренних войск, лицезрев невиданное чудо, будут смеяться до недержания мочи. А может и того хуже.
А это уже вредительство, диверсия и подрыв боеготовности страны! И как следствие, – особый отдел, военный трибунал, сорванные погоны и позорное увольнения из рядов Красной армии после долгих и безупречных лет службы. Возможно, даже без пенсии. Инстинкт самосохранения у полковников из политотдела всегда был весьма развит. Не поспоришь, факт.
Увы, но «инициатива снизу» о продвижении Виктора на большую сцену категорически не прошла. А жаль, такой талант загубили! Да, что там?! Талантище!
Учитывая что Виктор Копыто, желая любой ценой приблизиться к своему кумиру  Валере Гнедовскому и встать в один уровень великих и опытных борцов классического стиля, прошел через секретную процедуру и торжественный обряд посвящения в тайный клан! Пройти-то прошел, но в движении его ушей нарушилась синхронность и появился явный дисбаланс.
По нашему непредвзятому мнению, мимика Виктора только выиграла. Курсант Копыто стал дергать своими внушительными ушами гораздо смешнее… но уже вразнобой и с некоторой временной задержкой.
Короче, довольны были все, кроме Виктора.

50. Пластическая хирургия

Устав купаться в лучах заслуженной славы на пике своей популярности, Витя задумал радикально изменить свою внешность и саму судьбу. В тайне от нас он посетил единственный в миллионном уральском городе салон красоты.
Пластический хирург, после того как взял себя в руки и перестал ржать при осмотре уникального пациента, провел Вите операцию и перекроил правое ухо. Цена вопроса – восемьдесят рублей.
В те стародавние времена это была месячная зарплата молодого инженера. Как Витя умудрился накопить такие колоссальные деньги – полная загадка. Денежное довольствие курсанта военного авиационного училища было в районе девяти-пятнадцати рублей в месяц. Щедро, не так ли?! Хотя, не будем гневить Бога, на редкое посещение кино или на поход в пельменную «Минутка» для поедания двойной порции уральских пельмешков вполне хватало. Но, не более того.
Тем не менее, из увольнения в город Виктор вернулся с внушительной повязкой на голове. Его зимняя шапка не налезала на объемную конструкцию из бинтов и символически держалась на голове защитника Родины, будучи нахлобученной на самую макушку. 
По итогам хирургической операции, курсант Копыто две недели спал исключительно на левом боку. На любые вопросы, он нес полную околесицу. Причем, каждый раз разную и абсолютно бредовую. Посовещавшись, мы решили оставить его в покое. Захочет, сам расскажет.
Когда наступило время «Ч» и бинты сняли, мы повеселились от души. После профессиональных манипуляций пластического хирурга, правое ухо Виктора из огромного и оттопыренного лопуха превратилось в изящное ушко миниатюрного размера. Зато левое ухо оставалось в первозданном великолепии.
Витя Копыто выглядел не просто комично, он был потрясающе живописен. Сдерживаться от смеха было вообще нереально. Достаточно просто увидеть курсанта Копыто и… стены казармы сотряслись от дружного гогота курсантских глоток. Стекла жалобно дребезжали и не лопнули лишь потому, что суровая уральская зима наморозила на них толстенный слой инея и льда.
– Витя, ты что натворил?! Ты как посмел такую красоту испортить?! Дубина, что мы то делать будем?! Такой редкий дар загубил! Весь талант свой, Восьмое чудо света под нож, под скальпель! Эх, остается только с тоски повеситься.
– Мои уши. Что хочу, то и делаю. Имею право.
– Согласен, имеешь. Но ты в зеркало когда в последний раз смотрелся, чудо пластической хирургии?! Ты же несимметричный весь!
– Временно это, временно.
– Тебе надо срочно на все документы перефотографироваться. Твой «портрет», однозначно, не соответствует фотокарточке курсанта Копыто в военном билете.
– Когда второе ухо сделаю, тогда и перефотографируюсь.
–  А может ты совсем и не Витя Копыто, а шпиён какой?!
–  Да ладно, парни. Я это, я! Собственной персоной.
–  Чем докажешь? Не смогли в Лэнгли парня похожего найти. Да еще чтобы ухами махал, как Витя наш, всеми любимый…  Вот и заслали казачка, внешне похожего. А чтобы народ не догадался, уши ему и попортили. Перекроили и переиначили. Нет мол такой возможности ушами дрыгать – и все тут. А ну колись вражья морда, куда Витьку нашего девали?
Витя Копыто, не понявший незатейливого юмора, испуганно выпучил глаза и начал оправдываться. Его левое ухо, временно избежавшее знакомства со скальпелем, сразу начало выписывать всеми любимые и знакомые кренделя. Но в гордом одиночестве, так как второе ушко осталось недвижимым.
– Да вы что, парни?! Я это! Вон родинка у меня в форме чернильной кляксы, посмотрите!
Витя вскочил и стал быстро расстегивать свои галифе, призывая ребят принять самое активное участие в его скрупулезной идентификации.
Толпа курсантов развеселилась еще больше. Желающих лицезреть мужское достоинство курсанта Копыто почему-то не нашлось.
– Ладно, верим, убедил! Ты это –  ты, несомненно! Вон как твой лопух слева машет. Того и гляди от земли оторвешься и взлетишь с правым креном. А чего сразу два махолета не подрезал?
– Во-первых, сразу два уха не делают. Я же спать стоя не умею! Не слон там какой. И не лошадь этого, как его, При…, Пре…, Переживальского. Во! Ну и фамилия, язык сломаешь. Во-вторых: деньги. Именно в них и проблема. Деньги!
Витя картинно похлопал себя по всем карманам и чмокнул языком.
– Шуршиков на два уха не хватило. Дорого! Только на одно и скопил. М-да, восемьдесят рубликов, не шутка.
– Ну и что дальше? Домой отпишешь, типа, дорогие папа и мама, срочно вышлите телеграфом восемьдесят рублей. Надобно портрет поправить.
– Не, домой нельзя. Я хочу до отпуска и второе ухо сделать. Сам. Чтобы домой нежданчиком! Раз, и сюрпризом. Я, ребята, на вас надеюсь. Помогите, а?! До отпуска полтора месяца, а после операции надо четырнадцать дней ждать, пока хрящики срастутся и отек спадет. Времени совсем не осталось, не успею я. Помогите, парни! Негоже мне таким кривым оставаться. Нам ведь по девять рублей (сержантам  двенадцать-пятнадцать) в месяц заботливое государство платит. За год все отдам! До копеечки.
Витя так искренне и жалобно скорчил свою умильную рожицу, что его левое ухо, не потерявшее свою уникальную способность, самопроизвольно и по-честному отработало показательную программу по сбору милостыни.
В очередной раз давясь от смеха, мы осознали, что Витька, хоть законченный чудак на букву «М» и редкостный оболдуй, но все-таки наш родной и всеми любимый дурачина. А своих ребят мы в «биде» никогда не бросаем.
Все ребята из 45 классного отделения быстренько порылись по карманам в поисках наличности. Прошу заметить, чаще всего –  именно по своим карманам. Пустив шапку по кругу, мы без труда собрали нужную сумму.
Копыто искренне и трогательно благодарил. Медленно двигаясь по проходу между кроватями в спальном помещении роты, он подходил к каждому курсанту. Проникновенно заглядывая в глаза, он долго тряс руку.
Витя был тронут теплым к нему отношением. А мы еле сдерживали приступы хохота, глядя как предательски шевелиться его огромное левое ухо.
Некоторые ребята вырывали свою руку из ладоней Виктора и выбегали в коридор. Заскочив за угол, парни сгибались пополам и ржали, катаясь по полу, идеально натертому до зеркального блеска. Кое-кто даже бился головой об стену!
Витя, прости! Это выше наших сил. Если бы ты мог увидеть себя со стороны…
Командование училища пошло навстречу курсанту Копыто и предоставило ему внеочередное увольнение в город для посещения пластического хирурга в «Салоне красоты».
Через пару недель с головы Виктора сняли вторую повязку и он предстал перед нами во всей красе с идеальными розовенькими ушками. Очевидно врач привык иметь дело с капризными дамочками. Он набил руку на конвейерном производстве женских ушек изысканной формы. А Витя был единственным мужиком, кто заморочился подобной проблемой.
Итак, Витя Копыто получил комплект превосходных аккуратных, симметричных, идеальных женских ушек. Для полной гармонии не хватало пары золотых сережек с бриллиантами.
Это был полный *здец! Представьте: конопатая, губастая, носастая, волосатая физиономия …и миниатюрные декоративные ушки

Но сам Витя был очень доволен. Его новые уши больше не торчали шире плеч и не возвышались выше макушки. И самое главное, при разговоре хозяина они оставались абсолютно неподвижными.
Виктор каждую свободную минуту бегал в бытовую комнату и, уткнувшись носом в огромное зеркало, любовался «несравненной красотой».
Незаметно приблизилось время экзаменов. Копыто успешно сдал зимнюю сессию. В прекрасном расположении духа, предвкушая неизбежный фурор от эффектного появления в родном доме, почти ни с кем не простившись, Витя, включив форсаж, умчался в отпуск. Разъехались и остальные ребята.
Отпуск пролетел как всегда, фактически, одним днем. Основная масса ребят провела его вообще не приходя в сознание. На дворе была перестройка и шла непримиримая борьба с пьянством и алкоголизмом, поэтому, поймите правильно. Народ отрывался, как мог. Будто перед неминуемым концом света.
 Вытряхнувшись из автобуса маршрута № 12 и собрав в единый кулак силу воли, курсанты нехотя брели в сторону КПП родной альма-матер. А навстречу бежал крайне возбужденный Витя Копыто. На все удивленные возгласы, шутливые приветствия, реплики и комментарии, что он ошибся направлением и отпуск сегодня закончился, а Пиночет давно заждался, Витя раздраженно отмахнулся рукой. Он запрыгнул на подножку автобуса, отъезжающего в сторону города, и был таков.
Мы удивленно переглянулись, недоуменно пожали плечами и обреченно продолжили неторопливый путь к воротам училища, рядом с которыми гордо вздымался в небо памятник легендарному самолету МИГ-21.
После ужина прямо перед вечерней поверкой в казарме появился расстроенный  Витя. Парень находится в крайней степени отчаяния и сама жизнь со всеми ее многочисленными позитивными проявлениями ему уже не в радость. Курсант Копыто рухнул на табуретку и склонил голову. На его щеках явно просматривались дорожки недавно высохших слез.
Плотно обступив нашего бедолагу, мы стали молча ждать. Зная темперамент Виктора, ждать было не очень долго. Вскоре он  заговорил.
– Меня дома не приняли. Говорят, что я – не я! Говорят, что меня в армии подменили. Что настоящий Витька погиб! Или в Афганистан отправили. А меня в подмену прислали. Меня мама не узнала. Отец чуть по морде не набил и с крыльца не выбросил. Такие дела. Я ведь когда приехал, то дверь тихонько своим ключом открыл и вошел. Все как раз дома были. Не раздеваясь и завалил на кухню. Как я шапку снял, мама сковородку с котлетами на пол уронила, а батя за топор схватился. Только собака признала, ластиться стала. Когда про операцию рассказал, еще хуже стало. Батя кричит: «Ты  не Копыто! Отступник, предатель!» И в рыло все норовит кулаком заехать. Маманя еле оттащила, а сама все две недели отпуска проплакала. Как на меня посмотрит, так сразу и плакать. Родичи пришли проведать… посмотрели на меня, даже за стол не сели. По городу слух прошел, что я  не я! Из дома весь отпуск почти не выходил, хреново дело. А куда пойдешь? Все окна закрывают, когда я здороваться пытался. Пошел вечером на танцы, так от меня шарахаются, как от прокаженного. Девчонки носы воротят… Парни чуть в бубен не настучали. Беда! Из дома уезжал, батя в мою сторону даже не посмотрел, только сплюнул с досады. А мама двести рублей тайком сунула и шепнула, мол, взад вертай ухи свои, тогда отец отойдет…
Витя сделал небольшую паузу. Тяжело вздохнул и, пустив скупую мужскую слезу горестно продолжил.
– Приехал в город, бросил в казарме вещи и бегом в клинику. А этот козлина пластический и говорит: «Сделать ничего нельзя. Хрящи мои, лишние, что с ушей срезали, давно выкинули. Нарастить невозможно. Урезать?! Легко, хоть под ноль! Это пожалуйста! А возвернуть, как было, да еще, чтобы двигались, так фиг тебе!» И еще бумагу мне в нос пихает, где я расписался, что претензий не имею и всем доволен. Беда! Что делать-то? Посоветуйте парни!
– А что делать-то?! Нечего делать! Ты когда эту аферу скрытно от своих друзей-товарищей мутил, советов не очень спрашивал. Что тут насоветуешь?! Раз обратного пути нет, живи с тем, что имеешь. Не трогай больше ничего, пока еще хуже не сделалось.
– Ребята, а может вытянуть как-то можно, а? Ведь Саньку Полимонова вытянули же! Почти на два с половиной сантиметра вытянули! (Это отдельная история). А мне чуть меньше надо. Ушные мышцы я сам накачаю! Ей-ей накачаю! Зашевелятся родимые, как миленькие, зашевелятся. Еще лучше прежнего заработают.
Копыто еще долго причитал, оплакивая потерянные уши. Долго ли, коротко, но общими усилиями, мы наконец убедили Виктора в невозможности вернуть его первоначальные уши вместе с безвозвратно потерянным уникальным даром. «Имеющий да не ценит, потерявший плачет!» В конце концов, Витя смирился и направил свою энергию на восстановление пошатнувшихся родственных связей.
Финал истории был следующим. Витя извел не один кубометр бумаги для покаянных писем в Пилопедрищенск, умоляя всех своих многочисленных родственников принять и возлюбить его такого, какой он есть. Попутно он просил помочь ему убедить своего сурового и непреклонного отца, чтобы тот сменил гнев на милость.
Стоит отметить, что вода и камень точит. Титанический труд в эпистолярном жанре не прошел даром. Отцовское сердце оттаяло и Витя получил  родительское прощение.
Забегая вперед, скажу, что когда пришло долгожданное время надеть золотые лейтенантские погоны и выпуститься из родного училища, то из Пилопедрищенска приехал многочисленный десант клана Копыто.
Вот тут уже веселилось все училище –  поголовно. Такого количества людей с шевелящимися ушами мы больше не встречали нигде.

51. Городской патруль

–  Так! Так, так, так! –  майор-ракетчик смотрел на нас снизу вверх.
Он был очень маленького роста. В районе 160-ти сантиметров. В фуражке несколько выше, естественно. Если в прыжке, то вообще гренадер! А так, толстенький и лысенький коротышка – этакий Колобок.
Его ножки, обутые в хромовые сапоги, смешно торчали из необъятных галифе, как две тоненькие спички. Длиннющая портупея еле сходилась на внушительном брюхе. Создавалось впечатление, что под кителем в районе живота у майора висит внушительный рюкзак, набитый продуктами питания.
Майор был откровенно смешон и нам совсем не понравился. Самое противное, что нашего мнения об этом майоре никто не спрашивал и в расчет не брал. В армии есть железное правило: «Командира не выбирают, а назначают». На ближайшие двенадцать часов этот «великий воин» станет начальником гарнизонного патруля. В состав которого по разнарядке из военной комендатуры, выделили курсантов училища ВВС. В числе достойных оказались ваш покорный слуга и Лелик Пономарев. А начальника назначили уже на разводе во дворе напротив гарнизонной гауптвахты.
Ребята мы не маленькие, под 190 см. И наш колобок-начальничек заметно комплексовал перед подчиненными. Чтобы посмотреть нам в глаза, майору приходилось неестественно задирать голову. При этом его огромная пижонская фуражка, явно шитая в «левом» ателье, плохо держалась на абсолютно лысой голове, смешно зависая на оттопыренных в разные стороны ушках майора.
Нам приходилось постоянно скрывать непроизвольные улыбки. Сделав суперсерьезный вид, мы изображали, что благоговейно ловим каждое слово из многочисленных и однотипных указаний нашего микровождя. 
В принципе, указания были просты и предельно понятны.
  Ловить всех и каждого!
Наш новоявленный начальник повторил эту стандартную для любого патруля задачу не менее десятка раз.
– Ловить, ловить и ловить! Чем больше, тем лучше.
Ибо у майора есть план, в случае не выполнения которого, он клятвенно пообещал внести в список злостных разгильдяев и нарушителей воинской дисциплины нас с Леликом. Причем с формулировкой: «за злостное пренебрежение своими служебными обязанностями и халатное несение патрульной службы»  – со всеми вытекающими отсюда последствиями. То есть вплоть до длительного содержания на гарнизонной гауптвахте, унылое и хорошо знакомое здание которой, маячило прямо перед нашими глазами.
Зря это он. Нельзя угрожать своим подчиненным. Стимулировать можно и нужно, а угрожать не стоит. Пагубно это. Практика доказала. Возможно, такой подход к людям оправдан в условиях ракетного училища, где этот ретивый колобок трудился начальником какой-то учебной лаборатории?! Кто знает?! Но мы с Леликом были из училища ВВС. Пугать и стращать нас было абсолютно бесперспективно. Себе дороже.
Мы напряглись, насторожились и обиделись. Тут уже дело принципа. Весь наш фанатичный настрой на образцовое несение службы сразу закончился. Но ракетный майор об этом пока еще не догадывается. Да и незачем ему это знать. Пусть надеется, что мы очень испугались и будем сейчас бордюрный камень от усердия грызть, копытом по асфальту бить, искру высекая, чтобы рвение свое всячески показывать
– Значит, так! Слушай сюда! Патрулируем центральный проспект методом совершения возвратно-поступательных движений от городской набережной до центральной площади. И всех военных – кто в форме, значит, пишем! Всех пишем, пишем, пишем. Неважно, что боец умыт, подстрижен, побрит на два миллиметра под кожей,  воняет одеколоном за семь метров, идеально поглажен и знает Общевоинские Уставы назубок. Идеальных нет! Все, кто в форме,  однозначно, разгильдяи и раздолбаи. Всех ко мне! Пока я пишу одного, вы не стоите столбами, а высматриваете других военных и активно рыскаете в постоянном поиске. Увидели голубчика с погонами?! Все! Не дожидаясь команды, вперед! Самостоятельно подходите к нему и говорите: «Вас вызывает начальник патруля!» А я тут сам разберусь! Все понятно? Да, чуть не забыл, офицерье тоже тащите. Если кто-то станет убегать, догнать и приволочь мерзавца силой. Парни здоровые, скрутите. Мы его быстренько на гауптвахту определим. Мне вот даже «Ромашку» выдали для оперативной связи с комендатурой. Если что, дежурную машину пришлют.
Майор похлопал пухлой ладошкой по радиостанции «Ромашка», которая представляла собой сочленение двух внушительных по размеру агрегатов и убогой многосекционной антенны, вплетенной в плечевой ремень.
«Ромашка» всегда славилась своей тяжестью, неудобством применения, вечно дохлыми аккумуляторами и безобразной связью. Стоило зайти за угол здания, как два абонента переставали понимать друг друга. Проще было докричаться до Луны, чем наладить устойчивую связь на расстоянии более ста метров.
Ладно, хочет майор таскать этот металлохлам  – его проблемы. Ему полезно попотеть и похудеть. А то вон как кожа на морде натянулась, того и гляди треснет.
Отключив сознание, мы с Леликом слушали непрекращающийся инструктаж ракетного начальника, время от времени утвердительно кивая головой. Тем самым и всем своим серьезным видом показывая, что полностью разделяем озабоченность начальника патруля  низким уровнем воинской дисциплины в военном гарнизоне, в нашем городе, во всей  армии и даже в стране, в целом.
В ходе инструктажа выяснилось, что пристальное внимание и гиперпотенция ракетного майора настолько масштабны, что в самом ближайшем будущем под его контроль перейдет вся планета Земля и ее ближайшие окрестности. Майор азартно рвался в бой.
Этот инструктаж, временами переходящий в личные нападки и необоснованные обвинения в адрес всего военного сообщества в целом, продолжался, без малого, двенадцать часов. То есть все время нашего совместного дежурства. Короткие паузы в нравоучениях удивительным образом совпадали с перерывами на прием пищи и на то время, когда майор увлеченно и гаденько подхихикивая, записывал в «черный список» очередную жертву.
Правду говорят более опытные военные товарищи: «С сухопутными и «помидорами» что-то не так!» Общение майором полностью подтвердило этот незыблемый в ВВС постулат. Действительно, вроде все как у людей – две руки, две ноги, объемная тушка по середине, одна голова, военная форма. Но вот содержимое головушки вызывает явные опасения о наличии мозга в черепной коробке. Не закостенел ли он? Не атрофировался?
Итак, работа закипела. Патруль вышел на центральный проспект города, где пересекались все маршруты движения наземного транспорта, а люди совершали пересадки с одного автобуса на другой, с трамвая на троллейбус и так далее.
Вот прямо на остановках общественного транспорта майор развернул массовую перепись военного населения города. Он истово писал всех и каждого. За дело и просто до кучи. Оптом и для количества. При этом обвиняя бойцов чуть ли не в предательстве Родины. Писал солдат, курсантов, прапорщиков и молодых офицеров. Писал всех поголовно. Возле бесноватого офицера выстроилась огромная очередь на занесение в «черный список».
Он выдергивал ребят из объятий девушек, снимал с подножек автобуса. Двух солдатиков записал за «не отдание» воинского приветствия патрулю, когда они выносили огромные сумки какой-то немощной бабульки, выходя из троллейбуса. Молодой румяный лейтенантик пополнил список за аналогичное «преступлении»е. Прогуливаясь с красавицей женой и маленьким ребенком, офицер толкал впереди себя детскую коляску и его руки были заняты.
Нам с Леликом было противно не только участвовать в этом безобразии, но и даже находиться рядом. Красная повязка с надписью «Патруль» на левой руке висела, как позорное клеймо. Всем своим видом мы старались показать окружающим людям, что не имеем ничего общего с этим разбушевавшимся коротышкой.
А майор, тем временем, упивался своей властью. Его надутые щеки покрылись землистым румянцем, по лицу стекал обильный пот, глаза безумно блестели. Ракетчик отчитывал каждого записываемого и злорадно хихикал. Складывалось впечатление, что этот глубоко закомплексованный человечек мстит всем окружающим его военным за свою ничтожность, за малый ростик, за непомерно толстую задницу, за блестящую потную лысину. Да мало ли еще за что. Мстит с какой-то патологической жестокостью.
Мне приходилось отводить глаза от прохожих, которые с открытой укоризной смотрели на нашу отвратную компашку.
Пока я старательно отворачивался от презрительных взглядов гражданского населения, с  отчаянной тоской наблюдая за движением редких облаков в голубом уральском небе, багровый от стыда Лелик метнулся в погоню за каким-то военным.
Честно говоря, я не ожидал, что мой друг, ранее не замеченный в проявлении садистских наклонностей, так легко впитает в себя чужую озлобленность на окружающий мир и добровольно примкнет к вакханалии. «Власть – это зараза!», – подумалось мне. Но вскоре я все понял. Лелик Пономарев рискнул и сделал гениальный ход.
Проталкиваясь сквозь толпу «желающих записаться», к майору подошел разраженный полковник. И что характерно, полковник-ракетчик.
Вызванный Леликом, полковник угрожающе приблизился к начальнику патруля. Он не просто приблизился, а надвинулся, как массивный ледокол надвигается на жалкую льдинку. Скорчив брезгливо-недовольную гримасу, полковник рявкнул.
–Товарищ майор, у Вас какие-то проблемы?
 Майор нехотя оторвался и удивленно уставился на разгневанного полковника, выпучив поросячьи глазки. Полковник, постепенно увеличивая громкость голоса, продолжил рычать.
– Вы что, товарищ майор, забылись? Или Уставы плохо знаете?! Кто Вам дал право вызывать к себе старшего по воинскому званию? Может еще пальчиком меня поманите? Ась?! Не слышу! Я сейчас же немедленно позвоню военному коменданту. Форменное безобразие! Да я Вас… тебя…
Майор захлопал заплывшими жиром веками и мгновенно пришел в ужас. Его безвольная нижняя челюсть мелко завибрировала, сотрясая все три основательные складки на шее чуть ниже подбородка.
– Товарищ полковник, уверяю Вас, это досадная ошибка! Патрульный неправильно меня понял. Он обознался и побежал не за злостным нарушителем воинской дисциплины, а за таким достойным и уважаемым офицером как Вы! Накажу! Да я его... Простите меня пожалуйста! Это ошибка! Больше не повторится! Клянусь честью! Слово коммуниста!
Пока шла эта беседа, к остановке подошел очередной автобус и распахнул свои двери. Толпа военных, стоявших в очереди на экзекуцию, мгновенно сориентировалась и решив не испытывать судьбу, массово уклонилась от процедуры тотальной переписи населения. Все вояки загрузились в салон автобуса и дружно поехали по маршруту № 11– независимо от необходимости и надобности. Лишь бы куда подальше от бесноватого майора.
А майор вертелся ужом перед полковником, выказывая всяческую готовность почистить ему ботинки, лишь бы погасить конфликт прямо здесь и сейчас. Колобок, фактически, валялся в ногах у сурового и оскорбленного офицера.
Через некоторое время полковнику надоело наблюдать за унижением майора. Он великодушно сменил гнев на милость и двинул по своим делам. Майор снял мокрую от пота фуражку, вытер испарину с багровой лысины и набросился на нас с упреками.
– Вы что, совсем охулели?! Уже полковников притаскиваете. Для вас что, совсем авторитетов нету? Это же ПОЛКОВНИК!!! Целый полковник, а не какой-то там кусок дерьма!!! Ну *здец, дали двух кретинов из ВВС!!! Полковник  это… полковник!!! Зарубите себе на носу, идиоты! Уф, чуть не пропал из-за вас ни за что.
Мы дружно включили «дурака» и ушли в глубокую защиту, показывая свою «тупость и ограниченность».
– Дык! Товарищ майор, Вы же сами сказали всех без разбору тащить, включая товарищей офицеров. Вот и перестарались из-за усердия и желания Вам угодить. Старание проявили и служебное рвение дабы выполнить Ваше ценное указание. Вот! Да что там полковник?! Да для Вас, товарищ майор, мы не то, что полковника, генерала притащим! Только прикажите! Правда, мало их в гарнизоне, всего четыре штуки. И совсем не просто их найти. Генералы эти в черных «Волгах» все больше ездят… Но если надо, то из машины вытащим! Скрутим и вытащим! Да уж! Только прикажите, товарищ майор!
От безмерного изумления майор отклячил нижнюю челюсть и с явной опаской посмотрел на наши тупые, но решительные физиономии. Он долго пускал слюну, захлебываясь от переполняющих его эмоций и наконец промямлил.
– Вы это… того, поменьше фанатизма. Я понимаю, в армии рядовой обязан выполнять приказ командира не задумываясь. Точно, качественно и в срок. Молодцы, конечно! Хвалю за проявленное усердие… но с полковником – это перебор. Перебор говорю! Полковник  это… это же ПОЛ-КОВ-НИК! Понятно? Слушай сюда внимательно! Устанавливаю ценз для офицеров. Брать только младших офицеров до капитана, но не более! Ясно? До капитана! Это значит четыре маленькие звездочки и один просвет. Понятно? А лучше… ну вас от греха… стойте рядом! Будете бегать, когда я прикажу. Понятно? И самим ни шагу! Ни-ни, все поняли?!
– Так точно!
С этой минуты наряд для нас с Леликом перешел в пассивную стадию и продолжился в более спокойном режиме. Майор старался нас особо не трогать. Временами он с явной опаской поглядывал на своих патрульных и обескуражено покачивал головой. Похоже, Колобок уже сам был не рад присутствию курсантов ВВС. Ракетчик откровенно побаивался наших необдуманных  действий, которые могли привести к фатальным для него последствиям.
Майор вполголоса, отчаянно матерился,  кляня двух дебилов из ВВС. Нам без разницы, лишь бы мозги не компостировал. А наряд тем временем шел своим чередом.
Когда наш неугомонный начальничек записывал очередного жалобно оправдывающегося прапорщика, из-за угла здания прямо на ракетного колобка вывалился развеселый курсант нашего родного училища ВВС. Учитывая, что в этот день плановых увольнений в город не было, к бабке не ходи, парень был в самоволке. Без вариантов. Более того, его китель был расстегнут до пупка, а фуражка залихватски заломлена на затылок и держалась только на честном слове.
Стоит отдать должное, заметив патруль, парнишка моментально сориентировался. Он развернулся на 180 градусов и молниеносно метнулся за угол. Но поздно! Майор увидел его маневр. Лихорадочно дописывая данные на очередного разоблаченного «врага народа», Колобок отдал нам команду.
– Фас!

52. Двойка по географии

Ловить своих пацанов – самое последнее дело! Но деваться некуда и мы бодренько рванули выполнять приказ начальника патруля. Сам же майор, мелко семеня короткими ножками, припустил вслед за нами.
Самовольщик бежал истово, показывая чудесную физическую форму, в которую принудительно вгоняли каждого курсанта нашего незабвенного училища. Худощавый парень просто летел над землей. Он красиво и непринужденно уходил от преследователей.
Честно говоря, мы с Леликом особо и не старались догнать «брата по крови». Бежали старательно, но не спеша и почти трусцой. К тому же штык-ножи, висящие на поясных ремнях, постоянно сползали вперед к начищенной до яркого блеска бляхе. А ракетный майор с его внушительными запасами подкожного жира и сала был в безнадежных аутсайдерах.
И все было бы хорошо, если бы юный самоходчик знал географию города. Но парнишка был с первого курса и по неопытности совершил непоправимую ошибку. Он свернул в неудачное место и забежал в двор, в котором с двух сторон стояли глухие стены домов, а третью сторону венчал почти трехметровый бетонный забор.
Загодя заметив неправильный курс беглеца, мы пытались кричать летящему в мышеловку коллеге. Но было поздно! Майор тоже заметил ошибку самоходчика и у него открылось второе дыхание. Прижимая к своему брюху убогую «Ромашку», начальник патруля заметно прибавил в скорости.
Забежав во двор, мы увидели жалкую картину. Оказавшись в каменном мешке, курсант тщетно пытался допрыгнуть до верхнего края высокого забора, в надежде зацепиться и перелезть на другую сторону. Заметив нас с Леликом, он перестал прыгать и жалобно залепетал.
– Ребята, отпустите, я же свой...
Одновременно сдвинув штык-ножи за спину, мы подбежали к нему. Не теряя времени на разговоры, молча подхватили его на руки. Не сговариваясь, на втором замахе, мы сильно подбросили первокурсника вверх.
Обалдевший от такого развития событий, самоходчик ясным соколом взлетел в голубые небеса, словно его выстрелила пушка. Парень, отчаянно размахивая руками и хаотично дрыгая ногами, еле уцепился за кромку забора, чтобы по инерции не перелететь на другую сторону. Что ни говори, а запулили его знатно. От души! Причем гораздо выше забора. Перед тем как исчезнуть на другой стороне двора, по ту сторону глухого забора, первокурсник только успел крикнуть.
– Спасибо!
Тяжело дыша, Лелик Пономарев прислонился спиной к забору. Я согнулся в поясе, уперевшись руками в колени. Мы устали, затратив немало энергии при запуске самоходчика в уральское небо. Лелик ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
– Вот оно как! Наберут раздолбаев по объявлению. Географию не учат, города совсем не знают. А мы тут катапультой работай. Сань, скажи, мы ведь не были такими беспросветными дятлами?
– Угу.
– Куда катится армия? Кто придет нам на смену?
– Не говори.
– Ужас! Даже от патруля сбежать не могут. Представляешь?
– Ага.
– И это наша смена?! ВВС вымирает.
– Эх.
– Регресс! Мир обречен!
– М-да.
Пока мы восстанавливали, во двор наконец приполз… или прикатился, кто его знает, начальник патруля. Колобок был уверен, что боец в каменном мешке уже схвачен. И спешить ему, собственно говоря, уже некуда.
Как же вытянулась в правильный эллипс его круглая физиономия, когда в пустом дворе майор обнаружил личный состав своего патруля и ни малейшего намека на злостного нарушителя воинской дисциплины.
– Это?! Как же? А?! Боец то где? Где курсант?
– Убежал.
– Куда?
– Через забор махнул и исчез.
– Как перемахнул?
– Как, как?! К верху каком. Как бибизьяна… абрамгутанг вот! Легко и со свистом.
– А вы что же?
– Мы? А мы что?! Не сайгаки какие, чтобы через заборы скакать… или кургуру там, прости господи.
– А он как смог? А?! Отвечать!
– А кто его знает… может прыгун какой?! Мастер спорта там или кандидат чего-нибудь. В нашей бурсе всего в достатке. Чемпионов всяких тоже. Мы же ВВС! У нас, как в Греции, каждой твари по паре! Короче, убежал и все! Нет его! Хоть стреляйте, нету. Самим обидно. Бежали сколько… загнали! А его нету. Уф, заморились.
Майор подошел к забору. Уперся в него ручонками. Задрал голову… и попытался допрыгнуть до верхней кромки. Не вышло. Колобок злобно сплюнул.
– Узнать в лицо сможете?
– Куда там, мы только спину его и видели.
– А ну, подсадите меня.
Сказано-сделано. Мы с Леликом не спеша подхватили офицера за толстые ляжки и приподняли максимально вверх. Колобок ухватился ручонками за шершавую кромку забора и попытался подтянуться. Но не тут то было. Солидная весовая категория на фоне прогрессирующей дистрофии мышц не позволила ему взгромоздиться на забор. И, слава Богу! А то нам с Леликом потом пришлось бы снимать его оттуда.
–  Все. Опускайте меня, только бережно.
Мы осторожно и почтительно опустили ракетного колобка на грешную землю. Он еще некоторое время побродил вдоль забора. Поскреб его бетонную поверхность ногтями. Затем в приступе бессильной ярости пару раз пнул его. Отбив ноги поцарапав мысы хромовых сапог, Колобок звонко шлепнул себя ручками по ляжкам и обиженно сплюнул под ноги. Наконец начальник патруля смирился. 
– Эх, только время зря потеряли. За мной, на маршрут!
Красный, потный и заметно воняющий майор потащился на центральный проспект города. Немного отстав, мы двинули следом. Близилось время ужина. После долгой беготни, хотелось усиленного питания. Организм настойчиво требовал еды.
Учитывая, что обед в комендатуре был образцово противный, то ни я, ни Лелик фактически не притронулись к зловонным помоям, которые превзошли по отвратности всю дрянь, которой нас кормили в родном училище. Что ни говори, а гарнизонную гадость по такому показателю, как несъедобность, превзошел лишь наш легендарный бигус.
Бигус не шел ни в какое сравнение с жалкими потугами безталантных поваров гарнизонной комендатуры. О, бигус! Его тайная рецептура хранилась в строгом секрете и была недоступна широкой военной общественности. И слава Богу.
Тем не менее, есть хотелось нестерпимо и наши вечно пустые желудки начали успешно переваривать сами себя.

53. Две по три

Проходя мимо легендарной пельменной «Минутка» и сглатывая обильно набегающую слюну, мы дружно заканючили.
– То-ва-рищ ма-йор!!! Давайте зайдем, немного перекусим.
–  В комендатуре поедите.
–  В комендатуре кормят по солдатской норме, а мы курсанты ВВС. Нам положен другой харч. Пока мы тут с вами бегали, ужин уже прошел. А там все самое вкусное уже сожрали. Если что и осталось, то несъедобное. А тут пельмешки горяченькие, почти как дома. И порции солидные. Сметанка, перчик, аджика, горчичка, соусы разные. Нуууу, товааааааарищ майор???!!!!
Майор остановился и задумчиво посмотрел на часы. Посмотрел на нас. До комендатуры надо было добираться более получаса.
– А ладно, пошли!
И мы ввалились в пельменную. Первого пропустили майора.
Колобок долго смотрел на большую тарелку для супа, в которой аппетитно дымилась внушительная порция пельменей. Майор подошел к кассе.
– Одна!
Розовощекая и приветливая толстушка в ослепительно белом халате быстро пробила чек. Наш начальник осторожно взяв глубокую тарелку горячих пельменей, пошел занимать место в зале. А мы с Леликом в это время решали глобальный вопрос.
–  Сань, сколько пельменей брать, чтобы потом два раза за добавкой не бегать?
Следом за нами в «Минутку» зашли студенты. Погремев мелочью и спросив у нас разрешения, они встали в очередь перед нами, так как терзаясь в смутных сомнениях, мы никак не могли прийти к общему решению по объемам и размерам наших порций. Студенты тем временем быстро продвигались к раздаче и дружно загалдели в районе кассы.
– Одну и две по пол!
– Одну по две! Да, да, именно так.
– Две по пол!
– Одну!
– Три по пол! Одну!
– Одну и одну половинку!
Касса весело затрещала. Добрая повариха шустро наполняла глубокие тарелки горячими пельменями и выставляла их на раздачу. Те немногие, кто рискнул взять сдвоенную порцию, были приятно удивлены. Пельмени огромной горой возлежали на больших тарелках. Малейшее неосторожное движение грозило неминуемой потерей продукта. Сдвоенные порции наполняли суповую тарелку с большой горкой.
И ммы наконец сошлись во мнениях и приняли судьбоносное решение.
Отодвигая очередь, Лелик решительно приблизился к кассе. Выложив деньги на красивое блюдечко, киевлянин спокойно произнес.
– Две по три.
Кассирша несказанно удивилась. Ее добрые голубые глаза широко распахнулись. Приветливая улыбка на румяном лице дрогнула. Замерев в нерешительности, кассирша не стала пробивать чек.
– Может, три по две?
– Нет! Две по три!
Добродушная тетка как-то странно посмотрела на Лелика. Она встала из-за кассы, выглянула в зал и внимательно осмотрела меня с ног до головы.
–  Точно? Две по три?
– Да. Две по три.
Кассирша пожала плечами и пробила чек. Многообещающе улыбнувшись, она обратилась к поварихе.
–  Мариш! Сделай две по три!
–  Оль, может три по две?
–  Нет, Мариш, две по три! Клиент настаивает. Ты уж постарайся!
Из варочного цеха вышла не менее румяная повариха. С ног до головы осмотрела нас с Леликом. Не найдя ничего особенного, повариха ехидно усмехнулась, удивленно пожала плечами и ушла.
В зале наступила тишина, стук вилок прекратился, аппетитное чавканье смолкло. Все посетители с нескрываемым любопытством смотрели как на нас, так и на дальнейшее развитие событий.
Вскоре из варочного зала выкатили тележку на колесиках. На ней стояли две глубокие эмалированные миски, фактически, тазики, заполненные пельменями.
Не знаю, как Лелик, а я сразу понял свою ошибку. Мы явно переоценили вместительность своих желудков. Съесть это было невозможно. Просто нереально! Отступать тоже было поздно. На кону стояла честь курсантов ВВС.
Но порции?! Порции были ужасающе огромны! Скорее всего, дамы из «Минутки» решили проучить двух наглецов и навалили пельменей от души, гораздо больше положенных трех порций.
– Сметанкой полить?
Ласковый голос поварихи звучал издевательски-заботливо. Я не успел ничего пробормотать, как выступил Лелик.
– Ясень пень! Два раз по две порции. И хлеба еще.
–  Хлеба?!
В зале кто-то охнул. Повариха и кассирша перестали улыбаться. Я выпал в осадок. Есть конечно хотелось, но не до такой же степени. Хлеба?! Лелик увлекся и переигрывал. Бежать было стыдно. Отступать поздно. Надо было приступать к знатному ужину.
Мы пошли искать свободные места в замершем в недоумении зале. Обходя стороной стол с нашим дорогим начальником, я увидел как майор планомерно и жадно поглощал пельмешки. Его хомячьи щечки мелко вибрировали.
–  Приятного аппетита, товарищ майор!
Мы с Леликом сели за стол у окна и одновременно вытерли приборы о салфетку. Повариха прислуживала, как заправская официантка, чего в «Минутке» отродясь не бывало. Лелик вытащил носовой платок далеко не первой свежести и под удивленный шепот посетителей кафе, солидно заравил его уголок за воротник рубашки. Трапеза началась.
Полтазика каждый из нас заглотил  в первые пару минут. Ели жадно, почти не жуя. Далее пошло труднее. У кассирши от увиденного сразу увлажнились глаза. Сдержанно всхлипывая, она убежала в подсобку. Повариха героически стояла рядом, украдкой вытирая ослепительно белым фартуком  набегающие слезы.
–  Мальчики! Деточки! Сыночки! Где же вас так морили?
–  Бу-бу! Мня-мнян! Чвак-чвям! Уффф!!!
Повариха и вернувшаяся в зал кассирша с нескрываемой ненавистью посмотрели на притихшего и съежившегося офицера. Все в зале повернулись к начальнику патруля и сверлили толстомордого майора недобрыми взглядами.
Студенты смотрели на происходящее широко раскрытыми от ужаса глазами. Они явно испугались возможного призыва в ряды Красной армии. Испугались не по-детски. Теперь уже повариха не выдержала и громко зарыдала.
– Ой, мамочки! Вы приходите сюда почаще, сыночки. У нас тут порции большие. Кафе студенческое, цены приемлемые. Приходите мальчики.
– Угу-мням! Ага-чвя!
Вкусная и калорийная пища поглощалась уже с адскими усилиями. Приходилось часто запивать молоком. Хлеб я уже не ел. Глотал только пельмени, игнорируя даже чудесную жирную сметану. Но Лелик не сдавался. Железный характер, уважаю!
Пономарев солидно накалывал пельмень на вилку, густо макал его в сметану, посыпал молотым перчиком. Все это великолепие он отправлял в рот и медленно пережевывал. Затем откусывал добрый кусок хлеба, который предварительно макал в блюдце с острой аджикой. Вид аппетитно жующего друга вызывал у меня приступы тошноты. Я тихо прошептал.
– Лелик, давай передохнем.
–  Через пару пельменей.
– Может доешь за меня?!
 – Саня, держим марку!
–  Я лопну. Опозоримся.
–  Спокойно, дыши глубже. Мы их сделаем. Еще добавку попросим.
Я чуть не упал со стула. Лелик сохранял полную невозмутимость, его движения были плавными и размеренными. Все посетители кафе ждали развязку, включая тех, кто уже давно поел и мог уйти, но остался из чистого любопытства.
Ракетный майор нервно дожевывал последний пельмень. У нас в тазиках оставалось еще где-то штук по двадцать. Было такое ощущение, что пережеванная и проглоченная пища уже не проваливается в желудок, а складируются где-то в горле чуть-чуть ниже челюсти.
Одновременно сделав паузу, мы максимально ослабили поясные ремни со штык-ножами, чтобы не давили на желудок. Наши кители натянулись в области живота, пуговицы врезались в петли. Только суровые армейские нитки удерживали хрупкую конструкцию от разрыва, а наши раздутые животы  –  от вываливания на стол. Незаметно для окружающих, мы ослабили ремни на трещащих по швам брюках.. Зрители заворожено затаили дыхание.
Переглянувшись друг с другом, мы опять взялись за вилки. Толпа студентов жалобно застонала. Кассирша в который раз перестала выбивать чеки, изумленно глядя на процесс поедания уральских пельменей.
Последний пельмень я вкладывал в рот в полуобморочном состоянии. Вяло помусолив, я оставил его за щекой. Жевать и глотать не было сил. Лелик держался молодцом. Он смачно облизал вилку, промокнул последним кусочком хлеба остатки аджики и доел всю сметану. Виват! Так их!
Как два беременных королевских пингвина, мы медленно и осторожно протискивались в двери. На выходе нас остановила повариха. Она протянула объемный пакет, замотанный в несколько слоев плотной упаковочной бумаги.
– Возьмите ребята, не откажите. Вы такие большие! Наверное, еще растете?! Вам питаться надо. Берите, берите!
На все наши слабые попытки отказаться она не обращала внимания. Отказываться с большей убедительностью и гораздо активней, к сожалению, не получалось, так как пельмени оставшиеся во рту и не поместившиеся в пищевод, мешали языку полноценно двигаться. Пока я что-то жалко мямлил, Лелик не стал долго ломаться, а благодушно поблагодарил и взял пакет. Покинув гостеприимную «Минутку», мы опять оказались на маршруте патрулирования.
Последующее дежурство как-то не заладилось. Откровенно говоря, мы потеряли мобильность. Со стороны личный состав патруля напоминал неспешную прогулку колобка-майора с двумя глубоко беременными военнослужащими. Наша походка и все движения были плавными, медлительными и очень пластичными. Нас мучила жестокая отдышка и о беге не могло быть и речи. Даже символической трусцой. Основательно тянуло в сон.
Тот вечер для всех военных нашего гарнизона прошел в относительной безопасности и спокойствии. Заметив «трех толстяков», военнослужащие заблаговременно меняли маршруты и скрывались во дворах и переулках. Мы их не преследовали. Майор отчаянно страдал, пассивный образ жизни был явно не для него.
По пути в комендатуру майор, изучая свой список нарушителей, раздраженно сетовал.
– Вот незадача! Сорок девять разгильдяев всего-то! Поймали бы того самоходчика, было бы ровно пятьдесят. Вот, что сейчас делать? Может Вас голубчиков записать?
– За что?
– За что?! За то, что армию позорите! Жрете, как будто вас сто лет не кормили. Что, самые голодные? Да?!
– Да, голодные. Еще бы чего перекусили, но деньги кончились. Порции маловаты, вот и приходится по три брать. Эх, надо было сразу по пять! Пять ведь гораздо лучше, чем три. Сань, что думаешь?
Я скромно промолчал, отчаянно борясь с приступом накатывающей рвоты. У майора от услышанного поросячьи глазенки вылезли из орбит. Он жадно хватал воздух раскрытым ртом, не зная что сказать. «Кондрашка» приближалась к начальнику патруля со скоростью реактивного самолета. Ракетчик был на грани умственного помешательства. Белки его глаз неумолимо наливались кровью. Не желая возиться с хладным трупом погибающего на глазах офицера, Лелик добродушно и миролюбиво продолжил.
– Товарищ майор, зачем нас писать? Смысла нет. Ну, запишите и что?! Сорок девять плюс еще два. Будет пятьдесят один. Опять неровное число, а где еще девять искать? Ночь на дворе. Да и время патруля уже закончилось. А?!
Майор ничего не ответил. Он вообще больше не проронил ни слова. Наверное, где-то глубоко в своей душе, ракетчик категорически зарекся ходить в патруль с курсантами ВВС, кто знает?!
В комендатуре нас ждал родной ЗИЛ-131 цвета хаки, в кузове которого мы тряслись до самого училища.
После команды отбой мы развернули тяжелый пакет, который нам дали добрые тетки из кафе «Минутка». Под несколькими слоями бумаги (для сохранения тепла) обнаружился герметично закрытый полиэтиленовый мешок с вареными пельменями, густо политыми сметаной. Отдельно в салфетке лежали две алюминиевые вилки.

54. Статус кво

В уютном городке, где базировалось наше авиационное училище, находилось множество различных войсковых частей, которые объединялись в единый военный гарнизон. И все было бы в гарнизоне чинно и благопристойно, если бы не факт размещения еще двух полнокровных военных училищ, в которых проходила квалифицированная и успешная перековка желторотых гражданских пацанов в матерых офицеров доблестной Красной армии.
В числе наших соседей было Командное училище ракетных войск стратегического назначения и училище Внутренних Войск. Как вы прекрасно понимаете, и те и другие являлись представителями сухопутных войск и обладателями помидорно-красных просветов погон, с почти незаметными различиями в тоне оттенка. Основная разница была в цвете околыша на фуражке. У ракетчиков черный, у ВВ красный.
Какой-либо агрессии к ребятам из этих училищ мы никогда не испытывали в силу своей врожденной интеллигентности и толерантности. Чего греха таить, мы считали их, мягко говоря, убогими неудачниками, достойными искреннего сострадания и жалости. Поймите правильно, юношеский максимализм и не более того.
Убежденность в превосходстве основывалась на том, что во времена Варшавского Договора, наше замечательное училище распределяло свои юные офицерские кадры фактически 90% на территорию стран Восточной Европы. В активе  –  двойная зарплата и сама заграница. Германия, Польша, Чехословакия, Венгрия,  –  возможность посмотреть на чужой мир в течение от трех до пяти лет, приобрести дефицитные и нужные для будущей комфортной жизни вещи, купить приличную мебель, скопить деньжат на машину. Согласитесь, для молодой семьи это неплохой шанс быстро и прочно встать на ноги. Наверное именно этим и объясняется высокий конкурс при поступлении в наше легендарное училище ВВС.
Кроме шуток, реальная перспектива посмотреть мир и себя показать была у всех выпускников нашей альма-матер. Естественно, за исключением толики тех ребят, кто имел неосторожность пополнить ряды Морской авиации или авиации ПВО. Этим бедолагам заграница не светила по-определению.
Загреметь под выпуск в стройные ряды Противовоздушной обороны считалось наказанием, «залетом», попадаловом. ПВО и к твоим услугам простирался весь необъятный Советский Союз со всеми его многочисленными и отдаленными «бермудскими территориями», с сомнительными прелестями монотонной и будничной службы в плохо благоустроенной, но уже засекреченной со всех сторон дыре.
Сколько молодых семей разбилось в щепки об условия быта, совсем непригодные для мало-мальски нормальной жизни и воспитания детей?! Не счесть!
Тем не менее, у этих ребят был реальный шанс изменить свою жизнь к лучшему, поступив в академию. А после ее окончания, получив шикарное образование, занять достойное место в штабах, военных приемках, конструкторских бюро и хитрых НИИ. Там была своя перспектива  при неторопливой и размеренной службе с нормированным рабочим днем и двумя выходными в неделю, гарантированно выслужиться в полковники. Тоже неплохо, согласитесь.
У ребят из морской авиации оставалось слабое утешение в красивой черной форме, позолоченном кортике и курортных местах дальнейшей службы. Всю оставшуюся жизнь дыши себе на здоровье полезными ионами и купайся в море. Красота! А какая рыбалка?!
В ракетное училище в основном подавались те абитуриенты, которые завалили вступительные экзамены в нашем авиационном училище. Кстати, Баранов, над которым потешался хамоватый лейтенант (см. «Абитура»), при оглашении оценок за математику, впоследствии успешно поступил в «стратеги» и слыл у них  математическим гением.
А вот уже во Внутренние войска попадали исключительно «выдающиеся и законченные вундеркинды», пролетевшие с поступлением как в авиационное, так и в ракетное училище. Такая незамысловатая цепочка эволюции и устанавливала интеллектуальную градацию для всех курсантов нашего замечательного военного гарнизона.
Учитывая возможные радужные перспективы для своих птенчиков, училище ВВС являлось объектом нескрываемой ненависти, основанной на искренней зависти сухопутных представителей курсантской молодежи.
Будущее у ребят из Ракетного училища намечалось гораздо тоскливей нашего. Это очевидно. Их перспективы  – закрытые военные городки на Тугалыме или еще подальше, бетонные шахты пусковых установок и разнообразные развлечения от беспробудного пьянства до тоскливого она*изма на хорошо охраняемой закрытой территории за многорядной колючей проволокой, посреди непроходимых дебрей вековой тайги. А так же бесконечные дежурства в условиях, когда электрическая лампочка вполне напоминает солнышко, а душистые ароматы лесных цветов безжалостно отсекаются в недрах фильтровентиляционной установки. И так все двадцать пять лет. Романтика, ничего не скажешь. Пронеси, Господи!
Про ребят из Внутренних войск вообще говорить не стоит. Там полный *здец! Тюрьмы и казематы, охрана и конвой, вечный караул. Подопечная публика  – татуированный контингент, надолго изолированный от нормального общества.
В курсантские годы во время несения караулов мы повидали и то и это. Терпимо конечно, но кому как. Мне такая служба не понравилась! Поэтому, кроме ВВС альтернативы лично для меня не было.
Понимая все аспекты и непростые условия будущей службы наших соседей по гарнизону, мы как воспитанные люди вели себя корректно и даже, видит Бог, деликатно. Первыми в драку не лезли. Если все же драться приходилось, то били их, по возможности, не сильно. Так, для порядка, не более. Зачем обижать маленьких, сирых и убогих?! Грех это.
Все драки и многочисленные стычки происходили в основном из-за особей женского пола, представительниц студенческой элиты. Стоит заметить, что в гостеприимном уральском городе было семь институтов и один университет. Соотношение сил явно не в пользу военных. На всех желающих и страждущих курсантов просто физически не хватало. Но мы старались. Честное слово, старались!
А так как девушки  –  это, как правило, в недалеком будущем женщины, жены, матери, хранительницы очага и все такое, то у них в голове генетически записано, что домашний очаг надлежит создавать и лелеять в наиболее благоприятных условиях. Согласитесь, любезные, что Восточная Европа пусть и не Западная, но все же, наверное, предпочтительнее, чем Чита и Копитнари, Соликамск и Лабытнанги, Чирчик и Салехард.
Прошу меня понять правильно, я ничего не имею против этих замечательных населенных пунктов и ребят из других родов войск, проходящих там нелегкую службу, но женщины  –  существа рассудительные и прагматичные. Поэтому вектор их симпатии и страстной любви однозначно был направлен в сторону авиационного училища.
Не я придумал пословицу: «С милым рай в шалаше, если милый атташе». Кстати, из уст незабвенного Виктора Копыто та же мудрость звучала несколько иначе: «С милым рай в шалаше, если милый в неглиже».
Объективно сложилась ситуация, что курсанты училища ВВС были завсегдатаями на разгульных девичниках, желанными гостями в комнатах студенческих общежитий, достойной парой в танцах, надежным спутником на прогулке по вечернему городу, визитной карточкой, подчеркивающей высокий статус девушки, лучшим подарком на свадьбу. Наших ребят реально рвали на части. За ними шла настоящая охота. Клянусь, было такое время! Это сейчас человек в форме  – объект, не представляющий интереса для женщины в качестве надежного спутника жизни и отца ее будущих детей. Но более двадцати лет назад ситуация была кардинально иная. Ладно, не будем о грустном.
Итак, в то время ребята с голубыми погонами на плечах пользовались повышенным вниманием и благосклонностью со стороны самых красивых и очаровательных девушек города. Курсантам остальных двух училищ приходилось глотать слюну и жестоко завидовать. А так же довольствоваться дамами, которые по ряду объективных причин не смогли закрутить лямур с каким-нибудь представителем из ВВС. Понимаю, что звучит самонадеянно и нагло, но факт неоспоримый.
Как известно, зависть  – сестра агрессии. Менее удачливые, обделенные вниманием юных красавиц, в порыве отчаянной зависти начали провоцировать и цеплять наших орлов повсеместно. При этом получалась весьма оригинальная ситуация. Общеизвестный факт, что беда и зависть объединяют. Поэтому курсанты-ракетчики и курсанты-конвоиры стали активно дружить между собой против курсантов ВВС. «Помидоры» коварно сплачивались в монолитную массу, чтобы общими усилиями «настучать в бубен» жизнерадостным и любвеобильным «летунам». Будучи объективным, замечу, что такое счастье выпадало им нечасто. Совсем нечасто. Почти никогда.
Как ни крути, а в ВВС достаточно неплохой отбор по здоровью. Учитывая, что выпускники альма-матер будут представлять Красную армию на территории Европы, то поголовное большинство курсантов-авиаторов были парни ростом выше 175 см и весьма крепкого телосложения. Распорядок дня и планомерные изнуряющие занятия по физической подготовке не давали нам шансов остаться  слабыми и чахлыми. Почти никто  не курил. Мы крепчали и матерели не по дням, а по часам. В основной массе и за редким исключением, курсант Копыто не в счет!
Короче, парням из «помидорных» училищ приходилось несладко. Их всегда, везде и повсеместно били, качественно метелили, энергично колошматили, быстро и ловко выкидывали из общежитий. При необходимости, долго волочили по асфальту, красиво и ритмично пинали на танцах, смачно и глубоко макали в лужи, эффектно и далеко забрасывали в колючий кустарник. Дамы, как правило, визжали от восторга. Восхищаясь шикарной физической формой ребят из ВВС, девушки с особым трепетом и страстью дарили нам свою любовь. И ничего тут не поделаешь, естественный отбор, однако! Женщина всегда предпочтет более яркого, сильного и эффектного. Се ля ви.
Когда прибегал комендантский патруль или приезжал начальник гарнизонной гауптвахты в сопровождении самого коменданта гарнизона, им в цепкие лапы попадались лишь поверженные и потрепанные представители курсантов-сухопутчиков.  Они жаловались на ВВС, при этом скромно опуская такую малозначительную подробность, как свою инициативу при организации столкновения.
Поверьте на слово, мы  не белые и пушистые овечки! Мы  обычные настоящие мужики, всегда готовые постоять за себя и за свою спутницу. Провоцировать кулачные бои из-за отсутствия женского внимания, курсантам ВВС не было никакой необходимости.
–  Мы свою хформу и нужные мышицы у койке напряжем и покажем, когда надо будет знатно поибацца! Чего зря силушку богатырскую трепать и на всякое быдло расходовать! –  поговаривал незабвенный Витя Копыто.
После ряда таких «дружеских» выяснений отношений, разъяренный комендант докладывал начальнику гарнизона о фактах вопиющего безобразия, регулярно творящихся на вверенной ему территории. Начальник гарнизона вызывал к себе в кабинет начальников трех училищ и, вспомнив молодость, планомерно и качественно «насиловал им мозг».
Обиженные генералы, отвыкшие от подобного к себе обращения,  вползали в служебные «Волги» и разъезжались в разные стороны. Добравшись до родного училища, генералы объявляли всеобщие экстренные построения.
– Бегом, мать вашу!…
Взгромоздившись на трибуны, генералы изливали свой праведный гнев. Они страстно и долго, вдохновенно и с упоением поголовно пороли свой личный состав, лишали всех увольнений на месяц. А наглотавшись валидола с коньяком, ехали в баню, жестоко завидуя молодости и неугомонной потенции своих подопечных курсантов.
Месяц в городе проходил в тоске и унынии. Отчаяние студенток было массовым и искренним. Они толпами приходили на КПП и приносили какие-нибудь вкусности для своих любимых и желанных соколиков, томящихся в неволе. Картинно заламывая руки, хором и по отдельности, исполняли плач а-ля-Ярославны из «Слава о полку Игореве».
Наш «старик»,  начальник училища ВВС, проезжая через КПП на служебной «Волге», частенько наблюдал душещипательную сцену, когда двое истосковавшихся влюбленных целуются прямо сквозь разделяющую их колючую проволоку. Их руки трогательно и нежно тянулись навстречу друг другу. Сердце старого солдата таяло от умиления. Он вспоминал свою молодость и украдкой от водителя, смахивал нечаянно набежавшую слезу. 
Чем именно обливалось генеральское сердце, кровью или завистью, история умалчивает. Но обычно суровый генерал объявлял «всеобщую амнистию» и отменял свой жестокий приказ на запрет всех видов увольнений в город.
Узнав о появлении в городе курсантов-авиаторов, остальные училища тоже мгновенно снимали свой мораторий на выход город. Баланс сил в городе строго и неуклонно сохранялся. Шансы должны быть равными у всех независимо от цвета погон на плечах. Статус-кво!
Время, отведенное для восстановления благоразумия и равновесия в умах, а так же правопорядка в гарнизоне, во всех трех училищах гарнизона заканчивалось. И начиналось все с начала... Наши ребята занимали свои достойные места в комнатах студенческих общежитий, на танцах, на городской набережной, а также в сердцах и страстных объятиях юных и стройных красавиц.
Традиционные завистники, сглатывая обиду, снова начинали цеплять более удачливых авиаторов. Опять следовали неизменные по своему алгоритму события: стычка, словесная перепалка, драка, патруль, комендатура, стенания обиженных «сухопутчиков».
Представителей ВВС никогда не ловили, ибо с места «дуэли» они всегда уходили на своих двоих. Иногда с помощью своей дамы сердца. Гарнизонный УАЗик или ГАЗ-66 привозили на гауптвахту очередную партию поверженных и потрепанных «помидоров». Сидя «на черной скамье подсудимых» сухопутчики давали стандартные признательные показания, обвиняя неуловимых хулиганов-авиаторов. Все начиналось опять и снова! Порочный замкнутый круг!
После очередной выволочки у начальника гарнизона, три генерала решили сделать невозможное. Они задумали прекратить конфликт раз и навсегда. Посовещавшись в бане или еще где, им виднее, генералы решили организовать творческие и душевно-теплые встречи между курсантами наших училищ. Чтобы мы узнали друг друга лучше, в домашней обстановке так сказать, и возлюбили бывших недругов, как братьев своих.
Началась эпоха принудительных дружеских визитов, приемов, концертов и экскурсий. По субботам и воскресеньям нас сажали в автобусы и возили друг к другу в гости. Попутно наши училища обменивались своими ансамблями и концертными бригадами. Все было лживо и неестественно.
В увольнения нас, естественно, не пускали. Генералы решили тряхнуть стариной и действовать до победного конца, не считаясь с боевыми потерями. А потери были внушительные. Усиленные патрули оцепили плотным кольцом все студенческие общежития, а также жестко контролировали периметры наших училищ.
Самоходчиков ловили пачками. Камеры во всех внутренних гауптвахтах были переполнены. Образовалась длинная очередь из курсантов с объявленными взысканиями в виде многочисленных суток ареста, но лишенных возможности отсидеть по причине недостаточной пропускной способности карцера. Гормоны играли, ситуация с поддержанием воинской дисциплины балансировала на грани мятежа.
Регулярная показная гостеприимность «сквозь зубы» начинала бесить. Взаимное раздражение и недовольство нарастало в геометрической прогрессии, несмотря на все усилия командования. Напряженность в отношениях между ребятами даже внутри нашего училища приближалась к критической массе. Обычно спокойные курсанты стали нервозными и дерзкими. Многие закурили. Атмосфера накалялась.

55. Гипнотизер

И вот однажды в субботу наш батальон, как самый потенциально опасный, в полном составе загнали в училищный клуб. Даже суточный наряд сняли с «тумбочек»  дневального.
Надо отметить, что училищный клуб был шикарный. Он имел глубокую сцену на уровне хорошего театра и огромный зал на полторы тысячи мест с роскошной акустикой.
Все расселись, не понимая, что происходит. Читать нам лекции о пользе воздержания и опасности венерических заболеваний было бесполезно. Кроме откровенных комментариев из зала и дружного издевательского хохота, другой реакции на них никогда не бывало.
Но выбора у нас не оставалось. Может поспать удастся.
Предчувствие нас не обмануло, началось представление. Оказывается, в гости приехали, «дорогие» курсанты из училища Внутренних Войск. Да еще и с дружеским концертом. Только этого нам не хватало.
Концерт тянулся ужасно медленно. Программа «помидоров» была нудная. Противная тягомотина. Против наших талантливых парней конвоиры тянули слабо. Не спалось. Зал раздраженно гудел. В воздухе висела агрессия, и множилось недовольство. Аплодисментов не прозвучало ни разу. Периодически раздавался свист и вялый ропот.
После короткого антракта на сцену вышел краснопогонный конферансье и открыл второе отделение.
– Дорогие друзья, попрошу чуточку внимания и терпения. Мы ведь друзья, не правда ли?!
Ага, друзья, конечно! Держи карман шире! Сразу в ответ из зала полетели реплики «дружеского» содержания. Чего-чего, а за словом в карман у нас не лазили. Акустика в зале была потрясающая.
– Таких друзей, за хуль и в музей!
–  Твои друзья в овраге кобылу доедают!
–  Милый друг, ты не заменишь мне подруг!
Конферансье смутился. Его лицо по цвету сравнялось с погонами. Наши офицеры, занимавшие первые ряды в зале, повскакивали со своих мест и попытались угомонить орущую толпу, утомленную бездарным представлением.
Конферансье собирался еще что-то сказать, как вдруг на сцену вышел маленький и ушастый курсантик-помидор. Внешне он очень походил на Чебурашку.
Ушастик подошел к микрофону. Мягко отодвинув смущенного конферансье, он очень вежливо и вкрадчиво произнес.
– Здравствуйте! Вы вряд ли мне поверите, но я  гипнотизер.
  Буря искреннего восторга пронеслась по залу. Тысяча человек кричала и свистела, вопила и топала ногами. Такой наглости мы еще не слышали.
Чебурашка щелкнул пальцами и… шум в зале начал непроизвольно стихать. Постепенно оставались некоторые очаги веселья. Ушастик, вглядываясь в группы шумящих курсантов, выискивал заводилу и настойчиво приглашал его на сцену. Никто особо не возражал. Желающих посрамить этого клоуна набралось человек двадцать. Среди них затесался и Виктор Копыто. Он развязно подошел к Чебурашке и вызывающе глядя на него сверху вниз, заявил.
– Мне сра* на твой гипноз! Я гипнозу не подвержен вообще.
Ушастик не удивился такому признанию. Засунув руку в карман своего галифе, он вытащил огромную луковицу. Спокойно показав ее всему залу, он протянул лук курсанту Копыто.
–  Это апельсин, угощайся!
Виктор осторожно взял в руки луковицу и недоверчиво понюхал ее. Ушастик ласково улыбнулся и плавно развел руки, как бы пытаясь обнять Копыто.
– Ну, что же ты?! Сейчас зима, витаминов не хватает, а тут такой вкусный и сочный апельсин. Ешь. Смелее.
Далее произошло то, от чего в зале наступила гробовая тишина. Был отчетливо слышен хруст луковой шелухи и аппетитное чавканье Виктора. На наших изумленных глазах, законченный раздолбай Витя Копыто с упоением поедал огромную луковицу. С непередаваемым восторгом он откусывал огромные куски и, брызгая луковым соком, абсолютно реально пожирал эту дрянь.  Причем, на его лице застыли эмоции, передающие фантастическое блаженство.
Зал заворожено смотрел на сцену. Возможность факта предварительного сговора даже не рассматривалась. Непостижимо, но под действием неуловимого гипноза Витя реально поедал мерзкий лук. Фантастика!
Пока курсант Копыто наслаждался «апельсином», Чебурашка занялся остальными «жертвами». Кого-то он убедил, что тот  великий Паганини, а скрипка находится на его ноге. Курсант моментально стянул свой сапог. Пристроив его подошву у себя под подбородком, парень принял позу профессионального скрипача и старательно заелозил невидимым смычком по голенищу ялового сапога. Наслаждаясь «музыкой», он закрыл глаза и покачивался телом в соответствии с воображаемой партитурой. Обалдеть!
Группа грибников ползала по сцене и собирала подберезовики и опята. Рыбаки тянули невод, переполненный рыбой. Бригада лесорубов валила лес и грузила его в кузов несуществующего грузовика. Из нескольких ребят Ушастик соорудил мебель. Он комфортно расположился в импровизированном кресле, вытянув ноги на стол, которым служил парнишка из 2-й роты. Стоящий рядом торшер, в виде послушного сержанта из 3-й роты, гармонично дополнял обстановку в кабинете Чебурашки. Он мгновенно включался и выключался по первому звонкому щелчку пальцев своего краснопогонного хозяина. М-да…
На сцене происходило много различных чудес, всего и не вспомнить. Но весь зал с чувством похожим на благоговение заворожено наблюдал за происходящим.
Потом мне вспомнилась сцена из мультфильма «Маугли», когда бандерлоги послушно пялились на выкрутасы удава Каа. Очень похоже!
Однако страшные ребята учатся в училище Внутренних Войск. Можно только предположить, какой идеальный порядок и дисциплина будут обеспечены в зоне, которую возглавит Чебурашка.
Если честно, наших ребят очень долго беспокоил вопрос: «Какого хрена, такой талантливый парень как ушастый гипнотизер-Чебурашка, забыл в училище Внутренних Войск? С такими возможностями можно так себе жизнь устроить, только держись!!!» 
Есть мнение, что далеко не все люди подвержены гипнозу. Возможно, но молодой растущий организм, уставший от бесконечных нагрузок и нарядов при скудном на витамины училищном рационе,  стреагировал почти 100%.
Не могу утверждать, была ли в процессе этого представления проведена скрытая установка на снижение нашей агрессии и увеличение всеобщей миролюбивости к окружающему нас миру?! Не знаю. Но после такого же концерта в ракетном училище, в нашем гарнизоне наступила тишина и гармония. Драки между курсантами соседних враждующих училищ прекратились полностью. А перманентные стычки между конкурирующими фирмами обычно дальше вялотекущих словесных перепалок никогда не заходили. Попыхтев для приличия, забияки спокойно расходились по своим делам.
Может, это всего лишь совпадение?! Не мне судить! Но факт остается фактом. На глазах у тысячи сослуживцев, Витя Копыто послушно захомячил огромную луковицу! После концерта, да и всю свою сознательную жизнь, он клятвенно утверждал, что осознавая факт поедания лука, но не мог остановиться. Хотя при этом явно ощущал во рту вкус зрелого сочного апельсина.

56. Экстрасенсы

Первая половина самоподготовки закончилась. Основные задания по урокам и учебные материалы были проработаны. Личный состав 45-го классного отделения плавно переходил к решению личных, но не менее важных и неотложных дел  – письма на родину, чтение художественной литературы, карты, домино и сон.
Те ребята, кому было лень заниматься всеми вышеперечисленными делами, вяло обсуждали недавние события, оставившие в их памяти неизгладимые и яркие впечатления. Киевлянин Лелик,. сложив зимнюю шапку вдвое, пытался принять удобное положение. Пристраивая под голову получившуюся конструкцию, попутно он упражнялся в остроумии на Викторе Копыто.
– Витек, тебя на витамин «це» не тянет? У меня в планшетке гарная цибуля завалялась.
Копыто моментально перестал дремать, завелся с пол-оборота и начал эмоционально оправдываться.
– Ну, *здец! Теперь до конца моих дней никто не будет покоя. Лелик, я прошу тебя слезно, не надо хватать меня за невры!
–  Может за «нервы»?! Чего ты заводишься?! Все видели, не отвертишься. Зачавкал цибулю. Лично, один, без ансамбля, в одно лицо. Аж причмокивал от удовольствия! Нет, чтобы друзьям и товарищам предложить и поделиться апельсинчиком… Схомячил прямо с шелухой.
В разговор вклинился, разгадывающий кроссворд, комсорг Филин.
– Кто знает? Ценный пушной зверек, обладающим носким и практичным мехом. Живет в норах у воды, питается рыбой. Семейство грызунов, семь букв.
Все, кто еще не заснул, задумались. Первым отозвался Копыто.
– Мандатра.
Курсанты отвлеклись от своих дел и дружно заржали. Филин, делая запись в кроссворде, невозмутимо прокомментировал.
–  Неверно, тем более что в «мандатре» восемь букв. Ондатра.
Приняв удобную позу, Лелик продолжал глумиться над курсантом Копыто.
–  Витек, а ты вообще, чего-нибудь помнишь из того, что на сцене Чебурашка с тобой вытворял?
–  Смутно, а что?!
– А ты помнишь, как собачкой был?! За апортом бегал и ногу задирал, когда на стойку микрофона мочился. А как Пиночету сапоги лизал?!
– Врешь!!! Не может быть!
– А ты откуда знаешь, что не может?! Ты же не помнишь ни хрена! А как Зайчику в любви признавался, тоже не помнишь?! Тысяча человек офигела от происходящего и помнит, а ты не помнишь. Лейтенант Зайчик до сих пор от тебя шарахается, в роту зайти боится. Уж очень активно ты его домогался, ели оттащили! Впятером держали!
Копыто был в ужасе. Незаметно для Виктора, Лелик подмигнул ребятам, призывая подыграть. Все утвердительно загалдели, а Витя густо покраснел.
– Охренеть!!! Ну, попал! Позору до самого выпуска. Встречу в городе, отыграюсь.
Лелик не унимался, продолжая подтрунивать.
– И как же ты отыграешься, милый? Ботинки ему языком почистишь, что ли?! Или в кино бесплатно сводишь? А потом верхом на шею посадишь и до «помидорного» училища домчишь быстрее ветра?! Дурень, чтобы с таким Чебурашкой справиться, самому надо экстрасенсом быть, магом и чародеем. Не хухры-мухры, понимать надо. Иначе он об тебя ноги вытрет, а ты еще ему спасибо скажешь!
–  Да я его… Я, чтобы все знали, тоже был «экстра-сексом», только давно… раньше, в школе.
Все ребята с нескрываемой жалостью посмотрели на Витю. Спасая свою репутацию, Копыто ударился в неприкрытую ложь. В мужском коллективе такое не приветствуется. Сознавая пагубность выбранного пути, Витя не сдавался.
– Не верите? Да я раньше… любого мог усыпить! Да! Любого! Мы так в пионерском лагере делали! По ночам, когда вожатые бухали.
Тут не выдержал сержант Валера Гнедовский. Он резко повернулся к Виктору и пренебрежительно спросил.
– И как?
– Я сейчас точно не помню…
Гнедовский пожал плечами, презрительно окинул взглядом заюлившего Виктора и продолжил.
– Что и требовалось доказать. Мандатра ты, Виктор! Язык у тебя без костей и голова мягкая. Трепло!
Пренебрежения от своего кумира Копыто просто бы не пережил, он истошно завопил.
– Вспомнил! Кто-нибудь должен встать в полный рост и сделать вперед десять наклонов. При этом он должен очень глубоко дышать. На десятом разгибе надо подойти сзади и обхватив его двумя руками. Потом сильно сдавить под нижними ребрами. Вспомнил!!! Там диафрагма есть, ее и надо сильно давить. Очень сильно! Человек сразу засыпает. Вот!
– Врешь, только что придумал.
–  Точно говорю, давай проверим!
– Давай! Но если не уснешь, челюсть сломаю.
Перепалка продолжалась бы еще долго и неизвестно чем бы закончилась. В спор вмешались остальные ребята. Все загалдели.
В результате, решили немедленно провести опыт по практическому гипнозу: небольшой экстрасенсорный сеанс. Естественно, исключительно с научной точки зрения. Где был наш разум, непонятно?!
Для чистоты эксперимента и получения результата, независимого от заинтересованных сторон, распределили обязанности и разграничили степень участия каждого курсанта.
Витьке Копыто досталась роль главного «консультанта проекта». Не доверяя Виктору, сержант Валера Гнедовский настоял, чтобы роль усыпляемого подопытного кролика исполнил именно он. Все проголосовали и утвердили единогласно. Имеет право. На должность главного сжимателя Валеркиных ребер, после проведения им дыхательных упражнений, назначили могучего Лелика.
Эксперимент начался. Сержант Гнедовский вышел на свободное место в учебной аудитории. Расставив ноги на ширину плеч и глубоко дыша, он начал совершать энергичные наклоны вперед. Комсорг Филин громко отсчитывал число повторений. Было заметно, что Витя Копыто заметно нервничал. А как иначе. Ведь на кону была его репутация.
–  … Девять! Десять! Лелик!
Киевлянин Лелик, сцепил свои мощные руки в замок. Отрывая сержанта от пола, Пономарев с чудовищной силой надавил в его подреберное пространство. Все присутствующие услышали явный хруст ребер несчастного Валерки. Гнедовский, поднятый под потолок и зависший в крепких объятьях здоровенного киевлянина, начал отчаянно вырываться.
– Все, не получилось! Поставь скорее! Пусти, чертяка здоровенная, ребра сломаешь! Опусти на землю, Геросракл киевский! Больно мне…
Лелик мягко поставил Валерку на пол и осторожно разжал объятья. Все разочарованы. Копыто разочарован больше других. Он уже приготовился начать оправдываться, как… у Гнедовского подкосились ноги и закатились глаза. Бесформенным мешком сержант свалился на пол, попутно ударяясь головой о кромку стола. Голова сержанта неестественно дернулась и бездыханным телом Валерка распластался под соседним столом.
Оставив на время удрученного неудачей Витьку Копыто в покое, ребята повернулись к неожиданно упавшему Гнедовскому. Посчитав, что Валера по каким-то причинам решил подыграть Виктору Копыто, Лелик подошел к неподвижно лежащему под столом Гнедовскому. Толкая сержанта в зад кончиком сапога, киевлянин усмехнулся.
– Ладно, проехали. Кончай придуриваться, вставай.
Видя, что его тело желеобразно покачивается под воздействием сапога, киевлянин наклонился, чтобы помочь Валере подняться с пола.
Неожиданно Лелик побледнел и резко отшатнулся. Он молча вытянул руку с оттопыренным указательным пальцем.
Присев на корточки возле лежащего сержанта, я сразу увидел лужицу черно-багровой крови, которая очень медленно расползалась по полу.
–  Аааааааах!
Позади раздался грохот падающего тела. Обернувшись, увидел лежащего на полу в бессознательном состоянии курсанта Полимонова. «Замечательно! До окончания самоподготовки полчаса, а в активе имеем два трупа. Один из них  сержант Гнедовский!», – пронеслось у меня в голове.
– Ребята, шевелись, чего замерли! Кто-нибудь, заприте дверь. Не хватало, чтобы зашел дежурный преподаватель. А у нас тут действующий филиал городского морга.
Все забегали и засуетились. Надо отметить, что благодаря военному училищу, мы научились мгновенно мобилизовываться в самых непредвиденных ситуациях, быстро соображать. А еще  быстро и качественно работать.
Кто-то из ребят зафиксировал входную дверь, просунув ножку стула в дверную ручку. Серега Филин открыл окно и сгреб в руку снег, который лежал на отливе. Выдвинули стол и положили на него курсанта Полимонова. Расстегнули воротник гимнастерки и засунули хорошие порции снега. Обильно посыпали снег на лицо, растерли виски и уши.
Вторая импровизированная бригада трудилась над реанимацией Валеры Гнедовского. Его осторожно вытащили из-под стола и аккуратно протерли рану на голове. Чтобы оценить степень повреждений сержанта, промокнули кровь носовыми платками.
Курсант Полимонов пришел в себя, порозовел и слабо промямлил.
– Вида крови не переношу с детства, поймите правильно.
Он повернул голову в сторону Гнедовского. Увидев багровую лужицу под столом на котором лежал Валера, Полимон жалобно охнул, закатил помутневшие глаза и опять выключился. Ладно. С одним понятно, жить будет.
– Андрюха! Яровой, будь ласка, возьми ведро и замой кровь. А то Полимона регулярно теряем.
Даже в далеко непростой ситуации находилось место для шуток. Спасибо отцам-командирам за «уроки по созданию устойчивой и сбалансированной психики»! Не раз пригодилось.
Курсант Яровой пулей полетел в туалет за ведром и тряпкой. Оставив Филина с запасом снега приводить в чувство Полимонова, все обступили Гнедовского, который вообще не реагировал ни на что. Зрачки его расширились, но на свет реагировали однозначно. Сердце билось ровно и ритмично, дыхание было устойчивым. При падении и сильном ударе о кромку стола Валера рассек кожу в районе виска на участке полутора сантиметров. Кровь на ране уже свернулась. И по всей видимости, ранка опасности не представляла.
Лицо Гнедовского тщательно обтерли влажными носовыми платками. В целом, сержант выглядел просто образцово. За исключением одной закавыки:  Валера был без сознания. Складывалось впечатление, что парень крепко спит. Очень крепко. Спит, хоть из пушки стреляй!
Все замолчали и задумались. В наступившей тишине было слышно, как стучат зубы у курсанта Копыто. Нижняя челюсть Виктор отбивала азбуку Морзе, подавая сигнал «SOS».
– Витя, перестань клацать компостером! Колдун сраный, экстрасенс!
– В-ам хо-ро-шо, а ме-ня, то-ч-но, по-са-дят…
– За что?
– За у-би-йст-во. Э-то же я в-се при-ду-мал…
Неожиданно подключился молчавший Лелик. Он бережно поддерживал голову Гнедовского в максимально удобном положении.
–  Меня тоже посадят.
–  А тебя за что?
– Копыто придумал, как Валерку убить, а я тупо выполнил.
–  Тогда и Филина посадят. Он команды давал, как душить.
–  Стоп! Тогда нас всех посадят. Мы все тут –  при чем. Кто-то кровь замывал. Кто-то орал громче всех. Кто-то подначивал Копыту и провоцировал на долбанные эксперименты. Кто-то голосовал. Хорошая компашка получается, господа экстрасенсы. Сержанта Красной армии укокошили! Причем, вступив в предварительный сговор всем личным составом отделения… да еще с привлечением «черной магии» и потусторонних сил. Приехали! Это срок. Прямо к Чебурашке и пойдем под его охрану. Заодно и квалификацию подтянем. Усыплять мы уже научились, а вот с пробуждением пока хреновато. Недоработочка вышла. Плюс еще и довесочки незапланированные получаются… в виде «хладного трупа» Полимона. Как он там кстати, дышит?
– Дышит. Андрей, вот еще пятно на полу, замой пожалуйста. А то Полимон из комы никогда не выйдет.
И тут заговорил Валера Гнедовский. Но заговорил еле слышно и не открывая глаз. Заговорил прямо во сне.
– Вода. Почему у меня в ухе вода?
Ребята плотным кольцом обступили Гнедовского. Даже комсорг Филин бросил Полимона и метнулся к окну за новой порцией снега.
– Валерочка, дорогой, открой глазки. Это не вода… это кровь у тебя в ушке. Натекла туда. Ты головушкой ударился, помнишь?
Гнедовский продолжая спать, все активнее включался в разговор. Он находился в каком-то пограничном психическом состоянии, которое называется  «транс».
– Не помню. Если бы я ударился, было бы больно… а мне не больно. Мне очень хорошо. Мое тело легкое и послушное. У меня ничего не болит. Так приятно.
Тут неожиданно активизировался Виктор Копыто. Он растолкал всех курсантов и приблизился к Гнедовскому. Витька принял гордую позу и выдал помпезную тираду.
– Ага! Заработало! Я говорил! А вы не верили. Нате! Вот получите. Его сейчас можно о чем угодно спрашивать. Он только правду скажет. Я по телеку видел. Он же сейчас как зомби из африканской Замумбы, прости Господи. Давайте что-нибудь заветное и секретное спросим. А?! Все расскажет как миленький.
– Витя, исчезни, придурок! Если такой умный, разбуди его. Сержант нам вменяемым нужен. Какой прок если он таким овощем останется. Достаточно в отделении одного дебила.
– Кого?
–  Тебя, олигофрен-самоучка!
Копыто обиженно надул мясистые губы и отошел на второй план. Беседы со спящим Гнедовским продолжились. Испробовали вся и всё, от ласковых уговоров до строгих команд.
– Валерик, ты глазки открывай, солнышко. Хватит нас пугать, поспал и ладушки. В роту пора идти… скоро на ужин. Ну давай, лапушка… давай маленький, откроем глазки. Сержант Гнедовский, встать! Рота подъем! 45-ть секунд, время пошло!
Валера Гнедовский немного оживился но, тем не менее, глаза так и не открыл.
–  Хочу сесть.
– Давай сядем! Сейчас сядем. Обязательно сядем… тьфу-тьфу, чур, меня, чур! Давай «присядем»… садиться нам нельзя, Валерик. Нельзя нам в тюрьму. Ты только глазки открой.
Сержант Гнедовский с нашей помощью сел. Понемногу он начал открывать глаза. Сначала чуть-чуть, потом больше. Его сознание медленно, но прояснялось. К нам постепенно возвращался наш привычный Валера Гнедовский. Рекбята вздохнули с облегчением. Минут через десять сержант полностью пришел в себя.
В сопровождении Лелика и заботливо суетящегося Копыто, Гнедовский сходил в медсанчасть. Там наплели историю, что сержант поскользнулся на лестнице и ударился головой о перила.
Дежурный врач сделала вид, что поверила в эту сказку и поставила две металлические скобки, стянув рассеченную кожу. Завершив «процедуру ремонта», она смазала шов зеленкой и попросила быть впредь осторожней. Симпачитная врачиха настоятельно рекомендовала Гнедовскому держаться от подобных неприятностей подальше. Валера клятвенно пообещал  и максимально отодвинулся от Виктора Копыто, который нежно поддерживал своего кумира под руку во время всех манипуляций.
Тем временем, приведя «учебную аудиторию» в относительный порядок после серии научно-шарлатанских изысканий, мы выходили в коридор. Будучи дежурным по классу, я выходил последним. Передо мной на заметно подгибающихся от слабости ногах шел недавно очнувшийся, но еще до конца не пришедший в себя курсант Полимонов. Его лицо было белее мела.
Остановившись в дверном проеме, Санька Полимонов обернулся. Его мутный взгляд бессмысленно скользнул по классу и остановился на столе, о кромку которого ударился Валера Гнедовский. На торце кромки запеклась капелька крови. Наводя стерильную чистоту «на месте преступления», мы не заметили эту капельку и не замыли ее.
Полимон тяжело и обреченно вздохнул. Закатив глаза «под образа» и хаотично хватаясь руками за воздух, Санька в очередной раз загремел в глубокий обморок. Реанимационные мероприятия продолжились...

57. Папаша Мюллер

На кафедре «Физкультуры и спорта» в незабвенном училище ВВС служил весьма интересный преподаватель. Он был чемпионом почти всего на свете. Нет, кроме шуток.
А ныне в свои пятьдесят два года полковник Миллер имел феноменально крепкое здоровьем и отменую выносливость. «Папаша Мюллер» пролетал стометровку при старте из положения «лежа», бегал изнурительную «трешку», а также выполнял любой марш-бросок значительно быстрее подавляющего большинства курсантской братии.
Находясь в великолепной физической форме (не по годам), полковник Миллер скрупулезно и методично «задрачивал» личный состав училища. Он целенаправленно приводил состояние изначально немощных курсантских тушек к одному ему известному идеалу, не оставляя ни малейшего шанса остаться слабыми и хилыми.
Даже спустя пару десятков лет я имею относительно стройную спину, широкие развернутые плечи, легкую пружинящую походу и весьма приличную атлетическую фигуру. Остатки былой роскоши «на лицо» и это, откровенно говоря, радует. Спасибо ему!
Благодаря тотальным процедурам Миллера наше училище из года в год гарантировано входило в почетную тройку лучших училищ ВВС по состоянию физической подготовки, и в десятку сильнейших  –  по уровню спортивных достижений во всей Красной армии.
Под руководством «папаши Мюллера» мы легко и непринужденно сдавали самые жестокие нормативы строгой комиссии из ГШ ВС СССР. Все плановые и неплановые проверки были для нас абсолютно рядовым явлением. Легкий разогрев и не более того.
Как ранее отмечалось, практически каждое воскресенье в училище проводился спортивный праздник. Неизбежное мероприятие, в зависимости от времени года и погодных условии,й могло плавно перерасти в спортивный кросс на три тысячи метров или марш-бросок с полной выкладкой на шесть километров. Зимой, естественно, – стандартная «десятка» на сучковатых «дровах».  Так называемые «лыжи» не только отказывались мало-мальски скользить, но были абсолютно неподъемными и совершенно неприспособленными для какого-либо передвижения по снежному покрову. Частенько курсанты пересекали финишную черту бегом по колено в снегу, отчаянно волоча за собой, а то и на себе, два кривых бревна, с гордым названием «лыжи», а также лыжные палки, тоже весьма далекие от прямолинейности.
Фактически, зимняя лыжная эстафета тупо превращалась в длительный изнуряющий бег по глубокому снегу с дополнительным весом в виде широченных деревянных лыж на плечах или подмышкой. 
На лыжах в качестве креплений использовались истлевшие от древности черные резинки, которые моментально рвались при малейшей попытке зафиксировать сапог.
По странному стечению обстоятельств и в угоду извращенным армейским Кутюрье, в состав зимнего нательного белья курсанта Красной армии трусы почему-то не входят. Из-за того, что стандартные  подштанники имеют внушительную ширинку спереди, то сразу же после финиша лыжного кросса в недрах необъятного галифе приходилось очень долго искать свое заиндевевшее мужское достоинство. Шутки шутками, но после дистанции в десять километров, продуваемые насквозь морозным воздухом, оно съеживалось до неприлично маленького размера и задорно звенело, как крошечная сосулька с двумя микроскопическими колокольчиками.
Чтобы сохранить катастрофически замерзший аппарат в рабочем состоянии для производства потенциальных потомков, папаша Мюллер настоятельно требовал, чтобы выжившие после дистанции курсанты, срочно помочились прямо за тряпкой с надписью «Финиш». Ибо только таким образом  можно было отогреть сильно скукожившееся мужское начало.
Если бы вы знали, как было совсем непросто справить элементарные естественные надобности после дистанции в десять километров. Особенно при встречном ветре и температуре воздуха минус двадцать по Цельсию. Кто служил, тот знает.
В результате активной жизни, насыщенной разнообразными конно-спортивными развлечениями под издевательским названием: «спортивный праздник», такая незначительная мелочь, как всевозможные стометровки, многоэтапные эстафеты, а также банальные «тысяча метров» вообще не считались за серьезную дистанцию.
Причем, все дистанции бегались исключительно в армейских сапогах «противотанковой модели», которые смело можно использовать в качестве якоря для небольшого парохода. (см. «Военная мода»)

58.  Стимул Дарвина

Спорт был неотъемлемой частью повседневной курсантской жизни. Даже список увольняемых в город курсантов составлялся после обязательного посещения ротного турника в спортивном уголке казармы. На турнике каждый соискатель кратковременного похода за пределы колючей проволоки, надежно опутывающей периметр военного училища, под неусыпным контролем дежурного офицера, должен был сделать не менее пятнадцати подъемов переворотом. Это стандартное силовое упражнение на перекладине, требовало неплохой физической формы. Кто не способен выполнить – свободен!
– Молодой человек, занимайтесь. Тренируйтесь, растите над собой. А сегодня в город к девочкам пойдут более достойные, гармонично развитые в физическом плане. Всевозможным слабакам, лентяям нечего генофонд нации портить.
Строгий искусственный отбор в действии. Слабые и нежизнеспособные особи мужского пола принудительно изолируются в пределах территории. Все строго в соответствии с гениальной теорией Дарвина. Вот так! Неплохой стимул для физического самосовершенствования, не так ли?!

59. Цена победы

Когда приходила пора более серьезной подготовки к ежегодному спортивному смотру в масштабе всей Красной армии, наступал вообще полный *здец! Училище переходило на осадное положение. Все увольнения отменялись, а наши тела и души безраздельно отдавались в полное и безраздельное распоряжение полковника Миллера, который получал в свои мускулистые руки неограниченную власть.
По воле папаши Мюллера с первыми лучами восходящего весеннего солнца все второкурсники начинали носиться галопом по огромной территории военного училища. Усиленная утренняя зарядка плавно перетекала в трехкилометровый забег.
Затем весь личный состав батальона строился на плацу, насквозь продуваемом уральскими ветрами. Полковник Миллер важно взгромождался на «генеральскую» трибуну и под рев мощнейших динамиков, почти тысяча курсантских душ синхронно под счет, с многократным повторением делала «Комплекс вольных упражнений №№ 1, 2, 3».
Комплексы выполнялись до полного изнеможения. Нас безбоязненно можно было выставлять на торжественное открытие любых Олимпийских игр или какой-нибудь Спартакиады в качестве идеально вышколенной массовки. Все движения были отточены до полного автоматизма.
После короткого завтрака следовали плановые учебные занятия, на которых у нас появлялась возможность тупо посидеть, вытянув уставшие ноги и попытаться немного расслабить «забитые» мышцы. Однако на переменах все передвижения между учебными корпусами осуществлялись исключительно бегом.
По завершению занятий, второкурсников ожидала очередная беготня по училищу в приличном темпе в районе трех тысяч метров.
Прибежали на финиш, «пулей» на обед. Естественно, «бегом».
С обеда бегом на сильно укороченную самоподготовку. Полтора часа – вполне достаточно и опять выход на старт.
Как выяснилось на 2-м курсе, учеба – в военном училище далеко не самое важное! «Наука побеждать» плавно отходила на второй план, уступая главенствующее место вездесущему спорту.
Всем курсантам надлежало постоянно висеть на перекладине и бегать, бегать, бегать.
– На носу всеармейский спортивный смотр, понимать надо!
Даже на сон грядущий вместо неспешной вечерней прогулки на свежем воздухе, нас ждала очередная «трешка» вокруг училища.
–  Быстрей прибежите, раньше спать ляжете!
И такой конно-ипподромный режим сохранялся на территории училища ВВС в течение трех  месяцев до самого момента приезда комиссии из Москвы.
Стоит отдать должное, несмотря на свой возраст, полковник Миллер бегал наравне с нами. Папаша Мюллер бегал, впрочем, в легоньких кроссовочках, а после работы шел домой отдыхать. А мы тащили всевозможные наряды, караулы, хозяйственные, погрузо-разгрузочные работы, всю внутреннюю и внешнюю службу, которую никто не отменял. Опять же, питание тоже, несомненно, разное. У него – нормальная высококалорийная пища, а у нас отвратный бигус.
Непомерные нагрузки, возложенные папашей Мюллером на молодые организмы, истощенные после суровой уральской зимы и длительной «диеты», не все ребята восприняли адекватно.
Мы не успевали полноценно восстанавливаться после ежедневных изнуряющих тренировок и как следствие этого, начались проблемы.
У некоторых ребят проявилось варикозное расширение вен на ногах и в области гениталий. Причем настолько серьезно, что кое-кому из парней пришлось в срочном порядке отменять давно запланированные свадьбы и ложиться в госпиталь для проведения операции на непомерно раздутых венах.
Согласитесь, в возрасте девятнадцать-двадцать лет «не есть хорошо» попасть под скальпель хирурга. Тем более, что в перспективе для курсантов ВВС маячила реальная летная работа и состояние личного здоровья выходило на передний план.
А сколько было пролито девичьих слез из-за отмененных свадеб, мама не горюй?! Этими горькими слезами можно легко наполнить наш училищный пруд у КПП до самых краев и еще хватит бы на приличный ручеек.
Кто посчитал сколько ребят испытали шок от своей неожиданной мужской несостоятельности?! Сколько курсантов запаниковало и пришло в отчаяние, обнаружив, что хорошо знакомое с раннего детства содержимое собственной мошонки катастрофически увеличивается до неприлично-огромных размеров?! Много, ой много ребят недоуменно выпучивали глаза, хаотично ощупывая непредвиденное «богатства». Испытав жгучий стыд, панический страх и неприятные болевые ощущения, ребята медленно шли сдаваться на милость дежурного врача. Почему медленно?! А потому что каждый шаг отдавался нестерпимой болью в опухших до неприличия яйцах. 
Представьте себе, как страшно становиться молодому парню, когда безотказный и работоспособный «боец» грустно висит в постоянном положении «на пол шестого» и годится только для оправления естественных надобностей и не более того?! И весь этот ужас в какие-то девятнадцать-двадцать лет?! Конец жизни!
Одно радует, что после беглого осмотра в училищной медсанчасти выяснялось, что эта  беда все же поправима достаточно несложным операционным вмешательством. Под скальпель хирурга укладываться надо. М-де, приехали. А ради чего?
Лично я неоднократно просыпался посреди ночи с криком от страшной боли, когда жестокая судорога цепко хватала мои икроножные мышцы. Хаотично растирая окаменевшие ноги, я часто видел, как на соседних койках ребята с приглушенным стоном пытаются подавить неожиданный приступ мышечной судороги. И таких, как я, было немало. Судороги икроножных мышц было наименьшим злом, от которого страдали многие курсанты.
Но полковника Миллера подобные мелочи жизни не интересовали. Он выполнял категорический приказ генерала о поголовной подготовке курсантов училища ВВС до 90% перворазрядников. Генералу вынь да положи солидный результат для победоносных докладов в ВУЗ ВВС и верный Миллер дрючил нас и в хвост и в гриву  ежечасно. Работоспособность у «папаши» была просто бешеная. С потенцией у спортивного полковника тоже был полный порядок, на зависть некоторым. Его варикоз не беспокоил.
Абсолютная власть мобилизует, знаете ли. А так же придает дополнительные силы. Открывает «второе дыхание» и все такое… И «старина Мюллер» всячески старался оправдать оказанное ему высокое доверие. Пятьдесят два года в активе, однако. А послужить Родине верой и правдой еще некоторое количество лет, ой, как хочется. Поэтому полковник Миллер через наш пот, кровавые мозоли, ночные судороги и варикозное расширение вен, доказывал всесильному генералу свою незаменимость. Доказывал любой ценой. Ценой нашего здоровья.
На время работы архиважной комиссии из Москвы, в нашем училище повсеместно практиковались массовые подставы. Допустим, кто-то из ребят отлично бегал стометровку и полосу препятствия, показывая взрывную скорость и феноменальные результаты. В результате, эти курсанты носились на «любимых» дистанциях до полного изнеможения, выступая за себя и многократно за «того парня».
Стандартная дистанция в сто метров после контрольного замера эталонной рулеткой, привезенной проверяющими ревизорами из Москвы, за одну ночь чудесным образом сократилась на добрый десяток метров. Причем с асфальта виртуозно была смыта белая краска и нанесена новая разметка. Дерзкая операция проводилась под личным руководством «папаши Мюллера» пока драгоценные московские гости расслаблялись в уютной училищной бане после утомительной дороги из далекой столицы нашей Родины в уральскую глухомань.
Повсеместно переклеивались фотографии потенциально перспективных курсантов на «Военные билеты» безнадежных аутсайдеров. Тут и там ребята переодевали форму и менялись стартовыми номерами. Частенько бывало, что быстроногий скороход только пересек финишную линию, показав очень приличный результат, а его уже выставляют бежать под чужой фамилией и за другую роту.
Курсанты бегали даже за некоторых офицеров с их удостоверениями личности. Смешно смотреть на восемнадцатилетнего «майора» с короткой стрижкой, тоненькой шейкой и оттопыренными ушами. Но и явные подставы проходили достаточно гладко, ибо неподкупные  проверяющие из Москвы находились в состоянии постоянной «кондиции» и смотрели на окружающий мир осоловевшим взглядом и под углом в сорок градусов к горизонту.
На дистанциях в три тысячи метров и на марш-бросках с полной боевой выкладкой на «старте» полуофициально выставляли ведра с глюкозой. «Ешь не хочу!» Кое-кому из желающих ребят, обязательно присутствующие на подобных соревнованиях медработники украдкой давали глотнуть весьма стоящую настойку «Пантакрин» и прочие безобидные но весьма эффективные стимуляторы.
Загодя перед выходом на «старт», курсанты массово сдирали металлические подковки со своих тяжеленных сапог. Вырезали внутреннее содержимое кожаной подкладки голенища. Радикально облегчали обувь, вплоть до подрезания самого голенища сапога на пару сантиметров, доводя его размер до минимально-приемлемого состояния на манер миниатюрных десантных сапожек. Особым спросом пользовались офицерские хромовые сапоги.
На марш-броске по пересеченной местности с боевой выкладкой и оружием, особо одаренные ухари из курсантской братии умудрялись вытащить из своего АК-74 затворную раму с бойком и прочую требуху, максимально облегчая персональный автомат. Сколько было изувечено противогазов, вообще не поддается исчислению. Как бы не все 100%.
Наши строгие отцы-командиры как будто массово ослепли. Они демонстративно не замечали наши незамысловатые уловки. Оно и понятно, «Победа любой ценой!»
И никого не интересовало, что показав фантастические результаты на «Финише» поголовное большинство «рекордсменов» активно блевало желчью в ближайших кустах. Это мелочи! Побочный эффект.
Короче, все средства хороши. Главное – результат. А результаты были просто потрясающие. Фактически каждый из нас стал перворазрядником. Второразрядников можно было посчитать на пальцах.
Получивших варикоз, растяжение паховых колец, разрывы менисков и подвывихи сутавов никто не считал. И правильно. Зачем омрачать победу?!

60. Один за всех

Наконец все закончилось. Офигевшая от лавины невиданных результатов, строгая комиссия после очередного грандиозного и обильного принялась корректировать оценочные ведомости. Неподкупные ревизоры подчистили мировые рекорды планетарного масштаба, легко перекрытые подавляющим большинством наших курсантов. После прощального посещения училищной бани, скрупулезно подсчитав среднее арифметическое число потенциальных олимпийских  чемпионов, московские гости благополучно убрались восвояси.
Мы же приготовились прилично расслабиться и услышать законные слова благодарности со стороны командования училища. А возможно, получить пару дополнительных суток к отпуску! Почему бы и нет?! Заслужили! Пара суток в летнем отпуске никогда не бывают лишними.
Но не тут то было. Как говорится: «Держи карман шире! Все поощрения выдаются сжатым воздухом. На процедуру награждения приходить со своими баллонами!»
Полковник Миллер вышел перед строем нашей легендарной 4-й роты, внесшей достойную лепту в грандиозные спортивные достижения минувшего «Общеармейского смотра». Нахлобучив фуражку на самые брови, «папаша Мюллер»  вкрадчиво объявил о проведении планового экзамена по физической подготовке.
*здец, приехали! От факта вопиющей несправедливости личный состав роты возмущенно загалдел. Повсеместно раздался рокот законного возмущения, переходящий в неконтролируемый рев.
– Не, в натуре! За что боролись? Где справедливость? Столько пацанов на варикоз раскрутилось. Про ночные судороги вообще молчим. А ради чего? Офигеть! Как за ожиревших офицеров по полосе препятствий скакать, так все нормально будет. А чтобы наши чемпионские результаты и олимпийские рекорды в оценочные ведомости за полугодие тупо перенести, чтобы освободить измотанных курсантов, прославивших родное училище, от никому ненужного экзамена, так хренушки вам, дорогие детишечки?! Так что ли? Ничего себе раскладец! Где справедливость? Какой, в ср*у, экзамен?! Мы же выложились донельзя, еле ноги таскаем…
Полковник Миллер пару минут слушал все нарастающий гул праведного возмущения, затем лукаво улыбнулся и выдал следующее.
– Чего разгалделись, как стая ворон с училищной свалки. Вы не хуже меня знаете, что все ваши чемпионские результаты  сплошная липа, которая годится только для дутых отчетов московским бездельникам. А меня интересует истинное положение дел с вашим тщедушным физическим состоянием. Хрен с вами, предлагаю сделку! Мне пятьдесят два года и я делаю на перекладине тридцать подъемов переворотом. Учитывая поправку на мой преклонный возраст, вы должны делать это упражнение в районе шестидесяти раз. Но я буду великодушен. Нужен доброволец. Если он сделает хотя бы пятьдесят два подъема переворотом, я засчитаю эфемерные результаты на позорном спортивном смотре за плановый экзамен. А если  шестьдесят повторения, я поставлю ему пять баллов по «Физо» за год. Если выдающийся индивидуум сподобится выполнить более восьмидесяти повторений, я поставлю ему пятерку за весь период обучения. Вплоть до выпуска из училища. Ну?! Желающие ест? Или все настолько убогие, что пупки могут развязаться и очко треснет… Чего притихли?! Смелые есть?
– Есть!
Из строя 44-го отделения вышел курсант Василий Рожнев. Это был ничем неприметный парнишка из Белоруссии. Худенький, небольшого ростика, но с хорошо развитой мускулатурой.
«Грюпенфюрер Мюллер» скептически посмотрел на Василия. Не обнаружив в телосложении белоруса ничего особенного, полковник великодушно махнул рукой.
Рота недоуменно замерла. Вася был скромным и немногословным парнем. Он никогда не был замечен в числе выдающихся спортсменов. Тем не менее, именно от него зависела наша жизнь и остатки потрепанного здоровья. Заново сдавать все нормативы и бегать по утомительным дистанциям, ой, как нехотелось.
Вася неспешно подошел к турнику. Расстегнул поясной ремень и снял гимнастерку. Аккуратно и обстоятельно сложил форму на лавочку у турника. Сверху положил пилотку.
Поплевав на ладони, Рожнев попытался допрыгнуть до перекладины. Но, будучи невысоким парнишкой, не сумел. Ростика не хватило. Миллер ехидно ухмыльнулся и пробурчал.
– Подсадите бойца. Геракл в миниатюрном варианте. Геморрой не заработай, вьюнош бледный.
Из строя быстренько вышли двое рослых парней и легко забросили худенького Рожнева на перекладину спортивного турника.
Вася четко зафиксировал вис «снизу» и… неожиданно ловко начал накручивать подъемы переворотом. Полковник Миллер умилительно закатил глазки и пренебрежительно поцокал языком. Толпа курсантов начала спонтанно считать вслух.
–  … Восемнадцать! Девятнадцать! Двадцать!
Курсант Рожнев старательно и красиво прописывал упражнение, четко фиксируя вис «снизу». Через некоторое время несколько удивленный папаша Мюллер начал посматривать на Василия с некоторым любопытством и скрытым интересом. А Васятка старался не столько за себя, сколько за всех нас. Честь ему и хвала!
–  …Сорок девять! Пятьдесят! Вася давай! Осталось чуть-чуть! Держись!
Полковник Миллер перестал улыбаться и прикусил язык. Предчувствуя скорое поражение, он сделал вид, что полностью потерял интерес к происходящему на перекладине.
Вася заметно устал и сильно вспотел. Густой пот блестел на его спине ровным слоем, медленно стекал в сапоги и разъедал глаза. Но стереть проклятый пот не было никакой возможности. Время от времени, Василий быстро перехватывал турник, стараясь таким образом стереть вездесущий пот со своих катастрофически слабеющих ладоней.
– …Пятьдесят два! Ура! Молоток Вася! Так его! Спасибо тебе дружище!... Пятьдесят три! Пятьдесят четыре! ….Шестьдесят! Васятка, ты супер Лови заслуженный пятак за год! Потерпи, тяни до восьмидесяти…
Тяжело переводя хриплое дыхание, Василий замер на верхней точке перекладины. Миллер болезненно поморщился.
–  Ну ладно, парень, убедил, слезай. Заработал свою честную пятерку за год. Кто бы мог подумать?! Еле-еле душа в теле… а такой цепкий и упертый. Хотя, честно говоря, я в твои годы и гораздо больше мог сделать! Подумаешь шестьдесять. Слезай, говорю… пока не надорвался. Отвечай потом за тебя.
Рожнев упрямо помотал головой. Он стал интенсивно накручивать подъемы переворотом с каким-то патологическим упорством и с удвоенной энергией. Было заметно, что уставший Вася начал активно использовать энергию пружинящей перекладины турника, помогая слабеющим мышцам силой инерции.
– … Семьдесят девять! Восемьдесят! ... Вася! Вася! Вася! ... пятерка во веки вечные!
Волосы на голове Василия полностью слиплись от едкого пота. Его галифе намокли. Курсант Рожнев все чаще и чаще менял хват руками, чтобы просушить потеющие ладони. Папаша Мюллер заметно нервничал.
– Курсант Рожнев, слезай, говорю! Грыжа вылезет… слышишь меня, упрямец?! Я приказываю…
Вася, как обезумел. Его глаза остекленели, на скулах играли желваки. Было отчетливо слышно, как скрипят его зубы. Временами Рожнев глухо постанывал от нечеловеческого напряжения. Мы заворожено считали дальше.
–  …Девяносто девять! Сто! Васька, слезай на хрен! Ну его на хуль! Сотню намотал, хватит…
Вася очень тяжело дышал. Густой пот обильно капал с кончика носа, оставляя в пыли под перекладиной влажные следы. Вены на руках упрямого белоруса страшно взбухли, напряженные мышцы выпирали каменными буграми, но Рожнев не сдавался. Мы продолжали восхищенно считать, заворожено наблюдая за щупленьким кудесником на перекладине.
–  …Сто восемнадцать! Сто девятнадцать! Сто двадцать! ... Вася! Вася! ...
Полковник Миллер раздраженно сплюнул на землю. Полковник развернулся и… неожиданно сильно ссутулившись, молча побрел в сторону кафедры «Физкультуры и спорта».
–  Сто двадцать один! Сто двадцать два! … Ёёёёёёёб твою …
Неожиданно для всех Вася сорвался с влажного турника и упал на землю. Строй роты мгновенно сломался. Ребята подхватили замученного героя на руки. Курсанты качали Рожнева, высоко подбрасывая в воздух, продолжая восторженно орать.
–  Сто двадцать два! Сто двадцать два! Сто двадцать два! …
Заметно поникший полковник Миллер шел не оглядываясь, а на училищном стадионе и ему в спину неслось громогласное:
–  Сто двадцать два! Сто двадцать два! Сто двадцать два! …

61. На распутье

Ура! Свершилось! Столкнули летнюю сессию без потерь, заходов на второй круг, аккордных работ и прочих незапланированных тормозов. Срочно линяем из обрыдлых стен любимой казармы в заслуженный и выстраданный отпуск. Едем подальше от прочных ворот родного КПП и колючей проволоки. Отдохнем от вездесущих отцов-командиров. Занудливых и придирчивых, но, местами, душевных  и заботливых. Подольше бы их всех не видеть.
Первый летний отпуск! Слова-то какие приятные! Тем более, целых тридцать суток. Это же целая вечность!
Делай что хочешь, твори чего душе угодно! Эх, свобода! Куда поехать? К кому податься? География страны впечатляет. На глобус посмотришь и благоговейная оторопь берет. Велика страна, широка!. Только дума непростая кручинит добра молодца: «Куда же все-таки лыжи свои навострить?»
Ограничений нет! Вот глаза в разные стороны и разбегаются. Честно говоря, свои кости можно кинуть в любую точку на карте СССР. Ребята со всех закоулков необъятной Родины в училище понаехали. Все будут несказанно рады дорогого сокурсника приютить и потрясающий отдых для него замастрячить.
Прямо как в сказке! Стоишь а-ля-Иван-дурак в глубоком раздумье у путевого камня на дорожном распутье. Хочешь в золотую Бухару? Пожалуйста. На потрясающую Камчатку? Не вопрос. В Ленинград, Львов, Минск, Керч, Батуми, Баку, Измаил, Поти, Салехард, Астрахань, Черкассы, Белую Церковь, Одессу, Ейск, Душамбе, Хабаровск, Мукачево, Витебск, Уссурийск?! Да куда угодно! На Черное море, Азовское, Каспийское, на озеро Иссык-Куль, на Байкал?  Нет проблем! Везде есть знакомые. Везде тебя примут.
От таких потенциально нереализованных возможностей, аж «в зобу дыханье сперло». Ну почему отпуск такой короткий?! Всего-то какие-то жалкие тридцать суток.
Лелик Пономарев в категоричной форме прервал мои терзания. Оторвав меня от настенной карты СССР, он авторитетно заявил:
–  Нечего думать, курс на запад. Едем ко мне в Киев. Киев  –  это мать (или отец, точно не помню) городов русских. Две с половиной тысячи лет – аргумент?! Вокруг красотища неимоверная. Роскошные парки, дубы, каштаны, Лавра, Крещатик, набережная Днепра на выходе из подъезда. Люди хлебосольные, бухла море!  Девчонки –  отпад полный, одна красивее другой! Если не женишься на второй день, я тебе ящик шампанского поставлю и «киевский» торт сверху. Именно в Киеве ты обязательно пожалеешь, а я уже давно пожалел, что мы не мусульмане и гарем нам никак не светит.
Лелик мечтательно закатил свои антрацитовые глаза. Энергично тряхнув густой иссиня-черной, как смоль, шевелюрой, Пономарев с удвоенной настойчивостью продолжил рекламировать город Киев.
–  Под Киевом дача в шикарном месте. Природа фантастическая, экология! Чернобыль не в счет! Поверь на слово, после Чернобыля… осталось только то, что надо. Горилка натуральная, закуска обильная. Едем ко мне. Однозначно! Кстати, Витя Копыто тоже едет. Заодно поможешь мне этого индивидуума из всякого дерьма вытаскивать. Он же любит свой нос «сувать куда неследоват». Сань, не смотри на меня так. Не надо. Я не переношу, когда ты так смотришь. Не бросай меня, а!
Услышав про символический довесочек в виде попутного «туриста» Вити Копыто, я сразу начал терзаться сомнениями. Ехать в Киев как-то расхотелось. В военном училище отпуск, в принципе, и дается именно для того, чтобы можно было спокойно отдохнуть от крендебубелей таких замечательных товариСТЧей, как Витя Копыто.
С одной стороны, любопытно посмотреть на «ходячее происшествие» в пространстве, свободном от колючей проволоки. Но с другой стороны, быть постоянно в тонусе, дабы опекать это дитя неразумное от гарантированных приключений, не очень-то  улыбается. Это уже не отдых, а выездной филиал нашей казармы. Караул сопровождения какой-то. Только без оружия.

62. Хлебосольное изобилие

Не могу точно сказать, что именно сыграло решающую роль в выборе места проведения летнего отпуска. Возможно, что любопытство. А может, отчаянно жалостливые глаза Лелика пересилили остатки здравого смысла и инстинкт самосохранения?! Но мы полетели в стольный град Киев.
Описывать украинское хлебосольство и радушное гостеприимство не имеет никакого смысла. Оно генетически прошито на межклеточном уровне. Причем, поголовно у всех жизнерадостных жителей славной Хохляндии.
Нас поили и кормили так, будто сразу после отпуска хотели сдать на живодерню с единственной целью –  всю зиму наслаждаться огромными запасами нашего нежного и толстого сала. Кормили тупо «на убой», «на перспективу». Все воспоминания о Киеве в той или иной мере связаны с бесконечной чередой постоянного поглощения огромного количества всевозможных продуктов исключительного  вкусна и разнообразия.
Отвыкшие от обильной и жирной пищи, усохшие курсантские желудки с трудом вмещали в себя изыски украинской кухни. Чтобы усвоить скромный киевский завтрак из семи блюд, аскетичному в своей непритязательности армейскому организму приходилось мобилизовать все внутренние резервы. Тройная порция уральских пельменей из легендарной «Минутки» оказалась символическим перекусом и не более того.
Все близкие, дальние, очень дальние родственники и совсем не родственники Лелика, а так же соседи и просто многочисленные знакомые буквально рвали нас на части с одним единственным желанием  накормить побольше и повкуснее трех заморенных худышек. В их понимании, фактически, военных сироток. Не взирая на то, что наши габаритные параметры были в районе 185– 190 см. роста и 80-90 кг. живого веса у каждого.
Витя Копыто не в счет. Его «бараний» вес был где-то 65-68 кг. Короче, Витя напоминал ходячее пособие по анатомии для наглядного изучения строения скелета homo sapiens’a. Глядя на выпирающий кадык и торчащие ребра, пышнотелые хохлушки накрывали шикарные столы с удвоенным рвением.
В разумении киевлян мы были непростительно худы. Более-менее солидный мужчина на Украине начинается от 120 кг. Поэтому нас усиленно подгоняли под общепринятый стандарт.
При столь напряженном режиме питания мы начинали добровольно кушать сразу же, как только чуть притуплялось чувство стойкого отвращения к пище. Чувство сытости не исчезало никогда.. Под напором обильной диеты, напоминающей непрерывное обжорство, наши пищеварительные системы дали устойчивый сбой, периодически переходящий в лавинообразную катастрофу.
Не будем греха таить, у нас началось постоянное, неконтролируемое и неприлично обильное газообразование. В медицинских кругах это постыдное явление называется красивым словом «метеоризм». Но, что поразительно, к космическому пространству этот самый метеоризм не имеет никакого отношения. Нас просто тупо пучило. Причем, пучило конкретно. Внутри что-то бурлило и громко булькало.
  Совершенно неожиданно для самих себя, мы стали гарантированным источником неимоверно-большого количества метана и сероводорода. Периодически срывая анальные клапаны, гремучая смесь газов абсолютно независимо от нашего желания, более того,  вопреки  всем нашим усилиям, с громким выхлопом вырывалась наружу.
Жаль, в то время не было «Газпрома». Наша славная троица составила бы ему жесткую конкуренцию. И неминуемо привела бы к банкротству и планомерному разорению, а мировой газовый рынок - к падению цен на газовый носитель энергии. Без преувеличения, нашу компашку можно было использовать в качестве альтернативного источника газообразного топлива и смело подключать к существующему газопроводу «Уренгой-Помора-Ужгород». Золотовалютные запасы страны только бы множились и прилично прирастали.
Кстати, проблема глобального потепления климата из-за критического избытка метана в верхних слоях атмосферы, в полный рост заявила о себе не в конце ли 80-х годов прошлого века? М-да, вопросец! Может знаменитый «Киотский договор» надо было еще тогда в Киеве подписывать? Назывался бы «Киевский договор», а не «Киотский». Кто знает?!
 Будучи частично воспитанными юношами, то есть с остатками домашнего воспитания, мы старательно сдерживали рвущиеся наружу «эмоции». Мы стойко терпели и постоянно бегали в туалет, чтобы не нарушать покой гостеприимных киевлян.
Так как газообразование было непрерывным, то и в туалет мы бегали очень часто, нетерпеливо подгоняя друг друга. Со стороны наше хаотичное мельтешение в полной мере создавало иллюзию спонтанно движущихся тел или наглядную модель теплового Броуновского движения из курса физики за пятый класс средней школы.

63. Газированные танцы

Родители Лелика уехали на дачу, оставив квартиру в наше полное распоряжение. Загуляв по вечернему Киеву, мы свернули с набережной Днепра и зашли в подъезд дома, где жил Лелик. Поднявшись на третий этаж, мы с Витей Копыто немного потолкались и подурачились на лестничной площадке, пока Лелик отпирал квартиру.  Как только дверь гостеприимно распахнулась, расталкивая друг друга, все бросились наперегонки…. Куда? Естественно, в туалет!
Лелик оказался быстрее, ловчее и опытней. Он знал в своей квартире более короткий путь и финал забега был предрешен. Лелик на правах победителя кросса по пересеченной местности в коридорах киевской трешки, заперся в персональном кабинете раньше, чем мы успели снять обувь. Нам с Витькой осталось терпеливо ожидать своей очереди.
Дабы не терять время зря и скоротать вынужденное ожидание,  продолжая весело толкаться, мы заскочили в комнату Лелика. Не включая свет, на ощупь запустили магнитофон, который сразу же выдал замечательную композицию Виктора Цоя «Война».
Так как в наших венах протекал коктейль из смеси дурной молодецкой кровушки и высококачественной украинской горилки примерно в равных пропорциях, то заведенные забойной музыкой и с хорошим настроением, мы начали прыгать по комнате, как два барана. При этом в два горла старательно подпевали популярной группе.
– Воооййййй-наааааа!!!!! Меееееж-дуууууу зеееееем-лёёёёёй и неееее-боом!!!! Вой-нааааа-аааАааа!!!!!
Мы дружно орали и скакали по темной комнате, рискуя врубиться друг в друга или в мебель. От физических упражнений организм Копыто переполнился и его клапан вышибло. Витька оглушительно выпустил в атмосферу огромную порцию метана, скопившуюся в его кишечнике.
– Ба-бах!
Напуганный неожиданным грохотом, я инстинктивно присел, уклоняясь от «пролетающего снаряда». Было очень похоже на выстрел из РПГ-7 (ручной противотанковый гранатомет). Мгновенно перестав радоваться жизни, я подлетел к окну в смутной надежде глотнуть порцию свежего воздуха. Пока я в полумраке комнаты наощупь сдвигал шторы, тюль, переставлял цветы и отчаянно боролся со шпингалетами на окне, Витя продолжал как ни в чем не бывало носиться и прыгать по комнате, истошно фальшивя и подвывая тезке Цою.
- Вооойййй-наааа, меееееж-дууууу зееееееммл-лёёёёёййй и нееееееее-бом, воооооооййй-наааааааа.
- Тратататата-тататататата! Быдых-быдых! Татататата-та-та-та-тратарарара!  Ууууух! УУух! Ба-бах!  подпевал Виктору разным голосам, чаще всего, басом, его безотказно работящий  «клапан».  Шутки-шутками, но не зная ни пауз, ни продыху, Копыто активно извергал в замкнутое пространство комнаты новые умопомрачительные порции отравляющих веществ.
 Задыхаясь, я наконец-то справился со шпингалетом. Распахнув настежь окно, начал жадно пить свежий воздух, который легким ласковым ветерком приносило с ночного Днепра. Копыто тем временем разошелся не на шутку. Он схватил футболку Лелика, висевшую на спинке кресла и начал крутить ее над головой на манер вертолетного винта.
Этот а-ля-Карлсон запрыгал с более высокой интенсивностью. Непостижимым образом, Витя умудрялся ритмично пердеть строго в такт музыке.
– УУууУХ! Траааатататата! Та-Та! Бу-бух! Бу-БУХ! Ды-дых! Трарарататата! БыДЫХ!
Складывалось впечатление, что в квартире семейства Пономаревых идет общевойсковой бой с применением не только скорострельного стрелкового оружия, но и тяжелой артиллерии. И все это происходит на фоне активного использования боевых отравляющих веществ типа: зарин, зоман, фосген и прочей удушающей дряни. Реально теряя сознание, я еле балансировал на краю подоконника, цепляясь пальцами за трубу центрального отопления. Максимально вытянув тело и шею за пределы квартиры, я пытался втянуть в свои легкие побольше свежего воздуха.
Задирая ноги, словно солистка кордебалета, Витя прыгал в импровизированном танце и активно махал футболкой Лелика, стараясь равномерно разогнать щедро изрыгаемые зловонные облака по всей комнате… Картина маслом, я плакалЪ! Это надо было видеть. Хорошо, что Лелик находился в туалете и не знал, что именно вытворяет его дорогой гость Витенька с футболкой добродушного и гостеприимного хозяина. Тем не менее, здоровье и сама жизнь Вити Копыто находились под реальной угрозой: Лелик добрый, но сильный парень с очень внушительными по размеру кулаками…
Неожиданно в комнате включился свет. Это Лелик наконец-то расстался с керамическим другом. Первое, что мы увидели… была загорелая девушка с иссиня-черной гривой роскошных волос, которая сидела глубоко вжавшись в кресло. Подобрав под себя ноги, она смотрела на нас огромными серо-зелеными глазами с нескрываемым испугом.
Удивленно приподняв одну бровь, Лелик расплылся в добродушной улыбке. Он выключил орущий «благим матом» магнитофон и повернулся к девушке.
–  О, Ленка, привет! Ты все время была здесь? Каким ветром? Встречным или попутным? А чего не дома, не рядом с любимым мужем? И как только Валентин такую кралю отпустил?! Он же сейчас все телефоны оборвет!
Посмотрев в нашу сторону, Лелик развел руки в разные стороны и  продолжил.
– Парни, знакомьтесь, это моя старшая сестра Лена. Я вам о ней уже рассказывал. Приятная особа во всех отношениях. Умница, красавица! А готовит как?! Но уже замужем, так что закатайте губки. Забрали дивчину, буквально, с руками оторвали. Повезло парню. Была Пономарева, стала Милославская. Эх, Ленка-Ленка, у тебя подруга есть? Вот чтобы такая же, как ты, но лет на пять моложе.
Лена заметно смутилась от такой рекламы. На ее смуглых щечках под ровным загаром явно проступил румянец. Лелик картинно испугался.
– Молчу, молчу, второй такой кралечки нет и не будет. Господи! Ну почему я – твой брат?! Ленка! Женился бы, не глядя! Да ладно, шучу. Короче, парни, знакомьтесь. Потом будете всем рассказывать, какую красоту собственными глазами видели. Ведь не поверит никто.
От крайней степени смущения я реально чуть не выпал из окна. С ужасом представляя, что это милейшее существо стало невольной свидетельницей не слишком приличного загула, я мгновенно протрезвел и густо покраснел. При этом лихорадочно соображая, что лучше  все же прыгнуть в окно, сгореть ярким пламенем от стыда прямо на месте или каким-то немыслимым образом найти подходящие слова.
Мой ступор был безнадежный, глобальный и качественный. Мозг ушел в длительную перезагрузку. Лена была, действительно, фантастически хороша. Глаз не оторвать!
Мысленно проклиная вонючего скунса Копыто, я жалко улыбнулся. Стараясь не смотреть в бездонные, как украинская ночь, глаза обворожительной Лены, многократно запинаясь и позорно заикаясь, представился.
– Ссссссссса-а………шшшшшшшша.
Приняв мое волнение за естественный шок от сногсшибательного вида неземной красоты, Лелик щедро прокомментировал мое скромное и целомудренное представление.
– Александр – сама галантность и воспитанность, признанный стихоплет и дамский угодник. Большая половина из любовных признаний курсачей  нашей роты писана этим застенчивым громилой. Не смотри, что он подпирает головой потолок и плечами закрывает окно. Где-то там глубоко в душе, Санька  ранимое и нежное создание с трепетным сердцем и весьма приличным воспитанием. Которое не смогли вытравить ни хамоватые отцы-командиры, ни длительное пребывание в отвратных стенах, по сути, циничного военного училища. Однако прошу заметить, альма-матер мы искренне любим... Кстати, поздравление в стихах, что ты получила на годовщину свадьбы… от которого восторженно визжала, а потом показывала всем и каждому –  его работа. Можешь сказать спасибо.
Лена как-то недоверчиво и скептически посмотрела на меня и не совсем убедительно выдавила:
– Верю. При-ят-но. Спасибо.
Под пренебрежительно-укоризненным взглядом черноволосой богини я готов был немедленно выброситься в открытое окно. Но третий этаж, согласитесь: ни туда, ни сюда. С жизнью не покончишь, а будешь только глупо выглядеть. Я реально ощущал, что мои щеки и уши горят ярким пламенем стыда.
– Ну, а это Витя.
Лелик бросил взгляд на сильно ссутулившегося Копыто, который был неожиданно тих, несказанно смущен и подозрительно задумчив.
Было заметно, что от позорного и скоропостижного бегства Витю останавливало лишь то, что сумка с его вещами, деньгами и документами валялась неизвестно где. А бежать в киевскую ночь налегке и без копейки – безрассудно.
Да и сестра у Лелика оказалась, мягко говоря, редкой красоты. От такой девушки не бегают. За ней бежать надо!
Сделав паузу, Лелик попытался вспомнить какое-нибудь яркое его достоинство. Недолго подумав, он произнес.
- Короче, это Витя! Просто, Витя… Витя из Пилопедрищенска. Это типа город такой. Очень известный город... в узких кругах.
Витя Копыто тем временем тоже был, мягко говоря, не в своей тарелке. Он задумчиво теребил футболку Лелика, которой еще пару минут назад старательно разгонял облака сероводорода.
Густо покраснев и упирая в пол вечно выпученные глаза «испуганного ребенка», Витя тихо промямлил.
– Витя. Копыто. Витя Копыто. Из Пилопедрищенска. Витя Копыто из Пилопедрищенска. Добрый вечер… то есть доброй ночи…
Непроизвольно морща свой аккуратный носик, Лена вежливо представилась,
– Лена, очень … очень… приятно.
Переведя колдовской взгляд серо-зеленых глаз на брата. Лена продожила.
–  вам поесть приготовила. Мама с дачи звонила. Просила присмотреть, чтобы не голодали. Прихожу, а дома никого нет...
– Это я ребятам вечерний Киев показывал. Всем каштаны очень понравились… и Днепр тоже.
– Я наварила вам тут всего… и решила дождаться, чтобы рассказать что, где приготовлено. И проследить заодно, чтобы поужинали. А то еще похудеете, вот будет неудобно. Позвонила домой Валентину, чтобы не беспокоился… и задремала… вот.
Безумно красивая Лена очень смущалась и старательно подбирала слова. Мы же с Витькой всячески старались не смотреть на нее. Попутно я умудрялся незаметно подмахивать шторой в слабой надежде обеспечить более интенсивную циркуляцию свежего воздуха с ночного Днепра в комнату, насквозь пропахшую метаном и сероводородом.
Наконец Лелик тоже принюхался. Он брезгливо скривился и с нескрываемой укоризной посмотрел на меня. Вцепившись в штору мертвой хваткой, я скорчил невинную рожу и отрицательно замотал головой. Тогда киевлянин понимающе посмотрел на съежившегося и смущенного Копыто. Продолжая непроизвольно и судорожно комкать в руках многострадальную футболку, Витя старательно избегал прямого взгляда.
Лелик отобрал у Витьки свою футболку и с вежливой улыбкой предложил переместиться на кухню.
– А не пора ли поужинать? Или пополуночничать? Отдадим должное кулинарному мастерству моей сестрицы!
Галантно пропустив даму вперед, не столько из врожденной вежливости, сколько из жгучего желания оценить ее идеально точеную фигурку, мы двинулись следом. Восторженно глядя на стройные ножки Лены, Витя Копыто прошептал:
– Лелик, это та самая Лена, которая на голом жеребце каталась?!
Не задумываясь и не колеблясь, Лелик влепил футболкой по сутулой спине Копыто и многообещающе прошипел.
– Еще одно слово, вонючка, и я утоплю тебя в Днепре! Благо, идти недалеко,  только из парадного выйти. Это она. Прикуси свой длинный язык, а то я из него холодец сделаю и тебе же скормлю. Фу, блин! Майку мне испоганил, скунс смердячий, теперь хрен отстираешь. На! Дарю! Только не вздумай здесь одевать, она на молекулярном уровне провоняла. Что ты жрал, троглодит пилопедрищенский?
– То же, что и вы с Сашкой. Только у меня желудок слабый. Не привык в таких количествах жирный харч трескать.
– Ага, рассказывай! В училище только и хомячишь непереставая. Так! Про ночные скачки не слова, придушу! Лена – утонченная натура, в отличие от тебя, говнюк!
Несмотря на все накладки, полуночный ужин прошел замечательно. Лена оказалась мировой девчонкой с чувством юмора, врожденным чувством такта и заразительным смехом. Сковывающая нас неловкость постепенно развеялась.
Просидев за столом на кухне до самого утра, мы весело провели время в приятной беседе, густо сдобренной рассказами из жизни безбашенной курсантской братии. Лена была замечательной собеседницей. Уже под самое утро Лена доверительно рассказала все обстоятельства незабываемого ночного путешествия на спине у голого незнакомца. Мы театрально охали и ахали, делая удивленный вид, что слушаем эту историю в первый раз.
За обеденным столом в присутствии дамы мы вели себя исключительно показательно вежливо. Витя Копыто настойчиво попросил столовый нож. Но, не умея им пользоваться, беспомощно елозил тупой стороной по огромному куску мяса, божественно приготовленному сестрой Лелика.
Витя очень старался произвести хорошее впечатления на красивую смуглянку: не чавкать и не разговаривать с полным ртом. Но его хватило, максимум, минут на пять. Вскоре забыв про конфуз, Копыто громогласно ржал во все горло, не давая спать соседям…
Весело проболтав всю ночь, уже утром мы позвонили Валентину, мужу Елены и горячо поблагодарили за проявленную заботу о несчастных курсантах со стороны его прелестной жены Лены.
Расставались с сестрой Лелика неохотно. Витя долго не выпускал ее изящные ручки из своих ладоней. Щедро обслюнявив все пальцы в неумелых, но старательно галантных поцелуях, Копыто смотрел на Лену трогательно грустными глазами бездомного щенка. Лишь после незаметного для Лены дружеского пинка со стороны Лелика и моей увесистой добавки, страдающий Витя завершил неприлично затянувшуюся процедуру прощания.
Киевская красавица целомудренно чмокнула каждого из нас в щечку. Сверкнув серо-зелеными гдазами и приветливо помахав рукой на прощанье, она грациозно запрыгнула на подножку отъезжающего троллейбуса. Ах, как повезло Лелику с сестрой! Обалдеть, какая красота!
Как только троллейбус скрылся за поворотом, Лелик посмотрел на нас, глубоко вздохнул и тоскливо промолвил.
– Как думаете, вонища в квартире выветрилась? Когда утром в комнату заглянул, там даже цветы завяли.
Витя Копыто обиженно надул губы, комично выпучил глаза и смешно зашепелявил.
– Ясен пень, давно. Всю ночь окно было открыто. К тому же я отлучался время от времени и пахучей водой на стены и на палас брызгал. Эта вода должна была весь запах перебить. Флакон большой такой…
Заметно почернев лицом, Лелик обхватил голову руками.
– Витя, ты какой водой на палас брызгал?
– Какой? Какой?! Стояла там… на столике. Хрен его знает, не по-нашему написано. «Водант» какая-то! Я еще удивился, что за «вода» такая… Вроде вода, а пахнет. И флакон такой красивый… из темного стекла. Весь вылил… «вода» же…
– Витя!!! Это не «Водант» какая-то! Это настоящий французский одеколон «Богарт» (Bogart), твою мать! Мне его любимая девушка подарила! Я его берегу только для нее и …. Я тебя…. Сашка, держи меня срочно…

64. Кислородное отравление

Летний отпуск в Киеве проходил исключительно весело и беззаботно, несмотря на все титанические усилия Витьки Копыто, который задался целью радикально его испоганить. Находясь в творческом образе, Витя регулярно нас позорил, с патологическим упорством попадая в неприглядные ситуации. Одна сцена ночных танцев чего стоит?! До сих пор стыдно вспоминать.
Ради справедливости стоит отметить, что у курсанта, выпущенного за пределы колючей проволоки, любой отпуск всегда проходит весело и беззаботно. Мы ели и спали. Спали и пили. Пили и гуляли. Отрывались и чудили как могли. Все было восхитительно. В релаксирующих телах и умиротворенных душах прочно поселилось ощущение восторженного счастья. И никак иначе.
Тем более, условия для этого были самые подходящие. В нашем безраздельном распоряжении находилась уютная трехкомнатная квартира родителей Лелика, которые благоразумно эвакуировались на дачу. И это правильно! Во-первых –  чтобы не мешать нам наслаждаться долгожданной, но такой кратковременной свободой и вседозволенностью. А во-вторых - чтобы не видеть того бардака, что мы ежедневно устраивали.
Просторная квартира находилась на Березняковской улице, фактически, у самой набережной величественного Днепра, откуда открывался впечатляющий вид на грандиозный памятник Родине-матери. Красота!
Каждый день мы ходили купаться на Днепр. Одеваться было лень. Откровенно наплевав на всякие условности, прямо в плавках и тапочках, с полотенцами на плече, мы выходили из поздъезда не взирая на то, что находимся почти в центре столицы Украины. Для похода на пляж было достаточно пересечь оживленную дорогу.
Надо было видеть глаза водителей многочисленных автомобилей, которые с нескрываемым удивлением наблюдали троицу крепких ребят, дефилирующих пешеходному переходу.
Изредка забегала Лена. Наготовив много вкусной еды, она оставалась недолго посидеть, попить кофе, весело потрепаться и проследить, чтобы мы, не дай Бог, ненароком не похудели. Ее короткие, но долгожданные и приятные визиты давали нам с Копыто новую пищу для неприкрытой зависти к Лелику.
– Лёлька, как же тебе повезло с сестрой! И за что тебе такое счастье? И почему Лена старше Лелика, а не младше… или, хотя бы одногодка?! И почему Лена уже замужем?! Не могла нас подождать? Почему такая несправедливость?
Как-то с дачи позвонил Владимир Николаевич,  отец Лелика, и в настойчиво-категоричной форме пригласил посетить родовое гнездо семьи Пономаревых. Тоном, не терпящим возражения, он добродушно выманивал нас из города на природу.
– Парни, срочно бросайте этот пыльный душный город и дуйте в деревню. Здесь обалденно чистый воздух! Птички поют, коровки мычат, навозом пахнет. Красотища, словами не передать! Богатое звездное небо. Ночью тишина такая, аж в ушах звенит. Только сверчки трещат и светлячки летают! Баба Галя –  бабушка Лелика, вас заждалась. Вареников с вишней и творогом налепила триста сорок штук, в ледник положила. Борщец знатный в печке томится. Густой, аж ложка стоит и мясо в чугунок не помещается. Сметанка такая, что из банки не выливается. Желтая! Ребятки, вы у себя в училище видели желтую сметану? Бабуля коровку подоила, сливки отстаивает. Горилку свою фирменную приготовила, баньку натопила. А девки?! Уууу! Какие здесь девки! Мне бы лет двадцать-тридцать с горы, я бы ух! Какие девчата! Кровь с молоком! Смугляночки черноокие, губки сочные, кожа бархатная, косы ниже пояса в руку толщиной. Все свои глаза карие на дорогу проглядели, вас высматривают. По двадцать раз на день заглядывают. Все спрашивают, когда хваленые авиаторы приедут? Деточки, никакие отговорки к рассмотрению не принимаются. Бегом на автовокзал. Не подводите меня. Я обещал, что вы скоро. Выйдете с автобуса в Броварах, а я вас там на машине подхвачу. Лелик все знает, будет у вас за штурмана. Ждем!
Нищему собраться, только подпоясаться. Еще трубка телефона не успела упасть на рычаг, как мы были в пути.
Приехали. Нас встретили, довезли до места. Выгрузившись из вишневой «пятерки», мы с Витей Копыто замерли от изумления, отвесив челюсти. Красотища вокруг была неописуемая. Как на картине великих живописцев.
Перед нами простиралось уютное гостеприимное село с аккуратными домиками и ровными заборчиками. За околицей раскинулся цветущий луг, ярко пестреющий цветами и сочными травами. За лугом виднелся величественный лес с огромными древними дубами.
У нас с Копыто перехватило дыхание от чистейшего воздуха, щедро насыщенного пьянящими ароматами трав и запахами сельской кухни. Более того, у Витьки закружилась голова и неожиданно подкосились ноги. Парню реально  поплохело. Не мудрствуя лукаво, Лелик, отпустил дежурную шутку.
– Витек, у тебя кислородное отравление. Разбавь богатую смесь автомобильным выхлопом.
Под смех, шутки-прибаутки, следуя «дружескому» совету Лелика, Витя опустился на колени и страстно припал к выхлопной трубе ВАЗовской «пятерки».
Изумленный Лелик сам не ожидал столь неадекватной реакции. Он попытался оттащить Виктора от машины, но тот отбрыкивался ногами.
– Отстань! Это именно то, что надо...
Продышавшись пару минут привычным для себя «городским» воздухом, порозовевший и посвежевший Витя стал убеждать всех очевидцев данного представления, что ему реально полегчало..
Жители села, ставшие невольными свидетелями столь экстравагантной выходки «городского парубка», лишь посмеивались и живо обсуждали непривычную картину в виде стоящего «раком» белобрысого парня, который жадно втягивал отравленный воздух из выхлопной трубы машины.
Для неизбалованных современной цивилизацией сельчан совершенно неожиданно начался бесплатный цирк. А чего они хотели?! Главный клоун Витя Копыто приехал. Теперь только держись.
Оглядевшись по сторонам, мы заметили несколько весьма достойных представительниц местного женского населения. Девушки целомудренно скрывались за плетеными заборами, но бросали в нашу сторону заинтересованные взгляды, полные задорного огня и озорного любопытства.

65. Основы деревенской тактики

Из-за нашей врожденной вежливости, а также при наличии военного воспитания, более близкое знакомство с местными дамами решили отложить до вечера, на темное время суток. Пусть приготовятся получше, соскучатся и порядком истомятся в предчувствии страстной любви. Три таких подарочка приехало. ВВС! Это же «люфтваффе», понимать надо! Один Витя Копыто чего стоит.
К тому же всякую войсковую операцию, как и любое другое сомнительное мероприятие с непредсказуемым финалом и последствиями, предпочтительней проводить под покровом темной ночи. Это очень удобно и максимально безопасно. Так как, с одной стороны, в случае явного провала, свидетелей нашей постыдной неудачи и хаотичного отступления, переходящего в паническое бегство, раз, два и обчелся. Ну, а в случае успеха будет предостаточно времени вдоволь насладиться плодами заслуженной победы. И еще до рассвета планомерно и скрытно откатиться на исходные рубежи к заранее подготовленным позициям.
Любого противника надо заинтриговать. И сразу ввести в заблуждение своими нетипичными действиями, наглядно убедив в абсолютно дружеских намерениях, ненавязчиво демонстрируя полное нежелании вести активные боевые действия.
Пусть он,  враг, в смысле, несказанно удивится и будет накручивать сам себя в томительном ожидании предстоящего сражения. А еще лучше, если сам проявит инициативу. Тогда, заманив врага в заранее приготовленную ловушку, победу можно добыть с наименьшими усилиями и затратами. Вот, в принципе и вся военная хитрость.
Значит, для начала демонстративно игнорируем «врага» – девушек то есть. И пока займемся более насущными делами. А они пусть головушки свои красивые  ломают в полном недоумении, постепенно глубоко эшелонированную оборону ослабляя. Грамотно? Не то слово!
Итак, первым делом самолеты… тьфу, скрупулезный и тщательный осмотр усадьбы то есть. Чтобы доставить гарантированное и заслуженное удовольствие радушным хозяевам, естественно. Ну а девушки потом! Ждите, красавицы, своей очереди и… трепещите. УУуууу!

66. Родовое гнездо

А посмотреть было на что. Воистину, родовое гнездо Лелика Пономарева впечатляло своим размахом, размерами, основательностью, радовало глаз своей ухоженностью.
Лелик с солидным видом радушного хозяина устроил подробную экскурсию по своим потенциальным владениям. На строгий суд городских дилетантов предстали огромный участок земли, два добротных двухэтажных дома, отдельно стоящая летняя кухня, двухэтажный гараж, просторный хлев, роскошный фруктовый сад, безразмерный огород. Крепкое хозяйство, ничего не скажешь.
В гараже стояла новенькая ВАЗ-2105 и еще оставалось место для грузового ЗИЛа, не меньше. В просторном хлеву гарцевала ретивая лошадь, лениво переступала с ноги на ногу жирная корова постоянно жующая жвачку. А из под ее необъятного брюха выглядывал любопытный, но пугливый бычок. Так же, в загоне мельтешили два жизнерадостных и задорно чавкающих поросенка. А под ногами –  многочисленные  куры, индюки и гуси.
Подводя нас ко второму дому, Лелик познакомил с непосредственной владелицей всего этого великолепия.
–  Знакомьтесь, это моя любимая бабушка Галя.
Навстречу вышла приветливая старушка, сильно ссутулившаяся под гнетом прожитых лет. У нее были натруженные руки с грубой кожей и удивительно добрые глаза на сморщенном загорелом лице.
Бабушка Лелика сразу засуетилась и стала накрывать огромный обеденный стол, стоящий прямо на улице в тени шикарной яблони.
На отчаянные мольбы хотя бы немного повременить с приемом пищи, она лишь досадливо отмахнулась и отставив в сторону кривую клюку, неожиданно шустро начала бегать между летней кухней и столом под яблоней.
Баба Галя молниеносно летала по двору, сервируя старый деревянный стол огромным количеством изысканных яств.

67. Урок зоологии

Пока накрывался стол, по упорному настоянию Вити Копыто продолжился экскурс с углубленным изучением животного мира, базирующегося в просторном хлеву.
Итак, повторюсь, в чистом хлеву нас встретила корова с необъятно широкими боками, а и рядом с ней обнаружился маленький, но симпатичный бычок. Он трогательно жался ней под бочок и смешно тыкался большим розовым носом  в ограждение стойла.
Неожиданно для нас с Леликом, Витя Копыто восхищенно запричитал при виде рогато-копытной живности. Он восхищенно выкатил свои (и так постоянно выпученные) глаза и восторженно прошептал.
–  Обалдеть, корова! Настоящая? А потрогать можно?
Несказанно удивленный Лелик равнодушно пожал плечами. Он снисходительно посмотрел на Витьку, откровенно светящегося от переполняющих его эмоций, и небрежно промолвил.
–  Ну, потрогай. Ты что, Копыто, коровы никогда в жизни не видел?
Не отрывая влюбленных глаз от обедающей душистым сеном коровы, Витя отрицательно помотал головой.
– Не, так близко в первый раз.
Желтая копна непослушных волос на его голове хаотично взметнулась в разные стороны и стала походить на растрепанный туалетный ершик для чистки унитаза. Лелик скорчил потешную рожицу.
–  Вот деревня, темнота дремучая! Тундра. Трогай, раз так хочется.
Копыто опасливо протянул руку и замер. Повернув голову к Лелику и, одновременно не переставая коситься в сторону флегматичной коровы, Витя спросил.
– Лелик, а она меня не укусит?
– Обязательно! Только и ждет, пока ты свою вкусную ручонку к ней пасть засунешь. Блин, Витя, я валяюсь! Делать ей больше нечего, как твои мослы обгладывать. Дурень, ты вообще в школу ходил когда-нибудь? Первый класс, вторая четверть, учебник «Природоведение», одиннадцатая страница, четвертый абзац сверху! Корова – скотина травоядная, а не плотоядная. Разницу чувствуешь? Ну, Буратино, понял? Нет, не укусит. Лягнуть может! Так что сзади к ней лучше не подходи и за вымя не лапай, а то она своим копытом твой пустой котелок проломит буквально на «раз». Кстати! Заодно узнаем, имеется у тебя в башке мозг или ты на примитивных инстинктах существуешь. Ладно, шучу, не укусит.
Витя вытянул руку дальше, оставаясь на максимальном удалении от ограждения стойла. Затем просунул ее сквозь деревянную решетку и самыми кончиками пальцев осторожно прикоснулся к объемному боку буренки. Не переставая лениво жевать сено, корова искоса посмотрела на Копыто равнодушным взглядом. А Витя пришел в неописуемый восторг.
–  Ух ты, живая! Вот здорово! А теленка можно потрогать?
– Вот теленка лучше не трогать. У него рожки растут и лоб при этом очень сильно чешется. Он постоянно бодаться пытается. А силенки у него, будь здоров. Видишь, какая шея необъятная. Да и мамулька его, я так  думаю, тоже не в восторге будет. За любимого сыночка сразу заступится. Тогда уж тебе, точно, мало не покажется. Такая коррида здесь начнется, мама не горюй!
– А можно мамку за сиськи подергать?
– Блин, Копыто! Ну, ты дятел! Не перестаю удивляться. Не за сиськи, а за вымя. Нет, нельзя. В отличие от твоих неразборчивых подружек, наша корова очень порядочная. Свои сиськи, как ты выражаешься, она разрешает дергать только бабе Гале и никому более. Понял?. Вымя! Зарубку на стене сделай. Вы-мя! Иди дальше, бык-производитель, пилопедрищенский осеменитель парноКопытный. Там еще поросята есть… и лошадь имеется в наличии. Одна штука, масть белая, подкованная на четыре ноги… полный привод значит. Как у «Нивы», только лучше.
На жизнерадостных поросят смотреть было неинтересно. Точно такие же розовые пятачки проходили военную службу вместе с нами в авиационном училище. Только мы жили в казармах, а они на свинарнике, куда мы периодически заступали в наряд на хозяйственные работы по уходу за шебутной и вечно чавкающей братией.
А вот лошадь?! Лошадь – уже интересно. В нашем училище была одна лошадка, но достаточно старая, с провисшей спиной и подслеповатая. Она много лет медленно и размеренно ходила по одному и тому же маршруту от курсантской столовой до свинарника, неспешно волоча за собой бочку с объедками. Причем, эта лошадь уже много лет ходила совершенно без кучера, притаскивая пустую бочку к запасному входу в столовую строго в одно и тоже время. Она подчинялась неслышному зову своих внутренних часов, которые каким-то немыслимым образом самостоятельно переводила на «зимнее» или «летнее» время, внося два раза в год необходимую коррекцию в строгом соответствии с общегосударственным переходом на соответствующий период.
В хлеву у семейства Пономаревых стояла молодая и полная сил белоснежная красавица, с густой гривой и игривой челкой, которая придавала лошадке кокетливо-задорный вид.
Витя ласково похлопал лошадку по стройной шее и мечтательно закатил глазки. Наверное, в этот момент он представлял как ловко гарцует верхом на этой кобылке перед визжащими от восторга сельскими девчонками. Его далеко идущие планы и многообещающие сладостные грезы прервал скрипучий старческий голос.
- Внучатки дорогие, вот вы где. Кушать давно подано. Давайте руки мыть. Деточки, а вы бабке старой не поможете?
Опираясь на клюку, в хлев вошла баба Галя. Предчувствуя подвох в ласково подкупающем голосе, Лелик еще не успел ничего ответить, как тут же влез инициативный и вездесущий Витя Копыто.
– Не вопрос, бабуля! В чем проблема? Все сделаем, как надо. Качественно и в срок!
– Навоз в поле вывезете?
– На лошади?
–  На ней, родимой.
–  Запрягать надо?
–  А то как же. Надо, надо...
– На возике?
–  На возике, на возике.
–  Через все село?
– Да, через все село… за околицу.
– Легко!
– Вот и ладненько. Спасибо вам, родненькие. Дай Бог, вам крепкого здоровьица. Идите кушать и с божьим благословлением за дело.
Лелик многообещающе хмыхнул, кинув украдкой взгляд на довольного Копыто. Мне было все едино, а Витя, буквально, светился от восторга, предвкушая как будет эффектно смотреться на возу, запряженном белой лошадью.
Нас ждал скромный украинский обед из двадцатити блюд. То есть, ставшая для нас привычной, стандартная обжираловка. Обед бы не просто вкусным, он был фантастическим. Добротный стол в саду под яблоней прогнулся под тяжестью многочисленных блюд и всевозможных разносолов, плотно размещенных на его огромной поверхности. Баба Галя явно переоценила наши скромные силы.
Чтобы все это изобилие хоть как-то проваливалось в недра пищеводов и там более-менее улеглось, на стол была выставлена трехлитровая банка «фирменной» горилки. Не какой-то там «казенки», как презрительно называют водку на Украине, а чистейшего и крепчайшего самогона. Который разливался не в субтильные рюмашки, а в кондовые граненые стаканы.
Наверное, именно вот так и должны питаться настоящие мужчины. Много калорийной пищи. Много горючего. И все это великолепие на свежем воздухе под кроной шикарной яблони. И под неспешную задушевную беседу. Под различную мясную закуску, которая совсем недавно бегала по двору. И свежайшие блюда с овощами, которые только-только покинули свои грядки. Все было очень вкусно, обильно и неимоверно сытно.
С большим трудом и далеко не с первой попытки оторвав от скамейки свои изрядно потяжелевшие тушки, мы медленно двинулись запрягать лошадь.

68. Из рецептов Распутина

Так как мы с Витькой были достаточно далеки даже от символических познаний в конской сбруе, то Лелик самостоятельно и очень быстро запряг лошадку. Заставляя ее пятится задом, он виртуозно загнал возок в хлев ровно посередине свободного пространства.
Торжественно вручив Копыто большую совковую лопату, Лелик подвел его к внушительной куче навоза. Не скрывая саркастическую улыбку, Пономарев ласково промолвил.
– Ну, давай грузи. Сам  вызвался! 
С недоумением глядя на кучу дерьма, над которой лениво барражировала пара эскадрилий сытых мух, Витя искренне возмутился.
– Это же говно!
– А ты что думал?! Лошадка и коровка тоже какать хотят, однако. И поверь уж мне на слово, гадят две эти скотины с поразительной работоспособностью и производительностью. Без выходных и праздников. Тебе за ними сложно будет угнаться. Тренироваться надо! Бычок еще маленький, но – тоже будь здоров. Свинюшки им не слабо помогают. Чего замер, как не родной? Бери лопату и наваливай. Только седушку на возке не испачкай. А то жопой на дерьмо садиться не совсем приятно, а придется. Потом джинсы всю дорогу вонять будут. Замучаемся отстирывать.
Витя попытался слабо возмутиться и поспорить.
– Не, я не понял! Я на говно не договаривался. Я подписывался только на навоз. Говно уж давайте сами, а я буду навоз возить.
–  Витя, ты что, бурундук что ли? А что такое «навоз» по-твоему?
– Ну, не знаю. Типа… трава там какая-нибудь… сено, солома, силос…
–  Понятно. Короче, открываю тебе страшную военную тайну. Навоз  это обычное говно. Понял? А навозом его называют, чтобы слух особо не резало. Так что давай, доброволец… флаг тебе в руки и ветер в спину, махай лопатой чаще. Бери больше, кидай дальше! Пока летит, отдыхай. Ну, ты –  дундук!
Обиженный Копыто нехотя взялся за работу. Брезгливо морща нос, Витя цеплял кончиком лопаты огромную кучу дерьма с самого краешка. Мы с Леликом от души подтрунивали над гламурным эстетом  Копыто, попутно упражняясь в остроумии.
– Чего манерничаешь, Вить. Тут просто парфюмерный рай по сравнению с той душегубкой, что ты оставил в киевской квартире. Дыши полной грудью, наслаждайся.
–  Да пошли вы… там все стены «Водантом» побрызганы.
–  Молчи про «Богарт», а то сейчас лопату об твою спину сломаю и тут же зарою. Прямо в этом навозе. В самой середине кучи. И холмик сделаю.
– Кстати, чтобы вы знали, сам великий Распутин от туберкулеза лечил сеансами аромотерапии. На этих сеансах его пациенты дышали испарениями фекалий разных животных. В том числе и парнокопытных. И лечил всех в хлеву, вот!
– Витя, ты нас удивляешь. Какие глубокие познания в медицине! Откуда ты слово такое вычитал «аромотерапия»? Офигеть! Слово «аромотерапия» знаешь, а что такое «навоз» нет. Фекальный доктор. Александр, Вы могли бы представить, что под брутальной внешностью потомственного крестьянина скрывается рафинированный интеллигент, никогда не нюхавший навоза?!
Не в силах больше смеяться, я отчаянно взмолился.
– Лёля, завязывай травить Витьку. Я больше не могу, сейчас кишки лопнут.
В незамысловатой и дружелюбной беседе пролетело время погрузки навоза на возок. Когда он заполнился до самого верха, Витя отставил грязную лопату и взялся за борт возика.
– Ребята, а можно я лошадь поведу? Об этом всю свою жизнь мечтал. С самого детства.
Мы с Леликом переглянулись и снисходительно кивнули.
– Мечтаешь? Да не вопрос, веди.
Лелик взял лошадь под уздцы, чтобы она ненароком не дернула возок. А я протянул Витьке кнут, необходимый для управления лошадью.
– Залезай на седушку и сразу натягивай вожжи. Покажи лошади –  кто тут хозяин.
Просиявший от счастья Витя осторожно полез на возок. Для удобства посадки, Копыто одной рукой взялся за деревянную рейку, приколоченную к стропилам хлева. Вторая его рука была занята кожаным кнутом на тонкой деревянной ручке, украшенной замысловатой резьбой. А далее произошло следующее.
То ли после сытного обеда масса Витькиного тела резко увеличилась? То ли после выпитой горилки его вестибулярный аппарат дал легкий кратковременный сбой? Неизвестно, но на долю секунды Витя потерял равновесие и более чем следует, оперся на старую рейку. Раздался сухой треск, рейка сломалась… Копыто в панике округлил глаза… еще некоторое время отчаянно балансировал, размахивая обломком деревяшки в одной руке и кнутом в другой руке… Затем, потеряв равновесие, упал прямо в навоз. Плашмя! Спиной!
Падение Копыто сопровождалось выбросом не очень приятных запахов и смачным звуком: «Чвяк!»
Погрузившись по уши в дерьмо, Витя заорал так, что лошадь испуганно подалась вперед. И если бы могучий Лелик не удержал уздцы, то вынеся ворота, белоснежная кобыла быстрее ветра пронеслась бы по селу. При этом волоча за собой полный возок навоза, в котором возлежал, прилипший к дерьму, конюх-самоучка Витя Копыто.
Услыхав нечеловеческий вопль, поросята заметались по загону, ища выход и визгливо захрюкали. Бычок сразу спрятался под свою мамку и забился в угол стойла. Корова повернула голову в нашу сторону и ощетинившись рогами, протяжно замычала, заглушая орущего Витьку. Куры и гуси в панике разбежались по двору с кудахтаньем и гоготанием.
Баба Галя, которая неторопливо и обстоятельно вытирала мытую после обеда посуду, уронила сковородку. А родители Лелика прибежали из дальнего конца огорода, в предчувствии чего-то страшного.
Перепуганные Пономаревы-старшие застали в своем хлеву следующую картину. Лелик, буквально, висел на беснующейся от испуга лошади, сдерживая ее из последних сил, одновременно истерично хохоча. Я, прислонившись к загородке свинячьего стойла, сполз на земляной пол и бессовестно смеялся, не в силах подняться. Мне в спину требовательно тыкались два розовых пяточка всполошенных свинок. Из воза, наполненного под завязку навозом, торчали две ноги Вити Копыто, которые были задраны гораздо выше седушки возничего. Сам Витя возлежал в импровизированной «навозной» ванне, погрузившись в нее почти с головой. В побелевших от напряжения руках, горе-наездник продолжал сжимать сломанную рейку и резную ручку кожаного кнута. Картина маслом из серии «нарочно не придумаешь».
Вскоре Витя перестал орать из опасения набрать полный рот дерьма, так как при малейшей попытке пошевелиться, он погружался в навоз все глубже и глубже.
Когда все вволю насмеялись –  и я, и Лелик, и его родители, и баба Галя, и свиньи, и куры с гусями, и корова с теленком, и даже успокоившаяся лошадь, стали освобождать неказистого кучера. Это оказалось совсем непросто. Витю как будто присосало к навозу. Ухватив его за руки и за ноги, по команде: «Раз! Два! Три!», общими усилиями дружно выдернули Копыто из навоза и осторожно положили на земляной пол.
Витя сразу же вскочил на ноги и остался стоять, брезгливо съежившись, словно котенок под дождем, но продолжал сжимать в руках кнут и сломанную рейку.
Модная футболка на спине и джинсы на насквозь пропитались навозом и прилипли к телу. Жалкое и, одновременно, смешное зрелище.
Продолжая украдкой хихикать, осторожно, чтобы самим не испачкаться, мы раздели его догола. Особая трудность возникла при снятии футболки, так как будучи в ступоре, Витя наотрез отказывался выпускать из рук кнут и сломанную деревяшку.
Одежду забрала баба Галя. Охая и причитая, она принялась за срочную стирку.
Старательно скрывая бессовестную улыбку и придав голосу максимально убедительную тональность, я попытался успокоить в очередной раз опозорившегося Витю.
–  Да ладно, Витек, не грусти. Ты же сам говорил, что великий Распутин всех пациентов лечил навозотерапией. Так что все получилось чисто по науке. Как ты сам и рассказывал. Аромотерапия и все такое… Следуя твоей же логике, ты теперь самый здоровый!

69. Лучше недоспать, чем перепить

Пока Витькина одежда проветривалась на ласковом, Владимир Николаевич предпринял все возможные меры, чтобы подбодрить заметно сникшего Копыто.
Отец Лелика с максимальной дружелюбностью решил радикально разнообразить культурную программу.
–  Так, парни! А не сходить ли нам завтра на охоту? Тут недалече имеется знатное озерцо. А на нем уток… ну, просто завались! С рук едят. Все жирные такие, просто загляденье! Муж бабы Гали,  дедушка Лелика, при жизни был лесничим…Тут у нас, прошу заметить, совершенно случайно, завалялось с пяток-другой, весьма приличных ружбаек. Честно говоря, на различные «стрелялки» места здесь весьма богатые… Бои шли жестокие в окрестностях Киева. И если по дворам… даже не особо старательно пошукать, то и рабочий «шмайсер» в приличном состоянии кое у кого можно сыскать. На охоте «шмайсер» –  баловство одно и толку от него никакого, проверено… А, Витя?! Ходил когда на охоту на уток? С ружьишком! Ась?!
Стараясь никому не смотреть в глаза, угрюмый Витя отрицательно мотнул белобрысой головой. Что характерно, Копыто продолжал судорожно сжимать в руках резную рукоять кожаного кнута. Во как переклинило!
–  Ну, вот и ладненько! Вот и чудненько! Мы этот пробел быстро исправим. Впечатлений будет… Гарантирую! Завтра с утреца и пойдем. А то Моня совсем захандрила, –  обрадовано подвел итог Пономарев-старший и кивнул в сторону старой спаниелихи.
Заметно седеющая Моня мирно посапывала под ближайшей лавочкой. Закрыв глаза длинными ушами, собачка крепко спала.
– Вы не смотрите, что она старая. Моня добре свое дело знает. От нее ни один подранок не уходил. Знатная собачка. Зубы подрастеряла, а что остались… сточились. Но на охоту побежит, словно молодуха. Сами увидите. …И нам по камышам не лазить. Моня сама все принесет.
Словоохотливый Пономарев-старший старался максимально навести туман на недавнее происшествие в хлеву. Хотя, честно говоря, ТАКОЕ не забывается!!! Тем не менее, Владимир Николаевич старался от души!
Слушая заманчивое предложение про охоту, собаку и уток, Витя Копыто понемногу приходил в себя. Новая игрушка выдавливала из его сознания позорный факт купания в куче навоза.
Плотный полдник с традиционно-щедрым возлиянием всевозможных спиртосодержащих смесей, наливок, настоек незаметно перешел в задушевный вечер с обильным ужином. Постепенно «на огонек» подошли ближайшие соседи, подтянулись кумовья, близкие и дальние родственники, еще кто-то…
Каждый из вновь прибывших к столу посчитал на признак хорошего тона принести банку  «фирменного» напитка. И что характерно, каждый гость авторитетно» утверждал, что его продукция гораздо лучше, чем у соседа. В качестве конечного аргумента «производитель» весьма навязчиво предлагал продегустировать и сравнить.
Мы пробовали и сравнивали. Пробовали и сравнивали… Про-бо-ва-ли и срав-ни-ва-ли… Еще первая звезда не зажглась на черном украинском небе, как мы уже надегустировались выше «заливной горловины». Лично у меня сложилось однозначное впечатление, что все эти наливки, настойки и «просто коньяки» равномерно заполнили мое тело и плещутся где-то в районе головного мозга!
Помню, что с большим трудом выползал из-за стола. Выползал, фактически, на одних инстинктах… после того, как в очередной трехлитровой банке с неизвестной субстанцией, настоянной на перегородках грецких орехов, плескался чисто символический слой жидкости…
Шикарное украинское небо, богатое на яркие звезды, прямо над моей головой начало медленно вращаться по часовой стрелке… постепенно все увеличивая и увеличивая скорость своего вращения! …или все же против часовой стрелки? Не помню! Но крутилось! Точно крутилось… и очень быстро! Крутилось так, что все звезды на угольно-черном небосводе вскоре слились в единый светящийся диск на манер колец Сатурна.
Земля так и норовила выпрыгнуть из под моих ног. Цепляясь за прочный забор двумя руками, я куда-то шел, периодически отмечая восхитительную красоту украинской ночи, воспетую Тарасом Шевченко… восторгался стрекотанию неугомонных сверчков. Когда забор неожиданно закончился, потеряв опору, упал на четвереньки.  Благоразумно подключив передний мост, руки то есть, и получив преимущество «полного привода» я уверенно продвинулся дальше… пока не уперся в капитальную стену с приставной лестницей.
«Побродив» некоторое время туда-сюда вдоль импровизированной «китайской стены», я принял «гениальнейшее решение» –  подняться по лестнице поближе к полной Луне, висящей прямо …на расстоянии вытянутой руки над моей головой. Дабы в непосредственной близости, рассмотреть живописные лунные кратеры и великие пылевые моря... …еще очень долго я карабкался по приставной лестнице прямо на небо. К звездам!..
Когда лестница неожиданно закончилась, я куда-то долго летел, но… так не долетел! Я выключился… Просыпался тяжело и мучительно. Судя по отвратному привкусу, во рту переночевало стадо мерзких кошек, не иначе. Жутко мучила жажда…
В дополнение к мерзкому привкусу, во рту обнаружились некие посторонние предметы, которые застряли в щелях между зубами и неприятно покалывали распухший язык и пересохшее нёбо. Методом скрупулезного анализа было доподлинно установлено, что посторонние предметы в моем рту  –  сено.
Попытавшись возмутиться и  внятно сказать, типа: «Ну что за хрень?! Какая дрянь?!» и все в том же духе, я услышал утробное коровье мычание… и где-то вдалеке ласковый голос бабы Гали.
– Иду-иду! Не мычи! Сейчас, сейчас! Сейчас подою тебя, кормилица! Потерпи милая…
Не понял! Кого подою? Меня?! А мычал кто? Неужели я?! Господи, неужели в наказание за грехи мои тяжкие и другим в назидание, меня превратили в корову?! Не дай, Бог!
Хотя… судя по наличию сена во рту, вполне возможно. Стараясь идентифицировать себя как личность, я досконально облапил низ живота. Не обнаружив вымени, нащупал то, что и рассчитывал нащупать. Уф!
 Обрадовавшись, начал лихорадочно вытаскивать непослушными пальцами… клоки сена из рта. Просто выплюнуть сено не получалось. Вытащив всё до последней травинки и с превеликим трудом открыв один глаз, попытался его сфокусировать. Получилось не сразу и не очень хорошо. Оглядевшись по сторонам, наконец понял, что нахожусь на сеновале прямо над коровником.
Вскоре послышалось шарканье старческих ног бабы Гали и звук молока, бьющего мощными струями о дно наполняемого ведра.
Вскоре затуманенному взору попалась «бездыханная» тушка, по всем приметам чем-то отдаленно напоминающая Витю Копыто. Что характерно, в руке у спящего был зажат кнут с резной ручкой. Если кнут, то Витек –  без вариантов!
Витя лежал, уткнувшись лицом в душистое сено, и чего-то смачно пожевывал. Даже состоянии полуобморочного сна жевательный рефлекс у Виктора работал исправно. Точно Копыто! Лишь Витя Копыто мог жевать, не приходя в сознание.
Нестерпимая жажда погнала меня на поиски воды. Ориентируясь на свет утреннего солнца, падающий из полуоткрытой чердачной дверцы, я с трудом дополз до приставной лестницы.
По пути неожиданно наткнулся на Лелика. Пономарев-младший лежал на спине, широко раскинув руки и ноги ,словно морская звезда. Его дыхание было ровным и глубоким. Лелик спал, как ребенок и чему-то улыбался во сне. Стараясь никого не будить, я ползком двинулся навстречу новому дню.
Пытаясь хотя бы периодически попадать на ступеньки деревянной лестницы, я медленно спустился на землю. Тяжело дыша, я замер. С одной стороны, очень хотелось пить. С другой стороны, жутко хотелось в туалет. Чтобы залить новую жидкость, надо слить старую.
Искренне восхитившись собственной «гениальной прозорливостью» и приняв единственно правильное решение, слегка пошатываясь… самую малость, как мне тогда казалось, я двинулся в поисках туалета.
Из-за того, что ячейки памяти головного мозга слегка закоротило после употребления запредельного количества спиртосодержащих жидкостей, определение местонахождения сортира стало для меня неразрешимой проблемой. Бесцельно побродив по двору, на грани отчаяния, я бросил нечаянный взгляд «умирающего лебедя» на соседский участок. А там… прямо за невысоким забором… вырисовывался желанный домик с характерной архитектурой, указывающей на однозначное предназначение. Ура, живем!
Отчетливо вспомнив, что за ужином напротив меня сидел любимый сосед Пономаревых, который усиленно зазывал себе в гости, я решил любезно воспользоваться этим приглашением. И немедленно оказать честь гостеприимному соседу своим визитом с утра пораньше.
Не совсем аккуратно пройдя калитку… штормило, знаете ли… путем открывания дверцы против рабочего направления навесных петель, я все же добрался до уборной.
Так как меня заметно покачивало, а свободные руки были нужны, я с глухим стуком уперся головой в заднюю стенку туалета. С величайшим трудом справился с проклятой молнией на джинсах. Кайф, одним словом. Сразу на душе полегчало!
Пока организм длительное время расставался с излишками жидкости, туалет наполнился до боли знакомыми ароматами. Принюхавшись, я искренне поразился! В нос бил явный запах спирта. Ничего себе раскладец?! Могу предположить, что на тот период спирта концентрация в моче была градусов так под сорок Не меньше!
Облегчившись, пришлось снова взяться за проклятую молнию.  Вдоволь намучившись с брутальным замком известной фирмы «YKK», умудрился прихватить приличный кусок трусов, я двинулся искать источник живительной влаги. Чувство нестерпимой жажды сразу же вышло на первый план.
- Пи-иии-ить!!!
Покидая гостеприимный двор, услышал за спиной приглушенный девичий смех. Инстинктивно оглянувшись, я увидел два очаровательных создания шестнадцати-восемнадцати лет. Причем, абсолютно одинаковых.
«Наверно, в глазах двоится!» –  разумно рассудил я, глядя на девушек. Тот факт, что на девчонках были тенниски разного цвета, как-то не отложился… «Потом вернусь… когда буду в кондиции, в здравом уме и трезвой памяти. И досконально разберусь, кто есть who?!» – мелькнула в голове искра сознания.
Со второй попытки я все же попал в «непослушную» калитку. Причем, опять открыл ее против направления навесных петель. Человеку не зайти, не выйти… дурдом, право слово.

70. Охота на уток

Во дворе Пономаревых бодренький Владимир Николаевич уже стаскивал с сеновала бесчувственные тела Лелика и Вити. Не приходя в сознание, оба что-то бубнили, но Пономарев-старший не обращал внимания.
– Парни, пора на охоту! Вот ружья, патроны. Моня вся извелась… Если вы ее обманете, она всех жестоко покусает!
Как мы не отнекивались, не помогло. Баба Галя вынесла по чашке горячего куриного бульона.
Немного полегчало. Блин, какой дурак, вообще придумал эту охоту? Стрелять по птичкам?! Вы что, с ума сошли? Вокруг крутилась нетерпеливая Моня. Честно говоря, не ожидал, что у неё окажется столько скрытой энергии, мгновенно выплескивающейся наружу от волшебного слова: «охота».
Получив в руки по ружью и патронташу, мы обреченно двинулись следом за Владимиром Николаевичем. Мне досталось старенькое ружьишко со стертым цевьем и прикладом. На стволе просматривалось клеймо с непонятной надписью типа «Sauer».
Промучившись всю дорогу со сборкой ружья, я откровенно расписался в полной некомпетентности. Надеясь, что меня дружно высмеют и отправят домой. Не тут-то было. Ружье мне собрали под соответствующие комментарии. Показали куда вкладывать патрон и откуда «вылетает птичка». Все! Инструктаж закончен. По ускоренной программе нас приняли в общество «профессиональных охотников и браконьеров-любителей».
Идти никуда не хотелось, но выбора не было. Вслед за радостно-энергичной Моней мы вышли на берег чудесного озера. Владимир Николаевич выглядел свежо и жизнерадостно, как будто у него за спиной не было «тяжелой ночки» с несколькими трехлитровыми банками в тесной компании. Тренировка, етить*!
Пономарев-старший сладко потянулся и вздохнув полной грудью, восторженно произнес.
–  Красотища, правда?!
– Угу!
Мы ответили утвердительно чисто из вежливости. В тот момент и само озеро, и охота в частности, и утки в целом, и вообще… были…
Обреченно погрузились в большую деревянную лодку. Еще раз прослушали подробный инструктаж.
– Кто на носу лодки стреляет, только вперед! Кто на корме –  назад! И ни в коем случае не наперекрест! В сторону бортов, перпендикулярно лодке, могут стрелять все. Но ни в коем случае не над головой человека!
Еще Владимир Николаевич обстоятельно объяснил про «опережение» при стрельбе по летящей цели и все такое.
Ха! Нашел кому мозг компостировать?! Да мы из АК-74 лупим за двести метров, будь здоров! Все мишени на полигоне кладем легко и не задумываясь. Сейчас столько уток добудем, мужики в селе удавятся от зависти…
– Хлопчики, я сегодня охотиться не буду, а посижу на веслах, чтобы не мешать «получать удовольствие». Вы стреляйте, а я Моню из воды вытаскивать стану.
Уперевшись передними лапами в носовую седушку лодки, Моня бесцеремонно подвинула меня, как откровенно лишний предмет. Вытянув нос по курсу лодки, она начала жадно втягивать воздух ноздрями. Спаниелиха смотрела вдаль умными глазенками, ожидая начала охоты, нетерпеливо и еле слышно поскуливая.
На берегу раздалось «ба-бах»! Это местные жители вяло постреливали по уткам, засевшим в камышах. Зарядив ружья, мы стали ждать. Честно говоря, мы больше боролись со сном.. Тем не менее, процесс охоты на уток начался.
Прямо на нас вышла приличная стая уток, поднятая из камышей. Откровенно трясущимися руками мы вскинули ружья, тщетно стараясь поймать в «линейку»  жирные тушки летящих уток. Бах-бах-бах!
Не дождавшись результата нашей стрельбы, Моня сразу же прыгнула в воду, подняв тучу брызг. Шустро отплыв от лодки на пяток метров и активно работая лапами, спаниелиха вытянула морду и закрутилась на одном месте. Собака старательно выглядывала возможное место падения сбитой утки…
Напрасно она выглядывала. Мы не попали. Никто. Ни из одного ствола.
Покрутившись в воде и не дождавшись всплеска от тушки упавшей утки, Моня разочаровано вернулась к борту лодки, где Владимир Иванович втащил ее на борт.
Через некоторое время на лодку опять вышла пара уток. Бах-бах! Бах-бах-ба-бах! Моня снова прыгнула в воду… Покрутилась. Повертелась. Только зря искупалась. Втащили обратно в лодку… И так раз десять! И все впустую…
В десятый раз, мокрая и откровенно разраженная Моня, втащенная за шкирку в лодку, посмотрела на всех с таким нескрываемым презрением, что лично мне стало стыдно. Обиженная спаниелиха недовольно буркнула на своем собачьем языке типа: «Хе…! Охотнички, вашу мать!» И одарила угрожающим рыком.
Показав зубы, спаниелиха демонстративно отряхнулась, нарочно окатив всех присутствующих плотным потоком холодных и мокрых брызг. Приведя кучерявую шкуру в относительный порядок, собаченция легла на дно лодки.
Униженные демонстративным презрением старой собаки, не жалея патронов, мы лупили по  неуязвимым птицам чуть ли не длинными очередями.
Не смотря на грохот канонады, Моня больше не прыгала в воду. Лишь изредка и с явной грустью она смотрела в утреннее небо вслед улетающим прочь уткам, которые обидно крякали, откровенно издеваясь над горе-охотниками.
Мудрая спаниелиха забилась под седушку лодки и, свернувшись в комочек у ног Пономарева-старшего, перестала реагировать на выстрелы. Моня погрузилась в глубокий и здоровый сон. Наверное, ей снилась настоящая охота.

71. Азы биологии

Первый летний отпуск закончился. Все парни благополучно вернулись в лоно родной церк… то есть, в альма-матер ВВС, конечно же. Возвратились абсолютно целыми и невредимыми, в хорошем расположении духа, заметно посвежевшими, с задорным блеском в глазах  и набравшимися сил для новых похождений и свершений.
За время отпуска ребята успели знатно выспаться, частично восстановить потрепанное в «школе жизни» здоровье, а кое-кто и пошатнувшееся душевное равновесие. Многие прилично откормились, шикарно загорели, вдоволь накупались, завели приятные знакомства. Отдельные экземпляры из особо нетерпеливых особей курсантской братии успели обзавестись новенькими обручальными кольцами:  стильной моделью миниатюрных кандалов в золотой оправе. Что тут скажешь?
Дураки, естественно! Какой смысл жениться во время учебы в условиях микроклимата «военного концлагеря»? При строгом режиме полной изоляции от нормального общества, в частности, и реального мира, в целом, при патологическом дефиците брома в курсантской столовой, жениться –  много ума не требуется. Любая швабра в юбке сразу писаной красоткой покажется, только держись!
А если она соизволит помурлыкать хотя бы пару секунд что-нибудь нежное на ушко потенциальной жертве, то непуганного пацана можно прямо с руки кормить! …и тащи его в ЗАГС, родимого! Тащи, пока не опомнился! Пока тепленький!
Сколько таких сексуально озабоченных дурачков погорело? Не счесть!
Основная  масса ребят сделала глубокую отметку в мозгах с пролонгированной кодировкой вплоть до самого выпуска, естественно: «Жениться можно не ранее, чем через год после окончания училища!» И все, хоть стреляйся!
И этот «научно-обоснованный» минимум в один год свободной жизни, подтвержденный на личной практике многочисленной курсантской «паствой», необходимо обязательно выдержать! Это необходимо для будущей счастливой семейной жизни. Иначе, как доказано, необдуманная спешка приводит к неизбежным ошибкам с фатальными последствиями, прозрение наступает быстро.
Как всем известно, отсутствие гармонии в семейной жизни приводит к всеобщей неудовлетворенности в целом, к гарантированным  разводам со всеми вытекающими последствиями. А это несчастные дети, поломанные судьбы, взаимные обидыи пр.
Именно по истечении календарного года «выхода на свободу» при гарантированной «амнистии» в виде успешной сдачи государственных экзаменов наметится некий баланс между инстинктами размножения и разумом. Именно через год после выпуска катастрофически зашкаливающий уровень тестостерона более-менее придет в норму.
А ранее «остростоящий вопрос сексуальной неудовлетворенности» заглушает робкие сигналы трезвого расчета. И уверенно подавляет посылы здравого смысла, незамедлительно накладывая категорическое «вето» на любой маломальски мыслительный процесс в сознании среднестатистического курсанта. Вот настоящая проблема!
Кто бы мог подумать, что два таких разных органа, как мозг и член, имеют тесную и неразрывную взаимосвязь. Причем, именно член зачастую выступает в качестве «блокиратора» всех разумных поползновений мозга, настойчиво заявляя о своем присутствии и навязчиво требуя решить его «остростоящие вопросы» в первую очередь. Удивительно, но факт неоспоримый!
Чего греха таить, после выпуска из военного училища «вчерашнему курсанту» необходимо срочно приводить порядком расшалившуюся гиперпотенцию в гармоничное умиротворение. Чтобы остродефицитная кровушка наконец-то отлила от персонального мужского начАла и началА бесперебойно поступать в головной мозг для незамедлительного возрождения всех замечательных качеств разума.
Итак, за время обучения в альма-матер среднестатистический курсант превращается в этакое неискушенное и доверчивое существо, взращенное в окружении себе подобных на заповедной территории. Он оказывается совершенно неприспособленным к суровым реалиям беспринципного взаимоотношения противоположных полов. А коварным девицам с далеко идущими планами, только этого и нужно…
Спокойно! Это всего лишь рассуждения на заданную тему, которые имеют под собой массу примеров. Поэтому, наученные горьким опытом своих безвременно женившихся товарищей, курсанты, скрипели зубами, но держалась до победного конца… Конца! …конца  в смысле  –  финала.
Но из любого золотого правила всегда есть свои исключения. Всех не перечислить. Но в качестве противовеса всевозможным мнениям и догадкам, приведу одно из них. Итак.

72. Особенности национального менталитета

Азербайджанец Фахраддин, в миру просто Федя, после окончания летнего отпуска гордо и солидно поблескивал новеньким обручальным колечком на безымянном пальце правой руки.
Он лихо подкатил к КПП училища на желтой «Волге» с шашечками и в течение десяти минут, под несказанно удивленные взгляды сослуживцев, методично выгружал из такси многочисленные сумки, пакеты, чемоданы, узлы, свертки, коробки, ящики, авоськи, сетки, мешки и баулы с различной снедью.
Оказывается, наш незабвенный Федя благополучно и скоропостижно женился! Точнее, его выдали замуж. Тьфу, то есть, женили! Причем, сам факт бракосочетания для самого Федора-Фахраддина стал полной неожиданностью. Сюрприз, так сказать! Надеюсь, что приятный.
Выгрузив огромный багаж и щедро расплатившись с водилой, Федя отпустил такси. С помощью ребят, спешащих отчитаться перед отцами-командирами об отсутствии замечаний в проведенном отпуске, он с большим трудом дотащил продовольственное изобилие в казарму 4-й роты.
Хотя, простите покорно, слукавил. Не все! Конечно же, не все! Огромную сумку с парой ящиков коньяка и водки Федя старательно заныкал в густой растительности на берегу училищного пруда в пределах территории, подконтрольной нашему 45-му отделению. Избавившись от «компромата», курсант Мирзалиев беспрепятственно проскочил строгий «таможенный досмотр» в здании КПП с традиционной процедурой тотального обыска.
Ближе к вечеру 100% личного состава 45-го учебного отделения вышло на уборку закрепленной территории.  Умопомрачительное обилие «стеклотары»… вместе с божественным содержимым, естественно… тайно и скрытно доставили в расположение 4-й роты. Благо, в боковые карманы галифе помещалось по поллитровой бутылке. Хоть в этом была какая-то польза от убогой формы образца 1936 года.
Неспешно прогулялись на ужин. Не успевшие отвыкнуть от домашней пищи, курсанты единогласно проигнорировали стряпню военных поваров. Зато училищных свинок порадовали.
Дежурный офицер благополучно слинял домой, оставив курсантов в полное распоряжение старшины роты. Не теряя времени до вечерней поверки, мы расселись в спальном помещении и начали сердечно поздравлять застенчивого новобрачного с эпохальным событием. При этом не забывая с аппетитом поглощать обильное национальное угощение, а так же прикладываться к немного резковатому азербайджанскому коньяку или к русской водочке.
На текущее безобразие старшина роты реагировал достаточно адекватно, ибо «старший курс»  это уже совсем другая армия, поверьте на слово. Нас уже не надо безмерно контролировать, так как приобретенного в стенах училища персонально-коллективного опыта вполне хватало для «автономного» поддержания строгой воинской дисциплины в рамках разумной достаточности.
По мере импровизированного свадебного застолья… (жаль, что без наличия невесты… ) в спальном помещении 45-го классного отделения протекала дружелюбная и познавательная беседа светского характера. Закусывая душистым мясом, завернутым в виноградный лист, комсорг Серега Филин пытал новоявленного молодожена:
–  Федя! Ёксель-моксель! И как же тебя, дружище, угораздило-то, а?! Ведь уезжал домой, ни слова не промямлил. Не пригласил никого. Не хорошо это, брат, вот так по-партизански…  в тайне от дорогих друзей-товарищей, холостяцкую жизнь разменивать. Мы бы тебя всем отделением от неразумного и скоропостижного шага удержали. Эх, Федя, Федя… Тебя случаем… не под конвоем в ЗАГС отвели?! Вроде, Баку далековато от училища находится. Не мог ты, братан, на таком удалении невинную девицу соблазнить…
Будучи богатырем-самородком с неимоверной силушкой, Федя выслушивал шутливые нападки и дружеские наезды абсолютно спокойно. Мирзалиев застенчиво улыбался и стыдливо отводил карие глаза. Он искренне извинялся, что не смог пригласить на свадьбу все тридцать человек нашего 45-го отделения.
Чувствуя неизгладимую вину перед дорогими товарищами по оружию, он и развернул в казарме, мини-филиал свадебного стола.  И что характерно, с полным ассортиментом представленных на бакинской свадьбе блюд, включая полнехонькую трехлитровую банку черной икры. Обалдеть! И все это великолепие в эпоху тотального дефицита элементарных продуктов питания! Немыслимо, но факт.
Крепко сжимая в огромном кулачище эмалированную кружку армейского образца, которая в могучих пальцах азербайджанского увальня казалась наперстком для шитья, Федя оправдывался, как мог.
–  Ээээээ! Ребята, простыте меня за ради всего святого. Мамой клянусь, про свой свадьба совсем ничего не знал. В Бакы прилетел, дваюродний брат на белый «Волга» меня в аэропорт встретил. Тоже промолчал. Только давольный улыбка в свой усы скрывал. К дому подъехал, а там гости, столы во дворе стоят, машина с куклой и лентами, с два кольца на крыша. Говорю брат: «Свадьба?» Он смеется: «Свадьба!» Спрашиваю: «Чей свадьба?» Он говорит: «Твой свадьба, Фахраддин!» Вот так получилось.
Пропустив по пару доз «огненной воды», ребята ошарашено выпучили глаза.
–  Федор, ёпт, а как же невеста? Вдруг не понравится? Может же такое случиться. Цвет глаз допустим негостированный. Длина носа не уставная. Или усы там вдруг растут, мало ли? Или еще чего! Только без обиды, брат! Пойми правильно, о тебе же беспокоимся! Ноги кривые… или, не дай Бог, одна другой короче, а левый глаз фанерой заколочен… И что дальше?
–  Как не понравится? Мой папа ее папа деньга давал, так что все…
–  Ни хрена себе! А если ты ей не понравишься?
–  Как не понравился? Мой папа деньга ее папе давал, так что все…
–  Обалдеть, во каменный век. Федя, ку-ку, родной, на дворе 1987 год! Перестройка, советская власть, космос, спутник, ускорение! Горбачев, плюю…ралли…дибилизм! Тьфу, блин, язык сломаешь и все такое… Вы чего там?! Может в далеких горных аулах такое безобразие и прокатит, но Баку –  столица какая-никакая… республиканская! Ёёёёёёёёё, как будто в кино «Кавказская пленница». Волоком –  и в ЗАГС…
–  Может!
В разговор вмешался таджик Мишка. По паЧпорту: Мумин-бубубубу-чей-евич-оглы-ага Холназаров. Внешне Мишка был полной противоположностью Федора. Изящный до неестественности и смуглый до синевы, Мумин Холнозаров был маленького роста и щупленького телосложения.
Так так Мишка изъяснялся на государственном русском языке гораздо хуже, нежели Фахраддин, то был весьма стеснителен и скрытен. Услышать его голос было настоящей удачей, сравнимой со встречей Лохнесского чудовища нос к носу.
На первом курсе ребята пытались учить Мумина русскому языку. Словно персонаж общеизвестного анекдота, он искренне удивлялся, почему такие слова, как СОЛ, ФАСОЛ, ВЕРМИШЕЛ, пишутся с «Ь» знаком на конце, а ВИЛЬКА, ТАРЕЛЬКА, БУТЫЛЬКА без «Ь» знака посередине?! Фантастика!
Для курсанта Холнозарова этот факт был настоящим парадоксом в непостижимой русской словесности. Он так и выпустился из военного училища, не постигнув «страшную тайну». Итак, Мишка заговорил.
Курсанты мгновенно перестали пить «шайтан-воду» и чавкать «деликатес-еду». Все дружно уставились на Мумина, жадно ловя каждое его слово.
 Скромный тихоня-таджик несказанно смутился под всеобщим вниманием. Он привык находиться в комфортной тени на вторых, а то и на третьих ролях. Но под воздействием коньячных паров, гордо вскинув голову, Мишка уверенно продолжил.
–  Может! Мой мама этот в отпуск сказаль, када Мумин училищь кончит, в тот день ему дом мама строит и «Вольга» дарит. Уже красивый молёдой жена нашель. Их родне денег дала. Калым дала. Так! Имя Гюйзаль. Все говорят, очень красивый девачка. Гюйзаль только на свой свадьба видеть можна. Через еще целый два год. Дом уже стройка, фундамент и адин этаж есть. Площадь дома большой, солидный. «Вольга» куплен. У старший брат двор стояль, я издалека видель. Мой невеста тоже издалека видель! Подойти нельзя! Говорить слова тоже нельзя. До свадьба ничего нельзя. Харам! Ее лицо только моя мама видель. Говорит, очень красивый Гюйзаль.
В спальном помещении воцарилась непроизвольная тишина. Находясь под впечатлением от услышанного, изумленные парни удивленно пораскрывали рты.
В наших мозгах проскочила искорка короткого замыкания из-за явного осознании того, что на изъезженной вдоль и поперек планете Земля еще встречаются непуганые места, куда вездесущая советская власть не добралась! Короче, Таджикистан –  это средневековый заповедник, в котором остановилось время.
А тут такие дела творятся. Причем, в совершенно разных республиках… офигеть! Вот это откровение!
Во всеобщей тишине было отчетливо слышно, как смачно плямкает никогда не страдающий отсутствием аппетита курснат Копыто. Пользуясь моментом всеобщего ступора, Витя активно пережевывал очередное национальное азербайджанское блюдо со сложным названием.
Серега Филин вышел первым из транса. Развивая успех в неожиданном диалоге, спросил у болтливого Мумина.
–  Мишка, объясни мне тупому русскому мужику, откуда у твоей мамы… которая в одиночку растит семерых детей, деньги на дома, машины и прочее. Это ведь колоссальная сумма. Каждому сыну дом забабахать, «Волгу» купить и еще жену-красавицу в придачу. А свадьбу сыграть?! Это же вообще *здец! Столько гостей накормить надо. У вас если на свадьбу пришло меньше двух миллионов гостей и ближайших родственников, то позору не оберёшься на всю оставшуюся жизнь! Где денежков брать?
–  Тутовник
–  Что значит тутовник?!
–   Тутовые черви.
–  Фу блин, Мишка! Ты специально решил какими-то сраными червями нам весь аппетит испортить? Ты не забывай, мы ведь на импровизированной свадьбе у Федьки находимся. Какие на хрен фуфловые черви?
–  Тутовые. Шелк, шелк.
–   Шелк?
–  Да, тутовник, шелк. Мама брать в колхоз тутовник –  дерево такой. И ростит черви. Куколка, шелк. Деньги. Тридцать-сорок тысяч в адин год.
–  Обалдеть!
–  Иногда, редко, мой мама через река Пяндж идти к родне в Афган…
–  Все Мишка, хватит. Рот закрой. Ничего не хочу знать про то, как твоя мама к своим душманским родственникам через границу в Афганистан бегает. И тебе об этом «лялякать» тоже как бы не стоит… Общеизвестный закон из курса физики: «Скорость стука всегда больше скорости звука!» никто не отменял. Не забывай об этом. Ты хорошо мои слова понял? Все проехали. Итак, Федор, еще раз поздравляю тебя и твою дорогую Лейлу…
Во время очередного тоста мимо нашего спального помещения мирно проходил старшина роты Игорь Мерзлов. В недалеком прошлом, он отслужил полтора года в ВДВ и поэто муносил полосатую майку бравого десантника. Старшина был рослый и видный, строгий, но справедливый. Лишний раз не дергал, но и спуску не давал. Хотя, чем ближе к выпуску, тем дисциплинарная хватка старшины все больше ослабевала. А как иначе? Курсантов надо постепенно переводить на самосознание. Тем более, сегодня первый день после отпуска и сразу закручивать гайки начинают лишь полные мудаки. Так можно резьбу сорвать и личный состав озлобить. Кому это надо?
В галифе и в тапочках на босу ногу старшина неспешно дефилировал из умывальника с полотенцем на плече. Во рту у Мерзлова торчала зубная щетка.
Игорь уже получил доклады от младших командиров о своевременном прибытии личного состава курсантов, а дергать парней бесполезными построениями ему не хотелось. Старшина сам находился под впечатлением от недавно проведенного отпуска и благодушная улыбка украшала его мужественное лицо.
Остановившись напротив нас, старшина передвинул зубами щетку из одного угла рта в другой и пробубнил.
–  Пацаны, построения не будет. В 23.00 отбой. По роте не шарахаться. Федю поздравляю с законным бракосочетанием. Много не пить. На зарядку прибежит Володенька Нахрен, чтобы самолично её провести.
Федя протянул старшине початую бутылку коньяка и внушительный кусок непонятного мясного блюда, источающего божественный аромат.
–  Командир, выпей за меня и мою прекрасную жену Лейлу.
Так как обе руки Мерзлова были заняты, то не вынимая щетки изо рта, старшина пробубнил дежурный, но весьма проникновенный тост. Немного поколебавшись, старшина присоединился к пиршеству.
Мероприятие проходило весело и беззаботно, но –  дисциплина превыше всего,  и в 22.55. мы начали самостоятельно и без напоминаний сворачивать «банчок». Культивация самосознания давала результаты. Никому не хотелось подводить любезного старшину, навлекая на него гнев дежурного офицера по училищу.
Пока наводился порядок в спальном помещении, ребята стали рассказывать свежие анекдоты, которыми обогатились за время отпуска. В ответ посыпались смешки, повсеместно переходящие в разудалое ржание. И все было замечательно, если бы старшина не решил подвести итог нашего чудесного вечера своим анекдотом –  «домашней заготовочкой», так сказать.

73. Кровная месть

–  Парни, слушай сюда! Последний наисвежайший анекдот и спать! Короче, летит самолет… например, рейс «Душанбе - Свердловск»
Услышав родное название, Мумин Холнозаров осветился ослепительной белозубой улыбкой.
–   В самолете летит чурка. Пусть будет… таждик!
Мумин перестал улыбаться.
–   …живописный такой чурка. Весь в бурке, в халате, в лохматой шапке, воняет овчиной!
Мумин замер и заметно напрягся.
–   А на руках держит живого барана!
Мумин заузил черные глаза, в которых блестнула еле заметная искорка.
–  К этому «чурке» подходит стюардесса и говорит: «Товарищ саксаул….»
Мумин болезненно скривился и поправил старшину.
–   Аксакал.
–  Ну да, саксаул… аксакал. Какая, хрен, разница, не важно?! Вот кстати, пусть этот аксакал… допустим Мишкин отец.
Мумин категорически набычился и сжался словно пружина.
–  Короче, *уё мое, товарищ аксакал-саксаул, Вы зачем барана в самолете везете? А чурка отвечает: «Это, моя красавица, не баран! Это бакшиш –  подарок значит, настоящий баран в военном училище учится…».
Мишка неожиданно бросил тщедушное тельце на громадного старшину.
–  Зарежю, шакаль!
Ничего не понимающий Игорь Мерзлов инстинктивно откинул внезапно рассвирепевшего таджика. Все в шоке! За время совместного обучения курсант Холнозаров прослыл законченным тихоней.
Отброшенный в спальное помещение, Мумин подбежал к своей кровати.  Рывком сбросив на пол матрас вместе с подушкой и одеялом, с оголившейся панцирной сетки Холнозаров схватил то ли очень длинный кинжал, то ли очень короткую саблю. Очевидно, только сегодня привез из отпуска и каким-то немыслимым образом  тайно пронес на территорию училища ВВС.
Блеснуло лезвие оголенного клинка. С мелодичным звоном пустые ножны полетели в сторону окна. А наш доморощенный самурай, чуть ли не с криком «банзай» бросился на старшину роты.
В ужасе округлив глаза, ошарашенный «десантник» Игорь выпрыгнул из тапочек и босиком ломанулся в каптерку, не выпуская зубную щетку изо рта. По пути его отступления на «центральной взлетке» осталось валяться слетевшее с плеча полотенце.
Выкрикивая «нечто тарабарское» на таджикском языке, вслед за старшиной припустил Мумин с шашкой наголо.
Молодые годы, проведенные в рядах ВДВ, оставили позитивный след в физической подготовке Игорехи Мерзлова. Финишную линию в виде двери каптерки, оббитой снаружи толстенными листами железа, старшина пересек гораздо раньше, нежели казарменный «душман мини-моджахед» Мишка Холнозаров.
Дверь каптерки громко хлопнулась. Прочный замок звонко лязгнул. Старшина заперся в относительной безопасности.
Спустя некоторое время до каптерки, наконец, добежал злобный Мишка. На глазах у обалдевшего дневального… тумбочка дневального находилась в двух шагах от каптерки, напротив оружейной комнаты… короткой саблей стал наотмашь рубить по запертой двери, высекая искры из железа и оставляя глубокие зарубки.
–  Виходи, ишак! Будь мужчина! Ти аскарбиль мой атец! Виходи, все равно зарежю!
 Выйдя из  ступора, мы бросились ловить юного «басмач»а.
Успешно скрутив худосочного таджика и отобрав у него саблю, ребята провели активную разъяснительную работу с Мумином.
С применением всего великолепия русского языка, включая его нецензурную составляющую, общими усилиями вдолбили в черепушку разбушевавшегося таджика прописную истину, что чурка из самолета не имеет ничего общего с уважаемым и давно усопшим отцом нашего дорогого сокурсника.
–  Не надо воспринимать близко к сердцу всякую хрень! Мишка, имея в активе службу в военном училище, пора научиться абстрагировать собственное эго от негативной информации, которая щедрым потоком вливается в курсантские уши. Причем, с завидным постоянством. Не надо бросаться на душевного собеседника с кинжалом наперевес!
Чем больше успехов делал наш азиатский Миша в изучении русского языка, тем больше смысла в опрометчиво сказанных репликах «ничего неподозревающих» сокурсников доходило до его девственно чистого разума. Во дела! Мы уже давно привыкли к высказываниям на грани фола и не фильтровали речь, справедливо полагаясь на прозорливость и устойчивый иммунитет своего собеседника.
К финалу проведенной беседы, Мишка постепенно осознал все свои просчеты. Он искренне посетовал на непростительно слабое знание русского языка и абсолютно недоразвитое ассоциативное мышление. Вскоре таджик добродушно согласился, что действительно общепризнанный юмор не следует огульно примерять на себя любимого, а отключать свое сознание от реальной действительности, он еще до конца не научился.
Потупив карие глаза в пол, курсант Холнозаров сопел, как нашкодивший школьник. В это же время сержант Валера Гнедовский ласково и нежно поскребся в наглухо запертую дверь каптерки, на которой отчетливо виднелись следы недавнего яростного штурма. В одной руке Гнедовский держал то ли длинный кинжал, то ли короткую саблю, а в другой –  тапочки, потерянные старшиной при его спешном отступлении.
Замок щелкнул. Дверь слегка приоткрылась и в образовавшуюся щель осторожно выглянул Игорь Мерзлов. Старшина взял тапочки, просунутые Валеркой. Обув тапки и опасливо оглядевшись, Игорь вышел наружу.
Убедившись, что в коридоре кроме сержанта Гнедовского и дневального на тумбочке, больше никого нет, старшина Мерзлов принял важный вид. Выпятив вперед молодецкую грудь, обтянутую «десантурской» майкой, старшина взял в руки то ли кинжал, то ли саблю. Вытащив клинок наполовину из ножен, Игорь посмотрелся в него, как в зеркало.
–  Чего это Мумин разошелся?! Вроде анекдотец вполне безобидный?! И откуда, кстати, у него такая замечательная штукенция? Не иначе привез, чтобы колбаску резать или карандаши точить. Гнедовский скорчил умильную рожицу и применил дипломатическое обаяние.
–  Игорь! Во-первых, ты сам немного перешел границу. У них… папа и мама  –  это святое! У Мишки отец умер и тревожить дух усопшего… да еще и в качестве персонажа для анекдота –  грех! Согласись?! Во-вторых, Тебе передаю кинжал из рук в руки на продолжительное хранение до самого выпуска из альма-матер. Пожалуйста, запрячь поглубже, чтобы Нахрен и Пиночет не разыскали. Лады? А то напридумывают чего, потом разгребать замучаемся. Ну, а в-третьих, надо с Мумином помириться. Он вроде как бы успокоился, а там хрен его знает?!
Старшина задумчиво почесал затылок.
–  М-де… действительно. Где этот душман? Пойдем разговаривать… только пусть пацаны его покрепче держат! Кто бы мог подумать?! Чахлик «соплей перешибешь»… а с таким остервенением набросился.
Игорь Мерзлов пришел в спальное помещение 45-го отделения и приблизился к Мумину, который готовился ложиться спать. Холнозаров застилал койку, поднятым с пола матрасом. Таджик уже умылся, почистил зубки и был опять «тише воды, ниже травы». Игорь протянул руку с раскрытой ладонью.
–  Мишка! Ты это… Не держи на меня зла. Я же по доброму, без всякого… А ножичек твой пусть в каптерке полежит от греха подальше. И вообще, какого рожна ты его в училище припер?
Мумин аккуратно поправил одеяло на кровати, старательно взбил подушку и, повернувшись к старшине, одарил его фирменной белозубой улыбкой.
–  Не ссы, старшина, что я - дурак, да?! Ты дюмаль… если чурка, так совсем деревянный, да?! Ты пошутиль. Я пошутиль. Ребят повеселили. Кинжаль себе оставь. Дарю! У меня таких дома еще много-много есть. Бери! Бери бакшиш в знак мой к тебе уважений! На добрый память бери, что с Мумином Холнозаровым вместе училься. Будишь патом свой детям рассказывать или на ковер его повесь… очень красиво! Что ковра нет?! Ай-яй! Гавно вапрос… на випуск подарю тебе ковер! Ковер в каждом доме дольжен бить. У меня после випуск свадьба будет. Приезьжай, старшина! Дорогой гостем всегда в радость. И не держи на меня зла! Какой с чурки спрос, да?!
Мумин вложил узкую и загорелую до копчености ладошку в огромную ладонь старшины для крепкого мужского рукопожатия.
Наблюдая за картиной трогательного примирения, хохол Теодозий Вирвихвист из Львова задорно подмигнул и приколол Мумина дежурной фразой из очередного анекдота.
–  Мишка, будь ласка, кажи почим у тоби силь?! (за сколько продаешь соль?)
–   Нэ СИЛЬ, а СОЛ, нэруский рожа!
Незамедлительно огрызнулся таджик, сверкнув идеальной белозубой улыбкой.

74. Свинство свинячее

Яркий свет неприятно резанул по закрытым глазам, заставляя зажмуриться. Следом по ушам и по нервам ударил душераздирающий вопль дневального по роте.
–  Рота, подъем! Выходи строиться в коридоре! Форма одежды номер «Раз»!
По смутному ощущению организма, явно не успевшего отдохнуть за непростительно краткое время прерванного сна, на лицо факт наглого недосыпа. Значит, нас поднимают раньше положенного времени?! Инстинктивно взглянул на часы:  полтретьего ночи. Охренели, что ли?!
Судя по всему, со мной были солидарны остальные курсанты 4-й роты, разбуженные посреди ночи не в самом наилучшем расположении духа. В сторону дневального на тумбочке полетели тапочки и дружные проклятия.
–  Заткнись, придурок! Еще спать, да спать! На часы посмотри, идиот!
И тут грянул гром! Этот тихий и вкрадчивый голос нельзя было спутать ни с каким другим на свете. Мягкий, но строгий, нежно-мурлыкающий и одновременно многообещающий…
–  Кому не ясна команда могу повторить персонально.
Пиночет, бляха-муха, собственной персоной?! Атас, парни! *здец! По казарме молниеносно пролетел стремительный ураган, мгновенно поднявший всех курсантов с кроватей. Постельные принадлежности хаотично взвились до самого потолка…
Не успели одеяла и подушки, сорванные неведомой силой с кроватей, упасть на пол, как все 144 курсанта стояли в центральном коридоре благоговейно затаив дыхание. Причем, готовые выполнить любой приказ партии и правительства. Немедленно и беспрекословно!
Командир 1-го учебного батальона полковник Серов неспешно прогуливался вдоль монолитного строя. Его голос звучал нежно и ласково.
–  Так-то лучше, дорогие мои детишечки. А теперь все дружненько выстраиваемся в колонну по одному и организованно заходим в «ленинскую комнату» на внеочередной медицинский осмотр.
Какой экстренный мед.осмотр посреди ночи? Эпидемия ящура, что ли?
Выстроились в длинную цепочку, ждем. Курсанты из 41-го классного отделения по одному стали исчезать за дверью «ленинской комнаты».
Вскоре парни выскакивали оттуда с пунцовыми щеками, спешно подтягивая армейские труселя семейной модели на ходу. Стараясь не отрывать смущенного взгляда от пола, курсанты после мед.осмотра пробегали мимо и ложились спать.
Чего смотрят то? Хоть бы кто намекнул… Но все курсанты пробегали мимо абсолютно молча, стыдливо пряча глаза... Непонятно!
Тем не менее, живая цепочка продвигалась быстро. Вот подошла и моя очередь. Захожу в «ленинскую комнату». На входе наш командир роты капитан Хорошевский со списком личного состава. Чуть поодаль майор милиции… офигеть?! А менты здесь с какого перепугу?! В центре помещения прямо под бюстом В.И.Ленина, сидит на стуле молодая красивая докторша из училищной медсанчасти. Лицо уставшее, взгляд напряженный… но, все равно, безумно красивая.
Ротный сделал отметку в списке личного состава и огласил мою фамилию.
- Курсант Симонов, 45-е к/о!
Приблизившись к докторше, я замер в нерешительности. Мол, смотрите… вот он я. Видя мою нерешительность, капитан Хорошевский тихо скомандовал.
- Трусы снимай!
- Чего?
- Трусы снимай, бестолочь! …до колен.
Чувствуя, как мои щеки покрываются густым румянцем, лихорадочно суетясь и путаясь, я с трудом развязал давно и безнадежно растянутую резинку с многочисленно накрученными узлами. В результате моих манипуляций трусы позорно свалились на пол.
–   Оголи головку!
–  Чего?
–   Совсем тупой, что ли?!
…твою мать, стыдно то как! Стыдно оголяться перед красивой женщиной, да еще и в присутствии посторонних мужиков в форме... Бред какой-то...
–  Поверни влево… вправо. Подними кверху…
Что за херь, не понимаю… Что это за мед.осмотр такой? Неужели молодой докторше доставляет удовольствие посреди ночи на полторы сотни пиписек в упор пялиться? Что происходит, в конце концов? 
–  Свободен! Следующий!
Стремительно выскочил из ленинской комнаты. Натягивая на бегу трусы, старался не смотреть на ребят, ожидающих своей очереди на странный мед.осмотр. Стыдно!
Стыдно, твою… Как скот какой-то! И докторша тоже… Рассматривала в упор писюн с такой скрупулезностью и дотошностью, как будто никогда не видела. Влево, вправо, подними, опусти, открой, закрой! Что за порнография? Веселенький мед.осмотр, ничего не скажешь!
Утром училище ВВС гудело, как растревоженный пчелиный улей. Курсанты были в полном недоумении от  ночного осмотра. Как оказалось, подобный мед.осмотр с эротическим уклоном прошел во всех подразделениях, без исключения. По итогам пятерых ребят из 9-й роты прямо ночью взяли под стражу и посадили на гауптвахту. Во как!
Различные слухи летали над территорией училища. Неопределенность ночных событий будоражила курсантские умы, внося смятие в юные души. А сути происходящего никто не знал. Догадки и домыслы были один страшнее другого.
На перемене между уроками, брызгая слюной и захлебываясь в праведном возмущении, Витя Копыто эмоционально бухтел.
–  Парни, а может они  пидары?!
–  Кто?
–   Ну, те пятеро, которых посадили!
–  Тогда бы у нас очки смотрели на предмет износа, а не наоборот!
–   А может в училище эпидемия сифилиса или гонореи?! У кого с конца закапало, тех и забрали!
–  С гнилыми свистками забирают в изолятор мед.санчасти, где колют болезненный «бицеллин» полными шприцами до полного излечения. А не закрывают в мрачной камере с прочными решетками. Чай не в средние века живем, когда больных сжигали на кострах …
–  Это… а помните, нам на политинформации говорили, что на империалистическом западе какой-то СПИД появился?! Заразный, что полный  *здец!
-–  А мне кажется…
Киевлянин Лелик Пономарев, устав слушать откровенный бред, вставил весомую реплику.
–  Мужики, хорош голову ломать и мозги сушить! У меня зема в 9-й роте учится. На завтраке в столовой успел шепнуть, что те парни в наряде на свинарнике стояли и кого-то там… якобы изнасиловали.
От услышанного Витя Копыто взвился чуть ли не до потолка. Выпучив безумно глазенки и заводя самого себя, он завопил.
–  Ага! Зоофилы, что ли?! Ни хрена себе! И все пятеро на свинью позарились? Обалдеть! Никогда не поверю! В городе куча общежитий с красивыми девчонками… Даже если все пятеро арестованных –  нац.кадры, им к свиньям все равно нельзя прикасаться! Им этого… как его… ушастого ишака подавай! Так ведь, Фахраддин? У вас в горах экзамен на мужскую зрелость на ишаке сдается?
Азербайджанский увалень Федя Мирзалиев болезненно сморщился, но не стал генерировать горячий темперамент, а равнодушно буркнул.
–  Не на ишаке! На ослице… свинья  грязный животный, свинья нельзя!
–  Во! Федя, а ты сам того… Экзамен уже сдавал?
–  Да пошел ты!
–   Федь, не стесняйся, расскажи а! Интересно же!
–   Отстань… а то на тебе экзамен сдавать буду… прямо сейчас и здесь!
–  Мишка, тогда ты расскажи! Как с ишаком… приятно?! Лучше чем с женщиной?
Смуглый таджик Мишка Холнозаров равнодушно отвернулся к окну и тоже ушел от прямого ответа.
–   Моя твоя не понимай!
С перекура вернулся курсант Петровский. Сплевывая крошки табака, прилипшие к губам и к языку, «главный люфтваффельник» мрачно озвучил.
–  Парни, я сейчас в курилке слышал, как один пацанчик из 9-й роты рассказывал…  ночью у них шмон был очень даже по-взрослому. Менты приезжали и все такое… Всю казарму на уши поставили и каждому курсачу под шкурку крайней плоти не по разу заглянули… Короче, слушай сюда, самая достоверная информация. Те курсачи стояли в наряде по свинарнику. Вечером к ним пришла фрикаделька. Ну, из этих… из безотказных типа. Любви и ласки на халяву поискать. То се, тили-тили, трали-вали, шпили-вили… Короче, мадама несколько увлеклась, придаваясь любовным утехам… и как Золушка забыла про время. Спохватившись, побежала в свою общагу. А там злобная карга на вахте. Типа, не пущу и все такое… а доложу ректору-проректору-коллектору, что ты по ночам шлындаешь и безобразия безобразничаешь, чтоб тебя из общаги поперли …и вообще отчислили из института за аморалку. Та кобыла, типа, сильно испугалась и давай бабульке слезу пускать. Мол, шла по улице, никого не трогала  Налетели изверги военные, изнасиловали до полусмерти. И вот именно поэтому, я такая вся хорошая и несчастная …задержалась в нарушение распорядка дня. Простите меня, бабулечка-красотулечка, больше так не буду. Старуха сразу же вызвала ментов, а девка обосралась и написала заяву. Вот и понеслась чехарда… Да вышла незадача! Все курсанты одинаковы на морду лица, как братья-близнецы… Та сучка вспомнила, что когда ребят ублажала разнообразными методами, то вроде как… прикусила одного в порыве бурного экстаза. Вот всем …писюны и смотрели весьма пристально… Ребят со свинарника загребли под чистую. Даже тех, кто орал истошно и божился всеми святыми, что к девке и близко не прикасался, а свиней кормил весь вечер по-честному. Короче, братья, весь наряд закрыли. Сидят пацаны «на киче» и своей участи ждут. Такие дела…
–  Ни хрена себе, раскладец. Вот попали!
–  Говорят, наш генерал с ментами пытается вопрос уладить. И с девкой… типа по-тихому …но ее родители из деревни приехали и строят из нее дюймовочку ни разу нецелованную. Мол, так и так… стыдоба такая на всю деревню приключилась …и не может их дорогая кровиночка быть обычной потаскушкой, которая по ночам на свинарниках ошивается. Она мол… чисто по своей наивности пришла на свинарник, чтобы с приличным курсантом познакомиться …для чистой и светлой… платонической любви. А военные уроды заместо стихов, ее носом в лоханку с объедками… юбку задрали и снасильничали невинное дитя по очереди! Прикиньте?! Аж, на слезу пробивает от умиления и сострадания…
Оглушенные такой информацией, курсанты 45-го к/о жадно внимали Петровскому, боясь пропустить хотя бы слово.
–  Еще говорят, что наш старикан-генерал ее родителям предлагал любого из арестованных парней в зятья. Обещал… что тот, кого их драгоценная доченька выберет, сразу же на ней женится не глядя …только заявление пусть заберут. И все довольны будут. А кобыла типа ткнула пальцем на одного… Этого хочу! А парень ей кольцо обручальное показывает и говорит, что уже женатый и ее вообще не трогал. Она хоть и подтвердила, что именно он ее не трогал, но уж очень ей нравится! Аж силов никаких нет… и в качестве ейного жениха весьма подходит! Прикиньте, дурдом какой?! Остальные пацаны типа взмолились… давайте денег вам дадим! Много! На новую «Волгу»! И выбирай в мужья любого другого, дура! А она уперлась …или этого или разговор окончен! Вот, сцука!
Далее был показательно-образцовый суд. Женатик с обручальным кольцом на пальце, как непричастный ко всему этому безобразию, пошел свидетелем и отделался легким испугом. Но все равно был отчислен из училища как невольный соучастник. Ибо своим равнодушным бездействием не предотвратил вопиющее преступление. Как оказалось, он еще дешево отделался.
Второй парнишка, видевший «целомудренную» мадаму в разнообразных фривольных позах а-ля-камасутра, получил три года дисциплинарного батальона. Свой срок он получил как возможный провокатор, подвигнувший неосторожной репликой остальных ребят на тяжкое преступление.
Еще трое ребят, вкусившие сомнительной любви, раскрутились на общий срок в двадцать один год. Шесть, семь и восемь лет, соответственно, в зависимости от степени личного участия в процессе тесного общения с потерпевшей.
По итогам оглашения приговора, училище ВВС …рухнуло в длительный и беспросветный депрессняк. Ребята обалдели от столь сурового развития событий!
Все курсанты стали повсеместно избегать любого вида общения с представительницами противоположного пола и откровенно шарахаться поголовно от всех девчонок, как от заразной чумы!

75. Роза, Рита, Рая

Спустя полгода после вышеописанных событий, наше 45-е классное отделение заступило в гарнизонный караул. Время идет. Тянем службу не шатко, не валко. Как вдруг на гарнизонную гауптвахту привозят солдатика из внутренних войск, что было достаточно редким явлением. Ибо ВВ сами охраняли серьезные объекты с соответствующей публикой –  пересылочную тюрьму, арестантские зоны и с личной дисциплиной у солдат ВВ был полный порядок.
Оформляя пять суток начисленной отсидки, начкар лейтенант Зайчик задумчиво вертел в руках записку об аресте солдатика ВВ.
–  За нарушение режима. Это как это? Не вовремя сходил пописать, что ли?! С каких пор за режим арестовывают?
Тяжело вздохнув, солдатик начал пояснять.
–  Режим в нашем понимании  это установленный порядок содержания осужденных. Из-за жалости я тут… вот.
–  Да ну?! Как это, из жалости?
–  Пожалел троих обиженных. Дал им по сигарете и возможность покурить. А контролер заметил и стуканул начкару. Тот быстренько оформил арест, чтобы другим неповадно было панибратские отношения с осужденными заводить. А ребят, действительно, жалко. Совсем их зачморили. Доходяшки законченные, долго не протянут. Кстати, из ваших. Говорят, что бывшие летуны. Сидят в «пересылке» за изнасилование, ждут этапа на строгач. Их уже опустили и дерут все кому не лень…
–  Как это опустили?! В каком смысле дерут?!
–  Как, как?! Петухами сделали. Точки на губе накололи. И погоняла соответствующие дали  Роза, Рита, Рая…
*здец, приехали! Все в гарнизонном карауле испытали шок, включая лейтенанта Зайчика. Вопросов нет, парни конечно же позволили себе лишнее, позарившись на доступность той девицы. Возможно, даже и заслужили наказание, но не такое же!
Не берусь судить ту мадаму, но тут многое шито белыми нитками. Вот какая скромная девушка, на ночь глядя пойдет на окраину города? Да еще и на свинарник! Якобы с невинным желанием  познакомиться с благовоспитанным курсантом для будущих трепетных и платонических отношений?! Что за бред!
Допустим, что она оговорила ребят, побоявшись всеобщего осуждения, родительского гнева и вечного позора в родной деревне, а так же отчисления из ВУЗа за аморалку. Так все равно на выходе из зала суда получила и то, и сё, и это! И тот же гарантированный позор на всю жизнь! И муки совести…наверное?! А парни получили гораздо больше и страшнее… Зачем?
Любое наказание должно быть соизмерно совершенному проступку, не так ли?!
После неприглядного случая на свинарнике, все курсанты альма-матер на долгие годы получили мощнейшую прививку и… откровенно животный страх перед особами женского рода. И зачастую с трагическими последствиями (см. «Часы Seiko»), ибо никому не хотелось повторить судьбу Розы, Риты, Раи…
Никого не хочу обвинять в предвзятости и непорядочности, но поневоле начнешь понимать америкосов, которые перед тем как поцеловать девушку, не менее трех раз спрашивают у нее разрешение и берут письменное согласие, полученное в присутствии десяти свидетелях с обязательным оформлением на официальном бланке и заверенное у двух независимых нотариусов. Мали ли чего, вдруг передумает?!

76. В лучах славы

–  Сержант Гнедовский!
–  Я!
–   Курсант Копыто!
–  Я!
–   Курсант Пономарев!
–  Я!
–  Курсант Симонов!
–   Я!
–  Выйти из строя на десять шагов! Училище, смирно! За смекалку, находчивость и мужество, проявленные при тушении пожара и спасение железнодорожного состава с важным грузом, данные курсанты награждаются ценными подарками от Министерства путей сообщения  СССР  наручными часами «Победа»!
Начальник училища солидно спустился с трибуны, облицованной белыми мраморными плитами. С подчеркнутой важностью, «старик» вручил каждому по маленькой пластиковой коробочке с наручными часами. При этом лицо сурового генерала светилось искренней отеческой теплотой, многочисленные морщинки на коже пожилого человека разгладились, а в глазах периодически проскакивали озорные искорки молодецкого куража  «чертики бегали». А возможно, что это были искорки доброй зависти, как знать?!
Да-да, именно доброй зависти. Было заметно, что нашего генерала прямо распирает от нескрываемой гордости, что его воспитанники наконец-то отличились в лучшую сторону. Не «Агдам» стырили, не подрались в городе,  а действительно сотворили что-то приличное. И сейчас «старик» по-доброму нам завидует… Именно нам  четверым курсантам, благоговейно замершим на училищном плацу по стойке «смирно».
В этот торжественный момент, по крайней мере, нам четверым… вру, пятерым, включая генерала… было предельно понятно, что начальник училища с превеликим удовольствием и абсолютно не задумываясь, немедленно променял бы свой помпезный генеральский китель с красивыми погонами, расшитыми золотой нитью, на многократно застиранную, затертую до белезны и заношенную «в хлам» курсантскую ХБшку... лишь бы вернуться в бессовестно-беззаботную молодость. Чтобы сбросив неизменные атрибуты высокой должности –  показную напыщенность и дутую важность, а так же наплевав на обрыдло-занудную рутину «высоких кабинетов», с молодецкой удалью и разухабистым юношеским азартом поучаствовать в головокружительном приключении. В тушении пожара, например.
Крепко пожимая руки, начальник училища приветливо улыбался и тихо говорил.
–  Спасибо, ребята! Порадовали старика, так держать! Молодцы парни! Молодцы! Спасибо, орлы!
Затем степенно поднявшись на трибуну, генерал вновь принял «уставное» суровое выражение лица. И уже с металлом в голосе громыхнул над притихшим плацем.
–  Мой заместитель по политической части зачитает официальное письмо, присланное в адрес командования училища из Министерства путей сообщения СССР. Слушайте внимательно и гордитесь, что вместе с вами учатся славные и ответственные парни! Берите пример и старайтесь хоть чуть-чуть походить на них! И тогда я могу с чистой совестью спокойно уходить на заслуженный пенсион. Лично меня переполняет чувство полного удовлетворения за проделанную работу и отеческая гордость, что эти курсанты являются воспитанниками именно нашего училища. Слово предоставляется полковнику Боргударову.
Политический полковник подошел к стойке с микрофонами. Показательно-торжественно развернув противно шуршащий листок бумаги, замполит с чувством, с толком, с отработанными паузами и профессионально играя интонацией, завел долгоиграющую агитационо-помпезную песню.
–  В благодарственном письме от руководства МПС СССР… за подписью ЛИЧНО САМОГО заместителя министра на имя командования нашего прославленного училища ВВС… выражается искренняя и горячая благодарность за воспитание достойной смены… которая в скором времени вольется в стройные и монолитные ряды офицеров доблестной Советской армии. Руководство МПС СССР абсолютно уверено… что курсанты нашего краснознаменного и орденоносного училища… в трудную минуту для окружающих их людей, для своей страны, для своей Родины… Союза Советских Социалистических Республик… сразу и все как один решительно встанут плечом к плечу… мужественно преодолевая любое проявление постыдного страха и презрев личные интересы, будут надежной опорой… 
И т.д. и т.п. еще добрые полчаса заливался соловьем знатный политрабочий.
Личный состав училища обреченно замер на огромном плацу, благоговейно внимая каждому слову «зажигательной речи». Народ настроился на долгую канитель и это правильно.
Хорошо поставленным голосом и дикцией, достойной диктора центрального телевидения, замполит методично вливал в уши изнемогающих курсантов бесконечный словопоток, насыщенный пропагандисткой патетикой. Во время коротких пауз, необходимых для вентиляции натруженных легких, работающих в авральном режиме, полковник эмоционально потрясал в воздухе «гербованной» бумагой из незабвенного МПС СССР. Незамысловатым действием призывая в авторитетные свидетели искренней правоты своей эпохальной речи, не иначе как все МПС СССР в целом.
Вот умеет же привирать красиво, фиг докопаешься! Могу поспорить, что в том письме не было и половины того, что наплел политический краснобай. А куда деваться, работа такая! Профи… не зря свой «хлеб с маслом» кушает и «какавой» запивает. Эх, учиться у таких надо, если хочешь быструю и непыльную карьеру в уютных штабах делать. Подальше от «любимого» личного состава и боевой техники.
Блин, заткнулся бы, что ли?! Неуютно на плацу торчать. Отпустите за ради Бога в родную роту. Позвольте среди ребят в строю 45-го отделения затеряться.
Но мы продолжали тупо стоять перед личным составом училища. Парни этом увлекательном действе глупо улыбались и рассеянно вертели в руках пластиковые коробочки с часами «Победа». 
Поверьте, совсем неловко стоять перед трехтысячным строем себе подобных! Врожденная скромность и все такое… Тем более, каждый пялится на тебя как на «чудо-юдо» какое-то...
–  Герои, ратиборы, огнеборцы…
Надо же, как вдохновенно замполит вворачивает красивые и непонятные слова. В красноречии полковнику Боргударову не откажешь. Язык явно «без костей», не иначе.
Пока над плацем носилось эхо восторженно-громогласных речей, словно цветные картинки из детского калейдоскопа, в моей памяти всплывали наиболее яркие обстоятельства и подробности свершения нашего «эпохального» подвига…

77. Караул сопровождения

–  Санька, Леля, собирайтесь! Сейчас шустренько двигаем в баню, а потом в чепок  заскочим. Надо съестным максимально затариться. Завтра в караул сопровождения едем .
Мы с Леликом многозначительно переглянулись и вопросительно посмотрели на сержанта Валеру Гнедовского, который принес эту достаточно приятную новость. Почему бы не прокатиться по стране и на некоторое время не отвлечься от монотонности училищной жизни?!
Сняв пилотку и подоткнув ее за поясной ремень, Валера озадаченно прищурил глаза и продолжил.
–  Приказом по училищу от нашей роты, кроме нас с вами, еще курсант Петровский отдан. Но, как вы знаете, Люфт на прошлой неделе в госпиталь с двухсторонним гайморитом загремел. Расклад фиговый, однако. Так понимаю, что подмену из 5-й роты назначат.
Сержант Гнедовский снова недовольно поморщился.
–  Жаль, конечно. Лучше с философствующим «Люфтваффельником» поехать, чем с чужаком из пятерки! Парень проверенный. С ним не соскучишься. А с чужим… как-то не очень… попадется мудак какой-нибудь, замотаемся его перевоспитывать всю дорогу.
–   А куда едем и насколько?
–  Из Свердловска тащат какое-то немыслимое артиллерийское орудие калибром в 152-мм образца времен Ивана Грозного…
–  Охренеть! А мы причем? С какого перепугу ВВС и сраная пушка! Пусть хоть внебрачная дочь шрапнельной пищали и Царь-пушки, нам то что?! Орудие пусть другие волокут… стратеги например. У них в петличках две пушки сношаются! Нам подавай авиабомбы, реактивный движок или чего еще в том же духе авиационной тематики…
–  Какая, в принципе, разница?! Все – разнообразие. Покатаемся по бескрайним просторам Родины, пока пацанам будут мозги сушить. Потом на сессии поноем жалобно: «Мол, пропустили все Ваши гениальные лекции, товарищ преподаватель. Но не по своей воле и не корысти ради, а токмо из-за треклятого выездного караула». Глядишь, и накинут пару баллов. Эту младшую дочку царь-пушки еще недавно сопровождали солдаты со «сверчком»  . Стадо идиотов, иначе не скажешь. Не успели отъехать от Свердловска, как их караул поголовно нажрался в сопли и на первой же остановке бдительный комендант застукал голубчиков. Прямо «тепленькими» за ноги из теплушки вытаскивали. Наш комендант – всем комендантам комендант, хрен проскочишь! Сейчас эти алконавты на гарнизонной гауптвахте вытрезвляются. Пока платформа попутную оказию ждет, в наше училище из гарнизонной комендатуры заявку на четырех «конвойных» скинули. Мы в списке… А пушку волокут в Измаил –  солнечная Молдавия, вроде как, если не ошибаюсь?! И если этот Измаил на самом деле в Молдавии или на Украине… мне все едино! …то там все равно теплее, чем на Урале-батюшке. Весна, называется! Что ни год,  –  минус десять в апреле и снега по колено… охренеть!
Присутствующий в спальном помещении казармы, курсант Копыто всячески проявлял интерес к незатейливому разговору, максимально оттопыривая уши. Услышав про «солнечную Молдавию», Витя неожиданно встрепенулся. Мновенно придя в крайнюю степень возбуждения, Копыто заорал дурным голосом.
–  Парни возьмите меня с собой! У меня тетка единокровная в Измаиле имеется. Молдаванка чистопородная, пля буду. Родная сестра матушки. Сто лет не виделись…
–  Витя, в приказе по училищу на выездной караул тебя нет. Списки утверждены в начале года…
–  Попросим Нахрена. Я уговорю! Я смогу! Я попробую… Я обязательно пригожусь. Не пожалеете! Ну, возьмиииитеееее меее…няяяяяяяя….
Как мы не отнекивались от такого незапланированного счастья, как наш незабвенный Витенька, но спорить с ним было абсолютно бесполезно.
Откровенно надеясь, что у курсанта Копыто ничего не выйдет, мы поставили категоричное условие.
–  Договариваться с капитаном Хорошевским о включении в состав выездного караула будешь сам!  Один! Без нашего участия. Получится  значит, получится.
Однако мы недооценили дипломатические способности Витьки Копыто. Энтузиазм крайне заинтересованного индивидуума способен творить чудеса. Уболтал. Убедил. Нашел нужные и проникновенные слова для вечно раздраженного Нахрена. 
Не иначе, капитан Хорошевский с тайным восторгом воспринял дерзновенную идею:  на законных основаниях отдохнуть от такого чуда как Витя Копыто. Забыть о его существовании хотя бы на короткое время, заслав «ходячее происшествие» хоть в выездной караул в Молдавию, хоть в экспедицию на Северный полюс, хоть в полет на Луну, хоть к черту на кулички!
Готовились к неожиданной командировке в авральном режиме.
Использовали денежную наличность, накопленную для увольнений в город и заныканную для романтических посиделок в приятном женском обществе. Потратив все без остатка, накупили печенья, пряников, конфет. На училищном прод.складе получили тушенку, рыбные консервы «братская могила» , различные крупы, сухофрукты, хлеб, сухари «термоядерные» (хрен раскусишь), сахар, чай, соль.
Собрали вещмешки, взяли ложки, посуду, бачки для приготовления пищи, полотенца, зубные щетки, бритвы и прочее. Получили оружие, патроны, командировочное предписание на выполнение задания. Все шустренько и бегом.
Лихорадочно носясь по училищу, мы ловили откровенно завистливые взгляды остающихся ребят. Еще бы! Сорваться в командировку на пару недель –  почти «внеплановый» отпуск. В сторону юга –   мечта и подарок судьбы!
На училищном ГАЗ-66 «Шишига» приехали на ж.д. станцию. Без проволочек приняли маленькую теплушку  с прокопченной буржуйкой и деревянными нарами  вместо кроватей. Из постельных принадлежностей –  одни матрасы и старые подушки без наволочек. Одеяла в таком состоянии, как будто на них выросло не одно поколение армейской моли. Не страшно, вместо одеял шинелями укроемся.
Знали бы такое положение дел с постельным бельем, из училища прихватили бы. Ну, да ладно, это не самое страшное. Не в первый раз. Самое досадное, что не в последний.
Объект охраны впечатлил размерами и солидностью. Огромная пушка занимала грузовую платформу от края до края и завораживала исполинской мощью. Гармоничная конструкция источала скрытую угрозу и вызывала трепетное уважение. Раскрыв рты в благоговейном восторге, мы лишь смогли издать:
–  Вот это даааааа….!
Платформа с длинноствольным орудием была предпоследней в длиннющем составе грузовых вагонов. Наша теплушка –  самой последней. Так было удобней перецеплять груз от поезда к поезду, выбирая попутную оказию. И нам сподручней охранять военное имущество, просматривая обширный сектор подступа к объекту на двести семьдесят градусов.
У этого «удобства» была и обратная сторона медали. Так как теплушка была достаточно маленькой, двухосной и относительно легкой, то при движении ж.д. состава с более-менее приличной скоростью нас болтало весьма нещадно. Создавалось устойчивое впечатление, что мы попали на маленький кораблик, который волокут в бушующем море на буксире.
Туалет в теплушке отсутствовал по-определению. Мятое ведро с днищем в виде прогнившего сита лишь символически напоминало унитаз. Ввиду того, что остановки грузового состава были крайне редкими, справлять естественные надобности приходилось урывками и где как. Чаще всего в чистом поле, на перегонах, в отстойниках или во время работы маневровых паровозиков, перестыковывающих два наших вагона от одного локомотива к другому.
Особенно неудобно и достаточно рискованно проходил процесс «облегчения» на полном ходу поезда.
Не учтя пару общеизвестных законов гидродинамики из курса физики за седьмой класс средней школы, Копыто не сразу справился с силой инерции и пару раз обильно обрызгал стены и пол теплушки.  Получив последнее предупреждение в виде дружеского пинка по костлявой заднице, Витя научился вполне прилично попадать персональной струей в огромный проем сдвижной двери.
Сходить «по большому» –   это вообще «песня», заслуживающая отдельного пояснения. Прошу прощения за подробности, но жизнь есть жизнь, куда деваться?! Немного пофантазируйте и представьте следующее действо.
А лучше, попробуйте на досуге удержаться на постоянно вибрирующем и хаотично дергающемся краю пропасти открытого проема вагонной двери. Да еще со спущенными ниже колен штанами… на приличной скорости поезда и под задорный свист встречного ветра! Это что-то! Впечатлений «выше крыши». Лишь бы  в этот ответственный момент навстречу не попался другой поезд.
Древнюю и вечно чадящую печку-буржуйку топили углем, который во время редких остановок шустро грузили из угольных развалов или добывали у проводников пассажирских вагонов поездов, стоящих на параллельных путях, входя в образ «жалобного попрошайки». Приготовить на «буржуйке» горячую пищу было совсем не просто, ибо печка катастрофически быстро остывала. Тем не менее, старались питаться более-менее регулярно.
Во время остановок грузового состава, независимо от времени суток и погодных условий, выставлялся обязательный пост в виде часового с автоматом.
Огромная длинноствольная «дура», зачехленная выцветшим брезентом, внушала уважение фундаментальным видом не только нам. На всех ж.д. станциях, где довелось постоять в ожидании зеленого семафора, местные жители подходили поближе, чтобы посмотреть на невиданное чудо. А ребятня норовила незаметно пробраться на платформу и заглянуть под брезент. Приходилось постоянно гонять «гражданское население». А что делать? Работа такая!
Откровенно говоря, повышенное внимание местных жителей поднимало наш статус в наших же собственных глазах до заоблачных высот. Нас распирало от гордости и осознания всей важности выполняемой миссии. Мощная штукенция, ничего не скажешь. Не смотря, что устаревшая. Не иначе, радикально усилятся западные рубежи нашей родины после получения этой грандиозной хренотени. Враги трепещите!
До конечного пункта назначения ехали долго. Наши вагоны то прицепляли, то отцепляли, то загоняли в отстойники и тупики. Мы три недели не мылись. Форма ХБ, некогда цвета хаки, стала равномерно землистого оттенка. Угольная пыль въелась в ткань на молекулярном уровне. Подшива  стала безнадежно черной. Наши физиономии покрылись слоем матово-черной пыли. Мелкая, словно мука, угольная пыль наглухо забила поры на коже. Безнадежно чадящая печка планомерно вносила свою лепту в загрязнение курсантской наружности. Складывалось устойчивое впечатление, что у всех четверых один общий папа. Причем, негр!
Единственное, что радовало – погода. Чем дальше отъезжали от Урала, тем мягче становился климат. Ласковое солнышко посещало все чаще и чаще. Шоколадный загар не заставил себя ждать. Потом будет чем покрасоваться перед уральскими девчонками. Хотя, кого я обманываю?! Размечтался! Это была банальная угольная пыль. Всепроникающая пыль и не более того.
На редких остановках, чаще всего, ночных, вдоль состава обязательно ходила пара станционных рабочих в исключительно грязной робе, промасленной до кожаного блеска. Один монотонно постукивал молотком на длинной ручке по ступицам колесной пары. В зависимости от звонкости «эха», второй рабочий открывал створку колесной буксы и заливал в нее машинное масло из чайника с длинным носиком.
В первый раз наш часовой попытался не подпустить чумазых работяг к платформе с пушкой. Передернув затвор АК-74, Лелик озвучил угрозу применения оружия. Типа, военная тайна и так далее, понимать надо. Но бригада в черных робах объяснила свой интерес к вагонам достаточно спокойно, прозаично и убедительно.
Оказывается, в конструкции колесных пар любого вагона применяется допотопный подшипник времен царя Гороха. Он с поразительным  и завидным аппетитом пожирает машинное масло в неимоверных количествах, прямопропорционально пробегу. Вследствие чего, маслице надо периодически добавлять, чтобы не возникало перегрева всей колесной ступицы. Во как!
А кто-то сказал, что мы уже в космос летаем, а сраный подшипник для вагона изобрести не можем! Мде, архаизм с анахронизмом!

78. Лишь бы не было войны…

По мере незапланированной затяжки срока нашей командировки, начались неизбежные проблемы с продуктами питания. Хлеб и тушенка закончились неожиданно быстро. Остались крупа и мечта стоматолога –  сухари.
Так как с продуктами наступил фатальный дефицит, местами переходящий в тотальный *здец, у личного состава караула остро встал вопрос о добыче хлеба насущного, дабы не протянуть ноги.
Из всех присутствующих Витя Копыто был в наиболее выигрышном положении. Ввиду телесной тщедушности, он напоминал непрезентабельный суповой набор, состоящий из одних мослов и голых костей.
Единогласным решением на ближайшей станции Копыто был снаряжен в разведку.
Внешний вид разведчика был впечатляющим. Итак, особые приметы: беспросветно чумазое лицо, покрытое толстым слоем угольной и дорожной пыли, подворотничок цвета грязной земли, бесформенные сапоги неопределенной расцветки, поясной ремень с окислившейся бляхой равномерно зеленого цвета. Некогда желтые волосы свалялись в грязные сосульки, которые торчали из под мятой пилотки прототипами ныне модных «дредов». Все дополнялось выпирающими костями и громыхающий мослами. Полная жуть, а не воин! Или именно то, что надо!
На маленькой и ухоженной провинциальной станции Витя с горящими от голода глазами приблизился к бабулькам, сидящим рядком вдоль перрона. Старушки торговали жареными курочками, огурчиками, творогом, сметанкой, семечками, пирожками и другими домашними вкусностями.
В процессе выяснения приемлемой цены, Копыто пробил всех старушек на элементарную жалость и сострадание.
–  Едем на Запад. Секретную гаубицу везем на границу. Обстановка в мире неспокойная. Но, не волнуйтесь, бабоньки, не посрамим! Отстоим! Все как один…
Из вылазки курсант Копыто вернулся к вагону в окружении многочисленной группы старушек. Местные бабушки абсолютно бесплатно принесли кучу съедобного исключительной вкусности: пирожки с различной начинкой, творог, вареную картошечку, посыпанную мелконарезанным укропчиком, вареные яйца, соленые огурчики.
Затем, не сговариваясь, бабульки выстроились на ж.д.платформе в идеальную шеренгу и еще долго махали вслед своими платочками. Вытирая обильные слезы, они причитали.
–  Лишь бы не было войны! Берегите себя, ребята… совсем еще дети…
Похоже, что провожая нас, бабушки вспомнили, как очень давно провожали своих «соколиков» на жестокую войну.
У всех ребят от трогательной картины защемило где-то глубоко в груди и предательски защипало в глазах. Что ни говори, а поколение, пережившее кровавую войну, питает к «человеку с ружьем» какую-то особую нежность.
Курсант Копыто опасно висел в проеме распахнутой настежь двери, вглядываясь в добрые лица старушек. Он отчаянно долго махал пилоткой, зажатой в грязной кулаке.
Уже давно осталась позади уютная станция с добрыми бабульками. За изогнувшимся дугой горизонтом скрылась платформа с маленькими фигурками наших благодетельниц, а Витя все висел и висел на поручнях вагона, старательно вглядываясь в неумолимо удаляющийся провинциальный городишко. Даже названия не помню, а жаль.
Когда Копыто вернулся в вагон, все обратили внимание, что по его прокопченным щекам пробежали две крупные слезинки, оставившие относительно чистые дорожки.
Все ребята дружно сделали вид, что не заметили этого. К горлу подкатил комок, говорить ничего не хотелось. Было предельно понятно, что эти старушки видели настоящую войну. Пережили пронзительный момент расставания «навсегда». Познали горечь утраты близких и любимых. И наше неожиданное появление всколыхнуло их добрые сердца, захлестнуло волной щемящих воспоминаний и наполнило трепетными переживаниями.
–  Эх, лишь бы не было войны…
Еще долго тихая фраза отдавалась стуком вагонных колес в наших ушах. Спасибо Вам, бабушки!
Пару дней мы питались относительно сытно. Но любые запасы, даже самые обильные,  заканчиваются.
Очередная узловая станция, безликая и неприметная. Одна из череды многих. Стоим  ночью. Зябко, сыро, промозгло. В воздухе ощущение неминуемого дождя. На посту Лелик Пономарев закутался в шинель. Он спрятал застывшие руки в карманы, пытаясь хоть как-то согреться, но бесполезно. Холодно. Всех знобит.
Подошел «древний» старлей  комендант ж.д. станции. Посмотрел на нас, на орудие, на теплушку. Проверил предписание и документы на груз. Спросил о запасах продуктов. Услышав откровенно неутешительный ответ, грустно вздохнул и тихо выматерился. Привел меня и Витю Копыто в станционный буфет.
Полная и розовощекая мадам за прилавком налила старлею стаканчик водочки «во здравие», а нам отпустила ящик газированной воды «Буратино», четыре буханки хлеба, добрый кусок сыра, батон колбасы, целлофановый пакет с гречневой крупой и дохлую курицу.
Курица –  одно название, а по факту –  сплошные кости, обтянутые толстенной кожей в огромных пупырышках. Не иначе как умерла естественной смертью от хронического истощения. Но «дареному коню в зубы не смотрят».
Немного подумав, буфетчица насыпала в двухлитровую банку вкуснейший винегрет и выставила на прилавок четыре бутылки кефира. Деньги взять категорически отказалась. Спасибо Вам, добрые люди!

79. Постой паровоз, не стучите колеса

Едем дальше. Солнечный день, двери теплушки открыты нараспашку. Варим гречневую кашу с мелко порубленной курицей. В воздухе отчетливо попахивает горелым. Не хотелось бы испоганить дефицитный харч, поэтому стараемся разобраться в причинах возникновения характерного запаха.
Старательно и качественно обнюхали весь вагон. Не у нас горит. Точно! Но горит ведь. И где?
Ухватившись одной рукой за металлическую скобу, Лелик высунулся из вагона. Вглядываясь по ходу движения поезда, он прокричал.
–  Впереди вагон дымится!
Словно виноградная гроздь, мы дружно повисли в проеме теплушки. Точно. Буквально, через один вагон впереди платформы с пушкой, из-под днища шел приличный черный дымок, который уверенно набирал объем и плотность.
Сержант Гнедовский задумчиво заузил глаза и сплюнул.
–  Похоже, букса горит!
Действительно, складывалось впечатление, что подшипник в ступице колесной пары разрушился или его банально заклинило. А масло в буксе от повышенной температуры начало гореть. У локомотива «дури» (мощности) выше крыши. Особо не напрягаясь, он знай себе тащит состав, длиной почти километр, не меньше, и не замечает такой мелочи, как дымящийся вагончик.
–  Что будем делать?
–  Машинист увидит, остановится и потушит. А мы поможем.
–  Что-то он не очень-то и видит! И останавливаться совсем не собирается. И тушить, как бы тоже, не сильно торопится. А сейчас все как разгорится… а до паровоза гораздо дальше, чем до нас… Факт!
–  Надо подать сигнал…
–   Надо. Как?
–   Давайте полотенцами махать!
–   Давайте!
Схватив армейские вафельные полотенца –  далеко не белые –  открыли двери по обеим сторонам теплушки. Опасно высунувшись из вагона по разные стороны и рискуя вывалится на полном ходу, мы стали а махать, свистеть и орать. Бесполезно! Локомотивная бригада нас не слышала. Абсолютно не слышала! Оно и понятно, состав был очень длинный.
Замучавшись висеть на сквозняке, все наглотались набирающего силу дыма до «першения» в горле. Вскоре в районе колесной буксы появились огоньки пламени. Складывалось впечатление, что она раскалилась докрасна.
Побегав по замкнутому пространству теплушки от стенки к стенке, Валера Гнедовский принял непростое решение.
–  Выбора нет, будем стрелять!
Восторженно выпучил глаза и оглядевшись по сторонам, Витя Копыто брякнул.
–  Я готов! В кого?
–  Надо бы в тебя, конечно! Самый походящий случай от такого дурака избавится, но пока только в воздух… к сожалению.
Валера был неисправим. Даже в нервозной обстановке в условиях разгорающегося пожара, он умудрялся шутить. Копыто обиженно надул губы, а Гнедовский продолжил.
–  Надо стрелять так, чтобы гильзы не просрать! А то замудохаемся потом отписываться. Куда дели? Где патроны? Почему стреляли? Что, не было другого выхода?! Расход боеприпасов –   это строгий учет, так ведь?!
Сержант взял автомат из пирамиды с оружием и отошел вглубь вагона. Теплушку прилично пошатывало.
–  Так парни! Я стреляю, Лелик и Витя ловят гильзы! Саня смотрит на реакцию машиниста и машет ему полотенцем. Приготовились!
Привязав полотенце на ствол автомата, я максимально высунулся.
Гнедовский подоткнул магазин с патронами, поставил АК-74 на «одиночный огонь» и передернул затвор.
Плотно прижав приклад к плечу, сержант произвел одиночный выстрел. Бах! Эхо выстрела в замкнутом пространстве теплушки больно ударило по ушам и оглушило всех присутствующих. Меня даже в меньшей степени, потому что болтался на «свежем воздухе» за пределами вагона.
Лелик и Витя «рэксом» и на перегонки одновременно накрыли ладонями упавшую на пол гильзу, которая уверенно покатилась к «выходу» из теплушки.
–   Ну, как Сань?
–   Хреново. В ушах звенит!
–   Не, я о машинисте?! Высунулся?
–  Нет, не высунулся. Вся сила звука в стенах теплушки потерялась! Одного выстрела мало.
–  Понял. Всем приготовиться! Внимание! Стреляю!
Та-да-да-да-дах! Валера врубил весьма приличную очередь. Весело позванивая и задорно подпрыгивая, гильзы веером раскатились по вибрирующему полу теплушки. Повиснув за бортом вагона, я отчаянно размахивал автоматом, на стволе которого болталось вафельное полотенце напоминающее, черный флаг а-ля-Веселый Роджер.
А по грязному полу вагончика опять ползали оглушенные выстрелами ребята. Мешая друг другу, они лихорадочно собирали стреляные гильзы.
–  Ну?
–  Ничего! Никакой реакции.
Высыпая собранные гильзы в пилотку Гнедовского, Витя Копыто предложил «гениальную» мысль.
–  А может по крышам вагонов пробежимся?! В кино «Неуловимые мстители» видел. Ничего сложного в принципе. Прыг-прыг и ты в паровозе. Могу попробовать.
–  Ты что дурак, Витя?! Над нами троллея с током! Шесть тысяч вольт, не меньше! Да и скорости разные, сдует с крыши! Тем более, в кино каскадеры прыгали. Отставить! Не хочу потом твою бездыханную тушку с колес соскабливать. Думайте парни. Эта дрянь все сильней разгорается!
Собрав гильзы и отсоединив магазин, сержант Гнедовский начал было считать остатки, подбивая дебит с кредитом. Но его остановил Витя Копыто.
–  Валер, можешь не стараться. Одну гильзу упустили… Выпала. Сама. Прямо, как живая между пальцев проскочила. Но ты не беспокойся, я место запомнил! Там еще кустарник на полотне растет. Найдем… сухостой такой, без листьев…обязательно найдем!
- Ты идиот?! Витя, как мы ее найдем? Кустарник?! Сам ты кустарник! Сухостой! Когда найдем? На обратном пути? Эх, была, не была! Обратного пути у нас нет!
Гнедовский высунулся из вагона. Удерживая автомат одной рукой, сержант дал длиннющую очередь вверх. Стреляные гильзы широким веером полетели на гравий железнодорожной насыпи и сразу же скрылись из вида.
Машинист локомотива не высунулся. Становилось все грустнее. Дым валил.
В это время наш ж.д. состав пошел по огромной дуге и вдалеке стал отчетливо виден борт мощного локомотива, который уверенно тащил длиннющую связку грузовых вагонов.
–  Ах, так?!
Валера разозлился! Он лег на пол теплушки и тщательно прицелился. Да-да-дах! Мы увидели как вдалеке перед самым локомотивом, от гравийной насыпи отделились легонькие облачка еле заметной пыли. Сержант влупил по прирельсовой насыпи, стараясь хоть как-то привлечь внимание паровозной бригады. Молодец, попал куда надо! Облачка пыли вполне заметны!
К сожалению, такое редкое явление природы, как образование облачков пыли из гравия машиниста никак не заинтересовало! Совсем не заинтересовало.
–  Бля, они не только глухие, но еще и слепые!
Сержант Гнедовский взревел и высадил еще одну длинную очередь. Он давил на спуск АК-74 пока не закончились патроны в магазине.
Никакой реакции со стороны паровозной бригады! Никакой!
–  Твою мать! Ах, так, вашу мать?! Ну, держитесь!
Гнедовский шустро сменил магазин и серями из коротких очередей начал посылать пули в гравийную насыпь железнодорожного полотна. Он поднимал многочисленные фонтанчики пыли, которые образовали перед паровозом весьма заметное облачко! И хотя наш сержант был неплохим стрелком, ситуации, в целом, это не изменило.
Безуспешно расстреляв второй магазин, в полном недоумении от происходящего Валера сел на полу и с надрывом в голосе возмутился.
–  Какой-то *здец?! Я уже не знаю, что дальше делать!
–   Надо продолжать стрелять! Не совсем же они глухие. На первой же остановке узнаем фамилию машиниста. Неужели –   Бетховен?!
–  Может у вас получится? Придумал! А давайте все вместе, одновременно… залпом!
Вчетвером дружно улеглись в один ряд на полу теплушки. Лелик передал свой запасной магазин Валере Гнедовскому.
Тщательно выцеливая в пляшущем прицеле полотно ж.д. дороги метров за тридцать-пятьдесят перед «паровозом», услышал команду сержанта.
–  Огонь!
Одновременно рявкнули четыре АК-74. Мы высадили по тридцать патронов каждый, как вдруг…о, чудо… из кабины локомотива высунулся машинист и заметил дым, поднимающийся из-под «огнеопасного» вагона. Ура!
Состав начал заметно замедляться и вскоре совсем остановился. Мы спрыгнули на землю и размахивая полотенцами и оружием, побежали к уверенно разгорающемуся вагону. От «паровоза» бежал машинист с одним огнетушителем в руках.
Встретившись вагона, мы стали хором орать на машиниста, что почти полчаса не можем привлечь его внимание.
Несколько увлекшийся Витя Копыто стал красноречиво размахивать автоматом перед носом перепуганного машиниста. А тот инстинктивно отслеживал траекторию движения пламегасителя на кончике ствола АК-74. Смотрелось смешно, но было не до смеха. Пришлось отогнать не в меру активного Витю.
Как выяснилось, на пожар прибежал помощник машиниста, пока бригадир связывался с ближайшей станцией, чтобы вызвать пожарную команду.
Искоса поглядывая на курсанта Копыто, который с показным рвением и особым усердием выполнял функции часового в «чистом» поле, пом.машиниста озабоченно спросил.
–  Парни, у вас на платформе с пушкой, снаряды есть? А то давайте ее от греха подальше отцепим прямо здесь и саперов вызовем! Вдруг пламя на платформу перекинется, а впереди городишка районный… Притащим эту хрень, а она взорвется, аккурат, на станции …
–  Нету, там одна железяка… По крайней мере нам про снаряды ничего не говорили! Значит, будем считать, что нету!
Злосчастная букса тем временем уже раскалилась, фактически, добела. Максимально вытянув руки и закрывая глаза, помошник машиниста разрядил огнетушитель. Было много пара, шипения и белого дыма, но радикально ситуация не изменилась. Оценив результаты «пенной атаки», железнодорожник посетовал:
–  Огнетушителей больше нет. Этот единственный и последний. Грузитесь в теплуху, сейчас двинем на станцию. Семеныч мне знаки подает!
Посчитав свою миссию выполненной, он побежал к локомотиву, волоча пустой баллон следом. Отчетность превыше всего!
Действительно, как только мы забрались в теплушку, поезд тронулся. Весь оставшийся отрезок пути мы видели голову помощника машиниста, который постоянно торчал в форточке локомотива, наблюдая за процессом горения буксы.
До станции поезд долетел достаточно быстро. Надо отдать должное, сразу же подкатила местная команда пожарных на допотопных ГАЗ-51. Опасливо поглядывая на платформу с огромной пушкой и на четырех «бойцов» с оружием в руках, брандмейстеры быстренько залили горящий вагон обычной водой.
На всякий случай, команда пожарных щедро залила водицей и платформу с нашей пушкой. Типа, хуже не будет! От греха подальше! Да и хрен с ней, высохнет по дороге, заржаветь не успеет.
Затем шустренько подошел станционный маневровый паровозик. Миниатюрная «кукушка» подцепив нашу теплушку, с платформой в пушкой и злополучного «горелика», отволокла вагоны в сторону от состава.
Мы попытались возмутиться, но нас авторитетно заверили.
–  Так надо!
И действительно, отцепив «горелика» в глубине узловой станции, после ряда прогонов «туда-сюда-обратно», наши вагоны опять пристыковали к составу.
Пока шустрая «кукушка» занималась «возвратно-поступательными» маневрами, мы провели занимательную беседу с начальником станции. И что характерно, в основном, с применением «непечатного» раздела русского языка.
Так как приютившая нас станция  была достаточно маленькой и военной комендатуры здесь не было по-определению, то все спорные вопросы пришлось решать с начальником перегонного узла, олицетворявшим советскую власть в полном объеме. Кстати, оказался на редкость вменяемый мужик.
Перебивая друг друга и постоянно затыкая рот Вите Копыто, вносящему нервозность и хаос, мы рассказали, что расстреляли «целую кучу патронов», пытаясь привлечь внимание «глухого машиниста». Поэтому нам позарез нужна авторитетная справка с «гербовой» печатью, что мы сделали «это» не нарочно, а во благо.
Машинист-бригадир, в свою очередь, убедительно оправдывался, что как только услышал «страшный грохот» по корпусу локомотива, то сразу же высунулся в окно. Заметив дым в третьем вагоне с конца поезда, согласно инструкции, немедленно остановил состав и послал своего помощника для выяснения всех обстоятельств.
В качестве доказательства своих слов, бригадир машинистов продемонстрировал «всем желающим» характерные пулевые отверстия в боку «паровоза». Вот это уже было неожиданное и настоящее «откровение»! Кстати, достаточно кучно легли…
М-де… *ец, приехали! Оказывается, кто-то из нас попал в локомотив?! Еще повезло, что никого не угробили.
После «бронебойных» аргументов, мы посчитали за благо завершить дискуссию и сняли «необоснованные» претензии к «дефектам слуха» локомотивной бригады. Мы настоятельно призвали всех и каждого к взаимному уважению, чтобы решить дела полюбовно и как можно быстрее.
Прения сторон затихли. Нервная обстановка разрядилась. Все фигуранты успокоились. Начальник станции выдал необходимую справку, с клятвенным обещанием типа: «зуб даю!», что непременно сообщит в вышестоящую организацию о геройском поступке четырех военных.
Мы незамедлительно тронулись в дальнейший путь. От греха подальше, пока не предъявили продырявленный локомотив для косметического ремонта.
Кстати, пока тянулась бодяга с сомнительными маневрами в дипломатии, безнадежно сгорела гречневая каша вместе с кусками расчлененной курицы. Оставленная без присмотра на поверхности «буржуйки», кастрюля раскалилась не хуже проклятой буксы.
Сгоревшие «вусмерть» дефицитные продукты пришлось выбросить на следующем ж.д. перегоне. Блин, опять голодными остались…
Монотонно трясясь в обрыдлой теплушке, стали осторожно выяснять, кто из нас четверых мог бы оказаться таким виртуозным снайпером, что прострочил локомотив вдоль и поперек?! Вроде как бы все стрелки достаточно неплохие и на училищном полигоне откровенных ляпов никогда не допускали?!
Наивно хлопая длинными ресницами с налетом угольной пыли, Копыто вдруг выдал.
–  А я сразу понял, что надо по паровозу стрелять! Раз машинисты ни на что не реагируют. Ну и высадил в него весь «рожок»! Еле попал! Вагон сильно качало…
В момент признания, выражение его лица осталось настолько непосредственно-трогательным, что ни у кого из нас не повернулся язык, чтобы высказать… что могло бы произойти при наихудшем раскладе! И чем бы все закончилось! И что мы о… беспросветном дебиле по имени Витя Копыто, сейчас думаем! Включая всю его родню до десятого колена и даже… домашних животных!
Все дружно заткнулись от осознания незыблемой истины, неожиданно забытой в пылу «горячих» событий –  Бог Витю любит! Факт.
А ведь, действительно, посудите сами, высадив магазин из тридцати патронов в «паровоз» с огромного расстояния, Витя никого не убил… тьфу-тьфу, не дай Бог… а всего лишь привлек внимание машиниста и фактически, спас целый состав от неминуемого пожара! Герой, не иначе!
Весь остаток пути мы искоса поглядывали на Витю, до которого, похоже, так и не дошли возможные последствия совершенного им поступка. Что ни говори, а славяне  мудрая нация! Недаром дурачков называют «божьими людьми». Бог Витю любил! Причем, истово.
Великое счастье, что наше училище полгода назад перевооружили на автоматы АК-74 калибром 5,45 мм. Еще неизвестно, чем бы все закончилось, если бы под рукой у Витеньки оказался грозный АКМ с калибром 7,62 и «тяжелой» пулей!

80. Изабелла

Добрались до Измаила. Одурев от счастья, что все благополучно закончилось, мы сдали платформу с многострадальной пушкой куда следует.
Комендантский майор –   молдаванин, прочитав предъявленную сержантом справку, искренне восхитился нашим геройством. Для закрепления эффекта весьма живописно мы рассказали обо всех обстоятельствах. Естественно, скромно опустив подробности со снайперской стрельбой по локомотиву.
Впечатленный комендант возгорелся принять посильное участие в процедуре создания нашего «культа личности». Майор незамедлительно выдал свою «бумагу с печатью», в которой подтвердил факт незапланированного израсходования боезапаса с неизбежным отходом в невосполнимые потери. То есть, без возможности предоставить стреляные гильзы с целью оправдания расхода.
Получив второй экземпляр «индульгенции», мы смогли оглядеться по сторонам и вздохнуть полной грудью. Измаил. Южная Украина. Весна. Тепло. Красота. На Урале снег только начинает таять, а тут яблони цветут на каждом шагу. Обалдеть! Девчонки –   смугляночки черноволосые по улицам шастают. Эх, лепота! А мы не мылись три недели и питались абы как.
Мягкость природы наложила отпечаток и на характеры людей. Комендант оказался на удивление душевным человеком, не чета уральскому монстру. Видя наш откровенно непрезентабельный внешний вид, майор предложил помывку в солдатской бане и приличное харчевание в казармах комендатуры. Применив все возможные чудеса дипломатии вперемешку с лестью и постоянным давлением на жалость, мы выклянчили пару суток «не совсем законного» отдыха. Договорившись с майором о нужной отметке в предписании, мы получили возможность,не мешкая, посетить дорогую тетю главного «героя-снайпера» Вити Копыто. Порадовать тетушку неожиданным визитом.
Стоит отметить, тетка Копыто оказалась очень радушной и хлебосольной хозяйкой. Зоя Николаевна проживала в частном доме и совсем не испугалась, когда перед ее калиткой возникло четыре чумазых бойца в военной форме и с оружием в руках.
–  Здравствуйте, тетя Зоя! Я  Витя Копыто, ваш дорогой и любимый племянник! А это со мной.
Надо отдать должное, тетя Зоя приняла нас –  лучше некуда. Мы комфортно разместились в уютном доме и знатно покушали впервые за три недели затянувшегося путешествия. И наконец-то смогли отмыться от проклятой и всепроникающей угольной пыли.
Пока форма сохла после грандиозной стирки, мы сидели в тени беседки под виноградной лозой и смаковали восхитительное «черное» вино  прошлогоднего урожая.
Наши автоматы АК-74 были надежно заперты в старинном и абсолютно неподъемном сундуке восемнадцатого века, который переходил по наследству по женской линии клана Копыто (для хранения приданого). Углы сундука-сейфа были обиты внушительными медными пластинами и чтобы его взломать, пришлось бы применять автоген или «болгарку» с алмазным диском. Грандиозный ключ от сундука сержант Гнедовский повесил себе на шею.
Слегка захмелевший Витя авторитетно утверждал, что у них в семейном гараже стоит точно такой же сундучина  –  приданое его дорогой мамы.
Прошу прощения, не могу не вернуться к вину. Вино было удивительным. Приготовленное из винограда «изабелла», вино было абсолютно черным и не пропускало солнечный свет! А какой вкус и запах! Не передать словами! Единственный недостаток  –  слабоваты  градусы.
Выслушав наше «фи» по поводу крепости вина, тетя Зоя лукаво улыбнулась и принесла горшочек с сахаром. Взяв наши стаканы, она насыпала в каждый по столовой ложке. Затем налила вино до краев и размешала сахар ложкой. Результат не заставил себя ждать. Через полчаса мы были –  «в слюни» в «в дрова»!
На следующее утро нам довелось оценить и побочные эффекты от употребления «черного» вина. Наша моча источала аромат «изабеллы», а фекальные массы, прошу прощения, имели насыщенно-фиолетовый цвет. Запах в туалете стоял… потрясающий! Современные освежители воздуха отдыхают.
Муж Зои Николаевны отвез нашу чудесно отдохнувшую команду на ж.д. вокзал на 412-м «Москвиче». При покупке билетов выяснилось, что штабной писарь вместо купейного вагона для выездного караула выписал проездные билеты в плацкарт.  Не принимая наших возражений, Богдан Васильевич доплатил необходимую сумму из своего кармана.
Получив отдельное купе, мы незамедлительно перетащили туда оружие и внушительный запас вкусностей, приготовленных замечательной тетей Зоей. Среди сумок с обилием съестных припасов, тетя Зоя,  добрейшей души женщина, аккуратно поставила четыре трехлитровые банки «фирменного черного вина».
Наверное, все же не стоит описывать несказанное удивление пассажиров поезда, которые всем составом бегали в туалеты нашего вагона, чтобы «приобщиться к прекрасному» и насладиться божественным запахом «изабеллы».
Комфортно доехав до уральского города, с чувством трепетной ностальгии мы прибыли в родное училище. Вернувшись в казарму, доложились дежурному офицеру «честь по чести». А когда старшина Игорь Мерзлов приготовился принимать патроны, сержант Гнедовский скромно, но с достоинством, предъявил две справки. Одну от начальника станции на бланке МПС СССР, а вторую от коменданта Измаила.
Мол, так и так, расстреляли все до железки, привезли кучу гильз. Не все конечно, а только те, что смогли поймать. Когда они по рельсовому пути в город Измаил вдоль ж.д. полотна разлетались… В разные стороны. Веером. Вот.
Глаза старшины налились кровью и повылазили из орбит. Тем не менее, Мерзлов проглотил неприятное известие о предстоящих «геморройных» проблемах в процедуре списания недостающих патронов. Мужик!
Чтобы хоть как-то скрасить беспросветное существование старшины, мы тайно вручили Игорю Мерзлову трехлитровую банку «черного вина». Специально сэкономлили.
Старшина незамедлительно законспектировал «секретную» рецептуру, неоднократно переспрашивая: сколько именно сахара надо добавить в стаканчик и в какую сторону размешивать для достижения наилучшего эффекта?! По часовой стрелке или против?!
Какой запах стоял в туалетах 4-й роты?! Закачаешься!
А через месяц пришло письмо из МПС СССР и наручные часы «Победа». Лучше бы «черного» вина прислали.

81. Честь мундира

Суббота. Время неуклонно идет к ужину. Это, несомненно, радует, но не сильно. Меню предстоящей «трапезы» легко предсказуемо. Ожидается откровенно обрыдлая «муйня» со щедрым добавлением бигуса, который способен легко и просто испоганить любые качественные продукты.
Увы, но никуда от него не деться. Хочешь –  не хочешь, а сидеть в столовой и вдыхать сногсшибательные ароматы прокисшего блюда все равно придется. И не важно, что к бачку с проклятой капустой курсанты не притронутся даже под угрозой отчисления из училища.
А вот уже после обязательно-принудительного посещения столовой, рапорядком дня запланирован показ в училищном клубе какого-то кинофильма. Какого? Неважно. Да хоть «Ленин в октябре» или «Юность Максима».
В клубе расклад более приятный, как ни крути. Вариантов развития событий хоть и не много, но они вполне приемлемы. Если фильм не очень древний и не совсем политически-отвратный, то почему бы и не посмотреть на сон грядущий. Все какое-никакое развлечение. В крайнем случае  можно и поспать в уютной темноте кинозала, скрючившись «в три погибели» на деревянном кресле. Действительно, а почему бы и не вздремнуть лишние полтора часика?! Распорядком дня не возбраняется. А я всегда кино так смотрю! Да-да, именно с закрытыми глазами.
Легендарная 4-я рота готовилась к процедуре очередного планового построения. Идти в столовую никому не хочется, а куда деваться?! Надо! Распорядком дня предусмотрено.
Сержант Валера Гнедовский время от времени раздраженно посматривал на часы и тихо ругался. Даже не ругался, а желчно цедил сквозь стиснутые зубы. Слова медленно вытекали из его полуоткрытых губ как расплавленный свинец. Хотя бы одно слово капнуло на сапоги, прожглась бы приличная дырка.
–  Говнюк Пилопедрищенский! Вот только появись! Мослы ходячие, спирохета бледная. Сразу в наряд полетишь быстрее ветра, обгоняя собственную тень… Бл*, я тоже хорош. Нашел, кому поверить. Ну, дурак я! Ну, дурак… Ведь зарекался сто раз…
Возмущение и отчаяние сержанта были предельно понятны. Еще пару минут назад Гнедовский обязан был постучаться в металлическую дверь и уверенно зайти в канцелярию роты. И перед ликом дежурного офицера представить поголовный «расход» по личному составу 45-го классного отделения. В принципе, «строёвка» нашего отделения сходилась идеально. Все курсанты были в наличии… за исключением одного. Отсутствующего являлся курсанта Копыто.
Во время наведения планового порядка на закрепленной территории с внешней стороны КПП училища Витя так изнылся, что невозмутимый флегматик сержант Гнедовский едва не сломал черенок метлы о сутулую спину курсанта Копыто.
Причиной, вызвавшей бесконечно-нудный скулеж незабвенного Витеньки, явилась пьянящая весна и многочисленные стайки аппетитных девчонок, которые плотными косяками, словно рыба на нерест, шли к контрольно-пропускному пункту училища на краткие, но жаркие свидания со своими возлюбленными. Девчонки шли бесконечным потоком, как волны набегают на берег, но… не к Вите!
Подобного оскорбления в свой адрес курсант Копыто вынести не мог. Ну, никак!
Трогательная картина повсеместно целующихся и нежно обнимающихся парочек, стремящихся найти уединение в ниспадающих кронах прибрежных ив, острым лезвием зависти резала Витьке прямо по сердцу. Витя жаждал любви. Немедленно!
Его умилительно-похотливые ужимки и недвусмысленно-жалобные вздохи окончательно вывели из душевного равновесия сержанта Гнедовского.
–  Значит так, ловелас озабоченный, осеменитель хренов, фиг с тобой! До ужина тебя прикрою, но чтобы на вечернем построении был, как штык. Иначе… Кстати, а как ты предполагаешь в таком виде по улицам города шарахаться? Тебя же любой военный сразу зацепит и в комендатуру сдаст. На «морде твоего лица» написано, что ты похотливый самоходчик.
–  А я такси словлю и прямо к подъезду Наташкиной общаги. А потом Наталка машину поймает. Я в нее прыг и сюда… прямо к дырке в заборе. Все будет в лучшем виде!
–  Опоздаешь хоть на секунду, не обижайся. Будешь неделю жить на «тумбочке». Усек, генитальный?
Курсант Копыто обиженно отклячил нижнюю губу и надул щеки.
–  Валера, я тебя хоть раз подводил?
Сержант Гнедовский поморщился. Он вспомнил «космический» полет в нисходящем штопоре с третьего этажа женской общаги с последующим приземлением в цветочную клумбу. (см. «Спорт и приметы»)
–  Витя, молчи, я тебя умоляю! Сверим часы.
Синхронно задрав левые рукава на своих гимнастерках, курсант Копыто и сержант Гнедовский посмотрели на одинаковые наручные часы «Победа». Витя предпринял попытку акцентировать внимание хмурого сержанта на часах.
–  15.27. Можно Кремлевские Куранты сверять! А у тебя? Вот и часики, кстати, тоже как бы не без моего скромного участия… одна меткая очередь…
–   Копыто, исчезни с глаз, пока я не передумал.
–   Валерик, будь спок, меня уже нет! Это не я, а оптический обман зрения… с угасающими вдали акустическими колебаниями воздуха… Не волнуйся, все будет тип-топ и в лучшем виде. Кстати, денег на такси не одолжишь?
–  Ну… хамло беспардонное! Пшел вон! Трояка хватит?
–  А цветы?! Я же не могу без цветов! Гусары без цветов –  моветон!
–   Пятерка и проваливай! Больше все равно нет.
Несказанно счастливый Витя (в безмерно застиранном и оттого выцветшем до неопределенной расцветки ХБ и «противотанковых» сапогах с шестью подковами на каждом) затерялся в ближайшем кустарнике.
Курсант Копыто побежал ловить такси, заняв денег на «самоволку» у своего же сержанта. Наглец?! Кто бы спорил, но не я! Витя  это… Витя!
Сержант Гнедовский снова и снова озабоченно поглядывал на часы. Из канцелярии роты после своевременного доклада вышел сержант Бояринов из 44-го классного отделения. Все, приехали, сейчас очередь 45-го.
Гнедовский многообещающе скрипнул зубами и с решительностью обреченного взялся за ручку двери. В это время, нереально шумно громыхая сапогами, в казарму ввалился крайне возбужденный Витя Копыто. Тяжело переводя дыхание, он хаотично замахал пилоткой, обозначая своё присутствие в расположении роты.
–  Ах ты…
–  Уфффф! Валера, умоляю, не надо! Не говори ничего! Представляешь?! Уже возвращаюсь, вылезаю из такси и только углубился в березняк, чтобы в дежурную дырку у «дороги жизни» пролезть… а тут патруль откуда не возьмись. Да еще и краснопогонный. Комендатура, твою мать! Ничего святого! У стен родного училища ловить стали. Прикинь?! Незыблемый принцип заповедных территорий не соблюдают, скоты педальные! . И охота им было в такую даль переться?!
Курсанты 45-го отделения скучились вокруг «генерирующего» Вити Копыто. Исходя на праведный гнев в адрес «в конец обнаглевшего патруля», тяжело дыша, осипшим голосом Витя взахлеб повествовал об очередном чудесном спасении.
–  Понял сразу, что в дыру, однозначно, не успеваю. Ломанулся вдоль «колючки»… а сатрапы легавые за мной припустили. У меня фора метров тридцать-сорок. Бегу значит, а они сзади тявкают: «Стой, стой!» Ага! Сейчас! Нашли дурака?! Но чувствую, догоняют. Не уйти мне от погони даже если форсаж включу… Наталка –  заводная мадам, поймите правильно, живым не уйдешь…
–   Да ладно, Наташка не причем! Ты еще пару десятков подковок на сапоги приколоти, вообще с места не сдвинешься. Пижон!
У Виктора Копыто на каждом сапоге было по шесть подковок –  абсолютный рекорд училища.
–  Короче, бегу я… уже «колючка» закончилась и «бетон» начался. Чувствую, *здец мне в перспективе корячится. Не перелезу через бетонный забор, хоть реактивный ускоритель в очко вставляй! А через сотню метров… за углом КПП маячит. Пропадаю, парни! Вдруг вижу… в березняке старикан какой-то с двумя детишками гуляет. Ну, я бегу и… взмолился: «Выручай, мол, отец! Патруль на хвосте! Тюрьмой пахнет.» Мужик попался… с понятием! Руки в замок подставил, спиной к бетонной плите встал. Сапогом с разбегу в его руки уперся… Он меня на забор и закинул. Естественно, я патрулю 50% от правой руки отмерил и был таков. Уф! Спасибо дядьке… мировой старикан! А то сидел бы сейчас на «киче» гарнизонной. Позору выше крыши и Валеру Гнедовского подвел бы! А мне подводить его никак нельзя!
–  Дуракам везет! В принципе, это уже не новость, Витя.
–  Представляете парни, как эти гарнизонные олухи ухулели?! А мужик – молоток! Старый пенек по виду, а еще крепкий. Словно пушинку на забор закинул. Патруль только зазря потел. Ха! Теперь будут вонять всю дорогу, кретины! Сейчас сидят, мудаки, под забором и плачут навзрыд. Я слышал, как начальник патруля звал свою маму и скребся ногтями по бетону… Ха-ха!
–  Ага, верим! Тебе верим, балалайка знатная…
Восторженно кривляясь весь субботний вечер, Витя живописно рассказывал об очередном подвиге. А потом еще и целое воскресенье. Не забывая добавлять в историю все новые и новые подробности неожиданного приключения.
Рассказ становился все ярче и ярче, а образ незабвенного Вити вырисовывался все красивее и красивее. Стоит отдать должное, курсант Копыто нисколько не умалял активное участие случайного мужичка с двумя маленькими детишками. Витя всячески выражал страстное желание непременно встретиться со своим благодетелем, чтобы засвидетельствовать самую искреннюю признательность.
Наступило утро понедельника. После завтрака весь личный состав училища построили на главном плацу. Солидно взгромоздившись на трибуну, наш генерал представил нового офицера.
–  Прошу любить и жаловать, мой заместитель по учебной части кандидат технических наук полковник Архипов. Прибыл для дальнейшего прохождения службы из Челябинского училища штурманов.
На трибуну незамедлительно поднялся подтянутый седоватый полковник. Как только он появился, в строю 45-го классного отделения кто-то охнул. Оглянувшись, я увидел, как побледнел Витя Копыто.
Вновь назначенный зам. сказал пару «стандартно-дежурных» фраз. Затем, попросив генерала оставить старшие курсы на плацу, полковник пошел «прогуляться» вдоль строя курсантов.
По мере продвижения полковника Архипова от роты к роте, курсант Копыто становился все грустнее и грустнее. И надо заметить, было от чего.
Поравнявшись с 4-й ротой, зам.генерала остановился напротив Вити Копыто.
–  Ну, здравствуй, дружок!
–  Здравжелавтащполк…
–  И чего же ты себе позволяешь, дорогой?! Ая-яй! Как тебе только не совестно?!
–  Да я …мммм…
–  Стыдно, товарищ курсант! Мне стыдно! Да-да, мне за Вас стыдно! Старший курс, а мямлишь как ушастый новобранец. Позор!
–  Готов понести любое наказание…
–  Ну вот, уже лучше! Естественно понесешь, кто бы сомневался?! Для начала, трое суток ареста тебе, любезный. На внутренней гауптвахте. Вот там посидишь и подумаешь на досуге о смысле жизни, включая свое безобразное поведение. Догадываешься, за что арест?!
–  Угу…
Потупив взгляд, курсант Копыто шумно сопел, как нашкодивший ребенок. А полковник продолжал «внушение».
–  Вот и ладненько. Экзамен по физической подготовке будешь сдавать мне лично в присутствии начальника кафедры физподготовки училища и командира твоей роты. Все понятно?! Кстати, какая рота? Ага, 4-я значит, так и запишем. Позор! Просто по-зо-ри-ще! Это ж надо?! Курсант училища ВВС не может самостоятельно убежать от комендантского патруля. И без посторонней помощи не в состоянии перемахнуть через паршивый заборчик?! Стыд и срам! Да мы в ваши годы… хм… хотя, вам лучше не знать. Короче так, драгоценный, в очередной отпуск поедешь только через «полосу препятствий».  Сдавать норматив будешь мне лично! К рассмотрению принимается только оценка «отлично». Ужас какой!  Чуть честь мундира не посрамил… Курсант ВВС и в руках сраного патруля?! Командир роты, проводите на гауптвахту.
Отсидев положенный срок на училищной гауптвахте, почти все свободное время Витя проводил в спортгородке, оттачивая мастерство по преодолению различных препятствий в виде забора и прочее…
На полковника Архипова курсант Копыто зла не держал. Более того, он был несказанно горд столь неожиданным взысканием. Ибо считал, что наказан объективно и справедливо. А как же иначе?! Получить арест не за факт самовольной отлучки, а за неспособность убежать от патруля  дорогого стоит! Честь мундира превыше всего!

82. Быстрее звука

Как уже отмечалось ранее, командир 4-й роты капитан Хорошевский среди курсантской братии носил заслуженное прозвище «Нахрен». Ибо, словосочетание «на хрен» использовалось им наиболее часто.
В великом и могучем языке Пушкина, Толстого и других гигантов мысли, несомненно, можно найти еще пару десятков достойных словесных оборотов, а может и чуть-чуть больше, кто его знает… но капитану Нахрену это было неведомо. Он обходился стандартной фразой: «на хрен», применяя ее всегда и повсеместно. В тему и без темы, практически на все случаи жизни. И все его прекрасно понимали.
К тому же капитан Хорошевский был человеком переменчивого настроения. И при малейшем отсутствии «оного», с патологическим удовольствием срывал «приступ немотивированной ипохондрии» на личном составе. (см. «Как хорошо быть генералом»)
Среди курсантов 4-й роты ходила загадка: «Чем отличается Володя Нахрен от реактивного самолета?» Ответ: «Самолет сначала видно, а потом слышно!  А Нахрена сначала слышно, а потом уже видно!» Как общеизвестно, в любой шутке присутствует лишь микроскопическая доля выдумки, а все остальное –   чистейшая правда.

83. Энтузиазм гастарбайтеров

Наша легендарная рота дислоцировалась на втором этаже старого трехэтажного здания 1943 года постройки, которое ударными темпами возвели плененные под Сталинградом фашистские «гастарбайтеры».
Близко познакомившись со всеми прелестями уральского мороза, приверженцы теории Гитлера об исключительной роли арийцев в мировой истории осознали всю абсурдность несостоятельных теорий третьего рейха. В результате, в едином трудовом порыве полуобмороженные потомки викингов старались от «чистого нордического сердца» хотя бы частично компенсировать нанесенные ими разрушения в нашей стране.
Бывшие солдаты вермахта и люфтваффе, словно убежденные «стахановцы» пахали днем и ночью, «ненавязчиво» подгоняемые строгим конвоем, в слабой надежде завершить текущую пятилетку за три дня. И хотя бы частично искупить свою вину перед русским народом. А заодно, заработать шанс на досрочно-условное освобождение. Предположительно, именно по этим причинам здание нашей казармы было построено очень добротно, качественно и на славу.
«Перековавшуюся» на гостеприимном Урале немчуру после окончания войны почти сразу отпустили на историческую родину.
Итак, усилиями гитлеровских «шабашников» наша казарма представляла собой стандартный образец саксонско-тевтонского народного зодчества в самом лучшем его проявлении. Опустим, что в здании были пятиметровые потолки, всевозможные грандиозные арки, идеальные мраморные полы в туалетах и огромные окна с метровыми подоконниками.
Что любопытно, окна легко открывались и зимой и летом. Их фрамуги никогда не перекашивались, в отличие от окон в казармах более поздней постройки, возведенных уже руками строителей коммунизма. Также в «немецких» казармах было достаточно много удивительных, но приятных мелочей, которые исправно функционировали, несмотря на преклонный возраст.
А еще была грандиозная, но тоже не менее старая и помпезная лестница с широкими ступенями и старомодными перилами. Чтобы подняться по ней на второй этаж, было необходимо затратить пару минут из своей «быстротекущей» жизни.

84. Игра в прятки

Пока командир роты совершал чинное восхождение по замечательной лестнице с благой целью величаво прибыть в подчиненное ему подразделение, дневальный на тумбочке… да и вся рота в целом, отчетливо слышали неумолимое приближение любимого отца-благодетеля.
Спрогнозировать его настроение и… последующее поведение было вполне реально. Причем, с большой  долей вероятности.
Эхо виртуозных и многоэтажных ругательств, изрыгаемых «дорогим» Нахреном, гулко разносилось по лестничному пролету. Эхо многократно усиливалось в акустической модуляции, хаотично отражаясь от фундаментальных стен и добротных перекрытий, приобретая наиболее угрожающие нотки. Именно по интенсивности звуковых колебаний, а так же по амплитуде и частоте вибрации, можно было определить текущее настроение капитана Хорошевского. Некоторым курсантам удавалось определить свою судьбу на ближайшие пять суток… грядущих лет… ибо в зависимости от эмоционального состояния Нахрена, ребята резервировали место дальнейшей службы в качестве офицера ВВС.
Итак, Нахрен поднимался по лестнице.
Дневальный на «тумбочке» у входных дверей непроизвольно напрягся. В предчувствии получить пару внеочередных нарядов, курсант лихорадочно подтянул поясной ремень и смахнул пилоткой символическую пыль с сапог.. Дневальный по роте мгновенно вспоминал все свои прегрешения: вольные и невольные.
Остальные курсанты, не будучи намертво прикованными дисциплинарной цепью к «тумбочке» дневального, поголовно испытывали острый приступ «медвежьей болезни».
Пацаны наперегонки ломанулись в туалеты казармы, лелея в душе смутную надежду занять пустующую кабинку.
Основная масса курсантов, затаив дыхание, плотно облепила массивные колонны, поддерживающие тяжеловесные своды арок, которые отделяли спальное помещение от центрального коридора. Все приняли максимально обтекаемый вид, стараясь придать своим лицам бежевой оттенок в соответствии с колером известки на побеленных стенах.
Лишь один человек хаотично метался по спальному помещению. Провокационно грохоча сапогами и привлекая внимание бесноватого Нахрена не только к себе, но и к доброй сотне ребят, затаившихся в помещениях казармы, одинокий курсант 45-го классного отделения представлял реальную опасность. Это был незабвенный Петрович. Петрович в состоянии неконтролируемой паники –  само по себе, достаточно опасное и непредсказуемое явление. (см. «Петрович и дерево»)

85. Посылка

Накануне «ротный письмоноша» вручил  Петровичу серенькую бумажку под названием «Извещение». Парню исполнилось восемнадцать лет и заботливая мама выслала дорогому сыночку огромный фанерный ящик, битком набитый всевозможными вкусностями, чтобы единственный и неповторимый Артурчик смог достойно отметить совершеннолетие, порадовав сослуживцев.
Получив долгожданную посылку из Пензы, сияющий Петрович торжественно собрал личный состав 45-го классного отделения на долгожданное пиршество. И только «пензюк» приоткрыл заколоченный ящик, как случилось то, что случилось: «К нам приехал, к нам приехал, Володя Нахрен, дааа-раааа-гоой!»
Перепуганный вусмерть Петрович в растрепанных чувствах метался по спальному помещению, повторяя траекторию элементарной частицы при броуновском движении. И метался бы вплоть до факта неизбежного «палева», если бы киевлянин Лелик беззлобно не рыкнул на Артура, приведя нерешительного «пензюка» в относительное просветление.
Определившись с направлением спасительного бегства, Петрович не придумал ничего лучше, как поставить фанерный ящик на проходе в спальном помещении, то есть на самом видном месте. Совершив непростительную глупость, впрочем, вполне прогнозируемую для вечно суетливого и слегка подтормаживающего  «пензюка», Петрович примкнул к ребятам «а-ля-атланты и кариатиды». 
Судорожно прижавшись к массивной колонне между Леликом Пономаревым и Витей Копыто, Петрович зажмурил глаза. Все замерли. В казарме наступила тревожная тишина.
Хлопнула массивная входная дверь. Разъяренным тигром, Володя Нахрен ворвался в роту.
Донеслось монотонное бубнение – дневальный пытался доложить стандартную «молитву» об отсутствии происшествий.
–  Бубубубу-бу! Бубубубубубу….
Раздался звериный рык!
–  Твою мать… бардак и срач! Где личный состав? …на хрен! Почему не так стоишь?! Подшива несвежая! Рожа наглая! Щетина небритая! Сапоги в гармошку! Бляха на ремне тусклая! ХБ ушитое! Ремень висит на яй*! Штык-нож не на четыре пальца от бляхи! Полы не натерты… Два наряда вне очереди! Сгною на «тумбочке» … на хрен!
–  Бубубубу-бу-бу-бу…
–   …Три наряда…на хрен, чтоб не оправдывался! Все устранить и вылизать! Чтобы блестело, как у кота яй*… на хрен! Быстро!!!... на хрен! Перестань мямлить! Пять нарядов… на хрен! …. УУуууу!!!.... на хрен!
Не переставая злобно гундеть, капитан Хорошевский двинулся по центральному коридору в сторону своего кабинета. По мере его продвижения по «взлетке», курсанты, плотно прилипшие к огромным колоннам с обратной стороны от центрального коридора, плавно и неслышно передвигались в «мертвые» зоны, недоступные зоркому взгляду раздраженного командира. Верне,  не передвигались, а… перетекали, словно жидкость.
Мы чутко ориентировались в пространственном положении офицера по звукам его шагов, по отголоскам эха бесконечных ругательств, а так же по тени, отбрасываемой капитаном, которая зловеще скользила по начищенному до зеркального блеска полу.
Мрачная тень капитана Нахрена проследовала помещение 45-го классного отделения и должна была свернуть в перпендикулярный коридор казармы, а мы приготовились вздохнуть более-менее свободно… Но ротный заметил внушительный ящик из желтой фанеры, который стоял прямо на входе в спальное помещение.
–  Ага! Сколько раз говорил, чтобы в спальном помещении не было посторонних предметов?! Ась?! Не слышу!!! Ну *дец, на хрен! Такой наглости я не потерплю! Держите, мундеркинды!
Сменив направление первоначального движения и немного разбежавшись, капитан Хорошевский мощным ударом ноги зафутболил посылочный ящик вглубь помещения.
Сколоченная неумелой женской рукой мамы Артура Юманова, тонкая фанера жалобно треснула и ящик развалился. Содержимое разлетелось по полу.
Целлофановые мешки с домашней выпечкой лопнули и песочное печенье, рассыпаясь на мелкие крошки, покрыло намастиченный пол ровным слоем. Конфеты разлетелись следом за печеньем, рассыпаясь веером от «эпицентра взрыва». Вишневое варенье, благополучно пережившее длительную пересылку в многократно запаянном пакете, выползло наружу бесформенной слизью и растеклось на полу, образовав бурую лужу.
Картину полного разгрома завершала красивая открытка с трогательной надписью «С днем рождения, сынок!» Яркий листок мелованной бумаги  прилип к месиву из варенья, конфет и крошек печенья.
Посмотрев на результаты «штрафного» удара, казарменный форвард Володя Хорошевский, возможно, и пожалел о содеянном. Ведь он испоганил не просто кучу дефицитных продуктов, желанных для любого курсанта, но и наплевал в душу адресату посылки... а заодно и всем ребятам, кто разделил бы это богатство по-братски.
Но что сделано, то сделано. Нахрену надо было держать марку. Ротный взревел с новой силой.
–  Что, получили? Не хрен разбрасывать посылки где не положено! И так будет с каждым, кто осмелится не выполнить мое распоряжение. Все посторонние предметы буду выпинывать или выбрасывать в окно! Все без исключения! Кто не доволен, пусть пишет жалобу в ООН Пересу де Куэлеру. А теперь быстро навести идеальный порядок в помещении! Развели срач! Десять минут времени! Время пошло! На хрен!
Капитан удалился в кабинет, громко хлопнув дверью.
Мде… приехали! Отметили восемнадцатилетние Петровича, ничего не скажешь. Спасибо, тебе Вова, за поздравление! Вовек не забудем…
У Петровича выступили непроизвольные слезы. Он молча сходил в туалет, взял веник, совок и начал заметать остатки печенья в сломанный ящик. Все, как один, начали помогать наводить порядок. На душе было хреново. Скотина ротный «ни за что» взял и обидел не только нашего парня, но и его маму. Да-да, именно маму, которая старательно пекла это печенье, вкладывала в них свою душу.
Закусив губы почти до крови, Петрович старательно подметал пол. Было отчетливо видно, как крупные слезы, стекая по лицу, капают на пол. Киевлянин Лелик подошел к Артуру и огромной ладонью сжал плечо.
–  Петрович! Не надо. Сходи, умойся. А маме напиши, что все было очень вкусно. Маме отпиши категорическое спасибо от нас всех. Пусть ей будет приятно.
У Петровича перехватило горло. Он ничего не смог сказать в ответ, а лишь бессильно опустился на табуретку. Плечи курсанта Юманова сотрясли беззвучные рыдания.
Витя Копыто осторожно, но весьма настойчиво вытянул веник из рук Артура. Тихо но качественно матерясь в адрес ротного, начал аккуратно подметать пол дальше.
М-да… Нахрен нарвался! Это однозначно, к бабке не ходить. Он переступил черту и теперь пусть не обижается. Месть будет обязательно. Это даже не обсуждается. Готовься и жди, говнюк. Это будет не завтра и не послезавтра. Недаром говорят в Италии: «Месть  это такое блюдо, которое подают холодным!» Вот и подождем пока капитан Володя остынет, подзабудет… а потом рассчитаемся. А сейчас оставим его наедине со своей совестью!
«Жизнь  не кинопленка, назад не отмотаешь!»
Если бы ротный нашел в себе душевные силы, вышел из кабинета, построил роту и прилюдно извинился, то вопросов нет, с кем не бывает?! Но нет, не вышел, не извинился. Мужества не хватило?! Ладно, тогда держись, дорогой и любимый Володенька, процесс пошел.

86. Долг вежливости

 Прошла пара месяцев. Все это время капитан Хорошевский избегал напрямую обращаться к курсанту Юманову и старался не смотреть ему в глаза.
Было заметно, что Нахрена что-то тяготит, но он мастерски душил робкий голос совести очередными всплесками немотивированной ярости и бесконечных придирок. А мы тем временем готовились…
На училищной свалке был найден старый посылочный ящик. Чтобы не осталось никаких концов и зацепок, все адреса аккуратно затерли. До краев наполнили ящик песком и заныкали в недрах казармы. В одно солнечное воскресенье ответственным офицером остался капитан Хорошевский. Операция «Возмездие» началась.
Посылочный ящик был нагло выставлен в спальное помещение роты. Для увеличения поражающей силы «заряженной бомбы» заботливые курсанты залили в песок пару литров воды.
Итак. Солнечный день. Воскресенье. Володя Нахрен, естественно, в дурном расположении духа. А как иначе?! Замечательный день с прекрасной погодой бездарно пропадает в вонючей казарме  наедине с обрыдлым личным составом. Личный состав 4-й роты сидит у телевизора и смотрит передачу «В гостях у сказки». Да-да, именно эту! Из-за постоянного информационного голода, курсанты готовы с упоением тупо смотреть даже в абсолютно черный экран выключенного телевизора.
Время близится к обеду. Из канцелярии выполз Нахрен «не в духах». Презрительно оглядев сидящих у телеприемника курсантов, скривил губы.
–  Рота, приготовиться к построению на обед! Пять минут времени, время пош…
И тут он заметил посылочный ящик, который выглядывал из-за угла колонны спального помещения. Нахрен осекся на полуслове и завелся с пол-оборота, побагровев.
Было заметно, что ему очень не хочется делать «это», но он –   командир, начальник, цербер, наконец. Его слово  закон!
Проведя рукой по голове, капитан взлохматил волосы и зарычал.
–  Я тут что… на хрен?! Пустое место?! Я много раз предупреждал вас, господа тупорылые юнкера-кадеты, чтобы в спальном помещении не было посторонних предметов. Но нет… на хрен! Мои слова для вас пустой звук… акустическое колебание воздуха, да?! Вы сами напросились! Что я обещал сделать, если увижу подобное безобразие? Ась?! Кто хозяин посылки? А?! Нету хозяина?! Так расскажете ему, что мои требования одинаковы для всех…
Энергично разбежавшись, Володя Нахрен влупил с правой ноги по посылочному ящику что было дури… Хрясь!
Ящик почти не сдвинулся с места. А если и сдвинулся, то на сантиметр-полтора, не более. Зато, ударная ножка «фаната футбола» сразу подвернулась в голеностопе. Все курсанты отчетливо услышали противный хруст, который в одно мгновение был заглушен душераздирающим воем.
До крови закусив нижнюю губу, капитан Хорошевский на одной ножке… допрыгал до канцелярии роты. 
Осознав, что не слабо перестарались, ребята схватили ящик и высыпали его содержимое в раскрытое окно прямо на клумбу с цветами. Предусмотрительный Жека Ящиков (в миру «Ящик») оторвал от посылки верхнюю крышку, разломал на части и выбросил через забор училища в лесополосу. На крышке было написано.
Адрес получателя: «Командиру 4-й роты капитану В.Л. Хорошевскому»
Адрес отправителя: «Твоя совесть»
Свои действия, «Ящик» объяснил, что травмированный Нахрен может потребовать служебного разбирательства. А такая надпись наведет «душевных, но дотошных пацанов из особого отдела» на неожиданную мысль о заранее спланированном заговоре. И тогда с нас живых не слезут. Все согласились с Женькой. Береженого Бог бережет.
В положенное время 4-я рота построилась для следования на обед, но капитан Хорошевский не вышел на плац. По телефону через дневального он вызвал старшину и передал ему все полномочия по руководству личным составом.
Когда мы вернулись в казарму, ротного уже не было. Особо не скрывая гаденько-ехидной улыбки, дневальный на тумбочке рассказал, что хромая и корчась от боли, капитан уполз домой.
Честно говоря, мы ждали кровавых разборок и жестоких репрессий, но, к приятному удивлению, ничего подобного не последовало.
Больше всех переживал Петрович. Он обоснованно опасался, что как «первопричину событий с посылкой», могут притянуть и его.
Дабы успокоить «пензюка», все парни из 45-го отделения договорились, что если начнется официальное расследование, то все, как один, напишем рапорта о непристойном поведении командира 4-й роты. Мы понимали, что подобный демарш от неминуемого отчисления из училища нас не спасет, но неуравновешенных людей с хамскими замашками, наверное, все же нельзя допускать к руководству личным составом.
Тем временем, Нахрен официально оформил больничный лист, доложив комбату Серову, что повредил ногу, нечаянно запнувшись на проклятой лестнице образца 1943 года.  Пиночет сделал вид, что поверил.
Через месяц Володя Хорошевский вернулся в роту. Он заметно прихрамывал, но открытых расследований не проводил и в репрессии не ударился. Возможно, его верные «сексоты» тихонько и шуршали по роте, выискивая зачинщиков и активных участников минувшего заговора но никто из 45-го классного отделения не пострадал.
Более того, «урок с пенальти» пошел капитану Нахрену на пользу. На третьем курсе курсанты наблюдали такую картину: ведомая Володей Хорошевским, 4-я рота медленно вползла в казарму после ужина. Торопясь доложиться по телефону «великому и ужасному» Пиночету, чтобы скоропостижно слинять домой, капитан спешил в свой кабинетик… Как вдруг неожиданно сменил курс и сунулся в спальное помещение, где под кроватью какого-то парня из 42-го классного отделения, виднелся краешек фанерного ящика – посылка! В охотничьем азарте Нахрен резко ускорил шаг, сделал «футбольную» стойку, энергично отведя ногу максимально назад для последующего мощного удара… но резко осекся, аккуратно и медленно поставил потенциально «ударную» ножку на пол. Затем, развернувшись на сто восемьдесят градусов, тихонько потрусил в канцелярию.
В роте раздались сдержанные смешки. Но мы нашли в себе силы подавить жгучее желание заржать во все горло. В свою очередь, капитан Хорошевский нашел в себе силы, чтобы сделать вид, как будто ничего не услышал.. Статус кво сохранился.
Процесс воспитания Нахрена начал давать первые положительные результаты.

87. Снежные барсы. Лирика

Интересное все же явление природы  –  снег! Да-да, самый обычный снег. Или нет… все же, наверное, отдельная снежинка заслуживает более пристального внимания. Вот, в самом деле, вроде банальная снежинка?! А штукенция, рациональному уму совсем непостижимая. Действительно, как из обычной капли воды… и такая симметричная красотища получается?! Как будто по микроскопической формочке отлита?!
Несомненно, каждый из нас хотя бы раз в жизни, скорее всего, еще в раннем детстве… очень старательно, возможно, даже высунув кончик языка для усердия и максимальной активизации мыслительного процесса… кстати, давно доказано, что чем сильнее и дальше высовывать язык, тем более плодотворно работает левое полушарие мозга… или правое, не помню, попробуйте сами при случае… рассматривал самую обычную снежинку, мягко упавшую на варежку. Искренне удивляясь при этом, насколько снежинка хрупкая, нежная и в тоже время, необычайно красивая. Вся такая беленькая. Нереально симметричная. С тонюсенькими палочками, оттопыренными усиками и всевозможными перегородочками. С мельчайшими узорами. И абсолютно плоская?! Просто чудо какое-то!
Действительно, почему плоская, а не объемная?! Капля воды объемная, а снежинка плоская! Из курса «Природоведение» за второй класс мы с неописуемым изумлением и благоговейным восторгом узнали, что все снежинки разные! Представляете?! Бесчетная куча снежинок падает с неба нам на голову, а среди них нет и двух одинаковых?! Обалдеть!
На ближайшей перемене можно выйти на улицу и набрать полную охапку снежинок. В детских ладошках их будет пара миллионов, не меньше. И они все-все разные! Все до единой разные! Ни одной похожей!
Можно все сугробы на планете Земля в тупом упрямстве перелопатить и не найти двух одинаковых снежинок. Вот загадка природы. Чудо, одним словом!
Уже потом,  после беззаботного школьного детства, были написаны эти строки:

На ресницы ложится снежинка,
Дивное чудо замёрзшей воды,
Не подумай, что это слезинка
И рукой её прочь не смахни.

Ведь снежинка  –  венец мироздания,
Нет в природе второй, как она,
Все подруги её разноликие
Вот  загадка на все времена.

Белизна, что невеста на выданье.
Красота, совершенством полна,
А ведь капли воды одинаковы
Но, не встретишь второй, как она

И порой мы снежинкой любуемся
Наслаждаясь её красотой,
Только нежность её очень хрупкая,
Не нарушить бы милый покой…

Незнакомка, снежинке подобная,
Гармонична её красота
Много видишь девчонок на улице
Но не встретишь второй, как она…

Вот до каких неожиданных сравнений в пользу «замерзшей воды» доводит спонтанный приступ безответной любви к незнакомой девушке. Которая, кстати, в реальной жизни оказалась порядочной «снежинкой»! …нет, наверное, все же ледышкой… или жестоким айсбергом, который равнодушно вспорол мое хрупкое и нежное сердце, наподобие несчастного «Титаника». 
В детстве я очень любил зиму. Честно! Безумно любил и с нетерпением ждал ее наступления. А кто не любил?! Или кто не ждал?! Наверное, нет таких!
Идешь, бывало, домой из школы: зима, снег выпал наконец-то. Идешь неторопливо, по пути загребая носками ботинок пушистый снежок. Несешь в портфеле дневник. В дневнике –    честно заработанная двойка по «Русскому языку».
А в это время над головой воздушные хлопья медленно кружатся в желтоватом свете фонарей, неслышно ложатся на твои плечи, задорно хрустят под ногами. А ты идешь в глубокой философской задумчивости, терзаемый извечным вопросом:  как бы правдоподобно объяснить своим родителям появление восьмой двойки подряд. И что характерно, именно по русскому.
А еще было бы расчудесно: свалив вину на придирчивого учителя по русскому языку и литературе, избежать тесного знакомства с папиным ремнем а-ля-портупея. Эх, думай головушка, думай. Скрипи мозгами!
А на улице до чего хорошо, прямо сказка! И домой совсем не хочется. Чего там увижу нового, дома то?! Ремня?! Чего на него смотреть. Длинный кусок толстой кожи с металлической пряжкой и ничего более…
Бредешь себе неспеша, фактически на «автопилоте» и периодически слизываешь случайные снежинки с верней губы, пока не растаяли… Вкусно! Идешь и непроизвольно любуешься картиной давно знакомого города, который именно сегодня раскрывается перед тобой по-новому… укутанный в роскошные меха пушистого снега и погруженный в умиротворенную негу.
Медленно-медленно опускается снег на землю. Так же медленно и размеренно текут твои невеселые мысли. Действительно, куда спешить? Зачем? Даже сам снег, наплевав свысока на закон всемирного тяготения, не торопится лечь на землю. Он как будто завис в воздухе… или даже поднимается от земли вверх, в небо?! Нереально красивая картина!
Складывается впечатление, что даже время почти остановилось. И почти наплевать на явную угрозу применения такого доходчивого метода убеждения, как ремень «офицерский обыкновенный», так как полученная двойка была «последней» в ограниченной череде отпущенного лимита на текущую учебную четверть.
Ну и ладно, зато на улице красота какая!
Идешь домой неспеша по колено в снегу, а тебе неожиданно хорошо и спокойно. Почему?! Снег на дворе. Тихо. В мире царствует  умиротворенность и гармония…
Оп-па, а во дворе уже и горку залили?! Вот это здорово!
А еще зима –  это лыжи, горки, санки, снеговики, игра в снежки и гарантированная возможность поваляться в мягких сугробах. Когда, забросив портфель в ближайший сугроб, катаешься с ледяной горки. И заявляешься домой: одежда стоит «колом» от снега, втертого в саму структуру ткани драпового пальтишка. На штанишках спереди и сзади висят плоские ледышки, образовавшиеся при длительном скольжении с высокой горки… естественно, на «пятой точке» и на коленках. На шерстяном шарфике, связанном руками заботливой бабушки, намерзла тяжеленная ледяная корка от твоего горячего дыхания. Внутри меховой шапки плещется «море». Это растаял снег, который ты периодически засовывал в шапку, чтобы вспотевшие «от усердия» мозги не перегревались и не плавились. На варежках… сшитых в единую и цельную конструкцию длинной резинкой от трусов, помните?!.. намерзло бесформенное месиво из слюны и соплей. А как иначе? Во время беззаботного детства мальчику… в смысле –  любому реальному пацану пользоваться носовым платком  моветон, поймите правильно.
И ноги… конечно же, ноги замерзли так, что при малейшей попытке стянуть ботинки со смерзшимися шнурками, они, ботинки то есть, с грохотом двух монолитных ледышек падают на пол. А твои ноги с промокшими насквозь носками, постепенно оттаивая, начинают нестерпимо болеть, как будто в них впивается миллион маленьких иголочек…
Ноги долго отогревали в тазике с теплой водой. А это больно! Заиндевевшие ступни постепенно оживали. По ним начинала циркулировать кровь. Отмороженные ноги  –  это всегда больно! И сопли… Только успевай на кулак наматывать. И кашель до хрипоты и отчаянная паника родителей, а также дедушек и бабушек.
А тебе все по фигу. Ты счастлив! День удался на славу! Зима! Снег! Горку залили! Ноги оттаяли… Жизнь прекрасна!
Двойка по русскому плавно отходила на второй, а то и на десятый план. Главное,  чтобы ребенок ноги не поморозил, ангиной не заболел, воспаление легких не подхватил! Здоровье на первом месте, учеба никуда не денется… Будет новый день и будет …новая двойка! Уже девятая подряд… А там и Новый год.
Ух ты, чуть не забыл, Новый год!
Скоро же «Новый год!» с традиционными апельсинами, мандаринами и конфетными подарками. С дедом Морозом и Снегурочкой, с походом на «елки». Сначала от маминой организации, потом –  от папиной. А еще в школе, в районе, у Дома Культуры, у Дома офицеров. В гости к… Эх, красота! Успеть бы везде.

88. Снежные барсы: Практика

Поступив в училище ВВС, я искренне возненавидел зиму! Возненавидел сразу и категорически. Возненавидел всеми фибрами души!
Потому что зима  –  это долбанный снег, который валится огромными пушистыми хлопьями в колоссальных объемах! Ладно, если бы тебе на голову?! Так проклятый снег валится еще прямо на территорию, закрепленную за нашим подразделением. А эту территорию надо постоянно убирать и вычищать до идеального состояния. Идеальное состояние  «асфальт»!
–  Зимой?!
–  Да! И зимой тоже!
Лишь в кошмарном сне можно представить сюрреалистическую картину: Урал, снежная зима, собачий холод, снег непрестанно валит в течение целого месяца. Огромные сугробы выросли до окон второго этажа. А на центральном плацу, на дорогах, тротуарах и всех тропинках внутри периметра училища ВВС, включая километровую подъездную дорогу к КПП, чернеет асфальт! Представили?
Весь город и его окрестности безнадежно утонули в снегу! Уборочная техника не может пробить даже узенькие дороги для организации бесперебойного движения городских автобусов. Дети не могут добраться до школы без риска затеряться и сгинуть в нереальных залежах снега, который невозможно вывезти из города, так как дороги НЕПРОХОДИМЫ по-определению и завалены снегом выше крыш автомобилей. Жизнь в городе повсеместно парализована!
А в училище ВВС на всех дорогах, дорожках, тротуарах и тротуарчиках, включая безразмерный плац, лежит девственно чистый АСФАЛЬТ!!! Как так?! Почему везде тотальный *здец, а у военных идеальная читота и порядок?! Фантастика!
У любого человека, сходящего с автобуса № 12 на остановке «Авиаучилище», мгновенно выпучивались глаза:
«Асфальт?! Этого не может быть! Этого не должно быть!»
…Но так было.
Со стороны складывалось впечатление что, опускаясь с заоблачных высот на территорию училища ВВС, каждая снежинка приземлялась исключительно  на специально отведенные места. Не иначе, как под действием строгой военной дисциплины, старательно избегая малейшей возможности оказаться на дороге и «запачкать» своим белоснежным присутствием идеально черный асфальт.
Ох, если бы так было на самом деле! Проклятый снег, состоящий из стасплексов  отдельно взятых снежинок чистили курсанты авиационного училища. Чистили, как проклятые, не покладая рук, то есть –  лопат и скребков. Чистили плац. Чистили дороги. Чистили многочисленные тротуары, тротуарчики, тропиночки и дороженьки, перелопачивая кубометры снега ежедневно! А то и по несколько раз за день во время бессовестно затяжных снегопадов.
Распорядок дня училища, утвержденный строгим генералом раз и навсегда, подразумевал учебу как основное занятие курсантов. Естественно, с перерывами на караулы и различные хозяйственные работы. Чтобы вылизать закрепленную территорию до идеального состояния, «до асфальта», независимо от времени года и погодных условий, приходилось вставать затемно.
Отцы-командиры разбудят  за пару часов до официальной команды «подъем» и айда остервенело скрести ненавистный снег за счет личного времени. Пропади этот снег пропадом! Ну почему мы не в Африке?! Как мы завидовали неграм, кто бы знал?!
Более того, убирать обрыдлый снег необходимо «не абы как –  бери больше, кидай дальше», а исключительно с художественно-эстетическим подходом в формировании внешнего облика сугробов. Наука целая: трехмерная геометрия с применением объемных сечений и прсотранственного моделирования.
По разумению высокого начальства внешний вид сугробов должен иметь правильные геометрические формы. Возможно в штабе альма-матер сидели ярые последователи авангардисткой школы живописи, которая практиковала «кубизм», как знать?! Но на территории авиационного училища, наряду с плавными обводами крыльев и зализанными формами фюзеляжей, в строительстве сугробов предпочтение отдавались кубам, многогранникам и параллелепипедам.
По «монаршему» замыслу, такой порядок уборки снега устанавливался «вовеки веков». Чтобы снежные фигуры правильной формы однозначно подчеркивали уставное единообразие многочисленных сугробов на всей территории воинской части и радовали глаз командования идеальными формами.
Мама дорогая, сколько неимоверных трудов было затрачено на создание гармонично-законченных «в дупло нахрен плашмя гребаных» линий?! Просто тихий восторг, переходящий в холодную ненависть, вплоть до мелкой трясучки уставших конечностей.
Любые лопаты были в дефиците. Поэтому использовались, в основном, для ювелирной и филигранной работы по формированию гармонично-идеальных граней у снежных кубов и параллелепипедов. Известные на весь мир своей поразительной идеальностью «японские садики Дзен» абсолютно позорно блекнут перед величием фундаментальной красоты уральских сугробов, воссозданных руками курсантов.
Повсеместно запрягшись в огромные скребки, семнадцати-двадцатилетние ребята двигали колоссальные объемы снега, перед которыми трусливо пасовали гусеничные трактора.
Когда начальники скаладов НЗ приходили к полковнику Волченко после обильных снегопадов, суровый зампотыл чисто из вежливости задавал сакраментальный вопрос.
–  Что тебе выделить? Трактор или десяток курсантов с лопатами?!
Лукавил полковник, ой лукавил. Ибо ответ был заранее известен. Курсанты всегда оставались бессменными лидерами хит-парада уборщиков снега, поверьте на слово. Там где буксовал гусеничный трактор, толпа «курсантов с лопатами» разгребала за считанные минуты.
Не только с лопатами, но и со скребками в альма-матер была «напряженка». Инвентарь для уборки снега банально тырили конкурирующие фирмы  –  соседские роты.
Зачастую из честно украденно листа толстостенной фанеры площадью два на три метра мастерили самодельный деревянный скребок. С боков фанеры проделывались отверстия, в которые продевались прочные парашютные стропы.
С дружными криками, незатейливыми шутками и «такой-то матерью», аки бурлаки на Волге, этикими скребками передвигали немыслимые объемы снега. Куда там трактору?! Гусеницы порвутся и движок заклинит! Про «Белорус» вообще скромно промолчим, с места не сдвинется!
Но скребки из дерева были недолговечны, увы! Фанера быстро расслаивалась, позорно бахромилась по периметру клееной деревянной панели, повсеместно выкрашивалась и вскоре мы оставались без «прогрессивных» орудий труда. А снег продолжал падать.
Зима на Урале может длиться полноценные девять месяцев, а лето лишь символически олицетворяет плавный переход с весны на осень. Исходя из этих реалий, пресловутая русская зимушка-зима, воспетая многочисленными писателями, поэтами и певцами, становились для любого нормального курсанта объектом самой лютой и искренней ненависти.
Чтобы занять личный состав училища по выходным дням, периодически объявлялся грандиозный ПХД  –  парко-хозяйственный день. И вместо долгожданных увольнений в город к любимым и желанным девушкам, три тысячи курсантов выходили на закрепленную территорию.  Вооружившись кто чем, пацаны до остервенения долбили на проезжей части толстенный лед и многослойный наст, укатанный грузовыми автомобилями до прочности мостового камня.
Долбили, как заведенные! Чтобы к вечеру предоставить на строгий суд «жюри» идеально черный асфальт. Причем, на всей территории, закрепленной за подразделением.
Идеально обработанный личный «надел» к рассмотрению не принимался. В армии не бывает промежуточных вариантов! Или все или ничего! Шахматно-кустовой метод очистки не считается! Поэтому, расчистив свой участок, шли помогать соседям, а куда деваться?! Так сплачивается коллектив, развивается взаимовыручка.
Это был настоящий «праздник труда и отдыха»!!! Когда от рассвета и до заката, три тысячи бойцов ломами и лопатами тупо долбят лёд, вскрывая толстенные пласты на зависть атомному ледоколу «Арктика»!
Самое сложное –  первому человеку добраться до асфальта.
–  Добрался?! Ура!
Радости было, словно при находке нефтяного пласта или золотой жилы, не иначе! Дальше –  проще! Лом ставится под углом к плоскости асфальта. Далее, действуя на манер рычага, взламывался лед огромными кусками.
Иногда лед выколупывался с приличными кусками самого асфальта, а что делать? Издержки производства, такова се ля ва! Зима на дворе –  тридцать и ниже. Лед к асфальту намертво примерзал. Урал, понимать надо!
Расколов монолитный лед на отдельные куски, получившиеся глыбы опять же надо аккуратно сложить на газонах. Чтобы на выходе сформировать гламурный парапет с идеальными краями  *здец! Кроме того, надо было старательно замаскировать всевозможные щели в импровизированной «китайской стене». Технология, отработанная годами, етить…
И все это –  независимо от погодных условий! Хоть минус десять на улице, хоть минус тридцать пять с северным ветром… и порывами от пяти до пятнадцати метров. Неважно! Тяготы и лишения никто не отменял. Читай текст Присяги.
На ПХД выматывались так, что шинель промокала от пота, буквально, насквозь. Сапоги становились колом и промерзали вплоть до образования ледяной корки по внешней стороне тоненьких портянок.
Постепенно набравшись ума-разума, стали мотать портянки вместе с газетами, которые воровали из периодической подшивки в «ленинской комнат».  И хотя расхищение политического наследия В.И.Ленина и мудрых постановлений партии и правительства –   воинское преступление, а что делать?! Обмороженные ноги  –  это больно.
Вафельное полотенце, намотанное на морду лица, дабы по возможности исключить обморожение оного, после работы на улице по прочности могло поспорить с фанерой. Теплый воздух, выходящий из носоглотки курсанта, намораживал на внешней поверхности полотенца приличный слой инея.
Курсант Петровский как-то во время затянувшейся уборки проклятого снега брякнул:
–  Ну, бляха-муха, прям снежные барсы!
С легкой руки Люфтваффельника, ребята стали называть друг друга именно «снежными барсами».
Действительно, похоже! Шинель и шапка усыпаны слоем снега. Темные проплешины армейского обмундирования почти незаметны на фоне снежного безмолвия. Чем не расцветка под шкуру барса?
Курсанты –  нахохлившиеся и скукоженные. Вымотаны длительной и тяжелой работой с лопатами и скребками. Все вусмерть замерзли, несмотря на то, что  у каждого по спине течет пот в три ручья. Видок откровенно жалкий, хоть в «Красную книгу» заноси. А снежный барс именно в Красной книге и прописан.
Голоса у ребят хриплые. Почти все безнадежно простужены, нахватавшись холодного воздуха. Не говорят, а фактически еле слышно сипят и похрипывают. Словно большая кошка мурлычет и фыркает.
–  Гребанный снег! Когда же это все закончится?! Ненавижу! Где весна, твою мать?!
На лицах заиндевевшие вафельные полотенца, лишь глаза тлеют слабым огоньком жизни. Вернее не тлеют, а горят. Жалобно и яростно одновременно, точно у диких зверей! Подойдешь не вовремя –  загрызут и порвут на тряпочки. А что останется, в снегу же и закопают.
Вот, пожалуйста, налицо четыре бронебойных аргумента в пользу «снежных барсов».
После окончания альма-матер, будучи еще «зеленым лейтенантом», зашел как-то, по случаю, в зоопарк, чтобы время перед поездом скоротать и на зверей диковинных посмотреть. Продвигаюсь неспешно вдоль клеток с всевозможными зверушками. Эскимо на палочке наслаждаюсь. Как вдруг, словно электрическим током прошило, неприятная волна по всему телу пробежала. Даже эскимо из рук выпало.
Смотрю, огромная котяра с темными подпалинами на грязно белой шкуре из-за мелкой сетки на меня прямо в упор смотрит. Грустно так смотрит. Поднимаю глаза выше, а на клетке табличка висит: «Ирбис  –  снежный барс».
Сжалось что-то в груди неожиданно, вторая волна по телу пробежала. И так тоскливо стало на душе, нехорошо и муторно, хоть вой.
Прижался к сетке на клетке и прошептал тихо той кошечке.
–  Извини, ничем тебе помочь не могу. Держись брат!
Развернулся и ушел быстрым шагом из того зоопарка, чуть ли не слезу непрошенно накативную утирая.
Уходя от клетки, спиной чувствовал, что «барсик» в спину мне жалобно смотрит. Душу родственную почувствовал, не иначе…
С тех пор, помимо устойчивого отвращения к зиме, не могу себя заставить в зоопарк зайти. Не хочу на грустные глаза того «снежного барса» нарваться… не место ему там.

89. Культпоход на танцульки

Выходной день как-то сразу не заладился. Культпоход в увольнении летел коту под хвост, а вместе с ним все романтические мечты. В кино идти не хотелось. Отчаянно хотелось на танцы. Хотелось взять и пригласить красивую девочку, обняв стройную талию точеной фигурки. И под эротичный «медляк» минут на десять крепко прижать ее трепетное изящное тело к своей идеально прокачанной тушке.
Хотелось погрузиться лицом в ее пышные волосы и опьянеть от тонкого запаха дефицитных французских духов, которые тайком и украдкой сливались из маминого флакона буквально по капельке.
Хотелось чувствовать каждый вдох и выдох своей партнерши, каждый еле уловимый удар ее сердца. А после танца взять в свою сильную руку ее узкую нежную ладошку с тонкими хрупкими пальчиками и в благодарность за приятно проведенное время, нежно поцеловать изящное запястье.
Девчонка мило покраснеет и потупит взгляд. Оставаясь в кругу подружек, девушка станет бросать мимолетный взгляд именно в мою сторону. И как бы случайно встретившись с моими глазами, она будет улыбаться лишь мне одному, словно в огромном зале кроме нас нет ни души.
А когда объявят «белый» танец, уже сама подойдет именно ко мне. Вся такая обворожительная, стройная, с пунцовыми щечками. И застенчиво потупив взгляд, робко пригласит. Сама.
Так хотелось заглянуть в ее красивые выразительные глаза. И потеряв рассудок и остатки самообладания, утонуть в бездонной завораживающей глубине… А там и до лямур-тужур-абажур недалеко. Эх! Мечта.
В реалии все более-менее приличные места с музыкой и танцполом давно забиты под завязку. Толкаться в потной толпе, как шпроты в банке с маслом, постоянно ощущая назойливое присутствие дружеского локтя в глубинах печени, совсем не улыбалось.
Сплоченная компашка из двадцати курсантов медленно брела по городу уже без соответствующего настроения. Мы держали курс в ДК им. Ленина – последний «запасной аэродром» из необъятного списка относительно «злачных» мест.
Но день был явно не наш. Все звезды на небосводе встали раком. Удача отвернулась. Проказница Фортуна на что-то обиделась. И даже верный и безотказный ангел-хранитель ВВС тупо слинял в самовольную отлучку, бросив нас на произвол судьбы.
Приблизившись к величественному зданию с фундаментальными колоннами, мы увидели автобусы с курсантами ракетного училища. Соответственно, наше настроение окончательно ухудшилось, опустившись ниже уровня городской канализации. Скрывая досаду, расстроенный Витя Копыто произнес:
– Ну, блин, рого… рогоносцы! Тьфу … ракетоносцы вообще офигели! Скоро поездами будут на танцы ездить. Прикиньте парни, подползает бронепоезд. Пар, свист, гудок. Погрузка-разгрузка. Выходи строиться! Короткими перебежками на танцы под прикрытием брони и с поддержкой тяжелой артиллерии. А ведь «помидоры» нас реально боятся! Стадами из училища выезжают… с охраной. Может, накажем?!
Все дружно посмотрели на Витю, как на умалишенного, а Валера Гнедовский ласково чмыхнул.
– Ага! Сейчас шинельки сбросим и покажем силушку свою богатырскую, удаль молодецкую. Правда придется кулачками помахать и ножками подрыгать, но это мелочи. Правда, парни?! Чего нам, двадцати лихим ухарям против ста двадцати, а то и двухсот «стратегов» выстоять? Да, Витенька?!
Витя замялся, но отступать не хотелось. Потупив невинные глазки, Копыто пролепетал очередной шедевр «изысканной словесности».
– Мля… пля… я фто… я ето... А что я?! Я же тоже буду… потом… наверное… Много их, вижу, да. План есть. Я это… вы начинайте тут! А я пока за подмогой сбегаю. Вот! Я ж понимаю, что не все просто. Стратеги обнаглели. Факт! Учить же надо?! И на место поставить тоже, вот. Ну, это… Я побежал? Я быстро! Продержитесь минут десять… а может, даже и меньше?! Я хорошо бегаю, быстро…
– Угу. Сейчас. Есть более радикальное предложение. Давай-ка Витенька, мы за подмогой сбегаем. А ты не стесняйся, приступай. Начинай, герой!
– Я?! Один? Сам? Ну, бля?!
–  Да Витюша! Один, бля! Без ансамбля! Ну ладно, пошутили и хватит! Сегодня явно не наш день. Парни, надо проигрывать достойно. В «Минутку» что ли?! А «слабо» двадцать раз по три порции… еще и с хлебом?! Вот тетки с ума посъезжают. Пошли отсюда, здесь нам не светит. Сегодня праздник на улице у стратегов.
Бросив откровенно завистливый взгляд в сторону молодцеватых курсантов ракетного училища, которые организованно выгружались из автобусов и быстренько исчезали в дверях ДК, мы не торопясь и с достоинством двинули в сторону легендарной пельменной.
На душе было тоскливо. Мерзопакостный снег падал огромными хлопьями и противно скрипел под ногами. Увольнение в город бездарно пропадало. Настроение было просто дрянь.

90. Тем, кому за 30

Прошли мимо ДК «Октябрь». На горизонте замаячила мерцающая неоном красная вывеска: «Минутка». В предвкушении знатной обжираловки обильная  слюна наполняла рот, как вдруг Витя Копыто заорал дурным голосом. Да так истошно, что прохожая тетка выпустила объемные сумки из рук, обреченно охнула и схватилась за сердце. А Витя продолжал орать, как резаный.
– Стоять! Стоять, я кому сказал! Всем стоять! А ну, назад, в «Октябрь»!
Ребята, нехотя, двинулись назад. Время увольнительной неумолимо таяло. Витя вбежал вверх по мраморной лестнице ДК и остановился у цветной афиши. Копыто светился, аки прожектор, комично пританцовывал и тыкал руками в огромное полотно. На холсте три на четыре метра красовалось яркое и красочное приглашение посетить танцевальный вечер «Тем, кому за 30!»
Блин, вообще красота! Совсем парень умом тронулся. Первым опять возмутился Валера Гнедовский, выражая всеобщее мнение.
– Ну *здец! Витя, ты болен! Твой шифер треснул и крыша съехала. Повторяю для тех, кто на бронепоезде: «Тихо шифером шурша, едет крыша неспеша!» Курсант Копыто, бегом в аптеку! Срочно возьми яду и принимай по пять капель три раза в день!
– Не, а что? Чем не танцы?!
–  Точно, чердак потек. Витя, увидишь белую машинку с красной полосой и цифрами «03» на капоте и на боках, беги на дорогу и сразу прыгай под колеса. Запомни, где пишут: «За 30-ть», там все 70-80, я точно говорю. Вежливость, этика, эстетика и как его… толерантность. Во! Понимаешь?! Это же танцульки для Дома престарелых. Твоя потенциальная партнерша по танцам на ночь вставную челюсть в стакане замачивает. Ну, дятел! Ребята вяжите его, на обратном пути в «дурку» сдадим.
Но Витя не унимался. Он вращал глазами и отчаянно брызгал слюной, на трескучем уральском морозе мгновенно превращалась в маленькие льдинки и с веселым звоном падала на мраморные ступеньки ДК.
– Какая нам разница? Пусть будет хоть сто лет, день все равно пропал. Давайте зайдем! Потом будет что вспомнить и внукам рассказать. Тем более, времени осталось пару часов, а тут девушки. В смысле… дамы, должны быть, однозначно. Не понравится, всегда свалить можно. Короче, хорош ломаться, как ни разу не целованным. Где наша не пропадала?!
  Не знаю, что в тот вечер на нас нашло, но сопротивляться безумному порыву нашего дурачка было просто лень. Да и любопытство, знаете ли. Короче, мы поддались на доводы Копыто, который по-хозяйски распахнул массивную дверь и вошел в огромный холл ДК.
У заспанной гардеробщицы от несказанного удивления вывалилась вставная челюсть. Щуплая старушка растерянно металась по раздевалке, принимая двадцать шинелей.
Добрая бабулька попыталась о чем-то нас предостеречь, но уверенный тон Виктора свел на нет все ее благие намерения.
Избавившись от верхней одежды и старательно причесавшись, мы столпились у дверей, отделявших нас от танцзала. Сквозь резную древесину с медными ручками доносилась размеренная и слегка заунывная музыка.
Сделать решающий шаг, чтобы распахнуть массивную дверь и войти в зал, было непросто. Совсем непросто.
Видя что пауза затягивается, сержант Гнедовский вытолкнул Витю. Слегка прицелившись, Валера Гнедовский придал курсанту Копыто поступательный импульс дружеским, но мощным пинком ноги по костлявой заднице.
Получив заряд уверенности, Витя Копыто влетел в просторный и ярко освещенный зал, распахнув настежь двери. Ву-а-ля! Первый пошел!
Остальным не захотелось показать свою робость и мы дружно двинули следом.
За массивными дверями нашему взору открылась идиллическая картина. В огромном зале с шикарным лакированным паркетом и со старинными бронзовыми люстрами, висящими под потолком на внушительных цепях, находилось около ста мужчин и женщин возрастом от тридцати пяти до глубоко за сорок пять-пятьдесят. М-да, прозорливый Гнедовский был частично прав насчет возрастной поправки в более древний период.
На старомодной эстраде размещались звукооператор с весьма приличной аппаратурой и не менее старомодная ведущая вечера. Шутки шутками, но ведущая была явно из другой эпохи. Солидная дама в элегантном парчовом платье с длинным шлейфом, который волочился по полу на пару метров позади. На голове была многоэтажная прическа а-ля-Пизанская башня. И что характерно, с таким же наклоном.
Как только компашка курсантов ввалилась в зал, музыка мновенно стихла, танцующие замерли в нелепых позах… Наступила гнетущая тишина.
Ведущая вечера хлопала накладными ресницами с такий интенсивностью, словно хотела уподобиться бабочке  и преодолев земное притяжение, упорхнуть куда подальше из этого дурдома. Периодически поднося микрофон к ярко накрашенным губам, она открывала рот, но не находила нужных слов. Звукооператор тупо вертел в руках виниловые пластинки и старался не отрывать взгляда от проигрывателя. Все те, кому, если верить афише на фасаде ДК, было «за тридцать», в недоумении уставились на толпу молодцеватых, розовощеких курсантов, одинаковых, как бройлерные цыплята из инкубатора.
С первой минуты мы тоже поняли всю абсурдность нашего положения. Мысленно проклиная Витю Копыто, ребята глупо улыбались, искоса посматривая друг на друга. Все уже были готовы попятиться назад в раздевалку за родными шинелями, чтобы, включив форсаж, эвакуироваться за пределы танцпола. И уже на свежем воздухе от души намять бока нашему дорогому Витечке.
Но, честь и хвала настоящим профессионалам своего дела.
Ведущая вечера, наконец, взяла себя в руки. Мило улыбаясь, дама обратилась к залу задушевным тоном.
– А вот, собственно, и обещанный сюрприз! Сегодня у нас в гостях курсанты из прославленного училища ВВС! Им конечно еще пока не за тридцать, но ведь когда-нибудь будет и тридцать! И сорок! Дай Бог, и рубеж в сто лет им тоже будет по плечу! Поэтому поприветствуем этих милых ребят нашими дружными и теплыми аплодисментами. Не стесняйтесь, молодые люди! Проходите, милости просим. Надеюсь, ваше появление внесет свежую струю в наши дружеские встречи.
Показывая пример дружелюбия остальным собравшимся, ведущая ободряюще зааплодировала. Постепенно ее поддержали и остальные участники вечера.
Нам не оставалось ничего другого как глупо улыбаясь во все стороны, медленно и робко пройти в зал. Мужчины посматривали на нас с недоуменными и снисходительными улыбками,  дамы – с нескрываемым любопытством.
Линять в таких условиях было еще большей глупостью и постыдным позором, нежели принять активное участие. Казнь Виктора Копыто временно откладывалась. Немного приободрившись, мы начали растекаться по паркету, заполняя пустые пространства.
Ведущая, фальшиво улыбаясь, как прожектор перестройки, ласково продолжила.
– Ввиду того, что аудитория значительно расширилась, наш уважаемый Максим Павлович сейчас подберет что-нибудь более подходящее… что-нибудь этакое молодежное… модные тенденции, так сказать, чтобы всем участникам нашего вечера было комфортно. Максим Павлович, прошу!
Звукооператор поелозил в пыльных запасниках и вскоре мощные динамики S-90 изрыгнули знаменитый шедевр: «Косил Ясь конюшину! Вжик! Поглядав на дивчину! Вжик! А дивчина жито жала и на Яся поглядала! Вжик! Вжик!..»
Все в зале заметно оживились. Кроме нас, естественно. Завсегдатаи вечера стали дрыгаться в стиле школы танцев из кинофильма «Кавказская пленница», где Вицын, Моргунов и Никулин учили курортному твисту всех желающих джигитов на примере одновременного тушения двух окурков. Смешно конечно, но делать нечего. Мы тоже встали в круг и вяло подергались в ритме ретро-музыки.
Очередная музыкальная композиция была соответственно: «Мы встретились с тобий на таныцах! А ты была в червоних штаницах…». Откровенный *здец, но куда деваться?!
Мы опять немного поморщились и вяло подвигали конечностями, скрывая улыбки, дабы не обидеть гражданскую аудиторию из прошлого поколения.
Символически двигаясь в такт музыке, сержант Гнедовский подмигнул Лелику Пономареву. Киевский громила многозначительно кивнул и отвесил волшебного пенделя Вите Копыто, который, опасаясь за свое здоровье, а возможно, что и за саму жизнь, лихо выкручивал немыслимые кренделя своими кривыми ногами, попутно заигрывая с двумя наиболее активными дамами из малочисленной подгруппы «кому чуть-чуть немногим за тридцать».
Витя сразу все понял правильно. Он вообще чутко держал нос по ветру. Копыто перестал кривляться и полез на эстраду. Солидно подойдя к даме, ведущей вечер, Витя начал что-то эмоционально шептать ей на ухо. Ведущая энергично закивала головой в знак согласия, а когда музыка затихла, поднесла микрофон к нереально ярко накрашенным губам.
– Уважаемые гости, сегодня в преддверии Нового 1987 года, рушатся традиции и замшелые устои. На дворе перестройка, ускорение и прочие модные тенденции! Поэтому в качестве жеста доброй воли, музыкальное сопровождение мероприятия возьмут на себя наши юные друзья. Подержим их начинание, товарищи.
Все дружелюбно зааплодировали. Витя торжественно и картинно раскланялся. Показательно сунув руку во внутренний карман небрежно расстегнутого кителя, вытащил видавшую виды магнитофонную кассету со сборкой забойной музыки. Подойдя к аппаратуре, Витя по-хозяйски отодвинул Максима Павловича. Словно профессиональный фокусник-иллюзионист, Витя продемонстрировав всем присутствующим заезженно-задрипанную кассету. И так же картинно вставил ее в магнитофон.
Щелкнула клавиша и в огромном зале задорно заорала австрийская группа «Оpus», изрыгнув в толпу нетленный хит «Life is life». А следом было много еще забойного музона, о существовании которого эти люди, в свои немногим за тридцать, даже и не догадывались.
Услышав знакомые и привычные для уха мелодии, курсанты приободрились, расстегнули кителя и пустились в пляс, выделывая гимнастические кульбиты с элементами агрессивной акробатики и брейк-данса.
Изумленно вытаращив глаза, завсегдатаи вечеров «Кому за…» с нескрываемым интересом смотрели на происходящее. А нам отступать было некуда. Время увольнения в город неумолимо таяло. Из-за дебильного Вити Копыто мы покрыли себя несмываемым позором, засветившись на танцах в этом «Доме престарелых». Эх, гуляй рванина, терять нечего! Позорится, так по полной программе!
Первыми к нашему кругу присоединились именно дамы. Как ни крути, а женщины более склонны к азарту, авантюрам и экспериментам. Любопытство – двигатель прогресса! Более того, исключительно женщины падки на все новое и неизведанное, включая совершенно необдуманные поступки.
Одна мелодия сменялась другой, и постепенно поддавясь всеобщему азарту, в нашей толпе весело уже прыгал весь зал, включая ведущую вечера.  Дама со сложным причесоном задрала подол длиннющего вечернего платья выше колен, чтобы он не мешал лихо отплясывать что-то немыслимое.
 Дальше – больше! Обнявшись за плечи, курсанты и «гражданское население» выстроились в одну импровизированную шеренгу, чтобы в такт ритмичной музыке отбивать дорожку заводной джиги. Старались все. Ноги взлетали очень высоко и стремительно, словно у танцоров профессионального кордебалета.
Азарт и кураж захлестнул всех. Солидные мужики, ослабив свои галстуки и сбросив пиджаки, позабыли про радикулиты. Они вытворяли на танцполе ТАКОЕ!!! Был даже хваленый «ручеек» и прогрессивный «паровозик». Моральные устои балансировали на грани приличия.
Убеленный сединами звукооператор Максим Павлович пытался танцевать под нетленный хит: «You are in army now» то ли «камаринского», то ли «барыню», то ли цыганочку с выходом. Смешно, но очень забойно.
Дамы с пунцовыми щеками и горящими глазами задирали ноги в модных туфлях на шпильках, игриво тряся аппетитными формами под «Go, Jonny, go!»
«Медляки» вообще пошли «на ура». Исключительно по требованию дам, каждый танец был «белый». Курсанты разлетались, как горячие пирожки. Это был успех!
Вечер удался на славу! Когда подошло время уходить из ДК, в холл высыпали все участники, чтобы проводить нас с теплом и улыбкой. Раскрасневшиеся дамы с горящими глазами висели на ребятах, умоляя придти в следующий раз. Некоторые, особенно потерявшие головы, страстно шептали номера домашних телефонов.
Нас искренне благодарили за фантастический вечер. Ведущая стояла на паркетном полу босиком со съехавшей на бок прической. И в тот момент это было вполне приемлемо, ибо попробуйте два часа активно попрыгать на высоких шпильках.
Солидная дама порывалась написать официальное обращение к начальнику авиационного училища с просьбой на постоянной основе гарантировано выделять N-ное количество курсантов ВВС для проведения потрясающих по эмоциональному наполнению тематических вечеров.
Никто не хотел нас отпускать. Особенно, дамы. Они требовали клятвенного обещания регулярно посещать подобные мероприятия, томно вздыхали, цепко впившись наманикюренными пальчиками в шинельное сукно. Расставание далось очень нелегко.
Возвращаясь в казарму и трясясь в полупустом холодном автобусе № 12, всю дорогу ребята неугомонно ржали, словно кони, вспоминая наиболее яркие фрагменты наших показательных выступлений, а также реакцию окружающих. Повеселившись от души, мы пришли к единогласному мнению, что – хорошего понемногу и туда больше ни ногой. Хватит позориться!
Витя Копыто попытался вякнуть, что спас нам вечер и планирует сводить народ по этому адресу еще разок-другой но, получив нежный и весьма убедительный подзатыльник от Лелика, затих.
Глядя на разгоряченные лица ребят, я непроизвольно обратил внимание на задумчивые улыбки. Парни как будто заново вспоминали недавно пережитые моменты вечера, испытывая неожиданно приятные эмоции.
Во время последующих увольнений в город, заходя в кафе, в магазины или просто гуляя по улице, иногда мы чувствовали на себе чьи-то внимательные, пронзительные, проницательные и одновременно восторженные взгляды. Ребята частенько пересекались взглядом с горящими глазами солидных дам, которые открыто улыбаясь, разглядывали нас предельно откровенно и оценивающе.
Похоже, слушок по городу прокатился. Вероятно, кое-кто кое с кем непременно поделился незабываемыми и восторженными впечатлениями о забойных танцульках с курсантиками. По секрету, естественно.
В некоторых дамах, бросающих в нашу сторону благосклонные взгляды, мы узнавали партнерш по танцам, с которыми лихо отплясывали на незабвенном вечере «Тем, кому за 30!»
И хотя смутить курсантов совсем непросто в виду отсутствия стеснительности и скромности как таковых, вытравленных напрочь после прохождения воспитательных процедур у дорогого Пиночета, тем не менее, мы стыдливо и густо краснели, вспоминая, что именно вытворяли на танцполе с дамами, годящимися нам если не в бабушки, то в мамы – однозначно.
И самое главное, что вгоняло курсантов в панический ужас и всепоглощающий стыд –  всплывающие в памяти обрывки фраз, которые во время бесконечных и продолжительных «медляков» страстно и нежно шептали нам на ухо умудренные жизненным опытом партнерши, прижимаясь своими роскошными и зрелыми телами.
Вспоминая эти горячие слова, мы еще долго покрывались непроизвольной испариной. Стыдливо и скромно опускали глазки, не смея открыто посмотреть в ответ.
И хотя целомудренность не входила в перечень наших многочисленных достоинств, к такому повороту событий и многообещающим отношениям, мы были просто не готовы. Мы были бессовестно молоды.
После того вечера, курсанты обходили ДК «Октябрь» за двадцать кварталов.

91. 23 февраля

Это сейчас 23 февраля так себе, а не праздник. Профанация. Стандартная протокольная показуха, обязательная к исполнению, с гримасой легкой брезгливости на толстом личике государственного деятеля, поздравляющего с высокой трибуны служивый люд.
Важный чиновник фальшиво лыбится «голливудским смайлом» и напыщенно говорит о тяготах и лишениях воинской службы, хотя не имеет о них ни малейшего понятия и представления. Честно говоря, смешно и противно слушать ожиревшего чинушу, который сам никогда не служил в армии и старательно отмазал мажорного отпрыска от военкомата.
Было время, когда народ гордился своей армией, уважал ее, искренне любил, считал нужной и полезной защитницей, познавшей радость и гордость далеко не одной победы. Каждый уважающий себя мужчина возможность отслужить своей стране считал за школу жизни, почетную и важную необходимость. А не воспринимал данную процедуру, как повод для тотальной паники, запугиваемый многочисленными правовыми организациями типа: «Кормящие матери плачущего ребёнка», «Гей-Глобал-Анал-Пидар-Центр», «Голубые пацифисты», «Всероссийская партия любителей ночного энуреза», «Гомосек — человек будущего», «ДебилОлигофренНаркоДиспансер-Холдинг» и прочими не менее уважаемыми их последователями.
В 80-е годы прошлого века все мужчины в Советском Союзе… за очень редким исключением… служили.
Честно говоря, бывало по-разному. Было тяжело, но было и весело, часто – просто познавательно. Школа жизни, однако. Причем, абсолютно реальная. Мы мужали, набирались жизненного опыта. От трудностей не бежали, но и эти самые трудности на свою голову добровольно старались особо не искать. Нам их придумывало и создавало мудрое руководство. Причем, с патологически пугающей регулярностью.
В канун праздника Советской Армии, краснознаменной и легендарной, в боях познавшей радость побед и так далее и тому подобное… прошу заметить, что в моих словах нет и намека на иронию… наше доблестное руководство воспылало неудержимой идеей почувствовать себя великими полководцами. Думало оно недолго. Общеизвестно, начальство зачастую вообще не утруждает себя здравыми размышлениями. И придумало оно – это начальство. значит, поднять боевой дух и закрыть пару планов по боевой подготовке. Провести, так сказать, грандиозные учения с выходом в поле. Да на пару суток, да по полной программе. Так чтобы в НАТО содрогнулись от нашей удали молодецкой.
Все бы ничего, да вот, согласно календарю, в России-матушке в канун 23 февраля зима на дворе и соответственно, морозы трескучие. А на Урале-батюшке где наше легендарное училище базировалось, морозы вообще запредельные. Такие замечательные морозики накатывали, что в казарме аж целых + 4 градуса жары с трудом набиралось. Про погодные условия за пределами уютной казармы вспоминать без содрогания вообще не получается.
НАТОвским спутникам, бороздящим просторы космоса, и то было тоскливо подсматривать за военными объектами на Урале, особенно, зимой. В космосе вечный холод, аж корпус махровым инеем в три слоя покрылся. Так вместо того, чтобы на пляжи Майами нацелиться, дабы голых девок во всей красе расмотреть, загорело-копченые фигурки придирчиво оценить со всех ракурсах и пикантных подробностях, надо заиндевевшие фотообъективы на замерзшую Россию наводить. Брррр, от одного вида бескрайних снегов уже жить не хочется. Если на Урале такой тотальный *здец, что же тогда в пресловутой Сибири делается?!
А на зимнем Урале чудные дела творятся, уму НАТОвскому непостижимые. Операторы шпионских спутников зачастую не верили фотопленкам сверхчувствительным. И чутким датчикам ИК-станций  тоже не верили.  Потому что космические «консервные банки» фиксируют бешеную активность советских войск. Да еще именно в тот момент, когда яйцеголовые аналитики из Лэнгли , прочитав ужасающе-морозную метеосводку, выдали авторитетный прогноз, что жизни на Урале нет!!! Вообще нет! Совсем нет! И до мая месяца даже робких попыток зарождения этой самой разумной жизни не ожидается. Потому что на Урале свирепствует «холод собачий»! И конца и края лютому морозищу не видно.
Тем не менее, война –  дело святое! И погнали нас, касатиков, «защищать землю русскую от басурман иноземных».
В виду того, что «басурмане иноземные и вороги лютые» в здравом уме обычно находятся и уроки истории запоминать хорошо научились, помятуя примеры Наполеонов и Гитлеров всяких, то зимой их в Россию-матушку, а уж, тем более, на Урал-батюшку, ни по доброй воле, ни под прицелом автомата не загонишь. Только под конвоем, и то не всегда. Упираются всячески. Все больше предпочитают по Ближнему Востоку покуролесить. В тепле, да при солнышке на недолгую войнушку прогуляться. А от пары исконно русских слов, типа: «Сибирь» и «мороз», спесь заграничная с них мгновенно слетает. В лице меняются и на глазах синеть начинают. Поэтому с «врагми заморскими» на Урале во все времена острый дефицит наблюдался.
Вот и разделили нас, воинов, на «наших» и «не наших». Чтобы по взаправдешному все было. Чтобы более-менее реалистично с каким-никаким противником воевать пришлось, уму-разуму и опыту ведения боевых действий в зимних условиях набираться.
Как окопы в мерзлой земле копались, уж простите, описывать не стану. Кто копал, тот не хуже меня знает. А молодежь пугать не стану, им еще предстоит в армии служить и Родину защищать.
Война шла очень даже по-взрослому. И оружие стреляло и гранаты рвались. Все по-настоящему. И кормили нас через раз исключительно замороженным супом, в котором ложка стояла. Если получится корку льда в котелке продолбить, естественно. А ложки у курсантов алюминиевые. Слабоват алюминий по сравнению со льдом. Проигрывает ему в прочности. А курсантам питаться желательно. Причем регулярно и в любых условиях. В зимние холода молодой организм килокалории с особой жадностью требует.
Потери в зимней войне тоже были настоящие, причем – одна. Вышедшей из строя боевой единицей оказался легендарный Витя Копыто.

92. Членовредитель

Курсант Копыто давно мечтал совершить подвиг. Да такой, чтобы УХ! Да с письмом на малую родину в Пилопедрищенск. С письмом от благодарного от восторженного командования. И обязательно с генеральской подписью, чтобы каждый «пилопедрощанин» знал, что их земляк  о-го-го какой парень! Гроза НАТО и никак не меньше.
Удобного момента для подвига Витя ждал долго. И дождался. На исходе второго дня, когда от лютого мороза безотказные автоматы Калашникова позамерзали так, что стали напоминать пушистые меховые игрушки белого цвета и перестали стрелять, в наш окоп прилетел взрывпакет от «ненаших».
Взрывпакет –  шашечка из картона цилиндрической формы, с бикфордовым шнуром и слабым зарядом взрывчатого вещества. Абсолютно безобидная вещица, если не заниматься дурными экспериментами.
Так вот, прилетает в наш окоп лениво дымящийся врывпакетик. Все ребята, естественно, зажмурились. Хоть вещица безобидная, но условный рефлекс, знаете ли, зашит где-то глубоко в подсознании на генетическом уровне. У кого-то, возможно, забит, но не у курсанта Копыто.
Для совершения великого подвига Витя ждал подобного момента всю свою бестолковую жизнь и вот дождался. Чудак на букву «М» схватил взрывпакет. Далее последовал короткий замах рукой, который наш полудурок сопроводил героическим криком тоненьким голоском Володи Преснякова.
– УРряяяя!
Но, не успел Витя докричать свое писклявое «УРряяяя!» Не свезло. Взрывпакет взорвался в костлявом кулаке дистрофичного богатыря из славного града Пилопедрищенск.
Все, кто не успел зажмурился, увидели как Витины пальцы разлетелись в разные стороны. *дец, приехали!
Командир взвода лейтенант Зайчик жалобно заскулил, предчувствуя скорое свидание с военным прокурором. Он сорвал с головы шапку и закрывая ей лицо, в полубессознательном состоянии сполз на дно окопа. Все курсанты рванули к раненому Виктору, на бегу вскрывая личные медпакеты, чтобы спасти «героическое чудо».
Но Бог Витю любил! То, что мы приняли за разлетающиеся пальцы, оторванные взрывом, оказалось лохмотьями армейской рукавицы. Трехпалая суконная рукавичка приняла на себя кинетическую энергию взрыва. Правая рука курсанта Копыто тоже пострадала, но без видимых катастрофических повреждений. Все было на своих местах, лишь кисть мгновенно распухла до состояния подушки, пальцы раздулись, словно сардельки и оттопырились в разные стороны. Да так, что Витя и пошевелить ими не мог.
Когда поняли, что у бойца руки-ноги теоритически целы, на всех присутствующих накатил приступ истеричного смеха. Витя смотрелся очень комично. Кисть его правой руки напоминала пластиковый сувенир на присоске, который советские автолюбители лепили на заднее стекло автомобиля. Вспоминайте, этакая пятерня с надписью STOP или ПРИВЕТ на ладошке, которая игриво покачивалась на пружине, задорно помахивая остающимся сзади машинам.
«Войну» сразу закончили. Курсанта Копыто срочно загнали в медсанчасть на рентген. Дежурный врач, скрупулезно просмотрев снимок вдоль и поперек, пришел к однозначному выводу: «Бог Витю любит!»
Все: кости, связки, мышцы и прочее было в полной целости и сохранности. Отек после разрывов мелких капилляров должен за пару недель сойти. Витю решили не госпитализировать. И это правильно.  Дабы не вносить единичный случай «непроизвольного членовредительства» в перечень срочных донесений и не портить показатели по технике безопасности, а так же показатели % боеготовых «штыков», курсанту Копыто выписали освобождение от службы и отправили в казарму на амбулаторное лечение.
«Боевые действия» на уральском морозе не прошли даром. Постепенно личный состав училища методично потянулся в медсанчасть, оглушительно сотрясая тесные коридоры богатырским кашлем. Потери личного состава от генерала-Мороза были настолько катастрофичны, что исчерпав ресурс койко-мест, медсанчасть стала тупо раздавать освобождения от службы налево и направо. В выборе курса лечения военные эскулапы руководствовались вполне обоснованной надеждой на мобилизацию внутренних сил молодых организмов. Которые сами справятся с недугом, если простуженным курсантам разрешить пару дней спокойно полежать на кровати в комфортных условиях родной казармы при температуре + 4 градуса по Цельсию.
Среди прочих «гофрированных шлангов», кому не хватило мест в больничке, оказался и я. Горло раздирала фолликулярная ангина и мне разрешили болеть на персональной койке в спальном помещении казармы. В качестве лекарства выдали второй матрас. Чтобы попытался согреться, а в перспективе,  обильно пропотеть. И это при + 4 в помещении?! Что ни говори, а военные медики знают чудотворные секреты врачевания.
Согласно графика нарядов, в ночь на 23 февраля, наше 45-е классное отделение, как самое достойное и морозоустойчивое, отправили во внутренний караул по училищу. Дабы обеспечить надежное охранение чихающему и сопливящему войску, чудом выжившему в полевых условиях уральской зимы. А то вдруг еще, упаси Господи, кое-кто из командования НАТО воспользовавшись плачевным состоянием защитников Родины, отдаст коварный приказ на захват нашего поголовно кашляющего лазарета. Только вряд ли. По Женевской конвенции пленных лечить надо. А на страждущих тепла, заботы и здоровья курсантов в полном составе училища ВВС, у НАТО медикаментов не хватит. Не говоря уже про тепло и ласку. Много курсантов тогда с ног свалилось. Как бы даже не в районе трех тысяч человек.
Итак, 45-е отделение получив оружие и максимально утеплившись, убыло в караул. В казарме 4-й роты остались все больные, включая меня и травмированного Витю. Даже суточный наряд на «тумбочке», набранный из самых здоровых, периодически сотрясал ночную тишину своим душераздирающим.
– АААаааааппппч*УЙ!!!!
Ночь. Утомленный болью, я забылся полуобморочным сном. Снилось, как многочисленное стадо пьяных ежиков устроило чемпионат по футболу в моем горле.

93. Народный целитель

– Санек, просыпайся!
Жаркий шепот неугомонного Виктора лишил слабой надежды на отдых. Копыто тряс меня за плечо и брызгал слюной прямо в лицо.
– Саня, сегодня праздник 23 февраля, а ты дрыхнешь!
– Витя, отстань. Дай мне умереть спокойно.
–  Санечка, как ты можешь?! Мы же военные. День Советской армии –  это ж святое!
– Витя, не гневи Бога. Я тебя в очке утоплю, козья морда! Дай поспать. По-хорошему прошу.
– Да ты послушай! Пока ты валяешься, бездыханный, я в самоволочку метнулся.
Как Витя сумел надеть шинель с растопыренной пятерней –  загадка?! Не голым же в такой мороз бегал?! А как через забор перелез?! Подтягиваться на перекладине Копыто и раньше не умел. Не хватало силенок у Геракла Пилопедрищенского. Но сбегал же?! Фантастика!
Слабость в организме неумолимо тянула в объятья Морфея. Витькины слова долетали через раз. Я сопротивлялся, не желая просыпаться.
– В активе две бутылочки «беленькой». На ужине в столовой я лучку прихватил, хлебушка. Лелик вчера посылку получил, сальца нам оставил, остальной харч в караул взял. Сашок, я тебя «в раз» вылечу.
– Копыто, будь человеком, исчезни. Веришь, ничего ни хочу?! Даже пить не хочу. А самое большее, чего я не хочу,  это твою гнусно-счастливую рожу видеть. Дай покоя, пока тебя в травматологию не забрали с переломом черепа. По-доброму прошу.
Но спорить с Витей –  занятие бесперспективное. Как чуть позже услышал в женской компании, куда меня занесла нелегкая: «Есть такие мужчины, которым проще отдаться, чем объяснить, что они тебе не нравятся».
 Вероятно, Витя Копыто и был той моделью мужчины, после общения с которой, появилась эта народная женская мудрость.
Долго ли, коротко ли проходило мое лечение, не помню. Помню, что мы спорили предмет: «Стоит ли открывать вторую беленькую?» Я был категорически против, а Витя убедительно настаивал, что обязательно надо. При этом аргументируя, что это необходимо лишь для закрепления позитивного эффекта моего лечения, не более того.
По словам этого обормота получалось, что бегая в самоволку и организуя ночную пьянку, Витя рискует своей конопатой шкурой исключительно ради моего блага. Душа-человек, оказывается.
Пока мы препирались и я начал постепенно сдаваться, глубоко в душе понимая, что «процесс моего лечения» давно перешел за грань управляемого, мигнул свет в спальном помещении. Это был сигнал дневального о прибытии в расположении роты дежурного офицера.
Продолжая дожевывать кусок сала с луком, Витя авторитетно промычал.
– Санек, ложись и спи. Я сам все быстренько уберу, будь спок!
Остатки хлеба, сала, лука и непочатая бутылка «беленькой» скрылись в недрах прикроватной тумбочки. Я «принял горизонталь», а Витя заботливо прикрыл мою тушку вторым матрасом, выданным для согрева.
Затем схватил пустую бутылку и громыхая сапогами в ночной тишине… по шесть подковок на каждом, пижон!!!... хаотично заметался по спальному помещению.
Бежать в туалет к мусорному баку было поздно. Монотонное бубнение дневального, докладывающего об отсутствии происшествий дежурному офицеру, неумолимо приближалось. Виктор метнулся к окну.
Внезапно в звенящей ночной тиши раздался душераздирающий треск разрываемой бумаги. Это Витя рывком открыл одну створку форточки. Зима, знаете ли, окна тщательно заклеивались. То, что створок – две: одна внешняя, другая внутренняя – Копыто как-то запамятовал. Далее последовал профессиональный замах рукой… правда, уже левой и…
Предчувствуя непоправимое, я зажмурился.
Бог Витю любил! Бутылка попала в створку фрамуги. Почему-то не разбившись, она с грохотом упала между створок окна.
Раздался еще более душераздирающий треск рвушейся бумаги. Витя рывком открыл всю створку огромного окна и схватил непослушную бутылку.
Опять последовал профессионально отточенный, практически коронный замах рукой и Витя отправил стеклотару в форточку. Причем, в ее закрытую часть. здец, приехали!
 Под звон бьющегося стекла, бутылка скрылась в ночной темноте, глубоко зарывшись в сугробе. Кстати, мы ее потом нашли в мае, когда снег стаял.
Невозмутимый Копыто успел закрыть внутреннюю створку окна на два шпингалета и метнул нескладное тельце в ближайшую свободную койку, на лету укрываясь одеялом. Лишь скрипнули пружины, как по спальному помещению заскользил луч фонаря дежурного офицера.
На дворе была перестройка, ускорение и яростная борьба с любым проявлением пьянства и алкоголизма. За легкий запах спиртного вышибали из армии, не задумываясь и не учитывая годы безупречной выслуги. Пинком под зад! Без пенсии!!! А сломать об колено жизнь двоим курсантам?! Да запросто. Но, Бог Витю любил!!!!! Возмездие за злостное нарушение воинской дисциплины в ту ночь прошло мимо.. Невероятно, но факт. Пронесло!
Утром 24 февраля к нестерпимой боли в горле прибавилась головная боль. Ежики в горле активизировались и устроили необузданные брачные игрища, переслившись в мозг. Жить не хотелось.
– Сань, сейчас поправимся.
Копыто опять склонился над моим неподвижным телом, как образцовая курица-несушка над желторотым цыпленком.
– У нас еще бутылочка завалялась. А клин клином вышибают. Да и горлышко пополоскать тебе надоть. Лучше нет лекарства! Не сыщешь, говорю, лучше! К бабке не ходи.
– Витя, пропади где-нибудь, сделай милость!
Бесполезно. Словно гигантское членистоногое, Витя неестественным образом сложился вдвое и полез в свою тумбочку. Раздался характерный звук и по спальному помещению потянуло назойливым запахом водки.
– Копыто!
Этот вкрадчиво ласковый голос заставил меня инстинктивно вздрогнуть и накрыться одеялом-матрасом с головой. Мама, почему я не умер вчера?! Ну, все, налетели! Теперь, точно, выгонят!
– Копыто, что ты там делаешь?
В центральном коридоре казармы напротив нашего спального помещения стоял Пиночет. Комментарии излишни, этот военный был лишен сострадания и жалости. Чего там, он был лишен всего человеческого. Боевая машина, запрограммированная Общевоинскими Уставами Вооруженных Сил СССР.
Витя мгновенно вытащил из недр тумбочки белобрысую голову, напоминающую ершик для чистки унитаза. Загипнотизированный взглядом полковника, Копыто начал лепить полную хрень вперемешку с правдой маткой.
– Я, товарищ полковник, Симонова лечу. У него перпендикулярная вагина… ангина в смысле. Перпедикулярная ангина, точно. Горло раздирается на части, парень просто загибается. И температура бешеная. Вон он! Под одеялом, то есть под матрасом валяется.
– Ну и чем же ты его лечишь, Айболит хренов?!
– Водкой, товарищ полковник. Лучше компресса не придумаешь, согревает очень хорошо. А если в рот набрать побольше, да пополоскать от души – совсем чудненько! Но выплевывать нельзя. . . эффект будет лучше… глотать желательно…
– Водкой?! Ха-ха-ха!
Комбат решил, что курсант Копыто сошел с ума или шутит откровенно подобострастно. А ему, полковнику, очень лестно, когда его подчиненные не только обделываются при появлении «великого и могучего», «ужасного и справедливого», но и шутить, временами, изволят. Но, в меру. Самую малость. А великим быть, ой, как приятно!
Довольно похохатывающий комбат, двинулся в сторону кабинета командира 4-й роты капитана Хорошевского.
Когда Витя приблизился ко мне со стаканом водки, наполненным до самых краев, я не стал ничего говорить, что я о нем,  редкостном говнюке, думаю. Я молча выпил содержимое стакана до последней капли.
Перед тем как проглотить обжигающую жидкость, я тщательно и очень старательно прополоскал воспаленное горло. Смачно побулькав водкой, я сразу заснул глубоким и спокойным сном выздоравливающего.
До моего материалистического разума, воспитанного в советской школе на принципах убежденного атеизма, внезапно дошло… что плохого со мной не случится, пока рядом Витя Копыто. Я понял! Да что там понял?! Каждой клеткой своего мозга осознал, что Бог Витю любит! Не знаю за что, но любит искренне. Возможно, как свое не очень гармоничное и не совсем правильное творение?! А слабых и немощных, убогих и дурных, сирых и чудных, из покон веков народная молва зовет «божьими людьми». Наверно, не зря?!
И пока мы с Копыто вместе, Бог нежно погладил своей заботливой и ласковой отеческой рукой меня, грешного.

94. Химический день

Как неоднократно отмечалось, полковник Серов был бравый вояка и «образцово-показательный» служака. И для поддержания боевого духа курсантов в надлежащем тонусе, а может, из личной вредности, Пиночет ежемесячно устраивал в вверенном батальоне «химический день».
«Химический день» – это во вторую среду каждого месяца весь личный состав 1-го батальона перед разводом на занятия тупо строился на центральном плацу училища с противогазами. Командиры взводов производили беглый осмотр и докладывали о готовности командирам рот. В свою очередь, командиры рот докладывали изнемогающему от вожделения Пиночету о готовности к процедурам. 
Курсанты тоскливо и обреченно ждали «горячо любимую» команду: «Газы!»
Команда: «Газы» подавалась своевременно. Причем, подавалась исключительно под гаденькую и ехидную улыбочку. С профессиональной скрупулезностью и педантичностью, Пиночет засекал на секундомере зачетное время ее выполнения.
–  Газы!
Услышав сакраментальное «Газы», курсанты дружненько натягивали резиновую конструкцию типа «противогаз абныкавенный».
Упиваясь картиной монолитного и безликого строя в тысячу голов с серыми слоновьими гофрированными хоботами, удовлетворенный комбат с улыбкой поглядывал на «резиновое» стадо. Убедившись, что норматив выполнен безукоризненно, Пиночет громко и внятно подавал команду для торжественного прохождения маршем. Мимо него естественно.
И мы по-ротно и по-взводно, бодренько топая сапогами, идеально ровными строями проходили мимо «ненаглядного» Пиночета. Проходили старательно оттягивая «носок» и с традиционным равнением «направо», поблескивая ровными шеренгами запотевших окуляров на резиновых масках ненавистных противогазов.
Спасибо, что в этот незабываемый момент хоть строевую песню не заставляли исполнять.
После торжественного прохождения строем, курсанты классными отделениями расходились по плановым занятиям и целый день таскали с собой, а то и на себе… в перерывах между учебными парами… обрыдлые до тошноты резиновые изделия.
За соблюдением режима «химического дня» Пиночет наблюдал лично. Появляясь в самых неожиданных местах, вплоть до туалетов, он щедро раздавал внеочередные наряды всем желающим уклониться от увлекательной процедуры обязательного ношения противогаза в короткую перемену между учебными занятиями.
Стоит отметить, что «химический день» был абсолютно неизбежен. Он неизменно наступал независимо от времени года и погодных условий. «Химический день» стал таким же обязательный, как восход солнца.
Мы таскали противогазы летом в жару при +30 по Цельсию и выше. Когда пот обильно стекал внутри маски резинового гандона, безжалостно разъедая глаза и кожу. Окуляры очков мгновенно запотевали и курсант превращался в слепого котенка, ориентируясь в окружающем пространстве исключительно на слух или двигаясь в строю подразделения, фактически, наощупь, опираясь на плечо товарища. Оставалось только точно выполнять строевые команды сержантов или офицера: «левое плечо вперед, стой, шагом марш» и т.д. и т.п. и прочее. Зато развивалось пространственное осязание и чувства локтя.
Самое интересное, что сверху на противогаз необходимо было надеть головной убор. Картина маслом. Когда началась массовая утеря пилоток, обеспокоенное командование разрешило подтыкать пилотку за поясной ремень. Посудите сами, через толстую резину противогазной маски невозможно оценить, находится ли в данный момент на персональной тыковке казенный головной убор или нет. В условиях суровой уральской зимы военную шапку, однозначно, приходилось надевать поверх противогаза. Цирк да и только! Представить такое непросто, особенно на трезвую голову. Это надо увидеть собственными глазами. Потом по ночам будет сниться.
При снятии противогаза жарким летом зачастую из подбородочной части резиновой маски выливалась приличная струйка пота. А лица курсантов были багрово-красными с разопрелой и опухшей кожей, которая воспалялась и саднила.
Противогазы таскали зимой в морозы при -30 по Цельсию и ниже. Зимой особенно тоскливо натягивать холодную и замерзшую резину, опять же, с заиндевевшими стеклянными очками, на обмороженное и обветренное лицо.
Народ тихо матерился и всячески пытался саботировать это увлекательное мероприятие. Многие ребята вырывали обратные клапана – в призрачной надежде на незначительное облегчение дыхания и дополнительную вентиляцию кожи, которая запревала в любое время года, обжатая тисками плотно подогнанной резиновой маски.
Отдельно стоит отметить, что маска противогаза изнутри щедро посыпана слоем талька. Тальк необходим, чтобы резиновое изделие не слипалось при хранении. Но в тоже время, тальк безбожно сушит кожу,  готовую мгновенно треснуть даже от слабой попытки открыть рот.
Некоторые курсанты откручивали гофрированный шланг от фильтрующей коробки и засовывали свободный конец в брезентовую сумку. Слабое утешение, но дышать становилось немного легче.
Но опытного комбата просто так не возьмешь, на мякине не проведешь. Дабы свести на «нет» все отчаянные уловки курсантов хоть как-то облегчить себе жизнь, злорадный Пиночет частенько приносил на построение батальона какую-нибудь хлорпикриновую шашку. Выбирая на свой выпуклый командирский взгляд подозрительные подразделения, полковник Серов периодически обкуривал газом потенциальных нарушителей, склонных к порче военного имущества.
У кого герметичность противогазов была нарушена в результате несанкционированно-рациональной доработки, описанной выше, в прямом смысле этого слова – «со слезами на глазах» вываливались из монолитного строя. Курсанты срывали ненавистный, но абсолютно бесполезный в данном случае противогаз. Падая на колени, ребята рыдали горючими слезами, вытирая воспаленные глаза.
В подобные моменты Пиночет был даже весел. Небрежно указывая носком идеально начищенного ботинка ползающих на четвереньках ребят, он ласково и нежно называл их «гофрированными шлангами» и «потенциальными кандидатами в трупы». При этом комбат никогда не забывал внести ФИО провинившихся в список «очередного» внеочередного наряда. Вопросов нет, естественно, он был прав. Но нам от этого не легче.
Однажды суровой уральской зимой коварный Пиночет решил превзойти самого себя. Он притащил на построение батальона не какую-нибудь  позорно маломощную и слабосильную дымовую шашечку микроскопических размеров, а огромную зеленую хрень, размером с внушительное ведро. Объемная штукенция с двумя ручками по бокам выглядела непривычно и устрашающе.
Курсанты недоуменно замерли. На плацу было -32 с порывистым ветром. Добровольно надевать резиновые намордники никому не хотелось. Курсанты настороженно смотрели на зеленое ведро, всем видом источавшем явную угрозу.
Полковник Серов с «отеческой заботой» посмотрел в наши лица и с неизменно-ехидной улыбочкой подал команду.
–  Газы!
Вытащив зажигалку, Пиночет многообещающе хмыкнул и поджег фитиль у ведроподобной шашки.
На плацу было жутко холодно. Порывистый ветер безжалостно трепал полы тонюсеньких курсантских шинелей, пробирая почти до самых костей. Естественно, никто из ребят не горел желанием расстегивать сумки противогазов. А те, кто уже достал противогазы, не торопились надевать вставшие колом резиновые маски. Все заворожено смотрели на быстро убывающий фитиль.
Откровенно скучая, Пиночет искоса наблюдал, как веселый огонек щедро разбрасывает многочисленные магниевые искры. Огонек постепенно подобрался к верхней крышке «ведра». Замерев на короткое мгновенье: как бы о чем-то раздумывая или колеблясь, он ярко вспыхнул на прощание и шустро исчез внутри зеленой банки. Пиночет оживился. Его улыбка стала заметно шире. В глазах загорелся гаденький огонек любопытства и азарта. Веки слегка прищурились, зрачки сузились. Комбат замер в ожидании чего-то «этакого» особенного.
Через секунду ведро весело пыхнуло белым облаком и начало активно дымить клубами желто-горчичного газа, показывая весьма достойную производительность.
Желто-горчичный дым сначала поднимался вертикальным столбом. Затем его горчичная часть начинала стелиться вдоль поверхности земли, желтая поднималась выше и рассеивалась. Комбат был явно доволен, но недолго.

95. Травля тараканов

Сильный уральский ветер милостиво сносил вонючую дрянь в сторону от курсантов и она. фактически, не цепляла наш строй. Видя, что ядовитое облако расходуется напрасно, фактически, «в никуда», не производя ожидаемого эффекта на курсантскую братию, Пиночет обиделся, как капризный ребенок. Он смешно выпятил нижнюю губу и раздраженно повторил любимую команду раз десять.
–  Газы! Газы! Газы! Я кому сказал «Газы»?!
Мы не спешили ее выполнять, потому что на сильном ветру даже шевелиться было противно и холодно. Все ребята уже основательно замерзли и замерли с оттопыренными в разные стороны руками, стараясь вообще не двигаться. 1-й батальон напоминали стадо арктических пингвинов перед взлетом. При малейшей попытке прислонить руки «по швам», промерзшая насквозь одежда соприкасалась с относительно теплой кожей тела и начинала безжалостно ее холодить, вызывая очень неприятные ощущения.
Но армия  это есть дисциплина! Поэтому получив команду «Газы» в двадцатый раз, пересиливая себя, мороз и ветер, зябко поеживаясь, ребята начали расстегивать брезентовые сумки. Кое-кто даже нехотя снял свои шапку, чтобы освободить голову для надевания маски противогаза. Тихо ругаясь, курсанты засовывали эти шапки в самые различные места. Кто себе под мышку, кто в промежность между ног, кто на освободившееся место в противогазную сумку. Но делалось все так медленно, так неторопливо, что ни о каких нормативах даже и говорить нечего. Стрелка на секундомере Пиночета замыкала далеко не первый круг.
Короче, народ упирался «до последнего», а Пиночет настаивал. Полковник грозился ввести два «химических дня» в месяц. Он обещал сгноить всех в газовом бункере за штабом училища, как вдруг случилось неожиданное.
Двое «рецидивистов» из числа курсантов нашей роты, быстро надев противогазы, подбежали к дымящему «ведру».  Схватив металлическую хрень за боковые ручки, парни бегом затащили источник газообразной горчицы в фойе главного учебного корпуса.
Изумленный безмерной наглостью, полковник Серов не успел даже крякнуть, как из всех щелей четырехэтажного здания повалил густой горчичный дым. А через некоторое время, вынося входные двери побежали преподаватели, включая суточный наряд и женщин с кафедры «Иностранных языков». Бежали все, причем наперегонки и не соблюдая военной иерархии и каких-либо рамок приличия.
Картина массовой эвакуации плачущей и активно сопливящей толпы, которая в панике ломилась в единственную открытую дверь стеклянного аквариума, повергла всех курсантов в состояние ужаса и неудержимого смеха одновременно. Такое зрелище не забывается, поверьте на слово.
 В результате, занятия в тот февральский вторник были сорваны вчистую. Учебный корпус проветривали целый день, отрыв настежь окна на всех этажах. И это при -32 и сильном ветре. В придачу к загазованности и нестерпимой вони, в аудиториях и бесконечных коридорах учебного корпуса, чуть было не разморозили систему отопления огромного четырехэтажного здания.
Полковник Серов был срочно вызван на аудиенцию к генералу. Суровый старик ни в чем себе не отказал. Начальник училища исключительно качественно вздрючил Пиночета, который целую неделю имел бледный вид и неровную походку.
Пиночет навсегда отменил проведение «химических дней» в вверенном ему батальоне. Ура, ура, урааааааааа!!!
Уязвленный и злопамятный, полковник Серов неоднократно предпринимал попытки, напрягая прикормленных осведомителей и ручной комсомольский актив, установить личности двух «мерзавцев», которые затащили газовую шашку в учебный корпус. Но все титанические усилия ни к чему не привели. Ибо форма одежды у всех курсантов одинакова, в противогазах – подавно.
Участники происшествия благоразумно держали язык за зубами, сохранив тайну  дерзкой операции вплоть до выпуска из училища в звании лейтенантов.
А Пиночет рвал и метал. Комбат, буквально, заходился в приступах бессильной злобы, переходящей в неудержимую ярость. При его патологической подозрительности, мстительности и фантастической памяти, он мечтал вычислить ребят любой ценой. Это стало для него делом чести и навязчивой идеей.
Осознавая, что время неумолимо приближается к выпуску, а отмщение не предвидится и заслуженная кара в виде самого засраного распределения остается нереализованной, в порыве отчаяния, Пиночет объявил награду «за их головы». Комбат поклялся перед строем курсантов, что обеспечит любое распределение для дальнейшей службы по желанию и выбору того стукачка, который предоставит достоверную информацию оличности двух «камикадзе». Но тщетно. Эта тайна так и осталась не раскрытой.
Лично от себя могу выдвинуть предположение, что не пойманными героями были Артур Рудась из 43-го классного отделения и наш незабвенный Витя Копыто. Причем, Артур Рудась – без вариантов. Его узнали однозначно. А вот Витя под вопросом. Но тот факт, что Витя исчез из строя 45-го отделения, когда мы стояли на плацу и не спешили натягивать противогазы, а появился лишь по пути в казарму, наводит на соответствующие выводы и раздумья.
Более того, при многократных обсуждениях случая с дымовым ведром, Витя, всегда заводной и словоохотливый мгновенно менялся в лице. Заметно бледнея, он замолкал словно рыба, всячески уводя тему в другое русло.
Тем не менее, кто бы это ни был, спасибо вам парни!

96. Часы «Seiko»

Бррр! Холод собачий. Ну почему на Урале такая отвратная и длинная зима?! По девять месяцев! Холодная, снежная, ветреная. И вообще, сегодняшний день сразу как-то не заладился. Воскресенье называется?!
Кто не попал в микроскопический список увольняемых из расположения части, весь день усиленно боролся с обнаглевшим снегом с короткими перерывами на завтрак, обед и ужин. Не просто со снегом, а с бесконечной бело-пушистой напастью, которая бессовестно сыплется и сыплется на закрепленную территорию. А терииторию, умри, но вичисти до идеального состояния черного асфальта. Замудохались вусмерть.
После отвратного,как обычно, ужина с меню из традиционного бигуса, уставшие донельзя курсанты в составе остатков 1-го батальона посетили училищный клуб. И наверное уже в двадцать девятый раз, а может и в сто двадцать девятый, посмотрели фильм «Ленин в октябре» … или «Чапаев»?! Не помню, ибо проспал весь сеанс от первых кадров до фиальных титров. После окончания фильма притопали в родную казарму.
В полусонном состоянии отстояли обязательную вечернюю поверку. По окончании оной, особо не мешкая, стали активно готовиться к долгожданному и полноценному «горизонтальному» сну. Горизонталь, несомненно, приятней нежели «поза скрюченного эмбриона» на деревянном кресле в кинозале.
Волоча по полу уставшие ноги, сомнабулой добрел до койки. На прикроватной тумбочке сидел засыпающий Лелик. Киевлянин с большим трудом стянул насквозь промокшие сапоги и на режиме автопилота выдавливал зубную пасту из сильно помятого тюбика на замызганную щетку. Судя по всему, Пономарев  собирался посетить умывальник, не приходя в сознание.
Лично я не страдал, ибо загодя почистил зубки еще перед увлекательным киносеансом. Откровенно злорадствуя, что Лелик нерационально тратит время, отпущенное на дефицитный сон, я лихорадочно стягивал галифе и гимнастерку, предвкушая скорейшее свидание с долгожданным Морфеем.
Та-да-да-дах! За окном казармы коротко рявкнул знакомый до изжоги АК-74. Я повернулся к Пономареву.
–  Слышал?!
Не оставляя тщетных попыток попасть безвольно свисающей из тюбика пастой на растрепанную щетину убогой щетки, Лелик лениво пожал плечами и равнодушно буркнул.
– Похоже  «минусы» в караул заступили. Теперь лупят в белый свет, как в копеечку. Понабрали олухов по объявлению, не в состоянии порядок разрядки автомата запомнить. Куда катится мир? Мы ведь такими не были, Саня. А?!
Я уже был готов добродушно согласится с киевлянином. Более того, даже приготовился по-стариковски посетовать на поголовную бестолковость курсантов-первокурсников из крайнего набора в доблестное училище ВВС, в частности, и на вырождение генофонда мировой цивилизации, в целом. Но, не успел.
В вечерней тишине частично засыпающей казармы раздался звонок телефона. Дневальный курсант неспешно взял трубку и присев на краешек тумбочки, закинул ногу на ногу, максимально вытянув носочки «противотанковых сапог». Антон Ланевский кончиком языка облизал губы по кругу и  приготовился промурлыкать: «Алле, прАтивный…», чтобы  невинной шуткой шокировать невидимого собеседника. Но буквально через мгновение, дневальный напрягся и вскочил по стойке «смирно». Его движения стали резкими и собранными, а в голосе зазвучали металлические нотки.
– Есть, товарищ майор! В настоящий момент в роте находится капитан Нах… Хорошевский. Есть! Так точно! Сейчас он Вам перезвонит! Есть! Так точно! Будет исполнено! Есть! Есть! Есть! Принял! Есть!
Еще не повесив трубку на рычаг, дневальный заорал на всю казарму дурным голосом.
– Рота, в ружье! Командир роты, на выход! Старшина роты, на выход! Дежурный по роте, на выход! Рота, в ружье!
*здец! Ну, что за хрень?! Как ложиться спать, так обязательно тревогу сыграют или войну объявят?! Целого дня не хватило?! Завтра понедельник. Времени методично и поголовно «затрахать» личный состав – просто завались. Выносите мозг обстоятельно хоть с рассвета и до заката, но не на ночь глядя. Дайте поспать, а?!
К тумбочке дневального «рэксом» подбежал капитан Хорошевский и буквально повис на телефоне, перезванивая помощнику дежурного офицера по училищу.
Дежурный сержант по роте, получив «монаршее» благословление от взъерошенного Вовы Нахрена, бросился открывать «оружейку». В казарме зазвонил противный зуммер сигнализации. Округлив глаза, старшина роты принял информацию от дневального и метнулся в каптерку одеваться. Процесс приведения 4-й роты в повышенную степень готовности начался.
Беззлобно гундя и вяло возмущаясь, курсанты быстро натянули сапоги и набросили шинели. По отработанному до полного автоматизма алгоритму шустро выдернули из оружейной пирамиды персональные автоматы АК-74, штык-ножи, подсумки и по два магазина для патронов.
Через неполные пять минут, 4-я рота в полном составе построилась на «взлетке» центрального коридора казармы.
В откровенно нервозном состоянии капитан Хорошевсктй повесил трубку телефона и растерянно потирая подбородок, взволнованно скомандовал.
– Рота! Напра-во! Строится на улице! Бегом марш! Ребятки, давайте быстрее. Я прошу вас! Организовано…
«Ребятки»?! «Прошу вас»?! Не заболел ли он часом?! С рассудком не распрощался ли?! Чего это вдруг на неожиданные нежности пробило?! Похоже, действительно нечто экстраординарное случилось.
С гулким топотом сто сорок четыре курсанта молниеносно пролетели по ступеням помпезной лестницы и высыпали на небольшой плац. Мгновенно построились и замерли в ожидании внятных приказов.
Пауза затянулась. Перед ротой мельтешил взъерошенный и крайне взволнованный офицер. Хм, капитан Хорошевский совсем не по-боевому выглядит. Вон, как ножки трясутся, и губки нервно покусывает. В чем же дело-то?!
 Наконец офицер остановился, взял себя в руки и, хаотично пританцовывая на месте, выдал следующее.
– Парни! В училище ЧП!  По территории бегает курсант в ПШ  с автоматом в руках. Недавно он стрелял в дежурного по училищу подполковника Дудкина. До покушения на офицера этот придурок напал на часового у склада вещевого имущества и забрал автомат. Задача нашей роты, как дежурного подразделения, определенного в календарном плане на текущие сутки, плотно оцепить периметр училища и не выпустить обезумевшего ублюдка с оружием в город. КПП, спортгородок и территорию от клуба до учебного аэродрома оцепила «тревожная группа» из внутреннего караула. Задача нашей роты – взять под контроль тыловую дорогу, курсантскую столовую, оружейный склад  пост № 3, свинарник, главный учебный корпус и упереться в аэродром. В случае чего… стреляйте, наверное… все же в воздух. В крайнем случае, по ногам! Нале-Во! В цепо…
Из глубины строя раздались возмущенно-издевательские возгласы.
– А чем стрелять?! Патронов тю-тю… Не дали патроны! Снежками что ли в него кидаться прикажете?!
Действительно, оружие мы получили, а вот патронов никто не выдал.
Старшина роты болезненно скривился. Досадливо хлопнув ладонью по лбу, Игорь Мерзлов метнулся к офицеру.
– Товарищ капитан! А команды на выдачу боеприпасов ведь не было! Не поступила такая команда от дежурного офицера. Точно, не было! Мы что… парней на убой погоним?!
Командир роты снова хаотично заметался перед строем. Было отчетливо видно, что офицер находится в состоянии, близком к панике. Но стоит отдать должное, капитан собрал волю в кулак и обратился к старшине.
– Игорь, срочно беги в казарму, звони дежурному по училищу. Уточни про боеприпасы, а мы побежим оцеплять училище. Если что, действуй по обстоятельствам. Ответственность беру на себя. Давай, с Богом…
Чертыхаясь и матеря самого себя, старшина побежал в казарму. Капитан Хорошевский опять обратился к личному составу роты.
– Мужики! Выхода нет, надо удержать этого мудака внутри училища! У него автомат и он опасен! Уже стрелял по людям. Выпускать в город его нельзя! Рота, нале-Во! В цепочку по одному, дистанция двадцать… а может тридцать шагов?! Короче, хрен его знает! Дистанция в пределах прямой видимости! Растянуться от теплицы до учебного аэродрома, через 3-й пост оружейного склада и главный учебный корпус по «тыловой дороге». Бегом марш!
С нелицеприятными комментариями в адрес бестолкового руководства и сбрендившего с ума пацана с автоматом, мы организованно потрусили в нужном направлении, попутно выстраиваясь в импровизированную живую цепочку. Рядом бежал капитан Нахрен и воодушевленно орал.
– Примкните магазины! Пусть думает, что у нас оружие заряжено!
Обалдеть, какая радость! Будем банальным пугалом работать. И какого хрена этот дундук в бега подался? Да еще и с оружием! Дедовщины в училище нет. Надоела армия и хочешь отчислиться?! Нет вопросов. Пиши рапорт и пошел на хрен отсюда. Никого насильно не держат. А этот идиот еще на часового напал и автомат с патронами захватил! Во, кретин! За такие дела реальный срок полагается. Так «для полной радости» он еще в офицера стрелял! Совсем дурак, горем убитый! Жить надоело, что ли?! Тут уже покушение на убийство, с отягчающими… *здец тебе! Что же его на такую безумную дурость подвигло?! Крыша неожиданно сдвинулась?! Или любимая девка скоропостижно замуж выскочила, а у пацана нервишки сдали?! Все равно это не повод, чтобы по офицерам из «калаша» лупить. Кстати, попал или нет?! Подполковник Дудкин  – классный дядька, эксплуатацию летательных аппаратов преподает, добрый и душевный. Жаль, чисто по-человечески жаль. М-да, парниша, что же ты натворил?! Ты о своих родителях, о маме с папой, подумал?!
Все, добежали. Растянулись в цепочку, стоим. Я стою между Леликом Пономаревым и Витькой Копыто. Дистанция между нами метров по двадцать пять – тридцать. На улице ночь, тишина, мороз. Только ослепительно белый снег, играя в свете подслеповатых фонарей, крупными хлопьями медленно опускается с неба и скрипит под ногами. Чего людям спокойно не живется?!
Стоим почти час, а кажется, что целую вечность. Холодно, твою мать. Начинаем неумолимо остывать. Чтобы не окочуриться, остервенело долбим заиндевевшими сапогами друг о друга и старательно пританцовываем. С каждой последующей минутой, знаменитый уральский морозец начинает поддавливать все сильнее. Мы продолжаем стоять в ночи пограничными столбами. Идиотизм, одним словом.
Чтобы не помереть окончательно, заводим разговор. Первым подает голос Витька Копыто. Он вообще не может молчать дольше пяти секунд, а тут продержался почти целый час.   В отблеске желтоватого фонаря видно, как от его губ отделяется облачко теплого воздуха.
– Слышь, мужики?! А вот представьте… мы тут стоим, мерзнем, а сейчас из-за «муравейника» (казарма 2-го и 3-го учебных батальонов), выскочит этот парень! И что будем делать?!
– Стреляться!
– Не, я серьезно. Стрелять ведь нечем, патронов не выдали.
–  Вытаскивай штык-нож и в рукопашную.
– Вы что, охренели?! Куда со штыком супротив автомата?!
– Тогда прыгай в ближайший сугроб и закапывайся поглубже! Тупо сойдешь за спящего в берлоге медведя. Утомил всякую лабуду нести
– Пацаны, слышь?! А вот если патроны были! Вы бы стали в него стрелять? Это же свой парень, нашенский! Только умишком немного йопнулся?!
 А ведь, действительно, вот проблема! Парень-то «наш»? Или уже «не наш»? Если «наш», то стрелять в нас он не должен и не будет… наверное. А если будет?! Сколько ему сейчас? Восемнадцать?! Ну, девятнадцать?! От силы –  двадцать! И нам столько же! М-да… дела. Что же произошло, твою мать…
– Витя, закрой рот! У нас не стоит такой дилеммы, ибо патронов все равно нету. И, похоже, что вообще не предвидится. Так что стрелять при любом раскладе не придется. Как бы самим мишенями поработать не пришлось, вот о чем думать надо! А вообще, наше дело, телячье  обосрался, стой и мычи! Самое главное, чтобы тот пацан сдуру не стал в нас палить. А то прострочит из «швейной машинки», как миленьких. Стоим полными дураками на дороге, прямо под фонарными столбами, фактически. Как зайчики в тире! Выщелкивай по очереди, только в путь. И чего он в подполковника Дудкина шмальнул? Совсем дурак, что ли?! Не понимаю! Короче, хоть объяснил бы кто… в чем дело? У меня ноги к подошвам примерзли, пальцы совсем не чувствую.
Тра-та-та-та! Совсем недалеко короткой очередью грозно рыкнул автомат Калашникова. Накаркали называется. Прямо на глазах становится несколько веселее и несомненно, гораздо теплее. Мимо нас резво проскочила генеральская «Волга». Ага, вот начальник училища приехал и сразу полетел к «муравейнику». С чего бы это?! Понятно, что вызвали из дома. Ох и достанется старику! Не посмотрят, что генерал. ЧП такого масштаба. Интересно, наш генерал в своем кресле удержится? Если снимут, жалко. Хороший мужик, справедливый.
Со стороны овощной теплицы показались две знакомые фигуры  вдоль живой цепочки бежали старшина Игорек Мерзлов и каптерщик Димка Норкин. Парни тащили объемные вещмешки.
Ненадолго останавливаясь у каждого курсанта –  звена импровизированной цепочки, они что-то передавали ребятам. Неужели, патроны? И уже снаряженные в магазины?! Точно! Вот молодцы, спасибо вам. Теперь хоть не будем «бычками на заклание».
Весь взмыленный и вспотевший, с безумными глазами навыкат, старшина протянул Лелику снаряженный магазин. Продвигаясь в мою сторону, Игорь Мерзлов взахлеб и скороговоркой выдал шокирующую информацию, которую удалось выяснить.
– Парень из 10-й роты, второй курс обучения. Был сегодня в увольнении. Чего-то в городе накуролесил. Следом приехали менты с двумя мадамами, вроде как заявление о групповом изнасиловании… Да-да, он один в гордом одиночестве одновременно и по очереди изнасиловал сразу группу бабс! Оказывается, такое тоже бывает. Короче, ни хрена они его в лицо не помнят… Помнят, что на рукаве шинели две курсовки под шевроном и на руке японские часы «Seiko». Пошли по ротам второго курса проверять… а пацанчик просек. Снял часы, сунул дежурному по роте… а тот его через «черный ход» выпустил. Выскочил на улицу, увидел ментов у «муравейника», обосрался и деру. Автомат у часового «минуса» забрал и сразу нарвался на дежурного по училищу… который к ментам в «муравейник» шел. Дудкин кричит: «Мол, сынок, ты откуда такой весь красивый… да еще и с автоматом?» Пацана уже переклинило в конец… он и врубил в упор по Дудкину. Того счастье, что ростиком не вышел… от горшка два вершка. Все пули  над головой просвистели… в сугроб упал. Короче, полный *здец парню постучался! Всю жизнь себе испоганил… хорошо, что у «минуса» только один магазин забрал, про второй просто забыл, наверное…
Принимая от старшины магазин с патронами, я увидел на своих руках кровь. Но это была не моя кровь. Это была кровь Игоря Мерзлова. Старшина, вместе с каптерщиком и дневальным по роте, лихорадочно снарядили сто сорок четыре магазина тридцатью патронами каждый. Всего 4320 патронов. Чтобы хоть как-то вооружить беззащитную роту парней, стоящих живой цепочкой в холодной и снежной ночи, сбивая пальцы в кровь об острые заусенцы и выступающие части направляющих частей металлических магазинов, ребята спешно набивали их патронами. Набивали, не думая о себе и превозмогая боль в содранных до мяса пальцах. Спасибо вам, мужики!
– Игорь, у тебя руки в крови.
–  Знаю, знаю, мелочи…
–  Старшина, где расписаться за патроны?
– Потом… все потом…
Старшина и семенящий следом коротышка каптерщик, побежали дальше по живой цепочке 4-й роты. Уф! А жизнь-то налаживается...
Неожиданно из-за угла учебного корпуса выскочил парень в одном ПШ и без шапки. Увидев цепь в серых шинелях, он развернулся и мгновенно скрылся за зданием медсанчасти.
Некоторые особенно горячие головы, включая Витю Копыто, закричали, привлекая всеобщее внимание. Передергивая затворы на автоматах, ребята бросились вдогонку. Старшина Мерзлов остановился и бешено выпучив налитые кровью глаза, страшно заорал, брызгая слюной.
– Стоять! Стоять, вашу мать… Я кому сказал?! Все назад… в цепь! Назад! Ваше дело периметр держать, а не за пулей бегать! Назад, я сказал! Сокрушу, суки! А ну, назад, в цепь! И стоять здесь, как привязанные! Давайте, на хрен, свалку и хаос устроим… толпой будем носиться… друг друга перестреляем. А ну назад! Копыто, назад, говнюк… челюсть раскрошу! В цепь! Всем в цепь! Держать периметр!
Все парни вернулись на «тыловую дорогу» и восстановили непрерывость живой цепочки. Так простояли еще около часа. Замерзли еще больше. Сердобольный Витя прокричал.
–  Парни, а представьте, как этому бедолаге в одном ПШ бегать?! Холодно ведь! Сдавался бы уже, что ли?!
Бах-бах! Где-то «плюнули» два выстрела из пистолета ПМ. Вот епт! Когда же это закончится? Очевидно, беглый второкурсник в панике мечется по огромной территории училища, отчаянно ища выход. Все подразделения курсантов, не участвующих в облаве, загнали в казармы и запретили подходить к окнам, чтобы не поймать дурную пулю. На входных дверях в ротах и учебных корпусах выставили вооруженных часовых, а периметр училища был надежно оцеплен нашей 4-й ротой и составом внутреннего караула. Мышеловка давно захлопнулась.
М-да, сейчас перепуганного пацана гоняет группа офицеров и ментов, чтобы курсантов под пули не подставлять. Прямо, как крысу в лабиринте. Парень, парень, что же случилось? Как-то не верится, что одному ушастому пацанчику можно запросто изнасиловать двух взрослых теток. Причем, у них же дома. Бред какой-то!
Опять генеральская «Волга», поднимая клубы невесомого снега, пронеслась мимо нас в район вещевого склада.
Ты-ды-ды-дых! Ага, снова АК-74 огрызается. Пора бы патронам закончиться. С одним магазином в тридцать «пулек» долго не навоюешь. Похоже, парень совсем с ума сошел! Неужели в генерала стрелял?!
В ночной тишине раздался голос нашего старика, усиленный мегафоном.
– Курсант Михайлов, ты меня слышишь?! Сынок, перестань стрелять! Ты слышишь?! Ваня, перестань стрелять и ответь мне. Ты слышишь меня, Ваня?! Это я  твой начальник училища, генерал-майор…
– Я нееее хоооооочуууу в тююююрьмууууууууууу!
– Ваня! Я даю честное слово, что следствие пройдет абсолютно непредвзято. Ты слышишь?! Мы во всем досконально разберемся. Пока никто не пострадал, брось автомат и выходи ко мне. Я обещаю, что никто в тебя стрелять не будет. Ваня, повторяю, никто не пострадал. Возможно, все обойдется дисциплинарным батальоном. Дисбат  это не тюрьма! Я сделаю все от меня возможное, чтобы твое наказание ограничилось дисциплинарным батальоном. Верь мне, сынок! Курсант Михайлов, я приказываю бросить оружие!
– Нееееет! Я не хооооочууууу в тюююююрьмууууу! Я не хочу в тюрьму! Не хочу, не хооооооочуууууууууу… Я не насиловал! Все было по-другому… Я не поооооойдуууууууууу в тюрьмуууууууууууу…
– Сынок, успокойся! Я тебе верю! Мы во всем разберемся, обещаю! Ваня, сейчас я иду к тебе. Ты оставляешь оружие и мы вместе пойдем ко мне в кабинет. Все спокойно обсудим. Ты слышишь меня, курсант? Я иду к тебе!
Ба-бах! Прозвучала очень короткая очередь. Буквально из двух патронов и все.
Через некоторое время вдоль цепочки пробежал капитан Хорошевский с мраморным лицом и тихо проговорил каждому курсанту.
– Все, ребята, в роту! Бегом в роту, сдавать оружие. В роту, в роту!
Окончательно замёрзшие, мы пришли в казарму. Сдали оружие, патроны. Роту построили. Всех посчитали. Еще раз провели вечернюю поверку. Досконально посчитали оружие и скрупулезно проверили патроны, все совпало идеально.
Прозвучала запоздалая команда «отбой», но мы не спали. Некоторые ребята лежали в своих койках и тупо смотрели в потолок. Многие парни собирались в небольшие группы, обсуждая недавнее происшествие. Все курсанты сходились во мнении, что тут что-то не так! Слишком уж притянуто за уши групповое изнасилование. Словно в дурном анекдоте: «Группа изнасилованных, заходите в зал суда не более чем по десять человек. Не толпитесь на входе, проходите парами!»
И зачем кого-то насиловать, когда с этим делом проблем вообще не было?! Или почти не было…
Валька Глинский из 41-го классного отделения, имея хорошего знакомого на втором курсе обучения, позвонил своему «земе» в злосчастную 10-ю роту. В целом, информация, услышанная от Игоря Мерзлова подтвердилаь.
Ничем непримечательный парнишка-тихоня был в городе в увольнении. Где-то познакомился с двумя симпатичными учительницами начальных классов. Они пригласили курсанта к себе в общежитие. Посидели, отдохнули, выпили. Тили-тили, трали-вали, лямур-тужур-абажур! Что-то не поделили, парень вернулся в казарму, несколько возбужденный. А через пару часов приехали милиционеры с разобиженными дамами и началась процедура поголовного опознания школяров второго курса.
В качестве отправной точки, фигурировали наручные часы «Seiko». Парень сразу все понял. Он жутко перепугался и слезно попросил дежурного по роте выпустить через черный ход за эти самые «Seiko».
Дежурный сержант, больше из чувства мужской солидарности, нежели из желания обогатиться редкими и дорогими часами, открыл запасной выход. Беглец выскочил на улицу и сразу напоровшись на милицейскую машину, испугался еще больше. Свернув за угол здания, он попал на территорию поста у вещевого склада.
Этот пост не имел выгороженной территории и часовой фактически гулял в каменном мешке небольшого дворика.
На посту стоял «минус». Беглец наплел басню, что возвращается из самоволки и прячется от проходящего мимо офицера. Пока «минус» хлопал ушами, напал на него и отобрал автомат. Выскочив с территории поста, по жуткому для себя стечению невезучих обстоятельств, сразу столкнулся с дежурным подполковником Дудкиным. Услышав безобидный вопрос, курсант окончательно ошалел от страха и потеряв способность адекватно думать, нажал на спусковой крючок, но промахнулся. К счастью для Дудкина, естественно!
Тем временем, лишившись персонального автомата, обиженный «минус» позвонил начальнику караула и доложил. В подтверждении его слов, в вечерней тишине прозвучала автоматная очередь…
Ну а дальше, события наворачивались, как снежный ком. Побегав более двух часов по территории училища, беглец осознал, что выбраться за пределы «колючки» ему не светит. Окончательно обезумевший парень забился в глухой угол на территории поста вещевого склада и проигнорировав обещания генерала о честном расследовании, застрелился.
Кровавое пятно на стене здания многократно и старательно закрашивали, но оно неизменно проступало вновь и вновь. Вскоре пост у вещевого склада был снят, чтобы не нервировать курсантов, заступающих во внутренний караул.
По непроверенным слухам, оскорбленные дамы моментально забрали заявление.  И были таковы.
Наутро весь личный состав училища экстренно построили на главном плацу. Начальник училища в полурасстегнутой шинели и с ввалившимися от бессонной ночи воспаленными глазами, молча прошел вдоль замершего строя курсантов. От отделения к отделению, от роты к роте, от курса к курсу. Он внимательно смотрел в глаза ребятам, всем и каждому, стараясь не пропустить никого.
Суровый старик выглядел очень уставшим. Генерал не проронил ни единого слова. Он медленно шел вдоль строя курсантов, иногда останавливаясь и пристально вглядываясь, как будто хотел что-то увидеть или услышать или почувствовать…
На полусогнутом пальце заметно постаревшего генерала висели часы на металлическом браслете  японские наручные часы «Seiko».

97. Легенда
(сказка, рассказанная на ночь после очень тяжелого дня)

Молодой и суровый рыцарь помпезно и шумно праздновал свадьбу. Его невеста была самой красивой и образованной девушкой в округе.
Буквально, накануне свадьбы родственники забрали благочестивую деву из женского монастыря, где она вела праведный образ жизни в смирении и молитвах.
Многие знатные роды мечтали породниться с могущественным рыцарем и выдать за него своих дочерей. Но такой чести удостоился благородный и давно обедневший древний род, главным богатством которого на сегодняшний день была юная красавица.
Впервые будущего мужа девица увидела лишь на свадьбе, которая торжественно и церемонно проходила в огромном зале неприступной крепости. Невеста не желала этого брака, но как было принято в те суровые времена –  мнение прекрасной девы никого не интересовало.
Все, что она успела узнать о своем супруге, это были обрывки из героических баллад, восхваляющие смелость и силу рыцаря, его молодость и красоту, искушенность в любви, полководческие таланты и неукротимую ярость, с которой он безжалостно крушил многочисленные полчища заклятых врагов. Число славных побед рыцаря было велико, а слава нетленна.
Вокруг величественного замка за неприступным рвом с водой лежали обширные владения рыцаря. Земли сурового воина простирались от горизонта до горизонта. Верные подданные почтительно преклоняли головы и становились на колени, когда опускался подвесной мост и благородный рыцарь, закованный в железные доспехи, выезжал из ворот мрачной крепости.
Завидев рыцаря верхом на огромном коне, многие крестьяне поспешно падали ниц прямо на землю и замирали в благоговейном ужасе, ибо конь имел весьма дурную славу из-за очень свирепого норова. Закованное в железные латы, могучее животное легко сбивало человека с ног. И могло безжалостно и жестоко искалечить любого замешкавшегося беднягу. Или яростно затоптать до смерти страшными копытами. Преданный конь признавал лишь только одного седока  –  своего хозяина-рыцаря.
Много было выпито доброго вина на роскошной свадьбе. Еще больше было сказано изысканных слов о неземной красоте прекрасной невесты и о славе великого воина.
Отзвучали все тосты, восхваляющие молодых. Затихли веселые песни и хмельные возгласы. Многочисленные и знатные гости откланялись. Кто не смог уйти на своих ногах, тех вынесли образцово вышколенные слуги, молчаливые и незаметные, но весьма расторопные.
Взволнованная девица с трепетом ожидала момента, когда останется наедине с рыцарем. Она была невинна и совсем не знала, что ее ожидает. По словам монахинь, супружеский долг неизменно связан с невыносимой физической болью и постоянными душевными страданиями. Настоятельница монастыря утверждала, что делить ложе с мужчиной необходимо лишь для продолжения рода. А сладострастные плотские утехи –  это смертный грех, который недоступен благородным дамам. Это удел презренных блудниц и падших женщин из самой черни, которые после праведного божьего суда буду вечно гореть в страшном пламени ада без малейшей надежды на снисхождение и спасение пропащей души. И будет так вовеки веков.
Прекрасная невеста, а ныне молодая жена, медленно вошла в спальню. Сбросив одежды, она легла на брачное ложе, покрытое шкурами животных, добытых рыцарем на кровавых охотах. Юная дева решила с честью выполнить свой супружеский долг. Лишь один вопрос терзал ее:  нежность?!
Будет ли этот совершенно незнакомый человек, который сегодня стал ее мужем, ее господином, ее властителем, хоть немного нежен с ней? Ибо она с несказанным удивлением и благоговейным трепетом ощущала рождение непонятного сладкого чувства внизу своего живота. Как будто в ее чреве распускалась нежная роза.
–  Боже, я совершенно не знаю этого человека! И совсем не хочу быть его супругой! Но я исполню волю родителей и твою волю, Господи. Я буду для него верной женой. Я буду терпеливо ожидать его из военных походов. Я буду готовить ему вкусную пищу и различные яства. Я буду заботливо врачевать его раны. Я буду дарить ему нежное тепло своего тела и говорить только ласковые слова. Я буду рожать ему красивых и здоровых детей. Я стану ему преданным другом и никогда не предам. Я буду стойко и смиренно переносить его раздражение, оскорбления и плохое настроение. Я буду с достоинством сносить его равнодушие ко мне, грубость и возможно, жестокие побои! Я буду улыбаться, когда ему это будет приятно. Я буду украдкой глотать слезы, когда он совсем перестанет замечать меня.
Кгда мои молодость и красота увянут, я сделаю вид, что не замечаю его молодой любовницы. Я все сделаю, как велит моя святая клятва и брачный договор. Господи, я вынесу все это многократно, но молю тебя, заклинаю… пусть в первую брачную ночь мой муж будет хоть немного нежен со мной! Хотя бы один-единственный раз. Пусть этот цветок, что расцветает в моей плоти ранее незнакомым и сладострастным чувством, не будет безжалостно сорван грубой рукой рыцаря, закованной в железную перчатку. И не будет втоптан в дорожную пыль копытами его боевого коня. Пусть хотя бы в нашу первую общую ночь, рыцарь не доставит мне физической и душевной боли. Пусть наш первенец будет зачат в нежности и познает великую силу родительской любви. Я хочу, я мечтаю, я молю тебя, Господи, чтобы наш ребенок не был лишен отцовской любви. А свою любовь я отдам ему всю без остатка!
Половицы жалобно скрипнули под тяжестью тела, закованного в железные латы. В комнату вошел рыцарь. Дева испуганно замерла, закрыла глаза и затаила дыхание. Рыцарь подошел к брачному ложу. Было отчетливо слышно, как глухо звенят его боевые доспехи. Он медленно склонился к молодой супруге и неожиданно резким движением сорвал покрывало.
Его взору предстало удивительно гармоничное тело юной красавицы. Рыцарь долго смотрел на роскошное великолепие плоти, законным хозяином которого он стал. Девица лежала, затаив дыхание и не смея шевельнуться. Она отчетливо осязала бархатной кожей, как тяжелый взгляд властителя-мужа медленно скользил по ее нагому телу. Так продолжалось достаточно долго. Затем рыцарь молча развернулся и вышел из комнаты.
Именно в те мгновения, когда уязвленная равнодушием рыцаря, молодая жена горько рыдала в одиночестве на холодном брачном ложе и страстно взывала к Богу с молитвами, полными искренних слез и отчаяния, многочисленная армия приветствовала грозного предводителя восторженными криками и боевыми возгласами.
Рыцарь оставил прекрасную и юную невесту на брачном ложе, не вкусив ее невинной чистоты и фактически, не сделав женой. Возглавив огромное войско, он вероломно вторгся на сопредельные территории с огнем и мечем, безжалостно порабощая многочисленные народы.
Во главе мощной армии, величественно входил рыцарь в захваченные и разоренные города. Он презрительно смотрел на новых подданных стремительно растущей империи, склонивших головы в почтительном поклоне. Кто не хотел склонять голову, был силой поставлен на колени. Кто не хотел становиться на колени, безжалостно истреблялся.
Рыцарь продвигался все дальше и дальше, оставляя позади себя разграбленные города и пепелища, реки крови и озера слез. Везде, где прошла жестокая армия грозного рыцаря, слышались отчаянные стенания обесчещенных женщин, плач детей, потерявших отцов, проклятия стариков и зубовный скрежет немногочисленных мужчин, выживших в кровавых боях.
Владения рыцаря росли, а могущество крепло. О славных победах сурового воина слагались мелодичные и красивые баллады, которые эхом бродячих менестрелей изредка добирались до стен родового замка.
Великое множество прекрасных женщин из числа благородных невольниц, захваченных в качестве трофеев, согревали рыцаря в походном шатре холодными ночами и покорно делили с ним ложе. Но ни одной весточки не было послано рыцарем законной супруге.
И вот однажды, встретив достойного противника, рыцарь потерпел первое и единственное поражение в своей жизни. Несмотря на личную храбрость и героизм –  рыцарь яростно бился во главе передового отряда как лев – участь его войска была предрешена. Мужественный воин был вчистую разбит. Он потерял всю свою армию, некогда самую боеспособную армию мира. На поле жестокой и бессмысленной брани полегли все его воины.
Щит рыцаря с фамильным гербом знатного и гордого рода был разрублен надвое чудовищным по силе ударом грозного противника. Надежный шлем рыцаря, изготовленный искусным мастером кузнечного дела и украшенный ярким роскошным пером, с честью выдержал страшный удар вражеского копья. Но был сорван с головы рыцаря и втоптан в грязно-кровавое месиво поля жестокой битвы.
Верный боевой конь вынес раненного рыцаря из самой гущи кровавого сражения, спасая жизнь своему хозяину. Последнее, что увидел в бою, теряющий сознание рыцарь, было то, что священный для него лик герба древнего рода славных предков презрительно втоптан в грязь вражеским предводителем. Последнее, что услышал поверженный рыцарь – боевой клич ликующего врага. Врага-победителя!
Выполнив свой долг, обессиленный конь рухнул замертво. Придавленный бесформенной грудой пробитых доспехов, он больше не смог подняться.
Оставшись один, рыцарь долго сидел у трупа коня, обхватив свою голову израненными руками. Рядом лежал верный меч со сломанным клинком. Лезвие меча было в крови по самую рукоять.
Руки рыцаря были по локоть в крови. Это была кровь многочисленных вражеских воинов, лично повергнутых смелым рыцарем в жестокой битве. Тело рыцаря тоже было в крови. Это была кровь самого благородного рыцаря, которая сочилась из множества ран, неумолимо проступая сквозь дыры в изувеченных доспехах и пробитой броне.
На фоне звездного неба с полной луной пролетела стая воронья, привлеченная запахом свежей крови. Стая спешила к месту беспощадной сечи на знатное пиршество. В ночной тиши было слышно, как воют довольные шакалы, разрывающие бездыханную, но еще теплую плоть поверженных воинов. Рыцарь все это видел и слышал, но ни один мускул не дрогнул на его суровом лице.
С наступлением утра, облачившись в лохмотья пилигрима и опираясь на кривую клюку, он двинулся в обратный путь. Далеко стороной обходил грозный рыцарь те города, что еще совсем недавно разорил и разграбил, стыдясь ныне своей слабости и ничтожности. Завидев на дороге случайного путника, рыцарь укутывался в истрепанный плащ, скрывая боевые доспехи, а голову и лицо прятал под грязный капюшон.
Голодный рыцарь с почтительной благодарностью принимал милостыню, которую подавал многочисленный прохожий люд жалкому нищему. Спать рыцарю приходилось на скотных дворах, а чаще все – просто под открытым небом и нередко под проливными дождями.
Рыцарь медленно пробирался к родовому замку, с большим трудом передвигая уставшие ноги и тяжело опираясь на деревянный посох. С приходом нового дня он неизбежно осознавал всю иллюзорность славы и тленность величия.
С каждым шагом все ближе и ближе приближаясь к своему дому, рыцарь непроизвольно убыстрял темп движения. Он ускорял шаг несмотря на хроническую усталость, постоянное недоедание и кровоточащие раны...
И вот уже вдалеке на самом краю горизонта показался знакомый с раннего детства шпиль величественного замка с гербом грозного и воинственного рода славных предков.
Сердце рыцаря неожиданно забилось по-новому, непривычно для своего хозяина. Забилось гораздо чаще и сильнее, отчаянно стремясь вырваться за пределы грудной клетки и железной брони… Так сердце рыцаря еще не билось никогда и нигде. Ни во время азартной охоты на затравленного зверя, ни на хмельном пиршестве, ни в победоносном кровавом бою, ни в страстных объятьях обворожительной красавицы.
Сердце смертельно уставшего пилигрима билось трепетно. Оно неслышно замирало и полностью остановившись, уже через мгновение изо всех сил рвалось на свободу, тщетно ища выход для неожиданно приятных, но совершенно необъяснимых чувств и удивительных эмоций, наполняя израненное тело рыцаря незнакомым ранее сладостным волнением…
И вот рыцарь, неожиданно для себя, перешел на бег. И первое, что открылось взору утомленного путника... была отвергнутая молодая жена, которая все это время стояла на дороге почти нагая, прикрывая ослепительную красоту гармоничного тела лишь мятой простыней с брачного ложа.
Рыцарь тяжело рухнул перед ней на колени. Обняв израненными руками стройные ноги прекрасной девы, он зарыдал, словно ребенок.
Суровый воин плакал впервые в своей жизни. Его мятежную душу переполняла буря противоречивых эмоций: от жгучего стыда, до искренней радости.
В момент, когда первые слезы жалкого пилигрима стекали по лицу, покрытому толстым  слоем дорожной пыли, а его тело сотрясали неудержимые рыдания, рыцарь почувствовал, как на смиренно склоненную голову легла изящная девичья рука…
Остаток своей жизни рыцарь положил на то, чтобы создать большую крепкую династию, в которой было много прекрасных детей, зачатых и взращенных в родительской любви и нежности, красавица жена и небольшое, но процветающее имение...

98. Мороз

Во попали, так попали! За окном казармы на градуснике целых -42 градуса по Цельсию! *здец! Фантастика! Аж представить страшно. -42, куда деваться?! И такая радость на Урале?! Как вспомню, до сих пор мурашки по спине бегают. Каждая размером с приличного бегемота.
Слов не хватает, чтобы выразиться адекватно и в рамках разумного приличия. Остались одни эмоции и те все больше с явновыраженным нецензурным уклоном.
У национальных кадров «а-ля-Кавказ, очень средняя и весьма южная Азия» случился непроизвольный, но весьма продолжительный ступор с неконтролируемо-паническим выпучиванием угольно-карих глаз.
Вечно смуглая кожа теплолюбивых ребят, которую не смогла отмыть  суровая училищная баня с хозяйственным мылом и стандартной армейской мочалкой, похожей на пучок колючей проволоки,  неумолимо побледнела и стала землисто-серой с явно синеватым оттенком, словно у бройлерной курицы отечественного образца, самопроизвольно усопшей в глубокой старости. Еще совсем немного и кавказско-азиатские мачо начнут превращаться в блондинистых арийцев. Причем, абсолютно истинных и с нордическим характером. Сдвиги уже налицо… и на лице.
С резким понижением температуры за бортом казармы и внутри нее, горячий темперамент «настоящих мужчин» заметно поостыл. А куда деваться, когда персональная тушка неумолимо остывает, а нижняя челюсть начинает самопроизвольно, то есть независимо от желания хозяина, отбивать отчаянные сигналы «SOS» по азбуке незабвенного Морзе! Громко… и непрерывно.
А глаза. Глаза! Какие у них были глаза! Глаза –  это нечто! Огромные, выразительные, наивно-трогательные и жалостливые. На столько неприкрытого страха и абсолютной потерянности в темно карих глазах ребят с уютно-комфортного юга «генацвали and аксакалы», мы никогда не видели.
Все, наступил тотальный *здец! Для нац.кадров – никакой формы жизни, включая «неразумную и спонтанную», за пределами казармы уже не существует.
Там космос, вакуум, бабай-кирдык-кальтен-жопа. Причем, слово «жопа» исключительно с заглавной буквы «Ж» и с двумя «п».
– Жоп-па!
Легендарный «*здец» рядом не стоял и  банально отдыхает.
–  Там Жоп-па! У-уууу, страшно!!!
Выставить представителей национальных меньшинств за дверь –  верная смерть. И наверное, почти мгновенная! Причем, даже не от самого небывалого мороза, а просто от элементарного шока и всепоглощающего ужаса.
–  42?! Жоп-па, бля!
Действительно, страшно. Конец света!
Потом, между степенными затяжками душистого кальяна на малой родине можно будет всю оставшуюся жизнь, если выживешь, конечно, неторопливо и солидно рассказывать «глЮпому и зеленому» молодому поколению в тюбетейках героические эпосы из своей армейской жизни. И обязательно о «шайтан-урал-земля», где живет невиданный и жестокий «лютый-капец-*здец-морозяка». Слушайте и удивляйтесь! Был, видел, мерз, как собака, но чудом выжил. Хвала Аллаху! И заклинаю вас всеми святыми: в ту сторону, куда показывает единственная стрелка непонятных и странных часов под идиотским названием «компас», которые почему-то не тикают, ездить нельзя! Там живет «холодная белая смерть»! УУуууу!!!
Говорят где-то в Оймяконе… по дружному и единогласному мнению нац.кадров –  проклятая небом земля… стоит памятная стелла с табличкой и надписью в -67,7 по Цельсию. Сподобилось такое счастье в 1933 году. Сам не видел ни стеллу, ни табличку, ни того мороза. Честно говоря, не горю желанием. Совсем! Никогда!
Абсолютно не желаю ни только лично засвидетельствовать рекордную температуру, но и слышать о ней. Упаси Господи! Эту бы пережить без потерь обмороженных конечностей, а так же без других пагубных последствий для персонального здоровья! Не смейтесь, один придурок из соседней роты, на спор решил пописать на улице. Потом в медсанчасти отдыхал почти календарный месяц, крайнюю плоть обморозил. Был бы обрезанным, вообще –  без конца бы остался.
Все-таки товариСТЧ Гитлер был законченным кретином. Факт! Перед тем, как идти воевать на землю русскую, ему бы к товарищу Сталину за льготной путевочкой обратиться. И неспешно прокатиться на паровозике в туристическую поездку до Дальнего Востока через Урал-батюшку и Сибирь-матушку. И обязательно зимой! С чувством, с толком, с расстановкой. Чтобы самолично убедиться в неописуемой красоте земель русских и прочувствовать на себе, любимом, всю прелесть уральско-сибирского резко-континентального климата. А то икалось ему долго бедненькому, не иначе. Особенно, когда благодарные солдаты вермахта и люфтваффе, отбывая стандартную трудовую повинность на гостеприимной Урале и в не менее гостеприимной Сибири, в качестве военнопленных, естественно, вспоминали «добрым сердечным словом» «мудрого и прозорливого» фюрера с его патологической мечтой о мировом господстве. Ладно бы, начал с америкосами на курорте Багамских островов воевать или высадил бы десант во Флориде или в Калифорнии, вопросов нет. А то поперся сразу в таежную Россию! Придурок, одним словом! Эх, Адольф, Адольф, дубина немецкая, Бисмарка читать надо было внимательно, а не по баварским пивнушкам шастать.
Шутки-шутками, а долбанный гидрометеоцентр с каким-то издевательски-патологическим и жизнеутверждающе-убогим оптимизмом продолжает вещать о дальнейшем «кратковременном» понижении температуры на ближайшие сутки.
Причем, радостно так вещает! Типа, идем на рекорд, дорогие жители сурового, но очень гостеприимного края! Мол, такой уникально низкой температуры не было зафиксировано на Урале еще со времен первобытно-общинного строя! А сейчас, нате вам, дорогие сограждане, получите и наслаждайтесь. Рекорд!
Идиоты, нашли чему радоваться. Этот рекордный мороз уже в нашу казарму пробрался и решил тут поселиться на постоянной основе, пока весной не выгонят. Если, конечно, она еще будет,  весна, в смысле. Что-то уже как-то и не особо верится в такое чудо. А если зима вообще не кончится?! Вот это будет засада… Упаси, Господи!
А улыбчивый диктор из замерзшего телевизору знай себе, радуется и зубоскалит с раздражающим оптимизмом беспросветного дауна.
– По уточненным данным авторитетных метеорологов, в ближайшие сутки ожидается очередное понижение температуры. Ориентировочно показание термометра может опуститься ниже отметки в -50 градусов по Цельсию!
Атас! *здец! Помогите! Маааааааа-мааааааааа! Куда же еще ниже?! Куда еще опустится?! Я вас спрашиваю! Ниже только конец шкалы термометра. Некуда дальше опускаться, некуда! За -30 градусов нету больше на шкале ничего…нету и дорисовать не успеем. Товарищи метеорологи, Вы что там, совсем йопнулись умишком с вашими прогнозами?! Поимейте совесть. Нам еще жить хочется! И что характерно, жить долго и счастливо, но не внутри холодильника с гигантской морозильной камерой! Сделайте одолжение, посмотрите еще разок повнимательней на градусник, а?! Снимки из космоса проананизируйте… тьфу, то есть проанализируйте получше. Ну нельзя же так! Может где потепление какое-никакое проглядывается?! Ну, пожалуйста…
Откровенно говоря, складывалось впечатление, что градусник за окном казармы окончательно замерз. Реально и конкретно превратился в жалкую ледышку с красной каплей спиртосодержащей жидкости на самом дне стеклянной колбочки. Кстати, сама капля была уже совсем не красная, а какая-то бледно-розовая! Наверно остыла и безнадежно замерзла, родимая. Честно говоря, не видно того градусника за приличным куском намерзшего льда вперемешку с инеем.
В помещении казармы всего +4 градуса. Все окна изнутри покрылись толстенным слоем льда. Причем, толщиной в палец, не меньше. И это несмотря на то, что перед входной дверью в роту повесили штору из шерстяных одеял на манер «тепловой завесы». Все щели в окнах повторно и тщательно проконопатили и загерметизировали. Но все тщетно. Товарищ Мороз уже прописался внутри казармы на постоянной основе, хрен выгонишь.
Батареи в помещении роты еле-еле теплые. Можно не щупать. Только примерзнешь. Складывалось впечатление, что горячая вода из училищной котельной не успевала добежать по трубам до ближайшего здания, мгновенно остывая в промерзшей насквозь земле.
В курсантские головы лезли абсолютно дурные мысли. Например, что остыла планета Земля! Вся! Целиком! Повсеместно! Вот ужас-то, а?! Или что Солнце перестало греть. И так далее и тому подобное.
Почистить зубы или умыться считалось подвигом. Повторить судьбу генерала Карбышева никому не хотелось, ибо вода из крана текла не просто холодная, а супермегагиперледяная. Вода походила на некую густую субстанцию с пограничными физическими свойствами. От любого контакта с ней кожу рук и лица мгновенно обжигало нестерпимым холодом. А при малейшей попытке прополоскать рот, чтобы почистить зубы, на них начилали скрипеть кристаллики льда, а сами зубы ломило вплоть до корней.
Тут уже не до личной гигиены и общественной санитарии. Из двух зол надо выбирать меньшее. Будем надеяться, что всякая хренотень, типа вшей, чесотки, бактерий, микробов, вирусов и прочей мерзости –  достаточно теплолюбивая дрянь,  поэтому давно и благополучно вымерла, не пережив скотских условий.
Нет, ну что за *дство?! Что за климат, я вас спрашиваю?! Как в таких нечеловеческих условиях можно жить?! От проклятого и всепроникающего холода ведь никуда не спрячешься. Он везде и повсюду. Холод был не только внутри помещений, но фактически, и внутри каждого из нас. Медленно циркулирующая по венам кровь практически не согревала безнадежно закоченевшие тушки.
Укутанный в кучу шарфов и свитеров, диктор по телеку знай себе вещает про морозную погоду с радостной ухмылкой клинического олигофрена. Причем, почти без перерыва вещает. Типа, детям в школу однозначно не ходить, взрослым дядям и тетям  на работу как бы и надо… но, если не очень далеко… по самочувствию, так сказать, не в ущерб персональному здоровью. Короче, по личному усмотрению, дорогие товарищи, как вам подскажет ваша социалистическая совесть!
Мне бы точно подсказала: «Оденься потеплее и сиди дома безвылазно до самой весны, периодически посасывая водку с медом!»
Но не тут то было, 45-му классному отделению завтра во внутренний караул заступать. Однозначно и без вариантов. Внутреннюю службу никто не отменял, поэтому никакие отговорки не принимаются и не рассматриваются.
Аномальная погода и трахнувшийся умом мороз-извращенец, потерявший последние остатки совести, абсолютно побоку. Боеготовность  это, понимаешь, боеготовность! Независимо от температуры забортного воздуха боеготовность была, есть и должна быть. Куда деваться?!  М-де, приехали мальчики, перемерзнем все поголовно, к бабке не ходи.
Капитан Хорошевский экстренно построил 4-ю роту в центральном коридоре казармы. Курсанты встали в строй прямо в шинелях. Пока еще без шапок, но уже засунув руки в карманы. На фоне понижения температуры окружающей среды, понизились и требования к воинской дисциплине. Володя Хорошевский тоже был в шинелке, причем, в основательно застегнутой на все пуговицы и с поднятым воротником. Когда офицер заговорил, от его губ отделилось облачко теплого воздуха.
– Товарищи курсанты, проявляя постоянную и своевременную отеческую заботу о личном составе, то есть о вас, господа юнкера-кадеты, командование училища приняло решение разрешить вам одевать под военную форму одежды любые «вшивники»  и прочую хрень из «гражданки», которую вы спрятали для самовольных отлучек. В дополнение к спальным принадлежностям, всем курсантам надлежит срочно получить второй матрас, чтобы использовать вместо одеяла. А то окочуритесь на хрен, не дай Бог. Все учебные занятия кроме строевой и физ.подготовки будут проводиться строго по плану и в соответствии с утвержденным расписанием, но в учебных аудиториях можно сидеть в шинелях. Как только потеплеет хотя бы до -30, все послабления автоматически отменяются. Понятно? До всех дошло? А то будете потом блеять, что не слышали, не поняли, не вьехали…
– Ага, понятно! Только сейчас по радио и по теле****еру передали, что к завтрему мороз окончательно офигеет. Он, типа, берет на себя повышенные социалистические обязательства разменять минус полста градусов. Причем, легко и со свистом! А 45-му классному отделению, как бы это… в караул заступать…надо… вот! Это ничего?!
– Да знаю я. Сам слышал этот ублюдочный прогноз. Совсем метео охренело, дибилоиды мудоковатые, не могут что-нибудь потеплее намастрячить и спрогнозировать. Некому в бубен постучать, что ли?! Поворожить над картой, в жертву чего-нибудь или кого-нибудь принести, чтобы небеса задобрить?! За что только деньги получают?! Непонятно! Так! Слушай сюда, я все продумал и о вас позаботился. Господа мундеркинды, цените своего отца-командира!
Итак, заступающим в караул, надлежит немедленно получить в каптерке роты вторые портянки и валенки. Старшина! У тебя где-то завалялось несколько шинелей 56-го размера?! Выдай личному составу караула. Пусть по две шинели на себя натянут, кому налезет, естественно. А сверху еще постовой тулуп. Надеюсь, что поможет ближайшие сутки пережить. В караул обязательно взять лицевые полотенца. Всем! Будете их вокруг «морды лица» наматывать, чтобы щеки и носы не поморозить. Далее, морозонеустойчивых нац.кадров, по возможности, расписать на посты внутри помещений. Первый пост –  знамя в штабе, 4-й пост –   училищная гауптвахта. Золушек, у кого размер ноги немыслимо огромный и валенки не налезут, приказываю назначить разводящими. Пусть бегают каждый час и посты меняют.  Тогда, точно, замерзнуть не успеют. Некоторым сержантам славянской наружности придется заступить обычными часовыми,  куда деваться?! Нац.кадров надо беречь. Все, все свободны! Вечерней поверки не будет! Надеюсь в такую погоду ни один Казанова в самоволку не побежит?! Себе дороже!  Рота, отбой!
Сделав над собой нечеловеческое усилия, курсанты почистили зубы ледяной водой. Помыть ноги и ополоснуться никто не рискнул. И это правильно, дурных в училище не берут, ПФЛ не дремлет.
Вместо того, чтобы раздеться и лечь баиньки, парни повытаскивали из чемоданов и секретных тайников всю «гражданскую одежду», что была старательно заныкана и хранилась «пуще глаза».
Напялив любое мало-мальски пригодное домашнее тряпье, ребята стали напоминать немчуру, плененную под Сталинградом. Старательно укрывшись вторым матрасом поверх одеяла, каждый попытался совладать с ознобом и непроизвольным клацаньем зубов. Чтобы хоть как-то согреться, многие укрылись с головой и усиленно дышали вовнуть «спального мешка».
В ночной тиши было отчетливо слышно, как дневальный по роте всю ночь тупо шарахался по коридору, нарезая километры, пытаясь согреться в движении. Суточный наряд вместо влажной уборки активно играл в «два притопа, три прихлопа».
Наступившее утро гарантированно «порадовало» очередным планово-предсказанным понижением температуры до -45 градусов.
Наутро желающих умыться и почистить зубы набралось значительно меньше, чем вечером. Оно и понятно, вода из крана, фактически, не вытекала, а грациозно тянулась. А на зубах задорно похрустывали уже не кристаллики льда, а мелкие льдинки.
Выходить из казармы не хотелось. Даже для того, чтобы пойти в столовую на завтрак. Тем не менее, питаться надо, чтобы организм грел самого себя изнутри. Максимально плотно натянув шапки и завязав ушные клапана у подбородка, 4-я рота нехотя выползла на улицу. Пока спускались по леснице, все курсанты спонтанно подняли воротники шинелей.
А на улице – красота неимоверная! Небо чистейше-голубое, ни облачка. Вся влага в воздухе давно вымерзла. Видимость «миллион на миллион»! Невесомый снег задорно хрустит под ногами.
И все бы ничего, но настырный морозец как-то по-хозяйски полез под полы курсантских шинелей и начал кусать колени. Сапоги мгновенно задубели и перестали гнуться. Всепроникающий холод противной волной пробежался по спине, повсеместно обжег кожу и начал неумолимо пробираться вовнутрь остывающих тел. Курсанты мгновенно замерзли и начали хлопать себя по бокам, пританцовывая на месте. Особенно усердствовали «товарищи с юга». Их незамысловатые движения напоминали «пляску святого Витта» или брейк-данс сломанного робота, получившего приличный разряд молнии.
Старшина роты, видя, что рискует потерять личный состав, причем, весь и сразу, подал команду.
– Рота, бегом марш!
Пробежавшись до столовой и хватанув в легкие приличную порцию колючего морозного воздуха, многие парни надрывно закашлялись. Но хотя бы не замерзли на полдороге и то ладно.
Без энтузиазма поковырялись в заиндевевшей пище. Запив предыдущее «мороженое» откровенно холодным чаем, мы шустро разбежались на учебные занятия, которые прошли в режиме пассивных лекций. А как иначе, если шариковые ручки безнадежно замерзли. Шутки-шутками, но паста отказывалась перемещаться из стержня на лист бумаги, несмотря на титанические усилия по разогреву ручки методом интенсивного трения между ладонями.
Чернильные ручки оказались на высоте, хотя вели себя не совсем адекватно. Но, откровенно говоря, были на голову выше шариковых. Что ни говори, а чернильная ручка –  это классика жанра! Шедевр научно-технической мысли, особенно, поршневая! Тем не менее, держать чернильную ручку в безнадежно замерзших руках со скрюченными пальцами, на которые натянуты трехпалые армейские рукавицы, не совсем удобно, поверьте на слово.
 Пообедали безнадежно замерзшим супом с неизменным комбинжиром, застывшим вдоль окантовки тарелки в виде противной коричневой пленки а-ля-солидол. Попытались погрызть кусок заледеневшей геркулесовой каши. Пить компот с плавающими кусочками льда почему-то желания не возникло и мы потянулись к выходу из столовой.
Быстро выскочив на улицу, сразу  двинулись в сторону казармы, ибо любое промедление было смерти подобно. Максимально оттопырив руки в разные стороны на манер крыльев у самолета, курсанты побежали в роту, принимая вид приблизительного строя уже практически на бегу.
Растопырили руки в стороны, потому что малейшее прикосновение промерзшего насквозь обмундирования к относительно теплой коже персональной тушки вызывало очень неприятные ощущения. Очень!
Напоминая стадо галопирующих на взлете пингвинов, мы ввалились в родную казарму, где комнатный термометр бессовестно замерз на отметке +4 градуса. Откровенно говоря, достаточно оптимистичные показания не вызывали ни малейшего доверия.
Получив автоматы и боеприпасы, с чувством безысходной апатии «словно бычки на заклание», 45-е отделение потащилось на развод суточного наряда.
Это был самый быстрый развод за всю историю училища ВВС. Он пролетел, буквально, за пять секунд и закончился, не успев начаться. Дежурному офицеру было не до уставного политеса. Дежурный по училищу нетерпеливо махнул рукой и мы побежали принимать караул.
В помещении караулки было, на удивление, комфортно и относительно жарко. Термометр, висящий в комнате отдыхающей смены, позиционировал наличие целых +16 градусов! Обалдеть, вот оно счастье! Жара! Тропики, одним словом! Ура, живем! Хоть отогреемся, наконец.
Попытка развести первую смену по постам получилась очень быстрой. Почти стремительной. О качественной приемо-сдаче постов не было и речи. Длительно это… когда качественно и скрупулезно. А помереть молодым, проверяя наличие и целостность мастичных печатей на дверях оружейных складов, как-то не особо и хотелось.
Самое сложное при смене часовых – открыть замки внешнего периметра поста. Амбарные замки позамерзали «вусмерть». Приходилось брать кусок газеты, спички и жарить замок в открытом пламени, пока промерзший абсолютно насквозь часовой танцевал задорную «джигу с чечеткой». Мечтающий смениться с поста парень, всячески подгонял новую смену, отборно матерясь за колючей проволокой. Особо нетерпеливые грозили перестрелять всех и каждого за малейшее промедление при смене часовых.
После успешного открытия калитки поста, будучи разводящим, я брал в руки два автомата  заступающего и сменяющегося. А в это время парни быстро менялись на посту. Как это выглядело?!
Часовой, отстоявший положенный час, молниеносно сбрасывал меховой тулуп. А курсант, заступающий на пост, быстро нырял в длиннющую дубленку армейского образца. Затем сменившийся часовой забирал у меня свой автомат и автомат заступившего часового. Я вытаскивал из грудной части своей шинели вафельное полотенце, согретое моим телом, и вставлял его за клапана шапки заступившего часового, тщательно закрывая его лицо, наподобие маски: от подбородка по самые глаза. Затем поднимал огромный ворот постового тулупа. Чтобы ворот остался в вертикальном положении, брал кусок колючей проволоки, накидывал его вместо шарфика на шею часового и одним витком «колючки» фиксировал данную конструкцию.
Стоит особо отметить, что на сильном морозе, выходящий на выдохе через нос или рот человека теплый воздух сразу же осаждается на ресницах, покрывая их толстым и пушистым слоем белого инея. После пребывания на улице, длина ресниц у курсантов становилась настолько гламурная, что любая девчонка продала бы душу дьяволу за такую красоту. Правда, активно моргать глазами было категорически противопоказано, так как заиндевевшие ресницы мгновенно слипались. А намотанное на лицо полотенце уже через полчаса покрывалось приличной ледяной коркой.
«Последним штрихом» в процедуре смены часовых было следующее: я брал автомат заступившего за пост курсанта и вешал его на шею часовому на манер немецкого «шмайсера». Оставляя часового на посту, я мысленно молил Бога, чтобы парень не запутался в длинных полах тулупа и не грохнулся в сугроб, потеряв равновесие. Ибо подняться без посторонней помощи одетому в многослойное обмундирование бойцу было не под силу. Так и пришлось бы лежать бедолаге в глубоком сугробе, распластавшись, словно морская звезда, пока очередная смена не прибежит меняться.
После успешной смены следовала традиционная «огненная процедура» с успевшим основательно замерзнуть амбарным замком.
Оставив часового один на один с безжалостным морозом, мы стремглав бежали в караульное помещение в смутной надежде хотя бы символически согреться за стаканом горячего чая.
Добежали… все! Живые! Ура! Звоню в калитку караульного помещения. К нам выбегает курсант с газетой и спичками. Опять «огненные процедуры» с замком. Бля, ну что на хрень?! СССР – страна северная! Так почему нет морозоустойчивой смазки, которая бы гарантировала устойчивую работу замков при отрицательных температурах?! Космонавты в условиях вселенского холода тоже газетой и спичками замки отогревают если надумают в открытом космосе прогуляться?! Никогда не поверю, там абсолютный вакуум и горение газеты не поддерживается. Так значит низкотемпературная смазка есть?! Должна быть в конце концов…
Газета догорела, замок покрылся испариной, значит, оттаял родимый. Щелчок ключа и, наконец, мы внутри периметра караульного дворика. Вот она, металлическая дверь с маленьким окошком. Дверь, за которой есть горячий чай и целых +16 градусов остродефицитной жары! Вот она, но… перед тем, как зайти внутрь караулки, надо разрядить оружие.
А тут опять закавыка. За минувший час «приятной прогулки» на свежем воздухе автомат сменившегося часового промерз насквозь и стал «белым и пушистым» в прямом смысле этого слова. АК-74 реально покрылся слоем  ослепительно белого инея, похожего на меховой ворс.
В результате, безотказный и легендарный Калашников отказался разряжаться. Находящееся внутри автомата оружейное масло о замерзло и надежно склеило внутренности оружия в единый монолит. «Супернадежный калашик» превратился в бесполезную металлическую палку. Автомат просто-напросто не захотел сниматься с предохранителя. Пришлось тупо отстегнуть магазины с патронами и забежать в караульное помещение, спасая остатки своего здоровья. Когда АК-74 соизволил оттаять и покрылся обильной испариной, смогли снять его с предохранителя, передернули затвор и произвели контрольный спуск. Обалдеть!
И такая ерунда повторялась целые сутки с периодичностью в каждый час, при каждом возвращении ребят с охраны постов.
Получается весьма неприглядная картина. Выходит, что часовые стояли на постах, фактически с бесполезной железякой. Шутки-шутками, но на наше искреннее удивление и недоумение, хваленый автомат Калашникова оказался неспособен переводиться в боевое положение в условиях аномально холодной зимы. АК-74 объявил перманентную забастовку, тихо протестуя против нечеловеческих условий службы.
Одна надежда, что в такой немыслимый мороз ни одна вражеская скотина свой супостатский нос на улицу не высунет. Вопросов нет, в армии существует специальная оружейная смазка для условий Крайнего Севера и Заполярного круга. Но нам она не выдавалась по причине того, что Урал не подходит под определение Крайнего Севера, и тем более, под Заполярье. И такого знатного морозяки история Урала еще не помнит.
Пробегав целые сутки по постам «словно заведенные», абсолютно замученные и промерзшие, мы сдали караул следующим «счастливчикам». Чудом выжив в мерзопакостных условиях, 45-е отделение вернулось в лоно родной казармы.
В роте мы скинули оружие и патроны в оружейку. Что ни говори, а вера в легендарный «калашик» радикально пошатнулась. Так и рушатся легенды. Из-за такой мелочи, как смазка, например.
Проходя мимо телевизора, ребята услышали, как вечно счастливый диктор с нескрываемым восторгом и стандартной улыбкой законченного идиота проблеял о документально зафиксированном рекорде в -52 градуса, которые сподобились порадовать население минувшей ночью. Оп-паньки! В ночь когда мы стояли во внутреннем карауле?! Лучше бы мы этого не слышали! И не ведали! -52!!! Шок! Какой, на хрен, рекорд?! Это уже не рекорд, а полный «аллес-*здец-кальтен-капут»! Но несмотря на все это, мы все-таки выжили!
Выдавив из себя все возможное и невозможное, а также потрясся нашу психику до самого основания, товарищ Мороз, вернее  господин Великий Морозище наконец-то выдохся и пошел на попятную.
Температура воздуха повысилась до -37! Всего то?!. А завтра ожидается -31. И дальше будет лишь потепление до стандартных 25.
Ну вот, опять повезло. И именно нам подфартило проторчать во внутреннем карауле в самый кошмар?! Чем же 45-е так прогневало Всевышнего, что он нас планомерно испытывает на прочность?! М-де… а помнится на занятиях по философии кто-то говорил об эфемерной вселенской справедливости и всеобщей гармонии?! Что-то не верится…
Справедливости ради, хочется особо отметить, что все наши нац.кадры благополучно выжили и даже почти не обморозились. Так, почихали для приличия недельки две-три. Кое-кто небольшим воспалением легких переболел. Кто – односторонним, кто  двухсторонним. Некоторые в окружном госпитале повалялись под капельницей. Но, тем не менее, выжили все! И это радует.

99. Зомбоящик

Культурная жизнь в военном училище не блистала насыщенностью и разнообразием. Главным и единственным официально разрешенным развлечением являлся просмотр информационных телевизионных передач. Но в строгом соответствии с планом воспитательной работы.
Как уже ранее отмечалось, телевизионные программы в училище ВВС просматривались исключительно во время, определенное распорядком дня. И обязательно полным составом роты. Отсутствие курсанта на процедуре просмотра программы «Время» приравнивалось к самовольной отлучке. Уважительных причин для увиливания не существовало.
К этому виду «массового развлечения» отношение со стороны командования и политотдела училища было очень серьезное. Проводилось мероприятие организованно и строго по определенному сценарию, по заранее разработанной системе и многократно отработанному на практике алгоритму. В основе практикуемой системы лежала теория, основанная на принципах справедливости, равенства и братства.
Ровно в 21.00. личный состав 4-й роты в количестве сто сорока четырех голов размещался перед телевизором. Причем, размещался исключительно строем. Не удивляйтесь, именно строем. Не верите?! Попробую объяснить. 
В 20.55. вечера дежурным офицером или старшиной роты подается команда.
–  Рота! Для просмотра информационной программы «Время» приготовиться!
Все курсанты организованно бегут в спальное помещение. Захватив персональную табуретку с порядковым номером на сиденье, все выходят в центральный коридор казармы.
Кстати, порядковый номер на табуретке поразительным образом совпадает с номером на кровати и номером прикроватной тумбочки, а так же с номером на личных тапочках. Для примера, мой номер в пределах 4-й роты был – 138.
Чтобы составилось объемное предстваление, проведем небольшой экскурс по архитектуре казармы. Итак. Один из концов бесконечного центрального коридора, именуемого «взлеткой», упирался в тумбочку дневального и в перпендикулярный мини-коридорчик. Этот мини-коридор начинался у выхода из казармы, а заканчивался дверью, за которой располагался туалет. Так же в первом коридорчике размещалась оружейная комната, каптерка, бытовая комната, сушилка и умывальник.
Второй конец «взлетки» упирался в аналогичный перпендикулярный коридор, ведущий в туалет. Тот самый, который находился в бесконечном процессе перманентного ремонта после экспериментов Нахрена со взрывчатыми веществами. Второй конец этого коридорчика упирался в запасной выход из казармы, который обычно запирался на замок. Во втором коридорчике находилась канцелярия командира, кабинет командиров взводов:  лейтенанта Зайчика и еще двух «моральных недоразумений» с лейтенантскими погонами, «ленинская комната» и умывальник.
Если посмотреть сверху, то в проекции система коридоров роты образует растянутую по середине букву «Н». Попробуйте представить следующее. На границе сочленения главного коридора со вторым мини-коридорчиком, висел телевизор. Именно висел.
Не суперплоский плазменный телевизор, модно висящий на стене. Их тогда даже в дерзновенных проектах не было. Нет, достойный благоговейного почтения ламповый ящик с диагональю 61 см. После включения в сеть телевизор добрых полчаса неспешно и обстоятельно прогревался и лишь потом выдавал на экран жалкое изображение.
Массо-габаритными характеристиками это «произведение инженерно-технического прогресса» могло смело поспорить с параметрами небольшого, но  упитанного бегемота. Тем не менее, телевизор был цветным, что уже радовало. В качестве пульта дистанционного управления использовался черенок от лопаты, один конец которого был аккуратно заточен до толщины среднестатистического указательного пальца. ПДУ напоминал кий для бильярда. Рационализаторская доработка ПДУ использовалась для удобства управления кнопками и регуляторами задранного под потолок телевизора.
Дабы замечательное великолепие висело и не падало на головы обитателей казармы, которые вечно шныряют в туалет и обратно, была сварена металлическая платформа. Сама платформа крепилась к потолочной арке посредством внушительных цепей. Воистину, как «гроб хрустальный» из стихотворения Пушкина о царевне и ее семи вооруженных воздыхателях крепкого телосложения.
Цепи, державшие платформу гроба… то есть прошу прощения, телевизора… были привезены из речного порта, где служили в качестве надежной привязи для не очень большого корабля. Группа курсантов, временно переданная для оказания посильной физической помощи грузчикам речного пароходства, в качестве оплаты за «непосильный труд» посчитала возможным прихватить в училище «абсолютно никому не нужную» цепочку. Куски цепочки мгновенно разошлись по братским подразделениям.
Соединившись воедино, платформа и цепи смотрелись очень гармонично, солидно, даже грандиозно. Точно такими же платформами для телевизионных приемников обзавелись все казармы в нашем училище. Потому как главное требование общевоинских Уставов: «Даже в безобразии должно быть единообразие!» Все и у всех в армии должно быть строго одинаково. На том армия стояла, стоит и стоять будет. Унификация!
Осмелюсь напомнить, что казарму построили плененные под Сталинградом немцы, которые отбывали трудовую повинность на Урале. В ностальгической тоске по далекой родине фашистская немчура создала архитектурный шедевр в виде нашей казармы: помпезные колонны и строгие арки в стиле тевтонских замков. Монументальная красота казармы вызывала благоговейный восторг, хоть экскурсии проводи или снимай кино о зверствах средневековой инквизиции. Подходящий антураж и для первого, и для второго.
Так вот, получив команду: «Рассаживаться»… не «Присаживаться», а исключительно «Рассаживаться», личный состав роты, в соответствии с утвержденным порядком, начинал рассаживаться в колонны.
Число колонн в центральном коридоре строго соответствовало количеству учебных отделений в роте. Объясню на примере. В 4-й роте было пять классных отделений. Соответственно и колонн в сидячем строю было тоже пять. У каждого курсанта было строго определенное место, закрепленное только за ним. Меняться местами запрещено.
Первыми у телевизора садились сержанты – заместители командиров взводов. За ними –  сержанты помладше,  командиры отделений. А следом–  прочая курсантская шелупонь, но в порядке прямо противоположном своему росту. То есть, самыми ближними к телевизору оказывались низкорослые курсанты. За коротышками размещались ребята среднего роста. А великаны и крепыши довольствовались местами на галерке.
Острота зрения зрителей при рассадке отчего-то не учитывалась. Вероятно, предполагалось, что у будущих офицеров Красной армии зрение должно быть строго «единица» или 100%. И в процессе обучения его параметры остаются неизменными, как масса электрона в вакууме.
Учитывая, что после обязательной медкомиссии на вступительных экзаменах, военные медики сразу и полностью забыли о нашем существовании, то о сохранности здоровья курсантов можно бы поспорить.
При разработке системы культурного воспитания подрастающих офицеров, за систему отсчета бралось условие, что курсанты имеют исключительно орлиную зоркость.
Гениально-простое распределение курсантов по иерархии и ранжиру:  по росту, весу и по жиру, по мнению командования давало возможность сержантам занимать привилегированное положение непосредственно у телеэкрана и гарантированно любоваться цветным изображением, пусть, даже весьма сомнительного качества.
Для рядового курсантского состава тоже соблюдался принцип справедливости. Высокие ребята сидели позади коротышек и не загораживали голубой экран своими мощными спинами. Генеральный секретарь ООН может спать спокойно. Права человека на свободный доступ к информации соблюдены и повсеместно реализованы.
Будучи высоким курсантом, я находился почти в километровой удаленности от «источника культуры». Мне, определенно, не везло. Я никогда ничего не видел и не слышал, по объективным причинам оставаясь за пределами политической жизни страны.
Используя полную политическую неграмотность, упираясь носом в широкую спину Лелика, я благополучно подремывал лишние тридцать-сорок минут в день. И на том спасибо.
В свою очередь, информационная программа «Время» обилием культуры и разнообразием информации не блистала. То очередной съезд, то внеочередной пленум. То всеобщее ускорение, то эфемерная перестройка чего-то где-то там. То награждение очередной медалькой очередного борца за мир во всем мире и т.д. и т.п.
Тем не менее, обязательный просмотр программы «Время» был санкционирован начальником училища и строго закреплен в распорядке дня.
Замполит училища, тонко улавливающий любые незначительные изменения и глобальные шараханья в извилистом курсе партии, обеспокоившись уровнем курсантской грамотности и политкорректности, настоял на кардинальном увеличении объема просматриваемых телепередач. А как иначе, когда горбачевская перестройка на дворе?! Не грех и о перспективах для персональной задницы позаботится. Мало ли?! А то вдруг с теплого седалища сковырнут за политическую близорукость?!
С выходом на голубые экраны страны долгожданной, архиважной и архинужной программы «Прожектор перестройки», в Распорядке дня появилась «монаршая» запись о продлении «культурного времени» на целых пятнадцать минут.
В принципе, «Прожектор перестройки» –  те же яйца, что программа «Время», только вид сбоку. Получилась такая же информационная мутотень, только еще более тоскливая и безысходная.
Но польза от нее несомненно была, ибо суммарное время моего сна, незапланированного и преступного с точки зрения Общевоинских Уставов, увеличилось в среднем до пятидесяти минут в день. Вот оно, счастье! Спасибо генеральному секретарю Горбачеву за перестройку. Ее позитивные плоды я ощутил непосредственно на себе.
Ограничивая время просмотра телеприемника, руководство училища искренне беспокоилось о сохранении нашего здоровья. Военные медики авторитетно вливали в курсантские уши, что при длительном просмотре телепрограмм ухудшается зрение, а в организме накапливается радиация, излучаемая некачественным кинескопом допотопного телевизора отечественного производства. Ну что же, мы  ребята наивные, все поняли как надо. Сразу и на веру. Что ни говори, а культурная жизнь курсанта обилием событий и разнообразием не блещет. Это точно.
Тем не менее, нас все устраивало. В военном училище жизнь идет по принципу: «Лишь бы не стало хуже!» Если серьезно, то невинная песенка из репертуара Аллы Пугачевой с припевом «То ли еще будет, ой-ей-ей», после символической переделки стала гарантированным билетом на педсовет училища для рассмотрения вопроса об отчислении от дальнейшего обучения. Вот так!
 Позиция отцов-командиров по культурному вопросу была прямолинейна и откровенна.
– Вас сюда учиться набрали, а не тИлИвизЕр смотреть. Учиться науке побеждать, а не по театрам и по музеям толкаться да книжки всякие читать. Билиби… либитристику, тьфу, язык поломаешь. И не ногами в мазурках буржуйских и вальсах всяких дрыгать. Устав, плац и матчасть  вот курсантская стезя! А культурку во время увольнения в город почерпнуть можно. Или потом, когда офицерами послужите в гарнизонах типа Оловянное болото, Комариное стойбище или Червонодышло. Вот там в музеи и походите… в свободное от службы время. Ишь, распустились! Может вас еще в театр отвести?! Кто сказал, не помешает?! Шаг вперед! Ага, мундеркинд недоношенный, возмутитель спокойствия и злостный нарушитель воинской дисциплины! Рота, смирно! Слушай состав суточного наряда!
Информационный голод длился по полгода, от отпуска до отпуска. Иногда в увольнении заглядывали в кинотеатр. Тайно читали книги. В основном, ночью в наряде на тумбочке дневального. Просвещались, как могли. Временами случались и неплановые приятные сюрпризы.

100. Кавказская пленница

Однажды в пятницу «ротный папа» Володя Хорошевский, отпросившись у Пиночета,  слинял со службы пораньше. Дела семейные –  это святое, даже не обсуждается. Убегая, капитан оставил за главного лейтенанта Зайчика.
Не мудрствуя лукаво, Кролик рассадил роту на очередной суперважный просмотр новейшего выпуска программы «Время» с гарантированным продолжением в виде супер-пупер-мега-гипер-архиважного выпуска «Прожектора перестройки».
Посчитав свою миссию по культурному обогащению курсантской братии выполненной, лейтенант удалился в канцелярию с благой целью помурлыкать по телефону с молоденькой женой. Однако, занявшись сексом по телефону, лейтенант Зайчик пропустил момент окончания программы «Прожектор перестройки». Заболтался и забыл.
Личный состав роты, привыкший все делать строго по команде, не дождавшись от любимого командира распоряжения: «Выключить телевизор и приготовиться к вечерней поверке», продолжал тупо сидеть у экрана.
И так случилось, что после унылой передачи про какую-то тлеющую лучину для очередной перестройки, к всеобщему восторгу курсантов по ТВ стали показывать кинокомедию «Кавказская пленница». Обалдевшая от неожиданного счастья рота благоразумно осталась у телеэкрана, чтобы насладиться веселыми приключениями любимых героев.
Пока курсанты смотрели фильм, лейтенант Зайчик в двести девяносто седьмой раз целовал в ушко горячо любимую мадаму, по телефону естественно. Его крольчиха на противоположном конце провода таяла от нежности и вожделения. Сеанс секса на расстоянии был в полном разгаре и только набирал градус.
Когда дневальный по роте осторожно заглянул в приоткрытую дверь канцелярии, то увидел, как увлеченный и взъерошенный лейтенант одной рукой вдавливал покрасневшую от стыда и жарких слов трубку телефона в вспотевшее ухо, а второй рукой что-то азартно теребил в кармане галифе. Дневальный курсант благоразумно не стал тревожить дежурного офицера, а на цыпочках вернулся к тусклому экрану телевизора. Мы же не звери, все понимаем. Любовь!
В принципе, происходящее в канцелярии нас полностью устраивало. Всем было глубоко наплевать и на Зайчика, и на его любовные переживания. Стараясь не сорвать эротический настрой, ребята смеялись вполголоса, почти шепотом, по-партизански. В особо смешные моменты парни затыкали рот себе и своему громогласно смеющему товарищу всевозможными подручными средствами от полотенца до пилотки.
В эпизоде, где красавица Нина выставляет за дверь перепачканного сластолюбца Саахова с гвоздиками на ушах, толпа не смогла совладать с эмоциями и дружно заржала. Услышав дружный гогот, лейтенант Зайчик оторвался от телефона. Взглянул на часы, молодой офицер ужаснулся. Время вечерней поверки давно прошло, а личный состав роты, в идеале, должен досматривать третью серию снов.
Выскочив из канцелярии, взъерошенный Кролик обнаружил курсантов, дружно сидящих перед телевизором. Лейтенант сделал грозный вид и вытащил руку из кармана галифе. Пультом дистанционного управления выключил телевизор.
– Вечерней поверки не будет. Всем умываться и спать. Я сейчас быстренько завершу очень важный служебный разговор и проверю. Через пять минут выхожу из канцелярии и удивляюсь, все лежат в кроватях и сладко спят. Иначе, будем играть в три скрипа!
«Три скрипа» – стандартная тупая игра дежурного офицера. О ней уже сказано-пересказано. Эта игра неплохо культивировалась на первом курсе. Но не старших же?! Кролик явно погорячился. Мы уже не «минуса», чтобы подрываться в безумном порыве в угоду дежурного офицера. «Три скрипа» – не вариант при любом раскладе. Зря это он!
Изрыгнув «монаршее» повеление в толпу бесправных холопов, Зайчик побежал в канцелярию, домурлыкивать страстные обещания прилететь на крыльях любви. Нехотя отрываясь от табуреток, курсанты не спешили выполнять распоряжение лейтенанта.
Все заметно приуныли. Очень хотелось досмотреть веселый фильм. Расходиться никто не спешил, курсантские руки отчаянно тянулись к пульту дистанционного управления. Народ желал продолжения банкета.
План действий созрел неожиданно, самопроизвольно и спонтанно. Двое ребят, один из которых – сержант Гвинтовка, взяли в спортивном уголке гриф от штанги. Уперев гриф в противоположную стену узкого коридора, парни подклинили металлическую дверь канцелярии. Зайчик оказался в надежной ловушке.
Одновременно с радикальными действиями по фиксации офицера, телевизор был немедленно включен, а освещение в казарме выключено. Наряд по роте оставил лишь дежурное освещение. Расположение 4-й роты со стороны улицы выглядело, как и все соседние, то есть благочестиво и умиротворенно. Курсанты быстренько расселись прямо на полу, заворожено уставившись в экран телевизора. Несанкционированный просмотр любимой кинокомедии продолжился.
Осознав, что он в западне, Зайчик принялся ломиться в закрытую дверь. Дверь в канцелярии капитана Хорошевского была добротная и массивная. Поэтому, у лейтенанта Зайчика не было никаких шансов на освобождение.
Как известно, надежда умирает последней. К тому же у Зайчика был соответствующий стимул:  в супружеской спальне его ожидала красавица-жена. Грохот в коридоре стоял неописуемый, хоть уши затыкай. А что поделаешь?! До окончания кинофильма оставалось еще полчаса. Потерпи, дорогой!
Сто сорок четыре человека из личного состава 4-й роты старательно делали вид, что не слышат чудовищного грохота, многоголосым эхом повторяющегося на просторах фундаментальной казармы образца 1943 года постройки.
Зайчик стучал в дверь кулаками. Бил в нее стулом. Бросался на дверь офицерским телом, но напрасно. Дверь, действительно, была хороша. Когда шум и ругательства, доносящиеся из импровизированной тюрьмы, стали навязчиво мешать просмотру кинофильма, пришлось радикально увеличить громкость телевизора.
Лейтенант принялся названивать дежурному по роте. Услышав голос разъяренного офицера, сержант благоразумно оборвал провод телефона, обеспечив себе, пусть, слабое, но все же алиби.
Плененный Зайчик отчаянно погремел в металлическую дверь еще некоторое время и затих. Звонить и жаловаться Пиночету или просить помощи у дежурного офицера по училищу Кролик благоразумно не стал. И это правильно. Не стоит подрывать офицерский авторитет, сознаваясь в беспомощном положении. А во-вторых, что может быть хуже, чем стать посмешищем среди коллег-сослуживцев.
К тому же, лейтенанту пришлось бы объяснять причину, приведшую к текущему заточению. Во времена построения развитого социализма секс по телефону не приветствовался и считался позорным проявлением западного образа жизни. Даже с законной женой. Кроме шуток. Подобные вопросы из области личной семейной жизни неоднократно рассматривались вплоть до публичных партийных собраний. Будучи пассивным членом КПСС, пару раз довелось лицезреть, как убежденные парт-полит-рабочие гневно клеймили распутников и половых извращенцев, которые удовлетворяли свои постыдные и похотливые потребности интимными способами, не предусмотренными в «Памятке активного строителя коммунизма». Ведь по всем официальным постановлениям партии и правительства, в стране победившего социализма «Секса не было!» Вообще, как такового! Не было секса и все! Точка.
После окончания фильма курсанты мгновенно заняли горизонтальное положение в кроватках. Гриф от штанги моментально убрали и лейтенант Зайчик получил долгожданную свободу.
Молодой офицер, мрачнее тучи, вышел в коридор и увидел умиротворенную картину –  рота сладко спала. Будить личный состав, чтобы экстренно построить его в коридоре для долгих и бесперспективных разборок, лейтенант не решился. Кролик еще долго стоял возле тумбочки дневального, с обидой в голосе выговаривая дежурному по роте обоснованные претензии.
Сержант Гвинтовка в ответ нес несуразную чушь и полную околесицу, периодически помахивая оборванным телефонным проводом. «Винчестер» тупо включил «дурака» и ушел в глубокую защиту. Его детский лепет мог довести до сумасшествия любого эксперта из области психологии и психиатрии.
По первичному базовому образованию лейтенант Зайчик был кадровым военным. Лейтенант грамотно рассудил, что следствие перспектив не имеет и, кроме очередной нервотрепки, никаких результатов не даст.
Будучи адекватным человеком, Зайчик, где-то глубоко в душе, очень хорошо нас понимал. И возможно, даже оправдывал ибо совсем недавно сам носил погоны курсанта. Наш спонтанный протест был предельно понятен. Более того, возможно, что вызвал у лейтенанта чувство зависти или даже уважения, так как в бытность Зайчика курсантом, их рота не была такой дружной и не посмела бы реализовать подобную дерзкую операцию. Но элементарная обида, что жертвой «военного мятежа» стал именно он, не давала Зайчику покоя.
Лейтенант с тоской и жалостью посмотрел на «Винчестера» и устало махнул рукой.
– Пять нарядов вне очереди!
– Есть, пять нарядов вне очереди!
Дежурный по роте принял наказание не торгуясь, ибо «Кавказская пленница» того стоила.
Выпустив пар, лейтенант Зайчик побежал к своей крольчихе.
Это ночное происшествие осталось без глобальных последствий. Лейтенант повел благоразумно и проявил себя неболтливым и немстительным офицером.
Все, посвященные в обстоятельства данного недоразумения  сто сорок четыре курсанта плюс один офицер старательно делали вид, что ничего не случилось.
Тем не менее, лейтенанта Зайчика около года называли: «кавказская пленница». Естественно, за глаза. Зачем расстраивать хорошего человека.

101. Блатной пост

  В гарнизонном карауле был один замечательный пост, так называемый «блатной». Этот пост курсанты очень любили за его необычность и связанные с этим положительные и приятные моменты. В зимнее время это был самый обычный и абсолютно стандартный пост, а вот летом…
Прелесть была в том, что маршрут поста проходил прямо по улицам гостеприимного уральского городка. Объект охраны находился в центральной части города и представлял собой здание городского архива.
Старинный особняк располагался на пересечении двух многолюдных улиц и его охрана расценивалась, как настоящий «подарок судьбы» или билет в кино на увлекательный сеанс «Гражданская жизнь». Кому-то покажется странным, но самая обычная жизнь, которая активно кипела и шумно бурлила за высоким забором военного училища, ежедневно проходила мимо нас, лишая элементарных радостей. Воистину, права народная мудрость: «по-настоящему ценится лишь то, чего ты лишен!» Кто служил, тот понял.
Человек с ружьем обречен тосковать по любому проявлению мало-мальской цивилизации. А тут целый архив. Да еще и в центре города. Не то, что в пыльное окошко на мир посмотреть, но и среди обычных людей по тротуару пошарахаться законная возможность имеется. Обалдеть, почти что увольнение в город. На свободу! Вот оно, маленькое счастье.
Гражданскому населению эти восторги не совсем понятны. Типа, чего тут такого?! Идешь себе по улице, ну и топай, куда надобно и зачем следовал!
Но для курсанта, который длительное время ходит исключительно строем и «в ногу», видит «грудь четвертого человека» и общается лишь с себе подобными «homo sapiens’ами», облаченными в военную форму цвета хаки, а также постоянно вдыхает запах портянок, фантастический амбре умопомрачительного бигуса и незабываемый аромат половой мастики образца 1936 года, не так все однозначно. Поверьте на слово.
Пройтись по улице, пусть даже, в границах поста, и жадно втянуть в ноздри пьянящие запахи улицы вперемешку с выхлопными газами проезжающих автомобилей, насладиться чахлыми цветочками на ближайшей клумбе и неуловимым ароматом духов от «Красной Москвы» и «Дзинтаре» до супердефицитных «Клема» и «Пуазон» –   это уже дорогого стоит. А сама возможность слиться с галдящей толпой и пройти положенные табелем пятьдесят шагов по периметру поста рядом со стройной девчонкой в полупрозрачном платьице… Итак, архив.
Городской архив не имел внешнего ограждения. У него не было неприступного бетонного забора, колючей проволоки под высоким напряжением, мощных прожекторов на вышке, злых собак с бегунком на тросике вдоль периметра, капканов. Не стояли таблички с грозными надписями: «Стой! Граница поста! Стреляют без предупреждения!» Не было прочего стандартно-устрашающего антуража, который обязательно полагается мало-мальски серьезной организации.
Принадлежность старинного здания с откровенно обшарпанными стенами и вечно грязными стеклами к ценным объектам государственного значения, которые подлежат надежной охране, выдавало лишь наличие слабеньких и насквозь проржавевших решеток. Причем, только на тех окнах архива, которые выходили на проезжую улицу. И то, честно говоря, это были не внушительные решетки в полном смысле устрашающе-надежного слова: «РЕШЕТКА», а жалкое их подобие «а-ля-теоретическое пособие для начинающего вора-дилетанта».
Так называемые решетки были смонтированы лишь на окнах первого этажа и висели на «честном слове». Они поскрипывали, вибрировали от малейшего дуновения слабого ветерка, постоянно угрожая свалиться на голову прохожим.
Стены городского архива так же находились в плачевном состоянии. Они щедро осыпались отслоившейся штукатуркой. Складывалось устойчивое впечатление, что здание архива ни разу не красили и не ремонтировали со времени его первоначальной постройки в эпоху нашествия татаро-монгольского ига. В первую половину нашествия, не иначе.
О какой-либо системе сигнализации в середине 80-х годов прошлого века говорить не приходится. Не изобрели еще систему сигнализации. И в дерзновенных мечтаниях архивариусов даже не ожидалось.
Вот поэтому для охраны архиважных сведений, запрятанных в бездонных подвалах и всеми давно забытых, еженочно выставлялся пост с часовым, вооруженным автоматом Калашникова и двумя магазинами с тридцатью патронами каждый. По гениальной задумке коменданта гарнизона именно вооруженный вояка в полном объеме способен компенсировать отсутствие охранной сигнализации в здании архива.  Исключительно грозным видом боец обязан отпугивать всевозможных злоумышленников, охочих до запыленных и местами заплесневелых государственных секретов.
Неторопливое и размеренное дефиле с героическим антуражем в виде автомата, всегда сопровождалось восхищенными взглядами подрастающего поколения. Часовой неизменно ловил любопытные и благожелательные взгляды многочисленных особей женского пола, уважительные взгляды мужского населения города и доброе отношение со стороны поколения стариков, переживших войну.
К тому же, у часового появлялась реальная возможность побаловать себя столь редкими для любого курсанта лакомствами, как мороженое или газировка. Подобная роскошь иногда удавалась, но на грани риска.
Бывало, сгоняешь «на форсаже» в ближайший магазинчик и отоваришься без очереди, пока начальник караула не видит и до смены не близко. Простые люди всегда относились к «солдатику» с пониманием и сердечной доброжелательностью.
–  Вишь, человек с ружом! Некогда ему по очередям стоять, Родину охраняет! Енто тебе не хухры-мухры, понимать надо! Отпусти, милая, касатику мороженое вне очереди, а мы подождем, сколько надобно. Эх, лишь бы не было войны!
Собственно говоря, а почему бы и не побаловать себя в рамках разумного, естественно?! Пост все равно остается в пределах видимости и пятисекундной досягаемости. Никуда этот архив не денется. Стоял и будет стоять. До нас стоял и после нас стоять будет. Причем, именно в таком же убогом и жалком состоянии. Была бы нужда, давно бы решетки заменили и новые запоры купили, а то входная дверь на одной петле болтается и в фасадной стене дыра сквозная. Того и гляди, все секреты сквозняком выдует.
Днем здание архива было до отказа заполнено умными и очень серьезными архивариусами в толстенных очках и в старомодных засаленных нарукавниках. Поэтому в рабочее время охранять его не имело никакого смысла. Тем более, что средний возраст архивной публики базировался в районе где-то глубоко за шестесят. Многочисленные дамы пенсионного возраста, работавшие в недрах пыльных хранилищ всевозможных секретных документов и не менее секретных  кинопленок, по объективным причинам нас особо не интересовали. Если бы контингент архивариусов имел средний возраст восемнадцать-двадцать лет, тогда совсем другое дело. Драгоценный архив с превеликой радостью и фанатичным энтузиазмом охранялся бы круглосуточно. Даже в туалет сопровождали бы, прости господи. А так увольте, неинтересно и бесперспективно с бабульками шуры-муры крутить.
Вечером после 19.00 и до 7.00 утра выставлялся двухсменный пост, по два часа каждому часовому. Получается весьма непыльная служба. Прогулял вечер. Скоротал ночку. С первыми лучами солнца пост снимается. А дальше –  валяй себе «Ваньку» на топчане в комнате отдыхающей смены или торчи себе на калитке в караулке, что тоже совсем не в тягость. Вроде и в караул на сутки сходил, а в тоже время отдохнул и выспался. При благоприятном раскладе, еще с ненаглядной девушкой повидался, а то и поцеловался пару раз украдкой. Если совсем повезет, даже потискался. Только быстро, чтобы никто из прохожих не заметил. При «исполнении» все-таки. Лепота. Как на свиданку сбегал. «Блатной» пост, не так ли?!
После монотонного однообразия военного училища, расположенного на приличном удалении от городской инфраструктуры, этот пост расценивался почти как увольнение в город. Ибо у часового появлялась реальная возможность поглазеть на красивых девушек, успеть вдохнуть аромат их духов, улыбнуться. А при небольшом старании, зацепившись языком, не сложно выклянчить номерок телефона. Для общепризнанных ловеласов подобная практика не являлась какой-либо непосильной задачей.
Учитывая вышеописанные прелести, конкурс среди желающих заступить на пост у городского архива был очень высок. Практически 100% личного состава, включая женатых, рвалась именно на «блатной» пост. Курсантская братия ревностно отслеживала очередность и ротацию кандидатов. Особенно –   весной или летом.
В текущий караул на «блатной» пост выпало заступать курсанту Копыто. По истечении календарного года томительного ожидания, подошла его очередь. Витя светился от счастья. Еще бы, завтра наступит знаменательный день, трепещите девчонки, Копыто выходит на охоту!
Виктор носился по казарме исключительно «на форсаже», напевая незатейливую песенку, при этом отчаянно фальшивя и безбожно перевирая слова. Неважно, Копыто был на седьмом небе в предвкушении долгожданного счастья. Он заблаговременно выстирал и идеально отгладил обмундирование ХБ. До зеркального блеска начистил бляху на ремне. Тщательно прогладив сапоги утюгом, старательно начистил их так, что в солнечный день смотреть на них без опасения ослепнуть не представлялось возможным.
Витька выбрился до синевы и на два миллиметра под кожей. Без малого, миллион раз покрутился перед зеркалом, оттачивая суровый взгляд мужественного защитника Родины. Далеко не каждый артист так тщательно готовится к выходу на сцену, как готовился курсант Копыто к заступлению на охрану городского архива. Витя был в предвкушении звездного часа и сногсшибательного успеха у местных красавиц.
Но как обычно бывает по «закону подлости», родители Виктора вызвали драгоценного сынулю на междугородние переговоры телеграммой «Молния». Копыто испытал моральный шок. Он напоминал боксера, посланного в глубокий нокаут.
Спустя пару часов после прочтения телеграммы «Молния», ступор немного отступил и Витя получил возможность внятно изъясняться. Скорчив обиженную рожу, Копыто захныкал, словно у него украли конфетку. Скомкав «Молнию», гундосо-шепеляво выматерился. Возможность услышать родные голоса радовала Виктора гораздо меньше, нежели смутная перспектива покрасоваться перед случайными прохожими и «зацепить» очередную неразборчивую мадам на вечерней улице.
Народ  злорадно захихикал и единогласно проголосовал: вычеркнуть курсанта Копыто из списков кандидатов на «блатной» пост. Типа, теоретически дождался своего счастья, а пощупал или нет –  это уже второй вопрос.
Услышав о таком раскладе, Копыто чуть не отрекся от родителей и наотрез отказался идти на телефонные переговоры. Не поняв нашей шутки, Витя упирался до последнего, пока не получил «клятвенные гарантии», что его очередь не аннулируется, а лишь переносится на следующий караул.
После многократного подтверждения, Витя в самых расстроенных чувствах отправился на почтамт для долгожданных переговоров с Пилопедрищенском. Представляете, как котировалась очередь на «блатной» пост?! То-то.

102. Першинг

В караул заступил курсант Першин (кличка «Першинг») из 44-го классного отделения. Краснощекий щеголь из Мурманска, Славка Першин пошел с «чужим» отделением без малейших претензий, ибо лелеял романтические планы на «блатной» пост. Именно «блатной» пост и был главным аргументом из-за которого Славка безропотно подменил Витю Копыто в гарнизонном карауле.
В текущий момент у «Першинга» не было постоянной девушки для развития мало-мальски серьезных отношений, и пригласить на «удачно подвернувшееся» свидание было некого. Но Славик не отчаивался, а предпринял все возможное, чтобы скорейшим образом исправить эту оплошность.
Лихо надвинув пилотку на нос, Першин максимально ослабил поясной ремень с подсумком с патронам так, что идеально начищенная бляха повисла на самом кончике мужского достоинства. Молодцевато собрав в «гармошку» начищенные до блеска сапоги, Слава принял героический вид советского курсанта, в пику сомнительному образу вечно небритого «Рэмбо» далеко не первой свежести.
Для придания гармоничной законченности облику видавшего жизнь вояки, в нарушение требований Уставов гарнизонной и караульной службы, курсант Першин повесил автомат не на правое плечо, как полагается, а на максимально выпяченную богатырскую грудь. Кстати, щедро украшенную всевозможными значками от «Отличника ВВС» до «ВСК» всех степеней.
В результате неуставных манипуляций с оружием, автомат Калашникова занял местоположение поперек Славкиной груди на манер немецкого «шмайсера». Осталось на гимнастерке закатать рукава по локоть и можно смело фотографироваться на политический плакат под лозунгом «Гроза НАТО!»
Небрежно забросив руки на ствол и приклад АК-74, с походкой «от бедра» и с видом умудренного воина, «Першинг» принялся неторопливо прогуливаться по маршруту «блатного» поста.
Несколько десятков вальяжных шагов до угла архива. Поворот на девяносто градусов и еще пару десятков шагов до границы здания. Разворот на сто восемьдесят градусов и обратно. Не забывая очаровательно улыбаться проходящим мимо девчонкам. Всем без исключения, кто хоть немного симпатичней крокодила и стройнее верблюда. Бросив молниеносный взгляд, полный неразделенной любви на потенциальный объект воздыхания, Славка скромно опускал «невинные глаза» в землю, страстно закусывая нижнюю губешку. Плюс еще пара стандартных приемов из арсенала великого Казановы. Нельзя сказать, что улов был фантастически удачный, но поклевка шла достаточно активно. Немало симпатичных студенток непроизвлольно замедлили шаг и еще долго оглывались на краснощекого молодца с «калашиком» на могучей груди.
День упрямо близился к завершению, солнышко неумолимо клонилось к закату. Прохожих на улице становилось все меньше и меньше. Находясь в приподнятом настроении, Славка не переставал одаривать уже немногочисленных прохожих лучезарной улыбкой «а-ля-Голливуд», надеясь на скорейшую встречу с «единственной и неповторимой». А дальше произошло следующее.
Двигаясь по установленному табелем поста маршруту, «Першинг» дошел да угла здания архива. Сделал поворот на девяносто градусов и… неожиданно нос к носу столкнулся с угрюмым мужчиной средних лет. Приветливо улыбнувшись, Славка прижался спиной к стене архива, пытаясь пропустить мрачного незнакомца. Именно в этот момент, совершенно немотивированно с расстояния не более двух метров мужчина выстрелил из пистолета ПМ в молодецкую грудь курсанта Першина пять раз.
Бандит ждал курсанта, затаившись за углом здания городского архива. То есть этот мерзавец не колебался ни секунды, безжалостно посылая в грудь девятнадцатилетнего мальчишки, облаченного в военную форму, пять зарядов смерти.
Мы долго думали и пытались анализировать: «Почему именно пять пуль полетело в Славку, а не шесть, семь или восемь?! Ведь в обойме ПМ восемь патронов. При большом желании, стандартный ПМ можно снарядить и девятью патронами  один в стволе и восемь в обойме. Ребята пришли к однозначному и неутешительному выводу: очевидно пять патронов - это все, что оказалось в арсенале у бандита! Была бы у него тысяча патронов, курсант Першин получил бы всю тысячу смертей!»
Но произошло немыслимое! Смерть пожалела хорошего парня, Славку Першина. Разгильдяйство, позерство и личная недисциплинированность спасли жизнь курсанту. Непостижимо, но все пять пуль, выпущенные преступником, попали в автомат Калашникова, висящий поперек груди военного раздолбая.
Огромное спасибо и низкий поклон заслуженному оружейнику за его феноменальное творение. В тот вечер автомат Калашникова сыграл роль импровизированного бронежилета. Он стойко принял на себя убийственную энергию пяти  девятимиллиметровых тупорылых свинцовых пуль. Одна пуля, пробив магазин с патронами, застряла в нем. Еще три пули попали в затворную раму и ствольную коробку с механизмом автомата. Отброшенный кинетической силой четырех пуль калибром девять миллиметров к стене архива, курсант «Першинг» заорал так, что его услышали в караульном помещении гарнизонной комендатуры за три квартала от поста.
Ничего не понимающий преступник выстрелил в пятый раз. Скользнув по газовой камере, пуля ударила в цевье автомата и уйдя на рикошет, плашмя вошла в ногу часовому. Потеряв убийственную энергию, она прорвала ткань галифе и кожу бедра. Першин тяжело осел на колени, но орать не прекратил. Ошарашенный и обалдевший преступник в панике убежал.
Из караулки прибежала «тревожная группа» курсантов с автоматами. Следом подскочил дежурный ГАЗ-66 с вооруженным подкреплением.
Славка сидел на асфальте, прислонившись спиной к стене архива. С отчаянным упрямством «Першинг» дергал затворную раму, безуспешно пытаясь перевести изувеченный автомат в боевое состояние. Вокруг него на асфальте валялись пять стрелянных гильз от пистолета ПМ.
Одна штанина его галифе была красно-бурого цвета. Курсант Першин уже не мог орать. Он совершенно сорвал голос и только тихо сипел.
Прочесав пару близлежащих кварталов, мы никого не нашли. Оказав раненному «Першингу» первую помощь на месте, его погрузили на ГАЗ-66 и быстренько отвезли в госпиталь. Пост у архива был немедленно усилен.
К счастью, ранение оказалось совершенно несерьезным. Дежурный лекарь поддел пулю пинцетом и быстро извлек из раны. Пуля была мятая и деформированная: не слабо досталось, пока она долбилась в рикошетах о составные части автомата Калашникова.
Симпатичная медсестричка вколола Славику что-то успокаивающее, а чуть погодя загнала под лопатку укол от столбняка. При этом она смотрела на «Першинга» откровенно влюбленными глазами. Герой, ничего не скажешь. В рубашке родился. Настоящий счастливчик!
А Славка сипло ругался.
–  Бля, вот не повезло, так не повезло. Вот тебе и хваленый «блатной» пост, погибнешь ни за что. Так нарвался! За что? Ведь реально чуть не загасили по ошибке. Твою мать… Копыто,  сука! Чего он такого жуткого натворил, что его, как Джона Кеннеди, мочалят посреди белого дня. Гандон штопанный, изделие № 2, если какую девицу обесчестил или одновременно жениться на троих обещал, я то здесь при чем?! Я же ни ухом, ни рылом… Говнюк ваш Копыто, так ему и передайте. Не согласный я за него пулю в брюхо получать! У меня желудок слабый, не умею свинец переваривать! Потом изжога долго мучает. Короче, передайте вашему Витьке, будет должен…
У Славика еще нашлись силы и воля, чтобы шутить при совсем невеселых обстоятельствах. А может, он еще находился в шоке от пережитого?! Кто знает?! Нам было не до смеха. Тревожное недоумение прочно поселилось в мозгу у каждого курсанта. Гарнизонный караул перестал быть приятной прогулкой в уютный город.
Автомат представлял жалкое зрелище. Предохранительная скоба и ствольная коробка пробиты насквозь и загнуты вовнутрь, магазин с патронами пробит, затворная рама и цевье искорежены. Калашик пришел в полную негодность: ни стрелять, ни с предохранителя снять.
Данное происшествие произвело на состав караула неизгладимое впечатление. Мы напряглись и осознали, что спокойное время в государстве закончилось.
Плоды перестройки и политика Горбачева давали о себе знать. В стране наступала эра кооперативов. На окраинах необъятной Родины поднимало голову и зацветало буйной плесенью оголтелое националистическое движение. Появились рэкетиры и отмороженные бандюганы. Всем они остро нуждались в автоматическом оружии. Любой ценой!
После сдачи караула, мы молча тряслись в громыхающем кузове училищного «Урала». Говорить не хотелось. Каждый курсант, крепко сжимая в руках родной АК-74, ушел в себя и в который раз обдумывал случившееся происшествие. Особенно чудо с фантастическим спасением «Першинга». Откровенно говоря, оказаться на его месте никому не хотелось.
Неожиданно Женька Ящиков встрепенулся.
–  Охренеть, пять штук всадили в упор! Представить страшно, чем бы все закончилось, если бы Славка автомат на плечо повесил, как по Уставу полагается. Мужики, а ведь сегодня на «блатном» посту Витька Копыто должен был стоять. Общепризнанный везунок! «Першингу» реально повезло. Бог закрыл его от неминуемой смерти вместо нашего Витеньки. Кто-нибудь будет возражать?!

103. Петрович

Как уже отмечалось, ранее в 45-м отделении учился парнишка из Пензы по имени Артур. Артур Петрович Юманов.
В жизни у каждого человека или почти каждого –  в детстве или в юности было какое-нибудь прозвище. Во взрослой жизни незатейливое детское прозвище из далекого прошлого вспоминается с особым удовольствием. За очень редким исключением. Если прозвище было обидным владелец прилагает максимальные усилия, чтобы вытравить его из памяти. Но чаще всего детские прозвища и клички всегда безобидны и тонко подмечают самые яркие качества их обладателей.
Время идет, человек взрослеет, мужает. Его перестают называть просто по имени, а все чаще обращаются по имени и отчеству, не забывая подставлять слово «уважаемый».
Иногда называют исключительно по должности. Но все равно где-то глубоко в памяти постаревшего и обросшего жирком или наоборот похудевшего и потрепанного жизнью, очень важного или не очень важного мужчинки продолжает бережно храниться его прозвище или кличка. А заодно –  все яркие моменты из детства и юности, связанные с этим словом. Память очень цепко держит эту бесценную информацию.
И вот однажды наступает момент, когда совершенно случайно встретив знакомого: закадычного друга, соседа по двору, однокурсника, с которым не виделся «миллион» лет,  ты после длинной серии лихорадочных и отчаянных попыток порыться в памяти, чтобы хоть как-нибудь обратиться к нему, вдруг понимаешь, что категорически не можешь вспомнить ни его имя, ни фамилию. Ничего! А детское прозвище этого человека вспоминается легко и непринужденно.  И ты выкрикиваешь его кличку в приступе поросячьего восторга. (для примера):
–  Привет, Цапель! 
И любой взрослый дядя, солидный человек с внушительным пузом, убеленный сединами или с лысиной в полгектара, обремененный ответственной должностью или безбожно помотанный суровой судьбой, услышав свое прозвище, инстинктивно вздрогнет. По его телу пробежит мощнейшая энергетическая волна и человек непроизвольно помолодеет прямо на глазах. Морщины на лице собеседника неожиданно разгладятся. В некогда потухших и уставших глазах внезапно загорится озорная искорка. Дряблые мышцы примут юношеский тонус. Солидное брюшко уже не так заметно нависнет над брючным ремнем, застегнутым на последнюю дырку. Его сердце самопроизвольно мобилизуется словно после воздействия кардиостимулятора и начнет работать ритмично и четко, сбросив со счетов пару предынфарктных состояний и устойчивое подозрения лечащего врача на прогрессирующую ишемию.
Услышав детское прозвище, человек мгновенно забывает свой биологический возраст и сбрасывает груз прожитых лет. И на время, пусть даже на очень короткое, начинает позиционировать себя именно тем пацаном-оторвягой, которым был  много  десятков лет назад.
Вот такие чудеса порой творят самые обычные детские прозвища, произнесенные вслух. Попробуйте провести такой опыт и вы несказанно удивитесь результатам.
Но самое парадоксальное, что ребят, у которых отцов звали Петя, называют исключительно «Петрович». Поразительно, но факт. Такое впечатление, что отчество «Петрович» имеет скрытую магическую силу или некую энергетическую ауру. Зачастую, окружающие люди, которые каждый божий день общаются с человеком, не могут вспомнить ни имени, ни фамилии своего сослуживца. Но как только кто-либо из собеседников произнесет магическое слово: «Петрович». Все и каждый обрадовано кивают головами, ибо сразу и однозначно поняли о ком идет речь. Разве не так?!
Итак, в 45-м классном отделении учился этот абсолютно неприметный курсант по прозвищу «Петрович». В принципе, альтернативы у него не было, так как его папу реально звали Петя. Следовательно, независимо от наличия отличительных примет и явно выраженных достоинств или недостатков, Артур Юманов носил кличку «Петрович». Причем, получил ее сразу и навсегда.
Петрович был небольшого ростика, немного нескладный. Военная форма смешно топорщилась. Гимнастерка висела, словно на вешалке. И создавалось устойчивое впечатление, что филейная часть Петровича значительно шире его плеч.
Парнишка был неплохой, очень искренний и открытый, в меру старательный и ответственный. Петрович всячески стремился показать свою значимость и усердие. Он ежеминутно прилагал немыслимые усилия, чтобы заслужить уважение товарищей.
Стоит откровенно отметить, что Петрович был суетливым, шебутным, немного дерганым и склонным к необоснованной панике. Он всегда находился на некотором «перепутье» и в «творческом» поиске. Петрович постоянно терзался сомнениями о правильности совершенных поступков. Многократно анализировал их, как бы заново прокручивая ситуацию.
Если Петрович, словно герой русских сказок, однажды вышел бы на распутье, то любая сказка там же и закончилась. На первом же распутье. Петрович так бы и остался стоять навечно у камня с надписями, терзаясь в сомнениях «куда пойти, куда податься»?! И что лучше: «коня потерять» или «женатым быть»?! Одно слово –  Петрович!
Петрович немного… то есть совсем чуть-чуть, но постоянно «подтормаживал». В результате этой особенности, Петрович иногда попадал в весьма комичные ситуации, доставляя неописуемое удовольствие и массу положительных эмоций окружающим. Например, реальный случай.

104. Липа

На главной дороге училища ВВС росло дерево –  роскошная старая липа. Росло дерево оригинально, фактически, посреди заасфальтированной части центральной дороги.
Очевидно когда-то очень давно жизнелюбивое деревце робко пробилось сквозь маленькую трещинку в толще бездушного асфальта навстречу солнцу. Пробилось и стало жить наперекор суровой судьбе. Наперекор жестокому и безжалостному миру с трескучими уральскими морозами, проливаемое дождями. Так и росло героическое дерево, продуваемое ветрами, сохнущее от недостатка влаги засушливым летом, изнывая в плотном окружении раскаленного, как сковородка, асфальта. И росло оно удивительно стройным и красивым, с могучим стволом и роскошной кроной ласково шелестевших листьев.
Складывалось впечатление, что у наших предшественников, проходивших обучение в альма-матер, искренне пораженных волей к жизни, не поднялась рука срубить эту липу.
Командование авиационного училища в лице суровых военноначальников проявило  милосердие к трепетному росточку и дало деревцу шанс самостоятельно побороться за место под солнцем, оставив молодую липу на произвол «деревянной» судьбы и на волю равнодушного асфальта.
Дерево росло-росло и в конечном итоге выросло –  «будь здоров». Вымахала красавица-липа на уровень третьего этажа казармы. Учитывая, что этажи в казармах были по пять метров, за что особое спасибо гитлеровским гастарбайтерам, липа поднялась метров на пятнадцать, а то и выше.
После многочисленных плановых ремонтов дороги, по распоряжению начальства вокруг ствола липы многократно закатывался асфальт в смутной надежде, что упрямое дерево все же сдастся. Мол, смирившись с неизбежностью, липа самопроизвольно задохнется под бессчетными слоями гравия, битума и асфальта. Лишенная доступа к воздуху и воде, упрямая липа тихонько зачахнет, потеряет листву и в конце концов засохнет. И тогда можно спокойно спилить, не взяв грех на душу.
Но гордая красавица-липа наперекор людям, уральскому климату, погодным условиям и жестокому асфальту, плотно сковавшему ее ствол, продолжала бороться за свое место под солнцем и вырабатывать хлорофилл. Она упрямо зеленела каждую весну. И что удивительно, гораздо раньше остальных лип, которые находились в более благоприятных условиях на плодородной земле ухоженных парков и газонов.
Набирая мощь, липа ежегодно увеличивалась в объеме. Раздвигая границы асфальта, она старательно отвоевывала жизненное пространство. Асфальт беспомощно вспучивался по периметру ствола. Вынужденно отступая, сантиметр за сантиметром, асфальт продолжая отчаянно цепляться за кору жизнелюбивого дерева. Тем не менее, в битве живого и неживого побеждала липа.
Курсанты сходились во мнении, что именно эта липа своим примером невиданной стойкости давала нам моральные силы вынести многочисленные тяготы и искусственно созданные лишения воинской службы.
Дерево как бы подбадривало нас: «Смотрите, мне гораздо хуже, чем вам! Но я держусь уже много десятков лет. И вам надо держаться несмотря на усталость, на желание все бросить и отчислиться из училища. Более того, вы рано или поздно выпуститесь из этого училища и разъедетесь кто куда. А я так и останусь стоять посреди дороги в каменном мешке. Быть может, настанет такой момент, что через пару десятков лет вы привезете в родную альма-матер своих сыновей. И уже они будут ходить строем по этой же дороге, прижимаясь к правой обочине, чтобы обойти стороной мой гордый ствол. Вполне возможно, что в торжественный день получения вашим сыном первого офицерского звания, вы все вместе встанете у моего ствола в тени гостеприимной кроны, чтобы запечатлеть радостный момент на памятной фотографии».
Итак, дерево росло на дороге, что, конечно, создавало ряд неудобств для беспрепятственного прохождения многочисленных колонн курсантских подразделений. Приходилось прижиматься к правому бордюру дороги, чтобы дерево оставалось по левому борту строя. Грузовые машины по этой дороге не ездили. Для них была предназначена так называемая «тыловая» дорога училища, которая тянулась по задворкам и выходила прямо на курсантскую столовую, оружейные склады и свинарник. А по центральной дороге передвигались лишь монолитные строи курсантов, изредка проезжала генеральская «Волга» с начальником училища, которому было лень прогуляться пешочком от штаба до главного учебного корпуса.
Места для беспрепятственного проезда «Волги» любимого начальника вполне хватало, а мы привыкли обходить красавицу-липу стороной. При подходе к дереву строй курсантов без какой-либо дополнительной команды со стороны офицера автоматически и самопроизвольно принимал немного вправо. И нет проблем.

105. Петрович и липа

Однажды в строгом соответствии с расписанием нарядов и караулов, наше классное отделение заступило во внутренний караул по училищу. Заступали далеко не в первый раз. Все знакомо. Все отработано. Все отлажено до автоматизма. Обычная и ничем непримечательная рутина на ближайшие сутки.
Мы пришли с обеда, получили оружие и боеприпасы. Старательно подогнали обмундирование. Перемотали портянки. Начистили до зеркального блеска сапоги и бляхи на поясных ремнях. Ремни подтянули, складки на форме разгладили. Построились и под руководством командира взвода –  несравненного лейтенанта Зайчика –  двинули на плац для участия в монотонной процедуре развода.
Развод караула –  это достаточно занудное действо, когда дежурный офицер по училищу, минимум в течение часа, будет методично компостировать мозги, подробно опрашивая каждого курсанта на предмет знания статей из Устава гарнизонной и караульной службы. Причем, курсант обязан дословно процитировать нетленные строки из раздела: «Права и обязанности часового». Короче, тоска смертная. Все уже выучено наизусть. Через двадцать пять лет безупречной службы при увольнении в запас можно спросить у седого офицера знание вышеупомянутых статей. Могу поспорить, что 90% оттарабанят почти без запинок.
Но изменить ничего нельзя. Развод был, есть и будет. Так было установлено в армии за тысячу лет до нас и так будет после нас. Такова военная «се ля ва».
Двигаясь четким строем в сторону плаца, каждый из курсантов мысленно пролистывал страницы Устава, освежая в памяти определения, понятия, права, действия и обязанности. Заодно подтягивая все, что хотя бы отдаленно связано с несением караульной службы вплоть до экстренных действий, когда «часовой услышит лай караульной собаки». Эту статью Устава гарнизонной и караульной службы любой из курсантов тоже знал на зубок, хотя в авиационном училище караульных собак отродясь не было. Но положено, хоть ты тресни. Вдруг лет через двести заведут собак-роботов. И тогда часовой Терминатор, услышав лай механической псины, непременно сообщит об этом эпохальном факте в караульное помещение.
Так получилось, что ребята из первой шеренги немного задумались о предстоящем разводе караула и, вопреки отлаженной привычке, не приняли вправо при выходе на центральную дорогу. В результате, красавица-липа оказалась ровно посередине первой шеренги на пути бодро шагающего 45-го отделения.
Заметив оплошность впереди идущих ребят, лейтенант Зайчик, чтобы не останавливать подразделение и не пятиться раком для осуществления традиционного прохода мимо дерева, своевременно подал команду.
–  Препятствие спереди! Обогнуть слева и справа в колонну по двое.
Все понятно. Приказ получили  выполнили. Разделяясь на две колонны, 45-е отделение начинает красиво обходить липу, словно обтекая ее с двух сторон. Пары первых шеренг завершила эффектный маневр и, соединившись в первоначальный строй за стволом липы, продолжили движение в сторону плаца.
Неожиданно сзади раздался шум падающего тела и лязг автомата Калашникова по асфальту. Курсанты в первых шеренгах стали инстинктивно оглядываться и сбавлять шаг. Строй сломался.
Вскоре громкий и заливистый смех Игоря Шадрина подхватили Саня Полимонов, Пим и остальные ребята из последних шеренг. Смех, переходящий в хохот широкой волной покатился по всему строю. Ребята остановились, поломали равнение в шеренгах и бессовестно гоготали.
Лейтенант Зайчик, шедший с левой стороны строя и видевший развитие событий в динамике, так же не удержался и ржал, словно конь Буденного. Согнувшись от смеха пополам, офицер придерживал спадающую с головы фуражку двумя руками.
Обернувшись, я увидел лежащего на земле Петровича. Пензюк распластался, как морская звезда, широко раскинув конечности в разные стороны. Рядом валялся его автомат.
Давясь от смеха, Игорь Шадрин поведал, что как только строй начал разделяться на две равные колонны, обходя дерево слева и справа, Петровича охватила настоящая паника. Видя, что часть впереди идущих ребят уходит налево, а другая часть уходит направо, Петрович отчаянно заметался. До последнего момента он так не смог однозначно определиться –  с какой именно стороны обогнуть дерево.
По словам хохочущего Шадрина, Петрович жалобно повизгивал и дергался то влево, то направо, то влево, то направо, влево, вправо, влево, вправо…
В результате, так и не приняв единственно правильного решения и с ужасом глядя на неумолимо приближающееся дерево, Петрович в отчаянии зажмурил глаза и со всего маху врубился прямо в ствол липы. Потеряв равновесие, он опрокинулся на спину, загремев на асфальт.
Наше настроение заметно улучшилось. Подняв Петровича с асфальта, мы отряхнули его от пыли.  Подобрав многострадальный автомат, повесили на левое плечо «Пензюка».
Продолжая хихикать, мы двинули в сторону плаца, на котором маячил дежурный офицер с красной повязкой на левой руке.
Находясь в наилучшем расположении духа, курсанты топали на развод с шутками в адрес Петровича и «его любимого» дерева. Пока шли на плац вдоль учебного аэродрома, совершенно забыли про требования строгих статей Устава, регламентирующих караульную службу.
Смущенный Петрович плелся в последней шеренге, растерянно потирая опухший нос. Его обиженное бубнение по поводу неожиданно появившегося дерева, которое  выскочило «откуда ни возьмись», лишь подогревало общее веселье.
Мы еще долго комментировали событие. Одним из предложений было пожелание выдать Артуру армейскую каску, чтобы дорогой Петрович не повредил остатки мозга, когда в следующий раз надумает бодаться с деревом.
Лейтенант зайчик шел рядом со строем, старательно скрывая улыбку. Отпускать  замечания о неуставных разговорчиках в строю ему совсем не хотелось. Петрович от души всех развлёк. Стоя на плацу, сконфуженный Петрович с нескрываемой обидой в голосе страстно поклялся, что на выпуске из училища обязательно спилит злосчастное дерево «под самый его корень» к чертовой бабушке.
Мы только тихо посмеивались. Петровича никто не отговаривал, хотя судьба легендарного дерева была всем далеко не безразлична.
Просто, хорошо зная натуру Петровича, за будущее красавицы-липы можно было особо не тревожиться. Ибо Петрович никогда и ничего не доводил до логического завершения. Он всегда был в постоянных сомнениях, в бесконечном самоанализе, в мучительных раздумьях и в творческом поиске.

106. Вода

Лето. Невыносимая жара. Термометры зашкалило. Асфальт плавится под ногами. Курсантская форма ХБ из экологически чистой хлопчатобумажной ткани не спасает. Все ребята обильно потеют. На спинах виднеются многочисленные белые солевые разводы. Кожа под мышками рук и в паху постоянно мокнет. От прикосновения с прочной тканью она быстро натирается и  воспаляется. Ноги, закутанные в портянки и обутые в яловые сапоги, просто варятся заживо. Обильный горько-соленый пот стекает по лицу, попадает в глаза, разъедает веки. Носовые платки –   мокрые и тоже пропитаны солью. Вытирать таким платком глаза бесполезно, будет только хуже.
Единственное и желанное облегчение наступает лишь когда, добравшись до казармы, появляется возможность сбросить одежду и попытаться омыть разгоряченное тело, покрытое липким противным потом. Душевой, естественно, нет и никогда не будет, поэтому довольствуемся тоненькой струйкой воды из рукомойника. Но и это не всегда доступно.
Изношенная система водоснабжения училища абсолютно не справляется и не может обеспечить достаточный напор воды при ее массовом потреблении. А потребление не просто массовое, оно поголовное.
Курсанты стоят в длинных очередях к умывальнику, чтобы хоть немного ополоснуть запревшую кожу, пот, разъедающий глаза. Стоят, чтобы хотя бы на мгновение почувствовать иллюзорное, призрачное и долгожданное облегчение. Облегчение, которое очень быстро исчезает, как только наденешь военную форму, пропитанную насквозь потом и солью.
О портянках разговор отдельный. Аромат сногсшибающий! Высушенные портянки принимают прочность фанеры. При малейшей попытке намотать на разопревшие и опухшие ноги с них осыпается соль.
Народ реально изнемогал от аномально-жаркого лета, непривычного для сурового Урала.
Ввиду того, что наша 4-я рота дислоцировалась на втором этаже старого здания, напор воды в кранах был явно слабоват и недостаточен. Жадно подставляя руки под тоненькую струйку противной теплой воды, мы проклинали жестокое и равнодушное солнце, которое почему-то решило изжарить нас заживо.
Мы проклинали убогую форму одежды образца 1936 года, не приспособленную к подобным погодным условиям с высоким температурным режимом. Проклинали тяжеленные яловые сапоги с портянками. Проклинали высокий подворотничок на крючке, который запрещено расстегивать даже под угрозой получения теплового удара.
Мы проклинали старый водопровод с извечным дефицитом воды. Ненавидели всех и каждого, кто мог бы встать на пути между нами и спасительной живительной влагой. Однако, так плохо было далеко не всем. Кому-то было еще хуже, чем нам.
Положение соседей сверху было вообще катастрофическим. У ребят в 16-й роте краны в умывальниках лишь жалобно шипели и скупо плевались редкими брызгами. Более-менее приемлемый напор воды появлялся лишь в ночное время, когда общее потребление живительной влаги радикально снижалось.
Зато соседи снизу из 5-й роты наслаждались водными процедурами в бессовестно полном объеме. Они могли позволить себе протянуть резиновый шланг на улицу и под видом поливки цветов на клумбах вокруг казармы, массово и весело  принимать полноценный душ. 
Нам же подобная роскошь была недоступна. 2-й и 3-й этажи страшно завидовали парням из 5-й роты. Особенно остро завидовали курсанты из 16-й роты.
Форма у ребят из 5-й роты всегда была свежей и чистой, так как проблем со стиркой никогда не возникало. Воды в избытке, хоть залейся. Их свежевыстиранные портянки развевались на фрамугах распахнутых настежь окон.
Слабые и призрачные надежды на вечерний заход солнца не оправдывались. По ночам облегчение почти не наступало. Раскаленные за день асфальт и стены зданий активно аккумулировали солнечную энергию, а ночью щедро делились накопленным жаром, словно гигантские печи.
 Спалось плохо. В изматывающей духоте не всегда удавалось забыться в тревожном сне. Наволочка и простыни обжигали жаром, а через некоторое время пропитывались потом. Складывалось впечатление, что мы находимся внутри гигантской духовки и нас методично поджаривают.
Спасение было только в воде. Вода стала навязчивой идеей и постоянной мечтой всех и каждого.
Однажды в субботу в районе 14.00. после «импровизированного душа в раковине умывальника», довольный курсант Евгений Ящиков в одних трусах семейной модели и армейских тапочках с порядковым номером 143 улегся у открытого окна. Улегся прямо на подоконнике.
Стоит отметить, что подоконники в казарме были знатные, почти метр шириной. Длина чудо-подоконников была в районе двух метров и они очень подходили для удобного расположения медитирующего тела полусонного курсанта. Спасибо гитлеровским гастарбайтерам! Отдельное спасибо бойцам Красной армии, пленившим этих добросовестных работников и знатных строителей под Сталинградом в 1942-43 годах. Жаль, конечно, что бригаду фашистов рано освободили и отпустили домой, и обалдевшая от счастья немчура не успела решить жилищную проблему в Советском Союзе. Очень жаль! Потому как, в бредовых речах очередного генсека нашей славной и заботливой партии М.Горбачева отдельное жилье нам светило не ранее, чем в 2000 году. А до 2000 года целых 15 лет где ютиться? Где жить? Ну ладно, пусть это останется на совести Горбачева. Сейчас речь не об этом. Итак.

107. Вира, майна

Итак, солнце в зените. За окном жара. В казарме невыносимая духота. Все окна в здании открыты и почти на каждом шикарном подоконнике возлежал курсант, шлифуя загар перед предстоящим отпуском. Офицеры батальона находились на каком-то очередном совещании, посвященном укреплению воинской дисциплины, особенно в условиях скудности и дефицита водных ресурсов. Власть в батальоне отсутствовала, младшие командиры не в счет. Они сами валялись у открытых окон, ловя слабый ветерок, попутно доводя цвет персональной кожи до шоколадных оттенков.
После принятия дефицитных водных процедур, не вытирая капельки живительной воды с крепкого тела, курсант Ящиков спокойно улегся на удобном подоконнике. По странным нестыковкам в Общевоинских Уставах ложиться посреди белого дня на родную кровать –   это преступление более тяжкое и дерзкое, нежели распластаться на подоконнике у открытого настежь окна. Кроме шуток, за лежание на кровати наказывали гораздо строже!
Не вставая с подоконника, Жека вытащил из прикроватной тумбочки ножницы и начал подстригать ногти на руках, насвистывая какую-то мелодию. Его внешний вид источал благодушие.
Из открытого окна раскрывался замечательный вид на буфет и кулинарию, где курсантская братия, отстояв в длинной очереди, получала возможность попить нормальный компот из свежих фруктов, съесть сладкий коржик или булочку и прикупить двести-триста грамм конфет. Благодать!
Пока Женька смотрел на буфет из его дверей вышли двое курсантов из 16-й роты. Скоро подходила их очередь в кассу, а бежать на третий этаж за деньгами не хотелось. Жарко, душно и высоко.
Ребята подошли к стене здания и задрав головы, начали дружно свистеть, вызывая своих сослуживцев. Сверху отозвались. После скоротечных переговоров, с 3-го этажа сбросили деньги и две сумки. Дополнительно продиктовали обширный заказ на кефир и выпечку.
Получив наказ, гонцы скрылись в буфете. Женька аккуратно подстриг ногти на одной руке и принялся за вторую. Вскоре из буфета вернулись курсанты 16-й роты с сумками. Они опять подошли к стене и засвистели. Сверху им опять ответили.
–   Ну что? Все взяли?
–  Ага, как заказывали и даже больше! Слушай, Боб, мы сейчас дойдем до КПП, моя Светка должна подойти с подругой. Хочу Стаса познакомить. Скинь веревку, а то пока сумки на третий этаж затащим, вспотеем, как кони.
–  Лады! Слушай, а для меня у Светки подруги не найдется? Мне бы надо такую, чтобы картошечку жарила с хрустящей корочкой. А?! За жареную картошку с корочкой, я что угодно сделаю. Внешность не самое важное… главное, чтобы готовила хорошо. Хотя крокодила тоже не надо! А то картошка в рот не полезет. Спроси, ладно?!
–  Спрошу. Бросай веревку.
Сверху спустилась веревка а-ля-бельевая. Стоящие на газоне ребята привязали объемный груз и дали команду.
–  Вира!
Тяжелые сумки поползли наверх, периодически цепляясь за стены. Двое курсантов остались стоять внизу, наблюдая за подъемом продуктов.
Путь веревки, поднимающей ценный груз, проходил как раз через окно, на подоконнике которого возлежал курсант 4-й роты –  отличник боевой и политической подготовки «Ев Гений» Ящиков из города Воронеж.
Далее события стали развиваться строго по сценарию первой серии мультфильма «Ну, погоди!» Подстригая ногти, Жека временами бросал многозначительный взгляд вниз, словно что-то задумывая или прикидывая. В тот самый момент, когда сумки с провизией почти поравнялись с его подоконником, неуловимым движением курсант Ящиков обрезал веревку.
Естественно, тяжелые сумки полетели вниз прямо на головы гонцов из 16-й роты. Те еле успели отскочить в разные стороны.
От сильного удара сумки разорвались, щедро разбрасывая свое содержимое в радиусе нескольких метров. Из лопнувших пакетов вывалилось печенье и прочая выпечка. Бутылки с кефиром и молоком, разбившись, обдали густой жижей белой и многочисленными брызгами ребят, собравшихся на КПП для свидания с девушками. Снизу и сверху раздались крики отчаяния и самые отборные ругательства.
Из окон сверху высунулись разъяренные курсанты, не получившие заказанные вкусности. Снизу прыгали перепачканные гонцы. Шум, гам, крики, взаимные обвинения.
–  Ты плохо привязал!
–  Ты слабо тянул!
–  Веревка порвалась!
–  Не удержал, скотина!
–  Узел не затянули!
–  Руки из жопы растут, говнюк!
–   На ней мы тебя и повесим!
–  Козлы и уроды!
–  Что мы есть будем?!
И много еще чего интересного и содержательного из армейского лексикона, богатого на нецензурные композиции…
Страсти кипели нешуточные. Продуктов пропало немерено. По курсантским меркам  –  целое богатство. Все кричали, обвиняя друг друга, искали виноватых. И только Жека Ящиков продолжал с отрешенным видом стричь ногти. Происходящее снизу и сверху его как будто бы не интересовало.
Собрав сумки, остатки еды и обрывок веревки, гонцы поднялись на третий этаж, чтобы умыться и переодеться. Долгожданное свидание с девушками явно откладывалось.
Закончив наводить маникюр, курсант Ящиков гаденько усмехнулся и отложил ножницы. Сладко потянувшись до хруста в суставах, с чувством выполненного долга Евгеша разлегся на подоконнике принимать солнечные ванны. Его состояние было близко ко сну на границе глубокого обморока, местами переходящему в нирвану.
Лелик Пономарев, который только что ополоснулся и еще не успел обсохнуть, стал невольным свидетелем происходящего. Находясь в глубине спального помещения, он обратился к Женьке.
–  Ящик, зачем ребят обидел?
Не открывая бессовестных глаз и подставляя лицо под солнечные лучи, Женька расплылся в пакостной улыбке.
–  Ты знаешь, Леля, глядя на олухов из 16-й роты, вдруг вспомнил мультик, где волк обрезает канат и ему на голову падает монтажная люлька с бегемотом. Ха-ха! Правда, смешно?! И к тому же, если честно, то… банальный приступ зависти! Мы тут паримся, слюну глотаем, а они будут печенье за обе щеки точить и кефиром запивать?! Неправильно это. В жизни во всем должна быть гармония и справедливость. Всем все или никому ничего! Вот главное кредо в армии. Единообразие во всем, даже в безобразии. Парни решили выделиться, возвыситься над нами и получили возмездие.
–  Кончай трепологией заниматься, болтун! Все знают, что у тебя язык без костей! Философ хренов! Высшую материю под гадкое дело подвел и доволен, как жук-говноед на куче навоза. Короче, Спиноза, не трать на меня свое убогое красноречие. Мне интересно другое. А если парни сверху два конца веревки соединят воедино?! Что тогда? Бока тебе, точно, намнут, мало не покажется! Голодный курсант –  это оружие массового поражения и глобальных разрушений. Сам знаешь. Нажил врагов целую роту!
–  А! Я тебя умоляю! Я все рассчитал. Я же Евгений! евГЕНИЙ! Понятно? Эти лопухи еще долго будут друг друга обвинять и виноватых искать. Ха-ха! А дураков надо учить! Чтобы скорее поумнели.

108. Возмездие

Женька не успел договорить, как соседи сверху высыпали на него ведро сухих белил.
Соединили все-таки ребятки из 16-й роты два конца веревки воедино. Соединили и увидели истинную причину катастрофического падения драгоценного груза. Прикинули плюс к минусу и сразу же адекватно отомстили. Никогда не стоит недооценивать соседей.
Курсант Ящиков отчаянно кашлял и плевался. Белила щедрой порцией попали ему в открытый рот. Белый порошок покрыл Женьку идеальным и равномерным слоем. Евгеша напоминал негра, только белого! Весь подоконник, часть пола у окна, а так же вся кровать Женьки и его тумбочка были засыпаны толстым слоем белил.
Сверху донесся задорный боевой клич, довольный смех и злорадные комментарии. Расплата попала точно по адресу. Все только начиналось.
Растерянно хлопая глазами и смешно растопырив руки в разные стороны, словно пингвин, белый Ящиков побежал в умывальник, смешно шаркая тапочками с номером 143.
Оттеснив огромную очередь страждущих облегчения, под тоненькой струйкой воды он попытался смыть белила. Получилось не очень хорошо. Женька слегка смочил белую пыль и теперь тщетно, но очень старательно размазывал по телу алебастроподобную кашу.
Тем временем, события продолжали развиваться. Пока Женька был только на середине стремительного пути к умывальнику, с первого этажа здания раздался новый душераздирающий вопль.
Из распахнутого настежь окна 5-й роты высунулась перепачканная голова ни в чем неповинного курсанта. Пролетев второй этаж и запачкав Жеку с ног до головы, белила в строгом соответствии с законом Ньютона о гравитации, мягко опустились на землю, по пути полномасштабно и качественно зацепив загорающего парня из 5-й роты, который мирно возлежал на подоконнике первого этажа. Пострадавший невинно курсант грязно ругался и требовал сатисфакции. С третьего этажа ему вежливо ответили.
–  Прости, брат! Тебя нечаянно зацепило. Мы хотели говнюка из 4-й роты накрыть! Поверь на слово, есть за что! Покусился на святое! Прости нас! Не держи зла, пойми правильно!
Услышав, что его обозвали говнюком, недомытый Ящиков возмутился. Будучи частично грязным, он бросил помывку и прибежал в спальное помещение. Высунувшись по пояс в окно, Жека начал орать.
–  Это я говнюк?! Да?! Тогда, вы –  дебилы! Все поголовно. Эй, где вы? Высуньте ваши идиотские морды! Слабо посмотреть глаза в глаза?! Трусы! Только и можете исподтишка… Ау, придурки! Где вы?!
Продолжая орать, курсант Ящиков незаметно взял огнетушитель, стоявший в пожарной пирамиде под подоконником, снял предохранитель и взвел его в боевое состояние. Как только из окон третьего и первого этажа высунулись «оппоненты», чтобы достойно ответить наглецу, Женька разрядил огнетушитель во всех своих обидчиков и случайных зрителей. В результате, вместе с непосредственными участниками событий, мощная струя пены окатила и праздных любопытствующих, которые имели неосторожность выглянуть в открытые окна.
В азартном порыве, Жека щедро поливал всех и каждого, особо не задумываясь о последствиях. Он лил и вверх и вниз, пока фонтан пены не иссяк.
Конфликт широким веером зацепил новых участников. Ряды обиженных бойцов, требующих немедленной сатисфакции, пополнились воинствующими новобранцами, обтекающими потоками пузырящейся пены.
Победно заржав, удовлетворенный Жека отставив пустой огнетушитель и пошел умываться дальше. А к раскрытому окну подошел сержант Валера Гнедовский с искренними намерениями по-доброму и мирно разрешить набирающий обороты скандал. Уперевшись руками в подоконник, сержант высунулся в окно по пояс. Зря он это сделал.
Из окна сверху на Валеру вылили ведро грязной воды. Гнедовский не успел возмутиться, как в лицо прилетел кусок тряпки, густо смазанный сапожной ваксой. Это был подарок с первого этажа.
Валера обескуражено замер. В принципе, он не успел сказать ни единого слова. По его светло русым волосам и мускулистой борцовской спине стекали потоки грязной воды, а на щеке красовался черный поцелуй сапожной «негритянки». Сверху и снизу раздались робкие извинения.
–  Извини! Мы не в тебя хотели попасть... Так получилось. Мы думали, это тот… мудак с огнетушителем.
Извиняться было поздно. Гнедовский похоронил желание о проведении мирных переговоров, выкопал топор войны и мгновенно включился в активные боевые действия. Второй огнетушитель сержант разрядил в лица ребят 5-й и 16-й роты. Когда струя пены иссякла, Витя Копыто услужливо подал Валерке третий баллон, уже заботливо снятый с предохранителя. «Война» продолжала набирать обороты.
Конфликт разрастался, как снежный ком, втягивая новых участников. Три роты, расположенные в одном здании, сцепились в азартной схватке.
Стоит сразу отметить, что до кулачных боев дело не дошло. Ибо факты открытого мордобоя рассматривались на педагогическом совете училища со всеми вытекающими последствиями вплоть до отчисления из училища без надежды на восстановление.

109. Война

Около четырехсот человек приняли самое активное участие «в артиллерийской дуэли». В ход пошло все. Летали тапочки, сапожные щетки, банки с ваксой.
«Врагов», расположенных ниже, посыпали алюминиевым порошком-«серебрянкой», приготовленной для покраски батарей парового отопления. Курсантов из 5-й роты поливали дефицитным мебельным лаком, грязной водой, пеной из огнетушителей, клеем ПВА.
Наверх забрасывали комки солидола и ветошь, смоченную в растворе аммиака. Использовалось все, что попадало под руку разгоряченным воякам.
На обломок швабры намотали старую тряпку. Щедро помакав «гранату» в туалетном очке, забросили в 5-ю роту через открытое окно. Громкий и негодующий вопль снизу известил, что снаряд с фекальной начинкой благополучно достиг цели. Азарт и веселье захлестнуло всех участников грандиозного побоища.
Получив вонючую «посылку», 5-я рота пошла на радикальные меры. Курсанты размотали резиновый шланг и подсоединили его к водопроводному крану. Выскочив на улицу, соседи снизу стали поливать наши открытые окна. Все кровати, стоящие возле внешней стены здания мгновенно промокли. Мы попали в невыгодное положение. Наша 4-я рота оказалась между двух огней, между молотом и наковальней.
Сверху нас забрасывали всяким мусором, а снизу обильно поливали водой. Ситуация складывалась весьма непростая. Мы были на грани вынужденной капитуляции.
В тяжелое для роты время, наш евГений и зачинщик текущей «войны», выдал интересную мысль.
–  Пацаны, когда 5-я рота подключила свой водомет, у нас в кранах исчезла вода! Вообще! Ее нет ни капли! Возможно, у них есть вентиль, которым можно закрывать воду. Если так, то все это время наглая 5-ка обделяла нас, регулируя и занижая напор.
–  Вот уроды! Надо проверить! Воровать воду, это же… полный *здец!!!
Ящиков, Петровский и я, вооружившись пассатижами и ножовкой по металлу, выскочили на улицу. Забежав за угол казармы, через открытое окно мы проникли в умывальник 5-й роты. Женька встал на «шухер», а мы с Петровским ринулись шарить по стоякам.
Осмотрев все трубы, «Люфтваффельник» обнаружил плотно затянутый вентиль на магистральном стояке, обеспечивающим водой верхние этажи.
Не говоря ни слова, мы действовали быстро и дерзко. Петровский открутил вентиль до упора, открывая доступ воды в вертикальный стояк трубы, а я быстро перепилил ножовкой шток крана вместе с ручкой-барашком. Перепилил у самого основания контровочной гайки крана. Водяная заслонка крана осталась в открытом положении, лишившись возможности закрываться. Навсегда.
На улице раздались недовольные крики ребят из 5-й роты. Напор воды в шланге резко упал и струя еле-еле доставала до окон на втором этаже, фактически, не причиняя нашим парням никакого вреда.
Выскользнув незамеченными в открытое окно, мы опять обежали здание по кругу и уже по парадной лестнице поднялись в расположение родной роты. В нашей казарме царствовали восторг и эйфория. В кранах умывальников –  фантастически сильный напор воды. Такого мы не видели ни разу. Значит, «рваные гандоны» и «земляные червяки» из 5-й роты регулярно обворовывали нас и ребят сверху.
К соседям на 3-й был незамедлительно отправлен гонец с эпохальным известием. Как известно из курса истории, парламентеров и гонцов, приносящих благие вести, сразу не бьют. Учитывая наследие предков, Женька Ящиков добровольно вызвался стать «переговорщиком». Прихватив белое полотенце в качестве импровизированного флага, он побежал в 16-ю роту. А мы продолжили «войну».
Получив неограниченный доступ к воде, наши парни разыскали в каптерке старый резиновый шланг. Подсоединив его к рукомойнику, мы принялись поливать соседей снизу. Инициатива перешла в руки 4-й роты. «Бомбежка сверху» постепенно стихла. Это наш парламентер Женька Ящиков повел 16-ю роту в умывальник и продемонстрировал наличие воды, неожиданно появившейся в кранах посреди белого дня. Попутно Евгеша доходчиво объяснил причину возникновения приличного напора в системе водоснабжения, раскрыв неприглядную вину обитателей первого этажа.
Моментально обидевшись на хитрожопых курсантов из 5-й роты, долгие годы державших всех на «сухом пайке», соседи сверху моментально перешли на нашу сторону. 16-я рота проявила мудрость, великодушно простив 4-й роте перерезанную веревку и потерю дефицитных продуктов. Регулярное водоснабжение гораздо дороже, нежели пара сумок с печеньем.
«Боевые действия» развернулись с новой силой. Лишившись всех преимуществ в локальном конфликте и потеряв союзников из 16-й роты, курсанты снизу спешно закрывали свои окна. И это правильно.
Изолировавшись за окнами, 5-я рота начала проводить уборку спальных помещений, пострадавших в результате битвы. Лишившись притока свежего воздуха и некогда обильных водных ресурсов, парни быстро потели и сильно воняли. При малейшей попытке открыть окно и впустить в помещение вечернюю прохладу, на их головы сразу же изливался мощный поток воды и обильно сыпались мусорные «бомбы».
У распахнутых настежь окон 2-го и 3-го этажей постоянно дежурили ребята, зорко отслеживающие факт открытия любого окна на первом этаже. Сразу же в него влетала очередная посылка с «приветом».
Монополия на водные ресурсы для 5-й роты закончилась. Самостоятельно заменить кран в магистральном водопроводе они не могли. Бог воды Нептун покинул свою нерадивую паству.
К тому времени, как офицеры батальона вернулись с мегаважного совещания, «война» самопроизвольно закончилась. Курсанты успокоились и принялись наводить порядок. Замывали следы белил и «серебрянки», оттирали ваксу и солидол. Застирывали белье, сушили форму, одеяла и матрасы с залитых водой кроватей.
Командир 5-й роты майор Череп, зайдя в душное помещение со спертым воздухом, насыщенным запахом фекалий и парами аммиака, сразу же возмутился нерадивостью своих подчиненных, которые ленятся открыть окна и сидят в зловонной духоте. Будучи импульсивным и нетерпеливым человеком, он стремительно подошел к окну и резко распахнул его. В тоже самое время, ему на голову вылилось ведро чистейшей холодной воды. А безмерно довольный Витя Копыто издевательски закричал.
–  Yes! ЗаеBeetles! Получил, козлина?!
Вдохновленный легкой победой, неугомонный Витя высунулся из окна, чтобы получше разглядеть лопуха, которого искупал с ног до головы. Увидев мокрую офицерскую фуражку и майорские погоны, курсант Копыто от неожиданности выронил ведро, которое со свистом пролетело мимо обалдевшего и обтекающего Черепа.
Разъяренный командир 5-й роты, высунувшись в окно, чтобы навечно запечатлеть в памяти наглеца, покусившегося на честь и достоинство офицера, еле увернулся от падающего на голову пустого ведра. И кстати, вовремя. Пролетев мимо майора, ведро ударилось о фундамент здания и сильно погнулось. Увёртываясь от ведра, Череп не успел разглядеть лицо «преступника», щедро подмочившего его командирскую репутацию, но он громко и матерно поклялся непременно разыскать и лично кастрировать мерзавца.
Видя, какой неблагоприятный расклад принимает это пакостное дело, курсант Копыто скоропостижно затерялся в недрах спального помещения. Витя Копыто усиленно и талантливо создавал видимость, что к инциденту с ведром не имеет ни малейшего отношения.
Через некоторое время, буквально через одну минуту, нашу роту экстренно построили на «взлетке». Мокрый и мрачный майор Череп бродил вдоль строя румяных курсантов, которые еле сдерживали смех. Командир 5-й роты пристально вглядывался в наши лица в смутной надежде, что виновник его незапланированного купания выдаст себя бегающими глазенками или дрожащими поджилками. Но не тут-то было, монолитный строй состоял из психологически выдержанных люфтваффельников строго нордического характера. Ни один мускул не дрогнул на наших лицах, пока Череп угрюмо бродил с погнутым ведром в руке, на котором красовалась размашисто и неаккуратно намалеванная ярко-синей краской надпись: «4 рота, туалет».
Череп никого не узнал, а добровольно Витя не признался. Ибо по его искреннему убеждению: «Чистосердечное признание –   это кратчайший путь на гауптвахту!» А сидеть в такую жару в душной камере?! Дураков нет!
Досконально разобравшись в «обстоятельствах покушения» на командира 5-ки, капитан Хорошевский весьма убедительно наехал на Черепа с грубыми, но обоснованными претензиями за перекрытый вентиль и несанкционированно-ограниченный доступ к воде. В резкой форме Володя Нахрен посоветовал Черепу не нарываться на более крупные неприятности. А также, не злоупотребляя гостеприимством, поскорее отбыть в расположение 5-й роты для дальнейшего и плодотворного командования стадом презренных водяных воров. Иначе об истинных обстоятельствах «водяной войны», а именно –  о хитром вентиле, будет поставлен в известность «главный третейский судья»  кровожадный Пиночет… тьфу, то есть справедливейший из смертных –   комбат Серов.
Прижатый тяжестью справедливых обвинений, мокрый Череп раздраженно бросил гнутое ведро на пол и ушел восвояси. Капитан Хорошевский довольно усмехнулся, небрежно махнул рукой и скрылся в канцелярии.
В это время у соседей сверху раздались восторженные крики и громкий топот –  на третьем этаже казармы курсанты 16-й роты восторженно качали парламентера Жеку Ящикова. Таким незатейливым образом парни из 16-й роты искренне благодарили чудесного спасителя за подаренную воду.
Польщенный Ящик великодушно соизволил принять заслуженные знаки внимания фигуре и даже позволил немного побросать себя под 5- метровые потолки казармы.
О персональном участии в процессе разрезания веревки, поднимающей сумки с продуктами, Женька скромно умолчал. Скромность –  это вообще была его самая яркая положительная черта.
Как он потом неоднократно высказывался, ему просто не захотелось портить хорошее настроение ребят и общую атмосферу праздника в многострадальной 16-й роте. По итогам текущим событий, Жека стал самым желанным гостем у благодарных соседей сверху. Они охотно приглашали Ящикова воспользоваться их очередью в буфете. И Жека никогда не отказывался. Естественно, не корысти ради, а чтобы не обидеть радушных ребят из 16-й роты, а так же для поддержания исключительно добрососедских отношений. ЕвГений!

110. Пруд

С участком военного училища ВВС, закрепленным для ежедневной уборки за 45-м классным отделением, нам несказанно повезло. Нам достался самый лакомый и перспективный кусок непосредственно у КПП –  контрольно пропускного пункта, причем с внешней стороны забора.
Этот факт давал нам гарантированную возможность назначать внеплановые свидания с девушками, независимо от наличия или всеобщего запрета на увольнения в город, так как приводить училищную территорию в порядок: подметать ее летом, убирать опавшие листья осенью и вычищать снег, обильно выпадающий каждую суровую уральскую зиму, требовалось ежедневно. И это было очень удобно. 
Даже если у кого-то из ребят на данный момент не было обожаемой дамы сердца, все равно на уборку территории ходили все курсанты дружного 45-го отделения. И всегда с нескрываемым удовольствием, так как появлялась реальная возможность выйти за пределы официально охраняемой границы военного училища и подышать пьянящим воздухом относительной свободы.
Вроде чего тут особенного?! Вот забор, вот воздух?! Ан нет, с внешней стороны колючей проволоки воздух всегда чище и приятней. И чего скрывать, конечно же, ходили поглазеть на симпатичных девчонок, которые пришли на свидание, пусть, не к тебе, а к твоим товарищам. Но каждый курсант лелеял в душе смутную надежду познакомиться с самой красивой девушкой на свете, которая чисто случайно пришла к воротам училища со своей подругой за компанию или чисто из любопытства и сейчас скучает в сторонке, пока ее подруга шепчется и украдкой целуется со своим пылким возлюбленным. Вы нечаянно пересекаетесь с ней глазами, густо краснеете и понимаете, что это и есть ваша судьба. Не спорю, но все в этой жизни возможно и такое тоже бывало.
Рядом со зданием КПП на красивом бетонном пьедестале торчал устремленный в небо удивительно красивый самолет МиГ-21 –  настоящий, но списанный с военной службы. Наличие грозной машины в качестве антуража придавало определенный ореол романтизма и, не побоюсь этого слова,  героизма, к портрету юного защитника Родины в глазах изящной красавицы на коротком, но жарком свидании. Согласитесь, вдвойне приятно провести время с красивой девушкой, пока твои сослуживцы убирают на территории, давая тебе возможность поворковать, уединившись на ближайшей лавочке под густой ниспадающей кроной плакучей ивы. А ребята в это время шуршали на закрепленной территории, временами бросая в вашу сторону понимающие и откровенно завистливые взгляды.
Стоит обязательно отметить, что роскошные ивы росли по берегам небольшого, но очень живописного пруда, который также входил в зону ответственности 45-го классного отделения. Следовательно, за порядок и образцовую чистоту на поверхности данного водоема мы тоже несли полную ответственность.
Скажем честно –  два года пруд не доставлял нам вообще никаких хлопот. Он образцово замерзал глубокой осенью и всегда самостоятельно оттаивал весной в положенное время, давая необходимое количество живительной влаги для произрастания на его пологих берегах большого количества красивейших плакучих ив.
Кстати, была даже курсантская легенда, что эти ивы  есть ни что иное, как души красивых девушек, которые не дождались своих женихов, выпустившихся из нашего авиационного училища в грозные годы Великой отечественной войны и сложивших свои героические головы на полях жестоких сражений.
Среди ребят гуляла еще одна легенда, но уже связанная с грозным красавцем МиГ-21, безмолвно стоящим на пьедестале. Суть курсантской байки была такова, что если линию КПП пересечет хотя бы одна девственница, то двигатель самолета самопроизвольно запустится, выйдет на форсаж, самолет сорвется с бетонного пьедестала и унесется в бескрайнюю синеву неба, оставляя за собой лишь белый пушистый инверсионный след, который самопроизвольно сложится в имя этой феноменальной героини.
Так как на территорию военного училища девушек вообще никогда не пускали, то проверить по взлетающему МиГу их целомудрие не представлялось возможным по-определению. Поэтому приходилось полагаться на другие способы, но это уже личное дело каждого.
Итак, сейчас речь абсолютно не об этом. Мы авиаторы, а не гинекологи там какие, прости господи. Каменный век и времена мракобесия давно закончились, посему пусть грозный МиГ-21 мирно стоит на своем пьедестале.
Как-то нежданно-негаданно и вопреки географическому положению на глобусе и в пику метеопрогнозам, на суровом и капризном на погоду Урале случилось аномально затяжное и фантастически жаркое лето. Асфальт плавился, а люди поголовно потели. Обалдев от непривычной жары, всевозможная живность и всякая там растительность стали плодиться безмерно. В том числе, размножилась и некогда немногочисленная «ряска» –  маленькое растение, плавающее на поверхности училищного пруда, заполонило его поверхность полностью от берега до берега.
Не прошло и пары недель жаркой погоды, как некогда уютный прудик постепенно превратился в зеленое зловонное болото. Для полного завершения гармоничной картины не хватало лишь кваканья лягушек.
Проезжающий мимо пруда на своей служебной «Волге» начальник училища приказал водителю остановиться. Брезгливо осмотрев густое месиво из ряски, он вызвал к себе командира 1-го батальона полковника Серова и дал категорическое указание.
–  Срочно привести училищный пруд в надлежащий вид. Об исполнении доложить немедленно!
Пиночет старательно втянул живот, образцово выпятил грудь и подобострастно выпучив глаза, бодро ответил.
–  Есть!
Прибыв в свой кабинет, комбат незамедлительно вызвал командира 4-й роты капитана Хорошевского и передал ему приказ генерала. Нахрен скривился, но пронзенный насквозь испепеляющим взглядом Пиночета, молодцевато вытянулся и громко рявкнул:
–  Есть! Так точно! Будет исполнено!
Добравшись до канцелярии, капитан Хорошевский вызвал лейтенанта Зайчика и озадачил уже его, в свою очередь: срочно решить проблему по качественной очистке пруда. Осознавая бесперспективность поставленной задачи, молодой офицер вяло вскинул руку под козырек и тихо пискнул.
–  Есть.
Удрученный Зайчик построил наше отделение и свалил проблему по борьбе с «обнаглевшей ряской» на курсантские головы.
Сержант Гнедовский почесал черепушку в районе затылка и приказал брать шанцевый инструментарий, включая лопаты, грабли и прочую «ручную механизацию» и выдвигаться в район пруда.

111. Синие паруса

Осмотрев на месте необъятный фронт работ, мы растянулись на берегу в редкую цепочку по периметру пруда и начали граблями и лопатами вытягивать ряску на берег. Работа спорилась не шатко, не валко и через некоторое время поверхность воды «докуда хватало» длины лопат и граблей худо-бедно была очищена от плавающей растительности.
Тем не менее, в центре пруда красовалось недосягаемое смачное пятно ряски, которое лениво колыхалось плотным зеленым ковром.
Стоим, отдыхаем, думу думаем. Задача поставлена,  надо делать. Как? Это уже наши проблемы. Посовещавшись, решили смастерить плот.
Ребята побродили по окрестностям пруда и вдоль забора училища в поисках материалов, более-менее пригодных для постройки плавательного средства. В течение получаса приволокли на берег пруда кто  –  полусгнившие бревна, кто  обрезки досок.
Приложив к найденным материалам пару десятков ржавых гвоздей и сноровку, сколотили плот. Плот получился кривой и убогий, но мы спустили его на воду с торжеством.
Плот тяжело ухнул в воду и полностью погрузился в зеленую воду. Затем нехотя всплыл и остался лениво покачиваться на поверхности, что уже радовало.
Среди курсантской братии быстро нашлись добровольцы, которые, не задумываясь, скинули всю одежду за исключением казенных трусов синего цвета. Взяв в руки лопаты вместо весел, парни полезли на плот проводить ходовые испытания. В результате небольшой серии практических опытов по маневрированию, выяснилось, что 4-х ребят плот держит на поверхности воды сносно. А на большее мы и не рассчитывали.
Методом жребия определили экипаж корабля. Быть капитаном вызвался Лелик на правах к.м.с. (кандидат в мастера спорта) по гребле на каноэ. Остальные курсанты из категории «сухопутных крыс» столпились на берегу, наблюдая как –  загребая штыковыми и совковыми лопатами, команда «галеры» уверенно выплывает в самый центр пруда, поднимая зловонную волну цвета зеленого чая.
Пока бравый экипаж плота бороздил просторы училищного пруда и безуспешно гонял «островок» ряски по его поверхности, пытаясь прибить к берегу, со стороны города к зданию КПП приблизилась стайка симпатичных и загорелых девчонок в легоньких и модных одеяниях. Красивые, смешливые, смуглые, в открытых маечках и коротких юбочках. Поймите правильно, ну не могли мы пропустить мимо себя подобный соблазн на стройных ножках. Не могли!
Короче, зацепились с ними языком, стоим, треплемся. Вопрос о борьбе с обнаглевшей и безмерно расплодившейся ряской мгновенно отошел на десятый план.
Пока мы блистали красноречием и казарменным остроумием, ребята на плоту заметно занервничали. Больше всех взвился Витя Копыто. Он едва не выпрыгивал из казенных трусов семейной модели. Еще бы, на берегу девчонки, а он «в открытом море». Кошмар! Все лучшее разберут, а он,  весь такой красивый и остродефицитный, останется у разбитого корыта. Это недопустимо! Лучше тогда сразу утопиться в пруду. Жизнь теряет всякий смысл.
Виктора обуяла зависть и он начал агитировать команду плота немедленно «забить» на ряску, в частности, и на весь пруд, в целом! И на всех парусах срочно лететь к берегу на встречу самой главной любви. Ну… или, по крайней мере, чтобы тоже самым активным образом поучаствовать в процессе знакомства с благосклонными красавицами. В противном случае, Витя грозил поднять на борту жестокий мятеж и свергнув капитана, обещал захватить плавсредство под свою юрисдикцию.
Экипаж «крейсера» долго уговаривать не пришлось, парни сменили курс и направились к берегу.
А теперь представьте живописную картину:  по воде плывет гнилая кособокая хрень, на которой трое крепких парней «а-ля-аргонавты» дружно и мощно гребут веслами-лопатами, создавая приличную волну. Четвертый член экипажа или просто «член», кому как нравится, худосочный Витя Копыто важно стоит посреди плота в огромных синих труселях, как будто капитан дальнего плавания и громко командует.
–   И раз! И два!
Лично по мне, Витя Копыто больше походил на длинную и сутулую мачту с жалко трепещущим на слабом попутном ветерке полуспущенным парусом в виде синих армейских трусов необъятного размера.
Неказистый плот, постепенно набирая скорость –  исключительно из-за мастерства и стараний Лелика, который, мощно загребая большой совковой лопатой с неестественно длинным черенком, еще умудрялся удерживать это плавающее недоразумение на относительно ровном курсе.
Поднимая приличную волну с гребешками пены, плот неудержимо стремился к берегу. Девчонки с любопытством и нескрываемым интересом посматривали на лоханку с живописным экипажем на борту.
И тут случилось неожиданное: Лелик как будто прочитав мои мысли про мачту и парус, решил немного покуражиться. Ловким движением лопаты киевлянин Лелик Пономарев эффектно повернул плот на 90 градусов и повел его вдоль берега мимо нас и девчонок. А поравнявшись с нами, Лелик дал зычную команду.
–  Копыто, поднять паруса!
Витя Копыто, приученный в военном училище к беспрекословному выполнению полученных указаний и распоряжений, инстинктивно схватился за трусы и максимально растянул провисшие ниже колен штанины в разные стороны.
Картина маслом:  по водной глади пруда, равномерно покрытой ряской, изящно скользит «шикарная яхта» под синими парусами. Девчонки на берегу в восторге. Они задорно визжат и хлопают в ладоши.
Солидно продефилировав вдоль берега, Лелик, словно искусный лоцман, эффектным маневром развернул плот и красиво пришвартовал посудину к берегу между плакучих ив. Девчонки во все глаза смотрели на загорелых и улыбающихся ребят с хорошо развитой мускулатурой. Лелик вообще был бесподобен. Гигант-киевлянин отличался мощной спиной, иссиня-черными волосами, красивым и мужественным лицом.
Желая переключить внимание юных красавиц на себя, Витя Копыто, вышел на передний план, комично шлепая босыми «ластами» по раскаленному на солнце асфальту.
–  Уважаемые дамы и господа, леди и дженльтмены, медам и месью, мистеры и миски, сэры и сэруньи, я имею честь пригласить вас совершить незабываемую морскую прогулку на борту комфортабельной яхты. Капитан корабля Виктор Копыто и экипаж приветствует вас! К вашим услугам фешенебельные…
Витя не успел закончить соблазнительную речь, а жаль. Тем более, честно говоря, совсем неизвестно чем бы все это закончилось, потому что Витя был красноречив и убедителен, а девушки благосклонно и с юмором воспринимали ситуацию. И вполне возможно, что неравная борьба с потерявшей всякий стыд и распоясавшейся ряской, незаметно превратилась бы в веселые покатушки в компании приятных девчонок на плоту по зеленой глади училищного пруда. Кто знает?!
Но увы, за увлекательным процессом охмурения девчонок мы совсем потеряли осторожность и военную бдительность и поэтому не заметили приближение главного врага всех без исключения курсантов –   коменданта училища подполковника Голдурова.
Описывать этого человека, действительно, нет никакого смысла, ибо все коменданты абсолютно одинаковы. Вполне возможно, что все коменданты –   это не что иное, как результат суперсекретных опытов армейских медиков по клонированию особей мужского пола военного образца с одним неизбежным побочным эффектом:  частичное уничтожение интеллекта и полная деградация личности, с колоссальным обеднением словарного запаса.
Итак. Появившийся, буквально, из «ниоткуда», как черт из коробочки, вечно разраженный и недовольный жизнью красномордый комендант визгливо разорался как абсолютно законченный долбо*б.
Услышав стандартную для коменданта тираду (как по громкости так и по содержанию), девчонки и округлили глаза, улыбки моментально слетели с очаровательных лиц. Такого объемного потока отборных ругательств во всем великолепии убогого разнообразия нецензурных выражений на них еще никогда не выливали. (в качестве примера, приведены наиболее приличные фразы)
–  Чего на пруд приперлись, шалавы дискотечные? Труселя обспусканные постирать, да вонючие лоханки проветрить?! Кончай мандавошками трясти, бля* уральская, спермоотстойники малолетние! Еще сосать толком не научились, а уже по мужикам побежали?! Нех триппер и сифилис по курсантам растаскивать, мокрощелки трехрублевые…
Покрасневшие и смущенные девушки, обиженно цокая каблучками, поспешили покинуть негостеприимную территорию. А им вслед еще долго летела мерзкая браньублюдочного коменданта.
Когда пунцовые от стыда и праведного возмущения девушки скрылись за пределами границ досягаемости грязных ругательств подполковника, его внимание переключилось на курсантов.
Скованные воинской дисциплиной, мы были вынуждены стоять вытянувшись в струнку. Скрипя зубами, ребята сдерживали себя из последних сил, чтобы не врубить хороший удар справа, желательно, с ноги, по обрюзгшей харе пропитого армейского хама с погонами подполковника на плечах. А руки чесались, мама не горюй, –  аж суставы на пальцах захрустели и сухожилия натянулись струнами от нестерпимого напряжения в крепко сжатых кулаках.
Заступиться за честь дамы  благородно, слов нет. Но в нашем случае –  это прямой путь на гауптвахту, педсовет, отчисление из училища и возможно –  срок заключения в дисциплинарном батальоне. Парадокс, но подобные моральные уроды, как Голдуров, в армии защищены гораздо лучше, чем вежливые и воспитанные военнослужащие, не наделенные властью –  высокими должностями и званиями. Идиотизм.
Изрыгнув поток ругательств вдогонку девушкам, бесноватый комендант Голдуров набросился на экипаж плота, покрыв всех и каждого толстым слоем отборного мата. Такое впечатление, что это комендантское ЧМО все годы своей «исключительно безупречной» службы провел не иначе, как в тюремной камере в районе параши.
«Экипаж плота» сразу пожалел, что у них не подводная лодка и нет возможности скрыться на дне пруда словно «Наутилус», оставив подполковника бегать по берегу в одиночестве.
Пока комендант визгливо орал на ребят, дергая за их обвисшие трусы и упрекая в дискредитации внешнего вида военнослужащего, наземная часть команды постепенно и методично испарялась из поля зрения долбонутого офицера. Выпавшие из поля зрения Голдурова курсанты, старались затеряться в густых зарослях прибрежных растений на противоположной стороне пруда.
Комендант еще долго компостировал бы нам мозги, брызгая слюной в разные стороны, но случилось чудо –   мимо нас проезжал начальник училища.
Остановив машину, генерал оценил ситуацию, внимательно осмотрел плот, горы ряски, лежащей на берегу. Мудрый старик похвалил нас за усердие и смекалку, а багровому и вспотевшему от усердия Голдурову посоветовал заняться чем-нибудь более полезным, нежели групповое порево курсантов с применением матерных выражений.
Обидно другое, этот комендант с явными признаками ярковыраженной и прогрессирующей импотенции (здоровый и состоятельный в интимной жизни мужчина не стал бы с такой неприкрытой злобой набрасываться на очаровательных девушек), обломал нам все далеко идущие планы на перспективное во всех отношениях знакомство.
Вечером после команды «Отбой» мы собрались на «филиал военного минисовета», по итогам которого проголосовали заслуженно и справедливо наказать *банутого коменданта. Курсанты 45 к/о единогласно решили по факту нашего выпуска из родного училища отловить подполковника Голдурова с благой целью: искупать коменданта в училищном пруду. Причем, исключительно в военной форме.
Но, к сожалению, нашим планам не суждено было сбыться. Будучи по натуре патологически трусливым человеком и зная истинное к себе отношение всей, без исключения, курсантской братии, комендант Голдуров из года в год брал плановый отпуск за пару недель до выпуска молодых лейтенантов из училища. Он позорно прятался, скрываясь от заслуженных знаков «искренней благодарности» вчерашних курсантов.
Получив новый статус, выпускники страстно желали встретиться с комендантом. Но увы, такой встрече не суждено было состоятся. Голдуров заблаговременно исчезал из города.
Пусть это останется на его совести. А в нашей жизни все же были алые…. прошу прощения –  синие паруса.

112. Блажен, кто верует

Плановые занятия закончились и 4-я рота ленивым удавом вползла в казарму на короткую передышку перед обедом и самоподготовкой.
Почтальон, он же «письмоноша», «почтарь», «голуба» и т.д. и т.п. –  курсант, ответственный за получение корреспонденции на училищной почте, «рэксом» метнулся на училищную почту за долгожданными весточками с малой родины.
А затем, торжественно взгромоздившись на табуретку, установленную посередине «взлетки», под шум и гвалт нетерпеливой курсантской братии, с дежурными шутками и прибаутками раздавал конверты с письмами из дома, серенькие бланки на право получения посылок со всевозможными вкусностями, телеграммы и маленькие квитки-приглашения на междугородние переговоры.
Вокруг «почтового голубя», возвышающегося на брутальной табуретке, аки Зевс-всемогущий на горе Олимп, образовывалась свалка из страждущих. Услышав свою фамилию, счастливец жадно вытягивал руку и ухватив краешек конверта, стремился выбраться из толпы и уединиться… Хотя, честно говоря, где можно «уединиться», если в казарме 144 курсанта?
Тем не менее, каждый старался отойти в сторону, чтобы хотя бы пару минут побыть наедине с драгоценной бумажкой, которая сохранила на своей поверхности знакомый почерк, принесла дорогую весточку, а то и поделилась еле уловимым запахом… своего, родного, желанного. А может и отпечаток любимых губ где-то затаился, кто знает?!
Получив заветный конвертик, курсанты чуть ли не трясущимися руками нетерпеливо разрывали «оболочку» и, шурша бумагой под откровенно завистливые взгляды «пролетевших мимо», жадно читали.
По мере прочтения, выражение лиц ребят заметно менялось. В глазах загорались озорные искорки, счастливые улыбки непроизвольно гуляли по лицам.
Могу поклясться, что в данный момент для них весь окружающий мир переставал существовать. Ухватив общую суть написанного, курсант сразу же начинал перечитывать письмо заново. Но уже с меньшей скоростью, делая кратковременные паузы для более подробного обдумывания полученной информации. 
Любо-дорого смотреть на ребят со стороны, ибо они менялись до неузнаваемости. Их «маски», которые ежедневно носил каждый из нас, слетали напрочь. Парни напоминали больших детишек, которые, забывшись, с беззащитной искренностью вытягивали губы в трубочку или непроизвольно шевелили губами, проговаривая милые сердцу строки. Потом  письмо бережно складывалось в фактически разорванный в клочья конверт (ибо именно конверт был главным препятствием к долгожданной весточке и его безжалостно взламывали, и пряталось в нагрудный карман гимнастерки поближе к сердцу.
Письма были разные. Были от родителей из дома, от сестер и братьев. Были от любимых девушек …и опять же разные… Письма, щедро пропитанные девичьими слезами и дефицитными французскими духами, тайно украденными у мамы. Листки с наивными рисунками в виде цветочков и различных зверушек с трогательными мордочками… Были с отпечатком свежего поцелуя пухлых губок, щедро намазанных помадой…
А были короткие, типа: «Прости, сердцу не прикажешь, беременна от твоего лучшего друга, выхожу замуж, привет и все такое…».
Последняя категория писем радикально выбивала парней из состояния душевного равновесия ибо, находясь внутри «колючей проволоки» и на удалении в тысячи километров от родного дома, под ежедневным прессингом, нервы у ребят были оголены. Почти все курсанты жили от «письма до письма», зачастую, идеализируя своих возлюбленных. Т.к. все великое хорошо смотрится на расстоянии, а вблизи могут быть заметны изъяны и все такое… Поэтому, тлеющие чувства к своим «соседкам» по парте, по дому, по улице и т.д. в военном училище вспыхивали с новой силой. И многие парни «горели» очень ярко, засыпая «предмет страстного обожания» кубометрами любовной макулатуры с незатейливыми стихами собственного сочинения.

Тили-тили, трали-вали
Я соскучился, подруга
Ты мне снилась этой ночью
С загорелой нежной кожей
Горько плакал я в подушку,
В кулаке сжимая фото,
Где мы сняты вместе летом
На пляжу в красивом Сочи…

Будьте снисходительны и поймите правильно, курсанты военного училища  не Пушкины, а само училище ВВС –  не институт благородных девиц!
Чтобы не травмировать ребят «потенциально» дурными известиями и не провоцировать на необдуманные поступки в училище было ЖЕЛЕЗНОЕ правило:  перед заступлением личного состава в караул, письма не выдавать! Оно и правильно, чтобы у парнишки, получившего последнее «прости» и холодное «прощай», за время нахождения на боевом посту наедине самим собой в растрепанных чувствах и автоматом Калашникова, не возникло дурного желания пальнуть себе в башку «с кипящими мозгами» или под «разбитое в дребезги» сердце. Т.к., откровенно говоря, именно в 17-19 лет подобные известия воспринимаются исключительно как «конец света».
Ба-бах, уноси готовенького! …и ведь уносили…
Это уже потом, когда мы обросли жирком «здорового цинизма», ребятам стало все абсолютно фиолетово и по барабану, ибо, как ни крути, в России милостью правителей с поразительной методичностью выбивается молодежь мужского пола, и как следствие. соотношение 1:4 в пользу перевеса женского населения! Следовательно, как ни крути, а «этого добра» на наш век хватит, только выбирай и вороти нос по мере надобности… но, это будет «там» - на свежем воздухе!
А внутри периметра, обнесенного «колючкой», наши души были бессовестно обнажены, их можно было ранить чем угодно… даже неосторожным словом.
Поэтому, парни стрелялись. Но врать не буду, очень редко… т.к. командование училища СТРОГО выполняло правило:  письма перед получением оружия и боеприпасов личному составу НЕ ДАВАТЬ!
А после караула, пожалуйста –   «получите и распишитесь»! Но не забывай, что ты  мужчинка и волю чувством надо давать в нужном направлении  боксерскую грушу поколоти, штангу в спортуголке потягай до «одурения», с парнями думками невеселыми поделись и пусть время работает на тебя, дорогой ты наш человек.
Даже можешь всплакнуть украдкой… это не стыдно, поверь, дружище, мужчины тоже имеют право на скупую слезинку  это все лучше, чем в головушку свинцовый наполнитель загнать…
Время  лучший лекарь, оно поможет!  А курсанты из родной казармы путем интенсивной шокотерапии с применением всего богатства лексикона с нелестными эпитетами, резко опускали морально-этический уровень неверной красавицы ниже городской канализации.
При этом «экстерьер», богатство и красоту внутреннего мира и все такое брошенного парня превозносился на заоблачные высоты.
–   Чего раскис?! Ты посмотри на сенбя в зеркале. Орел!!! А она?! Ну-ка дай фото заценить?! Фу, бл*, это же крокодил из кунцкамеры. Радуйся братан, что все закончилось и пожалей того дурачка, что на ней женился. Дай еще раз гляну… нунах, выкинь фото и забудь.
Незатейливая психотерапия подкреплялась незамедлительным походом в ближайшую общагу, где данного пацана страстно желало все женское население…. или почти все. А он остервенено «мстил», «мстил» и «мстил», на радость обитательницам данного общежития, которые искренне не понимали «как можно бросить такого»?!
Тем не менее, подобные письма приходили с «завидной» регулярностью, ибо, чего греха таить, девчонки взрослеют несколько раньше ребят и подсознательно «спешат жить». Ибо в их понимании, если девушка до 20-ти лет не выскочила замуж, то она уже «никому не нужная старуха»! Приходили письма и с ультиматумами: «если в ближайшем отпуске ты на мне не женишься, между нами все кончено и я выхожу замуж за Петьку с соседней улицы! Вот так!
В 99 случаях из 100 парни отвечали: «Флаг в руки, барабан на шею и попутного ветра в спину, счастья в личной жизни и т.д. и т.п.» Но были и те, кто «ломался» и летел в ЗАГС на всех парусах! Но речь пока не об этом.
Итак, прочитав свое письмо, сержант 45-го классного отделения Валерка Гнедовский стал мрачнее тучи.
Чутко уловив перемену настроения у друга, ребята, молча, одним движением бровей и активной мимикой лиц, достойной подмостков лучших театров мира, стали привлекать внимание окружающих к Валерке, который нервно кусал губы и сжимал в руке листок бумаги. Спрашивать надо бы поосторожней, мало ли. А вообще, захочет, сам расскажет. Ведь в себе держать вредно…
Витя Копыто, небрежно разбирая внушительную пачку макулатуры (он всегда получал по 5-10 писем в день и сам писал зачастую «на опережение» всем своим многочисленным подругам и не менее многочисленным родственникам, используя врожденную и приобретенную с жизненным опытом воспитанность, ненавязчиво и тонко поинтересовался у «борцовского кумира».
–   Валер, случилось чего? Парни беспокоятся, почему нос висит ниже яиц?!
–   Невеста приезжает… Вера… через неделю. Пишет, что соскучилась.
–  Ну! Так это ж бронебойный повод для халявного увольнения на ночь и вообще… наоборот должен до потолка прыгать!
–  Ага, должен! Но не сейчас … я трипак поймал в общаге «кулька»… (института культуры)
–   Вот ведь?! Вовремя, блин, ничего не скажешь! Говорили тебе –   к медикам в гости ходить надо! А его на культурку потянуло?! Так? Вот и получил фашист гранату. Все знают, что медички самые чистые. Не отличают они Пушкина от Гоголя, ну и хрен с ними. И вообще, с бабцой можно столько интересного сотворить, а не разговоры разговаривать.
–   Витя, закрой хавальник, пока в бубен не получил! Вера на неделю приезжает, у нее сессия закончилась, а мне как неделю в наряде проторчать, чтобы в увольнение не пустили? Кто беспроигрышный рецепт подскажет? Пиночета «на хрен» послать при свидетелях?! Тогда будет реальный шанс на гауптвахте отсидеться. Или в караул сопровождения уехать, с концами... Вот ведь не повезло. Блин, держал себя в руках до последнего… не в том смысле, что вы подумали! А тут не устоял, такая краля с невинными глазками попалась. Ломалась до последнего, а потом ТАКОЕ в постели вытворяла, только держись… и с конца закапало… твою мать!
–   Давно закапало?
–  Второй день… и что характерно, с каждой процедурой «поссать» все больнее и больнее становится… Беда какая-то…
–   Спокуха! Валерон, тебе крупно повезло, ибо для меня трипак, словно насморк. Я тебя в лучшем виде проконсультирую! Ничего страшного в этом нет, поверь на слово. Колется «бицелин» в ж*пу и всего делов. Затем делается «провокация» в виде стакана пива и если не закапало снова, значит, ты уже здоров! Уколы весьма болезненны, врать не стану. «Бицелин» купим в аптеке, а уколы тебе мои знакомые девахи из общаги мединститута организуют –    говно вопрос. Да, Валерочка, да! Надо было сразу к Вите Копыто общаться. Я тебя с такими красотульками познакомлю. Ууууу, закачаешься! И что характерно, если сами заразят, то сами и вылечат… Медики, понимать надо!
–   Идиот!
–   Кто идиот? Ты?! Это само собой разумеется, но не беспокойся…
–   Ты идиот! Сами заразят, сами и вылечат?! Ты подумал, что сказал?
–   Молчал бы лучше! Я то чистенький и здоровенький, только недавно вылечился, а вот ты в «культурке» цепляешь незнамо что! Когда твоя мадама приезжает?
–   В пятницу вечером… Через неделю…
–   Мде, не успеваем. Так чего же мы ждем? Вперед, в самоволку! В аптеку и в мой личный кабинет на 2-м этаже медицинской общаги. Персонал уже ждет и даже изнемогает!
–   Неудобно как-то…
–   Ха-ха-ха! Неудобно ему. Трипак цеплять, значит, удобно. А лечится неудобно! Покраснел, пилять… Все видели?! А свою драгоценную Верочку наградить триппером удобно? Сержант Гнедовский, смирно! Втянуть сопли, принять вид бравого гусара и за мной! Валера, о тебе же беспокоюсь…
Худо-бедно, Валерка бегал в самоволки строго по расписанию и по графику уколов «бицелина». Для ускорения курса лечения студентки мединститута кололи ему «лошадиные» дозы, но антибиотику надо накопиться в организме больного, чтобы методично вытравить всю заразу. Поэтому сержант Гнедовский бывал в общежитии мед.института чуть ли не чаще, чем на территории училища.
По словам Вити Копыто, белокурый красавец Валера Гнедовский произвел фурор в общежитии будущих медиков и многие девчонки чуть ли не бросали жребий за право лицезреть парня в неглиже и вколоть ему очередную дозу лекарства.
По словам самого Валерки, «бицелин» –   варварская дрянь. Уколы доставляли сержанту невыносимые страдания, поэтому девочки из мединститута пошли навстречу пожеланиям и жалобам больного, разбавляя «бицелин» новокаином.
Время «Ч» –    момент истины –   близился. Валерка уже ходил в туалет по маленькому без скрежета зубовного и это его откровенно радовало. Пятница приближалась неумолимо, а будущая «мадам Гнедовская» приближалась к Валерке со скоростью пассажирского поезда.
По мере сокращения расстояния между влюбленными голубками, сержанта мучил вопрос: «как бы правдоподобно и убедительно отвертеться от исполнения мужских обязанностей под благовидным предлогом», ибо девахи-медички не давали 100% гарантии полного излечения, т.к. курс уколов еще не закончен и нужна процедура «провокации» и т.д. …а пятница уже наступила и поезд с малой родины Гнедовского прибывал на вокзал с минуты на минуту.
Сержант был очень нервозен. Оно и понятно, через несколько часов в его объятия бросится истосковавшаяся по любви и ласке красавица, которая потащит жениха в гостиницу в надежде, что соскучившийся «потенциальный муж», покажет свои лучшие мужские качества. Ииии-го-го!!!
–   Бля, что же делать?! Парни! Это надо же, я ищу повод отвертеться от… Дурдом! Меня ведь не поймут! Я сам себя не понимаю… Ууууууу!
Курсант Петровский по прозвищу «Люфтваффельник» (включая все производные от данного слова) старательно полазил по заначкам и вытащил упаковку импортных презервативов «а-ля-пулеметная лента», которую (страшный дефицит) запасливый москвич контрабандой привез в училище ВВС после крайнего отпуска.
–   Возьми, с «пупырышками», сногсшибательный эффект! На стенку полезет, проверено!
–   Люфт, какие «пупырышки»?! Мы же всегда «в живую»: с резинкой,  как цветы нюхать через противогаз! Вера сразу неладное заподозрит! Парни, я пропал… Я же ее люблю! Мы жениться хотим… вот ведь с цепи сорвался, дурак!
Гнедовский был на грани отчаяния. Он обреченно заламывал руки и принимал живописные театральные позы «а-ля-Гамлет», типа: «Спать или не спать, вот в чем вопрос?!»
Комсорг 45-го классного отделения, «мудрая птица» Серега Филин, задумчиво поскреб внушительный подбородок и вкрадчиво проговаривая каждое слово, выдал следующее.
–   Так, парни! Есть одна задумка по поводу данного остро стоящего вопроса. Сейчас мы все вместе обсудим. И если мысля потечет в нужном направлении, то надо, чтобы вы ее поддержали и приняли самое активное участие в одной неприятной афере! Придеться не хило опозориться, а что делать?! За друга пострадать –   святое дело! Так вот! Валера, смело встречай свою кралю ненаглядную. Обнимайся сколько вам влезет, потискайтесь себе в удовольствие! Это не заразно, я у фельдшера в медсанчасти спрашивал. А когда дойдет до дела, ты ей прямо и честно скажи: «Так, мол и так, Верочка моя любимая и ненаглядная, я словил трипак!»
Гнедовский ожидал услышать от мудрого Филина что угодно, но только не это. Сержант в приступе острого отчаяния закатил «глаза под образа» и приготовился прыгать в окно. Причем головой на асфальт. Но предусмотрительный Филин крепко ухватил сержанта за поясной ремень и надежно зафиксировал на расстоянии вытянутой руки.
–   Валера, погодь размазывать мозги по асфальту, я еще не закончил. Не давая Вере опомниться, ты убедительно говоришь, что заболели мы все,  всё 45-е отделение! Поголовно! Мол, когда пруд училищный чистили и в воду грязную за долбанной ряской лазили, да на плоту гнилом, аки на «Титанике» плавали, то именно в тот момент и заразились… (см. «Синие паруса»)
–   Она не поверит!
–   Не поверит? Вези ее сюда! Пруд она уже видела, когда к тебе на «присягу» приезжала, а мы авторитетно подтвердим. Прямо и честно, глядя в ее глаза! Мол, так и так, вода полна различными бациллами и мерзопакостными вирусами. Вон, посмотри дорогая Вера, как они, эти самые микробы, в пруду плещутся. Вон аж какую волну поднимают эти самые возбудители всякой дряни. Отойди, типа, подальше от воды, а то они могут и на берег выпрыгивать! Парни, все как один, заболели триппером и сейчас лечатся. Не боись Валерка, поверит, как миленькая! Не может не поверить, когда 30 парней в один голос ТАКОЕ скажут. Мы же не дураки какие –   на себя наговаривать?! Триппер  это, понимаешь, триппер! Очень коварное заболевание, передающееся бытовым путем! Мужики, все согласны подтвердить?!
Толпа пришла в неописуемый восторг и дружно заревела.
–   Все!!! Даже хором!
А комсорг Филин развивал успех и вливал в мозги сержанта Гнедовского новые инструкции.
–   А потом ты ей предоставишь право выбора. Или тупо обниматься как два дурачка и целомудренно держаться за ручку или отдаться страсти, но с «пупырышками»… Кстати, Люфт, отмотай от ленты с презиками и мне пару метров для опытной эксплуатации…
Каникулы красавицы Веры и ее жаркие встречи с Валеркой Гнедовским прошли «на ура»! По словам Валерки, от неожиданной новости Вера сначала округлила очаровательные глаза и надула прелестные губки, но под давлением авторитета «общественности из 30-ти курсантов», девушка сочла за благо поверить… или сделать вид, что поверила... это уже не столь важно.
Не теряя драгоценного времени на проведение очных ставок с жертвами «лавинообразной эпидемии триппера, бушующей в грязных водах пруда училища ВВС», потенциальные муж и жена в полной мере насладились друг другом в любовных игрищах …с пикантной приправой в виде «пупырышек».
Гнедовский светился от счастья и периодически прибегал в казарму к безотказному Петровскому, который безропотно снабжал сержанта расходными боеприпасами в виде пулеметной ленты импортных презервативов с пупырышками, опустошая свой личный НЗ (неприкосновенный запас). А как же иначе?! На какие жертвы не пойдешь ради счастья своего друга.

113. Домой,  это куда?!

Летний отпуск между вторым и третьим курсом пролетел весело и стремительно, как один день. Пришло время возвращаться в альма-матер.
Нельзя сказать, что кто-то из ребят горел особым желанием вернуться в объятья строгой воинской дисциплины. Но время, отпущенное для летних каникул, закончилось и нас ждали суровые армейские будни. Одно успокаивало, что вместе с такими неизменно сопутствующими радостями воинской службы, как «любимая тумбочка» дневального, «ласковые речи» «заботливого» Пиночета и сногсшибательный вкус «желанного» бигуса на завтрак, обед и ужин, ожидалась еще и приятная встреча с ребятами.
Как ни странно, но за месяц мы успели соскучиться друг по другу. Поэтому обратная дорога в училище не казалась такой отвратной. Всем парням не терпелось поделиться с друзьями впечатлениями об отпуске.
К тому же, в училище прижилась и тщательно поддерживалась хорошая традиция –    все ребята привозили из отпуска разные домашние вкусности. В результате, еще пару недель рота питалась за счет домашних заготовок, игнорируя такие изыски военной кулинарии, как перловая каша и мясо «белого медведя» –   волосатое сало в подливке, приготовленной, не иначе, как на отработанном машинном масле.
Проклятая подливка с большим трудом отмывалась от тарелок. Ее не брал даже концентрированный стиральный порошок. Пасовал всеядный «Посудомой», который безжалостно расправлялся с чем угодно, включая эмалированное покрытие на посуде. Ацетон и бензин жалко и беспомощно стекали по любой поверхности, смазанной этой подливкой, не желая растворять ее термоядерные ингредиенты. В желудках курсантов это замечательное блюдо переваривалось очень неохотно, основательно и неспешно –   вместе со стенками пищевода недели за две, не раньше, смазывая кишечник изнутри нерастворимой жирной пленкой. С зубов эта субстанция счищалась только вместе с эмалью, безнадежно забиваясь между щетинками зубных щеток, которые потом приходилось или выбрасывать или долго и нудно отмывать хозяйственным мылом.
Вот курсанты волокли из отпуска огромные баулы, битком набитые всякой домашней снедью. Исходя из обширной географии СССР, получалось достойное разнообразие: от прибалтийских копченых колбас и доброго украинского сала, тающего во рту, черной астраханской икры до пресных таджикских лепешек и острого армянского сыра и прочее, прочее, прочее. И все это великолепие многонациональной кухни великой страны радикально скрашивало скудный училищный рацион. Особенно в первые дни после отпуска.
В автобусе № 12, маршрут которого проходил мимо училища ВВС, ехали одни курсанты. Веселая братия живо и горячо делилась самыми яркими воспоминаниями о проведенном отпуске, задорно пересказывая животрепещущие и смешные моменты своего отдыха, достаточно напряженного и насыщенного различными приятными событиями. Кто-то хвалился ровным шикарным загаром, кто-то показывал фотографию своей новой подружки-красотки:  шум, гам, хохот, веселье, шутки.
Но смеялись и веселились далеко не все пассажиры автобуса. Известный краснобай и баламут  Витя Копыто скромно сидел на огромной сумке, небрежно брошенной на пол автобуса, и с молчаливой тоской слушал рассказы о стремительных любовных похождениях и категорически отказывался смотреть на фотоснимки умопомрачительных красавиц. Равнодушие знатного ловеласа к загорелым женским телесам было совершенно необъяснимо. Причина столь пуританского поведения Виктора вскрылась через пару автобусных остановок.
Оказывается, Витя Копыто умудрился скоропостижно жениться, о чем красноречиво сигнализировало новенькое обручальное кольцо, блестевшее на безымянном пальце. Это известие повергло всех курсантов в глубокий шок. От кого-кого, но от любвеобильного Копыто, с его неконтролируемой гиперпотенцией, такого необдуманного шага никто не ожидал.
Самое непонятное, что в глубокой прострации находился и сам молодой муж. На все многочисленные вопросы о его второй половинке, а так же о причинах, приведших к таким необратимым последствиям, Витя лишь часто, глубоко и тяжело вздыхал и молча отмахивался рукой с золотым кольцом на пальце.
Парень был, явно, в тяжелой депрессии. Вот угораздило, так угораздило?! Витька реально попал! Хотелось бы посмотреть на даму, которая за столь короткий срок умудрилась окрутить искушенного в амурных делах прожженного казарменного Казанову и успешно довести его до дверей ЗАГСа!
Скорее всего, Копыто опьяненный сладким воздухом свободы, ушел в глубокий разудалый загул и женился, фактически, не приходя в сознание. На автопилоте! Очнулся, так сказать, уже мужем, и не дай Бог, многодетным отцом?! Ладно, не будем гадать и домысливать! Отойдет от шока, сам расскажет.
Вытряхнувшись из автобуса на остановке «Авиаучилище», галдящая толпа, подхватив чемоданы и объемные спортивные сумки, дружно двинулась к КПП –   контрольно-пропускному пункту.
От остановки автобуса до КПП вела асфальтированная дорога, прямолинейная, аки канцелярская линейка.
Вскоре показался знаменитый училищный пруд, расположенный непосредственно возле двухэтажного здания КПП и задранный в небо памятник легендарному истребителю МИГ-21. Сладкое волнение и легкая нервозность охватили всех, без исключения. Дома! Мы дома!!!
Пусть, не в родительском доме, но за два года учебы училище стало нашим вторым домом. Не очень уютным и комфортным, конечно, но все же родным и даже любимым.
По мере приближения к училищу всех стало охватывать чувство, похожее на смутное беспокойство. Еще бы, у ворот альма-матер творилось нечто непонятное. У здания КПП колыхалось и штормило однородное зеленое море, состоящее из курсантов-отпускников.
Хм, к чему бы это?!
Итак, прямо перед воротами КПП толпился весь 1-й батальон в полном составе –   без малого 1000 человек. Все в парадной форме, с чемоданами в руках. Ворота КПП были наглухо закрыты, и открывать их никто не торопился.
Вот это, да?! Такого в истории училища еще не было. Понятно, когда ворота закрывают, чтобы лишить курсантов свободы и запереть касатиков внутри охраняемой территории, обтянутой многочисленными рядами колючей проволоки. Но чтобы держать ребят на свободе, не принимая в крепкие и заботливые объятья отцов-командиров?! Это уже, что-то из области фантастики! Чтобы армия добровольно отказалась от 1000 молодых и крепких парней и спокойно отпустила неуправляемое стадо на все четыре стороны. Не бывало такого!

114. Из достоверных источников

Приблизившись к «зеленому морю», мы окунулись в его край, став частью прибрежной волны. Пробиться к воротам КПП через плотную толпу не было шансов, поэтому, максимально оттопырив уши, начали впитывать слухи и догадки –   собирать информацию.
Толком никто ничего не знал, но галдели все и сразу. Слухи были один страшнее другого.
–  Училище расформировали. Армию разгоняют. Новый курс партии, во как! Перестройка гребаная! Горбачеву ВВС не нужны! Пошел по стопам Хрущева, оставляют только ракетчиков, Америку пугать, и внутренние войска, чтобы народ сажать и охранять, где положено. Лучше бы разговаривать по-русски научился без ошибок! Знаете его новое прозвище? Нет?! Переведите на английский: «Мир, дверь, мяч!» Что получается?
–   Peace Door Ball  «Писдобол!»
–   То-то!
–    А нас куда?
–   Куда-куда?! На кудыкину гору, воровать помидоры. Кто изъявит желание доучиться и стать офицерами Красной армии, тех переведут в Ракетное училище. Причем, только на первый курс.
–   Иди ты…
–   Сам не хочу! Но это чистая правда. Наши два года на фиг, коту под хвост! Типа, потренировались! Слышите эхо? Это ракетчики в своем сраном училище ржут над нами. Потешаются.
–   Не может быть! Это же полный *здец!
– Точно, уже списки составляют! Говорят, даже казарму у стратегов для наших перебежчиков выделили. Но, это не все плохие новости. Есть еще одна. Кто не захочет в ракетчики подать, берут в конвоиры!
–   Вот уж, точно, конец света!
–   Но что характерно радует, сразу на второй курс. Правда, мест не очень много, казематов и тюрем на всех не хватает. Конкурс большой! Надо еще заслужить такое счастье. Для сексотов предпочтение.
–   Трещишь?!
–   Не хотите, не верьте. Кстати, у комсомольских активистов и отличников есть право выбора. Остальным тупо засчитают два года учебы за «срочку» в армию и –   на дембель. Вот так! Говорят, что будут предлагать прапорщиками в строевые части. Предпочтительно в Афганистан.
–   Нет, не может быть. Горбатый, конечно, еще тот мудак, но до Хрущева ему далеко. 
–   Дело ваше, но говорят, что уже «помидорные» погоны привезли, чтобы все желающие смогли перешить на своей форме
В наш разговор включались все новые собеседники, готовые поделиться тем, что узнали сами. Некоторые были очень раздражены и несли законченную чушь.
–   Закрой вафельник пока не нагрузили! Не слушайте, балалайку. Он глумится над вами, а сам ни хрена не знает. Короче, из достоверных источников и только для вас. В училище под главный учебным корпусом нашли авиабомбу времен Второй мировой… немецкую. Фашисты бомбили город, а она упала и все. Лежит в повале здоровенная германская подлюка, ржавая чушка, килограмм на 500-т! Не взорвалась в свое время. А мы по ней сколько лет бегали?! На волосок от смерти были! Саперов уже вызвали. Обещали скоро подъехать, чтобы разминировать. Ждем! Полтонны тротила  аргумент! Все разнесет в пыль! Мало не покажется!
–   Ты что, дурак?! Нет, ты не дурак! Ты –   люфтваффельник, вот кто!!! Какая, на хрен, бомба германская?! Мы с тобой, на Урале –   в глубине страны, 1500 километров от Москвы. Немец в Москве никогда не был, но бомбил. Да и то, по обещанию Геринга. А все больше, в дерзких мечтаниях и в речах главного сказочника Германии  доктора Геббельса. Какая немецкая бомба?! Каким ветром ее сюда занесло? На воздушном шаре или на бумажном змее немчура свою бомбу до Урала тащили? А?! Включи мозг, подумай! Иди отсюда, дятел! Люфтганза сраная! Вермахт водоплавающий! Сейчас в пруду искупаем, дурилка фанерная. Учи историю, двоечник! Ганс Христиан Андерсен! Тебя послушать, так сейчас посреди нашего пруда атомная субмарина ВМС США всплывет! Капитан выйдет на мостик и заблеет жалобно: «Извините, мы сами не местные! Компас сломался, уран для реактора на исходе, корпус течет. Укажите, пожалуйста, направление на запад, люди добрые!
Иди отсюда, внук доктора Геббельса, правнук Троцкого!
Посрамленный «всезнайка» скрылся в толпе, корректировать байку, а так же искать более достойные и благодарные уши, чем наши. Но, незамедлительно появился новый «осведомленный источник» информации.
–   Мужики, дело говно! В училище зараза, эпидемия! То ли ящур, то ли чума?! А возможно, что холера или черная оспа! Короче, два батальона уже передохло. Реально! В училище море трупов! Все казармы забиты, складировать негде. Сначала в столовой складывали в холодильнике вместе с мясом. Теперь прямо в казармах на своих койках лежат, голубчики. А сверху ребятушки усопшие хлоркой засыпаны. Толстым слоем… Вот так парни, на кладбище приехали. В морг! За свинарником экскаватор работает, братскую могилу роет. Огромную! Такие дела наши скорбные.

115. Пир во время чумы

Долго бы, коротко, народ кормился небылицами, но скрипнули петли калитки и нам навстречу вышел офицер в белом халате.
Опаньки, врач! Толпа курсантов инстинктивно отшатнулась и медленно попятилась назад. Значит, точно: чума, холера, черная оспа и мор?! Шум и галдеж мгновенно затих.
Врач взял в руки мегафон, залез на широкий фундамент КПП и начал говорить.
–   Товарищи курсанты, попрошу без паники! В училище эпидемия!
1000 человек панически шарахнулась и попятилась назад, оставляя перед доктором обширную проплешину пустого пространства. Врач придвинулся ближе, ребята отступили еще дальше. Кто-то из парней, выдавленный плотной толпой, оказался на самом краю берега пруда и отчаянно балансируя, хватался за впереди стоящих ребят, чтобы не упасть в мутную воду, густо заросшую ряской. Тем временем, доктор продолжил.
–   Товарищи курсанты, командование училища поручило мне довести до вас важную информацию. В настоящий момент в училище зафиксирована вспышка заболевания дизентерией. Источник заразы пока не выявлен. На территории училища установлен карантин, со всеми вытекающими отсюда последствиями и ограничениями. В настоящий момент командование училища решает вопрос о целесообразности вашего присутствия на территории, объявленной в зоне карантина. Начальник училища просит соблюдать спокойствие и воинскую дисциплину. Сейчас проводится экстренное совещание. По факту его завершения, результаты вам сообщат дополнительно. Всем спасибо за внимание. Никому никуда не расходиться.
Медик слез с возвышения и скрылся на территории училища. Металлическая калитка с лязганьем закрылась за его спиной. Толпа загудела и зашевелилась с новой силой. Взбудораженные известием, курсанты начали перетекать с места на место, выискивая ребят из своих подразделений.
Все горячо обсуждали услышанное. В воздухе разносились новые слухи. Наше классное отделение компактно собралось под МиГ-21. В принципе, это была территория, закрепленная за 45-м классным отделением и мы регулярно вычищали ее от опавших листьев и снега. Поэтому все ребята спонтанно собрались в знакомом и привычном для нас месте и стали высказываться по поводу последних официальных известий. Курсант Полимонов сиял от счастья и болтал без умолку.
–   Парни, сейчас, нам выпишут новые отпускные билеты и продлят отпуск. Вот свезло, так свезло. Опять по домам. Ура! Да здравствует эпидемия!
Рассудительный Лелик был иного мнения. Его аргументы весомо ложились на воздушные замки и розовые эмоции Полимона.
–   Погоди веселиться. Мне не верится, что нас так легко отпустят. Если мы разъедемся по домам, то родители нас спросят: «А что случилось?» И мы все дружно расскажем про целую армию военных засранцев, побежденных эпидемией дизентерии. А дальше во всех концах нашей необъятной Родины поползут слухи. Один страшнее, другого. Люди такое придумают и наплетут?! Мама не горюй! Хренушки, нас отпустят. Волнует другое. Если источник заразы не найден, как мы жрать будем? Мы же все тоже заразимся. Дизентерия  это жидкий стул круглое время суток, во как.
Ребята задумались. Всем стало не по себе. Да и кушать уже хотелось, аж под ложечкой сосало. Было слышно, как у многих урчало в животе. Молодые здоровые организмы требовали калорий в виде вкусной и обильной пищи.
 Витя Копыто первым нарушил гнетущую тишину. Он небрежно пнул ногой по тяжелой спортивной сумке, которая отозвалась звоном стекла до боли знакомым каждому.
–   Парни, я тут женился давеча. Короче, так получилось. Пока не спрашивайте, потом сам расскажу. Насколько я понимаю дизентерия –   это зараза! А супротив заразы у меня есть знатная дезинфекция. Я когда на свадьбе женихом оказался, то о вас, кстати, сразу вспомнил и позаботился. Тут в сумке ровно 20 бутылок «беленькой». Еле допер. Давайте пожуем что-нибудь и заодно кишки продезинфицируем заранее. Все равно чемоданы обшманают и все продукты отберут с этим долбанным карантином. Вот увидите! Кстати, Адиль полный чемодан копченой мастурБы привез. У меня уже слюнки текут, по запаху чую. Адиль, я прав?!
Смуглолицый Адиль белоснежно улыбнулся и утвердительно кивнул головой. Ребята повеселели. Наша невеселая ситуация явно имела положительные моменты. Все начали поспешно раскрывать сумки, чемоданы, пакеты и выкладывать привезенные из дома продукты прямо на пьедестал МиГ-21. Курсант Филин под общий хохот поправил Копыто.
–  Витя, наш драгоценный стихоплет Адиль привез умопомрачительную по вкусу бастурму. За что ему огромное человеческое спасибо, честь и хвала, поклон до земли. А мастурба  это то, чем ты каждую ночь у себя под одеялом занимаешься! Когда правой рукой, а когда  левой! Вот подрастешь немного, тогда двумя ручонками начнешь свою мастурбу гонять, если тебя молодая жена с полового довольствия снимет и на сухой паек переведет!
Под общий хохот, настроение улучшалось прямо пропорционально количеству съеденного и выпитого. В результате незапланированного обеда, мы отметили неожиданную свадьбу Виктора, дружно выпили за скорейшее выздоровление всех заболевших …и еще много за что.
Солнце клонилось к закату, гора пустых бутылок пополнялась, запасы продуктов таяли. Вокруг импровизированного пикника нашего 45-го отделения остальные ребята из 1-го батальона так же сформировали посиделки и с завидным аппетитом подъедали домашние припасы.

116. Дизель

Когда начало темнеть, ворота КПП распахнулись и родное училище все же приняло нас в свои объятья.
Командование решило не продлевать нам отпуск, а возложить на хрупкие юношеские плечи всю заботу по обеспечению полномасштабного функционирования инфраструктуры училища ВВС.
Пока мы ели и пили, сидя на травке у закрытых ворот КПП, в отделе планирования умные офицерские головы расписали все наряды, хозяйственные работы, караулы, патрули и прочее-прочее-прочее исключительно между подразделениями 1-го батальона.
Каждому из 1000 человек определили свое место на весь период карантина. Курсантов запрягли в двухсменную систему несения дежурств. Получалось, что мы заступали на работы и в наряды через сутки. Заработал военный принцип внеочередных нарядов: «Через день на ремень». Сутки нарядов, сутки отдыха и такая карусель до особого распоряжения.
1-ой роте нашего батальона «повезло» особо. На нее возложили заботу об «обсерватории». Оказывается, больных и немощных было настолько много, что под «обсервацию-резервацию» выделили 3-х этажное отдельно стоящее здание, куда складировали всех обгадившихся.
Дизентерия славится слабостью живота и поэтому в туалеты «обсерватории» стояла постоянная живая очередь. Причем, бесконечная. Многие страждущие просто не успевали ее выстоять и гадили прямо себе в штаны. Запах в помещении «резервации» стоял сногсшибательный. Угроза заразиться и занять койку по соседству –   для ребят из 1-ой роты была более чем актуальной. Не позавидуешь.
Неунывающие парни из 1-ой роты внесли рационализаторское предложение, переименовав дизентерию в «дизель». Ибо, страдающий дизентиреей организм, находясь на своем постоянном месте дислокации, то есть –   в туалете, издавал такие же звуки, как старый дизельный двигатель, работающий на некачественной солярке.
Справедливости ради, у дизеля запах выхлопа был гораздо приятней, чем от выхлопа обделавшегося курсанта. Тем не менее, предложение прижилось, пошло в народ и даже на уровне офицерского состава, поганая зараза, завалившая на лопатки без малого два батальона курсантов, именовалась исключительно как «дизель».
Что ни говори, а на героических ребят из 1-ой роты свалилась самая грязная, тяжелая и вонючая работа. Они кормили, поили больных ребят, разносили лекарства, выполняли работу сиделок и санитарок. Мыли и убирали помещения «обсерватории», включая туалеты с обдристанными стенами и потолком. Тащили всю внутреннюю службу. Помогали валившимся с ног от усталости дипломированным военным врачам. Им никто не завидовал, их все жалели и желали им выдержки, терпения и крепкого здоровья. Попасть на их место, пусть даже на время, желающих не было. Вообще!
Остальным курсантам нашего несчастного батальона тоже досталось «будь здоров». Из курсантов сформировали команды по законам военного времени.
Так же в батальоне был собран сводный резерв, призванный оперативно затыкать дыры в рядах борцов с «дизелем», которых этот самый «дизель» в самой ближайшей перспективе неизбежно свалит с ног. И валил… особенно 1-ю роту!!!

 117. Дискотека

Ваш покорный слуга получил распоряжение возглавить команду из пяти человек и заступить в бессменное дежурство по посудомойке в курсантской столовой. Но, не через день на ремень! Нет, нас назначили мыть посуду ежедневно, без права замены и отдыха!
Нашу команду даже не водили в баню, справедливо полагая что, работая по уши в воде, курсанты помоются сами, автоматически. А спинку потереть и белье сменить на чистое –   это уже изыски, сейчас не до них. Грязное белье и портянки можно вместе с посудой постирать, в одной ванной. Короче, проявите смекалку, подумайте, выкрутитесь, не первый день в армии. Тяготы и лишения воинской службы в тексте Присяги прописаны. Дерзайте, ребята! Успехов вам, менять вас просто некем.
Посудомойка, так называемая «дискотека» –    это небольшое помещение в столовой, где в центре комнаты расположена вечно сломанная посудомоечная машина, а в остальном стесненном пространстве стоят шесть обычных эмалированных ванн. Таких же, как те, что стоят у вас дома. В этих ваннах и приходилось мыть бачки, кастрюли, тарелки, ложки, вилки для 1000 курсантов 1-го батальона. И так три раза в день, после завтрака, обеда и ужина. Учитывая, что «посудомойка» находилась на втором этаже, а варочный цех с горячей водой на первом, то подогретую воду приходилось таскать вверх по лестнице. Таскать в объемах, необходимых для наполнения шести ванн. И так три раза в день. Хорошая зарядка, не правда ли?!
Перед мытьем грязной посуды, ее надо было собрать со столов, вычистить объедки и, спустив их вниз на первый этаж, загрузить в огромную бочку для отправки на свинарник. Военные свинки тоже стояли на продовольственно-объедочном довольствии и ждали своего трехразового питания, несмотря на различные эпидемии и прочие напасти. И так тоже три раза в день. Учитывая, что при любой кишечно-пищевой эпидемии особое внимание уделяется чистоте посуды, то и проверяющие от медсанчасти и штаба, организованного для борьбы с «дизелем», проверяли нас с особым пристрастием и фанатичным остервенением. Как-будто именно от нас пошла зараза, поработившая личный состав и загнавшая его в «обсервацию».
Наша дружная пятерка «ди джеев» с достоинством принимала все замечания и пожелания суровых и строгих проверяющих лиц. Посуда отмывалась до характерного скрипа, который резал слух при малейшей попытке провести пальцем по идеально чистой поверхности.
От использования стирального порошка и хлорки в огромных количествах, а так же такой дряни, как лизол и прочая химия, призванной  эффективно и безжалостно уничтожать все виды бацилл и бактерий, наши руки сначала побелели, а потом кожа истончилась, начала трескаться и покрылась незаживающими язвами и болячками. На все просьбы хотя бы о кратковременной замене, нам отвечали, что людей нет, и ко всему прочему, наша команда очень хорошо справляется с поставленной задачей.
–   Достойной замены для нас просто не найти. Родина нами гордится! Так держать, парни! Ура!
Приятно услышать столь лестный отзыв. Но руки нещадно болели и кровоточили. В адском коктейле из моющих средств бесследно растворились толстенные грубые мозоли, которые была набиты на ладонях от ежедневных занятий на турнике и брусьях в спортивном уголке.
Чистота посуды давалась нам тяжело, очень тяжело. Днями напролет мы работали в мокрой одежде, с руками, изъеденными хлоркой.
Трое ребят, включая меня, обварили паром глаза. В медсанчасти дежурный фельдшер заложил каждому «ослепшему» за нижнее веко какую-то глазную мазь, которая несколько заглушила болевые ощущения и все. Облегчив страдания, нас вернули на «дискотеку» мыть посуду дальше.
В расположение родной роты мы возвращались, зачастую, уже после вечерней поверки. Молча кивали дневальному в знак приветствия и проходили в спальное помещение. Нас никто ни о чем не спрашивал. Говорить не хотелось, от хронической усталости язык не ворочался. Мы не умывались, так как на воду смотреть уже никто не мог. От постоянного пребывания по колено в воде разбухли сапоги. Стащить их с ног перед сном и обуть утром было весьма проблематично. Снять сапоги можно было только при помощи товарища. За ночь яловые сапоги почти не просыхали. Летом казарменная сушилка не работала.
Обессиленные и жалкие, мы валились на койки. По ночам снились тарелки, «дискотека» не отпускала нас даже во сне.
Положение остальных ребят тоже, мягко говоря, было не фонтан. Кое-кто ходил в караул через день, а там – боевые посты, оружие, боеприпасы. Измотанные ребята, разряжая оружие, путали последовательность уставных действий и частенько по ночам, особенно где-то в районе 4-х часов утра, когда сон накатывается вопреки желанию и воле курсанта, раздавалась короткая очередь. Ничего не поделаешь, объективная реальность! Хронический недосып и патологическая усталость делали свое дело! Народ тихо тупел.
Одно хорошо –    пули летели в резиновый коврик пулеулавливателя, пострадавших не было и как правило, на следующую ночь или через ночь, сонную тишину опять разрывали звуки очередных незапланированных выстрелов. Парни реально валились с ног и страшно «тормозили».
Доставалось всем. Курсанты напоминали некачественно собранных роботов с их характерными отрывистыми движениями и с горящими в темноте красными глазами  «а-ля-Терминаторы». Хроническая усталость стала ближайшей подругой каждого парня, оставшегося на ногах.
 Самое парадоксальное, что эпидемия не прекращалась, не смотря на все титанические усилия военных медиков. Каждый день новые группы обгадившихся ребят исчезали за дверью бездонной «обсерватории». В тотальной войне с жидкой заразой перевес и подавляющее превосходство было явно на стороне коварного «дизеля».
Командование училища, в порыве отчаяния, пошло на крайние меры. В воду, предназначенную для приготовления пищи, стали добавлять лошадиные дозы хлорки и лизола. Думаю, что это не очень полезно для 18-20-ти летних парней. Но нашего мнения никто не спрашивал.
Перед входом в столовую поставили алюминиевые баки с зелеными лимонами. Перед посещением столовой подразделение курсантов выстраивалось в колонну по одному и, заходя во внутрь здания, каждый брал из бака зеленый лимон, который был обязан съесть целиком и полностью  вместе с кожурой.
Следующим распоряжением, нам строго-настрого запретили пользоваться училищным водопроводом и стали завозить воду в цистернах из города. Привезенную воду курсанты набирали в личные 800-граммовую фляжки. Разрешалось пить только ее.
Во время проведения вечерней поверки, каждому выдавались какие-то таблетки, которые надлежало незамедлительно проглотить после того как ответственный офицер, огласил твою фамилию. Факт заглатывания таблеток строго контролировался. И так далее и тому подобное.
Несмотря на хроническое недосыпание и усталость, мы набирались ума и опыта. Делали разумные выводы из происходящего и пытались, по возможности, облегчить жизнь самим себе и окружающим. Покумекав пару дней, нам удалось реанимировать «безнадежную» посудомоечную машину, которая простояла без малейшего намека на движения далеко не один год.
Запустили машину и жить стало веселей, появилось время отдышаться. Контактировать с хлоркой стали меньше, раны на руках стали постепенно затягиваться. Появилась небольшая возможность кратковременно вздремнуть после обеда или недолго понежиться на солнышке.

118. Торжество ретрограда или капкан регресса

Именно за этим благим занятием нас и застал Пиночет. Однажды зайдя в столовую, дабы проконтролировать наличие личного состава, он был несказанно удивлен и ошарашен. В помещении посудомойки со страшным скрежетом и лязганьем, вопреки всем законам физики и здравого смысла, работала древняя посудомоечная машина. Один из курсантов, не торопясь и без лишней суеты, ставил на ленту транспортера грязные тарелки, а другой курсант снимал уже чистые тарелки и аккуратно раскладывал их на стеллажи для просушки.
Пиночет призадумался. На его памяти, эту машину неоднократно и безуспешно пыталась отремонтировать многочисленная бригада наладчиков с завода-изготовителя, бригадир которой раздраженно посоветовал выкинуть данный образец металлохлама на ближайшую свалку.
Пиночет нахмурился.
–   Курсант Петровский! А где остальные три человека из состава наряда?
–   Выносят объедки, для своевременной доставки их на свинарник, товарищ полковник.
Петровский не успел предупредить о надвигающейся опасности и Пиночет нашел нас троих, мирно загорающих на трубах теплотрассы. Пустые бачки из под объедков валялись рядом. Бочка с едой для свинок давно была отбуксирована на свинарник. Погрузившись в полусонную негу мы лежали на солнышке и не заметили приближающегося комбата, который находился в крайней степени раздражения (впрочем, это было его обычное состояние). А когда заметили, было уже поздно.
–    Симонов!
–    Я, товарищ полковник!
–   Ага, Пономарев и Копыто! Все здесь, голубчики! Загораете, значит?! Все училище в поте лица, не жалея сил, воюет с заразой, а вы тут балдеете?!
–   Товарищ полковник, мы только-только вышли. Замотались вконец и просто валимся с ног. Машину посудомоечную отремонтировали своими силами, чтобы полегче...
–   Симонов, трое суток ареста!
–    За что, товарищ полковник?
–    Пять суток!
–    Есть, пять суток!
(Лучше ограничиться  5-ю сутками, чем неизбежно раскрутиться на «червонец» и не дай бог, еще на «гарнизонку», там вообще можно на месяц зависнуть)
–   Кому прикажете передать дискотеку? Тьфу, то есть посудомойку.
–   Никому, после карантина отсидишь, голубчик! Кстати, насчет посудомоечной машины... За мной!
Волоча пустые бачки из-под объедков, мы еле поспевали за Пиночетом, который был свеж, бодр и легок на ноги. На бегу я, по наивности, предполагал, что комбат по достоинству оценит наш рационализаторский талант и объявит амнистию за исправленную машину, а возможно, начислит заслуженную благодарность, но я ошибся. Надо было знать полковника Серова!
Пиночет стремительно взбежал по ступенькам на второй этаж и зашел в помещение посудомойки. Обойдя работающую машину со всех сторон и тщательно осмотрев ее, он взял штыковую лопату, которой мы размешивали стиральный порошок в ваннах с водой, и вставил черенок в ленту транспортера. Машина жалобно хрюкнула, в ее недрах что-то рыкнуло, запахло горелой изоляцией. Клеммная коробка ярко заискрила и машина, жалобно звякнув, остановилась.  Чудо автоматической техники умерло на наших глазах. Навсегда.
Удовлетворенный Пиночет выдернул силовые кабеля из щитка управления, помахал ими у нас перед носом. Затем изрек следующее.
–   Вот так! Не хрен бездельем маяться. Ишь, чего удумали. Загорают! Слишком много свободного времени у вас появилось, того и гляди, в самоволки начнете бегать. Заразу по городу разносить!
–   Товарищ полковник, мы хотели, как лучше! Чтобы быстрее… и посуда чище отмывается. Ее только сполоснуть остается.
–   А мне не надо быстрее. Мне не надо лучше. Надо, чтобы вы были всегда при деле. Праздношатающийся курсант  –   это предпосылка к нарушению воинской дисциплины. А чище, грязнее?! Какая разница! Механизацию им подавай?! Ручками, ручками! Может, еще прикажете вам маникюр сделать?!
Довольный собой, комбат ушел проверять остальные места работы курсантов. Научно-технический прогресс прошел стороной мимо нашей посудомойки. Технологический этап в развитии курсантского общества закончился, мы опять вернулись в каменный век и перешли к низкопроизводительному ручному труду. Эра автоматизации монотонных и трудозатратных процессов была пресечена на корню ярым ретроградом и мракобесом Пиночетом.
Сопровождая 1-й батальон в столовую, полковник Серов три раза в день заглядывал в посудомойку и лично контролировал, чтобы состав наряда «дискотеки» работал «своими руками», а посудомоечная машина продолжала стоять без движения. И так продолжалось больше месяца.

119. Приятный сюрприз

Вокруг нас неукротимо свирепствует эпидемия коварной дизентерии –   «дизель», которая безжалостно выкашивает курсантские ряды. Каждое утро здоровых ребят остается все меньше, а заразившихся и обгадивших галифе –   все больше. «Дизель» уверенно набирает обороты, растет вширь и вглубь, неуклонно превращая территорию училища ВВС в позорную зону вонючего бедствия.
–   Дизентерия?! Фу! Как это мерзко и неэстетично! Болезнь грязных рук! Фи! Все военные такие грязнули, не иначе?! Стыдно болеть дизентерией! Стыдно, особенно в наши дни, да еще и в масштабах целого военного училища! Есть повод задуматься, кому следует...
Сплоченная бригада бессменно днюет и ночует в училищной посудомойке-«дискотеке».
Канул почти месяц беспросветной борьбы с дурнопахнущим заболеванием. Уже почти половина курсантов училища ВВС валяется в трехэтажном изоляторе- «обсерватории» (от слова «серить»). От зеленых лимонов, лежащих в огромных 50-литровых бачках на входе, в курсантскую столовую всех мучает изжога. Приготовленная пища отдает морской солью. Сама курсантская столовая, все казармы и учебные корпуса провоняли хлоркой и лизолом чуть ли не до рези в глазах.
В училище, фактически, никто не учится, т.к. половина курсантов лечится, глотая всевозможные таблетки полными горстями, а другая половина,  пока еще здоровая, скрипя зубами тащит все наряды, караулы и подсобные работы. «Через день на ремень»  –   жестокий график, а куда деваться?!
Еще повезло, что не попали в обслуживающий персонал «обсерватории», там уже точно хватанули бы прилипчивую заразу и свалились бы на пустующие койки, пополняя бесконечную очередь к ближайшему туалету.
Состав 1-го учебного батальона, которому выпала «почетная обязанность» исполнять роль санитаров, несет катастрофические потери. Ребята падают один за другим. Тихий ужас! А ведь на их месте могли бы оказаться и мы!
Поэтому, как ни крути, а предпочтительней пахать день и ночь, стоя по колено в воде, разлитой на скольком полу …и погрузившись почти по пояс в ванну с раствором «посудомоя» и лизола, нежели бегать от провонявшей койки до обгаженного чуть ли не до самого потолка туалета в обсервации-резервации. А потом еще стоять в позе «бегущего египтянина» со штанами, покуда очередной эскулап-докторишка из училищной медсанчасти будет скрупулезно копошиться длинной палкой с куском ваты на конце в твоей заднице в поисках коварного возбудителя проклятой дизентерии. Короче, полный *здец, а не перспектива! Из двух зол всегда выбирают меньшее, не так ли?! Поэтому, посудомойка –   forever!
Как-то возвращаясь в казарму глубоко за полночь и еле передвигая опухшие ноги в мокрых и неподъемных сапогах, застали дневального на тумбочке,  парнишку из 41 к/о Игореху Трофимова, за несколько необычным занятием.
Не иначе, от беспросветной тоски и чтобы окончательно не сойти с ума от обрыдло-бесконечного наряда по роте, курсант Трофимов повесил на шею гитару с тремя струнами и, закатив глаза «под образа», самозабвенно наигрывал нетленную композицию «Игги Поп», смысла которой никто из нас не понимал. Но там присутствовали до боли знакомые слова, типа: «Эй, деффка!». Такие приятные для ушей любого курсанта  «Эй, девка!», «Эй, детка!», похоже, не так ли?!
Честно говоря, у Трофима получалось весьма недурственно. Что ни говори, а в армейке в избытке по-настоящему талантливых ребят, которые могли бы заслуженно блистать на эстрадных подмостках.
Дневальный по роте сидел на тумбочке, покачиваясь телом в такт замысловатой мелодии. При этом еще периодически отстукивая пальцами на треснувшей деке гитары соло ударника  (одновременно не переставая виртуозно бренчать по струнам). Обалдеть, Паганини отдыхает!
Оригинальный состав «Игги Поп» удавился бы от приступа зависти, если бы услышал интерпретацию всемирного хита с ключевой фразой «Эй, деффка» в исполнении курсанта 4-й роты Игорехи Трофимова.
Вяло среагировав на хлопок входной двери и по-стариковски шаркающие шаги, дневальный лениво открыл один глаз. Увидев Витю Копыто и не прекращая терзать разбитую гитару, Игореха монотонно пробубнил в ритм музыке:
–  Копыто, танцуй! Тебе посылка! Если будет домашний харч или любая спиртосодержащая жидкость хотя бы на пару градусов больше водопроводной воды, я завсегда помогу употребить и то и это… Эй, деффка, ааааааАААааааа…
Послав дневального по роте по общеизвестному адресу,  Витя Копыто вытянул из под его задницы почтовую квитанцию. Жадно пробежав глазами по адресу отправителя, откровенно уставший Витя  помрачнел еще больше.
Хм, странно?! Получив квиток на посылку из дома, курсант Копыто не выказал даже намека на радость. Зато вся бригада, откровенно задрюканная монотонной работой за весь предыдущий месяц, заметно оживилась в предчувствии перспективы полакомиться какими-нибудь домашними вкусностями.
Киевлянин Лелик Пономарев, зацепив указательным пальцем тщедушную тушку Копыто за поясной ремень и ласково заглядывая в его глазенки сверху вниз, с нескрываемой нежностью в голосе, мягко буркнул.
–   - Хоть пожуем чего домашнего… А, Витек?! Пожуем ведь?! А то столовская дрянь уже никуда не лезет… Одни лимоны чего стоят?! Брррррр! Хочешь, завтра я свой лимон тебе подарю? К чаю…
–   Пожуем, пожуем… без вопросов. Эх…
Недоуменно глядя на откровенно потухшего Витю, Лелик поинтересовался.
–    Из дома посылочка, Витенька?! Вес какой?
–   Угу, из дома… от жены. Вес?! Вес 20 кг.
Оп-паньки! Услышав неожиданный ответ с ключевым словом «жена», курсантская братия заметно оживилась.
–   От жены?! Слышали парни?! От жены! Жена  это… ЖЕНА! Понимать надо! Витя, завтра рэксом гони на почту и тащи посылку прямо в столовую. Посмотрим, что тебе молодая ЖЕНА прислала. Проинспектируем, так сказать, степень и уровень ее заботы о молодом и горячо любимом супруге, хе-хе…
Дневальный по роте, продолжая монотонно бренчать на трех уцелевших струнах раздолбанной гитары –   уже как на арфе, не переставая тупо бубнить «эй, деффка»,  вставил весомую реплику.
–   Карантин, парни! Забыли, что ли? Все посылки надлежит вскрывать только пред строгими очами старшины роты или в присутствии дежурного офицера! Продукты и все отдаленно похожее на съестное, включая консервы, пресервы и прочую домашнюю консервацию, изымаются подчистую в фонд ближайшей мусорки и безжалостно уничтожается в канцелярии роты в присутствии хозяина продуктов, дабы треклятый «дизель» не плодился и не множился… во как! Эй, деффка… ааааааАААааааа…
Тут уж на правах старшего в команде курсантов-посудомоек, пришла моя очередь выказывать свое  возмущение.
–   Вот, ёпт! У себя дома что-то мы этим сраным «дизелем» никогда не болели. И даже не слышали про подобную дрянь… а тут категорично пользительные для здоровья молодых организмов домашние продукты, присланные заботливой мамой… пардон, МОЛОДОЙ ЖЕНОЙ –   и в мусорку?! Вот уж, хрен! Завтра тайно вскроем посылку в ближайших от почты кустах, что надо изымем и заберем с собой, а ящик заколотим взад. Лелик все притащит в столовку, скрытно естесссссссно. А Витек демонстративно прогуляется в казарму и повторно вскроет ящик в каптерке у старшины.
С огромным трудом разувшись, в полуобморочном состоянии попадали в койки с давно провисшими пружинами.  Даже не умылись на ночь. А какой смысл?! И так целый день копошимся в воде насквозь промокшие, высыхать не успеваем! Все, спать…
Пробыв в глубоком обмороке до команды «Подъем», в соответствии с ранее утвержденным незамысловатым планом, разделились на две группы.
Пока разводили «посудомой» в древних эмалированных ваннах, приспособленных исключительно для ручной мойки больших объемов посуды, и таскали из варочного цеха горячую воду, с училищной почты притопал Лелик Пономарев с вещмешком на плече. Его смуглая физиономия светилась от счастья аки «Прожектор перестройки».
–   Пацаны, живем! Витькина жена –   хозяйственная, заботливая и по-бабски мудрая, бля буду… Просто сокровище и ангел воплоти!
–   Чего это ты разошелся на неслыханные комплименты и дифирамбы в адрес чужой жены, Леля?!
Улыбаясь образцовым голливудским смайлом от уха до уха, киевлянин театральным движением расстегнул гимнастерку и вытянул из-за ремня толстенькую резиновую грелку. Самую обычную медицинскую грелку грязно бордового цвета… но раздутую до неприличия.
–   Ву-а-ля! Конь и як в одном флаконе!
Мы дружно взвыли от восторга, не в силах сдержать бурные эмоции. Ай, какая умница, женушка Витьки Копыто! Вот удружила!
Довольный произведенным эффектом, Лелик неспешно развязал вещмешок и под наши многочисленные возгласы  начал вытаскивать дефицитные деликатесы.
Чего там только не было! Четыре палки сухой копченой колбасы, витые круги сногсшибательно-ароматной домашней колбаски, заботливо замотанной в марлю с пропиткой, полновесный шмат нежнейшего сала с чесночком и тмином; завернутый в пергамент объемный свиной желудок под завязку забитый мелко-резанным жарено-копченым мясом и залитый нежнейшим смальцем и т.д. и т.п.
Могучий киевлянин, смеясь и потешно кривляясь, рассказывал, что Витька Копыто на скрупулезный санитарно-пограничный досмотр дотошному старшине, потащил почти пустой посылочный ящик, в котором на самом дне сиротливо болталась пара носовых платков, шерстяные носки ручной вязки, семейные трусы из ситцевой ткани в мелкий горошек и …все!!! Хе-хе!
Пока мы отмывали посуду в ускоренном режиме, был послан гонец в хлеборезку и в овощной цех. Наша бригада «Ух!» лихорадочно готовилась к грандиозному пиршеству. При этом, не переставая восхищенно отзываться о прозорливости молодой Витькиной жены.
    Вскоре в столовую прибежал взъерошенный Витя Копыто, похожий на тореадора, неоднократно изнасилованного разъяренным быком прямо на арене при проведении очередной корриды.
–   Ёпт, зубоскалите, да?! А старшина смотрел на меня как на полного долбоеба! А как иначе?! Посылка на 20 кг., а на дне пустого ящика две тряпки сиротливо валяются. Мерзлов пригрозил, что если в казарму пьяными приползем или хотя бы с остаточным запахом, то лично всем очки развальцует похлеще, чем в «обсерватории». Во, как! А потом еще и на гауптвахту сопроводит… недельки на две.
–   Вот и чудесненько, хоть отдохнем от проклятой «дискотеки» и выспимся в волю.
–   Хрен там! Пиночет же объявил, что все аресты раздаются авансом, а сидеть будем, когда с «дизелем» разделаются.
–   Фигово! Спать охота, аж глаза режет! Будто и не ночевали сегодня, а под веками, словно по килограмму песка… или стекла битого…
–   Глаза режет потому, что паром обварили, когда воду из котла черпали. Хорошо хоть в медсанчасти  тетрациклиновый гель под веки положили…
–  Ладно, завязывай трындычать, парни! Раньше управимся, раньше поедим по-человечески. Предлагаю бухло и жрачку оставить на ужин! Все «за»?!
В этот день мы пахали особенно рьяно. Объедки сгребли и вынесли в бочку для отправки на училищный свинарник. Несколько сотен пятилитровых бачков для первых и вторых блюд, а также тысячу тарелок отмыли с поразительной скоростью. Всем не терпелось завершить обрыдлую работу побыстрее и всласть насладиться изысками домашней пищи… не говоря уже об объемной грелке с коньяком. Мысли и грезы с предвкушением знатного ужина с божественным  коньяком заранее согревали сердца.
Вкалывали, как проклятые, без перерывов на отдых и перекуры. А после обеда даже не пошли посидеть традиционные минут 20 на трубах теплотрассы, ловя ускользающее уральское солнце. Под вечер текущая работа была завершена, тарелки и бачки заняли законные места на полках для просушки. Поверхность посуды при проведении пальцем образцово скрипела и ослепительно сияла. Мы потрудились на славу.
После общего ужина в пустой столовой накрыли роскошный стол. Трясущимися от нетерпения руками быстро нарезали нежнейшее сало тонкими полупрозрачными ломтиками. Жареную колбаску накромсали большими аппетитными кусками. Красиво разложили мясное ассорти. Нарезали кружками свежий лучок. А в центр стола поставили скворчащий противень с жареной картошечкой. Красота! А запах?!
Остальные ребята из наряда по столовой и по хозяйственным работам с нескрываемой завистью издали поглядывали за нашими суетливыми приготовлениями. Увы, но «Боливар не вынесет двоих», сегодня на нашей улице праздник, простите, парни! Надо было удачно жениться в летнем отпуске… или женить ближайшего друга, гы-гы!
Заботливо спрятав объемную грелку за пазухой, Лелик весь день согревал коньяк своим крепким мускулистым телом. На предложение Вити Копыто засунуть грелку под проточную холодную воду, важно надув щеки и солидно нахмурив брови, интеллигентный киевлянин прочитал подробную и увлекательную лекцию, что коньяк пьют неохлажденным, а исключительно теплым, чтобы он в полной мере раскрыл свой неповторимый букет и порадовал насыщенным вкусом. Попутно Лелик Пономарев поведал: как правильно пьются белые и красные вина. Как их надо подавать на стол и чем закусывать. Как хранить, когда открывать, когда разливать и все такое… Коньяки и прочие благородные напитки надлежит хранить исключительно в стеклянной посуде, дабы не портить их божественные вкусовые качества …а не в кондовой резиновой грелке…
Познавательная лекция Лелика неожиданно прервалась на самом увлекательном месте после единодушного обещания утопить господина лектора в ближайшей ванной с концентрированным «посудомоем».
То, что коньяк был прислан в резиновой грелке, которая радикально испоганила его вкусовые качества, никого особо не трогало. Главное, что коньяк был! Был и все тут! А это  самое лучшее средство для дезинфекции курсантского организма, функционирующего в плотном окружении всевозможных мерзопакостных бактерий, агрессивных вирусов и прочей заразной дряни. Так что пусть хоть слабое, но моральное алиби у нас было. «Пить или не пить?!»  такой вопрос даже стоял на повестке дня. Естественно, пить!!!
Хотя, честно говоря, во времена Горбачевской антиалкогольной истерии даже за еле уловимый запашок все мы рисковали мгновенным отчислением из училища ВВС без права на восстановление. Но кто не рискует и не пьет и уже занял свое место в бесконечной очереди на очко в туалете «обсерватории»!
И вот наконец-то с заходом солнца в пустой училищной столовой начался праздник чревоугодия. Иначе говоря, жор!
Коньяк из медицинской резиновой грелки разливали малыми дозами по стандартным армейским эмалированным кружкам. Вдыхая пьянящий аромат душистого напитка, мы быстро заглатывали золотистую жидкость. Жадно закладывая за щеку очередной кусок деликатесов, ребята не забывали восторгаться вкусовыми качествами восхитительной пищи.
Воздав заслуженную хвалу и коньяку и всем присланным яствам, мы в который раз восторгались молодой женой Копыто.
Витя громко чавкал и молча кивал в ответ на восторженные реплики в адрес дражайшей половинки. Когда крепкий коньяк радикально согрел нашу кровь и весьма прилично затуманил мозги, Лелик затронул щекотливую тему, которую все курсанты 45-го к/о деликатно обходили стороной целый календарный месяц после окончания летнего отпуска. Несмотря на показную брутальность и нарочитую грубость, мы старались не тревожить душевное равновесие нашего друга.
–   Витя, ты это… не томи, братан! Колись давай наконец, а то парни уже столько версий твоей скоропостижной женитьбы обсосали, что хоть конкурс бредовых фантазий объявляй.

120. Женитьба Копыто

Потешно поплямкав мясистыми губами, Витя торопливо дожевал огромный кусок жареной колбасы, он начал говорить.
–   Только, чур, не ржать, парни, ладно? Я влетел …просто *здец! Врагу не пожелаешь! Только никому…
–   Неужели по залету женился?! Неужто умудрился за месяц девицу обрюхатить?! Или отголоски зимнего отпуска сказались?!
–   Не перебивайте, а то ничего не скажу… самому стыдно…
–   Нет уж, давай продолжай, а то мы и так целый месяц томились в догадках и безвестности! Ну?!
–   Короче, в летний отпуск приехал домой. В первый же день картофана жаренного натрескался от пуза, мясца жаренного маманя наделала… ребрышки и баранью ногу…
Все, присутствующие при исповеди курсанта Копыто, невольно сглотнули набежавшую слюну и дружно возмутились.
 –   Хорош про харч травить, чучело! А то сейчас желудочный сок снова начнет с новой силой вырабатываться и все съеденное быстро переварит. Опять голодными останемся. Дай насладиться забытым ощущением сытости!
–   Ребята, слушайте с подробностями, чтобы потом непоняток и кучи уточняющих вопросов не было! Второй раз повторять не стану… Да и самому про отпуск охота вспомнить. Приятно и стыдно одновременно… Эх! Итак! …закушал все это обилие вкусностей парой бутылок холодненькой водовки из морозильника. С батяней знатно тогда посидели! Да-с! Затем неожиданно потянуло меня на танцульки… типа, целлюлитом потрясти и все такое. Надел парадную форму, чин по чину, и пошел на местную дискотеку, куда еще в школьные годы захаживал и отрывался по-взрослому...
–   А значки на грудь нацепил?!
Уезжая в отпуск, Витя Копыто выменял кучу всевозможных красивых значков от «ВСК-1» (военно-спортивный комплекс) до «Отличника ВВС».
–   А то?! Полный иконостас нацепил, только «Мать-героиня» и «Отец-героин» не надел. По пути встретил пацанов знакомых. Короче, то да се… Еще выпили. Где-то.. Не помню где... За встречу выпили, за военно-воздушные силы и все такое… Пришли на дискач… Танцуем. Я естессссссно высший класс показываю, а то новых танцевальных тенденций никто не ведает. Провинция, хуле?! Смотрю, девки местные ко мне в центр зала подтягиваются, все мои движения копируют. Типа, нравится… ну, я оторвался от души, хе-хе! Ох, как я там выдал?! Вдохновился по полной! Аж самому понравилось. Весь танцпол прям визжал от восторга!
–   Так уж и визжал?!
–    Не сумлевайтесь! Такие крендебубели выписывал, что сейчас, хрен, повторить смогу. Короче, был в соответствующем образе: Нуриев и Майкл Джексон в одном флаконе! Потом чего-то на перекур потянуло, хотя я не курю, как вы знаете. Но раз начал давить фасон, так уж до конца… Стоим курим… китель расстегнут, галстук висит на закрепке… все как полагается! Ну, а пацаны давай про бабс и про тили-тили выспрашивать. А я им и говорю, мол любую кобылу здесь могу зацепить и раскрутить на пару «палкен штрассе». Они не поверили, давай сомневаться, типа я загибаю… слова разные обидные говорить. На слабо решили взять! А я пошел на принцип… Ну, и начал в зал орать… 
–    Что стал орать?!
–   Нуууууууу, типа, потрахаемся?!
–   Ты что, совсем идиот?!
– Примерно такие же ответы и были от девчонок на танцполе, мол, … «Что?! …ммммм… Дурак!!! …Идиот!!! … Кретин!!!» А я кураж поймал… да и перед пацанами неудобно… Ну и давай в ответ орать: «Спокуха! Нет, так нет, будем искать!» Типа, как в кино «Брильянтовая рука», где Семен Семеныч по магазинам шатался...
–   Ну, ты дебил, Витя!
–   Да ладно?! Выпил тогда много, ум за разум зашел, что ли?! Опять же, гусарская удаль и все такое, фасон давил…
–   Продолжай, Витек, извини, что перебиваю…
–    Опять ору, мол, потрахаемся?! Желающие есть?
–   В ответ ...ммммм… ДА!
–   Поздно! Будем искать! Типа, медленно ответила… надо быстрее соображать, гы-гы…
–    Витя, тебе рожу твою лошадиную не расцарапали?! Мордуленцию пьяно-гусарскую не набили?!
–   Офигели, что ли?! Копыто в Пилопедрищенске  это о-го-го!!! Имя! Копыто?! Каждый знает…
–   Ну-ну?!
–   Короче, одна кобыла меня подхватила меня под руку и пошли мы…
–   - Куда?!
–    А хз?! Куда-то пошли… К ней, наверное?! Мне тогда все едино было… помню, что на выходе с дискотеки читал стишок…
–   Похабный?!
–   Да как сказать? Все уже и не вспомню, но что-то вроде:
Тили-тили, трали-вали
Переспать с тобой хотел бы
Раздвигай пошире ноги
Как сольемся мы в экстазе
Офигеют все в округе…
–   Витя, ну ты и дерево! Офигеть! После таких возвышенных стихов, твоя спутница просто обязана была влепить смачную пощечину по наглой харе и бросить тебя прямо там же, стихоплет Пилопедрищенский!
–   Эх, лучше бы бросила! …Утром проснулся в приличной квартире …с кошмарной головной болью, а во рту как будто стадо вонючих котов переночевало… Беее! Глядь, а рядом девка лежит и рукой своей …меня за шею обнимает, а губками в плечо уткнулась и сопит так сладко... Я присмотрелся к ней и чуть не завыл от ужаса! …и протрезвел мгновенно, факт!
–   Такая страшная что ли?!
–    Хуже!
– Что может быть хуже?! Местная ****ина с шикарным набором венерических заболеваний?!
–   Хуже, парни!
–   Беззубая старуха с внуками, которые старше тебя в три раза?!
–    Еще хуже!
–   Куда уж хуже, Витя?! С мужиком, что ли переспал?
–    Да ну вас, придурки! Тьфу-тьфу…дайте по дереву постучу.
–   По голове себя постучи, чудило. А что прикажешь думать?! Не томи…
–   Маринка рядом лежит… Понимаете?! Ма-рин-ка!
–   И что?! Маринка?! Хм… Что в этой Маринке такого страшного?! Одна нога другой короче и левый глаз фанерой заколочен?! Или это лучшая подруга твоей мамы?
–   Да нет, парни, вы не понимаете! Эта Маринка  –   дочь заклятого врага нашей семьи и всего рода Копыто! О, как!
–   Ни хрена не понимаем! Поясни, Витя!
–   Короче, оказалось, что я со своей очень дальней родственницей переспал. А с этими родичами наша семья вообще не знается. Никак! Категорически!  И не общается во веки веков, вот так!
–   Почему?!
–   Лет сто назад, а может и еще раньше, хз… прапрапрапра…прадед Маринки мою прапрапрапрабабку спортил, а женился на другой. Вот и …
–   А ты, типа, отомстил спустя сто лет, так?! Герой, не иначе?! Кровная месть в исполнении пьяного гусара Вити Копыто, офигеть… справедливость восторжествовала спустя пару веков, гы-гы… и ты сразу стал национальным героем клана Копыто, в частности, и всего Пилопедрищенска, в целом…
–   Угу, только хрен там! У Маринки такой папа, что полный *здец! Кто Маринку спортит, тот и дня не проживет! Убьет и не дрогнет! Маринка  его единственная доча, причем, охеренно любимая. Короче, вспотел я моментально, как будто в душе помылся, а полотенце взять забыл... Оделся быстро по-тихому, за 45 секунд, как в армии приучили. Трусы и галстук в один карман сунул, майку в другой, фуражку подмышку, ботинки под другую… И решил свалить по-аглицки, не прощаясь, то есть…
–   По-партизански, типа?! Разумно! Нашкодил от души, нагадил по-родственному, спортил единственную дочку главного врага, вывел межсемейную вражду на новый уровень и –   тикать обратно в военное училище за колючую проволоку?! Браво, Витя! Очень грамотно и благородно! Извини, дорогой! Продолжай, пожалуйста…
–   Так вот, оделся тихонечко, иду в носках, чтобы половицы не скрипели. Прошел мимо комнаты, где могучий храп Маринкиного папани раздавался, а дверь в прихожей на замок закрыта и ключа в скважине нет. Вот попадалово! Нет, чтобы замок в дверь с «собачкой» врезать?! Оттянул ее и беги себе на здоровье… а там вали на вокзал и дуй на ближайший поезд… Короче, зашел на ихнюю кухню… второй этаж. Думал, окно открою и спрыгну на газон. Не очень высоко, типа, не сломаюсь… наша полоса препятствий по высоте почти такая же… А на подоконнике пятилитровая кастрюля борща стояла. Наверное, с вечера остывала. Так спешил, что и не заметил… Короче, ставню раскрываю осторожненько и медленно, чтоб не скрипнула, а проклятая кастрюля… фигак… и падает прямо на пол… что ты будешь делать?! Хороший борщ, наваристый, жирный. Я запаниковал и заметался на кухне с перепугу …сразу же поскользнулся на разлившейся жиже и, как в кино про Чарли Чаплина, заелозил по полу словно корова на льду… Ноги разъехались чуть ли не на шпагат… испугался, что яйца порвутся… ну, и навернулся плашмя в самую лужу с борщом… мордой вниз. Пока падал, за скатерть на столе ухватился, типа, зацепиться для равновесия… скатерть слетела, и еще куча посуды на пол попадало… Звон битых тарелок стоял… мама дорогая! Жуть! Мертвый бы проснулся…
Пока Витя рассказывал о своих лямурных похождениях, все слушали, затаив дыхание, забыв про роскошный ужин на нашем столе. Как только Копыто сделал короткую паузу, чтобы набрать воздух в легкие и продолжить, мы дружно взвыли от неописуемого восторга, представляя в красках живописную картину неудачного побега некультяпистого друга. А Витя, тем временем, продолжил исповедь.
–   Лежу себе, весь в борще и осколках посуды, пытаясь подняться, но безуспешно… и слышу: «Доброе утро, Витенька! Ну, здравствуй, племяш многоюродный! Как папа с мамой поживают? Не хворают ли? Все ли благополучно дома? Решил в чужом огороде отметиться, козья морда?!» Я аж зажмурился и замер… лежу и думаю, вот и смертушка моя пришла… Сейчас прямо в этом борще меня и замочат… в качестве гарнира… Маринкин папа на флоте служил и там к гиревому спорту пристрастился… слоняра, шо пиндец… шкаф, хрен обхватишь! Маринкина маманя чего-то там загалдела, я уже не вникал в суть и смысл… А тут еще и Маринка прибежала …в коротком халатике вся такая и давай родаков своих строить: «Папа, мама, мне на ваши родовые обиды глубоко до сраки! Мне Витька Копыто еще в школе нравился… давно, мол, по нему сохну. Люблю я его и замуж только за него пойду, хоть стреляйте»…
–   Обалдеть раскладец! И чего дальше?!
–   - А ничего! Меня из ихнего дома не выпустили, пока штамп в «Военный билет» не тиснули. Ейная маманя,  теща моя теперешняя, в облисполкоме какая-то шишка, папа –   в райпотребсоюзе, дядя –   завсклад, тетя  –   завмаг. Короче, семья в авторитете и в полном порядке. Пока моя форма стиралась, сушилась и гладилась, ее папаня сказал, что позора и прелюбодеяния в своей семье не потерпит и тот, кто с его дочей переспал, тот ее мужем и станет, а ему зятем, соответственно. Мол, нех тут ****ство разводить, а его авторитет и мужицкую гордость на посмешище выводить –   несмотря, что наши семьи в контрах на веки вечные… Раз такой повод для примирения подвернулся, то и грех его не использовать. А кто старое помянет… Короче, пришел я домой только вечером… пришел в новом костюме, который мне новая теща подарила, пока китель и брюки от жира отстирывали… пришел, чтобы своих предупредить, а следом уже и родственнички подъехали. Типа, свататься, но наоборот –   не жених к родителям невесты, а родители невесты к жениху. Моя маманя охала и ахала, папа тоже радости особой не выказал… затрещину такую влепил, что в глазах калейдоскопы закружились и в обоих ухах почти неделю гудело. Хорошо еще, что мне уезжать скоро, отпуск всего месяц, а то папаня весь портрет радикально попортил от такой нескрываемой …радости. Свадебку сыграли быстро… скромненько, но с размахом –   почти весь город гулял. Короче, типа, помирились все… особенно, после третьей рюмки …почти все тосты только за это примирение и были… А еще, что Маринка будет род Копыто прибавлять, нам наследников рожая …и не будет нам лучше родственников во веки вечные, нежели ее родичи. Все плакали то ли от счастья, то ли от горя, хрен его разберешь! Мои мама с папаней все равно недовольные остались. А ихние братья и сестры –   тетки и дядьки мои, значит, все как один, меня ублюдком и предателем величают… и чуть ли не в рожу плюют. Вот в чем проблема и стыдуха…
–   А ты прямо со свадьбы в бега не хотел податься? Типа, за поруганную честь единокровной бабульки отомстил и деру в дали дальние! Семейный герой и сексуальный мститель, гы-гы…
–   Куда уж там?! Маринкиного папу надо знать! Он, бляха-муха, из под земли достанет и яйца оторвет… А все остальное в морской узел завяжет, даже поссать не получится. Опять же, нас расписали по закону –   «Свидетельство о браке» выдали и все остальное… как полагается… Короче, наша столетняя вражда закончилась весьма неожиданно. Но в глазах моей родни я все одно –   предатель …твою мать! Эх, опозорил весь славный род Копыто! Прапрапра…прабабка наверное в гробу перевернулась?! 
–   Витя, а у невесты фамилия какая была до замужества? Вот ты  Копыто, а она, часом, не Капулетти? Или все-таки Монтеки? Огласи уж, если не секрет.
–   Какие на хрен в Пилопедрищенске Монтекарлы с Капучинами?! Маринка Подковкина она …а теперь Марина Копыто!
Толпа курсантов, на время забывшая про выпивку и деликатесы, снова громогласно заржала…
–   Маринка Подковкина Витьку Копыто подковала, гы-гы-гы… обоссаться! Во совпадение!
  Витя Копыто набычился и комично надул пухлые щеки. А затем, тяжело вздохнув, выдал следующее.
–   Кстати, свидетелями на свадьбе были Миха Кузнецов и Натаха Гвоздева. Прикиньте, ребята?! Действительно, хренотень какая-то!
Стены курсантской столовой в очередной раз вздрогнули от оглушительного хохота, который громогласным эхом разносился по пустым залам. Почти до самого утра мы сидели и обсуждали обстоятельства неожиданной свадьбы общепризнанного «ходока» и завсегдатая женских общежитий, который весьма нетривиальным способом оказался в немногочисленных рядах «женатиков» 4-й роты.
Стоит отдать должное Марине, Витя получал подобные посылки с завидным постоянством  раз в две недели. К нашему неописуемому удовольствию, естественно.
Похоже, что молодая жена, действительно, искренне любила Витю Копыто и всячески заботилась о своем муженьке …или пыталась загладить вину своего прапрапра…прадедушки перед Витькиной прапрапра… прабабушкой, кто знает?!

121. Арест

–  Сань, тебя Гадик Васильевич искал. Злой как … полный *здец! Забежал на пять секунд, побухтел муйню всякую, впрочем, как обычно. Затем психанул чего-то, стеллаж с суповыми бачками завалил на пол, сейчас вот перемываем. Ногами топает, слюной брызжет, орет, словно баба сварливая: «Где старший, где старший?» Ну мы сказали что, мол, ты к дежурному по столовой пошел за «Посудомоем», а бесноватый полкан, знай себе, визжит: «Старшего ко мне в кабинет! Немедленно!»
Старшим в наряде по курсантской «дискотеке» был я, курсант Симонов.  И пока я ходил к дежурному прапорщику за очередным пополнением израсходованного порошка «Посудомой», курсантскую столовую посетил САМ великий и ужасный заместитель «старика» (генерала  начальника училища) по тылу полковник Адик Васильевич Волченко (в миру, крещенный курсантами в Гадика Васильевича Сволченко). Такая незатейливая модернизация ФИО произошла из-за его патологического желания нагадить поголовно всем, без исключения, курсантам, стоящим в наряде по столовой, независимо от их местонахождения:  варочный цех, овощной цех, мясной цех, хоз.работы, посудомойка, официанты. Неважно!
Все, буквально, все и каждый, в отдельности, с трепетом ждали ежеутреннего прибытия в столовую бесноватого полковника, крутого на нрав и скорого на расправу.
Полковник Волченко не заканчивал академий и у него вообще не было высшего образования. Но благодаря уникально-луженой глотке –  в прямом смысле данного слова  –  лучше его и самое главное –  ГРОМЧЕ, никто из офицеров училища не мог отрапортовать строгому генералу о текущем положении дел и отсутствии всевозможных происшествий.
Урожденный от природы горлопан Волченко делал головокружительную карьеру, повсеместно показывая свою незаменимость и готовность выполнить любой приказ точно и в срок. Ну и естественно, громогласно отрапортовать об этом, легко и непринужденно заглушая всевозможных «безголосых» конкурентов.
А сколько в эту легендарную глотку помещалось спиртосодержащих смесей?! Мама не горюй! Даже и не пытайтесь мерять, все эксперименты однозначно плохо для вас закончатся. В современной медицине есть такое понятие как «удельное содержание спирта в крови трупа  абсолютно несовместимое с жизнью». В переводе на нормальный русский язык это означает, что самоуверенный клиент благополучно помер от банального «пережора», что привело к неизбежному этиловому отравлению организма, с последующим лавинообразно прогрессирующим распадом печени.
Заявляю с полной ответственностью, что данный медицинский постулат полковник Волченко успешно опровергал чуть ли не ежедневно. С треском, помпой и шумом, с безусловным позором для заумных докторишек! Медицина стыдливо краснеет и тихо отползает. Адик Васильевич –  уникум, его непревзойденное мастерство достигалось планомерными, упорными тренировками, строгим выполнением распорядка дня, особенно «питейной» его части и все такое… 
Выслушав недобрую весть, я бросил мешки с порошком на влажный пол «дискотеки» и перебирая в голове возможные прегрешения –  вольные и невольные,  –  обреченно потопал на многообещающий «разбор полетов» в кабинет к зампотылу. А куда деваться?! Сейчас и узнаю причину. Вдруг мы, действительно, в чем-то накосячили?!
Меня молча проводили «понимающими» взглядами:  дело швах, к бабке не ходи, а что поделать?!
Подошел к кабинету на первом этаже (который обычно все курсанты и прапорщики настороженно обходили «десятой» дорогой), постучал и не дождавшись ответа, открыл обшарпанную дверь и вошел.
За хаотично захламленным столом сидел, багровый от праведного гнева, хмурый полковник с угрожающе надутыми щеками и выпученными глазами. В полной боеготовности, так сказать.
–  Товарищ полковник, старший по посудомойке 1-го батальона, курсан…
–  Трое суток ареста!
–  За что, това…
–  Пять суток!
–   Товарищ полко…
–   Семь!!! Семь суток ареста, твою мать… Немедленно!
Я как-то сразу догадался, что в данной ситуации «продуктивного и паритетного» диалога явно не получится и поэтому, вполне удовлетворенный начисленным сроком заключения, поспешил своевременно откланяться, пока длительность пребывания в уютной камере училищного «санатория» не превысила все разумные пределы.
И не дай Бог, чтобы местом «заслуженного» отдыха стала гарнизонная гауптвахта. Оттуда, как правило, раньше 30-ти суток еще никто не возвращался:  то «заботливый» комендант добавит, то «душевный» нач.гуаптвахты подкинет. Оно и понятно –   искренне жаль с курсантами расставаться. Привыкают к ним, как к родным, вот и оттягивают всячески момент «долгожданного» освобождения.
Мде… приехали. Называется, сходил и все выяснил!
Попрощавшись с заметно погрустневшими парнями из дружной и сплоченной команды «ди-джеев», с чувством полной апатии побрел в роту, дабы в строгом соответствии с требованием Общевоинских Уставов, немедленно доложить непосредственному командиру об объявленном аресте. И уже с его «монаршего» благословления, занять место в «уютной» камере училищной гауптвахты. Хоть высплюсь, наконец, «нет худа без добра», что ни говори. Гармонии  в одном месте убавится, в другом  прибавится. Ладно, посидим, подумаем о смысле жизни.
Выяснив у дневального по роте, лениво подпирающего тумбочку, что командир 4-й роты находится на архи-супер-мега-гипер-важном совещании в политотделе училища, я пошел «сдаваться» лейтенанту Зайчику.
Важно восседая в канцелярии роты, лейтенант традиционно трещал по телефону с очередной дамой сердца. При этом офицер по-ковбойски игриво закинул скрещенные ноги в щегольских штиблетах чешской фабрики «Цебо» прямо на лакированную поверхность стола;  аристократ, не иначе.
Внимательно выслушав мое «чистосердечное» признание, лейтенант тяжело вздохнул и, положив телефонную трубку на рычаг, начал оформлять «Записку об аресте».
Учитывая мое искреннее раскаяние и страстное обещание «больше так не делать» (еще неплохо было бы узнать, что именно), Зайчик выразил готовность «скостить» срок моего «справедливого» заключения на пару суток, справедливо полагая, что если полковник Волченко все же решит проконтролировать нахождение «преступника» на гауптвахте, то подтвердив сам факт присутствия моего тела в камере, дежурный начкар скромно упустит длительность начисленного срока, что весьма и весьма вероятно… А после процедуры «монаршего» контроля со стороны мстительного полковника, лейтенант Зайчик незамедлительно выкупит меня с «губы» за 3-литровую банку дефицитного клея ПВА или за полное ведро не менее дефицитного мебельного лака.
Спасибо тебе добрый человек, ценю, люблю и уважаю!
Продолжая сетовать на «фирменную» приступы необоснованной сварливости у зампотыла, лейтенант вызвал старшину роты Игоря Мерзлова и приказал обеспечить меня всеми видами довольствия, полагающимися каждому кандидату на отсидку: внеочередная помывка в бане и смена чистого белья (единственный плюс из этой ситуации).
Игорь понимающе помалкивал, глядя, как заполняется пакет обязательных документов. Он уже прихватил в каптерке комплект чистого белья по мою душу и терпеливо ждал завершения бюрократических процедур.
Лейтенант Зайчик еще раз посмотрел на мои руки, изъеденные постоянным пребыванием в горячей воде с агрессивным порошком, лизолом и хлоркой почти до кровоточащих язв и тихо промолвил.
–  Ты это… веди себя там смирно, через пару дней, когда страсти улягутся, мы тебя вызволим. Заберем с «губы» по-тихому, обещаю. Волченко –   известный арестовывальщик, еще в мое время щедро выписывал сроки налево направо, только успевай ворота на «киче» открывать-закрывать, пачками в темницу отправлял. Сатрап! Ну, ничего, он сейчас перебесится и забудет, а там самое главное –  - на глаза ему недельки две-три не попадайся и все будет нормально. Точно говорю. За что столько начислили?! У него обычно стандартная такса  трое суток! Оправдываться начал или, не дай Бог, спорить да?!
–  Угу! Уточнить попытался… А за что конкретно и сам не знаю…
–   Понятно, знакомая песня. Ладно, не бери в голову, иди в баню, помойся неспеша. Старшина, дай ему возможность в буфет зайти, пусть компоту попьет и шпандориков пожует. Деньги на шпандорики есть?!
–  Есть.
–  Ну, тогда, в добрый путь…
–   Ага, в добрый…
Не успели мы со старшиной покинуть расположение роты. как, обгоняя собственную тень, в казарму влетел крайне возбужденный капитан Хорошевский и сразу набросился на дневального курсанта.
–  Ааааа…! Что за хрень?! Как стоишь?! Почему ремень висит на яйцах...
Но, заметив старшину роты и меня, да еще с мочалкой и полотенцем в руках и в неположенное время, когда все курсанты должны были быть на учебных занятиях или в нарядах, ротный мгновенно переключил свое внимание. И как будто он даже обрадовался!
–  Ага! Симонов! Вот ты то мне и нужен, твою…. дивизию!
Справедливо полагая, что злобный зампотыл уже знатно отодрал командира роты за его нерадивого подчиненного –  за меня, то есть, приняв максимально обтекаемую форму, я сразу принялся убедительно и жалобно оправдываться.
–  А что Симонов?! Я не виноват, что у него настроения нет, порет всех без разбору, то есть  подряд, с утра пораньше, никакой сортировки. А я чисто случайно под раздачу попал и «ни причем» вовсе. Может у него голова с утра болит от …ммм… усталости, вот и бросается на всех, как собака бешенная …или перед женой облажался, так зачем на нас срываться…?!

122. Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша

Абсолютно не слушая мой бред, Нахрен обратился к старшине роты Мерзлову.
–  Игорь! Выдай этому мундеркинду парадную форму! Только быстренько, время не ждет, и так уже опаздываем! Давай-давай, шевелись!
Пипец, приехали! Парадная форма?! С какого перепугу?! Ох, ты ёбт… Это может означать только одно –  сейчас меня потащат на педсовет училища и после краткого слушанья «персонального дела», образцово-показательно отчислят к «чертовой бабушке». Вот ведь мстительная скотина наш зампотыл, а?! Ну, Гадик Сволченко! Ну, бигус четырежды протухший! За что меня на педсовет?! Чего я такого «этакого» сделал, что нельзя свои законные 7 суток спокойненько и по-тихому отсидеть. Искупить, так сказать, отслужить, отработать. Бля, ну ты подумай, так бездарно вылетать из училища, за «ни за что», фактически! А на хрена тогда надо было столько мучиться:  мерзнуть зимой, питаться «не пойми чем», не спать нормально?! А из-за какой-то сраной «дискотеки» вылетаю со свистом, как пробка из бутылки шампанского?! Обалдеть! Нет справедливости в жизни! Нет, и даже не предвидится. Мда… ну вот и все. Вот оно как, оказывается, по-будничному. Кстати, а где именно оступился?! Где конкретно?! Нет, я попрошу разъяснить… А, ну да! На педсовете же объявят чего-нибудь… обвинительное слово и так далее…
А Володя Нахрен тем временем продолжал раздавать молниеносные указания налево и направо.
–  Дневальный! Где дежурный по роте?! Почему я его сейчас не наблюдаю перед своими командирскими очами? Причем, стоящего в позиции «бегущего египтянина на низком старте», то есть согнувшись раком и с задранным халатом. Ась?! Звони дежурному по училищу, будем вскрывать «оружейку». Пусть с сигнализации снимет. Где книга выдачи оружия, мать вашу?!
Так, не понял! А зачем нам оружие? Неужели меня сейчас…?! Не может быть! Да не дай Бог! За что? Что я такого сделал, чтобы вот так  без суда и следствия…?! Не, я не согласен! Мааа-маааааа…. Я уже согласен на отчисление! Я хочу в войска! Рядовым! Отведите меня на педсовет, немедленно. Разрешите мне сдаться властям. Да здравствует советский суд –   самый гуманный суд в мире! Ура, товарищи! …а может, в бега податься, пока еще «оружейку» не вскрыли?! А что?! Если повезет, в товарных вагонах можно до Владивостока доехать, а там к бичам пристать… Бля, вот что за жизнь, когда тебя вот так… как скот на бойне?! А самое главное  за что?! За что?!
–  Симонов! Курсант Симонов! Симонов, я к тебе обращаюсь! Я что, тихо говорю, да?! Чего стоишь, мычишь и пузыри пускаешь?! Иди, автомат свой из пирамиды забери и один магазин в придачу.
Ну вот, совсем охренели сволочи! Еще из моего же автомата… ничего святого не осталось. Стоп, не понял… повторите еще раз, пожалуйста! Только медленно…

123. Фото на малую Родину

–  Значится так, сейчас переодеваешься в темпе вальса и дуешь в штаб! Там в фойе фотографируют «яйцеголовых» отличников у развернутого знамени училища,  типа, благодарственное письмо на малую Родину от командования училища и все такое. Ты же у нас «круглый» отличник, а Симонов?! Несмотря, что рас*здяй редкостный. Чего стоишь, как не родной?! Ты какой-то неправильный сегодня. Наверное, думаешь слишком много. Запомни, все беды от лишних раздумий. Вредно много думать, мозги сохнут. Ты же будущий офицер и тебе думать не полагается! Команду получил  выполнил или передал дальше. Все, других вариантов нет. Не стой столбом, двигайся-двигайся. Перед тобой такие перспективы открываются, закачаешься!
Тьфу ты, а мне уже в дурную башку, черти чего поналезло. Не на расстрел значит, а я уж чуть не обосс*. Прав капитан Нахрен, не хрен в голову всякую мутотень брать, лучше в рот. Так жить проще и гораздо сытнее.
–  Товарищ капитан, тут это… не совсем просто. Даже, наверное, все совсем не просто. Закавыка одна имеется. Не знаю даже, как и сказать…
–  Ты вещай по быстренькому, фотограф ждать не будет. А политотдел училища мне матку на изнанку вывернет, что сорвал архиважное политическое мероприятие  работу с подрастающим поколением и все такое. С политикой шутить нельзя, себе дороже. Потом всю жизнь не отмоешься. Короче, получив письмо с фотографией, твою геройскую «морду лица», ведь однозначно, в родной школе на какой-нибудь стенд повесят. Чтобы всякие «тебе подобные» олигофрены и дибилы, проходя мимо с единственной целью покурить на переменке или пару стекол высадить, заметив знакомое рыло с «ружом в руках и в красивой хформе», радостно пускали сопли и брали с тебя пример. А потом в едином порыве ломились в наше многострадальное училище. Что-то так, если ничего не путаю! Преемственность поколений, во! Новый курс нашей мудрой партии, понимать надо! Ты еще здесь?!
Пока я откровенно подтормаживал, переваривая довольно-таки радостную информацию о предстоящей «вселенской славе», старшина Мерзлов, мрачно процедил сквозь зубы.
–  Его полковник Волченко арестовал на пять…
–   На семь суток, уже и записка об аресте выписана, –   поправил я любезного старшину.
Капитан Хорошевский скривился и почернел лицом. По бегающим желвакам на идеально выбритых  щеках, мы поняли, что сейчас Володенька решает в буйной головушке весьма непростую задачку с множеством неизвестных и с огромным количеством возможных комбинаций. Наконец, он скрипнул зубами, хрустнул суставами на пальцах и выдал следующее.
–  Бля, в училище тотальная эпидемия, все поголовно обосрались, «обсерватория» переполнена и каждый живой боец на счету, а этот старый мудила еще умудряется аресты раздавать! Идиота кусок, причем бОльшая половина! А где я смену в посудомойку найду? Так! Сейчас быстро получаешь парадную форму и автомат! Мы с тобой вместе идем в штаб! Скоренько и скрытно идем, шустрыми перебежками, а местами  ползком. Я договариваюсь и тебя фотографируют без очереди. Затем, старшина ведет тебя в баню, ну и «в добрый путь на долгие года». Тьфу-тьфу, на семь суток, естественно. Где дерево, чтобы постучать?! Дневальный, голову подставь, что ли?! Симонов, ты не ссы, я тебя раньше вызволю. Не хрен тебе на нарах массу давить (спать) и харю на шпандориках отъедать, здесь дел невпроворот. Зампотыл Волченко –  знатный душегуб, но склеротик законченный. Столько пить! Через пару дней о тебе забудет, тогда и вызволим. А вообще-то полковник Волченко  рядовой член КПСС, а фотографирование у развернутого знамени –  решение политотдела училища. Следовательно, коммунист Волченко, как самый обычный член первичной парторганизации …причем, пассивный и давно сморщенный член… обязан неукоснительно и беспрекословно принять к исполнению это эпохальное решение, независимо от своего желания или нежелания. Грамотно?! То-то! И политически верно! Партийная дисциплина –  это вам не хухры-мухры! Лучше «неполное служебное соответствие за упущения по службе», чем строгач по партийной линии, правильно говорю?!
Мы со старшиной и дневальным недоуменно пожали плечами, но синхронно поддакнули командиру.
–  Угу, точнее некуда. Это гениально!
Я быстренько переоделся в «парадку», схватил автомат и «рексом» припустил вслед за ротным.
Прибежали в штаб, а там не протолкнуться. Вот никогда бы не догадался, что в нашей «бурсе» столько отличников. Батюшки святы… Да тут каждый второй –   это «комсомольский рабочий», лишь незабвенного Конфоркина не хватает. Так он,  бедняжка, давеча на очке в «обсерватории» заседал. Ладно, потом сфоткается, когда гадить под себя перестанет. Ну, с комсомольскими вожаками все понятно. Эта публика, завсегда, всем пример, несмотря на низкую успеваемость и скромные достижения в спорте, вернее,  их полное отсутствие. Одно радовало, что фотографии у знамени были сугубо индивидуальные и мне не пришлось бы позориться в групповом  снимке с авангардом «прогрессивной молодежи». На фиг, на фиг…
Используя все свое красноречие, основанное на беспросветной наглости и хамстве, Нахрен пер напролом, словно танк. Он легко и непринужденно подвинул огромную очередь из страждущих запечатлеть свой одухотворенный лик на фоне орденоносного знамени военного училища, да еще и с персональным «калашиком» в руках.
Пользуясь моментом, я быстренько встал возле знамени, идеально распрямил спину, по-богатырски расправил плечи, в глубине глаз «включил» огонек угрожающего фанатизма а-ля-гроза НАТО, сделал глубокий вдох… И как только из допотопной фотовспышки с порошком магния вылетела «птичка», в фойе штаба зашел полковник Волченко собственной персоной.
Именно так и никак иначе …что за невезуха?!

124. Амнистия

Вечно раздраженный взгляд слегка прищуренных глаз скользнул по толпе курсантов и сразу же переключился на знамя училища, которое любой военнослужащий обязан поприветствовать молодцеватым вскидыванием руки к козырьку фуражки или к правому виску (зимний вариант, когда на персональную тыковку нахлобучена шапка, папаха или еще чего).
Глаза сурового зампотыла незамедлительно пересеклись с моими панически-затравленными глазенками. *здец, приехали! Подводить командира роты, ой, как не хотелось, а куда деваться?! В окно бы прыгнул, но на нем прочные решетки.
Если бы в автомате были патроны то, не мудрствуя лукаво, я бы, однозначно, застрелился. А если бы вместо глаз у полковника Волченко была бы двустволка 12-го калибра, то мой хладный труп мгновенно впечатался бы в стену штаба под задорно-противный вой картечи…
Полковника аж перекосило! Гадик Васильевич Сволченко меня узнал! В приступе яростного бешенства и неконтролируемой злобы, он выпучил глаза и начал страшно багроветь, местами покрываясь белыми пятнами. Я сжался до минимальных размеров и пометавшись в замкнутом пространстве фойе, попытался спрятаться за древком флага. В принципе, получилось весьма неплохо, лишь фуражка, да автомат АК-74 предательски выступали с двух сторон «черенка» знамени, обозначая присутствие моей тушки.
Стоит отдать должное, Володя Нахрен не бросил меня один на один с разъяренным монстром а прогнувшись в спине до уровня колен грозного полковника, залепетал что-то ласково-нежное, при этом заискивающе заглядывая в налитые кровью глаза бесноватого зампотыла. В ответ было слышно лишь нечленораздельное и громогласное рычание «раненного в яйца льва». Причем, раненого именно в оба яйца, а не в одно. Это, согласитесь, существенная разница. В штабе стоял ужасный рев, переходящий в дикие завывания! Просто закачаешься! Реактивный самолет «на взлетном» режиме отдыхает.
Толпа курсантов в панике ломанулась на выход из штаба, снеся допотопный деревянный фотоаппарат на кособокой треноге вместе с укутанным в черное покрывало фотографом. Дежурный офицер по училищу благоразумно заныкался в «аквариуме» за стеклом «дежурки» и трепетно прижавшись к сейфу с оружием, пытался успешно мимикрировать в зеленый цвет, давая фору самому искушенному хамелеону.
Полковник Волченко надвигался на меня, как обезумевший слон на таракана. А перед ним «гоголем» выплясывал капитан Хорошевский. Живописная картина, ничего не скажешь.
А полковник разбушевался не на шутку.
–  Я тут что?! Пустое место?! Это издевательство над полковником! Данный разгильдяй уже битый час как должен образцово-показательно мести двор гауптвахты! А он, бляха-муха, фотографируется у воинской святыни?! Кто посмел? Что за хрень, я вас спрашиваю?! Кто разрешил? На «гарнизонку» (гарнизонная гауптвахта  тихий ужас, поверьте на слово) его! Немедля, бля! Сегодня же, сейчас же! Десять суток! Десять!!!
–  Товарищ полковник, это единогласное решение, вынесенное на заседании политического отдела во главе с замполитом училища полковником Боргударовым. Курсант Симонов –  круглый отличник и за его кандидатуру ходатайствовали все преподаватели по профильным дисциплинам с обязательным утверждением на заседании учебного совета училища. Очень достойный курсант, исполнительный… кандидат в члены КПСС! Комбат Серов, ему лично рекомендацию написал…
–  Боргударов, говоришь?! Серов?! Политотдел?! Образцовый «яйцеголовый»?! А чего он в столовой торчит… в посудомойке…?!  На глаза мне попадается да еще и с наглой рожей… И самое главное,  вякать что-то пытается?! Совсем распустился…
–  Больше не попадется! Я его на свинарник сошлю, буду в наряды по КПП ставить, ей-ей… Политотдел, Боргударов, Серов, преподаватели, все как один…
–  А ладно, хрен с ним! И с политотделом долбанным, вместе с Боргударовым и Серовым вашим. Слышь ты?! Отличничек! Выходи из-за древка, все равно уши видно, торчат два локатора… Короче, хуль с тобой, амнистия. Но в следующий раз, УУУУууууухххх….!!!
Выпустив пар, грузно переваливаясь с ноги на ногу, полковник Волченко скрылся в штабном коридоре.
Володя Нахрен вытер обильно вспотевший лоб и жалобно улыбнувшись, прошептал.
–  Уф, проскочили! Вот принесла нелегкая, пьянь непотребную…
Посмотрев в мою сторону, ротный офицер подмигнул и с показной грозностью прошипел.
–  Ты ничего не слышал, в нарядах сгною!
Обиженно закатив глаза «под образа», я посчитал за благо промолчать.
Честно говоря, не ожидал, что капитан Нахрен с таким упорством будет спасать мою шкурку, отбивая атаки всемогущего зампотыла. Благодарствую, Володенька, век не забуду.

125. Круг замкнулся

Сдав оружие и парадную форму, я вернулся в столовую к обалдевшим от недоумения парням. Ребята, которые хорошо знали патологическую мстительность ретивого Гадика Васильевича Сволченко, никак не ожидали увидеть меня так скоро.
Более того, они уже досконально разрабатывали дерзкие планы по бесперебойному обеспечению «страдальца в тюремных застенках» усиленным питанием и свежими коржиками из буфета. Блин, я чуть не прослезился от столь трогательной заботы. Все-таки неплохо всех нас спрессовала армия в единый организм, в котором составные части трепетно и заботливо относятся к братьям по крови.
Старательно отмывая посуду на бесконечном конвейере, я многократно прокручивал в головушке события насыщенного дня, не переставая удивляться –  насколько переменчива капризная судьба. То –  я  старший в посудомойке, то –  арестант, то –  в «парадке» и с оружием, с помпезным видом фоткаюсь в пример подрастающему поколению, то –  опять арестант, но с еще большим сроком (почти рецидивист), то –   неожиданная амнистия, и я опять в кругу своих ребят тупо тру грязную посуду изъеденными до крови руками; - круг замкнулся. Что ни говори, все события в нашей жизни движутся по спирали и неизменно возвращаются на круги своя.
А на гауптвахте сейчас прогулка на свежем воздухе и никакой тебе ненавистной хлорки, тарелок и бачков. Мде… Вот и не знаешь, где лучше?! Где найдешь, где потеряешь?! Все относительно… И все же капитан Хорошевский меня потряс!
Хотя.. в училище свирепствует «дизель» и заменить меня в наряде некем. А оставлять замотанных «вусмерть» ребят в меньшинстве –  неправильно и нечестно, несправедливо и негуманно. Наверное, все же этими соображения и руководствовался командир роты, отчаянно борясь за мою свободу, кто знает?!
Пока я «рулил» в посудомойке, то всячески старался не попадаться на глаза полковнику Волченко, которого постоянно драли всевозможные комиссии из «санэпидемстанции» за непрекращающуюся эпидемию. Взбешенный полковник срывался в бессильной злобе «на всех и на вся». Досталось очень многим. «Губа» была переполнена, а очередь из «потенциальных сидельцев» растянулась на многие месяцы вперед.
Если вдруг так случалось, что я непроизвольно натыкался на вечно раздраженного зампотыла, то мгновенно скукоживался до размера тараканчика и пытался незамедлительно испариться из его поля зрения или тщательно заныкаться в какую-нибудь щелочку, а он сурово хмурил брови и делал вид, что не заметил моего присутствия. Не узнал, типа…

126. Воспаление амбиций

В казарме любые слухи распространялись с реактивной скоростью, по пути обрастая многочисленными уточнениями и пикантными подробностями. Отказываясь верить нежданному счастью, курсанты восторженно передавали последнюю горячую новость. В результате до наших ушей эстафета донесла следующее.
–  Слышали про последнюю жертву «дизеля»? Как?! Ну, темнота! Володя Нахрен обосрался и его загребли в «обсерваторию». Койку поставили прямо в туалете, серит дальше, чем видит.
–  Хорош нести чушь. Не обосрался, но близко к этому –  облевался, причем, реально. Прямо на плацу при построении офицеров батальона и чуть ли не на грудь Пиночету. Тот еле отпрыгнул. Лишь по ботинкам зацепило.
–  Иди ты! Во, дела!  Слышь пацаны, Нахрен облевал Пиночета и нашего генерала. Прямо в штабе с ног до головы уделал. Да-да, на красной дорожке, точно говорю. Перепил вчера знатно, вот заглушку и выбило! Весь день зеленый ходил, но опохмелиться так не успел. Теперь его на суд чести… и в свете борьбы с пьянством и алкоголизмом в рядах красных офицеров и дадут коленом под зад. Уф, отмучились! Живем, ребята! Ура!
–  Не трещи, все немного не так. Вернее, все совсем не так. Володя Нахрен не обосрался, а облевался. Это абсолютно точно! И у него не банальный «дизель», который тупо свалил половину училища, а обычная стандартная «желтуха» – гепатит. Не то «А», не то «Б». Где он его подцепил, непонятно! В училище гепатита нет, только «дизель» поголовный. Так, что желтуха  это его личная. Говорила ему мама: «Вова, не бери в рот», а он не послушался. Вырос мальчик и назло мамочке хапнул говнеца большой ложкой. Все от жадности своей, вот и получил «китайца»! Смачную такую китаёзу, цвета спелого лимона. Ха-ха.
Помните, как вы все возмущались, что ни какая холера нашего дорогого Володю не берет?! Накаркали! Загремел, голубчик, месяца на два, к бабке не ходи, а то и больше. Кто в нашей многострадальной 4-й роте рулить будет?!
Толпа замолчала и задумалась. Действительно, задачка. Месяц выпал кошмарный. Эпидемия «дизеля» только-только пошла на убыль. Оставшиеся в живых,  в строю, то есть, измотались безмерно. Обеспечивать функционирование огромной инфраструктуры училища и заботливый уход за больными: кормить, поить, выносить фекалии – это не просто тяжело а очень тяжело. Режим «через день на ремень» – жестоко даже для молодого здорового организма. Усталость у ребят запредельная, недосып хронический, дисциплина катастрофически упала.
Курсанты уже не боялись ни внеочередных нарядов, ни лишения увольнений, ни ареста на гауптвахту, ничего! Ибо сейчас вся наша повседневная жизнь –  это один бесконечный наряд, а карантин подразумевает полную изоляцию от внешнего мира. Увольнений нет и в обозримом будущем не предвидится. Об аресте приходилось только мечтать, как о гарантированной возможности выспаться на нарах училищной гауптвахты. Ребята, реально, валились с ног. И отсутствие в роте строгого командира, способного поддерживать остатки воинской дисциплины в рамках разумной достаточности, грозило изменить нашу выдрессированную роту до неузнаваемости.
  В разгар оживленных споров о возможной замене в рядах командования, в казарму вбежал пунцовый от счастья лейтенант Зайчик. Он нервно сжимал губы и теребил кончик форменного галстука. Офицер был крайне возбужден и нервно подергивал телом, аки кобель перед случкой. Его командный голосок временами срывался на визгливые нотки.
– Рота! Экстренное построение! Немедленно! Я сказал! Бегом! Шевелись! Сержантам доложить о наличии личного состава. Распустились совсем, я повторять не буду! Бегом, кому сказано?!
Замотанные в нарядах курсанты медленно выползли в центральный коридор и нехотя построились на «взлетке». Попыток застегнуть воротники гимнастерок и подтянуть поясные ремни не наблюдалось. Разложение личного состава началось, остатки дисциплины улетучивались на глазах.
– Рота, смирно! Слушай приказ командира батальона полковника Пино… Серова. В виду длительной болезни капитана Нах… Хорошевского, обязанности командира 4-й роты в полном объеме возлагаются на лейтенанта Зайчика, то есть – на меня. Рота! С этого момента, в подразделении начинается новая жизнь, основанная на строгом соблюдении требований воинских Уставов и жесткой дисциплины. Спрашивать буду строго, поэтому всем надлежит подтянуться и собраться. Под моим командованием рота должна в кратчайшие сроки вернуть себе звание «отличной». Вот так! Всем немедленно мобилизовать свои внутренние ресурсы и быть в постоянной готовности образцово выполнять все распоряжения командования. Вопросы?!
Выпалив на одном дыхании информацию о замене в команде отцов-командиров, Зайчик важно надул щеки. Он ждал ответной реакции курсантов на эпохальное, с его точки зрения, естественно, решение комбата.
Личный состав роты устало и равнодушно, почти с откровенной жалостью посмотрел на лейтенанта. Как командир взвода, он еще был туда-сюда. Молод, зелен, амбициозен, год назад получил офицерские погоны, короче – сопляк, который в детстве не наигрался в оловянных солдатиков. В тени и за спиной опытного командира роты лейтенант Зайчик сносно справлялся с обязанностями командира 3-го взвода. А вот единолично,  без ансамбля, целую роту взваливать на юные плечи, да еще в не самый удобный момент –  надорваться можно… и конец карьере. Ну, что же, дерзай, милый. Только щечки сильно не надувай, а то лопнешь, ненароком.
Вечер прошел относительно спокойно. Курсанты возвращались после работ и нарядов, молча и очень медленно снимали грязную одежду и шли отмываться раствором лизола, мылом и хлоркой. Разговаривать и шутить не было сил.
Через час в казарму приковылял состав внутреннего караула. У парней от хронического недосыпа воспалились глаза и подкашивались ноги. Почти месяц – через сутки в караул, на посты, с оружием,  одуреть можно!
Ребята равнодушно приняли известие о болезни законного командира роты и воцарении на «ротном троне» лейтенанта Зайчика. Фактически, на голом инстинкте, курсанты сдали оружие и патроны и не умывшись, не сняв пыльные сапоги, повалились на табуретки (до команды «отбой», прикасаться к кроватям нельзя – суровое требования Устава). Некоторые сразу заснули в самых неудобных позах. Мы старались не шуметь, чтобы их не тревожить. Завтра ребятам опять на развод и снова, уже в который раз, заступать в суточный караул. И такая карусель через день, до окончания эпидемии, до снятия карантина. Выдержать бы все, не сломаться.
А в это время лейтенант Зайчик сидел в канцелярии командира роты в кресле Володи Нахрена и строил наполеоновские планы. Он вытянул ноги и по-хозяйски положил их прямо на командирский стол.  Зайчика распирало от гордости за себя, любимого. Еще бы, офицер без году неделя, а сам «великий и ужасный» Серов назначает его,  лейтенанта Зайчика, исполняющим обязанности командира 4-й роты. Это просто фантастика!
В результате активной мозговой деятельности «крыша» у новоявленного полководца «треснула» и «шифер отъехал в сторону». Одна дерзновенная мечта сменялась другой, Зайчик грезил наяву.
«Разглядел все-таки, зверюга Пиночет, жилку мою командирскую! Косточку офицерскую! Признал незаурядные способности организатора и руководителя! Ага! Хватит, довольно мне  таланту военному, прозябать в тени за спиной у бездарности – капитана Хорошевского! Довольно! Сколько еще Хорошевский будет на моих феноменальных способностях, идеях и гениальных предложениях выезжать! Тупица аморфная, амеба бесхребетная, все ему «по хрену». Не даром его «На хрен» курсанты прозвали. Я еще себя покажу! Обо мне узнают, заговорят! Мне надо только развернуться в полную силу, масштабно! Да если так дело дальше пойдет, то и карьера будет вертикального взлета. Оправдаю доверие комбата любой ценой. В рот смотреть будут, асфальт грызть, но рота будет образцовой! Вернется капитан, а надобности в нем уже и нет. Рота носит звание «отличной»! Подтянутая в дисциплине, первое место в спорте и на строевом смотре! Кто такое чудо сотворил? Кто такой молодец?! А вот он – лейтенант Зайчик! Да, что там, лейтенант?! Коли дырку, парень! Заслужил-заслужил! Заработал! Выстрадал! Старлей Зайчик! Звучит, однако. Замордую роту, в порошок сотру, а славу себе добуду. А Хорошевский пусть себе поправляется, не спешит, не торопится. Вот подвезло, так подвезло!»
  Зайчик посмотрел на часы и вышел из канцелярии. Построив личный состав, решил лично провести вечернюю поверку. Он взял у старшины список роты и медленно, с выражением и модуляцией голоса, начал зачитывать фамилии курсантов.
Курсант, услышав свою фамилию, громко отвечал: «Я!» Лейтенант, не торопясь, подходил к курсанту и долго всматривался ему в лицо. Как будто он заново знакомился с вверенным ему личным составом.
Вечерняя поверка затянулась. Обычно, когда ее проводил старшина роты Игорь Мерзлов, она пролетала минут за 5, не более. Старшине вполне хватало этих 5 минут, чтобы огласить все 144 фамилии, стоящих в строю курсантов и отпустить нас на вечерний туалет. Зайчик же «мямлил» уже минут 40. Время, отведенное на ночной сон, катастрофически сокращалось. Уставшие за день ребята, клевали носом и засыпали прямо в строю, стоя.
Наконец все закончилось и получив долгожданную команду: «Отбой», мы повалились в кровати. Утро наступило неожиданно быстро.

127. Зайчик в тумане

Электрический свет больно резанул по глазам. Инстинктивно взглянув на часы, курсанты дружно возмутились. До официального времени, отведенного на побудку оставалось еще полчаса. Возмутительно! Это притом, что вчера вечером долбанный Зайчик  затянул вечернюю поверку и отпустил роту на сон на 40 минут позже обычного. Казарма загалдела.
Стараясь укрыться одеялом с головой, я послал в адрес дежурного по роте проклятие, в котором настоятельно рекомендовал срочно засунуть свои «самые быстрые часы в мире» себе же в задницу, а также немедленно выключить проклятый свет.
– Рота, подъем! Я тут просто так стою?! Особое приглашение должен повторить?! А ну строиться на зарядку! Форма одежды –  голый торс! Бегом! Я сказал – бегом!
Хм… обычно скромный и воспитанный лейтенант не позволял себе переходить на хамские нотки в голосе. Ага, понятно! Сорвало крышу и начался приступ звездной болезни! Ну что же… диагноз ясен! Пока болезнь не перешла «в хронику», будем лечить. Прости лейтенант, но это для твоей же пользы! Не обижайся.
Лейтенант Зайчик метался по спальному помещению, подгоняя заспанных курсантов. Некоторые ребята вообще не отреагировали на визгливые крики и яркий свет, бьющий прямо в глаза. Они крепко спали. За годы, проведенные в училище, необходимость в часах отпала. Организм курсанта самостоятельно отдавал команду на сон и на пробуждение в четко определенное время. А также на выделение желудочного сока перед посещением столовой и опорожнение содержимого внутренних органов в личное время или после вечерней поверки  все в строгом соответствии с утвержденным распорядком дня. Привычка, выработанная годами, система! Собака Павлова отдыхает.
Система внутренних часов работала внутри каждого курсанта. Работала четко, качественно, без сбоев, дважды в год переводя стрелки персональных биочасов на один час вперед или назад, в соответствии с общегосударственным стандартом времени. И малейшее отклонение хотя бы на одну минуту вызывало в организме законный протест.
Как ни крути, а единоначалие никто не отменял… Ребята нехотя поднимались, приказ командира обсуждению не подлежит. Независимо от его глупости. Дисциплина!
Зайчик словно обезумел. Он стаскивал заспанных курсантов на пол вместе с матрасами, грязно ругался и щедро раздавал внеочередные наряды налево и направо. Недовольно бурча, рота построилась в коридоре. Эх, лейтенант, не стоит гайки закручивать, не время! Люди и так на пределе своих сил, резьбу сорвешь! 
Я посмотрел в окна и ничего за стеклом не увидел. На улице висел густой грязно-молочный туман.
Лейтенант нервно бегал вдоль строя и ежесекундно посматривал на свои часы. Он, явно, опасался пропустить эффектно запланированное рандеву с Пиночетом.
Интересно, он так же суетился, когда бежал на свидание к «своей крольчихе»?
Зайчик открыто изнемогал от нетерпения.
–  Рота! Напра-Во! На улицу, Бегом Марш! Строиться на плацу.
Не отдохнувшие за короткую ночь курсанты нехотя выползали на улицу. Зябко поеживаясь от промозглой сырости, рота построилась, окутанная молочной белизной непроглядного тумана.
На плацу мы оказались в гордом одиночестве. В промозгло-туманное утро командиры всех подразделений училища приняли грамотное решение о корректировке распорядка дня и не вывели вверенные им подразделения на утреннюю зарядку. Они понимали, что оставшиеся на ногах курсанты, избежавшие «дизеля», несут колоссальную физическую нагрузку и по-отечески пожалели своих подопечных. Дали небольшую передышку своим курсантам, чтобы те поспали лишние 15– 20 минут, а затем, не торопясь, встали, умылись и подготовились для очередного изнуряющего витка нарядов и хозяйственных работ.
Но Зайчик пошел по иному пути. Лейтенант решил рисануться перед комбатом и зарекомендовать себя принципиальным и строгим командиром, свято исполняющим требования распорядка дня.
–  Рота! Напра-во! За мной, бегом марш!
Облаченный в новенький спортивный костюм и легонькие кроссовки, лейтенант вставил в уши наушники от супердефицитного кассетного плейера и возглавил колонну вяло бегущих курсантов.
Бррр, как же зябко! Туман неприятно облегал голое тело, вызывая озноб. «Забитые» мышцы ног с трудом отрывали от асфальта тяжеленные «противотанковые» сапоги.
Зайчик был бодр и свеж. Словно ретивый горный козлик, он легкими прыжками летел навстречу комбату а следовательно и своей блестящей карьере.
Сделав полный оборот вокруг училища, одинокая рота почему-то не встретила Пиночета. Блестящий план Зайчика дал трещину. Но офицер решил идти до победного конца.
Несмотря на легкую спортивную экипировку, Кролик устал скакать в авангарде «колонны военнопленных» и принял, воистину, замечательное решение. «Молодое дарование» взгромоздилось на крыльцо казармы, отсекая нам возможность пробраться внутрь теплого здания через входную дверь.
Приняв позу «капитан корабля на мостике», Зайчик выдал команду.
–  Бегать вокруг казармы по часовой стрелке!
Так понимаю, что до победного конца. Тихо матерясь и проклиная неугомонного спортивного маньяка и меломанана-любителя, искренне желая ему отупеть и оглохнуть от плейера-дебильника, рота медленно забежала за угол казармы и обреченно остановилась. Принимать участие в круговом идиотизме не было никакого желания ни у сержантов, ни у рядовых.
Вечно стоять на промозглом холоде – тоже не вариант. А проскочить в двери казармы за спиной стоявшего словно монумент лейтенанта было невозможно.
Дрожа от холода в колючих кустах акации за углом казармы, мы с тоской и нежностью вспоминали Володю Нахрена,  ласковое заботливое существо с тонкой душевной организацией, который скоропостижно нас покинул и оставил в лапах кровожадного и безжалостного монстра Кролика. Да еще одержимого навязчивой идеей карьерного роста. Как справедлива, глубокомысленна и безусловно, права народная мудрость: «Оценишь, когда потеряешь!»
На первом этаже казармы квартировались любимые соседи:  5-я рота, которая на по итогам прошлого месяца перехватила у нас звание «отличной». С 5-й ротой мы частенько конфликтовали из-за напора воды в умывальниках, на построениях батальона подначивали друг друга, иногда воевали, но всегда беззлобно и в шутку.
Закоченевшие курсанты несчастной 4-й роты прилипли к окнам соседей. Мы с завистью смотрели, как ребята из «пятерки» неторопливо и степенно вставали с постелей, спокойно умывались и без суеты подшивали чистые подворотнички. А мы,  проклятые и забытые, тихо замерзали под их окнами.
Курсант Копыто не выдержал первым. Его захлестнул приступ отчаянной зависти и Витя жалобно поскребся в окно 5-й роты. Его услышали и окно распахнулось. Из ярко освещенного оконного проема на улицу, погруженную в сырой туман, протянулась крепкая дружеская курсантская рука. Его рывком втащили в теплую казарму.
Точас захлопали фрамуги остальных окон на первом этаже здания и операция по спасению замерзающей на утренней зарядке курсантской братии началась.
Без малого, 144 человека (за исключением суточного наряда по роте) в считанные минуты залезли в окна 5-й роты. Бывшие «недруги» заботливо поделились одеялами, и мы начали немного отогреваться.
Соседи материли показушника Зайца.
Но в гостях хорошо, а дома лучше. Искренне поблагодарив соседей за помощь и гостеприимство, 140 человек личного состава 4-й роты, вытянувшись в одну цепочку, тихо-тихо, буквально, на цыпочках поднялись по лестнице на второй этаж в расположении родной роты и занялись решением насущных проблем:  туалет, уборка, подготовка к завтраку.
Перемещение из «пятерки» в расположение родной казармы происходило, фактически, за спиной лейтенанта Зайчика, который тупо стоял на крыльце, подпирая спиной проем входной двери.
Усиленно вглядываясь в туман, лейтенант заметно нервничал. Еще бы?! Он потерял роту!!! Причем, всю целиком! Почти полторы сотни курсантов строем и «в ногу» забежали за угол здания… а из-за противоположного угла никто не выбежал. Более того, даже не выполз. Фантастика! Как будто всех до единого украли инопланетяне. Испарились живые люди в молочном тумане и все тут. Периодически выглядывая из окон второго этажа, мы различали одинокую фигуру офицера, который суетливо озирался по сторонам.
Батарейки модного «дебильника» давно разрядились и миниатюрные наушники заграничного плейера жалко свисали на груди владельца. Покинуть крыльцо и пробежаться вокруг здания в поисках пропавших курсантов Зайчик не решался. Очевидно, лейтенант опасался разминуться с нами. Клиника, хуле!
– Стоит, дурачина?
– Стоит. Ждет, кролик вислоухий! В туман очень старательно вглядывается, даже дебильник выключил. Пусть, ждет! А мы пока еще пару кружочков нарежем! Ха-ха!
Проторчав на улице около часа, замерзший лейтенант поднялся в казарму с намерением срочно позвонить дежурному по училищу о вопиющем ЧП:  загадочной пропаже состава 4-й роты.
Как же изумился Кролик, обнаружив казарму набитую людьми. «Пропажа» в полном составе активно занималась традиционно-насущными делами. Изумленный Зайчик повернулся к дневальному по роте, который с каменным выражением лица подпирал тумбочку. Выпучив глаза, лейтенант ласково задал вопрос.
– А скажи-ка друг любезный… когда рота вернулась с утренней зарядки?
Не моргнув глазом, дневальный вытянулся в струнку, посмотрел на часы и нагло привирая, бодро отрапортовал.
– Ровно 7 минут назад, товарищ лейтенант. Вернулись организованно, все одновременно, уставшие и потные. Загоняли вы их сегодня, товарищ исполняющий обязанности командира роты. А ведь по распорядку дня уже через 3-ри минуты построение на завтрак полагается. Успеют ли умыться и побриться, прямо не знаю. Построение в столовую когда объявлять?
Глядя на счастливое выражение лица дневального курсанта, Зайчик неожиданно почувствовал, что однозначно сходит с ума. Он битый час простоял без движения на мраморном крыльце здания, подпирая спиной входную дверь.
–  Как?! Не может быть…
Лейтенант мог поклясться на военной библии… то бишь –  общевоинских Уставах, что никто из курсантов мимо него не проходил. Мистика! Провал во времени.
Зайчик ухватил за поясной ремень ковыляющего мимо Витю Копыто. Лейтенант смутно понимал, что его обманывают. Но где именно и в каком месте?
– Копыто! Отвечай, козья морда, как ты оказался в казарме?!
Витя принял изумленный вид и обиженно надул губы. Отчаянно гундося и шепелявя одновременно, он принялся «грузить мозги» командира.
– А что Копыто?! Опять Копыто! Чуть что, сразу Копыто! Копыто, как все! Все бегали вокруг казармы и я бегал. Устал, как собака. Почти час бегали, как заведенные, кругов двадцать намотали. Вы на крыльце стояли, как памятник, что в парке напротив. И вообще не шевелились.
– Копыто, не забывайся! В нарядах сгною!
– Ну вот, сразу в нарядах! Не хотите, не спрашивайте! А то сразу нарядами пугать.. Бегали мы, бегали! Глядь на часы, а до завтрака 10 минут остается, вот и пошли в роту умываться. Доктор говорил, чтобы «дизелем» не заболеть, надо руки мыть часто. И желательно с лизолом или с хлоркой. Ну мы, аккурат, мимо вас и прошли…
–  Копыто! Ты что с ума сошел?! Хочешь сказать, что 140 человек мимо меня целый час бегали, а я не увидел никого! Ни разу?! А потом все 140 рыл табуном прошли по крыльцу и поднялись в роту?! А я-то где был, что вас не заметил?! Отвечай!
Копыто закатил глаза и продолжил.
– Вы, товарищ лейтенант, в этот момент на крыльце стояли. Как вкопанный! С таким видом будто Вас «Кондратий» посетил. На этом крыльце Вас, товарищ и.о. командира роты, все 140 человек видели. Любого спросите! Дебильник Ваш еще орал громко.
Зайчик оказался на грани обморока. Он явно ничего не понимал. Сумасшествие вежливо, но настойчиво стучалось в черепную коробку.
Лейтенант выпустил ремень Виктора Копыто из рук. Его ноги дрогнули, колени подкосились и офицер прислонился к тумбочке дневального. Произошедшее на зарядке событие с ротой-«невидимкой» оказалось за гранью разумного объяснения.
Видя, что наша многострадальная рота за неполные сутки теряет второго командира, Витя Копыто благородно подбросил спасательный круг для ускользающего разума лейтенанта Зайчика.
– Я так думаю, товарищ лейтенант, это туман во всем виноват. Настолько густой туман, что дальше своего носа ни хрена не видно. Вот вы и не заметили, как мы вокруг Вас бегали… а потом и в казарму заходили. Туман. Да! Да, точно, туман! Туман, знаете ли, плохо изученное явление природы. Недаром же на машины противотуманные фары надевают. Это такое специальное изобретение человечества. Без них вообще ни хрена не видно, любой водитель скажет. Может Вам тоже такие фары купить надо?!
Лейтенант тупо смотрел на разглагольствующего наглеца Виктора Копыто, а дневальный, тем временем, находясь вне поля зрения Зайчика, корчил умилительные рожи за спиной у обалдевшего офицера.
Развивая успех, Витя решил совместить полезное с приятным –  проявить заботу о душевном равновесии лейтенанта и, заодно, решить свои шкурные дела.
– Хотя знаете, а с туманом не все так однозначно! Руководствуясь тривиальной логикой, слышать топот армейских сапог с металлическими подковами 140-ка курсантов, вы  товарищ лейтенант, должны были обязательно. Вы, случаем, свой плейер не постоянно слушаете?! Медики говорят, что очень слух подсаживает. Его еще дебильником обзывают, не зря наверное?! Подумайте на досуге, может продадите его от греха подальше, пока не оглохли как Бетховен. Если что, я могу купить. По разумной цене конечно.
Осознав, что ошарашенный наглостью дерзкого курсанта, лейтенант находится в состоянии прострации, Витя «подсел на уши» покорного слушателя, продолжая вываливать все имеющиеся в его арсенале познания о тумане.
– А вот в открытом море, чтобы в тумане не заблудиться, на кораблях используют другое устройство. Его называют «ревун». В школе на уроках «Географии» рассказывали, что хороший ревун в тумане слышно на расстоянии до 40 морских миль. Если такие «ревуны» выдать на каждую роту, то проблем на зарядке с потерей личного состава будет значительно меньше. Как вы считаете, товарищ лейтенант?
Офицер как-то странно посмотрел на Витю. Отстранившись от курсанта Копыто, лейтенант нащупал висящие на груди наушники плейера и, тяжело вздохнув, произнес.
– Туман. Очень густой туман.
Витя Копыто участливо приблизился к молодому офицеру.
–  Товарищ командир, вы себя хорошо чувствуете? Может доктора вызвать? Не надо?! Точно?! Ну, как знаете. Вы насчет плейера подумайте, я куплю.
Зайчик раздраженно отмахнулся от назойливого Копыто, он мучительно переваривал полученную информацию.
Как ни крути, а события и факты, сопутствующие загадочному исчезновению курсантов на утренней зарядке в единую логическую цепочку никак не выстраивались. Еще и проклятый Копыто к плееру прицепился, теперь не отвяжется.
Мозги лейтенанта отчаянно скрипели. Потирая пальцами виски, Зайчик скрылся в канцелярии. Он сел в кресло командира роты, обхватил голову руками, непрестанно бубня под нос.
–  Туман, конечно же, туман. Иначе… палата дурдома!
Воспитание Зайчика с благой целью спасти офицера от приступов «звездной болезни» успешно началось.

128. Непредвиденные обстоятельства

После досадной неудачи с утренней зарядкой, лейтенант Зайчик заперся в кабинете командира роты и постарался успокоиться. Через некоторое время он перестал в отчаянии грызть ногти. Офицер собрал волю в кулак и решил действовать более продуманно, изощренно и решительно.
Окольными путями лейтенант Зайчик выяснил, что его тщательно запланированное утреннее рандеву с полковником Серовым сорвалось исключительно по вине проклятого тумана. Удивительно, но Витя Копыто оказался прав. Пусть правота его была частичной и косвенной, но все же –  туман!
Тонко чувствуя любые изменения в погодных условиях, матерые самоходчики устроили минувшей ночью полное попрание всех устоев воинской дисциплины. Глубоко и смачно наплевав на установленный в училище жесткий карантин, внушительная группировка курсантов на основе предварительного сговора совершила в полночь массовый и дерзкий побег из наряда по свинарнику. Оставив боевой пост на попечение мирно спящих свинок, ребята предались бессовестным любовным утехам в ближайшем студенческом общежитии.
Сей факт вопиющего безобразия был выявлен и немедленно пресечен бдительным командиром 1-го батальона который совершенно случайно прогуливался в половину четвертого ночи в районе училищного свинарника.
Итак, полковник Серов собственноручно переловил всех самовольщиков, которые беспечно возвращались в родное училище по незабвенной «дороге жизни». На дворе глубокая ночь. Все в училище ВВС, включая огромное стадо ожиревших на курсантский объедках свиней, спят глубоким сном. Ничего не предвещало развязки… но материализовавшаяся из непроглядного тумана мрачная и зловещая фигура оказалась безжалостным Пиночетом.
Из-за плохой видимости комбат не рискнул лазать по кустам, а решил вспомнить молодость и не мудрствуя лукаво, тупо прочесал «дорогу жизни». Тем более что в ночной тишине призывно раздавались провоцирующие разудалые крики и неприличные песни содержания.
Охота удалась на славу. В крепкие руки полковника попали ловеласов: наряд по свинарнику в полном составе во главе с сержантом. Бегать от Пиночета было бесперспективно, ибо он обладал феноменальной фотографической памятью и безошибочно назвал всех «наследников Казановы» по фамилии, имени, отчеству, идентефицировав гуляк в густом тумане исключительно по голосам.
Отпираться никто не стал, ибо бесполезно и чревато. Залетчики самостоятельно приняли вид строя и четко в ногу, ведомые довольным комбатом, отправились прямиком на гауптвахту.
Оформляя арест, полковник долго компостировал мозги группе «преступников», легкомысленно променявших благородную заботу о здоровье и своевременном питании военных свинок на скоротечные любовные ласки студенток педагогического института.
Взывая к совести ребят и к воинскому долгу, Пиночет делал упор на том, что поддержание стерильной чистоты в училищном свинарнике –  более полезное и важное занятие для военнослужащего Советской армии, нежели ночные несанкционированные марш-броски в поисках общения с любвеобильными особями женского пола. Причем, его слова звучали настолько искренне, что создавалось впечатление, будто бы полковник сам верит в это.
По его словам, женщина –  мерзкое порождение ада! А все, что связано с любовью и нежностью –  есть грязное похотливое грехопадение, чуждое моральному облику будущих красных офицеров и строителей светлого коммунистического будущего.
Провинившиеся курсанты смотрели на полковника и дружно кивали головами в знак понимания и согласия.
Напрашивался законный вопрос: «Как вообще умудрилось жениться это чудо природы? И принимал ли какое-либо посильное участие господин Серов в рождении своих двоих детей? Возможно он просто отдал приказ своей жене родить парочку наследников мужского пола, а та проявила грамотную инициативу для своевременного его выполнения. Кто знает?!»
Как известно, скромность, человеколюбие и сострадание –  три самых распространенных положительных качества среднестатистического курсанта ВВС, поэтому свои комментарии и догадки по вышеуказанным вопросам никто вслух не озвучил. Грешно смеяться над больными людьми. А как все помнят, у полковника Серова была справка от Военно-медицинской комиссии. Контуженный! Что с мужика взять?! Уж очень крепкий пень попался на траектории падения военной головы будущего комбата! Не иначе, дубовый.
В результате фатального стечения обстоятельств, Пиночет нечаянно пропустил гениально запланированную встречу с 4-й ротой, которая одиноко слонялась в мерзких гущах влажного тумана, словно неприкаянный белеющий парус из незабвенного стихотворения Ю.Лермонтова.
Встреча, которую так скрупулезно готовил наш «великий казарменный тактик и стратег»  –  лейтенант Зайчик, не состоялась.

129. Прогрессирующий звездизм

На утреннем построении батальона Пиночет, находился в приподнятом настроении по случаю успешно проведенной ночной вылазки. Полковник рассеянно выслушал доклады командиров рот об отмене утренней зарядки в виду хронической усталости у личного состава. Комбат легко согласился с решением подчиненных офицеров и даже похвалил заботливых отцов-командиров за проявление разумной инициативы.
–  Личный состав иногда все же следует беречь, а то командовать скоро станет просто не кем.
Лейтенант Зайчик прикусил губу. Явно, он дал маховецкого и не уловил общей тенденции. Ну что же, еще будет шанс проявить себя. Обязательно будет. И он,  Зайчик, этого шанса ни за что не упустит.
На последующем совещании командиров рот Пиночет акцентировал внимание на назревшей необходимости в радикальном и качественном улучшении учета личного состава. И как следствие этого, обязательному пресечению на корню фактов любых спопыток самовольных отлучек курсантов из училища.
Полковник Серов строго напутствовал офицеров, водя указкой по висящему на стене графику, на котором разноцветной тушью отмечалось количество заболевших «дизелем».
–  Как показывает анализ динамики роста заболевших дизентерией за прошедшие сутки, эпидемия начала сдавать свои позиции. Жесткие меры, предпринимаемые командованием дают ощутимые результаты. Оптимистичные заверения анальных анализаторов –  военных докторишек то есть, дают надежду, что общими усилиями мы сможем побороть «дизель» в ближайший месяц-другой. На фоне последних обнадеживающих известий, вынос заразы за пределы карантинной зоны может привести к новому витку в распространении позорного заболевания в черте города. Расширение аудитории зараженных из числа гражданского населения может негативно сказаться на хорошем отношении этого самого гражданского населения к нашему училищу, в частности, и к Советской армии, в целом. Всем офицерам надлежит принять самые строгие и безотлагательные меры, чтобы курсанты не покидали зону карантина ни под каким предлогом и ни при каких обстоятельствах. Особенно обратить внимание на пресечение попыток общения с любвеобильной прослойкой женской популяции города. Принять все меры, чтобы наши засранцы не тащили постыдную эпидемию дизентерии в гражданские массы. Подумать страшно, чем аукнется для руководства училища и для всех нас, если вдруг одновременно и дружно обосрется все население миллионного города. А источником этого нежданного подарочка объявят не кого попало, а человека с ружьем,  защитника Родины. Поэтому, товарищи офицеры –  контроль за людьми! Контроль и еще раз, контроль! Необходимо четко знать и строго обеспечить нахождение всех наших дорогих обормотов в определенных начальством местах и только на территории училища, чтобы исключить саму возможность улизнуть на часик-полтора. Все! Все свободны!
Лейтенант Зайчик, все время восторженно и жадно ловивший каждое слово любимого комбата и законспектировавший в точности все ценнейшие указания в свой блокнот, немедленно бросился реализовывать их на практике.
За день Зайчик многократно посетил все без исключения места работ и несения нарядов, где находились курсанты нашей роты. Складывалось впечатление, что офицер бегает по кругу. Он неоднократно облазил столовую. Раз десять посетил варочный и овощной цеха. Пару раз слазил в выгребную яму и сбегал на свинарник. Также посетил посудомойку, пощупал бачки и тарелки. Заглянул в «обсерваторию», пересчитал всех больных и выздоравливающих. И обошел все посты внутреннего караула. Кролик побывал везде и всюду.
При каждом посещении неугомонный Зайчик требовал немедленно прекратить все работы и срочно построить личный состав для тщательной и поголовной проверки его наличия. Каждую группу курсантов он проверял самолично и многократно, часто сбиваясь и начиная сначала, долго сверяясь с какими-то бумажками и своим блокнотом. И так целый день без конца и края. И такая дребедень целый день! Динь-дилень!
Мы не успевали «соскучиться по дорогому командиру», как он уже прибегал снова и затевал очередное построение.
Офицер дергал курсантов постоянно. Он вносил хаос в отлаженный механизм несения нарядов и дежурств, в отработанную за годы обучения технологию и хронометраж проведения давно знакомых и привычных работ. Зайчик нам, реально, мешал. Мы катастрофически не успевали выполнить тот объем работы, который без его проверок делали легко и непринужденно.
В результате, чтобы успеть выполнить все намеченные дела и поставленные задания в установленные сроки, нам приходилось затрачивать гораздо больше усилий. От спешки и накладок стала накапливаться нервозность. Везде царила суета. Ребята стали больше уставать, причем не только физически, но и морально.
Зато Зайчик был предельно доволен. Еще бы! Ежеминутными построениями и поголовными проверками он обеспечил себе 100% владение информацией о ежесекундном нахождении каждого человека в том или ином месте. Контроль над личным составом был тотальным. Не смотря, что КПД того же личного состава заметно упал и сроки по всем работам вылетели из привычного графика, лейтенант регулярно звонил комбату, доставая его постоянными докладами о расходе личного состава, подчеркивая свою осведомленность в ходе проведения запланированных на день работ.
Всему в этой бренной жизни приходит конец. Пришел конец и бестолково-безумному дню с его бесконечной суетой и нервотрепкой.
Мы забегались и замотались до такой степени, что на ужин никто не пошел. Есть не хотелось. Руки и ноги дрожали от усталости, во рту пересохло. Лишь одно-единственное желание: упасть в койку и закрыть глаза. Можно даже прямо так,  не раздеваясь. Да что там на кровать?! Дайте команду: «отбой» и толпа ребят повалится прямо на пол, на голые доски и будет спать до самого утра. Спать без снов, крепко и сладко! Хрен добудитесь!

130. Белый «Москвич»

Видя плачевное состояние большинства ребят, старшина роты построил роту и скороговоркой пробубнил список личного состава. Не дожидаясь ответа вызываемого курсанта, Игорь Мерзлов опытным взглядом скользил по неровному строю измотанных бойцов, профессионально выискивая владельца оглашаемой фамилии.
Поверка близилась к логическому завершению, как через открытые окна казармы послышался надрывный рев мотора и й визг тормозов. Стоявшие в последней шеренге строя ребята оглянулись и увидели непостижимую картину.
Отчаянно тормозя и громко газуя, возле крыльца казармы лихо остановился белый «Москвич» из которого, вальяжно красуясь, выгрузился незабвенный лейтенант Зайчик.
Надо заметить, что въезд на территорию военного училища для личных автомобилей офицеров и прапорщиков был строго запрещен. Для транспорта сотрудников училища ВВС прямо перед КПП была оборудована автостоянка. Но, пользуясь поздним временем и отсутствием в училище генерала, лейтенант Зайчик каким-то непостижимым образом смог уговорить помощника дежурного по училищу, такого же желторотого обалдуя, как и он сам, в тайне от начальства дать команду наряду КПП пропустить личный «Москвич» Зайчика на закрытую территорию. Круто, ничего не скажешь!
Пиночет в это время находился в городской комендатуре, где проверял качество несения службы нарядом гарнизонного караула. Он не мог по достоинству оценить вызывающе наглый поступок своего фаворита.
Полковник Серов очень много потерял! Такой перспективный залет молодого офицера проходил без его непосредственного участия, ай-яй-яй! Ведь этим проступком лейтенанта Зайчика можно было пенять и попрекать всю его оставшуюся жизнь. «Рапорт на академию?! Господь с тобой, золотая рыбка! В твоем активе злостное нарушение пропускного режима. Не достоин! Рановато пока, послужи еще лет триста, прояви себя добросовестным офицером, искупи вину. У вас еще неполное служебное соответствие не снято. Что вы говорите?! Злополучный «Москвич» уже давно сгнил! А это неважно, взыскание за нарушение режима нахождения на закрытых территориях срока давности не имеет! Так что идите, товарищ вечный лейтенант, и подумайте над своим поведением, недостойным высокого звания офицера Красной армии!»
Это в теории, а пока, для красивого и эффектного выступления Зайчика все обстоятельства складывались, как нельзя лучше. Операция по созданию у личного состава роты впечатления о лейтенанте, как о потрясающе солидной фигуре, которой дозволены любые поступки и действия, строго запрещенные для остальных офицеров училища, началась очень успешно и многообещающе.
Учитывая, что Зайчик был единственным ребенком в достаточно интеллигентной семье, его родители вкладывали в драгоценного сыночка душу и деньги, стараясь привить чувство прекрасного. Юного Зайчика водили в театры и музеи, покупали модную одежду и дорогие игрушки. А по факту окончания военного училища любящие и заботливые родители подарили дорогому отпрыску белоснежный «Москвич» АЗЛК-2140.
Одурев от несказанного счастья, Зайчик сразу же обклеил автоагрегат всевозможными дефицитными наклейками типа орла с растопыренными крыльями и надписью: «МОNТАNА», обвесил неимоверным количеством брызговиков со светоотражателями. А по периметру лобового и заднего стекол была пропущена яркая желтая бахрома от старой кухонной скатерти и прочая многочисленная блестящая дрянь вплоть до колокольчиков и погремушек.
Титаническими усилиями и стараниями по необузданному украшению автомобиля Кролик превратил обычный «Москвич» в трудно узнаваемое средство передвижения, которое по количеству бесполезных и блестящих висюлек классифицировалось как цыганская лошадь в период разгульной свадьбы. Этакая яркая и разноцветная безвкусица!
Учитывая, что двадцать лет назад легковые машины числились в страшном дефиците, лейтенант Зайчик мгновенно возвысился над сверстниками до заоблачных высот и стал объектом вожделения со стороны многочисленных девушек, не горящих особым желанием пользоваться общественным транспортом или стачивать об асфальт каблуки и стройные ножки.
Сколько же этих самых девушек перекатал Зайчик на белоснежном драндулете, пока не встретил свою единственную и неповторимую крольчиху?! Лучше и не считать! Да и речь не об этом.

131. Фатальная ошибка

У Зайчика от головокружительной карьеры реально снесло крышу. Желая показать свою значимость и заоблачно высокий социальный статус, лейтенант сделал то, чего себе не позволял даже могущественный Пиночет. Лейтенант въехал на закрытую территорию военного объекта и лихо подкатил к казарме да еще с таким визгом тормозов, что весь 1-й батальон  –  1000 человек высунулись в окна.
Зайчик пошел «ва-банк»! Действительно, люди правду говорят: «Понты дороже денег!» В тот вечер мозг у лейтенанта явно не функционировал! Не думая о возможных последствиях, Зайчик преподнес нам роскошный подарок. Какой именно? Скоро узнаете.
Итак, небрежно хлопнув дверью личного авто, Зайчик скрылся в дверях здания. Поднявшись по лестнице и войдя в расположение роты, лейтенант совершил ошибку.
Пренебрежительно слушая подробный доклад старшины о только что проведенной вечерней поверке, обуревший Кролик небрежно покручивал на указательном пальце ключи от машы и демонстративно жевал резинку. Его нижняя челюсть двигалась с такой интенсивностью и амплитудой, что подбородок периодически упирался в грудь. Офицер громко и сочно чавкал. Рисовка офицерика была дешевая, нам стало противно и весело одновременно. Лейтенанта надо было срочно лечить! Спасать Кролика пора, спасать!
Прервав доклад старшины о расходе личного состава и оттопырив нижнюю челюсть, Зайчик смачно проплямкал следующее.
–  Вечернюю поверку я проведу заново, лично!
Небрежно выдернув список личного состава роты из рук старшины, Зайчик высокомерно окинул взглядом строй курсантов и, не выплюнув жвачку, принялся медленно и неразборчиво зачитывать фамилии курсантов.
Зря он это затеял. Во-первых: унизил старшину, не приняв доклад перед младшими по званию. В армии это не принято. Устав категорически не рекомендует выкидывать подобные фортели. Во-вторых, «играть на публику» надо в подходящее время и в подходящем месте.
Лейтенант демонстративно медленно в течение 20 минут мурыжил 41-е классное отделение. Затем, так же не торопясь, взялся за проверку 42-го отделения. Процесс вечерней поверки обещал быть утомительно долгим. Такое прощать нельзя. Пришло время приступать к активной фазе спасения офицера от прогрессирующего чванства.

132. Полный привод

Пока Зайчик куражился перед 42-м отделением, часть ребят из уже проверенного 41-го классного отделения, незаметно и с молчаливого одобрения старшины роты, выскользнула на улицу.
Через открытые окна было отчетливо видно, как многочисленная группа курсантов дружно облепила «Москвич» и оторвав его от асфальта, аккуратно переместила на газон.
Потом ребята рассказывали, что сначала возникло желание поставить «Москвич» в самую середину цветочной клумбы, но пожалели цветы. Чувство прекрасного человеку с ружьем совсем не чуждо, во как.
.
Парни поставили машину так, что она одним бампером уперлась в бетонное крыльцо здания, а другим –  в могучий тополь. В результате нехитрых манипуляций автомобиль Зайчика потерял возможность к самостоятельному передвижению.
Закончив дерзкую операцию, ребята из 41-го отделения незаметно для Зайчика, вернулись в строй роты.
Знатно покривлявшись еще около часа, лейтенант наконец завершил вечернюю поверку и дал команду.
–  Отбой!
Вяло почистив зубы, курсанты улеглись по койкам.
В общей сумме, Зайчик на своих рисовках и придирках задержал отход роты ко сну более чем на час, что является нарушением распорядка дня. В Советской армии запрещалось наказывать личный состав лишением сна, тем более в полном составе подразделения. Лейтенант целенаправленно нарывался на неприятности.
Сухо попрощавшись со старшиной роты и не переставая жевать дефицитную резинку, офицер вышел на улицу. Курсанты немедленно вскочили с кроватей и прилипли к окнам. Развлечение начиналось.
Кролик обескуражено замер на крыльце казармы. Он даже выронил из рук ключи от машины. Офицерик снял фуражку и почесал затылок. Затем, подняв ключи, он подошел к «Москвичу», открыл дверь и сел в салон. Зайчик включил фары и запустил двигатель. Потом заглушил двигатель и вылез из машины. Было заметно, что наш командир в полном недоумении.
Зайчик несколько раз обошел машину, потрогал руками мощный тополь и опять сел за руль. Курсанты в казарме злорадно хихикали.
–  Ну, давай, взлетай! Ты же из ВВС! Штурвал на себя! Форсаж и вертикальный взлет! Давай, зайка, дерзай! Дома крольчиха заждалась!
–  Хорош тупить! Пили тополь! Грызи скорей,  а то Пиночет застукает!
Зайчик опять вылез из «Москвича» и попытался сдвинуть его в сторону. Ноги офицера, обутые в щегольские полуботинки чешской фирмы «Цебо», беспомощно заскользили по траве. В казарме раздались смех и новые издевательские комментарии.
–   Ну, давай, давай, упирайся лучше, кентавр педальный!
–  Смотри не надорвись, Геракл сраный! Береги себя, а то завтра Пиночету некуда будет тебя пороть!
–   Эх, Пиночет тебя полюбит! Ох натянет на кукан! До самых гланд достанет!
–  Полный привод подключи! Становись на четыре кости и рогами в бочину упрись! Руками, руками загребай! Передний мост блокируй!
–  Толкай сильнее, Геросракл лапчатый! Ну, давай, давай, давай! Перди сильней и громче, реактивную силу используй! Даешь тягу на форсаже, пошел, пошел, давай, еще разок!
–  Слабак! Смотри не обосрись, а то в «обсерваторий» поселят! Три раза в день доктор будет «телевизор» в жопу пихать, тоже не подарок.
–   Эх, дистрофик!
–  Кишка! Доходяга сушеная!
Зайчик еще долго метался вокруг машины, пытаясь самостоятельно освободить ее из плена. В результате, офицер устал, выдохся, рубашка на его спине стала мокрой.
В отчаянии хлопнув дверью, офицерик побежал обратно в казарму. Курсанты бросились врассыпную от окон и попрыгали по койкам. Все приняли горизонталь и дружно захрапели.
В роту влетел взмыленный и тяжело дышащий лейтенант Зайчик. Увидев старшину, он метнулся к нему.
–  Старшина, немедленно поднимите роту и постройте ее в коридоре.
Старшина Мерзлов скрестил руки на груди и угрюмо ответил.
–  Не положено!
Курсанты, лежащие в кроватках и усиленно имитирующие сон, напряглись. События принимали любопытный оборот. Зайчик, выпучил глаза, его мелко затрясло. От добродушного и всегда покладистого старшины лейтенант не ожидал явного неповиновения и пренебрежения к его приказам. Молодой офицер высокомерно поджал губы.
–  Что значит  не положено?! Я приказываю!
–  Вам не положено такие команды подавать. Маловаты еще. Звездочек на погонах не густо и калибр мелковат. По нормативно-распорядителным документам после команды: «Отбой» роту имеет право поднять только командир батальона, поставив при этом в известность начальника училища или дежурного офицера по училищу. Устав, товарищ лейтенант! Статья номер...
Зайчик оторопел, ибо старшина был прав. Зайчик взял себя в руки и, перебивая старшину, максимально спокойно процедил сквозь зубы.
–  Устав мне известен, старшина. Вы меня не поняли. Я приказал поднять и построить один взвод, а не целую роту. У вас, вероятно, проблемы со слухом?!
–  Не положено! Поднять взвод после команды: «Отбой» имеет право командир роты...
Зайчик важно надул щеки и опять перебил старшину, который наизусть лепил статьи из Устава, как будто читал с листа.
–  А я есть командир роты - исполняющий обязанности в полном объеме. Приказ комбата Серова. Поднимай взвод немедленно, а с тобой я разберусь завтра. Еще поговорим об исполнительности и пререканиях со старшим по званию. Продолжим разговор в кабинете комбата завтра, то есть уже сегодня.
Старшина равнодушно пожал плечами и спокойно продолжил.
–  Взвод может поднять командир роты, вопросов нет, но уведомив командира батальона или дежурного по училищу. Вы комбату звонили? Я что-то не заметил. Не хотите тревожить по пустякам?! Машинка застряла! Понимаю. Звоните дежурному по училищу. Ему по ночам спать не положено, работа такая. Вот телефон. Номер помните?
Старшина повернулся к тумбочке дневального и обратился к курсанту, который стоял рядом и старательно делал вид, что при сем разговоре не присутствует. Выражение его лица больше соответствовало счастливому идиоту, чем военнослужащему.
–  Курсант Апраксин, наберите номер дежурного по училищу.
Повернувшись к побелевшему Зайчику, старшина понизил громкость голоса и наклонился вперед. Но дневальный, снявший трубку телефона и набирающий номер абонента, все хорошо расслышал и потом дословно передал содержимое разговора по курсантской эстафете.
–  И кстати товарищи лейтенант, а кто Вам разрешал со мной разговаривать на «ты»? Я младше Вас по званию, но старше по возрасту. И как мне сдается, более качественно воспитан. Мое отношение к людям всегда уважительное и корректное, а поведение адекватное, в отличие от некоторых молокососов и хулесосов возомнивших себя...
Лейтенант съежился под колючим взглядом старшины, его глазки забегали. Ситуация накалялась. Зайчику очень не хотелось продолжать этот разговор, но и объясняться с дежурным по училищу ему тоже не хотелось.
–  Курсант Апраксин, отставить телефон!
Зайчик еще попытался что-то сказать, но старшина роты, надвигаясь на офицерика, не давал ему раскрыть рта.
- Завтра в кабинете у комбата обязательно поговорим! О белой машинке, которая подпирает крыльцо казармы и еще о многом...
Лейтенант жалко улыбнулся, непроизвольно проглотил жевательную резинку и заискивающе посмотрел на старшину.
–  Игорь… Мммм… простите меня, я немного погорячился.
–  Михайлович
–  Да, да, конечно Игорь Михайлович, поймите правильно, был тяжелый день. Я устал. Все устали. Мда, все навалилось, я опаздывал на вечернюю поверку. А командиру опаздывать нельзя, авторитет, знаете ли...
Зайчик еще долго вполголоса объяснялся со старшиной роты. В результате тот сжалился над бестолковым офицером и помог ему вытащить машину. Силушки у нашего старшины было намерено. Никого из курсантов привлечь для этой процедуры старшина не позволил. Мы, типа, продолжали спать.
Во время вызволения «Москвича» нетерпеливый Зайчик резко нажал на акселератор, и на газоне было повреждено травяное покрытие. В результате Зайчик, еще полночи вооружившись лопатой, таскал дерн и приводил газон в первоначальное идеальное состояние. Только под самое утро его машина, наконец, покинула территорию училища. В эту ночь Кролику поспать не удалось! Ни минуты.

133. Финита ля «дизель»

На утреннем построении Зайчик напоминал жалкого альбиноса. Воспалившиеся от усталости глаза выдавали офицера с головой. Пиночет хмуро посмотрел на лейтенанта и «ласково» пригласил проследовать к себе в кабинет.
Через закрытые окна полковничьей берлоги долго доносились приглушенные крики. Это Пиночет порол Зайчика за ночные забавы с «Москвичом». Кто-то из «сексотов» комбата заработал себе возможность хорошего распределения –  несчастного лейтенанта сдали с потрохами. А уж Пиночет ни в чем себе не отказал. Он никогда ни в чем себе не отказывал.
Всю последующую неделю лейтенант Зайчик имел бледный вид и неровную походку. Лекарство нашло больного! Мы презирали «сексотов», но процедуры комбата пошли на пользу молодому офицеру. Приступы «звездной» болезни, конечно же, остались, но их частота и периодичность резко снизилась, а особо острые вспышки почти прекратились. Хвала Пиночету!
Наконец источник инфекции дизентерии был найден и эпидемия «дизеля» постепенно пошла на убыль. Все оказалось банально просто и смешно, но мне даже сейчас почему-то не до смеха. Оказывается, при планомерных ремонтных работах вечно пьяные слесари-сантехники в одном из коллекторов училища соединили воедино обводку водопровода и канализационной системы. В результате, при падении давления в системе канализационные воды просачивались в питьевую воду. Такие вот дела.
Когда ржавые трубы развели по своим стоякам «дизель» самопроизвольно сошел на «нет» и быстро закончился. «Обсерватории»я постепенно опустела и жизнь вернулась в привычное русло.
Не вернулся лишь Володя Нахрен. Его гепатит –  то ли «А», то ли «Б», только набирал обороты.

134. Армейская элита

В нашем училище ВВС, как впрочем, в любой среднестатистической воинской части независимо от вида и рода войск была своя элита.
Элита  среди представителей срочной службы (солдат и курсантов) –  безмерно уважаемые люди, к которым даже офицеры и прапорщики обращались исключительно на Вы и считали на честь пожать руку. К ярким представителям высшего армейского сословия, без малейшего преувеличения и натяжки, можно отнести хлебореза, маслореза, водителя генеральской машины, личного писаря, любимого художника, свинаря (смотрителя училищного свинарника) и т.д. и т.п. с небольшой вариацией в зависимости от нюансов и специфических особенностей конкретной воинской части.
А у нас в училище была еще одна должность, которая котировалась значительно выше, чем все вышеперечисленные:  начальник водокачки. Кроме шуток.
Как уже ранее отмечалось, легендарное училище ВВС располагалось на окраине уральского города в районе, находящемся на возвышенности. Поэтому городской водопровод, основанный еще в Петровские времена известным и уважаемым на Урале кланом Демидовых, мягко говоря, не справлялся с более-менее сносным обеспечением водой 3000 курсантов.
Как тонко и грамотно подмечено в довоенном шедевре советской кинематографии «Волга-Волга»: «Удивительный вопрос  почему я водовоз? А потому что без воды  и ни туды и ни сюды!»
Действительно, 3000 бойцов надо накормить? Надо! А для этого следует три раза в день приготовить пищу! Курсантов надо помыть? Даешь воду в баню!
А еще надо еще помыть полы в аудиториях, в казармах, котлы в столовой и машины в автопарке! Воду необходимо подать в умывальники, чтобы ребятки смогли умыться утром и почистить зубки, а так же помыть запревшие ножки вечером. Необходимо подать воду в прачечную, чтобы постирать портянки и постельные принадлежности на всю ораву. Вода нужна для… Короче, куда не посмотри, везде нужна вода. И надо ее очень много! А городской водопровод не справлялся. Ну, никак не покрывал ежедневную потребность в чистой холодной воде. Про горячую вообще  не мечтали –  роскошь!
После того как территорию училища посетил ужасный и безжалостный «дизель», а начальник медслужбы поменял тихое и спокойное место в миллионном городе на менее престижное в далеком Усть-Перепейдюйске, а генерал отделался неполным служебным соответствием, вопрос по бесперебойному обеспечению водой встал не просто ребром, а фактически,  острым колом в заднице.
Когда в очередной раз суровый генерал безжалостно драл полковника Волченко за сорванный завтрак в курсантской столовой –  ввиду полного отсутствия воды, рыдающий полковник клятвенно пообещал что-нибудь придумать или «пустить себе пулю в лоб» –   уволиться из армии.
Кстати, уволиться с хлебного места эля зам.по тылу  равносильно самоубийству. С таких должностей или сажают на годы долгие или снимают под угрозой посадить в казематы темные или выносят ногами вперед и никак иначе. Поймите правильно, дураков нет, чтобы оторваться от сытной кормушки, когда в стране победившего социализма свирепствует продуктовый дефицит.
Уставший от процедуры жестокого порева, генерал взял хрустальный графин и хотел плеснуть немного водички в стакан, дабы восстановить водно-солевой баланс. Но увидев, что стакан пуст, начальник училища многообещающе скрипнул зубами и чуть не запустил хрусталем в голову тыловику, но… удержался от соблазна и дал ровно сутки на размышление. Иначе рапорт на стол или… «пулю в висок».
Откровенно удрученный полковник Волченко, задумчиво шел по ковровой дорожке штаба, пока на него не налетел дневальный по штабу курсант 45-го классного отделения Серега Филин. В руках у Сергея было два ведра с «дефицитной водой». И он бежал к «черному» выходу штаба с кощунственной целью вылить на землю невиданное богатство. Два ведра воды, полнехоньких «с горкой»!
Полковник Волченко заорал во все свое полковничье горло.
–  Стой! Куда, твою …дивизию!
Воспитанный на постоянном оре и перманентном хамстве ротных офицеров, Серега Филин с философским спокойствием замер в той позе, в которой его застигла душераздирающая команда «великого военноначальника». А как иначе?! Могущественный зам.по тылу для среднестатистического курсанта –  небожитель, никак не меньше.
Полковник приблизился к недвижимой статуе в исполнении курсанта Филина и заглянул в ведра. Там плескалась исключительно свежая и чистейшая вода. У полковника от волнения пересохло в горле. Сглотнув слюну, Волченко хрипло выдохнул.
–   Откуда вода, сынок?
По ласковому голосу вечно сурового офицера курсант Филин внезапно понял, что сама судьба благосклонно дает реальный шанс головокружительно возвыситься и радикально изменить не только текущую, но и всю дальнейшую жизнь. Распределение не за горами!
–  Из подвала, товарищ полковник! Там этой воды, сколько угодно. По колено! Вот черпаю ведрами и на улицу таскаю, уже руки до пола отвисли!
–  А скажи мне, друг сердечный, откуда в подвале водичка? Ведь даже если трубы прорвало, воды в них быть не может… город воды не дает.
–  Товарищ полковник, вода просто ледяная, у меня аж руки от холода сводит. И чистейшая с голубым отливом, посмотрите сами. Я так думаю, родник под штабом бьет. Раньше он куда-то в землю уходил, а теперь фундамент штаба подмыл и в подвал прорвался. Пиндец штабу, размоет здание…
Красномордый полковник просиял аки «лампочка Ильича»! Вот она,  судьбоносная случайность! Отставить рапорт на увольнение! Еще послужим на благо Родине… и себе на благо.
–  Слышь, сынок, а ты смог бы проект водокачки смастерить с какой-нибудь автоматикой не особо сложной и не слишком заумной, чтобы резервуар не переливался? ...мммм... на вроде бачка для унитаза, только огромного!
Курсант Филин просиял, словно «Прожектор перестройки». Вот оно –  перспективное распределение на выбор по выпуску из училища и «авторитетная крыша» в лице самого свирепого и всемогущего полковника в училище ВВС на весь период обучения.
–  Помозговать надо, товарищ полковник! Нет ничего невозможного. Так думаю, надо скважину бурить и насосы ставить… и бочку от ж.д. вагона, чтобы воды побольше…
Серега не успел закончить, как полковник Волченко со слезами сердечной благодарности и нескрываемой радости бросился обнимать своего спасителя. Еще бы?! Карьера военного и сытое будущее были благополучно спасены.
Работа по созданию автономной водокачки непосредственно за стеной штаба закипела уже к вечеру.
Стоит особо отметить, что все было сделано «своими руками» и «за счет внутренних резервов». Кстати, в армии почти все делается своими руками и за счет внутренних резервов!
Работа шла супермегастахановскими темпами: за неделю была пробурена скважина до водоносной жилы и установлены трубы, «погружной» насос и огромный резервуар. Схему «автоматического управления» спаял Серега Филин, фактически, на своей коленке –  из старых запчастей, найденных на аэродромной свалке. Еще варилась ферма из швеллеров для огромной цистерны, а вокруг оной уже выкладывалась кирпичная стенка. А рядом в минутной готовности стоял автокран с плитами для крыши.
Единственное, что сделала внешняя организация: приехали лаборанты из санэпидемстанции –  взять пробу воды для анализа на пригодность к использованию в пищу. Всё!
Красную ленту торжественно перерезали в момент телефонного звонка от лаборантов, что можно высылать гонца за паспортом на воду, которая признана питьевой.
–  Ура, товарищи!
И всем стало хорошо! В училище появилась вода! Курсантскую столовую больше не лихорадило:  завтраки, обеды и ужины четко по графику и распорядку дня. Баня в полном объеме и т.д. и т.п. Все довольны и счастливы. А курсант Филин мановением волшебной палочки взлетел в наивысшие эшелоны власти и заходил в кабинет свирепого зам.по тылу, открывая дверь ногой и не вынимая рук из карманов. В училище ВВС наступили умиротворение и всеобщая гармония!
Но однажды…

135. Неприкасаемый

Стандартная картина возле штаба: Слегка пьяный и вечно раздраженный полковник Волченко «регулирует» капитана Хорошевского, не стесняясь в выражениях.
Командир 4-й роты только вернулся с продолжительного больничного после «желтухи» и сразу же нарвался на «процедуры» –  бывает.
Мимо них равнодушно продефилировал курсант Филин. Причем, проплывая по траверсе в полной прострации, проигнорировал обоих офицеров. Типа, ноль внимания, фунт презрения.
Дабы слегка передохнуть от продолжительной процедуры «пассивного секса в самой извращенной форме», а так же лелея смутную надежду переключить внимание бесноватого полковника на нерадивого курсанта, командир роты сделал замечание зарвавшемуся курсанту.
–  Курсант Филин, что за хрень?! Почему не приветствуешь заместителя начальника училища по тылу?
Не испытывая даже намека на благоговейное почтение перед грозным полковником и не делая даже символическую попытку перейти на строевой шаг,  Серега Филин подошел к зам.по тылу и первым протянул руку.
–  Здравствуйте, товарищ полковник!
Услышав в ответ предльно ласковое: «Здравствуй, Сережа!», курсант Филин абсолютно спокойно продолжил путь по своим делам.
Чуть позже, экстренно построив 4-ю роту в казарме, не в меру раздраженный капитан Хорошевский орал на курсанта Филина дурным голосом.
–  Что за ёпт? Я, командир роты, стою перед полковником в позе «бегущего египтянина» на низком старте! А какой-то курсантишка шлындает мимо, не вынимая рук из карманов... Что за ****ство, етить твою…
Прекрасно осознавая, что командир роты, находясь на больничном, многое пропустил и слегка не в курсе новой иерархии во властных структурах училища, курсант Филин абсолютно спокойно выдал на потеху себе и курсантской братии.
–  Должность у Вас такая, товарищ капитан! Вы – командир роты, а я – начальник водокачки!
Услышав незнакомые слова: «начальник водокачки» и смутно осознавая, что тут «что-то не так» но, не желая сдавать позиции и остатки авторитета, капитан Хорошевский тупо закусил удила и, заглушая обидные смехуечички из монолитного строя курсантов, взревел, брызгая слюной.
–  Сгною в нарядах, сучонок! Старшина, поставил Филина в сегодняшний караул на пост № 1 –   на знамя! Вот так! Ну что скажешь, умник?
–  А может не надо, товарищ капитан?
–  Ага, испугался?! То-то! Старшина, а когда сменится, еще пять раз «на тумбочку»! И так будет с каждым, кто…
Сохраняя олимпийское спокойствие, Серега Филин тихо буркнул.
–  Смотрите сами, товарищ капитан, Вам же хуже будет!
Курсант Филин простоял на посту ровно пять минут, пока выходящий из кабинета зам.по тылу не увидел «свою надежду и фундамент благополучного существования» с оружием в руках, подпирающим пост № 1.
Как только полковник Волченко добрался до первого телефона, спокойная жизнь и чувство удовлетворенности от сладкой мести для командира 4-й роты канули в небытие.
Еще не успела раскаленная от смачного мата телефонная трубка выпасть из рук зам.по тыла и мирно упокоиться на рычагах аппарата, как в караул на пост № 1 заступил чуть ли ни сам капитан Хорошевский, подменяя САМОГО ВАЖНОГО ЧЕЛОВЕКА в училище ВВС –   начальника водокачки!
А почему?!
Да потому, что без воды и ни туды и ни сюды! –  это, во-первых!

Если хочешь быть
На хорошем счету
И к начальству близко
Держи задницу высоко!
А голову  –  низко!               

   –  это, во-вторых!

136. Агдам

Витя Копыто ворвался в роту, как реактивный истребитель, как метеор, как цунами. Ворвался, обгоняя  грохот своих собственных тяжеленных армейских сапог.
Напомню, что легендарные сапог курсанта Копыто имели по 6 металлических подковок на каждом.
Витя оставил за собой широко распахнутую входную дверь и снесенную напрочь громоздкую тумбочку дневального. Причем, снесенную вместе с дежурным по роте, который беспомощно барахтался на полу, придавленный тумбочкой.
Шум был такой, будто обвалился потолок с межэтажными перекрытиями.
Курсанты побросали насущные воскресные дела и, поддавшись общей панике, бросились в центральный коридор, чтобы срочно покинуть разрушающееся здание, но натолкнулись на взъерошенного и крайне возбужденного курсанта Копыто.
Витя остановился на «взлетке» и заорал дурным голосом.
–  Мужики! Агдам! АГ-ДАМ! АГ-дам! Аг-ДАМ! АГДАМ! АГДАМ!
Он прыгал на месте, топал ногами, закатывал глаза, рвал на груди гимнастерку, заламывал руки, принимал немыслимые позы.
Мы обступили орущего благим матом Витьку и загалдели, пытаясь перекричать Копыто, друг друга и самих себя.
–  Какой Адам?
–   Кому как дам? За что?
–   Дам! Что?
–  Давай!
–  АКа? Чей АКа?
–   Дамы?! Какие? Где дамы?
Шум стоял невообразимый. Ввидя, что его не понимают и общая реакция на судьбоносное и эпохальное известие абсолютно неправильная, то есть  не совсем такая, какая должна была бы быть, курсант Копыто взял себя в руки и перестал судорожно биться в истерике.  Витя вдохнул воздуха поглубже и заорал, что было дури.
–  Молчать!
Услышав знакомую команду, курсанты притихли и уставились на взлохмаченного Виктора.
Дождавшись относительной тишины, Витя торжественно и важно продолжил.
–  Молчать! Всем слушать меня! Дети мои! Я принес важную весть! Даже не так –  архиважную!!!
Сделав многозначительную паузу, Корыто оглядел недоуменно затихших ребят и чеканя каждое слово, вкрадчиво продолжил.
–  Дети мои, боевые соратники! Прямо за забором училища, на железнодорожной сортировочной станции, где сейчас 22-е классное отделение разгружает вагон со стиральным порошком «Сумгаит», на запасном пути стоит цистерна с «Агдамом». Стоит одна-одинешенька, никому ненужная, заброшенная и всеми забытая, но абсолютно полная портвейна «Агдам»! Все понятно? Агдам! Да-да, Агдам! Это Агдам! И 22-е отделение, между прочем, его уже вовсю дегустирует. Качество?! Во!!!!
Виктор вскинул вверх обе руки со сжатыми кулаками и оттопыренными большими пальцами.
Вопль дикого восторга и яростного негодования дружно вырвался из наших глоток. Восторга –   потому что вино! А негодование –  потому что оно во рту не у нас, а у ребят из 22-го отделения 2-й роты.
В расположении 4-й роты начался невообразимый шум, гвалт. Все курсанты пришли в неописуемое возбуждение. Еще бы, на дворе перестройка и сухой закон, очереди за водкой длиннее, чем в мавзолей Ленина, а тут такое сокровище! И без присмотра. Фактически, ничье, значит общее,  НАШЕ! И его уже пробуют. Но, не мы!
–  Аааааа!
Агдам  душистый портвейн, мечта утомленного путника! Целая железнодорожная цистерна! И все это великолепие на расстоянии вытянутой руки, всего-то пару километров от забора училища. А забор преградой  никогда не являлся. Тьфу! На полосе препятствий выше.
–   Витя, цистерна большая? Нам хватит?
–  А хрен его знает! Тонн 20-30 не меньше. Но 22-е прислало гонцов во 2-ю роту, и все живые уже побежали на станцию с фляжками. Даже наряд ломанулся. В казарме один боец «на тумбочке» остался и тот на грани истерики. Надо спешить, а то всем не хватит. «Двойка» все выжрет!
В казарме началась форменная паника. 144 курсанта метались по огромному помещению, разыскивая личные 850 граммовые фляжки, заброшенные в тумбочки и чемоданы и кто его знает еще куда. Кто-то тащил ведра из туалетов. В коридорах активно потрошили пожарные огнетушители ОУ-10. Все банки, склянки, бутылки, канистры опустошались и быстро ополаскивались в умывальнике. Серебряная пудра была безжалостно высыпана в кулек из газеты «Красная звезда». Освободившаяся 3-х литровая банка заняла место под мышкой у сержанта Валеры Гнедовского. Дефицитный клей ПВА, который доставался всеми правдами и неправдами, тупо слили в туалет в ближайшее очко, но зато освободили 40-литровую флягу.
Из каптерки извлекли древние 20-литровые армейские термосы, заросшие зеленой лохматой плесенью «а-ля-пенициллин». Наждачной бумагой оттерли пораженную грибком алюминиевую поверхность до первозданного матового блеска.
Все, как один, озаботились поиском пригодной тары. Из канцелярии Володи Нахрена украли стеклянный графин и офицерскую походную литровую фляжку с котелком. Вскрыли кабинет командиров взводов и позаимствовали канистру с дистиллированной водой, которую лейтенант Зайчик заботливо приготовил для радиатора ненаглядного «Москвича». Воду слили опять же в очко. Прости, Зайчик!
Особо нетерпеливые побежали на станцию с пустыми руками и открытым ртом. Кое-кто –  лишь с эмалированной кружкой на перевес. Жажда, однако! «Агдам! пропадает, понимать надо.
По факту готовности подходящей тары, курсанты исчезали из казармы организованными группами и по одному. По дороге на сортировочную станцию нам попались курсанты со всего батальона. Парни истово волокли пустые банки, фляги, армейские термосы, пластиковые пакеты.
Курсантская почта сработала на 100% эффективно. Словно хорошо организованная цепочка муравьев, мы продвигались к заветной цистерне.
Бежали в ногу, как учили: левой, правой, левой, правой, левой, правой… А в голове ритмично отзывалось: «Аг, дам, аг, дам, аг, дам…!» Левой, правой... Аг  левой! Дам  правой! Аг  левой! Дам  правой! Ак-дам, ак-дам, левой-правой, левой- правой…
 На запасных путях грузовой станции, в самом тупике у цистерны в полной тишине колыхалось «живое море» цвета хаки. Ни криков, ни давки, ни скандалов. Все было четко организовано. Без суеты! А как иначе?! Это армия! Порядок! Дисциплина! Зачем привлекать внимание охраны? Пусть отдохнут, служивые. Им еще охранять народное добро. Оберегать его от несознательных расхитителей социалистической собственности.
Группа добровольных виночерпиев оккупировала вентиль цистерны. Впередистоящие курсанты принимали у ребят пустые емкости и наполняли их душистым напитком. Заполненные емкости сразу же передавали по цепочке назад и дальше. Конвейер работал четко и слаженно, без задержек и сбоев. Все понимали друг друга по взглядам,  жестам, мимике. Никаких разборок и даже символических попыток спорить или скандалить. Курсанты работали в едином порыве независимо от курса обучения и принадлежности к разным номерам рот и «вражеских» батальонов.
В тот эпохальный момент каждый из нас был частью единого гармонично функционирующего организма. Быстрый взгляд, отточенное движение: открыл-закрыл-передал, дальше  эвакуация и ничего лишнего. Ни капли драгоценного золотистого напитка не упало на землю! Ювелирная работа! Организация! Огромная масса людей работа, как единый механизм швейцарских часов.
Из ведер вино здесь же на ж.д. путях переливалось во фляжки, огнетушители, виниловые пакеты и термосы. Пустые ведра возвращались к вентилю цистерны.
Ёмкости, наполненные портвейном, мгновенно эвакуировались со станции в пределы училища для последующей консервации и захоронения в тайниках.
Пластиковые пакеты с портвейном в казарме прокладывались с двух сторон бумагой и аккуратно запаивались горячим утюгом. Наряд по роте вскрывал полы и закладывал между лагами межэтажных перекрытий все это богатство для последующего длительного хранения. Затем доски возвращались на законные места, а щели густо промазывались половой мастикой. Все трудились, как проклятые, без перекуров и отдыха: четко, слаженно и быстро. Словно трудяги-муравьи, цепочка курсантов носилась исключительно бегом от железнодорожной станции до училища и обратно.
Где были служащие и охрана станции?! Неизвестно. Но мы бегали, как заведенные, почти до самого вечера и драгоценную цистерну опустошили основательно.
Лишь построение на вечернюю поверку остановило все расширяющийся и углубляющийся процесс «организованной экспроприации» божественного напитка.
На фоне активной борьбы с пьянством и алкоголизмом, развернутой единым фронтом по всей стране, курсанты в альма-матер, (за исключением первого курса, им еще рано и отцов-командиров естественно), находились в бессовестно приподнятом настроении. Жизнь казалась прекрасной, а будущее безоблачным, ибо внутри утомленного бегатней организма плескался волшебный напиток под названием «Агдам».
Никто из офицеров нас не поймал. Более того, даже не заподозрил. Сержанты не отставали от личного состава и приняли самое активное участие в процессе добычи «Агдама». Комсомольские вожди и сексоты молчали в тряпочку. Как ни крути, а сдать народ в особый отдел или командованию училища никто из «благородной» братии не рискнул. Ибо случилось бы страшное.
Заполучить единовременно 2000 персональных врагов  –  это не шутка. Здоровье, а так же целостность и само наличие зубов –  дороже грядущего распределения и дальнейшей карьеры.
Народ в казармах особенно не наглел, но и не терял времени даром. Время от времени ребята снимали тяжелые фляги с пояса и делали пару добрых глотков. Гармония и эйфория поселились в казармах, в учебных классах, курилках и в спальных помещениях. А запах?! Эдем! Ароматный рай! Нирвана!

137. Похмелье

Утром следующего дня наступило похмелье. Не в смысле головной боли, слабости живота и противной тошноты. Нет, гораздо хуже. В училище приехал начальник железнодорожной сортировочной станции. Вернее, не приехал, а пришел ножками. Пришел по тропе, утрамбованной сапогами не одной сотни курсантов до прочности асфальта, которые сделали далеко не по одному плодотворному рейсу.
Очевидно, в понедельник утром на станции все же обнаружили почти опустошенную цистерну, следы от которой привели непосредственно к забору училища ВВС.
Весь личный состав училища экстренным порядком построили на плацу. На трибуну, облицованную белым мрамором, взгромоздился наш генерал в мундире с золотыми погонами. Рядом серой мышью маячил начальник ж.д. станции в расстегнутом пиджаке и ослабленном галстуке. Честно сказать, гражданский чиновник слабенько смотрелся на фоне грозного генерала, как-то терялся, что ли. Не та стать, осанка, взгляд, формат, порода и прочая харизма. «Пижмак жамжевый» одним словом. Но угроза нашему благополучию исходила именно от него.
Подключили микрофоны, подали электропитание. Мгновение, пауза, глубокий вдох и … началось порево!!!
Не просто порево, а образцово-показательное массовое изнасилование в самой извращенной и дикой форме. С элементами циничного садизма.
Таких слов от нашего добродушного «старика» мы еще не слышали. Его мощный и низкий от природы голос, усиленный хорошей стереосистемой, напоминал непрерывные раскаты грома. Генерал выражался так смачно и эмоционально, что хоть святых выноси!
У курсантов первого курса подкосились колени и были отмечены случаи массового недержания мочевого пузыря и даже  единичные обмороки.
Начальник ж.д. станции густо покраснел и напоминал вареного рака. Было заметно, что подобных слов в лексиконе «пижмака» еще не было. Посредственность! Ну что же?! Учиться никогда не поздно. Запоминай, а лучше записывай. Заведи конспектик и учи на досуге. Такое редко где услышишь.
Генерал ненадолго прервал процедуру «аккустического изнасилования» и жестом подозвал комбата первокурсников. Пока полковник трусцой семенил к трибуне, а генерал взял паузу, чтобы отдышаться, над плацем продолжало носиться эхо отборных проклятий. Звуковая система в альма-матер была очень хорошей, дорогой и мощной.
Начальник училища прикрыл рукой микрофоны и что-то коротко рявкнул подбежавшему полковнику. Тот вскинул руку, проорал: «Есть!» и так же трусцой побежал обратно.
Первый курс сразу же отвели на занятия по причине их однозначной невиновности. Потерявших сознание «минусов» оттащили волоком в медсанчасть. Обмочившихся отправили по казармам –  переодеваться.
На плацу перед грозными очами генерала остались невозмутимые и опытные «рецидивисты»  –  курсанты старших курсов. В результате проведенной селекции по искусственному отбору «минусов», круг подозреваемых сократился фактически на 1000 человек. Существенно, но, в целом, ситуацию не меняло.
Слова начальника училища на оставшихся фактически не действовали. Иммунитет, знаете ли.
–  Пой птичка, пой, только не очень громко, а то головка немного бо-бо.
Последующая полуторачасовая эмоциональная речь начальника училища, временами переходящая в визгливый и нечленораздельный словопоток, больно била по ушам и долбила мозг.
Надрывая голосовые связки, генерал в сотый раз призывал к добровольной сдаче незаконных запасов какого-то разворованного «Агдама», о котором никто из нас не имел ни малейшего понятия. Мы невинно закатывали глазки и удивленно пожимали плечами.
–  О чем речь?! Ничего не понимаю! Что сдать? Анализы?! Кровь?! Сперму?!
Первое предложение об амнистии результатов не принесло. Поехали дальше. Нас запугивали и уговаривали. Потом опять запугивали. Давили на совесть, жалость и еще на какие-то совсем незнакомые или мало знакомые чувства.
Нет, а чего он хотел?! За годы, проведенные в училище, из нас вытравили много чего человеческого, создавая идеальную военную машину, не обремененную сантиментами, страхом и прочими бесполезными, на взгляд отцов-командиров, качествами. Что хотели, то и получите, господа офицеры Нас ничем не проймешь. За руку поймали?! Нет! Все, зачем в пустую воздух над плацем сотрясать?!
–  «Агдам»?! Какой «Адам»? У нас в роте Адамов нет! И Адамовых тоже нет! Не знаю, не видел, не участвовал. В первый раз слышу. «Агдам»? Ни разу не пробовал. Вино?! Да вы что?! Надо же?! Не знал, не знал, надо будет запомнить. Никак нет. Как Вы могли подумать?! В стране борьба с пьянством и алкоголизмом. Перестройка. Ускорение. Горбачев. Вот.
Учебные занятия отменили. Прошел еще час. На плацу в гробовой тишине стоял монолитный строй без малейшего поползновения откликнуться на вторую амнистию, объявленную генералом.
После еще двухчасового ожидания искреннего раскаяния и чистосердечного признания и 183-го «последнего предупреждения», генерал выдохся окончательно. Начальник потерял последнюю надежду достучаться до остатков курсантской совести. В училище начались тотальные обыски.
Обыску подвергались все и всё. Первое, что вызвало подозрение у отцов-командиров –   наличие у курсанта личных фляжек. Подобного «единодушия» не получалось добиться даже во времена безжалостного «дизеля», когда за отсутствие фляжки на ремне могли живьем сгноить в бессрочном наряде по «обсервации».
Осмотр личных фляжек сразу же дал положительный результат. Поступила команда.
–  Сдать фляжки!
Перед изъятием фляжек многие курсанты успели пару раз незаметно глотнуть прямо на плацу, но… процесс поголовной реквизиции начался.
На строгий вопрос: «Откуда во фляжках вино?», все делали изумленные глаза и тупо бубнили, что это элементарное и общеизвестное чудо, описанное в учебном пособии по истории религий
–  Утром набрал воду из крана в умывальнике. А оно, вона как?! Вино! Обалдеть!
Допрос с пристрастием тоже результатов не давал. Курсанты отвечали все как один, по шаблону.
–   Нет! Попробовать не успел! Точно! Дыхнуть? Да легко!
Хыыы!
–  Запах?! Зубная паста такая. Возможно, туалетная вода так пахнет. Раньше не замечал. «Акдам»? Не видел, не пробовал, от водки не отличу. Можете проверить. Несите водку и как его там  ваш «Акдам». Буду пробовать при всех, для чистоты результатов эксперимента.
На территорию училища въехали грузовики, которые привезли 200-литровые бочки. В них через огромные воронки сливался найденный портвейн.
В процессе реквизиции «Агдама» наметилась положительная динамика. Около 2000 фляжек по 850 грамм –   1,7 тонны! Неплохое начало.
Из речи начальника училища мы поняли, что из 20-ти тонн напитка, в цистерне осталось чуть более 9-ти. Итак. 1,7 плюс 9 «с копейками» равняется почти 11 тонн. Недостача –  более 9 тонн. Обыски продолжились.
Из огнетушителей, термосов, запаянных утюгами пластиковых пакетов, найденных в коридорах, каптерках, сушилках, туалетах и под матрасами кроватей, извлекли еще около 3  тонн. Вскрыли полы в казармах, обыскали столовую и свинарник, чердаки и подвалы всех зданий училища, включая учебные корпуса, клуб, библиотеку, теплицы, гауптвахту и штаб. + 2,5 тонны.
Итого: 16,5 тонн «Агдама» в наличии. Начальник сортировочной станции был в шоке. Изумленный масштабами хищения и объемом недостачи, он жалобно вопрошал у генерала.
–  Оставшиеся 3500 литров разделить на... Ну, хрен с ними, пусть на 2000. Представим, генерал, что в вашем училище каждый курсант  –  это потенциальный или активно практикующий алкоголик. Что получается?! По 1,75 литров на рыло?! Никогда не поверю, что выжрали! Не может советский курсант за ночь выпить почти 2 литра портвейна. Он же не хронь какая, прости господи?! Это же будущие офицеры, цвет и гордость Красной армии. Как они к самолету подходить будут? На карачках?!
Наш «старик» снисходительно посматривал на гражданского чиновника, близко незнакомого с армейской публикой.
–  Может, может! Эти орлы еще и не то могут! Для них вообще ничего святого не существует. Вынесли 11 тонн, а твоя охрана даже не пикнула. Если бы сегодня не спохватились, к обеду в цистерне «Агдамом» бы и не пахло. Вообще! То есть, абсолютно! Изнутри стенки бы вылизали! Точно говорю. А могли еще и водой залить. Тогда бы ты, точно, никто не спохватился. Мои парни сообразительные, интеллект и смекалка, будь уверен.
–  Да Вы что?! Ужас какой! Хотите сказать, что мне еще повезло?!
–  В принципе, да! Посмотри, после грандиозной пьянки все в строю. Никто не шатается. Румянец на щеках, глаза горят! Да их сейчас на любой марш-бросок, да с полной выкладкой, олимпийский рекорд будет. Точно, говорю. Орлы! Моя школа! Слушай, Петрович! Что с недостачей делать будем? Может, на усушку, утряску или испарение списать каким-нибудь образом, а?! Землетрясение незапланированное, цистерна вдруг треснула, опрокинулась нечаянно или прост о–  недолив?! Ну? Пошли ко мне в кабинет, дорогой ты мой человечище, отменного коньячку пропустим, помозгуем.
Поздно вечером машины уехали. Нас никто особо уже не драл. А действительно, как отодрать почти 2000 человек?! Отчислить всех?! Кто же тогда в армии останется?! Да и генералу не с руки выносить сор из избы. Карьера, знаете ли.
Короче, в кабинетах высоких договорились полюбовно начальник училища и начальник станции за стаканчиком коньяка или… «Агдама». Нам то не ведомо, что два вершителя курсантских судеб попивали. Да и не особо интересно. Пришли два чиновника к устраивающему всех соглашению и ладненько.
Тем не менее, парни из 2-й роты пару месяцев разгружали почти все вагоны на ж.д. станции. Отрабатывали, так сказать… И на этот раз под усиленным наблюдением охраны. Ни шагу в сторону. Даже пописать –   под конвоем.
Начальник станции и наш генерал стали закадычными друзьями. По первому звонку, наш старикан сразу же выделял взвод-другой для погрузочно-разгрузочных работ на сортировочной станции. В ответ с благодарностью присылались фрукты, овощи, промтовары и много еще чего полезного, дефицитного и вкусного.
Со временем все устаканилось и забылось, а служба пошла своим чередом. Первокурсники еще долго приходили в себя после «задушевной беседы» на плацу, жалобно вскрикивая по ночам и просыпаясь в мокрой кроватке. Старшие курсы еще пару недель ходили с еле уловимым амбрэ нежного «Агдама».
Как отцы-командиры не принюхивались, но «запалить» никого не смогли. Конспирация в альма-матер была на должном уровне. В невскрытых тайниках оставалось порядка 1500 литров божественного «Агдама», которые экономно смаковали около полугода.
Более того, праздничную ночь Нового 1988 года 4-я рота отмечала, естественно, тайно, именно золотистым «Агдамом» из старых запасов.

138. Слоники

Всем понятно, что у курсанта абсолютно любого военного училища, независимо от вида и рода войск, жизнь далеко не сахар и присказку капитана Хорошевского: «Офицер рождается из грязи!» мы запомнили хорошо и давненько.
Но, сколько еще в этой грязи надо вывалять курсантов, чтобы горячо и искренне «любимый» капитан Володя Нахрен перестал срывать на нас дурное настроение?!
Вроде, человек не совсем плохой. Образованный. Местами даже с чувством юмора. Но иногда переклинит, что «мама не горюй» и понеслось… Начинает упражняться в убогом остроумии на нас, скованных воинской дисциплиной. Что за мудак?!
Нахрена как прорывает –  оскорбит всех сразу и каждого в отдельности, вытрет о наши души свои грязные ноги. А потом еще в нарушение Дисциплинарного Устава о строгом запрете наказания всего личного состава подразделения вместо непосредственного виновного, методично «затрахат» непомерными физическими нагрузками роту всю. Подведя красивую теорию о коллективном воспитании, о слаженности подразделения и всеобщем «чувстве локтя»!
Вот так и на этот раз. Рота пришла с обеда и  у нас было 20 минут свободного времени. Для армии это неслыханная роскошь!
Можно собрать необходимые конспекты для самоподготовки. Снять сапоги и размотав влажные портянки, хотя бы недолго посидеть на табуретке, вытянув усталые ноги.
Или, чтобы частично заглушить информационный голод, зайти в «Ленинскую комнату» роты, где уперевшись взглядом в газету, взять и прочитать от корки до корки бравую статейку из «Красной звезды». В которой с дежурным пафосом говорится об очередной инициативе и едином порыве сплоченного экипажа ржавого буксира образца 1927 года выпуска в составе Азовской флотилии. Мол, все как один, три матроса, решили по всем боевым показателям переплюнуть суперсовременный атомный ракетоносный крейсер Краснознаменного Тихоокеанского флота. И все это соревновательное безумие затеяно за право поиметь переходящий вымпел социалистического соревнования с надписью «Делу Ленина верны!» Полная хрень конечно. И развлекуха! Хотя, сюрреализм полнейший.
А можно вырвать эту бредово-слащавую статейку из давно обрыдлой газеты «Красная звезда». Старательно помять ее раз несколько, чтобы приобрела необходимую однородную мягкость. И посетить «место философского уединения».
Как ни крути, а по-большому счету, альтернативы в армии нет, не было и вряд ли когда-нибудь появится. Газету «Красная звезда» выписать все равно заставят, бессовестно выкроив из курсантских копеек необходимую сумму. Все для того, чтобы браво отчитаться перед политотделом училища, округа и Красной армии в целом о поголовном участии личного состава в процессе политического роста.
А вот туалетную бумагу закупить –  это хрен вам по всей мордочке, господа будущие офицерики. Не бары какие.
–  Это раньше армия была дворянская, а теперь армия рабоче-крестьянская! Так что не фиг к ненужным изыскам в виде чистой и мягкой бумаги привыкать! Ишь, чего захотели?! Сначала бумагу им туалетную подавай, потом ананасов в шампанском потребуете. Лучше журнальчик «Трезвость и культура» изучите. А еще актуальней в свете последних постановлений  мудрой партии и заботливого правительства –  «Коммунист Вооруженных Сил» почитайте на досуге, или подробно законспектируйте от корки до корки.
Не выгорело нам в тот день свои законные 20 минут личного времени использовать. Не свезло, ибо в казарму ворвался разъяренный Володя Нахрен. Громко хлопнув входной дверью и не слушая стандартного доклада дневального «на тумбочке», капитан дико заревел.
–  Рота! Строиться в центральном коридоре! Бегом!
Затем он начал носиться по спальному помещению, щедрыми пинками подгоняя курсантов, спешащих занять законные места в строю.
Когда через пару секунд личный состав 4-й роты стоял по стойке «смирно» на центральной «взлетке», возбужденный Нахрен прошелся вдоль строя, издавая нечленораздельное рычание и сверля ребят из первой шеренги безумным взглядом.
 Сложно понять, что именно привело отца-командира в крайнюю степень возбуждения. Но, у прослуживших не один год в рядах Красной армии ребятах  проснулись задатки философов-самоучек и активно практикующих врачей-психопатологоанатомов.
По мере продвижения беснующегося офицера вдоль строя, ребята шепотом стали ставить предварительные диагнозы «ротному папе».
  –  Пиночет изнасиловал.
–  За что? Мы, вроде, ничего такого не натворили?!
–  Просто так, для профилактики. Для поддержания своей потенции в надлежащем тонусе и постоянной готовности. Да и Володеньке полезно находиться в безотказной форме, чтобы не расслаблялся.
–  Скорее всего, Нахрен этой ночью позорно облажался и отлучен от женского тела. Поэтому решил нас образцово затрахать. Для восстановления уверенности в себе, как в мужчине!
–  А может он у себя под кроватью нашел…
Нахрен резко развернулся и его глаза извергнули мощный электрический разряд. Молния грозно просвистела у нас над головами. Вместо раската грома, прозвучала раскатистая команда.
–  Рота! Строиться на улице с противогазами! 5 минут, время пошло!
Ага, понятно, давно в «слоников» не играли. Эх, Володя, Володя, как же ты банально предсказуем. Значит опять на посмешище всего батальона будем вокруг сквера с памятником В.И. Ленина бессчетное количество кругов нарезать, пока половина роты не начнет желчью блевать. Старо, старо, мог бы что-нибудь оригинальнее придумать.
Выбежали из казармы, построились на улице. Руки многих курсантов инстинктивно нырнули в сумки – откручивать гофрированный шланг от фильтрующей коробки. Похоже, бегать сегодня придется долго. Очень долго. Надо бы о своих легких позаботиться. Не в первый раз бегаем… и похоже, что далеко не в последний.
Капитан Хорошевский упер «руки в боки» и зычно скомандовал.
–   Газы!
Убедившись, что по истечении 4 секунд времени, все 144 курсанта облачились в резиновые гандоны типа –  противогаз стандартный, ротный впервые улыбнулся. Но улыбка была злорадно-гаденькая и не обещала ничего хорошего.
Сквозь начавшие неумолимо запотевать очки противогаза, мы увидели, как остальные роты 1-го батальона выходят из казарм и спокойно расходятся на самоподготовку. В глазах соседей читалась откровенная жалость». Тем временем, прозвучала следующая команда.
–  Рота напрА-ВО! Вокруг сквера, бе-гооОМ МАРШ!
Понеслось. То, что количество кругов сразу не было определено –  плохой знак! Значит, будет носиться галопом, словно кони Буденного, пока все не передохнем! Мамочка и зачем я подался в Люфтваффе?! Сидел бы себе сейчас в каком-нибудь институте, старательно протирая модные джинсы, играл бы в преферанс на лекциях, по вечерам дрыгался на дискотеке, а после –  с девчонками тискался. Красота!
Нет же, в угоду истеричному командиру сейчас в резиновом презервативе буду круги наматывать вокруг статуи В.И.Ленина, пока у Володи Нахрена голова не закружится от нашей беготни.
Бл*, вот стану генералом, сгною суку ротную! Жизнь и карьеру положу, а этому *дарасу все припомню. Импотент хренов, жену бы лучше ублажал, чем на нас свои нервные клетки тратить. Ведь именно потенция от злобы и гнева первой страдает! Когда же ты это усвоишь, козлина редкостная?! Оп-па, неувязочка –  пока я до генерала доползу, Нахрена уже на пенсион вышибут. Жаль, жаль, а кому же я должок тогда возвращать стану?! Блин, хоть бы у него сын родился, что ли, и его в армию отдали… Ё-маё, не о том думаешь, Сашка, совсем не о том! Дыши, дыши ровнее. Вон, как сердце в груди прыгает. Очки запотели, совсем ни хрена не видно. Ладно, не в первый раз бежим, маршрут наизусть знаем, на автопилоте пробежать можно. Только шаги считать надо. 122 беговых шага  поворот налево! Еще 98 шагов  поворот налево! Снова 122… Дышать, считать, дышать, считать. Налево… Эх, скорее бы в генералы пробиться, хрен, тогда противогаз надену! И бегать меня никакая скотина не заставит. Дышать, считать, дышать, считать! Налево…дышать…налево…
Вот такие сумбурные мысли посещали во время плодотворного бега по замкнутому кругу –  если не каждого из 144 курсантов 4-й роты, то через одного, точно. Сколько кругов мы намотали, одному Нахрену известно. Точным подсчетом никто из курсантов не занимался.
По возможности, надо стараться вообще абстрагироваться от происходящего, переключить мозг и выполнять все движения и команды исключительно на автоматизме. По себе знаю. Так гораздо проще переносить «тяготы и лишения воинской службы». Самое идеальное  при поступлении в училище –  мозг сдать на длительное хранение. И отслужив, чисто на одних инстинктах, с пустой черепушкой, забрать мозг по факту выхода на пенсию, после 25-ти безупречных...
–  Рота, стой! Отбой «Газы»!
Долгожданная команда прозвучала совершенно неожиданно, когда ее совсем перестали ждать. Рота вяло собралась в бесформенную кучу, даже символически не напоминающую строй.
Ребята поснимали противогазы. Из подбородочных частей масок на пыльный асфальт заструились тоненькие струйки пота. Лица у всех были багровые, разопревшие, глаза воспаленные. Дыхание прерывалось, легкие натужно хрипели. Мы жадно хватали воздух широко раскрытыми ртами и не могли надышаться. У многих ребят липкая слюна вперемешку с соплями висела почти до самой земли, а во рту стоял горький привкус желчи. Гимнастерки на спинах были абсолютно мокрые. Картина была жалкой и неприглядной. К тому же, все источали сногсшибательный «арома»т немытого тела.
Удовлетворенный и заметно успокоившийся, Нахрен посмотрел на часы и выдал следующее.
–  Время самоподготовки давно началось, так что не хрен тут нежиться и раскачиваться. Быстро построились по классным отделениям и –  на самоподготовку, бегом марш! Застегнуть крючки на гимнастерках! Ишь, распустились!
–  Товарищ командир, умыться бы?!
–   Кто там вякнул про умыться? Курсант Рудась?! Сегодня заступаешь дневальным в суточный наряд! Ночью можешь умываться, сколько будет угодно. Все понятно?! Тяготы и лишения воинской службы никто не отменял! Это в воинской присяге прописано. Все! На самоподготовку бегом марш! Кто желает умыться, могут остаться. Еще вокруг сквера побегаете, своим же потом умоетесь!
Желающих остаться не нашлось. Едва передвигая уставшие ноги, потные и вонючие, курсанты побежали в главный учебный корпус. Скрывшись от глаз Володи Нахрена за углом роскошного сквера, мы сразу же перешли на шаг и неторопливо двинули в сторону учебного корпуса, по пути восстанавливая дыхание.

139. Как хорошо быть генералом

Добравшись до учебной аудитории, все рухнули на стулья. Расстегнув влажную форму практически до пупков, ребята устало перебрасывались нелестными для «ротного папы» фразами.
–  Удот законченный. Совсем затрахал, мудила бесноватый. Я думал, сейчас печень выплюну!
–  Не говори, «повезло» с ублюдком, слов нет. Ладно бы, за дело гонял! А то фиг знает, чего летали, как сраные веники. Вот, что случилось?!
–  Да какая, на хрен, разница! Почему?! Да просто так! Ротный у нас –  законченный мудак, и этим все сказано.
–   Бля, скорей бы выпуск, чтоб это «чудо чудное» не видеть никогда и ни разу.
–  Вот уж, хренушки! Наоборот! Стану генералом, разыщу его и задрочу до смерти. С живого не слезу! Пока бездыханное тельце признаков жизни подавать не перестанет...
–  Да, генералом  это здорово! Сиди себе в кабинете, в носу ковыряйся, ничего не делай. Хочешь –  телек смотри! Хочешь –  секретаршу сиськастую используй для снятия остростоящих вопросов. Красота!
–  Ага, а после службы – в баньку или на охоту. Везут тебя, пьяного в дупель, на служебной «Волге», а тут откуда не возьмись, Нахрен по тротуару на «Пешкарусе» чапает. А ты водителю и говоришь: «А давай-ка, любезный, вон через ту лужицу проедем!» И Володеньку нашего любимого с ног до головы грязненькой водицей окатишь. Едешь себе дальше, а это чмо стоит на тротуаре и… обтекает. А на кончике носа капля висит… мутная. Лепота!
–  Генерал – это мечта. Фактически, счастье. Рай, который достался еще при жизни. Прикиньте ребята: дача на халяву, паек царский. Мемуарчик за тебя адьютантишка накарябал. А тебе –  слава, деньги, почет, орденишко. Не жизнь, а сказка! Эй, Санек! Симонов! Ты стихоплет проверенный, можешь собрать воедино, о чем тут намечтали?! У Эдуарда Хиля песенка есть задорная «Как хорошо быть генералом». Можешь чего-нибудь такое намастрячить, а то настроение –  полная жо*.
Почесав тыковку, я задумался. В курсантскую бытность, девственный мозг еще не был окончательно забит марксистко-ленинской теорией о всеобщей и неизбежной победе коммунизма на планете Земля и ее ближайших окрестностях, поэтому достаточно живо отзывался на литературную графоманию. На лавры великого поэта никогда не претендовал, но пару строк связать иногда получалось. Самое интересное, что получалось очень быстро, фактически, влет.
Взяв небольшой тайм-аут и высунув от усердия язык в порыве вдохновения, я накарябал пару строк.
Попросив внимания, взгромоздился на трибуну возле учебной доски и немного кривляясь, старательно гундося и специально ломая голос, я начал читать.

КАК ХОРОШО БЫТЬ ГЕНЕРАЛОМ
ИМЕТЬ ПРОСТОРНЫЙ КАБИНЕТ
ГДЕ СЕКРЕТАРША МОЛОДАЯ
СО СМАКОМ СДЕЛАЕТ МИНЕТ

Прочитав первое четверостишие, сделал небольшую паузу. Парни захохотали так, что в окнах задребезжали стекла. Сержант Валера Гнедовский взмолился, чтобы ребята держали себя в руках, иначе на шум прибежит дежурный офицер по учебному корпусу и устроит разнос.
Ребята немного успокоились, и я продолжил с выражением:

НЕ СТОИТ ДЕРМАНТИН НА РОЖЕ МОРЩИТЬ
КОГДА ЧИТАЕШЬ ДОКУМЕНТ
ТЕБЕ УСЛУЖЛИВО ПОДСКАЖУТ
ГДЕ ПОДПИСЬ СТАВИТЬ, А ГДЕ НЕТ

Шквал хохота и бурные аплодисменты убедили в правильности направления хода моих мыслей. Поехали дальше…

И «ВОЛГУ» ЧЁРНУЮ К ПОДЪЕЗДУ
ТЕБЕ МГНОВЕННО ПОДАДУТ,
ВСЮ ЖОП* ВЫЛИЖУТ ДО БЛЕСКА
И ПОЖЕЛАЮТ: «В ДОБРЫЙ ПУТЬ!»

КАК ХОРОШО ИМЕТЬ ШИНЕЛКУ
С ПОГОНОМ, ПОЛНЫМ ЯРКИХ ЗВЁЗД
ЕЁ НАДЕТЬ ТЕБЕ ПОМОЖЕТ
ТВОЙ АДЪЮТАНТ,  ХОЛУЙ И ПЁС.

И ДАЧУ –   МАЛЕНЬКИЙ ДВОРЕЦ
С КРЕМЛЁМ ПО ПЛОЩАДИ ПОХОЖИЙ,
ТЕБЕ ПОСТРОИТ ПОЛК СОЛДАТ
ЗА ПЯТЬ РУБЛЕЙ ВСЕГО, БЫТЬ МОЖЕТ

По мере того, как я читал эти строки, настроение у ребят заметно улучшалось. Парни катались от смеха. Все забыли про недавнюю бессмысленную и утомительную беготню в отвратных противогазах, про запрелые подмышки, про зудящую кожу в паху. Ребята смеялись до слез. Как только я сделал паузу, чтобы набрать воздуха, все уставились на меня, в нетерпеливом ожидании продолжения. Глубокий вдох и …
 
А ЕСЛИ ВДРУГ СЛУЧИТСЯ БИТВА
ЗАПАХНЕТ ПОРОХОМ ВОКРУГ
ТЕБЕ ПОСТРОЯТ ПРОЧНЫЙ БУНКЕР
И ЗАВЕЗУТ ТУДА ПОДРУГ

И ОРДЕНОВ ВСЮ ГРУДЬ НАВЕСЯТ
ПОВЕРЬ МНЕ ДРУГ, НЕ ПРОСТО ТАК.
ВЕДЬ В НАШЕЙ АРМИИ НАГРАДЫ
ДОСТОЙНЫЙ ДОЛЖЕН ПОЛУЧАТЬ!

В ПАЁК ТЕБЕ ИКРЫ ПОЛОЖАТ,
КОЛБАС КОПЧЁННЫХ, САЛА ШМАТ,
ВЕДЬ ТЫ ДЛЯ АРМИИ ДОРОЖЕ,
ТЫ  ГЕНЕРАЛ, А НЕ СОЛДАТ!

И ОТПУСК БУДЕТ ТОЛЬКО ЛЕТОМ – 
ПУТЁВКА В СОЧИ ИЛИ В КРЫМ.
А ЕСЛИ СОЧИ НАДОЕЛИ,
ОТПРАВЯТ ХОТЬ В ЕРУСАЛИМ.

КОГДА УСНУВ НА СОВЕЩАНЬЕ,
ТЫ ЗАД СВОЙ ЦЕННЫЙ ОТСИДЕЛ,
ТЕБЯ ДЕНЩИК ДОСТАВИТ В БАНЮ,
ЧТОБ ОТДОХНУЛ ОТ РАТНЫХ ДЕЛ.

Витя Копыто лег на учебный стол и звонко забарабанил ладонями по отполированной поверхности. Уткнувшись носом в открытый конспект по «Кислородному оборудованию и высотному спец.снаряжению», он вопил дурным голосом.
–  Хочу, хочу, хочу! Именно так все и хочу! Хочу генерала, секретаршу, минет, баню, дачу, икру, черную «Волгу», Сочи хочу!

А ВЕЧЕРОМ, ПРИЙДЯ СО СЛУЖБЫ,
ЗАПИШЕШЬ В ЛИЧНЫЙ МЕМУАР,
КАК ПРЕДАННО СЛУЖИЛ ОТЧИЗНЕ
ВСЕ СИЛЫ РОДИНЕ ОТДАЛ… 

Закончив вещать, наскоро слепленные перлы, я попытался сложить листок вчетверо, чтобы уничтожить компромат. Но протянулись жадные и цепкие руки и ребята вырвали листок с корявыми набросками. Началась импровизированная свалка за право первому переписать эти строчки на память в личную записную книжку.
Наконец разобравшись с очередью, парни понемногу успокоились, но все продолжали улыбаться и шутить на тему сладкой генеральской жизни. Настроение вернулось на позитивную волну. Усталость и раздражение отошли на второй план.
В оставшееся время самоподготовки, каждый по очереди отлучился в туалет, где хоть как-то смог нормально умыться и привести себя в относительный порядок.
Вечером после команды «отбой» в спальном помещении 45-го классного отделения раздавались всплески бессовестного веселья и задорные смехуечички. Ребята перечитывали наиболее понравившиеся строки из коллективной мечты о генеральском звании и прилагающихся к нему благах.

140. Голый король

Во время обучения мне довелось общаться с ребятами, которые радикально отличались друг от друга как по внешности, так и по росту, по массе, объему, телосложению, воспитанию, вероисповеданию, личным убеждениям, степени порядочности, взглядам на жизнь, а самое главное –  по характеру и темпераменту.
Среди курсантов встречались откровенные холерики, ярко выраженные сангвиники, флегматики. Очень редко попадались меланхолики. Так понимаю, что их отсекали на этапе поступления при анализе тестов ПФЛ (психо-физической лаборатории).  Представителей смешанных типов было достаточно. Короче, на любой вкус и цвет. Как говаривал парнишка из соседского 44-го классного отделения, одессит Андрюха Чуханин:
–  Вам надо все точно такое же, но все же очень различное?! Да не вопрос. Их есть у меня предостаточно, на всевозможное ваше удовлетворение к нашему большому удовольствию.
Но все же один парнишка отличался от остальных курсантов легендарной 4-й роты поразительно уравновешенным темпераментом и хорошо сбалансированной психикой. Этот удивительный человек был патологической и беспросветной флегмой. И звали его  Пим, просто и незатейливо –  ПИМ. В миру  Павлюков Игорь Михайлович. Родом Пим был из уральского города Кирова, но не думаю, что сей факт конкретного местожительства давал какое-либо однозначное объяснение спокойствию и поразительной невозмутимости кировчанина.
Самое любопытное, что Пиму было абсолютно без разницы –  как его называют однокурсники. Хоть Ицхаком Зильбербергом или Зинаидой Павловной –  не важно. Когда кировчанин осознавал, что обращаются именно к нему, охотно отзывался практически на любое имя. При этом курсант Павлюков снисходительно улыбался, абсолютно спокойно посматривая на окружающий его мир и на нас, раздолбаев-сослуживцев, которые регулярно упражнялись в незатейливом остроумии на безответном однокурснике.
За время, проведенное в стенах училища, могу по пальцам пересчитать все случаи, когда довелось услышать голос Пима. Это были ответы на экзаменах –  два раза в год, доклад при несении суточного наряда пару раз в месяц и… вот практически и все.
Все остальное время Пим пытался спать «где придется» и читать книжки «какие попадутся». Он оставлял устойчивое впечатление умудренного жизнью старца, который степенно созерцает окружающий мир, стараясь даже звуком своего голоса не нарушать установившуюся вокруг него «гармонию».
Пим всегда наблюдал за суетой остальных курсантов с некой философской отрешенностью, заранее прощая окружающим любые попытки подтрунивать, неуклюже подшутить или откровенно поглумиться над ним.
С молчаливым достоинством, кировчанин сносил все шутки и подколки, направленные в его адрес, независимо от степени их остроты и навязчивости, и лишь легкая улыбка никогда не сходила с его доброго лица. Блаженный, право слово.
Итак, абсолютно реальный случай: 2-й курс обучения, лето, ночь, рота сладко спит. Курсант 45-го отделения Эдвард Серобян (Армения) стоит в суточном наряде «на тумбочке» дневального. Откровенно скучая от безделья, Эдик чувствует, что явно проигрывает в постоянной и неравной борьбе с неумолимо накатывающим сном. Поэтому решает немного взбодриться.
Отчаянно зевая и сладко потягиваясь, армянин оставил тумбочку дневального на «автопилот» - то есть, просто и тупо оставил, что в принципе категорически запрещено по всем статьям Устава.
Серобян подходит к кровати мирно спящего Пима. Некоторое время ласково поглаживает кировчанина по щеке, затем  осторожно тормошит и вежливо просит оказать дружескую услугу.
–  Пим, Пимушка, дружище дорогой, будь добр, дай трусы, пожалуйста. В самоход сходить надо. Хочу на свою девушку впечатление произвести. Дай трусы, Пим.
Не просыпаясь и не открывая глаз, абсолютно не вникая в абсурдность ситуации, Пим безмолвно стянул синие казенные трусы семейной модели и протянул Эдику.
Получив желаемое и ухмыляясь ослепительно белозубой улыбкой, довольный Эдвард спрятал трусы Пима под матрас его же собственной кровати. Сотворив «дежурную пакость», курсант Серобян с чувством выполненного долга по заготовлению на утро гарантированной «развлекухи», отправился достаивать положенное время на «тумбочку дневального».
Утро наступило строго по расписанию. В спальном помещении казармы зажглось освещение и прозвучала зычная команда старшины роты.
–  Рота подъем! Выходи строиться на утреннюю зарядку! Форма одежды номер «Раз» –   трусы и сапоги.
Вскочили, выбежали, построились. Стоим, ждем новых распоряжений. Старшина роты нетерпеливо прохаживаясь вдоль строя курсантов, грозными, но шутливыми окриками подгонял отстающих и замешкавшихся ребят.
Вдруг из спального помещения 45-го классного отделения неспеша выполз невозмутимый Пим. Из одежды –  одни сапоги. Заспанный кировчанин спокойненько встал в строй, невозмутимым видом показывая, что ничего особенного не происходит.
Несколько неожиданное явление Пима широкой публике, вызвало у личного состава роты моментальный приступ неудержимого хохота, постепенно переходящего в дружное лошадиное ржание.
Старшина роты Игорь Мерзлов только приготовился подать команду: «Рота, направо, на улицу шагом марш!», но поперхнулся на первом же слоге и выпучил глаза от искреннего изумления.
Несомненно, явление голозадого бойца его поразило и озадачило. Старшина сделал пару безуспешных попыток прокомментировать увиденное, но издал лишь пару булькающих всхлипываний.
Курсанты продолжали откровенно ржать. Пим отрешенно смотрит «в никуда». Старшина на грани помешательства. Дневальный Серобян откровенно счастлив. Утро удалось, ничего не скажешь.
Старшина Мерзлов приблизился к Пиму на минимальное расстояние. Еще раз внимательно осмотрел с ног до головы. У Мерзлова налились кровью глаза, а лицо покрылось багровыми пятнами.
Было заметно, что от невозможности однозначно воспринять ситуацию из-за ее изначальной абсурдности, Игорю Мерзлову нелегко подобрать правильные слова.
Глубоко вздохнув и мобилизовав все самообладание, старшина ласково и нежно задал сакраментальный вопрос.
–  Павлюков, а трусы-то… где?
Пим равнодушно пожал плечами, продолжая стоять в строю роты и  отрешенно смотреть в затылок впередистоящего товарища. При этом он не издал ни единого звука.
Старшина роты в течение 10 минут безуспешно пытался вытянуть из Павлюкова мало-мальски приемлемую версию пропажи его трусов.
Пим молчал, как партизан, не проявляя ни малейшей тени беспокойства о судьбе таинственно исчезнувших трусов и демонстрируя невозмутимо-решительным видом полную готовность выполнить любой приказ партии и правительства. 
Не добившись ответа, старшина окончательно «выпал в осадок» и устав пытать несгибаемого Пима, раздраженно махнул рукой.
–  Ну, бляха-муха, совсем 45-е отделение одурело! Ладно бы что-то ценное с*здили, тогда еще можно попытаться понять. Но одичать до такой степени, чтобы на сраные трусы позариться?! Это уже полный *здец, товарищи! А дальше что? Вонючие портянки пропадать начнут?! Не рота, а стадо идиотов недоделанных. Прекратите ржать, аки кони Прежвальского. Курсант Павлюков, ты как себя чувствуешь?! Вместе с трусами невинность случайно не пропала?! Ну чего стоишь, дурак-дураком?! Что происходит в роте?! Или живешь по принципу: «Один раз не пидара*?!»
Пим стоял, недвижимый, как каменный истукан. Даже веками не моргнул ни разу. Раздражаясь все больше, старшина бегал вдоль строя.
–  Рота, кто сейчас сказал: «Лучше нет влагалища, чем очко товарища»?
В ответ неслись новые всплески задорного веселья, соответствующие комментарии и разухабистые реплики.
Мерзлов никак не мог угомониться.
–  Павлюков, ну чего ты молчишь? Они же над тобой смеются. Все это стадо именно над тобой потешается. Ну скажи что-нибудь, хотя бы просто голос подай.
Но тщетно! Стиснув зубы, Пим был нем, как рыба. Старшина сдался и махнул рукой.
–  Хрен с тобой, ни «бе», ни «ме», ни «кукареку». Дуй в каптерку, получи новые трусы. Только учти,  дорогуша, твоего размера, точно, нет. Возьмешь, что в наличии осталось.
Выполняя распоряжение старшины, Пим абсолютно спокойно и совсем не прикрывая руками свое мужское хозяйство, вышел из строя. Шаркая тяжелыми сапогами по полу, он демонстративно продефилировал вдоль улюлюкающих ребят с достоинством «голого короля» из сказки Ганса Христиана Андерсена, гордо подняв голову, распрямив спину и развернув плечи.
Получив у каптерщика Вадима Нурова казенные труселя безразмерного объема, напоминающие чехол легкового автомобиля, не снимая сапог, Павлюков просунул ноги в широченные штанины и натянул  до уровня сосков на своей груди.
Чтобы данная конструкция из темно-синей материи не свалилась, Пим, опять же, совершенно невозмутимо –  с чувством, с толком и расстановкой, вытянул резинку трусов и подогнал ее длину под объем своих подмышек. Затем он завязал на резинке узел, отсекая лишнюю часть. А в образовавшуюся петлю кировчанин продел одну руку и голову. Получилась фиксированная конструкция на манер «помочей» детских шортиков.
Завершив подгонку огромных труселей под худощавое тело, курсант Павлюков неторопливо занял место в строю 45-го отделения.
Находящийся в крайне возбужденном состоянии старшина Мерзлов, скрипя зубами и играя желваками, наблюдал за процессом неторопливого дефилирования Пима с голой жопой через всю казарму до каптерки. Но когда Пим продемонстрировал холодную невозмутимость, смекалку и находчивость при надевании такого предмета туалета, как трусы из гардероба упитанного бегемота, старшина не выдержал и психанул.
–  Да ну вас всех в жо*, придурки!
Мерзлов отказался вести роту на утреннюю зарядку и заперся в каптерке, громко хлопнув дверью.
Продолжая глумиться над хладнокровным Пимом, ребята высказывали все более смелые предположения, моделируя всевозможные пикантные обстоятельства пропажи трусов. Вплоть до нетрадиционной сексуальной ориентации Пима и как вследствие этого –  подарка трусов в качестве доказательства преданности, любви и благодарности своему пылкому любовнику.
Но Игорь Павлюков был на высоте. Ни один мускул на его добром и вечно улыбающимся лице даже не дрогнул.
Пим снисходительно посматривал на веселящуюся курсантскую братию и только где-то очень глубоко в его мудрых глазах светились еле заметные озорные искорки.

141. Вампиры

Слухи разлетались по училищу феноменально быстро, с парадоксальной скоростью,  быстрее света. Драгоценное командование еще только собирается провести срочное построение 100% личного состава для оглашения какой-нибудь архиважной новости, а курсанты уже равнодушно дожевывают последние подробности давно устаревшей информации, потеряв к ней остатки интереса.
Но, не в этот раз. Информация была, действительно, стоящая. Курсантские массы гудели от восторга и нетерпения. Еще бы! У всех и у каждого появлялся реальный шанс получить абсолютно гарантированную возможность сходить в увольнение в город без опасения быть записанным или задержанным комендантским патрулем. Ибо в данных условиях, используя устную договоренность с руководством гарнизона, мы становились «неприкасаемыми» для всех патрулей и прочей комендантской нечисти. А все потому, что на субботу был запланирован приезд вампиров!
Нет конечно, не граф Дракула собственной персоной с многочисленной свитой вурдалаков соблаговалил продегустировать молодой кровушки курсантов Красной армии, нет. В училище приезжал передвижной филиал станции забора человеческой крови из окружного госпиталя.
Крови в госпиталях всегда не хватает. Советский Союз –  страна активно воюющая. Корея, Вьетнам, Египет, Афганистан и еще масса мелких и тайных войн. Поэтому кровь нужна всегда, разной группы и резуса. Чем больше, тем лучше. А так как кровь стоит денег и не малых, то самое оптимальное  –  сливать ее у солдат и курсантов абсолютно бесплатно, за вторую тарелку пшенки на обед  в качестве «усиленного питания», и за возможность прогуляться в город по праву внеочередного увольнения. О деньгах речи вообще не заходило, никогда.
Откуда и по каким причинам к славным работникам передвижной станции забора крови прижилось зловещее прозвище «вампиры» узнаете чуть позже. А пока…
Дежурный офицер по штабу училища еще не успел положить трубку телефона после приема срочной телефонограммы, торопливо записывая в журнал дату и время прибытия в альма-матер бригады «кровопивцев», как известие об этом по каналам «курсантской почты» мгновенно разнеслось по всем подразделениям, включая самые занюханные и богом забытые.
Пока генерал раздавал указания замполиту полковнику Боргударову, а тот натужно скрипел мозгами, обдумывая завлекающие меры по обеспечению активной явки добровольцев на процедуру кровопускания, в умах у нетерпеливых ловеласов в курсантских погонах составлялись дерзновенные и головокружительные планы на предстоящие честно заработанные увольнения.
Главный политрабочий училища подумал-подумал и переложил нелегкую заботу по агитации личного состава на командиров батальонов и политический бомонд училища.
Получив грозный рык «обеспечить 100% явку», Пиночет принялся вспоминать правильные и вдохновенные слова, способные всколыхнуть курсантские массы.
Пока агитаторы и пропагандисты инструктировали комсомольский актив ротного и взводного уровня, чтобы придать реальный вес возвышенным патриотическим словам, движимый благородным порывом, комбат Серов решил личным примером открыть ответственное мероприятие  сдать свою дозу полковничьей крови. Первым! Сколько нужно! 400 грамм?! Легко!
Настроившись на подвиг, полковник Серов зашел в расположение 4-й роты, чтобы поделиться ценной информацией о визите бригады кровосборцев и своими героическими планами на личное участие в данной процедуре. Но сильно удивился, едва переступив порог казармы.: на тумбочке дневального его ждал красиво оформленный список поголовного состава роты, горячо желающего выполнить свой военный и гражданский долг по сдаче крови.
Пиночет был озадачен: 100% добровольцев –  это чудесно, но по тексту телефонограммы надлежало строго отсеять из числа желающих «обровольно отдаться кровососам» всех переболевших «желтухой» и прочей гадостью.
Т.к. признание о наличии подобных диагнозов лишало гарантированной возможности погулять за периметром колючей проволоки и понежиться в жарких объятиях любимой, то желающих настучать на самого себя,любимого,почему-то не находилось.
Комбат не любил думать. Он предпочитал действовать. Пусть неправильно, но зато –  быстро. Главное, мгновенно отреагировать и безотлагательно начать что-то выполнять.  Потом поправят, если что не так. Полковник Серов махнул рукой.
–  Хрен с ними, пусть докторишки сами разбираются и отсортировывают по мере пригодности и надобности.
Командир роты Володя Нахрен восторженно поддержал комбата, подобострастно ломая спину в пояснице.
–  Это гениально! Не знали и все тут! Чай, не медики! Наше дело –  массовость обеспечить, а остальное нам не ведомо. Здравая идея, товарищ полковник! Впрочем, как и любое Ваше бесценное указание!
Всю неделю только и было разговоров, что о предстоящей процедуре кровопускания. Тех, кто уже имел смутное счастье быть донором, фактически не было по причине безусой юности курсантов. Но казаться опытным всезнайкой хотелось многим.
Тут и там находились «зубры», снисходительно поглядывающие на окружающий мир. Их обступали взволнованные товарищи и требовали поделиться секретами и личными знаниями в данной области медицины.
Разговоры на тему донорства случались регулярно и повсеместно. Обычно выступал один «бывалый», а вокруг собиралась толпа любопытных курсантов, не теряющих надежду собраться с духом и все же заработать своей кровью возможность сходить в долгожданное увольнение.
–  Слушай сюда! Это не больно. Ложишься на специальный стол, если не уверен в себе и боишься сдавать кровь, сидя в кресле. Тебе накладывают жгут на руку, протирают место спиртом. Работаешь пальчиками, вены вспухают. Потом иголочкой «чик» и снимают жгут. Все, кровь потекла в систему. Прямо в 3-х литровую банку.
–  А много сливают?
–  Нет. Литр, полтора. Иногда два, не больше!
–  Охренеть! А что останется?!
–  Не ссы, шучу! Грамм 400, не больше. Иначе сознанию каюк и носом в пол. Ноги протянешь! Самому надо будет вливание делать.
–   А если вены тонкие?! Не видно их, глубоко расположены.
–  Говно вопрос, жгут на шею. Из носа кровь нацедят прямо в тазик. Правда, потом ее фильтровать надо от соплей там и все такое… Такая кровь только на плазму идет или на конфеты в аптеку. Про «Гематоген» слышал? Вот, это оно самое. Есть еще вариант  из члена. Когда в туалет пойдешь, посмотри, какие на нем вены образцовые. Игла легко заходит, точно говорю! Только сначала надо подрачить, чтобы вены надулись. Будешь хорошо себя вести, журнал заграничный с голыми сиськами дадут полистать. «Playboy», «Penthouse» или еще чего.
Удивленная толпа охала и ахала. Все с жадностью внимали словам «опытных» товарищей, которые авторитетно мотали лапшу на уши  доверчивым ребятам. Хотя со стороны было хорошо видно, что сами «бывалые» за напускной храбростью и юмором пытаются скрыть мандраж. Могу поспорить, что в ночь с пятницы на субботу спокойно спали очень немногие.
Наступил «момент истины». Субботним утром на территорию училища заехал грязный потрепанный автобус «ПАЗ» и остановился у клуба. Из него вышли угрюмые и суровые люди с металлическими контейнерами в руках. В основной  массе,  это были крепкие мужчины с хорошо развитой мускулатурой. Настоящие мясники! Потом я понял –  отчего они такие крепкие и накачанные.
Пункт приема крови развернули в спортивном зале училищного клуба, разделив его на две части. В одной части разложили гимнастические маты. Разложили плотно, один к одному. Напротив запасного выхода образовалось огромное пространство, застеленное импровизированным кожаным ковром.
«Для чего это?» –   думалось мне, наивному.
Во второй части спортивного зала, напротив парадной двери, в шахматном порядке и на некотором удалении друг от друга установили порядка двадцати обыкновенных учебных столов.
В холле у запасного выхода поставили огромные армейские термосы с горячим чаем. Борцовский зал отвели под склад для крови.
По автоматизму и отработанной сноровке, с которой работали кряжистые и молчаливые медики, было заметно, что свою работу они знают очень хорошо. Все их действия лишены эмоциональной составляющей.
В спортивном зале постепенно вырисовывались очертания конвейера для слива и заготовки человеческой крови. Действительно, пропустить через свои руки почти две тысячи человек (именно такое количество «добровольцев» ограничил своим волевым решением начальник училища), согласитесь, совсем непросто.
Пока два батальона курсантов выстраивались в цепочку, вместе с живой очередью, я быстро продвигался ко входу в зал и оказался чуть ли не в первых рядах.
На входе в зал я увидел: облачившись в халаты и маски, приезжие медики оценивающе оглядывали огромную человеческую массу, которая выстроилась, как на бойню.  Их не пугал объем в две тысячи душ, извините – тел. Из нас не отсеяли никого по медицинским показаниям. Даже ничего не спросили. Загребли всех, включая переболевших гепатитом, краснухой и прочей заразой. Все подойдут, все сгодятся! Главное –  объем! План. Литры. Килограммы.
Бригада кровосборцев даже не потрудилась надеть чистые халаты и маски. Их внешний вид был ужасен. Некогда белые, медицинские халаты выглядели камуфлированными, где в качестве раскраски проступали бурые и пожелтевшие пятна крови. Относительно свежие и очень старые. Маски в виде ниспадающих до пояса балахонов скрывали лица этих людей. 
В узкую прорезь маски виднелись равнодушные и потухшие от хронической усталости глаза. Рукава на халатах были закатаны по локоть, перчатки отсутствовали. Оголенные волосатые руки добавляли сходства с суровыми и безжалостными мясниками.
Далее началось действо, которое укрепило в мысли, что  в тот момент мы были для них, как обезличенный скот, расходный материал и не более того.
Начали! Потоптавшись на пороге конвейера, Пиночет и другие отцы-командиры почему-то передумали участвовать в благородном деле по сдаче крови. Ну и ладно, мы быстрее проскочим. Я попал во вторую половину первой сотни. Очередь двигалась очень быстро.
–  Быстрей! Быстрей, не мешкать!
Когда подошла моя очередь открыть дверь и войти внутрь спортзала, то я увидел следующую картину. На столах, расставленных в шахматном порядке, лежали курсанты с закатанными по локоть гимнастерками. Кто-то работал кулаком и его рука была перетянута жгутом. У кого-то из вены торчала игла системы сбора крови и густая кровушка медленно стекала в банку. Кому-то уже перевязывали руку куском бинта. Кому-то совали под нос ватку с нашатырем. Медработников было гораздо меньше, чем столов с лежащими на них ребятами. Словно рабочие-многостаночники, сборщики крови носились между несколькими столами, одновременно обслуживая всех сразу и в порядке очереди.
–  Чего встал?! Проходи и ложись на свободный стол!
Я огляделся, свободных столов не было. На ближайшем столе лежал бледный курсант Копыто. Кровь у него уже взяли, но Витя был без сознания. Его остекленевшие глаза закатились, а правая рука с торчащей иголкой безвольно свисала со столешницы.
Кстати, норма сдачи была для всех одинакова –   400 грамм. И для двухметровых громил под сотню кг и для худосочных ребят с бараньим весом и 165 см ростом. Неважно, отдай 400 г  –   и никаких возражений.
На дворе была уральская зима, в организме –   слабость и авитаминоз на фоне однообразной пищи. А так же  нервозность при виде кровавой процедуры. Поэтому обмороки среди «доноров» случались сплошь и рядом.
Подбежавший «вампир» обслужил Копыто, перевязал ему руку бинтом, оторвал клок ваты, макнул ее в нашатырь и сунул Виктору под нос. Затем равнодушно кивнул ассистентам. Двое крепких ребят в масках и с накачанными руками профессионально подхватили Витькину тушку со стола и быстренько оттащили на гимнастические маты, уложенные на второй половине зала. На матах лежало уже человек 30. Ребята постепенно приходили в себя и через запасной выход самостоятельно отползали в холл клуба. Там их встречали более крепкие ребята с кружками горячего чая. После сбора крови интерес к донору и к его самочувствию со стороны медиков больше не возникал. Уполз из зала –  молодец. Валяешься на мате?! Значит уползешь чуть позже.
Конвейер работал планомерно и споро, не оставляя место милосердию и индивидуальному подходу к донорам. Не до них. Главное –  набрать крови. Организм молодой, не помрут. Даже полезно. Наверное?! Кто-то где-то говорил. Не помню!
Лег на освободившийся после Витьки Копыто стол и попытался расслабиться, старательно гоня прочь набежавшее волнение. Подбежал лекарь, рывком стянул жгутом мою правую руку, больно защемив кожу.
–  Больно, перетяните!
–   Некогда, потерпишь! Работай кулаком!
«Вампир» убежал к следующему столу. Не скажу точно, но возможно, что иголку в мою вену втыкал уже другой человек. Под маской не видно. Возможно, что в бригаде существовало распределение труда. Поставив систему, подсоединенную к банке с градировочной сеткой, медик снял жгут и убежал к следующему.
Глядя, как густая кровь прошла отметку в банке за 400 мл и уверенно двинулась дальше, я начал проявлять некоторое беспокойство, привлекая вниманеи медиков. Наконец меня услышали. Подбежали. Убрали иглу. И перевязав руку, сунули в ладонь ватку с нашатырем.
–  Сам уйдешь?
–   Да.
–   Иди, не задерживай. Следующий!
Стараясь не делать резких движений, осторожно слез со стола и минуя многочисленную группу курсантов на матах, двинулся к выходу. Последнее, что я увидел в «лаборатории», был обморок курсанта Полимонова прямо на входе в зал. Полимоша отрубился еще до момента начала сдачи крови. Он вообще вида крови не переносил.
Нисколько не удивившиеся «вампиры», быстренько втащили бездыханное тело Полимона на стол и спокойно воткнули в вену иглу. Я вышел за дверь. В холле мне предложили кружку чая.
Медленно, стараясь не обжечься, я пил несладкий чай и думал о происходящем. Рядом со мной сидели осунувшиеся и побледневшие ребята. Никто не балагурил и не зубоскалил. Настроение было поганое. Всех угнетало увиденное. Происходящее за дверьми спортзала никак не укладывалось в миф о доброте и гуманности «людей в белых халатах».
Все понимаю, кровь нужна, катастрофически нужна. Армия несет потери в Афганистане, много раненых. Патриотизм и гражданский долг призывают и требуют. Все ясно. Но, почему, так?! Почему, как на бойне?! Даже у потерявшего сознание Полимона?! Почему, как на страшном и кровавом конвейере?! С равнодушным цинизмом?! Ведь в следующий раз,  хрен, кто купится на ваши увольнения! Да, кровь надо собирать. Но не так! Ни как мясники и вампиры!
Поздно вечером перегруженный «ПАЗик» с просевшими рессорами выполз за территорию училища. На грязном борту виднелась свежая надпись, сделанная явно наспех дрожащим пальцем  «ВАМПИРЫ!»
Эту надпись сделал не я, но солидарен с ней полностью.
Многие из ребят пересмотрели свои взгляды на окружающий мир. Мы повзрослели. Большая часть курсантов, получив право на внеочередное увольнение в город, посреди дня разобрали койки и просто легли спать. А маленький желтый листочек с синей гербовой печатью  «увольнительная записка», остался лежать на прикроватной тумбочке.

142. Госпитальная тюрьма

В гарнизонном карауле был весьма необычный пост:  военный окружной госпиталь. Не весь госпиталь, естественно, а две камеры в темном подвале с металлическими решетками вместо дверей и микроскопическими окошками под самым потолком, через которые дневной свет фактически не проникал в тесные помещения.
В камерах содержались военнослужащие, отбывающие срок заключения в дисциплинарном батальоне, которые нуждались в серьезном лечении или операциях. Вторая категория «пациентов» –  «умники», которые, находясь под следствием за уголовные преступления, по мере сил и возможностей, а также при наличии аппетита, периодически глотали ложки, вилки, ключи, монеты и прочие «заведомо-неперевариемые» мелкие металлические предметы. Или время от времени, добровольно резали себя бритвами, бились головами об стены, ломали себе руки и выворачивали пальцы. Столь оригинальная публика справедливо полагала, что лежать на больничной коечке, пусть даже, в темном подвале, гораздо предпочтительней, нежели сидеть в одиночной камере гарнизонной гауптвахты, коротая время между допросами дотошного следователя в ожидании судебного приговора.
Класть эту «замечательную» клиентуру  в палаты для нормальных военнослужащих никто из командования округа желанием не горел, посему для них отвели относительно уютное помещение в глубоком подвале госпиталя:  с глаз долой из сердца вон. И замки покрепче.
Дабы «деликатная публика» не подалась в бега или не натворила еще чего похуже, выставили вооруженный пост. А на лечебные процедурки и планомерный осмотр доктора «ненадежные больные» могут и под конвоем прогуляться, не так ли?!
Законное право гражданина СССР на медицинское обеспечения никто не отнимал. Все условия содержания и права человека в «гостеприимных камерах» уральского госпиталя соблюдались гораздо трепотней, нежели в хваленой американской тюрьме на базе Гуантанамо. К бабке не ходи, можно не проверять и не сравнивать.
Данный пост для караула был удобен и неудобен одновременно. На него заступали по два курсанта на 4 часа, чтобы осуществить вывод больных и страждущих на прописанные медицинские процедуры и в тоже время обеспечить надежную охрану достаточно серьезной публике, от которой можно было ожидать чего угодно.
Здесь были и дезертиры:  кто бежал с оружием и убийцы, ожидающие решения суда, с последующей отправкой в обычные тюрьмы или лагеря строгого режима.
По тяжести совершенных преступлений и возможной опасности для общества, «сидельцы» были отсортированы на две камеры: № 1  «полный *здец» и № 2 –   «не очень полный, но тоже *здец». Поэтому открывание дверей камеры и вывод «пациента» осуществлялся со всеми мерами предосторожности:  оружие заряжено, металл в голосе, второй часовой страхует первого и все такое… Все медицинские процедуры и каждое открытие камер осуществлялось с обязательным уведомлением начальника караула по телефону.
А вот по коридорам госпиталя «пациента» следовало вести с разряженным оружием (дурной приказ коменданта, далее отдельная история), магазин с патронами отстыковывался от автомата и убирался в подсумок. Разрешалось только примкнуть штык-нож. Короче, грозный автомат Калашникова превращался в первобытное копье, с которым надо было сопровождать опасного преступника, при этом исключая возможность его побега. Идиотизм, а куда деваться?!
Как-то на госпитальный пост были попарно назначены четверо ребят из 45-го отделения: курсанты Лелик Пономарев и Саня Симонов, а также  курсанты Витя Копыто и Костя Остриков.
К слову сказать, Остриков впоследствии оставил военную службу и стал священником,   настоятелем православного храма. Не могу однозначно утверждать, что именно по итогам данного караула Костя укрепился в мысли сменить мундир на рясу, но то, что Остриков в полной мере и во всех красках осознал бренность своего существования в рамках сурового мира и крепко задумался о смысле жизни, как таковой –   это точно.
Итак. Мы с Леликом заступали во вторую смену и пока обживались в караульном помещении, Витя Копыто и Костя Остриков в сопровождении разводящего  сержанта Валеры Гнедовского, взгромоздившись в кузов армейского ЗИЛ-131 цвета хаки, уехали в окружной госпиталь принимать пост и больных-арестованных.
Через положенное время ребята отзвонились начальнику караула лейтенанту Зайчику и отчитались, что процесс приема-передачи прошел благополучно.
–  Пост принят! Арестанты в наличии, согласно списка. В соответствии с планом процедур, часовой Остриков отведет «пациента Михайлова из камеры № 1» на вечерний укол антибиотика. В помещении с камерами и на связи остается курсант Копыто.
Стандартный доклад, ничего особенного. Для ребят на посту потянулось тягучее и монотонное время служебной рутины.
В положенное время спустя 4-ре часа, мы с Леликом Пономаревым и сержантом Гнедовским на громыхающем ЗИЛе потащились на пересменку по ночным улицам уральского городка. На улицах ни души. Уомившись от дневной суеты, город спит. А мы не спим. Мы охраняем покой и спокойствие мирных граждан.
Обиженно хрюкнув и изрыгнув облако сизого дыма, ЗИЛ-131остановился во дворе лечебного учреждения. Спустившись в подвал старинного особняка, где располагался госпиталь, сержант постучал в неказистую металлическую дверь с зарешеченным окошком.
Скрипнули несмазанные петли и в маленькой форточке показалась заспанная физиономия Вити Копыто. Мельком окинув смену осоловевшим взглядом, откровенно зевающий Витя открыл тяжелую дверь, впуская нас внутрь тесного помещения. 
В комнате охраны стоял древний стол, две табуретки и вешалка для шинелей, а на стене висел огромный «корабельный» телефон с убогим диском-номеронабирателем. Напротив стола были расположены зарешеченные двери в две камеры, сквозь которые хорошо просматривались обычные армейские кровати со спящими «невольниками».
Что ни говори, а решетки вместо дверей  –  удобно и достаточно функционально. Можно не заходить внутрь камер, все и так хорошо видно. Но и вплотную к дверям лучше не приближаться, «кто его знает» чего от этих «душевных» ребят ожидать?! Придушат между делом, а потом скажут, что так и было.
Протирая кулаками, покрасневшие от рваного сна глаза и зевая, Костик Остриков оптимистично пробормотал.
–  Не пост, а малина, парни! Входную дверь закрыл и сопи себе все 4 часа до следующей пересменки. Днем, правда, придется побегать: на столе расписание с процедурами валяется. А так, в принципе, терпимо.
Витя Копыто и Костя Остриков натягивали шинели, а мы с Леликом –  раздевались, попутно прикидывая, как бы поудобней устроиться на жестких табуретах, чтобы, не мешкая,  немного вздремнуть.  Тем временем сержант Гнедовский вплотную приблизился к решеткам и сосредоточенно вглядываясь в тела, лежащие на койках в камерах, задумчиво обронил.
–  Не понял?! Коек в двух камерах –  16. По списку –  14 арестантов, а три койки свободные! Как так? Может, я  идиот?! Не спорю, сей факт документально не доказан, но одного явно не хватает.
Витя Копыто скорчил умильную гримасу и комично-звонко хлопнул ладонью по лбу.
–  Блин, вот ведь голова дырявая, чуть не забыл! Не волнуйтесь парни, я одного «сидельца» из 2-й камеры отпустил на пару часов в город. Типа, вроде увольнения... Короче, скоро придет.

143. Нервные клетки не восстанавливаются

Нам с Леликом спать как-то сразу расхотелось, причем, радикально и однозначно. У сержанта Гнедовского вытянулась физиономия и округлились глаза. А курсанта Острикова встряхнуло так, как будто в него попал разряд молнии. Костик тяжело рухнул на ближайшую табуретку. Он крепко вцепился в автомат, уперев его в пол, на манер подпорки, чтобы не упасть. Остриков уставился на Витю Копыто с немым вопросом.
Не переставая сладко позевывать, Витя не выказывал даже признака беспокойства.
–  Представляете, один пацан оказался местным. У него тут жена недалеко живет. Буквально, пара кварталов. Уж очень просился к жене на свиданку сбегать, за сиську давно не держался. Два пузыря «беленькой» обещал! Ну, я и отпустил. Не зверье же, чай, какое?! Кстати, должен был уже вернуться. Чего-то задерживается.
Выпустив автомат, Костик в отчаянии закрыл лицо ладонями и жалобно простонал, с трудом озвучивая простые слова.
–  Когда… ты… успел…?!
–  А когда ты выводил арестанта из 1-й камеры на уколы. Тебе не стал говорить, чтобы сюрпризом так,  раз –  и два фуфырика водочки. Между делом так, из ниоткуда, практически! Правда, здорово?!
Сержант скрипнул зубами и глядя в глаза довольного жизнью курсанта Копыто, с обреченной пустотой в голосе тихо спросил:
–  Витя, ты что,  мудак?!
Курсант Копыто надул губы и театрально заломил руки, кривляясь в образе «а-ля-Гамлет».
–  Я так понимаю, вы водку пить не будете! Да?! Пить или не пить?! Вот в чем вопрос!
Валера Гнедовский уперся немигающим взглядом в глаза Копыто и уже с нарастающим раздражением в голосе повторил.
–  Витя, ты что,  мудак?!
–  Почему это –  мудак?! На дворе «сухой закон» и прочая горбачевская херня, а тут два пузыря… на халяву… понимать надо!
Гнедовский с кулаками ринулся на курсанта Копыто и заорал во все луженое сержантское горло.
–  Придурок! Ты что натворил, идиота кусок?! Я же сейчас должен по команде доложить о побеге заключенного! И тебя сдать, как соучастника! Кретин е**нутый! Ты же всех нас подставил и себя, в первую очередь, долбо*бина! Ты же в тюрьму сейчас пойдешь, дибилина мудоковатая… Нет, не пойдешь, а побежишь! И Костю за собой потащишь! Его, возможно, и оправдают, в конце концов, но из училища, точно, выгонят! А нервов потреплют, мама не горюй! Тварь! О чем ты вообще думал в этот момент?! Ты вообще когда-нибудь думаешь?!
От Валеркиного крика начали просыпаться арестанты и попытались вякнуть: «Дайте поспать, ночь на дворе». 
Сержант рассвирепел еще больше и пообещал незамедлительно перевести всех «откосистов-шланголоидов» в разряд законченных инвалидов, если они немедленно не заткнутся.
Посчитав за благо не испытывать на себе гнев и сокрушительную силу сержанта  КМСа по классической борьбе, арестанты затихли, а перепуганный Витя Копыто наконец-то начал осознавать «текущий момент».
–  Я…. я же как лучше хотел! Для всех же старался…
Всегда спокойный и уравновешенный сержант в праведном гневе был просто ужасен. В таком состоянии его никогда не видели.
–  Старался?! Ах, ты оказывается, ста-рал-ся! Чего ты старался?! Себя в тюрягу посадить? Не ссы, у тебя получилось, с гарантией! И Костика рядом, чтобы сидеть было не скучно, да?! А ты Костю спросил? Согласен ли он за два пузыря тебе компанию на «зоне» составить? Ни хрена! Ты его просто и тупо подставил! И нас всех сейчас подставляешь, говнюк! Ну, Витя… все, хана тебе! На этот раз ты превзошел самого себя!
Витю мелко затрясло, его глазки забегали и он начал лепетать.
–  Ребята, я не подумал ведь… Он так жалобно просился… жена, стояк и все такое… Ну, нельзя же так обманывать, правда?! Он придет. Точно придет. Давайте еще подождем, а?!
–  Витя, для того чтобы из тюремных застенок на свободу слинять, тебе еще и не такое наплетут, идиот! Развешивай уши шире, чтобы в них ссать удобней было! И твоя цена оказалась –  всего-то две паршивые бутылки водки! Дешевка! Ты хоть адрес у него спросил?! Так, между делом, хотя бы для приличия! Где его сейчас искать? Где? Два квартала… в какую сторону?
–  Нет, не спросил! Ребята, давайте ждать! А?! Он обязательно вернется…
–  Витя, сколько ждать? Сколько нам ждать, ты скажи?! Мы должны в караулку позвонить о приеме-сдаче. Не можем мы тут до утра тупо сидеть и ждать! Понимаешь?!
Витя поник головой и почти заплакал от осознания того, что его могли банально обмануть. В наступившей тишине зазвонил телефон. Не иначе, начкар лейтенант Зайчик, не дождавшись своевременного доклада с поста, проявляет беспокойство о судьбе удаленного поста.
Услышав противный перезвон армейского телефона, курсант Копыто заметно вздрогнул, но собрал волю в кулак и решительно выдал.
–  Парни, я все понял. Выхода нет! Я виноват! Один! Костик не при чем, все возьму на себя!
Обреченно вздохнув, Витя медленно потянулся к телефону, но сержант внезапно перехватил его руку. Сняв громоздкую трубку с допотопного аппарата, Гнедовский уравновешенно-размеренным голосом доложил о приемо-сдаче поста без замечаний, мотивируя задержку в докладе светофорами, которые как сговорившись, переключились в режим «красной улицы», поэтому ЗИЛ добирался до госпиталя непростительно долго.
Дав отбой и ловя на себе несказанно удивленные взгляды, Валера пристально посмотрел в глаза каждому из нас и тихо произнес.
–  Парни, у меня такое предложение. Сейчас мы делаем вид, что ничего не произошло. Санька и Лелик заступают на пост. Если приедет любая проверка и обнаружится «недостача», вы дружно «включите дурака» и скажете, что камеры не открывали и по головам никого не проверяли. Это нарушение Устава, но не смертельное. Ну, а Витенька тогда и возьмет всю вину на себя, старательно отмазывая Костю Острикова. Предупреждаю, при таком раскладе достанется всем нам и очень даже не по-детски! Возможно, что отсидка на гауптвахте будет наименьшим из возможных наказаний. С Витей уже все понятно, он без вариантов идет под следствие! Я лишаюсь лычек сержанта и рискую отчислением из училища. Вас буду отмазывать до последнего, что вы не в курсах. Мол, считал арестантов я и при дежурном освещении мог просчитаться на одно тело. Условие  всем «мертво» стоять на своем! Я  не я, знать ничего не знаю! Так мы выиграем еще 4-ре часа! Потом опять заступят Витя и Костя и до начала утренних процедур и завтрака арестантов есть еще где-то 4-часа. Итого в сухом остатке,  если «Казанова» доверчивого и наивного дурака Копыто все же не обманул, а сейчас «савраской» носится по всему городу в творческом поиске, терзаемый проблемой… где бы посреди ночи взять две бутылки водки, чтобы рассчитаться с любезным Витенькой… в чем я оо-очень глубоко сомневаюсь, то у нас в активе появляется уже почти 8 часов! Согласитесь, это уже что-то?! Ну, а потом, Витя… ничего не остается –  чистосердечное признание и в долгий путь на долгие года! Не дай Бог, конечно! Этот безнадежный план может осуществиться лишь при единогласном участии всех нас. Если кто-то не согласен, тогда по приезду в караулку, Витя сразу идет сдаваться. Добровольное признание… вроде как бы смягчает вину… Парни, кто за то, чтобы дать Вите фору в 8 часов? Вдруг «беглеца» совесть замучает или он одумается и действительно вернется?! А?!
Честно говоря, вылетать из училища, а тем более, оказаться под следствием с перспективой испытать на себе все «прелести» дисциплинарного батальона никому не хотелось. Но Витьку откровенно жаль. До него стало доходить, что именно он натворил. Парня колотила мелкая дрожь.
Валера Гнедовский первым поднял полусогнутую в локте руку вверх и тихо спросил.
–  Кто «за»?
Особо не медля, все подняли руки. Витю Копыто надо было спасать. Он, конечно, дурачина редкостный, что в очередной раз подтвердилось, но мы «своих парней» в «биде» не бросаем! Попробуем оттянуть резинку на трусах на 8 часов… а там как получится. Вдруг?..
Растроганный Витя чуть не плакал. Он понимал, чем мы все рискуем, и монотонно твердил, как заклинание, уговаривая нас и себя в первую очередь.
–  Он скоро вернется! Он скоро вернется, он обещал… два часа…
Ребята уехали, рычание армейского ЗИЛа затихло в ночной тиши. Мы с Леликом молча сидели на жестких табуретках и старались не смотреть друг другу в глаза. На душе скребли кошки. Было очень тревожно.
Все было предельно ясно и понятно:  наше алиби настолько хлипкое, а возможные отговорки «шиты белыми нитками». Любой толковый следак расщелкает и разложит нас в два счета.
К тому же достаточно было драгоценному Витеньке на следующей пересменке удивленно выпучить глаза и поднять тревогу, как главными подозреваемыми в побеге «арестанта» автоматически становимся мы с Леликом. Это же как дважды два! Но Витя Копыто не такая же сука, чтобы нас подставить?! Хотя… в столь гнилой ситуации, когда на кону стоит реальный срок заключения… кто его знает?!
В таких невеселых мыслях потянулись бесконечные 4 часа. Спать совсем не хотелось. Нервы натянулись до предела, а ладони и ХБшка на спине предательски намокли. В воздухе физически ощущалось «электричество» нервозности. Хотелось вскочить с табуретки и энергично побегать по комнате охраны от стенки к стенке… а возможно, что и по потолку! Но места в помещении было непростительно мало и мы сидели неподвижно, как статуи, с мраморными лицами.
Неожиданно по ушам ударил противный звонок телефона. Я инстинктивно вздрогнул, а Лелик взял трубку.
–  Часовой 7-го поста, курсан… Ну чего тебе надо, придурок?! Нет! Никого! Не пришел! Нет! Ладно, позванивай время от времени. Да, понимаю, что очко противно пульсирует. Все, не трахай мне мозг, итак противно на душе! Отбой!
Я понял, что звонил Витя, переживающий об «арестанте». Он, наконец, доехал до караулки и сдав оружие в «пирамиду», сразу же повис на телефоне.
А дальше началось нечто:  телефон звонил практически каждую минуту! Изнемогающий Витя, накручивая самого себя и нас всех, беспрестанно вращая диск телефона, не успев положить трубку на рычаг после предыдущего звонка.
–  Ничего?!
–  Ничего!
–  Никого?!
–  Никого!
–  Ничего?!
–  За**ал, понял?! От того, что ты звонишь каждую секунду, ничего не изменится! Звони хотя бы с 5-минутными паузами! Понял?!
–  Понял! Ничего?!
–  Ничего?!
–  Ничего!
–  Никого?!
–  Никого!
–  Ничего?!
И так все 4-ре часа. *здец, мы с Леликом уже, реально, завелись и озверели не на шутку. Арестанты в камерах, ворочаясь в койках, зажимали головы подушкой, но спать уже ни у кого не получалось. Телефон звонил, не умолкая. Возмутиться или тихо пискнуть «сидельцы» просто не рискнули, понимая, что «охрана» находится «на взводе».
–  Ничего?!
–  Ничего!
–  Никого?!
–  Никого!
–  Ничего?!
- Бл*! -  взревел Лелик и, вскочив, швырнул табуретку на пол: - Эта ночь когда-нибудь кончится?!
–  Ничего?!
–  Ничего!
–  Никого?!
–  Никого!
–  Ничего?!
До конца нашей смены оставалось минут 20, когда, в очередной раз, зазвонил телефон. Багровый и злой Лелик сорвал кондовую трубку древнего аппарата с рычага и со всей дури врезал ей по столу, оставляя зарубину на плотной древесине. Шумно набрав в легкие максимальное количество воздуха, киевлянин приготовился рявкнуть что-то многоэтажно-заливистое и непотребное, но очень доходчивое, как вдруг неожиданно напрягся и выпустив воздух, оправдательно забормотал.
–  Часовой 2-й смены, 7-го поста, курсант Пономарев! Прошу прощения, товарищ лейтенант, тяжелая трубка из рук выпала и об стол ударилась! Есть! Так точно! Все будет в лучшем виде! Есть!
Аккуратно и нежно повесив трубку на рычаг, Лелик посмотрел на меня жалким взглядом обреченного и тихо прошептал.
–  Ну, вот нам и *здец, Санечка! Сейчас наша смена приедет, причем вместе с комендантом гарнизона. Лейтенант Зайчик позвонил предупредить, чтобы все было «тип-топ»! Сдается мне, что комендантская зверюга или что-то знает или плановую проверку решил провести. А может «беглого» где-то в городе поймали и сейчас нас, как свежеощипанных курепчиков на банальном вранье и повяжут! Если нас с ним в одну камеру посадят, придушу мерзавца!
Я бездумно уперся взглядом в секундную стрелку наручных часов, которая неумолимо отматывала круги, отмеряя последние мгновения на свободе. Как хорошо на воле, господи! Воздух то, какой?! Не надышишься!
На нервной почве необычайно обострился слух и мы, буквально, кожей чувствовали приближение «нашей судьбы». Вот в ночной тишине капризно рыкнул мотор армейского работяги ЗИЛа. Вот сейчас водила перегазовывается и скрежещет раздолбанной коробкой передач, чтобы сдать назад, маневрируя во внутреннем дворике госпиталя. Еще пару секунд и сейчас мы услышим, как по асфальту громогласно застучат металлические подковки на тяжелых сапогах нашей смены…
Неожиданно в железную дверь помещения раздался осторожный стук и тихие поскребывания совсем не похожие на уверенные и требовательные удары  ребят из состава караула. В тот момент для нас не было никакой разницы, мы уже не жили, а существовали…
С равнодушием и смиренностью приговоренного к смертной казни, я подошел к двери и не глядя в зарешеченное окошко, открыл тяжелую дверь. На пороге, счастливо улыбаясь от уха до уха, стоял незнакомый молодой человек в госпитальной пижаме с короткими штанами и в кроссовках на босу ногу. Он вытянул вперед руки, держа в каждой по бутылке водки.
В ступоре, я машинально протянул вперед руки и инстинктивно взялся за горлышки бутылок… В это время, Лелик мгновенно вскочил с табуретки и быстрее молнии метнулся к двери. Не обходя меня стороной, киевлянин буквально из-за моей спины, врезал длинный хук по бессовестно улыбающейся физиономии незнакомца.
Учитывая, что в прошлой «доучилищной» жизни, Лелик был КМСом по боксу и КМСом по гребле на каноэ, то удар справа у него был просто сокрушительный.
Не переставая улыбаться, незнакомец в пижаме, закатывая глаза и безвольно разжимая пальцы, оторвался от земли и попытался отправиться в непродолжительный полет на пределы подвала. Но не успел, однако!
Пока я перехватывал бутылки, Лелик схватил бесчувственное тело за «грудки» госпитальной пижамы и резким рывком, втащил в помещение охраны. Удерживая клиента одной рукой, Лелик открыл дверь камеры и мощным движением швырнул тушку «ночного ловеласа» на свободную койку.
Вовремя, так как в ночной тиши отчетливо слышались шаги приближающейся смены.
Лелик остался у входной двери, одергивая гимнастерку, готовясь отрапортовать проверяющему офицеру.
Я же в это время метался по маленькому помещению поста с двумя бутылками водки в руках, даже не представляя, куда их заныкать. В последний момент успел сунуть бутылки в боковые карманы шинели, висящей на вешалке.
В тот самый момент, когда вторая бутылка еще только скользила в глубокий карман, Лелик Пономарев уже бодро бубнил суровому коменданту об отсутствии происшествий на вверенном нам посту. Уф, пронесло!
Прием-передача поста проходила в строгом соответствии с требованием руководящих документов. Двери камер открывались, свет включался, арестанты обязательным порядком поднимались с коек. Их наличие строго проверялось методом переклички. Все, как один, были налицо!
Заметив на физиономии одного из «сидельцев» внушительный синячище свежего разлива, несказанно удивленный комендант строго поинтересовался его происхождением. Вяло владея языком и подергивая головой, арестант посетовал, что ворочается во сне и периодически падает с кровати. Не далее, как за пару минут до переклички, опять вывалился, просто беда какая-то!
Мы с Леликом дружно подтвердили прискорбный факт. Комендант сделал вид, что поверил. Увидев «давнего знакомого», Витя Копыто заметно порозовел и начал дышать более-менее регулярно. Вместе с ним просветлели лицами Костя Остриков и Валера Гнедовский.
Не выявив явных нарушений, удовлетворенный комендант уселся в кабину ЗИЛа, а мы, пьяные от счастья, полезли в кузов.
По пути в караулку, трясясь в раздолбанном ЗИЛе, я спросил Лелика Пономарева.
– Слышь Леля, а если это оказался бы не тот парень, а случайный больной?! Типа, обычный прохожий: принес водку от беглеца и прощальную весточку с извинениями, что тот передумал возвращаться. Мы ведь его в лицо не видели… А ты его сразу приложил не по-детски!
– А какая, на хрен, разница?! Тот, не тот?! Значит, не повезло пацану! У нас для кворума одной тушки не хватало. А с ним – полный порядок! Должен же кто-то сидеть, чтобы не нарушать отчетность?! Почему бы не он?! А так оказалось – то, что надо! Да и за несанкционированное превышение времени разрешенного увольнения в город на 4 лишних часа наказать надо было?!
– Однозначно!
– Ну вот! Все по-честному! Бля, нервов потрепал на 10 лет вперед. Еще ненаглядного Витеньку Копыто после караула знатно отмудохаю для профилактики! *здюк пилопедрищенский! Разве можно так?! Я ведь эти 4 и не жил вовсе! Вечностью показались! Думал, сейчас сердце из груди через жопу выскочит. Слышь Саня, а правда, что нервные клетки не восстанавливаются?!
– Вроде как!
– Я ведь нутром чувствовал, как они, бедненькие, прямо миллионами и миллиардами загибаются! Ну, Копыто…
Пока Лелик раздраженно пыхтел, исходя на праведный гнев, я поймал себя на мысли, что в который раз, мы все получили очередное подтверждение незыблемой истины: Бог Витю любит!
В который раз из такого дерьма выпутаться?! Правда с колоссальной потерей нервных клеток… но, по сравнению с потерей свободы,  это такие мелочи...

144. Партполитработа

Во времена СССР в военное училище принимали исключительно комсомольцев. Для ребят, не состоящих в авангарде советской молодежи – в боевом резерве коммунистической партии, путь в офицеры Красной армии был надежно и прочно закрыт. Без вариантов! Оно и понятно. Как доверить безопасность страны развитого социализма, которая, выполняя мудрое завещание великого вождя всего мирового пролетариата  В.И.Ленина, бодро шагает к построению главной мечты  прогрессивного человечества  – к КОММУНИЗМУ?! Да никак! Ибо политически неграмотный индивидуум не достоин такой великой миссии, потому что не верит в неизбежную победу коммунизма во всем мире, на планете Земля в целом, и в ее окрестностях. Не верит, хоть ты тресни! Если бы верил, то давно вступил бы в комсомол! А потом бы еще незамедлительно попросился и в партию.
В Советском Союзе с подрастающим поколением очень плотно и постоянно работали. Остаться самим по себе, без членства и привлечения к активной работе в какой-либо общественно-политической организации было нереально.
В первом классе начальной школы всех детишек поголовно принимали в «октябрята», приучали ходить строем в ногу и носить на детской груди алый значок с портретом юного В.И.Ленина.
В районе 3-4-х классов, опять же, всех скопом принимали в пионеры и повязывали на шею красный треугольный галстук. Вместо молитвы «Отче наш», мы, как заведенные, повторяли: «Пионер  всему пример!»
В старших классах шла непрерывная и жесткая агитация о вступлении в ряды ВЛКСМ. Всем сомневающимся школьные учителя ненавязчиво объясняли, что с красной комсомольской книжицей в нагрудном кармане проще поступить в институт.
– Из двух абитуриентов, успешно сдавших вступительные экзамены с одинаковым результатом, по конкурсу не пройдет именно тот, у которого нет комсомольского билета. Так что делайте выводы! А уж в военное училище без минимального идейно-политического набора в виде красной корочки ВЛКСМ можно вообще не соваться. Не возьмут! Никогда! И правильно сделают. Как тебе, политически безграмотному и идейно неохваченному, можно грозное оружие доверить?
Детей со школьной скамьи приучали быть полноправными членами политического общества и играть по установленным в стране правилам. Иначе ты будешь никем!
Светлое будущее подростка напрямую зависело от того, являлся ли  он членом ВЛКСМ или нет. Если нет, то милости просим в ПТУ на такие замечательные и остродефицитные специальности, как токарь, сварщик, дворник, скотник, сантехник и прочее. Карьерный рост в данной сфере деятельности головокружительный: есть шанс получить очередной разряд или бумажную грамоту, но не более. А вот высшее образование и интеллектуальный труд –  удел политически грамотных и идейно преданных молодых людей. Такой, в принципе, незамысловатый расклад на будущее практиковался в СССР, в стране равных возможностей для всех и для каждого.
Однако, вступать в комсомол горели желанием далеко не все. Ибо просиживать долгие и скучные часы на многочисленных бессмысленных собраниях и принимать единогласные глупые решения по указивке старших и опытных товарищей из коммунистической партии – согласитесь, удовольствие сомнительное.
К тому же, комсомольцев строго обязывали тупо переписывать из газет и всевозможных многочисленных брошюрок все материалы постоянно чередующихся Пленумов и Съездов комсомола. А так же заставляли в обязательном порядке конспектировать все до единого судьбоносные и архиважные бредни со Съездов коммунистической партии. А это уже, поверьте на слово, кубометры бумаги и бессонные ночи. Времени на это увлекательное и плодотворное занятие требовалось много, очень много. В идеале, все эти решения и постановления требовалось знать по номерам и датам их принятия. И пересказывать наизусть близко к тексту. Вот такие сомнительные и отвратные удовольствия ждали каждого, вступившего в комсомол.
Клинических дурачков для пополнения монолитных рядов юных борцов за светлое будущее всего человечества рекрутировали с большим трудом и титаническими усилиями горлодеров-агитаторов и пропагандистов. Борьба за юные души кипела постоянно, без перерыва на выходные и праздники. В ход шли любые приемы  от средств массовой информации до личных задушевных бесед в кабинетах комсомольских и партийных организаций всех уровней. Использовалось все – от ласкового убеждения, до открытого принуждения.
В результате столь плотного и методичного прессинга со стороны ВЛКСМ, КПСС,  директора школы, завуча и почти всех учителей, новые жертвы для комсомола все же находились. И, откровенно сказать, в большом количестве.
Более того, в комсомол приходили массово и почти добровольно. Приходили с осознанием необходимой безысходности на основе плачевных примеров старшего поколения. Становиться дворником или грузчиком как-то не очень хотелось. Прикинув возможные варианты развития событий и перспективы на будущее, ребята принимали установленные в обществе правила игры и дружно, а частенько – просто за компанию, писали заявления о приеме в члены ВЛКСМ.
Одно успокаивало, что «это» не навсегда, а лишь до наступления 28 лет,  предельный срок. А там – свободен, как птица, клади *й с прибором на все собрания, конспекты, общественно-полезную нагрузку и прочую чушь.
И взносы на содержание колоссального комсомольского аппарата для школьников были ничтожные,  символические 2 копейки. Один звонок по уличному телефону или два стакана воды без сиропа. Берите, дорогие толстомордые бездельники, горлопаны, тунеядцы, первые секретари, пропагандисты, инспекторы и прочая приспособленческая шушера, не желающая трудиться и двигать науку. Берите детские деньги и ни в чем себе не отказывайте! И ведь брали. И не отказывали. Ни в чем.
Шокирующие слухи о бесконечных пьянках и бл* похождениях первых лиц Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи ходили по стране с завидным постоянством. Гнусные подробности выкрутасов комсомольского актива не пройдут ни одну цензуру. Самые разнузданные порнофильмы с многочисленными извращениями –  пуританское и целомудренное пособие для неумелых молодоженов по сравнению с регулярными загулами первых лиц ВЛКСМ.
А какое беспробудное пьянство царило на сборищах авангарда советской молодежи!
И все это на фоне гласности, перестройки, бескомпромиссной борьбы с очковтирательством, проявлением чванства и непримиримой войной с пьянством и алкоголизмом в стране.
В принципе, всем было уже все равно! Жили по принципу: «Ну и хрен с ними! Пусть хоть все пережрутся, скорее печень отвалится! Плакать не будем!» Прочитаем стандартный душещипательный некролог со списком многочисленных профессиональных заболеваний очередного борца с идеями капитализма. Посмотрим на его опухшую пропитую физиономию на прощальном фото. Постоим в принудительной минуте молчания и единогласно проголосуем за нового комсомольского вождя, рекомендованного опытными товарищами из КПСС  Коммунистической Партии Советского Союза. И так далее – по бесконечному кругу лицемерия и профанации!
Поступив в военное училище, все 100% комсомольцев нашей роты, на первом же комсомольском собрании единогласно проголосовали за курсанта Конфоркина, настоятельно рекомендованного неприлично упитанным полковником из политотдела. Проголосовали и дружно забили член на все общественные поручения, в частности, и на весь комсомол, в целом.
Выполняя установленные правила политической системы страны, разумеется, мы выбрали комсорга 45-го классного отделения –  мудрого Сергея Филина и возложили на его широкие плечи обязанности улаживать все бюрократические вопросы и политические отношения с вышестоящими комсомольскими организациями.
Будучи родом из самой глубокой… глубины матушки России, курсант Филин обладал врожденной мужицкой хваткой и фантастической способностью выживать при любой власти. Очевидно свойство поразительной мимикрии передалось ему по наследству с генами от предков,  потомственных уральских крестьян. Хлебопашцам в России всегда доставалось! То раздача помещичьей земли. То жестокая продразверстка и массовые расстрелы. То принудительная коллективизация и показательные раскулачивания. Вся жизнь крестьянина –  сплошной эксперимент на выживание. Но ничего, русский мужик выжил и приспособился. Правда у него выработался устойчивый иммунитет на все политические эксперименты и полное недоверие к любому виду власти. Из таких мужиков-нигилистов был наш комсорг Серега Филин, мудрая ночная птица  филин, муж совы, а сова  это талисман клуба «Что? Где? Когда?» –  клуба всезнающих и находчивых. Все сходится?! Логично.
Сергей старательно писал замечательные протоколы липовых комсомольских собраний с грамотными и своевременными решениями. Регулярно забрасывал вышестоящие политструктуры сногсшибательными идейными инициативами и головокружительными предложениями.
Чего, например, стоит его эпохальное предложение выйти с инициативой в правительство СССР о приглашении в нашу страну всех безработных жителей капиталистических стран для предоставления им советского гражданства и последующего трудоустройства на стройках века. Ведь по Конституции СССР в стране победившего социализма было гарантировано право на труд всем гражданам страны. К тому же рабочих рук постоянно не хватало, а в загнивающих капиталистических странах свирепствует безработица и прозябают от вынужденного безделья миллионы людей. Вот их бы сейчас на БАМ (строительство Байкало-Амурской магистрали) или на целину?! Эх, глядишь и коммунизм не за горами! Как вы считаете? Коммунизм  это о-го-го! Мечта всего прогрессивного человечества! Ура, товарищи!
А если вывезти из вечно голодающей Африки всех бедствующих негров и организовать новые колхозы и совхозы на неосвоенных землях бескрайнего СССР?! Да с такой массой благодарных рабочих рук любая «Продовольственная программа» по плечу. Превратим необработанные степи страны в цветущие поля! Обгоним Америку и Канаду по производству пшеницы! Ура, ура, ура!!!
Ну, как масштабы? Размах и смелость мышления?! Дух захватывает? То-то! Серега был еще тот генератор идей.
Его грандиозные доклады в вышестоящие комсомольские организации были наполнены политически зрелыми предложениями с далеко идущими перспективами и глубокомысленными анализами ситуации в стране и во всем мире. Комсомольский актив батальона буквально плакал от умиления и восторга, зачитываясь толстенными приложениями к протоколам и решениям комсомольских собраний, которые, «между нами девочками», вообще ни разу не проводились. Спасибо тебе, друг сердечный, за сэкономленное время и сохраненный в здравом уме рассудок!
Первичная комсомольская организация 45 к/о считалась образцовой и лучшей в батальоне, поэтому на отчетно-перевыборное собрание всегда приходил важный и толстомордый полковник из политотдела. Худенький такой, килограмм на 140 или чуть-чуть побольше. Его огромный китель еле сходился на выпуклом шарообразном животике. Политрабочий важно садился на стул, жалобно скулящий под внушительной задницей, и отчетно-перевыборная показуха начиналась.
Сергей Филин степенно выходил к трибуне и не торопясь, с чувством, с толком и расстановкой, вещал часа три. А то и три с половиной. В зависимости от вдохновения. До знатного оратора Фиделя Кастро, конечно же, было далековато, но Сергей работал над собой. Он постоянно эволюционировал. Его доклад был наполнен красивыми и непонятными словами и густо приправлен многочисленными цитатами основоположников марксизма и ленинизма. Не доклад, а песня! Под него очень даже неплохо дремалось.
Лишь однажды комсорг Филин увлекся и допустил досадную оговорку, типа:
– Да здравствует великий теоретик и основоположник эпохальных идей прогрессивного социализма и неизбежного коммунизма, незабвенный гений – Карл Маркс, а также его верный соратник и жена –  Фридрих Энгельс!
Дружное 45-е классное отделение вовремя сориентировалось и вместо заслуженного хохота, переходящего в неудержимое ржание, мы встретили многообещающий лозунг бурными аплодисментами, гармонично переросшими в продолжительные овации. Проверяющий полковник ничего не понял. Его мозги прочно заплыли жиром, а оговорившийся Филин вовремя сдержал непроизвольную улыбку.
Серега степенно прокашлялся и с непревзойденным достоинством продолжил солидно грузить контролирующий партийный орган многочисленными ссылками на очередной доклад Генерального секретаря коммунистической партии СССР М.С. Горбачева.
По завершении грандиозного доклада, «политический» полковник был умилен... Он крепко жал руку курсанту Филину, многократно обнимал, благодарил за титаническую проделанную работу и лез слюняво целоваться.
Затем растроганный коммунист-политрабочий взгромождался на трибуну и срываясь на эмоциональные всхлипывания, настойчиво рекомендовал переизбрать замечательного комсорга на второй срок. Причем, исключительно на безальтернативной основе.
Естественно, все были единогласно «за» и наша активная комсомольская жизнь продолжала бурно протекать лишь в липовых отчетах и фиктивных протоколах! Поймите правильно, в то время подобным образом жила вся страна.
И все было бы замечательно вплоть до самого выпуска, если бы не сработала система, обеспечивающая гарантированный карьерный рост всевозможным выскочкам и комсомольским холуям-активистам.
Желая получить очередные блага и достойные распределения на дальнейшее место службы, комсомольские вожаки казарменного разлива дружно потянулись в ряды коммунистической партии Советского Союза, аки стая алчных шакалов на запах свежего мяса.

145. Как принимают в партию

Процедура приема в КПСС несколько отличалась от скоропалительного приема в ВЛКСМ.
Для начала, необходимо было выклянчить пару рекомендаций от «старых и опытных» партийцев. Затем – получить рекомендацию от первичной комсомольской организации, выдвигающей самого достойного из достойных. А еще  (в обязательном порядке) скрупулезно законспектировать полтонны работ В.И.Ленина. Плюс – пару кубометров постановлений и решений всевозможных очередных и внеочередных съездов, а также многочисленных пленумов и прочих запланированных и незапланированных бесконечных коммунистических сборищ, всяких партийных бюро, советов, совещаний.
Далее следовала обязательная и продолжительно-занудная беседа в политотделе училища, которая напоминала страшное судилище и допрос с пристрастием. По итогам сей моральной пытки выдавалось объемное задание на более углубленное изучение фундаментальных трудов К.Маркса и Ф.Энгельса.
И в результате тебя принимали наконец-то кандидатом в члены КПСС. Уф! Есть повод вздохнуть, но не сразу и не в полную грудь.
Далее  давался целый год, чтобы за отпущенное время ты вырос над собой и всячески проявил себя преданным идейным борцом за светлые идеи коммунизма.
У имевших в кармане гимнастерки серую книжицу «кандидата» появлялось обязательное право присутствовать на многочисленных партийных собраниях и… даже иметь совещательное слово. То есть, среднестатистический кандидат в члены КПСС получал реальное право выходить на красивую трибуну и гневно вскрывать недостатки сотоварищей по партии и даже критиковать других членов КПСС вплоть до Володи Нахрена или даже… самого великого и ужасного Пиночета,  командира своего учебного батальона.
Но это в теории! На практике подобными делами заниматься не стоит, поверьте на слово. Искренне не советую –  сгноят в нарядах, сошлют в ТуркВО (Туркестанский Военный Округ) и похоронят в Кызыл-Арвате или в Каршах. Замечательные местечки, не правда ли?! Одни названия уже ласкают слух.
Испытание на партийную профпригодность длилось целый год. А там опять и снова –  куча собраний, «смотрины» в политотделе училища и прочее-прочее-прочее.
В случае успешного прохождения вышеуказанных процедур, тебя принимали в монолитную семью коммунистов. Своего рода – в мафию. Но на государственном уровне. Очень похоже!
С каждой зарплаты отчислялась доля в «общак» для обеспечения достойного содержания вышестоящего аппарата. А это уже совсем другие деньги, нежели в комсомоле: не детские две копеечки в копилку ВЛКСМ, а много больше! Гораздо больше!
Но и членство в партии давало возможность претендовать на престижную работу за границей, на внеочередное право поступления в академию, на более успешный и быстрый карьерный рост и т.д. и т.п.
А можно было вообще забросить тяжелую службу и работу и посвятить себя полностью и всего без остатка партийной работе. Двигаясь по прямым коридорам и уютным кабинетам горкомов, райкомов, обкомов и прочих «…комов» можно получать за непыльный труд зарплату, превышающую денежное содержание обычного инженера, военнослужащего, учителя, врача и остального «расходного материала» в разы!
К тому же в эпоху тотального дефицита промышленных товаров и продуктов питания, комсомольско-партийные «трудяги» отоваривались в закрытых магазинах, получали весомые продуктовые наборы и возможность внеочередного приобретения автомобилей, телевизоров, дубленок и много еще чего, о чем обычные граждане страны победившего социализма могли только мечтать. Именно за колоссальными возможностями и скрытыми привилегиями, дружной и организованной толпой подрастающие комсомольские вожаки ломанулись в члены коммунистической партии наперегонки.
Естественно, их быстренько рекомендовали куда следует. А как иначе?! Хотят в партию?! Вперед, родимые!
На комсомольских собраниях активистов единогласно выдвинули, куда надо. Политотдел утвердил всех достойных единым списком.
После собеседования в штабе всем счастливчикам выдали серые книжки кандидатов в члены КПСС. Далее наступила тишина! Больше заявлений в партию не было! Месяц, два, три, полгода – ни одного! Ни малейшей поклевки. Совсем. Вообще! Абсолютно! Политотдел напрягся.
–  Как так?!
Сверху из округа грозно вопрошали о работе с подрастающим поколением. Интересовались количеством желающих пополнить ряды активных строителей коммунизма. Требовали ежемесячные отчеты о приросте числа кандидатов в КПСС. Просили выслать подробный отчет о количестве поданных заявлений и отчитаться о проделанной работе по сбору партийных взносов.
–  Где новобранцы? Где очередь из желающих? Кто деньги в «общак» платить будет? На какие «шиши» дачи строить и банкеты закатывать? Ась?! Плохо работаете, товарищи! Выговора по партийной линии давно не получали?! А ну, немедленно усилить агитацию и ускорить работу! На дворе ускорение и перестройка, а у вас застой и болото! Даешь приток молодой крови, в строгом соответствии с последним решением, принятым, естественно, единогласно, на текущем пленуме. Вперед! Все на борьбу за молодежь! Проявите активность и настойчивость, политическую гибкость и дальновидность, чудеса убеждения и дипломатии! Обложите молодежь красными флажками! Натяните колючую проволоку! Капканы расставьте наконец! Ату ее! Загоняй, загоняй! Фас! Хватай, а то уйдет!
И «охота на молодежь» началась. Однако нельзя сказать, что ее результаты были молниеносными или внушительными.
«Задушевные» беседы представителей политотдела или командования, как правило, заканчивались ничем. Курсант, который попадал в число «потенциальных жертв», сразу уходил в глубокую и непробиваемую защиту. На словах он выражал страстное желание заиметь красную книжицу члена КПСС, но просил время для обдумывания столь ответственного шага. Его выпускали на время. Парень лихорадочно метался по училищу, активно размышляя, как бы избавиться от неожиданно свалившегося на голову сомнительного счастья.
Когда его повторно вызывали на более обстоятельную беседу, то он каялся в многочисленных грехах и тайных проступках, ссылался на скрытые от посторонних глаз негативные и постыдные качества характера, пытаясь мягко отказаться от незаслуженной чести. Бедолага говорил, что недостоен носить высокое звание коммуниста, втайне надеясь дотянуть до 28 лет и самопроизвольно выйти из комсомола по возрастному ограничению.
Но, не тут то было. Вырваться живым и здоровым из цепких объятий партии было непросто. Ох, непросто. Словно отвергнутая женщина, КПСС не прощала пренебрежительного к себе отношения. Она жестоко мстила отказникам, не принявшим ее соблазнительного предложения.
Ребят методично задрачивали. Корили, пеняли, давили на психику, гноили в нарядах, занижали оценки. Особенно по предметам, которые вела кафедра ППР – партийно-политической работы. Такие чудесные предметы, как «Политическая экономика», «История КПСС» и прочая искусственно придуманная ерунда, радикально гробили успеваемость любого, даже самого одаренного, курсанта.
А какие у ребят были распределения?! Мама родная! Где такие гарнизоны выискивали?! Уму непостижимо. Одни названия дорогого стоят: Могоча, Могдагача, Кокайты, Борзя, Домна, Мары, Кяхта, Хурба, Степь, Новая Земля, Белая губа, Чирчик, Оловянная, Тугалым и прочие достойные места. Песня, а не названия! Вероятно их специально создавали именно для воспитания и наказания строптивых молодых офицеров, которые решили прожить остаток жизни без фундаментального изучения многочисленных работ теоретиков марксизма-ленинизма.
54 толстенных тома работ В.И.Ленина в красивой обложке чего только стоят. А ведь по замыслу старших товарищей, все эти тома надо было прочитать от корки до корки и тщательно законспектировать! Во, какое счастье!
Тупо купить, хранить и таскать с одного места службы в другое, не прокатывало. К зачету принимался лишь рукописный вариант ленинского бреда, старательно переписанный в толстенную тетрадь. Самые интересные и животрепещущие места надлежало подчеркнуть цветными карандашами или дефицитными фломастерами. И так из года в год без надежды на амнистию или снисхождение. Вплоть до самого выхода на пенсию. Тихий восторг!
На примере отказников – эдаких политических диссидентов, компартия с доброй и ласковой улыбкой, весьма навязчиво и откровенно настойчиво приглашала курсантов в свои ряды. КПСС и повсеместно создавала все условия, чтобы упирающиеся и сомневающиеся сделали «единственно правильный» выбор.
На примере активистов «а-ля-Конфоркиных», партия давала понять всем и каждому, что будущее у парня будет самое светлое, просто шоколадное. В результате нехитрых манипуляций, Конфоркин стал круглым отличником и перспективным (в смысле дальнейшего распределения) курсантом. В списках увольняемых из расположения части его фамилия числились под № 1. Но как ни странно, девушки на него почему-то не западали. Значит, не все бабы дуры и это откровенно радует!
Итак, не смотря на все титанические усилия партийной организации училища, процесс вербовки новых адептов шел вяло, тяжело и мучительно, со страшным скрипом и переломанными об колено судьбами ребят-отказников.
Добровольцев было совсем немного и поэтому список «заочно приговоренных» постоянно расширялся. В него автоматически попадали все курсанты, кто более-менее прилично учился и не сидел на училищной гауптвахте, то есть  не входил в число «законченных  негодяев» и «беспросветных рецидивистов». Положа руку на сердце, можно откровенно сказать, что гребли всех и каждого у кого средний балл по успеваемости был выше 4,0.
Однажды мне в руки попала занятная книжица …без обложки и первой сотни листов. Испытывая острый информационный и культурный голод, я с жадностью углубился в ее изучение и вскоре понял, что речь идет о любовных страстях вокруг обворожительно красивой графини де Монсоро. Книгу мне дали под «честное слово» на три дня и не секундой дольше.
У курсанта военного училища катастрофически мало личного времени; я пытался читать книгу везде и всюду, старательно скрывая от повсеместно шныряющих офицеров. Отберут ведь, демоны, и безжалостно конфискуют, мракобесы!
Вечером, как всегда неожиданно, объявили о суперсрочном незапланированном комсомольском собрании. Делать нечего, мы люди подневольные, собрание,  так собрание.
Не занимая мозг очередной полит-ерундой, я занял привычное место на табуретке с номером 138 в центральном коридоре казармы. Учитывая, что впереди меня сидел Лелик, я углубился в занятные любовные хитросплетения благородных жителей Франции, надежно спрятавшись за широченную спину могучего киевлянина.
– Саня! Вставай!
Дружеский удар локтем в печень вернул меня с улочек Парижа в реальную действительность. Быстро оглядевшись и ничего не понимая, я решил, что кто-то из офицеров, сидящих в президиуме собрания, каким-то образом заметил мою отрешенность от активного участия в важных политических делах страны и решил символически подрюкать в воспитательных целях.
Желая спасти книгу от неминуемой экспроприации, я медленно поднялся, предварительно сунув ее под табуретку.
Распрямившись в полный рост, приготовился убедительно и жалобно оправдываться, как вдруг услышал зажигательную речь ротного вожака и действительного кандидата в члены КПСС курсанта Конфоркина.
–  Итак, товарищи! Как я уже ранее докладывал, в комсомольскую организацию 4-й роты, которая носит почетное звание «отличной», а то есть мне лично, поступило заявление от курсанта Симонова с просьбой выдать ему рекомендацию для вступления в коммунистическую партию Советского Союза. Всем известно, что курсант Симонов, являясь круглым отличником, имеет ряд нарушений в воинской дисциплине и неоднократно наказывался содержанием на гауптвахте. Этот досадный факт в его биографии не делает ему чести, товарищи. Однако будем объективны, по ряду уважительных причин курсанта Симонова всегда амнистировали и выпускали досрочно. Тем не менее, для кандидата в члены КПСС подобные проступки недопустимы. Я искренне надеюсь, что комсомолец Симонов сделает выводы и подтянет свою дисциплину до образцового уровня. Учитывая колоссальный потенциал курсанта Симонова и его высокие шансы закончить обучение с баллом 5,0. А также претендовать не только на красный диплом, но и занесение на Доску почета нашего краснознаменного училища. Считаю возможным проявить великодушие и выдать комсомольцу Симонову всеобщий мандат доверия, а так же положительную рекомендацию для вступления в кандидаты КПСС. Кто «за», прошу поднять руки?!
Я не успел рта раскрыть, чтобы попытать возразить: «Что я не подавал никаких заявлений. Что, Конфоркин занялся элементарным подлогом, фальсификацией и вообще, так – нечестно. В крайнем случае, я не достоин! Мне еще рано!». Но поздно, поднялся лес рук. Сияющий Конфоркин важно провозгласил.
– Единогласно?! Замечательно! Я и все руководство первого батальона, а также командование училища выражаем надежду, что глубоко обдуманное решение нашего товарища послужит достойным примером для остальных курсантов, для всех, кто еще не решился открыто заявить о решении вступить в КПСС. Комсомолец Симонов, поздравляю Вас, прошу садиться! После собрания Вам надлежит незамедлительно подойти в канцелярию роты.
Опаньки, попал!!! Настроение было безнадежно испорчено. Я опустился на табуретку, читать расхотелось. Собрание быстренько свернули, толпа ребят мгновенно рассосалась. Перед тем, как идти сдаваться в канцелярию, накинулся на сослуживцев, осыпая их упреками.
– Вы что, совсем охулели?! Зачем проголосовали? Не могли пару негативных черт моего мерзопакостного характера озвучить, чтобы меня мягонько зарубить и дать возможность исправиться в светлом будущем?!
Ребята дружно сделали округлые глаза, недоуменно переглянулись и все, как один, стали искренне извиняться.
–  Сань, честно, мы не в курсах! Когда Конфоркин тебя назвал, мы обалдели, реально! Но решили, что ты созрел и хочешь в партию податься, чтобы красный диплом не срезали. Учишься ты идеально, спору нет, но ведь раздолбай законченный. А диплом надо спасать, ты его заслужил! Не только ведь мудаку Конфоркину на Доске почета висеть. Вот и проголосовали, как надо – единогласно! Тебе же помогали.
– Как надо?! Ладно, я вам припомню, как надо! Все, *здец, лавочка закрывается. Теперь будете экзамены сами сдавать! Своими силами! А мне теперь некогда! Надо всякую хренотень конспектировать!
Раздраженный неожиданным раскладом, я двинулся в канцелярию роты. Ребята остались в спальном помещении отделения. В спину я услышал скупое.
– Извини, брат.
Дерзко постучав в дверь, вошел. В канцелярии восседал добродушный капитан Нахрен и улыбающийся курсант Конфоркин. Не спрашивая разрешения, я сел на стул и глядя в глаза комсомольскому активисту, с максимально возможной издевкой и сарказмом спросил:
– А скажи-ка мне, дружище Конфоркин, где мое заявление о приеме в партию? Я в своей фамилии две ошибки сделал: вместо «Симонов» нечаянно написал «Симоноff». Теперь хочу исправить. Дай, пожалуйста!
Конфоркин растерянно захлопал глазенками и вопросительно посмотрел на ротного. Тот громко захохотал.
– Ладно, проехали! Я оценил твой юмор. Кончай гоношиться, тебя рекомендовали и точка. Ты  круглый отличник. Все преподаватели тебя хвалят, уверенно идешь на Доску почета, явных залетов нет. Образцовый курсант, за тобой люди потянутся. Все, вот тебе моя рекомендация. Вот рекомендация комбата полковника Серова. Сейчас Конфоркин допишет протокол собрания и выдаст комсомольскую рекомендацию. Вот список литературы, что ты должен изучить. Послезавтра идешь на заседание политсовета училища. Свободен!
Делать нечего, я встал и повернулся к двери. По пути к выходу бросил многообещающий взгляд на съежившегося Конфоркина. Цепляясь за последнюю соломинку, я обратился к Нахрену.
– А заявление?!
– Какое заявление?
– Мое заявление!
–  Какое еще, в жо*, заявление?! В училище план по приему юных дебилов в партию горит! А он кочевряжится. Сам Серов тебя приметил, выбрал, рекомендовал. Гордись и цени! Тебе еще все завидовать станут! Ты не понимаешь своего счастья?! Вот бляха-муха, еще капризничает?! Партия тебе честь оказывает, головокружительную карьеру и обустроенное будущее предлагает. А он,  дурачина, ерничает! Заявление?! В задницу засунь свое заявление! У тебя уже все рекомендации есть! Не надо никакого заявления! Все! Пошел вон, готовься к беседе на послезавтра!
Я пулей вылетел из канцелярии. Эмоции переполняли, хотелось врубить кулаком в стену и… уехать в караул сопровождения на месяц-другой. Ну, попал, так попал! Ладно, хрен с вами, пойду на принцип. Ну, не будет у меня красного диплома – не смертельно! Но все свободное время писать разную идеологическую мутотень, в которую сам не верю, я не желаю. Свою Родину я люблю и воевать за нее готов хоть сейчас и без всякого партийного билета. Тем более, что такого подлога от чистокровных партийцев училища, включая образцово принципиального Пиночета, я не ожидал. Вот хуль вам по всей морде, не буду готовиться к беседе и все! Некогда мне, недосуг. Гранит науки грызть надо, национальных кадров к экзаменам и зачетам готовить. Кто им учебный материал разжует лучше меня?!
Я и отличником стал, фактически, из-за подавляющего большинства национальных кадров в 45 классном отделении.
В результате того, что я более-менее адекватно понимал преподавателей, которые говорили на государственном русском языке, а затем многократно пересказывая лекционный материал до 20 раз и более, а для особенно одаренных ребят из Средней Азии и по 30 раз одно и тоже (адское терпение надо иметь, поверьте), я волей-неволей, усваивал предметы на железобетонную оценку 5 баллов. Запутать меня какими-либо каверзными вопросами было абсолютно нереально. В экзаменационной ведомости напротив моей фамилии почти всегда преподаватели делали приписку: «лучший ответ». Скорее всего на фоне остальных ребят, носящих титул нац.кадров, получать отличные оценки было не очень сложно. Возможно и так. Но, тем не менее, я стал патологическим отличником. Причем, буквально, по воле случая и по не зависящим от меня обстоятельствам.
Вернувшись в спальное помещение, я увидел группу ребят из «очень» Средней Азии, ползающих по огромной электрической схеме топливомера-расходомера Ил-76, разложенной прямо на полу казармы. Парни ползали не совсем верно, и не мудрствуя лукаво, я включился в процесс увлекательного движения по хитросплетениям проводов и блоков. Общими усилиями выяснили истину. А ребята, которые не понимали не только национальных языков друг друга, но и с большим трудом вникали в русскую речь, заучили замысловатую работу топливной системы самолета. Главное, что они уверенно показывали все цепочки прохождения электрических сигналов, в зависимости от многочисленных режимов работы системы. Экзамен сдадут и ладненько. На подходе очередной отпуск и всем хочется домой.
В незатейливом и монотонном режиме многократных повторений незаметно пролетели два дня и наступило послезавтра.
Проверяя наличие личного состава на самостоятельной подготовке, капитан Хорошевский раздраженно буркнул.
– Симонов, твою дивизию, а ну марш в роту получать парадную форму одежды и двигай в штаб на заседание политсовета.
Приказание получил, выполнил. «Армия = дисциплина!», свободы для маневра нет. Ну, или почти нет.
Заходя в просторное фойе штаба, увидел группу парадно одетых курсантов, человек 12– 15. Ребята лихорадочно перелистывали конспекты и сушили друг другу мозги умными вопросами по датам проведения каких-то пленумов и съездов. Психологическое и душевное состояние парней можно было однозначно классифицировать как ужас и паника на грани истерики. Некоторых колотила мелкая дрожь. А как иначе, их принимали в мафию, пардон… в партию.
Ввиду того, что никаких конспектов по истории КПСС у меня никогда не было, а в голове –  никаких знаний кроме тех, что нам усердно вкачивали на лекциях и лабораторных занятиях, в душе царило абсолютное спокойствие. Пытать по основам теории марксизма-ленинизма меня было абсолютно бесполезно. Осознавая бесперспективность текущего положения, я присел на подоконник и стал наблюдать за происходящим, ожидая грядущей участи.
Из кабинета, где заседали строгие дяди из политсовета, в полубессознательном состоянии на подгибающихся ногах выполз курсант 3-й роты. Его лицо было белее мела, губы посинели, зубы отбивали морзянку. Находящиеся в фойе соискатели бросились к нему. Я остался сидеть на подоконнике с отрешенным видом, но разговор услышал в полном объеме.
– Ну, как? Что спросили?
–  Зверье! Почти час пытали. Спрашивали, на каком съезде партии был развенчан культ личности Сталина?!
– На двадцатом конечно! А еще что?
–  Про перестройку, про пленум 1985 года, про борьбу с пьянством и алкоголизмом. Много еще чего. Уф, отстрелялся! Приняли в кандидаты.
–  Счастливчик! А нам еще все впереди. Кто следующий? Иди, я за тобой!
Таким образом в течение многих часов медленно продвигалась нервозная очередь. За окном стемнело. В свете желтоватых фонарей я увидел, как 4-я рота прошла мимо штаба в сторону столовой на ужин. В животе заурчало. Мде, я безнадежно пролетал с ужином как фанера над Парижем. Одна надежда, что ребята догадаются прихватить порцию хлеба, сахара и масла. Хоть чем-то перекусить, а то не уснешь от голода.
Время в фойе штаба ползло очень медленно. Оно, фактически, остановилось, а я все сидел на подоконнике. Курсанты по одному исчезали за тяжеленными монументальными дверями, облицованными латунными пластинами и появлялись оттуда измочаленными и изможденными. Всех пытали не по-детски. Проверка на политическую зрелость проходила дотошно и досконально. У кого-то скрупулезно смотрели конспекты и досконально проверяли объемы и качество законспектированных материалов, задавали каверзные вопросы об основах какого-то демократического централизма и единой партийной дисциплине.
Сидя на подоконнике, я услышал много новых и незнакомых слов из бюрократического лексикона. Запоминать их я не старался, ибо участь моя была предрешена. Любой вопрос, а в ответ – тишина. Далее еще прозаичней: меня с позором изгонят с заседания политсовета. Затем вызовут всех, кто выдал мне рекомендации и начнется кровавая экзекуция с жестокими расправами.
А по ее окончании, меня вызовет Пиночет и образцово показательно выпорет. А потом –   то, что останется от курсанта Симонова зверски и с особым цинизмом «изнасилует» Володя Нахрен. Конфоркин не в счет, я сам его знатно вздрючу за жестокую подставу.
Чуть не забыл! Будет строгий выговор по комсомольской линии и беспросветное времяпровождение на «тумбочке дневального». И естественно, распределение на дальнейшую службу в «остродефицитное» место, которое на карте страны не значится, в виду его микроскопического размера и фантастической удаленности. Вот, в принципе, и все. Такова неказистая курсантская «се ля ва»!
Тоскливо-пессимистические размышления прервал стук открывающейся двери: из кабинета выполз последний курсант. Он быстро удалился из штаба. На безумном лице очередного кандидата в члены застыла жалкая улыбка. Я оглянулся по сторонам, в робкой надежде выискивая хоть кого-нибудь, способного оттянуть момент моего визита за тяжелую дверь. Увы! Никого.
Инстинктивно одернув китель, открыл дверь и с храбростью обреченного вошел в кабинет.
Напротив входа располагался длинный стол, покрытый красной материей, за которым восседало человек 10. Среди них были политрабочие училища и наиболее авторитетные преподаватели. Атмосфера в кабинете была тяжелой и угнетающе мрачной. Со стен укоризненно смотрели портреты совершенно незнакомых мне бородатых и лысых мужиков, самым родным из которых, был дедушка Ленин, известный еще с детского сада. В воздухе висел густой табачный дым, на лицах сидящих за столом просматривались беспросветная скука и усталость.
Переступив порог, профессионально принял строевую стойку. Свободные от конспектов руки, автоматически и по заученному до рвоты алгоритму, вытянулись по швам идеально отглаженных брюк. Я образцово и молодцевато развернул плечи, оттопырил вперед подбородок и громко щелкнув каблуками начищенных ботинок, четко представился:
–  Курсант Симонов! 45-е классное отделение.
Присутствующие в помещении посмотрели на меня. По одобрительным и потеплевшим взглядам я понял, что офицеры заметили на моем кителе знак «Отличник ВВС». Сидящий в центре стола угрюмый полковник подал голос.
– Вас там еще много?
– Никак нет, я последний!
–  Вот и ладненько! Ну, вот что, отличник ВВС, а скажи-ка мне...
Ну вот и все –  начали за здравие, кончили за упокой! Я приготовился сразу и честно расписаться в полном невежестве, как неожиданно свое присутствие обозначил толстомордый политрабочий, регулярно приходящий на комсомольские собрания, послушать замечательные и содержательные доклады наимудрейшего Сереги Филина.
– Ааааааа, 45-е, легендарное?! Знаю-знаю, образцовое отделение! Там у них очень сильный комсорг. Филин его фамилия. Я давно его на карандаш взял. Принципиальный парень, настоящий идейный комсомолец. А кстати, он еще заявление в партию не писал? Ты скажи ему, любезный, что я с радостью напишу рекомендацию. Такие зубастые и преданные партийцы нам нужны. Достойная смена, так сказать!
«Ага! Серега тоже попался!»  –  злорадно подумал я – Не одному же мне пропадать ни за что?!»
В непроизвольную беседу включился мой преподаватель по пилотажно-навигационным комплексам подполковник Пиванов.
– Симонов?! Хороший парень! Отличник! Тянет все отделение. Благодаря ему, успеваемость среди национальных кадров резко повысилась. Двоек, практически, нет. Молодец! Образцовый курсант! Толковый, идет на красный диплом! Возможно, даже на Доску почета!
Посчитав за благо скромно молчать, я потупил глаза, оставаясь в идеальной строевой стойке. Услышав столь лестную характеристику, загалдели и остальные члены совета.
– Да что его спрашивать?! И так все понятно! Рекомендует полковник Серов, а эту личность никому представлять не надо. Его принципиальность хорошо известна.
–  Я тоже согласен, достойный парень! Да и поздно уже  давно домой пора!
Все члены политсовета дружно загалдели. Угрюмый полковник, сидевший в центре стола, не стал спорить и поставил вопрос на голосование.
– Кто за то, чтобы принять курсанта Симонова кандидатом в члены Коммунистической партии, прошу голосовать. Единогласно?! Поздравляю! Готовься, конспектируй, расти над собой, через год встретимся!
Я вышел из кабинета с чувством, что меня нагло обманули. Шутки-шутками, но так в партию принимать нельзя! Ведь подобным образом, в ней,  в партии этой, могут оказаться случайные и посторонние люди, вроде меня. Ну ладно, я! Я  человек безобидный и вполне приличный, временами даже порядочный. Но ведь именно таким образом в КПСС всякие мерзавцы и прихлебатели поналезли. Беспринципные люди, которые ради персональной выгоды любую прогрессивную идею испоганят, любую хорошую задумку до полного абсурда доведут. Что вероятно, в результате, с КПСС и произошло! Понабрали для галочки всяких, а потом оказалось, что в КПСС правят далеко не принципиальные и совсем не идейные,  во как!
Вернувшись в роту, разыскал Филина и «обрадовал» его скорыми перспективами по вступлению в ряды коммунистов. Вытаскивая из тумбочки сверток с нехитрой едой, прихваченной с ужина, мудрая «птица-Филин» степенно и рассудительно ответил.
– Ну что же, значит, планида такая. Каждый из нас временами во что-то вступает. Кто-то ногой в дерьмо, а кто-то  в партию. Не бери в голову, Саня, выкрутимся, чай, не в первый раз. Покушай вот, ребята в столовой собрали. А то не жрамши, на пустой желудок, спится плохо. Всякая дрянь может присниться, К.Маркс, к примеру, со своей бородатой женой Ф.Энгельсом. Лопатой не отмашешься. Ха-ха! Жуй-жуй, а я пока бульбулятор заправлю и водичку вскипячу. У меня банка сгущенки завалялась, сейчас какао заделаем. Мужики, у кого-нибудь сало или печенье осталось?! Сашка на ужине не был, покормить парня надо.
Воистину, у Сергея был фантастический инстинкт выживания. Его феноменальная способность к мимикрии была безграничной. Вот посади его в клетку с людоедами и уже к вечеру он уже станет их уважаемым вождем или самым почитаемым и полоняемым богом! Без шуток.
Год нахождения в кандидатах пролетел незаметно. Естественно, из умопомрачительного и безразмерного списка рекомендуемой литературы, что выдали для скрупулезного изучения, я ничего не читал и не конспектировал.
Когда пришло время идти на политсовет, опять тупо просидел на подоконнике в фойе, наблюдая за трясущимися от волнения курсантами, которые отчаянно перелистывали толстенные тетради с речами вождей и протоколами совещаний, всевозможных пленумов и съездов.
Выбрав проверенную тактику, я остался последним в очереди, предусмотрительно собрав почти у каждого курсанта, успешно прошедшего собеседование, его тетради с конспектами «первоисточников», с клятвенным обещанием вернуть в целости и сохранности. Тетрадей в 96-ть листов каждая скопилось порядка 7– 8 штук. Не меньше. Солидная стопка, согласитесь?!
Когда подошла моя очередь «сдаваться», я вошел в кабинет с толстенной пачкой тетрадей в руках. Встав по стойке «смирно», громко представился.
– Кандидат в члены Коммунистической Партии Советского Союза курсант Симонов, 45-е классное отделение!
Знакомые по прошлой встрече офицеры сидели в том же составе и на тех же местах. Даже выражение их «одухотворенных» лиц было абсолютно то же – глубоко скучающее! Словно 365 дней прошедшего года пролетели мимо них. Ничего не изменилось. Вообще, ничего! Застой! Факт налицо.
Увидев меня, угрюмый полковник задал один-единственный вопрос, на который я ответил абсолютно честно.
– Курсант Симонов! Что у тебя в тетрадях?
–  Конспекты первоисточников, товарищ полковник!
О том, что это не мои конспекты, я скромно промолчал. А меня, в принципе, никто и не спросил. Зато все члены политсовета наперебой затрещали.
– Во, видали?! Все заходили с одной-двумя тетрадками. Ну, с тремя! А у этого почти десяток! Обалдеть! Вот это ответственный подход к изучению великого теоретического наследства марксизма-ленинизма! Результат, прошу заметить, налицо. Очень плодотворно поработал кандидат.
– Чего тут говорить и так все ясно!
– Да, Симонов  известный отличник. Его отделение еще лучше стало учиться. Причем, все поголовно, включая самых дремучих и безнадежных нац.кадров. Старается парень. Тянет, как паровоз! Более того, 45-е отделение вышло на второе место в батальоне после легендарного 44-го. Уму непостижимо?! С таким количеством национальных кадров –  и на втором месте по успеваемости?! Молодцы!
В разговор влез толстомордый политрабочий.
– Да, да, 45-е?! Знаю-знаю! У них очень сильный комсорг. Курсант Филин! Я ему рекомендацию год назад давал. Помните, в кандидаты принимали?! Обстоятельный молодой человек, солидный. Скоро опять придет, хороший будет партиец. Достойная смена!
– Я тоже согласен! Все ясно, годится! К тому же, уже поздно, домой пора!
 Угрюмый полковник, сидевший в центре стола, опять не стал спорить и поставил вопрос на голосование.
– Кто за то, чтобы принять курсанта Симонова в члены партии, прошу голосовать. Единогласно?! Поздравляю!
Свершилось! Фактически вопреки моей воле и при полном отсутствии каких-либо усилий, меня приняли в Коммунистическую партию без сучка и задоринки. И это притом, что я не законспектировал ни одной строчки из нетленных и гениальных работ великого теоретика Карла Маркса и «его жены Фридриха Энгельса» (как говаривал мудрый Филин). А так же я не прочитал эпохальное наследие дедушки В.И.Ленина. Не изучил труды его сподвижников и наследников-продолжателей, «перестройщиков», «ускоряльщиков» и прочих прихлебателей, приспособленцев партполитрабочих, которые опять собрались на очередной «внеочередной» пленум, симпозиум, банно-прачечную посиделку, заседание политбюро или съезд?! Кто их там разберет?! Мне, например, недосуг всякие бредни выслушивать, изучать с важным видом, словно я что-то понимаю из бесконечной ахинеи и словоблудия. Да еще и конспектировать?!
Нет уж, благодарю покорно. Мне надо уму-разуму набираться, прилежно учиться военному делу и постигать науку побеждать. Чем я в военном училище собственно и занимаюсь. Причем, очень старательно.

146. Войсковой ремонт

Со 2 курса обучения началась занимательная программа по очень полезному предмету с названием «Войсковой ремонт».
Если в двух словах, то на теоретических занятиях по данной дисциплине нам объясняли, как быстро привести летательный аппарат в исправное состояние подручными силами при полном отсутствии ремонтной базы, запасных частей и расходных материалов.
А на практических занятиях офицеры-преподаватели, которые на личном примере испытали все прелести участия в боевых действиях и локальных конфликтах, реально показывали, как из «ничего» можно сотворить «чего-то». И оно  это «чего-то» еще будет замечательно работать и отлично функционировать, имея при этом зачастую весьма неприглядный и непрезентабельный вид.
На примере различных чудес «Войскового ремонта», мы убедились, что наша страна богата различного рода доморощенными умельцами «а-ля-Кулибиными-Левшами» и на выдумку хитра, ее так просто невыполнимой проблемой не испугаешь. Главный принцип «Войскового ремонта»: глаза боятся, а руки делают!
Для повсеместного развития у курсантов способностей к нетривиальному мышлению, на кафедре показывали различные способы применения в реальной жизни общеизвестных изобретений. Нам рассказывали и на практике обязательно показывали их сильные и откровенно слабые стороны.
Например, мы с удивлением узнали, что одна-единственная капля сварки выдерживает нагрузку на разрыв до 1-й тонны, но очень боится ударов. Непостижимо, но сварной шов, после непродолжительной серии достаточно слабеньких ударов стандартного молотка, позорно трескается и непременно разваливается.
Оказывается, металлический трос очень трудно перепилить ножовкой по металлу, так как, перерезав несколько отдельных волокон и погрузившись в глубину троса, полотно ножовки начинает тереться об них. И в результате, трос в месте запила сильно бахромится и неизбежно закусывает само полотно ножовки. Чем создает реальную проблему для быстрой нарезки. Целесообразно и гораздо удобней металлический трос рубить элементарным зубилом:  дешево и сердито.
Для того чтобы просверлить стекло, надо полить его водой. А чтобы пробить металлическую пластину обычной швейной иголкой, надо предварительно загнать эту иголку в кусок мыла. И так далее и тому подобное…
Однако никто из мудрых преподавателей даже не догадывался, что курсантский ум, обогащенный столь полезными знаниями, обязательно начнет искать для этих самых знаний именно такое применение, чтобы получить в первую очередь персональное или коллективное, но, обязательно, эстетическое удовольствие. То есть, запланировать и осуществить дежурную пакость, чтобы немного подшутить над ближним и беззлобно посмеяться вдоволь. А смех, как известно, обогащает кровь кислородом, активизирует процессы внутриклеточного метаболизма и продлевает жизнь.
Итак, все курсанты сидят – тише воды и ниже травы – идет занятие по «Войсковому ремонту». Преподаватель, прошедший службу в Афганистане, спокойно и щедро делится богатым личным опытом по восстановлению боевой техники в условия катастрофической нехватки запасных частей, полного отсутствия расходных материалов, дефицита квалифицированных специалистов и зачастую, просто под огнем противника. То есть все виды ремонта потрепанной в боях техники проходят с постоянным применением характерной русской смекалки, находчивости, изобретательности и с широкомасштабным использованием всевозможных подручных средств, включая крепкое матерное слово.
Рано поседевший майор говорит четко, размеренно и вкрадчиво, с необходимыми паузами, чтобы нужная информация обязательно осела и закрепилась в ветреных головушках. Его речь хорошо поставлена, а каждое слово имеет глубокий смысл и вес.
Сразу видно, что человек знает, о чем говорит. Он ведет занятие без лишнего пафоса, без «высоких слов», опуская ненужную шелуху, дает только самое необходимое и полезное, подкрепляя теорию конкретными случаями из личного опыта реальной жизни. Мы сидим на занятиях седого майора с оттопыренными ушами, широко раскрытыми глазами, полуоткрытыми ртами, жадно ловя каждое слово авторитетного офицера.
В ходе лекции преподаватель иногда переходит на уменьшительно-ласкательные обороты, но нас это совершенно не задевает и не обижает, ибо этот майор воспринимается как отец родной:  суровый и строгий, но справедливый и добрый. А впрочем, действительно, по своему возрасту убеленный благородной сединой офицер в отцы нам и годится.
–  Так вот, дорогие мои детишечки, обратите пристальное внимание на этот сварочный аппарат. На суд вашему заспанному взору выносится настоящее чудо техники. Имея скромные массово-габаритные характеристики, этот компактный прибор является незаменимым помощником при осуществлении ремонта любой степени сложности в полевых условиях. Благодаря прорыву научной мысли, в ваше полное распоряжение поступают уникальные возможности электродуговой сварки разнородных материалов в газовой среде. За основу этого чуда взято гениальное изобретение великого инженера времен царской России Николая Гавриловича Славянова. Данный аппарат способен быстро и качественно соединить в единое целое отдельные элементы конструкции, изготовленные из различных металлов. И что немаловажно,  очень крепко. Например, высокоуглеродистую сталь и легированную, алюминий и железо, серебро и золото, и так далее. В музее города Нью-Йорка лежит образец, сваренный русским инженером Славяновым из 7-ми различных металлов, которые, по-определению, вместе не варятся. Но этот замечательный аппарат позволяет делать подобные фокусы. В качестве чудотворной силы выступает плазма, которая образуется на кончиках электродов –  великая сила, этакий суперклей для любых металлов, одним словом. Не впечатляет?! Ну, тогда сейчас перейдем к практической части занятия и наш уважаемый мастер производственного обучения Анатолий Владимирович чего-нибудь сварит на этом абсолютно уникальном, в своем роде, аппарате. Прошу всех встать поближе и надеть защитные очки.
Пока мастер настраивал прибор, курсанта Ящикова посетила очередная гениальная мысль. Впрочем, все мысли, которые посещали Евгения Ящикова, были, бесспорно, гениальны. Женька метнулся к стеллажу с обрезками арматуры и вытащил штырь – сантиметров в 30. Растолкав ребят, столпившихся у рабочего стола с аппаратом, приблизился к Анатолию Владимировичу и обратился с неожиданной просьбой.
– Товарищ мастер, а можно, мы сами выберем, что именно надо сварить?
Мастер вопросительно посмотрел на преподавателя. Тот утвердительно кивнул и вступил в разговор.
– Я думаю, что для такого профессионала как Анатолий Владимирович, все едино, что варить. Надеюсь, это будет не золото и не платина. А то несколько дороговато получится! Тем более что часть металла именно при этом виде сварки обязательно испаряется в безвозвратные потери.
Жека Ящиков отрицательно замотал головой и протянул обрезок ржавой арматуры. Майор посмотрел на нее и одобрил.
– Годится. Простенький, но, в целом,  хороший выбор. А что еще?
Женька вытянул сжатую в кулак руку и разжал пальцы. Хорошо зная шкодника «ЕвГения», мы подались вперед и увидели на ладони курсанта Ящикова обычный металлический рубль с изображением профиля незабвенного В.И.Ленина.
Несколько удивленный майор взял рубль, задумчиво повертел его, ловко перебирая пальцами, внимательно осмотрел монету со всех сторон, улыбнулся и обратился к  Женьке.
– Оригинальный выбор! Тебе не жалко?! Ведь для курсанта это целое состояние. В буфете можно 9 шпандориков купить или 10 стаканов компота. А можно 5 шпандориков и 6 компотов, согласись?!
– Жалко конечно, но где еще такое чудо увидишь. Тем более, я хочу этот рубль домой забрать. Как сувенир! А то в каком-то там занюханном Нью-Йорке есть образец сплава из 7-ми металлов великого русского сварщика Н.Г.Славянова, а у меня дома в Воронеже нет – это несправедливо. Я эту штуковину в школьный музей сдам. Вот поеду в зимний отпуск и сдам.
– Ну что же, твое право. Анатолий Владимирович, прошу Вас, покажите настоящий класс работы.
Убежденный искренней речью и благородным порывом курсанта пополнить экспонаты школьного музея, майор передал рубль в руки мастера. Тот тщательно зачистил конец арматуры от ржавчины, окалины и грязи и начал примерять свариваемые образцы друг к другу. Тут опять влез Женька Ящиков.
– Только, товарищ мастер, пожалуйста, сделайте так… ну, как большой гвоздь. Да-да, типа гвоздя! А шляпкой этого гвоздя пусть будет монета. И чтобы профиль Ленина был обязательно на внешнюю сторону. Ладно?!
Мастер с улыбкой посмотрел на с курсанта Ящикова и пренебрежительно чмыхнул.
– Ладно, сделаем. Как говорится  любой каприз за Ваши деньги.
После занятий 45-е отделение вернулось в расположение роты. Как полагается, в положенное время сходили на обед и в соответствии с распорядком дня, отправились на самоподготовку – делать уроки и готовиться к занятиям на завтрашний день.
В учебной аудитории Женька ловко жонглировал гигантским гвоздем с рублем вместо шляпки, на торце которого находился профиль вождя мирового пролетариата. При этом Ящик загадочно улыбался.
Витя Копыто взял у курсанта Ящикова импровизированный гвоздь. Неодобрительно поглядывая на испорченный рубль и переводя его стоимость на несъеденные продукты питания, Витя завел разговор, помахивая «гвоздем» словно импровизированной дубинкой.
– Дурак ты Женька! Ей-ей, дурак! А еще Евгений, евГений! Гений, но недоделанный, местами – тупой, как мой штык-нож. Бездумно и расточительно испоганил цельный рубль и вместе с ним кучу вкусных и полезных для курсантского организма харчей. И на кой тебе ента бесполезная еболда?! И чего вот с ней делать?! Спину почесать удобно! Это да, не спорю. И все?! Ну, еще пятку почухать можно, не снимая сапог! Это можно, но как-то дороговато получается. Живые деньги переводить на всякие идиотские опыты додумался?! Дурачина ты, Женька и дубина дубовая, вот. Лучше бы меня в «чепок» (буфет, чайная) сводил и шпандориком угостил. А лучше двумя да под компот.
Женька Ящиков лукаво и снисходительно посмотрел на Копыто и отобрал импровизированный гвоздь. Затем он вытащил тяжелый молоток. Увидев тяжелый молоток, Витя Копыто на всякий случай предусмотрительно попятился назад подальше от непредсказуемого в последнее время и особенно в сегодняшний день, курсанта Ящикова. А улыбающийся Женька Ящиков, легко поигрывая увесистым молотком, ласково произнес.
– Вот посмотри, дурилка картонная, молоточек видишь?!
Курсант Копыто сразу нахмурился и отодвинулся еще на шаг назад, мягко удаляясь от Женьки Ящикова на безопасное расстояние.
–  Ну?! И что?!
–  А то! Ты в кино или в цирк зачем ходишь?
От неожиданности Витя выпал в моральный осадок. Разговор принимал витиеватое направление, а прямолинейный, как взлетно-посадочная полоса, разум Копыто начал заметно подтормаживать. Судорожно пытаясь соединить воедино такие понятия как кино, цирк, молоток, рубль и продукты питания – компот и замешанные на сметане шпандорики, Виктор жалко улыбнулся.
– Не понял, а причем тут кино или цирк.
– Витя, я понимаю, что ты не блещешь логикой и сообразительностью. Это не самая сильная сторона твоей натуры, поэтому начинаем сначала. Для тех, кто не обезображен интеллектом и имеет лобовую кость толще 6 сантиметров, дубль два –  ты в цирк когда-нибудь ходил?
– Нуууууу…. ходил.
–  Ура, процесс пошел! Витя, тебе в цирке понравилось?
–  Очень!
–  А что больше всего понравилось?
Старательно ворочая немногочисленными извилинами и пытаясь уловить суть вопросов, Витя имитировал активную мыслительную деятельность. С нескрываемым интересом мы стали прислушиваться к занимательной беседе двух «общепризнанных интеллектуалов».
– Ну, эти… как их там… клоуны всякие, во!
–  Так, замечательно, это уже радует. Витек, ты оказывается далеко не безнадежен. Так вот, друг любезный, ты денежку за право посмотреть на клоунов в цирковую кассу платил?
–  Платил, конечно платил. А кто же меня в цирк без билета впустит?! А молоток зачем?!
– Для того чтобы… врубить по твоей бестолковой башке, прямо промеж выпученных глаз! УУУуууу!
Витя инстинктивно отшатнулся от Женьки Ящикова, который скорчил страшную рожу и замахнулся молотком. С перепугу Копыто запутался в своих же кривых ногах, зацепился одним сапогом за другой и потеряв равновесие, плюхнулся на пол, загремев мослами. Все дружно засмеялись, а Женька Ящиков, довольный произведенным эффектом, снисходительно продолжил.
– Ладно, не надо ссаться в галифе, шутю я, то есть –  шучу! Шутки шуткую, понятно?! Так вот, дорогой ты мой Витенька, молоточек мне нужен, чтобы заколотить этот самый рубль в матушку сырую землю аж по самое «не могу». А все для того, чтобы для всех вас, включая тебя, дурака беспросветного из сраного и дремучего Пилопедрищенска, цирк бесплатный устроить! Понял?! И не падай на задницу, защитничек Родины.
– Нет, я не понял. А зачем рубль в землю забивать?! А?!
–  Витя, прости меня, я слишком хорошо о тебе подумал, ты, действительно, безнадежен. Слушай сюда, Копыто тупорылое. Короче, после самоподготовки нас отправят на уборку территории. Так?! А территория наша где?
Копыто затупил окончательно и потерял всякую возможность к мыслительному процессу.
– Где?
– В Караганде, Витенька, в далекой Караганде, твою мать, прости меня грешного и дай мне силы удержаться от рукоприкладства, ибо посещает меня непреодолимое искушение, прибить на месте это тупое создание! Блин, Витя, пригласи меня скорее к себе в гости, пожалуйста, в славный город Пилопедрищенск. Так хочется своими глазами на заповедник непуганых идиотов посмотреть. Короче, Витенька, рядом с контрольно-пропускным пунктом  –  КПП то есть, находится территория, закрепленная за нашим классным отделением. Конечно же именно там и нигде иначе! Слушай Копыто, я начинаю подозревать, что при прохождении медкомиссии ты скрыл от врачей неоспоримый факт, что учился в интернате для слабоумных. Или в Пилопедрищенске эти школы считаются вполне нормальными и вменяемыми?! Мамочка родная, а кто же тогда у вас в …
– Сам ты…
– Ладно, кергуду, шутка, проехали. Короче, выходим мы за КПП, кто-нибудь из ребят стоит на шухере, кто-нибудь отвлекает наряд по КПП, а мы быстренько заколачиваем этот маленький гвоздик в асфальт, естественно, шляпкой наружу и аттракцион «Проверка на жадность» в действии. Конец рабочего дня, все офицеры активно топают домой, а тут целый рубль лежит на дороге. Копыто, ты наклонишься за рубликом? А?! Новенький, блестящий, лежит себе сиротливенько так … наклонишься?!
–  Конечно наклонюсь. Рубль же целый – не копейка какая! Столько шпандориков купить можно, компота…
–  Стоп, я понял, не развивай идею продуктов питания. Витя, как же ты предсказуем! Все сведешь к жрачке, троглодит Пилопедрищенский. Так вот и другие тоже наклонятся. Слаб человек и жаден. А 30 сантиметров арматуры, забитой в асфальт  это, я вам скажу, сила. Рублик поднять и в кармане спрятать никто из потенциальных фигурантов аттракциона не сможет! Опять же, по причине той же слабости, но уже  физической. Силенок не хватит, пупок развяжется и задница на Британский флаг порвется от перенапряжения! А мы в это время будем территорию подметать и одновременно, к тому же совершенно бесплатно, над дорогими офицерами посмеиваться. Заодно и на жадность каждого проверим. Ву-а-ля! Ну, как идея?! Согласитесь, что я,  как всегда, гениален?!
После столь яркой тирады «казарменного гения» все бурно зааплодировали, выражая восторг и одобрение, в нетерпением стали ожидать окончания самоподготовки, предвкушая веселую развлекуху.

147. Проверка на жадность
(невинная шалость)

После самоподготовки личный состав 45 отделения в едином трудовом порыве вышел на уборку закрепленной территории. Чистить и подметать обрыдлый парк перед КПП вышли 100 % курсантов. Всегда бы так!
Подготовка к аттракциону «Проверка на жадность» прошла без сучка и задоринки. Выбрав безлюдное время и обступив курсанта-первокурсника, стоявшего в наряде на воротах КПП,  мы отвлекли внимание.
Пока «минусу» заговаривали зубы, дотошно выясняя откуда он родом и в какой роте прописан, парой мощных ударов молотка могучий киевлянин Лелик Пономарев загнал импровизированный гвоздь в асфальт по самую шляпку. И что характерно,  в пару шагах от калитки КПП.
Успешно завершив подготовительную операцию, мы разошлись по закрепленной территории и стали имитировать активную трудовую деятельность. Кто-то старательно подметал автостоянку. Кто-то выщипывал пожелтевшую траву на газоне возле памятника самолету МИГ-21. Кто-то подбирал листву, опавшую с плакучих ив. Но все зорко поглядывали  на рубль, призывно поблескивающий на сером асфальте.
Первой жертвой «приступа алчности» оказался сам дневальный по КПП. Подпирая спиной ажурную калитку, скучающий первокурсник заметил на тротуаре бесхозный рубль.
Не поверив нежданному счастью, «минус» жадно облизнул пересохшие губы и сразу бросил ответственный пост на произвол судьбы.
Курсант быстренько подошел к «лику В.И.Ленина». Справедливо полагая, что рубль выпал из кармана кого-то из парней-старшекурсников, что расспрашивали его о малой родине, пацанчик  воровато позыркал в нашу сторону. Удостоверившись, все  работают и не проявляют ни малейшего беспокойства, присел к денежке… Цап-цап-цап! А результат –  ноль! Рубль оказался неподъемным.
Попытка номер два. «Минус» старательно шкрябал ногтями по физиономии вождя мирового пролетариата. Цап-цап! Цап-цап! Но… результат тот же. Добрая ухмылка В.И.Ленина с поверхности рубля не остудила первокурсника от желания стать богаче на целый рубль. Он опять присел на корточки и принялся царапать асфальт вокруг рубля двумя руками.
Мы тихо давились от смеха, наблюдая за тщетными попытками упрямого первокурсника обогатиться на один рубль и еле сдержались, чтобы не заржать в голос… Картина маслом, не надо ходить в кино.
Несчастный парень еще бы долго и безуспешно царапал ногтями по асфальту, но вдалеке показалась одинокая фигура офицера.
Дневальный, с недовольной миной, нехотя вернулся на место у ворот КПП, все же не оставляя надежду заполучить в собственность странную денежку.
  Итак, 1:0 – победа за рублем! А на горизонте появился новый фигурант, капитан Бакланов с учебного аэродрома. Капитан, явно, спешил домой, его походка была энергичной и торопливой.
Посвященные с интересом наблюдали за приближением инструктора практического обучения, гадая: «заметит или не заметит?»
Капитан поравнялся с дневальным по КПП и предъявил пропуск. Приветливо кивнув дневальному, Бакланов пересек линию КПП. Сделав еще два торопливых шага в сторону дома, он все же заметил ничейную денежку, мирно лежащую на асфальте.
Движения капитана Бакланова сразу же изменились. На лице капитана промелькнула довольная улыбка. Мы опять прекратили имитировать уборку территории и замерли в предвкушении второго акта «марлезонского балета».
Предчувствия нас не обманули. Капитан Бакланов попался на приманку, словно голодная щука на блесну.
Далее, как в кино: замедление темпа движения, энергичный наклон «потенциального богача» к тротуару, цап-царап… и ступор! Мы дружно прыснули в кулаки.
Обиженный капитан недоуменно оглянулся по сторонам. Все курсанты 45-го отделения остервенело наводили порядок на прилегающей территории.
Капитан Бакланов остановился и озадаченно сдвинул фуражку на затылок. Он вернулся к рублю, мимо которого проскочил на внушительной скорости, когда пытался поднять его с ходу.
Офицер задумчиво почесал оттопыренный вперед подбородок и попытался поддеть упрямую монету носком форменного ботинка.  Рубль даже не пошевелился. Гордость монетного двора продолжала гордо возлежать на том же месте, призывно поблескивая бородатым ликом вождя мирового пролетариата.
Дневальный по КПП тоскливо вздохнул, его надежда на неожиданное богатство растаяла на глазах.
А капитан Бакланов не думал сдаваться. Он присел на корточки и обхватив непослушную монету скрюченными пальцами, попытался оторвать ее от поверхности асфальта.
Рубль держался очень достойно. Он даже не шелохнулся. Тогда раззадоренный капитан вытащил из кителя расческу. Злорадно ухмыльнувшись в предчувствии скорой победы, он попытался поддеть упрямую монету краем расчески, но почти мгновенно сломал несколько зубчиков. Раздосадованный очередной неудачей Бакланов посмотрел на сломанную расческу и обиженно чертыхнулся. Психанув, офицер доломал оставшиеся зубья и раздраженно запустил ее остатки в ближайшие кусты.
2:0 –  победа оставалась за рублем! Женька Ящиков ликовал. Он принял гордую позу, взгромоздившись на пьедестал МИГ-21. Незаметно для капитана Бакланова и дневального по КПП, жестами Жека призывал нас к бурным аплодисментам в его честь. Евгешка бессовестно кривлялся, комично передразнивая действия капитана. Мы же беззвучно загибались от смеха. Бесплатное цирковое представление с элементами пантомимы набирало обороты.
Наблюдая неудачные маневры офицера, курсант с КПП злорадно улыбнулся, ибо расставаться с упрямым рублем ему явно не хотелось. Похоже, у парня созрели грандиозные планы на эту монету. Поэтому в данный момент дневальный по КПП азартно «болел» за чеканный рубль Монетного двора Советского Союза, невинно лежащий на тротуаре.
Тем временем, уязвленный капитан опять присел на корточки и с нескрываемой ненавистью посмотрел на гордую монету. Затем разогнулся, достал пачку сигарет и нервно закурил. Капитан Бакланов явно чего-то не понимал. Снова взяться за упрямый рубль ему помешала группа офицеров, которая неторопливо приближалась к КПП.
Капитан быстро отошел в сторону от монеты и старательно сделал вид, что бесцельно прогуливается рядом с забором родного училища ВВС. Он уже никуда не спешил. Его можно было понять. Тут было дело принципа –  кто победит?! Или рубль или он?! Капитан Бакланов нетерпеливо поглядывал в сторону монеты с изображением В.И. Ленина, ожидая, пока потенциальные конкуренты пройдут мимо.
Группа старших офицеров – от майора и выше –  пересекла линию КПП, оживленно беседуя. Преподаватели шли, горячо обсуждая какую-то научную проблему. Они почти прошли ловушку с монетой, к великому облегчению нервно курящего капитана и затаившего дыхание дневального по КПП, как вдруг один подполковник на ровном месте запнулся за некое препятствие.
Потеряв нить увлекательной беседы, полковник Гусаков с 32-й кафедры автоматики инстинктивно оглянулся, чтобы разглядеть препятствие, о которое зацепился рант его ботинка. Оглянулся и увидел задорный блеск ничейного рубля, который мирно возлежал на асфальте и ждал, когда его согреют человеческие руки, а новый рачительный хозяин приютит в недрах кожаного кошелька или портмоне.
Подполковник немного отстал от собеседников и попытался поднять денежку. Ага! Не тут то было! 3:0 в пользу рубля! Озадаченный подполковник повторил попытку и потерпев очередную неудачу, окликнул спутников. Те вернулись и, посмотрев в ехидный глаз В.И.Ленина, активно подключились к процессу зарабатывания халявных денег.
Но рубль не сдавался! Он вообще вел себя очень достойно! Его пытались подковырнуть ключами от квартиры и от машины, зажигалкой и лезвием перочинного ножика. Наш рубль был на высоте! Он не поддался «на уговоры» приличной отвертки, которую специально принес один из офицеров, чей автомобиль «Жигули ВАЗ-2107» находился на автостоянке.
Рубль с ликом Владимира Ильича Ленина держался молодцом, словно истинный и несгибаемый революционный борец с человеческой алчностью и любым проявлением мелкобуржуазной частнособственнической сущности в рядах офицеров Вооруженных сил Советского Союза.
Время шло и начался «час пик»: офицеры и служащие нескончаемым потоком хлынули через КПП училища. Выйдя на вольные просторы, все сразу же останавливались у многочисленной толпы офицеров и прапорщиков, желающих покорить неподъемную монету.
Счет уже пошел: «Десятки - ноль» в пользу рубля. Самое смешное, что все, кто попробовал свои силы на непреклонном рубле, уже не спешили домой. Они отходили в сторону, закуривали и с интересом наблюдали, как новые жертвы попадутся в капкан собственной жадности.
Устав смеяться до кишечных колик, мы с интересом посматривали на толпу соискателей.
И все было бы замечательно, пока к КПП не подошли седой майор с кафедры «Войскового ремонта» и мастер Анатолий Владимирович, сваривший этот самый рубль в единое целое с куском арматуры. Это был конец! Наше разоблачение было неминуемо, как победа коммунизма над загнивающим империализмом.
Посмотрев на текущее безобразие, майор пересекся взглядом с заметно побледневшим Женькой Ящиковым. Преподаватель укоризненно покачал головой, затем широко улыбнулся. Продолжив прерванную беседу с мастером производственного обучения, майор спокойно двинулся в сторону дома.
Курсант Ящиков заметно порозовел и тайно перекрестился. Седой преподаватель и старый мастер проявили великодушие и показали наличие здорового чувства юмора, чем заслужили еще большее уважение в наших глазах.
С уходом двух «самых опасных» фигурантов, угроза разоблачения миновала и бесплатный цирк продолжился.
Вскоре к столпотворению у КПП присоединились две весомые фигуры: заместитель начальника училища по политической части полковник Боргударов и заместитель генерала по хозяйственной части полковник Волченко. Дело с принимало более интересный, но весьма опасный оборот.
Опросив «местное население» о причине нахождения в неурочный час возле забора и получив исчерпывающие ответы, два солидных полковника, натужно кряхтя, склонились над непокорным и свободолюбивым рублем.
Досконально изучив диспозицию противника, а так же лично проверив его морально-политические качества и стойкое желание обороняться до «последнего», полковники с трудом разогнулись и приняли относительно вертикальное положение. Рубль призывно поблескивал в лучах заходящего солнца и презрительно посматривал внизу вверх на солидных полковников ликом незабвенного Ильича.
Проведя выездное совещание на месте, два «зама» развернули кипучую деятельность по экспроприации рубля с тротуара.
Перебивая друг друга полковники вызвали дежурного прапорщика по КПП. Получив ряд ценных указаний, дежурный прапор, включив «форсаж на бреющем полете», носился между телефоном и суровыми полковниками, передавая в различные дежурные службы училища распоряжения и ценные указания.
 Вскоре на место «боевых действий» прибыла бригада дежурных сантехников из гражданского персонала –  вечно пьяных и красномордых, но готовых незамедлительно выполнить любой приказ партии и правительства.
Инстинкт самосохранения усиленно нам подсказывал, что пора срочно испариться с места «преступления», ибо развлекуха давно закончилась, но… нездоровое любопытство победило и мы остались.
Солидно прищурив один глаз с абсолютно расфокусированным зрачком, заметно пошатывающийся слесарь вытащил газовый ключ и попытался подцепить упрямый рубль. Но не тут то было. Наш рубль никак не хотел поддаваться захватам газового ключа. Слесарь не сдавался. Рубль тоже. «Коррида» продолжалась довольно долго.
 Спустя полчаса безуспешных попыток ухватить непослушный, но уже порядком исцарапанный рубль, частично протрезвевший слесарь, в сердцах, откинул бесполезный ключ. Порывшись в ящике с инструментом, работяга схватил небольшую кувалдочку и крепко выматерившись, врезал по рублю, нагло блестящему в лучах заката. Врезал со всей дури прямо по профилю В.И. Ленина.
Замполит училища мгновенно переменился в лице, схватился за сердце и истошно заорал.
–  Ты совсем ухулел, пьяная аполитичная морда?! Как ты смеешь грязной кувалдой… да по святому лику незабвенного Владимира Ильича?! Сталина на тебя нет, сука! В 37-м таких как ты без суда и следствия… прямо за капониром… УУуууу…
Слесарь протрезвел окончательно. Осознав всю тяжесть своего преступления, он отбросил кувалду и вцепился никогда немытыми руками в китель политического полковника.
–  Не губи!
Полковник Боргударов брезгливо поморщился и попытался освободиться из вонючих объятий. А слесарь жалобно гундосил.
–  Не губи! Да, я его… сейчас! Все будет… в лучшем виде!
Сантехник метнулся к обшарпанному инструментальному ящику, схватил зубило и молоток и начал крошить асфальт в ближайшем окружении рубля. Выдолбив внушительное углубление, он предложил.
–  А давайте вы все отвернетесь, а я тихонечко забью… этого самого… Владимира Ильича ниже уровня асфальта… и растворчиком цемента замажем?! А?! Не было его и все тут.
Услышав очередную крамолу, замполит взбеленился пуще прежнего.
–  Ты что мелешь, контра?! Доставай быстро, а то я тебе в задницу растворчику залью. Совсем пьянь подзаборная оборзела, увольнение по 33-й статье захотел?! Тебя же не в один сраный ЖЭК не примут, ты же… деградировал, как личность! Вот!
Осознав пагубную близорукость своих высказываний, не привыкший работать в трезвом виде слесарь с удвоенной энергией взялся за рубль.
С применением лома, зубила и кувалды, сантехник расковырял асфальт в радиусе полуметра. Затем, углубившись в недра на глубину по грязный локоть, прикладывая титанические усилия и обращаясь за помощью к какой-то «неприлично распутной матери», героический слесарь-сантехник выковырял на поверхность земли длинную арматуру в виде гигантского гвоздя с металлическим рублем вместо шляпки.
Победно швырнув невиданную конструкцию на асфальт, успокоившийся слесарь важно и степенно собрал инструмент и удалился.
Политический полковник благоговейно взял в руки рубль с изображением великого вождя всего прогрессивного пролетариата. Внимательно осмотрев приваренную арматурину, полковник Боргударов визгливо завопил.
–  Кто?! Кто посмел?! Кто посмел осквернить образ великого Ленина?! Я найду… Я узнаю… Я все выясню! И наказание будет жестоким! Оно будет ужасным! Жестоким, но справедливым… Жестоким!
Женьке Ящикову заметно поплохело. Ножки мелко затряслись и подогнулись,  шасси самопроизвольно сложилось. На грани обморока, Жека присел на ближайшую лавочку. Его глазки отчаянно забегали, а нижняя челюсть мелко завибрировала. Евгений заметно струхнул, оно и понятно. Получить мстительного врага по политической линии  *здец всему! Это прямая угроза отчисления из училища с исключением из кандидатов в члены КПСС, коим курсант Ящиков являлся как признанный отличник боевой и политической подготовки. В лучшем случае –  пожизненная ссылка в Мары, что в принципе «монопенисно» (однохуЛЬственно) ко всему вышеперечисленному.
Сидя на лавочке под плакучей ивой, Евгений лепетал, что никак не предполагал, что под безобидную шутку полковник Боргударов подведет «политическую платформу» с антисоветским базисом. Мда…
 Все свидетели неожиданной развязки быстро засобирались домой и вскоре возле КПП не осталось ни офицеров, ни прапорщиков. Мы тоже заторопились в расположение роты, посчитав за благо испариться из поля зрения бесноватых полковников.
Евгеша совсем упал духом. По его мнению, факт несомненного отчисление из училища был вопросом времени. Осталось лишь проболтаться кому-нибудь из нас или седому майору с мастером производственного обучения с кафедры «Войскового ремонта»… и все.
Но, как ни странно, все обошлось.
Все курсанты молчали, как рыбы, спасая настоящее и будущее нашего друга. Надо отдать должное, что и майор, преподающий «Войсковой ремонт», а так же мастер производственного обучения Анатолий Владимирович тоже не отличались непомерной болтливостью.
Мало-помалу страсти вокруг металлического рубля с оскверненным ликом В.И. Ленина на ржавой арматуре постепенно улеглись. Все забылось.
Но потешная картина, когда многочисленная толпа офицеров и прапорщиков пытается безуспешно выковырять рубль из асфальта, вызывает у меня да и не только у меня, бессовестно широкую улыбку.
Спасибо тебе, Жека, за бесплатный цирк.

148. Боевая ничья

Однажды получилось незапланированное окно в бесконечной череде всевозможных лекций, а класс для вынужденного отстоя был определен в учебном корпусе, где проходили практические занятия по «Войсковому ремонту». Курсанты 45-го отделения организованно расселись в пустующей аудитории и занялись насущными делами:  написание писем на родину, быстрый преферанс, чтение художественных книг, кратковременный здоровый сон и все такое. Все были заняты решением накопившихся проблем. Или почти все.
Изнемогая в муках нереализованного творчества –  постоянного ощущения назойливого присутствия «фантомного» шила в районе худосочной жопы, Витя Копыто  страстно желал повторить незабываемый и нетленный подвиг Женьки Ящикова со сваренным воедино рублем и арматурой.
Одновременно горя мстительным порывом достойно отплатить за позорное падение на задницу во время подготовки аттракциона «Проверка на жадность», отпросившись у сержанта Гнедовского в туалет, Витя Копыто тайно умыкнул из раздевалки шинель курсанта Ящикова.
Гаденько улыбаясь и подхихикивая, Витя скоренько пробежался по ангару с расходными материалами для практических занятий по «Войсковому ремонту» и нашел подходящий кусок металлического троса.
Вставив тросик в рукава Женькиной шинели и заведя их за спину, Витя соединил концы троса воедино. Затем инкогнито проникнув в лабораторию, где шли практические занятия по сварке, используя все свое шепелявое красноречие и фантастическое обаяние, Копыто каким-то немыслимым образом уговорил доверчивого мастера производственного обучения пару раз ткнуть электродом электросварки по соединенным вместе концам троса.
В результате нехитрых манипуляций трос был сварен в замкнутое кольцо.
Удовлетворенный качественно заготовленной гадостью на предстоящую перемену, Витя аккуратно повесил шинель Жеки Ящикова на вешалку и как ни в чем не бывало, вернулся в класс. Его появление, как, впрочем, и недолгое отсутствие никого не взволновало. Все занимались насущными делами и делишками.
Ехидно улыбаясь, Витя подсел к Женьке Ящикову, который в это время увлеченно возился с …шинелью! Озадаченный Копыто сначала подумал, что ошибся и случайно перепутав шинели, приготовил пакость не по тому адресу  …не для Евгения Ящикова, а для абсолютно другого. Впрочем, ничего страшного, и так сойдет! Был бы повод гарантированно позубоскалить. Как говорится: «На кого, Бог пошлет».
Увидев подсевшего Витьку Копыто, Женька тоже широко улыбнулся во все 32 зуба «а-ля-Голливуд» и с подкупающей искренностью зашептал.
–  Тсссс, Витек. Видишь, Петровский спит?! Пока он сладкие сны смотрит, я его шинельку из раздевалки тихонько взял и рукава зашиваю.
Ящиков доверительно показал длинную черную нитку, вдетую в неприлично кривую иголку.
–  Представляешь, Люфт проснется, пойдет одеваться, а рукавчик того –  зашит! Всунет ручонки, а шинельку надеть не сможет. Правда, здорово?!
Витька с плохо скрываемым злорадством посмотрел на Женьку. Вероятно в этот момент Копыто подумал: «А все-таки классную гадость я для Ящика приготовил! Вместе посмеемся над Петровским,  это даже кстати будет. А потом и над Ящиком дружно поглумимся! Как говорится,  не рой другому яму!» Копыто задорно улыбнулся и утвердительно кивнул.
–  Ага, здорово!
Курсант Ящиков, в свою очередь, тоже ласково посмотрел на Витьку взмолился.
–  Слышь Витек, выручай! Я тут еще одну штукенцию придумал. Помнишь, Вова Нахрен периодически по казарме в тапочках ходит?! Мы, как дураки, целый день в тяжеленных сапожищах ноги топчем, а он,  эстет недоделанный, по казарме в домашних тапочках рассекает. Несправедливо это. В столярке гвозди валяются, хочу пару «соток» прихватить, а учебная пара скоро закончится и нам в другой корпус топать. Не успеваю я.
–  А зачем тебе гвозди?
–  Ты что не понял?! Когда буду «тумбочку» в наряде подпирать, ротную канцелярию вскрою и тапочки Нахрена к полу приколочу. Вот будет здорово. Как думаешь?! Он тапки натянет, а с места не сойдет, гы-гы. Дружище, подмени меня и дошей шинельку Петровского, а я в столярку смотаюсь. А?! Один рукав я уже зашил, еще один остался.
Предчувствуя скорый и заслуженный «глум» над Женькой, Витя решил не мелочиться, и сдержанно подхихикивая, взялся продолжить «черное дело», начатое курсантом Ящиковым. А почему бы и нет?! Тем более, что Петровский крепко спал с полуоткрытым ртом и тоненькая струйка липкой слюны стекала из уголка рта мятежного москвича прямо на зимнюю шапку, используемую Люфтом вместо импровизированной подушки.
Действительно, капитан иногда Хорошевский иногда шарахается по казарме в домашних тряпочных тапочках, как-то не дело. Можно бы и наказать олуха.
И Витя Копыто принялся с невиданным до сего момента энтузиазмом зашивать рукав шинели. Сдав пост, Женька побежал за гвоздями в столярку.
Пока Ящиков отсутствовал, Витя  успел зашить второй рукав шинели и даже пройтись по второму разу на первом рукаве. Копыто старательно вязал узлы на узлах, живописно представляя, как глупо будет выглядеть курсант Петровский, просовывая руки в зашитую наглухо шинель.
Время неумолимо близилось к перемене, Жека Ящиков вернулся, буквально, за 5 минут до окончания учебной пары. Победно продемонстрировав два мощных гвоздя соучастнику по заговору, он тихо спросил.
–  Ну как?! Зашил?!
–  Да, все успел. Аж в два слоя прошелся.
–   Крепко?!
–   Зае**тся распускать, узел на узле!
–  Вот и чудненько. Давай отнесу шинелку на вешалку, пока не проснулся. А то наваляет нам обоим, мало не покажется. Какой же я все-таки Гений, а Витек?!
Улыбающийся и довольный Женька схватил шинелку и задорно подмигнул Копыто полному самых радужных предчувствий и сияющему, словно 100-ваттовая лампочка.
Не успел Ящик скрыться за дверью, как по ушам резанул звонок, оповещающий об окончании очередной учебной пары. Мы стали шустро собираться, чтобы, не теряя времени, одеться и перейти в другой учебный корпус на занятия по приборному оборудованию самолета.
Курсант Петровский проснулся и сладко потянулся. Люфт подтянул отвисшую челюсть, вытер слюну, нехотя расправил смятую шапку и, позевывая, двинулся вслед за ребятами. На его левой щеке идеально отпечаталась звезда с кокарды зимней шапки.
В раздевалке, в предвкушении скорой развязки, Витя Копыто снял с вешалки свою шинель и, не спуская хитрющих глаз с Петровского, приготовился принять самое активное участие в неумолимо приближающейся коллективной «ржачке».
Витя загодя растянул пухлые губы в гнусной улыбочке, но через мгновение удивленно выпучил глаза в полном недоумении.
А как иначе, если заспанный Люфт абсолютно спокойно надел родную шинельку, свободно просунув руки в широкие рукава. Нахлобучив головной убор вытащив из недр многострадальной шапки мятую вдрызг сигарету с надломленным фильтром, Люфтваффельник вышел на улицу, на ходу застегивая поясной ремень.
Ничего н епонимающий и обманувшийся в лучших надеждах Витя Копыто сунул руки в рукава своей шинели. Ага! Приехали. Пальцы сразу уткнулись в непреодолимое препятствие в виде двойных швов. «Во, дурак!»,  –   пронеслось в голове у курсанта Копыто. «Значит, пройдоха Ящиков, наколов меня, словно писюневича, привлек зашивать рукава своей же собственной шинельки. Твою мать… и как же на личное клеймо не взглянул, дубина дубовая?! Во дурак!»
–  1:0!
Под общий смех весело рявкнул Женька Ящиков и начал натягивать свою шинельку. Да так и замер в неестественной позе с отведенными назад руками. Засунув одновременно обе руки в рукава шинели, Женька так и остался беспомощно стоять в промежуточном положении, старательно дергаясь телом в тщетной попытке сбросить «застрявшую» шинель на пол.
–  1:1!
Угрюмо промолвил Копыто и побежал по учебным классам, искать какие-нибудь ножницы или перочинный ножик, чтобы распороть собственноручно навязанные узлы.
Следом за ним бежал Женька Ящиков, но с другой целью. Он бежал в учебную мастерскую, чтобы срочно найти молоток, зубило и перебить металлический тросик, так как перепиливать стальной трос ножовкой по металлу, как мы уже знаем из мудрого курса «Войскового ремонта», очень долго и неэффективно. А перемена между учебными парами далеко не безразмерна. И получить внеочередной наряд за опоздание на лекцию, ой как не хочется…

149. Нервы, нервы, нервишки…

Несмотря на доброжелательные и теплые взаимоотношения между ребятами внутри учебных подразделений, рано или поздно, но обязательно наступал мерзопакостный момент, когда нервы каждого парня непроизвольно и спонтанно приходили в крайнюю степень неконтролируемого возбуждения. Реально, ни с того, ни с сего, они натягивались, словно звенящая струна.
Абсолютно без видимых причин некогда спокойный и уравновешенный курсант с нордическим характером «истинного арийца» вдруг становился безмерно раздражительным и нервным, как банальная гламурная истеричка «а-ля-Ксюша Собчак» (современный вариант).
Шутки шутками, но совершенно неожиданно и независимо от нашего личного желания, как «снег на голову» приходило время, когда любой и каждый из нас легко заводился с пол-оборота, словно престижная иномарка. Причем «заводился» по самому безобидному поводу.
И что характерно, сразу же шел в неконтролируемый разнос со всеми вытекающими последствиями:  обида, ссора, драка... Как правило, именно по такому незатейливому сценарию развивались все события.
«Фатальный» отрезок времени со всплеском «поголовной неуравновешенности и немотивированной агрессивности» подкрадывался незаметно, но абсолютно гарантированно. Всеобщая раздражительность незваным гостем приходила в казарму. И не только в нее, а также на территорию всего училища ВВС и вела себя по-хозяйски. Приходила, как некое стихийное бедствие, от которого ни спрятаться, ни скрыться. Приходила целых два раза в год, как правило, в период очередной учебной сессии.
Находясь в замкнутом пространстве военного училища или, перефразируя, –  в узком кругу «широких лиц» и наблюдая без перерыва 24 часа в сутки одни и те же «морды лица», уже ставшие, фактически, родными и одновременно обрыдлыми до изжоги, –  независимо от личного мироощущения, степени воспитанности, персональной уравновешенности и толерантности (модное словечко, пришлось кстати), где-то в самых закоулках души начинает медленно, но неумолимо накапливаться раздражение на «дорогого» соседа справа или слева, напарника по наряду, сокурсника, однокашника и т.д. и т.п.
И как следствие, любое неосторожное и вполне безобидное слово, на которое еще пару дней никто бы не обратил совершенно никакого внимания, уже сегодня могло гарантированно и неизбежно привести к лавинообразному конфликту, который мгновенно грозил перерасти в драку.
В воздухе реально пахло грозой и периодически потрескивали многочисленные разряды электричества. Вокруг явно попахивало порохом, серой и всеобщей немотивированной нервозностью, которая постепенно сгущалась, ловно свинцовая туча. А при наступлении критической массы, обещала пронестись по казарме разрушительной волной массовых стычек и столкновений.
Как правило, мимолетные «терки» были без долгоиграющих последствий в виде занудного «разбора полетов» с участием отцов-командиров, с подробным и скрупулезным выяснением гнусных обстоятельств вопиющего факта неуставных взаимоотношений, заседания строгого педсовета и как логическое развитие событий, –  отчисления из училища. Обходилось.
Как правило, двух «слетевших с катушек и несколько зарвавшихся забияк», потерявших голову, остаток здравого смысла, ощущение реальности, чувство «жопы», а также инстинкт самосохранения, остальные ребята моментально растаскивали в разные стороны на пределы взаимной недосягаемости. Главное  погасить первую искру!
И что любопытно, обильно изрыгнув в адрес «только что искренне ненавистного оппонента» весьма объемную по содержанию и неприлично-многословную по длительности серию угроз, проклятий и всевозможных ругательств, то есть, спустив пар до приемлемого давления, парни, которые еще секунду назад были готовы вцепиться друг другу в глотку, тут же скоропостижно мирились и продолжали общаться, как ни в чем не бывало, искренне не понимая –  по какой же причине у них «сорвало клапана и снесло крышу»?!
А все –  нервы! Нервы, нервы, нервы… натянутые, как гитарные струны или корабельные канаты!
Причина подобного безобразия была очевидна –   всем отчаянно хотелось спихнуть очередную «гребаную» сессию и незамедлительно рвануть в долгожданный отпуск –   домой, к маме, к друзьям, к любимой девочке… за пределы ненавистной колючей проволоки, наконец.
Понять нас сможет только тот, кто сам побывал в сходных обстоятельствах.

150. Мечты и грезы

Господи, как хочется домой! Вероятно как многие из наших парней, не задумываясь продал бы часть жизни за возможность неслышно подняться по стертым ступенькам в старом подъезде, стены которого еще недавно были исписаны твоей же собственной рукой вдоль и поперек… тихонько открыть дверь своим ключом (который многократно и задумчиво вертел в руках, представляя картину долгожданного возвращения домой в красках, в ролях, в лицах и до мельчайших подробностей), …переступить порог родного дома, …жадно втянуть ноздрями еле уловимый… до комка в горле… дорогой и знакомый с детства, а сейчас почти забытый запах родного дома… …крепко обнять отца и показывая удаль молодецкую, легко оторвать охнувшего от неожиданности «старика» от пола, сильно и нежно прижимая его к своей груди, …смущенно чмокнуть в щеку любимую мамочку, у которой почему-то… и совсем некстати прибавилась пара глубоких морщин и седая прядь волос. Откуда?! Зачем?! Ведь раньше же не было! …или не замечал?! …не видел?! Мама, мама, зачем же ты стареешь?! Не надо! Прошу тебя, не надо, подожди! …бросить сумку с нехитрыми казенными вещами, …с наслаждением принять душ или нет …конечно же, нет, …не душ, а неприлично долго полежать и томно понежится в обычной горячей ванне …с пеной. Да-да, именно с пеной (несбыточная роскошь, абсолютно недоступная в стенах военного училища), пока непрестанно охающая и ахающая мама накрывает на стол.
За столом, солидно хмурясь с показной серьезностью, некогда строгий отец обязательно вытащит из холодильника запотевшую бутылочку дефицитной водочки или из шкафчика –  бутылку мегадефицитного коньяка (в стране «горбачевская» оголтелая и показушная борьба с виноградниками, виноделием, производством коньяка, вина, водки и прочей алкогольной продукции) и, мельком поймав укоризненный взгляд матушки, важно пробурчит.
–  Мы по маленькой, парень уже совсем взрослый! Чуток можно. С дороги. Ну, с приездом сынок. Наконец-то ты дома…
А ты, проглотив содержимое рюмки, фактически, на автопилоте и не оценив по достоинству весь аромат, насыщенный букет, богатое и стойкое послевкусие благородного напитка, не почувствовав ничего, кроме обжигающей горечи, жадно набросишься на домашнюю пищу, хаотично поглощая все наличное продуктовое изобилие, заботливо приготовленное руками родной мамочки …и будешь глотать плохо пережеванные деликатесы, вперемешку с обильными домашними вкусностями, которые недоступны в стенах военного училища.
А мама тихо всхлипнет и смахнет украдкой, ненароком набежавшую слезинку …и добавку, конечно же, наложит щедрую добавку.
Когда первый «жор» постепенно сойдет «на нет» и в заметно отяжелевшем организме мягко поселится устойчивое отвращение к пище как к таковой, то прилично осоловевший и опьяневший от давно забытого ощущения абсолютной сытости, а не от пары «дежурных» рюмочек коньяка, ты медленно и слегка пошатываясь, выползешь из-за стола и под пристальными взглядами откровенно счастливых родителей, пройдешь в свою комнату –  отдохнуть с дороги.
Там, окунувшись в тонкую ностальгию, задумчиво и почти бесцельно будешь перебирать старые вещи из своего гардероба …с колоссальным трудом, влезая в них –  неожиданно ставших маленькими и усохшими…
И с несказанным  удивлением заметишь, что за незаметно пролетевшие 6 месяцев, некогда знакомый и казавшийся постоянным (как скорость света в вакууме или масса электрона), мир вокруг тебя изменился… и в зеркале на тебя смотрит уже несколько другой человек. Я?! А вроде, уже и не я?! Или все же я, но …немного другой?! Что-то неуловимое изменилось, а что?! Плечи стали шире, осанка ровнее …глаза… именно глаза… взгляд стал серьезней, жестче… Мде… дела?!
Затем снимешь трубку телефона, «автоматически» наберешь знакомый «до боли» номер и услышав звонкое девичье: «Алло!», неожиданно севшим голосом, тихо прошепчешь.
–  Здравствуй, это я…
Ах, отпуск, отпуск! Сколько всего надо успеть! А тут еще сессия с чередой экзаменов. Один серьезней другого! Еще и «залетов» набралось с десяток-другой, твою мать. Значит, опять придется гарантированно «искупать вину» перед Родиной.
Объективности ради, стоит заметить, что строгую и справедливую Родину в данном случае будет олицетворять командир роты Володя Нахрен или, в самом противном случае,  комбат Пиночет.
Тем не менее, что не может не радовать,  искупать вину придется всего лишь аккордными работами, а не своей кровью! И на том спасибо. А мы уж за ценой не постоим, потрудимся на благо училища! Эх, потрудимся! Такую производительность покажем, просто закачаешься! Издевательский лозунг: «Пятилетка за три дня», как показывает практика, вполне реализуем.
Да-да, даже не обсуждается, но лишь при наличии достойного стимула. Очередной отпуск для курсанта  –  стимул, лучше не придумаешь, поверьте на слово.
Но до отпуска надо еще дожить. Его надо заслужить и выстрадать. А пока все на нервах. Сдадим ли сессию?! Не зависнем ли в училище?!
Тут каждый день на счету… На всех настенных календарях и в карманных глянцевых календариках делаются соответствующие скрупулезные отметки –  крестик шариковой ручкой или сквозная дырочка иголкой, где только возможно и невозможно – ставятся памятные зарубки.
Отсчет обратного времени до наступления долгожданного отпуска пошел на число запланированных к поеданию яиц: курино-вареных или варенных куриных, кому как нравится, и порций сливочного масла. Кто служил, тот меня понял!

151. Лунатик

Во время очередной сессии психика некоторых ребят напряглась настолько, что парни начали разговаривать во сне.
Стоя в наряде «на тумбочке» дневального можно было спокойно подсесть на краешек кровати к спящему курсанту и начать задавать ему несложные вопросы. Как правило, не приходя в сознание и не открывая глаз, «контактер» начинал поддерживать «светскую беседу», отвечая на однозначные вопросы. Точно-точно, проверено.
Народ реально устал, мозги кипели от перенапряжения. Сознание искрило, разум давал сбои.
Однажды под самое утро, подпирая «тумбочку» дневального по роте и усиленно борясь с неумолимо накатывающим сном, я неожиданно вздрогнул от искреннего удивления, переходящего в испуг. Меня реально «передернуло» от накатывающего ужаса.
По «взлетке» казармы из темноты длинного коридора на меня медленно и бесшумно надвигалась расплывчатая фигура в белом! *здец, приехали, привидение!
Я инстинктивно схватился за штык-нож, вытащив его из ножен в слабой надежде отбиться от нагло приближающегося «глюка». Но, буквально, сразу же меня посетила разумная мысль о безнадежности моего положения, т.к. среднестатистическое привидение бесплотно (у призрака, по-определению, отсутствует материальное тело) и увы, ножом его не зарежешь, так ведь?!
–  Мама, что же делать?! Мамочка!
Включать свет в казарме и орать во всю глотку, призывая на помощь мирно спящих ребят, я как-то не додумался! Страх и животный ужас парализовали разум, лишили малейшей возможности здраво мыслить и действовать логически, поймите правильно. Все мало-мальски мыслительные процессы закоротило на элементарные инстинкты. Причем, один –  инстинкт выживания!
Трясясь в приступе мелкой дрожи и клацая зубами (нижняя челюсть самопроизвольно отбивала сигнал SOS по азбуке Морзе), я вжался в стену так сильно, что ощущал каждый «сапожный» гвоздик заколоченный в агитационный стенд с политплакатами.
–  Ма-ма! Ма-моч-ка! Ма-муль-ка, ма… Фу, блин… твою мать! Привидится же такое?!
«Приведение в белом», по мере приближения, постепенно материализовалось в худосочную фигуру комсорга 4-й роты  курсанта Конфоркина. Комсомольский вожак –  с закрытыми глазами в белом нательном белье и с босыми ногами –  медленно и осторожно продвигался по центральному коридору.
Вытерев испарину со лба и мысленно перекрестившись, я сплюнул на идеально отполированный пол казармы.
Это чего не привидится спросонья и с перепугу?! Тьфу, сгинь, нечистый! В принципе, что занудный комсорг-показушник, что привидение –  хрен редьки не толще!
Комсомольский вождь вплотную приблизился к тумбочке дневального и не открывая глаз, остановился прямо передо мной. Картина маслом, хоть стой, хоть падай! 100-процентный лунатик, мать его!
С и некоторой опаской поглядывая на новоявленного «лунохода», я раздраженно засунул штык в ножны и приготовился принять более удобное положение, чтобы самопроизвольно не подкосились ноги, отекшие от длительного «стояния столбом».
Постояв некоторое время рядом, курсант Конфоркин неожиданно повернулся направо на 90 градусов и медленно, плавно и грациозно, но достаточно уверенно, двинулся к выходу из казармы.
Учитывая, что в обязанности дневального входит архиважная функция: постоянно отслеживать текущий «расход» и наличие личного состава роты, я сказал:
–  Конфоркин, стоять! И куда же это ты собрался, друг любезный?! Ночь на дворе, а ты вроде как в неглиже?!
Взявшись за ручку входной двери и не открывая глаз, Конфоркин неожиданно ответил.
–  Я в туалет.
–  Туалет в другой стороне. К тому же на улице холод собачий, а ты как бы босиком, не находишь?!
–  Мне позвонить надо…домой!
- Где же ты посреди ночи переговорный пункт найдешь?!
–  Я в штаб схожу… там, у дежурного… межгород есть…
–  Ага?! Вот только в штабе тебя еще и не хватало! Увидев «босое приведение»,  дежурный офицер в окно выбросится, когда ты начнешь в штаб ломиться. И стекло вынесет вместе с решеткой! А потом, если не застрелится с перепугу от увиденного, то сам умишком незамедлительно отъедет, не говоря про сонного часового у знамени… Тот, однозначно, тебя из «калашика» прострочит, приняв за диверсанта… в маскхалате белом… Короче, слушай сюда, авангард прогрессивной молодежи, пока тебя в «дурку» не забрали прямо из штаба, давай-ка баиньки, друг сердечный!
–  Мне надо…
–  Так! Курсант Конфоркин?!
В соответствии с требованием общевоинских уставов каждый военнослужащий, независимо от воинского звания (и генерал, и рядовой), услышав свою фамилию, обязан принять строевую стойку:  пятки вместе, носки врозь, сжатые в кулак руки идеально вытянуть по швам, распрямить спину, поднять подбородок и громко рявкнуть: «Я!», что Конфоркин успешно и продемонстрировал даже в частично бессознательном состоянии.
–  Я!
–  Круууу-Гом!
Конфоркин четко повернулся на 180 градусов и напряженно замер в ожидании новой команды. А мне вдруг стало бессовестно весело: наверное, запоздалая реакция организма после пережитого волнения при виде «привидения».
–  В свою кроватку для крепкого и здорового сна, шагооооом мАрш!
Старательно топая босыми пятками и размахивая руками в такт движения, Конфоркин почти строевым шагом бодро проковылял по коридору и скрылся в темноте спального помещения. Уф! Спать почему-то расхотелось.
«Веселенькая» ночь вскоре закончилась, что, откровенно, порадовало! А наутро комсорг удивленно выпучивал глаза и категорически отказывался верить, когда я пытался в живописных подробностях поведать о пресеченной попытке отправиться в зимнюю ночь с благой целью побродить босиком по сугробам и получить у дежурной службы по штабу «монаршего разрешения», недолго потрепаться по межгороду.
Обильно брызгая слюной в праведном гневе, Конфоркин обвинял меня в политической близорукости и наглой попытке дискредитировать его незыблемый авторитет, в частности, структуру ВЛКСМ, в целом.
Спорить с «авангардом прогрессивной молодежи» и «резервом партии» в лице казарменного лунатика я не стал и равнодушно отмахнулся от назойливого Конфоркина, сославшись на свое полусонное состояние и возможность обознаться в личностях при скудном освещении ночного светильника. На том и разошлись, но… не все так просто.
На следующую ночь и все последующие ночи до наступления очередного и долгожданного отпуска, ситуация с неугомонным «призраком коммунизма» в лице гуляющего комсорга повторялась с пугающей регулярностью.
Парень, реально, начал бродить во сне. Складывалось такое впечатление, что психика казарменного комсомольского вождя, существенно обремененная грандиозными идеями марксизма-ленинизма, не смогла благополучно переварить фундаментальное наследие и активист Конфоркин тихо «глюкнулся». По ночам тушка вождя начинала функционировать абсолютно автономно от мозга и периодически рвалась за пределы казармы, на волю, в пампасы.
Одно радовало: хоть на Луну не выл и шерстью не обрастал, на людей не бросался, никого не кусал, кровь не пил, на четвереньках не бегал. И на том спасибо.
Наряды по роте постепенно привыкли к несанкционированным хождениям спящего комсорга Конфоркина и держали ухо востро, чтобы «в случае чего» надежду партии не поймали на улице в невменяемом виде и не списали по «дурке», как лунатика.

152. Спокойствие, только спокойствие

Шутки-шутками, но немотивированные и непредсказуемые поступки на фоне общей нервозности совершали многие ребята.
Например, Витя Копыто сидел в курсантской столовой на обеде и разливал чай. Киевлянин Лелик Пономарев сидел напротив и мягко буркнул.
–  Витек, ты бы  мог наливать и побольше. Края кружки не видишь?!
Абсолютно нейтрального пожелания было вполне достаточно, чтобы трепетно боготворивший Лелика, Витя Копыто с грохотом поставил огромный чайник на стол и схватив кружку с кипятком, швырнул ее Пономареву прямо в лицо.
4-я рота замерла. Мгновенно смолкли все голоса, затих звон вилок и ложек, в огромном зале наступила зловещая тишина. Толпа непроизвольно напряглась в ожидании незамедлительных и адекватных действий со стороны общепризнанного силача-гиганта из Киева.
Витя тоже с ужасом понял, что жить ему осталось пару мгновений, не больше. Курсант Копыто зажмурил глаза и приготовился умереть достойно, ни пикнув, когда его разорвут на мелкие тряпочки.
Однако, на удивление личного состава роты и на еще большее изумление перепуганного вусмерть Вити Копыто, ничего не произошло.
Громада-киевлянин сидел за столом молча, по его лицу и промокшей форме стекал горячий чай. Со стороны было отчетливо видно, как от Лелика Пономарева идет пар, а на щеках гуляют энергичные желваки.
Витя осторожно приоткрыл один глаз и увидев клубы пара над Леликом, съежился еще больше. Но свершилось чудо. Скрипнув белоснежными зубами, Лелик красноречиво смял эмалированную кружку пальцами правой руки. Причем, смял ее легко и непринужденно, будто стандартная армейская кружка была из тонкой фольги, а не из металла.
Разжав кулак, Лелик поставил ее искореженные остатки на стол и, вытащив носовой платок далеко не первой свежести, старательно вытер влажное лицо. Аккуратно промокнув последнюю каплю, он тихо сказал.
–  Ну и мудак же ты, Копыто!
И все! Больше ничего. Ни ползвука, ни кулаком с «бубен», ни обещаний посчитаться, ни угроз, ни оскорблений. Ничего. Ни-че-го!
Когда 4-я рота выходила строиться на плацу, присутствовавший на обеде, капитан Хорошевский подошел к нашему столу. Нахрен задумчиво повертел в руках смятую «в хлам» кружку, тихо поцокал языком, покачал головой и аккуратно поставил на место.
Весь день и наступивший следом вечер 4-я рота ждала, чем же все закончится. В курсантской курилке выдвигались различные предположения. Предположения были достаточно разнообразные, но финишная концовка сходилась к единому мнению  Витя будет неминуемо наказан!
Но как именно?! Народ томился в ожидании, изнемогал от нетерпения и откровенно жаждал продолжения «банкета».
–  Чем, ну чем же все закончится? Чем?
А ничем! Лелик нашел в себе мудрость, выдержку и внутренние силы, чтобы совладать с обидой и публично нанесенным оскорблением. Как все могучие люди, обладающие недюжинной силой, курсант Пономарев был необычайно добрым. Своим откровенным бездействием он унизил курсанта Копыто гораздо больше, нежели полномасштабной взбучкой. Ибо Лелик при всех показал, что не считает курсанта Копыто за личность, мало-мальски достойную своего внимания. Лелик его просто проигнорировал. Тупо и однозначно, как мелкую и противную букашку.
Не готовый к подобному развитию событий, Витя Копыто был морально раздавлен. Когда страх неминуемой смерти сменился осознанием того, что об него банально побрезговали марать руки, курсант Копыто пришел в ужас и начал таскаться за Леликом повсеместно, как побитая собачонка, умоляя.
–  Лелик, ну дай в глаз, что ли?! Чисто, ради приличия и соблюдения политеса…
Находиться в роли изгоя, согласитесь, перспектива унизительная, а куда деваться?! Сам напросился. А все нервы, нервы, нервишки…
Как оказалось, обычным бездействием, помноженным на абсолютное равнодушие, граничащее с презрением, можно наказать человека гораздо сильнее, нежели громогласными оскорблениями и «общепринятыми процедурами» физического воздействия…
Лишь надо уметь контролировать эмоции и держать себя в руках при любых обстоятельствах.
Ох, как тяжело, зачастую, бывает удержаться в рамках приличия и не сорваться до уровня оппонента, но зато каков результат?! Любо-дорого посмотреть!
 
153. Подстава

Незаметно пролетел учебный семестр и тихо подкралась очередная зимняя сессия.
За хитромудрые зачеты и экзамены я не волновался, ибо достаточно цепкая от природы память позволяла без особого труда впитывать лекционный материал на уровне перманентно дремлющего подсознания. А затем легко воспроизводить на экзамене, удивляя строгих преподавателей ответом «близко к тексту».
Так что, фактически, зимний отпуск был у меня в кармане. Главное,  избежать незапланированных залетов и непредвиденных форс-мажорных обстоятельств, подстерегающих любого, даже самого идеального курсанта, буквально, на каждом шагу.
Короче, задача-минимум на ближайшее время:  принять максимально обтекаемый вид, не вибрировать и не отсвечивать.
На все провокационные наезды строгих отцов-командиров надо фанатично выпучивать глаза и тупо орать: «Есть!» и «Так точно!», местами трепетно вставляя: «Это гениально!» Желательно с одухотворенно-восторженным выражением лица и придыханием. Чего проще?! Не в первой.
Поэтому можно позволить немного расслабиться и помечтать о предстоящем заслуженном отпуске с грандиозными задумками и приключениями. А еще лучше –  составить скрупулезный план.
Но как показывает запоздалый опыт, расслабляться как раз и не следовало. Ибо теряется ощущение реальности и начинает подводить притупившийся инстинкт самосохранения, а это уже чревато самыми непредсказуемыми последствиями, причем, фатальными.
–  Курсант Симонов!
–  Я!
–  К командиру роты!
–  Иду…
Услышав приказ незамедлительно явиться перед строгими очами Володи Хорошевского (в армии любой приказ выполняется, не задумываясь, а лучше –  бегом или молниеносно-мгновенно), я неторопливо приблизился к канцелярии роты, предварительно посетив туалет. И это правильно, честно говорю. В армии надо успеть справить естественные надобности при любой маломальской возможности, ибо, получив приказ командира, можно отгрести такое задание, которое предстояло выполнять долго и муторно. Причем, зачастую, «бегом» и без малейшего перерыва на «покурить и пописать». Поэтому надо быть постоянно готовым к любым тяготам и лишениям, так сказать, во всеоружии, а в идеале –  с пустым мочевым пузырем.
С образцово-запыхавшимся видом и показной готовностью выполнить любой приказ партии и правительства, я шумно ворвался в канцелярию 4-й роты, как будто прибежал на «пожар» с единственной целью –  лично вынести из огня бесценное тело любимого начальника (титулованные актеры театра и кино, стыдливо отдыхают).
Оценив мой «творческий» порыв, «эмоциональный» напор и убедительно-подкупающий огонек преданного фанатизма в бешеных глазах, максимально выпученных из орбит по столь торжественному случаю, командир роты удовлетворенно кивнул и указав на стул, даже предложил сесть. Фантастика! Это фавор, однозначно! Моя карьера головокружительно поперла в гору, не иначе!
–  Симонов, я тут на досуге в очередной раз проанализировал успеваемость дебильного 45-го классного отделения и с несказанным удивлением обнаружил, что оказывается ты –   потенциальный отличник, претендующий не только на красный диплом, но и на персональную доску по факту неизбежного выпуска из многострадального училища («доска почета» или «могильная плита» –  курсантский вариант). Неожиданно, конечно, но все равно, данный факт не может меня откровенно не радовать! Головокружительные перспективы перед тобой открываются:  распределение по выбору, в академию через год службы, один вступительный экзамен и все такое…
Я непроизвольно напрягся. Не к добру такие ласковые разговоры, ой, не к добру.
–  Я вижу только одну угрозу, которая может помешать тебе прославить нашу доблестную 4-ю роту.
Ага! Вот начинается…
–  Упражнение на брусьях в системе физической подготовки. К моей безмерной озабоченности и, надеюсь, к твоему жгучему стыду, у тебя стабильный «трояк» за брусья! И это при том, что бегаешь, плаваешь, подтягиваешься и проходишь полосу препятствий на уверенные «пятерки». Но каждый раз банально режешься на проклятых брусьях! В чем дело, Симонов?! Ну-ка, доложи, друг любезный Симонов, что ты делаешь и чем озабочен, чтобы ликвидировать постыдное явление, как тройка за упражнение на брусьях?!
– Ничего не делаю. Перед училищем у меня операция была на правом плече, мне брусья…
–  Я так и знал! Плохо! Очень плохо! Это никуда не годится, Симонов! Ты хочешь оставить вверенную мне 4-ю роту без заслуженной «Доски почета»?!
–  Товкапитан, да как бы мне, эта доска особо и не…
–   Молчать, мальчишка! Совсем охренел, да?! Доска ему не нужна! А распределение на выбор тебе нужно или хочешь в Чуркестан поехать?! Я тебе такое удовольствие быстро устрою! Мне! Мне твоя доска нужна! Я, может, тоже хочу в академию поступить! А без громких успехов и таких вот яйцеголовых как ты, Симонов, меня Пиноче… тьфу, на хрен, комбат Серов никуда не отпустит. Чем больше вас, дебилов, получит красные дипломы, тем больше мне почета и уважения… ну и карьера, естественно. А ты чего хотел?! Это жизнь! Обычная жизнь без прикрас! Сам скоро все узнаешь и прочувствуешь! Да-да и не смотри на меня широко открытыми глазами. Короче, слушай приказ  сдать «физо» на одни «пятерки», чтобы смог гарантированно претендовать на «Доску почета». Понял?! Не слышу?!
–  Това…
–  Все! Вот и ладненько! Я знал, что на тебя можно положиться. Приказ не обсуждается, вперед на брусья и дрыгаться там до посинения, пока не будешь вертеться лучше папаши Мюллера. Свободен!
Выходя из кабинета ротного, я услышал в спину последнее его напутствие.
–  Не будет 5 по «физо», –  не будет и зимнего отпуска… тем более, он не обязательный, а всего лишь поощрительный…
Твою мать! Вот блин гадский! А я уши растопырил. Мирно почивал на лаврах, размечтался! Вот, хрень! Ведь никого не трогал и не мешался под ногами! Попадалово на ровном месте, теперь, точно, не отвяжется…
Надо знать Нахрена. Даже если я все экзамены сдам на 5, а «физо» на 3 и 5, но с итоговой «четверкой», мстительный Володенька легко и непринужденно изыщет пару гарантированных возможностей тормознуть меня в зимнем отпуске по «дисциплине» или по «политике». «Политика» - монопеносно, что и дисциплина, но с более расплывчатой формулировкой потенциального «предательства Родины». Володя все может. Сломать человека об колено?! Легко! Эх, нет в жизни счастья. Делать нечего, потащился в училищный спортзал.
Там на различных спортивных снарядах копошилась группа «безнадежных» и «местами подающих периодические надежды» чахликов, пытающихся совладать с таким неожиданным явлением, как спортивный конь, например.
Несомненный извращенец изобрел эту мерзопакость под неожиданным названием  «конь спортивный». Не иначе, с тайным желанием перевести всех мужиков в разряд безнадежных импотентов.
Ведь перепрыгнуть того же «спортивного козла» –  укороченный вариант «спортивного коня» –   было проще пареной репы, а вот «конь»! Это, я вам скажу еще та зверюга! Скотина, без вариантов.
Далеко не все ребята находили в себе силы и смелость, разбежавшись и сильно оттолкнувшись от спортивной «приспособы» в виде упругого мостика, отправить вытянувшееся «в струнку» тело в свободный полет над «длинным телом» спортивного коня. Чтобы слегка коснувшись кожанной задницы кончиками растопыренных пальцев, красиво приземлиться на спортивные маты. Не всем давался строптивый конь! Ой, не всем…
В спортзале неожиданно обнаружился Витя Копыто, который тщетно пытался перепрыгнуть проклятого коня. Тщательно разбегаясь, Витя за пару метров до равнодушно стоящей «лошади», самопроизвольно сбивался с энергично заданного темпа, начинал мелко семенить ножками и зажмурив глаза и выставив вперед руки, бросал свое худосочное тельце на «спортивное чудовище» с двумя неизменными результатами.
Первый вариант: нахлобучивал многострадальными и уже посиневшими гениталиями прочный торец спортивного коня, словно хотел слиться с бездушной тварью в порыве страстного экстаза;
Второй вариант: найдя в себе мужество частично подпрыгнуть «кобылу», пролетал пару десятков сантиметров и со всего маху приземлялся), но уже на твердую спину спортивного чудовища.
И в 1-м и во 2-м случае упражнение «Прыжок через коня» не засчитывалось, а в журнал ставилась заслуженная «двойка».
Учитывая, что по остальным физическим упражнениям  на зимней сессии: подтягивание, упражнение на перекладине и брусьях у Виктора были стабильные результаты с железобетонными тройками, то два балла за «прыжки через проклятую кобылу» надежно закрывали Виктору все возможности навестить родной Пилопедрищенск.
Но Витя не сдавался! Снова и снова, беря внушительный разбег «все дальше и дальше», Витя с громким шлепком костлявой задницы приземлялся уже в середине спины лошади, головокружительный прогресс, поверьте на слово. Тем не менее, без малейшей надежды благополучно долететь до края и благополучно соскочить на маты.
Витя заметно устал. Он все чаще и чаще нахлобучивал жесткий круп спортивного коня на свой отбитый «донельзя» член. Находящиеся в зале ребята болезненно морщились при каждом шлепке, наблюдая, как, в очередной, раз курсант Копыто звонко прилипает чреслами к торцу «спортивного коня», страстно обхватив обеими руками за блестящие кожаные бока. Извращенец, блин!. И куда только «Green peace» смотрит?!
Сняв поясной ремень, я с нескрываемым отвращением взгромоздился на брусья и с грубыми помарками сделал ненавистное упражнение: твердая «тройка», как ни крути. Даже, если я умру на этих «гребанных» брусьях, все равно не вытяну на 5! Хоть стреляйся! Не дано мне крутиться на брусьях, не дано! А в результате, общая оценка за «физо» будет –  4 балла или  5 с длинным-длинным-длинным-длинным-длинным минусом. Хотя вряд ли, зная «папашу Мюллера»…
Пока Витя, в очередной раз, проверял наличие, целостность и сохранность своего мужского начала, многократно отбитого о круп своенравного коня, неторопливо разбежавшись, я легко и красиво перелетел через «строптивую кобылу» и, как влитой, приземлился на спортивных матах. Чистая «пятерка», без вариантов! Глядя на мой «призрачный полет» с нескрываемой завистью, курсант Копыто едва не заплакал от отчаяния.
–  Тебе хорошо, ты в отпуск всяко-разно поедешь. А я уже яйца всмятку отбил об эту проклятую скотину… УУууу!!!
–  Витек, похоже, в отпуске будем вместе сидеть. Ты за «2», а я за «4». И не смотри на меня так! Такое тоже бывает, особенно у нас.
Присев рядом со страдающим Витей, я поведал о реальной угрозе командира роты –   оставить меня в училище на период зимнего отпуска.
Пока я успокаивал Витю, в спортзал пришел сокурсник из соседнего 44 отделения, Вася Рожнев. Вася был бывший гимнаст и временами заглядывал в спортгородок – тряхнуть «стариной» и вспомнить «молодость».
Услышав в моем голосе грустные нотки, Вася неожиданно выдал.
–  Саня, могу посодействовать. Наш физрук заболел гриппом и на экзамен нос не кажет, сопли на кулак мотает и чихает дальше, чем видит. Нормативы принимает молодой «летеха» (лейтенант)  выпускник «Лесгафта». В лицо никого не знает. Когда мы сдавали «физо», все наши чахлики подмену выставили из 43 к/о. Прокатило на «ура», никто не попался. Могу за тебя выступить, если хочешь.
Пока я прикидывая возможные риски, Витя Копыто все решил за нас обоих. Он завопил, что было мочи.
–  Да! Да-да-дадада! Дадада-да-да! Ты сдаешь за Сашку на «5» и он получает мраморную могильную плиту на выпуске, причем, в полный рост! А он, в свою очередь, сдает за меня на «5» и «4» и я еду в отпуск! Ура!
Успокоенный, что такая афера уже успешно прокатила в 43-м и 44-м отделениях нашей роты, я благодушно согласился.
Как позже выяснилось, напрасно! Лучше иметь синицу в руках в виде честной «3-ки» за брусья, в частности, и общую «4-ку», в целом, по «физо», чем журавля в небе и полный *здец по всем фронтам, но об этом чуть подробней…
Будучи обязательным и пунктуальным человеком, в день сдачи экзамена по «физо» Вася Рожнев добровольно заступил на «тумбочку дневального» по роте. Подменившись в положенное время, Васек прибежал в спортзал, где занял место в строю 45-го классного отделения и «неожиданно» начал отзываться на фамилию Симонов, а я скоропостижно перекрестился в курсанта Копыто.
Сам Витенька спрятал свое немощное тельце в курсантской раздевалке, откуда с трепетом наблюдал, как молоденький и ничего не подозревающий лейтенантик выставляет нам «заслуженные оценки» в экзаменационную ведомость. И все было бы хорошо и замечательно, если бы не наш вездесущий Пиночет, чтоб ему...
Обладая каким-то неестественным магическим предчувствием, данное «исчадие ада» с погонами полковника неожиданно приперлось в спортзал именно во время сдачи экзамена по «физо». Комбат сразу выловил в курсантской раздевалке радостно танцующего Виктора Копыто, который начал отмечать успешную сдачу зимней сессии восторженно-истеричными плясками с задорным кривлянием и улулюканьем.
И вот именно с момента все пошло не так, как было запланировано в «гениальных» расчетах…

154. Залет

Перепугавшийся до икоты курсант Копыто перестал корчиться в «приступах эпилепсии» и голосом «умирающего лебедя» доложил грозному комбату, что вышел из спортзала, чтобы пописать.
Комбат сделал вид, что поверил и настойчиво изъявил желание самолично сопроводить курсанта Копыто до туалета и обратно.
Витя, действительно прогулялся до туалета, что было в его состоянии весьма кстати.
Тем временем, в спортзале уже во всю шло оглашение результатов экзамена. Лично меня все устраивало, как нельзя лучше…
Но тут появился алебастрово-бледный Витя Копыто под конвоем Пиночета. Курсант Копыто приблизился к  лейтенанту-экзаменатору и дрожащим голосом спросил разрешения встать в строй.
Не дожидаясь «провала адресов и явок» с последующими пытками и повальными обысками, арестами и погромами, Вася Рожнев «под шумок» незаметно улизнул из строя 45-го классного отделения вместе с дружественным подразделением 16-й роты, которое сдало экзамен в этом же зале другому преподавателю кафедры «физо» и уже выходило в раздевалку. Получилось очень удачно, Вася испарился самым чудесным образом:  как будто его и не было.
Недоверчиво посматривая на новоявленного незнакомца и не признавая в нем «курсанта Копыто», лейтенант-физрук уверенно ткнул в меня пальцем.
Вот курсант Копыто! А этот «Копыто»  вовсе и не Копыто, а какой-то наглый самозванец.
Комбат несказанно удивился данному утверждению и приказал принести наши «военные билеты».
Лейтенант уверенно настаивал на своем, мы в Витей дружно мычали и тупо отнекивались. Тогда Пиночет попросил экзаменационную ведомость. Увидев «4» и «5» у Копыто, комбат удивился еще больше и потребовал настоящего Виктора Копыто –  продемонстрировать «пятерочный» прыжок через коня. 
Копыто обреченно вздохнул, максимально разогнался и… зажмурив глаза, со всей дури «засадил» свой член в торец упрямой животины. Получив поступательный импульс, спортивный конь сдвинулся чуть ли не на пару метров. Сдвинулся с характерным скрежетом и появлением глубоких царапин на деревянном полу спортзала. А Витя остался висеть сзади лошади, крепко обхватил круп руками с неестественно растопыренными пальцами.
Все, приехали! Это провал! Никакие слова оправдания к рассмотрению не принимались! Коронный прыжок Виктора красноречиво расставил все на свои места! Виновны!
Осознав, что его обманули, лейтенант щедро влупил Виктору «двойки» по всем пунктам экзаменационной ведомости. А заодно и мне…
Возмутившись таким «несправедливым» решением, я бодренько подтянулся 20 раз, легко перепрыгнул через коня на честнейшую «5» и, четко прокрутив упражнение на перекладине, приготовился идти «позориться» на брусья. Но вмешавшийся Пиночет волевым решением остановил мое «триумфальное» шествие по спортивной арене и собственноручно вписал мою скромную фамилию в необъятный черный список «политических и неблагонадежных» до выяснения всех обстоятельств, так сказать.
Стоит отдать должное, все ребята их 45-го к/о, включая сержантов, стояли «мертво» на нашей стороне: «Мол, я не я, лошадь не моя! Это Симонов! Это Копыто и никого здесь больше не было…».
Тем не менее, наш с Витей зимний отпуск благополучно полетел «коту под хвост» до «особого распоряжения»  на усмотрение пострадавшей стороны –  лейтенанта с кафедры «физо». Так определил полковник Серов. А наши отпускные билеты «белыми перелетными птицами» перекочевали в личный сейф Пиночета.
Мде… И вот на фига мне все это надо было?! Эх, твою…
Тем не менее, уныние и отчаяние не входит в число первоочередных качеств и многочисленных достоинств курсанта ВВС и поэтому, сдав последние профильные экзамены, мы с Виктором ломанулись на кафедру «физо» вымаливать «индульгенцию».

155. Аккордные работы

Ошарашенный неистовым напором курсанта Копыто, лейтенант почти сдался и уже был готов позвонить Пиночету с эпохальным сообщением, что великодушно прощает нас, но «более умные и старшие товарищи» из числа преподавателей кафедры «физо» ненавязчиво подсказали», что неплохо было бы решить пару задач «не решаемых по-определению», а именно…
Под грандиозными сводами потолка огромного училищного спортзала  на запредельной высоте болталась старая и неприлично выцветшая растяжка: «Приветствуем участников Олимпиады-80 в Москве!»
Если учесть, что олимпиада благополучно закончилась почти 10 лет назад внушительной победой советских спортсменов, то этот лозунг (баннер, по-модному) мягко говоря, потерял актуальность. А снять его невозможно по причине недосягаемости и недоступности оного.
Глядя на некогда помпезный баннер, мы с Витей пришли к однозначному мнению, что его повесили в момент первоначальной постройки самого спортзала:  сначала возвели стены, затем под самый потолок «присобачили» вывеску. А уже потом установили крышу! А как иначе?! Ведь лестниц столь умопомрачительной длины в СССР не выпускают! Техника безопасности не позволяет на запредельные высоты лазить!
Так вот, в качестве нашей «разминки» старшие товариСТЧи неопытного лейтенанта-физрука предложили снять этот несколько устаревший баннер. Это так –  для начала. А там еще что-нибудь придумаем...
Мде… то есть, бля!!! Они что, совсем рехнулись?! Это же невозможно! Это же *здец какая высота! Это … ?! Хотя… если покумекать, то почему бы и нет?!
Побегав по территории альма-матер, как два укушенных волками сайгака, мы умыкнули все известные и относительно доступные лестницы:  деревянные, металлические, комбинированные, раздвижные, раскладные и просто убогую хренотень. В спортзале мы попытались все это увязать и сколотить в единую цельную конструкцию.
Получилось как-то не очень! Конечная конструкция оказалась неказистая, хлипкая и, что самое огорчительное,  ее суммарной длины все равно катастрофически не хватало.
Коротка кольчужка, то есть, лестница, естественно.
К тому же, поднять «это» и прислонить к стене не представлялось возможным! Вообще! Никак!
Вдоволь намучавшись с вибрирующей и разваливающейся конструкцией, «смастряченной» на соплях и на честном слове, мы бросили бесперспективную затею. Причем, бросили в прямом смысле данного слова –  по диагонали в спортзале. Разбирать на исходники и растаскивать по местам хищения составные части было некогда.
Вспотевшие и злые… Прошу заметить, что злые от временной неудачи и тупикового направления решения поставленной задачи, но никак не отчаявшиеся… мы уселись на полу лестниц и тупо уставились на ненавистную растяжку, которая нагло висела прямо у нас над головами. Высоко висела, не достать.
Другие бы сдались, но мы не привыкли отступать, как говорится в тележурнале для детишек «Хочу все знать!». Забраковав вариант с «супер»-лестницей, предприняли интенсивный «мозговой штурм». Что ни говорите, а стимул –  великое дело! А отпуск  великий стимул! Проверено!
В тот момент, когда я задумчиво поигрывал раскладным перочинным ножичком, которым собирался резать веревки баннера, меня неожиданно осенила «генитальная мысля».
Крикнув Виктору: «За мной!», я бросился в хранилище лыж и лыжных палок. Притащив кучу кривого спортинвентаря, мы связали воедино пару десятков палок, а на кончик последней примотали ножик.
Затем, забравшись на балкон второго этажа и опасно балансируя на самом краю, путем многократного совершения возвратно-поступательных движений и намучившись до судороги в мышцах рук, наконец-то перерезали веревки растяжки. Ура! Ура! Ура!
Надо было видеть лица офицеров с кафедры «Физической подготовки», когда мы приволокли проклятую растяжку! Аллилуйя! Мы «их сделали»!

156. Царство тьмы

Но «преподы» оказались не лыком шиты! Осознав, что нам подвластно буквально всё, обнаглевшие от вседозволенности офицеры-физруки поставили «суперневыполнимую» задачу: доставить на кафедру 50 лампочек накаливания! Да-да, самых обычных бытовых лампочек накаливания. Причем, абсолютно любой мощности - хоть 40 Ватт, хоть 150 Ватт, неважно. Вот это засада!
В бытность развитого социализма, такая мелочь, как обычная бытовая лампочка числилась в беспросветном дефиците, наравне с эпохальной «лампочкой Ильича». Следовательно, смотаться в самоволку до ближайшего магазина промтоваров было абсолютно безнадежным делом, по причине отсутствия ламп в свободной продаже. Дефицит!
Вот разве физруки не сволочи?! Кто же невыполнимые задачи ставит?!
Отчаянно поторговавшись с алчными офицерами и убедив их в заведомо нереальных объемах партии затребованных ламп, сошлись на 40 единицах. И понеслось…
В училище ВВС началась повальная охота на лампочки. Волна хищений прокатилась по всем учебным корпусам, включая «секретные», с ограниченным допуском. Не остались в стороне свинарник и курсантская столовая.
Выкручивали лампы везде и повсюду. Особенно в туалетах, в «запасных» выходах из зданий, коридорах и технических лабораториях. Не обошли вниманием и родную роту, а куда деваться?! Тем более, что счет до долгожданного отпуска пошел уже на часы.
Несколько раз чуть не попались, пряча свежескрученные и еще раскаленные лампы в карманы шинелей. Буквально, на доли секунды после процедуры «экспроприации» расходились с дежурными прапорщиками по кафедрам и учебным корпусам.
На одно мгновение разминулись с помощником дежурного офицера по училищу, когда реквизировали лампу на 150 Ватт в учебной библиотеке, а молодой старлей забежал «буквально на минуточку» потрепаться с красивой и незамужней библиотекаршей. Уф, пронесло!
Горячие лампы обжигали пальцы сквозь рукавицы (когда выкручивали) и припекали кожу на ляжках (когда воровато прятали лампы в карманы). А как горела совесть?! Лучше не вспоминать…
Училище ВВС постепенно погрузилось во тьму.
Пройдя опустошающим рейдом по территории родного училища и посчитав добычу «электротоваров» в вещмешке, мы загрустили. Вот они  лампы накаливания –  37 штук разной формы, размера  мощности, совсем новые и с ржавыми цоколями, с матовыми, прозрачными или уже с мутными колбами, но всего лишь 37. А надо –  40.
Делать нечего, «неохваченным» остался лишь спортзал.
Быстро пробежались по туалетам кафедры «Физической подготовки», по всем раздевалкам, выкрутили еще две лампы. Осталась одна, последняя.
–  Где?! Где же ты?! Ау?!
А вот она,  красавица! Прямо над дверью преподавательской кафедры  «Физической подготовки», за которой сидит человек, наделенный властью отпустить нас домой на целых 14 суток… или не отпустить. А совсем рядом висит очень нужная нам 100 Вт лампочка и светит так ярко, так заманчиво. Но высоковато висит, под самым потолком коридора,  где-то 3 метра, не допрыгнуть…
Быстро встал к стене в стандартную позу «арестованного»: ноги шире плеч, руки в упор на стену. А некультяпистый Витя вскарабкался мне на спину. Причем, взгромоздился вместе с вещмешком, полным  предательски звенящих ламп.
Витя залезал на мою спину непростительно долго, постоянно соскальзывая. Ему очень мешал вещмешок, но положить его на пол, наш «умник» почему-то не додумался!
А если нас заметят?! Это же просто *здец:  умыкнуть лампу непосредственно над входом в «преподавательскую»! Вот наглость?! Тут уже однозначное расторжение всех договоренностей и новый круг «аккордных» работ без конца и края, к бабке не ходи.
Злобно, но очень тихо, промотивировал Витю, который, больно истоптав мне всю спину, наконец-то выкрутил проклятую лампу и со страшным грохотом спрыгнул на пол. По 6 подковок на каждом сапоге, поймите правильно. А еще прибавьте мелодичный звон 39 лампочек в мешке?! Это надо было слышать! Музыка!
Не успел я одернуть шинель, приводя себя в порядок, как открылась дверь «преподавательской» и в «неожиданно потемневший» коридор (действительно, чего это вдруг так стемнело, ась?!) выглянул «наш» лейтенант.
Беспомощно нащупывая выключатель и подслеповато щурясь в кромешной темноте, физрук с большим трудом различил наши притихшие фигуры.
–   Ну чего?!
–   Принесли!
–   40?!
–   40, как договаривались!
Витя протянул лейтенанту вещмешок с 39-ю лампами. И на закуску  отдельно вручил еще одну,  «только скрученную» и предательски горячую. Ай, молодца.
Офицер жалобно «ойкнул», схватившись за раскаленную колбу лампочки. А Витя, не давая ему опомниться, выдал предложение, откровенно подкупающее своей неожиданностью и новизной.
–  Товарищ лейтенант, тут в коридоре лампочка перегорела. Давайте мы прямо сейчас и вкрутим!
И не дожидаясь согласия, Копыто вытянул из рук обалдевшего офицера еще горячую лампочку и старательно кряхтя, опять полез мне на плечи.
Вкрутив «их же собственную» лампочку на родное место, Витя опять с характерным грохотом спрыгнул на пол и счастливо улыбаясь, победно промолвил.
–  Все 40, как в аптеке!
Я посчитал за благо тупо промолчать. Лейтенант тоже сделал вид, что ничего не понял или не заметил. А может, и на самом деле он так ничего не понял, кто знает?! Хотя вряд ли…
Тем не менее, лейтенант не стал возмущаться столь неприкрытой наглостью, а незамедлительно позвонил Пиночету с благим известием, что никаких претензий к нам больше не имеет и просит выдать отпускные билеты на руки. Аллилуйя!

157. Кто кого и сколько раз

Покидая стены альма-матер едва ли не в первом потоке отпускников, я вполуха слушал бесконечный Витькин треп, когда он открыто и не стесняясь в выражениях, глумился над «тупорылым» лейтенантом. Который так не осознал, что его «как писюневича» виртуозно облапошили два «общепризнанных» гения  это мы, то есть.
Пока Витя Копыто бессовестно рисовался и играл на публику, громогласно подсчитывая сколько именно раз мы обвели вокруг пальца и нагло «поимели» бестолкового «летеху», свирепого Пиночета, мстительного Нахрена и все училище в целом, я размышлял о том, что Бог нашего Витю все-таки, действительно, любит –  это даже не обсуждается. Потому что все наши отчаянные потуги решить проблему с отпуском шиты «белыми нитками», но нас все равно не поймали.
Не поймали, когда мы стырили все лестницы в училище и перетаскали их в спортзал. А потом еще для полного счастья –   украли все мало-мальски известные лампочки.
Хотя, чего нас ловить?! Вот они мы… Хм! И это не мы кого-то, а именно нас в очередной раз поимели. Причем, опять исключительно с извращениями…
И еще я искренне благодарен молодому лейтенанту с кафедры «Физической подготовки» –  выпускнику «Лесгафта», который, несомненно, все прекрасно понял, но чисто по-человечески пожалел двух раздолбаев (почти ровесников), которым отчаянно хотелось в отпуск…
Когда на выпускном курсе, претендуя на красный диплом, я успешно сдал все упражнения и нормативы по «физо» на чистые «5-ки», а треклятое упражнение на долбанных брусьях бездарно срезал на заслуженный «трояк», этот самый лейтенант в экзаменационную ведомость напротив моей фамилии «по ошибке» поставил «5» баллов, в результате чего я получил и не только красный диплом, но и «мраморную доску»…
Спасибо тебе, добрый человек!

158. Двое из ларца, одинаковы с лица

Во времена царской, русской, советской и российской армии всегда существовало и ныне существует неписанное правило: близких родственников, а именно –   братьев, особенно –   близнецов ни в коем случае не разлучать! Для прохождения службы их следует обязательно направлять в одно подразделение. И насколько мне известно, данный постулат выполняется неукоснительно и беспрекословно.
В 42-м классном отделении нашей легендарной роты в старательно (по мере сил и возможностей, естественно) служили и весьма прилично учились два брата-близнеца из средней полосы России по фамилии Тутаевы.
Братаны Тутаевы были настолько похожи, что даже, поставив их рядом, определиь «кто есть кто» не представлялось возможным. Природа, а также родители братьев Тутаевых постарались на славу. Даже родинки на лицах братьев располагались идентично с точностью до миллиметра. Поэтому, не мудрствуя лукаво, курсантская братия нарекла их: Тут и Там.
Братья были огромны, как два былинных богатыря. Рост чуть выше 185 см., бычьи шеи от ушей, покатые плечи, мощные руки, степенные и вальяжные движения. В тоже время Тут и Там были немного рыхлые, имели явный избыточный вес в виде заметных жировых накоплений «на черный день» в районе груди и живота, которые комично трепыхались при ходьбе на манер холодца. Но в целом, Тутаевых это не портило.
Честно говоря, братаны Тутаевы достаточно и эффектно смотрелись, как два фундаментальных гренадера, не иначе. Они выделялись из монолитного строя курсантов, как гора. То есть прошу прощения, как две горы, и были знатным украшением 4-й роты. Мы пугали братьями строптивых соседей и осаживали заносчивых забияк. Действовало безотказно, поверьте на слово!
За живописно презентабельный вид Тута и Тама сразу назначили в «парадный расчет» училища, где олицетворяя «саму надежность» могучими плечами братья весьма живописно подпирали штатного училищного знаменосца, подчеркивая значимость и красоту торжественного момента выноса боевого знамени.
Тем не менее, как показывает практика, запредельный вес и внушительная «имПУЗАНтная» внешность имеют оборотную сторону медали. Откровенно говоря, по «физо» братья были откровенными слабаками. Но, не потому что природа обделила их силушкой. Нет. Как раз с силушкой у Тутаевых было все в полном порядке. Чего-то неподъемное передвинуть или ухнуть что-то безмерно тяжелое?! Это Вам, однозначно, –  в артель общепризнанных грузчиков имени «братьев Тутаевых» или в фирму «Тутаев и брат», без вариантов. Не в этом дело.
Имея впечатляющий вес, братья очень медленно бегали. Очень-очень медленно! Очень-очень-очень-очень… Ну не могли они быстро вскочить при старте из положения «лежа» и резвенько-прыжками, высоко вскидывая конечности (в идеале, надо подбрасывать колени чуть ли не до уровня подбородка), словно легконогий сайгак пулей пролететь 100-метровку за 15 секунд. Не могли!
Лишь в течение полновесной минуты, жалобно кряхтя, братаны медленно и тяжело вставали сначала на одно колено, а только потом уже и в полный рост.
А как они бежали злосчастную стометровку?! Господи, какая пуля?! Что Вы, что Вы?! В лучшем случае  степенно летящее ядро! …или даже нет, скорее всего – лениво катящийся валун! Вот!
Да и стандартная «тройка» для Тута и Тама была полный *здец! Не хватало парням-великанам выносливости, чтобы поддерживать скоростной режим от старта до финиша, отдышка мучила и потели сильно –  на финише хоть ХБ выкручивай.
Про марш-броски на 6 и более километров вообще молчу. Финишную линию несчастные братья пересекали, исключительно, в положении «волоком» и в полубессознательном состоянии. Стыд и срам, вопросов нет, а куда деваться?!
Ходить?! Пожалуйста! Хоть с рассвета и до заката, но медленно и размеренно. Можно даже с непомерным весам в рюкзаке за спиной или с парочки-другой «бездыханных» товарищей на плечах – легко! А вот бежать?! Увольте! Не могём, хоть стреляйте!
Со спортивными снарядами дела обстояли еще хуже. Между брусьев братья Тутаевы не помещались по причине непростительной узости конструкции оных. Не продумали изготовители спортивных брусьев и не предусмотрели дерзновенную возможность, что какой-нибудь среднеупитанный бегемот или крохотных слоник изъявит страстное желание покрутиться «белкой в колесе» на этих самых брусьях. Недоработочка вышла с брусьями! Узковаты!
 До перекладины турника братья Тутаевы благополучно допрыгивали и даже умудрялись зацепиться, врать не буду, было такое. И Тут и Там замечательно фиксировали идеальный вис… вот, в принципе, и все. А чего больше-то?!
Пока братья тупо висели (извиняюсь, бесформенными ТУШАМИ  данное слово наиболее верно характеризует незабываемое зрелище), турник постепенно и неизменно прогибался, а Тут и Там медленно опускались вниз, каждый раз касаясь ногами земли. При этом вертикальные стойки турника страшно изгибались, натянутые, словно, струны растяжки жалобно скрипели и тихо постанывали, а поперечная перекладина  напрягалась, как тетива гигантского лука.
Когда парням надоедало стоять на земле с поднятыми вверх руками и сдерживать изогнутое от непомерного напряжения железо, братья разжимали уставшие пальцы. Освобожденная от кошмарного напряжения металлическая конструкция (турник, то есть) резко освобождалась от невиданной массы. Стойки с воем долгожданного облегчения почти мгновенно принимали первоначальное положение, а поперечная перекладина с радостным визгом выстреливала в воздух. Многократно вибрируя, она возвращалась в исходное положение –  уже в несколько погнутом виде.
Как упитанные близнецы умудрились сдать вступительные экзамены по «физо» с достаточно жесткими нормативами, лично для меня всегда было загадкой! Тем не менее, братья Тут и Там благополучно поступили в училище ВВС и начались их ежедневные муки в прямом смысле данного слова.
Самое странное, что при весьма скудном рационе питания, парни совсем не худели! Справедливости ради, стоит отметить, что в еде Тутаевы были абсолютно неприхотливы и с завидным аппетитом поедали все то безобразие, включая отвратный бигус, от которого брезгливо воротили рыло даже всеядные и образцово-прожорливые училищные свинки.
К тому же братья Тутаевы были постоянными завсегдатаями училищного буфета, где курсантская очередь почтительно расступалась, пропуская двух вечно голодных гигантов за очередной порцией продуктов питания, причем, не важно каких:  от шпандориков до рыбных консервов «Килька в томате» –  «Братская могила» в курсантской интерпретации. Тут и Там поглощали все без разбору! Они постоянно чего-то жевали, словно два хомяка.
Безобидный стишок в исполнении 5-летнего сынишки инструктора по автомобильной подготовке, типа:
...люблю повеселиться, особенно, пожрать!
двумя-тремя буханками в зубах поковырять...
как нельзя лучше характеризовал любимое времяпрепровождение братьев Тутаевых.
Учеба братьям Тутаевым давалась достаточно легко. Головы у ребят были светлые, мозги жиром не заплыли, а вот «физо» было настоящим кошмаром и изощренной пыткой.
Жалок был вид двух огромных аутсайдеров, которые ежедневно прятались в чахлых кустиках декоративной акации, поджидая когда 4-я рота, наконец, вернется с пробежки.
Замечали, стыдили, наказывали. Две «горы мяса» регулярно стояли перед строем курсантов, стыдливо краснели, трогательно и жалобно вздыхали, но пробежать утреннюю дистанцию наравне со всеми не разу так и не смогли.
Как только братьев не драли на «физо»?! Как их не дрючили на утренней зарядке?! Что с ними только не делали?! Занимались индивидуально и дополнительно, применяли различные заумные авторские методики, все бесполезно.
Забегая вперед, могу сказать, что братья Тутаевы выпустились из военного училища, так и не научившись подтягиваться на перекладине ни одного раза. Не дано поднять такую массу, не дано!
«Папаша Мюллер», наивно взявшись сделать из братьев Тутаевых гармонично развитых атлетов, в сердцах, бросил начатое на первом же персональном занятии.
А чего вы хотели, если Тут сразу же безнадежно застрял в «окне» на полосе препятствий, перед этим позорно свалившись в бетонный ров с водой. А Там, тоже предварительно свалившись в тот же самый ров с водой (не смогли братаны перепрыгнуть ров с разбега… нужную скорость никак не набрали), поднялся по вертикальной лестнице… но так и замер, скорчившись кузнечиком на тонкой жердочке –  не смог встать в полный рост на «взорванном мосту»!
И чего «папаша Мюллер» только не делал?! И сам показывал многократно. Ругался матерно и страшно. Уговаривал ласково и нежно. Даже угрожал немедленно отчислить из училища по профнепригодности… бесполезно! Никакие попытки вразумить Тутаевых не возымели волшебного действия.
Вернув безнадежных братьев командиру 4-й роты каптану Хорошевскому, «папаша Мюллер» ушел думать о смысле своей бездарной жизни. По слухам,  ушел в глубокую депрессию и продолжительный запой.
А капитан Нахрен, мрачно прогуливаясь перед двумя мокрыми по ватерлинию громилами, замершими по стойке «смирно», пришел к единственно верному, как ему тогда казалось, решению.
–  Приказываю срочно похудеть! Никаких посылок из дома и никакого «чепка»- буфета! Увижу жующими, сгною в нарядах, все понятно?! О вас же забочусь, троглодиты ходячие! Вы же в отпуск, однозначно, не поедете на хрен, т.к. не сдадите физо! Чего не ясно?! Папу с мамой увидеть не ходите, да?! Не соскучились по папе с мамой?! Ась?! Не слышу!
Браться Тутаевы синхронно вздохнули с безнадежным выражением одинаковых лиц. Ротный расценил хоровой вздох, как полное согласие с его «генеральной линией».
– Все, решение окончательное, обжалованию и даже малейшей попытке обсуждения не подлежит! С этой минуты ничего, кроме рациона в столовой, не жрать!
Для братанов варварское распоряжение командира было равносильно смертной казни. Они были готовы безропотно остаться без отпуска, беспросветно и без малейшей надежды высунуть нос за периметр колючей проволоки, но – остаться без продуктов питания?! Это…
Тем не менее, получив приказ командира ограничить себя в еде, парни продержались героически …почти полчаса.
Когда капитан Хорошевский зашел в училищный буфет прикупить сигарет, первого. кого там увидел, был один из братьев Тутаевых: Тут или Там, неважно. Ему (одному из братьев, в смысле) выпал опасный жребий, и он, воровато оглядываясь, обильно затаривался свежими шпандориками и огромным кульком конфет-батончиков.
Так как брат Тутаев был в единственном экземпляре, то возмущенный «столь вопиющим безобразием» Володя Нахрен, не мудрствуя лукаво, и вдаваясь в идентификацию личности, влупил стандартное наказание.
– Курсант Тутаев?!
– Я!
– Пять нарядов!
–  Есть!
Начислив наказание, капитан Нахрен спокойно занялся насущными делами.
Вечером того же дня, перед тем как убыть со службы домой, проходя мимо «тумбочки» дневального, офицер обнаружил  грустного курсанта Тутаева, который, как ни странно, даже ничего не жевал. Удовлетворенный увиденной картиной, капитан решил посетить туалет, чтобы «не тащить домой груз ненужных проблем». Зайдя в ротную уборную, Нахрен с некоторым удивлением обнаружил в туалете дневального по роте, опять же, курсанта Тутаева, который весьма бодренько совершал плановую приборку.
Поскольку братья Тутаевы были абсолютно неразличимы, словно отпечатанные на дефицитном ксероксе, то капитан Хорошеский неожиданно поймал себя на мысли, что скорость курсанта Тутаева должна быть намного быстрее звука, чтобы так молниеносно обогнать командира роты и оказаться в туалете раньше него.
Володя Нахрен некоторое время тупо молчал, наблюдая за работающим курсантом, тщетно пытаясь вспомнить имя. Не обнаружив явных идентификационных признаков, позволяющих однозначно определить, который из братьев в данный момент наводит уборку в туалете, капитан выдал сакраментальную фразу.
– Так, курсант Тутаев! Ну-ка отвечай быстро! Это ты?! Или твой брат?!
– Я! Конечно же я!
–  Ага! Вот ты-то мне и нужен! Пять нарядов отстоишь через день, чтобы неповадно было приказы командира игнорировать! Поспишь поменьше, поработаешь побольше. Глядишь, и похудеешь между делом. Мало покажется, еще начислю. Все понятно?! А теперь иди отсюда, не мешай командиру думать.
Выгнав курсанта Тутаева из туалета, ротный некоторое время неспеша «подумал» о делах насущных и задачах нерешенных, а также о дерзновенных планах на будущее. Облегчив душу и тело, с чувством удовлетворения, офицер двинулся в сторону дома.
Проходя мимо тумбочки дневального, Нахрен подозрительно прищурил глаза и погрозил указательным пальцем дневальному Тутаеву, образцово вскинувшему руку в воинском приветствии. Некто из Тутаевых максимально втянул объемный живот в пределы, визуально ограниченные поясным ремнем.
– Курсант Тутаев!
–  Я, товарищ капитан!
–  Так это все же ты или брат?! Только честно!
– Я, тащкаптан! А кто же еще?!
–  Ну, ладно, верю.
По истечении цикла из 5-ти внеочередных нарядов, капитан Хорошевский с несказанным удивлением обнаружил, что курсант Тутаев, подпиравший тумбочку дневального и заступавший «через день на ремень» не выглядит откровенно изможденным или хоть чуть-чуть похудевшим. Более того, – он имеет явно отдохнувший и посвежевший вид, неприличный румянец,  полон энергии без малейшего теоретического намека на тотальную задроченность.
В мозг Нахрена опять закралось смутное сомнение. Желая окончательно расставить все по своим местам, офицер рентгеновским взглядом посмотрел на пышущего здоровьем курсанта Тутаева и снова задал убийственный вопрос.
–  Так, курсант Тутаев! Ну-ка отвечай быстро! Это ты?! Или твой брат?!
– Я! Конечно же, я!
–  Ась?! Не врешь?! Точно ты?!
–  Честное слово! Я!
– Ну тогда ладно!
Несколько озадаченный, но в целом, частично успокоенный, Володя Нахрен проследовал в кабинет.
А ларчик просто открывался: на «тумбочку» дневального братья-близнецы заступали по очереди, что было очень удобно и весьма необременительно. При этом, на всякий случай, братаны даже менялись «Военными билетами». Вдруг командир роты потребует предъявить документ для скрупулезного выяснения личности?! А нате вам, изучайте хоть до дырок. Но до этого дело так и не дошло, а визуально отличить: где Тут, а где Там, наверное, смогли бы лишь родные папа с мамой. И то… вряд ли.
Тем временем стрелка часов неумолимо бежала по кругу, учебный семестр подходил к долгожданному концу и приближалась зимняя сессия. А братья Тутаевы все также показывали абсолютно безнадежные результаты по физической подготовке.
Тут и Там уже, фактически, смирились с неизбежной перспективой гарантированно отсидеть зимний отпуск внутри периметра, обтянутого колючей проволокой, как вдруг в училище ВВС, в строгом соответствии с ранее утвержденным планом, начались спортивные соревнования по всем видам борьбы одновременно.
Как уже ранее отмечалось (см. «Спорт и приметы», «Сломанное ухо»), многие парни в «доучилищной» жизни активно занимались различными видами спорта, в том числе, и борьбой. Поэтому были несказанно рады любой официальной возможности тряхнуть стариной и размять косточки. А в перспективе,  выступить на городе и округе, себя показать, да альма-матер родную прославить. Почему бы и нет?!
Вышедший, наконец, из продолжительного запоя из-за тесного общения с братьями Тутаевыми, несколько помятый «папаша Мюллер», составлял отборочную таблицу борцов. Вглядываясь в заявку на соревнования, полковник озадаченно почесывал роскошную седую шевелюру, ибо картина вырисовывалась достаточно кособокая.
С борцами по дзю-до, самбо, вольному и классическому стилю в малых, средних и тяжелых весах был полный кворум. А местами, даже частичный избыток. А вот среди супертяжеловесов просматривалось позорное белое пятно, в котором сиротливо маячила внушительная, но одинокая, фигура командира 13-роты майора Медведева.
Майор Медведев – двухметровый «медведеподобный» громила весом за сотню килограмм, да еще и с приличным довеском в полцентнера. Альтернативы в данной весовой категории майору никогда не было и поэтому из года в год он становился чемпионом училища на безальтернативной основе, тупо потоптавшись на пустом татами.
Затем, выезжая на соревнования в город или в округ, майор Медведев бездарно проигрывал первую схватку но, тем не менее, звание «чемпион всея училище ВВС» было гарантировано. И статус великого борца впридачу, естественно
В качестве «резерва ставки» в списке тяжеловесов номинально числился прапорщик из складских работников – совсем не борец, но с весом персональной тушки далеко за сотню, и за пяток отгулов его периодически умоляли выйти на борцовский ковер, чтобы тот же Медведев хоть на ком-то продемонстрировал публике свое «непревзойденное» мастерство.
А чего Вы хотели?! Ребята в училище всякую дрянь типа «бигус абныкавенный» не жрут. К тому же из-за непомерных физических нагрузок максимальные веса у «казарменный Гераклов» заканчивались в районе 90 килограмм и не больше. Вполне хватало, кстати, и очень гармонично смотрелось при росте в 180-185 см., но «папаше Мюллеру» были нужны более внушительные особи.
Вспомнив про двух безнадежных «жиртрестов», папаша Мюллер ринулся в 42-е отделение, которое в данный момент сдавало плановый  зачет по «физо».
Ворвавшись в спортзал, «папаша Мюллер» сразу зацепился взглядом за два горилло-образных тела, которые понуро стояли с поникшими головами и почтительно слушали унизительно-уничижительные реплики со стороны инструктора-экзаменатора.
«Группенфюрер Мюллер» прервал тираду экзаменатора и громко рявкнул.
– Эй, слоны! А ну ко мне! Быстро!
Два увальня старательно топая, медленно приблизились к суровому полковнику.
– Бороться умеете?
–  Не а!
–  А пробовали когда-нибудь?
– Не а!
–  А хотите попробовать?
– Нуууууу, не знаем.
– А в отпуск хотите?
– Ага!
Как общеизвестно, отпуск  – замечательный стимул для любого курсанта. По секрету скажу –  самый лучший стимул, который подвигает молодого парня на свершения всевозможных подвигов и героических поступков.
Внезапно осознав, что борьба –  единственная призрачная возможность поехать в отпуск на малую Родину к маме на домашние пирожки и шанежки, братья Тутаевы все свободное время старательно копошились на татами в борцовском зале, скрупулезно разучивая и многократно отрабатывая пару несложных приемов.
Со стороны, возня Тута и Тама напоминала неуклюжие сексуально-брачные игрища молодых гиппопотамов или вальсирование пары ожиревших борцов сумо.
Тем не менее, стоит отдать должное, но за пару дней, оставшихся до соревнований, братья Тутаевы сносно отработали несколько захватов и простейших подсечек. А в приватной беседе ребята раскрылись, что их дерзновенные надежды на отпуск зиждутся на грубой силе и внушительной массе тела. Логично, массой и силушкой природа братанов не обделила, это точно!
Итак, борьба! Наступил день взвешивания. Чтобы не бороться друг с другом и не отнимать призрачные шансы поехать в отпуск, братья Тутаевы приняли гениальное решение – один из братанов привязал к спине блин от штанги и осторожно встал на жалобно скрипнувшие весы.
Есть рекорд,  вес взят, парень выскочил из весовой категории брата в более высокую подгруппу, где неожиданно легко и непринужденно завалил майора Медведева.
Медведев, привыкший получать чемпионские звания и почетные регалии, фактически, на халяву, презрительно смотрел на бесформенное и рыхлое тело лысого курсантика, который таращился на «медведеподобного» майора с затравленным видом блохастого фокстерьера, хлопая веками.
Ехидно ухмыльнувшись и пару раз угрожающе цыкнув на струхнувшего соперника, Медведев пошел в атаку. Но как известно, стимул –  великое дело, а храбрость  города берет!
Когда дело дошло до контактной схватки, майор Медведев банально попался на простецком приеме. Вусмерть испуганный Тутаев, ко всеобщему изумлению, провел чистейший бросок с предварительным захватом, а Медведев комично шаркнул ногами по потолку борцовского зала и неестественно округлив в неописуемом удивлении глаза, бездыханным мешком рухнул на татами. Есть первые баллы.
Вскочив на ноги, уязвленный Медведев решительно бросился на Тутаева с единственной целью немедленно отомстить непомерно обнаглевшему юноше, но опять попался на тот же самый прием (наверное, единственный, что успел выучить Тут) и опять смешно взбрыкнув ногами в воздухе, звонко шлепнулся на ковер. Да еще и под удержание на лопатках. Чистая победа!
Второй братан Там, недолго покопошившись с соперником из своей подгруппы,  толстым и ленивым прапорщиком, который вообще не был настроен бороться, тупо завалил «складского работника» под себя. Подмяв противника жирной тушей, Тутаев-два вынудил противника «просить пощаду», похлопыванием ладони по ковру. Есть контакт!
Так, совсем неожиданно для всех и, в первую очередь, для них самих, два абсолютно одинаковых по весу братана взяли призовые места в двух различных весовых категориях. Чемпионы!
«Папаша Мюллер» сдержал слово. Поставив братанам итоговые «тройки» за семестр, обеспечил  зимний отпуск.
Дальше – больше, братаны Тутаевы достаточно прилично выступили на городских соревнованиях, где заняли какие-то призовые места и с недурными надеждами показали себя на округе.
«Папаша Мюллер» опять сдержал полковничье слово и закрыл им ведомость по «физо» на очередной сессии.
Вот таким неожиданным образом братья Тутаевы, так и не научившиеся подтягиваться на перекладине, бегать различные дистанции, проходить полосу препятствий и т.д. и т.п. выставлялись на всевозможные борцовские состязания, где показывали весьма приличные результаты, и, в качестве поощрения, получали гарантированные «3» и «4» в оценочные ведомости.
Более того, насколько мне известно со слов Валеры Гнедовского –   к.м.с. по классической борьбе, головокружительный успех братьев Тутаевых, в первую очередь обусловлен тем, что «супер-мега-тяжелых» борцов найти в армии совсем непросто и поэтому командование, зачастую, выставляет на соревнование «абы кого» –  чисто для галочки.
Тот же Гнедовский по секрету делился, что Тут и Там иногда практиковали «подмену» на борцовских соревнованиях, выступая друг за друга, т.к. одному легче давались подсечки и захваты, а другой тупо заламывал противника грубой силой. То есть братья делали «индивидуальный» подход к каждому противнику.
А в 4-й роте с легкой руки капитана Хорошевского прижилась стандартная шутка.
– Привет! Это ты?! Или твой брат?!

159. Скучно

Во время учебы курсантов одолевала постоянная скука, местами переходящая в откровенную «тоску зеленую». Дни тянулись в монотонном однообразии и сплошной рутине. Каждый последующий день был поразительно похож на предыдущий. Как шарики в подшипнике. Зачастую возникало ощущение «дежавю»: где-то уже видел, недавно проходили, плавали-знаем. Ощущение реальности постепенно подменялось унылой картиной «бесконечного бега по кругу» из сюрреализма. Иногда казалось, что время незаметно замкнулось само на себя и елозит, словно заезженная пластинка. А временами – замедляет ход и даже… останавливается.
Все усилия и энергия отцов-командиров были однобоко направлены лишь на улучшение качества непрерывного процесса нашего обучения и организацию военной службы. Вопросов нет, командование училища было озабочено и озадачено благородной целью: планомерно и перековать вчерашних школяров-раздолбаев в будущий цвет и гордость Вооруженных Сил СССР, а в частности,  в бравых соколов ВВС.
Мы, естественно, сопротивлялись процессу перековки, как могли, т.к. расставаться с беззаботным детством совсем не хотелось. В результате, негласная война между ленью и безалаберностью (с нашей стороны) с прочными фундаментальными знаниями и уставной воинской дисциплиной  (со стороны армейского руководства) шла с переменным успехом. Промежуточные сводки с «полей учебных фронтов» подводились ежемесячно – строго 20 числа.
То есть, каждый месяц, как ни странно, приходило 20 число и для всех курсантов наступал момент истины. Умные дяди в учебном отделе училища старательно сводили в единые ведомости более чем скромные успехи курсантской братии. Все «это» скрупулезно анализировалось и достаточно эмоционально выплескивалось в наши уши на традиционном подведении итогов за календарный месяц.
Цель данной процедуры предельно понятна:  каждый курсант имеет право и обязан знать реальное положение дел с личной успеваемостью по каждому учебному предмету. А твой ближайший сосед в монолитном строю воинского подразделения должен иметь полное представление: кто именно из курсантской братии –  дундук слева или мудак справа, тянет этот самый «монолитный строй» назад, в позорную яму хаоса, во тьму постыдного  мракобесия и в преступную вакханалию потенциальных нарушений воинской дисциплины. Во, как! И кому конкретно из братьев-курсантов надо выказать свое решительное недовольство (каким именно способом, это личное дело каждого), что Пиночет опять закрыл увольнения в город для всего подразделения, пока мы, в свою очередь, не закроем «хвосты» и не подтянем воинскую дисциплину на должный уровень. Воспитание коллективом, куда деваться?!
Накануне наступления очередной сессии, традиционное подведение итогов решили провести в составе всего 1-го учебного батальона. Для осуществления данного эпохального мероприятия на центральном плацу училища построили 100 % личного состава, выставили громкоговорящую аппаратуру, а Пиночету принесли красную папку из учебного отдела с предварительными результатами за семестр. Процедура всеобщего идейного вдохновения и настроя на успешную сдачу экзаменов, а попутно, еще и процесс коллективного воспитания с методичным давлением на остатки «какой-то» совести, началась.
С откровенной опаской, а также чувством тихого ужаса, полковник Серов заглянул в оценочные ведомости.
Мде… Лучше бы он этого не делал. Так «кондратия» с инфарктом да еще и с инсультом получить можно. Причем, гарантированно. Это в учебном отделе служат специально обученные офицеры, ко всему привыкшие и не такое видевшие, а вот несведущим отцам-командирам с их трепетной душевной организацией «такие» оценки лучше после пары стаканов валерьянки или чего покрепче градусов эдак в 40, смотреть можно. Одним глазком. С расстояния в пятьсот метров, не ближе. Ну ладно, давай уж… начинай… воспитывай…
Взгромоздившись на помпезную трибуну из белого мрамора, комбат страшно ругался. Местами, даже матерился, периодически взывая к нашей совести и стыдя всякими и нелитературными словами. Самые мягкие высказывания были примерно следующие.
– Бл*, у нас не училище ВВС, а какая-то фабрика деревянных игрушек! Понабрали по объявлению кого ни попадя: кто в ПТУ по среднему баллу не прошел, да из интерната для дебилов через дырку в заборе сбежал! Принимаем чурки дубовые, выпускаем или Буратино или неликвидные пиломатериалы в виде трухи и опилок! Вы же деревянные! Вы стадо идиотов с явными признаками вырождения! Интеллекта как не было, так и не видно… Хоть кто-нибудь может показать свой интеллект?! Кто-нибудь!
Чем больше комбат углублялся в папку с оценочными ведомостями, тем больше портилось его настроение. Хотя, между нами говоря, он постоянно был «не в духах».
А в это время в голубом небе, прямо над нашими бессовестными головами, летит серебристый самолет. Высоко летит. А за ним белый след тянется. Красиво!
– Как же вам, беспросветным кретинам, технику многомиллионную доверить?! Она же летать должна, а не на головы советским гражданам падать! Ась?! Я вас спрашиваю?! Живете на всем готовом, государство вас кормит, поит, в бане вашу жо* мочалками драит… А вы?! Эх, вы!
Пока Пиночет взывал к нашей совести (кстати, поголовно сданной на длительное хранение еще при первом пересечении порога КПП училища), курсанты-озорники-камикадзе (с Пиночетом шутить  – себе дороже, многократно проверено, поверьте на слово) из задних шеренг монолитного строя 1-го учебного батальона в четверть голоса затянули незамысловатую песенку на мелодию общеизвестного «похоронного марша».
Итак! Тихо-тихо, в глубине строя рождалась песня…

Туууу! Стооооо! Че-тыыы-ре! Саааа-мый быыыыыст-рый саа-мооо-лет!
Туууу! Стооооо! Че-тыыы-ре! Ниии-кооог-даааа нееее упааа-дёёёёёт!

Затем уже вполголоса припев импровизированного «похоронного марша» подхватывался многоголосым хором остальной курсантской братии. И по училищному плацу все с нарастающей громкостью, но еще не очень наглой (чтобы не дай Бог, не долетело до ушей праведно-возмущенного комбата), неслось, с явным надрывом и показным драматизмом в голосе:
Нааааааа-до быыы-ло поооо-ездом!
Нааааааа-до быыы-ло поооо-ездом!

И опять тихо и мрачно, каменные выражения комично-бессовестных лиц, якобы трепетно внимающих каждому драгоценному слову обвинительно-уничижительной речи полковника. А на самом деле…

Туууу! Стооооо! Че-тыыы-ре! Саааа-мый быыыыыст-рый саа-мооо-лет!
Туууу! Стооооо! Че-тыыы-ре! Ниии-кооог-даааа нееее упааа-дёёёёёт!

Офицеры  – командиры взводов и рот, стоящие в одном строю, рядом с нами, естественно слышали незамысловатые потуги на оригинальность, но активно не реагировали. Т.к. понимали, что процесс бесконечного и планомерного порева уже давно прошел «порог восприятия» и личный состав курсантских подразделений на все туго забил и драть его, мозги сушить, и регулировать непопулярными мерами   – абсолютно бесперспективно.
Не чувствует личный состав «боли»! Не чувствует! Ни физической, ни моральной. Тем более, уже не кто-то в отдельности, а весь коллектив, устал от ежедневных процедур плановой «задрочки». Все, приехали!
Сейчас как раз наоборот, целесообразно резьбу чуть-чуть ослабить, т.к. ребятами сами в отпуск хотят. Поэтому именно сейчас сами курсанты были заинтересованы подтянуть просевшую успеваемость, спихнуть «долбанную» сессию и благополучно свалить в долгожданный отпуск. Сейчас лучше ослабить вожжи и пустить все на самотек. Парни уже не маленькие, не первый год учатся, задолжности по учебным предметам сами «распырхают» и все «хвосты» закроют в лучшем виде. Главное  –  им не мешать, на мозги не давить и лишний раз не дергать.
Пиночет еще долго чего-то бубнил, гневно потрясывая над головой списком убогих результатов по всем учебным программам, но его никто не слушал.
Все курсанты, и не только курсанты, но и офицеры, незаметно улыбались краешками губ, а из глубины монолитного строя почти в «тысячу штыков» тихо, но мощно, с переливами на многоголосую тональность, неслось надрывное и протестное…

Нааааааа-до быыы-ло поооо-ездом!
Нааааааа-до быыы-ло поооо-ездом!

Ту! Сто! Че-тыыы-ре! Саааа-мый……

Итак. Воспитательные процедуры закончены, увольнения в город в очередной раз «наглухо» закрыли, чтобы все непременно осознали, что «так жить» нельзя, что озабоченное и возмущенное командование этого не потерпит, что надо напрячься, взяться за ум… И мы двинулись учиться дальше, набираться ума-разума.
А в запредельной синеве чистого уральского неба серебристый самолет все дальше уверенно чертил пушистую белую линию  инверсионный след. Куда летит? Куда несется? А какая собственно разница?! Эх, красота! Пока Пиночет «массажировал мозги», далеко авиалайнер улетел, почти за горизонт.
Ящиков с нескрываемым восторгом поглядывая на летящий самолет, выдал незамысловатое четверостишие, подслушанное у старшекурсников.

Белоснежный лайнер «Ту»
Развалился на лету
Потому что из ВАТУ
Выпускают «х*ету»!

p.s. ВАТУ  военное авиационно-техническое училище

Самокритично, ничего не скажешь. Ладно, как ни крути, а пора за голову браться. Действительно, сессия на носу, а у нас куча лабораторных занятий не закрыта, семинары завалены, и коллоквиумы в загоне! Пора бы и спихнуть чего. Все, решено, беремся за ум! Вот прямо сейчас и беремся! И начинаем старательно учиться, конспектировать лекции, заниматься на самоподготовке, а не спать, писать письма на родину, играть в домино и карты и…
А как учиться, когда на супермегасерьезной лекции по «Истории КПСС» в огромной аудитории из рук в руки гуляет старая, желтая и откровенно  засаленная бумажка с «вековой мудростью», трепетно хранимая и передаваемая из поколения в поколение. А на ней корявым почерком выведены нетленные строки неизвестного автора…
ИКАР

Согласно древнему поверью,
Случилось это в старину.
Когда Икар сидел с Дедалом
На жутком острове, в плену.

Когда кругом враги шныряют,
Нужны тут хитрость и обман.
И вот отец и сын решают
Бежать, чрез пятый океан.

Икар на скалах птичьи перья
Для крыльев будущих собрал.
Дедал же, как гласит поверье,
Пчелиным воском их скреплял.

Проходит времени немного,
Готовы крылья для двоих.
И вот небесная дорога
Открыла свой простор для них.

Махая лёгкими крылами,
Они в неведомый полет!
Над островами и морями
Неслись все дальше и вперед!

Еще тогда, расправив крылья,
Икар впервые напевал:
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...».
Мотив тот, нынче маршем стал.

Полет Икара и Дедала
Открыл небесное житье
И авиации начало!
И продолжение её!

Икар забыл про дисциплину,
Нарушил грубо НПП.           (НПП - наставление по полетам)
А это ведь в делах старинных
Вело к воздушному ЧП.

Он от маршрута отклонился
Вираж у солнца у закрутил.
Тут воск на крыльях растопился
И вниз, пилот «заштопорил»

Но, не имея парашюта
На скалы острые упал.
Тут на какую-то минуту
Настал трагический финал.

Сквозь зубы сплевывая воск,
Икар сказал, смежая веки:
«Да, видно, в этом роде войск
Бардак останется навеки?!»

И с той поры его заклятье,
Как неизбежное проклятье
Над авиацией висит
И всем делам ее вредит.

То техник после полбутылки
Забыл заправить самолет.
То вместо выпуска закрылков
Вдруг летчик, шасси уберет.

То «бочку» крутит над домами,
То пролетает под мостом.
То падают машины сами,
И пассажиров бьют при том.

Нам это все небезразлично,
Ведь мы живем в машинный век,
Когда летает самолетом
Почти что каждый человек…

Икар с Дедалом  два пилота
Первопроходцы! Молодцы!
Всегда почтим за труд, за смелость
Мы их, достойные сыны!               и т.д. и т.п.

…что-то так, полную версию стиха, история не сохранила. Есть предположение, что папирус с первоисточником сгорел во время общеизвестного пожара в Александрийской библиотеке.
Какие лекции?! Какие конспекты?! Когда сие великое творение надобно срочно скопировать, чтобы трепетно сохранить и торжественно передать следующему поколению авиаторов.
Так вот, упирая на учебные процессы и на службу войск  караулы, наряды, хозработы и прочий рабский и бесплатный труд, руководство училища напрочь упускало из вида такие немаловажные моменты, как развлечения. Да-да, элементарные развлечения. С развлечениями в училище был откровенный напряг.
Ученые-биологи, зоологи, психологи и прочие «…ологи» и те регулярно ломают свои умные головы, решая немаловажную проблему: как же озадачить диких зверей в зоопарке, чтобы они хоть чем-нибудь занимались на досуге, а не впадали в гарантированную депрессию, которая неминуемо наступает вслед за элементарной скукой.
И ведь решают же, при небольшом желании и маломальской выдумке. Белые мишки в бассейне купаются, обезьяны на трапециях болтаются, слоны красками рисуют, дельфины перед детьми выступают, лошади малышню катают, кролики размножаются и т.д. Вороны бездомные и те себе что-то придумывают:  собак и кошек подразнить, на крышах покататься как на горках американских, да спереть чего-нибудь успешно. Ну, чем не развлечения?!
А курсантам военного училища почему-то была отведена роль пассивных наблюдателей за активной жизнью, которая в этот самый момент проходит мимо,  бурля и переливаясь всеми красками за колючей проволокой внешнего периметра военного училища. Шутки шутками, но постоянная изоляция от внешнего мира просто угнетала
Телевизор  – 35 минут в день на просмотр программы «Время». Потом еще появился «Прожектор перестройки». Аллилуйя! По воскресеньям  «Служу Советскому Союзу» и все!!! *здец! Шикарно, не так ли?!
Про репертуар училищного клуба вообще постараюсь промолчать, ибо «Чапаева» посмотрел 17 раз, «Юность Максима» - 14, «Броненосец Потемкин» - 12, «Ленин в Октябре» - 11 раз. Комментарии излишни!
Чтобы курсанты «не скучали», по субботам после окончания учебных занятий проводилась «еженедельная половая жизнь», по воскресеньям   –  праздничная эстафета на три километра или не менее «праздничный» марш-бросок на шесть, а то и на «червонец» с оружием и противогазом. Обалдеть, какой праздник!
Честно говоря, понятие «праздник» в гипертрофированных умах армейского начальства приняло какую-то откровенно выраженную садистскую направленность. Ничего себе ПРАЗДНИК?! Сбивая ноги в кровь, месить сапогами раскисшую от дождя глиноземную почву или глотать пыль, умирая от жары и потея,  –  в зависимости от погодных условий, «спортивный праздник» состоится при любой погоде. А на финише некоторые ребята еще и обильно поблюют желчью в ближайших кустах. Для усугубления «праздничного» настроения, не иначе.
Зимой, естественно, отдельный праздник:  кросс на длинные дистанции на тяжеленных сучковатых «дровах» с неожиданным названием «лыжи». Тоже удовольствие весьма сомнительное и плохо забываемое. До сих пор иногда по ночам снятся такие замечательные праздники, когда с тоскливым восторгом обреченного я выхожу на «старт», принимая привычную позу «бегущего египтянина»! Внимание! Марш! …в это время спасительно звонит будильник  – пора вставать на работу! Уф! Лучше на работу, чем на лыжный кросс на 10 км с грузом на ногах в виде лыжных пиломатериалов и с кривыми палками в руках, да еще и с оборванными ремешками…
И самое любимое «развлечение» в зимнее время года – это долбить толстенный лед в мороз  30 и ниже. Долбить до состояния идеального асфальта!
Порядком утомившись от этих «развлечений», курсантская братия стала искать приемлемую альтернативу, чтобы не сойти с ума от скуки, планомерно переходящей в «тоску беспросветную». Мы сами создавали повод хоть немного улыбнуться и слегка повеселиться на кратковременном досуге.
Скажу сразу, наши развлечения были достаточно специфичными и несколько выходящими за рамки общепринятых. Поэтому некоторым гражданам понять такую «развлекуху» будет проблематично. Но, как упомянул общепризнанный теоретик марксизма-ленинизма Карл Маркс, «Бытие определяет сознание!»
Так как мы жили в условиях строгой изоляции от соблазнов нормального общества, а также под гнетом ежедневного морального и дисциплинарного прессинга, то и развлечения были, соответственно, несколько своеобразные.
Относительно свободное время для курсантов наступает лишь после долгожданной команды «Отбой» и убытия дежурного офицера домой.
Воруя у себя же, любимого, возможность поспать и восстановить потрепанные силы, мы всячески пытались найти любую возможность повод для того, чтобы немного развлечься, испытать прилив позитивных эмоций и позубоскалить.
Вот, например, несколько разновидностей незатейливых безобразий, с многообещающими последствиями, но вполне доступных для быстрой реализации. Итак.
Берется обычная стеклянная бутылка из под лимонада (во времена развитого социализма в государстве не было пластиковых бутылок) и наполняется водой из под крана.
Бутылка с водой затыкается ветошью (куском портянки или вафельного полотенца, носовым платком) и аккуратно вставляется в сетку кровати второго яруса непосредственно над физиономией сладко посапывающей жертвы  фигуранта, так сказать, сладкой мести или просто нечаянно попавшего «под раздачу» ничего неподозревающего парня. Ничего личного, поверьте на слово.
Под действием водички тряпка постепенно намокает (в строгом соответствии с эффектом смачивания из курса физики), и вода начинает понемногу подкапывать на лицо курсанта. Сначала подкапывает очень редко и по чуть-чуть. Затем все активней.
В первое время «жертве» снится, что ему на лицо села какая-то хрень. Не приходя в сознание, спящий начинает вяло отмахиваться «от назойливой мухи», постепенно –  все активней, подключая мимику лица.
Картина уморительная, поверьте на слово! Хваленый мим Джим Керри рядом не валялся! Кстати, при желании можете попробовать на каком-нибудь знакомом или на близком родственнике.
Затем, водичка начинает подкапывать все сильнее, безжалостно заливая лицо и кровать «жертвы». Неожиданно промокший курсант вынужден проснуться и, что характерно, не в самом добром расположении духа, поверьте на слово.
И вот парень с омерзением осознает, что ему на лицо капает какая-то противная да еще и мокрая, жидкость?! Что за дрянь?!
Так как сознание человека, крепко спящего еще каких-то пару минут назад, как правило, отказывается адекватно анализировать сложившуюся ситуацию, то в зависимости от состояния нервной системы, возможны несколько путей решения возникшей проблемы:
1) наплевав на источник внешнего раздражения, курсант натянет одеяло себе на голову, изолируя «морду лица» от неприятного воздействия капающей водицы и героически проспит в неудобном положении до самого утра, проснувшись в приличной луже и во влажном белье;
2) разумно предположит, что у его соседа сверху (спящего на втором ярусе кровати) случился несанкционированный приступ обильного энуреза. На основе столь неприятных умозаключений, искренне возмущенный, двумя ногами даст мощного пинка в провисшую сетку кровати второго яруса;
Опять же, в зависимости от направления силы двух пяток «соседа снизу», мирно спящий и ничего не подозревающий «сосед сверху», внезапно подлетал под самый потолок казармы и, частично проснувшись в момент катапультирования, причем, в состоянии «невесомости» в наивысшей точки полетной траектории, с ужасом осознавал, что под действием силы гравитации, неизбежно летит вниз  «в бездну». А «это» очень «страшно»! Особенно, спросонья, когда мозг еще о не проснулся и организм функционирует только на инстинктах самосохранения, прописанных где-то на генетическом уровне.
Итак, свободный полет, паника, крики, вопли и все такое… весело! Иногда, в процессе приземления, некоторые наиболее легковесные экземпляры, «прописанные» на втором этаже кровати, пролетали мимо койки и приземлялись на пол. Тогда уже начинались разборки из серии изысканного политеса:
– Ах ты, скотина! Ты что творишь, говнюк?!
–  А ты, зассанец! Завяжи член морским узлом, а то вся кровать мокрая…
Но, как правило (это показывала регулярная практика подобных полетов и последующих разборок), до открытого столкновения дело никогда не доходило и в результате, никто из ребят не обижался.
3) ОСНОВНОЙ ВАРИАНТ развития событий: постепенно просыпающийся фигурант запланированного развлечения, подвергнувшийся несанкционированному потопу «сверху», спросонья в темноте спального помещения, скупо освещенного дежурным светом, начинал искать источник с «живительной влагой». В конце концов курсант обнаруживал висящую над собой фигню, потянув за которую он неизбежно вытаскивал ветошь и откупоривал бутылку. В качестве бонуса за призовую игру на него сразу же изливался щедрый водопад. Вставай, приехали!
После незапланированного душа, вдоволь пометавшись по спальному помещению в приступе бессильной ярости и праведного гнева, и не обнаружив явного виновника ничего не оставалось как снять мокрые спальные принадлежности и перевернув матрас на сухую сторону, быстренько падать в койку. Чтобы доспать положенное время, оставшееся до утренней зарядки.
Вы удивитесь, но именно в этот момент сон наиболее сладкий и умиротворенный. Т.к. погружаясь в блаженную нирвану, мокрый курсант с упоением и восторгом тщательно прикидывал и досконально просчитывал: какие именно «заслуженные кары» он устроит в следующую ночь, обрушив справедливое возмездие на всех и каждого, кто мог быть причастным к сегодняшнему «заплыву» хотя бы теоретически.
То, что пострадавший мог ошибиться и «наказать» невинного, обычно никого не волновало, ибо игра тянулась бесконечно и под ее раздачу рано или поздно попадали все ребята, без исключения, включая и того, кто ее начал первым.
Развлечения и мелкие пакости могли носить и воспитательный характер. Так еще на первом курсе одному сержанту-зазнайке вылили в сапоги пол-литра дефицитного клея ПВА. Жалко конечно (в смысле, клей ПВА жалко), а что делать?! Надо же донести до человека, что он не прав и сплоченный воинский коллектив подобное положение дел безропотно терпеть не намерен.
В результате сержант пересмотрел отношение к жизни и стал вменяемым человеком. Доброе дело? Безусловно.
Особо упрямым и патологически туповатым приходилось время от времени повторять нечто подобное, т.к. процесс планомерного воспитания сержантского состава роты прерывать негоже, а то «звездная» болезнь может выйти из под контроля и перейти в хронь. А это неправильно. Если человек оторвался от коллектива и фактически, гибнет на наших глазах, мы всегда готовы протянуть ему руку помощи или нассать в сапоги, вопросов нет. Кому как! Подход был строго индивидуален.
Выбрать тот или иной вариант «дружеского курса лечения» –  добровольное дело каждого. Кто не понимал предупреждения, получал более радикальный курс интенсивной терапии, но без мордобоя, естественно. Нельзя собрата по оружию кулаком по физиономии прикладывать! В нашем арсенале были более доходчивые методы воздействия.
Зубную пасту на волосы почти не мазали –  дефицит! Да и волосы коротко подстрижены. Эффект не тот, что в пионерском лагере в школьные годы.
Тем не менее шутили постоянно. Шутили, как могли, но всегда беззлобно. Петровичу из Пензы ночью на сапогах сделали три полоски белой краской. На утреннее построение он вышел в армейской обуви гламурной модели «а-ля-Адидас». Вся 4-я рота с восторгом пропела.
–  Адидас! Три полоски!!! (на мотив песни «Учь-Кудук» популярной тогда группы «Ялла»)
Знатному храпуну Вите Копыто время от времени надевали на кончик носа спичечный коробок. И крепко спящий Витя максимально использовал богатую мимику лица, пытаясь, не прерывая сладкого сна, снять с носа раздражающий предмет. Витя комично шевелил носом, старательно вытягивал губы в трубочку, непроизвольно хлопал ушами и т.д. и т.п. А вся казарма, сгрудившись вокруг Витькиной койки, тихо давилась от хохота, дабы наш общепризнанный «храпящий мим» не проснулся и концерт «по предварительным заявкам» не закончился.
Однажды Витю вынесли в технический коридор вместе с кроватью и поставили в спорт-уголок. Проснувшись в «незнакомом» месте, Витя долго осматривался по сторонам, удивленно протирая глаза. Перед тем как Витя все же решился слезть с кровати, он долго и жалобно кричал.
–  Люди! Где Вы?! Где я?!
Снимали спящих ребят со второго яруса вместе с койками (в целях экономии жизненного пространства койки в казармах ставились в два яруса) и ставили на пол. А теперь представьте:  просыпается утром человек, привыкший по команде «Подъем» инстинктивно спрыгивать с высоты 160 сантиметров.
А сегодня пол-то рядышком! Удивительно, да?! Надо было видеть выражение лиц парней, «спрыгивающих» на пол с высоты 20 сантиметров. Изумление вперемешку с ужасом! Словами не передать!
Или аккуратно снимали кроватную сетку со спящим парнем на первой ярусе и перекладывали на второй. Тоже было неплохо! Утром, привычно свесив ноги с кровати, частично проснувшийся юноша с ужасом обнаруживал, что до пола «ой, как далеко».
–  Ма-ма! Снимите меня отсюда!
Меняли сапоги у соседей по кроватям. Громила-богатырь в утренней спешке при команде «Подъем» за 45 секунд быстро натягивал сапоги на два размера меньше, подгибая пальцы и проклиная «усохшую за ночь» обувь. А коротышка с ножкой «от Золушки» выползал в строй на «взлетку» в противотанковых шкарах 46-го размера, тяжело волоча их по полу и рискуя ежесекундно выпрыгнуть из голенища.
Частично меняли форму одежды, аккуратно уложенную на табуретках возле кроватей. В результате поутру галифе надел свое, быстро нахлобучил пилотку, а гимнастерку 44-го размера, уже на бегу при экстренном построении, натянул «соседскую». Рукава по локоть, на груди гимнастерка не сходится, а другой, чуть ли не в «плаще по колено» и с рукавами, свисающими до пола, застегнув крючок воротника в районе своего пупка. Бравый солдат Швейк!
По ночам пугали суточный наряд. Например, в дальнем туалете ставили стул из «ленинской комнаты», брали плечики для одежды и с помощью ниток, иголок и запасной формы ХБ формировали фигуру (галифе пришивали к гимнастерке в единое целое), которую «сажали» на стул. А плечики, вставленные в гимнастерку через крючок светильника на потолке, привязывали веревкой к входной двери туалета и выкручивали лампочку электрического освещения.
Посреди ночи полусонный дневальный шел в туалет –  осуществить плановую уборку. Нажимал на включатель, свет, естественно, не включался. Плюнув на освещение, курсант все равно открывал дверь, чтобы разобраться еще и с «перегоревшей» лампочкой. Веревка, привязанная к ручке двери, натягивалась и через крючок на потолке поднимала плечики, на которых висела бесформенная фигура.
А теперь представьте как душераздирающе орал дневальный по роте, увидев в полумраке туалета бесформенную фигуру, которая «прыгает тебе навстречу»! Громко орал! Некоторые ребята штанишки потом застирывали.
В условиях монотонных будней любое событие, выпадающее из однообразной череды, воспринималось как «веселуха». Мы сами искали развлечения. И чего мы только не делали! Пытливый ум способен много чего изобрести.
Пропускали брючной ремень галифе спящего парня через спинку кровати. Утром, по команде старшины автоматически схватив при «подъеме» штаны и ломанувшись с ними в коридор на «45 сек», курсанты вставали в строй чуть ли не вместе с двухъярусной кроватью.
Заколачивали двери прикроватных тумбочек, переворачивали звездочки на пилотках и «крабы» на шапках, перекручивали хлястики на шинелях в виде пропеллера. Короче, веселились, как могли, чудили по любому поводу и без оного.
Чтобы пошутить над дежурным по классу, толкли и размачивали мел, пропитывая белой массой тряпку. В результате, малейшая попытка стереть надпись с учебной доски приводила к ее побелке …
Звонили «на тумбочку дневального» и «измененным офицерским» голосом отдавали строгие указания: какому-либо курсанту срочно явиться в кабинет командира роты, комбата, начальника особого отдела (жестокий вариант). Могли поднять роту по тревоге (прокатывало только на 1-м курсе), вызвать курсанта на КПП к «беременной девушке, которая ждет двойню» от счастливца и т.д. и т.п.
Заклеивали листы в конспектах, зашивали рукава в шинелях и на кителях, штанины у галифе. В столовой в кружку с чаем могли капнуть «синьку», «йод» или «зеленку». Потом пару дней надо было держать рот «на замке и играть в молчанку»: десны и передние зубы «жертвы» были соответствующего цвета.
В середине конспекта по нетленному марксистко-ленинскому наследию могли написать неприличное слово и обвести его в красивую рамочку. Что при последующем контроле приводило в неописуемый «восторг» офицера кафедры ППР. Такое всплывало?! Обалдеть! Контрреволюция, одним словом! Слава Богу, что на дворе был не 37-й год!
В общем, чего только не вытворяли! Но у нас есть смягчающие вину объективные обстоятельства.
Дотошные ученые на основе скрупулезных исследований и многократных опытов пришли к однозначному выводу: «Развлечения присущи только тем представителям животного мира, которые обладают интеллектом!» То есть мы ежедневно на практике опровергали утверждение Пиночета, что «Курсант  существо аморфное, которое обладает примитивными инстинктами: пожрать, попить поспать, размножиться! Наличие интеллекта и здравого смысла в его действиях не выявлено!»
А вот и фигушки! Читайте научные труды, дорогой товариСТЧ Пиночет! Если животная особь пакостит всем окружающим и себе подобным или пытается хоть как-то разнообразить ежедневный быт созданием нехитрых развлечений, значит, –  она разумна! А уж мы пакостили?! Пффф!
Пакостили от души, повсеместно и ежечасно, но всегда беззлобно, видит Бог. Более того, готовность в любой момент самому стать объектом для чужой шутки, пусть, не всегда  корректной, а зачастую, и на грани фола, а также отреагировать на нее достойно, очень ценилась в мужском коллективе.
Нельзя быть дурачком, озлобленным на каждого и на весь окружающий мир. Надо уметь посмеяться не только над товарищем, но и над собой, любимым. А это совсем непросто!
Именно под воздействием подобных дружеских шуток закаляется характер настоящего мужчины. Великодушного и толерантного, умеющего оценить шутку и простить, не прибегая к злобному мщению. В незамысловатых играх и подколках формировалась терпимость и воспитывалась железная выдержка...

160. Шлагбаум

В армии всегда любят создавать всякие сложности и какие-нибудь препятствия, чтобы потом героически их преодолевать.
Зачастую представители командования выдумывают все новые и новые мерзопакости, как правило, почему-то забывая, что Земля круглая, «за углом» все непременно встречаются. Ведь в нашем мире все события взаимосвязаны в единую цепочку и твой посыл, выпущенный якобы «в никуда», сделав полный круг, обязательно вернется к тебе же, любимому.
И есть, обязательно есть всеобщая справедливость – состояние гармоничного равновесия, которое всегда восторжествует, вернувшись в исходное положение независимо от степени первоначальной разбалансировки. Все и всегда обязательно вернется в состояние тишины и устойчивого покоя. (кстати, в науке подобный процесс успешно смоделирован колебательным звеном второго порядка)
Вера в это, наверное, и есть основа всех существующих религий. И, хвала Богу, что для поддержания своего непоколебимого авторитета, величия и могущества, он любой негатив, исторгнутый в пространство и в общество, возвращает именно на того мудака, что его учинил.
Путь к училищу ВВС из города был не очень близкий. От автобусной остановки с названием «Авиаучилище» до ворот КПП протянулась добротная асфальтированная дорога порядка 800 метров.
По одну сторону дороги за идеально подстриженными кустами акации тянулся автомобильный полигон, где мы постигали азы вождения, а чуть далее,  в непосредственной близости у КПП располагался живописный пруд с красивыми плакучими ивами.
По другую сторону дороги – огромный автопарк, склады ГСМ (горюче-смазочные материалы). И у самого КПП размещалась стоянка легковых автомобилей для сотрудников училища, так как въезд частного автотранспорта на территорию воинской части был строго запрещен. Все было достаточно ухоженно, красиво и очень функционально.
Но вот однажды в училище появился новый полковник. Назовем этого офицера … полковник Звездунов. Его перевели из самой Москвы на должность заместителя начальника училища. Должность безмерно высокая, как по статусу, так и по солидным возможностям, –  но не для столичной штучки. Вероятно паркетный шаркун посчитал это назначение ссылкой, которую необходимо перетерпеть как страшный сон, чтобы получить соответствующую запись в безупречное личное дело. А по отбытии трудовой повинности на задворках империи, с триумфом вернуться в Москву на вышестоящую ступеньку иерархической лестницы.
И был этот полковник Звездунов очень неприятным человеком. Заносчив и гневлив безмерно, постоянно срывался на крик по всякому поводу и без повода.
Приехав на службу как-то утром, он с удивлением обнаружил, что все места на училищной автостоянке уже заняты, и его новенький ВАЗ-2108 не может найти достойное место в соответствии с «заоблачно высокой» должностью своего хозяина.
Раздражаясь и накручивая самого себя, Звездунов немедленно вызвал дежурного прапорщика по КПП и потребовал самый подробный отчет по каждому автомобилю, находящемуся на училищной стоянке. Чья машина, ФИО, звание, должность.
Естественно дежурный прапор исчерпывающую информацию дать не смог, чем еще больше разозлил заместителя начальника.
В результате, полковник Звездунов начал первый рабочий день с того, что приказал составить список всех машин на стоянке и установить их владельцев.
–  Срок до обеда. Список мне на стол!
Бросив машину у ворот КПП, раздраженный полковник  пошел в штаб, по пути цепляясь до всех и до каждого, срываясь на визгливые крики.
Приказы начальства, чего греха таить, могут обсуждаться, но неофициально. Более того, зачастую, комментируются подчиненными чаще всего  нецензурно. Тем не менее, выполняться они должны точно и в срок. Еще до обеда на столе у беснующегося полковника лежал список всех автовладельцев.
Углубившись в его изучение,  Звездунов вскоре обнаружил, что наряду с автомобилями офицеров и прапорщиков на стоянке находятся машины служащих Советской армии,  то есть гражданского персонала. А также машины близких родственников, на которых служащие СА ездили только по доверенности, не имея самих машин в собственности. Предполагаю, что нормальным жителям планеты Земля сей факт ни о чем не говорит, но для полковника Звездунова это была зацепка для реализации гнусного маневра. Озабоченный нерациональным использованием автостоянки училища, полковник принялся «махать шашкой», то бишь, авторучкой, активно расчищая место для персональной машинки.
Полковник Звездунов срочно издал «гениальное распоряжение», в прямом смысле, оскорбительное для гражданского персонала военного училища. В категорической форме он запретил служащим Советской армии ставить свои машины на общей автостоянке. В число персон «нон грата» попали преподаватели кафедры математики, физики, химии, иностранных языков, мастера войскового ремонта и производственного обучения. А также персонал медсанчасти, работники столовой, библиотеки, клуба, секретной части, телефонисты, слесари и т.д.
Люди, занесенные в «черный список», естественно и справедливо возмутились: их причислили ко второму сорту. Обратились за разъяснением к начальнику училища. Генерал всех принял, выслушал обоснованные претензии и обещал разобраться.
Генерал был мудрым человеком и не хотел с первых дней подрывать авторитет заместителя, неожиданно навязанного из Москвы. Наш старик решил дать полковнику Звездунову шанс самому исправить грубую ошибку и найти более разумный путь в проблеме поиска места для парковки личного автомобиля.
Суть состоявшегося между ними приватного разговора мне, естественно, неизвестна, но генерал приказал изыскать равноценное место для стоянки автомобилей гражданского персонала именно Звездунову или вернуть все на круги свои.
Полковник оказался безмерно заносчив и отступать не стал, а начал издавать все новые бредовые указания, которые лишь усугубляли сложившуюся ситуацию, вызывая новые обиды. А именно: Звездунов определил, что выселенные со стоянки машины  можно ставить вдоль подъезной дороги к училищу, но на удалении 200-т метров от КПП  то есть напротив ворот автопарка училища.
Этим он сразу создал проблему для грузового автотранспорта, выезжающего с территории автопарка на перегруженную дорогу. После пары заторов и поцарапанных машин, представители гражданского персонала стали демонстративно игнорировать распоряжение Звездунова и парковались на общей автостоянке.
В ответных мерах неугомонный Звездунов дал строгое указание наряду по КПП выявлять злостных нарушителей, составлять подробные списки и предоставлять ему. Ежедневно.
За нарушение трудовой дисциплины и невыполнение распоряжений командования часть служащих СА лишилась премий, а отпуск неким волшебным образом подвинулся в сторону глубокой осени и ранней зимы.
Наряд из числа курсантов также не горел желанием «сдавать» преподавателей и просто хороших и порядочных людей, обиженных полковником. Дневальные по КПП пытались саботировать «мудрые» приказы заместителя полковника Звездунова, который завоевал всеобщую неприязнь и презрение со стороны гражданского персонала училища, офицеров и прапорщиков.
Дальше –  больше, бесноватый полковник приказал поставить дополнительный шлагбаум, который должен надежно перекрыть дорогу к училищу именно напротив ворот автопарка и отсечь несанкционированный проезд для автомобилей гражданского персонала непосредственно к КПП. Почертив мелом демаркационную линию, Звездунов злорадно хихикал.
–  Ничего, не бары какие. 200 метров ножками прогуляются.
Сказано сделано. Денег на создание шлагбаума, естественно, никто не выделил. Как всем известно, в армии все делается исключительно собственными силами и за счет внутренних резервов.
Срочно сформировали бригаду «Ух!» из курсантов-«рецидивистов», сидящих на внутренней гауптвахте, и в кратчайшие сроки возвели опорные столбики для будущего шлагбаума.
По мере надобности, чтобы заменить освободившихся «на волю» работников, в соответствии с окончанием срока заключения, желая всячески угодить новому заму,  комендант Голдуров периодически подлавливал необходимое количество курсантов в буфете при покупке печенья и компота за «неотдание воинской чести». То, что честь у человека одна и отдавать ее никто не обязан, в отличие от воинского приветствия,  подполковник Голдуров так и не удосужился ни осознать, ни тупо запомнить. Мудак, короче, что с него возьмешь?!
Так вот, опорные стойки и поворотный механизм для шлагбаума смонтировали довольно быстро –  всего за неделю. Противовес нашли на училищной свалке. А вот с «палкой», перекрывающей дорогу, вышла непредвиденная заминка. Не находилось трубы необходимой длинны, способной качественно перекрыть дорогу с двусторонним движением. «Палка» должна быть не просто длинная, но и упругая, дабы не прогибаться под своей же тяжестью. Не было ничего достойного на училищной свалке и все тут.
Самолично контролировавший строительство «архиважного стратегического объекта», Звездунов раздраженно топал ногами и брызгал слюной, требуя немедленно изыскать, найти «где хотите», выменять, украсть, сварить, родить, наконец, но завершить строительство шлагбаума.
Изыскали, нашли, родили, обошлось без воровства –  и то радует. На учебном аэродроме мирно стоял списанный вертолет Ми-6. Это такая большая тяжелая винтокрылая машина с колоссальной грузоподъемностью, которая поставила много мировых рекордов по грузоподъемности на немыслимые высоты и часто использовалась, как безотказный высотный подъемный кран. Кстати, Останкинская телебашня стоит именно благодаря виртуозной работе вертолетов Ми-6. Вот именно с него и сняли лопасти несущего винта. Длина их оказалась именно «то, что надо» и даже с избытком.
Лопасть вертолета сложна по своей конструкции и рассчитана по всем законам сопромата. Она очень упругая, легко гнется, подпружинивается от нагрузки и всегда возвращается в исходное положение –  настоящий шедевр конструкторской мысли.
Взяли одну такую замечательную лопасть от МИ-6. Распустили вдоль. Отбросили лишнее. Обрезали по расчетной длине. Просверлили. Где надо, подпилили. Нацепили противовес. Накрасили яркие запрещающие полоски и… нате вам, товариСТЧ неугомонный полковничек –   шлагбаум готов.
Но тут опять нестыковка: кто будет этот шлагбаум закрывать и открывать?! Сначала столь почетную обязанность полковник Звездунов возложил на дежурного по автопарку, но данная идея как-то не прижилась. Дежурному прапорщику из автослужбы надо выписывать многочисленные путевые листы, выпускать машины, проверять их готовность к выходу, контролировать исправность техники и прочее, прочее, прочее… и еще одновременно каждую минуту бегать открывать и закрывать шлагбаум?! Нереально.
Оставить границу на «автопилоте», чтобы каждый подъехавший, мог выйти из машины и самостоятельно подняв шлагбаум, проехать за него, Звездунов категорически запретил. А то вдруг несознательный народ будет вероломно просачиваться за шлагбаум, занимая драгоценные места на автостоянке?! Нельзя! И полковник приказал навесить на шлагбаум амбарный замок.
А кому вручить ключ? Вот проблема. Прапорщики из автопарка категорически отказались от неожиданной чести, ссылаясь на катастрофическую занятость. Персонал автослужбы организованно и дружно пошел на открытый конфликт, грозящий перерасти в военный мятеж. Прапорщики выразили общую готовность получать ежедневные дисциплинарные взыскания и в случае чего –  уйти со службы, но не летать сраным веником между воротами автопарка и проклятым шлагбаумом. Начальник училища их полностью поддержал и в категорической форме предложил своему заместителю оставить персонал автопарка в покое.
Звездунов крепко задумался. Вводить новый пост ему не позволил генерал. Потому как в соответствии с табелем поста надо строить будку, оборудовать ее средствами связи, подводить электричество, утеплять и т.д. В идеале, пост получается круглосуточным, а это значит каждый день отрывать трех курсантов с занятий. Тут, однозначно, возмутился заместитель генерала по учебной части –  всеми уважаемый кандидат технических наук полковник Архипов. Зампоуч надавил авторитетом и Звездунов опять откатился на исходные позиции.
Но полковник Звездунов оказался тот еще фрукт. Он опять «рубанул шашкой» и возложил обязанности открывать шлагбаум на суточный наряд по КПП.
Представьте, на КПП заступает прапорщик и три курсанта, которые обеспечивают проверку пропусков у лиц, пересекающих линию охраняемой зоны, открывают ворота для проезда автомобилей, в двухэтажном здании КПП поддерживают чистоту и порядок, а так же - порядок на прилегающей территории. И ко всему этому, им еще навесили шлагбаум, находящийся на удалении 200-т метров. *здец!
То есть, увидев, что у шлагбаума остановилась машина, одному из парней надо хватать ключи и бежать за 200-ти метров, дабы, поковырявшись в замке, открыть полосатую длинномерную хрень. Проторчав «час пик» –  основное время, когда все прибывают на службу или вечером разъезжаются по домам (это может быть и дождь и снег и лютый мороз), надо вернуться обратно и встать на ворота КПП.
Учитывая, что в течение дня машины шныряют нескончаемой вереницей, то уже другому «счастливцу», чья очередь открывать «долбанный» шлагбаум, приходится бежать. И так целые сутки, согласитесь «не слабо».
Наряд на КПП стал «проклятым» местом. Мы выматывались на нем «мама не горюй». Проще один раз пробежать кросс по пересеченной местности на 6 км. с любимым автоматом Калашникова или сходить в караул, чем сутки бесконечно летать «шустрой савраской» к шлагбауму и обратно.
В основной массе, офицеры училища ВВС –  хорошие и порядочные люди. Видя мучения подопечных курсантов, они пытались хоть как-то облегчить нашу участь. Кое-кто тайно откопировал ключ от замка и скрытно, чтобы не увидел полковник Звездунов, самостоятельно отпирал и запирал его, стараясь лишний раз не дергать задрюканный наряд по КПП. Кое-кто из офицеров, отъезжая с автомобильной стоянки от КПП, подсаживал в машину дневального курсанта. Некоторые офицеры, выйдя за ворота училища, подолгу ждали своих сослуживцев и выезжали с автостоянки небольшими колоннами, чтобы всем вместе проскочить за одно открытие ненавистного шлагбаума.
Больше всего радовали владельцы переднеприводных машин ВАЗ-2108 и ВАЗ-09. Так получилось, что когда монтировали шлагбаум, его опорные стойки оказались несколько высоковаты, и такие машины как «Жигули»-08-09 серии, когда в них набивалось по 4–5 человек, аккуратно проезжали прямо под лопастью шлагбаума, чуть-чуть ее не задевая. «Восьмерки» и «девятки» с одним или двумя пассажирами упирались крышей в лопасть шлагбаума, буквально, на один сантиметр и проехать самостоятельно уже не могли. Тогда один из пассажиров выходил и прикладывая небольшое усилие, легко оттягивал вертолетную лопасть вверх, давая возможность машине проехать под шлагбаумом. Затем отпускал лопасть и она возвращалась в исходное положение.
Столь незамысловатыми способами нормальные офицеры и прапорщики училища пытались сократить время томительного ожидания у вечно закрытого шлагбаума, пока уставший за день от бестолковой беготни курсант с ключами дойдет от КПП.

161. Высшая справедливость

Когда чаша заслуженных проклятий, изрыгаемых в адрес полковника Звездунова, наконец, переполнилась, случилось следующее.
В строгом соответствии с утвержденным распорядком дня, один из дневальных по КПП отправился на законный обед, а второго дневального вызвал дежурный по штабу. Именно в этот момент полковник Звездунов соблаговолил подъехать на личном автомобиле ВАЗ-2108 к своему ненаглядному творению – шлагбауму. Подъехал со стороны города.
Не вылезая из машины, полковник несколько раз призывно мигнул фарами и начал нетерпеливо ждать, пока с КПП прибежит дневальный «скороход» с ключами.
Подождал долго пока не дошло, что никто бежать не торопится. Звездунов опять помигал фарами и даже несколько раз нажал на клаксон. Эффект тот же – от здания КПП никто не отделился. Прищурив поросячьи глазки, полковник разглядел одиноко торчащую фигуру курсанта у ворот КПП, которая отчаянно размахивала руками, подавая непонятные знаки «а-ля-морская флажковая азбука».
Яростно чертыхаясь, Звездунов, не глуша двигатель, бросил машину на ручном тормозе и ворвался в здание автопарка. Не слушая рапорта дежурного прапорщика об отсутствии происшествий, полковник схватил трубку телефона и набрал номер КПП. Через пару секунд полковник услышал запыхавшийся голос дневального.
– Дневальный по КПП курсант Красносельцев.
– Мать твою так, эдак… и еще… вот так сто раз подряд! Почему никто не бежит открывать шлагбаум? Я уже целых пять минут тут стою, что за хрень?! Всех снимаю с наряда! Всех под арест на 10 суток… АААааааааа!!!
– Товарищ полковник, нет никакой возможности открыть шлагбаум. Я на КПП остался один и не могу покинуть вверенный пост.
– Как так ты… пииии-лядь один?! Ты что ухулел! Где остальные уроды?! Ыыыыы… всех сгною, будете до выпуска у шлагбаума жить! В Чуркестан служить поееееедеееетеееее… всеееее, твари! 
– Товарищ полковник, курсант Белов, в соответствии с утвержденным распорядком дня, убыл на обед для приема пищи. Курсанта Шаповалова вызвал по телефону дежурный по училищу подполковник Колесников. Дежурный по КПП прапорщик Загорудько в данный момент находится в клубе, куда его срочно забрал замполит училища полковник Боргударов. Прапорщик Загорудько красиво пишет пером и тушью. Надо важный политический плакат писать. Вы так не нервничайте, товарищ полковник, скоро кто-нибудь вернется и сразу к Вам побежим. Откроем шлагбаум...
 Полковник раздраженно швырнул трубку на рычаг телефона и продолжая грязно материться, выскочил на улицу. Подбежав к автомобилю, он неожиданно заметил, что лопасть шлагбаума перекрывает крышу автомобиля всего-то на жалкий сантиметр.
Злорадно ухмыльнувшись и предвкушая скорую расправу над дневальными по КПП, а заодно, и над дежурным по училищу, полковник Звездунов потянул вертолетную лопасть вверх. К его искреннему удивлению, лопасть легко поддалась, освобождая свободный проезд для автомобиля.
Если бы в салоне машины кто-нибудь сидел, вопросов нет:  один тянет лопасть вверх, второй едет! Но не в этом случае. Звездунов был один на один со шлагбаумом. Шансы были равны и у того и другого.
Полковник быстро запрыгнул в машину и снял ручной тормоз. Затем, выскочив из-за руля, Звездунов подтолкнул ВАЗ-2108 под уклон в сторону училища и снова взялся за лопасть…
Далее… прошу внимания!!! Получив ускорение на поступательное движение от владельца, машина послушно двинулась под небольшой уклон в сторону КПП и сразу же уперлась кромкой крыши в вертолетную лопасть. А лопасть шлагбаума напряглась и немного выгнулась, подпружиненная весом автомобиля, ведь два противоположных конца лопасти были жестко закреплены на опорных столбиках. Один конец – поворотным механизмом, а второй  висячим замком.
Видя незначительное препятствие для дальнейшего продвижения, полковник Звездунов подошел к шлагбауму со стороны машины, чтобы, приподняв лопасть, подтолкнуть автомобиль дальше под уклончик. А затем, отпустив вертолетную лопасть, быстро догнать мирно катящийся автомобиль и шустро запрыгнуть в салон.
Звездунов присел и осторожно приподнял изогнутую лопасть выше крыши автомобиля… …освобожденная лопасть под действием силы упругости разгнулась с чудовищной силой гигантской тетивы (а вы чего хотели, эти лопасти огромный вертолет в воздухе таскают вместе с грузами) и смачно ударила полковника Звездунова по голове.
Получив сокрушительный удар в лоб, полковник мгновенно выключился и его тельце, совершив замысловатый кульбит с переворотом, упало на асфальт.
Далее – «Скорая помощь», реанимация, диагноз – сотрясение мозга…
Кстати, ВАЗ-2108 никуда не уехал, так как освобожденная вертолетная лопасть, молниеносно вырубив владельца «Жигулей», мягко опустилась на крышу автомобиля и надежно зафиксировала на месте. Вот, в принципе, и все.
Хотя насчет диагноза: «сотрясение мозга» можно поспорить. Чтобы сотрясти мозг, его надо для начала иметь, что в случае со Звездуновым  весьма сомнительно.
Круг замкнулся, справедливость восторжествовала. Недаром у славян существует великое множество мудрых пословиц. Вот например две из них:
«Не рой другому яму, сам в нее попадешь».
«Кто с мечем к нам придет, тот от меча и погибнет».
В случае Звездунова, вместо меча оказался шлагбаум.
Полковник Звездунов остался жив и здоров, но искренне надеюсь, что данное происшествие пошло ему только на пользу и заслуженный удар вертолетной лопасти навсегда сбил с него непомерную спесь.
В училище полковник не появлялся очень долго, но его отсутствие никого не особо тяготило и совсем не волновало, ибо: «По труду и награда!»

162. Телефон

В стенах училища каждый из нас испытал щемящее чувство невыносимой тоски по родному дому, родителям и близким, по прошлой жизни.
В 80-е годы прошлого века, такое чудо как обычный мобильный телефон отсутствовало. В казармах над «тумбочкой дневального» висели старинные аппараты времен зарождения телефонной эры, достойные занимать центральное место в музее ретро-техники.
Аппараты представляли убого-кондовую конструкцию с корпусом из тускло-блестящего металла, с неподъемной трубкой и вечно заедающим номеронабирателем. Слышимость была настолько отвратная, что проще докричаться в открытое окно до Луны, чем позвонить в соседнюю роту и внятно разобрать фамилию собеседника.
И самое гнусное,  звонить по телефоном можно было лишь внутри училища ВВС. Все, приехали! За пределы колючей проволоки не удосужились протянуть длинные «медные руки». Облом!
А так хотелось услышать родной голос и поделиться первыми впечатлениями от пережитого, просто поплакаться. И услышать в ответ обнадеживающие слова от мамы или строгое напутствие от папы или... Даже нет, просто услышать теплый голос родного и близкого  человека… Особенно нежный голос любимой девушки! И жадно слушать, слушать, слушать… абсолютно забывшись на время разговора, что между вами огромные расстояния, что она где-то там,  в беззаботном прошлом, а ты где-то тут  в отвратном настоящем…
Однако возможность поговорить по телефону «могла выгореть» лишь при очередном увольнении в город, которое надо еще заслужить, бывало, что своей кровью, в прямом смысле слова. А еще надо отстоять очередь на ближайшем междугородном переговорном пункте…
Давно известно, что разум, заключенный в строго ограниченные рамки, за высокие заборы и прочные границы, обязательно найдет лазейку! И мы находили.
Самовольные отлучки на тот же междугородний переговорный пункт  – не самый лучший вариант, слишком рисково! Шанс «залететь» и попасться патрулю или любому праздношатающемуся офицеру из «враждебного» училища, размещенного на территории военного гарнизона были высоки. В результате – гарантированный арест с последующим продолжительным пребыванием в «уютной» камере на гарнизонной гауптвахте. Со всеми вытекающими последствиями, естественно. Поэтому наши парни активно прорабатывали, изыскивали и нащупывали менее «кровавые» варианты. И находили. А как иначе?! Пытливый ум всегда найдет лазейку!
В кабинете у командира 4-й роты стоял обычный и ничем неприметный телефон, но с выходом на город. Аллилуйя! Прочная железная дверь с простецким замком не стала преградой, и первый месяц любой желающий (после убытия дежурного офицера домой, естественно) мог беспрепятственно звонить себе домой при первом же душевном порыве. И все было расчудесно, пока календарный месяц неожиданно не закончился. Так всегда бывает. Раз – и все закончилось. И как оказалось, весьма некстати.
Взбешенный капитан Хорошевский, разбрызгивая желчь и яд во все стороны, метался перед монолитным строем роты. Нахрен гневно потрясал толстенной пачкой телефонных счетов за бесконечные услуги междугородней связи.
– Кто?! Кто… вашу мать… нахрен?!
Чего греха таить, т.к. несанкционированный «переговорный пункт» 4-й роты работал весьма напряженно, то и счет за междугородние переговоры был запредельный. Суммарная стипендия личного состава всей 4-й роты (144 курсанта) едва-едва покрыла внушительную цифру, скрупулезно посчитанную и записанную в графе «Итого».
Дабы исключить подобные сюрпризы на будущее и надежно перекрыть «канал утечки информации», Вова Нахрен пошел на радикальные меры. Он сменил убогий дверной замок на супермегахитрый и стал носить ключ от кабинета у себя на груди, повязав его на кусок прочной бечевки. Могу поспорить, что капитан Хорошевский ложился спать с ключом на шее. А также принимал душ, ванну и прочее. По ночам Нахрен тревожно просыпался в холодном поту и с громкими криками, нервно ощупывая волосатую грудь на предмет наличия «золотого ключика». А как иначе?! Счета за телефон, воистину, были золотыми! Еще парочка таких квитанций и можно смело покупать машину! (кроме шуток)
Итак. Дверь закрыта, телефон недосягаем. Капитан Хорошевский пообещал лично повесить за яйца каждого, чьи города  малая родина то есть, совпадет с цифровым кодом на телефонных счетах. К тому же суточный наряд, который допустит несанкционированное проникновение «неустановленных лиц» в канцелярию роты будет образцово-показательно задрочен и бессменно провисит «на тумбочке дневального» до полного погашения счетов за телефон. Дела!
Но общаться  с домом, ой, как хочется. Это же пуповина. Нельзя ее рвать! Тонкие невидимые ниточки, связывающие с родными и близкими, всю жизнь за нами тянутся, где бы мы ни служили, куда бы ни поехали. Это и есть родственные связи. И большая беда, когда они рвутся.
Методом коллективного мозгового штурма и на основе бесценной информации, случайно добытой при несении суточного дежурства в штабе училища в качестве посыльных и дневальных, мы пришли к обнадеживающему открытию:  телефоны в штабе училища ВВС используются весьма активно и плодотворно,  фактически, не замолкая. Включая междугороднюю связь. Оп-па! Вот это удача.
Ротные умельцы, имеющие за юношескими плечами весьма полезный опыт радиокружков, полученный в «Доме юных техников», из старого и безнадежно разбитого телефона быстренько сварганили достаточно компактный переносной вариант: облегченную модель (трубка, номеронабиратель и два провода),  своего рода, прототип общеизвестной мобилы.
Незаметно проникая в штаб поздними вечерами в короткий промежуток времени от «после ужина», до «вечерней поверки» (исключительно в дни, когда дневальными по штабу стояли проверенные парни из родной 4-й роты, естественно) и подключаясь к телефонной линии в распределительной коробке на пыльном чердаке двухэтажного здания, можно особо не наглея, трепать языком, ни в чем себе не отказывая,  в течение 5-15 минут.
Подключаться старались к двум линиям, проверенным опытным путем: к генеральской (начальник училища), т.к. его счета за телефон оплачивались начфином автоматически и без проверки «куда соизволил» позвонить САМ (служебная необходимость!) И к телефону «особиста», когда генерал был в отпуске.
К «особисту» подключались очень неохотно и чтобы не вызывать подозрение: «начальника в училище нет, а с его телефона болтают призраки?»  С телефона «особиста» звонили весьма редко, лишь в крайних случаях, чтобы не нарваться на неприятности.
Но, тьфу-тьфу, благодаря мерам тщательной конспирации и разумной скромности в «длительности» общения, нас ни разу не запалили. И такая идиллия продолжалась где-то до 3 курса.
Однако после очередного летнего отпуска выяснилось, что некий неустановленный ухарь (не из нашей роты, однозначно), нагло подключается к телефонному кабелю в неизвестном нам месте и забивает «давно освоенный и взлелеянный» канал связи. Причем, именно «генеральский».
Что характерно, этот «некто» бессовестно болтал по телефону длительное время, ставя под угрозу само существование отработанного, устойчивого и абсолютно надежного средства общения. Непорядок!
Дружеские увещевания по телефонной трубке (в качестве «третьего лица») с убедительной просьбой радикально сократить время «плодотворного общения» до разумных пределов, не возымели никакого действия.
Пользуясь безнаказанностью и полной неуязвимостью, невидимый абонент нагло хамил, дерзко посылая всех и каждого на общеизвестный адрес и, как ни в чем не бывало, продолжал обсасывать по пятисотому кругу одни и те же заезженные новости со своей далекой подругой. А девчонка, противно хихикая и подобострастно поддакивая, безмерно гордилась своим возлюбленным. А как же иначе?! Весь он такой смелый, куда деваться?! Еще бы?! Юноша борзо отшил все вежливые просьбы типа: «быть человеком, войти в положение и освободить линию для других абонентов, чтобы люди успели пообщаться до наступления вечерней поверки». Не тут-то было!
В результате, все попытки наших ребят договориться полюбовно и справедливо установить символическую очередь на право «по-честному» подключиться к генеральскому каналу связи, заканчивались очередной порцией дешевого куража и полным нежелания искать компромиссы.
Рисковое время, проведенное на пыльном чердаке штаба, пропадало зря. В крайней степени раздражения ребята «ни с чем» возвращались в казарму на вечернюю поверку, страстно мечтая встретится с глазу на глаз с обнаглевшим конкурентом. Каждый мечтал вычислить этого хама и по-дружески (желательно, с ноги) доходчиво объяснить что «так делать не следоват». Эгоизм – нехорошее качество и все такое… Но, явных зацепок для идентификации «неизвестного телефониста» у нас не было.
А тот, явно, упивался своей безнаказанностью, «посылая» курсантов 4-й роты. Что за мудак?
В очередной раз удрученный Витя Копыто вернулся из штаба ни с чем. Бездарно проторчав около часа у вскрытой распределительной коробки, ему не удалось связаться с родным Пилопедрищенском и обсудить животрепещущую проблему из серии: «В своем письме ненаглядной Маринке он написал слово «люблю» 218 раз, а она в ответном  лишь 73 и не больше?!» Разлюбила, что ли?!
Расстроенный Витя рухнул на койку, которая жалобно взвизгнула пружинами панцирной сетки. С надрывом в голосе, Копыто начал возмущаться.
– Вот сука, а?! Опять послал меня на хуль! Представляете?! Я ему вежливо и культурно говорю: «Мол, урод, освободи линию! Дай домой позвонить! Сколько можно *здеть об одном и том же?! Затрахал своей тупостью, пустобрех долбонутый! Не надоело еще?»
– А он?!
– Давай хамить и ругаться! Говорит: «Да, пшел ты в пинду! Буду разговаривать, сколько захочу!» И девка противозная на другом конце провода хихикает мерзопакостно, тьфу! Да еще и подзюзивает: «Какой ты Морозик у меня смелый! Правильно, так их всех! Не дадут важные проблемы обсудить. Подождут сколько надо, сейчас наша очередь! Ты первый пришел! Освободите линию молодой человек и не мешайте разговаривать! Мы обсуждаем личные темы с интимными подробностями!» Представляете, вот фифа?! Это я-то молодой человек?! Фрикаделька, етить… а туда же вякает! Блин, вот что за хер?!
Витя надул пухлые губы и принял вид оскорбленного интеллигента. Действительно, «молодым человеком» его еще никто не обзывал. Копыто смертельно обиделся и разошелся не на шутку.
– Чего греха таить, я сам люблю языком потрепать, но чтобы каждый вечер и по часу?! Эгоист хренов, наглухо канал связи забивает часами… Парни, начфин, точно, скоро задумается и к генералу прибежит с ненужными вопросами! Тогда нашим переговорам точняк *здец настанет! А если еще и номера с телефонных счетов за межгород за два года поднимут, тогда вообще полный «айсвайс контроль»! Мало никому не покажется. Отчислят, как миленьких. Мде…?! Как же его вычислить? По голосу – полный дятел, и говор какой-то… южный, мягкий. А еще они несколько раз упомянули Таганрог. Наверное, девка из Таганрога?! Он сегодня ее спрашивал: «Как вода в море? Еще купаетесь?!» Вот дубина, никакого инстинкта самосохранения! Сам попадется и нас засветит…
Комсорг 45-го отделения Серега Филин задумчиво почесал подбородок.
– Морозик, говоришь?! Значит фамилия этого ухаря не иначе, как Морозов?! Вот ты и вычислен, курсант Морозов! Из Таганрога значит?! Чудесненько. А другие подробности нас, в принципе, и не волнуют. Этого вполне достаточно. Витя, завтра в штабе 43-е отделение стоит. Вместе с тобой пойдем, на удачу, так сказать. Вдруг этот словоохотливый юноша, дундук невоспитанный, спирохета бледная, опять по своей подружке соскучится?! Ну, я ему урок вежливости и преподам, есть одна задумка! На всю жизнь запомнит, если сразу не обделается. Лишь бы пришел, родимый, на связь бы вышел! И чего можно ежедневно в уши несчастной девчонке вливать, а Копыто?! О чем ты со своей Маринкой чуть ли не каждый вечер трепешься?!

163. Канал правительственной связи

В назначенное время Витя Копыто и Серега Филин незаметно испарились из казармы и просочились в штаб.
Пока дневальный по штабу курсант 43-го к/о Егор Клинкеев стоял на шухере, ребята подключились к контактной группе распределительной коробки. И сразу же услышали в своей телефонной трубке знакомый голос неизвестного болтуна и его пассии. Разговор был в самом разгаре. Пацан восторженно и взахлеб – почти без пауз на вдох и выход, продуктивно грузил мозг далекой, но похоже, что весьма «недалекой» подружки. А та хихикала, восторженно охала и ахала.
Немного сосредоточившись и приняв грозную позу, курсант Филин с характерным металлом в голосе внятно и вкрадчиво выдал замечательный монолог. По свидетельству Вити Копыто, от услышанного у него самого пробежали мурашки по спине и противно запульсировало в районе персонального ануса, – настолько Серега был убедителен.
Кстати, по нашему всеобщему разумению, Сереге Филину следовало поступать в театральное, а не в военное училище. Впрочем, судите сами. Хорошо поставленным голосом комсорг Филин выдал следующее.
– Внимание! Курсант Морозов! Вы несанкционированно подключились к секретной линии правительственной связи! Содержание Вашего разговора и номер абонента в городе Таганроге зафиксирован на магнитной ленте в Центре безопасности секретной связи КГБ СССР!
«Ой, мамочки!» – испуганно всхлипнула девчушка на другом конце провода.
Усиливая эмоциональное давление, Филин продолжил.
– Немедленно прекратите разговор! Положите трубку телефонного аппарата на рычаги и срочно явитесь в «особый» отдел училища! Ордер на Ваш арест уже выписан! Машина из тюремного изолятора выслана! Скрываться от правосудия не имеет смысла! Добровольная явка с повинной и активная помощь следствию обязательно будет засчитана при вынесении справедливого, но сурового приговора…
– Ой, бля… пип-пип-пип…
  Пацанчик бросил трубку. Наверное, обосрался и упал в обморок...
Услышав рассказ в красках и в лицах, мы подавились в приступе смеха, попытавшись представить реакцию незадачливых абонентов. Комедия с элементами трагедии! Смешно и страшно! Ну, Серега выдал! Ну, молоток! Не иначе, девчонка сейчас в Таганроге не спит, а сраной кошкой по квартире мечется, неминуемого ареста ожидая. А этот Морозов головой о стены долбится, причем, с разбегу… Ха! А чего хотели, деточки?! К вам неоднократно, по-доброму обращались: «Давайте жить дружно и соблюдать справедливую очередь и элементарные меры безопасности!» Не хотите по-хорошему, получите по-плохому!
На следующий день история с «секретной линией правительственной связи» получила неожиданное продолжение. Когда парни из 43-го классного отделения вернулись с дежурства из штаба, начался второй акт «мерлеаонского балета». Ребята принесли убогий телефонный аппарат времен матроса Железняка и Ф.Дзержинского. Периодически плача от смеха, они рассказали, что сразу же после ухода Филина и Копыто, к штабу прибежал плачущий «минус» (курсант первого курса) и размазывая по лицу слезы и сопли, пытался настойчиво выяснить месторасположение кабинета «особиста». Парень, реально, пришел сдаваться.
В руках у «изменника Родины» было «орудие преступления» – черный телефонный аппарат старого образца (эбонитовый, кто помнит) и кусок провода.
Дневальным по штабу пришлось приложить максимум усилий и актерских способностей, чтобы плачущим «минусом» не заинтересовался дежурный офицер по училищу или его помощник. Парнишка активно рвался в штаб с благой целью – написать явку с повинной.
Ребятам из 43 к/о стоило немало трудов, чтобы уговорить искренне раскаивающегося в «тяжком преступлении» курсанта-первокурсника, не привлекая постороннего внимания, вернуться в расположение своей роты и держать язык за зубами. Парни из 43-го принялись убеждать «преступника», что «на первый раз» он милостиво прощен, но взят на контроль и пристальное внимание соответствующих органов. Юношу, реально, трясло.
– Я больше не буду, честно! Мне сказали добровольно сдаться…
 В результате долгих уговоров и убеждений, дневальные по штабу все же вложили в дурную головушку ревущему в три ручья пацанчику разумную мысль, что на будущее надлежит вести себя более скромно. Надо всемерно уважать старших и более опытных товарищей, а также внимательно и с благоговейным почтением прислушиваться к их мнению, и ни при каких обстоятельствах не пользоваться «правительственными каналами секретной связи». Типа, в этот раз «юноше бледному» несказанно повезло и он великодушно помилован. Якобы «особист» училища, буквально, только что покидая штаб и уезжая домой, самолично попросил дневальных по штабу довести его «монаршее и благосклонное» решение до ушей курсанта Морозова! (шито белыми нитками конечно, грубо и топорно исполнено, вопросов нет, но для перепуганного «вусмерть» курсанта-первогодки прокатило без сучка и задоринки)
– Ты ведь Морозов?!
– Да… а, точно, меня простили и не будут судить?!
– Точно-точно! На этот раз тебе крупно повезло, курсант Морозов, в рубашке родился! Но, на будущее… Ух!!! Оставь телефон и вали отсюда! Стой! Где подключался?!
– В колодце за медсанчастью…
– Как додумался?
– До училища техникум связи закончил...
– Ух ты, какой образованный?!! Чтоб больше «ни-ни»! И держи язык за зубами! В твоих же интересах, понял?! Иначе тюрьма или расстрел! Правительственная связь, понимать надо! Все ясно?!
– Так точно…
– Исчезни отсюда!
Устранив незадачливого конкурента, мы неожиданного получили в руки второй телефонный аппарат, вполне пригодный для осуществления нелегальной коммутации. Более того, нам «подарили» безопасное место для «потайного переговорного пункта». Правда, достаточно грязное место, т.к. приходилось сдвигать тяжелый чугунный люк и лазить в коллектор под землю. Но это такие мелочи по сравнению с гарантированной возможностью услышать родной голос… и соединить невидимой нитью два любящих сердца…

164. Глубокий вдох

– Леха, тебе хреново?!
– Все нормально ребята…
– Да какой же нормально, когда ты весь посинел и глаза мутные… Ты чего обкурился?!
– Не курю я, вы же знаете… плохо мне… дышать тяжко…
– Дуй в санчасть! Сейчас проводим… Хочешь, на руках отнесем?! Или, лучше, дежурную медсестру в роту вызовем! А чего?! Вариант! Заодно и на женщину посмотрим, а то с добанным Пиночетом уже забыли, как нормальная деваха выглядит и откуда у нее ноги растут…
Стоит особо заметить, что в училище ВВС дежурными медсестрами подрабатывали весьма симпатичные девчонки-старшекурсницы из местного медицинского института - копейка какая-никакая в карман и медицинский стаж шел в зачет чего-то где-то там, точно не знаю... Ну и молодые, перспективные парни на любой вкус, все здоровые и красивые. Опять же, реальная возможность познакомиться, связать судьбу и выйти замуж.
И выходили… После очередного выпуска молодых лейтенантов, отдел кадров переходил на круглосуточный режим работы, т.к. приходилось заново набирать почти весь гражданский персонал женского пола: в медсанчасть, библиотеку, «секретку», телефонисток и машинисток в штаб, лаборанток и методисток на кафедры и т.д. и т.п.
Дорвавшись до пьянящей свободы, бессовестные лейтенанты вычищали «закрома альма-матер» подчистую! Хотя, честно говоря, зачем спешить?! Смысл?! Вот она  свобода! Впереди всего такого, что только ух… но, тем не менее,  выпускники «вычищали училище в ноль»! Такова се ля ва, куда деваться?!
Алексей вяло вскинул руку и, на всеобщее удивление, весьма слабым голосом отчаянно взмолился, почти зашептал.
– Стойте! Мне нельзя в санчасть… отчислят… сразу…
– Да ладно?! За что тебя отчислять? Пьяный, что ли?! Когда успел?! Почему с товарищами не поделился?! В одну харю все залил и зачавкал, а теперь муторно?! Все жадность, Леша…
Но курсанту Чернухину было совсем не до шуток. Его мучила тяжелая отдышка. Чернухин с заметным трудом втягивал воздух, и цвет его лица постепенно принимал все более выраженный синюшно-землистый оттенок. Причем, буквально на наших глазах. Было отчетливо видно, как при очередном вдохе Алексея, судорожно напрягаются плечи, шея и мощная спина. Каждый вдох и выдох давались ему совсем не просто!
Курсант Чернухин, в обиходе – Чернуха, был из Одессы и в его атлетической фигуре угадывался приличный пловец с хорошо развитыми и выносливыми мышцами. Явных проблем со здоровьем за ним никогда не замечалось, Лешка был еще тот «лосяра»: крепкий и выносливый парень, отличник по физ.подготовке. Но сегодня с ним творилось что-то неладное. Чернуха вдыхал и выдыхал воздух очень медленно и натужно, как будто плотность этого самого воздуха была запредельной. Как будто обычный воздух приблизился к воде или к тягучему сладкому сиропу.
Происходило что-то непонятное: Алексей старательно втягивал «жидкий воздух» с непомерным напряжением сил. Вены на шее вздулись, а кожу покрыла мелкая испарина.
 Воздух выходил с неестественным свистом.
Глазами побитой собаки, Чернуха жалобно посмотрел на ребят, обступивших его плотным кольцом, и сделал очередное усилие. Его открытое и красивое лицо с «вечно загорелой» кожей  исказилось от напряжения.
– Астма… у меня бронхиальная астма… с рождения…
– Чего? Какая, в ж*пу, астма?! А как же ты в военное училище поступил?! С астмой нельзя… Не годен…
– Знаю! Мед.книжку выбросил… в военкомате папа договорился… а комиссию в училище с ингалятором проходил… и два года с ингалятором учился… из отпуска всегда привозил… с избытком… чтобы до следующего хватило… а позавчера на марш-броске последний посеял… больше нету… сессия вот-вот кончится… должен был протянуть… дома в Одессе… много…  в субботу в увольнении… куплю…
–  Ётить... вот засада! И что же делать? В самоволку до аптеки метнуться уже поздно, все закрыто. Ты до завтра дотянешь? Лешка, потерпи до завтра, а?! Прямо с утреца сгоняем в аптеку и все достанем! Напиши, что надо… Весь город перевернем!
–  Потерплю сколько смогу, но ночь слишком длинная… не вытяну, наверное… хана мне, парни …если по «Скорой» в госпиталь заберут, комиссуют… зря… все зря…
Неожиданно по щеке курсанта Чернухина пробежала слезинка. Оп-па!
– Не надо, Леша, не плачь! Что-нибудь придумаем. Как ингалятор называется? Или таблетки какие подходящие есть? Чего же ты молчал, бляха-муха, марш-бросок позавчера был?! За два дня мы бы все аптеки в городе перетряхнули. Или по маршруту пробежались… Нашли бы! Леха, Леха, ты нам не доверяешь, да?! Два года молчал, партизан хренов…
– Астма, парни… отчислят ведь… мечта… зря все…
– Не плачь, все будет хорошо. Что надо из лекарств?
–  «Астмопент» – ингалятор или «фликсотид» …и что-нибудь от спазмов… таблетки «преднизолон» …и любое …все что есть…
Курсант Петровский метнулся к своей кровати. Скрипнули пружины и «из неоткуда» Люфт вытащил маленький бумажный конвертик, свернутый из обычного тетрадного листа в клеточку.
–  «Но-шпа»! Подойдет?
Громыхая тяжелыми сапогами (шесть подковок на каждом), Витя Копыто побежал в умывальник за водой. Курсант Чернухин протянул раскрытую ладонь.
–  Давай попробую… сколько там…
– Десять или двенадцать! Держал на всякий пожарный,  если живот закрутит или голова заболит… Мама с собой сунула. Еще есть две таблетки «баралгина».
–  Давай все…
–  Не много?!
–  Хуже уже не будет…
Алексей тщательно разжевал таблетки и запил водой.
 Всех аж перекосило от столь отвратной сцены. Еще бы. Получив «но-шпу» из рук смазливой фельдшерицы в медсанчасти училища, мы старались мгновенно проглотить маленькие желтенькие таблеточки и поскорей запить водой. Ведь стоило ненароком раскусить как во рту надолго оставался препротивный привкус. Фу, бяка! Как Леха может «это» жевать, да еще так старательно?! Бэеее! Хотя, если приспичит…
Все 45-е отделение встревожилось не на шутку. На наших глазах загибается друг  наш друг, но врача вызывать нельзя! Вот засада! Что делать?!
До окончания сессии чуть меньше месяца – и в отпуск! Потерпеть всего ничего, а нет такой возможности. Помочь бы ему?! Чем? Как? Аптеки в городе работают до 20.00. Уже давно закрылись, твою дивизию… В самоволку слетать и весь город перевернуть – не проблема! Даже если и залетишь, за друга пострадать – святое дело! Но аптеки закрыты! ЗА-КРЫ-ТЫ! До утра! Что же делать?!
А если ночью начнется лавинообразный приступ с «отеком Квинке» (где-то слышал странное словосочетание, где именно, не помню)?! И до утра не дотянет?! И что дальше?! Все равно придется «Скорую помощь» вызывать, только в авральном режиме! А если бригада реаниматоров не успеет?! Что тогда?!
Что-что?! Ну и т хрен с прибором на эти «золотые погоны», если ты уже два метра под землей и под холмиком?! Тьфу-тьфу-тьфу!
– Копыто, подойди сюда, пожалуйста!
– Зачем?
–  Возникла потребность по дереву постучать, а под рукой нет ничего подходящего! Голову неси…
– Ага, сейчас, только упор лежа приму! А давайте в медсанчасть сходим и тупо попросим нужное лекарство у дежурной медсестры. Чай не звери же, войдет в положение…
– Войдет! Обязательно войдет в положение. На целых девять месяцев войдет в положение. И  сразу же даст, включая лекарство. Даже не спросив «для кого» и «для чего»?!
–  Бля, Лешке совсем хреново, а вы тут муйню несете, юмористы хреновы! Думайте лучше, что можно сделать!
Сержант Валера Гнедовский склонился к Чернухину и промокнув своим платком мелкий бисер испарины с Лешкиного лба, озабоченно спросил.
–  Леша, как «но-шпа» с «баралгином»?! Полегчало?
–  Если только самую малость…  чуть-чуть…
–  Лешенька, ты только пойми меня правильно… Сейчас мы сходим в медсанчасть и попытаемся достать лекарство. Если не получится, то извини, я докладываю старшине и дежурному по училищу. Пойми, жизнь дороже лейтенантских погон и офицерской карьеры. Но твердо тебе обещаю, мы сделаем все возможное, чтобы этого не произошло. «Скорая помощь» будет как самый крайний вариант! Надеюсь, до этого не дойдет. Верь мне!
Валера Гнедовский ободряюще похлопал по плечу Алексея и не теряя времени, направился к выходу из казармы. По пути он махнул рукой Лелику Пономареву, мне и Сереге Филину. Следом за нами, как обычно, увязался вездесущий Витя Копыто.
Остальные ребята из 45-го к/о остались рядом с Чернухой и были готовы мгновенно исполнить его малейшее пожелание.
Стараясь не оборачиваться, чтобы не смотреть в откровенно тоскливые глаза курсанта Чернухина, мы быстро вышли на улицу.
Медсанчасть училища представляла собой двухэтажное здание из силикатного кирпича и находилась, буквально, в 100 метрах от нашей казармы.
Не теряя времени, мы стали обсуждать непростую ситуацию и вырабатывать план действий.
Т.к. мы даже приблизительно не знали, как может выглядеть необходимое лекарство-ингалятор, то сержант Гнедовский взял с собой Филина – мастера переговоров и убеждения. Валера решил пойти в лоб  подойти к дежурной медсестре и вкратце обрисовав ситуацию, открыто попросить ингалятор или таблетки.
Пока мы с Леликом «на всякий случай» остались у входа в санчасть – «просемафорить», если некстати появится Пиночет, и в случае чего, «героически» принять на себя ударную волну немотивированного гнева.. А он всегда появлялся некстати и не вовремя.
«Переговорщиков» не было минут 15– 20. Ребята вернулись, расстроенные.
– Ну?!
– Есть похожее лекарство из той же серии, но не дала. Уперлась, однозначно, как китайская стена, не сдвинешь. И так ее ломали и эдак. Ни к какую! «На это я пойтиТЬ не могу! А вдруг, он умрет?! Давайте я пойду с Вами. Осмотрю больного на месте и по его состоянию квалифицированно определимся в необходимости госпитализации или амбулаторного лечения!» Всяко ей объясняли –  и в лоб и по лбу, и раком и сверху каком! Мол, отчислят парня по здоровью. Ни в какую! Говорит, что жизнь дороже! Если надо, то и «Скорая помощь» во благо. Права, конечно, но Лехе от этого не легче…
– Само лекарство хоть видели?
– Увидели! Мы с Серегой все вокруг да около… мол, спазмы, снять надо, а Копыто про астму ляпнул. Она, как услышала: «астма», сразу же к стеклянному шкафчику подлетела. Там на полочках разложены экстренные и реанимационные препараты... Кстати, предложила Лешке укол сделать… говорит, чуть ли не мгновенно поможет проклятый приступ снять! Что же делать?!
– Что-что?! Не дает по-хорошему, возьмем по-плохому. Нельзя парня «светить»! Докторам только отдайся, с живого не слезут пока до смерти не залечат. Чернуха – слоняра здоровенный и громила офигенный, а его спишут, как писюневича малахольного, и вся жизнь в унитаз…
– Мде, не пруха… Как только медичка стала выяснять наши фамилии и номер подразделения, мы мило улыбнулись, сославшись на неудачный повод познакомиться и –  деру оттуда. Упертая попалась… кстати, Светой зовут… вроде, красивая, сиськи чуть ли не наружу,  должна быть дурочкой восторженной, а ничего не прокатило. Копыто ей улыбался фирменной лошадиной улыбкой, Серега мозги квалифицированно сушил. Я, подключив все свое обаяние, уговаривал с надрывом в голосе и с подкупающим отчаянием – бесполезно! Кремень! «Или давайте мне больного или не дам лекарство! Может Вам для чего дурного, а потом реальному страждущему не достанется. Препарат «учетный», каждое применение строго под запись в журнале: время, доза, фамилия, подразделение и все такое…». Бюрократка! …хотя конечно, стройная и смазливая… ножки там, грудь третий номер…
Услышав про грудь, Витя Копыто оживился и протиснулся в центр «военного совета». Заглушая сержанта, он восторженно забубнил в развитие темы.
–  Да, третий, не меньше! Аргумент в ее пользу. Хороша девка! Парни, а по-плохому, –  это как?! Ограбим да?! Наденем противогазы, чтобы не узнала! Попросим у дневальных штык-ножи… Эх, жаль, старшина «оружейку» не откроет! А так, представляете, с автоматами?! Всем стоять! Это ограбление!
Мы многозначительно «зыркнули» на Копыто, как на законченного умалишенного. Осознав, что предлагает далеко не самый оптимальный вариант, Витя скромно потупил глаза и поспешил затеряться за спиной могучего Лелика.

165. А как иначе?!

Комсорг Серега Филин не зря носил эту фамилию! Он окинул скользящим, но проницательным взглядом фасад здания медсанчасти и заговорщицки прошептал.
– Смотрите, все форточки открыты! Лето, жара  нам на руку. Сейчас берем Полимона (курсант Сашка Полимонов) и, как самого маленького и шустрого, быстро запихиваем в форточку. Предварительно подробно объясняем, где этот шкафчик и на какой полке что искать!
– Дело! А как медсестру Свету из кабинета выманим?
– Ну… она же обычный человек, в конце концов! В туалет ей надо когда-нибудь… Будем ждать! Лишь бы Чернуха вытерпел…
Быстро вернувшись в казарму, мы неожиданно поняли, что осуществлению «гениального» плана очень мешает поцедура «вечерней поверки».
Делать нечего, сержант Гнедовский подошел к старшине роты и долго с ним шептался. Игорь Мерзлов все понял правильно и вошел в положение.
Старшина сходил в спальное помещение 45-го к/о, посмотрел на курсанта Чернухина и попросил ребят помочь Лешке раздеться и уложить его в койку.
А мы, прихватив Полимона, скрытно потрусили в сторону медсанчасти. На улице заметно стемнело, в училище включились фонари. Наша …мммм… шайка, группа …. кому как нравится, старалась держаться неосвещенных участков территории, чтобы не привлекать  внимания.  Осторожно подкравшись к зданию медсанчасти и тщательно замаскировавшись в густом кустарнике, мы стали посматривать в освещенное окошко на первом этаже, за которым сидела дежурная медсестра. Девушка была не одна, что, в принципе, нас нисколько не удивило.
У любой симпатичной мордашки приемлемой возрастной категории, однажды пересекшей линию КПП и обладающей аппетитной фигуркой и стройными ножками, обязательно заводился страстный поклонник или тайный воздыхатель. Причем, мгновенно. Но на этот раз ситуация была пикантней.
В комнате дежурной медсестры Светы находился помощник дежурного по училищу, молодой старлей Мартынов, в должностные обязанности которого входил традиционный обход мест училища, где было организовано суточное дежурство. «Пом.деж.по училищу» обязан посетить подобные места не менее двух раз за ночь, дабы наряд не расслаблялся и не «давил массу» –  не спал.
Обычно ходили один раз или, честно говоря, вообще довольствовались устным докладом по телефону. Но медсанчасть посещали всегда и с большим удовольствием.
Еще бы?! Такие красотки! Опять же, ослепительно белые халаты на пару размеров меньше, чем нужно, стройные ножки в чулочках и в модных элегантных туфельках на шпильке, трепетная грудь, рвущаяся наружу, непослушная прядь волос, ниспадающая…
Блин, уже полчаса в кустах прячемся, а старлей «ни туда и ни сюда». Решайся уже! Или страстно целуй обаяшку Свету, крепко сжимая в страстных объятиях или вали отсюда! Сколько ж можно?! Вон, у нее румянец давно на всю щеку – зарделась девочка, хоть прикуривай! Верхнюю пуговичку на халатике украдкой расстегнула. Кончай тупить, Мартынов, вперед в атаку! Ну, что за нерешительные офицеры пошли?! Если бы не лекарство для товарища, на твоем месте, товарищ бездарный старлей, мог бы оказаться любой из сидящих в колючих кустах, включая женатика Витю Копыто! А что?! Ловелас еще тот!
Ну вот, старлей на часы мельком поглядывает:  надо остальные места суточной службы строго проверить. А уходить не хочется, да?! Так оставайся! Дежурному по училищу убедительно наплетешь, что за неизвестным самовольщиком бегал полночи, аки собака Баскервилей, но …не поймал! Эх, всему учить надо…
Фу ты, наконец-то девчонка взяла инициативу на себя – уломала таки девица красная чайку похлебать. Твою-то мать, старлей?! Не мужик, что ли?! С таким-то ухажером до самой пенсии  в девках так и останешься! Эх, старлей, старлей, позорище, одним словом! Вот Света  –  молодец и умничка! Сначала чайку для продолжения приятного разговора и незаметного перевода зарождающихся отношений в более интимное русло… Учись, зелень!
Ага! В другой кабинет переходят, где чайничек на плитке стоит и печеньице в вазочке – это нам на руку. Правильно, сестричка, корми его с руки. И пока он горячим чаем давится, пару слов ласковых ему в уши, да еще и с глубоким взглядом и с низким тембром голоса! А когда офицерик попривыкнет и перестанет нервно вздрагивать от каждого стука чашки об блюдце… стремительную серию ошеломительно-страстных поцелуев в диафрагму… и тащи его в ЗАГС, пока тепленький! Браво, Света!
Для осуществления контроля за «вероятным противником» Серега Филин незамедлительно переместился под окно помещения, где развернулось многообещающее чаепитие. Уже достаточно скоро по довольному «уханью» (точно ночная птица филин) и восторженным возгласам: «ёксель-моксель», с большой долей вероятности, можно было предположить, что в комнате для «перекусов» развернулась не только процедура полуночного чаепития. Неужели старлей наконец-то очнулся и вспомнил, что он потомок славных гусаров?! Хотелось бы верить…
Ладно, целуйтесь пока. Милуйтесь на здоровье, давно пора! Серега за вами пока понаблюдает, уж простите. А мы в важным делом займемся:  друга от приступа бронхиальной астмы надо спасать.
Лелик и я, как самые рослые, взяли Полимона, словно бревно для тарана вражеской крепости. Легко подняв Саньку на вытянутые руки, аккуратно вставили его в открытую форточку: благо первый этаж медсанчасти не очень высокий. В процессе «внедрения засланца» Гнедовский и Копыто старательно подстраховывали драгоценное тело начинающего «форточника» с двух сторон, дабы дилетант Полимоша попал в нужное отверстие без лишнего шума.
Оказавшись в комнате с лекарствами, Санька Полимонов быстро нашел нужный шкаф,  но не смог найти ключи от замка. То есть, спасительный ингалятор было видно сквозь стекло дверцы, а взять в руки – невозможно.
Пометавшись некоторое время по комнате в поисках ключей, курсант Полимонов недоуменно развел руками: мол, не знаю, что делать дальше. Тем временем Филин прилип к окну, аж нос расплющился и стекло запотело…
Поколебавшись пару мгновений, сержант Гнедовский принял решение.
– Полимон, выдави стекло! Только тихо.
Санька снял полотенце с вешалки над рукомойником и плотно приложив к стеклу медицинского шкафа, начал осторожно давить. Дзинь! Стекло жалобно всхлипнуло и украсилось веером многочисленных трещин.
Валера Гнедовский тревожно посмотрел на Филина. Но тот не отлипал от окна, обильно пуская слюну и не проявляя ни малейших признаков беспокойства. Похоже, церемония чаепития за окном становилась все интересней и интересней. Комсорг расстегнул пару верхних пуговиц на гимнастерке и задвинул пилотку глубоко на затылок.
Видя столь неподдельный интересВитя Копыто пискнул:
– Я только одним глазком…
И тоже прилип к стеклу рядом с Филином. Судя по тому, как загорелись его глазенки, за окном действительно происходило что-то весьма зрелищное.
В это время Полимоша извлек большой осколок стекла треугольной формы из медицинского шкафа. Затем просунул руку в образовавшееся отверстие и вытащил ингалятор с нужным лекарством.
–  Этот?
Гнедовский утвердительно кивнул. Саня Полимонов сунул баллончик в карман галифе и аккуратно вставил осколок стекла на место в дверцу шкафа.
Завершив нехитрые манипуляции, «форточник-любитель» залез на подоконник… но впопыхах наступил сапогом на штору, которая сразу же оборвалась, причем вместе с карнизом и с характерным треском и грохотом.
Вешать «мануфактурные изыски» на законные места у коротышки Полимончика не было ни времени, ни подходящего роста. В панике, Санька юркнул в форточку, где его приняли наши заботливые руки.
Мы с величайшим трудом оторвали курсантов Филина и Копыто от «интересного» окошка. Причем, Витю Копыто отрывали уже впятером, включая присоединившегося к нам Серегу Филина.
Пока мы бежали в сторону родной казармы, Витя Копыто все порывался вернуться к окну медсанчасти, «буквально, на одну секундочку»…
Самое любопытное и смешное, что церемонию «вечернего чаепития» не смогли потревожить ни звон разбитого стекла, ни треск рвущихся штор, ни грохот падающего карниза.
У входа в расположение роты –  прямо возле «тумбочки дневального» нас встретил, внешне спокойный, старшина Игорь Мерзлов. Но было понятно, что его нервы тоже «на взводе» и он искренне переживает за курсанта Чернухина.
– Все в порядке?!
–  Ага, почти… наследили самую малость…
– Слушайте сюда все! Если начнутся шум, крики, опознание, то дамочка из медсанчасти, естественно, Валерку Гнедовского узнает. Сержант и все такое. Может еще Филина и Копыто с перепугу подтянуть… Полимон, Симон и Лелик вообще не засветились. Их никак не зацепишь. Ничего, в любом случае отобьемся. И вообще, все это не важно, главное –  лекарство добыли! Если что, всем идти в глухую несознанку: «Я  не я! Лошадь не моя!» А я под присягой подтвержу, что после вечерней поверки никто никуда из казармы не выходил. Все, вопрос закрыт, пошли к Чернухину!
Личный состав 4-й роты уже крепко спал за исключением 45-го классного отделения. Ребята встревожено кучковались возле кровати Алексея Чернухина, которому было совсем плохо Парень дышал еще более натужно и с сиплым свистом. Даже в полумраке спального помещения под тусклым фонарем дежурного освещения было отчетливо видно, что одессит на пределе.
Санька Полимонов протянул Чернухе баллончик ингалятора и  тут же испуганно ойкнул. Оказывается, стеклом он сильно порезал руку, но в горячке «операции» даже не заметил своей раны. Увидев кровь, текущую тонюсенькой струйкой, Полимон заметно побледнел и у него предательски подкосились ножки. Полимончик рухнул на ближайшую табуретку.
Лешка жадно схватился за ингалятор и сделал несколько длинных «пыхов». Через некоторое время одессит откинулся на подушку и блаженно прошептал с отчетливой дрожью в голосе.
– Живу! Отпускает! Спасибо…
Присев на краешек кровати курсанта Чернухина, старшина Мерзлов тихо сказал.
– В первое же увольнение пойдешь в город, купишь целый ящик этой дряни и передашь мне на хранение. Запру в каптерке и буду самолично выдавать по мере надобности. Только возьми много, чтобы до самого выпуска хватило!
Леша Чернухин блаженно улыбался и старшину уже не слышал. Он крепко спал.
– Спи-спи, дружище! Намучался, бедолага. Спи, набирайся сил.
Игорь Мерзлов заботливо поправив одеяло на кровати Чернухина, осторожно вытащил ингалятор из его руки и положил на прикроватную тумбочку. Попутно обратился к сержанту.
– Валера, завтра не поднимай его на зарядку, пусть лишний часик подремлет. Сколько ж силенок за эти два дня растерял...
Затем старшина посмотрел на «истекающего» кровью Полимошу, который балансировал на грани обморока и ускользающего сознания, и с улыбкой промолвил.
– Тащите зеленку и бинт из аптечки! Реанимация 4-й роты продолжает свою работу… Давай руку, герой!
Справедливости ради стоит особо заметить, что дежурная медсестра Света, обнаружив исчезновение ингалятора (после окончания чаепития, естественно) не подняла шум и не поставила в известность руководство медсанчасти и командование училища ВВС о выявленном хищении дефицитных мед.препаратов. Несмотря на разбитый медицинский шкафчик, наличие четких следов курсантских сапог на белоснежном подоконнике, оборванные шторы и свежие капли крови на полу и оконном стекле, Света повела себя очень гуманно.
Спасибо тебе, девочка! И старлею Мартынову,  помощнику дежурного по училищу ВВС, тоже спасибо!
На выпуске из училища ВВС, будучи молодыми лейтенантами, наша «банда», а Чернуха особенно, хотели преподнести симпатичной медсестричке букет цветов и попросить извинения, но не успели. Молодой врач Светлана Мартынова,  жена капитана Мартынова (того самого бывшего старлея), как и положено верной и любящей жене, уехала с мужем в новое место службы.

166. Весна

Весна! Дождались. Отмучились. Аж не верится! После -угнетающей уральской зимы с незабываемыми морозами в 52 градуса по Цельсию, любое мало-мальское потепление начинает восприниматься, как «манна небесная». А тут настоящая весна! Ура! Ура! Ура!
Боже, как хорошо! Тепло! Чудо, как замечательно! Птички орут во все горло, соревнуясь друг с другом в красоте переливов. Обалдевшие пичуги попутно пытаются переорать колонку S-90, нагло выставленную в раскрытое окно на 4-м этаже дома напротив, которая, отчаянно дребезжа и сотрясаясь на последнем издыхании, изрыгает нетленный хит «Life is life» австрийской группы «Opus».
Музыкальная дуэль идет с переменным успехом, но красота заливистой брачной песни одуревших от дерзкой весны пернатых ловеласов явно побеждает.
Ласковое солнышко нежно пригревает, заставляя щуриться ленивого рыжего кота на ближайшей лавочке. Последний снег уже давно стаял, а сквозь серо-грязный слой раскисшей почвы, озябшей и промерзшей за время неприлично долгой зимы, пробиваются робкие и нежные, но весьма настойчивые ростки новой жизни. Почки на деревьях набухли и показались кончики туго свернутых листочков, источающие еле уловимый аромат.
Красотища да и только. Природа постепенно расцветает, показывая в своей неудержимой искренности заразительный пример людям.
С полной солидарностью с матушкой-природой, оживают и начинают медленно оттаивать наши окоченевшие «вусмерть» организмы.
Суровая уральская зима не смогла окончательно вытравить из курсантских тушек отчаянную жажду жить. И вот теперь, под воздействием лучей весеннего солнышка, где-то в самой глубине промерзшего насквозь тельца, облаченного в военную форму, осторожно и нехотя пробуждаются «секретные железы». Постепенно набирая темп, они начинают вырабатывать приличные порции различных гормонов. Которые, в свою очередь, вносят сладостное смятение в наши – и так достаточно хаотичные – мысли, переводя их вектор исключительно в раздел инстинкта размножения.
Шутки – шутками, а «хваленый» бром, якобы щедро добавляемый армейскими поварами в традиционный компот – для своевременного сдерживания бушующего курсантского либидо, весной не действовал. Совсем не действовал!
У всех курсантов галифе смешно и нагло топорщились, ширинки жалобно трещали, а пуговицы, пришитые намертво суровыми нитками, так и норовили оторваться.
 Все выступающие углы в помещениях казармы и учебных корпусах родного училища приходилось осторожно обходить с гораздо бОльшим радиусом и крутым креном из-за нешуточного опасения зацепиться бессовестно оттопыренным мужским достоинством. Причем в самый неожиданный и неподходящий момент.
Весной на спину каждому курсанту можно смело вешать табличку, как на автобусе «Икарус»: «Держи дистанцию! Радиус заноса 1 метр!»
Солнечный и пьянящий май месяц, наше 45-е классное отделение обреченно стоит в гарнизонном наряде. А мы с Леликом героически торчим на внешнем шлагбауме, который отделяет обширную территорию гарнизонной комендатуры, включая отвратное здание гауптвахты и легендарные «красные казармы» от гражданской вольницы.
Фактически, мы  два курсанта доблестного училища ВВС, стоим на рубеже, на границе, практически – на передней линии … Оберегаем, так сказать, моральные устои наивных военнослужащих от реалий грязного разврата и полной разнузданности гражданской жизни, которые бушуют на улицах… вполне милого, с виду, уральского городка.
Именно такое ответственное задание было получено на занудном инструктаже от начальника гауптвахты – угрюмого капитана-краснопогонника, который славился патологической жестокостью, а также неслыханной щедростью к раздаче дополнительных суток ареста для военнослужащих, поимевшим сомнительное счастье оказаться на нарах «гостеприимной» гауптвахты. Это был человек-параграф, человек-Устав, безжалостный тюремщик, весьма последовательный в своей изощренности, сатрап-душитель любой свободолюбивой мысли.
И вот к нашей «неописуемой радости», именно мы с Леликом удосужились его «монаршего» внимания и были ЛИЧНО определены для несения службы в качестве «олицетворения благопристойности» военнослужащих гарнизонной комендатуры на «первой линии обороны»  на шлагбауме.
Куда деваться, два громилы за 185 см ростом, косая сажень в плечах у каждого, одухотворенный внешний вид, на щеках – здоровый румянец и полное отсутствие намека на задатки интеллекта. Ну и естественно –  обязательный суровый взгляд «а-ля-гроза НАТО» (такой взгляд вырабатывается в процессе долгих тренировок). Вот, в принципе, и весь секретный рецепт нашего «грандиозного успеха».
Во время развода гарнизонного наряда, мерзкая тюремная крыса,  начальник губы, выдернул гиганта Лёлика из монолитного строя 45-го классного отделения. И не успел я злорадно хихикнуть, подтрунивая над закадычным другом, как гарнизонный капитан, взявшись за идеально начищенную бляху моего поясного ремня, следом вытащил из замершего строя и меня, любимого.
Осчастливил, ничего не скажешь! Шанс загреметь в убогую и мрачную камеру гауптвахты со шлагбаума был очень высок. Гораздо проще выиграть в лотерею миллион, чем уйти «живым» с проклятого поста.
Бля, все же с героическим внешним видом мы с Леликом слегка перестарались. Надо быть немного попроще –  без показного фанатизма и все такое. Глядишь, и в городской патруль определили, а там и до легендарной пельменной «Минутки» недалеко. Ну да ладно, шлагбаум  значит, шлагбаум. Будет тупо стоять безмолвными столбами, исполняя роль образцовых швейцаров. Худо-бедно, а сутки выдержим, не в первый раз.
А за шлагбаумом… обалдеть, что творится! Нашему изумленному и жадному на любые впечатления взору открылся микроскопический кусочек ошеломительной красоты большого города, пропитанный насквозь всевозможными соблазнами.
Прямо напротив поста находилась достаточно широкая арка между двумя жилыми домами , своего рода «форточка» в большой мир, через которую, захлебываясь в острых приступах откровенной зависти, мы с Леликом короткими урывками могли наблюдать за свободной гражданской жизнью.
 В непростительно узком проеме между стенами арки кипела бурная жизнь уральского города. По улице туда-сюда шныряли машины и неторопливо прогуливались женщины. Ах, женщины…
Боже, какие в городе красивые женщины …а девушки?! С ума сойти и не вернуться, какие обворожительные девушки! Только успевай глазенками алчными постреливать в разные стороны.
За то время, пока в проеме арки проходили несколько девушек, мы в Леликом интенсивно крутили головами, рискуя заработать прогрессирующее косоглазие, и молниеносно стреляли глазами – «длинными очередями». При этом, не только успевая своевременно подтягивать отвисшую челюсть, но и смахивать обильно текущую с подбородка слюнку. Какая красотища! Слов нет, одни эмоции!..
Вся кровушка устремилась в персональный первичный половой признак. Вся устремилась, до последней капли.
Самые смелые девушки, пользуясь весьма благоприятной погодой, максимально оголились на всеобщую радость и нескрываемый восторг мужского населения, включая нас, естественно.
Юбчонки, короткие до неприличия, выгодно подчеркивали стройные ножки. Легкие курточки игриво расстегнуты, не в силах сдержать рвущуюся наружу соблазнительную грудь.
Шикарные и свободно распущенные волосы, после утомительно долгого пребывания «в плену» под зимними шапками, тщательно начесаны, завиты и задорно-эротично обрамляют жизнерадостно-улыбчивые лица.
Смешливые искорки поблескивают в очаровательных глазках, которые легко и непринужденно прошивают насквозь любую мужскую защиту. Прошивают – вместе сердцем, которое отчаянно жаждет любви и ласки. И мы, сраженные наповал пронзительно-бронебойным зарядом сексуальной энергии, трепетно замирали в немом восторге и безысходном отчаянии. Ах, весна-проказница, что ты делаешь с нами?!
День прошел в монотонной рутине: открыл-закрыл проклятый шлагбаум, автоматически вскинул руку в обязательном воинском приветствии, включил на короткое мгновение «огонек фанатизма» в глазах, чтобы проходящий мимо офицер удовлетворился оказанным уважением и не сгенерировал нравоучительные замечания, переходящие в продолжительный срок заключения, – и сразу же выключил. Не фиг баловать, а то привыкнут еще, упаси господи.
И так целый день от рассвета до заката, с короткими перерывами на обед и на «покурить» (мы не курили).
Незаметно наступил вечер. Офицеры комендатуры «гуськом» потянулись домой. Благо идти недалеко, т.к. основная масса офицеров жила в ближайших домах, которые обрамляли «нашу любимую» арку слева и справа непроницаемой крепостной стеной.
Два раза пришлось образцово вытянуться «во фрунт»: прошли два злейших врага любого курсанта – бесноватый и постоянно брюзжащий комендант гарнизона, а также свирепый и вечно недовольный начальник гауптвахты. Уф!!! Вроде пронесло, теперь можно немного расслабиться.
Сходили на скудный ужин. Пожевали всякую несъедобную дрянь. Вернувшись, оперлись задницами на шлагбаум и стали с «дежурным» любопытством поглядывать в створ арки, словно в экран телевизора с трансляцией программы «Жизнь».
Грустно вздыхая, мы молча смотрели на многочисленные влюбленные парочки, которые нежно обнявшись, бессовестно целовались. Подобные картины вселяли в наши изголодавшиеся по любви и ласке сердца острый приступ зависти. Нет, они что?! Специально издеваются, да?!
– Девушка! Девушка, ну на фига тебе такой худосочный и малахольный очкарик? Посмотри сюда, вот стоят два красавца! Огонь! Выбирай любого! Эх, девушка…

167. Белокурое совершенство

И вот неожиданно в арку между домами вошло белокурое чудо лет 18-19-ти, нереальной красоты! Умереть, не встать!
Мы с Леликом одновременно оторвали «пятые конечности» от шлагбаума и выпучив изумленные глаза, больно закусили нижнюю губу. Это надо было видеть!!!
Высокая стройная девушка с идеальной гармоничной фигуркой, звонко цокая каблучками, приближалась, словно фея из сказочного мира. Модные обтягивающие джинсы выгодно подчеркивали длинные стройные ножки с крутыми бедрами, а короткая спортивная курточка указывала на осиную талию и высокую грудь. Длинные белокурые волосы ниспадающими локонами обрамляли нежное лицо с правильными чертами и бархатной кожей.
Картину фантастически-неземной красоты дополняли изящные и тонкие брови вразлет и густые ресницы нереальной длины, иссиня-голубые глаза, розовые пухлые губки, естественный румянец на щеках и полное отсутствие какой-либо косметики, которая была бы абсолютно неуместна.
А какая походка?! Боже, какая у девушки была походка! Летящая, невесомая, грациозная –  от бедра! Загляденье, одним словом!
И все это великолепие в «гордом одиночестве» приближалось к ближайшему подъезду слева от арки. Еще минута, и она скроется с наших глаз!!! АААаааааа….!!! Нет, только не это!
Не сговариваясь, мы с Леликом отчаянно заорали, хором! Нет, не заорали, а фактически, истошно завопили.
– Девушка! Девушка! Да, да, Вы! Будьте любезны, не уходите! Не бросайте нас, пожалуйста! Не дайте пропасть двум безнадежно влюбленным военным! Нам очень нужна Ваша помощь… Очень! Срочно… Пропадаем! Умираем! Ааааа…
Красавица  доверчиво  остановилась и недоуменно пожала плечами.
Остановилась?! Обернулась?! Ура! Уже что-то…
Развивая успех, мы с Леликом понесли законченную околесицу и полную ахинею, постоянно перебивая и одновременно, дополняя друг друга. Юная блондинка, слушая наш бред «сивой кобылы в лунную ночь», невольно улыбнулась и легким движением руки поправила непослушную прядь золотистых волос, ниспадающую на высокий лоб. Она с явным интересом и нескрываемым любопытством посматривала в нашу сторону, а мы старались…
Ах, как мы старались! По красноречию мы оставили далеко позади всех признанных ораторов, старательно загружая в очаровательные ушки белокурой незнакомки самых изысканных комплиментов.
Поймите правильно и будьте великодушны, сортировать и шлифовать выдаваемую «на поток» информацию не было времени. Самое главное на тот момент –  не упустить белокурую очаровашку.
И тут случилось чудо:  небеса услышали наши страстные мольбы и вознаградили за отчаянные старания. Наши усилия не пропали даром:  девушка медленно приблизилась к шлагбауму, с внешней стороны, естественно, откуда с милой улыбкой и слегка прищуренными глазками молча посматривала то на меня, то на Лелика.
А мы, захлебываясь от восторга. Когда наше красноречие окончательно иссякло, а речь вообще превратилась в бессмысленный поток нескончаемых междометий и восхищенных всхлипываний, юная блондинка одарила нас очаровательной улыбкой «а-ля-Голливуд» и задорно сверкнув иссиня-голубыми глазами, промолвила ангельски-приятным голосом.
– Передохните ребята, а то уже языки заплетаются. Я по достоинству оценила Ваше красноречие и готова Вам помочь. Давайте познакомимся. Ольга!
И она протянула изящную ручку с длинными, тонкими и трепетными пальцами. Мы с Леликом одновременно вцепились в ее руку и больно врезались головами, позорно теряя фуражки, при одновременной попытке «галантно» поцеловать девичье запястье.
Ольга засмеялась и дабы не вводить нас с Леликом в состоянии свирепой и безжалостной войны, переходящей в немедленную кровавую дуэль а стремясь сохранить пошатнувшуюся мужскую дружбу в целости и сохранности, благосклонно и с царской щедростью протянула вторую руку.
Получив по равным долям «своего счастья», мы трепетно и нежно облобызали изящные и ухоженные пальчики юной красавицы. Затем мы одновременно замерли в благоговейном молчании, с умилением закусив нижнюю губу (старый избитый прием), чем еще больше развеселили Ольгу.
Видя что мы окончательно и безнадежно выдохлись, войдя в непроизвольный ступор, Ольга тактично взяла инициативу в свои нежные руки. Не по годам умная девочка, мягко и ненавязчиво стала рассказывать о себе и задавать незамысловатые вопросы, не требующие внятного и членораздельного ответа.
Через некоторое время мы уже болтали, словно старые друзья на самые различные темы. При этом мы с Леликом продолжали крепко держать красавицу за руки. Так, на всякий случай… чтобы не убежала.
Вскоре мы знали, что Оля живет в доме напротив комендатуры, учится в Политехническом институте на 2-м курсе, давно и успешно занимается бальными танцами, а по выходным дням плавает в городском бассейне «Звезда».
В свою очередь, мы поведали о себе, любимых, старательно опуская все неприятные подробности из нелегкой службы, всячески пытаясь выглядеть в небесно-голубых и бездонных глазах белокурого «ангела во плоти», бравыми и геройскими парнями. Вроде, получалось… наверное.
Мы простояли у шлагбаума не меньше часа. Затем Ольга осторожно освободила свои онемевшие руки из наших «железных» тисков и посмотрев на часы, посетовала на позднее время. Девушка попыталась вежливо проститься...
Ага, сейчас! Не тут то было! Мы с Леликом мгновенно выразили единогласное желание проводить красавицу если не до порога квартиры, то хотя бы до подъезда. А то мало ли чего  маньяки, хулиганы и прочая невоспитанная дрянь, знаете ли.
По логике вещей, оставлять вверенный пост строго запрещено. Этот вид воинских преступлений сурово карается вплоть до длительного заключения на гауптвахте, мрачное здание которой маячило в вечерних сумерках в непосредственной близости. Но в тот момент нас это не интересовало.
До подъезда ненаглядной Оленьки было каких-то 20-30 метров, и наш «ответственный» пост оставался в поле зрения. Да куда он, на хрен, денется?!
Проводив дорогую Олю до ее дома, мы опять «зацепились языками» еще в течение часа у самого подъезда, присев, «буквально на минутку», на лавочке..
Дабы даже теоретически не вносить разлад и затаенные обиды в курсантскую дружбу, Оля села между нами посередине. С ума сойти! Красотка да еще и тактичная умничка! Так не бывает! Хотя… оказывается, бывает.
Вскоре, к нашей неописуемой радости, удалось выяснить, что в данный момент сердце красавицы Ольги абсолютно свободно и молодого человека у нее нет. Благая весть наполнила трепетные души сладострастным волнением и головокружительными фантазиями. Честно говоря, такое  положение вещей было совсем нетипичным, ибо девушка столь неземной красоты, как Ольга, по-определению не может оставаться в гордом одиночестве. Многочисленные поклонники, а также тайные и явные воздыхатели обязаны плотными косяками ревностно носиться вокруг подобных девчонок, отчаянно борясь хотя бы за мимолетное внимание с их стороны.
Грустно вздохнув, Оля посетовала на чрезмерную строгость и предвзятое отношение отца, который, буквально, наводит животный ужас на избранников своей белокурой доченьки.
– Папа?! Да не вопрос, это не проблема! Вообще! Он же не кровожадный Минотавр в конце концов?! Фигня полная! Тем более, что по выпуску из училища ВВС, получив законное распределение, мы уедем, милая Оленька, как можно дальше от твоего «любезного» папочки и нашего потенциального тестя. И будем держать его строго в границах полной недосягаемости и невмешательства. Ишь, чего удумал?! Суверенитет молодой семьи нарушать?! Пусть знает свое место и к любимому зятю только по предварительной записи… Не кручинься, дорогая, вопрос фактически закрыт! Осталось только за малым: срочненько и однозначно определиться, кому из нас конкретно,  мне или Лелику, строить далеко идущие планы?! Не томи, красавица, мы ребята серьезные…
–  Оля! Вот ты, где?! А мы с мамой уже начали волноваться!

168. Красавица и чудовище

*здец, приехали! Этот скрипуче-хриповатый голос мы не спутали бы ни с каким другим. Ибо он мог принадлежать только одному человеку: начальнику гауптвахты нашего гарнизона!!!
Инстинктивно втянув головы глубоко в плечи на манер испуганных черепашек, мы в Леликом синхронно подняли глаза кверху, стараясь открыто не выглядывать из под козырьков фуражек, максимально нахлобученных на брови. Точняк… то есть, *здец! Причем полный и без вариантов!
На балконе 3-го этажа прямо над лавочкой, на которой мы уютно сидели, выстраивая грандиозные и дерзновенные планы,  фактически, непосредственно над нашими головами, в майке и спортивных штанах с растянутыми коленками стоял, оперевшись на литое ограждение парапета и медленно потягивал «Беломор», гроза всех военнослужащих гарнизона –  начальник гауптвахты
У нас «в зобу дыханье сперло», во рту пересохло, а спина противно вспотела. Скукожившись до минимального размера, мы с Леликом замерли от ужаса, боясь даже тихо пискнуть.
Оля демонстративно положила нежные руки нам на колени и божественным голосом с нотками легкого раздражения ответила дорогому папочке.
– Пап, я еще полчасика с мальчиками посижу, ладно?!
– Наверное, все же вряд ли, доченька! Так как мальчикам, насколько я понимаю, необходимо быть на боевом посту и героически подпирать шлагбаум, не так ли?! В противном случае этим мальчикам придется посидеть совсем не на лавочке и совсем не полчасика. И не в приятной компании моей единственной дочери. Я внятно выразился, бойцы?!
Подброшенные словно невидимой пружиной, мы одновременно вскочили и приняв идеальную строевую стойку «смирно», синхронно проорали.
–  Так точно! Разрешите идти?!
– Идите-идите, маль-чи-ки... Оля, домой!
– Ну, папа… вот всегда ты так…
Скоропостижно попрощавшись с обворожительной дочкой легендарного чудовища, в мгновение ока, мы оказались у проклятого шлагбаума.
– Это же надо?! Такая краля и ТАКОЙ, на хрен, папа! Бл* буду, такого тестя врагу не пожелаешь, а Саня?! У отвратного монстра и такая жемчужина?! Ухулеть, что скажешь?!
– Да уж, Леля, не повезло девчонке, к бабке не ходи. А как ее будущему жениху не повезет! Хотя, я бы не прочь рискнуть, а ты…?! Папа папой, а…
Мы не успели прийти «к общему знаменателю» по животрепещущему вопросу, как дверь подъезда хлопнула, и к нам приблизился Олин папа, собственной персоной. Причем, прямо в майке, спортивных штанах с растянутыми на коленками и в тапочках на босу ногу.
Что он нам сказал, простите, я скромно опущу, ибо эта повесть может оказаться в детских руках. Но провести остаток своих дней в одиночной камере в обнимку с ведром хлорки, да еще с кастрированными яйцами – ни мне, ни Лелику столь заманчивая  перспектива совсем не понравилась.
Ах, Оля, Оля, наше счастье было так близко….
Утром с волнением и трепетом ожидали продолжения «вечернего банкета». Но, стоит отдать должное, начальник гауптвахты прошел мимо, не удостоив нас даже взглядом. По угрюмому виду капитана еще вечером было заметно, что он не горит желанием видеть кого-либо из нас в качестве любимого зятя. И за прошедшую ночь его мнение совсем не поменялось. А жаль!
Сменившись с наряда, мы погрузились в кузов «ЗиЛ-131» и со смешанным чувством горечи и облегчения, эвакуировались в родное училище. Это был наш последний гарнизонный наряд перед войсковой стажировкой, гос.экзаменами и выпуском из родной альма-матер.
Белокурая красотка Оля еще очень долгое время по ночам снилась мне и Лелику. Во сне она о чем-то ласково говорила и грустно улыбалась. Но о чем именно, ни я, ни Лелик на утро вспомнить уже не могли, как ни старались.

* * *
Так сложилось, что красавицу Олю мы больше не видели. Прослужив календарный год на новом месте в полутора тысячах километров от этого уральского городка, уже будучи «умудренным» и опытным лейтенантом, я встречал молодое пополнение из выпускников родного училища.
Во время традиционной беседы «за жизнь», я задал вопрос вчерашним курсантам о «комендантской дочке». Их ответ поверг меня в состояние шока. Впрочем, посудите сами.
Красавица и умничка Оля все же встретила достойного человека –  молодого и видного офицера, который после общевойскового училища получил направление в городскую комендатуру.
В результате, вымолив благословление бесноватого папаши, сияющая от счастья белокурая красотка стала готовиться к долгожданной и желанной свадьбе. Жених также был неимоверно счастлив и горд, ибо такая жемчужина, как Оля,  большая редкость, поверьте на слово.
Но буквально, на кануне свадьбы группа неустановленных лиц  возможно «рецидивисты» из числа завсегдатаев гарнизонной гауптвахты или дембеля, уволенные в запас солдаты срочной службы, затаившие кровную обиду на безмерно строгого начальника гауптвахты, подстерегли счастливую невесту у подъезда дома и обычной медицинской «зеленкой» густо залили шикарные белокурые волосы и прекрасное лицо.
При этом мерзавцы – другого слова у меня просто нет – подробно и обстоятельно разъяснили рыдающей девушке, причину мстительного поступка:  личные счеты с ее отцом. Гадким и циничным способом эти ублюдки отомстили ненавистному начальнику гауптвахты, обрекая его сжимать кулаки в приступе бессильной ярости и выслушивать горькие упреки и отчаянные рыдания из уст родной дочери.
Тем более, что «зеленка» с белокурых волос не отмывается, а с кожи –  с очень большим трудом…
Вопросов нет, начальник гарнизонной гауптвахты – скотская должность и на нее мало-мальски нормальный офицер никогда не согласится, т.к. справедливо посчитает подобное назначение оскорбительным для личного достоинства. Но Оля причем?! И как вообще поднялась рука на такую красоту?!
Безусловно, родителей не выбирают. Но и отвечать за их непристойные и отвратные деяния дети не обязаны, не так ли?!
Дальнейшая судьба девушки моим собеседникам была неизвестна, но я очень надеюсь, что в конечном результате, у нее все сложилось хорошо. Хотелось бы верить, что долгожданную свадьбу все же перенесли и она состоялась. А полученная психологическая травма никак не сказалась на взаимоотношениях молодых супругов.
Очень хочется в это верить! Надеюсь, что именно так все и было. Хотя… кого я обманываю?! Но так хочется…

169. Полевой выход

В соответствии с планом занятий по тактике, учебные подразделения училища обязаны периодически выходить «в поле» для тщательной отработки навыков общевойскового боя в составе отделения, взвода, роты, батальона и т.д. и т.п.
Вопросов нет, каждому мужчине, особенно будущим офицерам Красной армии необходимо виртуозно владеть личным стрелковым оружием, а также получить практические навыки: грамотно организовать оборону, стойко выдержать натиск врага. А затем, измотав супостата в жестоких боях, сломить сопротивление мощной атакой и добить уверенным наступлением. При этом необходимо сберечь людей и сохранить подчиненных живыми и здоровыми.
А это совсем непростая наука, хочу честно сказать. Тупо положить личный состав ради достижения победы «любой ценой» – чести полководцу не принесет и героем его не сделает, поверьте на слово. Надо еще матерям «погибших» как-то в глаза посмотреть. Похоронки подписывать – тоже дело весьма не простое и нервенное. Не каждому под силу – врагу не пожелаешь… поверьте на слово, лучше не проверять. Поэтому «нравится, не нравится», а полевые выходы для отработки занятий по тактике случались достаточно часто. Хотя… на хрена оно надо авиаторам?! Так и не понял, честно.
Курсантская разведка старательно разнюхала и достоверно сообщила, что завтра, ровно в 4-ре часа утра начнется очередная «мелкая» война. Почему «мелкая»?! Потому что в составе одной 4-й роты. «Средняя» – в составе 1-го учебного батальона. «Большая» война  в составе всего училища ВВС. «Мегаглобальная» – с «внешним противником», упаси Господи от столь сомнительного счастья. Тьфу-тьфу-тьфу, стучу по дереву.
Разумно используя полученные разведданные и организованно проснувшись загодя в 3.30 утра, курсанты 4-й роты неторопливо умылись. Нес пеша и без лишней суеты оделись. Идеально намотали портянки. Свернули постельные принадлежности вместе с матрасом в головную часть кровати. Аккуратно, не оставляя даже намека на символические щели, вывесили на окна казармы плотную «светомаскировку». Навьючили на себя, любимых, «с вечера приготовленные» вещмешки и противогазы. Дотошно отрегулировали натяжение ремней и всевозможных лямок. Старательно подогнали амуницию с максимальным удобством для предстоящей беготни по бескрайним полям предстоящей «войны». Мы же не первый день в армии.
Выполнив все обязательные процедуры самым тщательным образом, мы опять завалились на голые панцирные сетки кроватей. Прислонившись к свернутым «в рулет» матрасам, погрузились в сладкую полудрему, ожидая наступления «времени Ч» – секретного и совершенно внезапного времени начала «боевых действий». Естественно, «время Ч» –  исключительно внезапное и совершенно неожиданное! А как же иначе?! Откуда ж нам знать?! Мы сладко спим, и ведать не ведаем…
– Рота, подъем! Тревога! Команда: «777»!
В спальном помещении казармы включилось яркое освещение. Противно завыл зуммер сигнализации у вскрытой «оружейки». 144 курсанта мгновенно вскочили с металлических сеток кроватей, уже полноценно одетые и обутые, с вещмешками за спинами и обвешанные с ног до головы всевозможной армейской амуницией, организовано побежали получать оружие.
Живая цепочка цвета хаки без лишней суеты, опустошила «оружейку» в рекордное время.
И буквально, через 5 минут личный состав 4-й роты в полном составе стоял на улице в монолитном строю с полной готовностью выполнить любой приказ партии и правительства.
У офицера-посредника с общевойсковой кафедры, назначенного на предстоящую «войну», мордуленция вытянулась, словно у удивленной лошади. Челюсть тактического майора отвисла и уперлась в портупею. Глаза изумленно округлились как у совы, попавшей в свет прожектора.
Недоверчиво пялясь на показания контрольного секундомера, преподаватель кафедры тактики, искренне пораженный невиданным результатом построения роты по «тревоге», торжественно зафиксировал установление нового «олимпийского рекорда».
Не веря показаниям секундомера, «посредник» периодически проверял исправность оного прогрессивным методом интенсивного встряхивания с последующим прикладыванием хронометра к уху, на предмет акустического обнаружения признаков характерного тиканья.
Главный посредник учений восторженно цокал языком и восхищенно покачивал головой с неприличной амплитудой. Полевая фуражка не слетала с офицерской головы лишь по причине периодического повисания на ушах подполковника, оттопыренных в разные стороны. на манер боковых антенн радиолокационной станции.
Ёпт… ну дык… А чего он ожидал? Кто владеет информацией, тот владеет миром. Честь и хвала разведке! Даешь рекорд! Мы еще и быстрее могём… только предупреждать надо …заранее!
Пока курсанты скучали на плацу в ожидании дальнейших распоряжений, прибежали взъерошенные и слегка растерянные отцы-командиры, которых, разбудили наши посыльные. Выслушав от офицеров-посредников восторженные комплименты за образцово организованный выход по «тревоге» идеально-вышколенного подразделения, командный состав 4-й роты с несказанным удивлением и и явным недоумением посмотрел на «любимый» личный состав.
Честно говоря, было чему удивиться. Рекорд училища –  раз! Перекрытие всех разумных нормативов –  два! …и все это выполнено легко и непринужденно на полном «автопилоте», без какого-либо участия и непосредственного присутствия отцов-командиров. Без их вскрикиваний с давно надоевшими угрозами лишить роту увольнений в город и прочих откровенно убогих «ускоряющих подгонялок».
–  Мде… непонятно как это все так вот… мммм…. вышло, но все равно молодцы!
В смысле, командир роты собственной персоной – безусловный молодец! Его рота рекорды бьет, значит, именно он и молодец! Ну и, частично, молодцы –  командиры взводов,  молоденькие лейтенанты! Вот как подготовили личный состав! Каких орлов воспитали! …аж сами не ожидали идеальной организованности и фантастических результатов. Сейчас стоят перед главным посредником, глупо улыбаются и недоуменно глазенками хлопают.
–  Молодцы!
А чего молодцы?! А кто его знает?! Хвалят? Значит за дело! Заслужили, раз хвалят!   
В соответствии с планом предстоящего полевого занятия, роту разделили на «наших» и «не наших». Роль «не наших» отвели 41-му классному отделению:  диверсанты, враги-супостаты, кровожадные головорезы, которых надлежало срочно поймать и  обезвредить.
«Не наших» возглавил старшина роты  Игорь Мерзлов (бывший десантник). Посредником к нему назначили молодого старлея с общевойсковой кафедры,  тоже бывшего десантника, списанного из ВДВ после ранения в Афгане. Да уж сегодня побегают парни из 41-го отделения. Много километров намотают, только держись!
Позавтракали в столовой «ни свет, ни заря». В просторных залах никого –  училище еще спит. А мы уже воюем –  дурдом имени Адольфа Гитлера.
Можно подумать, что все войны только лишь исключительно в четыре утра начинаются и не секундой позже?! Ага, верим! А в семь часов утра уже будет поздно воевать, да?! Типа, проспали Родину?! Войну просрали! Враг уже давно победил и в Кремле празднует победу помпезным парадом и хлебосольным банкетом с русской водкой, икрой, цыганами и пьяными танцами на столах в обнимку с бурыми медведями?!
Самим не смешно, товарищи великие полководцы и гениальные военноначальники? Зачем курсантов дефицитного сна лишаете? Итак хронический недосып среднестатистического защитника Родины  – рядовое явление во всей Красной армии, поверьте на слово. Будучи курсантами, только и пытались прикорнуть на пару минут где-нибудь и как придется, включая неожиданные места и немыслимые позы.
Пока получали «сухпай», холостые патроны, взрывпакеты, химические шашки, «диверсанты» из 41-го к/о скоропостижно растворились в утренних сумерках. Дав небольшую фору, мы бросились по следу коварного противника.
Уперевшись в берег неглубокой речки-вонючки, берущей исток в ближайшей канализации, остатки 4-й роты разделились на две группы. 42-му и 43-му отделениям «несказанно повезло» – им выпал «счастливый» жребий переправиться через водное препятствие вброд.
К восторгу 44-го и 45-го к/о, нам выпало переправляться по хлипкому мосту. И то радость! Ура! Кому охота сапоги мочить и потом весь день с влажными портянками бегать;  в перспективе –  стертые в кровь ноги! Оно нам надо?!
Парни из 42-го и 43-го к/о обреченно вздохнули и, задрав автоматы максимально высоко над головой, нехотя полезли в однородный коктейль из воды, мочи и фекалий. Противно, а куда деваться?!
На основании устоявшийся воинской традиции, согласно которой в бою «оберегается самое ценное, что есть у солдата» – знамя полка или командир, ввиду отсутствия полкового знамени, лейтенант Чубрей на «вполне законных основаниях» взгромоздился на плечи одного из братьев Тутаевых.
У Тута особого выбора не было и он почти добровольно подставил хребет для выполнения благородной миссии по переправе «дорогого и всеми любимого» командира на противоположный берег.
Удобно и даже с комфортом расположившись на спине «богатырского коня», то бишь  на шее курсанта Тутаева, и находясь на безопасном удалении от речной жидкости отвратного запаха, молодой офицер всячески подгонял курсантов, не горящих особым желанием окунуться в воды речки-вонючки.
По мере того, как погрузившись в воду по грудь и медленно продвигаясь по илистому дну, курсанты оказались посередине реки, рьяный офицеришка решил добавить остроты ощущений в «боевые события». Особо не думая, лейтенант Чубрей принял «гениальное» решение –  живописно рисануться перед главным. Пока старый подполковник скрупулезно фиксировал в блокноте действия офицеров 4-й роты при организации переправы, отмечая слаженность подразделения и уровень выучки, молоденький лейтенант решил привлечь к своей персоне повышенное внимание со стороны проверяющего лица. Решил и привлек.
Пока посредник взгромождался на любезно предоставленные плечи Тама – второго брата-близнеца из клана Тутаевых, восседая на широких плечах Тута, лейтенант Чубрей поджег три взрывпакета и бросил в мутные воды фекальной реки.
Прогремевшие взрывы произвели сногсшибательный эффект, причем в самом прямом смысле. Во-первых, многие курсанты оказались обрызганными с ног до головы зловонной жидкостью, и сей факт не добавил популярности откровенно нелюбимому офицеру.
Во-вторых, толпа курсантов, осторожно продвигающаяся по скользкому илистому дну речки-вонючки и не ожидавшая столь радикального развития событий, инстинктивно ломанулась к спасительному берегу, поднимая приличную волну.
Спасаясь от неожиданной «бомбежки коварного врага», ребята создали непроизвольную свалку и «кучу малу». В результате, пара нерадивых курсантов уронила свои автоматы в воду. Будучи подхваченными толпой эти «военные преступники и злостные предатели Родины» оказались вынесенными на берег и не успели запомнить какие-либо ориентиры на поверхности воды в местах, где утопили личное оружие. Последнее, что они видели  это  –  круги на воде! Но где именно?!
В-третьих, кое-кто из ребят, напуганных неожиданными взрывами, выбежал на ту же сторону реки откуда и вошел в воду. Как следствие, переправа через водную преграду была сорвана, а единое подразделение разделилось на две части и стало, фактически, неуправляемым.
В-четвертых, испуганные курсанты, панически бросившееся к спасительному берегу, налетели на меланхоличного и откровенно спящего на ходу Тута, который, получив несколько ощутимых толчков по внушительному корпусу, поскользнулся на донном иле, потерял равновесие и рухнул в воду вместе с гордо восседающим на его плечах лейтенантом Чубрей. Рухнул плашмя, подняв новую волну –  не цунами конечно, но весьма приличную. Обдав окружающих очередным потоком мутных брызг, волна, отразившись от противоположных берегов реки, снова встретилась в центре русла и повторно накрыла голову только что всплывшего на поверхность лейтенанта.
«Награда нашла героя»:  лейтенант Чубрей напоминал пациента, посетившего «грязелечебницу». Мокрый офицер стоял по шею в зловонной жиже, проклиная, на чем свет стоит, неуклюжесть курсанта Тутаева. в частности, и всех Тутаевых, в целом. Причем, обоих братьев сразу.
Чубрей отчаянно барахтался на середине реки, безуспешно пытаясь поймать полевую фуражку, которая благополучно уплывала вдаль, подхваченная мутным потоком взбаламученной воды. Рядом с визжащим лейтенантом, напоминая меланхоличного бегемота, вяло барахтался курсант Тутаев. Что характерно, спасать офицерскую фуражку Тут даже и не пытался.
Картина маслом, хоть стой, хоть падай. Офицер-посредник, не успевший взгромоздиться на плечи Тама, не знал, что делать:  бессовестно ржать, как полковая лошадь, от происходящего или срочно писать в блокнотик бронебойное замечание о бездарно организованной переправе, включая многообещающий эпизод с утоплением двух автоматов.
Наша часть 4-й роты, состоящая из 44-го и 45-го отделений стояла на мосту и тихо давилась от хохота. Мы умывались обильными слезами, наблюдая за процессом преодоления водной преграды, осуществленным «под мудрым руководством» лейтенанта Чубрея. Мде… а ведь на их месте могли бы оказаться мы?! Не надо!
Наблюдая провальный результат переправы, командир роты капитан Вова Хорошевский скрипнул зубами и пообещал лично утопить лейтенанта Чубрея в этой канализации с неожиданным названием «речка», если потерянное оружие не будет немедленно найдено.
Почерневший от ярости, Вова Нахрен предпочел за благо остаться на месте утопления оружия, дабы лично организовать поиски, передав командование «сухой» группы лейтенанту Зайчику.
Воистину, с дурными командирами никакой враг не нужен! Под «чутким руководством» «гениальных» отцов-командиров мы способны успешно победить самих себя. Было бы желание и нездоровая инициатива не в меру рьяных начальничков.
В результате, часть 4-й роты под командованием капитана Хорошевского и с непосредственным участием «мудрого и прозорливого» лейтенанта Чубрея прочно зависла на берегу проклятой речки на достаточно длительное время.
Пока Нахрен лизал сапоги главному посреднику, умоляя закрыть глаза и не фиксировать отвратное событие, особливо –  факт утери двух единиц оружия, курсанты 42-го и 43-го к/о все как один, включая лейтенанта Чубрея, искали утопленные автоматы. Нашли! …но, не сразу. В течение часа купаний нашли один автомат. А ближе к обеду  – второй.
Правда, ребяткам пришлось вдоволь понырять в мутную водичку …всем и каждому …и не и по разу, но это уже мелочи. Нашли оружие и слава Богу!
Тем временем наша группа под руководством лейтенанта Зайчика и под наблюдением третьего посредника  – толстенького и вечно улыбающегося майора-химика, успешно переправилась по древнему хлипкому мостику. Прошли по мосту, естественно, «не в ногу», дабы не ввести памятник «деревянного зодчества из старины глубокой» в разрушительный резонанс.
Переправились, идем-бредем по бескрайним просторам земли уральской. Луговая трава по пояс  –  лепота. Запах цветов… Обалдеть! Аж голова закружилась. Солнце из-за горизонта встало, птички проснулись и радостно запели! Красота! Что ни говори, а восход Солнца –    красота неимоверная.
Кстати, восход Солнца ничуть не хуже, чем закат. Солнце, вообще, чудесное зрелище в любом его проявлении  хоть в закате, хоть в восходе… Дело вкуса? кому  – рассвет, кому  – закат, кому  – солнечное затмение!
Пока мы пялились на степенно восходящее светило, наша группа незаметно приблизилась к «офицерским горкам»…
–  Тратататататататата! Ба-бах! Ба-бах! Тратататататата! Ба-бах!
Вот, бля… бездарно нарвались на засаду! Мама дорогая, были бы у «диверсантов» настоящие патроны с боевыми гранатами, больше половины нашей группы вернулись бы домой в качестве «супового набора». Обидно, досадно, но стоит признать  –  реально,  вляпались в засаду по самые уши.
Грамотно замаскировавшись на ближайшем пригорке, «диверсанты» из 41-го отделения легко и непринужденно «покрошили» нас в мелкий винегрет! Блин! Все было тихо, спокойно, как неожиданно «бац» …и ты ничего не успеваешь сделать, оказавшись под шквальным огнем более хитрого и прозорливого противника… Обидно.
Хорошо, что это «учеба», а не настоящее столкновение. Но шок от личной «беззащитности» лично я испытал самый настоящий!
Мде… надо срочно умнеть и набираться опыта! А то, не дай Бог… и в реальном бою долго не протянешь. Бац-бац, уноси готовенького… До слез обидно! ...и страшно! Оказывается, так легко стать жертвой, мама дорогая!
Не переставая улыбаться, майор-посредник совершенно спокойно и абсолютно бесстрастно, даже как-то по-будничному, перевел половину ребят в «безвозвратные потери».
Половину?! Лихо нас пощипали, ничего не скажешь. Вот Вам и обычная засада…
Щедро засыпав нас взрывпакетами, 41-е отделение разделилось на мелкие группы по 3-5 человек и бросилось врассыпную.
– Тыдыдыдыдыдыды! Тыдыдыдыдыдыды! Тыдыдыдыдыдыды!
«Выживший» пулеметчик 45-го классного отделения Федя Мирзалиев, мгновенно сориентировался, заняв выгодное положение на «господствующей высотке». На глазах у посредника Федя классически накрыл диверсантов, которые старались укрыться в складках местности.
Огрызаясь автоматами, а также разбросав для прикрытия дымовые шашки, «диверсанты» пытались добежать до ближайшего перелеска. Но не тут то было, не свезло ребятам.
Четко фиксируя сектор обстрела и комментируя свои действия на ломанном русском языке (предпочтительно, на матерном), Фахраддин наглядно показывал посреднику выявленные группы «противника», сопровождая отступающих длинными очередями из пулемета.
Спасибо тебе, Феденька, отомстил! Хоть не так обидно… хотя, чего греха таить, естественно, обидно! Такой молодой  –  всего 18 лет и уже того… не дай Бог, конечно.
– Тыдыдыдых! Тыдыдыдых! Тыдыдыдых! Тыдыдыдых! Тыдыдыдых! Тыдыдыдых! Тыдыдыдых! Тыдыдыдых! Тыдыдыдых! Тыдыдыдых!
Вот Федя разошелся, лупит, не жалея патронов. Потом замучается ствол пулемёта чистить.
Но Фахраддин не думал о грядущих неудобствах, а методично выбивал «диверсантов» из полевых учений. Восхищенный посредник поставил действиям Федора наивысшую оценку, а как инчае?! Азербайджанский увалень спас подразделение от полного разгрома. Молоток!
Но часть «диверсантов» все же уцелела. Что же, будем искать… Встали и потопали дальше. Эх, тяжела и неказиста жизнь у пехоты,  царицы полей! Все ножками, ножками… и пыль полевую в полное горло поглотать, и водички на переправах вдоволь похлебать, и землицу, пересохшую на летнем солнышке покопать вдоль и поперек… тяжело, етить твою… горький хлебушек у пехоты! Ох, горький и соленый! Соленый от собственного пота, который стекает, откуда только можно и даже периодически капает с кончика носа в мелкую пудру дорожной пыли…
Пыль! Пыль покрыла толстым слоем сапоги, форму, оружие, кожу на руках и лице. Проклятая пыль скрипит на зубах и сушит глаза… Пыль! А ребята из 42 и 43 к/о сейчас в речке купаются… автоматы ищут… им сейчас свежо, хорошо и не так жарко… Эх, вот и пойми, что лучше:  по бескрайним просторам носиться, ноги в кровь сбивая и дорожную пыль глотая или в речке-вонючке плескаться…
Наша группа бегала по полям, лесам и горкам до самого обеда. Результаты впечатляли и удручали одновременно: диверсантов, частично, выбили, своих  – потеряли немеренно. А что делать?! Надо учиться военному делу,  науке побеждать! Мы умнели прямо на глазах, расплачиваясь за фатальные ошибки достаточно высокой ценой. Мы  жмурики! Тфу, блин. Какое противное слово  «жмурики». А куда деваться, реальность наших дней. Правда, «условные жмурики» и это радует! Тьфу-тьфу-тьфу…
Незаметно, подошло время обеда, и «война» наконец-то закончилась. Причем, война закончилась исключительно по волевому решению главного посредника, который просидел весь день на берегу вонючей реки, угрюмо наблюдая за «увлекательным процессом» поиска уплывших автоматов.
Ребята потом рассказали, что данное действо напоминало эпизод из фильма «Чапаев», когда легендарный Василий Иванович заставил нерадивых бойцов выловить все оружие, утопленное при отступлении в мелкой речушке.
Когда оба автомата, наконец, были найдены, подполковник с кафедры тактики с плохо скрываемой тоской посмотрел на часы и принял гениальное решение: войне конец, ибо приблизилось время обеда. А в армии существует золотое правило: «Война войной, обед по расписанию!»
– Будем считать, что всех «диверсантов» благополучно уничтожили. Задача учений полностью достигнута. План полевого выхода выполнен. Всем спасибо. Результаты и оценку объявят дополнительно.
Собравшись в положенное время в контрольной точке, 4-я рота объединилась в единое целое. Офицеры объявили большой привал. Уставшие за день парни, повалились на землю.
Обед  –  стандартный «сухпай» – гадость несусветная… но, побегав целый день на свежем воздухе выбирать не приходится. Народ трескал консервы за обе щеки, наворачивал концентраты, грыз сухари и куски слипшегося сахара. Такое ощущение, что ничего вкуснее еще не пробовали, честно.
Пока мы обедали. офицеры с кафедры тактики убыли восвояси, дабы подвести предварительные итоги учений. С ними упорхнул и Вова Нахрен, лелеющий смутную надежду основательно подкорректировать конечную оценку в нашу пользу.
Мде… все, как обычно, начали «за здравие», закончили «за упокой». Тем не менее, шанс уйти от заслуженной «двойки» у нас все же был, ибо откровенно неприглядный случай с «вчистую» сорванной переправой и утопленным оружием радикально перевешивался рекордным временем построения роты по тревоге. А чего?! По тревоге выскочили очень даже шустренько. Мировой рекорд, однозначно! В качестве аргументов в пользу «закрыть глаза» на позорную переправу, капитан Хорошевский клятвенно пообещал, что вверенная ему рота выкопает по периметру училища сплошной окоп, предусмотренный по плану охраны и обороны военного объекта …и еще противотанковые рвы в придачу. А также образцово «вылижет» все кабинеты на «любимой» кафедре тактики во время ближайшего парко-хозяйственного дня (ПХД).
Офицеры с кафедры тактики с пониманием отнеслись к разумным предложениям капитана Хорошевского и обещали тщательно взвесить и рассмотреть столь соблазнительную возможность придти к общему знаменателю, но с однозначным ответом не спешили, т.к. опасались продешевить… Два утопленных автомата  –  это бронебойный аргумент, поверьте на слово…
Тем временем нас неумолимо потянуло в сон. Свободное время  еще есть, а для курсанта и 5 минут  вечность, кроме шуток. Сытая толпа, лениво повалившись на вещмешки, друг на друга и просто на «матушку сырую землю», мгновенно выключилась.
Широко раскинув руки и обняв Землю  – всю планету целиком, и полностью отключив персональное сознание, забылся и я…  …я плыл в теплой и ласковой морской воде неестественно бирюзового цвета, которая нежно облегала тело, снимая всевозможную усталость от продолжительного пути. ….плыл долго, очень долго… за моей спиной осталось расстояние в много-много километров, но мощно загребая руками, я уверенно продвигался к иллюзорной цели …
…выходя из воды на роскошный пляж с белоснежным песком …нереально мелким, как сахарная пудра, я с нескрываемой радостью увидел, как навстречу бежит удивительно красивая девушка …с неестественно длинными волосами… которые невесомым шлейфом волочатся вслед за ней по песку, не оставляя следа… девушка приветливо улыбается… она широко раскинула руки, как бы стремясь обнять горизонт, обнять небо, но не дать мне возможности ускользнуть от нее… …я счастлив… чувство тепла и восторга переполняет мое сердце… ведь именно ради этой красотки я и проплыл огромное расстояние …я переплыл целое море… переплыл, чтобы прикоснуться губами…
…вдруг со страшным грохотом земля разверзлась… пляж с белоснежным песком раскололся надвое… красиво лицо девушки исказилось от ужаса… она напугана и молит о помощи… а мои ноги словно налились свинцом и стали неподъемными… падаю на колени, не в силах сделать и шага… ….в образовавшийся разлом земли с душераздирающим криком отчаяния сорвалась прекрасная незнакомка …следом нескончаемой лавиной посыпался белоснежного песка с некогда прекрасного пляжа… а я все стоял на коленях, не в силах подняться и… погрузив руки в песок по локоть, что было сил сжал кулаки… небо разверзлось проливным дождем, сверкнула молния… вторая… по моему лицу ударили жесткие струи дождя, …но у них был соленый привкус  это были слезы… мои слезы… и грянул гром…
Инстинктивно дернувшись телом и открыв глаза, я увидел улыбающуюся физиономию лейтенанта Чубрея. Частично просохший после продолжительного купания в речке-вонючке, лейтенант Чубрей держал в руках автомат, ствол которого слегка дымился. Заметив мой откровенно «непонимающе-отсутствующий» взгляд, молоденький офицер противно захихикал. Переступив прямо через меня, лейтенант углубился в  импровизированное лежбище крепко спящих курсантов.
Остановившись у очередной жертвы, офицер приблизил ствол автомата к уху спящего парня и нажал на спуск. Прогремел холостой выстрел  – точно такой же только что разбудил меня. Курсант вздрогнул и мгновенно проснулся. Открыв воспаленные глаза и поднявшись на четвереньки, испуганный парень лихорадочно заметался, не понимая сути происходящего.
Вид панически ползающего курсанта вызвал очередной приступ гаденького смеха у бесноватого лейтенанта. Бля, совсем дебил, что ли?!
А довольный собой лейтенант Чубрей продвигался все дальше и стрелял из автомата непосредственно возле ушей курсантов, прерывая тревожный сон парней. Вот дундук! Ладно, хрен с тобой, дурачина слабоумная, в долгу не останемся, можешь даже и не сомневаться.
4-я рота проснулась. Мрачные парни с откровенным недовольством посматривали на дурного офицера, который не придумал ничего лучшего для идиотской забавы.
Лейтенант Зайчик, наблюдающий за происходящим с дежурной улыбкой, перехватил осуждающий взгляд старшины роты и многообещающие взгляды курсантов. Почувствовав персональной задницей неминуемое и лавинообразное приближение «революционной ситуации» в отдельно взятой 4-й роте, Зайчик поспешил оторвать зарвавшегося коллегу от столь увлекательного и содержательного развлечения. Но было поздно, народ озлобился.

170. Сон под наркозом

Время для отдыха еще не вышло, Володя Нахрен не объявлялся, и молодых офицеров тоже пробило на сон. Уединившись в тени роскошного дерева, лейтенанты прилегли немного отдохнуть после дел ратных и трудов праведных, не иначе. Вскоре их глазки безвольно закатились, веки благополучно сомкнулись, ретивые юноши крепко заснули.
Оскорбленная откровенно хамским поведением молодых офицеров, 4-я рота разделилась на три лагеря.
Представители первого лагеря, наплевав на всё и на всех, включая дурных отцов-командиров, банально улеглись спать, досматривая прерванные сны.
Представители второго лагеря задумали осуществить весьма изощренную акцию адекватной мести.
Идеи были различные и не отличались особой оригинальностью и глубокой проработкой. Вариант с аналогичной стрельбой возле уха решили отвергнуть из-за прямой опасности быть застигнутыми на месте при непосредственном проведении благородной акции.
Задумка бросить взрывпакет между телами спящих офицеров была отвергнута как антигуманная, т.к. могла привести к членовредительству или к полному выбиванию остатков разума из полупустых голов молодых лейтенантов. А на фига нам два умалишенных офицера в роте?! То-то и оно.
Поэтому, немного посовещавшись, ограничились поджиганием химической шашки с горчичным газом с аккуратным установлением оной в непосредственной близости к спящим олухам с офицерскими погонами. И что характерно,  исключительно с подветренной стороны.
Сказано – сделано! Вскоре клубы ядовито-горчичного дыма плотным туманом окутали спящих офицеров. Спите крепко, баю-бай!
Пока лейтенанты проходили процедуру химического окуривания, организованную исключительно с благой целью избавить дорогих и любимых нашему курсантскому сердцу отцов-командиров от всевозможных мерзопакостных насекомых:  мух, оводов, комаров и прочей кровососущей гадости, представители третьего лагеря принялись экспериментировать с холостыми патронами и взрывпакетами, сэкономленными во время недавних «боевых действий».
Откровенно скучающий Витя Копыто засунув шомпол в ствол автомата, прицелился в ближайшее дерево и произвел холостой выстрел. Пластиковая пуля холостого патрона вытолкнула шомпол из ствола и он, пролетев, словно стрела Робин Гуда, воткнулся в дерево. Причем, достаточно глубоко.
Оп-па! Как всем известно, дурной пример заразителен. Вскоре толпа дурачков-переростков уже вовсю упражнялась в стрельбе шомполами по всевозможным целям. Как шомпола не потеряли, уму не постижимо?! Наверное, все же наши парни были достаточно меткими стрелками и шомпола втыкались исключительно в цель, а не летели «незнамо куда».
Тем временем наши офицеры крепко спали. Распластанные на земле фигуры отцов-командиров фактически не просматривались в плотных клубах желто-горчичного дыма. Что им снилось в этот момент? А кто его знает! Но канонаду выстрелов они уже не слышали.
Кто-то из «продвинутых» артиллеристов-любителей нашел кусок ржавой трубы и, воткнув его в пригорок, соорудил миномет а-ля-шайтан труба. В качестве мины замечательно подходила малая саперная лопатка, вставленная черенком в жерло.
А вот где взять заряд для придания поступательного движения «мине» по стволу «миномета»? …ммм…
– Эврика! 
Воскликнул парнишка из 43-го классного отделения и поджигая честно сэкономленный взрывпакет, засунул его в трубу. Затем сразу же вставил туда же и саперную лопатку, ориентируя рабочую поверхность лезвия лопатки параллельно плоскости горизонта, чтобы использовать ее подъемную силу. Во как!!! Занятия по аэродинамике не прошли даром! Так то!
– Ложись!
Ба-бах! Все пригнули головы. С пронзительным свистом, саперная лопатка вылетела из ствола импровизированного миномета и, словно газонокосилка, стремительно пронеслась метров 60-80 над самой поверхностью земли, оставляя после себя ровную дорожку срезанной травы. Обалдеть!
Дальнейшему полету «аэродинамической мины» помешало огромное дерево, в которое и воткнулось лезвие лопаты с характерным дребезжащим звоном. Кстати, лезвие воткнулось так глубоко, что лопату вытащили из дерева нескольких человек, прикладывая немало усилий. Вот это моща?! Класс!
– Давай еще!
– Давай!
– Ложись!
Ба-бах! Все опять пригнули головы и «мина»-лопатка снова отправилась в очередной стремительный полет… Так продолжалось бы до тех пор пока не пришел командир роты или не проснулись две «спящие красавицы», но неожиданно закончились взрывпакеты. Блин, как всегда  –  на самом интересном месте…
Искоса поглядывая одним глазом на развлечения «детишек с большими пипис*ми», старшина роты укоризненно покачал головой и пробурчал.
   – Больше взрывпакетов не дам!
Игорь Мерзлов уткнулся носом в вещмешок с боеприпасами, тщетно стараясь заснуть под канонаду выстрелов и грохот взрывов разгулявшейся молодежи.
Два лейтенанта продолжали крепко спасть. Химическая шашка уже давно иссякла и перестала отравлять окружающий мир горчичным дымом. Зеленое ведро слабенько «пшикало» и обозначало свое присутствие символической струйкой дыма. Грохот выстрелов импровизированного миномета тоже не произвел на спящих лейтенантов никакого впечатления. Мде… не померли часом, любезные?!
Кто-то из сержантов роты посмотрел на часы и начал проявлять вялое беспокойство.
– Пора бы будить юношей, как считаете?! Скоро ужин, а до училища еще топать и топать.
– Ротный вернется и заберет… Пусть еще похрюкают. Все лучше, чем мозги клевать и под ногами мешаться. Хоть пошалить удалось на славу. Кстати, может у них взрывпакеты остались?! Давайте, сначала старшину разбудим!
Разбудили старшину. Тот молча выслушал предложение пощупать пульс у разоспавшихся офицеров, предварительно обыскав их тела на предмет наличия взрывпакетов.
– Игорь, хочется еще на летающую лопатку посмотреть! Жуть как охота! 
Старшина Мерзлов отличался уравновешенным характером и врожденным чувством справедливости, поэтому в свете последних событий тоже не испытывал особого уважения к  дурачкам с офицерскими погонами, но субординацию в армии никто не отменял. Подойдя к спящим лейтенантам, он с большим трудом разбудил молодых офицеров.
Еле разлепив слипшиеся веки, они долго мычали, не понимая, где находятся и кто они вообще такие. Угорели птенчики! Глаза молодых офицеров слезились, из носов текли обильные сопли. Юные отцы-командиры надрывно кашляли, жалуясь на жжение в горле, першение в носу и головную боль.
И с чего бы это?! Прямо, не знаем! Наверное, простудились на сырой земле и в тени роскошного дерева полдня возлегая. А лейтенант Чубрей еще и купался целое утро, утопленные автоматы разыскивая. Одежда до сих пор влажная! Вот сопельки и потекли, не иначе…
Уф, живы, дурашки, и слава, Богу! Мде… с горчичной шашкой, конечно же, перебор получился… Хотя, пусть спасибо скажут, что возле ушей не стреляли, пока спали, суслики, а надо было бы… долг платежом красен!
Вскоре прибежал командир роты капитан Хорошевский. Судя по абсолютно счастливой улыбке «а-ля-Гагарин», он все же нашел общий язык и точки взаимовыгодного соприкосновения с посредниками учений.
Построив роту, сияющий сияющий аки «прожектор перестройки», Вова Нахрен торжественно объявил.
– Товарищи курсанты, оценка за сегодняшний полевой выход  5 баллов. Несмотря на активное старание некоторых представителей офицерского корпуса сорвать учения, о чем, кстати, я уже сделал соответствующие орг.выводы дисциплинарного порядка, в целом, наша рота показала себя очень достойно и на самом высочайшем уровне. Особенно радует факт, что подразделение смогло радикально перекрыть норматив по сигналу: «Тревога!» Все действия личного состава при получении команды «777» признаны исключительно грамотными и правильными! Молодцы! Парни, я вами горжусь! Руководство кафедры тактики и общевойсковых дисциплин посчитало возможным закрыть глаза на мелкие недочеты и незначительные шероховатости, выявленные на полевом выходе, при условии, что наша 4-я рота будет защищать честь училища на предстоящих учениях перед строгим лицом высокой комиссии из Москвы… Именно наша рота должна показать такой же высокий результат… не ударить в грязь лицом… вы  –  надежда училища… боевой резерв ставки… бла-бла-бла…
  *здец! Приехали! Честно говоря, сегодняшний денечек мог бы выпасть из колоды годового календаря хоть чуть-чуть, но немного менее гадкий, нежели остальные. Что ни новость, то проблемы.
И как же, позвольте спросить, уважаемый товариСТЧ Вова Нахрен, наша замечательная и легендарная 4-я рота покажет московской комиссии точно такой же высокий результат, если сегодня утром данный рекорд был установлен на основании разведданных о точном времени предстоящей тревоги, ась?!
«Ентот самый рекорд» устанавливался не спеша и лениво, небрежно ковыряясь в носу и почесываясь в самых неприличных местах, вот так! Чуть ли не со вчерашнего вечера все было загодя приготовлено. И что теперь?! Вот попали, епёноть… это ж надо?!
Что же делать?! Опозоримся, блин! Хотя… есть одна прогрессивная мыслишка, но это уже совсем другая история.

171. Шутки богов

Во время процедуры долгожданного выпуска из военного училища ВВС, новоиспеченные лейтенанты беспечно соревновались друг с другом в патологическом идиотизме, дабы, прощаясь «навсегда» с закадычными друзьями, в тоже время остаться в памяти сокурсников «реальными пацанами»
Выпуск предыдущего курса совпал с разгаром оголтелой Горбачевской компании по остервенелой вырубке всех виноградников в стране победившего социализма и с умопомрачительными очередями за спиртосодержащими жидкостями на фоне абсолютно пустых прилавков в продуктовых магазинах, а также полным отсутствием продуктов, которые в простонародье называются: «закуска».
Итак. Два друга «не разлей вода», получив распределения в разные концы необъятной Родины, слезно прощались, вися друг на друге в пьяненьких объятьях.
Один получил направление в морскую авиацию на Дальний Восток и был одет в безумно красивую черную форму с болтающимся на боку золотистым кортиком. Второй уезжал в западную группу войск в Германию. Залихватски заломив на затылок синюю фуражку, он предлагал выпить еще по чуть-чуть и посидеть на прощанье, коротая время до поезда.
Денег парни получили весьма прилично:  офицерская зарплата, подъемные и все такое, поэтому в финансах ограничений не наблюдалось. Сидеть в душном зале ресторана, когда на улице солнечная погода, единогласно признали моветоном, поэтому парни решили «крякнуть» на берегу училищного пруда  на фоне территории любимой альма-матер, так сказать.
Сказано-сделано. Ребята разделились в поисках «выпить и закусить», застолбив реперную точку для  скорой встречи на второй скамейке от ворот КПП.
Через пару часов к КПП училища с некоторым зазором по времени лихо подкатили два такси. Из одного вышел «мареманский» лейтенант, который извлек из недр салона «Волги» ящик «Столичной» (как достал такой дефицит  непонятно). А из второй машины выгрузился «сухопутный летун» с 20-литровым пластиковым ведром шикарной клубники и объемной авоськой сочных персиков.
Моряк слегка удивился и задал сакраментальный вопрос.
– И что это?!
Сухопутный коллега с апломбом в голосе парировал.
– Витамины  – мировой закусон! В стенах училища всегда мечтал о дефицитной клубничке и о сочных персиках. Теперь имеем полное право и все возможности! Не бигусом же закусывать.
Не теряя времени на препирания, закадычные друганы расположились на удобной лавочке на берегу пруда под ниспадающими ветвями роскошной ивы – в тени и комфорте.
Процесс прощания с родным училищем свят и неприкосновенен. Под откровенно завистливые взгляды курсантов, стоящих в наряде по КПП, два лейтенанта (сами  –  вчерашние курсанты) обильно возливали «в свои недра» приличные порции «Столичной» и смачно закусывали огромными ягодами клубники, периодически чередуя их с нежными персиками, которые истекали обильным соком. Громкие причмокивания свидетельствовали о неземном блаженстве, снизошедшем от осознания пьянящей свободы вкупе с обильным употреблением дефицитной водочки и нежнейшими яствами.
Когда после захода солнца наряд по КПП подошел к загулявшим выпускникам с вежливым предложением: «Переместиться в недра училища с благой целью переночевать под гостеприимной крышей альма-матер, т.к. уже темнеет, холодает и все такое», то дневальные по КПП ужаснулись и начали креститься.
А испугаться было чему: два лейтенанта напоминали чудовищ, сошедших со страниц Гоголя «Вий». Лица молодых офицеров опухли донельзя, а веки отекли до такой степени, что напрашивалась сакраментальная реплика:
– Поднимите мне веки!
В результате, одного лейтенанта увезла  «Скорая помощь» прямо в реанимацию, а не на поезд: отек Квинке (аллергический шок с частичным удушением). А второго обильно кололи  различной дрянью прямо в помещении КПП. Когда ему полегчало, то опять же, вместо вокзала и уютного купе скорого поезда на малую родину, любителя витаминов оставили под наблюдением дежурной медсестры в училищной медсанчасти  –  до полного выздоровления.
Пока над незадачливыми «летехами» трудились две бригады врачей-реаниматоров, на небесах, свесив ножки с пушистого облачка, наверное, сидели два ангела-хранителя этих неразумных офицеров и, не иначе,  –  выпивали за своих подопечных…
Иначе как можно объяснить тот факт, что у «морячка» на всю жизнь развилась жестокая нелюбовь к клубнике. Малейший запах клубнички и у парня моментально  –  приступ отека Квинке со стандартным маршрутом: госпиталь + палата реанимации. А у другого – аллергия на персики и все, что из них приготовлено, включая варенье, джем, повидло и т.п. - крапивница, отеки слизистой глаз и носа, обильные сопли, слезы, кашель.
Когда, спустя много лет, два закадычных друга встретились в стенах академии ВВС, их жены, сетуя на привередливость своих мужей в пище и ярую нелюбовь к витаминам, взахлеб сокрушались.
– Вот почему у них аллергия на такую вкуснятину, как ягоды и фрукты?! Нет, чтобы на водку! Пьют, проклятую, в два горла и хоть бы что! Где справедливость?

172. Не болит голова у дятла

Поступив в училище ВВС, каждый из нас вступил в негласное состязание за право получить престижное место для дальнейшей службы.
И вот тут начиналось самое интересное. Право на «шоколадное» место каждый курсант зарабатывал, как мог, по мере сил, способностей и талантов. Кто-то отлично учился, пользуясь врожденным интеллектом и цепкой памятью. Кто-то брал учебу персональной «задницей» – сидел по ночам и зубрил материал, в «миллионный» раз перечитывая конспекты. Кто-то надеялся на «мохнатую лапу и бронепоезд с локомотивом», который в нужное время выползет из густых кустов, надежно прикроет броней, напугает конкурентов выбросом пара, надавит авторитетом и поддержит огнем тяжелой артиллерии. Кто-то активно вел показную общественно-политическую работу, как  комсомольский вожак Конфоркин, например. Кто-то равнодушно плыл по течению, надеясь на волю случая и счастливую судьбу. Кто-то подавался в писари и художники, оформляя каллиграфическим почерком и яркими рисунками многочисленную агитационную документацию для всевозможных кафедр, особенно –   политических. Кто-то писал пером и тушью учебные пособия и вел на кафедре рационализаторскую работу. А кто-то подавался в осведомители разного уровня…
И таких добровольных помощников-осведомителей командования и компетентных органов в периметре любого военного училища было огромное количество.
В основном эта публик» делилась на две основные категории: «дятлы» и «радисты».
«Дятлы» стучат командирам взводов, командиру роты, комбату. Реже – преподавателям. Иногда, работникам партполитактива батальона или училища. Редко, но бывает. По выпуску из училища, добившись своей цели, «дятлы» благополучно «соскакивают с крючка» и становятся обычными офицерами, старательно вытравливая из памяти сей нелицеприятный факт биографии.
«Радисты» стучат в особый отдел  – «высший пилотаж» и наиболее головокружительные перспективы. Эти «работящие» парнишки после выпуска из училища, как правило, получают спец.отметку в личном деле и передаются по эстафете «из рук в руки» в особые отделы по новым местам службы. И шансов выскочить из касты презренных сексотов практически не имеют.
Некоторых особо перспективных «радистов» направляют в спец.школы, после окончания которых становятся дипломированными «особистами».  И уже сами выискивают очередное поколение желающих активно поучаствовать, чтобы тайное стало явным. 
Подающих надежды, лелеют и холят, оберегая, всячески продвигая по карьерной лестнице и подстраховывая на экзаменах в академию и т.д. и т.п. Но для такого фавора надо стучать …и стучать очень долго…
Противно, конечно, но цель оправдывает средства. Недаром говорят: «Не болит голова у дятла!» У него, как правило, болит морда лица …и очень сильно! ...если проколется, естественно...
Если в коллективе пошла утечка информации, это сразу чувствуется. Подозревать можно кого угодно, но лучше об этом помалкивать, ибо обидеть человека необоснованным подозрением  гораздо хуже, чем пропустить реального стукача…
Итак. В 45-м отделении неожиданно проскочила искра недоверия  – стала нарастать напряженность, ибо ясно: командование 4-й роты в курсе всех наших мелких пакостей. Завелся стукачок, без вариантов. Досадно когда скорость стука опережает скорость звука. Жизнь становится некомфортной и спаянный коллектив начинает жить по принципу: «ЧЧВ –  человек человеку волк!»
Подозревали всех и каждого. Постепенно мы перестали общаться друг с другом. Некогда дружный и монолитный коллектив, методично разваливался на мелкие кучки и одиночек-отшельников. Нервозность нарастала, в воздухе повисло электричество, готовое перерасти в громовые разряды, жестокую разборку и массовую драку. Так дальше жить было нельзя. Но и начинать неприятный разговор тоже никому не хотелось.
На очередной самоподготовке неожиданно встал Леха Крошкин из Ярославля и шокировал неожиданно-откровенной репликой.
– Парни, я не дятел!
В аудитории наступила гробовая тишина, в которой отчетливо слышалось, как между стекол огромной фрамуги гудят мухи. Сержант Гнедовский, поморщившись, вяло парировал:
– Лешка, не начинай… Тебе никто не предъявляет но, честно говоря, трахать сержантов стали гораздо чаще, глубже, дольше …и весьма в точку. Настораживает, однако… И чего ты решил, что на тебя кто-то тянет?
– Мужики, мы служим уже три года. Вместе по самоволкам, вместе пакостили, вместе водку жрали, «Агдам» тырили… Я вам никогда не говорил, что… мой дядя  –  особист нашего училища! Но, я – не радист! А сейчас в отделении полная хрень, кто-то барабанит по полной программе и все это понимают. Но… это не я!
Шок! Оп-па, вот так Леша?! И молчал три года …и чудил наравне со всеми… мде…
И тут началось… Всех, как прорвало… Никакой детектор лжи не понадобился. Ребята стали вслух анализировать проколы, за которые дрюкали нас и дрючили наших сержантов. Постепенно круг подозреваемых начал сужаться… Неожиданно встал казах Эрик Чухманов.
– Парни, простите меня! Я виноват и готов написать рапорт на отчисление! Это я…
Ба-бах, приехали… Как гром среди ясного неба. Вот бы никогда не подумали.
–  Эрик! Как? Когда вербанули?
– На абитуре еще… экзамены запорол, а возвращаться домой стыдно! Провожали всем кишлаком. Отец столы накрыл на 1500 человек, а тут домой, неудачник. Нельзя! Подошли, поговорили… Я возмущался, отказывался… потом думал, губы кусал… стыдно домой неудачником. Обещали, что распределюсь домой… согласился. Простите парни… если сможете… Я отчислюсь…
После длинной паузы медленно выдавливая слова, Валера Гнедовский чеканил слова, словно наносил удары по щекам…
– Хрен с тобой! Учись дальше. Хуле, столько стучать?! Обидно отчислиться …и совесть продал …и золотые погоны просрал. Отработал, получи! Но на выпуске исчезни куда-нибудь, за ради бога… не нарывайся! Как считаете парни? Дадим ему выпуститься? Ради этого же он себе на горло наступил… и душу продал… Кто «за»?
В гнетущей тишине учебной аудитории, среди единогласно поднятых рук и обжигающих равнодушно-презрительных взглядов, было отчетливо слышно как из карих глаз Эрика Чухманова капали огромные слезы и разбиваются о поверхность полированного стола…

173. Пробитый

Как уже отмечалось ранее, в гарнизонном карауле был весьма необычный пост:  две камеры в темном подвале окружного госпиталя.
В этих камерах содержались военнослужащие, которые отбывали срок заключения в дисциплинарном батальоне или еще находились под следствием за различные уголовные преступления в ожидании суда.
Честно говоря, объективно больных пациентов из числа сидельцев была лишь малая толика. Остальные  – хитрожопые «умники», которые, глотали ложки, вилки, ключи, монеты и прочие мелкие предметы. Или добровольно резали себя бритвами, старательно бились головами об стены, причем, все чаще  с разбегу. А также ломали собственные руки и выворачивали пальцы из суставов, справедливо полагая, что лежать на больничной коечке, пусть даже в темном подвале, все же гораздо уютней и предпочтительней, чем сидеть в одиночной камере гарнизонной гауптвахты или мотать срок в дисциплинарном батальоне.
Ввиду того, что командование округа не горело особым желанием размещать эту  публику в общих палатах с нормальными военнослужащими, то для неспокойной клиентуры отвели помещение в самом дальнем закоулке глубокого подвала госпиталя  – с глаз долой из сердца вон.
Прописанное в Конституции СССР законное право каждого гражданина на бесплатное медицинское обеспечение у данных индивидуумов никто не отнимал.
Для охраны специфического контингента членовредителей выставлялся вооруженный пост, дабы эта публика не имела соблазна податься в бега и не контактировала с нормальными военнослужащими. А на лечебные процедурки и планомерный осмотр можно и под конвоем прогуляться, не так ли?!
А персонажи были, мама не горюй и упаси Господи! Здесь были и дезертиры: кто бежал с оружием в руках и жестокие убийцы, расстрелявшие сослуживцев и насильники, и прочая мерзость, потерявшая человеческий облик.
По тяжести совершенных преступлений и в зависимости от потенциальной опасности для общества, «сидельцы» были отсортированы на две камеры  «полный *здец» и «не очень полный, но тоже *здец». Поэтому на данный пост назначали, как правило, крепких ребят с приличной физической подготовкой и уравновешенной психикой.
Любое открытие дверей камеры и вывод «пациента» осуществлялся с мерами предосторожности:  оружие заряжено, металл в голосе, второй часовой страхует первого и все такое… Медицинские процедуры и каждое открытие камер осуществлялось только с обязательным уведомлением по телефону начальника караула.
А вот уже по коридорам госпиталя «болезного» следовало вести исключительно с разряженным оружием  – идиотский приказ коменданта, слов нет. Магазин с патронами в обязательном порядке отстыковывался от автомата и убирался в подсумок. Разрешалось примкнуть штык-нож,  спасибо хоть на этом. Кретинизм, а куда деваться?! Вся надежда на личную силушку и «копьё» в виде пустого автомата с примкнутым штык-ножом. Типа, эпизодически тыкай в задницу арестанта или бегай с ним наперегонки, аки на олимпийских играх и попутно уговаривай «остановиться по-хорошему», а стрелять ни-ни,  комедия, блин! Но об этом чуть позже, итак.
Заступили на пост в госпиталь. Часовые  – я и Лелик Пономарев. Т.к. пост считался «геморройным», то на первую смену и приемо-передачу традиционно приезжал дежурный помощник коменданта. В нашем случае   – подполковник из училища РВСН (ракетные войска).
В маленьком закутке перед камерами  – тесно и подполковник дал команду открыть первую камеру, дабы лично проверить наличие «сидельцев» поштучно.
Представители «старого» караула открыли камеру с контингентом «не очень полный, но тоже *здец». «Болящие» нехотя встали с коек и по очереди представились. Скрупулезно сверив личный состав, подполковник изъявил желание посетить камеру с категорией «полный *здец».
Немного скривив морду лица, часовой из предыдущего состава караула открыл камеру № 2. Офицер-ракетчик смело зашел вовнутрь и… на него сразу же бросился «придурок» с табуреткой в руках.
Мы с Леликом не успели адекватно отреагировать; подполковника спас парнишка из «старого» караула, который за минувшие сутки успел досконально разобраться, с кем именно приходится иметь дело, и поэтому был начеку. Молниеносно ворвавшись в камеру, ударом приклада АКМ по голове «вынес мозг» нападающему и отправил его бесчувственную тушку в зрелищный полет с отрывом обеих ног от поверхности пола, с последующим кувырком через койку и приземлением на уши в дальнем углу камеры.
Пока подполковник приходил в себя после скользящего удара табуреткой по фуражке, бдительный часовой успел еще пару раз приложиться сапогом по ребрам «бездыханного» тела, распластавшегося на полу.
Мде… замечательное начало несения службы, многообещающее… Мама дорогая, забери меня отсюда.
Подобрав с пола фуражку с погнутой пружиной, ракетчик растерянно промычал.
– И часто так?
Солдатик ВВ, не переставая пинать «напавшего», равнодушно ответил.
– А кто его знает?! Вчера мы так же заступали. Дежурный по комендатуре вас не предупредил? У него же правое запястье перебинтовано  – успел рукой прикрыться  от этого малахольного. А этот еще укусить пытался… Зубы штык-ножом разжимали. И то… лишь после того как пригрозили в ухо шомпол загнать. Дурак конченый!
Убедившись, что «клиент» жив, мы приняли пост. Офицер и «старая» смена уехали. Мде… и с этой публикой битые сутки торчать… еще и кормить и водить в госпитальный корпус по врачам и на процедуры … а сегодня в ночь  – помывка в бане запланирована;  вообще, полный восторг. Наша воля, заварили бы клетки намертво и просовывали пищу сквозь решетку. Душевные пацаны, ничего не скажешь.
Тем временем, «агрессивный чудик с табуреткой» благополучно очухался и посчитав за благо поменять пол на койку, встал на карачки и злобно загавкал.
Ага?! Понятно, еще и под «дурика» косит. Вот подарочек, твою мать! Ладно, к этому экземпляру особое внимание. А все-таки интересно, ему прививку от бешенства ставили, а то вдруг  – снова кусаться начнет?! Хм, если он возомнил себя животным, то ему самое место в ветеринарной клинике на процедуре полной кастрации, не иначе. Вот попали! Такого пациента здесь еще не было.
Ох, как же медленно тянется время! Скорей бы смениться с дурного поста…
Звонок телефона резанул по нервам, позвонила медсестра.
–  Михайлова из 1-й камеры на перевязку в 202-ю. Это на втором этаже. Жду!
Кинули жребий на пальцах, вести мне. Уф, лучше на «свежем воздухе», чем с дебилами в подвале. Прости, Лелик, твоя очередь следующая.
Вывел Михайлова:  огромная двухметровая гора мяса весом за центнер, ноги в бинтах, еле ходит, взгляд стеклянный. Бррр! Задушит и не вздрогнет…
–  Вперед!
Тяжело переваливаясь с ноги на ногу, арестант Михайлов побрел на перевязку. Я  – следом. Идя по коридору госпиталя, обратил внимание, как непроизвольно замолкали находящиеся на излечении солдатики, которые попадались навстречу. Улыбки сползали с их лиц. Ушастые ребята с плохо скрываемым страхом смотрели на гиганта, которого вели под конвоем.
202-я! Постучавшись в дверь, завел Михайлова. Посмотрев на меня поверх лицевой маски, врач попросил выйти за пределы перевязочной.
– Не положено! Выводной обязан постоянно контролировать…
– Парень, выйди. Тебе же лучше. Во-первых: тут гнойная перевязочная, стафилококки всякие в воздухе летают. Оно тебе надо? Во-вторых: лицезреть зрелище гниющего заживо человека даже мне,  врачу с огромным опытом и то неприятно! Ты в обморок рухнешь, и возись тут с тобой! А ты при исполнении и с оружием… и куда он денется?! Не Карлсон, в окно не улетит.
Я вышел за дверь и коротая время, присел на подоконник. Окно госпиталя выходило в мир  – на живописную улицу, по которой неспешно дефилировали девушки… Ах, девушки! Какие все же красивые девушки гуляли по улицам уральского городка…
Пока я тупо грезил наяву, выйдя из перевязочной, «больной» Михайлов неожиданно шустро дал деру.
На мгновение вернувшись в реальность, краешком глаза заметил, как мой подконтрольный увалень, перекатываясь, словно шарик, скрылся в конце госпитального коридора.
Под ложечкой противно ёкнуло, спинка мгновенно вспотела. Мама, это побег! Громыхая тяжеленными сапогами, с истошными криками: «Стой!», я припустил в погоню.
Бегу и думаю: «Ну, и что дальше?!» Догнал… Обогнал... Встал перед Михайловым… А он надвигается на меня, словно айсберг на «Титаник». Что делать?!
Уперев штык-нож в кадык Михайлова, крикнул.
– Стоять!
Парень схватил ствол моего автомата двумя руками и предпринял активную попытку насадиться на лезвие штыка, как кусок мяса на шампур. Его глаза были безумны, а губы шептали.
– Убей меня!
Оп-па! Так мы не договаривались! Резко дернул автомат на себя, вырывая ствол из рук арестанта и вспоминая солдатика ВВ, прикладом врезал под дых. У Михайлова выпучились глазки, и он тяжело осел. Подбежавшая медсестричка набросилась на меня в упреками.
– Изверг, что же ты делаешь?! Я напишу рапорт главврачу, что ты избил Михайлова. Он и так весь забитый и обиженный!
– Умом трахнулась?! Он бежать пытался, а потом на штык кидался! Пиши что хочешь, мне пох…
–  Дурак! У него и так жизнь тяжелая! Его все обижают! Он сам себе ноги режет и грязь в раны забивает, чтобы гангрену получить …и ампутацию ног! Любой ценой под амнистию попасть хочет. Он всего лишь из отпуска не вернулся, а его в дисбат. А там его обидели… Он жить не хочет…
Ну, *здец, совсем на головушку «ку-ку»?! Да они все тут, похоже, по башке трахнутые. Им место в дурдоме… А мы-то здесь причем?! С этим дерьмом общаться, да еще лелеять его и входить в положение?! Ага, сейчас! А кто виноват, что его обижают?! Вон какой «лось» огромный: кулак, что двухлитровая банка… Тьфу, блин, дрожь противная в руках. Что ни говори, а неприятно, когда от тебя арестанты бегают.
– А меня ипёт, что у него жизнь тяжелая?! Вместо него прикажешь на нары садиться? А ну вставай, сука! Руки за спину! Вперед!
Привел Михайлова, запер в камере. А у самого испарина на лбу и руки трясутся. Лелик посмотрел на меня и ничего не сказал. Наверное, и так все понял.
Ему выпала очередь выводить «психа с табуреткой» на физиопроцедуры. Когда они вернулись, у Лелика нервно подрагивали губы, а у «любителя помахать табуреткой» красовался свежий кровоподтек  – аккурат посреди лба. Я тоже посчитал за благо промолчать и ничего не спрашивать.
Мде… стадо ублюдков и никак иначе! И «это вот» находилось в казармах с нормальными солдатами?! А потом мы удивляемся волне насилия и дедовщины, захлестнувшей армию. Таких уродов надо сразу в тюрьму отправлять, а не в армию призывать в наивной надежде, что они займут достойное место в монолитном строю защитников Родины! Ага, сейчаззззззззз!
Во время кормления сидельцев обедом, мы обратили внимание, что у Михайлова ложка с просверленной дыркой… и кружка с дыркой… и алюминиевая тарелка… с дыркой. Непонятно!
После приема пищи «табуреточник» приблизился к решетке, и заискивающе заглядывая нам в глаза, начал ласково нашептывать.
– Ребята, простите меня за недостойное поведение и поймите правильно, не хочу в тюрьму. Тем более, что меня совсем незаслуженно…
– Рот закрой, нам это неинтересно. Любого из вас спроси, все тут незаслуженно сидят. Прям, пай-девочки, куда деваться?!
– Нет не все! Вон Михайлов из 1-й камеры. Он  дезертир, сука! Уже 1,5 года отслужил и получил отпуск на «малую родину», а в часть не вернулся! Это же надо?! Уже «дедом» был! Лежи себе на койке, дрочи молодых и жди дембеля! А он, *здюк, обоссался и не вернулся. Больше года бегал, пока не поймали! А когда в дисбат три года начислили, так он, сопля ублюдочная, в «опущенные» перевелся. Прикиньте?!
– Какие еще опущенные?
–  Ну, в «пробитые»…
–  Лелик, ты чего-нибудь в тюремной иерархии понимаешь? Что за «пробитые»?
–  Петух, что ли?!
–  Во-во, петушня! Слушайте, парни, пустите меня в 1-ю камеру на полчасика к Михайлову…
Лелик взорвался и пнул сапогом по решетке камеры.
–  Тьфу, твою мать! Пшел на *уй, придурок! Саня держи меня, пока я ему опять прикладом в бубен не на*нул!
–  Я не петух! Я настоящий пацан! Меня знаете, как били?! Места живого не было, но я все вынес….
–  Заткнись, говнюк. Прикинь Саня, жили мы себе спокойно в неведении «петушиной иерархии» мерзопакостной, пока на этот гребаный пост не заступили. Твою мать, настроение на всю оставшуюся жизнь испоганили, тьфу… Жили бы себе, как все нормальные люди… Ненавижу!
Ночью (чтобы исключить контакт с нормальными военнослужащими), сводили арестантов в госпитальную баню. Что характерно, сами же соседи по камере не подпустили Михайлова к крану с водой, и он сидел в сточной яме в центре душевой и умывался грязной водой. Бррррр!
Огромный детина и так себя довел?! И зачем в бега подался?! О чем думал?! А сейчас мечтает о гангрене и ампутации ног как о великом счастье, лишь бы  вырваться из мест заключения… Упаси Господи! Скорей бы этот караул закончился, противно. И куда только призывная комиссия смотрит, когда всех под одну гребенку призывает – и дебилов и вменяемых пацанов в едином миксере перемешивая?!
А потом удивляемся –  дедовщина и дезертиры!

174. И подвигу нет места
(сказка о гнусности)

«Не гонись за славою, герой! Слава все равно тебя обгонит!»
  слова из песни

А вот какая именно слава –  это уже второй вопрос. И причем, самый важный...
А теперь, собственно, и сама сказочка про одного мальчика, который очень хотел стать Героем.
Итак. Жил был маленький мальчик. Сказать, что это был самый что ни есть обычный мальчик, значит сильно покривить душой. Это был не совсем обычный мальчик, нет. С такими детьми обычно уже с детского садика никто не водится. С ними не делают куличики в дворовой песочнице, не играют в машинки, салки, банки, прятки, пекаря, казаков-разбойников и вообще –  всячески сторонятся.
Ибо на лбу этого мальчика с самого раннего детства было написано: «ущербное ЧМО». Не в смысле бегущей строки с яркими буквами или татуировки с витиеватыми буквами. Нет, но впечатление оставалось именно такое.
Тихое, незаметное, но, однозначно, мерзкое и скользкое создание с аккуратно зачесанными волосиками и холодным выражением «рыбьих» глаз. Тем не менее, где-то глубоко в душе мальчик мечтал! Он очень хотел стать БОЛЬШИМ И ВАЖНЫМ. Таким же, как его папа.
И папа у этого мальчика тоже был ЧМО. Но уже добившееся определенного положения в обществе, с большим весом и непререкаемым авторитетом властеимущего товарища на ответственной государственной должности.
Каким именно путем папа добился столь высокого положения, история, естественно, умалчивает. Но, судя по тому, что друзей у папы не было, а были лишь подчиненные, то можно предположить, что по карьерной лестнице папа мальчика продвигался исключительно по головам своих друзей и с характерным хрустом костей сослуживцев. Зато в результате добился БОЛЬШОЙ и ВАЖНОЙ должности… Всем на зависть и  на благоговейный трепет.
Как правило, природа старательно копирует детей на основе их родителей, наделяя и усугубляя заложенные в генах качества. Поэтому сынок  высокопоставленного папы уродился такой же, но с маленьким отличием… он был ЧМО в квадрате. Плюс, природа немного схалтурила  отдохнула на отпрыске, так сказать. И мальчик, в отличие от пробивного папаши, абсолютно не желал проявлять какое-либо старание в учебе и маломальское рвение при движении по жизни. Налицо - отсутствие бойцовских качеств, которые так высоко возвысили его папу.
  В результате, кое-как закончив школу, мальчик был устроен в военное училище. Можно сказать, что «папа мальчика поступил в наше училище ВВС». Папа сидел в Москве в своем огромном кабинете и накручивал диск телефона. А уже совсем другие люди обеспечивали успешное прохождение его немощного сына мимо строгой медкомиссии, закрывали глаза экзаменаторам на шесть нерешенных задач из пяти возможных (шестая –  дополнительная) на математике, решали за него хитроумные тесты по психотбору, по слогам надиктовывали сочинение… Короче, протаскивали за уши.
Но, как говорит народная мудрость: «шила в мешке не утаишь» и этого мальчика еще на абитуре прозвали «позвоночник»: типа, поступил, по звонкам!
Так как, в основной массе, в военное училище поступили адекватные ребята, то найти себе подобного ( по сути и содержанию) друга этот мальчик не смог. Более того, считая себя «не таким как все», он презирал всех и вся! ...и ребята платили ему той же монетой. Поэтому  в огромном коллективе воинского подразделения мальчик остался один-одинешенек. Этакий изгой,  волк-одиночка! Вернее, даже не волк, а волчонок… скорее даже –  шакаленок.
Нет смысла расписывать, что это был за человек, ибо противно вспоминать эпизоды, как посреди ночи данное ЧМО, закрывшись в кабинке туалета и сидя на вонючем очке, жадно пожирало содержимое регулярных посылок из дома. Не гнушаясь перед этим принять гарантированную долю из посылки курсанта своего отделения и т.д. и т.п. Короче, мальчик был еще тот крысеныш!
Ни для кого не секрет, что в военном училище ребята учатся в период активного биологического роста и физиологического созревания, когда их гормональный фон резко меняется в сторону гиперактивности, дурная кровушка бурлит и клокочет, а эрегированное мужское достоинство периодически бьет своего хозяина прямо промеж глаз. Юноши стремительно перерождаются в мужчин… вернее, пока еще в молодых мужчинок, чем восторженно хвастают друзьям и сослуживцам. Причем, многократно приврав и щедро добавив красок к любовным похождениям и, зачастую, придуманным подвигам.
Остальные ребята, развесив уши, внимают каждому слову более удачливых товарищей, уже вкусивших желанный плод и познавших сладость женской любви и ласки в ближайшем общежитии пед., культ. или мед. института, коих в гостеприимном уральском городе было предостаточно.
Наш герой тоже жадно слушал чужие впечатления и так же страстно жаждал своей порции первой любви и нежной ласки. Но, как правило, все девушки, несмотря на расхожее мнение об их природной глупости и наивности, все же обладают здравым умом и задатками прагматичного интеллекта, позволяющими безошибочно определить сущность «потенциального отца своего будущего потомства». И поэтому они  всячески избегали любых видов общения с главным персонажем сказки, сводя на «нет» перспективу более тесного контакта интимной направленности.
Независимо от всемерных усилий мальчика, никто из девушек не хотел с ним знакомиться ни на улице, ни в кафе, ни на дискотеках. С ним категорически отказывались идти в кино. Под любым предлогом уклонялись от «лестного» приглашения на танцах, предпочитая подпирать стенку в одиночестве, нежели оказаться в липких объятиях мальчика и т.д. и т.п.
Мальчик страдал, кусал губы в кровь и сжимал кулаки до побелевших костяшек. А по ночам, накрывшись с головой одеялом, он яростно дрочил до полного изнеможения и трехбалльной качки двухярусной кровати и гарантированно презрительных насмешек соседей по казарме.
После курса занятий на кафедре «Войскового ремонта», где преподавали офицеры и прапорщики, прошедшие горнило Афганистана, многие курсанты открыли в себе некогда дремавшие таланты к различным поделкам. Кто-то из обычных монет и гаек начал точить изящные кольца и красивые перстни с невиданными рисунками, кто-то стал плести ажурные цепочки из нихромовой проволоки, кто-то увлекся резьбой по дереву, пластику, полистиролу.
После бессчетного и традиционного фиаско на любовном фронте, на очередном практическом занятии в лаборатории «Войскового ремонта» у нашего героя родился «гениальный» план гарантированно привлечь к себе внимание женской половины  человечества.
Высунув от усердия язык, тайно от всех, мальчик выпилил из бляхи солдатского ремня ЗВЕЗДУ! Чуть подточив ее напильником, обработав надфилем, отшлифовав шкуркой и, натерев бархоткой с пастой ГОИ, он соорудил подвеску из латунной пластинки. Затем обтянул подвеску кусочком красной материи от пионерского галстука и –  нате вам всем!!!
В натруженных ладонях с задубевшими волдырями заблестела Звезда Героя Советского Союза!
–  Теперь держитесь, суки! Скоро все увидите, какой я!!!
Выходя в город в очередное увольнение, «этот организм» старался ходить на дискотеки в такие места, чтобы ненароком не пересечься с парнями из альма-матер. И это правильно, потому как ни один стоматолог не взялся бы за исправление прикуса «героя», если кто-нибудь из наших ребят увидели его с Золотой Звездой на курсантском кителе.
Зато в полумраке душного зала, ЧМО был звездой танцпола. Ни одна девчонка не смела отказать «Герою Советского Союза».
«Герой» купался в лучах заслуженной славы и похотливо прижимая потными ручонками стройные девичьи тела, слюняво шептал откровенные гадости, требуя немедленно одарить ласками настоящего «Героя», который воевал, видел кровь, смерть и…
Некоторые девушки из вежливости и любопытства задавали «герою» простой вопрос.
–  При каких обстоятельствах была получена столь высокая награда?
Мальчик давил крокодилью слезу и натужно всхлипывал.
–  Простите, но мне тяжело говорить об этом… Так, что?! Ты давай не ломайся, красавица! По быстрому отдашься в мужском туалете?! Или за углом клуба? …на лавочке в парке?! Думай быстрее, у меня увольнительная заканчивается!
В результате, по городу поползли слухи про некоего «героя» из училища ВВС, которые ведет себя, мягко говоря, …не по-геройски.
Ошарашенные известием о происходящем, мы переглядывались друг с другом, недоуменно пожимая плечами.
–  Среди нас моральных уродов нет! Развести девушку на палкен-штрассе –  это одно. Тем более, если она и сама не прочь, но только по взаимному согласию «лямур-тужур-абажур» и все такое! А нацепить на грудь поддельную Звезду Героя –  это уже откровенное скотство!!! За такие вещи надо сразу бить в грызло! И что характерно, обязательно с ноги!
Тем не менее, число шокирующих известий о появлении «героя» в тех или иных местах города только росло и множилось. Преподаватели, командный состав и кадровики ВУЗа сбились с ног, перелопачивая личные дела курсантов, прошедших Афганистан до поступления в училище на предмет выявления «скромника», который не объявил о высокой награде. Мало ли?! Вдруг прошляпили?! Одновременно, шла работа по вычислению самозванца.
Работа шла, а результатов все не было. Прикормленное стадо всевозможных осведомителей и стукачков беспомощно разводило руками. Мол, никто из ребят не засветился ни в курилке, ни в ночных разговорах после команды «отбой».
За «тухлое дело» взялись профессионалы. Училищный «особист» не зря сидел на попе ровно и кушал свой хлебушек, не зря. Хитрый майор провел тотальный обыск училища. Причем, тайный.
Методично и скрупулезно переворошив все прикроватные тумбочки (в пределах 3000), перерыв все казарменные каптерки, «чекист» нащупал в кармане парадной формы курсанта-второкурсника странный предмет. А на груди кителя обнаружил характерную дырочку и контур подвески, отпечатавшийся на ткани…
Попался, голубчик. Вот она  «золотая звезда»!
Выяснив, чей именно сынок оказался гнидой, «особист» не то, чтобы испугался, но крепко задумался. Получить такого врага, как папа мальчика, врагу не пожелаешь.
Однако, стоит отдать должное, старый майор довел дело до логического завершения и вывел лжегероя на чистую воду. В результате, чисто символически получив по морде, размазывая сопли и слезы, мальчик сам прибежал к отцам-командирам искать защиты.
Толпа гудела, как растревоженный улей. Курсанты требовали разорвать задницу «героя» на лоскуты британского флага и немедленно выкинуть говнюка из училища. 
Московский папа, узнав о «несерьезном инциденте» с дорогим сыночком, не осознал вопиющую гнусность поступка своего чада, а упал грудью на селектор и накручивал диск телефона до вывихнутого пальца. Причем, с единственной целью  отмазать, спасти, спустить на тормозах… но было уже поздно. Дерьмо попало в вентилятор, и замять дело по-тихому было нереально.
Но… всесильный папа –  есть папа. «Геройского» мальчонку отчислили из нашего училища, но отправили дослуживать положенный срок срочной службы не солдатом в армию… а быстренько перевели в другое военное училище!!! Менее престижное. В глухомань, с глаз долой из сердца вон, но зато даже без потери года… Во как?!
Другой бы пацанчик без «бронепоезда» за спиной, посмевший сотворить нечто подобное, уже давно вылетел на бреющем полете через КПП без права восстановления. А то и сидел бы в «уютной» камере гауптвахты с перспективой немалого срока в дисбате или около того. А сынок крутых родителей обделался «легким испугом» и …почти все!
Кстати, не удивлюсь, если сейчас он –  уже генерал! Такие не тонут. В смысле, что дерьмо не тонет. Тем более, с таким всесильным папашей за спиной;  два сапога –  пара, не иначе.

175. Если хочешь быть здоров…

«Если хочешь быть здоров, закаляйся!» –  лозунг, известный всем и каждому еще по стародавнему и черно-белому кинофильму «Первая перчатка». Принимая контрастный душ, усатый и улыбчивый тренер команды боксеров напевает веселенькую песенку именно с такими словами.
Командование нашего училища взяло этот нехитрый и весьма доходчивый лозунг на вооружение. Взяло и озаботилось процедурой принудительного закаливания юных курсантских организмов. Причем –  рьяно закаливать поголовно всех и каждого, независимо от личного желания и индивидуальных особенностей.
А как иначе?! И зачем иначе?! Ведь в армию, в целом, и в военное училище, в частности, набирают здоровых. Чахликам, болезным, хилым и убогим путь в офицеры Красной армии надежно закрыт строгими и неподкупными медкомиссиями.
Посему всех ребят, надевших курсантские погоны, надо всячески усовершенствовать и в кратчайшие сроки довести до состояния среднестатистических суперчеловеков, с высокой степенью морозоустойчивости. А попутно привить нечувствительность к запредельным плюсовым температурам. То есть, из вчерашних домашних птенчиков «а-ля-маменькины сынки» за период обучения в армейском ВУЗе следует создать выносливых солдат, которым ни пустынная жара, ни арктический холод не страшны. Во, как!
С жарой все просто: не разрешай курсантам летом оголяться, когда на улице +30, попотеют слегка и фиг с ними. Переживут, чуть усохнут, потеряв излишки влаги и только крепче станут, выносливей.
А вот с холодом чуть подольше придется повозиться. Но тоже –  вполне решаемо. Особенно, если к данной проблеме подойти комплексно:
Во-первых, в казармах не должно быть горячей воды. Все умывания, подмывания промежностей, мытье ног, ополаскивание тела и чистка зубов,  исключительно, –   холодной водой. Пусть привыкают! Тяготы и лишения службы никто не отменял. Вот и создадим данные тяготы и лишения, чтобы не боялись всяких трудностей.
Во-вторых, вода в училищной бане тоже не слишком горячая. Мыльная пена с головы смывается?! Уже хорошо.
В-третьих, не давать курсантам тепло одеваться в дождь, снегопад и проч. В результате, курсанты самопроизвольно закалятся. Все гениальное просто и при минимальных затратах!
И нас усиленно закаливали. Весной, летом и осенью мы ходили в ХБ (хлопчато-бумажная форма), зимой в ПШ (полушерстяная), а наши суконные шинелки продолжали сиротливо висеть идеально-ровными рядами на вешалках в казармах. И надевали их лишь в караул или в увольнение в город. Остальные передвижения в периметре училища –  только в легкой форме одежды и только бегом. И неважно, что на улице  30 с порывистым ветром.
–  Бегом!
Пока бегут курсантики из одного учебного корпуса в другой, согреются. И полная ерунда, что тонюсенькая форма продувается уральским ветром вплоть до костей ее хозяина. Потерпят, не маленькие.
И не беда, что толпа курсантов напоминает арктических пингвинов с оттопыренными крыльями, т.к. прижать руки к телу было весьма неприятно. Ткань ПШ, стоящая от уральского мороза колом. Портянки зимние чуть-чуть толще летних, но не намного… и совсем не теплее. Говорят, что есть шерстяные портянки, врать не стану, не видел.
–  А, ерунда! На Урале зима –  всего-то девять месяцев! Потерпят. Зато потом, бац, и сразу лето! Вот тогда и согреются, родимые.
Чтобы хоть как-то противостоять холоду, периодическая подшивка СМИ в ленинской комнате постоянно разворовывалась, т.к. из пламенных докладов генсеков правящей партии, напечатанных в газетах, получались неплохие стельки в задубевшие сапоги  своего рода изолятор. А если удавалось урвать всю газету целиком, то ее можно было намотать вместе с портянкой, что радикально утепляло не только ступню, но еще икроножные мышцы ног.
Зимние кроссы на лыжах на «десятку» (10 км) –   это отдельная история. Так называемые «лыжи» не только отказывались мало-мальски скользить по снегу, но были вообще совершенно неприспособленными для какого-либо передвижения по снежному покрову любой толщины, плотности и консистенции. Поэтому, довольно частенько, наши курсанты пересекали финишную черту просто бегом по колено в снегу, отчаянно волоча на себе два кривых бревна с названием «лыжи». А также и лыжные палки. То есть, фактически, зимняя лыжная эстафета тупо превращалась в изнуряющий бег по глубокому снегу с дополнительным весом  –  широченными деревянными лыжами на плечах или подмышкой. В качестве крепления, на лыжах использовались истлевшие от древности черные резинки, которые моментально рвались при малейшей попытке зафиксировать сапог. Посему, проще и быстрее пробежаться бегом, нежели попытаться довести «до ума» громоздкую конструкцию.
В состав зимнего нательного белья курсанта Красной армии такой предмет, как трусы почему-то не входит, а стандартные  подштанники имеют внушительные ширинки спереди и сзади. Спереди –  понятно  для оправления естественных надобностей по-маленькому. А вот сзади?! Хм?! По-большому сходить, конечно же, можно, но приложив ряд эквилибристических усилий. А вот если предположить, что ширинка сзади предусмотрена как раз для совершения насильственных действий сексуального характера со стороны свирепого командования, то самое оно, поверьте на слово, гы-гы… (шутка, в армии гомосеков не держат, не выживут… по ряду тяжеловесных причин). Хотя, честно говоря, армейское начальство регулярно пытается «поиметь» своего подчиненного. Но, исключительно, в моральном плане. Извините, отвлекся, итак далее.
В зимний период перед началом ежедневных занятий, по команде дежурного офицера в роте, курсанты сворачивали спальные принадлежности вместе с матрасом, подушкой и одеялом и выносили прямо на улицу, чтобы разложить в ближайших сугробах. По утверждению заботливых умников из училищной медсанчасти –  для профилактики и борьбы со всевозможными вшами, бактериями, бациллами, клопами и проч. Типа, передохнут все мерзкие твари от нестерпимого мороза, и будет на территории училища ВВС полная тишь и благодать.
А нам приходилось спать на промерзших за день постелях. Полный восторг! Особенно учитывая, что казармы были построены в 1943 году пленными немцами, и старинная система отопления давно сгнила вместе с трубами, котлами, коллекторами, сгонами, вентилями, посему температура в +4 градуса была не редкость. Особенно, когда мороз за окном –   ниже 35 градусов. Тогда в качестве «всемерной заботы» о молодых растущих организмах, отцы-командиры разрешали укрываться не только одеялами, но еще и шинелями. Обалдеть! Вот это настоящая отеческая забота. Кстати, для того, чтобы писать конспекты на плановых занятиях в зимнее время, нам пришлось закупить перьевые чернильные ручки, т.к. паста в шариковых замерзала.
Таким образом, всемерно и постоянно заботясь о нашем методичном закаливании, сами офицеры училища свои шинели носить не брезговали. И перчатки, кстати, тоже. Потому на уличных построениях наши отцы-командиры никуда не спешили и проводили развод, как полагается,  со скрупулезной проверкой личного состава, с длительными инструктажами, с подробными напутствиями и все такое… А чего спешить?! Им же тепло, а курсанты пусть закаляются. Здоровее будут. Поклацают немного зубками, заодно и азбуку Морзе выучат.
Неожиданно училище потрясла зловещая новость:  во время проведения снегоуборочных работ на главном плацу, упал курсант 12-й роты и у него пошла кровь горлом. Парня быстренько отнесли в училищную медсанчасть, где дежурный врач констатировал его смерть!
Через некоторое время нас организованно погнали в медсанчасть на поголовную флюорографию. Построили в живую цепочку и через узкий коридор вперед под рентгеновский аппарат. Прям, настоящий конвейер.
По возвращению в казармы, всех офицеров вызвали на экстренное совещание. Тем временем, «курсантская почта» принесла страшную весть  у парня из 12-й роты был выявлен туберкулез в открытой форме!!!
Звиздец, приехали! Туберкулез –  болезнь трущеб, промозглых казематов и концлагерей! К какой же именно категории можно отнести наше краснознаменное училище ВВС?!
Вернувшись с совещания, мрачнее тучи, капитан Хорошевский приказал надеть шинели и строиться на ужин. 4-я рота обалдела от услышанного.
–  Шинели?! Все слышали?! Точно, шинели? Полтора года ходили без шинелей, а теперь нате вам…
Дальше –  больше! Через пару дней нам раздали огромные консервные банки. Вроде стандартных банок с тушенкой, но не с мясом, а с витаминами. Причем, витамины тоже неестественно огромные. Нас обязали глотать эти огромные витамины горстями по десять штук сразу в момент проведения вечерней поверки. Глотать именно в тот момент, когда старшина роты или дежурный офицер огласил твою фамилию. Огласил и проконтролировал, что курсант заглотил положенную порцию желтеньких шариков и сколько штук именно. Однако!
Внезапно из 44-го отделения исчез Андрюха Кряжев  огромный парнишка из Крыма. Ребята из 44-го к/о рассказали, что Андрюху забрали прямо с уроков. Как позже выяснилось, у крымского богатыря  по результатам флюорографии и последующих анализов обнаружили туберкулез!!!!!!!
Вместе с Андреем с разных курсов забрали два десятков ребят с кошмарным диагнозом и отправили на лечение в тубдиспансер! Обалдеть. Туберкулез, мама дорогая! И это у крепких, изначально здоровых парней в возрасте 18-20 лет?! Дозакалялись, твою мать!
После «зачистки» больных, остальных гоняли на флюорографию с периодичностью раз в три месяца! И так в течение целого года. Смею предположить, что для юного и растущего организма при санитарной норме одного сеанса флюорографии в год, сквозной просвет радиоактивным излучением раз в три месяца –  все же явный перебор.
А сколько витаминов и различных таблеток сожрали?! Ужас! Правда, стоит заметить, что процедура поголовного закаливания быстренько закончилась. А что толку?! Столько ребят загубили.
Андрюха Кряжев вернулся из тубдиспансера, спустя полгода. Вернулся тощим и костлявым, как наглядное пособие а-ля-жертва фашистского концлагеря. Куда делся огромный и мускулистый богатырь, непонятно?! Его и других ребят со страшным диагнозом в мед.книжке не отчислили из училища, не уволили из армии и не комиссовали по здоровью, а распределили для дальнейшей службы на побережье Черного моря –  поправлять здоровье, подорванное бездумным закаливанием. И на том спасибо.
В результате жестоких разборок строгой московской комиссии, из училища ВВС уволили лишь нач.меда –  перепуганного майора, который сыграл роль «бычка на заклание и мальчика для битья». Остальным товариСТЧам начальничкам и отцам-командирам, не в меру заботившимся о поголовном закаливании молодого поколения, натыкали кучу дисциплинарных взысканий: от строгачей до неполного служебного соответствия и …все!
Но умершего парня не вернуть. Как, впрочем, и подорванного здоровья остальных ребят.
Увы, но зачастую, очевидные ответы на простые вопросы, лежащие на поверхности, приходят в «мудрые головы», лишь после невосполнимых потерь среди вверенного личного состава.
Так и хочется ответить на бравурные лозунги ретивых начальничков, желающих поэкспериментировать в «благих целях» над подчиненными людьми.
–  Потренируйтесь сначала на кошках! Или на себе, любимых!
Все пройдет –  и беззаботная молодость, и карьера, и успех... На склоне лет каждый из нас останется один на один со своим изношенным организмом, скрипучее состояние которого, как раз и будет напрямую зависеть от того, как владелец оного в течение предыдущей жизни относился к своему главному богатству –  здоровью!
Будьте здоровы и живите долго!

176. Закон Ома

После команды: «Отбой» в роте начиналась полуночная жизнь. Недолго, на часик, не более. Если на первом курсе, измотавшись за день, бездыханные тела падали в койки и забывались в полуобморочном сне, то на старших курсах перед сном грядущим появлялось законное желание попить чайку, послушать радио или магнитофон, почитать книжечку, расписать преферанс. Воинская дисциплина и боеготовность страны от этого не очень пострадает, а нам –   какая-никакая отдушина.
Для реализации нехитрых изысков, особенно после выключения освещения в спальном помещении, требовался источник электрического питания. Батарейки не годились по причине малого ресурса. Несмотря на то, что их нагревали, варили, кипятили, били молотком с целью продлить жизненный цикл, все равно, помогало мало. Батарейки катастрофически быстро разряжались, а покупать новые было накладно. Да и тратить увольнение в город на поиск элементов питания –  моветон. Есть более интересные и полезные занятия, в которые можно и нужно с удовольствием углубиться, оказавшись на кратковременной свободе.
Для удовлетворения ночных потребностей курсантов требовался более надежный источник бесперебойного электрического питания.
Учитывая, что в спальное помещения электропроводка изначально не проводилась в целях обеспечения пожаробезопасности, то, в принципе, задача стояла не очень сложная. А именно –  достать подходящих проводов нужного сечения и длины, прицепиться к действующей розетке, оторвать плинтус, протащить под ним провода до своей кровати, просверлить в плинтусе две дырочки, одинаковые по размеру с электрической вилкой, подвести к ним провода и… секретная розетка готова. Один нюанс:  во время проведения активной фазы «половой жизни» – влажной уборки, то есть, елозить мокрой тряпкой в районе плинтуса следовало с большой осторожностью, дабы не познать на себе всю великую и страшную силу электричества. Вот, в принципе, и все. А дальше –  сплошные удобства и комфорт. Красота!
Втыкай в плинтус вилку электроприбора и нет проблем –  слушай себе магнитофон, пока уши не опухнут. Чайку?! Пожалуйста, подключаем бульбулятор и опускаем его в банку с водой. Пару минут и чай готов. Кофе, какао?! Да ради Бога! Бульбулятор –  это сила, прогресс, техническая революция.
Вы не знаете, что такое бульбулятор?! Так как все виды нагревательных приборов в армии строго запрещены и безжалостно отбираются офицерами, то на основе опыта предыдущих поколений, из подручных и абсолютно доступных материалов мы изготавливали два вида кипятильников. И называли их незатейливо «бульбулятор».
Почему «бульбулятор»?! Все элементарно. Потому что вода под их воздействием не просто кипела и бешено бурлила. Вода практически стремилась выпрыгнуть из банки. Процесс кипячения происходил стремительно и очень бурно. Итак.
Модель № 1: берутся два лезвия типа «Нева» от безопасной бритвы старого образца. Между ними прокладываются две спички без серных головок, т.к. сера  –  яд. Странно конечно, но привычные ко всякой гадости курсантские желудки почему-то плохо переваривали серу. Далее, получившийся «бутерброд» из металла и дерева перевязывается ниткой, а к каждому из лезвий прикрепляется зачищенный от изоляции провод, ведущий к электрической вилке. Все!
Эта незамысловатая конструкция опускается в банку с водой, вилка втыкается в розетку и через минуту закипает литр воды. К явным недостаткам данной конструкции относится недолговечность, малый ресурс, так сказать. Лезвия быстро прогорали, разлагаясь в труху, особенно, в месте контактов с электрическими проводами.
Модель № 2 (более фундаментальная конструкция и долговечный вариант): берутся две стандартные подковки от армейских сапог, а дальше –  смотри описание модели № 1.
Этими «бульбуляторами» мы кипятили большие объемы водички  –  3, 5, 10 литров. Когда включали кипятильник в сеть, в казарме просаживалось напряжение в розетках. Сам бульбулятор страшно гудел и подпрыгивал в емкости с водой. Было отчетливо видно, как между сапожными подковками в прозрачной толще воды зловеще светится синяя электрическая дуга. Из курса физики и химии мы знали, что при пропускании электричества через воду происходит процесс разложения оной на молекулы кислорода и водорода. В воздухе казармы явно чувствовалось наличие озона.
Вот так мы укрощали электричество и приучали его приносить пользу и служить на радость людям.
Когда мы были на третьем курсе, в гости к Лелику забрел его землячок-киевлянин, который учился на первом курсе. Как радушный хозяин, Лелик решил угостить дорогого гостя, который пребывал в состоянии искреннего восторга наблюдая за относительно разнузданной и вольготной жизнью курсантов-старшекурсников.
Худосочный (а кто из нас на первом курсе был толстым) и гремящий мослами «минус» изумленно хлопал глазами, наблюдая как Витя Копыто открыто и никого не таясь, надевает яркие пижонские плавки вместо армейских необъятных трусняков семейной модели. А затем, щедро поливает «общественным» одеколоном финский спортивный костюм, готовясь к очередному самовольному посещению женского студенческого общежития. Для первокурсника подобные действа находились далеко за гранью мечтаний.
Вообще-то, если честно, на 45-е отделение было любо-дорого посмотреть. Серега Филин и Андрюха Яровой, сидя на кровати Олеся, играли в нарды и попивали горячий какао. Тонкий батон сырокопченой колбасы ребята макали в открытую банку сгущенки и поочередно откусывали по объемному кусочку. Олесь Потыну, высунув от усердия кончик языка, старательно записывал очередной анекдот про молдаван, воспроизводимый Жекой Ящиковым, который тоже активно прикладывался к колбаске и сгущенке. Валера Гнедовский сидел на тумбочке и вертел в руках общественный портативный магнитофон «Весна-202», который забойно орал про какого-то Луи-Луи голосами Дитера Болена и Томаса Андерса.
Первокурсник заинтересовался приятной мелодией, но постеснялся обратиться к сержанту Гнедовскому и спросил Лелика.
–  А что за группа поет? Музыка занятная, как называется? Буду дома в отпуске, обязательно записи достану.
Лелик прислушался к приятной мелодии, на мгновенье закатил глазки, перебирая варианты возможного ответа, и выдал следующее.
–  А, ерунда всякая. Это «Morden talking», что в переводе с английского означает «Лицо женщины». Хотя, если честно странновато, вроде два парня горло дерут, причем тут «Морда телки»?! Может педики, раз такое название. Один в красных штанах и волосы длинные, как у моей подружки в Киеве. Точняк, голубок, по глазам видно. Глазки подведенные, масленые такие. А другой –  блондин загорелый, еще все почему-то говорят, что он очень болен. Чем болен, не знаю, наверное, все же педерастией, не иначе. А, хрен с ними! Давай, я тебя чайком угощу с вишневым вареньем. Знатное варенье и… сальце где-то завалялось. Есть хочешь? В сальЦЕ очень много витамина «ЦЕ». О он, поверь мне на слово, полезная штукенция. Будешь сальце домашнее, киевское?
В принципе, Лелик мог бы и не спрашивать. Забыл, наверное, как на первом курсе сам ходил вечно голодный. Парнишка инстинктивно сглотнул набежавшую слюну и утвердительно кивнул. Лелик вытащил из тумбочки банку с водой, опустил туда «бульбулятор»-модель № 1, воткнул вилку в плинтус-розетку и пошел спросить у ребят хлеба под сальце для дорогого землячка.
А тем временем, землячок с изумлением наблюдал, как воткнутый в деревянный плинтус провод снабжает кипятильник электроэнергией. Все законы физики, которые он изучал в курсе средней школе, опровергались прямо на его глазах.
Вода быстро нагрелась и закипела. Пораженный  «минус» открыл рот и выпучил глаза.
Лелик вскоре вернулся с четвертинкой буханки черного хлеба. Оценивающе посмотрел на кипящую воду и вытащил вилку «бульбулятора» из плинтуса. Затем засыпал в банку с кипятком заварку цейлонского чая и накрыл горлышко конспектом по пилотажно-навигационным комплексам самолета Ил-76.
Протягивая земляку начатую банку вишневого варенья и огромный бутерброд с толстенным, как стандартный строительный кирпич, куском сала, Лелик заметил, что парень смотрит на него как-то неестественно. Лелик решил, что первокурсник недоволен размером кусочка сала (грамм 300, не меньше) и добродушно начал оправдываться.
–  Что не так?! Сала мало?! Извини зёма, подъели. Однако, копченое, сам понимаешь, во рту тает. Налетели наши проглодиты или троглодиты, хрен редьки не толще, 12 кг. сала влёт сожрали. Так что, давай зёма наваливайся, пока есть.
–  Лелик! А это как?
–   Что как?!
–   Вода кипит как?
–  Ну блин, ты тундра! Во, вопросы. Как, как?! Буль-буль-буль! Буль-буль! А что, сам не видишь или не слышишь?! Не позорь меня, зёма. Ты же медкомиссию проходил, на тесты психолога отвечал. И не знаешь, как вода кипит?!
–  Лелик! Ты не понял! Я окончил физико-математическую школу и очень хорошо знаю электротехнику, в целом, и закон Ома, в частности. Типа, сила тока пропорциональна напряжению и обратно пропорциональна сопротивлению. Дерево ток не проводит, у него кошмарное сопротивление! Дерево –  изолятор! Оно электромагнитные волны не генерирует, электроэнергию не вырабатывает! Лёля! Ты же вставил розетку в плинтус, а он из дерева.
–  Вот блин, ботаник! Переучился брат. Ты  дерево! Ну ты даешь! Все гораздо проще. Розетка там… в этом… как его… в плинтусе. Понял?! Потайная розетка, дружище. А под плинтусом провод. Провод  эта такая веревочка, но из меди, а сверху пластик. Пластик  это изоляция такая, она ток, типа, не проводит. Ну… или почти не проводит… не уверен, но что-то так. Понял, деточка?!
–   Да ты что?! Ух ты, здорово! Расскажи, как сделать такую же!
Лелик, не мудрствуя лукаво, посвятил земляка в секретные тонкости протягивания потайной электрической линии. Тот внимательно слушал и восторженно жевал гигантский бутерброд, запивая чаем с вишневым вареньем. Когда бутер был доеден, чай выпит,  приблизилось время вечерней поверки, и первокурсник поспешил откланяться.
На прощанье, радушный Лелик подарил дорогому земляку моток медного провода, проводил его до выхода из казармы и предложил заходить на досуге, обещая подкормить в меру возможности.
Спустя пару дней, «курсантская почта» принесла странные и весьма тревожные известия. Ночью на первом курсе произошло ужасное ЧП –  чрезвычайное происшествие. Есть пострадавший, которого срочно эвакуировали в гарнизонный госпиталь. Подробности происшествия были следующими, а именно: некий курсант-недоумок решил провести к своей кровати личную электрическую линию. После команды: «отбой» он скрытно подсоединился к розетке в центральном коридоре казармы, оторвал плинтус, протянул под ним провод до своей койки. Затем гвоздем проковырял два отверстия в плинтусе под электрическую вилку и решил подвести к этим отверстиям контактные провода.
Так как провода были в изоляции, а из подходящих инструментов у парня в активе был лишь ржавый гвоздь, гантели из спортивного уголка, сломанная отвертка и персональные зубы, то для снятия изоляции с провода, горе-электрик не придумал ничего лучшего, как засунуть провода в рот, стиснуть зубы и стянуть пластик.
Внимание! Виду того, что провода уже были подсоединены к действующей розетке в 220 вольт, то в строгом соответствии со всемирно известным  законом великого физика Ома, сила тока, которая создала электрическую дугу на языке первокурсника, была обратно пропорциональна сопротивлению слюны на этом самом языке. Итак, все до последнего из 220 вольт (Вольт, кстати, тоже не менее известный и великий физик) разрядились на влажном и розовом языке ночного электромонтера.
В результате, образовавшаяся электрическая дуга так долбанула дилетанта-электрика, что он сразу потерял сознание, а его язык мгновенно разбух до такой величины, что вывалился изо рта и болтался на груди ,словно манишка или галстук.
Вызванный по телефону, дежурный офицер по училищу скоренько прибежал на место ЧП и увидев бессознательное чудовище с огромным языком на груди, чуть не получил инфаркт. У седого полковника подкосились ноги и он долго не мог дать внятных приказаний и распоряжений перепуганным курсантам.
Общими усилиями парня привели в чувство, но засунуть язык обратно в рот так и не смогли. Не помещался он там –   и все тут.
Полковник вызвал медиков из города, так как дежурная медсестра, быстренько прилетевшая на экстренный вызов из медсанчасти училища, сама была в полном ступоре и от увиденного. С такими мундеркиндами она еще не сталкивалась. Ну не знала 20-летняя девушка, что ей делать, хоть плач! Кстати, реветь и ахать у нее получилось очень даже неплохо.
Пострадавшего «минуса» увезла «скорая помощь» и сейчас он больнице, его жизнь вне опасности, но врачи сломали не одну умную голову, думая как снять обширный отек с языка, чтобы хотя бы в далекой перспективе засунуть его обратно в рот хозяина. И будет ли этот чудо-хозяин вообще когда-нибудь разговаривать, вот еще вопрос?!
Услышав историю в курсантской столовой, мы дружно заржали, щедро комментируя личный идиотизм персонажа. Женька Ящиков высказался так.
–  Понаберут кретинов, физику с электротехникой не учат. Прикиньте, а если ему язык так и не вправят. Во, блин, хамелеон получится. Зато зимой шарф надевать не надо и на галстуках сэкономит. Шизоид, двоечник, дибилина. Естественный отбор –  великая штука! В природе он бы не выжил...
Ба-бах, табуретка с грохотом полетела на бетонный пол. Лелик вскочил и, ничего не говоря, выбежал из столовой. Все замолчали и удивленно переглянулись. Мудрый Филин, поскрипев мозгами, разрядил тишину.
–  Ексель-моксель! А не зёма ли нашего Лелика отличился, который давеча бутер с салом захомячил? Если так дело пойдет, малой пацанчик просветителя Лелю сдаст с потрохами. Ага, скажет мол, это меня хулиганы из 4-й роты научили провода в рот засовывать. Попал Лелька, а все по доброте своей. И мы попали, опять казарму наизнанку вывернут, провода оборвут и могут все остальное найти. Пора готовится к реальному шмону и конкретному шухеру.
Все закивали в знак согласия. Киевлянина было жаль, парень хороший. Если «минус» заговорит или напишет на бумажке, откуда в его бестолковую голову переселилась столь «гениальная» идея, то обыска в нашей казарме, точно, не миновать –  опять полы вскроют. А там много чего интересного найти можно,  не только розетки.
Далее по распорядку дня следовала самоподготовка, и мы двинули в учебную аудиторию, определенную расписанием. Через некоторое время пришел Лелик, мрачнее тучи. Он подошел к сержанту Гнедовскому и попросил записать в увольнение на ближайшие выходные.
–  Валерка, выручай, оформи увольняшку. Зёма мой, мундеркинд недоученный, физик хренов, в госпитале лежит. Хочу проведать. Вину чувствую, –  мама не горюй. Вот научил на свою голову, еще и провода подарил. Парень чуть мозги не вскипятил. До сих пор в их роте паленым воняет. Дубина, не мог «вольтометром» напряжение померить, отличничек?!
–  Вольтметром, Лелька брось себя корить. В увольнение пойдешь, вопросов нет. А провода в рот не ты ему совал. Он сам ими отужинал. Любит парнишка на ночь изоляцией закусить –  его проблемы. Ты нас вспомни, учил тебя кто?! Сами до всего доходили, уму-разуму набирались методом «научного тыка»! Получилось?! Хорошо! Нет?! Работаем дальше! А ты ему все на блюдечке выложил. Точно говорят, что у семи нянек, дитя без члена.
–  Без глаза. У семи нянек, дитя без глаза, Валер. Короче, я хочу парня проведать, передачку принести какую-никакую.
–  В его случае, без языка. Вернее, наоборот –  с офигительным языком. Дарвин не зря придумал про естественный отбор. Ящик прав, такие умники в природе не котируются. Не понял чего, переспроси, язык, чай, не отсохнет пару вопросов задать. Зачем горячку пороть?! Наверно, перед остальными парнями решил рисануться, превосходство свое показать. Вот и получил по заслугам. Дураков надо учить. Вот его и научили, что технику безопасности соблюдать надо. Пусть теперь свой деликатес жует, может, меньше станет. Шучу, не психуй. Если серьезно, то еще неизвестно, может, он нас уже запалил и в роте обыск в самом разгаре… а мы только недавно остатки «Агдама» под полы перепрятали. Мда, ребята расстроятся. Что делать будем?! Опять в клумбу закапывать, так осень на дворе. Замерзнет, однако. Как думаешь, парень не проболтается?
–  Не должен, в Киеве –  ребята-кремень. Да и болтать ему теперь не скоро. А писать в киевских школах не учат вообще, только читать. Шучу. Увольняшку пиши.
В субботу Лелик сходил в увольнение, проведал дорогого земляка и принес успокаивающие новости. Парень жив, здоров, идет на поправку. На все вопросы дотошных офицеров-дознавателей отписывается на промокашке: «Ничего по данному прискорбному случаю объяснить не могу. Не помню». Врачи госпиталя хором подтвердили.
–  Парень не врет, в подобном случае частичная потеря памяти:  ретроградная амнезия, случается довольно часто. Еще повезло, что дурачком не стал.
«Киевский кадр» после выписки из госпиталя частенько приходил к Лелику в гости. Его язык со временем пришел в норму и речь полностью восстановилась. Мы часто подшучивали над ним, называя: «Электриком» или «Электроником». Парнишка не обижался, с чувством юмора у него был полный порядок, а в мужской среде это дорогого стоит.
«Электроник» прославился на все училище. Но слава его была недолгой, ибо вскоре альма-матер облетела новая весть, которая затмила все предыдущие события.
Опять же, на первом курсе нашелся очередной «гений», который, будучи в наряде на хозяйственных работах в столовой, выпил два полных чайника компота и выкроив время, залез позагорать на крышу столярной мастерской. Когда зов организма стал нестерпимым, довольный жизнью и вкусным компотом, курсантик-первогодка со словами: «Лучше нет красоты, чем поссать с высоты!», умудрился помочиться на распределительный щит электропитания с напряжением в 380 вольт.
Расплата за идиотизм не заставила себя ждать и очередного любителя проверить на себе силу электричества увезли на «Скорой помощи» в гарнизонный госпиталь с неимоверно распухшим членом и хорошо прожаренными яйцами.
Закон Ома работал без перебоев: чем больше напряжение и меньше сопротивление, тем больше сила тока и страшнее последствия. Хотелось бы верить, что и в данном случае все обошлось без фатальных последствий и, в недалеком будущем, парень все же стал стал папой, но не Римским.
Интересно, а самого великого Ома электричеством било?! Наверное, да! Ибо, вывести такой гениальный закон можно лишь, лежа на больничной койке после ряда практических экспериментов, не иначе.

177. Основы казарменной педагогики

–  Авдеев!
–  Я!
–   Апестин!
–  Я!
–  Белов!
–  Я!
Идет вечерняя поверка, предусмотренная Общевоинскими Уставами и обязательная для всех военнослужащих срочной службы, а именно: процедура проверки наличия персональной тушки в пределах казармы. И никуда от нее не деться.
Каждый вечер перед сном, в строгом соответствии с распорядком дня, весь личный состав роты:  поголовно 144 морды лица или, вернее, засыпающие прямо в строю 144 тела, стоят в центральном коридоре казармы, построившись в две шеренги. Стоят, частично отключив сознание, но пока еще в вертикальном положении. Стоят с единственной целью  громко и внятно выкрикнуть: «Я!», услышав свою фамилию из уст дежурного офицера.
Благо, если офицера в расположении роты уже нет –  слинял, любезный, по делам неотложным - порцию водовки заглотить после трудового дня или какую симпатичную мадам в кино сводить с перспективой?! Вопросов нет, все мы –   люди-человеки и личная жизнь должна быть у каждого, независимо от чинов и регалий.
В этом случае вечернюю поверку проводит старшина роты  Игорь Мерзлов. Игорь уже многократно и досконально заучил список личного состава 4-й роты наизусть и выстреливает все 144 фамилии, не заглядывая в бумажку.
Услышав ответное «Я!» владельца фамилии, старшине нет необходимости скользить пристальным взглядом по длинному строю курсантов, дабы лично убедиться, что «Я!» выкрикнул именно тот, кому положено. А не его закадычный дружбан, талантливо изменив тембр своего голоса, рискуя получить пяток внеочередных нарядов за наглый подлог или трое суток ареста на гауптвахте за целенаправленное содействие в злостном нарушении воинской дисциплины  самовольной отлучке оного.
Не смотря на строгость наказания, все равно периодически «ломали голос» и рисковали, а куда деваться?! Пострадать за друга –  это святое! А отсутствующий на вечерней поверке друг-курсант в это время, как правило, жадно вкушал все прелести любви в жарких объятьях не слишком капризной и не очень разборчивой девицы из ближайшего общежития мед., пед. или института культуры. Не столь важно, главное, что вкушал... Причем, вкушал по максимуму …и еще разок за того парня, который, «ломая голос», сейчас отзывается на его фамилию.
А как иначе?! Взаимовыручка и все по-честному, одному –  женские ласки, другому  удобные нары в уютной камере училищной гауптвахты. В следующий раз все будет с точностью до наоборот. Постоянный круговорот курсантских тел в женском общежитии и на училищной гауптвахте, при общем сохранении общего числа –   гармония и равновесие.
Опытный и мудрый старшина, пробубнивший список личного состава 4-й роты уже не менее тысячи раз, ориентируется на отрывистый отзыв «Я» и ему вполне достаточно доли секунды, чтобы однозначно идентифицировать личность курсанта, независимо от интонации голоса или длительности уставной реплики: «Я!», от короткой и хлесткой, до мелодичной или гортанно-протяжной. Да еще и с нерусским акцентом –  нац.кадров в 4-й роте вагон и еще маленькая тележка.
Вечерняя поверка роты, проводимая старшиной, была необременительна и скоротечна  пять минут и «отбой». «Отбой» и баиньки! Кувырк в «люлю» и –   мгновенно забыться в глубоком сне…
Когда ту же самую процедуру поверки наличия личного состава проводит дежурный офицер,  *здец, ее длительность неуклонно возрастает от 40-ка минут до 1,5 часов, к маме не ходи. Вариации в продолжительности прямо пропорциональны уровню личной тормознутости того или иного экземпляра homo sapiens с офицерскими погонами на плечах.
В этом случае оглашение фамилий строго по списку, а «трудные» фамилии –  чаще всего по слогам.
–  Шукур… бархан… дери… галиев! Охренеть, а не фамилия… Шукурбархандеригалиев! Есть такой?!
–  Я!
–  Мирза… хаким… да еще и …ни фига себе …заде! *бануться, просто?! Мирзахаким-заде тут?!
–  Я!
–  Зурам… берил… оглы! Во как! Язык, бл*дь сломать можно! Зурамберил-оглы!
–  Я!
– Вырви… хвист! Вырвихвист?! Офигеть?! И откуда вас таких только берут… Вырвихвист!
–  Я!
На выкрик: «Я!», доносящийся из глубины строя, дежурный офицер непременно посмотрит в лицо откликнувшегося курсанта и, натужно скрипя мозгами, будет нудно соображать, додумывая и фантазируя, является ли увиденная физиономия курсанта владельцем названной фамилии или нет?! ХЗ, конечно, ну да ладно. Будем считать, что это именно он!
Если офицер –  неисправимый зануда или просто ему некуда спешить, то он практиковал убогий метод «воспитания» личного состава: начать всю перекличку сызнова с первой фамилии длиннющего списка, если владелец оглашенной фамилии на мгновение задумался, отвлекся, задремал или просто тормознув, не успел отозваться с первого раза!
–  Все, дорогие мои детишечки, начинаем перекличку заново, гы-гы!
И неважно, что это был уже 143-й номер по порядку и в списке личного состава 4-й роты остался всего один человек  144-й –  Жека Ящиков! Неважно!!! *здец! Баран-овца, начинай с конца! И все заново, опять минут на 40! По слогам и по буквам! Тоска смертная –  наблюдать за убогими потугами «по пояс деревянного» начальника в желании дешево порисоваться и показать «кто тут главный». А спать-то хочется...
Совсем беда, если дежурный офицер еще и патологически туп или с претензией на казарменный юмор.
–  Рыбаков! ….хм…. Матросов?! Не понял?! Рыбаков-Матросов!
–  Я!
–  А ты кто?! Рыбаков?! Или Матросов?! И почему одна персона на две фамилии… Второй где?! Ась?! Гыгыгыгыгы!
Сам сказал, сам смеется… обалдеть, как весело! Ну не дурак ли?! А толпе курсантов, скованных воинской дисциплиной, стоять в строю и наблюдать представление одного актера с одной и той же дежурной шуткой, озвученной уже в сотни раз…
Чтобы хоть как-то скрасить «увлекательное» времяпровождение в ожидании команды «отбой», парни пытались немного отвлечься от монотонной процедуры и найти хоть какое-то развлечение для вскипевших за день мозгов и уставшего тела. Кто-то, отключив мозг, слегка подремывал, сохраняя равновесие тела в вертикальном положении. Кто-то мягко релаксировал, погрузившись в приятные воспоминания о далеком доме. Кое-кто периодически напрягал и расслаблял мышцы пресса,  своего рода, неплохая тренировка для создания рельефных кубиков на персональном брюшке. Так приятно летом на пляже ловить заинтересованные взгляды загорелых красоток. Кто-то украдкой читал письмо, полученное из дома. Кто-то выжимал кистевой эспандер, развивая железное рукопожатие…
А Витя Копыто и Жека Ящиков на протяжении нескольких лет во время вечерней поверки играли в однообразную, но весьма увлекательную игру, рассчитанную на быстроту реакции.
Сутулый, некультяпистый и жалкий Витя Копыто стоял в первой шеренге 45-го отделения, а шустрый, острый на язык и с задорной хитринкой в умных глазах,  Женька Ящиков –  прямо за его спиной.
Курсант Копыто, в нарушение требований Строевого Устава, никак не мог длительное время удержать руки «по швам» в виду «наличия острого шила в персональной заднице», поэтому всегда заводил руки за спину, сцепив ладони в произвольном «замке». А курсант Ящиков, в течение всей вечерней поверки, периодически вкладывал свой указательный палец правой руки в полураскрытую ладонь Виктора, стараясь мгновенно убрать его при малейшей попытке Копыто захлопнуть «капкан». Получался некий облегченный вариант детской игры «кошки-мышки».
Если Витьке удавалось подловить Женькин палец, он несказанно радовался словно малое дите, а Евгеша Ящиков старался в следующий раз молниеносно выскользнуть из цепкой ловушки, не оставляя Копыто ни малейшего шанса. И такая незамысловатая развлекуха двух ребят продолжалась весь период обучения в альма-матер.
И вот однажды вечернюю поверку проводил сам командир 4-й роты капитан Хорошевский. Медленно и с театрально, хорошо поставленным командирским голосом, Нахрен четко, внятно зачитал список 41-го классного отделения. Затем неторопливо перешел к 42-му…
Дабы немного отвлечься и не нарушать установленную традицию, Витя и Евгений предались стандартному занятию –    игре «в кошки-мышки».
Увлекательная игра шла с переменным успехом. То Женькин палец успевал выскочить из Витькиной ладони за какое-то неуловимое мгновение, то курсант Копыто все же захватывал шаловливый пальчик в тиски, и, довольно закатывая глаза, самозабвенно лыбился от уха до уха, радостно сияя, как первая лампочка Ильича…
Капитан Хорошевский, тем временем огласил список 43-го к/о и уже дошел до середины 44-го… как вдруг неожиданно для всех Витя Копыто вывалился из монолитного строя с пронзительным визгом!
–  Фу, бля!
Курсанты 4-й роты сначала вздрогнули от вопля, резанувшего по ушам, а затем захохотали над очередным представлением казарменного клоуна, который прыгал в центральном коридоре, брезгливо вытирая ладони о гимнастерку и галифе.
Нахрен  выронил из рук планшетку со списком роты, и опасливо глядя на взъерошенного курсанта Копыто, разразился криками.
–  Совсем ухулел, мундеркинд сраный?! Чего визжишь? Что, не устал за день?! В наряд на свинарник захотел или три наряда «на тумбочку»?!
–  Тащ капитан, простите, задумался чего-то... показалось… мерзость такая… Фубля, аж передернуло!
–  Какая такая мерзость?! Ась?! Похоже, спать никому не хочется, да?! Ну ладно… сейчас мы это поправим! Рота, смирно! Из-за неуставных воплей курсанта Копыто, вечерняя поверка начинается сначала…  Авдеев!
–  Я!
–  Апестин!
–  Я!
…..
Рота недовольно загудела. Но, делать нечего, народ быстро стих, осознавая, что последствия могли быть гораздо хуже:  беготня вокруг скверика с памятником В.И.Ленина, причем, в противогазах. Поэтому, ну его нах, снова, значит снова. И утомительная процедура монотонной переклички началась заново с 41-го классного отделения.
Личный состав 4-й роты угрюмо перетаптывался на месте, периодически меча в сторону Витьки Копыто многообещающие взгляды, полные «сердечной благодарности».
И только курсанты 45-го к/о сдавлено похохатывали, рискуя получить гарантированные грыжи от нестерпимого напряжения.
Оказывается, ЕвГений Ящиков решил в одностороннем порядке немного усовершенствовать и разнообразить устоявшиеся правила игры:  внести, так сказать, нетривиальную составляющую… Он быстренько расстегнул ширинку галифе и вложил в цепкие руки Вити Копыто свое …мужское достоинство…
С тех пор, находясь в строю, Витя Копыто образцово держал руки строго по швам! Женьке Ящикову одним движением своего… ммм… главного указательного перста «под номером 21-й», удалось то, над чем тщетно бились строевые офицеры авиационного училища:  приучить курсант Копыто к основам строевой подготовки и привить его сутулой фигуре образцово молодцеватую выправку, предусмотренную требованиями Строевого Устава.
Никому из офицеров не удавалось! А ЕвГению Ящикову удалось! Во как!
А традиционная игра в «кошки-мышки» сразу закончилась! Причем, навсегда!

178. Жаль

Тянем стандартный гарнизонный караул. Начальник караула старший лейтенант Гвоздев, потрепавшись по телефону с комендантом, выделил двух бойцов на усиление и в распоряжение…
«Счастливчики» –  я и Костя Остриков. В списке караула мы числимся «выводными», а гауптвахта, практически, пуста. Нам делать откровенно нечего, поэтому поочередно торчим на калитке в караульном помещении, как два дурака, надоело, а куда деваться. Сходим в «распоряжение» –  будет хоть какое, но разнообразие...
Получили оружие, потопали в комендатуру. Всё рядом: 60 шагов по дорожке. Краснопогонный полковник, старательно хмурясь и периодически то надевая, то снимая очки с толстыми стеклами, провел беглый, но незабываемо-убедительный инструктаж.
–  Прибыл «автозак» из пересыльной тюрьмы. Привезли душегуба очень опасного –    убийца-рецидивист. Прапорщик. Бывший, из наших. Кто бы подумал, мда?! В крови –  не только по локоть, аж по самую голову. Сколько гражданских погубил. Маньяк, наверное?! Хотя в дурдом возили пару раз, выдали заключение, что вменяемый. И по службе характеризуется хорошо, тихоня безотказный. Вышка ему корячится. Очень опасен, очень! Заседаний будет много, сегодня первое. Ваша задача, бойцы,  обеспечить «усиление» в зале, где будет проводиться судебное заседание.
Костик Остриков понимающе кивнул и вклинился в монолог комендантского полковника.
–  Чтобы не сбежал?!
Комендант, в очередной раз, нацепил на нос очки и внимательно посмотрел на Костю. Тот мгновенно заткнулся и непроизвольно съежился под колючим взглядом угрюмого вояки.
–  …Чтобы родственники убитых не порвали… Много людей на процесс приехало, почти со всей страны. Необходимо, в случае чего, упаси господи, сдержать толпу, пока конвой не эвакуирует подсудимого в безопасное место. Мда… на старости лет факт самосуда и суд Линча мне нахер не нужен, все понятно?!
Нам было все понятно. Пришли в зал суда, благо –  в этом же здании, только вход с другой стороны. Людей, на удивление, много. Мужчины и женщины, предпочтительно, пожилого возраста. Мужики все мрачные, сидят с мраморными лицами. У женщин глаза на мокром месте. Есть и молодые женщины, не намного старше нас с Костей. Лица чернее черного, аж природная красота поблекла. В зале явно попахивает валерьянкой. Атмосфера тяжелая…
Тюремный конвой привел обвиняемого… Оп-па! После инструктажа у коменданта ожидал увидеть огромного монстра с внешностью брутального австралопитека, с кулаками, как пудовые гири, а в зал ввели маленького и сухонького парнишку. Шейка тоненькая, ушки оттопыренные, но спина ровная, взгляд прямой… спокойный, походка уверенная. Вот никогда бы не подумал… Маньяк-убийца?!
–  Встать, суд идет!
…И началась занудная тягомотина. Начальник конвоя поставил нас с Костей у входной двери. Стоим недвижимыми столбами с «калашами» за спиной:  не намного лучше, чем на калитке в караулке… там хоть на свежем воздухе.
От самого судебного заседания впечатлений фактически не осталось:  гневные речи прокурора, сбивчивые показания свидетелей, эмоциональные реплики из зала, плач женщин, обмороки… короче, дурдом! Брррр! Спасибо юношеской психике, которая старательно подтерла память, удаляя особо негативные моменты...
Наконец судья объявил перерыв. Конвой вывел подсудимого в специальную комнату, мы пошли следом. Парня посадили на скамейку, намертво прикрученную к полу, и приковали к ней наручниками. Старший конвоя обратился к нам с Костиком.
–  Пацаны, посмотрите за клиентом, мы хоть посс*ть сходим, да и покурить охота. Уши уже опухли.
–  Лады.
–  Вот вам «Ромашка» (убогая радиостанция). Если чего, шумнете. Ключ от наручников не оставим, от греха подальше. Не положено вас оставлять, да куда он, нахрен денется. Если что, мы рядом.
–  А если он в туалет попросится?!
–  Обойдется! Пусть в штаны сс*, ублюдок. Его проблемы. Мы вернемся тогда и выведем.
Конвой вышел из комнаты, закрыв входную дверь на ключ и заперев нас вместе с убийцей. Мы с Костиком непроизвольно напряглись. Я сел на подоконник у зарешеченного окна и положил автомат на колени, «Ромашку» кинул на подоконник. Костик подпер спиной входную дверь. Мало ли чего?! Молчим. Поскользив глазами по убогой комнатке, я уперся взглядом в преступника. Убийца?! А с виду и не скажешь, обычный заморыш, вот только глаза… глаза спокойные. Абсолютно!
–  Ребята, вы с Бахаревки?
Не знаю, как Костик, а я от неожиданности непроизвольно вздрогнул. (Бахаревка –   район, где располагается наше училище). Голос преступника звучал спокойно, без малейшего волнения. И хотя нам запретили разговаривать, вопрос был ничего не значащим и ответить на него можно было простым кивком головы. Промолчишь, решит, что мы его боимся… А мы не боимся! Бояться  стыдно!
–  С Бахаревки.
–  Я тоже там учился.
–   Ага! Конечно! Гонишь?! Сейчас что угодно скажешь, чтобы нам в уши нассать…
–   Нет, кроме шуток. Во 2-м бате, в 11-й роте…
И «убивца» начал бегло перечислять фамилии офицером и преподавателей, чередуя с подробным описанием территории нашей «бурсы»… Оппаньки, а пацанчик-то нашенский…
–  Ребята, у вас сигаретка есть? Курить хочется!
–  Нет, мы не курим!
–  Раньше и я не курил.
–  …Слушай… не понял, а как же ты прапором стал?
–  Отчислили на втором курсе. Из самоволки возвращался и уже через забор перелез… а под забором дебильный комендант Голдуров стоял. Я опять на забор и –   дёру. А он за галифе меня ухватил и на себя тянет, здоровый кабан… я ногой его ткнул и перемахнул на сторону «железки» (железнодорожного полотна)… но мой сапог у Голдурова в руках остался… а внутри голенища маркировка моего «военника» (номер военного билета) хлоркой вытравлена. А дальше процедура опознания, педсовет… а говнюка комендантского вы сами прекрасно знаете …и я вылетаю из училища как пробка из бутылки шампанского.
«Убивец» потянул руку, прикованную наручниками к скамейке но, звякнув железом, грустно усмехнулся.
–  Перешил погоны курсанты на СА и направили меня в роту охраны в «красные казармы»… и вот тут то попадаю «на обратную сторону Луны». То, что отфигачил в училище более года, «в армейке», оказывается, не считается. Там своя иерархия. Попал в роту, где была махровая дедовщина. *здец полный, парни! И долбили меня старики, как молодого …и даже хуже. Шинелка у меня курсантская, цвет другой, не солдатский… Дембеля гноили за само желание в офицеры податься. Смертным боем били. По ночам поднимали «духов» и приказывали мастичные полы натирать. Мною! Вместо «машки» (чушка, сукном обтянутая) меня использовали. «Духи» хватали меня за ноги и по полу елозили. Туда-сюда, туда-сюда… Живого места не осталось… очень быстро в доходяшку превратился. Еле ноги таскал и от малейшего шума вздрагивал, чуть ли не кровью ссался. И пропал бы нахрен, если не новый командир роты. Пришел мужик толковый и справедливый, узнал, что я из курсантов и назначил ротным писарем. Вот так и выжил …в канцелярии роты. И спал там же …по ночам дембеля и сержанты в металлическую дверь долбились, а я сожмусь в комочек, молюсь, чтобы дверь выдержала …и ночь длиннее жизни кажется…
Парень, явно, спешил высказаться до возвращения конвоя и начал говорить почти скороговоркой с короткими паузами на вдох и выдох.
–  У ротного в столе нашел книгу с личными данными на призывников:  состав семьи, адрес местожительства и т.д. Переписал адреса всех уродов, которые надо мной измывались. Когда они дембельнулись, стало гораздо легче… начал из канцелярии выходить не только днем, когда ротный был …ожил короче, откормился. А через полгода и сам на дембель ушел. Не рисовал альбомы дембельские, форму не вышивал, аксельбанты не плел. Шинель в бане не парил и шубу не начесывал, все думу думал, как бы нелюдей этих остановить. Не должны эти звери по земле ходить… недостойны! Твари они! Вернулся домой, выбитые зубы вставил на родительские деньги, покрутил башкой из стороны в сторону… и пошел опять в «красные казармы» на прапора устраиваться. А попутно думал, как бы говнюков тех достать?! И тут сама удача мне улыбнулась. Услышало небо мои мысли невеселые... В комендатуру бабулька позвонила, божий одуванчик… мол, потолок в ее доме на Мотовилихе обвалился и прямо на голову патроны посыпались. На Мотовилихе (район города, славный своим революционным прошлым) дома же старые, чего вам рассказывать… место известное, еще в 1905 году рабочий класс бузил… Короче, у бабульки вместе с ментами и комендантскими саперами нашли трехлинеек пару десятков, наганов целую кучу и патронов немерено. Пока описывали, то да се, заиграл я один наган и горсть патронов… прокатило… Сточил мушку, нарезал резьбу на конце ствола, методом проб и ошибок сотворил глушитель. С глушителем пришлось крепко потрахаться. Корпус глушителя дружок на токарке выточил, а с мембранами и с порошком алюминия долго подрюкался… Но сделал хорошо. Качественно!
В первый отпуск рванул в Прибалтику  Латвия, Дубулты. Нашел нашего дорогого лабуса, говнюка уродского. Гинтас,  викинг сраный, лютовал немеренно, сука фашистская. Короче, выпал моментик –  один на один столкнуться. Здоровенный лабус… в два раза меня выше и шире… Окликнул его и когда он обернулся, сразу выстрелил в коленку. По земле сучонок ползает …узнал меня, сука. Руками вцепился в мои штаны, плачет, ублюдок …слезы текут огромные, ботинки мне целует и лопочет что-то не по-русски  умоляет, наверное, чтобы не убивал… урод! А в казарме такой непробиваемый был, высокомерная тварь, смертным боем меня бил и шипел презрительно… а тут в пыли ползает, рот кривит, ботинки мне слюнявит и лопочет что-то жалобно… Видит, что я его не понимаю и давай по-русски бубнить.
–  Доч-ка! Доч-ка! Два месяца… доч-ка…
Типа, дочка у него родилась, жить ему надо очень… ага, а он о своей дочке раньше думал? А о моих будущих детях он думал, когда сапогом мне по яйцам пинал?! Прямо в раскрытый рот две пули и всадил ему… он так и откинулся с головой запрокинутой назад и с открытым ртом… И так мне спокойно стало… радостно, что доброе дело сделал…
Через год поехал на Украину.  Хорошее место, девки красивые, люди улыбаются... А я за отпуск –  целое путешествие… прям турне совершил:  Запорожье, Манькивка, Черкассы, Одесса, Мелитополь, Керчь, денег потратил целую кучу… но ничего, копил весь год, зато всех ублюдков нашел …не один не ушел. Каждому в глаза посмотрел!
Еще через год в Нижний Тагил съездил,  совсем рядышком, бывшего каптера быстро нашел. Толстый стал, с молодой женой каждый вечер гуляет  моцион, свежий воздух и все такое… Девка беременная, с «арбузом» огромным, вот-вот родит… постоянно вместе …не хотел при ней убивать. На втором этаже они жили … «в хрущобе». С улицы видно, как они на кухне ужинали …а потом он сигареты взял и к балкону пошел. Я на карниз у подъезда забрался, …еще разогнуться не успел, как балконная дверь хлопнула. Пока наган вытаскивал и курок взводил, услышал, как спичка чиркнула. Поднялся из-за балконного парапета …и нос к носу с ним встретился. Он даже дым сигареты выдохнуть не успел… ха-ха, в упор прямо в лобешник всадил. Спрыгнул с карниза и пошел спокойненько, а за спиной женщина закричала… страшно кричала, почти завыла… Слышала бы она, как я в свое время кричал! Ничего в моей душе не дрогнуло, верите?!
Еще через годик в Хабаровск поехал… к очередному «дорогому сослуживцу» … с поезда сходил, на вокзале меня и взяли… пистолетик в сумке, глушак, патроны… Следак из Хохляндии уж очень толковый попался, объединил всех жмуриков в одну команду и нашел единое и неделимое для всех и для каждого –  армейское прошлое. Вот так! Второй год в тюряге сижу… по всей стране меня покатали, на эксперименты по местам преступлений… а мне только в кайф, с таким удовольствием вспоминаю, как этих зверей «гасил»! Только в казарму не возили, где эти твари меня убивали день за днем, ночь за ночью… а вот она, рядышком. Сейчас родственнички этих ублюдков меня упырем называют… смерти моей требуют… дебилы скотские! …знали бы, что их дорогие детишечки в казарме по ночам вытворяли?! Сами нарожали…
Костик Остриков, потрясенный услышанным, попытался что-то промямлить.
–  Ты, это…
Парень улыбнулся от уха до уха и, торопясь выговориться до возвращения тюремных конвоиров, продолжил.
–  Вышак мне светит, к бабке не ходи. Но о другом жалею: еще двух зверей оставил по земле ходить. А они недостойны! НЕДОСТОЙНЫ! Твари они без сердца! Уроды моральные! Нельзя им жить и детей рожать… Эх, еще двое…
Щелкнул ключ во входной двери –  вернулся конвой. Судебное заседание продолжилось и быстро свернулось, т.к. опять упала в обморок молодая светловолосая женщина с прибалтийской фамилией. Вокруг нее засуетился дежурный врач, а судья перенес слушание на другой день.
Мы с Костиком тупо отсекали дверь, пока конвой уводил убийцу, а родственники жертв выкрикивали угрозы и проклятия на его голову…
Бывший прапорщик шел с гордо поднятой головой, развернутыми плечами и прямой спиной, а его губы беззвучно шептали.
–  Еще двое… жаль…
Сменившись с гарнизонного караула и вернувшись в училище, мы с Костиком поделились впечатлением с остальными курсантами…
Никто из нас не осудил того парня, т.к. ни у кого из ребят не было уверенности, что именно сделал бы каждый из нас, оказавшись на его месте.
Что же за дурь такая, когда нормальные и вменяемые ребята превращаются в одуревших зверей и тупо отрываются на себе подобных, не только унижая их человеческое достоинство, но и калеча физически… не думая о возможных последствиях, включая такие страшные, как возмездие ценой жизни…
Что было дальше с этим парнем мы так и не узнали, т.к. в гарнизонный караул заступили только спустя пару месяцев, а на «усиление» никого из наших больше не направляли… а спрашивать у коменданта гарнизона язык не повернулся…

179. Прыжок

Курсант 45-го классного отделения Фахраддин Мирзалиев (в миру Федя) попался в самовольной отлучке. В разгар суровой уральской зимы к тоскующему по любовным ласкам парню из солнечного Азербайджана приехала молодая жена. И горячий бакинский мужчинка 20-ти лет отроду не устоял.
А бессердечный комбат Пиночет в очередной раз закрыл все увольнения в город. Закрыл наглухо и без исключений. Приезд жены –  это не уважительная причина. Хрен вам, дорогие детишечки, пусть южная красавица Лейла летит обратно домой! Увольнений нет и не будет!
В отличие от «деревянного» полковника Серова, наряд по 4-й роте вошел в положение молодого мужа, изнывающего по прелестям черноокой красавицы. Рискуя гарантированно занять «уютную камеру» на училищной гауптвахте за содействие в побеге, дневальные курсанты, не скрывая завистливых взглядов, дружно благословили парня на самовольную отлучку.
–  Федя! Будь молодцом! Давай, парень, удачи тебе!
Благодарный Федя клятвенно заверив, что ни при каких обстоятельствах «не сдаст» наряд на растерзание злобному и завистливому Пиночету. Но как говорится, «человек предполагает, а судьба располагает!» В эту ночь звезды на небе благоволили полковнику Серову, а не курсанту Фахраддину Мирзалиеву.
Абсолютно счастливый и опьяненный любовью Федя бездарно попался в тот самый момент, когда перелазил через бетонный забор с двумя объемными сумками в зубах. (именно в зубах, т.к., руками цеплялся за скользкую кромку заиндевевшего забора:  зима на дворе.
Федя висел на заборе, отчаянно балансируя под тяжестью сумок, которые неумолимо влекли его тело на территорию училища ВВС, а огромные сапоги 48-50 размера предательски скользили по внешней стороне бетонного заграждения, стараясь максимально отсрочить факт неминуемого падения. Причем, именно лицом  в сугроб. Но Федя –  боец от природы! Намертво сомкнув челюсти, он крепко держал сумки. А как иначе?! Ведь в них покоились две трехлитровые банки с азербайджанским коньяком и вкуснейший закусон –  изыски национальной кухни.
Когда Феденька был на грани позорного падения с забора, его и «принял» полковник Серов. Принял в нежные и цепкие объятья. Комбат любезно подстраховал курсанта Мирзалиева, чтобы тот не грохнулся «портретом вниз», и даже заботливо перехватил из «бультерьерских» челюстей курсанта две тяжеленные сумки с многочисленными гостинцами, которыми нагрузила заботливая жена.
Чувствуя ответственность перед товарищами, Федя, словно вьючный ишак, старательно волочил тяжелый груз –  в качестве сердечной благодарности. А попался, фактически, на «финишной прямой»! Абидна, панымаеш, да?!
Поймав курсанта Мирзалиева с поличным, довольный Пиночет возгорелся желанием немедленно арестовать наряд по 4-й роте. Являясь страстным приверженцем методов «а-ля-Макаренко», комбат решил посадить всех парней в одну камеру, дабы переложить процесс воспитания самовольщика на их плечи. Типа, парни сами найдут «правильные слова» для курсанта, «подставившего» их «под раздачу» и уложившего на нары. Логично с одной стороны, а с другой: «за друга пострадать  –  святое дело!» Нас гауптвахтой не испугаешь!
Пока безбожно коверкая русский язык, Федя эмоционально доказывал абсолютную невиновность ребят из состава суточного наряда, пытаясь чуть ли не слезно убедить комбата, что покинул расположение роты незаметно для дневального «на тумбочке», комбат тащил тяжеленные сумки и ехидно улыбался. Он предвкушал знатное порево.
Добравшись до казармы, Пиночет отдал сумки Федору и приступил к допросам с применением интеллектуальных пыток типа «вынос мозга». Но дневальные сопротивлялись весьма достойно. С наивно-убедительными взглядами, ребята клялись, чем угодно, вплоть до Общевоинских Уставов, что курсант Мирзалиев мимо «тумбочки» не проходил и через дверь казарму не покидал. Такая вот мистика!
Не добившись чистосердечного признания от наряда по роте, упертый Пиночет расширил список подозреваемых:. 45-е отделение экстренно построилось в центральном коридоре.
Довольный собой и своей прозорливостью, аки Шерлок Холмс и миссис Хадсон одновременно, дотошный комбат проводил скрупулезное экспресс-расследование на предмет, кто из ребят в курсе происходящего и, более того, –  способствовал осуществлению факта самовольной отлучки. Такое впечатление, что полковник Серов искренне наслаждался процессом «массового изнасилования» личного состава, попутно любуясь собой.
Наконец, частично стравив пар и завершая «монолог одного актера», гаденько улыбнувшись Пиночет обратился к Федору, который понуро стоял перед строем курсантов, не выпуская сумки из рук. Было заметно, что Мирзалиева терзают муки совести:  подвел товарищей! Вай-вай-вай, как нехорошо!
–  Ну и как же ты просочился мимо наряда? Ась, любезный! Каску-невидимку надел или в масхалат закутался?! А может, еще и портянки-скороходы намотал?! Хе-хе!
Сверкнув угольными глазами, Фахраддин убедительно рявкнул.
–  В акно прыгнуль! Магу еще раз… и сколька нада прыгнуть!
Учитывая, что казарму строили пленные немцы и потолки были по пять метров, то второй этаж здания был достаточно высокий, поэтому прыгать из окна было опасно –  независимо от времени года, включая снежную зиму.
Пиночет был опытный цербер, словам не верил, а верил своим глазам. Не переставая многообещающе улыбаться, комбат кивнул.
–  Пойдем, покажешь!
Мирзалиев уверенно зашел в спальное помещение 45-го отделения. По пути к окну он оставил сумки на полу между кроватей. Комбат и командир роты проследовали следом, остальные курсанты –  чуть сзади. Как только офицеры углубились в спальное помещение, сумки бесследно исчезли в необъятных недрах сушилки, от греха подальше. Вуа-ля!
Федя был абсолютно спокоен и сосредоточен. Более того, он –   молодец, ибо не оставлял попытку вывести из под удара ребят из состава суточного наряда. Любовные утехи прошли на «ура», жена утром улетает в Баку и курсант Мирзалиев готов самолично сидеть в камере гауптвахты сколько угодно длительное время,  хоть до выпуска из училища и золотых лейтенантских погон. А ребята тут совсем не причем, правда-правда!
Смуглое лицо крепкого азербайджанского парня озарилось бессовестной белозубой улыбкой. «Сейчас он подойдет к окну, заберется на широченный подоконник, откроет фрамугу и выбросится из казармы хоть десять раз подряд, не вопрос… хоть головой вниз! Хвала Всевышнему, сугробов предостаточно…».
По мере приближения к окну, улыбка Феди начала скукоживаться, на лицо опустилась тень задумчивости, а лоб прорезала глубокая морщина недоумения. Уперевшись лбом в закрытое окно, Фахраддин задумался. А повод задуматься был весьма основательный! Окно оказалось наглухо заклеено широкими полосками бумаги по всему периметру фрамуги. (как же иначе,  зима на дворе?!) *здец! Приехали!
Гаденько хихикая, комбат мягко поинтересовался.
–  Ну?! Сквозь стекло просочился, ХамСамДурак ибн Мирзалиев Фахраддин Хоттабович, да?!
Федя внимательно осмотрел окно и скрупулезно пощупал заклеенные щели, старательно почесал иссиня-черную шевелюру и уже, не столь уверенно, пробормотал.
–  Я из другого акна прыгаль… из калидора… возле туалет-та.
Услышав эту фразу, сержант Гнедовский мгновенно и бесшумно испарился из-за спины капитана Хорошевского. Вскоре все, кто присутствовал на «следственном эксперименте», услышали характерный треск рвущейся бумаги:  в коридоре у туалета открылось окно. Комбат «рэксом» поспешил на шум, следом побежали Володя Нахрен, Федя и остальные курсанты. Все, но не все! Лелик Пономарев побежал на улицу…
Ворвавшись в коридор, Пиночет обнаружил полуоткрытое окно возле двери туалета. Фахраддин же обрадовано воскликнул.
–  Вот! Из этава акна пригнуль!
  Комбат пробежал мимо окна… и сразу ринулся в туалет. Проведя обыск в лучших традициях царской охранки, в кабинке на крайнем очке, полковник Серов обнаружил сержанта Гнедовского, который мирно сидел со спущенными штанишками и увлеченно читал газету «Красная звезда» двухмесячной давности. Пиночет скрипнул зубами с досады и ничего не сказав, вышел из туалета, раздраженно хлопнув дверью.
В это время, стоя у полуоткрытого окошка, я выглянул вниз и увидел Лелика Пономарева, который энергично топтался и ползал, словно медведь-шатун в девственно-чистом сугробе прямо под стеной казармы, оставляя характерные следы и создавая иллюзию, что в снег кто-то прыгал …именно из этого окна.
Оттолкнув меня от окна, Пиночет высунулся по пояс и заметил лишь спину курсанта, который уже успел скрыться за углом здания. Полковник пришел бешенство.
–  Так! За дурака меня держите, да?!
Густо покраснев, комбат понял, что его нагло на*бывают. Пытаясь сохранить лицо, он грозно рыкнул на Федора.
–  Показывай, как прыгал!
Федя осторожно взгромоздился на подоконник и опасливо посмотрел вниз. Было заметно, что увалень-азербайджанец панически боится высоты и прыгать вниз ему совсем не хочется. Комбат это заметил и победно пробурчал.
–  Все ясно! Не прыгал, т.к. ссышься в галифе! Все понятно, вышел через дверь перед носом дневального, наряд виновен…
…Зажмурив глаза Федя прыгнул. В последний момент Пиночет попытался поймать азербайджанца за поясной ремень, но не получилось. Курсант Мирзалиев глубоко зарылся в сугробе гораздо дальше следов, что пару минут назад создал киевлянин Лелик. Курсанты 4-й роты прилипли к окнам, тревожно вглядываясь в сугроб, в котором плашмя и лицом вниз, широко раскинув руки и ноги «а-ля-морская звезда» возлежал курсант Мирзалиев.
Капитан Хорошевский, не отрываясь смотрел в рот Пиночету, который тоже был взволнован. Полковник Серов не издал ни звука, внимательно всматриваясь в тело курсанта, неподвижно лежащего в рыхлом снегу под окнами казармы. Жив ли?
…И тут Федя зашевелился. Он медленно встал на ноги и, по пояс в сугробе, выплюнул снег изо рта. Миразиев победно вскинул правую руку вверх и издал гортанный клич.
Уффф! Мы выдохнули с облегчением и дружно заржали! Комбат был посрамлен! А Мирзалив –  мужик!!!
Удостоверившись, что курсант жив, цел и невредим, Пиночет опять принял непроницаемо важный вид и, обращаясь к Хорошевскому, мрачно пробурчал.
–  Оформи-ка на этого кузнечика-попрыгунчика записку об аресте на трое… нет, на пять суток.
Подобострастно прогнувшись и заглядывая в глазки комбату, капитан Хорошевский по-гусарски щелкнул каблуками.
–  Есть! А на личный состав наряда?
Пиночет еще раз выглянул в окно и сплюнув с досады, сокрушенно вздохнул.
–  На дневальных не надо. Алиби, хуле!
Выходя из помещения роты, комбат столкнулся с курсантом Мирзалиевым, который был весь в снегу, включая сапоги, плотно набитые по самые голенища. «Снеговик»-Федя гордо взглянул угольно-карими глазами прямо в колючие глаза сурового комбата.
–  Я пригнуль! Наряд невиновен, товарищ полковник…
Пиночет остановился и глядя на сияющего курсанта, крепко пожал ему руку.
–   Мужик, хуле… Больше не прыгай, сгною на гауптвахте…
В горячке событий и комбат, и капитан Хорошевский напрочь забыли про тяжеленные сумки, которые Федя старательно приволок из самоволки.
Содержимое этих сумок, частично, дождалось возвращения своего хозяина с гауптвахты. Разносолы и скоропортящиеся продукты пришлось быстро уничтожить,  в смысле, съесть. А божественный нектар из двух трехлитровых банок 45-е к/о употребило под покровом ночи, когда Фахраддин Мирзалиев вернулся «из мест заключения».

180. Физиология

Физиологию не обманешь. Как ни старайся и чего не предпринимай! Особенно физиологию молодого растущего организма, у которого гормоны бурлят в крови. 17-22-летний здоровый мужчинка –  кровь с молоком, надежно заперт внутри круглосуточно охраняемого периметра военного училища, обнесенного колючей проволокой. Да еще и в окружении себе подобных. Ужас!
А так хочется любви! Или …просто увидеть женщину. Хотя бы мельком… украдкой! Да-да, просто увидеть самую обычную женщину! А если еще и ГОЛУЮ?! Это гарантированный обморок! Причем, без вариантов!  А чего хотели?! Физиология! Клапана срывает от переизбытка энергии, а перспектив для ее применения в любовных утехах… нет и не предвидится. Поневоле позавидуешь служивым из Израиля! Эх, лепота, девчонки служат практически бок о бок! Крути всевозможный «лямур-тужур-абажур», сколько душеньке твоей будет угодно.
Мде… только безнадежный импотент или неизлечимо-законченный извращенец с прогрессирующими гей-педерастическими наклонностями может запереть здоровенную ораву растущей молодежи мужского пола за решеткой в стенах военного училища. А потом еще с патологической жестокостью методично лишать всех и каждого, оптом и в розницу долгожданного права «увольнения в город» …за малейшие прегрешения, несущественные шалости и микроскопические отклонения от строгих требований воинской дисциплины. Типа, в воспитательных целях. Угу, верим…
Отсюда и «самоволки»  –  стремительные набеги на общежития всевозможных мед. пед. и культ.просвет.институтов, где томились в ожидании всевозможных прЫнцев, уральские (и не только) красавицы. Изнемогающие, в свою очередь, от дефицита крепких и красивых ребят... которые, в это время, все как один, подались в военные училища. Вот такой дурдом! Молодежь вроде как бы в стране и есть, но она разведена по разным учебным заведениям. И чтобы им встретится, надо преодолеть кучу всевозможных искусственно созданных преград.
В виду того, что СССР –  страна перманентно воюющая на протяжении всего периода своего существования, то руководство государства, партии и правительства из-за постоянной убыли молодежи мужского пола, серьезно вроде как бы даже и озаботилось восстановлением численности генофонда сверенного ему населения.
А то кем же руководить будем, если всю молодежь на многочисленных войнах положим и повыбиваем?! Один Афган чего стоит?! Посему, долго и нудно посовещавшись в кулуарах, ответственные тавариСТЧи пришли к эпохальному решению: «в местах плотного скопления женского населения срочно разместить военные училища» и …периодически устраивать вечера встреч, танцы, дискотеки (слово буржуазное и политически опасное, но молодежное, модное). Надо всячески поощрять знакомства, включая тесные контакты, дабы создавались условия для образования новых ячеек общества.
И молодой офицер ехал к дальнейшему месту службы не один, а с законной женой!
Безусловно, это была гениальная и полезная идея, т.к.:
–  свежеиспеченный и пока еще не обросший жирком цинизма офицер не сопьется от гарантированного «восторга», что по факту окончания альма-матер оказался в полной жоп… в несколько необжитом месте (мягкий вариант), где он никому нах не нужен, а ближайший очаг цивилизации  –  в 4-х часах лету на вертолете Ми-8;
–  и молодая жена, кстати, не убежит,  не сможет –  по той же причине, что вертолет прилетает не каждый месяц и то… если погода летная, что тоже способствует укреплению семейных уз. А там дети пойдут …и вообще, все будет просто хорошо и расчудесно, но не сразу... надо потерпеть лет двадцать-тридцать;
–  любвеобильный юноша не будет страдать в перерывах между службой, откровенно скучая в холостяцкой общаге;
–  и разваливать чужие семьи не станет, совершая отчаянно-дерзкие набеги на представительниц прекрасной половины человечества, смущая страстным натиском вынуждено «холостякующую даму», пока ее законный муж на дежурстве или в длительной командировке;
–  опытным путем доказано, что женатый офицер служит добросовестнее и скандалит меньше и управляем лучше, т.к. ему надо думать о семье, жене, детях, квартире, карьере …и об академии,  зачастую: единственный шанс выбраться из медвежьего угла, чтобы не слушать длинными ночами горькие упреки дражайшей половинки, как правило, сдобренные обильными слезами, оторванной от мамы наивной девочки, увезенной хрен знает куда;
–  а т.к. в отдаленных гарнизонах делать, откровенно, нечего, то молодожены активно возлюбят друг друга при каждом удобном случае и нарожают целую кучу новых строителей светлого будущего, что тоже очень даже неплохо;
–  и т.д. и т.п.
Короче, нравится - не нравится, а проводить культурно-массовые мероприятия с привлечением женского населения ВУЗов города, командование училища ВВС было обязано – строгая указка сверху! И попробуй не исполни! ГЛАВПУР строго спросит! Ох, как спросит!
Посему, время от времени на потеху курсантской публике в училищном клубе проводились вечера встреч, танцы, дискотеки и т.д. и т.п. Не часто, но все же…
Данные «танцы-шманцы-обжиманцы» разбитная курсантская братия прозвала «случкой», ибо нет ничего хуже и отвратней, нежели организованно-запланированное мероприятие в масштабе военного училища, проводимое идейными политрабочими для целенаправленного выполнения распоряжения ГЛАВПУРА. Тем более, что данное мероприятие всем своим действом как нельзя лучше напоминало именно процесс «случки»: визуальный контакт в присутствии хозяев (офицеров училища), быстрое «обнюхивание» в процессе медленного танца ...и если возникала искорка взаимной симпатии...
Замполит училища, украдкой вытирая слезы умиления, считал свою миссию успешно выполненной.
–  Уф, цель достигнута! Дальше вы уж сам, дети мои! Дальше конфетно-букетные отношения, трогательные письма со стихами годика на два-три… Совет да любовь вам! Аминь!
А чего стоят тематические вечера с заумным уклоном: «Интегралы и их применение в прикладной математике»?! Да еще и с привлечением студенток физ.мата?! Вот зачем нам разгибать эти долбанные интегралы и блистать глубочайшими познаниями в науке и технике, если аж до трясучки в мышцах и до скрежета зубовного, хочется сжать в крепких объятиях студентку-красотку и жадно вдыхая аромат ее духов, очертя голову, закружиться в танце, позабыв все на свете... включая интегралы, дифференциалы и прочую мутотень…
 Загодя перед процедурой очередной «случки» по гражданским ВУЗам города и женским общежитиям лавинообразно прокатывался слух о предстоящих танцах в военном училище. В результате работы «сарафанного радио» у КПП собиралась такая живописная публика, мама не горюй!
Кого здесь только не было?!
И дамы «последний шанс»: неопределенного возраста, но с явным желанием заарканить «соколика». Принять голодного до ласки мужчинку в свое лоно и, окутав паутиной ответственности и всевозможных обязанностей, быстренько затащить в ЗАГС.
И откровенно-потасканные особи, которые ни в чем себе не отказывали. Ведь в  полумраке зала и в толчее плотно упакованных тел, они вполне могли сойти за наивных и ни разу нецелованных «дюймовочек». И сходили. То же вариант: городские парни все про них знают. А мальчики из военного училища сидят себе безвылазно за колючкой и, следовательно, не в курсе о девяти абортах, маленьких детишках, находящихся на воспитании у бабушки в деревне (от разных и неизвестных отцов, естественно) и прочих «несущественных мелочах» типа годового абонемента в кожно-венерологическом диспансере.
Были и замужние «мадамы», искусно скрывающие возраст под слоем косметики, ищущие необременительных приключений на время длительного отсутствия законного мужа (тюрьма, например). Пока выпустят родимого, юный любовничек уже благополучно упорхнет в неизвестном направлении…
- А я любила только тебя и была верна! Не веришь?! Докажи обратное и предъяви на публику автора твоих ветвистых рогов! Не можешь?! Ну и нех терзать меня, красивую, напрасными сомнениями.
Были просто желающие выйти замуж за военного… любого… и после окончания учебы в ВУЗе, рвануть не домой в деревню, а за границу. (наш ВУЗ работал исключительно на обеспечение войск, дислоцированных в странах Варшавского Договора и ребята всегда считались потенциально-привлекательной добычей).
Приходили учебными группами или целыми курсами. А как иначе?! В пединституте с мальчонками дефицит, а тут кардинально обратная «ситуёвина», поэтому шансов на взаимную симпатию предостаточно, только успевай мило и застенчиво улыбаться и томно закатывать глазки.
Курсанты, которые уже встречались с девчонками, использовали планово-утвержденные мероприятия для гарантированного свидания и приглашали своих «половинок» в назначенное время.
Кстати, чтобы хоть как-то разнообразить откровенно убогое действо, на дискотеках, кроме обычных танцев под музыкальное сопровождение, утвержденное в политотделе училища, существовала неформальная игра «в крокодила».
Группа ребят тянула жребий, и кому выпадала обломанная спичка, приглашал на «медляк» (специально ставилась нереально длинная композиция минут на 8-12) самую страшную мадаму на танцполе. (дама выбиралась методом тайного голосования). Все фонари в зале поворачивались исключительно на танцующих, и… сладкая парочка оказывалась в заслуженном центре всеобщего внимания.
Потом, как правило, следовал «белый танец» и… обалдевшая от счастья «красотка» непременно приглашала на «бис» своего кавалера, по достоинству оценившего ее сногсшибательный облик и все богатство внутреннего мира. Отказаться или слинять из зала счастливчик  не имел права, поэтому следовала вторая серия «мерлезонского балета», а толпа зубоскалила и веселилась.
Иногда прямо на танцульках вспыхивали мимолетные романы и экспресс-романчики. Те дамы, которые пришли за ничем не обязывающими молниеносными отношениями, как правило, их получали прямо здесь же  в многочисленных закутках клуба, коих было предостаточно. И лишь замполит училища, лично возглавляя политактив и комсомольский авангард батальона, азартно рыскал по клубу, рьяно выявляя и пресекая «акты вопиющего разврата». Элементарная зависть, куда деваться?
Как правило, застуканного на «месте преступления» долго позорили на всех без исключения последующих построениях училища, наказывали по комсомольской или партийной линии, плюс еще накладывали дисциплинарное взыскание, гноили на гауптвахте и в нарядах, ставили гарантированный «банан» за ППР  партполитработу и за «Историю КПСС», распределяли на Тугалым и т.д. и т.п.
Для любвеобильной дамы процедура выдворения проходила в более щадящем режиме. Перед тем, как выпроводить распутницу за пределы «островка пуританства и благочестия»,  училища ВВС, естественно, ее дотошно выспрашивали.
  - По согласию происходил акт телесного контакта или нет?! Каковы впечатления от процесса тесного общения с воспитанником нашего ВУЗа?! Понравилось ли?! Что надо улучшить в процессе воспитания? Подтянуть физическую подготовку молодого поколения будущих офицеров? Не собираетесь ли связать себя узами законного брака с этим… товариСТЧем?! (вот тут самое страшное).
Если дама изъявляла такое желание, то парня, фактически, насильно женили, терроризируя не только возможным отчислением из училища, но и прочими доходчивыми методами убеждения… вплоть до угрозы реального срока за изнасилование  весьма убедительный аргумент, поверьте на слово.
Честь и репутация училища поддерживалась любой ценой, даже такой! Особенно после ЧП на свинарнике.
А что творилось на выпуске?! Мама, дорогая, красивых девчонок было гораздо больше, чем самих выпускников, честное слово. У каждой мало-мальски смазливой «мадамы», заметно оформленной спереди и сзади, появлялся реальный шанс познакомиться с молодым лейтенантом с перспективой оформить отношения в экспресс-варианте:
– гульбище в ресторане по поводу выпуска;
– молниеносный роман;
– бесчувственное тело лейтенанта грузится в такси;
– затем волоком по лестнице домой и в койку…
– утром: «Мама, папа, знакомьтесь, мой …фактически, уже муж! Документы вчера поданы в ЗАГС, а скоро мы уезжаем в Германию (Польшу, Венгрию, Чехию, нужное подчеркнуть)… Короче, куда повезет… Как нет?! Что значит, я даже не знаю, как тебя зовут?! Папа, пригласи, пожалуйста, наряд милиции! Мама, принеси мое заявление об изнасиловании …и свидетелей самого процесса изнасилования тоже зови...» Беспроигрышный вариант, можете не сомневаться!
При похожих обстоятельствах, вернувшись с войсковой стажировки, курсант нашей роты, грустно вздыхая, продемонстрировал всем желающим свеженькую печать в военном билете:  «женат».
–  На ком?
– Стыдно признаться, парни, полковой спермоотстойник – повариха из местной столовки! Вот попал, бляха-муха! Хоть стреляйся! А у меня дома невеста. Еще со школы дружим… Пока я у этой шлюшки зависал и ошивался, она в мой военник через знакомого в сельсовете штампуху тиснула. А я по пьяни и подписал где надо… Во, дурак!!!
–  Где был твой мозг?!
–  Где, где?! Там... в *… сам зарифмуешь или помочь?!
Мде… Попадалово, врагу не пожелаешь. Не пропадать же парню?! И сердобольный курсант – ротный писарь при замене «Военного билета» на «Удостоверение офицера» перед получением лейтенантских погон, как-то неожиданно запамятовал перенести в графу «Особые отметки» сведения о молодой жене… с двумя детьми …причем, от разных отцов.
Парнишка благополучно выпустился из училища с чистыми документами и с безупречным прошлым, получив распределение в Венгрию. И женившись на бывшей однокласснице, абсолютно счастливый, укатил в южную группу войск Варшавского Договора.
Но счастье не бывает вечным, особенно в стране тотального учета гражданских актов, браков и прочих видов социальной отчетности… Где-то через полгода «первая жена», обеспокоенная долгим отсутствием законного мужа, прикатила в альма-матер. Предъявив обалдевшему от удивления генералу «Свидетельство о браке», поинтересовалась местонахождением любимого супруга.
Был жуткий скандал! Был развод со второй женой! Было обвинение в двоеженстве. Короче, был полный *здец! Парня вышибли из Венгрии в 24 часа и поломали всю дальнейшую судьбу. Хотя, чего тут говорить?! Сам виноват…
Наверное, на то человек и зовется гордо «homo sapiens», что способен разумом своим, пусть не всегда но все же, контролировать зов плоти, не поддаваясь искушению… 
Эх, сейчас бы опять отмотать время на отметку курсантского возраста в 20 бессовестных лет, когда в молодецкой крови все бурлило и клокотало …когда сердце начинало биться синхронно и в унисон с задорным стуком женских каблучков идущей по улице красавицы, когда… ух … Физиология, куда деваться?!

181. 88-й

Проснулся посреди ночи от жуткой головной боли, с пересохшим горлом. Нос не дышит. Совсем не дышит. Это плохо… горло быстро пересыхает, даже спать невозможно. Попытался высморкаться, но не получилось. Аж глаза выпучил от усердия, а толку в никакого. Что за дрянь?!
Свесив ноги с кровати, решил прогуляться в туалет, раз не спится. Может, по пути в умывальник загляну и там просморкаюсь?! Хз, что-то с моей носоглоткой «не так» и мне это совсем не понравилось.
Наклонился к полу, разыскивая тапочки в тусклом свете дежурного освещения. Оп-па, резкая боль прошила лоб прямо по надбровным дугам! Мде… непонятно?! Аж испарина выступила от неожиданной боли. Дотянуть бы до утра, а там в медсанчасть к «Пилюлькину». Пусть разбирается. Может капли какие выдаст или таблетки.
Симптомы полностью «убитого» носа, откровенно, не радовали. Нам нос надо беречь в исправном состоянии при любом раскладе, а то дорога в небо будет закрыта. А так мы не договаривались! Я летать хочу!
Дежурный врач, осмотрев мой нос и полазив в его недрах длинной палочкой с клоком ваты на конце, начал выписывать направление в госпиталь.
–  Доктор, что-то серьезное?!
–  Угу! Гайморит, сынок.
–  Что это за дрянь такая?! Разновидность насморка, да?
– Почти… вот тебе направление в ЛОР-отделение. Через час пойдет дежурная машина в госпиталь и тебя прихватит.
–  Типа, на консультацию?
–  Нет, на госпитализацию. И возможно на операцию  прокол в носовых пазухах делать.
– Мне нельзя проколы в черепушке делать! Я же ВЛК (врачебно-летная комиссия) потом не пройду. Может, здесь полечимся?! А, товарищ доктор?!
– Поздно, парень, у тебя температура больше 38 и воспаление в лобовые пазухи продвигается. Надо срочно предпринимать радикальные меры. Чего раньше не пришел? Так и до «хроники» недалеко.
– Думал, обычный насморк, посморкаюсь пару дней и само пройдет. Доктор, поймите…
–  Все понимаю, но разговор закончен. В госпитале с ЛОРом разговаривай. Там доктора опытные, может что-то и придумают. Следующий!
Твою мать, вот засада! Это же надо?! Учиться в авиационном училище, мечтать о летной работе и срезаться на каком-то занюханном гайморите?! Где справедливость? Так, спокойно, не все потеряно. Будем госпитального ЛОРа «ломать на таблетки», порошки, капли и всевозможные примочки. Никаких операций и проколов черепа, нах* мне такое сомнительное счастье.
УАЗ-452-«буханка» привез всех болезных в окружной госпиталь. Быстро оформился в приемном покое. Сбросил вещи в хранилище, сменив военную форму на полосатую пижаму. Бесполезно шмыгая наглухо забитым носом, побежал на прием к начальнику ЛОР-отделения.
Пока бежал по длиннющим коридорам госпиталя, репетировал проникновенную речь, прикидывая в лицах и красках, как буду «давить на жалость» какой-нибудь очкастенькой бабульке-докторше с умным и добрым взглядом.
–   Разрешите?
Потянув дверь с табличкой «Отоларинголог», я вдруг осознал, что наивные мечты на душевное понимание со стороны милой докторши и трогательный напор на жалость, сострадание и милосердие, фактически, безнадежны.
–  Заходи, голуба!
В кресле за столом сидела огромная туша: свиноподобный мужик килограммов на двести. Белый халат едва сходился на внушительном пузе военврача с внешним обликом палача.
–  Доктор, я…
–  Садись в кресло, сынок, я сам все увижу.
–   Мне летать надо…
–   Рот закрой и хватит гундосить. Не мешай, я разберусь, поверь уж на слово.
–   Только проколов не надо…
–   Так! Кто тут врач?! Ты или я?! Ваше звание молодой человек?
–   Рядовой… курсант.
–  Обалдеть?! Вот наглость?! Курсант вздумал качать права в кабинете у подполковника! Я всегда знал, что в авиации все сплошь как один –  распутные диссиденты и беспросветные разгильдяи!
Тщательно полазив у меня в носу, в ушах и в горле, подполковник многообещающе улыбнулся и оценивающе прищурился, как людоед перед обедом.
–  Носовым платком пользоваться умеешь, рядовой?
–   Ну…
–   Так почему не пользуешься?! Наверное, втягивал в себя сопли, чтобы потом красиво сплюнуть на асфальт, так?!
–  Нет…
– Не ври! Все вы так делаете! Значит так, будем прокалывать пазухи, и промывать фурацилином…
–   Тащподполковник мне…
–  Молчать и слушать! У тебя там, голуба сизокрылый, гной! Самый настоящий. И его много! Очень много! Все носовые пазухи забиты наглухо. А дальше воспаление пойдет наверх в лобные, а там мозги. Хотя у «летунов»  мозга нет – научно установленный факт. Вы же все безбашенные, живете на примитивных инстинктах и на эмоциях, мде. Также возможны осложнения на уши. Хочешь отит получить?
–  Не хочу…
– А еще возможно загнивание корней верхних зубов и прочие сомнительные удовольствия. Без зубов остаться хочешь? Да еще и глухим, да?! Глухой, беззубый, но болтаемся в небе, аки Икар с пером в жо*?! Так?! Вот уж, фиг тебе, будешь здоровый и красивый. Значит, вот что, посиди в коридоре пяток минут, сейчас вызову ассистирующего врача и медсестру. В операционной быстренько и качественно сделаем проколы в хрящах. Не ты первый, не ты последний. Не бойся, это не больно! Я уже наловчился и вся процедура много времени не займет… Промоем твою «гнилушку» и будешь, как новенький, засопишь в две дырочки, как компрессор. Это я тебе гарантирую! И на земле хорошей работы навалом. Будешь в теплом штабе сидеть в мягком кресле… Что это еще за дела?!
От «приговора» доктора у меня неожиданно потекли непроизвольные слезы. Да-да, самые настоящие слезы. Вот ведь, дела непонятные?! Не помню, когда в детстве в последний раз плакал, а тут раскис. Мечту отбирают. Мечту детства о небе! Обидно! Столько вынести, столько выстрадать и запороться на каком-то насморке?! Зачем мне все это, если небо закроют…
Док неожиданно замолчал и задумался. Затем тяжело встал с кресла и сунув мне в руки марлевую салфетку, брезгливо пробурчал.
–  Так, воин, ну-ка утри мокроту. Развел тут розовые сопли словно манерная девочка-старшеклассница на третьем месяце беременности… Хрен с тобой, давай пойдем иным путем, но предупреждаю, если улучшение не наступит, лично всю физиономию располосую. И все хрящи в твоей черепушке выдолблю, как самый трудолюбивый дятел. Договорились?!
–  Угу.
–  Желудок крепкий?
–   Нормальный был… вроде… до бигуса…
– Понятно. Выпишу тебе 40 уколов бицелина. Вещь болезненная и колется по специальной схеме. Дрочи жопу, летун, сидеть долго не сможешь, даже с грелкой. Хе-хе! А еще и желудок попортим радикально:  флору повыжигаем, но это твой выбор. Сам решил, вот и получи … гастрит тебе обеспечен, голуба.
–   Я согласен…
–  Он, видите ли, согласен! Я еще не совсем согласен. Согласен он! Это будет пробный курс. Слезы то вытри, воин… Попутно физиотерапия:  УВЧ, КУФ и прочая электродрянь. Но мы лишь заглушим воспаление, а не вылечим его, понял?! А вот в летний отпуск, чтобы не загубить все, что мы тут наворотим, поедешь на море… ох, знахарщина средневековая, прости Господи… Итак, летом едешь на море. Слышишь меня, курсант? На море!
–  Ага, на море.
–  Берешь в прокат лодочку и отплываешь как можно дальше от берега. Там  подальше от берега… но тоже, смотри не увлекайся. Отплывай без фанатизма, а то пограничники арестуют или в Турцию уплывешь… а на допросе скажешь, что дядя доктор научил! Итак, далеко-далеко от берега, набирая морскую воду в ладони, втягиваешь ее в носоглотку, промывая воспаленные пазухи. Процедура очень противная, предупреждаю. Будешь и чихать и плакать и возможно, блевать… все может быть. Но пазухи промоешь знатно. Столько дерьма вылезет, сам удивишься. Соль, йод и прочие микроэлементы морской воды –  вещь весьма пользительная. Однако не вздумай эту процедуру проводить у берега или на пляже, где все отдыхающие ссутся в море, аки в туалет общественный. У берега вода соленая исключительно от человеческой мочи, гы-гы, усек?! А то такое воспаление с моря привезешь, черепушку придется высверливать и распиливать вдоль и поперек, все понял?!
–  Понял.
–  Фиг с тобой, иди в палату, готовься. Через час первый укол. Гы-гы, извращенец. Я давно знал, что авиаторы –   все как один, мазохисты. Мде… Летать ему видите ли…
Пока я выходил из кабинета ЛОРа, огромный подполковник улыбаясь в усы, мурлыкал песенку.
–  Бабочка крылышками бяк-бяк-бяк, а за ней воробушек прыг-прыг-прыг… Он ее голубушку, шмяк-шмяк-шмяк да и шмыг-шмыг-шмыг…
Только устроился в палате, познакомился в соседями, как пришла симпатичная медсестричка с очаровательной улыбкой и задорной хитринкой в карих глазках. Пока я снимал штаны и блистал остроумием, мне всадили первый укол. Мама дорогая, как же больно?! А впереди еще 39! Кошмар и ужас!
Разовых шприцев тогда еще не было. Иголки тупые –  многоразовые, гнутые. Иголки кипятились минут по 40 вместе со стеклянными шприцами. Сами уколы, как битое стекло. Я скрипел зубами, стонал и лез на стены. Грелки и «сетки» из йода не помогали.
А еще, несомненно, незабываемо-приятная вещь –   уколы из этой серии ставились строго по схеме с интервалом в 6 часов –  по четыре укола в сутки. И неважно, день это или глубокая ночь. Время, динь-динь! Пришла сестричка со шприцем в руках, толкнула в плечо. Ты, полусонный, откинул одеяло, стянул трусы фактически на автопилоте и не приходя в сознание… а через мгновение, закусив подушку, стараешься не выть на луну от нестерпимой боли, раздирающей исколотую задницу, позабыв про сон и комплимент в адрес красивой медички...
И так все 10 дней. Полный восторг, а куда деваться?! Иначе проколы носовых пазух и фото персональной черепушки в рентгеновских лучах –  надежный шлагбаум для летной работы.
Десять дней непрерывной экзекуции наконец-то закончились и меня выписали из госпиталя с абсолютно чистым носом и со строгим напутствием  держать ноги в сухости и в тепле, а также носить кучу носовых платков. Плюс, навсегда забыть как втягивать воздух вовнутрь носа при любом насморке. Только наружу и никак иначе.
–  И на море, на море, касатик, на море при первой же возможности…
Вернувшись в казарму, попал на «чистый четверг», рота пошла в баню. Раздевшись в предбаннике, услышал гомерический смех охламонов из родного 45-го классного отделения. Парни просто катались, глядя на мою задницу, при этом отпуская шуточки далеко за гранью приличия.
Вывернув тело и вытянув шею, увидел на двух «булочках» характерные точечки - следы от уколов, которые… выстроены в виде двух «восьмерок».
Понятно! Лежал в госпитале в канун 8-го марта, а медсестрички из ЛОР-отделения развлекались, передавая меня по смене. Опять же, на дворе 1988-й год... И в результате, девчонки накололи на моей заднице своеобразную татуировку в виде двух цифр «8»! Мде, одно радует, что уколы рассосутся и следы исчезнут. Вот, блин, проказницы!
Тем не менее, пару месяцев меня усердно дразнили.
–  88-й!
Дразнили, пока из госпиталя после воспаления легких не вернулся наш сокурсник с «фирменной татуировкой» на волосатой попке в виде забавного солнышка. Естественно, у меня сразу же появилась достойная замена, гы-гы. Ой, девочки! Ну, шутницы!
В текущий летний отпуск съездил в Одессу к Лешке Чернухину, который добросовестно протаскал по наиболее чистым пляжам города и его ближайших окрестностей, где я скрупулезно выполнил все рекомендации звероподобного ЛОРа. Выполнил в точности и со всей тщательностью.
Было противно, аж жуть! Наревелся вдоволь, наплевался, насморкался от души, но результат превзошел все ожидания. На протяжении долгих лет ни одна строгая мед.комиссия никогда не имела претензий к рентгеновскому снимку моей черепушки, в целом, и к носовым пазухам, в частности.
А на встрече с сокурсниками, нет-нет, а проскочит шутливая реплика.
–  88-й, гы-гы!

182. Спиртосодержащее

–  Сань, вставай, спирт будешь?
Нехотя разлепив веки, , в темноте спального помещения, различил курсанта Копыто с его фирменной лошадиной улыбкой в 32 зуба и глазами навыкат, что у лягушки-путешественницы в момент взлета.
Витя энергично тряс мою койку с такой впечатляющей амплитудой, что спящий на верхнем ярусе Петрович болтался под потолком казармы, рискуя вылететь в открытое окно с простыней вместо парашюта.
Воистину, если Копыто что-то делает, то делает это от всего сердца и с подкупающим энтузиазмом. Не переставая трясти  двуярусную кровать на манер фруктового дерева, Витя еще и шептал…
Как шептал курсант Копыто –  отдельная песня. От его «шепота» проснулись не только все 144 курсанта нашей доблестной роты, но и соседи снизу:  5-я рота и соседи сверху:  16-я. Ибо «шепот» Витеньки сильно смахивал на душераздирающий рев сирены оружейной комнаты в момент тревоги.
–  Сань, я спирт надыбал! Пить будешь?  восторженно орал Витя Копыто, брызгая в мое лицо слюной.
–  Твою …дивизию, Витя, заткнись. Дай поспать!
С соседней койки спустил ноги на пол угрюмый Лелик Пономарев. В свете дежурного освещения спального помещения было заметно, что киевлянин, явно, «не в духах». Оно и понятно, сон в военном училище –  дефицит. Громада Лелик подошел к Вите и рывком оторвав его руку от моей кровати, раздраженно прошипел.
–  Тсссс! Витя, даже у стен есть уши, придурок. Еще солнце не взойдет, а ты уже будешь в кабинете Пиночета. А после, в свете горбачевской борьбы с пьянством и алкоголизмом сам понимаешь… педсовет и в армейку, дебила кусок. Причем, бОльшая половина… Спиртяшка откуда?!
Витя сначала сделал вид, что разделяет опасения курсанта Пономарева, а потом –  что радикально понизил громкость и самозабвенно забубнил.
–  Маринка в гости приехала, я в «увал» сбегал, а вечером еще и в «самоход» метнулся. Короче, из «самохода» возвращаюсь, а вдоль забора на ж.д. путях состав стоит… наверное в разгрузку на «Сортировочную» подают. Ну… я же не полезу под вагоны, ХБшку пачкать и все такое… и вдруг поезд поедет, задавит еще?! Полез через платформу… а на ней бочки стоят с огромными надписями по бокам: «Спирт» и «Яд». Гы-гы! Прикиньте?! Типа, слово «яд» = «спирт»?! Совсем Горбатый страну замордовал, придурок. А у меня в зобу дыханье сперло и под ложечкой екнуло от такой удачи. Я флягу с пояса снял и ножиком перочинным крышку с бочки сковырнул. Понюхал! Спирт! Аж в нос шибануло! Давай бочку набок заваливать… а она тяжелая, литров на двести. Короче… упала та бочка набок… и потекло из горловины прям рекой. Ну, я фляжку набрал доверху и деру оттуда, пока не поймали. Вот! Классный спирт! Яблочный!
–  Почему яблочный?
–   Я когда бочку открыл, яблоками запахло. Аромат сногсшибательный, аж слюнки потекли!
–  Спирт не может быть яблочным. Он виноградный …для коньяка или… пшеничный для водки… или технический –   из опилок. Гидролизный, во! В школе на химии изучали.
–   Мамка самогон из яблок делает, значит, может быть и яблочный. Этот яблоками пахнет. Надо водой разбавить, а то так тяжело пить. И закусить нечем.
Лелик взял флягу из руки Виктора и несколько раз понюхал.
–  Витя, ты уже пил?
–   Нет! Все для вас, ребята! О друзьях же радею…
Огромный киевлянин молча двинулся из спального помещения. Витя, громыхая сапогами) поспешил следом. Я решил не отставать от ребят и укутавшись одеялом на манер пончо, последовал в коридор. Первая мысль, посетившая мой сонный мозг: Лелик пошел в умывальник, чтобы глотнуть халявного спиртика и запить водой из под крана.
Но курсант Пономарев прошел мимо умывальника и свернул в туалет, где, особо не задумываясь и не колеблясь, вылил содержимое фляги в крайнее очко. Видя столь немыслимое зрелище, оскорбленный в лучших чувствах Витя, истошно взревел.
–  Ты… что ж… делаешь?! Сссссцццууууукккккккк…аааааааааа…
Лелька рукой зажал Витьке рот и мощным рывком прислонил его костлявую тушку к стене.
–  Точно, не пил?!
Лишенный возможности даже пискнуть, Копыто выпучил глаза, всем видом показывая, что не пил.
Лелька отпустил Витю на пол и сунул ему в руки пустую флягу.
–  Метил!
–  Что?
–   Метиловый спирт пахнет яблоками! Что на бочках было написано?! Какой спирт?! Метиловый или этиловый!?
Витя недоуменно похлопал глазенками и обиженно вытянул губы в трубочку.
–  А какая разница? Спирт, он и в Африке спирт…
И тут Лелика прорвало, он заговорил резко и отрывисто.
–   Кретин, твою… потравить нас решил, идиот?!
Будучи по природе очень сильным человеком, а значит, и непомерно добрым, курсант Пономарев мгновенно успокоился, и его речь постепенно вошла в привычный ритм.
–  Этиловый спирт  –  единственный из бесконечной цепочки спиртов, который усваивается живым организмом и не является для него смертельным ядом! Тот же метиловый спирт –   страшнейшая отрава! 50 мл –  слепота, 100 мл –  смерть, причем, без вариантов! Примерно тоже самое можно сказать и о бутиле, пентиле и т.д. и т.п. По утверждению разных умников, проводивших опыты над живыми существами, именно этиловый спирт воспроизводится клетками организма, потому как участвует в роли растворителя в процессе выделения кислорода из воздуха, в человеческих легких и передачи его (кислорода в смысле) в кровь для последующего разноса к различным органам. То есть, вся гениальность этого эпохального открытия состоит в том, что раскрыт механизм воздействия спиртосодержащих жидкостей на организм здорового человека. Махнул испытуемый экземпляр рюмашку-другую, и концентрация спиртяшки в его крови резко возросла. А, следовательно, и количество кислорода, добытого в альвеолах легких, так же значительно возросло. И побежала кровушка, насыщенная кислородам по его венам и капиллярам, питая всевозможные органы живительным О2 и форсируя метаболизм в клетках. И испытал данный человечище необычайный подъем внутренних сил и жизненную энергию! Мол, ух, какой я сильный?! Горы свернуть готов! И опять за рюмашечку. А там уже обалдевший от избытка «внешнего» спирта мозг дает экстренную команду всем клеткам организма на аварийное прекращение выработки «собственного» спирта. А на фига он, действительно, нужен, если извне его заливается немеренно, даже печень не успевает его разлагать и в почки отработку выбрасывать. Много спирта в организме плещется, ой много! Не нужно столько! И организм идет в разнос! На подвиги тянет и все такое…А наутро картина прямо скажу, неприглядная!
«Внешнего» спирта НЕТ! Кончилась пьянка! Новый еще не заливался в хавальник, т.к. хозяин пока еще не опохмелился, а воспроизводство «внутреннего»  спирта заблокировано офигевшим от «вчерашней гулянки» мозгом. А питать органы кислородом надо?! А его-то и недостаточно! Нету кислорода в тканях! Тю-тю! Легкие засасывают воздух из атмосферы, альвеолы его подержат-подержат, а растворителя в виде этилового спиртика в организме не хватает! Беда, прямо! На лицо прогрессирующее кислородное голодание,  гипоксия по научному! Хреновато по утрам организму после обильной пьян… пардон, научного  эксперимента по определению роли спиртосодержащих смесей в метаболизме клеток. Вот и мается наш персонаж по утрам похмельным синдромом:  подташнивает, голова кружится, во рту, будто стадо кошек переночевало, мешки под глазами, рожа опухшая, кожа синюшного оттенка… оно и понятно  банальное удушье при дефиците кислорода. Беда, ой беда! Что делать?! А два пути, Витенька: залить порцию спиртяшки извне и дать организму возможность добывать кислород из воздуха НЕМЕДЛЕННО. Или продолжать медленно умирать, и мучиться, пока организм не обратится к парализованному мозгу с требованием выдать немедленную команду клеткам на выработку СОБСТВЕННОГО спирта, что …ближе к вечеру и будет непременно сделано. Мозг –   вещество серое и достаточно инертное, поймите правильно! Тем более, по утрам подтормаживает!  Особливо после пьянок. Но не в этом суть, а в том, что кроме ЭТИЛА, все остальное  ЯД! ЯД и СМЕРТЬ! Ты понял, дубина пилопедрищенская…
Честно говоря, Лелька и выдал! Шутки шутками, а киевлянин только что продемонстрировал глубочайшие познания в области спирта и его разновидностей. Обалдеть! Не знаю, как Витя, а я был потрясен услышанным. Как будто на лекции в химико-технологическом или медицинском институте побывал.
Ошалевший от обилия умной информации, Витя недоверчиво пробурчал.
–   А ты откуда все это знаешь?!
Неожиданно помрачневший Лелик, понижая громкость голоса, заговорил почти неслышно.
–  От деда… Немцы, зная слабость русских к спиртосодержащим смесям, частенько оставляли метиловый спирт целыми цистернами и с огромными надписями на борту: «Спирт». А наши солдаты, дорвавшись до халявки, жрали отраву прямо здесь же и подыхали …целыми ротами…
–  Да ладно, дед же твой тоже выпил, наверное, и ничего…
–  Выпил… чуть-чуть… потому и живой остался, но очки носил… толще телескопа… про все разновидности спиртов, что можно, выучил наизусть и талдычил, как заведенный, что метил пахнет яблоком… Все, ликбез закончен, пошли спать…

183. Экскурсия в «дисбат»

45-е классное отделение заступило в гарнизонный караул. Начкар лейтенант Зайчик после беседы с комендантом вызвал Лелика Пономарева и меня на незапланированный инструктаж.
–  Парни, придется поработать конвойными.
Мы с Леликом недоуменно переглянулись. Выводными работали, часовыми в карауле были уже столько раз, что и не сосчитать, на калитке во дворе гауптвахте стояли, шлагбаум в комендатуре подпирали, тюремные палаты в окружном госпитале охраняли, в выездной караул сопровождения крупногабаритных грузов ездили, в гарнизонном суде в качестве усиления охраны торчали… А вот конвойными бывать еще не приходилось!
– Короче, курсанта училища РВСН (ракетных войск стратегического назначения) гарнизонный суд приговорил к одному году дисциплинарного батальона за драку с телесными повреждениями:  сокурснику нос сломал. Надо его сопроводить в «дисбат» для отбытия установленного срока наказания. Комендант затребовал двоих ребят, чтоб покрепче …для конвоя. Сейчас дадут дежурную машину, и с вами поедет местный прапорщик с документами на сидельца. Все просто до безобразия. Комендантский прапорщик  старший машины и вам начальник на текущую поездку. Вы сажаете бывшего курсанта в кузов грузовика возле кабины и обеспечиваете его конвоирование. Один из вас садится у противоположного борта, напротив осужденного, и не спускает с него глаз. Второй занимает место у заднего борта машины. Второй садится так, чтобы контролировать и осужденного и первого конвойного. Он же отвечает за выход из машины и подстраховывает, чтобы осужденный не набросился на первого конвойного с целью завладеть оружием или совершить побег… Все понятно?
–  Тащлейтенант, наверное, парень все же не полный кретин, чтобы к одному году «дисбата» еще пяток приплюсовывать за побег и все такое… Тем более, дисциплинарный батальон  это не тюрьма. Санаторий, фактически… та же армейка, но с решетками и Уставщиной день и ночь.
–  Ага, санаторий, как же?! Казематы и решетки - везде казематы… темница… она темница и есть! Вопросов нет?! Вот и ладненько. Получайте оружие, сейчас поедете.
Взяли из пирамиды АК-74, вышли во двор гауптвахты, ждем. Вскоре подкатил армейский вездеход ГАЗ-66-«шишига», из кабины вылез молодой прапорщик, чуть старше нас. Из камеры вывели осужденного. Обычный парень такой же, как и мы. Бывший курсант-ракетчик явно бравирует и натужно рисуется, стараясь показать, что ему уже все пох* и совсем не страшно. Типа, срок уже бежит, часы тикают, а «дисбат» тем и хорош, что судимость в документах не фиксируется. Отсидел и опять чистенький.
Из вещей у осужденного ракетчика только тощий вещмешок. Шинелка курсантская из темного сукна, но уже без погон и без знаков отличия.
Взгромоздились в кузов «шишиги», едем. Я сел у кабины напротив осужденного, Лелик подпирает внешний борт, попутно посылая ослепительные улыбки и томные взгляды всем красивым девчонкам, прогуливающимся по улочкам уральского города. Машину ощутимо потряхивает, в кузове сквозняк, т.к. брезентовый тент уже штопанный-перештопанный. Прохладно, осень, мы с Леликом подняли воротники шинелей –  вольность, Общевоинскими Уставами не допустимая, но пока никто не видит, прокатит. Осужденный тоже поднял воротник шинели и опустил клапаны у шапки. Естественно, делаю вид, что так и надо. Мы же люди, а не звери. Всем одинаково холодно –   и конвою и сидельцу…
–  Курить можно?!
–  - Кури, пока едем. Если остановимся, бычок в дырку в брезенте выбрось, чтобы прапор не засек, нам проблемы не нужны.
–  Не вопрос, пацаны, своих не подвожу…
–  Ага, верю, то-то своему нос сломал.
–  Да какой там свой? Это стукачок курсовой был, а я не сдержался… Он рапорт подал… официальный. Ну и понеслось…
–  Стукачки обычно мстят иначе… тихо и без рекламы,  неофициально и чужими руками.
–  А вот в моем случае был образцово-показательный суд и нате вам –  отчисление и срок! Один год! А, фиг с ним… год быстро пролетит. Жаль, что со второго курса отчислили, диплом не получу …и золотые погоны тоже ёкнулись. Хотя, в принципе, отсижу свое, может еще восстановлюсь в родном училище с потерей года?! Судимость в «дисбате» ведь не считается?
–   Вроде как.
Едем, ракетчик курит не переставая, следующую сигарету прикуривает от предыдущей, и травит анекдоты один за одним… Заметно, что нервничает.
«Шишигу» трясет все сильнее, уже едем за городом по разбитому асфальту. Чтобы не вылететь из кузова на очередной колдобине, приходится одной рукой держаться за скамейку, другой постоянно придерживать летающий автомат АК-74. Надрывно ревет движок машины, и ощутимо гудят мосты, а солдатик-водила давит на гашетку со всей дури, выжимая из ГАЗ-66 предельную скорость. Слева и справа по обочинам узкой дороги мелькает стена из корабельных сосен. Красота неимоверная. Армейский грузовик на фоне лесных исполинов кажется детской игрушкой, а люди –  крошечными лилипутами. А какой воздух в сосновом лесу?! Пахнет смолой и …
Бац, визг тормозов и «шишига» резко встала. От неожиданности и под действием силы инерции, я чуть не впечатался в борт машины, а мой АК-74 едва не вылетел из кузова. Лелик Пономарев, уцепившись за скамейку двумя руками и уперевшись ногами в пол кузова, умудрился сохранить равновесие. А курсант-ракетчик, болтавший без умолку всю дорогу, прикусил язык и чуть не проглотил горящую сигарету.
Мде, что ни говори, а военный водитель  –  это нечто! Всевозможные Шумахеры и лихачи-джигиты позорно отползают на обочину!
Хлопнула дверца в кабине. Подошел прапор. Стараясь не смотреть на осужденного, он тяжело вздохнул и тихо промолвил.
–  Выгружайтесь. Приехали.
Попрыгали из кузова. Стоим. Осматриваемся. Рядом шлагбаум. Возле него стоит ефрейтор. Вернее, не просто ефрейтор, а образцовый ефрейтор! Отглажен, отутюжен. Коротко подстрижен. Выбрит до синевы и еще на два миллиметра под кожей. На левом рукаве шинели –  чисто выстиранная и старательно-отглаженная повязка с надписью «Дневальный». Кирзовые сапоги ефрейтора начищены до зеркального блеска и кажутся лакированными.
Сам шлагбаум свежепокрашен, красно-белые полоски одинаковой ширины нанесены с точностью до миллиметра. Бордюры у дорожек побелены, стекла в здании КПП отполированы не хуже хрустальных стаканов на праздничном столе. Деревья и кустарник ровно подстрижены, травка на газоне имеет строго одинаковую высоту, нет ни одного сорняка или какого-либо «неуставного растения». Урна возле крыльца КПП напоминает мраморный вазон из Эрмитажа. Везде сияет поразительная чистота, оставляя е ощущение нереального порядка и Уставной гармонии. Такое впечатление, что даже воробьи пролетают мимо нас исключительно строем, держа равнение и синхронно взмахивая крыльями…
Завидев комендантского прапорщика, ефрейтор поправил головной убор и врубил образцовым строевым шагом, задирая ноги с идеально оттянутыми носками кирзовых сапог чуть ли не выше своей головы, словно прима-балерина из Большого театра. Четко отмахивая руками, ефрейтор подошел к нам и выдал рубленно-отточенный рапорт.
–  Товарищ прапорщик, дневальный по КПП ефрейтор Новичков и т.д. и т.п. Разрешите узнать цель вашего прибытия и все такое…
Мы с Леликом опять удивленно переглянулись. Многое видали, сами числились в парадном расчете училища ВВС (как громилы ростом под 190 см). На плацу не один десяток километров намотали, но такой идеальной строевой выправки никогда не видали. Мде?! Ефрейтор из Кремлевского полка что ли?! Талант, не иначе?!   
Прапорщик, объяснившись с ефрейтором и коротко переговорив с кем-то по телефону, пошел к штабу дисбата с документами на осужденного, а мы остались по внешнюю сторону шлагбаума. Стоим, разминаемся. Наш подопечный ракетчик, тем временем, подошел к ефрейтору.
–  Слышь, зёма, как тут делишки, обстановка, в целом, и вообще?! Жить можно?! За что сам сидишь?! Давно?! Как с харчами?! Посылки из дома можно получать?
Ефрейтор, чуть прищурив  глаза, неожиданно резко врубил с правой руки в челюсть бывшему курсанту, стирая с его лица заискивающую улыбку… А пока тот падал, запрокинув голову назад, дневальный по КПП идеально чищенным сапогом добавил еще и в живот, чуть выше паха.
–  Ты как обращаешься к ефрейтору, сука?! Ась?! Устава не знаешь?
Мы с Леликом обалдели от такого расклада. Лично я стоял в полном ступоре, недоуменно хлопая глазенками от удивления. Ибо ожидал увидеть в дисбате чего угодно, но только не это.
Так как. Пономарев до училища был боксером и весьма успешным, то среагировал на происходящее гораздо быстрее меня. Киевлянин рывком сорвал автомат с плеча и сняв его с предохранителя, взялся оттягивать затворную раму. Но ефрейтор спокойно одернул шинель, разглаживая образовавшиеся складки, мягко промолвил.
–  Спокойно, товарищи курсанты! Ваша власть по ту сторону шлагбаума. А тут дисциплинарный батальон. И я здесь  «товарищ ефрейтор», а не какой-то там сраный «зёма». Понятно?! Все в строгом соответствии с требованиями Строевого Устава. Военнослужащие обязаны обращаться друг к другу исключительно по воинскому званию. Не дергайтесь, господа будущие офицеры, здесь свои порядки… Попадете сюда, все сами узнаете...
Мы с Леликом, осознав весомость слов дневального по КПП, инстинктивно сплюнули через левое плечо.
– Тьфу-тьфу-тьфу, упаси Господи прочувствовать на себе здешние порядки… Санаторий, етить твою мать!
Вскоре вернулся наш прапор с местным прапорщиком. Комендантский прапор молча посмотрел на помятую физиономию осужденного, испуганный взгляд и запачканную форму. Укоризненно покачал головой, но ничего не сказал ефрейтору, который, в очередной раз, молодцевато вскинул руку в воинском приветствии, и снова резанув идеальным строевым шагом, громко и внятно проорал рапорт дисбатовскому прапору о положении дел на КПП.
«Дисбатовский» прапорщик, внимательно оглядев бывшего курсанта-ракетчика, который стоял, словно нашкодивший школьник, понурив голову и нервно теребил в руках лямки своего вещмешка, неожиданно рявкнул.
–  Почему не приветствуем старшего по воинскому званию?!
Рявкнул настолько громко и сочно, что мы с Леликом непроизвольно вздрогнули, а я чуть не выронил автомат из рук. Шутки шутками, но так угрожающе реветь нормальный человек, наверное, все же не может …мммммм… это было похоже на рык предельно раздраженного льва или на угрожающий рев огромного бурого медведя, не иначе.
Осужденный курсант испуганно вскинул правую руку в воинском приветствии и начал, глотая слова и жалко заикаясь, скомкано и нечленораздельно бубнить рапорт. Дисбатовский прапор брезгливо скривился и многообещающе улыбнулся.
–  Понятно… Ничего, сынок, здесь тебя быстро научат жить по Уставу и Родину любить. И рапорт научишься докладывать без запинки. И строевым шагом ходить. Пойдем, сиделец…
Бывший курсант-ракетчик закинул вещмешок на плечо и понурив голову, поплелся вслед за прапорщиком.
–  Прощайте, ребята…
Мы с Леликом шустро запрыгнули в кузов «шишиги» с единственным желанием: как можно быстрее убраться отсюда, т.к. впечатления от увиденного были весьма отвратные.
На обратном пути нам попалась колонна военнослужащих, которые были без знаков отличия и без погон. Этакая толпа военнопленных из черно-белой кинохроники времен Великой Отечественной войны. «Пленные» шли четким строевым шагом, синхронно задирая ноги чуть ли не до уровня бровей. Шли, чеканя шаг и впечатывая подошвы своих идеально-начищенных сапог в асфальт. Шли с отточенной отмашкой рук и громко орали строевую песню. При этом, даже не пытаясь повернуть голову или хотя бы скосить глаза, чтобы украдкой бросить взгляд в нашу сторону. Во как?! Шли, словно затравленные роботы! Шли с механическими движениями и полным отсутствием каких-либо эмоций на лицах. И только затравленные глаза выдавали их душевное состояние.
А по периметру данного строя устало брели обычные солдаты с автоматами наперевес. Некоторые солдаты вели злобных псов, которые тянули прочные поводки из парашютных строп и громко лаяли с пеной у рта на «солдат» внутри строя …на тех, кто шагал в шинелях без знаков отличия.
Не сговариваясь, мы, в очередной раз, переглянулись в Леликом. На душе было откровенно погано. Тьфу-тьфу, упаси, Господи, от такой дурости и опрометчивого шага, чтобы в результате этого оказаться в подобном строю. В строю …среди чеканящих шаг, без знаков различия …с затравленным взглядом…
Мде… а ведь когда-то все эти парни,  мои ровесники или чуть старше, были обычными военнослужащими. Считали дни до «дембеля», получали письма из дома, от любимой девушки, мечтали о жизни на гражданке… но им этого оказалось недостаточно, и кто-то из них стал жестоким «дедушкой», кто-то украл и пропил казенное имущество, кто-то самовольно оставил свою воинскую часть и подался в бега, кто-то натворил еще что-то противозаконное, мало ли… Неужели сиюминутная выгода, соблазн или персональная дурость соизмерима с последующим наказанием?
Эх, если бы в «дисбат» обязательные экскурсии для всех новобранцев проводили? Уверен, что этот строй в окружении солдат с оружием и злобных собак был бы гораздо меньше.
А сейчас над этим многочисленным строем, шагающих полулюдей-полуроботов неслась песня.
Россия  любимая земля!
Россия  березки, тополя!
Как дорога ты для солдата!
Родная, русская земля…

184. Перекур

–  Парни, пять минут перекур!
Сержант Валера Гнедовский вытер пот со лба рукавом грязной телогрейки и на ходу снимая мокрые брезентовые рукавицы, двинулся к выходу из овощехранилища. Следом за своим кумиром заковылял вездесущий Витя Копыто, комично выписывая кривыми ногами немыслимые крендебубели. На выходе из бокса, желая угодить уставшему Валерке и взбодрить остальных ребят, Витя бросил через плечо дежурную шутку.
– Кто не курит, тот продолжает работать! Гыгыгыгы!
– Ага! Сейчас! Только «упор лежа» приму, чтобы разгон был получше! Размечтался!
В военном училище любая возможность перевести дух и просто посидеть без движения, вытянув ноги, использовалась мгновенно и под любым предлогом.
Перекур?! Говно, вопрос! Перекурим! Все, даже некурящие.
Курсанты 45-го отделения, привлеченные на переборку капусты в училищном овощехранилище, побросав кочаны на том месте, где застала долгожданная команда сержанта, лениво потянулись к выходу из влажного полуподвального помещения, используя даже кратковременную возможность покинуть мрачные казематы с кисло-дурманящем запахом разлагающихся овощей.
Курить, так курить! Главное, чтобы легкие провентилировать от спертого и влажного воздуха, которому более подошло бы название: «смрад». Бля, слов нет, вот, на хрена  выращивать богатый урожай овощей, чтобы потом почти 100-процентно сгноить в убогих и непроветриваемых хранилищах с вечно текущей крышей?! И что за удовольствие –  перебирать склизкую и заплесневелую капусту, чтобы выбросить больше половины всех запасов на легендарную училищную свалку?! Непонятно! Не проще ли ремонт крыши сделать и провести в помещение хотя бы символическую вентиляцию?! Короче, патологический идиотизм, помноженный на бесхозяйственность. А курсантов потом кормят всю бессовестно-длиннющую уральскую зиму отвратным бигусом, брррррр!
Одетые в древние и вонючие телогрейки, перемазанные склизкой плесенью, мы скучковались в тесный кружок у входа в овощехранилище с махровым грибком на некогда окрашенных стенах и пустили по рукам  початую пачку «общественных» сигарет «Ява». Кому не хватило персональной сигаретки, мгновенно «падал на хвост» более удачливому соратнику, с применением стандартной фразы, сродни секретному паролю тайного общества. Причем эта фраза произносилась с вопросительно-утвердительной интонацией и не подразумевала даже намека на отказ.
– Оставишь?!
– Не вопрос.
Будучи категорически некурящим, я присел на «плавающий» в луже ветхий ящик из почерневших шершавых досок. Разместившись с подветренной стороны от ребят, попытался с характерным скрипом и скрежетом позвонков, разогнуть уставшую спину. Честно говоря, загнали нас сегодня. Уморились все, перелопачивая бесконечное количество кочанов полусгнившей капусты и сортируя их по внешнему состоянию на «полный *здец» и еще «не совсем полный *здец», но в пищу нормальным людям, категорически, не годную.
Тем не менее, по авторитетному мнению зам.потылу полковника гАдика Скотиновича (Васильевича) сВолченко: «Курсанты училища ВВС к нормальным людям имеют весьма относительное отношение, поэтому подобную дрянь, как сгнившая капуста им в пищу класть можно. И даже нужно! Витамины там и все такое… Сожрут, соколики, за милую душу, еще за ушами трещать будет! А не сожрут, так все равно на свалку выбрасывать, ибо это дерьмо даже свиньи с подсобного хозяйства употреблять отказываются,  рыло воротят!»
Могу поспорить, что «высококалорийный» продукт типа «капуста белокочанная» по всем накладным и финансовым отчетам давно проведен и списан с баланса. А его витаминная ценность в пересчете на поголовье личного состава училища ВВС уже во всех отчетах в вышестоящие инстанции давно подсчитана и отослана «куда следоват». Все чин-чинарем, никакая инспекция и ревизия не подкопается!
Восседая на удобном ящике на краю огромной лужи, я обратил внимание, что Лелик Пономарев вальяжно потянулся всем телом и глубоко затянувшись сигаретой, выпустил замысловатый клубок дыма одновременно из ноздрей и уголков рта, создавая витиеватый образ в виде «дракончика». Томно закрыв глаза и не выпуская сигарету изо рта, киевлянин блаженно улыбался каким-то потаенным мыслям, никак не связанным с текущей работой в отвратном овощехранилище. Со стороны было отчетливо заметно, что Лелька «ушел в себя» и активно релаксирует...
Все ребята устали и молча курили, пытаясь немного расслабиться и восстановить силы на предстоящий фронт работ необъятного масштаба. Тратить дефицитную энергию на пустой треп никому не хотелось. Но в любом правиле есть исключение: незабвенному Вите Копыто было совершенно невозможно удержать рот в закрытом положении хотя бы на перекуре. Это ж самая страшная пытка, поймите правильно! Стоять и молчать?! Оно и понятно, язык у Виктора без костей и острое шило постоянно торчит в костлявой заднице. Как тут удержаться?! Лично мне было бы удивительно, если Витя Копыто помолчал бы минут пять. У него вскипел бы мозг, и мгновенно разорвало черепушку от перенапряжения.
Помусолив сигарету, курсант Копыто, с видом утонченного эстета, смачно сплюнул под ноги, едва не попав себе же на идеально-грязные сапоги и авторитетно заявил тоном, не терпящем возражения.
– А табачок-то – гавно! «Ява», одним словом. И вообще, лично я предпочитаю сигары! И желательно, кубинские…
На пустой треп «знатной балалайки» никто из ребят не обратил никакого внимания, если бы гигант Лелик неожиданно не открыл глаза, черные, как уголь-антрацит. Окинув «ценителя сигар» пренебрежительно-скептическим взглядом, Пономарев озвучил следующее. Причем, озвучил исключительно вежливо, ласково, с убаюкивающе-мурлыкающими нотками в голосе с почти неуловимым киевским акцентом.
– Вить, а какие именно сигары ты предпочитаешь?
– А в принципе монопенисно! Главное, чем толще, тем лучше… Как затянулся, так чтоб аж глаза повылазили от удовольствия!
Слегка усмехнувшись, Лелик затянулся сигаретой и на выдохе неторопливо продолжил.
– Витенька, учитывая твое пристрастие к сигарам исключительно большого диаметра, нежели к банальным сигаретам стандартной толщины, не мудрствуя лукаво, можно нарисовать твой психологический портрет, включая сексуальные наклонности, вкусы, желания и прочие скрытые влечения…
Копыто старательно состряпал на живописном лице недоуменное выражение, вытянул мясистые губы в трубочку и отмахнувших от Лелика рукой, недоверчиво промямлил.
– Да ладно…
– Не веришь?! Тогда давай рассуждать логически. Посмотри внимательно на фильтр сигареты, что у тебя в руках. Старательно посмотри. Оцени его диаметр. Помни сигарету между пальцев, покрути ее в руках, сожми губами… Ничего не напоминает?
Витя проделал все возможные манипуляции с дымящейся сигаретой, включая надкусывание фильтра «лошадиными» зубами.
– Не а…
– Ладно. Зайдем с другой стороны. Когда куришь, какие ощущения испытываешь? А, Витенька?! И вообще, какого рожна ты сигарету себе в рот суешь? Зачем ты ее пихаешь в свой хавальник? С какой целью? Объясни, пожалуйста!
Курсант Копыто сдвинул откровено замызганную зимнюю шапку с давно свалявшимся «мехом убитого Чебурашки» на затылок и многозначительно наморщил «дерматин на лбу», изображая бурный мыслительный процесс.
– Нууууу… типа, успокаивает, когда покуришь. Ааааа! Голод еще притупляет, вот! Или время убить надо. И вообще…
– Вот, уже теплее. А тебе не кажется, друг сердечный, что разработчики сигареты были весьма толковые ребята?! И такой диаметр сигареты выбрали совсем не случайно, а взяв за основу диаметр соска с груди среднестатистической женщины. Не было таких ассоциаций? Ведь каждого из нас еще из глубокого детства сопровождают ощущения голода, нервозности, неуютности… Вспомни себя маленьким! Захотел пожрать – заорал во все горло! Сразу прибежала маманька, вытащила сиську и сунула ее вместо затычки в твое громогласное «орало». Ты пососал титьку, поел так сказать, подкрепился и заткнулся на некоторое время! Красота! А если вдруг испугался чего-то там или просто заскучал, то недолго думая, опять «варежку» свою раззявил и давай визжать на всю улицу! Мамка на твой душераздирающий ор стремительно прилетела и опять … сиську тебе в рот! Ты почмокал, успокоился и баиньки. Разве не так?! На кряйняк, к груди своей прижала, у тебя рефлекс сработал, ты «калитку» свою захлопнул и опять – давай радоваться жизни. А в школьные годы на уроках перед получением законной двойки, ты упоительно совал в детский ротик вкусную шариковую ручку или грифельный карандаш, не так ли?!
– Так то оно так, не поспорить, но нам на занятии по тактике говорили, что макаронные, карандашные и сигаретные заводы, в случае войны, сразу же переходят на выпуск патронов. И поэтому у сигареты калибр 7,62 мм., вот!
– А ты не думал, любезный, что изобретатель патрона, перед тем как встать за чертежный кульман и нарисовать гильзу, за пару часов до этого эпохального момента в домашней спальне был с законной женушкой или с соблазнительной горничной. И при этом страстно накручивал ей всевозможные прелести, включая торчащие соски на сочной груди… Никогда не ловил себя, что абсолютно непроизвольно и спонтанно крутишь в руках патрон и не можешь остановиться?! Или перед тем, как закурить, мнешь пальцами сигарету и абсолютно не задумываясь, постепенно проваливаешься в нирвану, теряя ход времени?! Ась?! Короче, курсант Копыто, читайте Зигмунда Фрейда на сон грядущий, а не замусоленный «Плейбой» 12-летней давности!
– Кого читать?
–  Зинаиду Федоровну Зильбершухер, епёноть! Фрейда читай, неуч!
– А сигары-то причем?
– Да все при том же, дорогой Витенька, что нормальные мужики довольствуются обычными сигаретами! И в процессе пагубного курения неосознанно тянутся к женскому соску своей матери или к груди любимой женщины. Вот я, например, сейчас с удовольствием зарылся бы в роскошных грудях гарной украинской дивчины и… эх! А вместо этого приходится тупо сосать вонючую цигарку, рискуя получить рак легких… Но суть не в этом. Теперь о сигарах. Основываясь на аналогии между соском женщины и сигаретой, тот же Зигмунд Фред утверждает, что сигара, в свою очередь,  наглядная модель мужского полового органа! Во как! Следовательно, их любители и страстные почитатели все как один, латентные педерасты…Что сигару сосать, что... сам понимаешь. Вот так ...моя прелесть!
Под дружный хохот курсантских глоток, выпучив глаза Витя Копыто, изумленно прошептал.
- Не может быть.
Но его запоздалые визгливые реплики уже никто не слушал, т.к. просветительская лекция о психологии неосознанных процессов и физиологии спонтанного сексуального влечения, с точки зрения Зигмунда Фрейда на процесс курения, уже закончилась.
Добровольный лектор Лелик Пономарев, эротично почмокав фильтр догорающей сигареты, опять глубоко затянулся и мечтательно закрыл глаза с антрацитовыми зрачками, скрывая за длинными ресницами искорки озорного веселья.

185. Тульские пряники

Капитан Хорошевский ворвался в казарму, аки сверхзвуковой истребитель.
–  Рота, строится в центральном коридоре! Бегом, тараканы беременные!
Построились. Командир роты, ехидно улыбаясь, энергично прогуливался вдоль строя курсантов.
–  Так вот, дорогие мои детишечки, мундеркинды недоделанные, завтра поедете на склады НЗ, пряники перебирать. Подъем в 4 утра, завтрак в 4.30. В 5.00. на КПП придут машины и вперед… Разойдись, глаза бы мои вас не видели!
Оп-па, совсем недурно, однако. После обрыдло-мерзкого бигуса хоть пряников нажремся от пуза… и с собой натырим, сколько унести сможем, естественно… А унести можем просто немерено. Интересно, а что за пряники? Хорошо бы тульские  –  фирменные с медовой начинкой! Хотя, в принципе, и любые пойдут. Недаром говорят: «На халяву и уксус сладкий!» Наверное, склады НЗ пора подчистить, чтобы прянички, запасенные на случай войны, не намокли, не заплесневели и не загнили. Эх, вот подвезло, так подвезло!
Привезли нас в дремучий лес. Светает. Попрыгали из кузова ЗиЛ-131, стоим, зеваем, осматриваемся. Место живописное, прямо как из русской народной сказки. С двух сторон  –  непроходимая тайга. Сзади  –  узкая асфальтовая дорога, по которой нас сюда доставили, впереди шлагбаум, КПП, охрана, медведеподобная собака на парашютной стропе …и мама дорогая, ТАНКИ! Огромное количество танков от шлагбаума …и до горизонта … И высокие стены из деревянных ящиков… выше корабельных сосен. Мде… Нижние ящики уже почернели, вросли в землю и частично, сгнили.
Пришел толстый майор с красными погонами и характерным шлейфом хронического перегара. Окутав нас облаком хмельного зловония, поставил задачу перебрать ящики сверху вниз:  верхние спустить на землю и нагромоздить на них все остальные, а на самый верх  втащить почерневшие и гнилые. Мде…
Вот такие, нахрен, пряники, опять обманули. Хотя, чего еще ожидать?! Не испытывая особого энтузиазма и трудового подъема, залезли на «великую китайскую стену» из ящиков и по живой цепочке начали передавать тяжеленный груз друг другу. «Фундамент» ставим прямо в раскисшую грязь. А куда деваться?! Подложить под ящики нечего. Девиз народного хозяйства: «Не мое  –   не жалко!»
Ящики тяжеленные. Как говорится: «любопытство  не порок, а двигатель прогресса!» Открыли один, а в нем огромная  –  гильза для пушки. Снаряда нет, а горловина гильзы залита воском. В ящиках поменьше  –  снаряды. Вот, оказывается, какие пряники в Туле делают! Очень даже неплохие и полновесные, для противника в самый раз! Кушайте на здоровье! Только не подавитесь и зубы не поломайте, дорогие наши НАТОвские «фрэнды»! Гы-гы!
Подчиняясь народной мудрости: «Пытливый ум покоя жопе не дает», расковыряли воск у гильзы, а там порох! Но не россыпью, а типа, макаронов-спагетти темно-коричневого цвета. В гильзах более крупного калибра  –  порох в виде цилиндрических гранул. Ин-те-рес-но!
Набили карманы под завязку:  в хозяйстве порох завсегда сгодится. Пока не знаем, для чего именно, но сгодится! Распотрошенные гильзы упаковали обратно в ящики и «похоронили» в самом «сердце» новой стены из ящиков. Захочешь вытащить  –  хрен, откопаешь.
Когда дошла очередь до сгнивших ящиков из нижнего ряда, мы уже порядком устали. С трудом выдергивали их из цепкой грязи и с помощью «такой-то матери» затаскивали на самый верх.
Хрясь!!! …Черный ящик с характерным треском развалился в руках у ребят, принимавших его на макушке пирамиды и… высвободившийся снаряд полетел вниз по импровизированной стене, периодически ударяясь о другие ящики… *здец! Рванет?! …не рванет?!
–  Мама…
Толпа курсачей замерла и затаила дыхание. Ребята напоминали персонажей детской игры: «Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три, морская фигура, замри!» Пока снаряд летел к земле, все стояли недвижимыми статуями.
Чвяк! Снаряд шлепнулся на землю и глубоко завяз в раскисшей почве…Уууфффф!  Не рванул, …сука!
Побежали за майором. Тот равнодушно посмотрел на снаряд, затем  –  на наши бледные мордуленции. Пренебрежительно пнув снаряд носком давно нечищеного сапога, спокойно буркнул.
– Не ссыте, школяры, взрыватель взводится центробежной силой при выстреле из орудия в момент движения снаряда по стволу. Так что «просто так» снаряд не рванет. …если не будете кидать его в костер или бить молотком по носику! Сержант, пошли со мной одного бойца, дам молоток и гвозди, ящик восстановите и туда его…
Работали без обеда. К вечеру замудохались до трясучки в конечностях. Обратно в училище ехали вповалку друг на друге. В кузовах грузовиков возлежала «куча мала» из курсантских тушек. Толпа тупо спала, восстанавливая силы.
Майор со складов НЗ, махая вслед грязным носовым платком… или куском старой портянки, заменяющей ему платок, смахивал скупую слезу, аки сестричка Аленушка, провожая любимого брата Иванушку. Он клятвенно обещал походатайствовать перед нашим командованием о благодарности за наш каторжный труд.
Лучше бы покормил… хотя бы пряниками, но не тульскими…
А вскоре в периметре училища ВВС началась бесконечная канонада и зрелищные полеты всевозможных фейерверков различной конструкции. Это сейчас в любом магазине навалом китайского дерьма на любой цвет и вкус, а в середине 80-х годов прошлого века мы всё мастерили сами.
Пустой тюбик из под зубной пасты «Поморин» туго набивался порохом, а затем расчудесно летал и красочно взрывался. В дело шло все: от обрезков латунных трубок до консервных банок и стеклянных бутылок из под кефира, которые разносило в мелкую пыль. Эх, красота! В течение месяца в училище все летало, взрывалось, вспыхивало, дымилось и горело… Офицеры тихо сходили с ума и нервно вздрагивали от очередного взрыва, храбро бросаясь в развевающееся облако дыма, в смутной надежде  –  поймать сапера-любителя, но тщетно. Никого поймать не удавалось.
Эпидемия пиромании и опытов с взрывчатыми веществами постепенно и самопроизвольно сошла на «нет» по мере истощения запасов честно-украденного пороха… до следующей поездки на переборку «пряников», естественно...

186. Отец

Санька Полимонов был маленького роста… даже очень маленького, в районе 160 см. Он был самым низкорослым курсантом в 45-м классном отделении и очень комично смотрелся на фоне «громил» ростом за 1 м 80 см.
Санька был самым маленьким из 144 курсантов во всей 4-й роте. И,наверное, самым маленьким во всем 1-м учебном батальоне… а может быть даже самым-самым маленьким во всем училище ВВС... или даже во всех ВВС!
Полимоша был достаточно субтильный юноша  –  щупленький с изящными ручками и размером ножки, достойным Золушки. Его сапоги были настолько малы, что складские прапора искали не один день, перелопатив пару тысяч пар, пока не нашли 36-й размер. И ел курсант Полимонов, как Дюймовочка:  пару рисовых зернышек в день. И крови в его организме было мало, чуть что –  в обморок. И сердечко у него тоже, наверно, было очень маленькое  –   пропорционально его худосочной тушке. И звали курсанта Полимонова в обиходе исключительно уменьшительно-ласкательно –   Полимоша. Реже –  Полимон. И отношение к нему среди курсантской братии был,о как к младшему братику, которого даже всерьез, типа, воспринимать не получалось.
Но у маленького Полимоши была большая любовь. Не просто большая, а огромная  видная уральская девчонка, которая была выше своего воздыхателя на целую голову и еще чуть-чуть. Как говорится: «сердцу не прикажешь» и наш дорогой Полимоша был сражен наповал яркой красотой и внушительными размерами местной красавицы по имени Ирина!
Санька смотрел на предмет своего обожания снизу вверх, широко раскрыв глаза и не скрывая восторга. И все бы ничего, но смотреть на любимую девушку снизу вверх  несколько унизительно для мужского достоинства и… курсант Полимонов жестоко страдал по данному поводу. Оно и понятно! Врагу не пожелаешь!
По вечерам, всматриваясь в прекрасное лицо своей возлюбленной на черно-белом фото, Санька тяжело вздыхал. Он страшно завидовал всем высоким парням в роте, коих было подавляющее большинство. С неприкрытым отчаянием, Полимоша взывал к очередному гиганту.
–  Ну зачем тебе 190 см?! Отдал бы мне сантиметров 10! К моим 159 было бы в самый раз! Отдаааааййййй!!!
После очередного увольнения в город, Санька Полимонов словно сошел с ума… Каждый день при посещении курсантской столовой он забегал в овощной цех и набивал морковкой планшетку с конспектами под самую завязку. Шутки шутками, но Сашок пожирал морковку с производительностью стаи кроликов. Более того, Полимоша часами висел на турнике, привязав к пояснице тяжеленные «блины» от штанги. Спустя пару недель он обратился к нам с неожиданной просьбой.
–  Парни, помогите мне подрасти!
Добродушный Лелик скептически посмотрел на Полимона, жадно грызущего очередную морковку и театрально потрогал его лоб на предмет определения высокой температуры.
–  Что ты еще выдумал, Сашок? Головушкой не ослаб?
–   Ребята, я жениться хочу!
Под дружный хохот бессовестных курсантских глоток, Лелик выдал очередную тираду.
–  Женись. Кто тебе не дает?! Только, чур не на мне, у меня подруга в Киеве имеется. Гарная черноокая смугляночка! Прости дорогой, но мое сердце безнадежно занято! Вон к Копыто подрули, его сердце, в очередной раз, разбито вдребезги, а благоверная жена  –  в далеком Пилопедрищенске. Может он ответит временной взаимностью?!
–  Вам бы все позубоскалить, а у меня трагедия. Иришка выше меня на голову…
–  И что?! В постели все равны!
– Так то ж в постели?! А как вместе по улицам ходить! Она ж меня стесняться будет!
– Если стесняется, значит, не любит! Найдешь другую… В город цирк лилипутов приехал, на афише такие красотки нарисованы…
– Не хочу другую! Не хочу лилипутку! Я Ирку люблю!
–  Ну, тоды, ой! Что надо-то?!
–  Парни, вытяните меня.
–  Чего?
– Я на турнике вишу, сколько могу, но пальцы быстро устают и разгибаются. Долго тянуться не получается. Если мои руки к спинке кровати привязать, а вы будете за ноги тянуть, то я смогу вырасти… Вот и морковку жру регулярно! Витамин «А» –   витамин роста! Столько ее сточил …
–  Ааааа… Понятно… ну давай!
Личный состав 45-го отделения собрался в спальном помещении на бесплатное представление. Просит помочь?! А почему бы и нет?! Поможем!
Санькины руки крепко привязали к металлической спинке кровати вафельными полотенцами, а за ноги взялись двое сильных  парней… и процесс пошел...
Как только Лелик Пономарев и Федя Мирзалиев потянули Полимошу за ноги, он заверещал, как недорезанный поросенок. Испуганные парни ослабили хватку, но упрямец, перестав визжать от боли, потребовал продолжить процедуру вытягивания.
–  Ну ладно, поехали дальше!
…Опять орет! И так много раз подряд! Тянут  –  орет! Перестанут тянуть  –  требует продолжения! Цирк!
И смех и грех, но мы добросовестно тянули Саньку пару недель каждый вечер перед сном. Процеру вытягивания Полимоши стала, своего рода, традиционным явлением на сон грядущий. Потом это несколько поднадоело… К тому же, мы опасались навредить  здоровью нашего друга. Мали ли?! Позвоночник вытягивать?! ХЗ!
В результате совместных усилий вскоре тело у Саньки вытянулось. И что характерно  –   непропорционально по отношению к конечностям, ибо ноги остались коротенькими.
Получив несколько неожиданный результат и посовещавшись на самоподготовке, мы решили прекратить все медицинские опыты над Полимошей. А то уродец какой-то получается!
Оставшись без поддержки, упрямый Полимон самостоятельно продолжил регулярные висения на перекладине. Каждую свободную минутку, пока все курсанты лениво валились «баиньки» или бежали на перекур, Санька Полимонов прыгал на турник и тупо висел до полного изнеможения, до судорог и онемевших пальцев… Вот до чего любовь доводит! Ужас!
   После методично-изнурительных упражнений, руки у Сашки вытянулись чуть ли не ниже колен. И он стал напоминать непропорциональную обезьяну с длинными руками и туловищем, но с очень коротенькими ножками… Смех да и только.
Справедливости ради стоит отметить, что Полимон вырос где-то на 2,5 см, чем очень гордился. Каждый вечер он становился к стене казармы, где тонким карандашом наносил отметки «старого» и «нового» роста. Смешно подумать, но полученные столь варварским образом 2,5 см «прироста» грели душу Полимона и вселяли в его сердце трепетную надежду на взаимность со стороны видной и статной Иришки.
Наступил «момент истины»,  заметно волнуясь, Полимоша ушел в очередное увольнение в город  –  делать предложение своей возлюбленной…
Вернулся  – мрачнее тучи и на грани отчаяния. Ребята пристали с вопросами…
С одной стороны, Ирина призналась в любви к Сашке, но… попросила время на раздумье. И Полимошка перестал жить, есть и пить, а начал дышать через раз… Его утешали и подбадривали, как могли.
–  Если сразу не отказала, значит все будет хорошо. Бабцы страсть как любят над парнями поизмываться. В крови это у них. Что ни говори, а Иринка  –  . кобыла видная, да еще и с норовом, но и ты держись! Дави фасон, ты ж  мужик какой-никакой, а это главное! Сам не звони, выжидай…
Выдержав «традиционную» паузу, Ирина все же согласилась. Полимон светился от восторга и в тот момент был самым счастливым человеком в мире. Еще бы! Отхватил такую видную красотку!
На веселой свадьбе гуляло почти все 45-е отделение. Невеста была обворожительно красива, грациозна, стройна и чудо как хороша. Белое платье и воздушная фата подчеркивали объем и вес богатства, которое отхватил Санька Полимонов. И хотя Иришка надела туфли на низком каблуке, все равно она была выше жениха на целую голову. Тем не менее, несмотря на разительную разницу в росте, ребята были откровенно счастливы. Они просто светились от радости и это бросалось в глаза.
Честно говоря, на собственной свадьбе Полимоша слегка терялся на фоне гостей,  великанов курсантов, но это такие мелочи! Мы всячески показывали всем и каждому, что несмотря на хлипкое телосложение, Санька Полимонов среди окружающих громил и великанов пользуется огромным уважением и непререкаемым авторитетом. А как иначе?! Друг!
Через положенное время у Саньки и Иришки родился сынок и Полимон стал первым папашей в 4-й роте. Дабы поднять его социальный статус и личную самооценку на заоблачные высоты, все ребята 45-го отделения, а потом и всей 4-й роты стали называть его исключительно: «Отец». Кличка «Полимон» постепенно сошла «на нет». «Отец!» …и все тут.
Естественно, мы дружно подыгрывали Саньке, и наше уважительное отношение было несколько показушным, но откровенно счастливый Полимоша солидно дул щеки и важно держал спину. Со стороны было заметно, что его прямо распирает от гордости.
Честно говоря, наше уважение к маленькому Полимоше было абсолютно искренним, т.к. никто из нас еще не имел своих детей и мы понятия не имели, что такое быть ОТЦОМ! А в самой последней шеренге 4-й роты стоял настоящий «отец», … маленький и щупленький, но –  ОТЕЦ!

187. Дурная голова рукам покоя не дает

Промозглая осенняя ночь, 45-е классное отделение в овощном цеху курсантской столовой лениво чистит картошку на следующий день. Норма  –  семь ванн.
Чистим тупыми ножами, которые настолько безопасны, что не только картошку, вены себе не перережешь… Тупее этих ножей, только Гоги,  нац.кадр из 3-й роты (легендарная личность).
Две картофелечистящие машины уныло стоят бесполезными мертвыми железяками …и стоят так уже лет двадцать. Сломались на второй день после установки, не иначе. Поэтому –   все ручками, ручками.
Мы уже не первый курс, поэтому хрипло бубнит магнитофон (строго запрещенная роскошь), озвучивая жалкое подобие музыки, отдаленно напоминающее «Pink Floyd», все травят развеселые байки и все такое… В помещении овощного цеха холодно, руки мерзнут, мы сидим в ватниках и в шапках, ноги по колено в картофельных очистках… но все зубоскалят, перемывая уже не по разу подробности минувшего отпуска, включая амурные похождения, а также достоинства своих подружек и просто случайных знакомых…
В результате, под утро обнаружилось, что картошки начищено всего две жалкие ванны, а бункер еще полон. *здец, не успеваем! А это чревато! Заместитель начальника училища по тылу был «великий и ужасный» полковник Адик Васильевич Волченко (в миру  –  Адик Скотинович Сволченко), он порол и резал курсантов направо и налево без разбора и предварительной сортировки, щедро раздавая длительные сроки ареста: как на внутреннюю гауптвахту, так и на гарнизонную. А гарнизонная  это, понимаешь, далеко не курорт! Оттуда быстрее, чем за месяц, еще никто не возвращался –  концлагерь в лучших традициях гестапо, без вариантов!
Мде… попадалово. Подключив коллективную «соображалку» и применив некое усердие, мы достаточно быстро отремонтировали одну картофелечистку и запустили ее. Ура! Вот ведь, посрамили ремонтников-наладчиков с завода-изготовителя, которые все зубы пообломали о бездыханный кусок железа. А мы могём!
Ручками стали чистить тоже гораздо быстрее. Причем, с применением энтузиазма, помноженного на инстинкт самосохранения (на «кичу» так не хочется, правда-правда), но не эффективно:  картофель резали кубиками… все равно не успеваем! Набралось три ванны картофеля, от силы… Горим, бляха-муха! Катастрофа! На горизонте отчетливо замаячила «уютная камера» гарнизонной гауптвахты… МАМА! Не надо!
До времени «Ч» и оставалось чуть более часа. Что делать? (кстати, «что делать?» –  исконно русский вопрос, не дававший покоя классику русской литературы, а не только нам)
Не помню, кто именно подал «гениальную» идею, но в овощном цеху прозвучала весьма опасная реплика.
–   Парни, давайте выбросим картошку на свалку!
–  …..Ммммм….. давайте! Нет картошки,  нет проблем! Не почистили семь ванн?! А потому что чистить нечего! Логично!
Где был наш разум в тот «эпохальный» момент,  история умалчивает, но идея «на свалку!» нашла свой отклик в сердцах всех и каждого…
И понеслось. «Проклятый» картофель остервенело грузили совковыми лопатами и кидали голыми руками (лишь бы успеть) в огромные алюминиевые баки и «бегом» тащили на свалку. Трудились, не щадя живота своего, но вычистили весь овощной бункер за полчаса… Вылизали до идеальных стен.
Но на свалке образовалась огромная куча картошки  ТРИ тонны, это много!… Что делать? Закапывать? Не успеем! Время!! Ааааа, время катастрофически утекает…
У полковника Волченко было «железное» правило  –  ежедневное посещение всех подконтрольных объектов, включая столовую, овощной цех и естественно, училищную свалку. При обнаружении огромных залежей свежего картофеля нам светила уже не просто гарнизонная гауптвахта, а ближайшее заседание педсовета …и гарантированное отчисление из училища. Не меньше. Как ни крути, а мы  –  «преступники и расхитители социалистической собственности»! Выбросить ТРИ!!! тонны!!! Ужас! Признаю сей постыдный факт,  принимал самое активное участие! Признаю и каюсь! Виновен! Но на педсовет не хочется!!! Нет, не хочется…
В дымке утреннего тумана вдалеке на тыловой дороге училища показалась зловещая фигура полковника Волченко! *здец! Вот и все! Приехали.
И вдруг… о чудо! Полковника, ковыляющего по тыловой дороге в нашу сторону, неожиданно обогнала городская мусорная машина и подъехала к свалке…
О, небо и великий Боже, спасибо тебе, что нашел в себе силы помиловать своих детей, дурных и неразумных…
Мы опять пахали, как проклятые… и с поразительной трудоспособностью погрузили в тендер грузовика весь картофель, а сверху засыпали мусором. Саму территорию свалки вылизали до идеальной чистоты! Своим потом умывались, аки в бане. Кроме шуток, аж с носа капало…
Мусорная машина с глубоко просевшими рессорами отъехала от свалки именно в тот самый момент, когда к нам подошел зам.по тылу полковник Волченко. Уф!
Вытирая горько-соленый пот, лично я осознал всю дурь и абсурдность нашего положения:  если бы мы приложили все усилия, затраченные на выброс картофеля, на его чистку, то успели бы управиться с поставленной задачей еще вчера вечером до команды «отбой». И заготовили ли бы не семь жалких ванн, а все двадцать! Но … имеем то, что имеем. Идиоты! Кретины! (это я о себе) И это правда, увы.
Суровый полковник посмотрел на идеально вылизанную свалку и похвалил нашего сержанта за проявленное усердие. Затем, с явным недоумением принял доклад, что почищенного картофеля хватит лишь на завтрак …и не более! Осознав услышанное, полковник пришел в ярость!
–  Как, мать-перемать, только вчера завезли ТРИ тонны?! Где?
Ворвавшись в овощной цех, полковник сунул нос в три ванны с чищенной картошкой, тщательно осмотрел пустой бункер и вприпрыжку побежал опять на свалку. Досконально осмотрев идеально вычищенную территорию и прощупав каждый сантиметр «лунного пейзажа», «зам.потыл» понял, что его нагло на*вают! Но в каком месте??? Три тонны картофеля… и три ванны?! Как так?! ТАК НЕ БЫВАЕТ!!! Остальной картофель где???
Но, не пойман, не вор!
Скрипнув зубами, полковник дал команду, чтобы повара варили «дежурное блюдо»: макароны на обед, а рис на ужин.
Пройдясь вдоль строя притихшего наряда по хоз.работам и еще раз посмотрев всем в глаза, «зам.потыл» отправил личный состав в казарму на отдых.
Бредя по тыловой дороге без строя, аки стадо военнопленных, все курсанты 45-го отделения подавлено молчали. И хотя мы, в очередной раз, успешно выкрутились из совсем непростой ситуации, не понеся заслуженного наказания за откровенно гадкий поступок, нам было СТЫДНО. 

188. Политинформация с эротическим уклоном

Идет «самоха» –  самостоятельная подготовка после окончания плановых занятий. Письма домой написаны, конспекты почитаны, спать чего-то не хочется, домино и карты надоели. Лето, жара, окна в аудитории открыты настежь, но сквозняка, фактически, нет. Безумно хочется купаться, но ближайшее озеро находится за колючей проволокой, окружающей наше авиационное училище в два ряда, а сбегать туда  –  самовольная отлучка со всеми вытекающими последствиями: внеочередные наряды, а то и «уютная» камера училищной гауптвахты. В принципе, ничего страшного, но жара такая, что куда-либо бежать  –  моветон! Потом будешь потный и вонючий, как полковая лошадь, и какой смысл бежать купаться?!
Комсорг отделения, «мудрая птица» Филин вальяжно взгромоздился на трибуну с ликом В.И. Ленина на торцевой части. Тяжело вздохнув, Серега разложил на трибуне «подшивку газет» –  набор периодической печати и с равнодушно-брезгливым выражением деревенски-простецкого лица, утомленно пробубнил.
–  А теперь, дорогие мои товариСТЧи, прослушаем кратенькую двухчасовую политинформацию о положение дел в окружающем мире, в целом, и в странах загнивающего капитализма, в частности…
Толпа курсантов, откровенно страдающая от безделья, жары и персонально-коллективного приступа лени, недовольно загудела.
–  Серега, да ну, нах… Поспи лучше, завтра в караул заступаем, опять полночи будут дебильные проверяющие мозги сушить и тревогами дергать.  Импотенты хреновы! Нет, чтобы женушек образцово-показательно ублажать, так они по ночам шлындают… Идиоты! Имея дома личную женщину, они курсантам мозги *бут! Ну, не извращенцы?!
Невозмутимый уральский увалень, не меняя выражения лица и интонации голоса, монотонно продолжил.
–  Пацаны, данная бредовая идея политического воспитания подрастающего поколения будущих офицеров, то есть всех вас, я так понимаю, придумана не мной лично. Я еще умишком не тронулся, поверьте на слово. Инициатива такой муйни идет «снизу», от небезызвестного вам лунатика с фамилией Конфоркин. Более того, эта хренотень поддержана «сверху» главным политрабочим нашего многострадального училища полковником Боргударовым. И самое противное,  политотдел училища поручил кафедре ППР (парт.полит.работа) взять на особый контроль и скрупулезно проверить проведение этого мероприятия в идеологически-выдержанных рамках. О, как! Посему никого не принуждаю, но прокомпостировать вам мозг и поглумиться над остатками интеллекта все равно придется. Кто хочет, пусть спит, учит, дрочет, я вам мешать не буду. Итак, поехали…
Не повышая голоса и не используя никаких ударений в словах, а так же каких-либо интонаций, курсант Филин начал читать «по диагонали» хаотично выбранные статьи из газет «Правда», «Красная звезда» и т.д.
Честно говоря, никто из ребят вообще не слушал, чего там наш любимый комсорг монотонно бухтел про «космические корабли, бороздящие просторы Большого театра». А Филину и не надо было, чтобы его кто-то слушал, ибо  –  очередное мероприятие «для галочки» и не более того.
Пока Серега листал газеты и чего-то там мямлил, подавляющая часть 45-го к/о скучковавшись в плотную группу, коллективно просматривала иностранный журнал откровенно порнографического содержания.
 Журнал был неприлично древний, без обложки, поэтому его название доподлинно неизвестно. А это и неважно, т.к. в стародавние времена построения развитого социализма (именно, «развитОго»  было такое помпезное определение) любой журнал с обнаженными телесами, включая гениталии, неизменно фигурировал как «Плейбой» –  независимо, что это мог быть и «Пентхаус» или какой другой. Неважно! «Плейбой» и все тут! Сиськи есть?! Значит «Плейбой» –  игривый мальчик или шалунишка, хе-хе!
Краска на страницах журнала сильно потерлась, некогда блестящий глянец местами потрескался и осыпался. Некоторых листов вообще не хватало, выдрали неугомонные особи,  горячие парни с южных рубежей необъятной Родины, не иначе. Выдрали для проведения регулярных пододеяльных актов…
Этот журнал неустановленного года выпуска, вероятно, попал в периметр училища после очередного отпуска, когда какой-то неизвестный курсант привез образчик «сладкой жизни» с Западной Украины. А может приобрел на легендарном Привозе в славном городе Одессе (на котором все есть, включая последний образец атомной бомбы  –  так говорят одесситы, но я не проверял) или выменял у моряков в портовом городе Прибалтики, Дальнего Востока или еще где, кто знает?
Тем не менее, журнал хранился бережно и трепетно, передаваемый выпускниками «по наследству» младшим курсам. Мол, жалко отдавать, но традиция  –  это святое! Берите, школяры, учитесь, но в меру  не сотрите руки до костей и кровавых мозолей. А в идеале, применяйте полученные знания на практике со своими подружками! Короче, не будьте лохами, да здравствует половое воспитание и сексуальная революция! Ура, товарищи!
Голос комсорга Филина периодически тонул в восторженных репликах ребят, скрупулезно рассматривающих загорелые женские прелести и задорно комментирующих те или иные позиции.
Выполняя патриотический долг по идейному воспитанию курсантской братии, Серега был лишен приятной возможности лицезреть обнаженные женские тела, что его несколько тревожило.
На центральном развороте замечательного журнала находилось огромное расчудесное фото очаровательной блондинки, с воздушно-объемным начесом на прелестной головушке, с ярко накрашенными губками и бархатисто-загорелой кожей, у которой из одежды были лишь разноцветные гетры выше колен для занятия аэробикой (в те времена «архимоднючее» увлечение). Эта соблазнительная любительница аэробики с весомыми аргумента не менее 5-го номера занимала позицию… мммм… «а-ля-кревет», «доги-стайл» или если чисто по-русски –  «раком», кому как будет угодно. А сзади, обхватив красотку за талию волосатыми и мускулистыми руками, трудился накачанный мачо  очевидно, личный тренер по аэробике, проводящий дополнительное занятие с отстающей спортсменкой! Все может быть, не так ли?!
От столь соблазнительно-живописной картины у всех присутствующих перехватило дыхание, а с губ синхронно сорвался не то крик отчаяния, не то завистливый стон.
–  На его месте должен быть я!
…Наш общепризнанный и бессменный генератор сногсшибательных и гениТальных идей, ЕвГений Ящиков выдал очередную идею.
– Мужики! А давайте… Давайте Серега Филин будет читать заголовки статей и передовицы газет, как реплики и названия к данной фотке. Мы еще в школе нечто похожее делали, когда в КВН играли. Было смешно…
Сказано –  сделано, и понеслось! Комсорг Филин громко и внятно озвучивал название очередной статьи, а остальные курсанты дружно пялились на цветное фото с блондинкой в гетрах и раскачанным мачо…

«Генеральный секретарь лично приветствует победительницу социалистического соревнования Ивановского текстильного комбината!»

«Перестройка и ускорение в действии!»

«Критика отстающих выходит на новый уровень!»

«Гласность постепенно набирает обороты!»

«Тревожный инцидент на советско-китайской границе!»

«Город N готовится к рождению миллионного жителя!»

«Позор и всеобщее презрение расхитителям социалистической собственности!»

«Повсеместно внедряются новые методы управления!»

«Торжественное награждение доярок колхоза «Путь Ильича»!»

«Вызов на соц.соревнование нашел правильный отклик!»

«Достойный ответ агрессору!»

«Инициатива снизу повсеместно приветствуется!»

«Сделаны правильные выводы на конструктивную критику!»

«Демарш неофашистов в Западном Берлине!»

«Елизавета II посетила бывшие английские колонии»

«Необоснованные волнения профсоюза «Солидарность» на вервях в Польше подавлены силами народных дружин!»

«Недружественный жест Сальвадора с адрес Никарагуа!»

«Массовые беспорядки на улицах Лондона!»

«Ущемление прав и свобод в странах Северной Америки!» и т.д. и т.п.

Каждая реплика комсорга Филина, зачитывающего очередную передовицу газет, сопровождалась взрывом гомерического хохота. Увлекшись незамысловатой «игрой в образы», мы потеряли чувство реальности. А зря! Ведь сразу за стенкой нашей кабинета была преподавательская кафедры ППР.
Дверь в аудиторию неожиданно открылась и вошел преподаватель «Истории КПСС» майор Мочалкин,  убежденно-фанатичный марксист-ленинец. Хотя по нашему непредвзятому разумению  –   явный показушник и просто неприятный тип.
Молниеносная попытка заныкать драгоценный журнал под парту успеха не имела. Нас застукали…
В течение получаса желчный политрабочий гневно потрясал перед нашими бессовестными лицами свернутым в плотную трубку журналом «Плейбой». Майор Мочалкин клеймил нас, «выносил мозг», тщательно «пилил и резал» вдоль, поперек и по диагонали… Визгу было как на пилораме.
–  Как вам не стыдно?! Вы же поддались на западную пропаганду о сладком образе жизни, подрывающую устои социалистического государства, в частности, и коммунистической идеологии, в целом. Это же форменный разврат! Вам,  комсомольцам и кандидатам в члены КПСС недопустимо проявлять идейное малодушие и моральное разложение… Курсант Филин?! Ёпт, образцовый комсорг и допустил вопиющий факт политической близорукости! Вы  –   предатели! Да-да-да, вы все –  предатели высоких идеалов марксизма-ленинизма! Это вам так не пройдет, обещаю!
Майор Мочалкин размахивал журналом, словно острой шашкой. И если бы мы были белогвардейскими офицерами, то наши буйные головушки уже давно покатились под его ноги, без вариантов. А пока слюна и желчь обильно летели в нашу сторону с перекошенных губ возмущенного майора.
–  Сержант!
Валера Гнедовский незамедлительно показал свое наличие.
– Сержант! Доложите командиру роты о данном факте аморального безобразия! А я изымаю эту подрывную литературу, заброшенную в нашу страну нелегальным образом. Конфискую для передачи в политотдел училища. И запомните, у всех вас будут колоссальные неприятности. Для начала, я лично обеспечу вам проблемы при сдаче учебных дисциплин на нашей кафедре. Вы еще побегаете с пересдачей… Ух! Я вынесу вопрос на ученый совет кафедры с ходатайством перед партийной организацией училища  –  образцово наказать всех и каждого, кто посмел прикоснуться к этой мерзости! Всех! …и каждого!
Слюна обильно пенилась и текла в три ручья по выбритому до синевы подбородку политрабочего, накручивающего самого себя, дополняя безумный блеск в глазах, помноженный на праведный гнев «образцового борца за светлое будущее пролетариев всех стран».
Громко хлопнув дверью, майор Мочалкин наконец-то удалился из учебного кабинета. Паники не было. Было единодушное  желание максимально сдемпфировать возможные последствия, и постараться увильнуть от наказания. Толпа загудела.
–  Не, ну не мужик, что ли?!
– Да какой там мужик… импотент и политическая проститутка, как говаривал В.И.Ленин.
–  Ну и чего будем делать, парни?!
–   А чего… до окончания «самохи» еще час…
– Вот идиоты, «учительская» за стенкой, а мы ржали как табун жеребцов перед кобылами.
Как самый маленький и незаметный, в коридор учебного корпуса был послан Саня Полимонов, типа, на разведку. Через пару минут Полимон вернулся.
–  Дверь открыта, в щель посмотрел. «Мочалка» в преподавательской один, сидит за столом и журнал наш листает. Глазенки горят, ручонкой за промежность себя периодически лапает. Чуть ли не кончает, удот. Морда красная, слюнка течет словно у кобеля перед случкой.
Сержант Гнедовский вскочил со стула и нервно постукивая карандашом по передним зубам, обратился к Саньке.
–  Полимоша, пошлындай в коридоре, а! Похоже, «Мочалка» – дежурный препод и всяко-разно должен по классам пройтись, «самоху» проверить, расход личного состава переписать. Не с «Плейбоем» же пойдет. Как только выползет из «учительской», умыкни журнальчик, а! Сашок, вся надежда на тебя! Сделаешь?!
Осознав о грузе ответственности, свалившемся на его тщедушные плечики:  спасение всего личного состава 45-го к/о от грандиозного порева, причем, на всех уровнях – от комсомольской и партийной организации до гарантированных «бананов» на экзаменах, курсант Полимонов важно надул щеки. Старательно ломая голос на авторитетно-уверенный басок, Полимон пробурчал.
–  Сделаем. За своих парней рискнуть –  святое дело!
Саня Полимонов начал прогуливаться по коридору учебного корпуса, совершая возвратно-поступательные движения от аудитории до туалета и обратно. Его маршрут пролегал в непосредственной близости от полуоткрытой двери «преподавательской».
Томительное ожидание растянулось минут на 20, пока не вернулся наш разведчик-диверсант-добытчик.
–  Ну?!
– «Мочалка» вышел на проверку, а дверь на ключ запер. «Плейбой» положил в ящик стола, второй сверху, правая тумба. Стол у окна, но дверь заперта…
Сержант Гнедовский, прищурив глаза, быстро спросил.
–  Окно открыто?
–  ХЗ! Наверное, жара ведь…
Полимон еще не закончил фразу, как Валера Гнедовский скинул поясной ремень с тяжелой бляхой и шагнул на подоконник открытого окна.
Мы не успели ахнуть, как Валера уже стоял на тонком, в полкирпича, парапете по ту сторону окна и цепко держался за карниз. Лелик Пономарев только успел выдохнуть.
–  Валера, 4-й этаж!..
Гнедовский задорно улыбнулся и кивнув в сторону курсанта Копыто, который замер с отвисшей челюстью, весело воскликнул.
–  После незабываемого полета с Витькой Копыто, мне уже бояться нечего. Типа, «Здравствуйте, девочки!» Гыгыгыгы! Все, пошел…
Высунувшись в соседнее окно по пояс, Витя Копыто периодически комментировал действия сержанта.
–  Дошел до окна учительской.
О том, что нашего сержанта могли заметить офицеры училища, находящиеся на улице, в тот момент к рассмотрению как-то не принималось. Все просто забыли, что внешняя сторона учебного корпуса, по парапету которого на 4 этаже «прогуливался» сержант Гнедовский, выходила как раз на центральный плац училища. На котором, как правило, всегда были люди. Но на этот раз плац был чист. Аллилуйя!
Затаив дыхание, мы ждали успешного возвращения рискового парня… и только с победой –  с журналом, и никак иначе.
–  Залез!
Уф, добрался целым и не сорвался, уже неплохо! Время как будто замерло, а сердце билось так сильно, словно именно я иду по тонкому парапету… Брррр!
–  Вылезает! Нащупывает ногой парапет…
Все ребята опять замерли, опасаясь лишний раз громко вдохнуть или выдохнуть.
–  Идет обратно!
Когда Гнедовский показался в проеме окна, все парни метнулись ему навстречу и ухватив Валерку за что попало: за гимнастерку, за галифе, за волосы, за плечи, рывком втащили. Слава яйцам, обошлось удачно!
Не успев отдышаться, взъерошенный Валерка вытащил из-за пазухи изрядно помятый журнал и отмерив ладонью левой руки по локоть правой, вскинутой резко вверх, злорадно усмехнулся.
–  А вот ему!
И под дружный, но старательно приглушенный смех курсантской разбитной братии, добавил.
–  Не свезло Мочалке подрачить на халяву. Пусть теперь на портрет Карла Маркса или на лик его бородатой жены Фридриха Энгельса онанирует. Идеологическая проститутка, хе-хе!
Через пару минут раздался звонок,  самоподготовка закончилась, и наше 45-е классное отделение организовано покинуло учебный корпус. На выходе с кафедры ППР нам попался майор Мочалкин, который многообещающе и ехидно улыбался от уха до уха. Мол, дрожите и трепещите, ух как я вас…  Ага! Сейчаззззззззззззззззз!
По пути следования в казарму, напряженные нервы отпустило и мы, восхищаясь смелостью и решительностью нашего сержанта, дружно обсуждали, как вытянется мордуленция у похотливого майора, когда он будет хаотично перелопачивать все 54-е тома эпохальных работ В.И. Ленина в поисках заветного порножурнала с сиськастыми красотками. Лелик Пономарев громогласно бубнил.
–  Пусть хоть удавится, но ничего не докажет, мочалка сраная! Его слова без предъявления «Плейбоя» –  пустой звук, не более того! Пустобрех политический, не выгорело приобщиться к прекрасному. Так и не наберется уму-разуму, кроме рабоче-крестьянской позы ничему и не научится!
Шагающий в строю чуть сзади Лелика, Витя Копыто –  казарменный страдалец «а-ля-Казанова» и завсегдатай близлежащих женских общежитий, удивленно выпучил глаза, услышав название неизвестной ему позы, которая, по непонятным причинам, пока еще не входила в богатый арсенал ярого приверженца «Камасутры».
–  А рабоче-крестьянская поза  –   это как?!
–  Это когда мужик на заводе с молотом у станка, а она  крестьянка с серпом …в поле!
–   Какой же секас без мужика?
– Ну, в крайнем случае морковку надергает или огурец с грядки тоже потянет…
–   А дети?!
–   Детей в капусте находят! Давно знать пора, придурок! У нас секса нет! Ты что, газеты не читаешь? Гы-гы! Комсорг Филин, проведите-ка с идеологически близоруким элементом дополнительную политинформацию. А то, чем ты в самовольных отлучках занимаешься, Витенька,  это капиталистический разврат чистейшей воды.
Многострадальный журнал был заботливо сохранен в надежных тайниках казармы 4-й роты для грядущего поколения курсантов авиационного училища. И накануне нашего выпуска был торжественно передан делегации ушастых и прыщавых «минусов»-первокурсников с настоятельной рекомендацией, просматривать фотографии с наглядными актами откровенной плотской любви с одновременным озвучиванием передовиц периодической печати, типа, газеты «Правда», «Красная звезда» и т.д. и т.п.
Кстати, попробуйте на досуге взять газету и соответствующее фото...

189. Под белоснежным куполом

В училище ажиотаж: курсанты разъезжаются на войсковую стажировку. Кто-то летит на Дальний Восток, кто-то в Прибалтику… Наша группа из пяти человек поехала в Белоруссию в уютный городок Витебск, где базировался полк ВТА (военно-транспортной авиации) с новенькими Ил-76.
После уральской зимы мы попали в настоящую весну. Городок чистенький и очень уютный. Погуляли по набережной Западной Двины, зацепились языками с девчонками. Девчонки симпатичные, улыбчивые…
В полку нас приняли, как родных, расписали по экипажам. В экипажах тоже приняли, как давних знакомых  с максимальной доброжелательностью и отеческой заботой. Авиация! …и этим все сказано. Погрузились в плановую работу полка. Класс, все понравилось…
Вскоре полку возникла суета, переходящая в панику –   плановые прыжки.
Раз в год каждый «летун» обязан прыгнуть с парашютом. Аж целых три раза! Положено так, чтобы в случае чего (упаси, Господи), смог выбросить свое драгоценное тельце за пределы падающего самолета и спасти жизнь, а в идеале, еще и сохранить здоровье. Во как! Мало ли чего?! Техника, конечно же, надежная, но полк работает интенсивно: самолеты были в Афгане и на некоторых машинах имеются латки от попаданий из стрелкового оружия. На паре бортов стоят блоки с тепловыми ракетами-ловушками. Эти машины –  вообще работяги,  из Афгана не вылазят. Экипажи –  настоящие «зубры» и асы, солидные и молчаливо-улыбчивые ребята, не намного старше нас...
Поэтому пользоваться парашютом, каждый член экипажа обязан уметь «не приходя в сознание». То есть на полном автопилоте и на инстинктах самосохранения. И никак иначе! Все отрабатывается до автоматизма и ежегодно освежается на плановых прыжках! Так что, милости просим на борт!
Тем не менее, особого рвения и энтузиазма среди личного состава авиаполка не замечалось: все стараются наглухо откосить от удовольствия поболтаться на шелковой тряпке в голубых небесах или договориться  получить заветную галочку, а с парашютом –  попрыгать вокруг самолета, стоящего на бетонке …и хватит!
Начальник ПДС (парашютно-десантной службы полка), организовавший допотопный Ан-2 и парашюты, чуть ли не пинками загоняет экипажи Ил-76 в «кукурузник».
У потенциальных «попрыгунчиков» рожи откровенно бледные, а в глазах сквозит тоска, необъяснимая словами. Прыгать никто не хочет. Ну его, к лешему! Тем более, что приземление достаточно жесткое… да и судьбу испытывать тоже не особо хочется. Вдруг основной парашют не откроется?! Есть еще и запасной, но мало ли?! Полезная площадь его несколько меньше, чем у основного, а следовательно, и скорость падения выше… и, как следствие,  удар о землю более основательный. Вопросов нет, запасной парашют автомат ППК откроет, который на критическую высоту настроен, так что пропасть не дадут, но… очко-то все равно не казенное, жим-жим! И вообще, оно нам надо?! На старости лет добровольно выбрасываться из самолета и болтаться на стропах? Бррррр! Небо, как небо! «Мильон» раз его уже видели! Я лучше на него из иллюминатора посмотрю… Может, не надо?! А?!
А нам, курсантам, страсть как охота прыгнуть:  здорово же! Выброс адреналина в кровь, ощущение свободного полета, восторг и все такое! Классно! Паришь себе, как птица, а земля такая красивая! И тишина!!!
Но наших фамилий в списках на плановые прыжки, естественно, не значится. А прыгнуть хочется. Страсть, как охота, честно-честно! Подходим и спрашиваем.
–  Товарищ капитан, а нам можно прыгнуть?
Начальник ПДС сначала посмотрел на нас как на умалишенных, затем просветлел лицом и ободряюще улыбаясь, вцепился в каждого мертвой хваткой дружелюбного бультерьера.
- Конечно можно! И даже нужно! Прыгать надо много! Очень много!!!
–  И мы стали прыгать. Причем, прыгали за всех и за каждого, кто смог «договориться» с прозорливым капитаном, включая  «авторитетных аксакалов»:  за командира полка, за старшего штурмана, за самого начальника ПДС, естественно…
Старым авиаторам «в лом» и, честно говоря, страшновато прыгать, судьбу испытывать! Поэтому и тянут экипажи неисправные машины до аэродрома. Любой ценой, но на посадку. Железяка, какая-никакая, а завсегда надежней «носового платка», пусть даже из высококачественного шелка пошитого. Взлетели на самолете?! На самолете и сядем! Он большой и красивый, а тряпочка, вон какая махонькая, в рюкзачке утрамбованная… да и раскроется ли?! Несерьезно все это! Да и машину без присмотра жалко бросать! Мало ли куда свалится?! Кому на голову такая махина рухнет... Нет, спасибо конечно, но лучше невостребованные парашюты после посадки обратно на склад сдать...
А курсанты еще дурачки неопытные, жизни не нюхали, вот пусть и прыгают, пока мозгов нет. Подрастут немного, уму-разуму наберутся и сами начнут косить ежегодно и других восторженных дурачков искать. Благо, на войсковую стажировку из года в год исправно присылают птенчиков неоперившихся, желающих разнообразные приключения на свою жопу поискать! А чем старше становишься, тем мудрее и осторожней –   закон жизни…
Когда мы напрыгались, фактически, до изжоги и замучались напяливать на себя подвеску парашютов, то мозги немного зашевелились.
Осторожно почесав отбитую «пятую точку» и прикинув «пятую конечность» к носу, мы стали активно филонить, всячески уклоняясь от дружелюбно-настойчивых приглашений начальника ПДС: «попарить на халяву в бескрайних просторах голубого океана»… еще раз 10-15-ть. *здец, благодарим покорно, но романтика кончилась. Хватит! Хорошего понемногу!
И вот тогда уже за нами стали бегать все кто не попадя, ибо в полку быстрее звука разнеслась весть о пяти дурачках-добровольцах, которых хлебом не корми, а дай башкой вниз из самолета выброситься. Все офицеры и прапорщики авиаполка, не желающие рисковать своими драгоценными жизнями, устроили массированную облаву и стали ловить нас везде, предлагая весьма неплохую денежку за каждый прыжок под фамилией убедительно-жалобного просителя. Хм! Вариант! Неплохая прибавка к стипендии, однако!
В результате, процесс прыжков с парашютом плавно перешел на коммерческую основу, и мы стали богатыми курсантами, которые в конце войсковой стажировки смогли позволить очень даже приличный ресторан, где неслабо погудели… но, это уже другая история.

190. Штучка с ручкой

Парни возвращались после войсковой стажировки из различных уголков Советского Союза. Оставаясь «детишками с большими пиписьками», с мозгами,  функционирующими за счет инстинктов, типа, –  поесть, поспать и захалявить, а также с интеллектом на уровне детсадовской группы младшего возраста, курсанты волокли в альма-матер и в родную казарму всевозможные железяки, которые «плохо лежали» на аэродромах в местах проведения стажировок.
Чего только мы не привезли: кучу стреляных гильз от авиационных пушек ГШ-23 и ГШ-30 и снаряды калибром в 23 и в 30 мм. после осечек, и звенья от лент и целые пиропатроны от системы пожаротушения и пороховые шайбы от двигателя НУРС и латунные трубки и нихромовую проволоку и старенькие приборы –  от высотомеров ВМ-14 до компасов КИ-13 «рыбий глаз», парашютные стропы, пружинные ножи-стропорезы …и много еще чего полезного и несомненно, «очень нужного»…
Со стажировки из Белоруссии Витя Копыто привез непонятную хренотень –    дюралюминиевый блок серого цвета необычной формы с торчащим металлическим тросиком с прочным колечком на самом кончике. И начал хвастаться. То кольцо на палец наденет и начнет блочок раскручивать (хотя он весил под килограмм, не меньше), то сам блок в руки возьмет и за тросик дергает…
Подошел Эдик Серобян и попросил посмотреть непонятную штуковину. Витька не дал. Эдик уперся. Парни шутливо вцепились в блок и начали тянуть его каждый на себя, как два барана. Один потянул за железяку, другой потянул за тросик. В результате в блоке что-то громко щелкнуло и подозрительно затикало. Затем опять что-то щелкнуло, и пошел зловещий дымок.
Эдик сразу же отцепился от «дурной игрушки» и, на всякий случай, отпрыгнул в сторону, удивленно выпучив угольно-карие глаза. А Витя, еще немного повертев в руках дымящуюся хренотень, очевидно, тоже заподозрил, что дело неладное и швырнул тикающую дрянь в открытое окно… Так, от греха подальше…
До земли этот «чудесный блочок» с болтающимся тросиком и с колечком на самом кончике так и не долетел.
За открытым окном казармы долбануло так, что осколками блока прошило «временную» теплотрассу, проложенную вдоль здания пока шел ремонт старой… а также частично вышибло стекла в 3-этажной казарме и глубоко посекло толстенные стены!
Слава Богу, никто не пострадал, но так было не всегда… В батальонной курилке парни из 1-й роты бросили в урну что-то неопределенное, но тоже «честно украденное» в процессе прохождения войсковой стажировки. Бросили и накрыли лопатой. На всякий случай. Мало ли чего?! В результате, рвануло так сильно, что разорвало лопату и раскололо бетонную урну, а самого «взрывотехника-дилетанта» увезли по «скорой помощи» в окружной госпиталь с проникающим ранением грудной клетки.
Одно радует –   парень выжил и даже выпустился из училища.
После тщательного и поголовного обыска, на аэродромной свалке после скрупулезной сортировки, естественно, была закопано много всяких непонятных «штучек с ручкой».
Кое-что увезли саперы из гарнизонной комендатуры, но по-тихому, чтобы жителей уральского города не пугать и нашего генерала –  начальника училища под «оргвыводы» не подставлять…

191. От кутюр

Сдаем государственные экзамены. Курсантов-выпускников переодели в парадную форму одежды:  брюки, рубашка, галстук, китель, ботинки, фуражка. На улице конец мая, начало июня  жара умопомрачительная. Термометр зашкалило, шкала закончилась, а солнце шпарит и шпарит! Все курсанты потеют, изнывая от невиданного пекла. Рожи у ребят красные. Пот струится по спине ручьями и водопадами, проступает сквозь рубашку и оставляет белые солевые разводы прямо на кителе. Волосы под фуражкой вечно влажные и слиплись сосульками. А снять китель НИИИИЗЗЗЗЯЯЯЯ! Форма одежды Уставом предусмотрена и *здец! Хоть варись живьем, никого не волнует.
В промежутках между экзаменами личный состав выпускного курса начал модернизировать одежду. И хотя мы не изысканные модельеры «от кутюр», но, как говорится: «голь на выдумки хитра». И понеслось…
Из фуражек безжалостно выдирались пружины, поддерживающие форму тульи, картонная прокладка околыша, заводская бирка из дерматина и вся подкладка. Оставался невесомый каркас, обтянутый тонкой материей. В кителях так же обрезалась подкладка, причем, вся и полностью «под ноль». Рубашка методично превращалась в гламурно-узорчатую сетку или в «марлевку»  бралась обычная швейная иголка и после долгой скрупулезной манипуляции, вытягивались нитки, желательно «через одну». После такой процедуры ткань рубашки напоминала медицинскую марлю и вентиляция курсантского тела радикально улучшалась. В брюках подрезались карманы и таким образом организовывался сквозной поток воздуха от обреза штанины до паховой области. У ботинок отрезалась верхняя часть и они превращались… правильно, в полуботинки! У некоторых особо продвинутых  –  в тапочки без пятки, типа сабо!
В перерывах между занятиями, курсанты брали одеяло со своей кровати и шли «готовиться к следующему госэкзамену» – располагались, где только придется:  на крыше казармы, на стадионах, в парке за памятником В.И. Ленина, на трубах теплотрассы и подставляли свою загорелую тушку под лучи уральского солнца. Мягко говоря, вся территория училища ВВС напоминала «лежбище морских котиков». В роли котиков – курсанты выпускного курса, прошу любить и жаловать.
Дисциплина среди выпускников катастрофически падала. Командир батальона полковник Пиночет сходил с ума от массовых фактов вопиющего безобразия. На очередных внеочередных и экстренных построениях 1-го учебного батальона он прилюдно стыдил «свежее-отловленных» парней в безразмерных синих труселях семейной модели, которые стояли перед строем с отрешенным видом кутались в шерстяные одеяла, аки в перуанские пончо. Нарушители воинской дисциплины старательно делали вид, что абсолютно не понимают сути происходящего. Пиночет пыжился и злобно пыхтел, тщетно пытаясь достучатся до такого курсантского атавизма, как совесть.
Почти все выпускники красовались ровным шоколадным загаром на идеально прокачанных тушках, а полковник Серов брызгал слюной, топал ногами, визжал, как недорезанная свинья и обещал отправить «рецидивистов» на Новую Землю или на Землю Франца Иосифа, где солнышко выглядывало раз в году в ясную погоду и по большому празднику. Ну-ну...
– Бля, что за голозадое воинство?! И где?! Прямо в парке непосредственно за памятником великого Ленина нахожу многочисленное стадо голых срак, волосатой наружности, которые задраны кверху, тьфу! И в таком виде – почти весь личный состав 1-го батальона! Совсем ничего святого не осталось, да?! Жарко им, понимаешь! А кому не жарко? Всем военнослужащим надо стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы! Вы же будущие офицеры, мать вашу! Вот стоят же образцовые парни в строю в парадной форме и не ропщут! Всем жарко, но дисциплина превыше всего… можно же оставаться человеком?! Вот например, курсант Замятин, выйти из строя!
Андрей Замятин из 3-й роты, повинуясь приказу, вышел из строя и встал рядом с группой парней, закутанных в одеяла как в плащи, ниже обреза которых торчали волосатые ноги в тапочках.
Пиночет подошел к Замятину и на примере «первого встречного» попытался пристыдить злостных нарушителей формы одежды.
– Вот посмотрите, идеальный курсант, сразу видно! Форма сидит четко по фигуре! Брюки отглажены, китель без складок! Фу…раж…ка…
Пока комбат распинался, Андрюха Замятин скромно помалкивал, но было отчетливо заметно, что тулья его фуражки безвольно свисает (нет пружины) почти до ушей и напоминает блин, раскатанный асфальтоукладчиком.
Полковник Серов тоже заметил бесформенную «пидарку» на голове курсанта, взятого за «образец» и, терзаясь в смутных догадках, дал команду курсанту Замятину снять китель, дабы продемонстрировать всему батальону, что парню тоже жарко и спина у него мокрая, но он стойко переносит все тяготы и лишения. Хотя фуражечка, конечно же… оставляет желать лучшего.
Андрей, закатив глаза «под образа»  неторопливо расстегнул пуговицы и снял китель… а батальон зашелся в гомерическом хохоте.
Честно говоря, смеяться было от чего. Сняв китель, курсант Замятин предстал перед комбатом в гламурной манишке, которая когда-то была форменной рубашкой. В настоящий момент от военной рубашки нетронутым остался лишь воротник и небольшой кусочек ткани на груди с тремя пуговицами, остальная ткань отсутствовала. Манишка имела две длинные лямки на манер женского лифчика, которые были завязаны у Андрюхи на голой спине узлом с красивым бантиком. Рукавов у манишки не было по-определению, а на мускулистых руках курсанта в районе запястий болтались символические манжеты, отрезанные от рубашки в момент ее радикальной перекройки и модернизации. Галстук был также обрезан по металлическую закрепку, которая стыдливо прижимала куцый обрубок к импровизированной манишке. Приехали!
Комбат побагровел. Задрав брючину на ноге курсанта, полковник увидел «модернизированный» полуботинок, обрезанный чуть ли не по самую подошву, а на лодыжке Замятина болталась резинка от носка, нижняя часть которого просто отсутствовала. То есть Андрюха был, фактически, босиком, а резинка носка лишь ненавязчиво обозначала свое присутствие на манер гламурной подвязки на ножке невесты.
Более того, с внутренней стороны кителя курсанта Замятина, красовались многочисленные записи, сделанные синей шариковой ручкой. Это были оценки, полученные на госэкзаменах, номер классного отделения, период учебы в военном училище, название родного города и т.д. и т.п. …много полезной и важной информации.
Увидев «форменное» безобразие, Пиночет смачно плюнул на плац.
– Бляха-муха! Ну, когда же вы, наконец, выпуститесь?! Глаза бы мои вас не видели! Тьфу, нахрен!
И под бессовестный хохот «завтрашних лейтенантов», комбат двинул в сторону своего кабинета.
Оставшись на плацу без командира, личный состав батальона начал самопроизвольно оголяться, чтобы продемонстрировать всем персональные изыски в одежде, поделиться  передовыми идеями в области моделирования модной одежды военного образца…
Чего там только не было! Модернизации подверглось буквально все вплоть до маек и трусов... Ни один предмет военной формы не остался без внимания.
Хитом показа стали стандартные армейские труселя синего цвета семейной модели, с высокохудожественными узорами, кропотливо прорезанными ножницами на всей поверхности некогда безликой ткани. В результате, данное изделие армейского туалета могло поспорить по своей ажурности, воздушности, изысканной красоте с тончайшими женскими трусиками от кутюр…
Знаменитые кутюрье, жадно рассматривая фотоснимки, полученные со шпионских спутников НАТО, пролетевших над плацем училища ВВС в тот эпохальный момент, завистливо кусали губы, тайно копировали наиболее перспективные фасоны и образцы… 

192. Незыблемость  традиций

В каждом военном училище есть устойчивые традиции и ритуалы, которые не предусмотрены в Общевоинских Уставах. Но, тем не менее, давно прижились конкретно в данном ВУЗе, скрупулезно исполняются и трепетно передаются от предыдущего поколения к настоящему и завещаются будущему...
Например, в некоторых ВУЗах суконной бархоткой с пастой ГОИ или с асидолом натирают яйца и прочие выдающиеся гениталии у бронзового памятника коня великого полководца до ослепительно-зеркального блеска. Где-то рисуют тельняшку на статуе великого морехода. Или перетаскивают тяжеленный якорь с одной стороны улицы на другую. Подводят красной краской зубы у мраморных львов, подпирающих шары перед штабом училища, типа, «здесь грызут до смерти».
Во время «золотого карантина» выпускники везде выбрасывают телевизоры, «общественные» магнитофоны, усилители, колонки и прочую аппаратуру из открытых окон казармы. Ба-бах и все в мелкую пыль! Иногда на центральном плацу училища красят асфальт серебрянкой …или масляной краской рисуют гигантские детские картины «а-ля-солнечный круг, дети вокруг  это рисунок мальчишки…». Входные двери в родную казарму могут покрасить в розовый цвет или в какой-нибудь другой, но тоже яркий и броский (какая краска подвернулась в данный момент)…
На воротах гауптвахты наши парни набили предупредительную надпись по заранее заготовленному трафарету: «Не влезай! Убьет!» и «Добро пожаловать!» на двери кабинета коменданта училища (бесноватая особь, хотя чего удивляться – комендант). А еще: «Стучать круглосуточно!» на кабинете особиста в дальнем закоулке штаба.
Кое-кто поймал бродячую собаку, прикормленную на училищной свалке и старательно написал на ее боку яркой краской кличку своего комбата… типа, «ПИНОЧЕТ». «Польщенный» таким вниманием комбат, отдал команду изловить собачку и тщательно побрить ее шкурку.
Приколы были разные: затаскивают лошадь на 4-й этаж казармы; заступают в последний наряд на хоз.работы в белых перчатках... и т.д. и т.п.

193. За буйки не заплывать!

В нашем училище перед КПП был живописный пруд и, естественно, он не мог остаться в стороне от создания какой-либо «исключительно-нашей» традиции.
Не мудрствовали лукаво и почесав репу, курсанты создали традицию, которая стала «визитной карточкой», конкретно, нашего училища ВВС! И естественно, центральной частью данного ритуала являлся училищный пруд. Итак.
Еще на первом курсе в каждом учебном отделении из числа курсантов был назначен «журналист», в обязанности которого входило ежедневное получение журнала классного отделения у дежурного офицера по главному учебному корпусу.
И этот парнишка бессменно, с краткими перерывами на отпуск, болезнь и наряды, таскал учебный журнал весь период обучения. Стоит заметить, что каждый журнал хранился в специальном деревянном контейнере-планшетке с красивой витиеватой надписью: «45 к/о ВТА» (в нашем случае) и высокохудожественным рисунком самолета Ил-76, старательно выжженным  казарменными умельцами на полированной поверхности деревянной планшетки.
В 45-м отделении «журналист» Юрка Макаркин добросовестно протаскал журнал с нашими оценками весь период обучения. Там были и двойки (по 220 штук в месяц)  на первом курсе, было... Были и круглые пятерки  на старших курсах. И так  –  вплоть до самого выпуска…
И вот, наконец, свершилось: сдали последний гос.экзамен. И перед окончательной передачей классного журнала в учебный отдел училища на архивное хранение, 45-е отделение организованно построилось и под командованием сержанта Гнедовского четким строевым шагом проследовало за пределы училища, прямо через ворота КПП – неприкрытая наглость, конечно, но уже плевать, скоро выпуск.
Курсант-первокурсник, стоящий дневальным по КПП, беспрекословно открыл ворота, и мы беспрепятственно вышли на берег училищного пруда. Сержант Гнедовский четко скомандовал.
– Отделение, стой! Нале-Во! Равняйсь! Смирно! Курсант Макаркин, выйти из строя!
Юрка Макаркин рубанул идеальным строевым шагом, вышел из строя и повернувшись к личному составу отделения, принял командование на себя.
– Сержант Гнедовский, встать в строй!
Валерка Гнедовский четко выполнил команду «журналиста» и занял место в монолитном строе курсантов. Юрка Макаркин открыл журнал и начал зачитывать список личного состава 45-го классного отделения. Каждый курсант, услышав свою фамилию, громко отвечал.
– Я!
Закончив перекличку, Макаркин замер в идеальной строевой стойке. Оставаясь в строю, сержант Гнедовский вытащил коробок спичек и зажигая спичку, подал команду.
– Курсант Макаркин, 45 секунд, ОТБОЙ!
Передав журнал курсанту из первой шеренги, Юрка Макаркин начал стремительно оголяться, скидывая парадную форму одежды... Молниеносно выпрыгнуть из «ХБшки» и сбросить сапоги за 45 секунд – без проблем, а вот расстегнуть многочисленные пуговицы на рубашке, кителе и брюках, а также расшнуровать ботинки за короткое время, пока горит спичка – невозможно ни при каком раскладе.
Спичка, пожираемая жадным пламенем, быстро почернела и погасла…  лишь сизый дымок заструился у самых пальцев сержанта.
– Стоп!
…»Журналист» остался в трусах, в одном ботинке и частично расстегнутой рубашке.
Сержант Гнедовский бросил сгоревшую спичку на землю и продолжил командовать:
– Курсанты Копыто, Мирзалиев, Пономарев, Симонов, выйти из строя!
Мы четко выполнили команду с лихой молодцеватой выправкой, старательно и даже чуть театрально выполняя строевые приемы.
– Спустить «журналиста» на воду!
– Есть!
Взяв Юрку за руки и за ноги, мы раскачали и на «раз, два, три» зашвырнули далеко в воду. В момент касания поверхности воды личный состав 45-го отделения дружно заорал.
– Большому кораблю большое плавание! Не заплывай за буйки!
Плюхнувшись в густую зеленоватую воду, густо заросшую ряской, Юрка всплыл и громко фыркая, как сытый бегемот, поплыл на середину пруда, куда сержант Гнедовский предусмотрительно зашвырнул фуражку журналиста.
В это время мимо нас в служебной «Волге» проезжал начальник училища. Сержант Гнедовский подал команду.
– Отделение, кругом! Смирно!
Мы повернулись лицом к генеральской «Волге», спиной к пруду и замерли. Через опущенное стекло в дверце машины было отчетливо видно, что наш старик всеми силами старается сохранить серьезно-важный вид и хмурить брови, но его губы упрямо тянутся в непроизвольной улыбке. Шутливо погрозив пальцем, генерал проехал мимо не останавливаясь.
– Кругом!
Наше отделение опять повернулось к поверхности пруда, в водах которого барахтался Юрка Макаркин. Доплыв до фуражки, журналист ухватил ее зубами за козырек, как охотничья собака берет «апорт» или добытую утку и, поднимая приличную волну, поплыл к берегу. Выбравшись, курсант Макаркин под шутки и смех надел предметы одежды, оставшиеся сухими и встал в строй.
Традиционный ритуал: «Купание «журналиста» был скрупулезно исполнен: Юрка Макаркин смыл все наши двойки в «священных водах» училищного пруда и процесс обучения в альма-матер благополучно закончился – Finita la comedia!
Сохраняя четкое равнение и чеканя идеальный строевой шаг, 45-е к/о двинулось в сторону училища. В монолитном строю, громко хлюпая мокрым ботинком и оставляя после себя влажные следы, шлепал «журналист» Юрка Макаркин.
Проходя мимо дневального по КПП, мокрый, но улыбающийся Юрка задорно подмигнул первокурснику. Скорчив умилительную мордочку, «минус» жалобно воскликнул.
– Я тоже «журналист»!
Услышав, фактически, крик души, наше отделение разразилось  многообещающе-зловещим хохотом, а Юрка Макаркин выкрикнул.
– Учись плавать, сынок!
Дневальный по КПП не успел закрыть ворота, а навстречу уже двигалось очередное классное отделение из батальона выпускников, личный состав которого уверенно топал в сторону училищного пруда...
Традиция, куда деваться!
Построившись перед главным учебным корпусом, мы стали ждать пока отчасти мокрый «журналист» с болотной ряской на влажной фуражке, зайдет в учебный отдел нашей альма-матер и уже «В ПОСЛЕДНИЙ» раз сдаст наш классный журнал на архивное хранение.
Пока мы стояли, ожидая Юрку Макаркина, нас переполняли смешанные чувства, от пьянящей радости до легкой грусти – мы опять повзрослели…

194. Выпуск
 
Бессонная ночь накануне выпуска из училища ВВС наконец-то закончилась. Утром, облачившись в новенькую парадную форму с ослепительно золотыми лейтенантскими погонами, смотришь на себя в зеркале и не веришь – я это или не я?! Необычно как-то?! Голубые курсантские погоны с двумя желтыми просветами и буквой «К» были такими родными и привычными, но их уже больше никогда не надеть… жаль.
Оглядевшись по сторонам, замечаю, что все ребята ходят по казарме какие-то потерянные, что ли?! В глазах одновременно радость и … какая-то грусть?!
Остались позади госэкзамены, войсковые стажировки, ежедневная учеба, всевозможные наряды, караулы, увольнения, отпуска, самовольные отлучки, семинары, групповые занятия, практика, хозработы, уборка закрепленной территории и многое другое… Господи, неужели все закончилось?! Ну, вот и все…
Построились в центральном коридоре казармы. Построились в последний раз. Именно в последний, а не в крайний. (последний и крайний  – две большие разницы, в ВВС из-за суеверия, слово «последний» никогда не употребляется) Всем составом 4-й роты мы здесь больше никогда не соберемся! Так что именно для этого случая наиболее уместное слово – в последний...
– Ребята, на завтрак идем?!
– Какой нах, завтрак, старшина?! Надо на КПП, встретить родителей, девушку…
– Короче, кто хочет пожрать, дуйте в столовую, остальные по своему плану! Мужики, не забудьте, что в 8.45. построение перед казармой, а то свой же выпуск пропустите…
Ну, уже нет, что-что, а свой выпуск, мы не пропустим ни при каких обстоятельствах. Сижу на подоконнике открытого окна;  теперь уже все можно и тот же командир 4-й роты капитан Владимир Хорошевский (Володя Нахрен) проходит мимо, лишь слегка улыбаясь. Все, детишки выросли и оперились. Соколики, пусть, молодые и неопытные, но уже соколики, а не птенчики.
Поглядывая на малый плац перед казармой, смотрю, как курсанты с младших курсов подметают асфальт и затирают на нем разноцветные пятна… Это мы вчера немного побузили. Всю краску, серебрянку и лаки, что остались в каптерке роты, выбросили в окна в качестве разноцветного салюта прямо в банках, естественно. Выбрасывали под восторженные крики и всеобщее улюлюканье новоиспеченных лейтенантов. И вот теперь на сером асфальте повсеместно виднеются разноцветные огромные кляксы, которые младшекурсники старательно затирают, чтобы привести внешний вид училища в надлежащее состояние. Трите лучше парни, мы тоже, в свое время, отмывали асфальт и завидовали выпускникам, которые бузили и куролесили всю ночь перед выпуском:  традиция такая, куда деваться. Поймите правильно и не завидуйте, будет и на вашей улице праздник. Совсем скоро будет, поверьте, время быстро летит. Очень быстро. Мы оглянуться не успели, как золотые погоны легли на наши плечи… Чудеса! Пока тянули лямку учебы и службы, казалось, что не будет ей конца и края! А тут, бац, оглянулся назад, все пролетело, как одно мгновение…
Стоим на главном плацу училища. Справа от нас на трибунах для гостей нет ни одного свободного места:  приехали родственники, папы, мамы, тети, дяди, племяшки, жены, невесты и просто куча девчонок. Все красивые, нарядные, взволнованные… Вот и пойми, кто сейчас больше волнуется? Мы или они?!
Вокруг меня колышется синее море «парадок» с золотыми погонами – красотища!
Чуть поодаль находятся две черные коробки – морская авиация. Белые чехлы на фуражках, кремовые рубашки, кортики на парадных ремнях, тоже хороши… Вон как девчата на них смотрят! Чуть ли сквозные дырки не прожигают! Что ни говори, а морская форма – это очень сексуально! Любой заморыш преображается в настоящего морского волка…
Июльское солнце, поднимаясь все выше над горизонтом и отражаясь от золотой канвы парадных погон, освещает осунувшиеся лица вчерашних курсантов. Все несказанно волнуются, пытаясь скрыть бурю эмоций за шуточками. Но получается не совсем убедительно. Откровенно заметно, что однозначной картины и единого впечатления от происходящего ни у кого из ребят нет. В голове у каждого парня полный сумбур в длиннющем диапазоне: от бесконечной радости, что все закончилось, до неприкрытой грусти – неужели, все закончилось?! А что дальше?! В озорных взглядах молодых лейтенантов периодически пробегает искорка некой потерянности. Дальше-то что?!
На помпезной трибуне, отделанной белым мрамором, стоит генерал – начальник нашего авиационного училища и его свита. Старик образцово подтянут и взволнованно торжественен.
Речи! Речи! Речи! Генерал, многочисленные гости, от профкома, от месткома, какой-то мужик из Москвы, некая дама от городской власти, замполит училища (куда ж без него), секретари обкома, райкома, горкома, напутственное слово чьей-то мамы, ответное слово от выпускников… Речи помпезные, речи душевные, скомканные и со слезами в голосе, с надрывом и с восторгом…
Грянул духовой оркестр училища и началась выдача дипломов:  красивая процедура синхронного движения нескольких сотен человек, отточенная многократными тренировками, фактически, до полного автоматизма… Все движения – только под большой барабан, который задает ритм, темп и просто бьет по нервам...
Бум!
Строй лейтенантов расступился, и четко печатая шаг, я прошел к столу, покрытому красной материей, на котором лежит стопка дипломов. Остановившись, молодцевато вскинул руку к козырьку новенькой фуражки в воинском приветствии.
–Товарищ полковник, курсант… тьфу ты… лейтенант Симонов для получения диплома прибыл…
– Поздравляю, сынок! Удачи тебе и успехов!
Бум!
В числе других новоиспеченных лейтенантов, замерших у нескольких десятков столов, расставленных на огромном плацу в шахматном порядке, по гулкой команде большого барабана, вернулся в недра синего строя, уступив место следующему…
Отлаженный конвейер – без задержек и сбоев, на восторг и потеху гостям…
– Смирно! К прощанию со знаменем училища приготовиться!
Бум!
Несколько сотен человек одновременно сняли фуражки и положили их на левую руку, согнутую в локте…
Бум!
Сине-черное море синхронно колыхнулось, и почти тысяча выпускников опустилась на правое колено, неуловимым движением положив на асфальт училищного плаца металлический рубль (аналогичный как в см. «Проверка на жадность»)
Бум!
Лейтенанты почтительно склонили головы, а знаменосец из парадного расчета училища еле заметным движением склонил древко знамени нам навстречу. Взаимное уважение и последнее «прощай»…
Бум!
Резко встали с правого колена и разогнулись в полный рост, развернув плечи и глубоко вдохнув воздуха полную грудь до приятной рези в легких…
Бум!
Надели фуражки и замерли. А на училищном плацу ровными рядами и шеренгами остались лежать тускло сверкающие металлические рубли… почти тысяча рублей (неплохая сумма в те времена) – стародавняя традиция и наш подарок детям (младшим братьям, сестричкам, племяшкам и т.д.), которые пришли на наш выпуск в числе дорогих гостей. Потом соберут... на конфеты  да на мороженое...
А в кармане кителя еще припасен новеньких хрустящий червонец – премия первому курсанту, который поприветствует тебя, как офицера (незыблемая традиция). А в другом кармане звенит горсть мелочи, старательно натертая пастой «гои» для «золотого салюта» при прохождении торжественным маршем мимо трибуны с нашим стариком  генералом.
Спасибо тебе, добрый и мудрый человек, за ангельское терпение, когда мы шалили сверх меры! Спасибо, что прикрывал нас и прощал многие выходки, почти никого не отчислив за весь период обучения! Спасибо! Чисто по-человечески спасибо! И этот «золотой салют» из подброшенных в голубое небо монеток  будет нашим признанием и сыновней благодарностью всем преподавателям, инструкторам, строевым офицерам и прапорщикам, а так же всему гражданскому персоналу нашей славной и любимой альма-матер! Спасибо вам всем! Спасибо!
И вот над огромным плацем из мощнейших динамиков несется.
– Училище, к торжественному маршу! По-взводно и по-ротно! На одного линейного дистанция…

195. Бым-тыдыдым!

Грянул марш – визитная карточка нашего авиационного училища в исполнении духового оркестра… И опять громко и навязчиво большой барабан… прямо по ушам …и по самим нервам…
Бым-тыдыдым!
Двинулась вперед 1-я рота учебного батальона. А во главе строя, задавая темп, образцово марширует сам комбат полковник Серов (Пиночет). Ай, молодца, как ножку тянет, несмотря на приличный животик… румянец во всю щеку, как будто у него сегодня выпуск, а не у нас… Забылся полковник, что он уже давно не лейтенант…
Бым-тыдыдым!
Ну вот и наша 4-я рота двинулась… В последний раз шагаю в строю родного и легендарного 45-го классного отделения…
Бым-тыдыдым!
Рядом со мной, старательно оттягивая носок начищенных до зеркального блеска туфель, топает киевлянин Лелик Пономарев. Он еще не знает, что впереди его ждет Ил-76 в Мелитополе. А после развала некогда незыблемого Союза, прожорливые «Илы» на самостийной Украине встанут на прикол, уступив место древним, изношенным до неприличия и потрепанным Ан-12. Лелик будет долго бороздить просторы Азии и Африки… затем будет укус малярийного комара и жуткие приступы тяжелой болезни… парня везли домой, фактически, умирать, но выжил, не смотря ни на что, успели, спасли… честь и хвала экипажу, который выжал из старичка Ан-12 запредельные режимы …демобилизация и опять Ан-12 , регулярные почтовые рейсы в Европу…
Бым-тыдыдым!
Костик Остриков вскоре сменит погоны старшего лейтенанта на рясу православного священника, помотается по «горячим точкам», коих будет в нашей несчастной стране в избытке. Будет крестить ушастых призывников и матерых воинов …и отпевать погибших ребят, перемолотых в страшной мясорубке имперских амбиций… его оставит жена, презрительно бросив: «Я выходила замуж за офицера, а не за попа!». Будет духовная семинария, высокий пост в совете одной из епархий и «общественно-полезная» нагрузка в виде настоятеля 4-х православных церквей, которые он поднимет из руин и забвения в полном смысле данного слова…
Бым-тыдыдым!
Мишка Холнозаров уедет на малую родину и станет заместителем министра обороны маленькой, но очень гордой страны. Баааальшой начаЛник, уважаемый, как и мечтал его отец  выходец из бедного рода, забитого клана, не доживший до выпуска своего сына и не увидевший его золотые погоны, а также подъем на заоблачные высоты…
Бым-тыдыдым!
Евгеша Ящиков, наш идейный локомотив и постоянный генератор генитальный идей… будет убит в подъезде своего дома группой школяров-отморозков, отмечающих окончание школы с вином и водкой…  когда заскочит домой, чтобы переодеться после работы и пойти в школу на «последний звонок» к своему сыну… Забит до смерти за мимолетно брошенную фразу: «Парни, поздравляю с выпуском! Только, пожалуйста, оставайтесь людьми, не гадьте в подъезде!»…
Бым-тыдыдым!
Андрюха Яровой бессменно отслужит в Читинском авиаотряде, по выходу на пенсион останется в этом суровом краю и займет свое место на транспортном узле Забайкальского участка железной дороге…
Бым-тыдыдым!
Эрик Чухманов вскоре уволится из армии, сменит много различных профессий, но в результате снова восстановится в вооруженных силах одного из независимых государств на южных рубежах некогда великого и неделимого Советского Союза…
Бым-тыдыдым!
ПиМ катастрофически тяжело примет метаморфозы и бесконечную чехарду в армии, в частности, и в стране, в целом, …и несмотря на невозмутимый характер и железные нервы, все чаще и чаще будет прикладываться к спиртосодержащим смесям, благо, на аэродроме этого «добра» хоть залейся…
Бым-тыдыдым!
Эдик Серобян получит направление в Звездный городок, но в разгар межэтнического конфликта между Арменией и Азербайджаном за Горный Карабах, оставит службу …и его следы затеряются в дыму военных сражений на просторах очередной независимой страны…
Бым-тыдыдым!
Федя Мизралиев будет служить в Калининском учебном авиацентре, заимеет душевные контакты с представителями дружной азербайджанской диаспоры …со всеми вытекающими отсюда последствиями:  цветочки, фрукты, коньячный спирт с малой родины и т.д. и т.п.
Бым-тыдыдым!
Андрюха Овласенок поедет служить в Венгрию, где вскоре покончит жизнь самоубийством… не мне его судить, значит, были на то свои веские причины…
Бым-тыдыдым!
Юрик Макаркин отлетает положенный срок, выйдя на пенсион, вернется на малую родину, где начнет все с нуля… малый бизнес, полное банкротство, опять подъем с нулевой высоты и все это с упорством детской игрушки «Ванька-встанька»…
Бым-тыдыдым!
Витя Копыто, машущий сейчас руками, как ветряная мельница, оседлает Ан-12, который будет старше его более чем в два раза …и когда в государстве вдруг неожиданно закончится керосин (весь и сразу), а самолеты, свесив свои усталые крылья к самой земле, встанут на долгую стоянку, сменит цвет погон и ведомство. Затем вообще снимет погоны и закончив мегапрестижный ВУЗ, займет заметную должность в миллионном городе со всеми атрибутами успешного чиновника:  огромный кабинет, сиськастая и безотказная секретарша, служебное авто и все в том же духе…
Бым-тыдыдым!
Сержант Валера Гнедовский поедет служить в Германию, затем будет уволен из армии по сокращению …восстановится, прослужит много лет на Севере и под занавес военной карьеры, сменит цвет погон и займет тихую и спокойную техническую должность в военном медицинском учреждении…
Бым-тыдыдым!
Петровский,  наш «Лютфваффельник», «Люфт», «Ваффе» сгорит вместе со всем экипажем, когда его самолет с гуманитарным грузом миссии ООН при заходе на посадку на занюханный африканский аэродром будет сбит ракетой из ПЗРК «Стингер», выпущенной местной «обезьяной», представляющей многочисленные бандитские племена, воюющие между собой, в частности и со всем миром, в целом…
Бым-тыдыдым!
Игорек Фомин успешно закончит академию и после долгих лет образцовой службы займет заслуженную генеральскую должность. В положенный срок, заказав банкетный зал и разослав приглашения старым друзьям, будет… скоропостижно уволен из армии в 3-дневный срок – в виду гениальной концепции нового руководства МО?! Жаль, одним порядочным генералом стало бы больше…
Бым-тыдыдым!
В строю 4-й роты, заходящей с поворота на «финишную прямую» мелькнул Вясятка Рожнев из 44-го к/о …после службы в Германии, закончит академию и прослужив неприлично длительное время за «кривым озером», закончив еще и другую суперпрестижную академию, получит честно выстраданную и несомненно, заслуженную генеральскую должность… но получит ли «красивые штаны»?! ХЗ?! Желаемый Облик Перспективной Армии (ЖОПА) подразумевает колоссальное сокращение генеральских должностей вместе с лицами их занимающими …причем, независимо от образования, личных качеств и порядочности… Дай тебе Бог, Вася стать генералом! Ты достоин!
Бым-тыдыдым!
Олежек Макаров из 43-го к/о скоропостижно скончается в Москве от скоротечной болезни, которая сожрет его вскоре после окончания академии…
Бым-тыдыдым!
Олесь Потыну не доехав до первого места службы, разобьется в автомобильной катастрофе…
Бым-тыдыдым!
Лешка Крошкин послужит в Чехии и после сокращения армии станет хлеборобом… Ох и тяжелый же труд у крестьянина! И хлебушек на наших столах все же горько-соленый… от пота землепашца…
Бым-тыдыдым!
Леха Чернухин сделает молниеносную карьеру крупного «бандоса» в разгульной Одессе и …бесследно сгинет в местах лишения свободы…
Бым-тыдыдым!
Комсорг Серега Филин получит распределение в престижное место, затем окончит академию и опять будет распределен в престижно-хитрое место, достигнет приличных высот …и, разочаровавшись, все бросит …сменив цвет погон и ведомство, начнет все с нуля, опять поднявшись на достойный уровень…
Бым-тыдыдым!
Петрович,  некультяпистый паренек, тихий и безобидный парнишка из Пензы, сменит министерство и ведомство и, погрузившись с головой в непростую службу со всей ответственностью …посвятит свою жизнь тяжелой и зачастую, неблагодарной борьбе с распространением наркоты и всего, что с ней связано…
Бым-тыдыдым!
Полимон после возвращения из Польши, оставит армию и займется бизнесом …станет долларовым миллионером, а после дефолта 98-го, который уничтожит его дело и надломит душу, уже никогда не поднимется из глубин стакана…
Бым-тыдыдым!
В 45-м к/о шагает тридцать человек… в 4-й роте  144-е, в Первом учебном батальоне почти тысяча и у каждого парня своя судьба …про всех не расскажешь, а жаль…
Бым-тыдыдым!
Нет уже и самого училища ВВС …не пережила наша альма-матер дикие 90-е, сгинула в небытие, несмотря на богатую историю, славное прошлое, шикарную материально-техническую базу… Горько и больно…
Бым-тыдыдым!
Саня Симонов, ваш покорный слуга… но это уже совсем другая история…
– Рота! Смирно! Равнение направо!
– Иииии-раз!
При торжественном прохождении мимо трибуны с начальником училища, над строем 4-й роты взметнулось золотое облако. Облако из начищенных до зеркального блеска монет  наш последний салют и дань уважения…
–  Спасибо! Спасибо всем! Спасибо за все!
Ну вот и все… Неужели, действительно, это все?! Ну, уж нет! Теперь, все только начинается… но, уже в другом качестве…


















продолжение следует "ВВС - войска чудес" http://www.proza.ru/2010/10/21/979