Пятый ребёнок

Пятый ребёнок
Эта ночь выдалась неспокойной. Ветер, не переставая, завывал и бился в окно, как будто хотел напугать или сообщить что-то не очень приятное. Иногда – и это было хорошо слышно – ему помогал усиленный мокрым снегом дождь. Марине не спалось совершенно, она лежала и прислушивалась то к завывающему ветру, как будто хотела понять его язык, то к дыханию её четырёх дочерей, с которыми она спала в одной комнате. После очередного порыва ветра она со вздохом перевернулась на другой бок, стараясь ненароком не разбудить спавшую на одном диване с ней младшую Юлю.

- Господи! – мысленно взмолилась Марина, – даже не знаю, как к Тебе обратиться-то. Рожать мне уж скоро, да боюсь я очень. Тебя просить о помощи – не знаю, как, никогда ещё не просила. Всё не до просьб было ...
Дальше слова категорически не хотели её слушаться и складываться хотя бы в самое простое предложение. Когда она поняла, что просьбу свою у неё сформулировать так и не получится, ей стало немного полегче, потому что как только она начинала что-то для себя просить хотя бы мысленно, то сразу чувствовала свою же собственную фальшь. Какое-то время она лежала, ни о чём не думая, но потом мысли постепенно снова вступили в свои права и напрочь прогнали приблизившийся было сон.

- Господи! – она снова повторила свою попытку, — ведь пятого мне скоро рожать, врачи пугают, что, мол, могу не доносить, организм слабый. Соседи косо смотрят – обалдела совсем, говорят. А что делать-то? – Марина на мгновение остановилась, а потом уже более уверенно продолжила, – но не получается у меня по-другому – хочу, а не получается. А тяжело-то как! Господи!

На этом поток её мыслей иссяк, и показалось будто время на какое-то мгновение остановилось, давая ей возможность перевести дыхание, которое от грустных и тревожных мыслей почему-то последнее время всегда перехватывало.

Новый порыв ветра вернул её к реальности, и первым, что она отчетливо услышала, было биение своего сердца, которое тоже, казалось, с трудом справлялось с очередной нагрузкой. Марина понимала, что нужно начинать пить какие-нибудь лекарства, но для этого нужно было ехать к врачу в районный центр, что было делом практически неосуществимым в условия традиционного осеннего бездорожья. Ещё летом она легко преодолевала отделявшее её деревню от соседнего посёлка расстояние километров в пять, но чем ближе были роды, тем тяжелее и тяжелее ей становилось.

- Как же быстро всё проходит, – с грустью подумала она, – совсем недавно, когда Юлькой ходила, даже не представляла себе, что может быть так тяжело, только живот мешал немножко – и всё, а сейчас ...  как будто все 20 лет прошли, а не два с небольшим года.

Перестав обращать внимание на расшумевшуюся за окном непогоду, Марина углубилась в размышления, на которые ни утром, ни днём, ни тем более вечером, когда с работы приходил её муж Паша, времени у неё не было. Как только она начинала думать о детях, грусть мгновенно куда-то улетучивалась, и незаметно для неё самой на лице появлялась улыбка. Дочери её радовали, хотя ситуация была далека от идеальной. Старшая Даша уже вовсю проявляла характер, но с ней всегда можно было договориться, особым упрямством она не отличалась. Марина с удовольствием для себя отмечала, что девочка растёт совершенно необидчивой, несмотря на то обилие поводов, которые ей предоставляли младшие сёстры.
«Да и сама я хороша, – вдруг подумала Марина, – нагружаю девчонку домашней работой и ворчу ещё постоянно, и младшая Юлька практически на ней висит». Маринина подруга Рита даже как-то сказала, что у Даши в их семье особая должность – старшей сестры. Дашке это так понравилось, что она даже слегка начала воображать, у неё появились замашки «руководителя». Как-то летом, когда все двери были открыты и можно было незаметно войти в дом, Марина сама наблюдала такую сцену: Даша полулежала на диване и громко, не терпящим возражений тоном раздавала всем трём сёстрам указания. И удивительное дело – они её слушались!
Следующая по возрасту за Дашей Яна попыталась было возразить, но, видимо, Даша на неё то ли как-то особо посмотрела, то ли кулак показала – Марине этого не видела – и бедная Яна, слегка огрызнувшись, понуро начала убирать со стола грязную посуду. Марина не знала, как ей реагировать, поэтому как можно тише, на цыпочках вышла обратно на улицу. Потом она обсудила это с Ритой, и они, как обычно, выработали план действий на ближайшее время.

Относительно Яны, у Марины тоже не было никаких поводов для беспокойства, девочка пошла в первый класс, и получала от учителей только самые хвалебные отзывы, демонстрировала чудеса ответственности. Марина была уверена, что с уроками ей предстоит нелёгкий труд, как в своё время и с Дашей, но оказалось, что Яне не нужно было даже напоминать о необходимости готовиться к школе, она с удовольствием повторяла услышанное на уроках, корпела над прописями и каждый раз тщательно собирала свой портфель. Вика и Юля были ещё слишком маленькими, чтобы в их связи думать о проблемах, самое главное – они особо не болели, хорошо ели и беспрекословно донашивали за старшими сёстрами их старые, в основном и им тоже доставшиеся «по наследству» вещи. Вика иногда демонстрировала свой несгибаемый характер, давая повод Марине подумать о будущем, но поскольку это всё было в отдалённой перспективе, то тревожиться было рановато. Мир самой младшей дочери ещё не был омрачен никакими несбыточными желаниями или необходимостью отвоевывать себе своё место, напротив, ей, как самой маленькой, разрешалось практически всё, что было в пределах их семьи, и Юля так самозабвенно любила свой мир, своих сестёр и родителей, что когда они все вместе выходили гулять, или ходили в соседней посёлок к подружке, Марина иногда замечала, как люди со стороны любуются картиной семейного счастья.

Каждый раз, когда она слышала слово «счастье», у неё не возникало никаких ассоциаций, кроме как с фотографиями, иллюстрировавшими ту или иную статью в журналах с телевизионными программами, которые ей летом привозили дачники. С собой и своей семьёй она эту категорию никак не связывала. Это было чем-то очень далёким и нереальным, несмотря на то, что Дашина учительница в школе не раз говорила ей, что она счастливая. Марине казалось, что говорила она это исключительно в связи со своим проблемами, потому что как только она ни старалась, родить не могла никак. Один раз Марина и сама подумала, что, может, оно и правда – она действительно счастливая, но очень быстро это ощущение растворилось в грузе проблем, забот и бесконечного безденежья, которые и составляли основу её жизни, даже ночью напоминали о себе смутно-тревожными ощущениями и образами. Мысли о детях по сравнению с мыслями о счастье всегда оказывали на неё благотворное воздействие, даже если и были связаны с проблемами. Вот и сейчас Марина не заметила, как успокоилось сердце и ушло чувство беспокойства. Ветер казался ей уже не таким сильным и воинственным, а дождь со снегом воспринимались как нечто абсолютно естественное для конца октября. Наконец-то у неё получилось расслабиться по-настоящему, и она поудобнее устроила свой живот и свернулась калачиком.

Когда Марина проснулась, было уже светло. Какое-то время она напряженно вслушивалась, пытаясь понять, что происходит в доме, но ничего не было слышно, кроме ровного дыхания лежавшей рядом с ней Юли. Забеспокоившись, она быстро встала, накинула на себя халат и тихонько, чтобы не разбудить девочек вышла на кухню, где подошла к окну посмотреть на погоду. За окном особо ничего интересного не было, только их пустой и от этого унылый двор. Не видно было даже их двух собак – Дика и Доси, которых они по доброте душевной приютили практически одного да другим. «Конечно, –  пронеслось у неё в голове, – Пашка давно на работе, а батя, наверное, в коровнике, как всегда». Следующая мысль буквально обдала её жаром – «Дашка с Янкой в школу опоздали! Как же она могла проспать! И Пашка – хорош гусь  – будильника ей не поставил!» Марина тяжело повернулась от окна и уже готова была бежать будить дочерей, как в кухню вошёл Паша.

- Пашка! – испуганно выдохнула она, а ты-то что не на работе? Или случилось что? – её тут же охватило чувство паники, и она без сил опустилась на стоявший рядом стул.
 
- Маришь, да что с тобой! Суббота же сегодня! Ты что, забыла что ли?!, – удивился он, а Марина вдруг расплакалась.
Паша подошёл к ней и приобнял её за плечи.
- Да ладно тебе, не плачь, устала ты, я знаю, потерпи немножко – вот  родишь, может, полегче станет, а?
Марина в ответ засмеялась сквозь слёзы: «Сказал тоже – легче! Легче уже не будет, с пятым-то! Одно радует, что сын – тебе помощника-то тоже надо».

Паша мечтательно улыбнулся, после четырёх девчонок о сыне он уже и не мечтал, и с того момента, когда Марина оглушила его известием о новой беременности, стал настраиваться на пятую дочку. Марина тоже сначала сомневалась в возможности для себя родить мальчика, поэтому договорилась с ведущим её врачом, что та не будет ничего говорить ей о поле ребёнка. Нина Александровна прекрасно знала о ситуации своей пациентки, поэтому, когда сомнений относительно того, что на этот раз будет мальчик, у неё практически не оставалось, ненавязчиво об этом намекнула Марине, сказав, чтобы муж готовился.

- Да Вы что, Нина Александровна, неужели это правда?
- Правда, Мариночка, правда, – заверила она её и добавила, – правильно сделали, что на девочках не остановились, парня тоже нужно, помощником в хозяйстве будет! Пашке свои навыки-то тоже передать хочется, не Яну же за трактор сажать!
Представив Яну на тракторе, Марина засмеялась.

- И откуда только девчонки у меня такие, Нина Александровна? Ведь ничего толком в жизни не видели, сидят в своей деревне, я думала, дикарками растут, а вот когда Янку в Москву свозила, так сама удивилось, она лучше меня приспосабливалась к их жизни-то.
- Да ладно тебе, на девчонок наговаривать. Иди лучше мужа обрадуй, он точно на седьмом небе от счастья будет. Тебя на руках носить будет! – улыбнулась ей в ответ Нина Александровна.
Паша сначала Марине даже не поверил, уж очень это было для него непонятно, как можно было разглядеть пол ребенка размером с кулак да ещё свернувшегося в животе у матери. Один раз Нина Александровна его пригласила на прием и показала то место на экране монитора, которое, по её мнению, указывало на мальчика. Но Паша так ничего такого не разглядел, хотя при Нине Александровне и не сознался, а, наоборот, кивал и улыбался, выражая всем своим видом полное понимание картинки.

- Мариш, – услышала Марина голос мужа и почувствовала, как он слегка тронул её за плечо, – тебе что, плохо, скажи, плохо?
Марина встряхнула головой: «Да нет, ничего, нормально всё, воспоминания просто накатили».
- Всё, – вдруг решительно сказал Паша, – давай сегодня же звонить Рите, тебе надо ехать раньше, а то с твоими нервами мы здесь не справимся.

У Марины была договоренность с их московскими друзьями, что рожать она поедет к ним в Москву, потому что в их районе это было делом далеко небезопасным, в чем она отлично убедилась, рожая четвёртую дочку Юлю. Их решение горячо поддержала и Нина Александровна, потому что никаких иллюзий относительно местного роддома она и сама уже давно не питала.
- Рано, Паш, – со вздохом ответила Марина, – ноябрь только вот начнётся, а у меня срок в середине декабря, что я у людей на шее сидеть буду, да и вас как оставить
.
- Так что ж Рита тебя не примет что ли, ведь договаривались, она же сама предложила! – продолжал наставать он.
- Ну не за два же месяца! – отговаривалась Марина.

Рита оказалась лёгкой на помине и вскоре позвонила сама. Дело было в том, что в Маринину деревню последний раз в этом сезоне ехали их знакомые, купившие Ритин дом, и она хотела предложить Марине приехать с ними вместе, чтобы потом не мучиться по электричкам.
- Давай, Марин, – уговаривала её Рита, решайся. Поживёшь у мамы, у вас там будет по комнате. Если чего не так – до больницы ехать десять минут, так ведь спокойнее всем будет.

На следующий день Марину с двумя пакетами в руках и со слезами на глазах провожало всё их большое семейство, включая и Дика с Досей, которые, как и дети, всегда чему-нибудь да радовались. Слезу пустила только старшая Даша, которая, взрослея, становилась всё более и более чувствительной девочкой. Яна, как обычно, витала в облаках и, казалось, особо не вдавалась в происходящее вокруг неё, Вика думала свои весьма серьёзные мысли, а Юля просто не знала, что означает вся эта суматоха, и получала явное удовольствие от новизны обстановки. С Паши же и свёкра – Марина это видела точно – казалось, снимали большой груз, ей показалось, что муж стал даже чуть повыше ростом и расправил плечи.

- Господи, – подумала она уже в машине, -- неужели я их всех так своими страхами достала?

- Что, Марина, призадумалась, – услышала она голос сидевшего за рулём Романа, -- правильно делаешь, что раньше едешь, тут ещё недельку лесовозам да тракторам поездить, и труба полная дороге настанет, так что от греха подальше, лучше подстраховаться.

Она, хмыкнув, согласилась, и, немного подумав, добавила: «Да какая тут уж дорога, стыдобища одна, да и только».

- А у нас, Марин, где проехать можно, там и дорога, сама знаешь, государство у нас бедное, не до дорог им, – так ведь испокон веков было, – весело сказал Роман и, повернувшись к Марине, почему-то подмигнул ей.

- На дорогу, давай, смотри, а то в кювет вылетим, – сердито сказала сидевшая с ним рядом его жена Лариса, и машину, как будто в подтверждение её слов, резко повело вправо и немного развернуло. Марина вцепилась пальцами в сидение.
- Ромка! – с паническими нотками в голосе почти что прокричала Лариса, – осторожнее! Не один едешь!

- Не волнуйтесь, девочки! – успокоил их Роман. – Париж – Дакар отдыхает! Считайте, что мы принимаем участи в ралли.
Не оценив его юмора, Лариса разворчалась и напомнила о Маринином положении, но Романа это только подначило.

- Мужика едешь рожать, так ведь? – обратился к Марине Роман.
Она кивнула в ответ, и Роман удовлетворённо продолжил: – «А мужику нужна закалка – пусть привыкает, не в Европе, чай, на свет появляется. Таких-то дорог и на его век хватит, это я тебе точно говорю!»

Машина неодобрительно что-то буркнула и забуксовала. Роман замолк и сосредоточенно начал свои манипуляции, подавая машину то назад, то вперёд. На какое-то время никто не проронил ни слова. Лариса вытягивала шею, чтобы лучше видеть, что происходило вокруг, Марина же особого волнения не чувствовала, наоборот, с каждым приближавшим её к Москве метром её самочувствие ощутимо улучшалось.

Когда, наконец, удалось выехать на трассу, Роман перестал шутить, сосредоточился и всю дорогу ехал молча. Зато Ларису как будто подменили, она, наоборот расслабилась, повернулась к Марине, и большую часть пути они мирно беседовали. Ларису очень интересовали подробности Марининого и Ритиного письма президенту, которое они написали в надежде прояснить для себя возможность получения материнского капитала. По сроку Марина опережала закон своими пятыми родами всего на две недели.
- Да что, Вы, Лариса, какой там капитал! Раньше – значит раньше, не положено мне ничего. С такими-то, как мы, закон соблюдать проще простого.
- Что, и вообще никакой реакции не было? – продолжала удивляться Лариса.
- Да нет, почему, была, – будничным тоном продолжала Марина, –  две пачки каши Малютка, две упаковки ушных палочек, ну и мелочи там разные.
- И всё!!?? – не поверила своим ушам Лариса, а Марина честно призналась: «Нет, ещё две тыщи материальной помощи выписали».
- Ну, надеюсь, они не разорились от этого, – саркастически заметила Лариса и больше к теме не возвращалась.

Через пять часов пути машина свернула к дому Ритиной мамы Лидии Матвеевны. Встретили её, вопреки всем её опасениям, радушно. Рома с Ларисой пожелали всем удачи и быстро уехали, договорившись периодически созваниваться.

У Лидии Матвеевны Марину первым делом накормили, а потом начались разговоры и составление планов на ближайшее будущее. Рита предварительно организовала встречу с врачами, и на приём нужно было ехать уже завтра.
На Маринин испуганный взгляд Рита ответила, что с ней поедет её мама и что беспокоиться ровным счетом не о чём. «Положат тебя завтра – значит завтра, а если нет, поживешь здесь, сколько будет нужно».
Марина вздохнула.
- Что такое? – забеспокоилась Лидия Матвеевна.
- А это, мам, она хочет сказать, что ей неудобно на шее у людей сидеть, – ответила за Марину Рита.
Лидия Матвеевна удивлённо посмотрела на Марину. Та в ответ немного неуверенно улыбнулась, но ничего не сказала.
- А почему это ты на шее сидеть будешь? Ничего подобного, – решительно продолжила Лидия Матвеевна, – помогать мне будешь. Я, например, люблю готовить, но не люблю мыть посуду – вот это и будет твоя обязанность. Гулять вместе будем, а то мне одной скучно. Не беспокойся, без дела не останешься.

- Да, кстати, мам, надо её проинструктировать на предмет наших животных, чтобы не пугалась, – вспомнила Рита.
Лидия Матвеевна энергично подхватила Ритину мысль: «У нас же новая собака, ты в курсе? – спросила она Марину. – Год без собак продержалась, больше не могу. Рита помогла подыскать».
Рита хмыкнула: «Это было так трудно! Сейчас же ты, Марин, знаешь, ни собак, ни кошек не выбрасывают, бродячих нет совершенно, и вообще, в мире царят мир, спокойствие и гармония».
Марина энергично согласилась: «Конечно, нам самим с таким трудом удалось заполучить двух собак! Одну вообще из Москвы, можно сказать, по блату нам устроили!»
Лидия Матвеевна быстро перешла с шутливого тона на серьёзный.
- У вас что, уже две собаки? – уточнила она.
- Да, – просто ответила Марина, – одну позапрошлым летом дачники оставили, жалко им стало, вот они из Москвы в деревню привезли, сказали, что в деревенском-то доме легче собак иметь. А потом Пашка с трассы притащил скелет, назвали Диком.

Марина на какое-то время замолкла, молчали и Лидия Матвеевна с Ритой, думая каждый о своём.
- А ещё Пашка кошку из леса недавно принёс, сказал – это кто-то кошку «в армию отправил».
- Как это? – опешила Рита.
- Ну говорят так, когда хотят избавиться, а убить не могут. Относят в лес подальше и бросают. Он за ягодами пошёл, а на болоте чувствует, смотрит на него кто-то. Сначала испугался, а потом, когда увидел, кто это, совестно стало, вот и притащил в дом.
У Лидии Матвеевны на глаза навернулись слёзы. Марина, увидев, охнула и стала заверять, что всё нормально, что она не хотела её ничем расстроить.
- Да это я Марин расчувствовалась, -- редко когда о таком добром деле узнаешь, сейчас всё больше о другом сообщают, о хорошем редко услышишь.
- А чего такого здесь хорошего-то – удивилась Марина, – просто получилось случайно – и всего делов-то. А вот если б мы специально что-то сделали, тогда – да, наверное, можно считать добрым делом. А сами-то мы по своей воле никогда такого не сделаем, потому что самим, бывает, есть нечего. 
- Действительно, а чем кормите-то, – поинтересовалась Лидия Матвеевна.
- А что сами – то и им. Мы перловку, и они перловку. Мы геркулес – и они геркулес. – Марина вдруг рассмеялась, – а бывает, что они лучше нас питаются. Это когда дачный сезон начинается, дачники мимо нас идут и то косточки дают, а то вообще кусок курицы могут дать. Досю –  ту вообще таможней прозвали.
Лидия Матвеевна и Рита только переглянулись между собой и немного странно улыбнулись.
- Ладно, Марин, -- сказала Рита, -- пошли мы тебе Альму покажем, а то она лежит под столом и трясётся, думает, наверное, что это с ней что-нибудь ужасное делать пришли.
Альму в течение какого-то времени пришлось всеми правдами и неправдами выманивать из-под стола. Когда, наконец, она нерешительно оттуда вышла, то перед Марининым взором предстала довольно крупная дворняга с поджатым хвостом на немного согнутых лапах. 

- Господи! Большая какая! – воскликнула она и добавила, – а не кусается, Альма-то ваша?»
- Да что ты! – успокоила её Лидия Матвеевна, – она сама всего и всех боится, били её, Марина, сильно.
Марина сморщилась. – Что ж за люди такие, мирно им не живётся. Что за охота такая бить слабого? Не понимаю!
Лидия Матвеевна непроизвольно передёрнула плечами и решительно сказала: «Давайте не будем о плохом, и так хватает, а мы ещё своими разговорами воду на их мельницу льём. Мы не такие – и слава Богу! Может, для кого-нибудь и пример подаём. Мои вот ученики любят ко мне приходить просто так на живность посмотреть – и то дело».

Вечер пролетел незаметно. Марина отправилась в ванну, Рита стала налаживать для неё постель, а Лидия Матвеевна вышла на пару минут на улицу с Альмой. В тот вечер Марина не помнила, как уснула. Спала она крепко и долго, а проснувшись, какое-то время пыталась сообразить, где находится. Во второй половине дня они с Лидией Матвеевной поехали в ближайший роддом выяснять дальнейшие планы. Марине очень хотелось, чтобы её положили и чтобы она побыстрее родила, пусть и раньше срока. С её точки зрения, у такого расклада событий было несколько весомых причин. Во-первых, ей действительно не хотелось обременять своим присутствием чужих людей, во-вторых, она беспокоилась об оставленных на мужа и свёкра детях, и в-третьих, она беспокоилась о муже и свёкре тоже, потому что труд им предстоял, с её точки зрения, непосильный. Почему-то ей казалось, что этих причин вполне достаточно, чтобы всё произошло так, как ей и хотелось бы.

Сразу после осмотра врач Светлана Андреевна-  как оказалось знакомая Лидии Матвеевны - пригласила и её тоже зайти к себе в кабинет, чтобы наметить план дальнейших действий. Из слов врача Марина сразу поняла, что беременность протекает хорошо и что её организм напрочь отказался идти у неё на поводу и торопиться с родами. Более того, так ожидаемое всеми событие должно было, по словам Светланы Андреевны, произойти даже несколько позднее того срока, на которое рассчитывала Нина Александровна. Марина от таких слов опешила и чувствовала себя полностью растерянной. По дороге в Москву она предполагала себе всё, что угодно, только не такой расклад. Понятие «хорошо» вообще не присутствовало в её оценке собственного состояния уже в течение длительного времени. Лидия Матвеевна начала задавать какие-то вопросы, но Марина уже ничего не слышала. В её голове вихрем проносились мысли о том, что ей делать дальше, как лучше ехать домой, а самое главное, где взять денег на все последующие перемещения – это была, пожалуй, самая острая из всех обрушившихся на неё проблем. Она была так занята своими мыслями, что не заметила, как её нижняя губа предательски задрожала, и только покатившиеся градом слёзы вернули её к действительности. Первой её состояние заметила Светлана Андреевна и, оборвав себя на полуслове, она быстро-быстро заговорила мягким негромким голосом: «Что случилось? Что случилось? Что мы плачем! У тебя же всё хорошо, просто отлично, можно сказать». Погладив Марину по плечу, Светлана Андреевна продолжала её успокаивать и одновременно выразительно смотрела на Лидию Матвеевну.

- Да нервы это, Светлана Андреевна, устала она очень, чего уж тут ... - ответила Лидия Матвеевна и тоже начала говорить Марине хорошие, но ничего ровным счетом не значившие слова. А слёзы продолжали катиться, и ничего с этим поделать Марина не могла. Светлана Андреевна быстро встала, прошла к шкафчику и что-то стала там искать, а Лидия Матвеевна спросила, есть ли у неё стакан или чашечка. В ответ на просьбу Светлана Андреевна взяла из шкафчика стакан и собралась, было, налить в него воды из графина, но Лидия Матвеевна её остановила: «Не надо, не надо, дайте мне просто пустой стакан!». Марина почувствовала, как через плотный поток её тревожных мыслей начало пробиваться любопытство – зачем Лидии Матвеевне понадобился пустой стакан, ведь она уже была готова глотнуть немного воды и даже, казалось, ощущала её вкус. А Лидия Матвеевна, тем временем, подошла с пустым стаканом к Марине и подставила его ей под один глаз, пожалев, что стакан только один. «Мы бы с Вами, Светлана Андреевна, быстро бы наполнили их Мариниными слезами, такими крупными, отборными, редко такие слёзы увидишь, жалко, что пропадают!»

Удивлению Марины, казалось, не было предела. Шмыгнув носом, она поняла, что уже при всём желании не смогла бы выдавить из себя ни слезинки. «Вот это да! Надо мне такой приём на вооружение взять, с девчонками разбираться. Вот что значит всю жизнь учительницей проработать!» – восхищенно подумала она.
В руке у неё, откуда ни возьмись, оказалась салфетка, которую она машинально перебирала, продолжая шмыгать носом.

- Так, Мариночка, давай освобождай нос и объясни нам, что тебя так расстроило, – мягким голосом обратилась к ней Светлана Андреевна.
Маринина губа снова задрожала, а глаза наполнились слезами, а сама она попыталась сконцентрировать все свои силы, чтобы снова не расплакаться.
Инициативу на себя взяла Лидия Матвеевна.
- Светлана Андреевна, – сказала она решительно, – у Марины всё ведь нормально, поводов для беспокойства нет?
Светлана Андреевна только кивнула головой и сказала да, передавая, таким образом, инициативу Лидии Матвеевне.
- Ей нужно анализы какие-нибудь сдавать, или ещё что-то делать?» – продолжила свои вопросы Ритина мама.
- Да, анализы пусть сдаёт, я сейчас направления выпишу, а так больше ничего особенного – хорошо питаться, побольше витаминов, гулять, спать и ни в коем случае не нервничать.
- Ну это мы запросто! – ответила Лидия Матвеевна и, не выдержав, засмеялась. Улыбнулась и Марина.
- Ну, слава Богу! – облегчённо вздохнула Светлана Андреевна и обратилась к Марине, – ты свои мысли мрачные гони, как только они появятся. Трудно тебе, я это понимаю, но, видно судьба твоя такая, и никуда ты от этого уже не уйдёшь. Вот и сейчас, ради своего ребёнка – старайся, ему первому твои слёзы не нужны.
Марина в знак согласия кивнула головой. Плакать больше не хотелось, но какая-то пустота внутри всё равно осталась.

До свидания друг другу они говорили как старые добрые друзья, но Марина украдкой следила за Лидией Матвеевной, с ужасом ожидая момента расплаты, но это так и не произошло.
- Ничего не понимаю – думала Марина, когда они уже направлялись к автобусной остановке, – ведь бесплатно сейчас ничего не бывает, когда ж деньги-то Лидия Матвеевна успела отдать? Вроде вместе мы всё время были.

Автобуса им ждать не пришлось, он подошёл сразу, как только они встали на остановке. Суета с турникетом Марину сильно отвлекла – после своего первого опыта с этими агрегатами, она их побаивалась. Хорошо, когда без живота была, а сейчас кто его знает, как лязгнет по животу – не дай Бог. Автобусный турникет отличался от того, который напугал её в метро. Этот стоял перед ней своей треногой как вкопанный и даже не думал о том, чтобы пропустить её в салон, хотя она и запихнула карточку в отверстие, как ей говорила Лидия Матвеевна. Устройство противно запищало механическим писком и вернуло ей карточку, а турникет не шелохнулся. Марина растерялась. Сзади на неё напирали другие пассажиры, и от Лидии Матвеевны её уже отделяла пара человек. Сидевший на сидении сразу за турникетом молодой человек встал, быстро взял у неё из рук карточку и снова вставил её в отверстие, и турникет тут же разрешил ей войти, но протискиваться через него с животом было крайне неудобно. Всё произошло так быстро, что Марина не успела ни о чём толком и подумать, а молодой человек сказал ей – «Садитесь», указав на своё место. «Спасибо Вам большое! – широко улыбаясь, поблагодарила его Марина и почувствовала прилив положительных эмоций, потом она подняла на него голову и улыбнулась ему ещё раз.
- Марина, я через два сидения от тебя! – услышала она голос Лидии Матвеевны и обернулась, чтобы её увидеть.

Ехали они минут пятнадцать, за которые Марина успела передумать многое. После того, как восхищение благородством молодого человека немного утихло, на смену ему пришло негодование в адрес турникета. «Дурак! – мысленно сказала ему Марина, – чего я тебе такого сделала, что всех пускаешь, а меня не хотел!»
Через остановку в автобус вошёл молодой папа с сынишкой дошкольного возраста, который, не долго думая, громко на весь автобус скомандовал: «А ну-ка быстро уступили мне место!»
Марина широко раскрыла на него глаза, а потом перевела взгляд на его папу, испытывая за него неловкость – «вот стыд-то какой ему, наверное!» Лицо молодого отца, напротив, источало гордость за сына, казалось, что ничего другого он от своего отпрыска услышать не хотел.
- Сын-то в отца, наверное, -- проворчала с соседнего сидения пожилая женщина.
- А как же! – всё с той же гордостью отвечал молодой родитель.
- Далеко пойдёт! – ответила ему женщина.
- Отлично! – парировал он. Сын тем временем не унимался.
- Ну что места мне никто не уступит! Расселись тут!» – возмущался он.
- Ты ж уже большой мальчик! – услышала Марина голос Лидии Матвеевны, – ты сам вполне уже место можешь уступить.
- Неправда! – не соглашался он, я ещё маленький, я в школу не хожу, а маленьким и старым место уступать нужно!
- Значит, когда ты в школу пойдешь, тебе можно будет не уступать место? – спросила его Лилия Матвеевна. Мальчик призадумался.
- А когда ты в школу пойдешь? – продолжала она свои вопросы, – школа далеко от твоего дома, или до неё можно пешком дойти?
Явно озадаченный, мальчик издал какой-то звук и посмотрел на отца. Отец молчал.
- А как тебя зовут, –снова обратилась к нему Лидия Матвеевна.
- Денис, – ответил он немного хрипловатым голосом.
- Ооо, какое имя у тебя красивое – Денис, -- продолжала она свой разговор, настоящее мужское имя. Это тебя, наверное, папа так назвал, да?
Денис посмотрел на отца, но тот его не поддержал.
- Мама, – как-то неуверенно вдруг сказал он.
- Ну мама, так мама, – согласилась с ним Лидия Матвеевна и продолжила разговор, – а сестрёнка или братик у тебя есть?
- Нет, -- ответил Денис и добавил, я не хочу!
- А как же ты можешь хотеть или не хотеть, когда ты не знаешь, что это такое? – удивилась Лидия Матвеевна и перевела тему разговора, – ты в детский сад ходишь? Там у тебя, наверное, друзья есть, правда?
Вконец озадаченный обрушившимся на него вниманием, Денис растерялся, видно было, что он совершенно не знал, что ему делать, но поговорить явно хотелось.
Выпятив нижнюю губу и выразительно глядя исподлобья, он, казалось, испытывал Лидию Матвеевну на соответствие.
- Неужели друзей нет! Такого быть не может! Я точно этому не поверить не могу, – улыбалась Денису Лидия Матвеевна. – Давай я попробую угадать, как зовут твоего друга, – сказала она и быстро предложила имя – Сергей! Угадала?
Денис улыбался, но продолжал молчать.
- Не угадала, значит, - продолжала она, – ну... наверное, ... это Петя!
Мальчик развеселился – Нет, не Петя!
- Тогда – Толя!
- Нет, не Толя! – Денис уже почти смеялся.
- Ну, тогда Андрюша! …
Обрадованный тем, что отгадать имя друга у его внезапной собеседницы так и не получается, Денис открыто радовался.
Марине было жутко интересно, чем этот разговор может закончиться, она не могла даже предположить, как Лидия Матвеевна будет выходить из положения, хотя мальчик явно был неразговорчивым,  интерес к беседе у него уже был очевиден. Не успела Марина об этом подумать, как всё время молчавший отец взял Дениса за руку и так же молча потянул его к выходу – по всей видимости, это была их остановка.
- До свиданья, Денис! – только и успела сказать ему Лидия Матвеевна, но ответа не получила.
До следующей остановки некоторые пассажиры громко пообсуждав поведение отца, быстро сошлись во мнении относительно его воспитательных талантов и так же быстро успокоились.

Уже дома, после обеда, Лидия Матвеевна осторожно начала расспрашивать Марину о причине её слёз.
- Говорить мне об этом неудобно как-то, – честно призналась ей в ответ Марина.
- Неужели что-то криминальное? – с напускной серьёзностью настаивала она.
Марина прыснула – Точно, криминальное!
Лидия Матвеевна вскинула брови.
- Да деньги это, Лидь Матвевна, деньги. Я уж Рите говорила, что на меня одни траты сплошные, а без них нельзя. Неудобно мне знаете как!

Лидия Матвеевна призадумалась, а потом серьёзно продолжила разговор.
- Конечно, Марина, траты, и конечно, деньги. Но если б мы не хотели или не могли, мы б и не предлагали, поэтому всё ясно и так, без слов.
- Да совестливые вы с Ритой просто, а ведь и на себя потратить всегда есть на что.
Лидия Матвеевна согласилась с ней, но с некоторой оговоркой.
- Знаешь, Марина, – продолжала она, – тут уже не знаешь, для кого ты больше тратишь, для себя или производителя. Вот сейчас из всех углов доносится призыв купи-купи-купи, а нужно мне это? Как у младенца погремушкой перед носом гремят, а мы и рады стараться, а у самих-то всё для жизни давно есть
В ответ Марина поделилась своими сомнениями.
- Да нет, Лидия Матвеевна, мне когда Рита свои фотографии показывала, так там она в одном месте лет десять назад с сумкой сидит, а ведь и сейчас она с ней ходит, я точно знаю, тут не ошибёшься.
- Рита! – засмеялась в ответ её мама, – Рита просто знает, что покупать. Знаю я эту сумку, она на неё столько ухнула, что пусть с ней и ходит!
Марина удивлённо посмотрела в ответ, а Лидия Матвеевна продолжила: «Не думай ты о деньгах так много, настраивайся лучше на хорошее, мужу позвони, скажи как у тебя дела».
- Так ведь звонки-то платные – улыбнулась Марина, а Вы говорите – не думай. Я бы рада не думать, да что я без них!
- Звонки платные, да отношения у нас бесплатные. Что мы с тебя деньги за телефон будем брать. Не говори глупостей! Тогда тебе придётся каждый свой шаг в рубли переводить, но нельзя же так, Марина! – увещевала её Лидия Матвеевна.
Позже вечером по телефону о том же ей сказала и Рита и посмеялась насчет Марининых мыслей о её сумке: «Привыкла я к ней – удобная она очень, да и смотрится она очень хорошо, поэтому расставаться я не тороплюсь, а ты у нас какая наблюдательная, оказывается!»

Волей-неволей в сложившихся обстоятельствах Марине пришлось подчиниться мнению большинства, поэтому скоро, переключившись на другие мысли, она забыла о своих сомнениях. Сначала жизнь без постоянной готовки и уборки казалась ей сплошным раем, но где-то недели через две она почувствовала, что ей начинает этого не хватать. Делать особо было нечего. Посуду в городских условиях она перемывала очень быстро, удивляясь про себя тому, что к этому занятию у многих такое серьёзное отношение. Поскольку утром и днём Лидия Матвеевна работала, Марина начала без спроса осваивать новые виды деятельности, такие как подметание, стирание пыли и разговоры с Альмой. Сначала Марина её сторонилась, но где-то день на третий, четвёртый её пребывания в гостях она сидела на кухне и с удовольствием поглощала бутерброды с сыром. Сыр для неё был самым любимым лакомством, а Лидия Матвеевна накупила ей таких сыров, о которых она и мечтать-то не смела. Увлекшись сыром, Марина не заметила, как в кухню тихо вошла Альма и стала внимательно на неё смотреть, полностью загородив при этом выход из кухни. Пристальный взгляд заставил обратить на себя внимание, и Марина тихо ойкнула, подумав, что придётся ей теперь сидеть здесь до прихода Лидии Матвеевны. Приглядевшись, она поняла, что Альма что-то незаметно пытается унюхать. Тогда она отрезала небольшой кусочек сыра и осторожно протянула его собаке. Марину поразило то, что Альма даже не попыталась сделать ни шага в её направлении, вместо этого она отчаянно тянула шею, чтобы достать протянутый ей сыр. Марина подвинулась к ней поближе, Альма аккуратно взяла кусочек и осторожно попятилась, как будто боялась повернуться к ней задом. Сделав несколько шагов назад, Альма с аппетитом умяла сыр и вернулась на прежнюю позицию. Марина отрезала кусок побольше. Количество сделанных Альмой шагов назад после того, как она взяла сыр, увеличилось пропорционально увеличению размера отрезанного куска. «А что если отрезать ей совсем большой кусок, – осенило Марину, –- так, может, она совсем из кухни уйдёт. Не раздумывая долго, она так и сделала. Альма попятилась назад до самого выхода из кухни, после чего аккуратно повернула задом в коридор, а потом прошла в комнату на ковер и принялась смачно жевать сыр, крошки которого при этом в изобилии падали вокруг. Марина встала на проходе в свою комнату и с интересом наблюдала за собакой. После того, как с основным куском было покончено, она аккуратно подобрала с ковра все крошки, а потом ещё раз обнюхала ковёр и застыла как будто в ожидании очередного куска, который, наверное, должен был упасть к ней с потолка.

- Хочешь ещё сыра, Альма, – спросила Марина. Собака никак не отреагировала, тогда она снова повторила свой вопрос. На этот раз Альма повернула голову, внимательно посмотрела и облизнулась.

- Ух ты! Поняла! Надо же! – воскликнула Марина и, забыв о страхах, вернулась обратно на кухню. Альма последовала за ней и остановилась точно на том же месте, как в первый раз. Желая обеспечить себе безопасный выход из кухни, Марина подстраховалась и отрезала кусок такой же большой, как и предыдущий. Альма проделала точно такой же путь и расправилась с этим куском точно так же, как и с предыдущим. Единственным отличием было то, что на этот раз она не стала ждать вопроса от Марины, а, казалось, задала его сама. Она так выразительно на неё посмотрела, что Марина не выдержала и ответила «Всё, Альма, хватит, а то мы с тобой съедим всё, и нам от твоей хозяйки попадёт». Собака внимательно прислушалась к словам потом повернула голову вбок, подумала-подумала и со вздохом отправилась на свою подстилку. «Ну и ну!» – то ли с удивлением, то ли с восхищением сказала ей вслед Марина и стала с нетерпением ждать возвращения Лидии Матвеевны.

Лидия Матвеевна отреагировала на рассказ Марины очень спокойно, оказывается, это было вполне в духе Альмы – выразительно и проникновенно смотреть, не мигая. «Кузя, если ты помнишь, всё время тявкал, привлекая к себе внимание, Чара тоже не молчала, а вот эта собака молчит, но так красноречиво, что у меня в голове её взгляд начинает звучать в виде весьма конкретных просьб», – поделилась своими размышлениями на эту тему Лидия Матвеевна. «
- Точно, – согласилась Марина, – так смотрит, что лучше уж я сама есть не буду, а ей дам. Хорошо наши так не смотрят, а то бы у меня разрыв сердца случился бы. Ведь когда кто-то что-то хочет, а ты дать не можешь – это ужас просто.
Лидия Матвеевна посмотрела на Марину и улыбнулась – «Надо же, а мне казалось у тебя всё так строго дома, не забалуешь».
- А что делать? – задала в ответ свой любимый вопрос Марина, – если б вела себя иначе, мы бы все припасы съедали бы за один день, а потом сидели бы голодом, а так у меня всегда что-нибудь да припрятано, и у девчонок стимул кашу есть, надеются, на приз.
- Какой приз?
- Конфета, печенюшка, ириска – что припрятала.
- А почему приз, Марина?
- Ну это в смысле, что приз за то, что кашу ели. Это такая игра, где побеждают только все вместе. Одна замешкается, тогда другие ждут и, бывает, мне помогают, заставляют доедать. Да и самой медлительной неприятно, что её все ждут.
- Молодец, – похвалила Марину Лидия Матвеевна. – С детьми всегда что-то изобретать нужно, заинтересовывать их, рассуждать с ними, а на самотёк пускать не надо, редко когда путное, что выходит.
- А я путная, Лидь Матвевна? – спросила её Марина.
 -Более чем, а что?
- А меня мать на самотёк пускала, в смысле, что ей личную жизнь надо было устраивать, мне иногда ночевать в квартире не разрешала, у нас квартира-то однокомнатная была.
И где же ты ночевала?
- А то у подружки, – навру им что-нибудь, а то в подъезде сижу, на улице-то страшно было. – Марина сделала небольшую паузу и продолжила, – у Пашки так же было. Его в основном отец воспитывал, а кроме него ещё троих, да и работал он сменами.
Лидия Матвеевна слушала Марину и вспоминала все Ритины рассказы про её житьё. «Нарочно не придумаешь», так охарактеризовала все её истории Рита, когда в первый раз пересказывала их своей маме. Они бы, может быть, не поверили бы в них до конца, но поскольку отца Марины они видели часто, а маму всего один раз, этого всё равно оказалось достаточно, чтобы безоговорочно Марине поверить. Отец её – никчёмный Юрка, как звали его все в округе, был законченным алкоголиком, приворовывавшем по пустякам, в основном, чтобы наскрести денег на очередную бутылку. Как-то и её мама приехала к ней в гости летом в озере покупаться и сразу же сняла комнату у соседей под предлогом того, что от детей у неё голова идёт кругом. Девчонки к ней потянулись было – «Бабуля», но та быстро пресекла их попытки, как она считала, указывать ей на её возраст – «Какая я вам ещё бабуля, нашли бабулю, тоже мне!» – и приказала звать Алевтиной Вениаминовной. Выговорить имя полностью смогла только старшая Даша, но быстро прекратила это делать под предлогом солидарности с остальными сёстрами. В результате девочки стали избегать обращаться к своей бабушке и общение плавно сошло на нет, к огорчению Марины, и к удовлетворению самой «бабушки».

- Могла бы детям хоть конфетку купить! – жаловалась Марина Рите, но матери старалась эмоций не показывать. Когда Алевтина Вениаминовна уезжала домой, до Москвы её довезла Рита и даже оставила у них переночевать, чтобы той не ночевать на вокзале. Сама по себе Алевтина Вениаминовна производила впечатления вполне приличной женщины с развитым чувством юмора, любившей почитать на ночь какую-нибудь «душещипательную» книжку.
- Вот не видела бы её «в деле», рассказывала Рита маме, никогда бы Марине поверить не смогла, так странно видеть, как человек меняется в зависимости от ситуации.

После отъезда своей матери Марина показала Рите свои старые детские фотографии, которые ей по её же просьбе привезла Алевтина Вениаминовна.
- А это кто? – ткнув пальцем в весьма симпатичного мужчину, державшего маленькую Марину на руках, спросила Рита.
- Аатеец», – с удивлением ответила Марина, а потом, видимо, осознав, какая с ним произошла перемена, вздохнула и добавила «Водка всех человеческого облика лишает. И он не исключение.

В то же лето Рита узнала историю Марининого и Пашиного детства во всех подробностях. Она постепенно при возможности расспрашивала её о том, о сём, а Марина с удовольствием рассказывала. Рита в первую очередь пыталась для себя понять, откуда у неё такая правильная и грамотная речь, но все предположения на этот счет только загоняли Риту в тупик, и уже начинало казаться, что ответа на этот вопрос просто не существует, как вскоре сама Марина дала ключ к разгадке.

- Это, наверное, от того, что я читать люблю, – как-то раз, неуверенно предположила она и рассказала, что давно, как только в школе научилась читать, ей попалась в руки книжка с картинками, поразившая её сначала именно картинками. Они были такими яркими, нарядными и радостными, как будто пришли из совершенно другой, неизвестной ей жизни. После того как утихло первое впечатление от картинок, Марине захотелось узнать о них побольше, и она начала пытаться читать. Сначала ей нравился процесс складывания слов из букв и предложения из слов, а потом сказка незаметно овладела её воображением, и с тех пор она уже не представляла себе, что можно жить, не читая.

Марина немного сбивчиво попыталась объяснить, как поначалу она сражалась с буквами – одной, второй, третьей, как они её послушались и превратились в слово, которое она немедленно увидела в виде картинки, не хуже той, нарисованной в книге. Слова открыли для неё целый мир, который при желании мог её слушаться. Через некоторое время Марина сама стала сочинять для себя разные истории, которые всегда хорошо заканчивались. В этих историях папа с мамой дарили ей подарки и ездили с ней на море, они плавали все вместе на лодке, а потом она каталась на каруселях и ела мороженое. Ещё она защищала своих подруг от разных чудовищ, а когда было холодно представляла себе тепло и солнце. Когда выдуманный мир надоедал, она разбирала его на слова, а потом на буквы, а буквы ставила по алфавиту аккуратно в ряд до следующего раза, точь-в-точь как кубики, которые она видела у своей подружки и которых – она это понимала, у неё никогда не могло быть. С течением времени чтение вытеснило Маринины истории, в отличие от книг её истории все были похожи друг на друга и быстро надоедали, а книги каждый раз открывали для неё что-то новое – такое, до чего она сама бы никогда не додумалась бы и о чём в школе им не рассказывали.

- А я и сейчас с удовольствием читаю, но только когда время найду, например, в электричке, – вдруг сказала Марина, а Лидия Матвеевна уточнила у неё, не хочет ли она взять у неё что-нибудь почитать сейчас.
Марина покраснела, на секунду опустила глаза, а потом призналась, что уже взяла одну книгу.

- Я сразу по шкафу и полкам прошлась, как одна в квартире осталась, я ещё столько книг в одной квартире в своей жизни не видела.
- И что же ты выбрала, – с явной заинтересованностью спросила Лидия Матвеевна.
- Анну Каренину. Я уже второй том читаю.
Удивлению Ритиной мамы, казалось, не было предела. Чего-чего, а такого выбора она от неё совсем не ожидала. Она сама последнее время, после того как осталась одна, увлеклась детективами, чтобы хоть как-то отвлекаться от разных, по большей части грустных мыслей, и было вполне логично, если бы Марина выбрала один из стоявших на самой доступной полке детективов, которые читает почти вся страна, но то, что выбор может пасть на Льва Толстого – этого, точно, она и предположить не могла.
А Марина тем временем продолжала развивать свои мысли:
- Только, знаете, Лидь Матвевна, не нравится мне что-то сама Анна – ну никак! Мне, если честно, про Левина и его хозяйство читать интересней всего. Я про Анну даже чуть страницу не пропустила. Сначала надоело, а потом вернулась, а то как неуважение к ней получается.

- А детективы ты читаешь? –вдруг поинтересовалась Лидия Матвеевна.
- Нет, совсем не читаю, – честно призналась Марина, – я трусиха, и мне всегда очень страшно, когда там убивают или ещё чего. Я потом вообще спать не могу.

В тот день они весь вечер проговорили о литературе, о том, кто что читал, что больше понравилось, и чтобы ещё хотелось почитать. Лидия Матвеевна даже не смогла сразу уснуть, она лежала и думала о Марининой жизни. Ей казалось парадоксальным то, что при полном отсутствии каких бы то ни было элементарных условий, она несмотря ни на что и даже вопреки всем своим жизненным обстоятельствам выросла самодостаточной личностью.

Марина прожила у Лидии Матвеевны полтора месяца, в роддом её взяли только за пару дней до родов. После первого разговора о деньгах, Марина больше о них особо не думала, потому что все её сомнения были вытеснены новыми событиями и знакомствами. Рита появлялась у них редко, всё время она проводила у себя за компьютером – было много работы. Когда же ей удавалось вырваться, она приезжала к ним с большим сумками, набитыми всевозможными продуктами. Сначала Риту встречала Альма, которая прыгала, повизгивала и погавкивала от радости, занимая весь небольшой коридор. Лидия Матвеевна с Мариной стояли и, улыбаясь, ждали, пока Рита освободится от собачьих приветствий. Потом обычно начинались долгие разговоры, переваливавшие за полночь. В такие дни к ним всегда приходили пообщаться Ритины подружки, с первой же встречи полюбившие общение и с Мариной. У одной из них уже было трое детей, и, наверное, именно поэтому Марина с Таней сблизилась особенно. У Тани, в свою очередь была подруга Лера с которой они как-то пришли в гости вместе и не стали скрывать, что Лере просто очень хотелось познакомиться с Мариной, потому что она никак не могла поверить, что собиравшаяся родить пятого ребёнка женщина могла быть адекватной.
- Это как это? – искренне удивилась Марина, а Лидия Матвеевна слегка нахмурилась.
- Ну, знаешь, вроде как у Льва Толстого Наташа Ростова – вся поглощена пелёнками, а остальное её не интересует, типа, – хитро улыбаясь, объясняла Лера. Марина рассмеялась, а потом сказала – «Ну, типа, да, только сейчас вместо пелёнок памперсы!» После этого в разговоре наступила небольшая пауза, Лера не знала, что ответить, интуитивно она почувствовала, что Марина над ней посмеялась, тем более, что Лидия Матвеевна выглядела вполне удовлетворённой Марининым ответом, хотя их она всегда ругала за чрезмерное пристрастие к словечку «типа».
Паузу нарушила Таня –  Лидь Матвевна, ну вроде мы познакомились все, теперь приглашайте нас на кухню, мы тут с пирожными и виноградом!
На кухне разговор продолжился уже совсем в другой тональности. Таня рассказала Марине, что Лера и её ругает за трёх детей, говорит, время сейчас другое – столько возможностей, а она всё по школам, дедсадам да кружкам бегает. Лера в своё оправдание пыталась объяснить свою точку зрения, из которой следовало, что дети тормозят развитие женщины, и она, лично, не хочет отказываться от ни от карьеры, ни от возможности попутешествовать, мир посмотреть. Лидия Матвеевна на это выразительно вздыхала, а Таня, казалось, начала сомневаться в правильности своего прихода с Лерой.

- Да ну тебя, Лерка, – буркнула она, -- пришла познакомиться, а вместо этого опять своё му-му разводишь!»

Неожиданно для всех и для себя тоже Леру поддержала Марина.

- А если б у меня, Лера, такие возможности были, как ты говоришь, – вдруг сказала она, – то, кто знает, было бы у меня столько детей или нет. Может быть, и нет, даже скорее всего – нет. Ездила бы себе по миру, училась, работу интересную бы нашла. Своим девчонкам я бы такой жизни хотела, а не как у меня.
Такой поворот разговора оказался неожиданностью для всех. Лидия Матвеевна задумалась, и по выражению её лица было понятно, что не согласиться с Мариной она не может.
Марина же решительно продолжала: «А ты знаешь, почему я уже пятого рожать иду?»
- Почему? – серьёзно спросила Лера.
- А потому, что денег у нас на нормальные качественные изделия не было. Не было – и всё тут. Едва на хлеб тогда наскребали.
- И только? – не поверив, уточнила Лера.
- И только, – эхом откликнулась Марина. – Я когда четвёртой забеременела, поехала в больницу направление брать. Мне без слов дали, а мужу я решила не говорить. Пришла в очередь, минут десять отсидела, так мне гадко стало. Нет, ребёнка я себе не представляла, о девчонках не думала, вообще ни о чём не думала, но так пакостно на душе было. Вот я встала и ушла. Гори, думаю, всё синим пламенем, лучше с голоду сдохнуть, чем через эту мясорубку проходить.
- Я тоже также, Марин, – ходила, – призналась Таня, – и тоже ушла, не выдержала. Хмыкнув, она добавила – и мужу тоже ничего не говорила.
- И ничего им говорить, – с некоторой горячностью отреагировала Лера, – им тоже в некоторые моменты думать надо.
- Да тут, Лер, думай - не думай, а если твой организм настроился – ничего не поможет, – вздохнула Марина, – я вот своему говорю, – ты что, извести меня хочешь, что ли?»
- А он что?, – не поняла Таня.
- Да не мужу я, Тань, а организму своему. А он что? – ребёнка вынашивает, старается, можно подумать, у нас с ним другие варианты есть.
Разговор в этот вечер получился многогранным. Дойдя, несмотря на всю Лерину эмансипацию до вопроса нравственного выбора, разговор застопорился, потому, что, как подытожила Лидия Матвеевна, когда вопрос предполагает только два кратких варианта ответа да или нет, то желание мудрствовать проходит само собой. Возвращались и к Льву Толстому. Заставив Марину покраснеть, Лидия Матвеевна похвасталась Лере, что Марина, вот, Анну Каренину читает. Марина оправдываясь, тут же начала говорить о своих симпатиях к Левину и непониманию Анны. И тут выяснилось, что если Таня ещё худо-бедно Анну Каренину помнила, то персонаж по фамилии Левин ей был незнаком абсолютно, а Лера призналась, что до Анны Карениной вообще не дошла – «Я Войну-то с миром не дочитала, а вы мне про Анну Каренину!»
- А ты читать, Марин, любишь? – уточнила Таня.
- Я вообще без чтения не могу. Я, наверное, старомодная, для современного уклада непригодная, –развеселилась Марина, – и детей рожаю, и Льва Толстого читаю!
- Точно, неформат, ты Маринка! – с напускной серьёзностью поддержала её Лера, – и полюбопытствовала, а книжки где берёшь? Небось, ещё и в библиотеку ходишь?
- Через старшую заказываю в библиотеке при школе. Ещё и Рита привозит.
- Ах, Рита, как же я про неё-то забыла! Под Риткиным руководством даже я несколько книг прочитала. Рита – это серьёзный аргумент. Фанатик просто!

После этого визита Лера забегала к ним уже без Тани несколько раз, и каждый раз привозила Марине какие-нибудь фрукты. Незадолго перед роддомом она принесла ей ещё и книжку, объяснив, что после года Ритиного жужжания, он а сама всё-таки её купила и прочитала, а потом ходила почему-то в хорошем настроении, несмотря на совершенно неоптимистический, с её точки зрения, сюжет.

- Ты, Марин, найди время –прочитай, здесь немного, и смотри сама не стань, как Сонечка, своей жизнью тоже жить нужно, а книги, как и лекарства, должны иметь дозировку!

Марина прочитала книжку за один день, и весь следующий провела в размышлениях. Ей было абсолютно непонятно, какую связь увидела Лера между ней и главной героиней прочитанного – Сонечкой, к которой она почувствовала безраздельную симпатию. Сонечкин муж, несмотря на всю неоднозначность обстоятельств, вызвал у неё спонтанный протест – «Тоже мне, мужик, называется, – сердито думала она, – полез в койку к ровеснице дочери! Благо что художник!» Мысленно проиграв ситуацию ещё раз с позиции матери четырёх дочерей, она содрогнулась, – «Брр-рррр! Ничего мне не нужно, лишь бы в такое не влипнуть!» Потом она как-то некстати вспомнила, что прошёл уже месяц с того дня, как она уехала из дома, бросив на мужа детей и хозяйство. Сначала она в приступе нахлынувшей нежности мужа пожалела, а потом на неё напал червь сомнения — а вдруг ему тоже захочется отвлечься от своей жизни в сплошных серых тонах и, скажем, получить заряд считающихся положительными эмоций? План действий родился в её голове почти мгновенно. С трудом дождавшись вечера, когда с работы пришла Лидия Матвеевна, она попросила у неё разрешения позвонить домой.
- А что ты спрашиваешь? Мы ж уже договорились – звони, когда надо, и не спрашивай ты каждый раз!

- А я, Лидь Матвевна, долго буду говорить!
- Ну и говори себе на здоровье, – недоуменно пожала плечами Лидия Матвеевна, но к разговору почему-то стала прислушиваться. В этот раз она Марину не узнавала, казалось, что её подменили, говорила она то елейным голосом в совершенно несвойственной ей манере, приправляя свои речи жеманным хихиканьем, то неестественно воодушевленным тоном принималась о чём-то рассказывать, при этом странно как-то посмеиваясь. Когда разговор завершился, Марина не поспешила на кухню к Лидии Матвеевне, а сидела какое-то время рядом с телефоном. Когда же она всё-таки на кухне появилась, то Лидия Матвеевна встретила её вопросом «Что случилось, Марина?», и она, уже, не скрывая своих истинных эмоций, начала рассказывать ей о своих сомнениях.

- Слушай, а что это ты вдруг? Ведь никогда раньше за тобой подобного не замечалось! – удивилась Лидия Матвеевна.

И тут Марина выложила всё, что успела напридумывать за день, утирая слёзы и шмыгая носом. Иногда было трудно понять, кого она жалеет больше себя, или Сонечку.

- Да ты «Сонечку» что ли уже успела прочитать! – воскликнула Лидия Матвеевна, -- Марина, нельзя же всё мерить на себя! И Сонечку жалеть не надо, она счастливая, но по-своему. Не бывает одинакового для всех счастья. И жизнь каждый живёт свою.

Она плавно перевела разговор на более близкую в настоящий момент для Марины тему – её беременности – смотри, вон сколько женщин рожает, процесс вроде один и тот же, а не бывает похожего ни у кого, даже и у тебя каждый раз по-разному. А ты семейные отношения начала сравнивать! Да ты что!
- Даже не знаю, чего это меня пробрало так, – оправдывалась Марина, – женщина она такая хорошая, вот я из-за Анны даже ни разу не прослезилась, а эту жалко, ведь она как дочь ей была!
Трудно сказать, сколько бы ещё Марина выдавала поток сознания, если бы её сотовый вдруг не зазвонил.
- Да, Паш, нормально всё. Да. Да. Не волнуйся. Всё хорошо, – кратко отвечала Марина. – Да это я так, тебя жалко стало, решила с тобой поговорить и немного тебя взбодрить, а то устал та там, ... да ... да, конечно. Под конец разговора Марина уже смеялась. «Ну, ладно, Паш, пока. Деньги капают. Я уж скоро приеду, смотрите с дедом девчонок не балуйте! Целую! Пока!»
После разговора Марина повеселела и вернулась в своё прежнее расположение духа.
- Представляете, Лидия Матвеевна, Пашку я напугала как. Он мне говорит, чтой-то с тобой такое, почему со мной тоном таким противным разговаривала, или случилось что, а ты от меня скрываешь! Представляете – хохотала Марина, -- я с ним кокетничаю, веду себя, можно сказать, как женщина, а не как зачуханная многодетная мать, а от мне «тоном противным» – вот пойми их, мужей этих! По всему было видно, что Марина была всем этим очень довольна и полностью успокоилась и забыла о недавно терзавших её сомнениях.

Только Марина привыкла к новому образу жизни, и у неё появились свои интересы, о которых ещё пару месяцев назад она и подумать не могла, как пришло установленное Светланой Андреевной время ехать в роддом.
- Не рано ли? – беспокоилась она, – я ведь чувствую-то сейчас себя гораздо лучше, не то, что когда только сюда ехала.
- Рано – так назад вернёмся, ехать-то всего пятнадцать минут, – успокаивала её Лидия Матвеевна, – Светлана Андреевна врач опытный, зря дёргать тебя не стала бы.

В автобусе Марина опять некстати вспомнила о том, что не дотягивает до обещанного самим президентом материнского капитала каких-то жалких две недели с хвостиком. Погладив себя по животу, она мысленно обратилась к своему только ещё ожидавшему появления на свет малышу – «Прости меня, мальчик мой, думаю я не о том всё, вот не получается у меня стать капиталисткой, я из-за этого расстраиваюсь, а ты, наверное, чувствуешь это и думаешь, что я тебе не рада ...»

Надо сказать, что каялась Марина не напрасно. Неожиданно для себя самой она никак не могла спокойно отнестись к своему такому опозданию. Поначалу ей никак не удавалось найти нужного слова, чтобы описать свою ситуацию. Всплывало только одно – опоздание, но логически рассуждая, это никаким опозданием-то и не было, наоборот всё было раньше времени, но эффект, с её точки зрения был как от опоздания, вот она и окрестила свой случай опозданием, а Рите пояснила – «удобней мне так, ну в смысле понятней что ли ...» Так вслед за Мариной все её друзья и родные стали считать, что Марина опаздывает на получение широко разрекламированного материнского капитала.

Суета в приёмном отделении сразу же отвлекла её от всех мыслей, на смену которым пришло чувство беспокойства. Когда же дело дошло до взвешивания, Светлана Андреевна отругала их с Лидией Матвеевной так, что Марине долго потом об этом вспоминалось. Досталось им и за макароны с сыром, и за сосиски, и за тортики, и за картошку с мясом.
- Светлана Андреевна, так что ж мне голодом её морить надо было! – не выдержала Лидия Матвеевна, – ну хочет человек поесть, хоть месяц-то в году! Но та стояла на своём и всем видом показывала, что проштрафились обе, и причем сильно проштрафились.

Правоту Светланы Андреевны Марина осознала только, когда начала рожать, но несмотря на немалый вес ребёнка, процесс оказался вполне сносным по сравнению с предыдущим опытом. Впервые в жизни при ней неотлучно кто-нибудь был, и не просто стоял рядом, а помогал.
- Так-то рожать я ещё сколько угодно смогла бы, – описывала потом она свои впечатления, чем очень напугала мужа.
- Мариш, ты серьёзно? – со смешанным чувством только и смог сказать он, когда дозвонился до неё после рождения ребёнка.
Но Марине было совершенно не до эмоций мужа, она была всецело поглощена сыном.
- Пашка! Ну он прям ты вылитый! Смугленький, с черными волосами и такой крепкий, мужичок прям!
Паша был вне себя от переполнявших его эмоций. Сын!!! У него теперь есть СЫН! Дочек он своих очень любит, но сын – это другое. Ведь только сыну он сможет передать все свои навыки, а передавать ему есть что – вон сколько техники во дворе. Может быть, многие и усмехнулись бы, когда увидели эту «технику», собранную по помойкам да свалкам, но тем не менее всё не только было приведено в божеский вид и натёрто до напоминающего блеск состояния, оно ещё и работало! И теперь Паша справедливо надеялся, что сын станет ему не только достойным помощником, но и единомышленником что ли. А то, что без единомышленников в жизни трудно, он уже очень хорошо понимал. Со школой ему в жизни не повезло, но не из-за школы, а из-за часто возникавшей невозможности туда ходить. У мамы была своя жизнь в соседнем городе, отец работал сменами, еды никогда не хватало, потому что кроме Паши было ещё трое детей. Потом случилась трагедия – погибла младшая сестра – о чём Паша до сих пор старается не вспоминать, потому как уж больно страшно и нелепо всё произошло. Отец запил, мать отдалилась от них окончательно, а детям по большей части пришлось добывать себе пропитание самостоятельно. Ситуация в конце концов выправилась, отец вернулся на работу, где к нему отнеслись с пониманием, но у Паши к тому времени сложилась своя взрослая жизнь, в которой школе места не нашлось. Зато нашлось место для работы и для дяди Семёна, который привил ему любовь к разным механизмам и моторчикам. Потом встретилась Марина, родилась первая дочь и жизнь, казалось бы, должна была войти в русло семейной жизни, но из-за нехватки денег Паша ввязался в весьма сомнительную подработку в ночном клубе, и всё пошло наперекосяк. Когда уже была вторая дочь и третья в проекте в Пашиной жизни возник дядя Коля, который в него поверил так же, как, наверное, в него верила и Марина – и жизнь изменилась, или Паше её удалось изменить, не суть важно. Важнее всего было то, что, с его точки зрения, он сумел вернуть себе и своей семье достоинство. Пусть они порой сидели без копейки и, было время, питались одной перловкой, но они сохранили свои отношения, которые в течением времени только укреплялись, и все они, даже несмышленая ещё Юлька чувствовали себя единым целым. И вот сын, пусть ещё нескольких дней от роду, добавил их семье новые грани.

- Паш, а назовём-то как? Сергеем, как и хотели? – уточняла Марина после возвращения из роддома обратно к Лидии Матвеевне.
- Нет, я думаю, пусть будет Матвей – имя очень хорошее, – изменил прежнюю точку зрения Паша, каждый вечер читавший на ночь по главе из Евангелия.
Марина расстроилась, но вида не подала, а после разговора пожаловалась Лидии Матвеевне – - Представляете, Пашка выбрал имя Матвей, старомодное такое, что я даже не знаю, может, поспорить с ним ...
- Почему старомодное? – не согласилась Лидия Матвеевна, – имя, красивое, во многих странах есть.
Нет, Вы знаете, Лидия Матвеевна, – начала было Марина, но быстро осеклась и ойкнула, – простите меня, я как-то с Вашим отчеством не связала. Простите! – и замолкла.
- Да ничего, Марин, – успокоила её она, -- я своего отца почти не знала. Он на войне погиб, а когда уходил, я маленькая была. Помню только любовь к земле, к животным и природе он мне прививал. Везде с собой брал – и в огород, и в сад, и в лес, и на речку.

Марина какое-то время посидела молча, потом встала и решительно направилась к телефону. - Всё, Паш, решено – называем Матвеем, я тоже согласна, – сказала она в трубку решительно.

По окончании разговора она направилась в комнату, взяла ребёнка и подошла к Лидии Матвеевне.
- Вот, познакомьтесь, Матвей Павлович!, – улыбнулась Марина, и добавила, – а у Вашего папы какое отчество было?
- Иванович. Матвей Иванович, – растроганным тоном ответила Лидия Матвеевна и добавила, – спасибо, Марина.
В этот вечер они долго беседовали, рассказывая друг другу про свою жизнь и философствуя на вечные темы. Этот день был, пожалуй, единственным, когда Марине и Лидии Матвеевне удалось провести в спокойной обстановке.

А потом пошла череда гостей с подарками. Чего только ей не надарили! Опять отличилась Лера, привезя несколько больших упаковок памперсов.
- Это тебе от эмансипированной женщины в знак поддержки и уважения! – резюмировала она.
Осмотрев через пару дней все подношения, занимавшие весь свободный угол в Марининой комнате, Лидия Матвеевна выразила сомнения, что это все влезет в машину Романа, который выразил желание отвезти Марину домой.

Вопреки сомнениям машины хватило на всех и всё, правда, ничего другого туда было уже не втиснуть. «Хорошо Лариска не поехала, -- заговорщически сказал Роман, – а то бы руководила нами всю дорогу, а часть вещей пришлось бы оставить».

То, что Марина увидела дома по приезде, повергло её в шок. «Бомжатник! Ну бомжатник!» – только и приговаривала она. Но ни Паша, ни дед Сергей, ни девочки на её слова не реагировали. Всё внимание было приковано к новорожденному Матвею, который кряхтел и морщился, лёжа в пеленках на столе. Когда пришло время менять пелёнки, девчонки сгрудились у стола, чтобы получше рассмотреть братика.
- Ой, мама, что это? – удивилась младшая Юля, сразу заметив хорошо различимое анатомическое отличие, в то время как все остальные девочки от комментариев благоразумно воздержались.
- Это, Юля, – мальчик, – коротко и ясно объяснила Марина, а не собиравшаяся вот так просто успокоиться кратким ответом младшая сестра сказала – «А я думала, это Матвей мальчик ...» Может быть, она и продолжила бы свои уточнения дальше, но не решилась из-за полного отсутствия поддержки со стороны сестёр.

После того, как состояние эйфории постепенно прошло, в свои права вступили будни, в которых Матвей был центром всей их семьи. К большому удовольствию Марины Паша каждый вечер сам лично купал сына и даже вставал к нему ночью. Марина удивлялась – надо же! Ложится в час ночи, встаёт в пять утра, а к сыну подскакивает быстрей неё. Сказать, что Матвей был неспокойным – значит не сказать практически ничего. Только с рождением сына Марина узнала, что такое болезни младенцев.
- Рита! – жаловалась она, – ни одна из девчонок не болела вообще, а этот! Ужас! Насморк, кашель, температура! Скорая уже пару раз приезжала! Ничего не понимаю!
К шести месяцам Марина сделала для себя железный вывод: мальчики – это как другая вселенная, ну всё не так, как с девчонками, и слабей они, оказывается. Так-то на вид вон какой крепкий, ни в какие распашонки уже не влезает, а чуть что – температурит, сопливится, чихает, капризничает.

Когда у мальчика начали резаться зубы, прежние проблемы показались Марине сущим пустяком. Сначала она испугалась чего серьёзного, потому что уж больно сильно Матвей плакал, но после визита врача всё прояснилось. После недели ора, проблема отступила, и Марина смогла перевести дыхание. Как-то относительно хорошо выспавшись, она вспомнила, что у Димы сегодня день рождения. С самыми тёплыми чувствами она начала набирать номер Ритиного телефона, проигрывая в уме, что она должна успеть сказать людям, которые давно уже стали для неё почти что родственниками. «Рита! – начала она радостно-торжественно, но вдруг резко осеклась. Потом у неё вырвалось «Ой!» и ещё раз Ой! и покатились слёзы. Сидевший рядом дед Сергей, тоже хотевший поздравить Диму, побледнел и с трудом спросил, что случилось. «Дима? Дима? – только и смог выговорить он.
- Лидь Матвеевна, – сказала Марина и расплакалась. – Нет её больше, дядь Серёж. Нету!»
- Когда? – спросил он.
- Да сегодня. Утром.
Марина нервно прошла по комнате, машинально беря в руки то одно, то другое.
- Нет, не могу я так, не могу! Поеду я, дядь Серёж, поеду. Ведь мать моя родная ко мне никогда так не относилась, как она! И никто так не относился. И никто никогда так со мной не разговаривал, как она, никто так не заботился! Как будто я дочь для неё! О детях так заботятся, как она обо мне! Поеду я, дядь Серёж. Матвея с собой в коляске, ладно?!

- А сможешь ли доехать, Мариночка? Тяжело с маленьким-то по электричкам.
- Смогу. Я много чего уже смогла, а простится с близким человеком сам Бог велел!»

Марина ещё раз набрала Ритин номер и сказала, что выезжает. По всей видимости, Рита ей не возражала, потому что весь разговор уложился в несколько секунд.
Через час Марина сидела в электричке с Матвеем в коляске и Яной, которую она взяла в качестве помощника. Билеты она купить не успела, но контролёров в этот раз не боялась. - Мне есть, что им сказать, – думала она решительно.
Ещё через шесть часов она входила в Ритину квартиру, которая казалось, также как Рита и Дима съёжилась от горя.
- Где? – спросила Марина – почти бросаясь в комнату Лидии Матвеевны.
- Да нет, Марин, в городе сразу тело забирают, дома не оставляют, – как-то безучастно объяснила ей Рита, а Дима тем временем высвобождал из коляски притихшего от необычной для него обстановки Матвея.
Марина вдруг обмякла и заплакала. Заплакала и Рита, и они сели с ней в коридоре на топчан.
- Я не могу поверить, не могу поверить! – сквозь слёзы повторяла Марина. Вдруг Рита обратила внимание на прижавшуюся к входной двери Яну.
- Яна! – ахнула она, – что стоишь, иди сюда, давай помогу раздеться!
Яна насупилась и тоже заплакала. Марину это, казалось, заставило собраться, и она, успокаивая дочь, начала помогать ей снимать куртку и сапоги.
Помимо Риты и Димы в квартире было ещё несколько человек. Одна из Ритиных подружек, Марина это сразу поняла, отнеслась к её приезду очень неодобрительно.
- Как вы все разместитесь? Тут такие события, только грудного ребёнка не хватало! – услышав из кухни Ирино ворчание, Марина вопросительно посмотрела на Риту – - Рит, зря приехали, да? – спросила она с непривычной для себя интонацией.
- Нет, Марин, не зря, вон Матвей Димку в чувство привёл, хоть с ребёнком теперь занят, а то я даже за него бояться начала. Ведь день рождения у него сегодня, и мама всё для него наготовила, представляешь.

Услышала Марина и Димин ответ: «Не ворчи, Ир, она приехала в состоянии аффекта, а теперь после твоих слов не будет знать, что делать. А мы разместимся как-нибудь»
С размещением, действительно были проблемы. В Ритиной комнате уже были и сама Рита, и Дима, и его сестра Оля. Оставалась только комната Лидии Матвеевны.
- Рит, Лидии Матвеевны здесь не стало? Да? – спросила Марина.
Рита молча похлопала рукой по дивану.
- А что, – продолжила Марина, ведь это можно – в её комнате остаться? Почему я должна бояться того, кто был со мной добрее всех в жизни. Может, и она здесь ещё ... с нами. Можно, Рит, я здесь с детьми, а? Это же не запрещено правилами какими-нибудь, а?
- Смотри, Марин, если чувствуешь, что не надо, я с соседкой договорюсь, у неё ночевать будешь.
- Рит, а можно здесь?
- Дело твоё, смотри.
Не смогла убедить Марину пойти к ней ночевать и сама соседка. В результате спать она с детьми разместилась всё на том же диване, который в разложенном состоянии занимал почти полкомнаты.
Когда дети уснули, Марина прилегла к ним на диван и прислушалась. Было очень тихо. Непривычно тихо. Слегка угадывалось дыхание Матвея, а Яны не слышно было совсем.
- Надо же, Матвей какой тихий, – подумала она и погрузилась в воспоминания. Дойдя мысленно до печального события, Марина вдруг почувствовала испуг и посмотрела на детей. Они тихо спали. «Почему я испугалась?» – спросила она себя и подумала в ответ – «Этого боятся все, потому что мы ничего не знаем, и даже самые близкие люди нам ничего не скажут. Никто не скажет». Сколько ещё она предавалась размышлениям и когда уснула, она и сама не вспомнит, но разбудил её Матвей, начав усиленно кряхтеть и издавать разные звуки, оповещая таким образом маму о времени кормления. Было ещё темно.

Марина прожила у Риты девять дней. Было очень много народа, некоторых она знала, а с Лерой и Таней вообще встретилась как с давними знакомыми.
- Лёгкий был человек, легко и умер! – грустно сказала Таня и, подумав, добавила: - А ты смелая – детей с собой привезла. Я своим девочкам не сказала, хотя Лерка с Наташкой с Лидией Матвеевной английским занимались.
- А что ты им сказала? – удивилась Марина.
- А сказала, что заболела и уехала в санаторий лечиться.
- Но ведь когда-нибудь правду сказать надо будет.
- Надо – знаю, только как – пока не представляю.
- А у меня нет такой возможности, я сразу правду им говорю. Пусть привыкают. Как Лидия Матвеевна мне говорила – это жизнь.

Когда Марина вернулась домой, то первым делом спросила у мужа, не обиделся ли он на неё.
- За что?? – не понял он.
- Уехала, тебе не сказав, бросила вас тут, – неуверенно ответила она и поскорее добавила, – но не могла я иначе, Паш, понимаешь, никак не могла.

-Ты что думаешь, я не понимаю, что ли, – такой ответ оказался для Марины неожиданным.
- Паш, не понимаешь чего? – на всякий случай уточнила она.
- Ну что отношения у тебя с людьми такие родственные сложились, я же понимаю, как они к нам ко всем относятся. Думаешь, я слепой и ничего не вижу? Правильно сделала, что поехала.
Хотя Марина и не сомневалась в своём муже, но такой ответ её приятно удивил, и тема была закрыта.


После Нового года зубы у Матвея стали резаться с новой силой, и мальчик вопил что есть мочи все дни и ночи напролёт. Пришлось занимать денег и покупать какой-то специальный гель. Внимательно изучив инструкцию, Марина поняла, что злоупотреблять ей препаратом не стоит, и решила использовать его только для того, чтобы давать передышку всей семье. Поскольку изолированных комнат в их доме не было, ночные концерты Матвея были доступны для всех, а не только для бдевшей у кроватки мамы, благодаря чему Даша начала новую четверть в школе с двоек и троек.

К весне зубы утихомирились, и Марина получила к 8 марта от сына царский подарок – он стал хорошо спать по ночам. Как только Марина смогла выспаться и вернуться в своё нормальное состояние, её тут же одолели затихшие под натиском Матвеевых зубов проблемы. Как всегда первыми громко заявили о себе деньги своим отсутствием.
- Вот ведь, явление какое – деньги, – размышляла для себя Марина, – есть они – и ты их не замечаешь, как будто их и нет вовсе, но стоит им исчезнуть по-настоящему – и ты уже помнишь о каждой копейке.

Как-то позапрошлым летом к ним как обычно приехали Рита с Димой и погостили у них целых три дня. Это был настоящий рай – шашлыки у озера, купание, даже на машине за грибами выбрались и набрали столько, что сушеных на ползимы хватило. Потом гости уехали, и вся семья какое-то время блаженствовала подъедая все те вкусности, которые им привезли. Как только все припасы были съедены, начались привычные для всех будни – когда батон, когда булка, молоко, творог, ну и что на огороде растёт. Марина прекрасно знала, что и это «изобилие» закончится с осенью и нужно будет затянуть пояса. И такой период не заставил себя долго ждать. Марина крепилась до последнего, чтобы не занимать денег, потому что отдавать их было особо не с чего. Как-то в поисках хоть чего-нибудь случайно завалявшегося на дальней полке она изучала свой единственный кухонный шкаф. Для большей тщательности поисков она забралась на табуретку, и тут в её поле зрения попала какая-то коробочка, стоявшая на шкафу ближе к стене.

- Чтой-то тут такое? – мгновенно отвлеклась от своих мыслей Марина, -- я ничего туда никогда не ставила ... Или Дашка какие свои секреты прячет?? – было следующей мыслью. Привстав на табуретке на цыпочки, что было весьма небезопасным занятием для ходившей в тот год Матвеем Марины, она всё-таки достала то, что оказалось жестяной коробкой из под чая, которой – она это знала точно – у них отродясь не было. Как можно быстрее она слезла с табуретки и быстро-быстро с подозрением открыла коробку – и – о Боже! Глаза отказывались верить тому, что видели! Там лежала аккуратно свёрнутая в трубочку тысяча. Первый восторг от находки быстро сменился сомнениями – откуда?? Пашка никаких заначек никогда не делал, мужа она знала хорошо, да и не с его зарплатой было что-то ещё заначивать. Дашка?? Одиннадцатилетний ребёнок? Нет, не может быть. Когда зимой дедушка подарил ей сто рублей, Даша, спросив разрешения у мамы, истратила их на всякую дребедень для себя и сестёр. А тут целая тысяча! Вконец озадаченная Марина, сделала то, что она обычно делала, когда попадала в тупик и не знала, что предпринять – она позвонила Рите. Выпалив на одном дыхании всё, что лезло ей в голову, Марина вопросительно замолчала. Рита как-то подозрительно молчала ей в ответ.

- Ей, Рит, аллё, ты слышишь меня? Аллё-аллё!» – повторяла Марина. Рита в ответ прыснула со смеху.
- Рит, ты чёёё? – никак не могла понять Марина, – Рит, аллёё, – растеряно повторяла она.
Рита откровенно расхохоталась в трубку – Я уж думала вы давно нашли и забыли об этом! – ответила Рита, но Марина никак не могла её понять.
- Что нашли, Рит? Я говорю тебе, тут у меня на шкафу коробка какая-то из-под чая, не наша, а в ней тыща лежит, представляешь!
-Да Димка летом её туда поставил, сказал, что когда найдёте – будет приятная неожиданность, сюрприз это вам то есть, – отсмеявшись объяснила Рита.
- Рит, да ты чёё, – не унималась Марина. – Ну Димка даёт! Во даёт! Прям так нам тыщу и положил?
- Да, Марин, да! Прям так тыщу вам и положил!
- Рит, да ты чёё! И мне её потратить можно?
- Марин, ты чёё! – поддразнила её Рита, – приди в себя, тыща вам, трать, как хочешь, успокойся, тебе нервничать нельзя, слышишь, – Рита пыталась убедить Марину поверить в реальность ситуации.
- Слушай, Рит! Так я сейчас прям так и в магазин, ладно?
- Давай-давай, конечно, и не трать времени на разговоры, а то и у меня на работе затык полный!
До похода в магазин Марина успела позвонить мужу и быстро-быстро рассказать ему о находке.
По телефону Паша её восторгов не разделил и велел закругляться, сказав, что при её способностях парить по телефону Рита замучается ей каждую неделю деньги класть.
Вечером вся семья блаженствовала за столом. Всё купленное Марина распределила по дням, а детей строго предупредила, чтоб без спросу по шкафам не шарили: «Вам же лучше – каждый день что-нибудь вкусненькое, а то за один раз всё съедите – и зубы на полку, да!?»


На этот раз – Марина была в этом уверена – ни на какую коробочку из под чая рассчитывать не приходилось, и она стала считать время, оставшееся до Матвеевой зарплаты – так она называла детское пособие в полторы тысячи, которое вызывавшее у неё в последнее время много противоречивых чувств государство платило ей за рождение пятого ребёнка.

Экономить на всём, включая самое необходимое, Марина привыкла, поэтому и в этот раз ей удалось дотянуть до зарплаты так, что дети этого не заметили. Взрослые – другое дело, но им было привычно отказывать себе во всём, в чём только можно, поэтому они уже не обращали внимания на рядовые для себя обстоятельства.

Весна тем временем вступила в свои права и, как это ни странно на первый взгляд, тоже требовала от Марины денег. Как-то, услышав расположившегося в ветках черёмухи соловья, Марина поняла, что её так и тянет с ним поспорить.
- Весна – поёшь? – вслух сказала она, всматриваясь в черёмуху, любовь?

Помолчав немного, как будто ожидая ответа, она продолжила: «А вот у меня моя любовь вон в коляске лежит, а ещё четыре тоже любви - уже самостоятельные - где-то бегают». Как будто в ответ соловей разразился новой трелью.

- Даа-ааа, -- мечтательно произнесла Марина, – весна! Пой, конечно, но и я тебе тоже скажу, что это не только любовь». Тут она призадумалась и нахмурилась. В голове проносились далёкие от романтики мысли о том, что рассада помидор и других овощей уже не умещается на подоконниках, а денег на плёнку, чтобы починить видавший виды парник так и не накопили, что семян надо купить, а то сеять нечего будет, и о бесконечных других мелочах, требовавших денег, денег и ещё раз денег. Как-то некстати вдруг вспомнилась недавно прочитанная статья о доходах разных крупных начальников, которых она никак не могла привыкнуть называть на новый лад менеджерами, и мысль бодро побежала в новом направлении. «Как их ещё называют-то?» – наморщив лоб начала вспоминать она. – Менеджеры ... менеджеры ... Ах, да! Вспомнила! Топменеджеры! Вот».

Марина несколько раз повторила про себя новое слово и уже не слышала продолжавшего заливаться на все лады соловья. Новое слово её отвлекло и не давало сосредоточиться больше ни на чём другом. «Что ж это за профессия такая, – думала она, – что за неё платят столько, что и не представить? Что ж такого делать-то нужно?» Чем больше она пыталась найти для себя ответ, тем более непонятным ей это становилось. Наконец она решила позвонить Рите, чтобы хоть как-то отвлечься от поднадоевших уже и не подчинявшихся ей мыслей, но и в разговоре с Ритой ей так и не удалось переключиться.

- Рит, ты это, не смейся надо мной, ладно? – начала она.
Рита немедленно выразила согласие.
- Вопрос тут к меня не по делу, ладно?
Рита её приободрила, и Марина, собравшись с силами, выпалила - - Чтотакоетопменеджеры??? – и замерла в ожидании реакции.
Помолчав с секунду, Рита уточнила: «Тебе как ответить – подробно или одним предложением»
- Ой, лучше одним предложением, чтоб мне от мысли отвязаться,– как бы извиняясь, сказала Марина.
- Нуууу, – протянула Рита, -- это менеджеры в особо крупном размере. Понимаешь?
Марина неуверенно хихикнула. Такого в ответ она не ожидала.
- Ты что такое менеджер знаешь? – уточнила у неё Рита.
- Ну да, это по-старому продавец в большом магазине, правильно?
Хотя Рита и молчала, Марина почувствовала, что она улыбается.
- Не только продавцы, Марин, – вдруг серьёзно ответила Рита. – Это управленцы, которые управляют, понимаешь, типа руководители что ли.
- И чем они руководят? –удивилась Марина.
- Да всем, чем можно.
- И что, совсем неважно чем?? – снова удивилась она.
- В том-то и дело, что неважно – хоть чем.
- А как это можно-то так, а? Трудно, поди, наверное, руководить-то всем подряд? Ага, вот за это им и платят, поняла Марина и обрадовано продолжала, – а то я тут в статье прочитала, что им больше всех платят и, как их, бо-бо-бо-какие-то ещё, а, знаешь, Рит, когда денег-то нету, ну на такие дела внимание-то обращаешь, вот я задумалась – это каким умным надо быть ...
- А вот ум здесь ни при чём, – перебила её Рита, – это из другой оперы
- Подожди, опять меня запутала, а за что ж деньги-то тогда?
- За руководство, – опять ответила Рита.
- Ну, и я говорю, – настаивала Марина, – это ж какой ум надо иметь, чтоб руководить-то!
- Вспомни свою соцзащиту, – посоветовала ей Рита.
- А этих-то чё вспоминать! – с явной неприязнью в голосе отреагировала она.
- Тоже руководители, между прочим!
- Эти! Руководители! – возмутилась Марина. Да они ж только и знают, что воруют, до нас ни копейки не доходит. Мне вот тут опять сказали, что хоть президенту жалуйся, хоть Папе Римскому, а ничего тебе не положено!
- Ну вот... – ответила Рита, как будто только и ждала такого ответа.
Марина вдруг обмякла как сдувшийся шарик: «Ну хоть не топменеджеры-то они, а? Может, просто так менеджеры, а то обидно-то как, Рит, а?»
- Успокойся, – заверила её Рита, – этим до топ менеджеров далеко
- Ну и ладно, –уже другим тоном, – продолжила она, – а то знаешь, парник нужно делать, я вот и думаю, если целлофановые пакеты посшивать покрепче, может лето-то и простоит он, как считаешь?
Рита уточнила у неё насчёт плёнки и, получив ответ, успокоила: «Да пришлём мы вам с Ромкой и Ларисой плёнку, Димка нам покупает и на вашу долю заодно купит.» Марина не смогла скрыть радости, но на всякий случай посомневалась на свой любимый мотив «вам-Рит-тоже-деньги-нужны», и Рита ей в уже привычной манере как и всегда в таких случаях подтвердила, что, мол, нужны, конечно, но на плёнку хватит.

Когда Марина и Паша наконец-то почти справились со всеми заданными весной задачами, Матвей напомнил о себе начавшими резаться с пущей силой зубами. Как-то ночью, чтобы дать мужу и детям поспать она в отчаянии вывезла его в коляске во двор на свежий воздух в надежде, что хоть свежий воздух сделает своё волшебного дело. Но никакого волшебства не случилось, мальчик продолжал громко жаловаться на никак не прорезавшиеся зубы. Марина усиленно качала коляску и с сомнением смотрела на дверь – возвращаться в дом означало будить всех. Она посмотрела на часы – было четыре часа утра. «Пашке ещё два часа поспать можно», -- с сожалением подумала она и некстати вспомнила, что у старшей дочери скоро должна быть годовая контрольная по математике. Вздохнув, она вынула сына из коляски и попробовала покачать его руках. Через каких-нибудь пять минут Матвей затих, иногда всхлипывая во сне.

- Замучился, бедненький мой! – с нежностью шепотом сказала Марина и добавила, – не плачь мой мальчик, не плач, хороший. Ты у нас самый главный, самый лучший, самый красивый, ты наше солнышко!» Под влиянием нахлынувших эмоций Марина аккуратно поцеловала сына в носик. «Тёплый! – с радостью отметила она, -- значит, не замерз, значит ещё немного погуляем, дадим папе, сёстрам и дедушке поспасть, да?» Матвей ответил ей тихим посапыванием. Вдруг входная дверь скрипнула и на пороге появился Паша.
- Мариш, ты чего на улицу вышла, – спросил он встревожено, – как он там?
- Да нормально, Паш, спи иди. Я специально вышла, чтоб вам поспать дать, сейчас уж не холодно, давай иди обратно, тебе ещё пару часов поспать можно.
Но Паша её совету следовать не собирался: «Давай-давай, в дом иди, а то тихо так стало, что мы с батей проснулись даже и испугались, не случилось ли чего. Давай-давай! Я без тебя не пойду!»

Матвей тихо поспал какое-то время и дома – как будто понял, что ему говорила мама, но к шести часам разразился новым протестным криком. Марина в ответ только вздохнула, предвкушая развитие событий, не сулившее никакой перемены на следующие несколько дней.
Как-то через пару таких беспокойных дней и ночей к качавшей Матвея Марине подсела Даша и уверенно сказала:
- У меня точно никогда столько много детей не будет .
- А разве плохо, что на свете есть ты, Яна, Вика, Юля и вот Матвей? – спросила её Марина, – а ведь если бы я так думала, то вас бы «точно» – как ты говоришь – на свете не было бы.
Даша, насупившись, молчала, а Марина продолжала качать уставшего от собственно плача Матвея, ей казалось, что стоит ей только прекратить качать коляску, как он снова заплачет.
- Мам, ну вот можно так сделать, ну чтобы так много детей всё-таки не было. Я знаю, у нас в классе ни у кого больше столько детей нет. Что они для этого делают? И почему мы у тебя есть, например? – не унималась Даша.
Марина улыбнулась и ответила: «Ты же сама на свой вопрос и ответила – вы у меня есть потому, что я ничего не делала для того, чтобы вас у меня не было».
Даша напряжённо молчала, переваривая сказанное, было понятно, что такой ответ её явно не удовлетворил, и что она не собиралась сдаваться.
- Нет, мам, мне вот Ванька сказал, что мы, когда станем взрослыми, то обязательно поженимся. Это значит и у меня много детей будет, да? А вот у Ульки никого нет, ни братика, ни сестрички – значит, когда она поженится, у неё будет только один ребёнок, правильно?
Марина сначала мысленно дёрнулась на Дашино «обязательно поженимся», но вовремя спохватилась и сделала вид, что вообще этого не слышала, от основного же вопроса – она это хорошо понимала – ей уйти не удастся, тем более что дочь продолжала смотреть на неё вопросительно.
- Даш, не могу я тебе сказать сейчас, от чего это зависит, сколько детей в семье. Я вот у мамы одна, а вас у меня пятеро, так что совсем не обязательно, что у тебя будет пятеро детей.
- А сколько? – уточнила Даша.
- Это будет зависеть от многих обстоятельств. И случится это тогда, когда станешь взрослой и выйдешь замуж.
- А почему сейчас нельзя решить, сколько детей будет. Лёлька Смирнова вообще говорит, у неё никого не будет, что она выйдет замуж за алигарка и уедет за границу.
Марина про себя усмехнулась – ну и разговоры у двенадцатилетних девочек! Впервые за несколько часов отвлекшись от укачивания младшего ребёнка Марина сосредоточилась на старшей дочери.
- Вот смотри, если я тебе сейчас дам решить задачу по математике за десятый класс – ты сможешь её решить?
- Нее-еет, мам, ты же знаешь, что нет, – Даша не могла взять в толк, почему мама перевела тему разговора
- Я в этом тоже уверена, – продолжала Марина, – а знаешь, почему? Потому что всему своё время. Чтобы ты смогла решить такую задачу, тебе нужно доучиться до десятого класса и пройти всю программу, тогда ты сможешь, правильно?
Даша кивнула.
- А теперь скажи мне, когда обычно люди женятся или выходят замуж – когда им двенадцать лет, или когда они уже закончат школу, выучатся и станут взрослыми?»
Даша хихикнула.
- Нет, Даш, ты ответь мне, пожалуйста, как ты думаешь?
«Ну, конечно, когда взрослые, мам, -- сказала Даша и немного смущённо уткнулась ей в плечо.
- Ну вот и ты решишь для себя этот вопрос, когда станешь, взрослой, сейчас у тебя для этого просто нет ни знаний, ни жизненного опыта, – уверенно сказала Марина, а про себя подумала «что я такое несу – причём здесь знания и жизненный опыт!?

Дашу же такой ответ вполне удовлетворил, и она с облегчением вздохнула – -- Значит, сейчас мы совсем не знаем, и никто не знает, да?
- Конечно. Сейчас этого не знает никто, да и зачем знать, что будет через много-много лет, когда лучше знать то, о чём тебя завтра на уроке учительница спросит,» -- с полуулыбкой ответила ей Марина.
- Ну, мамочка, мы так не договаривались, – возмутилась Даша, – я сначала погуляю, а потом уроки делать сяду.
- Ладно, Даш, идите с девочками на улицу, а я делами займусь, пока Матвей поутих, только смотрите в доме не шумите, – напутствовала её Марина, но Даша её уже не слышала, потому что, мгновенно забыв все свои вопросы, она пулей выскочила из избы на терраску и уже пыталась присоединиться к игре, в которую, сидя за столом, играли все её сёстры.

То, что уже наступило лето, Марина поняла только по начавшимся школьным каникулам и съезжавшимся в их деревню дачникам. Первыми приехала московская семья, с мальчиком из которой дружила Даша.
- Нууу, теперь от Дашки помощи не дождаться, – со смешанным чувством подумала Марина, но, как вскоре выяснилось, на этот раз она ошиблась. Даша ухитрялась выкраивать время и на младшего братика.
Вскоре и к самой Марине стали заходить в гости и за молоком её давние московские и питерские знакомые, и тёплые летние вечера превратились для неё в отдушину. Как-то одним из таких вечеров, когда Марина беседовала на лавочке перед домом с Ириной Михайловной, мамой Дашиного приятеля Серёжи, к ним подсела Яна.
- Ну, Яночка, как ты живёшь? – спросила её Ирина Михайловна, и Яна тут же торжественно оповестила её:
- А мы с мамой в Москву ездили!
- И что же тебе, Яночка, в Москве больше всего понравилось? – спросила её Ирина Михайловна, понимая, что девочке очень захотелось поучаствовать во взрослых разговорах.
- Туалет у тёти Риты на работе и тётя Оля! – выпалила Яна и торжественно улыбнулась, ожидая дальнейших расспросов и продолжения беседы.
И Марина, и Ирина Михайловна на какое-то время оказались полностью обескураженными ответом Яны, казалось, что Марина даже немного покраснела за дочь.
- А куда Вы в Москве ходили? – продолжила свои расспросы Ирина Михайловна.
- В театр, в Макдональдс, на детскую площадку, – мечтательно продолжала Яна, усердно болтая ногами.
- Ну а в театре-то тебе понравилось? – с надеждой в голосе уточнила Марина.
- Очень! – ответила Яна и добавила – там меня мама с тётей Ритой фотографировали!
- А что тебе ещё в театре понравилось? – продолжала настаивать на правильном ответе Марина.
Яна призадумалась. Было очевидно, что ей хотелось продолжить разговор, но она немного запуталась.
- Это, Яночка, наверное, сказка была, да? – подсказала Ирина Михайловна.
- Нет! – уверенно ответила она, – это была не сказка. Там все пели. Громко-громко.»
- А о чём они пели?
- Ну ... пели, в общем! – чуть помедлив с ответом, ответила Яна и добавила, – это был большой-большой праздник!
- А ты хотела пойти в театр ещё раз? – спросила Марина.
- Да! — выпалила Яна и сползла с лавочки, всем видом показывая, что ей пора по своим делам.

- Мало они у меня чего видели, Ира, как бы оправдываясь за дочь, – попыталась объяснить эмоции дочери Марина, когда Яна скрылась во дворе. – Рита нас снова приглашала, говорит, всему надо учиться, и в театры ходить тоже.
- А ты знаешь, Марин, — вдруг перебила её Ира, – я когда первый раз в Америку съездила, я ведь тоже всем своим знакомым про их туалеты рассказывала, так они меня потрясли, а ведь мне далеко не семь лет было! Так что ты не расстраивайся, быт – это совсем не последнее дело, и Яна это по-своему подтвердила».

- Да, – согласилась Марина, -- а Ольга с ней сидела два вечера, пока мы с Ритой в театре были. Днём-то Янку водили, а вечером уже сами развлекались. Дома-то их вон у меня сколько, на всех времени не хватает, а тут ей одной сколько внимания!»

Это лето принесло Марине много положительных эмоций. Зубы у Матвея прорезались окончательно и бесповоротно, он научился ходить и начал немного разговаривать. Погода стояла отличная, и все, включая Марину, проводили много времени на озере. У лета было много других плюсов, о которых она могла сказать только Рите. Во-первых, оно существенно облегчало стирку и сушку белья, во-вторых, одеть детей летом было гораздо проще, чем зимой, да и прокормить тоже. Можно было не выгадывать копейки на дешёвые витамины, а собирать ягоды и в саду, и в лесу, который помогал их семье и грибами. «Ты знаешь, жаловалась сама на себя Марина в разговоре с Ритой, – в лес стала ходить, как в магазин, да ещё радуюсь, что денег платить не надо!» В-третьих, обе их коровы были также полностью обеспечены кормом и давали много молока, которое всегда разбирали дачники, приехавшие в деревню всё благодаря тому же самому лету. В результате у Марины всегда были деньги на самое необходимое, а без другого, казалось, вполне можно было обойтись.

Осень подкралась, как всегда незаметно. Сначала начали осыпаться листья, потом зачастили дожди, после чего домой потянулись дачники. Молоко стало оставаться, денег убавилось, а Марина с ужасом обнаружила, что все дети очень сильно подросли. «Господи! – думала она, -- разбирая шкаф, влезут ли они у меня в то, что есть, или покупать надо будет?» Она оценивающе смотрела на всех по очереди, и сердце у неё сжималось. К школе девочек ей помогала готовить Рита, поэтому Марина была относительно спокойна, хотя как бы ей хотелось самой хоть разок зайти в магазин и купить что-нибудь, не думая о том, сколько это стоит.

Если сентябрь поставил Марине осенние задачи, то октябрь с помощью Риты и её друзей помог их решить. Уже как всегда Рита кинула кличь по знакомым с детьми, призывая их отписать Марине уже ненужные им детские зимние вещи. Кто-то откликнулся, кто-то нет, но результат всё равно был положительным, и Марина уже в который раз для себя удивлённо отметила, что часто получается всё так, как и надо, и самое главное – уметь не впадать в панику и не отчаиваться. Поскольку Матвей подрос и стал более или менее самостоятельным, к Марине вернулся вкус жизни, и она снова начала мечтать о поездке в Москву к Рите, о походе в театр и многом другом. Они с Ритой продолжали созваниваться, но уже не так часто, как раньше. И дело было не в том, что в их отношениях произошли изменения, а, наверное, в том, что Марина вдруг почувствовала, что повзрослела окончательно. Она вдруг осознала себя абсолютно самостоятельным человеком, не привязанным к внешним обстоятельствам. Сначала она не совсем понимала себя, ей казалось, что это просто рождение сына добавило ей веса в глазах окружающих и её семьи. Потом она поняла, что дело было не столько в рождении сына, а в рождении пятого ребёнка, и вот этим открытием она с Ритой не могла не поделиться.

«Рит, ты понимаешь, как будто во мне какой долг сидел – вот должна я была, понимаешь, должна была родить этих детей. Ведь как плохо было, а всё равно ...» Рита пыталась философствовать, говорила с ней о религии, о ценностях, но это было не совсем то, что чувствовала сама Марина. А чувствовала она именно свой долг, не конкретный, а всеохватывающий, что должно было произойти именно так, как уже произошло. И это чувство ей давало силы, и, как это ни странно на первый взгляд, ощущение какой-то смутной радости, как будто она сама в глубине души знала что-то такое, что делало её самым счастливым человеком вне зависимости от любых условий. Она перестала панически бояться новой беременности, хотя ей почему-то казалось, что наступила передышка. На Ритины увещевания быть поосторожнее Марина только отшучивалась, но Рита была так серьёзна, что как-то в разговоре в очередной Ритин приезд Марина решилась открыть ей секрет своего спокойствия.

«Знаешь, Рит, -- говорила она, -- как-то ещё весной мне так плохо стало, думаю – всё – умру, не выдержу больше. Подумала и испугалась, а дети-то, дети-то мои как будут? В общем решила попробовать молитву прочитать, как Пашка каждый вечер делает. А молитвы-то я никакой не знаю. Встать с кровати не могу совсем. Ну и начала своим словами говорить, что, мол, Господи, прости меня, дуру такую. Детей нарожала, а сил нет, надежда только на тебя, не на кого больше-то. Много я чего, Рит, наговорила, всего не помню. Только получилось у меня в тот раз как-то всё складно, как будто я по написанному говорила, и легко так – сроду раньше не получалось. Ну и заснула потом не помню, как. А проснулась новым человеком, представляешь. Как будто из ремонта вернулась. Вон сапоги Янкины в город носила, думала, засмеют – дрань такую принесла, нет, взяли и не улыбнулись, а вернули – не узнать, как будто новые. Вот и я так же проснулась, как те Янкины сапоги из ремонта. И почему-то уверенность появилась, что передышка мне будет, а как потом дальше – даже и не знаю, но и думать об этом не охота, когда это ещё будет-то!»

Рита слушала Маринин монолог и думала, что она права. Права в том, как она мыслит и как поступает. Права потому, что несмотря на все трудности, она никогда никого ни в чём не обвиняла, и принимала всё равнодушие, с которым постоянно сталкивалась как некую данность, на её жизнь не влияющую. Когда она сказала об этом Марине, та искренне удивилась: «Рит, ты чёё! Какое равнодушие-то! Мне вон как повезло! Сколько друзей, и все помогают! Ты вон с Димкой нам роднее нашей родни!»
Рита в ответ попыталась напомнить, как они писали письмо президенту о материнском капитале и что из этого вышло. «Друзья, Марин, друзьями, но ведь и государство ещё есть, а оно вашу семью в упор никогда не замечало!» – возражала она.
При упоминании некогда любимой Мариной тему она всегда серьёзнела. И в этот раз улыбка сползла с её лица, и она, стараясь получше вспомнить, наморщив лоб сосредоточенно произнесла: «Как там у французов-то король какой-то сказал, что государство это я. Правильно?»

Рита подтвердила, и Марина подхватила – Вот и у нашей семьи – государство – это мы сами. А что? Законы у нас есть, и мы их соблюдаем, мы работаем – тут она вдруг прыснула от смеха – и государству ещё помогаем!»
- Как это? – не поняла Рита.
- Налоги платим! – гордо ответила Марина и, хитро улыбнувшись, добавила – но не все!
- Смотри осторожнее с налогами, – полушутя полусерьёзно ответила Рита – здесь не до юмора, здесь государственная казна, а это в их системе ценностей – святое.
- Да молоко я продаю! – объяснила Марина и снова засмеялась, – левые деньги! А ещё две коровы, десять кур и пять гусей! А ты говоришь!
- Пора вас раскулачивать! – подвела итог Рита.

- А нам тут предложили в Германию ехать, – перевела разговор Марина. –Бабка Пашкина немка, оказывается, наполовину, вот они с его матерью документы собирать начали и нас зовут.
На этих словах Рита отбросила весь шутливый тон и начала узнавать подробности. По словам Марины, выходило, что уехать им реально, но Паша не хочет ни в какую и даже поругался из-за этого с матерью. Сама Марина, может быть, и была бы не против, ради детей – а то какое им тут образование – только посуду мыть шансы есть, но Паша был непреклонен.
- Я вот порасстраивалась, подумала и поняла – прав мой Пашка, Рит, прав. Если мы здесь никому не нужны, то там и подавно! Ну дадут нам пособие – и всёёёоо! В обмен на всё остальное!
- Это на что же на остальное? – полюбопытствовала Рита.
- Смотри – к соседям не сбегаешь просто так, от души уже просто так не поговоришь, их язык обязан уважать, а как его уважать-то, когда не знаешь? С той же тёткой Надей уже словом не перебросишься, тётка Зина о тебе не посплетничает – скучно! У девчонок здесь уже друзей сколько да и у нас тоже! Огород у нас, скотина, сад разводим, ягод сколько насадили! Две собаки у нас, кошек не счесть – их-то куда? Неет, Рит, я подумала-подумала – прав Пашка – где родились, там и пригодились.

Помолчав немного, Марина добавила: «А про образование детям я не верю. Если б они здесь выучились, тогда да, их бы туда взяли и перспектива бы была, а так им своих учить надо, а что - рабочая-то сила сама даром приезжает!»
-Да, Марин, – согласилась Рита, – и здесь не сахар, и там мёдом не намазано.
- Ну для кого-то, может, там и мёд, – возразила Марина, – но не на наш это, выходит, вкус, мёд-то этот. По магазинам я, Рит, походить хотела бы. Очень. Так этого не хватает, а потом бы домой. Да нельзя так, жалко.
- Ну и что – решили окончательно? – уточнила Рита.
- Окончательно, – подтвердила Марина. – Я ещё Дашку туда хотела с бабкой отправить, а она без нас ни в какую, старше станет – сама решит, а сейчас лучше со всеми вместе.
Тема неожиданно быстро исчерпала себя, и Марина перешла к любимому предмету обсуждения.
- Слушай, Рит, – сказала она, – Матвей-то подрос, ещё полгодика и совсем самостоятельным станет. Может, мне можно будет с Юлькой к вам приехать, она ещё нигде у меня не была, а?
Рита согласилась, и они начали как всегда строить планы, в которых был и зоопарк, и цирк, и концерты с театрами и даже пиццерия вместо привычного Макдональдса.
- Ох, Рит, осталось дело за малым – осуществить всё задуманное, – мечтательно произнесла Марина и добавила, – а вы говорите в Германию ехать!»

Марина с Юлей приехала в гости к Рите, как они и договаривались, через полгода. Визит прошёл по уже хорошо отработанному сценарию. Как обычно были намечены планы на будущее. В общем, размеренный ход жизни, как заметила сама Марина, нарушенный рождением пятого ребёнка, возвращался, и от этого на душе становилось всё спокойней. Когда на обратном пути она сидела в электричке, обхватив рукой уснувшую у неё на коленях Юлю, она вдруг поняла, что почувствовала себя полноценным независимым человеком только недавно, и как это ни странно – после того, как закончились мучения с резавшимися Матвеевыми зубами. Незаметно для неё самой все её стремления чего-то добиться в жизни исчезли, и она поняла, что они с Пашей уже и так много чего добились, и от этого ей вдруг захотелось во что бы то ни стало продолжать жить дальше активной жизнью – трудиться и отдыхать, ездить в гости и принимать гостей у себя, заниматься с детьми и направлять их в жизни, чтобы у них уже получилось больше, чем у их родителей. Марина расслабилась, притянула дочку к себе поближе, прислонилась головой к окну и задремала, и в полудрёме немного причудливыми образами перед ней проходили разные картины её насыщенной делами и проблемами жизни. И в этот момент она почувствовала себя абсолютно счастливым человеком. У неё была дружная семья, любимый муж, друзья, хозяйство, много разных идей и планов. Она была нужна своим детям, которых любила тихой и спокойной любовью, без надрыва и преувеличений - И сейчас она ехала к ним, к своим детям, к своему дому, своему хозяйству,  своей семье – к себе домой.