Глава пятая. Сон с продолжением.
Людмилу разбудил телефонный звонок. Звонил Гусев. Человек пунктуальный и нелюбящий опаздывать, Вадим Викторович беспокоился о том, что может заставить ждать Варвару Захаровну, чего ему бы никак не хотелось делать.
— Люда, я тебя не разбудил? – дипломатично спросил он Людмилу.
— Нет, Вадим Викторович. Я уже с полчаса, как проснулась. Вот сейчас позавтракаю и буду собираться.
— Отлично. Тогда давай умывайся, собирайся, а я часика через три за тобой заеду.
— Вадим Викторович, а туда, к бабушке, долго ехать? – спросила Людмила.
— Прилично. Это ведь на самой окраине города находится. Вот я и прошу тебя: к моему приезду будь готова. Приеду – сразу поедем.
В этот день Гусев был настроен решительно. Всю ночь он просидел на кухне и, при свете включенного бра, просматривал бумаги, которые ему оставил Иван. С дотошностью и скрупулезностью, присущей любому хорошему адвокату, он вчитывался в каждое слово, проверял правильность постановки каждой запятой. Его жена, Анна, знала: если муж всю ночь напролет сидит на кухне и роется в документах, значит, речь идет о чем-то действительно серьезном.
Поговорив с Людмилой по телефону, Гусев собирался уходить. Анна, всегда встававшая вместе с мужем для того, чтобы проводить мужа, в это утро позволила себе поспать подольше. Вернее, она никак не могла проснуться. Какая-то неведомая сила так и приковывала её к кровати, а веки слипались сами собой. Наконец, Анна заставила себя встать, накинула на плечи махровый халат и вышла в коридор. Еще не совсем обретя чувство реальности, Анна немало удивилась, увидев мужа на ногах и, что называется, при полном параде.
— Ты куда это в такую рань собрался? – спросила он Вадима.
— Ты что, мать? Какая рань? Девять часов уже.
— Как девять? – Анна с удивлением взглянула на висевшие над дверью часы. – Это что, я столько проспала?
— Да, Анна Трофимовна. Столько вы почивать изволили, – иронично заметил Вадим. – Я уж думаю: не буду будить. Пусть поспит подольше.
— Вадик, ты сейчас куда? К Сапрановым?
— Нет. Сейчас я в контору заеду, заберу там кое-какие бумаги, а потом заеду за Людой. Вместе в Троице-Лыково и отправимся. Ты, если хочешь, тоже подъезжай.
Анна видела, что муж настроен решительно.
— Ты что, хочешь сегодня огласить завещание? – спросила она.
— Ну, а чего тянуть? Люда нашлась, приехала. Вся семья в сборе. Так что все условия, необходимые для оглашения завещания, соблюдены.
— Слушай, а ты Германа не боишься?
— А чего мне его бояться? Я действую по закону, не нарушая ничьих прав. Герману беспокоится не о чем.
— Ой, я бы на твоем месте не была бы так спокойна, – сказала Анна. – Мне Иван ясно сказал: Герману от него ничего не достанется. Вот представляешь, что будет, если Герман узнает что его обошли. Он же тогда и Люду, и Варвару Захаровну просто со свету сживет.
— Ну, я бы, на месте Германа, вообще бы ни на что не рассчитывал. Какое право он имеет на что-то претендовать, если он сам, своими руками, Ваньки всю жизнь испортил.
— Ему-то что? Ты же знаешь: Герман не тот человек, которого беспокоит моральная сторона вопроса. Если он поставил перед собой какую-то цель, то будет идти напролом, как танк.
— Я тебе, Аня честно скажу: меня меньше всего интересует, какие там Герман ставит перед собой цели. Для меня главное, чтобы последняя воля моего лучшего друга была исполнена, и для этого я сделаю все, что от меня зависит.
Причин недолюбливать Германа и у Вадима, и у Анны было больше, чем достаточно. Вадим считал, что Герман – виновник того, что жизнь его лучшего друга Ивана пошла под откос, а Анна напрямую обвиняла Сапранова в смерти своей подруги Ларисы. Правда, во втором случае вина Германа была косвенной, но от этого не менее серьезной.
Неприязнь между Германом и Вадимом была взаимной. Герман невзлюбил Гусева с того момента, как Вадим впервые появился в доме Сапрановых. Раздражало Германа все: и внешность, и повышенная привязанность к Ивану, и плебейское, по мнению Германа, происхождение. Когда Вадим приходил к Ивану, Герман не упускал случая, чтобы не отпустить в адрес друга своего брата поток колких фраз и едких замечаний. Сначала Вадима это задевало, возмущало, но потом он научился на подобные выходки Германа просто не обращать никакого внимания.
Что касается Анны, то для снобливого Германа, с его явно завышенным самомнением, этого человека не существовало. Всякий раз, когда Вадим и Анна появлялись в доме Сапрановых, Герман, отпуская едкие колкости в адрес Вадима, абсолютно не стеснялся того, что рядом с ним стоит его жена, которой может быть неприятно выслушивать все эти замечания. Так продолжалось до того времени, пока Анна не сблизилась с Варварой Захаровной – матерью Германа и формальной главой семейства. Тут Герман стал просто невыносим. Ненависть к Анне стала возрастать в геометрической прогрессии. Еще бы! Варвара Захаровна стала узнавать про старшего сына такие подробности, от которых у любого нормального родителя волосы бы встали дыбом.
— Так, значит, это Герман житья Ларисе не давал, – говорила Варвара Захаровна после того, как Анна поведала ей о злоключениях своей подруги. – Только я одного не могу понять: ему-то все это зачем надо было?
— Ой, не знаю, Варвара Захаровна, – вздыхала Анна. – Только у Лариске из-за Германа вся жизнь под откос пошла. Лариса же, когда уезжала, уже беременна была. Я же, когда из Болгарии приехала, сразу искать её кинулась. Приезжаю в Крымск, а мне и говорят: Лариса умерла, а её дочку в детский дом отправили.
— Ой, что же Герман наделал-то, – причитала Варвара Захаровна. – Надо же так родному брату судьбу поломать. Если бы ни он, глядишь, и Ванька был бы на человека похож.
— Ой, Варвара Захаровна. Ну, что сейчас про это говорить. Ларисы давно уже нет. Её девочка – неизвестно где. Обидно, конечно, что все так получилось. Лариса Ивана любила. Сейчас бы жили вместе и горя бы не знали.
После таких рассказов отношение Варвары Захаровны к старшему сыну изменилось, разумеется, в худшую сторону. Если до этого Иван ходил у неё просто в любимчиках, то после таких подробностей, рассказанных Анной, он еще обрел ореол эдакого мученика, пострадавшего от безрассудств старшего брата. В этот же день Герман испытал на себе всю мощь материнского гнева, выразившегося в двух увесистых пощечинах, отчего его ненависть к Ивану и ко всем, кто его окружает, возросла в геометрической прогрессии. Знал бы Герман, какой судьба еще готовит ему удар, он бы прибил Ивана тут же, в этот же вечер.
К этому дню Вадим Гусев готовился долго и тщательно. Вернее, готовились они вдвоем с Иваном, пока тот был жив, а сейчас осталось лишь поставить в проделанной работе жирную точку. Сейчас, когда все было готово, Вадим торжествовал. Наконец-то, по его мнению, справедливость одержит победу. Наконец-то Герман ответит за все свои козни.
— Так. Я сегодня к Сапрановым где-то около двух приеду, – говорил Гусев жене. – Ты подъедешь?
— Ну, а как же! – вскликнула Анна. - Я же должна, наконец, увидеть Ларискину дочурку. Да, и Варваре Захаровне, я чувствую, нужна будет моя поддержка.
— Это точно. Герман обязательно воспользуется случаем, чтобы обвинить её во всех смертных грехах: и что поиски Люды затеяла, и что Ваньку любила больше, чем его.
— Знаешь, Вадик, Герман обвинять кого угодно и в чем угодно. Он же у нас – большой мастак претензии предъявлять. Только на этот раз я ему ни Варвару Захаровну, ни, тем более, Люду в обиду не дам.
— Ладно, защитница ты моя, – иронично сказал Вадим – Я поехал, а ты тоже давай, умывайся, собирайся и дуй в Троице-Лыково. Сегодня нам с тобой нелегкий день предстоит.
С этими словами Гусев захлопнул за собой дверь, оставив Анну наедине с её воспоминаниями. А вспомнить ей действительно было что… У единственного ребенка в своей семье, Анны, не было никаких подруг, кроме Ларисы. Вернее, Лариса была даже не просто подругой, а настоящей сестрой – самым дорогим для Анны человеком. Когда Лариса влюбилась в Ивана, Анна искренне радовалась за подругу: ну, хоть у неё-то все сложится по-людски. Если бы Анна только знала, что за люди, эти Сапранова, то и на пушечный выстрел не подпустила Ларису ни к Ивану, ни вообще к кому-либо из этой семейки. Уехав в Болгарию, Анна оставила Ларису в надежных, как ей казалось, руках Ивана. Иван не смог оправдать надежд Анны. Собственно, обвинять его в чем-либо было бы бессмысленно, и это Анна хорошо понимала. Ну, что можно взять с человека, жизнью которого всецело распоряжались то самодур-отец, то абсолютно беспринципный старший брат-интриган?
Ни одно ведро слез выплакала Анна, когда узнала о смерти лучшей подруги. Изменить что-либо уже было нельзя, а поэтому Анне оставалось только одно: сидеть и тихо ненавидеть виновника Ларискиных несчастий, то есть – Германа. Тихая ненависть продолжалась до тех пор, пока Гусев не объявил жене, что Иван в своем завещании все свое имущество отписал дочери, то есть – Людмиле. Вот это был реванш! Вот это был бальзам на душу! Только сейчас, зная, что Герман останется ни с чем, а её подруга будет отомщена, Анна немного успокоилась. Справедливость, как ей казалось, вот-вот восторжествует, а ни о чем большем она и мечтать не могла.
Ничего не подозревающая о том, что ей уготовано, Людмила была поглощена заботами об утреннем туалете. Не будучи никогда не кокеткой, ни модницей, Люда буквально обалдела от открывшихся перед ней возможностей. Войдя в ванну, Люда не поверила своим глазам. Перед ней на пластиковых полочках стояли всевозможные пузырьки, флакончики, коробочки, тюбики. Все это было в немыслимо нарядных упаковках, какие можно увидеть только в дорогих супермаркетах. Самой ванной, как таковой, не было. Посередине комнаты возвышалось некое сооружение, своим видом напоминающее огромную раковину. По бокам этой раковины были расположены две панели с сенсорными кнопками. Накрывало эту конструкцию некое подобие стеклянного купола, под которым располагался душ.
Не разу в жизни Людмила не испытывала подобного наслаждения. Теплая вода со всех сторон обдавала тело нежностью и негой. Подобное ощущение Людмила испытала, когда вместе с подругами ездила на водопады. Тогда, стоя под потоком ледяной воды, Люда забывала обо всем на свете. Впрочем, сейчас, лежа в ванной, перед глазами Людмилы стоял тот прекрасный юноша, которого она видела во сне. Этот образ так прочно вошел в сознание, завладел мыслями Людмилы, что избавиться от этого наваждения она не могла, даже если бы и захотела.
Не будучи человеком влюбчивым и уж тем более легкомысленным, Люда всегда мечтала о большой семье с, как минимум, четырьмя детьми. А что нужно для счастливой семейной жизни в первую очередь? Правильно! Любящий муж. Причем, материальная сторона в этом деле не имела абсолютно никакого значения. Избранник мог быть хоть слесарем или маляром на стройке. Главное, чтобы человек был хороший. И вот тут наступали проблемы. Серьезных претендентов, соответствующих вышеуказанным требованиям, Людмила еще не встречала. Ну, не рассматривать же в качестве жениха Сеньку Казачкова – кочегара из школьной котельной. Парень-то он не плохой, но только все его достоинства заключались в одной фразе, которую он периодически произносил:
— Я здоров, как бык.
Детина он был действительно не из хлюпиков. За один раз мог поднять два мешка с углем или скрутить в бараний рог железную кочергу. Эта сила была объектом постоянной гордости Сеньки. В общем, по мнению Семена, главное, что нужно для счастливой семейной жизни – это здоровый мужик, способный выполнять любую работу. Такая позиция не вполне устраивала Людмилу.
Будучи по натуре интеллектуалом, Люда и в людях ценила, прежде всего, ум, сдержанность, тактичность, общительность. Вот по этим параметрам Люда и хотела найти себе мужа. Только женихи, соответствующие вышеуказанным требованиям, почему-то не встречались. То ли сама Людмила была слишком робка, то ли просто еще не пришло её время, но никаких серьезных предложений от молодых людей Люда не получала. Дело дошло до того, что Люда сама начала рисовать в своем сознании образ будущего избранника. Картинка получалась довольно привлекательной. Перед Людмилой представал эдакий прекрасный принц на белом коне. Рыцарь без страха и упрека. Дело дошло до того, что мечта об этом принце вдруг материализовалась. Правда, пока это произошло только во сне.
То сновидение, которое Людмила увидела ночью, казалось ей чудом. Юноша, приснившийся ей, внешне полностью соответствовал тому образу, который она рисовала в своих мечтах. Принц из сказки, казалось, ожил. Оставалось только дотронуться до него, прикоснуться своими губами к его губам, почувствовать его дыхание, его тепло. Ах, если бы не этот злосчастный телефонный звонок, прервавший сон.
Приняв ванну, одевшись, Людмила стала собираться в дорогу. Еще никогда в жизни она не волновалась так, как сейчас. Ей предстояло увидеть бабушку. Господи, как жестока и иронична иногда бывает судьба! Прожив двадцать лет, фактически ничего не зная о том, кто её родители, Людмила была ошеломлена, когда узнала, что её разыскивают родственники. Еще в детском доме, находясь среди множества других детей, Люде неоднократно приходилось выслушивать обидные дразнилки от одной весьма упитанной, но не очень умной девочки:
— У Людки кривоногой ни отца, ни матери. Мать умерла, а отец за длинным рублем в Москву подался да там себе другую тетку и нашел.
За эти слова девочка не была убита только потому, что Люда не умела драться в принципе; не позволяли ни состояние здоровья, ни воспитание. В детстве Людмиле вообще очень часто приходилось чувствовать себя самым жалким и самым обиженным судьбою существом. Дело в том, что детский дом, в котором воспитывалась Людмила, не был детским домом в привычном понимании этого слова. У большей части воспитанников были родители, а на выходные они уезжали домой. На неделю в интернат привозились дети из отдаленных деревень, где не было своей школы. Пять дней проходили занятия, игры, прогулки, а к выходным детский дом пустел больше, чем наполовину. В своей спальни Люда оставалась одна. Бывало, уткнувшись лицом в подушку, лежа на кровати, Людмила даже не плакала, а рыдала навзрыд так, что наволочка и покрывало после этого оставались насквозь мокрыми. Единственными утешителями бедной девочки были: кошка «Маруська», ласково урчащая, лежа в и ногах у Люды, да нянечка тетя Нюра, жалобно причитавшая:
—Ох, горемычная ты моя. Что же тебя так судьба обидела? Ведь, подишь ты, ладно бы родители какие непутевые были. Такие, если Бог даст, и одуматься могут. Нет же. Родную мать схоронить, когда сама еще дите малое – это и врагу не пожелаешь.
— Тетя Нюра, а у меня еще сестренка есть, – всхлипывая, говорила Люда.
— Сестренка? – удивлялась нянечка. – И где же твоя сестренка?
— Не знаю. Нас вместе забрали. Только я в одной машине поехала, а Ленка – в другой. Её, наверное, куда-то далеко увезли.
Тетя Нюра снисходительно качала головой, относя слова девочки к обыкновенным детским фантазиям. Люда же точно знала, что сестренка её жива, но находится где-то очень далеко, и, когда они обе вырастут, то обязательно, ни смотря ни на что, найдут друг друга.
Вот и сейчас, собираясь на встречу с бабушкой, Людмила не переставала думать о своей сестре. Возможно, когда они с Варварой Захаровной станут по-настоящему близкими людьми, Люда сможет попросить бабушку о помощи в розыске Лены. Ведь Варвара Захаровна – человек небедный; наверняка у неё есть какие-то связи, знакомства. По крайней мере, она могла бы подсказать, с чего надо начать. Вообще Людмила ждала этой встречи с Варварой Захаровной с замиранием сердца. Ведь долгие годы у неё вообще никого не было, а теперь в один миг появилась целая родня.
Выпив чашку кофе, перекусив двумя бутербродами с сыром, Людмила решила на скорую руку разобраться со своим гардеробом. Надо было решить, в чем она предстанет перед родственниками. Когда Люда раскрыла чемодан и выложила из него все содержимое на диван, её охватила тоска. Все, что она привезла с собой, все, что в далеком провинциальном городке было принято считать одеждой, в Москве охарактеризовалось одним словом – барахло. Эти цветастые блузки, эти сшитые из плотной ткани юбки, этот нелепый вельветовый сарафан – одежонка, в которой не то, что появиться в приличном доме, а просто выйти на улицу стыдно. В общем, выбор у Людмилы был скудный. Из всего увиденного перед собой Люда выбрала белую блузку да темно-синюю юбку – костюм, в котором ежедневно её лицезрели ученики.
Проблема с нарядами худо-бедно была решена, но тут же возникла другая. У Людмилы была одна привычка, выработанная за многие годы: никогда не приходить в чужой дом с пустыми руками. Обязательно она должна была принести с собой какой-нибудь подарок. Вот с подарком-то и вышла заминочка. Перед отъездом Людмила прошлась по всем магазинам, какие только были в Крымске, но, посмотрев на содержимое прилавков, что все, что там продается, у её бабушки, наверняка, уже есть. В общем, к своему ужасу, Людмила не привезла из дома ничего, чем бы могла порадовать пожилую женщину.
Людмила принялась проводить ревизию содержимого своего кошелька. Там лежало всего четыре купюры по пятьсот рублей. На такие деньги особо не разгуляешься, но купить цветов, коробку конфет или торт на них все-таки можно. До приезда Гусева времени оставалось достаточно, и Людмила решила выйти на улицу, пройтись по ближайшим магазинам с тем, чтобы купить какой-нибудь гостинец. Заодно, во время этой прогулки, можно будет и мысли привести в порядок. А подумать было о чем!
Солнце, безоблачное синее небо, легкий ветерок, как никогда, располагали к размышлению, и Людмила принялась анализировать то, что произошло с ней за последнее время. Сказать, что девушка прибывала в состоянии некой растерянности, значит, ничего не сказать. Больше двадцати лет она прожила вообще без семьи, ничего не зная о своем рождении, а теперь у неё появилась куча родственников, о которых ничего не было известно. Что за люди? Как отнесутся к ней? Эти вопросы даже не беспокоили, а мучили Людмилу, терзая все больше по мере того, как приближалось время, когда должен был приехать Гусев.
Бредя по тротуару узкой улицы, Людмила не заметила, как дошла до маленькой площади, по - середине которой возвышался фонтан, а по бока располагались торговые развалы, продававшие всякую всячину. Чего тут только не было! И конфеты в нарядных упаковках, и игрушки, и цветы, и всевозможные сувениры, и торты – все так манило и радовало глаз. Людмила прошлась вдоль этих торговых рядов, смотря, что бы выбрать в подарок Варваре Захаровне. Вдруг её внимание привлек один торговец с лицом явно кавказской национальности, бойко рекламирующей свой товар, разложенный перед ним на лотках. Торговал он всякой посудой: тарелками, блюдцами, горшочками. Покупателей зазывал громко, с присущем ему кавказским темпераментом.
— Эй, красавица, не проходи мимо! – обратился торговец к стоявшей перед ним Людмиле. – Посмотри, какие красивые у меня штучки-дрючки. Тебе за полцены отдам, не пожалею.
— Это вы мне? – робко спросила Людмила.
— Тебе-тебе, а кому же еще? Посмотри. Может быть, что-нибудь тебе понравится. Подарок купишь.
Среди всего многообразия, разложенного на лотках, Людмила заприметила одну декоративную тарелку, которую вполне можно было бы повесить в качестве украшения на стену или поставить на комод или журнальный столик. Людмила посчитала, что такой сувенир может порадовать пожилую женщину такую, как Варвара Захаровна.
— Скажите, пожалуйста, а сколько стоит у вас эта тарелка? – спросила Людмила кавказца, заискивающе смотревшего на неё.
— Персик, я же сказал: тебе за полцены отдам. Бери, не пожалеешь.
Оказалось, что полцены – это ровно половина той суммы, что лежала у Людмилы в кошельке. Просить торговца, чтобы он еще снизил цену, было бесполезно, а поэтому Люда, отсчитав требуемое количество купюр, взяла тарелку и отправилась в обратный путь.
Проходя мимо ларьков, в множестве стоявших вдоль тротуара, Людмила вдруг остановилась около одного из них, своим видом напоминавшего разноцветный шатер. За прилавкам этого шатра стояла немолодая, но весьма упитанная дама, с полным безразличием ко всему окружающему смотревшая куда-то в небо. Товар, разложенный на прилавках этого ларька, был мечтой любого ребенка. Каких игрушек тут только не было: и плюшевые зверушки, и куклы в нарядных платьях, и всевозможные машинки и паровозики.
Естественно, что на любой товар всегда найдется свой покупатель. Вот так произошло и сейчас. Только Людмила хотела пройти дальше, к цветочному киоску, чтобы купить бабушке какой-нибудь букет, как около шатра появилась молодая женщина, которая вела за руку маленькую девочку лет трех-четырех. Ребенок, разумеется, не мог остаться равнодушным к увиденному ей игрушечному изобилию. На детском личике расцвела улыбка, а глазенки так и светились неподдельной радостью.
— Мама, купи зайку, – попросила малышка, протягивая ручонки к стоявшему на переднем прилавке заводному зайцу с барабаном.
— Лена, я пока тебе ничего не могу купить, – строго ответила мать, чем вызвала немалое разочарование у малышки.
Услышав, что девочку зовут Лена, Людмила буквально обомлела. Это имя для Людмилы всегда имело особый, даже, можно сказать, мистический смысл. Тут же вспоминалась сестра, которую Люда видела совсем маленькой. Когда они расстались, Лена была младенцем, и Люда даже не помнила её лица. В памяти остались только большущие, голубые глаза, такие же, как у этой девочки.
Рука Людмилы сама по себе потянулась к кошельку. Через несколько секунд требуемая сумма денег бы у Людмилы в руках, и она направилась с ней продавщице игрушек. Оказалось, что забавный зайчик стоит ровно столько, сколько осталось у Людмилы денег после покупки подарка для Варвары Захаровны. Игрушка была куплена и тут же подарена девочке к немалому изумлению её мамы.
— Да, что вы! – произнесла растерявшаяся от такой щедрости мать. – Не стоило было беспокоится. Вам же потратится пришлось.
— Да, ладно. Деньги у меня есть, а ваша дочка хоть порадуется.
–– Ленка, ты бы хоть тете спасибо сказала. – упрекнула женщина немного растерявшуюся от неожиданной щедрости девочку.
— Спасибо большое, – пролепетала тоненьким голоском малышка.
— Да, не за что, – улыбаясь, ответила Людмила.
За всеми этими приятными хлопотами Людмил не заметила, что уже минут пять за ней пристально наблюдают. У обочины дороги стоял элегантный «CITROEN», за рулем которого сидел весьма упитанный юноша, одетый в военный камуфляж. Юноша все время озирался по сторонам, очевидно, ожидая кого-то. Вскоре к машине подошел молодой человек с подчеркнуто аристократической внешностью, неся в руках бумажный сверток. Высокий, широкоплечий, одетый в дорогой, черный костюм, молодой человек открыл переднюю дверцу и сел в автомобиль рядом с упитанным юношей.
— Держи. Это твои любимые, – сказал молодой человек, положив сверток на колени толстяку.
— Ну, что? Поехали?
— Погоди, Пашка. – отмахнулся молодой человек. – Посмотри лучше, какая вон там девушка стоит.
— Где?
— Да, вон, около палатки с игрушками.
— Девушка симпатичная, – констатировал Пашка. – Только тебе-то что?
— Как что? Я уже год, как разведен, а у меня ни в одном глазу.
— Димка, а вот тебе не надоело? Эта у тебя уже какая по счету будет?
— При чем тут: какая по счету? Может быть, я намерен завязать серьезные отношения.
— Знаем мы твои серьезные отношения. Поматросишь и поминай, как звали. Ты же у нас Казанова со стажем.
— Думай, что хочешь, а я с ней познакомлюсь.
С этими словами Дима выскочил из машины и побежал к цветочному киоску, расположенному у обочины дороги. Миловидная продавщица, принарядившаяся в белый, накрахмаленный фартук, была на седьмом небе от счастья, когда одетый с иголочки красавец вручил ей две стодолларовые ассигнации и купил чуть ли не половину всего запаса чайных роз.
— Ну, началось. – вздохнув, иронично произнес Павел, наблюдавший из машины за тем, как его друг бежит навстречу новым приключениям.
Зная Дмитрия, как облупленного, Паша с точностью до секунды мог предугадать весь ход дальнейших событий. Обладая всеми качествами профессионального обольстителя, Дмитрий, как никто другой, умел ими пользоваться. Любая девушка, попавшая в его поле зрения, не выдерживала и трех минут, чтобы не оказаться во власти его чар.
— Ленка, Ленка, знала бы ты, чем занимается сейчас предмет твоих воздыханий. – грустно бормотал про себя Павел, наблюдая из машины за тем, как Дима подкрадывается к очередной жертве.
Между тем предмет воздыханий неизвестной Лены уже вплотную приблизился к Людмиле, предвкушая радость от предстоящего знакомства.
— Девушка, разрешите преподнести вам эти прекрасные цветы – услышала Людмила за спиной тихий, приятный голос.
Она обернулась и обомлела. Перед ней стоял тот самый принц, которого она видела сегодня ночью во сне. Та же статная фигура; те же черные, как смоль, вьющиеся волосы; те же большие, немного печальные глаза; та же добрая, но немного грустная улыбка.
— Это вы мне? – смущаясь, спросила Людмила.
— Вам! – уверенно ответил молодой человек. – Кому же еще?
— Ой, мне даже как-то неудобно. – Людмила продолжала смущаться. – Мы ведь с вами не знакомы.
— Ну, а что же мешает нам познакомиться поближе? – Дмитрий продолжал заигрывать. – Вот вас, например, как зовут?
— Меня – Люда.
— А меня – Дима, – улыбаясь, произнес молодой человек. – Люда, а я мог бы вас куда-нибудь пригласить?
— И куда же?
— Ну, не знаю… в ресторан, например, или в театр. О! Хотите, сходим в Большой театр, на «Пиковую даму»?
— Я даже не знаю, что вам ответить. Вы поймите, я в Москву приехала к родственникам. Хотелось бы провести побольше времени с ними.
— Лидочка, ну, не лишайте меня хотя бы надежды. – Дмитрий, еще бы минута, упал бы перед Людмилой на колени. – Я же сойду с ума, если больше вас не увижу.
Еще несколько минут таких признаний, и Людмила провалилась бы под землю от смущения. Таких слов ей никто и никогда не говорил, и слышать их для неё было непривычно. Она не знала, что ответить этому юноше. С одной стороны, Люда была готова идти за ним хоть на край света, а с другой – он был для неё совершенно чужой, незнакомый человек, у которого абсолютно непонятно, что на уме. Перебирая в голове все возможные варианты выхода из этой ситуации, Людмила выбрала один, на её взгляд, единственно верный.
— Знаете что? – сказала она Диме, смотревшему на неё глазами, как у собаки, просящей еды у хозяина. – Оставьте мне свой телефон. Если выпадет свободная минутка, я вам позвоню, и мы с вами все решим.
— Я буду ждать с нетерпением вашего звонка, – произнес Дмитрий, протягивая Людмиле визитную карточку.
Взяв карточку, Людмила пошла обратно, домой, а Дмитрий со всех ног помчался к машине, где его ждал Павел.
— Ну, что? – с усмешкой спросил Пашка, когда Дмитрий плюхнулся на соседнее сиденье, достал из бардачка бутылку с минеральной водой и осушил её в несколько глотков. – Как зовут очередную жертву?
— Люда, – выпалил Дмитрий, переведя дыхание. – И, ты знаешь, я, кажется, хочу на ней женится.
В ответ на такое признание друга Павел разразился звонким, истеричным смехом. Он-то, как никто другой, знал, что такие понятия, как Дима и семейная жизнь, не совместимы в принципе. Чего только стоила история с Леной Белоноговой – единственным человеком, осмелившимся на весьма дерзкий шаг – покуситься на свободу и независимость Дмитрия.
— Так! Ты хочешь жениться, – произнес Павел, не переставая смеяться. – Ты знаешь, я думал: после неудачного опыта с Ленкой, вопрос с женитьбой для тебя закрыт.
— Ну, а что Ленка? Свет клином на ней не сошелся. Если не повезло с одной, то это не значит, что не повезет с другой.
Когда Дмитрий говорил, что хотел бы жениться на Людмиле, он не кривил душой. Человек сдержанный и максимально рациональный, он был скуп на проявление каких-либо сентиментальных чувств. Правда, это не мешало ему проявлять знаки внимания поклонницам, недостатка внимания коих он никогда не испытывал.
— Знаешь, после того, как вы с Ленкой разлетелись, у нас половина управления на тебя зуб имеет.
— Да, я знаю: в твоей конторе все смотрят на меня, как на врага народа. Но я-то что сделать могу? Лена – свободный человек, и в праве распоряжаться своей жизнью так, как считает нужным.
— Она тебе хоть пишет? – спросил Павел.
— Да, зимой как-то я получил от неё письмо.
— Ну, и как она там?
— У неё все нормально. Муж – большая шишка в бизнесе. Вон, уже второй отель на побережье строит. У Ленки свой ресторан в Загребе. В общем, жизнь удалась.
— Только ты у нас как был одиночкой, так и остался. – Павел вздохнул и дружески похлопал Дмитрия по плечу. – Может быть, этой Люде удастся из тебя человека сделать.
Вообще, обо всем, что касалось брака с Леной Белоноговой, Дмитрий вспоминать не любил и старался говорить об этом как можно меньше. Уж слишком неприглядная получилась история.
Дмитрий был завсегдатаем вечеринок, которые частенько устраивал у себя дома Павел. На таких посиделках собирались в основном сослуживцы Павла, а служил не где-нибудь, а в московском уголовном розыске в чине капитана. Вот на одну из таких вечеринок и заглянул Дмитрий, да так там и остался, став своим среди всей этой розыскной публики.
Дмитрий был интеллектуалом до мозга, и своими знаниями прекрасно умел пользоваться. Когда он начинал что-нибудь рассказывать, смолкали все, слушая каждое его слово.
Вот как-то раз гости, уже успевшие пропустить по бокалу сухого вина решили поймать удачу за хвост, перекинувшись в картишки. Как на грех, в эту компанию и угораздило затесаться Лене Белоноговой – примадонне местного разлива. Девушка весьма симпатичная, Лена пользовалась большой популярностью среди всего мужского коллектива Петровки. Но сейчас взгляд Лены упал на элегантно одетого юношу, в гордом одиночестве сидевшего на диване и листавшего какой-то журнал.
— Паша, а что это за красавчик у тебя на диване скучает? – спросила она у Павла.
— Это Димка Серковский. – ответил Павел, осушая бокал с вином. – Между прочим, очень богатенький Буратино. Только я бы, на твоем месте, к нему не лез. Не твоего это поля ягода.
— Но-но, – уверенно сказала Лена. – Это мы еще посмотрим, кто чьего поля ягода.
По тому, каким тоном была произнесена последняя фраза, можно было сделать вывод: Ленка начинает охоту, причем, безжалостную и беспощадную.
— Ну, Димка, держись! – произнес про себя Павел, поняв, что Ленка намерена, в чтобы то не стало, охомутать его лучшего друга.
Обозначив тональным кремом и ярко-красной помадой боевой раскрас, Лена вступила на охотничью тропу.
Присев на диван, Лена стала заглядывать Дмитрию через плечо, как будто интересуясь тем, что за журнал он там разглядывает. Дмитрий спиной чувствовал пытливый взгляд Лены, но при этом делал вид, будто так увлечен чтением, что ничего не замечает.
— Интересуетесь Древним Египтом? – со знанием дела спросила Лена, хотя сама в древней истории разбиралась не больше, чем водитель автобуса разбирается в микробиологии.
— Некоторым образом. – ответил Дмитрий. – Профессия, так сказать, обязывает.
— Профессия? Простите, а чем вы занимаетесь, если не секрет?
Тут Дмитрий поведал о себе такое, что разогрело интерес к нему со стороны Лены в несколько раз. Оказалось, что он искусствовед и адвокат в одном лице. Причем, не просто искусствовед, а человек, делающий в сфере прекрасного большие деньги.
— Я десять лет прожил во Флоренции, – рассказывал он. – Изучал живопись, скульптуру, ювелирное дело. Сейчас у меня сеть антикварных и ювелирных салонов в Москве и Петербурге. Собираюсь еще открыть несколько художественных салонов.
Дмитрий извлек и кармана миниатюрную палехскую шкатулочку и вручил её Лене.
— Это вам на память, – тихо произнес он.
— Ого! – подумала про себя Лена. – Похоже, деньги он не считает. Если удастся выйти за него замуж, то это будет большая удача.
Что удивительно, для того, чтобы женить на себе Дмитрия, Лене не пришлось прикладывать больших усилий. Человек солидный и вполне состоявшийся в жизни, Дмитрий сам понимал, что пора бы ему как-то остепениться, обзавестись семьей. Лена была, в его глазах, идеальной кандидатурой на роль хранительницы семейного очага, и вскоре, после двух месяцев ухаживаний, он сделал ей предложение. Надо ли говорить, что Лена была на седьмом небе от счастья. Еще бы! Сорвать такой куш, при этом особо ничего не делая.
За Ленку радовались все: и подруги, и сослуживцы, и даже Пашка, всегда к ней не ровно дышавший. Все, кроме её мамы – Музы Леопольдовны. Уроженка Македонии из древнего княжеского рода, волею судьбы, оказавшаяся в Росси, Муза Леопольдовна всегда имела свое, особое мнение в отношении будущего своей дочери. В качестве мужа Лены Муза Леопольдовна всегда мечтала видеть македонца. Ну, или представителя какой-нибудь другой балканской национальности, и, желательно, познатнее. Поэтому, едва только Лена сказала, что выходит замуж за русского, Муза Леопольдовна надменно заявила, что такой брак не благословляет, и появление свое на свадьбе не считает возможным.
Свадьба была хоть и скромной, но многочисленной. На торжество в «Грибоедовский» собрался почти весь коллектив МУРа. В белом платье и с букетом из алых роз в руках, Лена выглядела весьма эффектно, но на её лице угадывалась плохо скрываемая грусть. То ли невеста была расстроена тем, что её мама категорически отказалась принимать этот брак, то ли уже тогда в её душе поселилось нехорошее предчувствие: будущая семейная жизнь не сулит ничего доброго. Дмитрий-то смотрел на неё не глазами влюбленного мужчины, а как на ребенка, который выклянчил, чтобы его отвели в кино или в зоопарк.
Предчувствия Лену не обманули. Не прошло и двух месяцев после бракосочетания, а быт не то, что загрыз, а безжалостно сожрал молодую пару, не оставив ни одного шанса на какую-либо романтику. Дмитрий весь день проводил в своих салонах, всецело погружаясь в мир сделок, контрактов, переговоров, а Лена скучала дома, или листая какой-нибудь журнал, или болтая по телефону с подружками. Каждый вечер проходил одинаково, как бы по заранее написанному сценарию. Дмитрий приходил домой, съедал приготовленный Леной, чаще всего, уже холодный ужин, плюхался на уже разобранную кровать и моментально засыпал. Общение с женой сводилось к минимуму, ограничиваясь лишь несколькими дежурными фразами.
Лена вскоре поняла, что её жизнь с Дмитрием ограничится лишь отношениями двух людей, просто живущих под одной крышей. Дмитрий жил в своем загадочном, замкнутом мире, куда для Лены двери были закрыты. Такое положение вещей она терпела долго; все надеялась на лучшее.
Прошел год после свадьбы, а отношения между супругами оставались все такими же стабильно холодными. Такое положение вещей вполне устраивало Дмитрия, но совсем не устраивало Лену, которая несколько по-другому представляла себе семейную жизнь. Уж никак не входило в её планы быть просто предметом интерьера в квартире мужа. Первая попытка хоть как-то расшевелить Дмитрия, привнести в их жизнь какую-то свежую струю, тут же и закончилась.
— Дим, а тебе не кажется, что нам пора бы уже и о детях подумать? – спросила как-то Лена своего мужа, когда они сели ужинать. – Все-таки мы не первый день женаты. Давай соблюдать хоть какие-то традиции.
— Ленусь, только не сейчас. Ладно? – ответил Дмитрий, уплетая за обе щеки приготовленный Леной греческий салат. – Давай не будем спешить с этим делом. Погоди. Я вот сейчас со своими делами разберусь, а тогда уже нам с тобой можно будет и своей жизнью заняться.
— Дима, знаешь, а вот эти твои дела имеют свойства никогда не заканчиваться – сказала Лена, еле скрывая раздражение. – У тебя твои дела, твоя работа всегда исключительно на первом месте. Ты вообще, кроме своей работы, вокруг себя что-нибудь видишь?
— Лена, в первую очередь, я хочу обеспечить достойное будущее нашей семьи. А для этого, как тебе не покажется странным, нужно много работать. Что я и делаю. Ты, кажется, думаешь, что все, что мы сейчас имеем, упало с неба. Это не так. Для этого надо вкалывать. Причем, вкалывать день и ночь.
— Да, вкалывай ты! Кто ж тебе не дает? Просто иногда вспоминай, что у тебя есть жена, и ей, как любой женщине, хочется простого внимания. Мне, ты знаешь, кажется, что я вообще для тебя ничего не значу.
— Ленка, ну, как ты можешь такое говорить? – улыбаясь, сказал Дмитрий. – Ты – главный человек в моей жизни. Ведь, кроме тебя, у меня никого нет.
Когда Дмитрий говорил последнюю фразу, он нисколько не кривил душой. Лена действительно была для него самым дорогим человеком. Он по-своему даже любил её. Его подкупала в ней открытость, непритязательность, заботливость. Единственное, что Дмитрию не нравилось в жене, а иногда и откровенно раздражало, - это её повышенное любопытство. Существовал целый ряд вопросов, на которые Дмитрий не мог, да и не хотел отвечать.
— Дима, а почему у нас на свадьбе не было твоих родственников? – спросила Лена сразу после того, как они приехали из ЗАГСа.
— Малыш, видишь ли, мои родственники разбросаны по всей стране. Пока их всех пригласишь, пока они приедут, знаешь, сколько времени пройдет? Мы же с тобой что, разве плохо свадьбу отметили?
Подобный ответ Дмитрия еще больше разогревал любопытство Лены. Расспросы о родных становились все чаще и назойливее. Дмитрий про себя сердился, раздражался, но не разу не позволил себе ни одного грубого замечания в адрес жены.
Одному Богу было известно, что чувствовал Дмитрий при одном упоминании о своей семье. Боль сковывала его сердце, а перед глазами представала вся та же страшная картина, море крови, огонь, мертвые тела, лежащие на земле. С той страшной ночи прошло уже почти десять лет, а Дмитрию казалось, что произошло все это только вчера. Отец, мама, сестра, бабушка, дядя и тетя – всех он потерял в одночасье. Он знал людей, по чьей вине все это произошло, и от этого ненависть всецело завладевала всем его естеством. Самым большим желанием Дмитрия было уничтожить, раздавить этих людей. Заставить их почувствовать все то, что чувствовал он, когда увидел этот неестественный ужас, творившейся в его доме. Это желание отомстить и стало главной причиной того, что брак с Леной вскоре тихо умер.
Настало время, когда Лене наскучило сидеть дома, выполнять функции примерной жены. Начались встречи с подружками, походы по театрам, ресторанам. Все чаще, возвращаясь домой, Дмитрий находил в коридоре, на журнальном столике, записку, в которой Лена сообщала, что сегодня остается ночевать у какой-нибудь из своих подруг. Против такого положения вещей Дмитрий не имел ничего против; оно его даже устраивало. Он был всецело поглощен своими планами, в которых для Лены не было места.
Лена же приятно проводила время в обществе своих подруг, окончательно поставив крест на попытках растопить сердце Дмитрия, привнести хоть какую-то новизну в их брак. Дмитрия она не оставляла только потому, что пока не нашлось никого, кто бы обратил на неё свое внимание. Идти же в дом матери тоже было бессмысленно; отношения с Музой Леопольдовной были испорчены настолько, что та даже отказывалась пускать на порог родную дочь. Оставалось одно: слоняться с подругами по различным местам массовой культуры, чтобы хоть как-то убить время, да ждать, когда на горизонте не замоячет какой-нибудь одинокий кавалер. И вскоре такой случай представился.
В тот вечер Лена с подругами засиделась допоздна в одном из ресторанов. Девушки сидели за столом, наслаждались прекрасными яствами и отменным вином, слушали музыку в исполнении ресторанного оркестра. Вдруг одна из подружек Лены заметила немолодого, весьма импозантного господина, одиноко сидящего за столиком около входа в зал.
— Ленка, а за тобой какой-то мужик уже час, наверное, наблюдает, – проинформировала подруга Лену. – Прямо глаз отвести не может.
— Где? – спросила Лена, озираясь по сторонам.
— Да, вон, сзади тебя сидит. Все смотрит, как кот не сметану. Ты бы уж не упускала момент. Может быть, он в сто раз лучше твоего Димки окажется.
Лена обернулась и увидела расцветшее в улыбке лицо седовласого господина. Во всей его внешности, даже во всех его движениях чувствовалась порода. Густые, седые волосы, зачесанные назад, тонкие, черные брови, смуглое, морщинистое лицо – все это предавало господину особую привлекательность. Элегантным движением он наполнил хрустальный бокал темно-красным вином и подошел к столику, за которым сидели девушки.
— Разрешите угостить вас этим дивным напитком, – промолвил господин, протягивая бокал Лене.
Лена пригубила бокал. Ах, что это было за вино! Воистину напиток богов! Терпкое, со сладковатым вкусом, вино отдавало мускатом и медом. С каждым глотком Лена испытывала неописуемое наслаждение, и даже не заметила, как рядом с её столиком появилась девушка, в руках у которой была корзина, наполненная цветами.
Элегантным движением руки господин выбрал три пышных, белых розы и вручил их Лене со словами:
— В надежде на новую встречу, разрешите преподнести вам эти дивные цветы.
Лена засмущалась, хотя смущение это было наигранным. Она поняла, что стоящий перед ней господин – это шанс вырваться из той рутины, в которую она сама влезла, согласившись на брак с Дмитрием.
— Простите, но я не завожу отношения с незнакомыми мужчинами, – привела Лена дежурный аргумент.
— Так, в чем же дело? – сказал господин, протягивая Лене визитку. – Я остановился в Балчуге, и буду рад видеть вас у себя в гостях.
Лена взяла визитку, а господину ответила улыбкой, означающей, что она согласна на продолжение знакомства.
Позже выяснилось, что господина зовут – Теодор Драдич. Гражданин Хорватии, часто посещающий Москву, Теодор оказался весьма состоятельным человеком. Ему принадлежала сеть отелей и ресторанов на Адриатическом побережье, а также два рекламных агентства в Словении. Человек галантный и обходительный, Теодор очень быстро покорил сердце Лены. С ним было легко, весело, интересно. Лена буквально забывала обо всем на свете во время встреч с Драдичем. В общем, брак Дмитрия и Лены не трещал по швам, а прямо-таки разъезжался.
О том, что у его жены появился другой мужчина, Дмитрий догадывался, но предпочитал делать вид, будто ничего не замечает. Свои частые отлучки из дома Лена объясняла болезнью кого-то из своих подруг или неотложными делам по службе, а Дмитрия такие объяснения вполне устраивали. Дело кончилось тем, что однажды, когда очередным поздним вечером Дмитрий вернулся домой, он обнаружил на журнальном столике в коридоре записку с весьма недвусмысленным содержанием.
Дорогой Дима!
Когда я выходила за тебя замуж, то думала, что у нас с тобой будет нормальная, полноценная семья. Я мечтала о детях, о семейных торжествах, о поездках в гости к нашим родным, о любви, наконец. Однако ты предпочел образ жизни замкнутого отшельника, существующего в своем, непонятном для меня, мире. С таким положением вещей я мириться не хочу и не могу. Я встретила человека, который может дать мне все то, чего не захотел дать ты. Вместе с ним я уезжаю в Хорватию. Все документы, необходимые для развода ты получишь по почте. Желаю счастья.
Лена.
Прочитав записку, Дмитрий тяжело вздохнул, а про себя тихо произнес:
— Лена, Лена. Ну, что ж. Возможно, так даже лучше. Зачем тебе втягиваться в мою жизнь, в которой уже никогда не будет ничего хорошего. Может быть, с этим хорватом ты станешь по-настоящему счастлива.
Так, обыденно и бесславно, рухнуло семейное счастье Дмитрия. Не то, чтобы он сильно жалел об этом; просто на душе остался неприятный осадок. После развода с Леной Дмитрий сам себе пообещал, что отныне ни одной девушке, ни по каким предлогом не удастся окольцевать его. Так он думал и сейчас, пока не увидел у палатки с игрушками Людмилу. Эта девушка произвела на него столь неизгладимое впечатление, что, если бы она позвала его за собой, то он непременно побежал бы за ней, хоть на край света.
— Знаешь, Пашка, вот с этой девушкой я действительно хотел бы прожить жизнь, – задумчиво произнес Дмитрий, смотря вслед скрывшейся за поворотом Людмиле.
— Слушай, ты мне-то не лепи горбатого, – с усмешкой сказал Павел. – Чтобы ты пожертвовал своей свободой… для этого надо, чтобы земля перевернулась.
— Думай, что хочешь, а Люда действительно необыкновенная девушка. Я, когда с ней разговаривал, сразу почувствовал, какое от неё тепло, нежность исходят.
— Тепло, нежность… - усмехнулся Павел. – Скажи проще: сразу захотелось затащить девушку в постель.
— Какой же ты пошляк, Пашка. Любую тему на интим переведешь
— Уж, кто бы говорил… Сам слюной так и исходил, когда к ней побежал. Я всего лишь констатирую факты.
— Ладно. Хватит констатировать факты. Давай заводи, поехали, а то сегодня на работу так и не попадем.
Машина тронулась с места, оставляя за собой импровизированную ярмарочную площадь. Сидя в кондиционированном салоне, Дмитрий ни о чем другом думать не мог, как о той девушке, которой преподнес розовый букет. В голове, словно заигранная пластинка, чей-то невидимый голос повторял только одно слово: Людмила, Людмила.
Относиться к словам Дмитрия скептически у Павла были все основания. Он-то хорошо знал, что семейная идиллия, всякие там выезды на дачу, совместные походы по магазинам, вечерний просмотр кино – это не для Дмитрия. Дмитрий – человек дела, заядлый трудоголик, для которого его работа, его бизнес всегда будут на первом месте. Работоспособность у Дмитрия была потрясающая; за короткое время он в Москве сумел раскрутиться так, как любому другому человеку можно было только мечтать.
Людмила не шла домой, а летела, как на крыльях, совершенно не замечая ни проходящих мимо людей, ни проносящихся мимо машин. Её сердце билось так сильно, что, казалось, еще немного, и оно вырвется из груди. То, во что невозможно было поверить, свершилось. Сон, сказочный и несбыточный, стал явью. Принц, так являвшейся Людмиле лишь в сновидениях, обрел плоть и кровь. Причем, он не просто ожил, а снизошел к Людмиле, подарив эти роскошные цветы. Что может быть прекраснее!?!
Придя домой, Люда достала из серванта хрустальную вазу, наполнила её водой и аккуратно поставила в неё розы. Она была готова целовать каждый лепесток, любоваться букетом хоть до скончания века. Люда села за стол, на котором стояла ваза и стала разглядывать каждый цветок, придаваясь мечтаниям.
Сладостные размышления об ожившем сказочном принце прервал звонок в дверь. На пороге стоял Гусев. Одет он был в строгий, черный костюм; вид у него был серьезный и сосредоточенный.
— Так, ты готова? – прямо с порога спросил Вадим Викторович Людмилу. – Нам пора ехать, а то твоя бабушка тебя заждалась.
— Да, да, я сейчас… - в второпях ответила Люда, а потом вдруг спросила: - Вадим Викторович, может быть, на дорожку чайку выпьем?
— Ты знаешь, я, пожалуй, не откажусь. День мне сегодня нелегкий предстоит. Надо силенок поднабраться.
Гусев прошел в гостиную и увидел стоящую на столе хрустальную вазу, а в ней – букет из роз.
— Ого! Это откуда такая роскошь? - крикнул Вадим Викторович Людмиле, возившейся на кухне с чайником. – У тебя уже что, поклонник появился?
— Представляете, эти цветы мне один молодой человек прямо на улице преподнес. Я пошла бабушке какой-нибудь подарок купить, а ко мне прямо возле магазина подходит этот юноша и дарит этот букет.
— Видать, на широкую ногу живет этот молодой человек. Мне на эти цветочки месяца два-три копить надо. Слушай, ну, а ты хоть узнала, как его зовут?
— Дима. Он мне свою визитку дал. Вот, посмотрите, – сказала Людмила, протягивая Гусеву прямоугольный кусок картонной бумаги.
Прочитав то, что было написано на визитной карточке, Вадим Викторович удивился. Фамилию, значившуюся на визитке, ему доводилось слышать. Причем, неоднократно. То ли речь шла о ком-то из его клиентов, то ли это был человек, чье присутствие было частым в доме Сапрановых.
— Серковский, Серковский… - бормотал себе под нос Гусев, а потом сказал, обращаясь к Людмиле: - Слушай, а, по-моему, я уже где-то слышал эту фамилию. Только не могу вспомнить, где именно я её слышал.
— Что, вы с ним встречались?
— Вот не помню. Где-то… или кого-то в гостях, или кто-то мне про него рассказывал.
— А кто он такой?
— Люда, я же тебе говорю: не помню. Возможно, я его где-то видел. Возможно, как-то раз просто услышал эту фамилию. Ты лучше давай собирайся. А то сейчас в пробках неизвестно сколько простоим.
Через пять минут Люда была готова. Броское, красное платье, белые сандалии, а также косынка предавали ей несколько простоватый вид.
— Да. Герман с его эстетическими комплексами будет в шоке, – подумал про себя Гусев, а Люде сказал: - Так. Давай вот, что с тобой сделаем: заедем в один очень хороший магазин и купим тебе платье по-призентабельнее. Все-таки идем, в какое-никакое, а в высшее общество.
Тяжелая, железная дверь захлопнулась за вышедшими из квартиры Людой и Вадимом Викторовичем. Возле подъезда стояла уже не та маленькая машинка, на которой Гусев привез сюда Людмилу, а солидный джип с тонированными стеклами. Распахнув переднюю дверцу, Гусев, шутя, продекламировал:
— Садитесь, сударыня. Карета подана!
Усевшись на заднее сидение уютного салона, Людмила заснула сразу после того, как машина тронулась с места. Ей снилось это лицо. Лицо её избранника. Лицо мечты всей её жизни. Наконец-то сказочный принц обрел плоть и кровь, а мечта, родившаяся еще в детстве, стала чуть-чуть ближе.