Людмила - пленница любви. Глава четвертая

Глава четвертая. Отец Николай.


Поселковая больница представляла собой одноэтажное здание, крытое красной черепицей, стоявшее у обочины почти заброшенной, железобетонной трассы, ведущей в Крымск. Не всякий водитель решился бы проехать по этой трассе, да еще ночью, без крайней необходимости. Собственно, если и появлялся на этой дороге путник на каком-нибудь авто, то маршрут его лежал, как правило, в одно место – в  больницу. Вот и сейчас Алексей Ларин, призрев все опасности, которые ему сулило путешествие по этой разбитой трассе, гнал свой жигуленок по направлению к этому пункту медицинской помощи.
Для того, чтобы спешить и судорожно нажимать педали газа, у Алексея были причины. Его жена Ольга, сидя на заднем сидении, изнывала от невыносимой боли. На её лице выступали крупные капли пота, а сама она криком кричала, превозмогая страдания.
— Потерпи, Оленька. Сейчас приедем. – скороговоркой говорил Алексей.
Но Ольга не слышала слов мужа. Все её тело, все её сознание было поглощено невыносимыми мучениями. Еще раньше врачи предупреждали, что беременность Ольги может сопровождаться осложнениями. Сказывались и возраст, и то, что у Ольги эта беременность была первая. Врачи разводили руками, узнав, что Ольга беременна. Все в один голос говорили, что выносить ребенка будет очень сложно; что нет никакой гарантии в том, что малыш родится здоровым. В общем, все дружно намекали на аборт. Слава Богу, и Алексей, и Ольга даже слышать ничего не хотели о возможности избавиться от ребенка.
— Смотрите. Дело ваше, но с этой минуты и за вашу жизнь, и за жизнь ребенка я бы не дала ни одной копейки. – громогласно заявила не в меру упитанная врачиха, когда Ольга заявила о своем намерении сохранить плод.
Вскоре слова врачихи забылись, а Алексей, Ольга и их дочь Лена пребывали на седьмом небе от счастья в ожидании рождения ребенка. Те слова, произнесенные всуе той врачихой, Алексей вспомнил сейчас, когда гнал свой автомобиль по ночной трассе, забыв обо всех опасностях, которые сулила эта дорога. Бог хранил Алексея, и до больницы он добрался благополучно. Он припарковал машину возле крыльца, выйдя из автомобиля, открыл заднюю дверцу, помог Ольге выйти из машины и под руку повел её к крыльцу здания.
Узкий коридор освещала тусклая настольная лампа, стоявшая на обшарпанном, письменном столе. За столом сидела старушка - божий одуванчик в белой косынке и потрепанном синем халатике. Услышав стук в дверь, старушка встала из-за стола и, прихрамывая на правую ногу, поплелась по темному коридору, поминая недобрым словом всех больных, которым приспичило заболеть именно ночью.
— Кого же это нелегкая принесла? – бормотала себе под нос старушенция, открывая слегка поржавевшим ключом железную дверь. – Все им дома не сидится. До утра потерпеть нельзя было?
Увидев стоявших на пороге Алексея и Ольгу, старушка поняла, что до утра потерпеть действительно нельзя было. 
— Ох, ты бедная! – всплеснула руками старушка. – Давай, давай проходи скорее. Ты не стой, как вкопанный. – обратилась старуха к Алексею. – Не видишь: жена рожает. Ты что, хочешь, чтоб она тебе здесь, на пороге принесла? Вон, веди её прямо по коридору, посади на диван, а я пока за доктором схожу.
Старушка прошла в конец коридора и скрылась за белой дверью, а Ольга и Алексей сели дожидаться доктора на облезлом диване, стоявшем возле стола. Из-за двери  донеслось несколько отчетливых, смачных ругательств; после чего дверь распахнулась и из комнаты, залитой ярким светом, вышла все та же старушка в сопровождении низкорослого, сутулого человека в белом халате. Белый халат, зеленая шапочка, марлевая повязка, болтавшаяся на шее, выдавали в этом человеке или врача, или фельдшера. Увидев этого работника медицины, Алексей испугался. Покрасневшие глаза, отекшее лицо, неровная походка – все свидетельствовало о бурной ночи, проведенной в обществе крепких напитков. Как человек в таком состоянии может принимать роды? Тем более, в случае с Ольгой речь шла о возможных осложнениях, неизбежно последующих, если акушером будет человек не совсем трезвый.
Врач подошел к Ольге, окинул её пронзительным взглядом, потом повернулся к стоявшей сзади старушке и резким тоном сказал:
— Ну, что стоишь, как вкопанная? Иди, звони Орешкину. Мне тут одному не справиться.
Старушка, не слова не говоря, поплелась выполнять распоряжение доктора, а сам доктор взял Ольгу за руку и повел в конец коридора, попутно приговаривая:
— Ничего-ничего. Потерпите, пожалуйста. Я вас уверяю: у нас с вами все будет хорошо.
Ольга и доктор скрылись за белой дверью в конце коридора, а Алексей остался сидеть один в темном коридоре ждать, когда жена разрешится от бремени. Время ожидания, казалось, текло очень медленно. Алексей не мог слышать доносившиеся из-за двери крики жены. Он вышел на улицу.
Та южная ночь была особенно темна. Небо было абсолютно черным, и лишь одна звезда одиноко сияла в вышине. Алексей присел на стоявшую около крыльца скамейку, закурил папиросу и стал смотреть на ночное небо. Вернее, на ту одинокую звезду, светившую с высока. Вдруг, откуда-то издалека, послышался шум мотора. С каждой секундой шум становился все сильнее и сильнее.  Наконец, к зданию больницы подъехал микроавтобус. Передняя дверца открылась, и из машины вышел человек, закутанный в какую-то ткань. Из-за темноты совершенно нельзя было разглядеть, что за одеяние было на этом человеке. Медленно, опираясь на деревянную клюку, он направился к скамейке, где сидел Алексей. Подойдя к Алексею, он зажег карманный фонарик и стал светить в лицо Алексея. В свете этого фонарика Алексей узнал исполинскую фигуру Отца Николая – местного священника, настоятеля храма Трех святителей, что в Калиновом ручье.
— Свят, свят. – Отец Николай перекрестился размашистым движением руки – Это вы, Алексей Павлович? Какими судьбами?    
— Отец Николай, благословите. – как бы не замечая вопроса, попросил Алексей. – У меня здесь жена рожает.
— Да! И давно?
— Да, уже с полчаса, наверное. – ответил Алексей. – Оля вообще-то через два месяца рожать должна была. С утра, днем все в порядке было, а к вечеру схватки начались. Ох, Отец Николай, боюсь я.
Отец Николай присел рядом с Алексеем на скамейку. Алексей отчетливо слышал, как священник шепчет молитву. Помолившись минуты три, Отец Николай повернулся лицом к Алексею, заглянул ему в глаза и тихо произнес:
— Вы знаете, Алексей Павлович, Бог милостив. Вы надейтесь на лучшее. Я ведь многое на свете повидал, и вот, что я вам скажу: тут главное – это молитва. Молитву о будущей матери, я думаю, Бог всегда услышит.
— Только не такого грешника, как я. – заметил Алексей.
— Алексей Павлович, все мы не без греха. – Отец Николай вздохнул. – Тут ведь исключений нет ни для кого. И что, теперь руки опускать? Лишать себя всякой надежды? Нет уж. Надежда – это единственное, что у нас есть. Надежда на Бога! Вы поверьте: в Его власти изменить даже самые сложные обстоятельства.
Эти слова несколько успокоили Алексея. Отец Николай вообще был человеком, как никто другой, обладающим силой убеждения, умеющий найти нужные слова в сложной ситуации. Пожалуй, во всей округе не было более искусного оратора, нежели Отец Николай. Послушать его проповеди приходили не только жители «Калинового ручья», но и крестьяне из окрестных сел. Говорил Отец Николай всегда эмоционально, проникновенно, как заправский оратор. Любимыми темами его проповедей были жития святых. Именно благодаря ему местные жители узнали о Ксении Петербуржской, о Иосафе Белгородском, Метрофане Воронежском. Трудно сказать, изменили ли слова Отца Николая чью-нибудь жизнь, но равнодушными они не оставили никого.
Посидев пять минут молча, немного успокоившись, Алексей повернулся лицом к Отцу Николаю и тихо спросил:
— Отец Николай, а вы-то как здесь оказались? Что, опять в город ездили?
— Да. Ездил собирать пожертвования.
— Ну, и как? Результаты есть?
— Ой, Алексей Павлович, даже не знаю, что вам ответить. – Отец Николай вздохнул. – На словах-то все помогать готовы. А как до дела доходит, так все куда-то деваются.
— Ну, хоть что-нибудь удалось собрать? 
— Да, удалось. – Отец Николай показал на спортивную сумку, висевшую у него на плече. – Я же в основном на автовокзале стоял. Люди, сколько могли, в ящичек клали. Я не думаю, чтобы большая сумма набралась, но хоть что-то…
— Хватит на то, чтобы крышу починить?
— Что вы, Алексей Павлович! Какая крыша!?! – Отец Николай махнул рукой. – Дай Бог, чтобы на свечи и лампадное масло хватило. Сейчас же на стройматериалы такие цены – не подступишься. 
— Отец Николай, тут недалеко от Анапы есть поселение православных греков. Люди там живут небедные. Может быть, стоит к ним за помощью обратиться?
— Погодите, а что за поселение? Я о нем никогда ничего не слышал.
— Это в станице Гнездовская. – Алексей начал подробный рассказ. – Раньше там усадьба была. Там Черкасов жил. Слышали про такого?
— Погодите. Этот тот Черкасов, у которого вся семья погибла. – живо заинтересовался Отец Николай. – Что-то про это слышал.
— Ну, да. И сам Черкасов погиб, и вся его семья. А его земли выкупила греческая община. Вот с тех пор они там и живут. Там уже давно церковь построили. Вот бы к ним съездить. Ведь не откажут.
— Ой, Алексей Павлович, вы меня прямо озадачили. – Отец Николай вздохнул. – Для таких поездок надо благословение у епископа брать, а он греков, прямо скажем, недолюбливает. Хотя, с другой стороны, хвататься надо за любую соломинку. – Отец Николай ударил правой рукой по колену. – Ладно. Напишу, изложу все, как есть, а там будь, что будет.
Отец Николай был прислан настоятельствовать в сельский храм из Ново-Афонского монастыря. В «Калиновом ручье» он появился совершенно неожиданно; его появления никто не ждал. Первой его увидела Ольга, когда пришла к храму Трех святителей. Она часто любила приходить туда, чтобы побыть одной, помолиться. Молилась Ольга всегда неистово, самозабвенно, до слез. Молилась о том, чтобы её мужа миновали все горести и напасти. Молилась о том, чтобы послал Господь дочери счастливую долю. Но главное, о чем всегда взывала Ольга в своих молитвах, - это о том, чтобы наконец-то познать радость материнства. Свою дочку Лену она любила до беспамятства. С той минуты, как Ольга первый раз взяла Леночку на руки, не было в её жизни человека дороже, чем эта девочка. О большем счастье, казалось, не надо было и мечтать, но Ольга всегда жила с сознанием того, что в любой семье не может быть меньше двух детей. Сама она была уже на возрасте, а желанного ребеночка Бог все не посылал.
В тот день Ольга, как обычно, пришла к храму. Она присела на лежавшее около стены бревно, раскрыла молитвослов и стала читать. Солнце клонилось к закату и освещало землю ярко-красным цветом, характерным для предзакатных часов. Легкий ветерок колыхал ветви растущего рядом с храмом клена. Клен этот, как говорили, был старше самого храма, и на своем веку видел многое: и набеги турков, и победные марши суворовских полком, и казачьих атаманов, и гнавших их с родных мест красноармейцев. Когда храм закрыли, этот клен стал излюбленным местом для свиданий влюбленных.
Сидя около храма и читая молитвы, Ольга не заметила звук приближавшихся шагов.
— Бог в помощь! – услышала она глухой, слегка охрипший голос.
Ольга подняла глаза и увидела перед собой исполинского роста священника, облаченного в черную мантию. Своим видом священник напоминал старинного богатыря, сошедшего с картины Васнецова. Высокого роста, широкоплечий, с длинными, седыми волосами, водопадом спускавшимися по плечам. На груди у священника висел большой, медный крест с позолоченным распятием. Лицо священника было немного смуглое; глаза широкие, карие. Белая бородка была аккуратно подстрижена.
— Вы, я вижу, здесь молитесь. Я вам не помешал? – тихо спросил священник.
— Что вы! Конечно, нет. – улыбаясь, ответила Ольга. – А вы, наверное, завтра служить здесь будете?
— Да, как вам сказать. Не только завтра. Меня ведь сюда прислали в качестве настоятеля этого храма. Так что службы теперь будут проходить регулярно.
— Это прекрасно! – обрадовалась Ольга. – А то, как праздник какой, приходилось или  в Краснодар, или в Армавир ехать. Тут ведь, сами видите, что с церковью стало.
Священник бросил печальный взгляд на храм.
— Это так. – грустно ответил он. – Пожалуй, в ближайшее время непосредственно в храме службу возобновить мы не сможем. Придется собираться или в моем доме, или прямо здесь, под открытым небом.
— Ну, а ремонтировать церковь будут?
— Если  будет на то Божья воля и желание жителей, то, конечно, отремонтируем. – священник присел на бревно рядом с Ольгой. – Вы понимаете: я тут один, при всем моем желании, ничего сделать не смогу. Здесь нужны огромные и силы, и средства, чтобы все это восстановить. Тут и рабочие руки нужны, и деньги немалые.
— Да, с рабочими руками проблем быть не должно. – сказала Ольга. – Здоровых мужиков у нас в селе, слава Богу, много. Многие, я думаю, согласятся помочь. Вот с деньгами дело сложнее обстоит. Народ у нас небогатый.   
— Денег не от кого я требовать не собираюсь. У меня есть благословление на сбор пожертвований. Вот буду ездить по городам, по весям. Глядишь, с миру по нитке – голому рубашка.
Ольга слушала священника с замиранием сердца. Для неё появление духовного лица было настоящим событием. Человек верующий, старающийся исполнять все заповеди Божьи, Ольга страдала оттого, что не может посещать церковную службу, а, главное, не может исповедоваться и причащаться. Ближайший действующий храм находился в Краснодаре, до которого добираться нужно было почти целый день. Теперь же службы будут проходить регулярно. Пусть не в самом храме, а где-то в другом месте, но она сможет быть ближе к Богу, слышать церковное пение, которое она так любила, приобщаться Святых Христовых Тайн.
— Ладно. – сказал священник, вставая. – Пойду я, пожалуй, к себе домой, а то я ведь еще вещей не разбирал.
— Простите, а как вас зовут? – спросила Ольга.
— Ой, простите. Я ведь даже не представился. – смущенно произнес священник. – Зовут меня – Отец Николай.
Отец Николай отправился к себе домой, а Ольга осталась еще посидеть около храма. На душе у неё было радостно. Почему-то ей верилось, что появление Отца Николая как-то изменит её жизнь. Изменит к лучшему.   
Новость о том, что в «Калинов ручей» приехал батюшка, разнеслась по селу довольно быстро. Благодаря Ольге уже к вечеру все знали, что скоро в селе будут проходить церковные службы. В общем, все жители «Калинова ручья» приезд Отца Николая восприняли радостно, с воодушевлением. Недоволен был только Толик Васин.
— Принесла нелегкая. – говорил он. – Своих забот мало, а теперь еще и этого попа всем селом кормить придется.
Утром, чуть свет, Алексей и Ольга отправились к Отцу Николаю. Алексею было интересно, где будет жить Отец Николай, как он устроился. 
Обителью батюшки, Отца Николая, стал маленький полуразвалившийся домик, одиноко стоявший на окраине села. Когда Ольга и Алексей вошли в этот дом, их поразила бедность обстановки. Все, что было в единственной комнате – это деревянная скамейка, стол и железная кровать. Пол и стены были покрыты толстым слоем пыли, а половые доски прогнили настолько, что, казалось, вот-вот провалятся под ногами.
— Что же, не могли вам поприличнее дом дать. – возмущенно говорила Ольга. – Ведь это же не изба, а сарай.
— Ну, что теперь поделать? – ответил Отец Николай. – Какой дали, такой и дали. Дареному коню в зубы не смотрят.
Отец Николай прямо-таки излучал спокойствие и уверенность. Во всем его поведении, во всех его словах не было ни малейшего намека на какое-либо недовольство или тревогу. Приехав в «Калинов ручей», меньше всего он думал о бытовых условиях жизни. Куда больше Отца Николая заботило восстановление храма. Тут уж действительно было, о чем подумать.
Храм Трех Святителей некогда был красивейшем собором в округе. Трехпрестольный, с золотыми куполами. Звон его колоколов был слышен аж, на десять верст. Во время церковных служб храм был заполнен до отказа. Люди приходили сюда не только из «Калинового ручья», но и из всех близлежащих сел. А какой там пел хор! Чтобы услышать его дивное пение, приезжал сам главный регент из Киевской лавры.
Старожилы села помнили последнего настоятеля этого храма – Отца Флора Сковороду. «Дивный был батюшка», - говорили они. При нем не было дня, чтобы собор не был переполнен. Все окрестные станичники, если венчаться, ребенка крестить или покойника отпевать, только к нему шли. После революции Отец Флор стал активно поддерживать казаков, что были не согласны с новыми порядками, за что и поплатился. Однажды, прямо во время службы, в храм ворвались красноармейцы. Молящихся разогнали, а Отца Флора чуть ли не за волосы выволокли во двор церкви, где и расстреляли.
Умер Отец Флор, а вместе с ним запустел и храм. Сначала его закрыли, а потом стали использовать то под склад, то под конюшню, то под зернохранилище. То, что предстало перед глазами Отца Николая, когда он пришел посмотреть на место, где ему предстояло служить, представляло собой довольно грустное зрелище. Это был не храм, а всего лишь остов храма. Обшарпанные стены, разбитые окна, прогнившие полы, купол без креста – вот что осталось от некогда величественного собора. Глядя на такое запустение, Отец Николай чуть не плакал.  Церковь была почти разрушена, а чтобы её восстановить, надо было приложить неимоверные усилия.
Во всем селе не было человека, у которого сердце о разрушенном храме не болело бы больше, чем у Алексея Ларина. Не то, чтобы он был воцерковленный человек, свято соблюдающий все уставы и заповеди, а просто какой-то внутренний голос подсказывал ему, что святое место не должно быть поругано. Поэтому, когда Алексей узнал о приезде батюшки, на сердце у него сразу стало радостно. Наконец-то появилась надежда, что некогда красивейший храм возродится. Правда, когда Алексей увидел, в каких условиях придется жить Отцу Николаю, сердце у него екнуло.   
Обитель Отца Николая представляла из себя довольно грустное зрелище. Старая изба, с напрочь прогнившими половыми досками, была вообще не приспособлена под жилье. Стены были покрыты килограммовым слоем грязи и обвиты паутиной. Старая печь, одиноко приютившаяся в углу, прибывала в таком плачевном состоянии, что растопить её было совершенно невозможно. Весь пол был завален разным хламом: обрывками газет, рваными тряпками, целлофановыми пакетами, стеклянными бутылками. Единственное, что присутствовало в комнате из мебели, - это раскладушка, стоявшая возле стены.
— Как же здесь жить можно? Белавин что, не мог поприличнее дом подобрать? – возмущенно сказал Алексей
— Ой, Алексей Павлович, ради Бога перестаньте. – отмахнулся рукой Отец Николай. – Кто я такой, чтобы мне хоромы выделять?
— Да, никто о хоромах не говорит. Просто тут же жить нельзя. – согласилась с мужем Ольга. – Того и гляди: или потолок на голову упадет, или пол под ногами провалится.
— Отец Николай, может быть вам пока к нам перебраться? – предложил Алексей. – Дом у нас большой, просторный. Живем мы втроем. Места всем хватит.
— Ради Бога, Алексей Павлович, не стоит беспокоиться. – ответил Отец Николай. – Знаете, приходилось жить и в более суровых условиях.
— Отец Николай, а когда ваша матушка сюда приедет? – спросила Ольга.
— Ой, Ольга Александровна, я ведь – иеромонах. Нам жен иметь не положено.
— Монах? А из какого вы монастыря? – поинтересовался Алексей.
— Вообще-то, из Ново-Афонского, но последние три месяца жил в Боровском. Это недалеко от Калуги. Там меня рукоположили в священнический сан. Я думал, что после этого я к себе, на Новый Афон, вернусь, но епископ решил, что тут я буду нужнее. Вот, прислал настоятельствовать в здешнем храме. Вернее, поднимать его из руин.
Отец Николай на несколько секунд задумался. Лицо его вдруг как-то посветлело, стало радостным. Было видно, что на него нахлынули какие-то приятные воспоминания.
— А вы знаете, я рад, что здесь оказался. – продолжил он. – Я сам родом из этих мест. Вся молодость в Краснодаре прошла. В Крымск очень часто приезжать приходилось. Так, что эти места мне знакомы.
— Вы из Краснодара? – спросил Алексей. – А как вы стали монахом?
— Это очень длинная история. – Отец Николай тяжело вздохнул. – Я вам как-нибудь её расскажу. Хотя ничего необычного в ней, поверьте мне, нет. Просто сейчас не хочется ворошить прошлое.
Чем больше Алексей слушал Отца Николая, тем больше проникался к нему симпатией. Бесхитростная улыбка, живой блеск в глазах, приятная манера  говорить – все нравилось Алексею в этом священнике. Было видно, что Отец Николай – человек общительный, простой, легко идущий на контакт. В общем, в Отце Николае Алексей как-то сразу увидел близкого человека. Правда, Ольга заметила в Отце Николае какую-то едва заметную грусть; в его взгляде, в его улыбке было что-то печальное, особенно, когда он говорил, что и раньше бывал в этих местах. 
Двоякое чувство не оставляло Отца Николая с тех пор, как он оказался в этих местах. С одной стороны, он был рад снова оказаться в этих краях. С другой стороны, с той минуты, как приехал сюда, непреодолимая тоска щемила его сердце. Воспоминания какой-то лавиной нахлынули на него. Как ни старался Отец Николай гнать от себя эти воспоминания, выбросить их из своей головы, у него ничего не получалось. Каждый дом, каждое деревце напоминали батюшке о прошлом. Отец Николай корил себя за то, что вспоминал о прошлой своей жизни. Слишком много времени прошло с тех пор, да и не пристало духовному лицу думать о мирском. Но картины из прошлого, одна за другой, назойливо, бесцеремонно представали перед глазами Отца Николая, тем самым лишая его покоя.
Алексею удалось уговорить Отца Николая провести собрание жителей села у него, у Алексея, в доме.
— Все-таки дом у нас попросторнее. – говорил он. – Народу больше поместится, да и посадить людей у нас есть где.
К вечеру в доме Лариных народу собралось столько, что яблоку негде было упасть. Пришли все. Приплелась даже бабка Агреппина из соседней деревни, которую уже как лет пятнадцать все считали выжившей из ума. В просторной комнате, освещенной большой люстрой, сидели кто, где придется: на стульях, на диване, на сундуке, даже на полу. Отец Николай степенно прохаживался из угла в угол и рассказывал о то миссии, с которой прибыл в «Калинов ручей».
       — Долгие годы храм, некогда прекрасный и величественный, находился в запустении. – говорил батюшка. – Настало время вернуть долги прошлого. Раньше немыслимо было, чтобы в селе не было храма, а в нем не совершалась бы служба. Меня сюда прислали с тем, чтобы мы с вами возродили церковную жизнь в вашем селе. Отныне каждые выходные или в моем доме, или около храма будет проходить служба. Кто хочет, может приходить.
— А вот нам это надо? – послышался издалека писклявый голосок. – Сто лет жили без попов, а тут – на тебе! Принесла нелегкая!
— Замолчи ж ты, Федот. – раздался громовой голос бабки Агреппины. – Сам умом беден, так дай другим мудрое слово сказать. Раньше, не помолившись, есть не садились, а мы уж забыли, как креститься надо. Батюшка дело говорит. Нужна нам церква. Как же без неё?   
— Ты бы там помолчала. – не унимался Федот. – Сидишь в своей избе, и сиди себе дальше. А людям нечего голову морочить.   
   — А я согласен с Федотом. – раздался голос Васина. – Мы итак еле концы с концами сводим, а теперь что, еще и на церковь деньги отдавать придется. То, там, на свечи, то на стройматериалы всякие…
 — Толь, ну, вот не тебе жаловаться на бедность. – сказала Ольга. В твоей лавке мы гораздо больше денег оставляем, чем на храм пожертвуем.
— Я никого ни к чему не принуждаю. – произнес Отец Николай. – Каждый волен решать для себя: нужен ему Бог или нет. Если среди вас найдутся желающие посещать службу, исповедоваться, причащаться, - я буду только рад. В конце концов, не вы для храма, а храм для вас.
С этими словами Отец Николай поклонился и вышел из комнаты. Вслед за ним стали расходиться и остальные люди, пришедшие на собрание. На улице царила полная тьма, когда от дома Лариных потянулась живая вереница. Возвращаясь домой, люди живо обсуждали то, что сказал им Отец Николай. Многим батюшка понравился. Чувствовалась в нем какая-то порядочность, внутренняя культура.
На утро к дому Отца Николая стали приходить люди. Желающих помочь батюшке оказалось много, и приносил, что мог: деньги, еду, теплую одежду. Местный печник Никифор вызвался переложить печь. Алексей и Ольга пришли к полудню. Отец Николай приветливо встретил их; пригласил в дом отведать монастырского кваску.
— Да, нам некогда, Отец Николай. – сказала Ольга. – Вы лучше скажите, как устроились? Как ночь провели?
— Вашими молитвами, Ольга Александровна. Ночь прошла спокойно.
Тут к дому Отца Николая подъехал серый «Уазик», из которого вышли двое. Одним из них был председатель местного колхоза Белавин, а вторым – участковый милиционер – Григорий Урбан. Завидев этих гостей, Алексей грустно вздохнул, а Ольга даже перекрестилась. Приезд этих людей не обещал ничего хорошего. Появление Урбана могло означать только одно – допрос с пристрастием.
— Принесла же нелегкая. – прошептал про себя Алексей.
Не замечая ни Ольги, ни Алексея, Белавин и Урбан направились напрямик к Отцу Николаю. Причем, выражение лица Урбана было такое, что можно было подумать, что Отец Николай заведомо перед ним в чем-то виноват.
— Добрый день! – вежливо поздоровался Белавин. – Вы, насколько я понимаю, Отец Николай?
— Да. – невозмутимо ответил батюшка. – Прибыл сюда в качестве настоятеля местного храма. Вы же получили письмо от игумена моего монастыря?
— Конечно, получил. Игумен просил  меня оказать вам всяческое содействие. Только вот я не могу понять, чем могу вам помочь?
—  Я хотел бы организовать общину при храме, а для этого нужно помещение. Ну, чтобы было, где собираться.
Белавин деловито почесал затылок. У него, прожженного атеиста, не было абсолютно никакого желания оказывать какую-либо помощь Отцу Николаю. Тут к Отцу Николаю подошел Урбан. Надо было хорошо знать этого тщедушного мента, чтобы понять: сейчас последует ряд весьма язвительных вопросов.
— Простите, а документики при вас имеются? – язвительно спросил Урбан у Отца Николая.
— Да, конечно. – спокойно ответил батюшка.
— Предъявите, пожалуйста.
— Одну минуту. – сказал Отец Николай и пошел к себе в дом.
Отец Николай скрылся за дверью дома, а Алексей подошел к Урбану и сердито спросил:
— Слушай, ну, вот что тебе неймется? Что ты к человеку привязался? Тебе что, заняться больше нечем?
— А ты  не лезь не в свое дело. – грубо отпарировал Урбан. – Мое дело – за порядком следить. Вот я и слежу. Мало ли, кем на самом деле может оказаться этот поп. Может, он мошенник какой-нибудь, а сюда приехал скрываться.
— Ты думай, что говоришь! – Алексей возмущенно махнул рукой. – Тебе же русским языком сказали: батюшка приехал сюда восстанавливать храм. Вон, председателю же письмо прислали.
— А мне только письмо прислали. – вмешался в разговор Белавин, до этого молчаливо стоявший в стороне. – Я самого священника в глаза не видел. Кто докажет, что это именно он?
Алексей многозначительно промолчал. Спорить с этими людьми было абсолютно бесполезно. Для себя они давно уже все решили: Отец Николай – личность в этих местах совершенно нежелательная, и чем скорее он уберется отсюда, тем лучше будет для всех. Тем временем Отец Николай вышел из дома, неся в руках паспорт и сложенный вчетверо листок белой бумаги. Урбан развернул листок, внимательно прочитал, что там написано, потом пристально посмотрел в глаза Отца Николая и иронично, не скрывая присущей ему издевки, произнес:
— А кто мне поручится, что эти ваши документы подлинные?
— Да, помилуйте! – опешил Отец Николай. – Там же все, как положено: и печать стоит, и нашим Отцом игуменом все подписано. Да, вы,  вот, господина Белавина спросите. Он же был у нас в монастыре. Разговаривал с Отцом игуменом. Обещал помочь, когда я сюда приеду.
Белавин, стоявший в сторонке, точно только и ждал, когда Отец Николай произнесет эти слова. Он мигом подскочил к батюшке и Урбану и быстро, проглатывая окончания слов, прошепелявил:
— Я не могу ручаться за то, что игумен говорил именно о вас. Может, он кого другого имел в виду.
— Да, и кто может поручиться, что вы – священник. – сказал Урбан. – Сейчас же много ряженых развелось. Может быть, вы мне поддельные документы дали.
Тут Алексей не выдержал. Смотреть на то, как два наделенных властью солдафона издеваются над батюшкой, было для него невыносимо. Он подошел к Урбану и сказал:
— Слушай, ну, вот что ты к человеку престал. Нашел преступника. Заняться больше нечем?
— Значит так, Ларин, шел бы домой. – вмешался в разговор Белавин. – Мы тут как-нибудь без тебя разберемся. А вас, батюшка, я настоятельно прошу от работы не отрывать. – обратился он к Отцу Николаю. – Если вдруг понадобится рабочая сила, поезжайте в райцентр. Там и нанимайте.
— Да, не собирался никого отрывать. – виновато промолвил Отец Николай. – Разве что, кто-нибудь в нерабочее время согласится помочь.
— А я буду периодически к вам наведываться. – сказал Урбан. – Надеюсь, больше в отношении вас никаких сигналов поступать не будет. В противном случае я буду вынужден принять меры.
С этим Белавин и Урбан убрались восвояси, оставив Отца Николая пребывать в полном недоумении. Батюшка чувствовал себя виноватым. Хотя, в чем заключалась его вина, Отец Николай решительно понять не мог. О каких таких сигналах говорил Урбан? Кому вновь прибывший священник уже успел перейти дорогу?
Ответы на эти вопросы хорошо знал Алексей. Как только Урбан начал говорить о поступивших «сигналах», Ларин тут же догадался, от кого такие «сигналы» могли поступить. Речь могла идти только о Васине. Этот человек уже давно вынашивал планы разобрать храм, а вернее, то, что от него осталось, на кирпичи. Приезд Отца Николая спутал все его планы. Мечту о новом гараже для навороченного внедорожника можно было оставить, а вот деньги на пожертвования пришлось бы отстегивать регулярно, иначе односельчане будут перемывать косточки на каждом углу, обвиняя в жадности. Вообще, когда Васин только увидел Отца Николая, какая-то необъяснимая неприязнь поселилась в его сердце по отношению к этому человеку. Толик сразу решил: жизнь положит, а сделает так, чтобы приезжий поп убрался из села.
Для того, чтобы выжить из села батюшку, Васин ничего лучше не придумал, как задействовать своего приятеля – местного участкового Евгения Урбана. После собрания, на котором Васин просто сидел и слушал все, что говорил Отец Николай, он прямиком направился к Урбану, у которого, как на грех, сидел Белавин. Урбан и Белавин были всецело поглощены  весьма важным занятием: пробой только что приготовленного, ядреного первача, слава о котором разносилась не только по «Калиновому ручью», но и по близлежащим окрестностям. И Белавин, и Урбан даже сначала не заметили вбежавшего в комнату, взъерошенного Васина. Тот же, ни слова не говоря, плюхнулся на свободный стул, выхватил из рук обалдевшего Урбана стакан самогона и моментально осушил его.
— Ты чего, весь такой вздрюченный? – отреагировал Урбан на столь бесцеремонное поведение товарища.
— Вот пока вы тут сидите, этот святоша там народ будоражит. – отдышавшись, промолвил Васин.
— Ты пургу-то не гони! – заплетающимся языком сказал Белавин. – Чем этот батюшка тебе так помешал? 
— А то ты не знаешь чем? Мы же с тобой вместе хотели эти развалины на кирпичи пустить. А теперь что, облом выходит?
— Безбожник ты, Толька. – иронично заметил Урбан. – Прошли те времена, когда церкви можно было ломать. Сейчас батюшек уважать принято.
— Слушай, а мне по барабану, какие там нынче времена. – злобно произнес Васин. –Только ходить с этим попом по одной дорожке мне тесно будет.
Этот разговор ни о чем продолжался где-то полчаса. В конце концов, и Васин, и Белавин, и Урбан сошлись на том, что Отец Николай – лицо в селе нежелательное, и чем скорее он уедет, тем лучше будет для всех. Правда, как это сделать, вразумительно никто из них сказать не мог.
— Слушай, а посадить его нельзя? – спросил Васин у Урбана.
— Как ты себе это представляешь? Сейчас тебе что, тридцать седьмой год?
— Значит, припугнуть надо.
— Как?
— Ну, не знаю. Сходите к нему с Белавиным. Посмотрите что да как. Может быть, потом что-нибудь придумаем.
Все эти слова были не более, чем пустым сотрясанием воздуха, но изрядно захмелевшим Урбану и Белавину они пришлись по сердцу. Дело было даже не в том, что Отец Николай им не нравился. Просто, будучи людьми небольшого ума, Белавин и Васин при всяком удобном случае любили, так сказать, покрасоваться. То есть, показать, что именно они – истинные хозяева в селе, от которых зависит буквально жизнь каждого жителя.
После визита к Отцу Николаю Урбан прямиком отправился к Васину. Порадовать  приятеля ему было нечем. По мере того, как Урбан рассказывал Анатолию о своем походе к Отцу Николаю, выражение лица Васина становилось все мрачнее и мрачнее.
— Да, не за что там зацепиться. – говорил Урбан. – Чист этот батюшка, как младенец. Не к чему там придраться.
— То, что он чист, я и без тебя знаю. Мне это можно не говорить. – грубо ответил Васин. – Ты лучше придумай, как нам сделать, чтобы он отсюда убрался поскорее. Иначе плакали и мой гараж, и твой сарай.
— Да. Если этот поп возьмется охранять эти развалины, туда уже просто  та не сунешься. Сила у него, видать, неуемная.    
— А я тебе про что говорю. Ты же знаешь, как сейчас цены взлетели. К стройматериалам вообще не подступишься, а тут тебе целая гора халявных кирпичей. Что ж добру пропадать.
Дело было, конечно, не в кирпичах и не в высоких ценах. Просто батюшка как-то очень быстро сумел расположить жителей села, завоевать их доверие, а это не могло не раздражать Васина. Этот человек давно привык к тому, что он, по сути, был главным в селе, и эту репутацию ему не хотелось уступать никому.
    Вечером в доме Лариных оживленно обсуждали последнюю выходку Белавина и Урбана. На огонек к Алексею зашел Прохор Мосолов, давно уже считавший, что Васин – прожженный интриган и сплетник, способный испортить жизнь кому угодно, даже священнику. Алексей, Ольга и Прохор сидели за круглым столом на террасе и пили чай с душистым, только что собранным медом с пасеки Прохора.
— Хорош у тебя мед, Прохор. – говорил Алексей. – Пчелы у тебя что ли, какие-то особенные.
— Да, мед как мед. – спокойно сказал Прохор. – Ты мне вот что лучше скажи: зачем участковый с председателем к Отцу Николаю приезжали? Наверное, какую-нибудь проверку устраивали?
— Ой, да, им просто характер показать захотелось. Видите ли: власть они, а не прыщ на лбу. Человек только приехал, а ему претензии предъявляют. 
— Да. Батюшке туго придется. Эта компания в покое его не оставит.
— Ну, и что теперь делать? – вздохнув, спросил Алексей.
— Что делать, что делать. Не знаю, что делать. – проворчал Прохор. – Людям надо во время объяснять, что к чему. Батюшке должны больше поверить, чем этим дармоедам.
— Вообще, как Белавину не совестно так себя вести. – горестно сказала Ольга.  – Ему человек доверился, попросил помочь, а он сразу палки в колеса вставить пытается.
 — Когда наш председатель о других думал! – вздохнул Прохор. – Нет, ребята. Если эта гоп-компания решила Отца Николая из села выдавить, значит: жди первых сигналов. Васин – мужик упертый. Он не остановится не перед чем.
Тут Прохор как в воду смотрел. Сигналы не заставили долго ждать. Буквально на следующий день Васин напомнил о себе Отцу Николаю.
То утро выдалось промозглым и пасмурным. Еще ночью начался сильный ливень, который не прекращался до самого рассвета. На улице царила непролазная грязь, а лужи были так глубоки, что любой, пытающийся перейти их, оказывался в воде по самое колено. Дул холодный, пронизывающий ветер. Алексей сидел дома. Он сидел на кухне и читал вчерашнюю газету, когда раздался сильный стук в дверь. Ольга открыла дверь. На пороге стоял Отец Николай. Одет он был в промокший насквозь подрясник и зеленую, всю в заплатках, куртку. По растерянному выражению лица батюшки Алексей понял: произошло что-то нехорошее.
— Алексей Павлович, разрешите у вас обогреться, - произнес с порога Отец Николай, - а то у меня ночью все стекла в окнах выбили. Я до утра на молитве стоял, а потом чувствую: не выдержу больше, окоченею.
— Конечно, конечно. Проходите. – промолвил Алексей. – Оля, поставь чайник, побыстрее. – крикнул он суетившейся на кухне жене.
Через пять минут на кухне, пыхтя, кипел самовар, а Ольга, Алексей и Отец Николай сидели за круглым столом, накрытым белой скатертью, и оживленно обсуждали то происшествие, случившееся в доме священника. Собственно, Отцу Николаю и рассказать-то было особенно нечего. Все произошло так быстро, что Отец Николай даже не сразу понял, что же произошло.
— Я стоял на молитве. – говорил Отец Николай. – Вдруг слышу: стук в окно. Я вышел на улицу. Огляделся вокруг – никого. Вернулся в дом, а там – весь пол в осколках стекла. Оконные рамы пустые. Главное, ведь успели все окна разбить. Ни одного целого не осталось.
— Кому ж это надо было! – возмутилась Ольга. – Что за люди! Человек только приехал, еще обжиться не успел, а против него уже всякие козни строят.
 — А то ты не знаешь, кто за этим стоит. – сказал жене Алексей. – Васин! Больше некому. Наверняка, его рук дело.
Заявление Алексея было безапелляционно и обжалованию не подлежало. Сказав это, Алексей накинул на плечи синюю куртку, нахлобучил на голову кепку и опрометью выбежал из дома. Путь его лежал к жилищу Анатолия. Хозяин этого жилища прибывал в это время в самом великолепном расположении духа. Только что им было получено несколько литров превосходного самогона, который подлежал немедленной дегустации. На сию дегустацию собралась привычная компания: Урбан, Белавин да сожительница Васина – Нинка Живоглазова. Все: и Васин, и Нинка, и Урбан, и Белавин находились, что называется, в предвкушении, а поэтому появление Алексея Ларина пришлось, как нельзя, некстати.
— Тебе чего? Чего приперся-то? – грубо спросила Нинка, завидев в дверях комнаты незваного гостя.
— Слушай, мне бы с твоим мужиком потолковать надо. – спокойно ответил Алексей. – Ты буквально на несколько минут не выйдешь? – обратился он к Васину.
— О, Лёха пришел! – заплетающимся языком продекламировал Урбан. – Сядь! Выпей с нами, а тогда и поговоришь.
— Это зачем же я тебе понадобился? – спросил Алексея Васин. – Никак попа этого заезжего защищать пришел. 
Алексей еле сдержался, чтобы со всего размаха не заехать кулаком в физиономию Васина.  Цинизм и чувство безнаказанности этого человека поражали Алексея. Он даже не пытался скрывать того, что вся эта история с разбитыми окнами в доме Отца Николая – это его, Васина, рук дело. Анатолий медленно встал со стула, одним махом осушив стакан самогона, подтянул штаны, кулаком правой руки провел под носом и процедил сквозь зубы:
— Ну, ладно. Пойдем, поговорим.
          В сенях было так холодно, что зуб на зуб не попадал. Однако ни Алексей, ни Анатолий этого холода не чувствовали. Васин был согрет изрядным количеством алкоголя, а что касалось Алексея, то те отрицательные эмоции, которые он испытывал к Анатолию, перебивали в нем все остальные, в том числе и осязательные, чувства. О, если бы человеку дано свойство испепелять взглядом! От Васина осталась бы только горка обгорелых головешек. Взгляд Алексея был тяжелый, угрюмый, полный гнева. Анатолий не мог выдержать этого пристального взгляда. Он нервно не то, что закричал, а завизжал на Алексея:
— Ну, чего зенки вылупил! Зачем пришел? Чего надо-то?
— Да, вот не могу понять, что ты за человек-то такой? – спокойно ответил Алексей. – Почему ты людям покоя не даешь?
— Это ты про попа что ли? Так я ему пока ничего не сделал.
— Да! А выбитые стекла в его доме – это не твоих рук дело?
— Слушай, а тебе что,  больше всех надо? Что ты так за этого попа пришлого беспокоишься?
— Да, просто неохота, чтобы ты еще одному человеку жизнь испортил.
— Ты бы лучше за своей дочкой приглядывал. – с издевкой сказал Васин. – А то, неровен час, долг отдавать придется, а она у тебя к этому абсолютно не готова.
Этими словами Васин наступил Алексею на больную мозоль.  Думать о том, что может быть впереди, Ларин вообще не любил, а уж когда речь заходила о будущем его дочери, он просто приходил в ярость. Уж слишком безрадостным представлялось это будущее. Причем, винить в этом Алексей мог только себя самого.
Услышав эти колкие слова от Васина, Алексей пришел в исступление. Глаза заволокла какая-то черная пелена, сознание было напрочь блокировано, на лбу выступил холодный пот, а по всему телу прошел как бы электрический разряд. В этот момент Алексей не мог контролировать ни то, что он делает, ни, тем более, последствия того, что он делает. Он стал избивать Анатолия. Избивал сильно, отчаянно, нанося удары ногой то по лицу, то по животу, то по ребрам. Анатолий стал даже не кричать, а визжать, чем заставил моментально протрезветь всех своих гостей. На дикие крики, доносящиеся из сеней, первой прибежала Нинка Живоглазова. Увидев лежащего на полу Васина, которого нещадно бил Алексей, она стала истошно кричать и звать на помощь. На дикие вопли Нинки тут же прибежали Белавин и Урбан. Кое-как двоим мужикам и одной бабе удалось разнять не на шутку разошедшихся драчунов, но ни Алексей, ни Васин еще минут пять после этого не могли прийти в себя, посылая в адрес друг друга угрозы и оскорбления.
— Я тебя землю жрать заставлю! – орал Васин. – Ты у меня до скончания дней кайлом махать будешь, а девка твоя в Москве богатеньких «Буратино» ублажать будет. Это я тебе обещаю.
— Смотри, как бы самому по этапу не пойти! – отвечал Алексей. – Ты что, думаешь: всю жизнь будешь за счет других наживаться? Нет, Толик. Сколько веревочке не вейся, а конец всегда будет.
— Так! Заглохните оба! – раздался громовой голос окончательно протрезвевшего Урбана. – Шел бы ты, Ларин, домой по добру, по здорову, пока я тебя в кутузку не отправил.
Алексею ничего не оставалось делать, как развернуться и убраться восвояси. Домой он вернулся угрюмым и раздраженным. Ольга в это время хлопотала на кухне, готовя обед, а Отец Николай сидел в передней комнате и вместе с Леной рассматривал картинки в любимой Лениной книжке. Надо сказать, что и Лена, и Отец Николай общий язык нашли моментально. Робкий и застенчивый ребенок, Лена стала говорить с Отцом Николаем так, как будто была знакома с ним уже много лет. Отец Николай что-то ей оживленно рассказывал. Видимо, что-то интересное так, как Лена смотрела на него внимательными, любопытными глазками, затаив дыхание, по-видимому, не пропуская ни одного слова. Алексей прошел на кухню, швырнул в металлический бак промокшую куртку, сел на стоявшую  перед столом табуретку и тяжело вздохнул, что означало: визит к Васину закончился ничем.
— Ну, как сходил? – задала риторический вопрос Ольга.
— Да, никак! – махнул рукой Алексей. – У него там вся его компания в сборе. Сидят, пьянствуют. Разве можно с выпившим человеком о чем-то серьезном разговаривать?
— А чего сам такой помятый пришел?
— Ну, а сама ты как думаешь? Ты что, Васина не знаешь? Ему же только дай повод со мной сцепиться…
— Подрались, короче говоря. – заключила Ольга. 
— Ну, а что мне оставалось делать! – стал оправдываться Алексей. – Он мне будет про мою дочь всякие говорить, а я что, стоять и спокойно все это слушать должен?
— Погоди. Это какие гадости?
— Да, никакие. – отмахнулся Алексей и ушел к себе в комнату.
Эти слова мужа поселили в душе Ольги тревогу. Не то, чтобы Ольга сильно беспокоилась за дочь, а просто настолько Лена была для неё дорога, что любой, кто бы хоть как-то захотел обидеть Лену, становился для Ольги врагом номер один. Уж тем более это касалось Васина. От этого человека можно было вообще ожидать всего, чего угодно. Что он имеет против Лены?
Лена и Отец Николай в это время сидели в комнате и вели оживленную беседу. Отец Николай оказался бесподобным рассказчиком. Оказалось, что побывал он во многих местах. Встречался с разными людьми. А какие интересные истории рассказывал Отец Николай! Заслушаешься! Лена сидела прямо-таки, раскрыв рот, внимательно слушая каждое произнесенное Отцом Николаем слово. Оказалось, что Отец Николай и до принятия пострига, и после совершил ни один десяток паломничеств. Троице-Сергиева лавра, Оптина пустынь, Валаам – вот те немногие места, где приходилось бывать батюшке. О каждом из этих мест Отец Николай мог рассказывать часами. Рассказывал он тонко, можно сказать, поэтично, подробно описывая каждую деталь, каждого человека, которого видел.
— Отец Николай, а в Киеве вы тоже были? – спрашивала Лена.
— В Киеве? А как же! Только давно это было. Я уж сейчас и не помню, когда именно я там бывал.
— И понравилось вам там?
— Ну, а как в Киеве может не понравиться? Там же земля святостью пропитана. Знаешь, какие там чудеса совершались? – с умилением говорил Отец Николай. – Эх, есть у меня одна книга про Киево-Печерскую лавру. Надо будет тебе её подарить.    
Тут в комнату вошел Алексей. По мрачному выражению лица, по грустным глазам Отец Николай понял, что у Алексея для него неважные новости.
— Ленка, ты бы Отцу Николаю не докучала. – строго сказал Алексей дочери. – Извините, Отец Николай. – обратился он к священнику. – Извините. Она у нас такая неугомонная.
— Да что вы, Алексей Павлович. – смущенно произнес Отец Николай. – Ваша дочка – прелесть. Такой любознательный ребенок. А вас, я вижу, что-то смущает. Вид у вас какой-то грустный. Никак неприятности какие случились? 
 — Ох, батюшка. – Алексей тяжело вздохнул. – Ходил к этому нашему торгашу. Пытался вразумить его, чтобы он вас в покое оставил. Да, куда там! Все слова, как об стенку горох. Я вот что подумал: может, вы к нам переберетесь. А то не дадут вам житья. Чего доброго, дом подпалят.
— Перестаньте, Алексей Павлович. – Отец Николай махнул рукой. – Что я, немощный старик какой, чтобы меня опекали? Сам как-нибудь за себя постоять смогу. А вот охрану храма неплохо бы организовать, а то разворуют все, что от него осталось.
— Ну, в этом я, пожалуй, вам помогу. Вон, договоримся с сыновьями Федота Памфилова. Они ребята молодые, неженатые. Вот, пускай хоть в чем-то помогут.
Этим же вечером в доме Лариных собрались: Отец Николай, Прохор, местный электрик Федот Памфилов и два его сына – Фома и Фока. Все живо обсуждали утреннее происшествие в доме батюшки, а также то, как лучше защитить храм. Вернее то, что от него осталось. Фома и Фока хотя никогда не были людьми воцерковленными, но к Отцу Николаю почему-то прониклись доверием, и обещали ночей не спать, а сделать все, чтобы ни одного кирпича из церкви украдено не было. Подобная ретивость братьев наводила определенный страх на Прохора и Федота. Оба боялись того, что необузданный темперамент братьев может сослужить плохую службу и им самим, и Отцу Николаю.
Своих крестников Прохор знал, как облупленных. Знал, что выросли здоровенные детины, способные одним движением порвать железную цепь, а вот умом Бог их так и не наградил. Вот что могли натворить эти здоровяки, если доверить им охранять храм? Допустим, полезет какой-нибудь злоумышленник к церкви, чтобы поживиться, скажем, церковной утварью или иконами. Вот, если попадется такой вороватый человек попадется в руки Фомы и Фоки, не досчитается он ни ребер, ни зубов, ни носовой перегородки. Естественно, понаедут тут милиция, прокуратура. Учинят расследование. Васин тут как тут заегозит. Крайним же в этом случае наверняка окажется Отец Николай. Именно его начнут гонять по всяким судам и конторам, а в конце концов заставят-таки уехать из «Калинового ручья» .
— Слушай, Лёш, может, давай я церковь сторожить буду? – предложил Прохор. – А то эти архаровцы наломают дров, а нам всем потом расхлебывать придется.
— Ну, а что, ты сможешь каждую ночь сторожить? Ты же на работу чуть свет встаешь.
— Да, ладно. – отмахнулся Прохор. – Все равно бессонница спать не дает.  Хоть, вместо того, чтобы лежать и в потолок плевать, полезным делом займусь.
— Нет. Ну, это не дело. – вмешался в разговор Отец Николай. – Каждую ночь без сна – это же безрассудство. Давайте уж по очереди дежурить. Ночь – я, ночь – вы.
— Ну, если вам так будет удобно, давайте. – ответил Прохор.
— Так, а меня вы что, совсем со счетов списываете. – вмешался в разговор Алексей. – Я, может, третьим быть хочу.
— Давай ты лучше Отцу Николаю со стройматериалами поможешь. – предложил Прохор.  – Ты ведь говорил: у тебя есть какие-то знакомые в Краснодаре, у которых -  свой магазин, где все можно купить подешевле. Вот, вы туда с Отцом Николаем съездейте, приценитесь, что к чему, а то, ведь, работы затягивать тоже не стоит.
На том и решили: Прохор, Фома, Фока и Федот будут охранять церковь, а Алексей поможет Отцу Николаю наладить строительные работы.
С тех пор Отец Николай стал завсегдатаем в доме Лариных.  Почти каждый батюшка заходил к Алексею. Вместе они обсуждали, как лучше обустроить храм, организовать приходскую жизнь. Выяснилось, что Алексей очень хорошо разбирается в строительном деле. Те чертежи, которые принес Отец Николай, Алексей прочитал очень быстро, хотя было им, без малого, сто лет; ни один десяток лет пролежали они на чердаке одной конторы, отчего чернила на них стерлись настолько, что действительно было трудно разобрать, что на них изображено. Алексей сказал, что, судя по чертежам, храм возводили каким-то особым способом. При строительстве была сделана какая-то особенная кладка, отчего стены были так прочны, что взорвать их было просто невозможно.
— Вот почему этот храм большевики этот храм разрушать не стали. – говорил Алексей. – Они просто не смогли этого сделать. Фундамент, стены были настолько прочны, что их никакой динамит не брал.
— Да. Раньше строили на века. – сказал Отец Николай. – Вы знаете, в Белой Калитве, где я раньше жил, тоже стоял один дом. Там раньше дворянское собрание располагалось. Вот как-то понадобилось это здание снести. Ну,  стали тоже динамит подкладывать, взрывать. Так целый день на это потратили. Не поддавался дом ни в какую. Вот какая прочность у стен была.
— А вы из Белой Калитвы? – спросил Алексей, а его голос при этом нервно задрожал.
— Конечно. Я же там родился. Сначала в местной пекарни работал, а потом… - Отец Николай замолчал. Его глаза погрустнели.
— А я ведь тоже раньше в Белой Калитве жил. – сказал Алексей. – Так что получается: мы с вами – земляки.
— Да! Вот как. Вы знаете, когда я сюда ехал, то меньше всего думал, что встречу кого-то из родных краев.
Тут Алексей и Отец Николай предались воспоминаниям. Им обоим было, что вспомнить. Оба любили свой родной город. Оба были в нем счастливы. И обоим пришлось покинуть родные места не по своей воле. Алексей уехал из Белой Калитвы потому что потерял работу, а найти новое место в те времена было практически невозможно. История Отца Николая оказалось более драматичной. Мирно живя в родном городе, Отец Николай даже не догадывался, в круговорот каких событий он будет втянут.
— Отец Николай, а вы давно из Белой Калитвы уехали? – спросил Алексей.
— Да, уж лет как тридцать назад. Как постриг принял, та больше там ни разу не был.
— А я, представляете, никогда не думал, что придется оттуда уехать.
— Так я тоже не по своей воле родные места покинул.
— Это почему же?
— Когда-нибудь я вам все расскажу, Алексей Павлович. – задумчиво произнес Отец Николай.
С тех пор Алексей и Батюшка стали близкими людьми. Оба нашли друг в друге как бы родственные души. Алексей тянулся к Отцу Николаю, а Отец Николай – к семье Лариных. Каждый вечер священника можно было найти дома у Алексея. Сидя на террасе за круглым столом, Отец Николай, Алексей и Ольга придавались милым беседам. Отец Николай рассказывал о своих паломнических поездках, о святых, у мощей которых ему посчастливилось побывать, о Ново-Афонском монастыре, где в последнее время он подвизался.
Особенно Алексея и Ольгу поразил рассказ батюшки о трех монахах из Оптиной Пустыни. То, что произошло в этом монастыре шестнадцать лет назад, не могло не потрясти любого человека, слушавшего эту историю. Трое монахов были убиты совершенно зверским способом прямо во время пасхальной службы. Потом на их могилках стали происходить вещи, потрясающие воображение всех, слышавших о них. Чудеса, происходившие по молитвам к этим мученикам, лились, как из рога изобилия. По молитвам к новомученикам люди получали исцеление от совершенно немыслимых болезней; улаживались семейные дрязги, решались проблемы с работой, деньгами.
Все, что Отец Николай рассказывал о трех монахах, Алексей слушал с особым вниманием, будто это касалось его напрямую. Было видно, что Ларин искренне верит во все, что рассказывал батюшка, и сам питал какую-то надежду на помощь мучеников.
Как-то вечером, когда Отец Николай готовился вычитывать вечернее правило, в окно его дома постучали. Стук был частый, громкий, чем заставил батюшку прийти в некоторое замешательство. Он никого не ждал, а такой настойчивый стук мог означать только одно: или у кого-то произошло что-то чрезвычайное, или в дом пожаловали незваные гости с весьма неблаговидными намерениями. Отец Николай перекрестился на висевшие в красном углу образа, накинул на плечи телогрейку и пошел открывать дверь.  Открыв дверь, батюшка удивился. На пороге стоял Алексей, вид у которого был несколько странный. Несмотря на сильный, холодный ветер, одет Ларин был в тонкую, фланелевую рубашку и синие, тренировочные штаны с дырками на коленях. На ногах были одеты не коричневые туфли, как обычно, а обыкновенные тапочки.
—  Алексей Павлович, что-то случилось? – взволнованно спросил Отец Николай.
—  Батюшка, мне с вами очень поговорить надо. – чуть ли не заикаясь, промолвил Алексей.
— Тогда проходите скорее в дом. Что же, мы с вами на пороге разговаривать будем. 
Через несколько минут Алексей и Отец Николай сидели в сенях за деревянным столом, наспех сколоченном из валявшихся в сарае досок, на котором стоял старый, медный самовар. Из-за отсутствия в доме электричества, освещением служила керосиновая лампа, тускло мерцавшая огоньком сквозь закоптившееся стекло. На столе, кроме самовара, еще стояли: керамическая вазочка с пряниками и маленький, деревянный бочонок с медом.
— Так что же вас привело ко мне, Алексей Павлович? – спросил Отец Николай.
— Вы знаете, у меня из головы не выходит ваш рассказ о трех мучениках.
— Это из Оптиной пустыни?
— Ну, да. – взволновано промолвил Алексей. – Вы скажите, на их могилках что, действительно такие чудеса происходили.
— Ну, Алексей Павлович, я вас что, обманывать буду? – в голосе Отца Николая даже появились нотки обиды. – Происходили и происходят. Главное, с верой просить, молиться. Иноки Трофим и Феропонт, иеромонах Василий – скорые помощники. У нас в монастыре один брат на одно ухо вообще ничего не слышал, а со временем и на второе ухо хуже слышать стал. Так вот: один раз наш игумен нескольких братьев в Оптину послал. В том числе и этого монаха. Там этот монах первым делом пошел к могилкам старцев – Амвросия, Макария, Варсонофия, а потом последовал к могилкам Василия, Трофима и Феропонта. Посидел там, помолился. И чтобы вы думали? Стоило ему назад, в наш монастырь, возвратиться, как все проблемы со слухом исчезли! Оба уха стали прекрасно слышать! И это далеко не единственный пример.
— Может, и нам с Олей стоит туда съездить. – задумчиво произнес Алексей, а из его глаз, чувствовалось, вот-вот должны были политься слезы.
— Обязательно съездейте. – решительно сказал Отец Николай. – Лену обязательно с собой возьмите. Ей это тоже полезно будет. 
— У нас ведь с Олей только на святых да на Божью помощь надежда и осталась. – грустно произнес Алексей.
— Алексей Павлович, у вас что-то серьезное случилось?
— Просто мы с Олей хотим еще одного ребенка, а Бог все никак не посылает. Вот я и подумал: может, нам с ней по святым местам поездить. Поклониться святым, попросить их молитв. Глядишь, и нас, грешных, Господь услышит.
— И это правильно! – воскликнул Отец Николай. – Алексей Павлович, вот на кого нам еще надеяться, как не на святых, на их заступничество. Ведь все мы – люди грешные. Грешные настолько, что вся наша надежда только на беспредельное милосердие Божье да на Его святых угодников. Вы съездейте, сходите там на могилки старцев, на могилки новомучеников. Помолитесь усердно. Глядишь, Господь услышит ваши молитвы.
То, что сказал Отец Николай, еще больше вдохновило Алексея. Желание поехать в Оптину Пустынь стало еще больше. Причем, Алексей готов был ехать хоть завтра, оставив все: виноградники, дом, хозяйство.
— Только вы не торопитесь. – словно читая мысли Алексея, сказал Отец Николай. – Сначала с делами управьтесь чтобы ничего вас в дороге не беспокоило, а потом хорошо и в путешествие отправляться.
— А вы-то тут без меня справитесь? – спросил Алексей.
— Ой, Алексей Павлович, за это вы не беспокойтесь. – Отец Николай махнул рукой. – Что я, совсем немощный что ли. Справлюсь! Тем более, вы ведь не на год уедете.
В этот раз Алексей и Отец Николай засиделись допоздна. Батюшка много рассказывал о своей жизни в монастыре, о правилах монашеского бытия, о Новом Афоне. Когда Алексей собрался уходить, было уже за полночь. Отец Николай проводил Ларина до калитки, где батюшка на прощание осенил гостя крестным знамением, и Алексей, воодушевленный новой надеждой, отправился домой.
Когда Алексей пришел к себе в дом, и Ольга, и Лена видели уже десятый сон. Но сам Ларин в эту ночь уснуть так и не смог. Не давали покоя мысли о том, что рассказывал Отец Николай. Неужели по молитвам этих мучеников происходили такие чудеса? Неужели возможно, что в семье родится еще один ребенок. Именно этой надеждой Алексей и Ольга жили долгие годы. Дело было, конечно, не в каком-то маниакальном желании Алексея иметь сына, продолжателя рода, наследника. Просто Ларины относились к тому типу людей, для которых главное – большая, крепкая семья. А раз семья большая, то в ней никак не может быть меньше двух детей. Эту истину и Алексей, и Ольга усвоили еще задолго до того, как познакомились. После их свадьбы прошло немало времени, а Бог детей все не давал. Готовые уже смириться с тем, что им не суждено стать родителями, Ларины были на седьмом небе от счастья, когда у них появилась Лена. Прошли годы, Лена подрастала, а родительский потенциал у Лариных далеко не иссяк. Ольга жила мечтой стать матерью, а Алексей грезил о сыне.
Сейчас, когда в селе появился Отец Николай, надежда Алексея и Ольги стала еще сильнее. Надеялись они и на батюшку, как на сильного заступника перед Господом, и на то, что, если они помогут восстановить храм, Господь смилостивится над ними и пошлет еще одного ребенка.
Проснувшись утром, Ольга не увидела радом собой мужа, просыпавшегося обычно позже её. Накинув на плечи махровый халат, обув ноги в тапочки, она прошла в гостиную, где увидела совершенно непривычную для себя картину. Алексей стоял на коленях перед висевшими в красном углу иконами и молился. Молился неистово, плача; слезы бурным потоком лились из его глаз. Обернувшись и увидев жену, Алексей встал с колен, подошел к жене и обнял её за плечи.
— Оля, я думаю: может, нам съездить в тот монастырь, про который рассказывал Отец Николай. – робко произнес Алексей. – Сама слышала, какие там чудеса происходили. Глядишь, и нас Господь не оставит своей милостью.
— Лёша, конечно, хорошо бы там побывать. – ответила Ольга, вздохнув. – Но Ленку-то мы на кого оставим?
— Давай возьмем с собой.
— Ты с ума сошел? Ребенка в такую даль везти. Неизвестно, что в дороге произойти может. Давай я лучше с Ниной поговорю. Она и за Ленкой, и за домом присмотрит.
— Делай, как знаешь. – Алексей махнул рукой. – Но только, если ехать, то ехать сейчас. А то закрутимся, замотаемся, и так не соберемся.
— Когда ты хочешь поехать?
— Давай на следующей неделе. Как раз, если Бог даст, на Троицу туда попадем.
Решение о поездке в Оптину пустынь было принято, и уже ничто не могло заставить Алексея и Ольгу отказаться от этого паломничества.
То, что Лену не удастся оставить на попечении Прохора и Нины, а придется брать с собой, стало сразу понятно после того, как девочка узнала о предстоящей поездке родителей. Узнав об этом, она не устраивала никаких истерик, не била об пол ногами. Просто, узнав, что родители покинут её на весьма продолжительное время, Лена стала такой грустной, что у Ольги, глядя на дочь, сердце кровью обливалось.
— Знаешь, Лёш, давай все-таки Ленку с собой возьмем. – сказала она мужу – Не могу я смотреть, как она ходит, словно неприкаянная. У меня ж, пока ехать будем, вся душа изболится.
— А я тебе про что говорил? Так же лучше будет: и тебе спокойней, и Ленка хоть белый свет посмотрит.
Нужно ли говорить, что,  когда Лена узнала, что едет с родителями в Оптину пустынь, её радости не было конца. Дело было даже не в том, что девочка очень хотела побывать в этом монастыре. Просто за всю жизнь Лена ни разу надолго не расставалась с родителями, и сейчас такая перспектива была поистине для неё невыносима.
Путешествие в Оптину пустынь для Лариных было не из легких. День отъезда выдался пасмурным и холодным. Дул сильный, пронизывающий ветер, а ближе к полудню пошел дождь, перешедший в сильнейший ливень. Вода, лившаяся с неба, стояла плотной стеной, сквозь которую ничего нельзя было рассмотреть. Дорога, ведущая к станции, в мгновение ока превратилась в сплошное, черное месиво. Все это не могло не вогнать Алексея в тоску. Казалось, поездку придется отложить.
— Ну, вот как мы теперь поедем? – спрашивал сам себя Алексей. – По этой грязи ни одна маши не проедет.
— Погоди ты! Не паникуй! – пытался успокоить товарища Прохор. – Сейчас пригоню трактор. Олю с Леной – в кабину, а тебя – в прицеп. Не боись. Доедем как-нибудь
Трактор возле дома Алексея появился довольно быстро. Засунув чемодан с вещами под сидение, Ольга и Лена расположились на деревянной доске, наспех приколоченной Прохором к задней стенке кабины. Алексей залез в прицеп, откуда открывался «прекрасный» вид на непролазную грязь и лужи, образовавшиеся на дороге. Фыркая и тарахтя, чудо советского машиностроения двинулось в путь, поднимая в небо клубы серого дыма.
Не иначе, как благодаря молитвам Отца Николая, Прохор привез Лариных на станцию как раз в тот момент, когда поезд только подошел к перрону. Пассажиров было немного, а поэтому Алексей, Ольга и Лена без суеты зашли в вагон, нашли свое купе и заняли места. В чистом, убранном вагоне было тепло и уютно. На окнах висели белые, бархатные занавески, на полу лежал зеленый коврик, а на правой стене висело круглое зеркало в медной раме. Алексей лег на верхнюю полку и моментально заснул; Ольга принялась за чтение книги, подаренной ей Отцом Николаем; Лена, не отрываясь, просто смотрела в окно. Путешествие было вполне благополучным, пока поезд не остановился в Краснодаре. 
Поезд стоял минут двадцать. За окном туда-сюда бегали пассажиры, носильщики, станционные работники. Лена с  любопытством смотрела на всю эту привокзальную сутолоку; она вообще впервые в жизни видела большой город. Все ей казалось необычным и интересным. Минут за пять до отправления поезда в купе вошел мужчина весьма странного вида. Серый, потертый пиджак, синие, тренировочные штаны, взъерошенные, седые волосы, опухшее лицо выдавали в этом человеке или бомжа, или заядлого любителя алкогольных напитков. Не говоря ни слова, мужчина залез верхнюю полку, и вскоре по купе разнесся громкий, молодецкий храп. Мужчина проспал ровно до того времени, пока за окном стемнело. Стоило только в вагоне зажечься свету, как он слез со своей полки, сел прямо напротив Лены и стал пристально смотреть на неё, одновременно посасывая свой указательный палец, чем вызвал немалое недоумение у своих спутников.
— Чаю хотите? – предложила Ольга.
— Не знаю. Не решил еще. – буркнул незнакомец.
Дальнейшие его действия вызвали еще большее удивление и у Алексея, и у Ольги, и, главное у Лены. Он сел рядом с Леной, взял её за правую руку и начал водить указательным пальцем по ладони, одновременно приговаривая:
— Сорока, сорока, где была? Далёка. Что ела? Кашку. Что пила? Бражку. Этому дала, этому дала, а этому не дала. – Скороговоркой бубнил мужчина детский стишок.
Вслед за этим незнакомец вышел из купе, сопровождаемый недоуменными взглядами Алексея и Ольги. Отсутствие его продолжалось минут двадцать. Вернулся он в еще более радостном расположении духа.  Приподнятое настроение было обусловлено сто граммами отборного самогона, выпитого втихаря в тамбуре вагона. Мужчина сел на верхнюю полку и, свесив ноги, стал горланить какую-то песню, смысл слов которой был известен только ему одному. Этот концерт продолжался ровно до того времени, как солнце село за горизонт. Как только стемнело и во всем вагоне зажегся свет, мужчина лег на не покрытый простынею матрац, отвернулся к стенке, и вскоре по всему купе раздался громкий, молодецкий храп.
— Может быть, до утра проспит. – вздохнув, сказала Ольга.
Предположение, что попутчик не проснется до самого утра, было несколько опрометчивым. Ночью, когда Алексей, Ольга и Лена спали, видя десятый сон, началась вторая часть марлезонского балета. Проснувшийся мужчина уселся на верхней полке, опять свесив ноги вниз, и начал следующее отделение своего концерта. Вернее, это был даже не концерт, а самый настоящий вой. Причем, это выступление продолжалось на протяжении всей ночи. В таких условиях ни о каком нормальном сне не могло быть  и речи, а поэтому в столицу Ларины прибыли вялыми и уставшими.
Москва встретила Алексея и его семью ярким солнцем, духотой и небывалой сутолокой. От такого количества людей, бегающих туда-сюда, Алексею стало как-то не по себе, а у Ольги вообще закружилась голова. Весь вокзал и привокзальная площадь были настолько запружены народом, что, казалось, яблоку негде было упасть. Единственным человеком, которого радовало все увиденное, была Лена. Собственно, именно такой столицу она себе и представляла: огромной, шумной, с множеством людей и машин, но неизменно прекрасной и величественной. У Алексея и Ольги были куда менее восторженные впечатления от Москвы, чем у их дочери. Все увиденное казалось им каким-то неестественным.
Подворье Оптинского монастыря искали недолго. Оно располагалось в одном из старых переулков, недалеко от трех вокзалов. Маленькая церковь, построенная еще в девятнадцатом веке, была удивительно красива. Наверное, это была единственная в Москве церковь, где в окна, вместо стекол, были вставлены цветные витражи. С разноцветных стекол, также, как и со стен внутри храм, на молящихся взирали лики святых.
Алексей и его семья как раз успели к началу обедни, когда в храме стал собираться народ. Все приходившие подходили под благословение к молодому священнику, стоявшему около левого предела. На вид этому батюшке было не более тридцати лет. Каждому, подошедшему к нему, священник приветливо улыбался, наклонившись, что-то быстро говорил и осенял крестным знамением. Внешне батюшка был очень красив. Густые, черные, зачесанные назад, волосы, большие, голубые глаза, стройная фигура, необыкновенно высокий рост – все это предавало внешности священника некий аристократизм.
Когда Ольга подошла  под благословение, её охватил необъяснимый, внутренний страх. Было такое ощущение, что она соприкасается с чем-то неземным, принадлежащим к неземному, более высокому, миру. Благодать, исходившая от этого священника, чувствовалась на расстоянии. Стоя рядом с ним, Ольга ощущала какое-то необыкновенное тепло; она моментально забыла обо всех своих переживаниях, тревогах. Даже на минуту забылось то, зачем она и её семья вообще сюда приехали.
— Благословите, Отец Нектарий, – робко попросила Ольга. 
— Бог благословит, – ответил Отец Нектарий, перекрестив Ольгу.
В голосе Отца Нектария звучала кротость и мягкость. Хотя  его  взгляд был строгим и даже немного властным. Ольга постеснялась сказать батюшке о цели своего прихода, но Отец Нектарий, видя её застенчивость, сам пришел к ней на выручку.
— Вы, наверное, издалека приехали, - сказал он, - и, я вижу, не одни.
— Да, – сказала Ольга, немного осмелев. – Я с мужем и дочерью. Мы к вам хотели бы обратиться по поводу поездки в Оптину   пустынь.
— Вы знаете, я сейчас освобожусь, и мы с вами об этом поговорим, – ответил Отец Нектарий. – А пока вы с вашей  семьей отдохните. Посидите в моем доме, чайку попейте, а скоро приду.
Домик Отца Нектария располагался тут же, за церковной оградой. Это был маленький флигель, служивший жильем для приходского батюшки. Единственная комната в нем была небольшой, но очень уютной. Пол был покрыт деревянными досками, окрашенными в ярко-красный цвет, на потолке красовалась лепнина, а стены были оклеены обоями с причудливым, растительным узором. В углу, около окна, стоял массивный, книжный шкаф, набитый фолиантами в дорогих переплетах. Весь подоконник был заставлен иконами. Три большие иконы висели в красном углу, а перед ними горела лампада. По середине комнаты  стоял письменный стол, на котором лежала библия и стопка каких-то бумаг.
Отца Нектария ждали недолго. Как только послышался звон колокола, он вошел в комнату, быстро перекрестился на висевшие в красном углу образа и спросил у Ольги, сидевшей с мужем и дочерью на диване:
— Ну, как вы? Хоть немножко передохнули?
— Да, мы и не очень устали, – улыбаясь, ответила Ольга. – В поезде отдохнули.
— Вы, я так понимаю, хотели бы съездить в Оптину пустынь?
— Мы, собственно, за этим и приехали. Отец Николай сказал, что в Москве мы можем обратиться именно к вам. Он Вам, кстати, просил передать письмо, – произнес Алексей, протягивая Отцу Нектарию бумажный конверт.
Вскрыв конверт и прочитав письмо, Отец Нектарий расцвел в улыбке. Было видно, что Отца Николая он знает хорошо, и между ними сложились хорошие отношения. Отец Николай действительно был дорог Отцу Нектарию. Познакомились они, еще когда Отец Нектарий был послушником в Оптинском монастыре. В этой обители Отец Николай был завсегдатаем. Игумен Ново-Афонского монастыря часто посылал его туда с различными поручениями. В одну из таких поездок Отец Николай и познакомился с молодым послушником Михаилом Терентьевым, только что приехавшим из Закарпатья. Неизвестно, смог бы юный послушник в дальнейшим вступить на иноческий путь, если бы не Отец Николай. Юному Михаилу монашеская жизнь тогда казалась скучной, однообразной. Все больше он стал помышлять об уходе из монастыря. И ушел бы, если бы не встретился на его жизненном пути Отец Николай. Приехавший на несколько дней монах из Нового Афона буквально покорил всех своей кротостью и, вместе с тем, знаниями. Именно ему удалось объяснить молодому послушнику, в чем заключается истинный смысл монашеского жития. Позже, когда Михаил принял постриг, Отец Николай на какое-то время стал его духовником. Монах Нектарий каждый день отправлял на Новый Афон письма, в которых рассказывал о всем, что с ним происходит, делился переживаниями, просил советов.   
Сейчас, когда Отец Нектарий познакомился с Алексеем и его семьей, он был несказанно рад. Наконец-то удалось встретить кого-то, кто хорошо знал Отца Николая. Тем более, Отец Нектарий был несказанно рад получить от своего духовного наставника целое письмо. Он внимательно вчитывался в каждую строчку, стараясь не упустить ничего из того, что писал ему Отец Николай. Отец Нектарий смотрел то лежащий перед ним лист на бумаги, то на Алексея, словно желая что-то у него спросить.
— Как он там? – наконец задал вопрос Отец Нектарий. – Ничто его не беспокоит?               
— Да, пока все в порядке, – ответил Алексей. – Мы там все вместе пытаемся церковь восстановить. Отец Николай каждые выходные у себя дома службы проводит.
— Народ-то на эти службы приходит?
— Приходят люди. Не очень много, но приходят, – сказал Алексей, а потом, увидев в глазах Отца Нектария, добавил: - Да, не беспокойтесь вы так! Все будет хорошо. Никому Отца Николая мы в обиду не дадим. 
— Отец Николай – удивительный человек, – вторила мужу Ольга. – За такое дело взялся – церковь восстановить. Вы не представляете, в каком состоянии был наш храм, когда приехал батюшка. Не церковь стояла, а одни развалины. Сейчас крышу починили, полы менять будут.
— В общем, работа кипит? – спросил Отец Нектарий.
— Полным ходом, – ответил Алексей. -  Если все так хорошо продолжаться будет, то года через три в храме можно будет отслужить первую пасхальную службу.
Все слова, сказанные Алексеем и Ольгой, для Отца Нектария были, как бальзам на душу. Отца Николая он уже не видел очень давно, а слухи, доходившие с Нового Афона, говорили о том, что в жизни батюшки не все благополучно. Поговаривали, что его сослали,  чуть ли не в какую-то глушь, где на несколько верст вокруг не было ни одной живой души. Такие известия вгоняли Отца Нектария в беспредельную тоску. Он искренне переживал за своего духовного наставника, и чем больше была неизвестность, тем сильнее становились переживания.
Сейчас, прочитав письмо, привезенное Лариными, Отец Нектарий успокоился. Отец Николай писал, что все у него складывается хорошо, а все встречающиеся трудности – это обычное дело для монашеской жизни, и от них не стоит бегать. В письме Отец Николай просил своего ученика непрестанно молиться за него, а также помочь Алексею, Ольге и их дочери побывать в  Оптиной Пустыни.
Любая просьба Отца Николая была для Отца Нектария законом.  Помочь Лариным для Отца Нектария не составляло большого труда; как раз в этот день в Оптину пустынь отправлялась паломническая группа, в которой было три свободных места.
— Если ехать, то ехать сегодня, – решительно произнес Отец Нектарий. – Через два часа туда отправляется автобус нашего подворья. Могу на этом автобусе отправить и вас.
— Сегодня, так сегодня, – согласился Алексей. – Нам ведь тоже засиживаться нельзя. Дома и хозяйство, и работа стоят
— А мы сегодня в Оптиной будем? – спросила Ольга.
— Да, конечно, – ответил Отец Нектарий – Туда ехать-то часа четыре от силы. Сейчас выедете, а к вечеру на месте будете.
Через два часа Алексей, Ольга и Лена сидели в салоне  маленького «ПАЗика», стоявшего около ворот церкви. Лена сжимала в руках бумажный кулек с печеньем и конфетами, подаренный ей Отцом Нектарием.
Все места в салоне автобуса были заняты. Правда, пассажирами были семидесятилетние старушки, о чем-то активно перешептывавшиеся, все время поглядывая то на Алексея, то на его жену с дочерью. Наверное, их смущало то, с каким аппетитом Лена поедала подаренное ей печенье. Ни Алексей, ни Ольга не обращали на эти взгляды абсолютно никакого внимания. Они были настолько утомлены, что, оказавшись в теплых, автобусных креслах, сами не заметили, как тихо задремали.
Все дальнейшее путешествие для Алексея и Ольги проходило именно в этом, полусонном состоянии. Ларины даже не заметили, как наступил вечер. К тому времени автобус уже свернул с железобетонной трассы и медленно петлял по узким проселочным дорожкам. Смотревшая из окна автобуса Лена не могла налюбоваться красотой местных окрестностей. Места в тех краях были действительно сказочно красивы. Вековые сосны, своими кронами устремившиеся ввысь, просторные луга, тихая гладь реки Жиздры – все вместе это создавало неповторимый пейзаж. У ворот монастыря паломников встречал седовласый старец, которому на вид было не менее восьмидесяти лет.
Каждый, выходивший из автобуса, целовал встречавшему монаху руку, а он осенял каждого приехавшего крестным знамением. Лицо этого монаха было настолько добрым и  кротким, что не могло не вызвать у окружающих чувства расположения.  Подошедшему к нему Алексею он сказал:
— Вы, я вижу, с семей приехали?
— Да.
— Тогда вашу жену с дочерью мы вместе поселим, а вам придется в отдельном номере разместиться.
— Хорошо, – ответил Алексей.
— ДА, вы не беспокойтесь, – сказал монах, видя некоторое смущение Алексея. – Номера у нас удобные, теплые. Соседи у вас будут вполне приличные. 
На Ольгу и Лену встречающий монах произвел самое благостное  впечатление. Отцу Нифонту, именно так звали этого инока, на вид было не менее восьмидесяти лет. Будучи, так сказать, старожилом монастыря, Отец Нифонт знал об Оптиной пустыни практически все. Исполняя послушание библиотекаря, монах Нифонт прочитал все книги, имевшиеся в обители. Кроме того, он был прекрасным рассказчиком, за что и получил послушание гостинчика и экскурсовода.
Разместившись в отведенном им номере, Ольга и Лена отправились любоваться местными окрестностями. Впечатлений, которых они получили во время этой прогулки, хватило им на всю оставшуюся жизнь. Здесь везде чувствовалась святость. Этой святостью было наполнено все: воздух, трава, цветы, даже камни, из которых были сложены монастырские стены. Люди, ходившие по территории монастыря, были незаметны. Тут вообще не было ничего такого, чтобы могло отвлечь от молитвы и внутреннего созерцания. Незаметно, идя по тенистым аллеям пустыни, Ольга и Лена дошли до монастырского кладбища.
Народу здесь всегда было много. Каждый, приехавший сюда, считал своим долгом пойти поклониться могилкам Оптинских старцев и новомучеников, попросить их молитв и заступничества перед престолом Творца. Первое, что заметила Ольга, придя на кладбище, - это три деревянных креста, возвышавшихся над одной из могил. Около этой могилы толпились люди. Была слышна молитва священника.
— Это могилка Оптинских новомучеников. – подумала Ольга.
Потом она повернулась к Лене, обняла её за плечи и спросила:
— Леночка, ты бы хотела, чтобы у тебя был братик или сестренка? 
— Да, мамочка, – кротко ответила девочка.
— Тогда нам нужно сейчас помолиться. Только так помолиться, чтобы Господь нас услышал и послал нам маленького.               
Ольга и Лена опустились на колени перед могильным холмом и стали молиться. Молились неистово, самозабвенно. Лена шептала губами все молитвы, которые знала: от «Отче наш» до Символа веры. О том, кто такие Оптинские новомученики, она имела весьма поверхностное представление, но её детское сердце подсказывало, что именно эти святые смогут сделать счастливыми её родителей. Неизвестно, сколько времени провели Ольга и Лена за молитвой, но, едва раздался первый удар монастырского колокола, Ольга услышала за спиной тоненький, дрожащий голосок:
— Молись, дочка, молись. Новомученики – скорые помощники. Тех, кто к ним обращается, они из любой беды могут вызволить. Все, о чем не попросишь, быстро исполнят.
Ольга обернулась. Перед ней стояла древняя, согбенная старушка, опиравшаяся на деревянную клюку. Лицо у старушки было белое, словно  снег, но не бледное. Широкие, синие глаза, седые волосы, видневшиеся из под платка, румяные щеки – все это предавало старушке весьма благолепный вид.
— Из далека приехали? – спросила она Ольгу.
— Очень. Из Краснодарского края.
— Ну, ничего. Обратно быстро доедете. Никто вас беспокоить больше не будет.
Последним словам старушки Ольга удивилась. Откуда она могла знать, что было с ними в дороге по пути сюда, в Оптину пустынь.
— Будет у тебя сынок, будет, – продолжала старушка. – Правда, не на радость он тебе родится. За то потом ходатаем перед престолом Господа за вас с мужем будет.
От этих слов Ольга оторопела. На мгновение она даже потеряла дар речи. Уж слишком эти слова старушки прозвучали грозно и пророчески. Ольга знала, что в своей жизни она совершала поступки, за которые ей потом было стыдно. Но все эти поступки не были настолько серьезны, чтобы вину за них надо было искупать. Все, кроме одного. Вернее, это был даже не поступок, а целое событие в жизни Алексея и Ольги, которое, словно дурной сон, словно роковое проклятие, преследовало их, не давая покоя.
На секунду Ольга закрыла глаза. За эту секунду вся жизнь пронеслась перед ней, будто бы кадры кинохроники. Вспомнилось все: и школьный вальс, и первый поцелуй с Алексеем, и свадебная кутерьма, и тот день, когда Алексей принес в дом маленькую Леночку. Но больше всего врезался в память пасмурный, дождливый день, тесный зал, битком набитый людьми; свинцовое лицо женщины-судьи, машинально зачитывающий приговор; осужденного, словно загнанный зверь сидящего за железными прутьями узкой клетки.
Когда Ольга открыла глаза, перед ней никого не было. В сторонке, стоя на коленях, самозабвенно молилась Лена, церковный колокол созывал всех молящихся на вечернюю службу, а загадочная старушка исчезла, словно её и не было.
— Пойдем, дочка, – тихо сказала Ольга Лене. – Нам еще надо отца найти.
Алексея долго искать не пришлось. Он ждал жену и дочь, сидя на лавочке возле входа в гостиницу. Настроение в это время у него почему-то было не из лучших. Какая-то необъяснимая тревога преследовала его момента, когда он вступил за монастырскую ограду.
— Ну, как прогулялись? – спросил Алексей подошедшую к нему Ольгу.
— Хорошо. Мы были на могилках новомучеников. Помолились там, а завтра хотим к источнику батюшки Амвросия сходить.
— Оля, завтра нам уезжать надо. С утра автобус приедет.
— Папа, ну, давай еще денек тут побудем, – попросила Лена.
— Лена, тебе, между прочим, через неделю в школу идти, а ты еще совершенно не готова. Да, и маме отдохнуть надо. 
Заявление Алексея прозвучало без аппеллиционно  и никакому обжалованию не подлежало. И Ольги, и Лене ничего другого не оставалось, как подчиниться решению Алексея, и уже утром автобус увозил обратно, в Москву.
Путь домой выдался гораздо приятнее и спокойнее, чем путешествие в Оптину пустынь. В полдень Ларины были уже на Казанском вокзале, где Алексей без труда купил билет на ближайший рейс до Краснодара. То, как пролетело время в дороге, Алексей и Ольга даже  не заметили. Ольга была увлечена чтением книги, купленной в монастыре, а Алексей всю дорогу проспал, храпя так, что ни у Ольги, ни у Лены не было совершенно никакой возможности заснуть самим. Хотя Лена спать и не собиралась. Она сидела у окна и смотрела на мелькающие перед ней пейзажи. Это путешествие было, пожалуй, самым ярким событием в её жизни. Лена старалась запомнить все, что было связано с этой поездкой. Девочка набожная и до беспамятства любящая свою мать, Лена, как никто другой, верила в то, что эта поездка, молитвы, прочитанные ею и Ольгой на могилках Василия, Трофима и Феропонта, возымеют действие. 
Домой Ларины вернулись ранним утром, когда солнце едва выглянуло из-за горизонта, а земля была мокрой от росы. Алексей был рад своему возвращению. Долгое отсутствие вне дома утомляло его. «Калинов ручей» был, так сказать, его родной стихией, местом, где Алексей ощущал себя как бы частью единого целого. Душа Ларина радовалась, когда он шел по узкой дорожке, ведущей от железобетонной трассы к селу. Наконец-то он увидит свой дом, свои виноградники. Наконец-то закончилось это тревожное, изнуряющее путешествие.
Вечером Ольга устроила что-то вроде званного ужина. Пришел Отец Николай и принес все необходимое для охоты и рыбалки: английский винчестер, спиннинг, набор поплавков, немецкий штык-нож, трехместную палатку и кирзовые сапоги.
— Вот, решил сделать вашему мужу подарок, – сказал Отец Николай, показывая Ольге принесенные снасти.
— Да, что вы! – Ольга аж всплеснула руками. – Это ведь все такие деньжищи стоит! Да, и Алексей у меня ни охотой, ни рыбалкой не увлекается.
— Ну, а мне-то, что со всем этим добром делать, Ольга Александровна? Тут, пока вас не было, ко мне приезжал настоятель нашего монастыря. Представляете, вот все это хозяйство кто-то подбросил к воротам нашей обители. Ну, а нам-то, монахам, что со всем этим делать?
— А хозяина найти не пробовали?
— Да, где же его найдешь-то? Он ведь записки не оставил. Ну, а вам эти вещи, может быть, пользу принесут. Я надеюсь, хоть это Алексея Павловича порадует, а то он, как приехал, какой-то угрюмый ходит.
— Вы тоже это заметили, Отец Николай? – Ольга вздохнула. – Я сама понять не могу, что с ним произошло. Пока мы ехали, он слова не проронил. Ходит, как в воду опущенный.
— А там, в Оптиной, все нормально было?
— Да, все хорошо. И приняли нас там прекрасно, и все нам там очень понравилось. Мы с Леной даже хотели там еще на денек остаться, а Алёша чего-то заегозил: поехали да поехали. Вот и пришлось спешить.
— Странно это, Ольга Александровна, странно, – задумчиво произнес Отец Николай. – Я-то всегда Алексея Павловича привык другим видеть.
То, что происходило с Алексеем, настолько беспокоило Ольгу, что она совершенно забыла про старушку, которую встретила на могилке новомучеников. Забыла и про слова, которые эта старушка тогда сказала. Эти слова, звучавшие как пророчество, Ольга вспомнила только через месяц, когда оказалась на приеме у врача в районной больнице. Немолодая, с совершенно равнодушным выражением лица, женщина-врач, перебирая разложенные  перед ней бумаги, заявила:
— Ну, что. Завтра с утра берем с собой чистенький халатик, тапочки, и к десяти часам приходим сюда.
— Это еще зачем? – спросила не совсем понимающая, что происходит, Ольга.
— Как зачем? Будем исправлять допущенные ошибки, – улыбаясь, ответила докторша. – Ну, не рожать же вам в ваши-то годы.
— Погодите, а почему вы решили, что я собираюсь рожать?
— Милочка, да, вы уже на втором месяце. Это хорошо, что срок маленький, а то как бы вы выходили из положения – не представляю,  – констатировала докторша совершенно дежурным тоном, будто бы дело касалось чего-то совсем обыденного. Например, удаления больного зуба.
Надо ли говорить, какую радость почувствовала Ольга, узнав о своей беременности. Её молитвы были услышаны. То, о чем они с Алексеем так долго мечтали, наконец-то сбылось.
— Вы знаете, я буду рожать, – решительно заявила Ольга уверенной в том, что будет принято решение об аборте, докторше.
— И эта туда же! – врачиха аж ударила кулаком по столу. – Вам что, неймется всем что ли? Денег куры не клюют? Ребенок – это вам не плюшевый мишка. Его, между прочим, поднимать надо.
— Да, вырастим мы его. Не беспокойтесь.
— Да, я-то не беспокоюсь! – не унималась докторша. – Смотрите, чтобы потом самим жалеть не пришлось. Время-то сейчас какое? Нищету наплодите, а потом сами плачете.
Все эти глупости Ольга пропускала мимо ушей. Ей хотелось поскорее вырваться из этого кабинета, из этой больницы, и бежать, лететь домой. Врачиха еще минуть пятнадцать пыталась всю бесперспективность рождения второго ребенка, но её слова так и не возымели никакого действия. Ольга осталась при своем мнении.
— Ладно. Поступайте, как хотите, – заключила докторша. – В конце концов, я вам что, нянька что ли?               
Ольга, сияя о счастья, вышла из поликлиники. Яркое солнце освещало тихую улицу Крымска, отчего настроение Ольги стало еще более благодушным. Встречавший жену Алексей все понял по улыбке, озарявшей лицо Ольги. Он бросился навстречу к жене, крепко обнял её и принялся осыпать поцелуями, не обращая никакого внимания на недоуменные взгляды удивляющихся прохожих.
Надо ли говорить, какой грандиозный праздник устроил Алексей вечером у себя дома. Пришел весь поселок, кроме, естественно, Васина, Громадный стол, ломившийся от яств, накрыли не в доме, а прямо во дворе. Чего на этом столе только не было: и жареные гуси, начиненные яблоками и черносливом, и запеченный поросенок, и пироги с грибами и печенкой, и заливная рыба с лимончиком и маслинами, и, конечно же, домашнее вино, приготовленное самим  Алексеем. Собравшиеся гости веселились, шутили, наперебой поздравляя будущих счастливых родителей. Невесела была только Ольга.
Весь вечер она тихо просидела рядом с Алексеем, лишь изредка улыбаясь гостям. Её грусть никто не замечал. Все были увлечены разговорами о своих делах, обсуждением того, кто пришел в каких нарядах, какой знатный стол накрыл Алексей. Лишь Отец Николай заметил печальный взгляд Ольги. Казалось бы, Ольга – главный человек на этом празднике.  Именно она должна была радоваться больше всех. Однако выражение лица у будущей мамы было такое, что, глядя со стороны, можно было бы непременно подумать, что человек переживает какое-то горе. Ольга думала о той старушки, встретившейся на монастырском кладбище. Вернее, из головы не выходили слова той старушки, которые она сказала Ольге. Что она имела в виду, говоря, что малышу, который должен родиться, предназначено стать искупителем перед Богом. Буду человеком глубоко верующим, Ольга была убеждена, что эта старушка, появившаяся в таком святом месте, да еще в тот момент, когда Ольга и Лена молились, не была случайным человеком.          
В таких тревожных раздумьях Ольга провела недели две или три, но потом повседневная рутина взяла свое, и задумываться над тем, что кто-то когда-то сказал, просто стало некогда. День за днем Ольга жила в ожидании рождения малыша. В том, что это будет мальчик, ни она, ни Алексей, ни Лена даже не сомневались. Увлекавшаяся лепкой из пластилина Лена смастерила пару игрушек для своего будущего братика: машинку и мотоцикл.
— Дочка, ему до таких игрушек дорасти еще надо будет, -  говорила Ольга, видя такое рвение дочери.
— Мама, он все равно вырастит. Вот они ему и пригодятся.   
Вообще можно было подумать, что Лена ждала появления братика гораздо сильнее, чем Алексей и Ольга. У родителей-то первая эйфория прошла довольно быстро, едва они окунулись в повседневные заботы. Лена же, напротив, только и говорила о том, что вот-вот у неё родится братик, которого она буквально из рук выпускать не будет.
— Ленка,  ведь так его и разбаловать недолго, – улыбаясь, предупреждал Отец Николай. 
— Не избалую, -  смеясь, отвечала Лена. – Мне родители не дадут.
Так день за днем проходил в ожидании чуда. Погрузившись в заботы по дому, в работу, Алексей и Ольга потихоньку забывать все то, что с ними происходило во время поездки в Оптину пустынь. Забылась и та загадочная старушка, встретившаяся Ольге на кладбище, и все то, что эта старушка тогда сказала.
Эти слова, звучавшие как пророчество, Ольга вспомнила только сейчас, по дороге в больницу. Превозмогая нечеловеческую боль, Ольга думала только о том, чтобы с её ребенком все было в порядке, и тут, как гром, как какой-то электрический разряд, прошедший по нервам, в ушах прозвучали те загадочные слова:      
— Будет у тебя сынок, будет. Правда, не на радость он тебе родится. За то потом ходатаем перед престолом Господа за вас с мужем будет.
 Вспомнив эти слова, Ольга даже на минуту забыла о тех невыносимых страданиях, которые она испытывала, но потом боль все равно брала свое. Даже сейчас, когда Ольга уже минут пятнадцать находилась в операционной, на улице слышны были её, полные страданий, крики. Алексей в это время не просто нервничал, а находился на грани безумия.
Прошел час с тех пор, как Ольга была передана в руки местного эскулапа, а из окна больницы все еще слышны был её страдальческие крики. Причем, чем больше времени проходило, тем сильнее и отчаяние кричала Ольга. Были моменты, когда эти крики вдруг затихали, и все окружающее пространство погружалось в мертвую тишину. В эти мгновения у Алексея останавливалось дыхание; он мог отчетливо слышать каждый удар своего сердца. Такие мгновения продолжались секунды две или три, а потом тишина снова разрывалась даже не криками, а громкими воплями, полными, отчаяния, несчастной женщины.
Минуты ожидания проходили одна за другой. Алексей и Отец Николай так волновались, что даже не заметили, как в здание больницы прошел сухенький, низенький старичок, почему-то закутанный в дождевик. Лишь когда он скрылся за дверью, Отец Николай с Алексеем узнали о его появлении, так как все пространство и в самой больницы, и около неё озарилось даже не то, что ругательствами, а дикими, совершенно не поддававшимися описанию, зоологическими визгами:
— Что ж ты, хрюшка носатая, этого дятла обпившегося одного в родильную отпустила? – не жалея голосовых связок, орал старичок. – Меня подождать нельзя было?   
— Тебя дождешься! Как же! – ответила санитарка  - Пока ты дошкандыбаешь, не то, что родить, а на луну слетать можно.
Весь дальнейший диалог между старичком, санитаркой и «обпившемся дятлом» происходил в помещении, где рожала Ольга, а поэтому Алексей и Отец Николай не могли слышать, о чем шла речь. Прошло еще минут двадцать. По-прежнему были слышны крики Ольги, которые то на секунду затихали, то становились еще громче. Неизвестно, как Алексею удалось не сойти с ума, когда он слышал эти крики.
— Если с  Олей что-то случится, я тогда не знаю, что буду делать, – говорил он голосом, полным отчаяния. – Просто не представляю себя без неё. Мы вместе с Олей уже почти двадцать лет прожили…
— Алексей Павлович, вы бы сейчас лучше помолились,  – сказал Отец Николай. – Это самое большее, что вы можете сделать для Ольги Александровны.   
Все молитвы, которые Алексей вспомнил в этот момент – это Отче наш, Богородице дева радуйся и трисвятое. Буквально затаив дыхание, стараясь четко произносить каждую букву, Алексей полушепотом стал произносить эти молитвы. На душе как-то сразу полегчало. Пропала тревога, ушли волнения. Чем больше Алексей молился, тем быстрее он становился спокойнее, умиротвореннее. Откуда-то появилась уверенность, что все будет хорошо, и Господь не оставит Алексея и его семью. Одновременно с Алексеем молился и Отец Николай. О, что это была за молитва! Шепотом Алексей даже не произносил молитвы, а рыдал словно маленький, провинившийся ребенок, умаляющий отца избавить его от наказания. По щекам у Алексея текли слезы, а губы судорожно дрожали. Отец Николай, напротив, был спокоен и сосредоточен. Молитву за других он считал своим долгом, и сейчас, перебирая четки и произнося слова молитвы, он просто выполнял предназначенное ему. 
Неизвестно, сколько времени Алексей и Отец Николай провели в молитве, но уже забрезжил рассвет, кода дверь больницы отворилась и из неё выше тот старичок, приезд которого не заметили Отец Николай с Алексеем. Лицо у него было усталое. На лбу выступали крупные капли пота. Однако когда он заговорил с Алексеем, голос у него оказался довольно бодрым, без усталости.
— Ну, что, папаша. – вздохнув, сказал старик. – Так сказать, поздравляю тебя. Сын у вас с женой родился. 
— Сын? – как-то рассеяно переспросил Алексей, не совсем обладая чувством реальности. – А как Оля? Что с ней?
— Да, с женой-то твоей все в порядке. Хоть сейчас можешь домой забирать. А вот мальчика придется в районную больницу отправлять.
— Почему в больницу? С ним что, что-то не так? – испуганно спросил Алексей.
— Да, много с ним, что не так, – доктор вздохнул и закурил папиросу. – Понимаешь, с сердцем у него что-то не в порядке. Боюсь, без операции не обойтись. Ты уж жену успокой. Скажи: не все еще потеряно. Надежда всегда есть. Хотя, ты уж меня извини, но я тебе прямо скажу: никакой гарантии, что твой сынок до десяти лет дотянет.
Алексей сел тут же, где и стоял. Он перестал чувствовать ноги, как только доктор произнес последнюю фразу. Глаза Алексея заволокла белая, плотная пелена, а губы судорожно дрожали. Слезы потекли из глаз сами собой, а не потому что Алексей хотел заплакать. Он уже не слышал ни того, что говорил ему доктор, ни слов утешения Отца Николая. Все слова в этот момент для Алексея потеряли смысл.
— Что теперь делать, Отец Николай? – причитал Алексей. – Как жить дальше?
— Молиться надо, Алексей Павлович, – задумчиво ответил священник. – Молиться.