Пролог.
Служба в Храме Вознесения Господня, что в станице Гнездовской, в тот день была необыкновенно торжественна и красива. Жених и невеста стояли перед священником и с замиранием сердца слушали каждое произнесенное им слово. Отец Георгий говорил о том, что семья – это благословение Божье, о том, что имена венчающихся будут навечно вписаны в небесную книгу рукой самого Господа. Наконец, на головы молодых были возложены венцы. Под сводами Собора зазвучало дивное пение церковного хора. Хотя, казалось, что это не просто хор, а сонм бесчисленных ангелов прямо с небес благословлял новую семью.
Сергей стоял возле левого предела и все время смотрел то на молодых, то на ворота храма.
— Слушай, Сереж, перестань по сторонам смотреть. Неудобно даже. – сказал подошедший к нему немолодой, крепкий мужчина в сером костюме. – Служба идет, батюшка молитвы читает, а ты, как филин какой-нибудь, головой туда - сюда вертишь.
— Да, я не вижу, где Димка. Вроде тут стоял.
— Вон, возле твоей мамы стоит. Куда он денется?
Какие-то нехорошие предчувствия преследовали Сергея еще с утра. То ли его расстроила новость о том, что Дмитрий решил учиться на юридическом, а не заниматься менеджментом, как того хотел Сергей, то ли не давали покоя те новости, которые привез из Москвы Игнатьев. Привыкший всегда доверять своим партнерам, Сергей был обескуражен тем, что сообщил ему Андрей. Прямо у него, у Сергея, под носом уводились колоссальные средства.
Служба закончилась. Все семейство Черкасовых собралось на ступенях храма, чтобы приветствовать молодых. Когда Татьяна и Кирилл вышли из церкви, торжественный перезвон колоколов оповестил округу о рождении новой семьи – союза, благословленного самим Творцом. Вся семья выстроилась на ступенях храма. Защелкали затворы фотоаппаратов. То тут, то там засверкали вспышки. Кирилл смотрел на жену любящим, нежным взглядом, а она вся сияла от счастья.
Усадьба семьи Черкасовых находилась на окраине станицы, на берегу большого пруда, окруженного кустами шиповника. Огромный особняк, построенный в стиле борроко, с большими, кружевными арками и мраморными колоннами был построен в те времена, когда земли станицы были пожалованы императором Николаем Первым казачьему атаману Ермолаю Черкасову. После революции имение конфисковано, и в некогда самом роскошном доме в станицы расположился реввоенсовет. Потом в здании разместился какой-то склад, а затем и управление по водоснабжению. После того, как началась перестройка, управление переехало в другое место, а прекрасное здание, самое красивое в округе, оказалось никому не нужным.
Так и разваливался особняк по кирпичику, если бы не Сергей Черкасов. Еще будучи студентом, узнал он от отца историю своего рода и о том, что за особняк стоит в Гнездовской. Потом, когда Сергей стал президентом концерна «Кубань», он выкупил разрушавшееся здание, восстановил его, и поселился в нем со всем своим семейством.
Праздничный стол был накрыт прямо перед домом, на зеленой лужайке. Все гости были веселы и беспечны; мило шутили и беседовали между собой. Только Сергей и Игнатьев уединились в одной из комнат, где Андрей Степанович рассказывал Сергею о тревожном, по его мнению, положении дел в «Кубани».
— Значит так. – говорил Игнатьев. – Все документы я тебе передал. Ты уж разберись со всем этим. Суммы, переведенные в этот томский банк, огромны.
— Да. – задумчиво произнес Сергей. – Не ожидал я такого от Германа. Как ты думаешь: Ванька в курсе всех этих дел?
— Ой, трудно сказать. У него сейчас с Германом отношения напряженные. Иван опять выпивать начал. Делами концерна мало занимается.
— Блин! Теперь Герман закусит удила. Он же за спиной Ивана делает все, что хочет. Нет, я знал, что Герман человек, от которого можно ждать подвоха, но вот что такое…
— Сережа, мой тебе совет: бросай ты этот московский концерн. Выводи от туда свои капиталы, а то вообще без ничего останешься.
— Да, тут в суд подавать надо. Это получается: Герман меня обворовывает, а я делаю вид, будто ничего не происходит.
— Ладно. Поступай так, как считаешь нужным, но помни: действовать нужно как можно скорее. Иначе ты рискуешь потерять «Кубань».
Отношения Сергея с его главным партнером Германом Сапрановым в последнее время действительно были напряженные. Хозяин крупного концерна, Сергей Черкасов долгие годы был главным поставщиком сети супермакетов, владельцем которых был Герман Сапранов. Герман прочно обосновался в Москве, сеть магазинов считалась в столице самой крупной. Немало разбогатев на торговле продовольствием, Герман спал и видел, как скоро он расширит свой бизнес; как будут расти его власть и влияние; как, наконец, войдет он в число тех влиятельных лиц, для которых все двери открыты, и вхожи они в любые кабинеты, включая кремлевские.
«Кубань» - промышленный концерн, созданный Сергеем, - был крупнейшем на юге производителем продовольствия. Предприятия (а это были мясокомбинаты, молокозаводы, пекарни, элеваторы, кондитерские фабрики) Черкасова были расположены не только на Кубани, но и в Ставрополе, на Дону, в Астрахани, а продукты, на которых красовался товарный знак «Кубани» можно было встретить в любом магазине.
Какое-то время Сергей и Герман сотрудничали друг с другом, благодаря чему дела Сапранова пошли в гору. Сеть магазинов в столице росла, как на дрожжах, и очень быстро стала крупнейшей в стране. Прибыль вкладывалась в предприятия, сулившие своим владельцам баснословный доход, и в конце концов Герман стал одним из богатейших людей в стране.
Эти-то успехи и вскружили Герману голову окончательно. Ему, человеку амбициозному и привыкшему быть всегда единоличным хозяином всего, что было хоть как-то связано с его бизнесом, надоело зависеть от поставок своего партнера. Тем более, что дела Сергея тоже шли в гору, а это породило в душе Германа очень нехорошее чувство – зависть. Вдруг Сергей Герману стал не нужен, мешал ему. В общем, захотел Герман всем «рулить» сам, абсолютно ни от кого не завися. Тут и стал Герман предлагать Сергею продать «Кубань».
— Ну, что, ты со своими мозгами да с такими деньжищами новую фирму не откроешь? – говорил Герман. – Ты ведь знаешь: тебя не обижу. Заплачу столько, сколько попросишь.
— Нет, Герман. Ты знаешь, сколько я сил положил, чтобы создать все, что сейчас у меня есть. Это ведь, как ребенка вырастить. Как же от своих детей отказываться можно?
Сапранов сделал вид, будто смирился, а между тем у него в голове созрел хитроумный план, как заполучить «Кубань» вообще без ведома Сергея. Для этого среди некоторых руководителей предприятий концерна Герман завел несколько знакомых, готовых за весьма приличное вознаграждение выполнить все, о чем не попросил бы московский партнер Сергея. Дальше же все было просто, как в заурядных советских детективах. Новоявленные агенты Германа Федоровича стали банально воровать на вверенных им предприятиях, абсолютно ничего не стесняясь, а ворованные деньги переводились на специальный счет в одном заштатном банке в Томске. Ну, а дальше все происходило до безумия просто. Деньги из этого банка переводились на счета мелких акционеров «Кубани» в обмен на их пакеты акций.
— Вот проходимец! – говорил возмущенный Сергей, просматривая бумаги. – Это он решил меня за мои же деньги обобрать. Теперь понятно, зачем он за Танькой увивался.
— Погоди, а причем здесь Татьяна? Она же у тебя за Кирилла замуж вышла. – спросил Игнатьев.
— Ну, это сейчас она за него замуж вышла. А до этого знаешь, как Герман за ней ухаживал? Мы с матерью еле остановили этот роман.
— Это, выходит, он тебя хотел семейными узами повязать?
— Да, какими узами!?! – вскрикнул Сергей. – Он же женатый человек. Вон, только неделя, как на развод со своей Ириной подал.
Цинизм и расчетливость Германа поражали Сергея до глубины души. Единственное, что еще заставляло Черкасова сотрудничать с этим расчетливым типом – это Иван. Зная искренность, честность старшего брата Германа, Сергей просто не считал себя вправе подставлять его. Иван был человеком умным, целеустремленным, но время от времени подпадающим под власть зеленого змия. В этом случае Герман становился абсолютным хозяином концерна, создателем которого был как раз Иван.
Сергей вышел проводить Игнатьева. Около ворот особняка стоял вишневый «Nissan» - любимое средство передвижения Андрея Лукича. Возле машины Сергей простоял еще минут пятнадцать, выслушивая последние наставления Игнатьева.
— Ты со всем этим не затягивай. – говорил Андрей Лукич. – Главное, нельзя дать Герману перехватить инициативу. Иначе с таким нахрапом он все приберет к своим рукам.
— Слушай, я, пожалуй, все это дело Димке поручу. Он же собирается в прокуратуре работать. Вот пусть и покажет, чему он за эти годы научился.
— Димка – парень толковый. Уж он со всем этим разберется. Кстати, зря ты на него ворчишь, что он на юридический пошел. Ты знаешь, надежды он действительно подает большие. У нас на факультете все на него прямо не нахвалятся.
— Андрей, мне-то не легче оттого, что его все хвалят. – Сергей тяжело вздохнул. – Вот скажи, на кого я теперь свое хозяйство оставлю? Танька вон замуж вышла; сейчас от нас уедет. А мы ведь с Наташей тоже не вечные. Спрашивается, зачем я вкалываю день и ночь. Кому это нужно?
— Погоди. Таня замуж вышла. Димка тоже когда-нибудь женится, а там внуки пойдут. Вот им вся твоя империя и достанется. – ободрил друга Игнатьев. – Ладно. Я поехал, а то скоро темнеть начнет. Ты, если что, звони, и давай, бери Германа за жабры.
Игнатьев уехал, а Сергей пошел к гостям. Солнце уже скрылось за линией горизонта, но торжество было в самом разгаре. Гости шутили, смеялись, поздравляли молодых, и отсутствия Сергея как бы никто не замечал. Сергей сел рядом с Натальей. Та по грустному и задумчивому выражению лица мужа поняла, что разговор с Игнатьевым был не из приятных.
— Сережа, что-то случилось? - шепотом спросила она. – Ты какой-то сам не свой. Опять какие-то проблемы на работе?
— Я тебе потом все расскажу. – ответил Сергей, тяжело вздохнув. – Слушай, а где Димка?
— Да, он теперь, наверное, по всей станице на этом своем мопеде носится.
Дмитрий действительно в это время находился вне всяких торжеств и вне всякой реальности вообще. Пребывая на седьмом небе от счастья, безумно радуясь тому подарку, который преподнес ему Кирилл, Дима рассекал проселочные дороги на новеньком, красном мопеде. Мимо пролетали маленькие дома, крашенные заборы; навстречу мчались шустрые легковушки, важные грузовики, неповоротливые трактора, невзрачные телеги, запреженые исхудавшими клячами. На все это Дмитрий не обращал абсолютно никакого внимания. Сейчас ему хотелось ехать и ехать, лететь аж на край земли. Вот уже минула станица и начались бескрайние поля, залитые золотистыми колосьями пшеницы. Дальше раскинулась лесополоса, а за ней на многие километры, переливаясь голубыми оттенками, раскинулась Кубань. Дмитрий остановился на самом краю берега, около старого клена, одиноко царившего над водной гладью.
Солнце, как бы на прощание посылая отблески своих лучей, медленно садилось за горизонт. В воде отражался скрывающийся за тонкой линией красный диск. Дмитрий, стоя над обрывом, любовался этим завораживающим зрелищем и, казалось, забыл об всем на свете.
Побыв еще немного с гостями, Наталья и Сергей уединились в своей комнате, находившийся на втором этаже особняка, где Сергей рассказал жене все, о чем поведал ему Игнатьев.
— Ну, каков негодяй этот Герман. – возмущалась Наталья. – Это он что, Таньку использовать хотел, чтобы ты на него в суд не подал?
— Выходит. Причем, очень хорошо устроился. Знаешь, какие суммы он с моих счетов уводил? У него ведь на предприятиях приспешников оказалось полно. Он им только распоряжения отдавал, а те уже рады были стараться. Конечно! Куш-то им Герман за их проделки отваливал, видать, немаленький.
— Сережа, но ты ведь это так не оставишь?
— Конечно, не оставлю. Он у меня еще по судам побегает. Ивана только жалко. – Сергей вздохнул. – Вот каково ему будет узнать, что брат его вором оказался.
— Ты думаешь, он ничего не знал о том, что Герман вытворяет?
— Я думаю, что не знал. Понимаешь, Ванька в последнее все дела что-то совсем забросил. В концерне всем заправляет Герман, а он в свои действия уж точно посвящать никого не будет.
Проблема чрезмерного потребления алкоголя стояла перед Иваном Сапрановым всегда очень остро. Нет, алкоголиком или лихим пропойцей Иван никогда не был. Просто время от времени в его жизни наступали периоды, когда интерес к бутылки начинал преобладать над всеми остальными. В такие моменты жизни Иван как бы переставал принадлежать сам себе. Никакими делами он, естественно, заниматься не мог, а поэтому в такое время в концерне наступало полное всевластие Германа. Сапранов-старший начинал «рулить» в полном соответствии со своими представлениями об управлении бизнесом, устанавливая свои порядки, не считаясь не с мнением Ивана, ни с тем, что его, Германа, решения зачастую вступали в прямой конфликт с законом. Обо всем этом Сергей, конечно, знал, и, если бы ни дружба с Иваном, он прекратил бы с Германом все отношения.
— Слушай, заканчивай ты все дела с этими москвичами. – недовольно сказала Наталья. – Ну, сколько можно с Иваном, как с писаной торбой, носиться. В конце концов, Иван – не ребенок. Если он не в состоянии бросить пить, то ты тут все ровно ничего не сделаешь.
Семью Сапрановых Наталья недолюбливала, прежде всего, из-за того, что, зная о хитрости и расчетливости Германа, хорошо понимала, что он всего лишь использует Сергея для достижения своих, абсолютно непонятных, целей, а Иван в этой игре служит всего лишь прикрытием, эдакой дымовой завесой. Сергей никогда не смог бы порвать отношения с Иваном из-за проделок Германа, ибо считал, что в человеческих отношениях самое главное – это Дружба, а деловые отношения всегда второстепенны.
Уже совсем стемнело, когда Татьяна и Кирилл собрались уезжать. Давняя мечта Татьяны – побывать в Италии – сбывалась. Сначала молодым предстояло часа полтора добираться на автомобиле до Краснодара. Затем на самолете два часа надо было лететь до Москвы, а уже из столичного Шереметьева-2 Кирилла и Татьяну ждала долгая дорога в Рим, потом в Неаполь, после Неаполя в Венецию, Флоренцию…
Наталья сидела около открытого окна и любовалась бледно-желтой луной, одиноко светившей в небе, когда в комнату вошла Татьяна, чтобы попрощаться с матерью. Когда Наталья увидела дочь в белом платье, на глаза у неё невольно навернулись две крупные слезы.
— Мама, мы с Кириллом уезжаем. – тихо сказала Татьяна.
Наталья подошла к дочери, обняла её и троекратно поцеловала в лоб и щеки.
— Дочка, постарайся звонить от туда как можно чаще. – еле сдерживая себя, чтобы не расплакаться, произнесла Наталья. – Во всем слушайся Кирилла. Одна без него никуда не ходи. Ты ведь там ничего не знаешь, а он в Италии бывал часто.
— Мам, конечно, я от Кирилла теперь ни на шаг. Я сейчас вообще не хочу от него отходить ни на одну минуту.
Наталья посмотрела в глаза Татьяны. Девушка вся светилась от счастья. При виде радостной улыбки на лице дочери у Натальи отлегло на сердце. Её опасения, похоже, не сбывались. Эти опасения преследовали Наталью с того дня, когда Татьяна только познакомилась с Кириллом. Молодой человек сразу понравился и Сергею, и Натальи. Он был из хорошей семьи, окончил престижный институт в Краснодаре, устроился работать в Новороссийское морское пароходство, где за короткое время сумел сделать довольно успешную карьеру. Словом, ничто не препятствовало в глазах Сергея и Натальи для того, чтобы Кирилл стал супругом их дочери. Беспокойство у Натальи вызывало другое: сможет ли Татьяна забыть этот свой безумный роман, чуть не погубивший её.
— Танечка, ты счастлива? – робко, почти шепотом спросила Наталья.
— Да, конечно, мама. Кирилл – очень хороший человек. Ты даже не представляешь, как я счастлива.
Услышав это, Наталья успокоилась окончательно. Значит, то безумие, которым жила Татьяна на протяжении долгих месяцев, осталось в прошлом.
— Таня, а Германа ты забыла? – в голосе Натальи почувствовались тревожные нотки.
— Ой, мама, ты знаешь, я только сейчас понимаю, насколько все это было несерьезно. Я же вела себя, как полная дура. Даже вспоминать стыдно.
Вспоминать об этом периоде своей жизни Татьяне было действительно стыдно. Те бессонные ночи, когда Наталья глотала валидол чуть ли не литрами, остались в прошлом, но воспоминания о них еще долго не оставляли ни Наталью, ни её дочь.
Татьяна была влюблена настолько страстно, что никакие разумные аргументы, приводимые Сергеем и Натальей против отношений с женатым мужчиной, да еще намного старше её, просто не хотела слышать. Татьяна пропадала целыми месяцами неизвестно где, заставляя родителей волноваться и думать, Бог знает что. Потом выяснялось, что она была в Москве, где неплохо проводила время со своим возлюбленным, развлекаясь во всяких ночных клубах и ресторанах. Причем, её абсолютно не волновало, что родители сходят с ума от волнения, что матери уже несколько раз вызывали неотложку, а отец обзвонил все местные больницы и морги в поисках дочери. Татьяна абсолютно искренне считала, что находится уже в том возрасте, когда она уже вправе принимать самостоятельные решения, а родительская опека становится абсолютно излишней.
Кошмар этот продолжался года два или три. Наталья и Сергей уже совсем отчаялись вернуть свою дочь, когда Татьяна в один прекрасный день вернулась домой, заперлась у себя в комнате и стала тихо рыдать в подушку, ни с кем не желая разговаривать. Потом выяснилось, что всю эту вакханалию прекратил виновник всех переживаний семьи Черкасовых. Герману просто надоело возиться с безмозглой, по его мнению, девчонкой, у которой на уме одни ахи, вздохи да любовные переживания. К тому жена Германа, Ирина, узнала про его приключения на стороне, а скандалы с супругой в планы Германа пока не входили.
Депрессия у Татьяны после рухнувших надежд на счастье продолжалась недолго. Как-то Сергею надо было ехать в Петербург, чтобы заключить там какую-то сделку. Вот и взял он Татьяну с собой, чтобы она там немного развеялась. В Петербурге, прохаживаясь по бесчисленным залам Эрмитажа, Татьяна и познакомилась с Кириллом Берковским – своим будущим женихом. Кирилл почему-то сразу решил, что это девушка, одиноко стоящая около витрины с украшениями Фаберже, обязательно должна стать его женой. Ну, а дальше пошло все как по накатанному. Обаяние Кирилла оказалось настолько сильным, а характер настолько легким и веселым, что покорить сердце Татьяны не составило большого труда. Девушка не смогла не оценить ни острого ума, ни веселого характера молодого человека. Очень скоро разговор зашел о свадьбе. От перспективы породниться с Кириллом и Сергей пребывали в полном восторге. Еще бы! Они готовы были на руках носить человека, заставившего Татьяну забыть все её прошлые причуды.
Раздался стуки в дверь.
— Да, да. Войдите! – громко произнесла Наталья.
В комнате появился Кирилл. Он уже сменил свадебный костюм на дорожную куртку и тренировочные брюки, и мысленно находился на борту авиалайнера, летящего в солнечный Неаполь.
— Танюша, нам пора. – ласково сказал Кирилл.
— Я сейчас выхожу, дорогой.
— Дочка, я тебя провожу. – сказала Наталья.
Когда Наталья, Татьяна и Кирилл вышли на крыльцо дома, к воротам подъехала грузовая машина с крытым брезентовым кузовом. Из кабины вылез крепкий, коренастый мужчина лет сорока пяти. Одет он был в кожаную коричневую куртку, серые брюки и высокие, кирзовые сапоги. Густые, черные волосы были аккуратно зачесаны назад, а на правой щеке красовался тонкий шрам, предававший внешности этого человека какой-то необычный, роковой вид. Мужчина сделал знак рукой, из кузова автомобиля выпрыгнули семь человек, одетых в военный камуфляж. Четверо из них были вооружены охотничьими ружьями, а остальные – пистолетами. Вооруженные люди направились к воротам особняка.
Ничего не успевший понять привратник был сражен метким выстрелом из пистолета. После этого вооруженные люди твердой поступью направились в сад, где все семейство Черкасовых прощалось с уезжающими Кириллом и Татьяной. Гости, сидевшие за столом во дворе, были шокированы появлением вооруженных незнакомцев.
— Так! Всем оставаться на местах! – повелительным тоном скомандовал мужчина со шрамом. – Если кто-нибудь сделает шаг, то тут же получит пулю в лоб.
Все замерли; по коже Натальи и Татьяны пробежал пронизывающий, леденящий холод. Мужчина со шрамом окинул присутствующих взглядом, в котором читались и издевательская ухмылка, и какое-то наглое бахвальство от того, что сейчас, в данный момент, именно он может распоряжаться жизнью каждого сидящего за столом.
— Я вижу: у вас здесь свадьба. – издевательски улыбаясь, произнес человек со шрамом. – Ну, а кто жених?
— Я жених. – спокойно ответил Кирилл, сделав шаг вперед.
— Тебе же сказали: не двигаться с места! – закричал полупьяный старик, и нажал на курок самодельного обреза.
Раздался выстрел. Кирилл замертво упал на каменные ступени. Татьяна бросилась к возлюбленному и тут же была сражена метким выстрелом человека со шрамом. Затем открылась беспорядочная стрельба. Один за другим пули косили всех, кто находился во дворе. Человек со шрамом стрелял метко, не промахиваясь. За какие-то четыре минуты весь двор был усеян трупами. Злодеи не щадили никого. Первые, кого убили после Кирилла, были племянники Сергея – Антон и Виталик. Пули попали мальчикам прямо в сердце. Их родители, Владимир и Лидия, еще не успели понять, что их сыновей больше нет, как тоже были поражены выстрелами из ружья. Мать Сергея, Евдокия Ермолаевна, только и успела встать со стула, как пуля, выпущенная из помпового ружья, поразила и её. Спустя несколько минут все пространство перед особняком было залито кровью.
Самая печальная участь постигла Сергея. Он был ранен. Пуля задела позвоночник, но он еще оставался жив. Истекая кровью, он лежал лицом вниз на сырой, холодной земле, и рыдал совершенно несвойственным ему тонким, похожим на детский, голосом ни от боли, ни то от ужаса. Слезы уже как бы сами собой текли из его глаз. К нему подошел один бандитов. Увидев вздрагивающее тело, он поддел грубо ногой под живот и перевернул Сергея. Черное, все в крови, лицо Сергея привело бандита в ужас. В нем было все: и ненависть, и призрение. Испугавшись этого испепеляющего взгляда, злодей окликнул стоявшего рядом главаря:
— «Шакал», а этот еще жив!
«Шакал» подошел к лежащему на земле Сергею, презрительно посмотрел ему в глаза и сказал стоящему рядом тощему верзиле:
— Так! Давай неси сюда какую-нибудь веревку.
Веревка нашлась спустя две минуты. Это были обыкновенные вожжи, взятые верзилой в сарае. Не долго думая, «Шакал» обмотал вожжами шею Сергея и затянул петлю. Потом он позвал трех соучастников и приказал им вздернуть Сергея на ближайшем дереве. Таким деревом оказалась роскошная яблоня, росшая в саду перед особняком. Она и стала эшафотом для Сергея. Сергея повесили минуты за три. Обезумевшая Наталья уже не совсем хорошо понимала, что происходит. Она видела, как её мужа волокли к дереву, как ему на шею набрасывали петлю, как другой конец веревки набрасывали на упругие ветви… Дальше её глаза заволокла густая, белая пелена, а сознание вообще перестало что-либо воспринимать.
Очнулась Наталья от сильного удара кирзовым сапогом по лицу. Придя в себя, она увидела перед собой огромного, здоровенного детину с лицом, выражавшим полное отсутствие каких бы то ни было признаков интеллекта.
— Слушай, «Шакал», а она еще жива. – заливаясь дебильным хохотом, произнес детина.
Человек со шрамом подошел к еле живой, уже не совсем осознающий, что происходит Натальи. Он внимательно посмотрел на неё. Это был какой-то обезумевший взгляд хищника, готового наброситься на беспомощную жертву и растерзать её. «Шакал» ухмыльнулся, закусил нижнюю губу, потом схватил еле живую Наталью за волосы и поволок в дом.
— Что вам от нас нужно? Кто вы? – закричала несчастна женщина.
— Я всего лишь выполняю приказ. – совершенно спокойным тоном сказал «Шакал».
— Чей приказ? Кому помешала моя семья?
— Не надо было становиться на дороге у Сапрановых! Твой муж своим упрямством Герману все карты спутал. Да и ты зря свою дочку настраивала против Германа.
Тут подошел полупьяный старик. Лицо его было даже не красного, а багрового цвета, глаза абсолютно безумными, а немногочисленные волосы на голове почему-то стояли дыбом, будто через них прошел заряд электрического тока.
— Ну, а с этой фифочкой что делать? – заплетающимся языком, проглатывая окончания фраз, спросил старик.
— Так! Волоки её в дом. – приказал «Шакал». – Тут водка осталась?
— Полно. Вон, на столе, три непочатые бутылки стоят.
— Отлично. Скажи остальным, чтобы трупы затащили в дом, свалили где-нибудь, а ты потом все поджигай.
— Так, а эту кончать, что ли? – снова спросил старик.
— Нет! – закричал «Шакал, а потом совершенно спокойным тоном обратился к Наталье. – Насчет вас, Наталья Леонидовна, есть особое распоряжение. Вы должны умереть особым образом.
— Значит, её подожжешь вместе со всеми. – сказал «Шакал» старику.
Наталья не помнила, как оказалась лежащей на полу в холле на первом этаже своего дома под огромной хрустальной люстрой, как двое отморозков разливали из бутылок водку, опрыскивая все, что только можно: пол, стены, занавески, мебель. Потом в комнату вошел «Шакал». В руках у него была какая-то деревянная палка, конец которой был обмотан ни то ватой, ни то сухой паклей. Несколько минут «Шакал» стоял молча, осматриваясь по сторонам. Он любовался тем, что сотворил, абсолютно не скрывая довольной ухмылки. Потом из кармана брюк он достал зажигалку, поджег конец деревяшки, подошел к подоконнику, облитому водкой, и подпалил его.
Пламя стремительно начало распространяться по комнате. Огонь молниеносно с подоконника перекинулся на стены, а затем и на пол. В это время «Шакал» уже сидел в кабине грузовика, мчавшегося прочь от места злодеяния. Рядом с ним сидел старик, понуро опустив голову. По всему было видно, что перед «Шакалом» он провинился, а это всегда сулило суровое наказание.
— Что же ты встал, как вкопанный, не с места ни сдвинулся. – выговаривал «Шакал». – Почему я должен за тебя все делать?
— Слушай, ну, не могу я так. Вот так живого человека в огонь бросать…
— А стрелять по живым ты не боялся? Ты же первым палить начал. Я оглянуться не успел, как ты этого пацана завалил.
— Ты же знаешь, я стрелять привык. Но вот жечь людей мне еще не разу не приходилось.
— Запомни, старый: ты должен выполнять все, что я тебе прикажу, если сам хочешь целым остаться. Скажу кого-нибудь живьем съесть – сожрешь без звука, даже не подавишься. Понял!?! – заорал «Шакал».
— Понял. – виновато ответил старик.
Тут из кармана кожаной куртки «Шакала» раздался звонок. В мгновении ока в руках «Шакала» оказалась стильная «раскладушка» светло-серебристого цвета с миниатюрным механическим циферблатом. Увидев на определителе определенную комбинацию цифр, «Шакал» поднял крышку мобильника и поднес трубку к уху, заметно при этом нервничая.
— Как дела, «Шакал»? – раздался в трубке глухой, охрипший голос.
— Все прошло как по маслу. Вон, дом догорает вместе со своими обитателями.
— Как вы пробрались туда? Менты не приставали?
— Да, нет. Тут все прошло чисто. Мы ведь специально до темна ждали. Дом у них на отшибе стоит. Народ вокруг уже спит. Так, что пока никто не шелохнулся. В общем, Герман Федорович, проблема с Черкасовыми решена окончательно.
— Народ-то, может быть, и спит, но вы там такого шуму понаделали, что кто-нибудь и проснуться мог.
— Не думаю. У нас же все пистолеты с глушителями. Разве что выстрелы из ружей услышать могли.… Но ведь усадьба на самом отшибе находится. Тут вокруг ни души нет. Так что не о чем вам, Герман Федорович, беспокоится.
— Я надеюсь, ты никого не упустил?
— Все полегли, Герман Федорович, все. Я же вас еще не разу не подводил. Вы же знаете.
— Отлично! Ты хорошо выполнил работу, «Шакал»! От этой семьи должен остаться один пепел.
Водитель автомобиля нажал на газ. Машина, освящая путь фарами, рванула с бешеной скоростью, оставляя позади место преступления.
В тот вечер закат был необыкновенно красив. Ярко-красный солнечный диск медленно спускался за линию горизонта, отражаясь в водной глади. Природа как бы замерла, провожая небесное светило. Даже вода в реке словно застыла, на время превратившись в огромное зеркало, в котором солнце отражалось, пленяя всякого, кто видел это зрелище, своей красотой и величием. Дмитрий, стоя на берегу полноводной реки, любовался закатом. Солнце еще не успело скрыть свои лучи за горизонтом, а от куда-то издалека уже появились большие облака, своим видом напоминавшие каких-то сказочных исполинов. Все вместе это создавало завораживающее зрелище. Дмитрий смотрел на этот сказочный, фантастический закат, и время словно остановилось. Наконец, последний луч скрылся за горизонтом, а на темно-синем небосклоне появились первые бледно-желтые звездочки.
Дмитрий подошел к мотоциклу, не спеша сел на своего железного коня; нога как-то сама собой нажала на педаль. Спокойную тишину спустившийся ночи нарушил внезапно раздавшейся рев мотора. Дмитрий спешил покинуть место, где так любил смотреть, как солнце садилось за горизонт, скрываясь за водной гладью.
Сначала дорога шла по прямой. Потом, за первым поворотом, надо было его ехать между двух огромных полей. Поля эти уже давно не были засеяны, а потому у любого, проезжающего это место ночью, могло сложиться впечатление, что проезжает он по бескрайней степи, вокруг которой, если бы ни луна и звезды, дарившие свой свет, абсолютно ничего невозможно было бы разглядеть. Миновав эти поля, дорога уходила вверх. Прямая железобетонная трасса поднималась по высокому холму, а потом спускалась вниз, где у подножья этого холма и располагалась станица «Гнездовская».
Ночь в станице полностью вступила в свои права. В окнах домов горели огни. Улицы скупо освящали чугунные фонари, процеживая сквозь стеклянные шары бледно-желтый свет. Кое-где, из подворотен, доносился собачий лай, из открытых окон доносились звуки включенного телевизора, какая-то музыка, обрывки чьих-то разговоров. Дмитрий промчался по центральной улице и свернул на право около заброшенной ветряной мельницы к «Боярову озеру», на берегу которого и стояла усадьба Черкасовых. Уже издалека было видно огромное огненное зарево, а глаза беспощадно застилал едкий дым.
Увидев пламя, Дмитрий сразу понял, что дома произошло что-то неладное. Первое, что пришло ему в голову: отец, находясь в хмельном запале, решил устроить фейерверк, а те бенгальские огни, что остались после нового года, дали какой-то сбой, отчего произошло возгорание. Чем ближе Дмитрий подъезжал к усадьбе, тем больше убеждался, что причина пожара – отнюдь не увлечение Сергея салютом. Около дома не было видно людей, стремящихся хоть как-то затушить огонь. Не было слышно также криков о помощи. То есть, создавалось такое впечатление, что дом абсолютно пуст.
Дмитрий подъехал к настежь распахнутым воротам, остановил мотоцикл и опрометью вбежал во двор. То, что он увидел, напоминало сцену из фильма ужасов или картину какого-то художника с извращенной психикой. Пламя объяло все здание. Из всех окон валил густой, едкий дым. Лужайка перед домом была залита кровью, хотя не одного раненого, не одного мертвого тела не было видно. На мраморных ступенях особняка Дмитрий увидел огромное кровавое пятно, а из дверей доносились истеричные крики о помощи, чередовавшие с жалобным стоном.
Дмитрий, забыв обо всем на свете, бросился во внутрь дома, не обращая внимания ни на языки пламени, подступавшие со всех сторон, ни на едкий дым, застилавший глаза. Внутри это был уже не дом, еще несколько часов назад считавшимся самым красивым зданием в станице, а настоящее пекло, сравнимое с тем, что принято описывать в рассказах о муках грешников в аду. То, что Дмитрий увидел в доме, на несколько мгновений помрачило его рассудок. По всему полу, сбросанные один на другого, лежали трупы. На одной из ступеней лестницы, ведущей на второй этаж, в разорванном платье, с почерневшим от копоти лицом, лежала Наталья. Она стонала от телесной боли, пронизывающей все её тело, и от горя, от сознания того, что потеряла всех близких ей людей. Дмитрий со всех ног бросился к матери. Наталья была еще в сознании, хотя дышать становилось все труднее, а сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот остановиться, не выдержав нагрузок. Дмитрий сам не помнил, как взял мать на руки и, не обращая внимания на подступающий со всех сторон огонь, вынес на улицу. Шок, в котором находилась несчастная женщина, на несколько минут прошел. Она широко раскрыла глаза; дыхание стало ровным и спокойным, а сознание ясным и адекватно воспринимающим все, что происходит вокруг. Увидев, что к матери вернулось сознание, Дмитрий разрыдался, как ребенок. Заливаясь слезами, видя, что Наталья умирает, Дмитрий только и смог промолвить:
— Мама, что здесь произошло? Почему все мертвы?
— Это все Сапрановы, сынок. – еле смогла произнести Наталья, хотя говорить ей становилось все труднее. – Посмотри, что сделали эти твари.
Душа Натальи готова была покинуть бренное тело. Несчастная женщина собралась с последними силами только для того, чтобы сказать последнее, самое важное.
— Димка, поклянись мне, что больше ты не прольешь ни одной слезы. – говорила умирающая Наталья слабеющим с каждой секундой голосом. – Ты будешь мстить. Обещай, что не успокоишься, пока не будет уничтожен последний Сапранов!
— Мама, я тебе обещаю: к этим людям не будет никакой жалости. – сказал Дмитрий, проглатывая слезы. – Я не успокоюсь, пока каждый Сапранов не ответит за каждую каплю пролитой здесь крови.
Как только Дмитрий произнес последние слова, глаза Натальи закрылись, дыхание остановилось, сердце перестало биться. Душа покинула исстрадавшееся тело и устремилась туда, где нет ни страданий, ни волнений, ни страха. Вдруг над рыдающим Дмитрием прогремел раскат грома, а небо на мгновение осветилось от вспышки молнии.