1. Почему всегда война? Так спрашивала маленькая Анна, дочь Себастьяна, когда начала понимать истории посложнее. И Себастьян ужаснулся - он действительно рассказывал ребенку только о войне, все о войне, хотя стоял уже 1921 год. Он действительно уже два года учил ее лишь тому, что могло пригодиться на войне, воспитывал ее, как солдата.
Почему всегда идет война? Она повернула к нему голову и успела задать вопрос, пока конь летел в прыжке над кустом шиповника. Конь опускает передние ноги на землю, Себастьян корпусом делает резкое движение назад, чтобы с размаху не ударить дочку подбородком в лицо. Анна поворачивает голову и снова глядит вперед. Они скачут по холмам. Она не ждет быстрого ответа - начинает походить на Анну, свою маму.
Анна должна запомнить все, что видит во время поездки. Потом все тщательно пересказать Себастьяну. А вдобавок - назвать позиции, с которых она бы вела огонь, и точки, в которых может прятаться враг. Такая вот детская игра или начальная школа.
2. Еще осенью 1914-го яливчане решили, что это не их война. Они - Центральная Европа и посторонних интересов у них быть не может. Но когда Север воюет с Югом, или Восток с Западом, то делают они это преимущественно в Центральной Европе, там, где их Карпаты и их реки. И это хуже всего - оказаться в такие времена в роли мирного населения Карпат.
Поэтому Лукач провозгласил - Яливец должен исчезнуть. И обсадил его со всех сторон кустами облепихи. Для этого горожанам пришлось выкопать целую оборонительную систему с несколькими рядами окопов и ходами сообщения между ними. Весь город словно играл в старую бойковскую игру в кротов, но только тогда - настаивал Лукач - облепиха вырастет быстро, высоко и густо, сомкнув колючие ветки над тайными тропами. Кусты за несколько недель выросли так, что город нельзя было разглядеть ни с одной горы. Торчал лишь акведук, на котором когда-то жили Непросты. Горожане собрали все сделанные из рогов пороховницы и уложили их на мосту. В домах открыли окна и Себастьян выстрелил по пороховницам зажигательной пулей. Мост подпрыгнул, взлетел на воздух, блоки, из которых он был сложен, раскрошились и просыпались песком на город.
3. Анна была прирожденной разведчицей. Умела пройти, где угодно, все разглядеть, запомнить и потом подробно описать. Часто переодевалась и переходила за линию фронта. Так было и под Болеховом. Она перешла линию фронта в момент русского контрнаступления. Австрийские соединения отступили, оставив без прикрытия наших стрельцов. На нас с трех сторон двигались три финских полка. Завязалась рукопашная. Многие из наших погибли, в плен попали сотник Букшованный, хорунжая Степанивна, хорунжий Свидерский, четарь Кравс, десятник Фрей. Остальные устояли и отбили москалей. Вдруг в лесу со стороны русских показалась Анна. Одежду она взяла у какого-то старика, опиралась на длинный посох. Прошла прямо рядом с русскими. Это не была неосторожность - у нее был какой-то замысел, о котором никто так и не узнал. К ней подбежали трое. Анна взяла свой посох обеими руками - он был заострен, как штык. Одному проколола горло, второго ударила по голове, разбив ее в кровь над ухом, а третий воткнул ей штык в грудь. Солдат никак не мог выдернуть штык, застрявший между ребер, и Анна , обхватив пальцами лезвие, словно ему помогала. Москаль испугался, выронил винтовку, она уперлась прикладом в землю и не давала Анне упасть вперед. Штык уже целиком вышел из ее спины. В руке Анна все еще держала свой посох. Ударила им по винтовке. Приклад поехал вперед и Анна так и упала - ничком, с провернувшимся штыком в груди. Подбежали другие солдаты и добили ее штыками так, как учат добивать.
4. В 1921-ом Себастьян перестал говорить о войне, хотя она и оставалась в его сознании или его сознание оставалось на войне.
Но дочке он стал рассказывать о животных.
Больше всего ему теперь не хватало Франциска.
5 В том же году умер французский инженер. Как он и предполагал - от курения.
Становилось уже холодновато и все окна были закрыты. Печная труба тоже была перекрыта заслонкой. Французский инженер выкурил последнюю сигарету уже в постели, но не погасил окурок в пепельнице, а встал, подошел к печке и бросил сигарету внутрь. Потом напился из ведра и лег спать. А в печи было полно ненужных бумаг - в основном старые черновики и записи совсем уж банальных историй (странно, но после войны их стало больше и приходилось даже выбрасывать - и это при том, что люди теперь гораздо реже приходили в нотариальную контору французского инженера: одни истории были вообще не для рассказа вслух, а другие можно было рассказывать только своим или только в большой компании). От окурка бумага занялась и французский инженер сладко умер от угарного газа.
Сокращенный перевод с украинского А.Пустогарова