Просительница
(Пересказ 1-ой главы повести С.С. Кромина “В приюте”, написанной им в 1953г. для своего внука).
Просить, обивать пороги, плакаться для Натальи Трофимовны было почти невозможным. Нет, она не была гордячкой, но утомление, досада, чувство какой-то обиды и жалости к себе во всех богоугодных заведениях было так глубоко, так нестерпимо, что путь ей в них был заказан раз и навсегда. Но то для себя. А у неё – внучок - Алёшенька. Вот она и решилась. Ей-то недолго осталось. А ему как потом?
Ведь уж случилось то, что случилось. Ни отца, ни матери. Бродяжками по селу, от дома – к дому.
- Всё хорошо будет, Алёшенька,- говорил четырёхлетний Иван младшему брату, держа за руку, - да, Алёшенька?
А младший только и отвечал:
- Да, да, - потому что другого ничего и говорить не умел.
Нашлись люди добрые, разыскали дядьку. Тот – старшего себе, а младшего – к бабке.
Правда, у той – ни кола, ни двора, съемная комната в избушке. Да ладно, пока жива управится. Она и управлялась.
А как пошёл внучку восьмой годок, заволновалась, решила, что сделает всё, чтоб вывести его в люди. Наталья знала, что это очень трудно, не по ней, не по её достатку, возрасту, здоровью. Но любовь, убеждение в том, что она должна сделать для мальчика всё, что возможно, заставили эту слабую, пожилую женщину однажды утром, рано ещё было, роса не высохла, выйти из дома. До города было далеко. Это теперь Серебряный бор, где она жила – Москва, а тогда деревня – не доехать, не дойти. Тот день был началом её долгих мытарств, унижений, слёз.
Пока она узнала, где необходимые учреждения, собирала справки, стояла в очередях, прошло много дней.
Теперь ей предстояло главное – упасть в ноги какому-то главному в Управе начальнику, от него всё зависело. Ей подсказали: “К Мартынову тебе, бабка, надо”. Только у того то заседание, то вышел, то не принимает, то скажут:”Болен”. Так ни с чем и возвращалась. Плакала часто, устала.
Хорошо добрая женщина подсказала, что швейцару, который около двери этого начальника стоит, надо денежку сунуть. Бабушка так и сделала, развязала свой узелок и последние пятьдесят копеек ему и отдала. Правда, потом пришла домой поздно, пешком шла.
В тот день швейцар этот о ней Мартынову доложил. Наталья Трофимовна вошла – на колени перед столом, поклонилась низко, до пола. А Мартынов, его Александром Алексеевичем звали, подбежал к ней, поднял, обнял за плечи и на стул посадил. Тут только она увидела, что был он немолод, в усах и бороде – седина, уже и волосы поредели, а глаза серьёзные, даже показалось ей, печальные, на руке кольцо обручальное, а пальцы на правой руке – указательный и средний – жёлтые и на столе в пепельнице окурки – горкой.
Сидит она на стуле, так ей неловко, а он сначала стоял с ней рядом, а потом видит, что ей так говорить тяжело, за стол сел. Расспрашивать начал.
- В “живущие” * тебе его оформлять нужно. Это дело непростое. Ты с внуком приходи, посмотреть на него надо. Комиссию вам назначим.
Алёша Мартынову понравился. Была в этом мальчике какая-то уверенность, независимость. Только глаза были уж очень озорными.
- Баловаться будет, - сказал он и улыбнулся сразу и бабушке и внуку.
Александр Алексеевич сделал для них всё, что мог.
Через несколько дней, вернувшаяся из города, как обычно вечером, когда мальчик уже лежал в кровати, бабушка, сказала внуку:
- Ну, Алёшенька, наконец-то я устроила тебя в “живущие”. Сколько мне это стоило слёз и хлопот, ты узнаешь и оценишь, только когда вырастешь. А сейчас спи”.
Она перекрестила мальчика и добавила: “ Да хранит тебя Боженька”.
Отвернулась и молча заплакала. Заплакал и Алёша, укрывшись с головой одеялом.
Он чувствовал, что начинается у него какая-то новая жизнь, в которой не будет бабушки, сада, его любимого “зоопарка” в песочных лунках, где жили его жучки и муравьишки, зелёной лужайки за окном, пастуха с жалейкой из тростника…
• “живущие” – в дореволюционной России бесплатное для детей-сирот проживание и обучение, на полном пансионе