О любви к ближнему

Арчил Манджгаладзе
         Что касается заикания - недостатка речи, приобретенного мной в
тринадцатилетнем возрасте, а именно 9-го марта 1956 года (день расстрела мирной демонстрации в Тбилиси. - А.М.),  в тот момент, когда местные власти по рекомендации Хрущева решили отказаться от применения водяных пушек для разгона вышедшего на улицы народа (из-за холода, «во избежание простуды»), и вместо водометов использовать пулеметы, - не следует его путать с такими формами логопатии, как косноязычие, фонастения, алалия, афазия, анартрия, аграматизм, афония, аграфия, алексия, и другими антонимами красноречия - лично мне этот недостаток абсолютно не мешает, даже наоборот, помогает - сближает с собеседником, так как при затрудненной передаче и осложненном восприятии частично высказанной мысли наступает неосознанное обоюдное проникновение сочувствием, и невозможно установить, какая из сторон испытывает больше страданий: та, которая не может полностью высказать свою мысль, или та, до которой эта мысль доходит фрагментарно и, притом, в искаженном виде. Здесь многое зависит от подхода. В цивилизованном мире к такой самобытной манере речи относятся с пониманием и даже с одобрением - из-за ее экономичности и рациональности. Вот мне, например, год назад в Берлинской  «Шарлоттенбург» обычно хватало буквально двух слов, чтобы поприветствовать оптом человек двадцать на разных(!) этажах: соседям по коридору на седьмом этаже я бросал «гуттен», затем сбегал по ступеням, напевая ааа-аааа, т.е. готовясь к произнесению концовки приветствия, в нижнем же в вестибюле помахивая поднятой вверх рукой, заканчивал доброе пожелание «ааааАбендом», обращаясь к знакомым, сидящим на высоких табуретах у бара. И все были довольны.
         В Грузинской советской энциклопедии в статье «Дефекты речи» подчеркивается, что недостатки речи тормозят процесс развития мышления. То, что энциклопедии пишутся для дилетантов, то есть, для не специалистов, это я знал, но что для дилетантов пишут не специалисты, я об этом только догадывался. К стыду своему, в эту несусветную чушь, кроме ученых мужей от ГСЭ верят также представители других слоев общества, в частности, болтливые таксисты.
        Однажды, далеко за полночь, возвращаясь с работы домой, останавливаю такси, сажусь в машину и, как всегда в такие моменты, начинаю кашлять - в ожидании, когда на кончике языка появится согласная «с», чтобы затем я смог связать ее с гласным «у» и далее, озвучив остальные буквы, полностью произнести адрес - «Судебная». Пока я кашляю, шофер, пожилой армянин, не будь дураком, гонит машину в сторону аэропорта. Деланный кашель переходит в астматический приступ, когда прямо перед нашим носом начинают взмывать ввысь летательные аппараты, и тут только я соображаю, что можно было назвать и соседнюю улицу, на букву «б». «Бесики!», - выпаливаю я, водитель разворачивается у здания аэровокзала и катит обратно, продолжая свой долгий монолог - о ценах на бензин, о нравах и современной молодежи, время от времени сетуя на ненадежные колодки, - монолог, начатый, по-видимому, не сегодня и даже не вчера. Я чувствую, что должен, просто обязан вставить хоть слово - и непременно о колодках.
         - Ты прав, мой брат говорит то же самое, - вступаю я в разговор.
         - Какая у него машина? - живо откликается таксист.
         - Эта, ну эта - Ззззззз... (теперь я застреваю на «з»)... маленькая такая... эта... бежевая... Зап-Зап-Зап, Запор-Запор-Запор... апорт, апорт... рожа, рожа... еци, еци! Услышав «апорт», водитель чуть было снова не поворачивает в аэропорт, потом обижается - из-за «рожи», а на «еци,еци!» («еци» по-грузински – «фас», «взять его».- А.М.)изумленно таращится, ища, кому адресована эта команда. Вижу, как, дрожа, медленно приподнимается у него правый уголок верхней губы, обнажая золотой клык, кажется даже, что слышу сдержанно- угрожающее рычание; затем таксист начинает незаметно шарить левой рукой под сиденьем - ищет «монтировку»... - Надо же, - думаю про себя, - припадочный! Хорошо, что сижу за его спиной, успею увернуться... Тем временем шофер, продолжая шарить под собой, одновременно пытается взять меня на испуг, начинает рассказывать  - как он избил час тому назад на пустыре у кладбища подвыпивших хулиганов, хотевших отнять у него дневную выручку, как спас за полчаса до этого студентку от бандитов, которые сперва вырвали у нее из рук сумочку («черную, лакированную» - «Версаче»!), а затем повалили ее на землю, чтоб изнасиловать... как крестится он каждое утро двухпудовой гирей... Я давно замолчал, с негодованием размышляя про себя о «Запорожце» - и как машина никуда не годиться, и название такое подлое, непроизносимое! Убедившись, что я не собираюсь ни спускать на него несуществующего пса, ни стукать его по башке тяжелым предметом, шофер с облегчением бросает бесплодные поиски монтировки, постепенно успокаивается и  с интересом разглядывает меня краем глаза из зеркальца, чтобы убедиться в своих подозрениях и поставить окончательный диагноз. Затем, видимо уже поставив, начинает улыбаться мне (так нехорошо, с деланной добротой, улыбаются только слабоумным). «Любис масина, да? Хоцес, дам попипикать?» - обращается ко мне с ласковым сюсюканьем, сбрасывает газ, выпускает руль, и, держа в воздухе параллельно вытянутые вперед руки, делает вид, что поворачивает, радостно приговаривая: «Пи-пи, пи-пии, пи-пи-пииии! Зззззз, Жжжжж, Бж-бж-бж... Пи-пииии!». Наконец, мы подъезжаем к углу Судебной и Бесики, и я собираюсь расплатиться. Куда там, ни за что не берет деньги! «Сматли, дядя обидится!» - все с той же, рассчитанной на несмысленышей, улыбкой журит меня таксист. Надо хоть спасибо сказать! Но в этот момент обнаруживаю, что у меня в обойме, как назло, нет согласного «эм» (а «спасибо» на грузинском «мадлобт»). Есть только «ша»; за доли секунды вспоминаю все грузинские слова на букву «ш», но к данному конкретному случаю ни одно не подходит. Ээх, будь он грузинский еврей и - Шалва, я бы просто сказал: «Шенгенацвале, Шалом, Шалико!», но Рафик, хоть и хитер, не еврей! Продолжая лихорадочно соображать, я моментально переключаюсь на индоевропейские языки (на такой скорости от «Пентиума» последнего поколения давно повалил бы дым!). Вот те на! - сегодня и французы, и швейцарцы, и армяне для выражения своей благодарности пользуются словом «мерси»! Тоже на «м». Это - сегодня, а вчера, позавчера?! Давай, Ачико, давай, подбадриваю себя, докажи этим липовым академикам, что речь и мышление абсолютно разные вещи, что заикание вовсе не тормозит, а, наоборот, ускоряет развитие мыслительных процессов (точно так-же, как развитию мощной мускулатуры несравненно больше способствуют статические, т.е. напряженно-неподвижные кариатидические упражнения, нежели быстрые, суетливые движения). В мгновение ока всплывают в моей памяти все благодарственные слова на древнеармянском грабаре, на средневековом киликийском, на современном ашхарабаре ... и спустя ровно полторы секунды после ласковой угрозы «Сматли...», выпаливаю: «Шат шноракалем, шоферджан, шатлава!» («Большое спасибо, такого шофера и такого хорошего парня второго не сыщешь (своб.пер.- А.М.).  Вошедший в раж, с трудом останавливаю себя, чтоб не сказать «Шанворт!» («Сукин сын!» -жарг.арм.- А.М.).
        Мы оба несказанно рады , что все обошлось, что наша ночная поездка завершилась без кровопролития: Рафик твердо уверен, что я - дефективный, я - же убежден, что таксист  слабоумный. И мы оба любим друг друга! Вспоминая этот случай, я думаю, что его без преувеличения можно назвать хрестоматииной иллюстрацией самой распространенной разновидности любви к ближнему, когда испытываешь снисходительное расположение к людям, которых считаешь глупее себя.
        А если не так, чем объяснить тот неоспоримый факт, что слабоумный Кика с проспекта Плеханова был любимцем всего города, а философа Мамардашвили всегда недолюбливали?..