В отличие от ГСЭ, которую не волнует ни мнение ее читателей, ни шкала нравственных ценностей (например, уделяет Фрунзе в три раз больше места, чем грузинскому царю Мириану, провозгласившему в начале IV века христианство государственной религией, а Чубчику, Художнику Тенгизу Мирзашвили,- в три раза меньше, чем простому перечню почетных званий и регалий иных вождеписцев), я считаюсь с чувствами своей немногочисленной аудитории. Первое издание книги (осуществленное мной в том возрасте, в котором исписавшиеся гении сводят счеты с жизнью), разошлось в пяти магазинах в количестве десяти экземпляров, еще 40 - было реализовано моим достойным другом архимандритом Елисеем среди своих сердобольных прихожан. Читателям же, у которых названные цифры могут вызвать улыбку, напомню, что это на десять экземпляров превышает первый тираж «Заратустры», насильно всученный Фридрихом Ницше своим приятелям и знакомым. Поэтому в важности описываемых мной событий можете не сомневаться.
Недавно захожу в магазин бытовой электротехники приобрести новый пылесос, и встречаю там друга детства, одноклассника Темали, забежавшего за электрическими лампочками. Пойдем ко мне, говорит Темали, в китайский ресторанчик, посидим, поговорим. Ему не пришлось долго меня упрашивать. Пойдем, отвечаю, решив отложить покупку на потом. Приходим. Чисто, уютно, над столиками, огороженными бамбуковыми перегородками, висят оранжевые фонари и пурпурно-красные шары с кисточками, а у окна полупустого маленького зала, в плетенных креслах притомились три женщины, довольно привлекательные, с раскосыми глазами, с веерами в руках и в кимоно с золотыми драконами, - местные кадры, не из Китая и даже не из Юго-восточной азии. Мы с другом детства не мешкая - целую вечность не виделись -приступаем к делу: начинаем с рисовой водки, затем переходим на маисовую, потом пробуем «Красный рассвет», «Утреннюю росу», «Вечерний перезвон» и еще что-то, кажется, напиток из лепестков лилии, потом снова рисовую, и напоследок - жасминную настойку. Жасмин настраивает нас на воспоминания отрочества, незаметно ушедшей молодости. Мы смеемся, и на наш смех лениво поворачивают головы девушки из Поднебесья, лица которых мне в начале показались знакомыми. Смотрят равнодушно, как сквозь стекло. Однако в этом холодном взгляде определенно присутствует также и момент оценки.
- Все-таки в женщинах Востока есть какой-то неповторимый шарм, -глубокомысленно заключаю я и с видом знатока спрашиваю: - Эти девочки из Китая или с Формозы?
- Как же, девочки, - смеется Темали. - Одна из них праправнучка Мао, вторая -Гоможо, а третья... забыл, не могу вспомнить.
- Я серьезно спрашиваю.
- Если серьезно, то у этой, в желтом халатике, внук сидит в колонии для несовершеннолетних, она и вторая дама, та, что рядом, такая пухленькая, стоят по сто лари, а третья, худенькая, которая на тебя уставилась, идет за восемьдесят. -Это как, за восемьдесят?!- восклицаю я с негодованием, так как третья, стройненькая китаяночка, во сто крат лучше этих пухленьких, и должна цениться дороже, если только у них девушки не идут по весу.
- А вот так! Глухонемая она, с дефектом, глу-хо-не-ма-я!!!
У меня от такой вопиющей несправедливости перехватывает в горле.
- А при чем здесь это, она же не художественным чтением занимается?
- Не знаю, дорогой, не знаю! Мне принадлежит только помещение; продукты и напитки привозят сами китайцы из Тяньцзиня, а женщин поставляет вон тот прыщавый тип, с Пекинской улицы, - указывает подбородком Темали на молодого парня, сидящего у стойки, который, шевеля толстыми губами, заполняет кроссворд. Мне становится обидно до боли - вдруг представляю себе, что все это происходит наоборот: мы вдвоем сидим в плетенных креслах, заходят женщины, выпивают, а затем, захмелев и, положив на нас глаз, справляются у сутенера, за сколько можно нас снять; и, услышав в ответ, что тот, маленький, лысый - это про Темали - стоит сто лари, а второй, повыше, седой - про меня
- идет за восемьдесят, женщины, уже на взводе, с изумлением переспрашивают: как так, этот высокий, седой - всего за восемьдесят? А нам он больше понравился. И этот кроссвордист, этот прыщавый подонок с ухмылкой отвечает: - Вот так! Он же с изъяном, заикается, поэтому и идет с 20%-ой скидкой.
- Вот сука ,- думаю с негодованием: наверняка этот придурок копался в энциклопедии, когда заполнял кроссворд; а там написано: по горизонтали 10 - дефект речи, вызывающий торможение мыслительных способностей, и ответ нашел в книге - заикание! Твою мать...
Я смотрел на тоненькую глухонемую китаяночку и сердце мое обливалось кровью: кто знает, быть может, она потеряла дар речи во время китайско-вьетнамской войны, как я во время расстрела демонстрации - 9-го марта 56-го. Вах, если б не пылесос, не то что восемьдесят, я бы и сто восемьдесят не пожалел!
- Ну, как выбрал? Какую подозвать? - спрашивает у меня Темали.
- Никакую! - я моментально трезвею. - Я же говорил, у нас дома перегорел пылесос и я должен купить новый. Пойду, поищу, посмотрю, сколько останется денег, и позвоню. А ты тем временем поговори с этой худенькой. Скажи ей про меня, мол, когда выпьет, полностью утрачивает дар речи. Может, сбавит, из чувства коллегиальности, - наказал я на прощание и вышел.
На ярмарке я толкался целых два часа, обошел все ларьки - искал маленький пылесосик, подешевле. Не нашел. В один момент я так расчувствовался, чуть было не купил платяную щетку, но под конец все-таки приобрел большой пылесос. Для дома! Эх, будь я помоложе...
Хотя, будь я помоложе, ни за что не пошел бы покупать пылесос - ни большой, ни маленький, а тем более - платяную щетку, и уж точно не стал бы пялиться на платных проституток, хоть китаянок, хоть инопланетянок!..