Гимн крови - перевод главы 10

 
Глава 10

Я понял, что Ровен в обители, как только открыл глаза. Тяжело. Кто-то, кто любит ее, был с ней. Тот, кто все о ней знает. Как же тяжело… А Стирлинг в состоянии, близком к отчаянию.

Я подошел к правому окну и отдернул бархатную штору. Над набережной вдали раскинулось пунцовое небо. Тяжелые дубовые ветви заслоняли мне обзор. Не было ничего проще открыть это окно, выскользнуть на террасу и тихонько уйти.

Но я не собирался так поступать. Зачем упускать шанс увидеть ее снова? Что плохого случиться, если я только взгляну на нее? Быть может, мне удастся выяснить, чем она меня зацепила. Может быть, я смогу избавиться от наваждения.

В крайнем случая я просто наговорю им успокоительных банальностей о Моне.

Я остановился перед старым зеркалом у шкафа, чтобы привести в порядок волосы. Мой черный сюртук был безупречен. Также безукоризненно смотрелись манжеты и кружевной воротник. Немного тщеславно с моей стороны, я это понимал… И что? Я когда-то утверждал, что не тщеславен? Я поднял тщеславие до уровня искусства. Разве нет? Я возвел тщеславие в утонченное достоинство. Разве нет?

Мое тело полностью восстановилось после того, как я свершил Темный обряд, но я испытывал сильнейшую жажду, которую скорее можно было охарактеризовать, как тягу, чем реальную физическую потребность.
Может быть, это из-за нее? Конечно же нет! Я спущусь на первый этаж и удостоверюсь, что эта женщина – самая обыкновенная женщина и ничего особенного в ней нет, и тогда ко мне вернется рассудок! Я должен, как говорится, проявить твердость характера!

Я замер, просматривая Новый Орлеан в поисках романтической парочки. Они еще только проснулись и выбирались из окружения бархатных подушек: долговязый Квинн, все еще сонный, и непокорная Мона, уже настроенная на поиски. Я выловил ее четкий образ из оберегающего сознания Квинна. Она не всхлипывала. Она взяла себе стопку картинок, все еще грациозно кутаясь в стильную накидку с воротом, украшенным перьями. Неплохой настрой на следующие лет сто. 

Неожиданно они разом заговорили - торопливо, отрывисто, путаясь в историях их жизней и заверениях в любви. Устроить охоту сейчас или потом? Маленький глоток или что-нибудь серьезнее? Где босс?

Я позволил Квинну на краткий миг услышать себя.
«Хей, братишка. Теперь учитель – ты. Маленький глоток – вот о чем будет урок. Я  скоро присоединюсь к вам».

Я вышел в коридор обители, где уже были засвечены бра, на столиках в виде полумесяцев расставлены чудесные красные и желтые цветы, и медленно проследовал к парадной лестнице. Святой Хуан Диего, пожалуйста, убереги от меня Мэйфейров.

Гул смертных голосов внизу. Глубокий запах человеческой крови. Беспокойство за смертную Мону. Стирлинг испытывает настоящие муки, пытаясь закрыть от них свое сострадающее сердце. Нужны навыки священника и юриста, чтобы стать достойным членом Таламаски. Все звуки доносятся из садовой комнаты, расположенной за домом, сразу за столовой. Да, вот тут, справа.   

Я направился туда. Подлинный Рембрандт на стенах. Вермер. Я тянул время.
Святилище в волнении. Мэйфейры, да, снова я чувствовал ведьм.
Зачем я шел туда? Ничто не могло меня остановить.

Королевская мебель в столовой, очень мило. Остатки недавней трапезы на гранитовом столе, накрытом скатертью, небрежно сдвинутая посуда из старого тяжелого серебра. Я остановился, чтобы внимательнее рассмотреть серебро.
Вспышкой напротив меня обозначился образ Джулиана в его обычном сером костюме. Его глаза были черны. Они же были серые?

«Наслаждаешься отдыхом?» - спросил он. И исчез. У меня перехватило дыхание.
Так и знал, что ты трусливый призрак. Не можешь долго выносить серьезный разговор. Лично я тебя презираю.

Стирлинг произнес мое имя.

Я приблизился к дверям.

Маленькая восьмиугольная оранжерея выполнена в викторианском стиле, все, включая плетеную мебель, отделано белым. Пол из розового плитнякового камня, а само помещение расположено ниже общего уровня на три ступени. 

Они тесно сидели за круглым плетеным столом со стеклянной столешницей, в намного более легкой, чем в столовой, обстановке. Повсюду, помещенные в бесчисленные цветочные горшки, горели свечи, а небо уже темнело за стеклянными окнами и стеклянной крышей.

В этом месте приятно находиться. Запах крови и цветов. Запах горящего воска.
Все трое смертных, сидящих в удобных плетеных креслах практически в окружении тропических растений, знали, что я пришел. Разговор прекратился.
Теперь они вежливо меня разглядывали.

Потом оба мужчины вскочили на ноги, будто я был наследным принцем Англии, и Стирлинг, который был одним из них, представил меня Ровен, словно я впервые ее вижу, а затем Михаэлю Карри:

- Муж Ровен, - и указал на одно из пустующих плетеных кресел.

Я присел.

Ровен в тот же миг заворожила меня неописуемой прелестью, бледная и гибкая, на ней был серый костюм с короткой юбкой и кожаные туфли. И едва взглянув на нее, я ощутил знакомую дрожь, в сущности, признак абсолютной слабости. Я думал, знает ли она о том, что цвет ее костюма оттеняет цвет ее глаз и даже серые прядки в ее волосах.
О, она, излучающая мощную внутреннюю силу, бесспорно была ослепительна.

Стирлинг был облачен в белый классический льняной пиджак и ненастоящие голубые джинсы, светло-желтая рубашка была распахнута на груди. Внезапно мое внимание привлек льняной пиджак. Он принадлежал кому-то, кто умер от старости. Когда-то его надевали на Южных морях. Потом надолго упаковали. Потом нашли, и Стирлинг с любовью присвоил его себе.

Я посмотрел на Михаэля Карри. Просто он был одним из самых привлекательных смертных мужчин, которых я пытался описывать. Прежде всего, физически он был одарен почти так же, как, бесспорно, одарен я, но даже не догадывался об этой своей особенности, что всегда смущало и волновало меня. Во-вторых, он очень напоминал Квинна: черные вьющиеся волосы и ярко-голубые глаза. Только в более четком, определившемся, излучающем комфортную мощь обрамлении. Конечно же, он был намного старше Квинна. Да и, строго говоря, он был намного старше и Ровен. Но возраст, на самом деле, ничего для меня не значит. Я находил его неотразимым. Там, где черты Квинна удивляли изяществом, черты этого мужчины восхищали силой и напоминали греко-римские.

Серые волоски на его висках приводили меня в восторг. Загорелая кожа поражала безупречностью. И еще – с его губ не сходила легкая улыбка. Он был во что-то одет. Я так думаю. Да, конечно, в обычный в Новом Орлеане белый льняной костюм-тройку.

Подозрительность. Я улавливал ее и от Михаэля и от Ровен. И я знал, что Михаэль такой же сильный колдун, как и Ровен, но только совсем в других проявлениях. Так же я знал, что и он отнимал жизни, только она это делала силой мысли, а он - мощью кулака.
Казалось, его глаза готовы выдать и другие бесценные секреты, но внезапно совершенно естественным образом он искусно закрылся от меня и начал говорить.

- Я вас видел на похоронах мисс МакКуин, - сказал он. Ирландский акцент в ново-Орлеанской версии. – Вы были там с Квинном и Мэррик Мэйфейр. Вы друг Квинна. У вас красивое имя. Служба была чудесной, не правда ли?

- Да, - согласился я. – И вчера я встречался с Ровен в Блэквуд Мэнор. У меня есть новости для вас обоих. С Моной все замечательно, но она не хочет возвращаться домой.

- Это невозможно, - произнесла Ровен, не сдержавшись. – Этого просто не может быть.

Она была ужасно измотана. Плакала и плакала по Моне. Я не смел схватить и притянуть ее к себе, как сделал вчера. Не в присутствии этого мужчины. Снова по спине побежали мурашки.

Дикая картина представилась моему внутреннему взору: я хватаю ее, забираю отсюда, мои зубы вонзаются в ее нежную кожу, ее кровь становится моей, а все секреты ее души открываются передо мной, как тайники, с которых сорван замок.

Я отогнал видение. Михаэль Карри смотрел на меня, но он думал о Моне.

- Я счастлив за Мону, - сказал он наконец и сжал покоившуюся на подлокотнике плетеного кресла руку Ровен. – Мона там, где ей хочется. Квинн – крепкий парень. Всегда был. Когда этому ребенку было восемнадцать, он уже вел себя, как взрослый мужчина.

Он мягко рассмеялся.

- Он хотел жениться на Моне, едва ее увидел.

- Ей намного лучше, - настаивал я. – Клянусь, я бы сказал, если бы вы были ей нужны.

Я твердо посмотрел на Ровен.

- Я скажу тебе. Но сейчас она счастлива, что находится рядом с Квинном.

- Я знала, что так будет, - сказала она. - Но она не могла пережить диализ.

Я не ответил. Я не знал, что такое диализ. Нет, слово я слышал, но знал недостаточно, чтобы блефовать.
За ней, точнее как раз за большим цветком в горшке, возвышаясь над ее плечом, замаячила фигура Джулиана. Он безжалостно усмехался, получая ощутимое удовольствие от моего замешательства.

Я испытал легкий шок, когда встретился с ним глазами и внезапно Михаэль Карри обернулся и посмотрел в том же направлении, но призрачная фигура исчезла. Хмм… Итак, этот смертный видит духов. Ровен не отреагировала. Ровен пристально рассматривала меня.

- Кто такая Стела, - спросил я, вновь заглядывая в глаза Ровен.

Моей единственной надеждой было заставить ее говорить. Она изучающе уставилась на мою руку. Мне это не нравилось.

- Стела? Ты хотел сказать Стела Мэйфейр? – ее низкий голос прозвучал жарко вопреки ее желанию. 

Ее лихорадило. Ей было необходимо поспать в прохладной комнате. Непроизвольный приступ сожалений всколыхнулся внутри нее темным сгустком секретов.

- Что ты хочешь знать о Стеле Мэйфейр?

Стирлинг испытывал неловкость. Он чувствовал себя изменником, но я ничем не мог ему помочь. Так значит он наперсник семейства Мэйфейр.

- Маленькая девочка, - сказал я. – Она обращается к людям: «душка» и у нее черные вьющиеся волосы. Представьте ее в маленьком платьице морячки с голубыми полосками, длинных белых гольфиках и черных туфельках с ремешками. Это говорит вам о чем-нибудь?

Михаэль Карри добродушно рассмеялся. Я взглянул на него.

- Ты верно описываешь Стелу Мэйфейр. Как-то Джулиан Мэйфейр рассказывал мне эту историю. Джулиан был одним из воспитателей в семье. Вся история была о том, как он взял с собой Стелу в деловую часть, ее и ее брата, Лионеля Мэйфейра – это он выстрелил и убил Стелу, но в той истории Стела была одета в платьице морячки и туфельки с ремешками. Дядюшка Джулиан все это описывал. Или мне кажется, что описывал. Он не описывал. Но я видел ее одетой таким образом. Да, я видел ее одетой таким образом. Но почему, по какой непостижимой причине ты спрашиваешь? И я не имею в виду Джулиана, почему-то продолжает существование. Это другая история.

- Да, я знаю, что ты не об этом. Ты имеешь в виду его призрак, - ответил я. – Мне просто любопытно в моих словах нет неуважения. Но каким призраком был Джулиан? Ты можешь объяснить. Был он добрым или злым?

- О Боже, это странный вопрос, - сказал Михаэль. – Все идеализируют дядюшку Джулиана. Все отдают ему должное.

- Я знаю, Квинн видел призрак дядюшки Джулиана, - продолжил я. – Квинн мне все рассказал. Он пришел повидать тебя, Ровен и Мону, и дядюшка Джулиан вывел его как раз на Первую улицу, или как вы ее называете, и Квинн долго беседовал с дядюшкой Джулианом. Они вместе пили горячий шоколад. Они сидели в саду. Он думал, что дядюшка Джулиан жив, на самом деле жив, но потом твои люди обнаружили его здесь, болтающимся в одиночестве, и не было никакого горячего шоколада. Впрочем, конечно же, в отсутствии горячего шоколада нет метафизики.   

Михаэль рассмеялся.

- Да, дядюшка Джулиан обожал долгие разговоры. И он практически прикончил себя горячим шоколадом. Но призрак не может делать что-либо в этом роде, если только ты сам не дашь ему силу. Квинн – природный медиум. Дядюшка Джулиан играл с ним.

Он сделался грустным.

- Теперь, когда придет время… Для Моны, я хочу сказать. В общем, тогда придет дядюшка Джулиан и заберет ее в потусторонний мир.

- Ты веришь в это? – спросил я. – Ты веришь в потусторонний мир.

- А ты хочешь сказать, что не веришь? – спросил он. – Откуда, по-твоему, приходит дядюшка Джулиан? Видишь ли, я видел слишком много призраков, чтобы не верить в них. Они же приходят откуда-то, разве не так?

- Не знаю, - сказал я. – Есть что-то неправильное в том, как ведут себя духи. И то же относится к ангелам. Я не утверждаю, что они не обитатели потустороннего мира. Я только придерживаюсь мнения, что эти сущности, которые приходят сюда, чтобы так благодетельно вмешиваться в наши дела, больше, чем случайная трещинка в реальности. – Мне в самом деле стало жарко. – Ведь ты не думаешь всего, что сказал, нет?

- Ты видел англов? - спросил Михаэль.

- Хмм, как сказать… Они настаивали на том, что они ангелы, - ответил я.

Глаза Ровен отстранено и медлительно скользили по мне. Ее не интересовало, что я спрашивал о Джулиане или что мне ответил Михаэль. Она снова переживала ужасный момент, когда она вошла в больничную палату, комнату смерти, чтобы принести смерть, и Мона испугалась. Она переживала это снова и снова и изучала меня.

Почему бы мне просто не прижать ее к себе на минуту, чтобы успокоить, почему бы мне не спрятаться с ней в спальне наверху, не разгромить этот дом, чтобы умчаться с ней на другой конец мира, выстроить ей дворец где-нибудь глубоко в джунглях Амазонки?

- Почему бы тебе не попробовать? – спросил дядюшка Джулиан. Он снова стоял рядом с ней, со скрещенными на груди руками, и ухмылялся настолько откровенно, насколько ему позволял его имидж. 
 
- Тебе же не придет в голову ничего лучшего, чем наложить свои руки и на нее. О, она будет таким призом!

- Будь добр, отправляйся в ад! – сказал я. И самому себе: «покричи еще об этом». 

- С кем ты разговариваешь? - спросил Михаэль, поворачиваясь в своем кресле, как уже делал раньше. – Что ты видишь?

Джулиан исчез.

- Почему ты спросил о Стеле? - пробормотала Ровен.

Но она вряд ли себя слышала. Она думала только о Моне, обо мне и о том жутком моменте.

Ее внимание привлекли мои волосы и то, как они завиваются, и то, как на них играет свет свечей. Потом снова горестные сожаления о Моне, что едва ли не убивало ее.

Михаэль так погрузился в себя, будто нас и не было рядом. Что-то беззащитное угадывалось в этом парне. Стирлинг изучал меня с очень сердитым выражением лица. И что?   

Просто Михаэль был более открытым, чем Ровен, с ним было легче. Идеальный муж для женщины вроде Ровен. Если бы он узнал, как я, с жадностью, поцеловал ее вчера, ему было бы больно. Она не сказала ему. Дело даже не в том, что он бы не вынес такого удара. Но когда взрослая женщина позволяет себя поцеловать, это значит много больше, чем если бы такое позволила юная девушка. Даже я это понимал, хотя и не был человеком.

- С Джулианом все не так и просто, - произнес Михаэль, внезапно выныривая из своей задумчивости. – Он допускает ошибки. Иногда совершенно чудовищные ошибки.

- Что ты имеешь в виду? – спросил я.

- Однажды Джулиан появился и пытался мне помочь. Я так думаю. Да, скорее всего он хотел помочь, - сказал Михаэль. – Но у него не вышло. Это привело к несчастью. Настоящей трагедии. Но у него нет возможности понять. Ему это абсолютно недоступно. Я думаю, это именно то, что я хотел сказать - что духи не могут знать обо всем. Конечно, Мона, как и все, считает, что духи просто делают свое дело, ты знаешь… И я думаю, что это может многое объяснить, но тут скрывается что-то большее. Не говори об этом с Моной. Что бы ни случилось, не спрашивай об этом Мону. Я бы не хотел… Да, так и было – Джулиан допустил ужасную ошибку.

Прекрасно, просто очаровательно! Итак, этот вертлявый пижон не всегда соображает, что делает. Я так и знал! Ну, почему бы тебе не появиться сейчас, чтобы я мог рассмеяться тебе в лицо, ты, безмозглое  ничтожество?

Я отчаянно пытался пробиться сквозь слова Михаэля, чтобы заглянуть глубже в его мысли, но безрезультатно. Мэйфейры… они с такой возмутительной легкостью управляются со своими талантами. Впрочем, возможно, этот мужчина был вовсе не так и беззащитен. Просто он был настолько силен, что не утруждал себя защитой.

Я взглянул на Ровен. Она снова разглядывала мою руку. Могла ли она не заметить, как сияют мои ногти? У всех вампиров блестящие ногти. Мои похожи на стекло. Она протянула руку, но тут же отдернула. Мне следовало поторопиться.

- А какую именно ошибку допустил дядюшка Джулиан? – спросил я.

- Я думаю, где-то была фотография с маленькой Стеллой в платьице морячки, - сказал Михаэль, снова погружаясь в свои мысли.

Он не замечал во мне ничего странного. Он только дрейфовал между погружением в собственные мысли и погружением в мои глаза.

- Да, я уверен, она где-то здесь.

- Ты, кажется, говорил, что брат Стеллы в нее выстрелил? – спросил я.

- Да, но она на тот момент уже была взрослой женщиной, - произнес он, будто в полусне. – Она родила Анту. Анте было шесть лет. Стелла едва не сбежала с мужчиной из Таламаски. Она хотела покинуть семью и связанного с семьей духа. Стирлинг, конечно же, все об этом знает. - Он с удивлением посмотрел на меня. – Только не спрашивай Мону. Не говори ничего об этом Моне. 

- Я не скажу об этом Моне ни слова, - обещал я.

Ровен что-то почувствовала во мне. Она поняла, что мое сердце бьется слишком медленно для живого человека. Она заметила, что свет очень необычно отражается от моего лица.

- Я могу сказать тебе, что на самом деле происходит, - сказал Михаэль. – Когда они нам являются, они вырываются из Вездесущести Спасения.

- Ты говоришь о духах? – спросил я.

- О чем вы? – встрепенулся Стирлинг.

- Да, конечно же, Вездесущесть Спасения, - прошептал я. Я улыбался. Мне это нравилось. – Да, так и есть, им приходится так поступать. Иначе любое преследование можно причислить к богоявлению. Так ведь?

Я вспомнил, как схватил Джулиана, как задавал ему вопросы, сердитые, как обвинения.

Он же ничего не знал о Вездесущести Спасения, ведь так? Но я тогда уже понял это, ведь так? И тогда, когда в своей фантазии я спустился на землю, как святой Лестат, я же был вынужден отказаться от поистине божественного знания.

- На самом деле, я бы не стал доверять духам, - сказал Михаэль. – Я думаю, ты прав, насчет всего этого. Но Джулиан пытается делать добро. Он думает о благополучии семьи, когда появляется. Если только…

- Если только что? – поддержал я.

- Почему ты спросил о Стелле? – спросила Ровен. Ее голос прозвучал почти резко. – Где ты видел Стеллу? – она возвысила голос. – Что ты знаешь о Стелле?

- Ты же не имел вы виду, что духи уже пришли за Моной, нет? – спросил Михаэль. – Ты, конечно, понимаешь, что это значит? Разве мы не должны были бы присутствовать при этом? Быть  поблизости?

- Нет, они не приходили за ней, - ответил я. – Она вам скажет, если это случится, я знаю, что скажет. – Но я почувствовал, что мои слова прозвучали лживо. Они же пытались ее забрать, разве нет? Устроили нечто вроде жутковатой игры. Или они приходили за моей душой?

Я встал.

- Я дам вам знать, когда вы ей понадобитесь, - сказал я. – Обещаю.

- Не уходи, - гневно, но вполголоса сказала Ровен.

- Почему? Чтобы ты и дальше могла глазеть на меня? – Внезапно меня снова начало трясти. Я не знал, что хотел сказать. – Может, мне дать тебе образец своей крови? Поэтому ты уставилась на меня?

- Лестат, осторожнее, - сказал Стирлинг.

- Что я стану делать с образцом твоей крови? – Она скользила взглядом вверх и вниз по моей фигуре. – Хочешь, чтобы я изучала тебя? – спросила она холодно. – Хочешь, чтобы стала расспрашивать о тебе? Кто ты, откуда явился? У меня такое ощущение, что именно этого ты хочешь. У меня такое ощущение, что ты бы с удовольствием позволил мне взять образец твоей кожи, твоих волос, твоей крови, всего, что ты можешь мне дать. Я вижу это. – Она показала на свой лоб.

- Неужели? – спросил я. – И ты бы изучала все это в медицинском центре Мэйфейров в какой-нибудь секретной лаборатории. – Мое сердце учащенно билось. Мой мозг отказывался мыслить хладнокровно. – Ты же этакий гениальный доктор, так? Вот, что скрывается за этими серыми глазами? Огромными серыми глазами. Нет, ты не какой-то там ординарный хирург или онколог, ты…

Я умолк. Что я делаю?

Джулиан смеялся.

- Разве она не чудо? Обвела тебя вокруг пальца!

Джулиан рядом с дальней дверью оранжереи, смеялся,  спрятавшись в тень.

- Тебе не сравняться с ней. Ты, наглый дьявол. Может, она придумает для тебя какой-нибудь стеклянный ящик, чтобы засадить тебя туда. Теперь в их распоряжении столько чудесных материалов, в этом новом веке. Даже для такой экзотики, как ты…

- Заткнись, жалкий ублюдок, - прошептал я по-французски. – Все это только выдает в тебе склонность ошибаться, еще большую, чем я предполагал. В чем же состояла твоя фатальная ошибка, можешь мне сказать?

- Ты с Джулианом говоришь? – спросил Михаэль. Он посмотрел прямо в точку, но Джулиана уже не было.

- Мерзкий трус, - сказал я по-французски. – Он ушел, никому другому он не позволяет себя видеть.

- Пошли, Лестат, - сказал Стирлинг, дергая меня за рукав. – Тебе действительно пора идти. Тебя ждет Мона.

Ровен даже не обернулась, чтобы посмотреть на призрак. Она была сердита. Она вскочила на ноги. Я снова ощутил толчок, будто она положила мне руки на грудь. И только ее лицо выдавало такую боль, какую даже ярость была не в силах замаскировать.   

- Где Мона? - потребовала она. Ее хрипловатый голос никогда еще не звучал эффектнее. – Думаешь, я не знаю, что ты забрал ее из Блэквуд Мэнор? Утром, едва я смогла оставить медицинский центр, я направилась туда. Клем отвез вас троих в отель Ритц прошлой ночью. Я побывала в отеле Ритц. Нет Моны. Нет и Квинна. И никакого Лестата Лионкура. Этим именем ты подписался в похоронной книге тетушки Куин, не так ли? Я распознала буквы в твоем витиеватом росчерке. Ты любишь подписываться своим именем, не так ли?..

- ..И у тебя такой прелестный французский акцент, о, да. Где сейчас Мона, монсеньер де Лионкур? Что, ради неба, происходит? Почему ты спрашиваешь о Стелле? Думаешь, я не понимаю, что за тем, что случилось, стоишь ты? Жасмин и Большая Рамона воображают, что ты некий иностранный принц с твоим мелодичным французским акцентом, способностью читать мысли и управляться с духами, заполонившими дом. И да, тетушка Куин просто обожала тебя. Но для меня ты кто-то вроде Распутина! Ты не можешь просто взять и похитить у меня Мону! Не можешь!

Обжигающая боль распространилась по всему моему телу, лицу, коже. Никогда еще мне не приходилось испытывать ничего подобного.
 
Джулиан же вернулся, вновь укрывшись в тени, и жестоко смеялся, позволив призрачному свету выделить только контуры лица и фигуры. 

Михаэль вскочил на ноги. Его примеру последовал Стирлинг.

- Ровен, дорогая, пожалуйста, - сказал Михаэль, пытаясь ее успокоить. Казалось, он не мог решиться обнять ее, хотя она была бы ему за это благодарна.

- Я сказал тебе все, что знаю, - сказал я. Я запинался.

- Давай я провожу тебя, - вмешался Стирлинг. Я почувствовал, как он взял меня за локоть.

- Передай Моне, что мы ее любим, - сказал Михаэль.

- Мона боится нас? – прошептала Ровен. Переполнявшая ее боль уничтожила гнев.

Она приблизилась ко мне.

- Она теперь боится нас, правда?

Она и Мона. Передо мной промелькнул отрывок кошмара. Да, неразрываемая связь. Ребенок. Женщина – дитя. Морриган.

- Я настаиваю, скажи мне! Она боится?

Я прорвался сквозь ощутимую ауру силы, которая ее окружала. Смутный парализующий шок. К черту Михаэля. Но Михаэль не остановил меня.

- Больше нет, - сказал я, вглядываясь в глаза Ровен. – Мона больше ничего не боится. О, если бы я только мог успокоить тебя. Я так хочу этого. Пожалуйста, пожалуйста, подожди, когда она позовет тебя, и не думай о ней больше.
 
Я почувствовал, как ее сила уменьшилась, а глаза затуманились. Ослепляющая бушующая вспышка угасла, и этого добился я. Пламя утихло в объятиях горя. Во мне восстало желание ее защитить, вновь ожили дикие фантазии, будто никого не было рядом с нами.

Я отпустил ее.

Развернулся и покинул компанию.

Призрак за моей спиной презрительно прошептал: «Ты не джентльмен и никогда им не был».

Приглушенным шепотом я пробормотал в ответ те непристойности, которые знал на французском и на английском.

Я шел несколько быстрее, чем Стирлинг. Но из парадных дверей мы вышли вместе.

Поток медвяного теплого воздуха. Ночь мурлыкала и трещала, аккомпанируя древесным лягушкам и цикадам. Пусть призрак только попробует отвлечь меня от этого! Небо было пурпурным и должно было остаться таким всю ночь. Я закрыл глаза и позволил теплому воздуху обнять меня, любовно себе присваивая. Теплому воздуху не было дела: джентльмен я или не джентльмен, которым, впрочем, я не был.

- Что ты делаешь с Ровен? – требовательно спросил Стирлинг.

- Ты ей кто, старший брат? – отбился я.   

Мы пересекли вымощенную камнем площадку у дома и вышли на подъездную аллею.

Благоухание травы. Шум перегруженной транспортом Речной дороги, так же ласкает слух, как шум воды.

- Может и так, - сказал он коротко. – Но я не шучу. Что ты с ней делаешь?

- Бог ты мой! Человек, - отозвался я. – Прошлой ночью ты сказал Квинну, что Мона умирает. Какой был твой мотив? Скажи, что ты не пытался спровоцировать его идти за ней? Но вышло так, что он не пошел. И все же ты искушал его, нацеливал применить нашу силу, чтобы забрать ее с собой.  Не отрицай. Ты его провоцировал. Ты, со всеми своими записями, томами, трудами. Квинн едва не сделал тебя своей жертвой, почти взял тебя. Я спас тебе жизнь, человек. Тебе, которому все известно. А теперь ты отчитываешь меня за маленькую словесную дуэль со смертными, которые терпеть меня не могут.

- Хорошо, - сказал он. – Где-то в глубине души я ненавидел тот факт, что Мона умирает, что Мона в отчаянии, а она так молода, а я верю в страшные сказки и магическую кровь! Но эта женщина не умирает. Она магнит для всей семьи. И она знает, что с тобой что-то основательно не так. А ты играешь с ней.

- Нет! Оставь меня!

- Ну уж нет. Ты не можешь соблазнить ее…

- Я ее не соблазняю!

- Ты видел Стеллу? – спросил он. – Это она тебя преследует?

- Не пытайся вновь перейти со мной на цивилизованный тон, - проворчал я. – Да, я видел Стеллу. Думаешь, шутка заключается только в этом? Я видел ее в маленьком платьице морячки, и она прыгнула ко мне на колени. Они были в моем доме на Рю-Рояль, оба, Джулиан и Стелла и еще целая толпа людей. Джулиан был и здесь, в твоей маленькой прелестной оранжереи и насмехался надо мной. Но прошлой ночью, в моей квартире они говорили мне угрожающие вещи. Угрожающие вещи! О, я не знаю, зачем я все это тебе рассказываю.

- Я так не думаю, - ответил он.

- Мне нужно возвращаться к бесстрашным скитальцам, - сказал я. Я набрал полную грудь воздуха.

- Угрожающие вещи? – спросил он. – Чем они могли тебе угрожать?

- О, Господь на Небесах! – сказал я. – Если бы я только был Хуаном Диего.

- Кто такой Хуан Диего? – спросил он.

- Может, и никто, - печально ответил я. – А, может быть, может быть, кто-то очень важный.

И я покинул его.