Ты как обычно лежишь на диване. Шелестишь газетой, бездумно щелкаешь пультом от телевизора. Изредка бросаешь короткие реплики. Ей. Что Она вообще здесь делает на протяжении трех лет? Ест, пьет с тобой и твоими дружками, спит. Раз в пятнадцать минут курит на балконе. И больше ничего. Живет? Нет. Паразитирует. Ненавижу ее. И тебя ненавижу. Лжец, позер, рисовщик! Самовлюбленное ничтожество! Не смотришь мне в глаза. Никогда. За все эти гребаные двадцать лет ты ни разу не посмотрел мне в глаза. Боишься, знаю. Боишься прочитать в них все невысказанное мною.
Мне ведь есть, что напомнить... Что через три дня после похорон мамы, ты спал с кем-то в ее постели. А то, что ты якобы все еще оплакиваешь ее... Это всего лишь твое оправдание передо мной. Тебе плохо, одиноко и потому ты надираешься каждый день. И водишь домой женщин. Ненавижу!..
Два месяца проведенные в роддоме, на сохранении. Едва не потерянный ребенок. Я все помню. Первый раз ты толкнул меня. С лестницы. Но в чем твоя вина? Ты ведь был пьян. Оплакивал маму, тебе же так плохо. Второй раз запер. На два дня. Подсолнечное масло в бутылке, специи в шкафу, вода из под крана. Все в порядке. Можно прожить и месяц. Только вот ребенок так не думал и отчаянно протестовал изнутри. Ты не виноват, нет. Срочная командировка и случайно увезенная связка моих ключей. И в третий раз не было твоей вины... Подумаешь, назвал обузой. Пожелал сдохнуть. И множество прекрасных слов. У беременных нервы железные, слышать такое в радость. Нигде нет твоей вины...
А помнишь первые слова, когда ты увидел Димку? Ему тогда исполнилась неделя... Помнишь ты назвал его уродцем? Свою кровь, свою плоть... Нет? А я помню... И продолжаю тихо ненавидеть.
Посмотри же мне в глаза. Ты прочтешь все это, субтитры включены. Не смотришь? Что ж, я так и знала.
- Пап, есть будешь?
- Да. Что так долго? Чуть не сдох от голода.
- Поздно начала готовить, Димка капри...
- Рубашку погладила?
- Не успела, сейчас
- Я сам! Все сам! И нахер я тебя такую дуру безрукую рожал?..