1. График, который учил Франца, учился у Брема. Брем учился у животных. График пересказывал Францу разные истории об учителях Брема. Франц наблюдал за животными и зарисовывал их привычки. Все это длилось годами. Потом именно эту зоологию приспособил он для воспитания своей дочери. Всему этому он научил и Себастьяна, когда тот остался навсегда в Яливце и стал жить в доме Франца.
2. Франц чувствовал - какая-то часть того, что должно происходить в его теле, выносится далеко за его границы. И наоборот – чтобы некоторые вещи произошли снаружи, они должны воспользоваться его физиологией.
Францу казалось - он напоминает гриб, переплетенный корнями с деревом, или паука, чье пищеварение совершается в теле жертвы, или моллюска с вынесенным наружу скелетом – раковиной, или рыбу, выпущенная сперма которой свободно плавает в воде, пока что-нибудь не оплодотворит.
Он замечал - тем или иным мыслям не хватает места в голове и они располагаются на фрагментах пейзажа. Достаточно было посмотреть на какой-то участок местности, чтобы прочесть осевшую на нем мысль. А для того, чтобы вспомнить что-нибудь определенное, надо было в воображении пройти по знакомым местам, высматривая и отбирая нужные воспоминания.
А когда они с Анной любили друг друга, он точно знал, как она выглядит внутри, потому что был уверен – он уже проходил по ее внутренним дорогам и видел их раньше.
3. С такой физиологией Франциск не мог чувствовать себя хорошо где угодно. Он искал место, в которое – как зародыш в плаценту – его физиология могла бы комфортно прорастать. Беда правильно написал Анне – своего рода ботаническая география. Франц отыскал место, которое сделало путешествия необязательными.
Перед премьерой одного из своих фильмов - когда в синематографе «Yuniperus» собралась публика со всей Европы – он даже сказал: живу, как трава или яливец – так, чтобы нигде уже больше не быть, после того, как оживет семя; дожидаться света, что разойдется по мне; и увидеть его не просто взглядом снизу вверх, а спроектированным на небо, увеличенным и искаженным, чтоб стало интересней; это мое место всегда будет в центре европейской истории, ведь в этих краях история сама заходит в наши дворы.
4. В Яливце, вернее, в месте, где еще не было Яливца, Франц начал по-настоящему жить. Отчасти даже стыдясь своего ежесекундного счастья.
5. Однажды, когда они с профессором сделали остановку между Петросом и Шешулом, Франц решил, что путешествует по небесным островам. Лишь несколько самых высоких вершин высовывались над облаками. С запада только им светило солнце. Красный верхний край облаков растекался заводями, лагунами, проливами, поймами, дельтами и лиманами. Не говоря уже о том, что было в глубине.
На мягком склоне Франц отыскал ягоды. Из-за короткого лета в этой высокогорной тундре все вызревало одновременно – земляника, черника, малина, ежевика и брусника. Франц не контролировал себя, словно включился в космическое движение, не мог остановиться, съел столько, что пришлось лечь, почувствовал, что погружается на дно невероятного лона, не сдержал и пролился.
Чуть выше еще была весна и цвели пышные первоцветы.
Еще выше медленно подтаивал снег.
Франц побежал вниз и вбежал в буковую рощу, где господствовала осень. Во время этого бега сквозь времена года он пролился второй раз. Профессор разбил наверху палатку. Они съели несколько гуцульских лошадок из творога и заварили чай, бросив в кипяток листья всех ягод. Тут настала ночь. Из-за лунного света все выглядело заснеженным, румынские горы казались далекой полоской берега, а с земли неудержимо уходило тепло с запахом вермута.
Сокращенный перевод с украинского А.Пустогарова