Дочка Людоеда. Глава 4. ЗЛЫЕ ВОЛШЕБНИКИ ПОВАЛИХИНЫ
Квартира Повалихиных размещалась в солидном доме постройки конца тридцатых годоа Известно, что в то время градостроительной политикой Москвы руководили те же люди, что несколько тысячелетий назад вознамерились построить Вавилонскую башню. Любой человек, не посвященный в тайны земного существования, а таких людей — почти все население планеты, воскликнет: „Чушь собачья! Как они могли руководить градостроительной политикой Москвы, если они тогда же, несколько тысяч лет назад, умерли!" Можно смело утверждать, что они не только не умерли тогда, но не умерли и позднее — и прекрасно живут сейчас, и умирать не собираются и в будущем. Но тем, кто не согласен с нами, не запрещается иметь любое мнение, а иногда даже разрешается высказывать его публично. Наше дело — намекнуть читателю, а выводы пусть он делает сам.
И тем не менее в Москве, да и в других городах, и не только в нашей стране, стали появляться дома, удивительно напоминающие своей архитектурой недостроенную Вавилонскую башню, правда, в уменьшенном размере. По-видимому, архитекторы этого древнейшего сооружения, потерпев фиаско при первом строительстве, решили на миниатюрных моделях отработать наилучший вариант башни, с тем чтобы, учтя опыт веков, наконец-то строить наверняка. И то пренебрежение, которое в настоящее время оказывается архитектуре, поиску новых форм и конструкций, позволяет сделать вывод, что наилучший вариант башни уже найден и вот-вот начнется строительство, а пока где-то на площадке, надежно укрытой от глаз непосвященной части человечества, накапливаются строительные материалы и механизмы, а также готовятся кадры особо квалифицированных мастеров. И если однажды, взглянув за горизонт, вы увидите на той кромке, где небо сходится с землей, растущее не по дням, а по часам сооружение, то знайте: это — Вавилонская башня.
Вот в одном из таких тренировочных „Вавилонов", возведенном на углу Яузского бульвара и Подколокольного переулка, и жила восхитительная девушка Варя Повалихина. Нет, это не описка, у девушки, которую обожал Недобежкин, было два имени: Валя и Варя. По мере того как читатель будет осиливать сей труд, ему откроются многие удивительные вещи, потому что наша цель — раскрыть некоторые хитрые приемы и фокусы, с помощью которых злые волшебники держат в повиновении род человеческий. Может быть, поэтому в метрике той девушки, в которую был влюблен Недобежкин, было записано Варвара, а в паспорте — Валентина.
Такси въехало под арку, охраняемую двумя гигантскими скульптурами „Охотницы" и „Шахтера", о которых мы пока, чтобы не утомлять читателя философскими рассуждениями, скажем только то, что они имели по шесть метров высоты и казались вылепленными из гипса.
Поднимаясь на лифте к квартире Повалихиных, Аркадий Михайлович и не подозревал, что попадает в маленькое царство злых волшебников. И папа Повалихин, и мама Повалихина, и дочка Валя Повалихина — были злыми волшебниками, и даже Валина бабушка была злая волшебница. В их волшебстве не было чего-либо сверхъестественного, они не умели проходить сквозь стены, летать по воздуху, готовить яды и приворотные зелья. Они были людоедами, но не в этом заключалось их главное злое волшебство. Их волшебство заключалось в искусстве правильно сказать нужные слова в нужный момент и вовремя бросить многозначительный взгляд, а когда надо — промолчать. Вот и все волшебство, которое передали родители своей дочери Валеньке. Так сказать, людоедка она была по рождению, а волшебницей — по воспитанию. Как мы уже обмолвились выше, на самом деле имя Валеньки было Варя, Варвара. Зачем это было нужно, знали только мама с папой, а их дочка Валенька-Варенька лишь начала догадываться, но с детства она поняла, что у всего есть две стороны, как у монетки, и что „р" и „л" — это родные сестры, одна мягкая, другая твердая, одна простушка, другая умница, одна все рвет, другая складывает, и мама хорошо в детстве ей это объяснила:
— Когда ты не умела выговаривать букву „р", говорила „л" — была Валей, а научилась вместо „л" говорить „р" — стала Варей. Поняла?
Мама многозначительно взглянула девочке в глаза, и та уяснила, что когда аргументов не хватает или человек может не понять, ему надо вот так, по-особому, как смотрела мама, посмотреть в глаза. Этот взгляд и был главным в злом волшебстве Повалихиных.
Нажимая кнопку звонка в заветную квартиру, Аркадий Михайлович сосредоточился. Ему предстояла нелегкая задача — просить руки дочери у ее папы — Андрея Андреевича. Андрей Андреевич еще меньше был похож на злого волшебника, чем его жена. На людях всегда ходил в строгом костюме, в белейших сорочках, обязатеаьно при галстуке. Дома Андрей Андреевич тоже носил все приличное и, что самое главное, никогда не расхаживал по квартире в исподнем, ибо знал, что это для злого волшебника смерти подобно. Злой волшебник, хоть однажды прошедший через всю квартиру в кальсонах, сразу же превращался в доброго, а если совершал подобный вояж повторно, сразу же списывался в самого заурядного, никакими сверхъестественными силами не обладаю-" ш.его гражданина, разгуливающего по квартире в нижнем белье.
Но в чем же заключалось злое волшебство главы семьи? А вот в чем: в отказе женихам, сватающимся к его дочери, Варваре. Это было очень сложное искусство: сначала заманить жениха, а потом ему отказать.
Даже по обычным, человеческим меркам, если забыть про то, что это было семейство людоедов и злых волшебников, Аркадий Михайлович никак не мог рассматриваться в качестве мужа для их дочери, кстати, совершенно не подозревавшей, что ее папа и мама — людоеды.
Мало того, что сама Валя-Варенька была сокровищем, — разве не сокровищами были четырехкомнатная квартира на Яузском бульваре и двухэтажная кирпичная дача на Клязьминском водохранилище с парниками и русской баней, а дача жены на Истринском и рядом с нею — сарай, стоящий прямо на берегу, почти у самой кромки воды, в который на зиму прятались две яхты и катер? Но кроме того, все это были еще и инструменты злого волшебства, без которых ни о каком магическом влиянии на людей, даже если ты врожденный людоед, не могло быть и речи. Как шаману нужен бубен, костер, капище с идолами, так и Андрею Андреевичу, чтобы привлекать к дочери женихов, нужны были свои инструменты, частью которые изготовил он сам, а частью получил по наследству от своего отца — Андрея Николаевича, бывшего почти до самой своей смерти бессменным руководителем внешнеторгового объединения „Экспортлес".
Мог ли Аркадий Михайлович, владевший двадцатичетырехметровой комнатой в коммунальной квартире, всерьез рассчитывать породниться с таким состоятельным семейством?
Андрей Андреевич Повалихин предвкушал свою встречу с молодым аспирантом. Жертва сама шла на заклание. Обычно после подобного посещения жениха вся семья переживала приятный подъем, все вокруг начинало особенно ладиться, мелкие болезни и неурядицы сами собой проходили.
— Этого жениха хватит на полгодика, никак не меньше! — прикидывал Андрей Андреевич на своих невидимых весах то приятное настроение, которое он будет испытывать месяцев шесть после отказа Недобежкину, а там уже Брысин и Тузков созреют. Тузков хорош: двое детей, директор по науке мощнейшего объединения, дача, машина, жена его — очень-очень приятная дама. Завидный, завидный жених Тузков, уже и на развод с женой подал.
Повалихин многозначительно, по-государственному выгнул бровь: выдавать свои чувства даже наедине с собой было це__ в его правилах. Время на часах было пятнадцать минут первого, аспирант опаздывал, это несколько насторожило Вали-ного папу. Но вот и раздался долгожданный звонок. Андрей Андреевич облегченно вздохнул.
— Сейчас его Машенька подготовит слегка, подразделает, а там и мы с него шкуру снимем, спесь пособьем. Нет, дорогой, на чужой каравай рот не разевай. Аспирант!
Андрей Андреевич презрительно плюнул в паркет и принял благостную мину.
— Андрей Андреевич ждет вас, молодой человек, — после скупого приветствия в прихожей сообщила Марья Васильевна гостю, нагруженному тортом, бутылкой шампанского,
коньяком и цветами.
— А где Валя? — удивился аспирант, не видя предмета своей страсти. — Я бы хотел ей вручить цветы.
— Варя к вам выйдет немного позднее, после вашего разговора с Андреем Андреевичем, тогда вы и вручите цветы.
Надеюсь, вы отобедаете с нами? — Марья Васильевна взглянула в глаза молодому человеку, внося в них полную ясность.
— Конечно, конечно, с удовольствием! — поспешно откликнулся аспирант и тут же обругал свою поспешность:
„Опять я суечусь, робею. Голос какой-то заискивающий".
— Тогда ставьте ваши дары сюда! — Очень моложавая дама, понимающе сверкнув бриллиантовыми серьгами, указала на столик с фарфоровой вазой, в которой уже стояло несколько роз. Никаких восторгов по поводу чудесного букета, никаких комментариев по поводу торта и вина. Это бы показалось Недобежкину невежливым, если бы не все объясняющие взгляды хозяйки.
— Проходите! — Марья Васильевна открыла дверь в кабинет Андрея Андреевича и улыбнулась, жаяея аспиранта.
Аркадий Михайлович очутился наедине с людоедом. А дальше произошло то, что всегда происходит, когда ничтожному просителю удается попасть в кабинет большого начальника.
Трудно вообразить, чтобы, скажем, юный олень сам заскочил в логово льва и живым вырвался на волю, а ничтожному просителю сплошь и рядом это удается, но если не шкуру,
то что-то же оставляет он в лапах более сильного хищника? И даже если и удается ему получить желанное „да" вместо „нет", то за те же дле-три минуты, что находится проситель
в кабинете большого начальника, с него успеет сойти семь потов, а выйдет он из этого логова постаревший лет на десять с землистым, как у покойника, лицом. Вот потому-то настоящие начальники, которые находятся на своем месте, всегда имеют цветущий вид и глаза, которые так и посверкивают плотоядным блеском. Нет, не только страхом или местью своих подчиненных питаются начальники. Думаю, что скоро какой-нибудь сследователь подробно объяснит, почему так любят люди быть начальниками и почему Андрей Андреевич
Повалихин так любил отказывать женихам своей дочери!..
Поначалу их беседа сложилась, как показалось молодому историку, очень удачно. Андрей Андреевич довольно благожелательно покивал головой, выслушав о любви Недобежкина к его единственной дочери, даже несколько раз ободряюще улыбнулся ему, но потом их диалог принял совершенно неожиданный оборот. Как это произошло, аспирант совершенно не понял. Он, сам того не подозревая, дал Валиному отцу ужасный повод заподозрить его в низких мотивах своего сватовства.
— Молодой человек! Стыдитесь! — загремел Андрей Андреевич, предварительно испепелив его несколькими презрительными взглядами. — Вы вскружили голову моей дочери,
даже моя жена не разглядела ваших истинных намерений.
Неужели у современной молодежи не осталось никаких идеалов? Неужели вы все превратились в пошлых стяжателей, которые интересуются только машинами, дачами, квартирами,
видеомагнитофонами, возможностью получать свободно конвертируемую валюту? Неужели только это вам нужно, чтобы покупать красивые кожаные куртки и, как венец всех устрем
лений, предел ваших мещанских вкусов, у вас у всех одна заветная мечта — купить „мерседес"? Я не понимаю, почему нужно делать предложение Вале Повалихиной, разве Лена Грязнова менее достойна любви, менее достойна иметь жениха, скажем, такого молодого и перспективного аспиранта, как вы?
Аркадий Михайлович, как громом пораженный, слушал эту обличительную речь, не имея никакой возможности вставить хотя бы слово в свое оправдание и не понимая, чем она вызвана.
— Да! Почему вы не объяснились в любви Лене Грязнвой? Разве она менее красива, чем Валя Повалихина? Вот, я
подсчитал, моей дочери, девятнадцатилетней девчонке, у ко
торой нет никаких особых достоинств, кроме внешности, за
три года с шестнадцати лет сделали уже двадцать шесть
предложений выйти замуж. Это ад для родителей — созна
вать, что так измельчала, опошлилась нынешняя молодежь.
Я думал, нашелся скромный молодой человек, который просто
дружит с моей дочерью, который, понимая, как больно роди
телям, что их дочь рассматривают только как богатую неве
сту, будет иметь деликатность не поднимать этого больного
для души пожилого отца вопроса. Неужели мне, чтобы устро
ить счастье своей дочери, нужно переехать в однокомнатную
квартиру, сжечь яхты, разбить машину, спалить свою дачу,
дачу жены, пойти работать в дворники и лишь тогда быть
уверенным, что мою дочь любят ради нее самой, а не ради
этой мишуры, ради этих дачных бревен и автомобильных же
лезок? Боже, до чего мы дожили! Да я скорее отрублю себе
руку, чем отдам руку своей дочери кому-нибудь из современ
ных женихов. Не надейтесь! Я открыл своей дочери глаза на
ваши истинные намерения! Вам она не нужна!
Андрей Андреевич схватился за сердце.
— Маша! Валидол! Нитроглицерин!
Тут вбежала Марья Васильевна.
— Адик! Милый. Что он с тобой сделал? Тебе плохо?
Молодой человек, как вам не стыдно! Что вы сделали с по
жилым человеком?!
— Папа! Прости меня! — вслед за матерью в комнате
появилась Валя-Варенька. — Папа, я все поняла! Милый па
почка!
— Ты убиваешь родного отца! — прокричала мать дочери,
воздев к небу алебастровую руку. — Иди, иди с убийцей
своего отца. Идите, не бойтесь, все достанется вам! И квар
тира, и дача, и две наши могилы! Иди к нему!
— Что ты говоришь, мама! Как тебе не стыдно? Неужели
32
ты подумала, что мне мое счастье дороже вашего здоровья? Нет! Я останусь с вами, с тобой и с папой. Папочка! Аркадий, прости меня, но это выше моих сил, я не могу видеть, как они страдают. Они несправедливы к тебе, но я ничего не могу поделать.
— Да как же так, Валя?! Андрей Андреевич, я люблю
вашу дочь. Марья Васильевна, это несправедливо! — заме
тался аспирант, потрясенный нелепостью происходящего и в
то же время уверенный, что своим поведением дал пищу для
этих ужасных обвинений.
— Аркадий Михайлович, ну хоть в такую минуту не будь
те эгоистом, подумайте о человеке, которого вы довели до
сердечного приступа. Оставьте высокие слова! — возмущенно
воскликнула хозяйка дома.
— Молодой человек, прошу вас покинуть наш дом. Мы
поняли друг друга! — Злой волшебник, Андрей Андреевич
нашел в себе силы и поднялся с кресла, чтобы постоять за
честь своей дочери даже ценой своего здоровья, а может
быть, и самой жизни.
Марья Васильевна вдруг поймала взгляд бедного аспиранта, и тому на мгновение показалось, что он все понял. Воспользовавшись этой вспышкой просветления в мозгу неудачливого жениха, Марья Васильевна подхватила его под руку и, подталкивая в спину, выпроводила на лестничную клетку. Дверь еще за одним женихом захлопнулась, и слезы дочери были осушены заботливыми родителями.
Оказавшись на лестничной клетке, Недобежкин дрожал мелкой дрожью, как побитая собачонка. Его прошиб липкий пот. На деревянных, плохо гнущ:(хся ногах он стал спускаться вниз по ступенькам.
— Все потеряно! По-видимому, я вел себя ужасно, раз
обо мне так плохо подумал Валин папа. Он решил, что я
сватаюсь ради ее приданого: дачи, машины, квартиры. Какой
стыд! Как это подло с моей стороны.
Аркадий Михайлович остановился на лестничной площадке напротив окна во двор. Стеклянные створки открытого окна образовали в лестничной полутьме как бы зеркало. Он заглянул в них, чтобы посмотреть на себя, и не поверил своим глазам: в первой створке он увидел жалкого, взъерошенного молодого человека в дешевом костюмчике со сбитым набок галстуком, а во второй створке — смеющееся лицо розовой блондинки, которой утром наступил на ногу. Она явно насмехалась над ним, Недобежкиным. Посмеялась мгновение и., про
• .. •_•'.-..
2—1870 33
пала. Аркадий Михайлович от удивления даже повертел створки, но блондинка больше не появлялась. Он даже выглянул наружу, свесившись с подоконника, и почувствовал, как что-то уперлось ему в живот.
— Ага, это кнут! — вспомнил он и машинально схватил
его ручку. Кнутовище было теплое, нагретое за десятки, а
может быть, и сотни лет. Прикосновение к ручке кнута успо
каивало и отрезвляло, придавая демоническую уверенность в
своих силах.
— Что же это получается! — в сердцах воскликнул про
себя аспирант. — Забрали торт, вино, шампанское, бутылку
коньяка и выставили за дверь. Наплевали в душу! Меня же
сделали виноватым. За что? За то, что я бедный аспирант?
Нет, я этого так не оставлю!
Недобежкин нетерпеливыми движениями развязал узел, размотал кнут и слегка прошелся кожаным крученым вервием по ступенькам, и те в местах, где оно их чуть тронуло, сверкнули бенгальскими искрами. Он взмахнул рукой посильнее, и кнут, свернувшись в змеиные кольца, высек в воздухе шаровую молнию. Ба-бах! Раздался оглушительный треск. Огненный шар стал наплывать на Аркадия. Аспирант, пятясь от него, пошел вверх по ступенькам, но шар, влекомый сквозняком, быстро нагонял его, и, чтобы защититься, Недобежкин попытался оттолкнуть сгусток огня ладонью. Рука от столкновения с шаром на мгновение приняла цвет раскаленного металла, и шаровая молния исчезла, растворившись в атомах недобежкинского тела, после чего та дурь, которую напустили на него глаза Марьи Васильевны и ее дочки, мигом сошла с его души. С этого момента аспирант почувствовал, что становится другим человеком.
— Прекратите хулиганство, молодой человек! — раздался
очень нервный, трусливо-агрессивный голос. Из-за полуоткры
той двери показалось лицо Семена Григорьевича Соловейчика,
соседа Повалихиных с нижнего этажа, по профессии ювели
ра. — Как вам не стыдно? У меня давление скачет, а вы
взрывы устраиваете на лестнице, безобразие! Если вы сейчас
же не уберетесь из нашего подъезда, я вызову милицию! —
продолжал выпаливать угрозы Соловейчик, до смерти напу
ганный треском взрывов и блеском молнии, которую наблюдал
в глазок двери, а также видом молодого человека на лест
ничной клетке. Он с силой захлопнул дверь.
Недобежкин, приняв решение, свернул кнут и сунул за пояс, после чего вновь позвонил в квартиру Повалихиных. Никак не ожидавшая увидеть его снова, Марья Васильевна
34
сделала удивленные глаза. Недобежкин аккуратно отстранил женщину от двери и вошел в прихожую. Вид у него, несмотря на поношенный костюм, был победный, как у человека, обыгранного профессиональными шулерами, который понял все их махинации и теперь пришел с полицией и ордером прокурора на арест мошенников и изъятие проигранных денег. Не обращая внимания на маму, он прошел в комнату дочки и увидел ее спокойно занимающуюся рукоделием. Валя, кроме того, что играла на фортепьяно и пела, любила вышивать гладью.
— Ах, Аркадий, ты вернулся! — вспыхнула девушка.
— Да, я вернулся, Валя! — сказал Недобежкин. — Мне
показалось, что твой папа обвинил меня в низких намерениях
на твой счет. Я пришел попрощаться, Валенька. Твой папа
сокрушался, что никак не может найти молодого человека,
для которого деньги и материальное благополучие не имеют
никакого значения. Он нашел такого человека, для которого
главное — душа девушки. Нашел и потерял.
Валя отложила рукоделие и встала навстречу аспиранту; взволнованная Марья Васильевна и Андрей Андреевич появились за его плечами. Недобежкин, почувствовав их появление, оглянулся и, картинно достав приготовленный бант со шпинелями и серьги с подвесками, широким жестом протянул драгоценности Валеньке и громко проговорил:
— Валя, мы расстаемся навсегда, но в знак моей любви
к тебе и как оценку твоих достоинств возьми на память эти
милые вещицы, которые, надеюсь, ценностью своей перевесят
и две дачи, и две яхты, и автомобиль, которыми попрекал
меня твой папа. А то, что я, имея многое, довольствовался
малым и ходил в скромном поношенном костюме, что ж, вид
но, это моя ошибка. У меня есть все средства ее исправить.
Прощай навеки, любовь моя!
Аркадий Михайлович, бережно положив драгоценности на пяльцы с вышитыми жар-птицами, обнял оторопевшую девушку и поцеловал ее в щеку братским поцелуем, потом обернулся к родителям и с пафосом, смахнув набежавшую слезу, сказал:
— Прощайте и вы, жестокосердные люди. Вы отняли сча
стье и у меня, и у свой дочери!
Проговорив это, оскорбленный молодой ученый, сдерживая рыдания, но так, чтобы был слышен его внутренний плач, покинул квартиру Повалихиных. Никогда раньше он не думал, что способен сыграть сцену на уровне французской мелодрамы восемнадцатого века.
Валя, которой такой Недобежкин показался именно тем
2* 35
самым единственным и неповторимым, умницей и красавцем, понравился гораздо больше, чем прошлый Недобежкин, почувствовала, что навеки влюбилась в этого молодого человека. Но все было кончено, и виноваты в этом были ее родители.
— Мама, папа! Что вы наделали?! — крикнула она, бро
саясь в слезы. — Я люблю Недобежкина! Верните его, я не
могу без него жить.
На ЯуЗском бульваре Недобежкин остановил черную „Волгу" и договорился за червонец довезти его до Лужников.
—•- На Ленинские горы! Туда, откуда вид на Москву, на Университет, где Наполеон стоял, ждал, что ему ключи от города принесут.
— В Лужники! — услышал Витя Шелковников последние
слова аспиранта, обращенные к водителю.
Он давно поджидал, когда молодой мафиози, каким он считал Недобежкина, выйдет из дома Повалихиных.
Недобежкин, как все советские историки, путал многие факты не только истории, но и географии. Вот и сейчас он спутал Поклонную гору, с которой Наполеон любовался Москвой, с Воробьевыми горами. Это и не удивительно, учитывая, сколько раз за последнее столетие меняли столичные объекты свои географические названия, так, например, Воробьевы горы были переименованы в Ленинские, а скоро, по-видимому, опять будут названы Воробьевыми.
Шофер улыбнулся понимающе и потребовал два червонца. Аспирант согласно кивнул. Ему предстояло многое обдумать.
Недобежкин не случайно решил податься на Ленинские горы. Во-первых, это самое высокое место города, а во-вторых, здесь земля как бы вздыбливается и, разломившись на две части, страдает и мучается от своей раздвоенности. Эти процессы внутри земли как нельзя лучше подходили к теперешнему настроению аспиранта.
Ученые давно заметили, что в подземном хозяйстве Москвы не все благополучно. Кто хоть немножко знаком с учением о тектонических плитах, знает, что из них, как из пластин панцирь черепахи, состоит поверхность земли. Эти тектонические плиты находятся как бы в плавающем состоянии и, словно льдины в ледоход, наползают друг на друга, порождая горы и вулканы, а расходясь, образуют равнины и впадины. Так вот, любой непредвзятый человек может доехать до станции метро „Спортивная" и сам собственными глазами убедиться, что сразу же за Лужниками верхняя тектоническая плита уже заметно наехала на нижнюю, грозя еще
36
дальше надвинуться на столичный град и, как шахматные фигурки с доски, сбить все дома и постройки столицы. Этот процесс наползания уже достиг критического уровня, и земля кое-где вздыбилась, образовав в процессе веков семь холмов, но и повседневно мы наблюдаем зримые воздействия этого наползания. Меня могут обвинить в том, что я не специалист в геологии, но каждый трезвомыслящий москвич и гость столицы, побродив по улицам Москвы, найдет, факту наползания тысячи подтверждений: во-первых, во многих местах асфальт потрескался, потрескались также фасады многих старинных зданий, с них облетела штукатурка. Что это, как не действие наползающей тектонической плиты и следствие постоянных землетрясений? Во-вторых, многочисленные разрывы подземных водных коммуникаций, выбросы пара и горячей воды явно свидетельствуют о большой сейсмической активности^ что как раз и является следствием наползания. Ссылки на якобы ржавое состояние подземных коммуникаций я нахожу несостоятельными. Ржавое состояние дает свищ с малой струйкой воды и постепенным расширением площади свища и увеличением объема утечки воды. В нашем же случае наблюдаются разрывы коммуникаций так, как если бы кто-то сначала сплющил огромную трубу, а потом с силой ее разорвал. И последнее — воронки. Да, да, прогуливаясь по улице с зонтиком или с любимой собачкой, собираясь долго жить, вы в одно прекрасное утро очень даже запросто можете провалиться под землю. Особенно это грозит женщинам, потому что многие из них перестали следить за своим весом и, кроме того, излишне отягащают себя хозяйственными сумками с продуктами, поэтому хрупкая оболочка Земли, подточенная изнутри постоянными сейсмическими процессами, в любой момент может подломиться под такими забывшими об осторожности гражданками.
Въехав на чьей-то персональной „Волге" на тектоническую плиту, Недобежкин, отпустив шофера, стал со смотровой 'площадки, на которой сгрудились многочисленные гости столицы, вместе с ними обозревать Москву. Ему постепенно открылась та главная ошибка, которую он совершал. Аркадий слишком торопился, опережал события, выпячивая в своем сознании то, что он после непреднамеренного убийства Ангия ЕлпиДйфоро* вича стал обладателем огромных сокровищ и таких Сверхъестественных предметов, как кошелек и кнут. Наследнику Хрисогонова хотелось похвастать необыкновенными-Вещами и своим богатством, а этого нельзя было делать. Хвастовство
37
всегда унижает хвастуна. „Нет, — решил аспирант, — надо жить просто, так, будто ничего и не случилось. Жить, как все: буднично, инешне скучно и лишь изредка вставлять в этот обычный рисунок, как бы невзначай, яркую деталь". Его так и подмывало встать посреди площадки, вокруг которой столпились экскурсионные автобусы, и пощелкать своим кнутом, посверкать молниями, погромыхать раскатами грома. Вот это был бы яркий штрих для всех экскурсантов. Недобежкин еле сдержался от этого желания.
— Посмотрите, товарищи, — женщина-экскурсовод в пла
тье с развевающимися на плечах крылышками вдохновенно
указывала большой группе приезжих на культурные объекты
вдали, — вот, рядом с отчетливыми башнями Кремля, которые
служат прекрасным ориентиром, вам видна стеклянная, бле
щущая на солнце, хрустальная купольная крыша главной мо
сковской достопримечательности. Вы, конечно, узнали? Это
ГУМ, построенный в новорусском стиле.
Недобежкин, следуя указаниям экскурсовода, силился разглядеть хрустальный купол ГУМа.
— А теперь, чуть левее, вы видите четверку вздыбленных
коней работы скульптора Клодта на здании Большого теа
тра, — значит, рядом вторая главнейшая достопримечатель
ность столицы — магазин ЦУМ, выдающееся сооружение в
псевдоготическом стиле.
Расширенные глаза экскурсантов вглядывались вдаль. При упоминании слова „ЦУМ", послышался гул восторгов.
— И, наконец, здание в стиле модерн, прямо за зданием
ЦУМа. Та же хрустальная крыша, что над ГУМом, только
поменьше; само название сооружения связывает пас с эпохой
преобразований, начатых Петром Первым, — вы видите перед
собой знаменитый Петровский пассаж.
Недобежкин готов был поклясться, что на мгновение и сам разглядел это здание с высоты птичьего полета. Послышались одобрительные возгласы.
— Видим, видим!
— Где, где, мама, где Петровский пассаж? — хныкал
одетый во все новенькое ребенок дошкольного возраста. —
А где ЦУМ, где ЦУМ?
— Да вон же, вон, фу, какой глупый. Ты еще маленький,
вот вырастешь, увидишь.
А взрослые прекрасно видели разбросанные в разных концах Москвы и „Ванду", и „Польскую моду", и магазин „Белград", на которые указывала женщина-экскурсовод. Недобежкин, сильно засомневавшийся в состоянии своего зрения,
38
решил непременно в понедельник же сходить к окулисту и проверить, не развилась ли у него близорукость. Во всяком случае, зрение у молодого ученого оказалось не таким зорким, как у экскурсовода и гостей столицы.
Случайно услыхав, что одна из экскурсионных групп направляется в Лужники, аспирант смешался с толпой, входящей в автобус, и занял одно из самых задних мест, которые, как он знал по опыту, обычно остаются пустыми. Время шло к шести часам вечера, он решил посмотреть какое-нибудь спортивное состязание.
А в шесть в спорткомплексе .Дружба" начинался Всесоюзный конкурс бальных танцев, но Недобежкин был человеком далеким от таких пустяков, как танцы, и плохо представлял себе, что это такое.
Продолжение: http://www.proza.ru/2009/11/01/286