– Андрюша, вчера утром я шел на работу не выспавшийся. Знаешь, из-за этого дождя, да какого там дождя – ливня, я совсем сон потерял. Не могу заснуть и все. Тяжело переношу высокую влажность. Так вот, значит, иду я утром и вдруг вижу… в нескольких метрах от меня прошла пожилая женщина. Обыкновенная вроде бы. Но что-то кольнуло в моем сердце при виде ее. Неужели, неужели это она, подумал я. Неужели эта старая, с тяжелой походкой женщина и есть та самая… Помнишь, я говорил тебе, что одно время даже хотел найти свою любовь и начать все сначала? А потом подумал и решил, что нет, не надо. Лучше не найти своего бога и думать, что он где-то есть, и он самый прекрасный, чем найти его и разочароваться. Может, поэтому я так часто думаю об уничтожении города – потому что боюсь разочароваться в своем совершенном боге. И эта женщина. Почему я вдруг увидел ее? А, может, это была не она? Я задавал себе эти вопросы весь вчерашний день, ночь и сегодня утром. Ее образ никак не выходит из моей головы. Когда видишь вроде бы совсем чужого человека, а что-то внутри подсказывает: «Так это же она! Очнись!» А что подумала бы она, увидев меня, старого, седого, с шаркающей походкой? Может, она и увидела меня? Может, прежде чем я ее увидел, она меня увидела? И отошла, чтобы не встретиться со мной взглядом. Может, она так же, как и я, думала обо мне все эти годы? И я ей тоже являлся таким, каким был давно – молодым… Теперь мне кажется, что если есть молодость, то все остальное уже не столь важно… Самое главное – быть молодым. Даже не красивым, не умным, а именно – молодым. Если бы я сейчас был прежним, она не прошла бы мимо меня. И я обязательно подошел бы к ней. Не подошел, а подбежал бы к ней и предложил начать все сначала. Если бы мы в молодости имели такое же понимание, что есть истинное, самое ценное в жизни, какое имеем в старости… Понимаешь, Андрюша… Тебе не скучно слушать меня? Нет? Ты правду говоришь? А даже если не правду… Мне ведь как хочется иногда высказаться, выговориться… Понимаешь, Андрюша, когда я увидел ту старую женщину, очень похожую на мою любовь, я вдруг подумал, что это все… То, чего я боялся больше всего, случилось. Ты, наверно, думаешь, что мне, старику, больше нечего делать, вот и вбил я себе в голову от скуки невесть что… Может, так оно и есть. Да, конечно, так и есть. Я с тобой полностью согласен.
– Николай Владимирович, я недавно был у профессора, да вы знаете об этом…
Шлиман грустно кивнул:
– Ты не обращай на меня внимания. Конечно, тебе трудно понять мое состояние. А это и не надо. Зачем тебе беспокоиться о моем состоянии? Так что тебе сказал профессор? Из-за этого дождя, вернее из-за влажности трудно дышать. Хоть дождь и прошел, а все равно трудно дышать. Но я стараюсь не думать о том, что трудно дышать, иначе плохо становится.
– Конечно, не стоит думать о влажности. К тому же, она стала уменьшаться. Дождь закончился, и вода стала уходить.
– Так ведь февраль. А климат словно тропический, все словно с ног на голову встало. Итак, что же сказал тебе профессор?
– Что город само человечество и создало. Сначала матрица образовалась, матрица города, она постепенно возникала в глубинах человеческого подсознания. А затем, в результате появления какой-то затравки, и сам город стал выкристаллизовываться. И якобы город из той же субстанции создан, что и само человечество. Вот вам и разгадка тайны. Получается, что город – это не бог, а наше с вами и остальных людей творение. Бессознательное творение. Но профессор мог и сочинить все это. Как с плоской землей. Помните?
– Помню, конечно, помню. А про город… Если все так и есть, как сказал Птицын, значит, и тайна моего бога разгадана.
– Как я мог забыть! – воскликнул Андрей Иванович. – Для вас же город бог, совершенный бог. Простите! Забыл я, что для вас город свят.
– Ничего, ничего, – произнес Шлиман. – Все мы должны когда-нибудь приходить к разочарованию. И главное, почти все одновременно у меня произошло. И в любви своей самой прекрасной разочаровался, и город…
– Вы в любви разочаровались?
– Может, и не разочаровался, но ее больше нет у меня в душе. Вот так-то может произойти в какой-то день. А город… То, что ты сказал… Знаешь, что больше всего расстроило меня в твоем рассказе?
– Что?
– А ты разве не понял? Больше всего меня расстроило, что город – это не мое творение, это не мой совершенный бог. Я говорил тебе, что не обязательно создавать бога, зачем его создавать, если его можно найти. Но понимаешь… создавать самому приятнее.
– Вам обидно?
– Обидно.
– Неужели вы и вправду верили, что тот город создали вы?
– Представь себе, да. Представь, Андрюша, я таким наивным был и по-детски верил, что это мой бог, только мой, самый лучший. И уничтожить мне его хотелось иногда, потому что боялся разочарования.
– Зачем же вы меня к профессору отправляли? И с интересом слушали, что он мне рассказывал.
– Потому что хотел приблизить это свое разочарование.
– Мне трудно вас понять, Николай Владимирович.
– И хорошо! Это хорошо, что тебе трудно меня понять. Кстати, Андрюша, если ты не хочешь дальше заниматься городом, то можешь прекратить эту работу в любое время. Нет-нет, это не сейчас мне взбрело в голову. Об этом я сам лишь сегодняшним утром узнал. Мне сообщили, что на наши счета все деньги перечислены, которые мы должны были получить в течение года. Так что можешь сходить в банк и проверить.
– Но ведь работа еще не закончена! Профессор приглашал меня к себе, как только это понадобиться нам. К тому же, я от него еще не всю информацию о городе узнал.
– Видимо, того, что ты получил от него, оказалось достаточно. Наша миссия, Андрюша, закончена.
– Но мне нужно… Мне хотя бы еще один раз нужно съездить к Птицыну. Мне еще не все ясно, я еще не все узнал. В конце концов, профессор – уникальный человек. И, вообще, чем я буду заниматься дальше? Я так привык, что город – это самое важное и интересное… Я даже сам научился думать, смешно звучит, правда? Но у меня, действительно, начали появляться какие-то, свои собственные, мысли. Это только со стороны выглядело, что я ничем не занимался, а только профессора слушал и всецело от него зависел. А я, между прочим, научился, да, научился, как надо на вещи правильно смотреть… Я только сейчас стал понимать, что есть что в науке, в жизни…
Андрей Иванович говорил, говорил… А Шлиман молчал, печально опустив голову.
– Андрей, – сказал наконец Шлиман, подняв голову. – Считай, что это я все устроил. И с новой работой. И с деньгами. И с профессором. Просто нужно было вытащить тебя из безнадежной темы. Слишком ты в ней увяз. А город помог тебе встрепенуться, отвлечься. Сейчас ты займешься написанием докторской. Все у тебя получится.
– Но Николай Владимирович… Подождите, постойте!.. Я готов поверить, что новая работа – ваша инициатива. Я готов поверить, что и с профессором у вас была договоренность. Кабинет мне выбили у института, компьютер поставили самый лучший, всю остальную технику и мебель – это тоже можно представить. Но откуда деньги взялись? Они же приходили мне на счет. Неужели это вы из своего кармана мне выкладывали? И даже если так, откуда они могли появиться у вас? Вы не намного больше меня получаете, сами как-то сообщили об этом. Кстати, вы это сказали за несколько месяцев до того, как предложили мне новую работу.
– Эх, Андрюша, разве в деньгах дело? Иди-ка ты домой, отдохни. А как отдохнешь, приходи и диссертацией займись.