Красная ручка.
Наша учительница Екатерина Васильевна требовала, чтобы мы приносили в школу красные шариковые ручки. Кажется, это было нужно для того, чтобы мы проверяли тетради друг друга – Екатерина Васильевна пользовалась иногда методом фалангового обучения – и исправляли ошибки красными ручками.
В третьем классе я каждый день забывала красную ручку дома. Может быть, это вылезало наружу мое подсознание: в глубине души мне вовсе не хотелось быть ментором моей соседки – уютной и толстой Оли Вакаровой. К Вакаровой меня посадили « на исправление» – моего поведения, а не ошибок, потому что училась я лучше, хотя Оля тоже неплохо. Или, может, я была просто растяпа. Потому что все остальное я тоже забывала – чистые тетрадки, носовые платки, бутерброды, чтобы поесть на перемене. И непрестанно стреляла все это у Вакаровой. Поскольку совесть у меня все-таки немножко была, мне не хотелось лезть в ее тетрадку красной ручкой.
Но забытая ручка каралась двойкой. А за двойки, несмотря на либерализм родителей, мне доставалось. Однажды я получила два за контрольную по математике и мама, чуть не рыдая, порывалась сунуть мне контрольную в нос, приговоривая: ну мы же решали, решали, решали такие задачи. Так что забыв красную ручку, нужно было что-то предпринимать. Можно было сделать две вещи: бежать домой или, если находилось восемь копеек, в книжный за углом. Бежать домой было дальше, чем в книжный, и вообще тяжело - перемена короткая. Подбегая к дому, я чувствовала себя почти как американский космонавт, которых, как рассказывала нам Екатерина Васильевна, капиталистическое правительство запустило на Луну, потому что им люди не важны. А нам важны, и поэтому мы запустили на Луну луноход. Вот бы мне такой луноход отправить домой за ручкой. Но и восемь копеек бывало жалко: потратить их на ручку означало остаться без коричневого столовского кекса с изюмом, главного школьного лакомства.
Однажды у меня не нашлось восьми копеек и бежать домой тоже было лень. Может, красную ручку украсть? – думала я. Я смутно припоминала, что родители говорили, что самые храбрые люди, диссиденты, всегда идут против закона. Но где украсть? В магазине это, очевидно, невозможно, а у Оли как-то нехорошо. Тогда я решила выступить в защиту своих, и общих, гражданских прав.
- Почему, собственно, я обязана носить красную ручку? - заявила я Екатерине Васильевне. – Вы не имеете права меня заставлять. Это насилие. Я не хочу исправлять ничьи ошибки.
Екатерина Васильевна говорила о пионерской взаимовыручке, критике и самокритике, но я уперлась. Мне было интуитивно ясно, что даже у пионеров – критика и взаимовыручка не одно и то же. К тому же, я была не очень правильным пионером. Почему-то – Екатерина Васильевна объясняла это моим плохим почерком – меня не приняли в пионеры с первой группой счастливцев, которых водили для этого в Музей Ленина, а записали во вторую. Пока я дожидалась, остро завидуя первой группе и стыдясь, что я в нее не попала, красного галстука, у меня закрались сомнения. Как-то незаметно к десяти годам я перестала верить в дело Ленина и скорое построение коммунизма и уже спрашивала у папы, а честно ли, в таком случае, вступать в пионеры. Папа меня заверил, что это совершенно необходимо. Кое-что из этой странной смеси, состоящей из неприязни к аккуратному письму и первых сомнений в деле юных ленинцев, просочилось в мою речь против красных ручек. Екатерина Васильевна вызвала родителей в школу и попросила заняться моим патриотическим воспитанием. Когда отец вернулся из школы, я спросила, как он собирается им, моим воспитанием, заниматься – Так же, как и раньше, - пожал он плечами.
После этого случая родители подарили мне толстую красивую ручку с несколькими разноцветными стержнями, но я по-прежнему часто забывала ее дома. А однажды даже подралась из за нее. Точнее сказать, научилась драться. Сидевший сзади меня Сорокин как-то взял ручку без разрешения, а когда я попросила ее обратно, ударил меня в нос. От удивления я ничего не сказала. Просто пошла и села на место. Вечером я рассказала об этом папе. – И ты его в нос, – сказал он. – Ты что, не знаешь, как это делается? Иди сюда, попробуй – он подставил нос. На следующий день я дала по носу Сорокину и получила ручку обратно. Так проросла идея критики и взаимовыручки.