Человеческий фактор или история одной аварии

Олеопр
                (Ненаучные размышления)
   «Человеческие возможности настолько безграничны и таинственны, что вместо размышления об этом, не лучше ли их использовать без надежды понять, что они собой представляют»     Карлос Кастанеда

       Причиной значительной части морских аварий является человеческий фактор. Понятно, когда кто-либо нетрезв, некомпетентен или просто переоценил свои возможности. Но бывает и нечто другое.
   Удивительно, но описание серьёзных происшествий зачастую начинается с фразы «С самого начала всё складывалось неудачно». Возможно, это просто художественный приём, однако судите сами…
   Получили мы как-то задание грузиться в Бердянске углем на Болгарию. И почти неделю, в ожидании разрешения таможни на погрузку, судно гоняли от одного причала к другому. Наконец на исходе шестых суток погрузка началась. Судно было класса река-море, по морским меркам небольшое, и спустя четыре часа три тысячи тонн были погружены. Уже начали готовить машины, но при оформлении документов выяснилось, что уголь погружен не тот. Выгрузка, снова погрузка – в общем, полный бардак. Как говориться, с грехом пополам всё же загрузились, вышли в море. Сутки пробивались через тяжёлые льды Азовского моря – зима в этот год выдалась особо суровой. И уже на подходе к Керчи капитан вызвал «деда» на мостик.
– Валерий Михайлович, сколько у нас топлива на борту?
– Так я же давал сводку утром, пятнадцать тонн.
– Да я тебя не про сводку спрашиваю. Сколько у нас всего, если по сусекам поскрести? Я ведь знаю, у тебя наверняка есть что-то в загашнике.
– Да практически весь загашник съели. Сами знаете, Юрий Дмитриевич, неделю в порту, по два раза на день перешвартовки были, да и сейчас во льдах чуть не две нормы израсходовали. Если с тонну загашника осталось, да и то половина – мёртвый запас.
– Выходит, нам только до Варны и хватит, а на обратную дорогу до Херсона не на чем идти?
– Выходит, что так.
   Надо заметить, что топливо российским судам на Украине в то время уже не давали. Хотя границы ещё не закрыли, но СССР уже распался, и «табачок курить» начинали каждый свой. Последнее десятилетие века вообще отличалось на редкость большим хаосом и в стране, и в умах. На Украине ввели свои деньги (купоны) и требовали уплату портовых сборов – 167 купонов, только наличными. Эту сумму можно было заплатить хоть купонами, хоть рублями, хоть долларами США – любой валютой, но ровно 167, независимо от курса этой валюты. Понятие об этом тогда мало ещё кто имел, а единая сумма в квитанции, по всей видимости, отчётности не нарушала. Ушлые люди не упускали возможность делать на этом свой бизнес. Российские суда из-за нехватки в стране валюты иногда месяцами простаивали в иностранных портах, так как портовые сборы не были оплачены. Да и откуда валюте быть, если все кому не лень усиленно разворовывали государственную казну, создавая, как впоследствии заявляли ответственные чиновники, «первоначальный капитал для перехода к рыночной экономике». И не беда, по их словам, что это делалось незаконными – поистине, просто воровскими и бандитскими – методами. «В Америке ведь тоже первоначальный капитал имел криминальное происхождение», – уверяли они обывателя.
   Остановились мы в Керчи, а утром пришло распоряжение из пароходства следовать под бункеровку в Туапсе. Хоть это и не по пути, но топливо можно было получить только там. Судьба явно вела нас по одной ей известному маршруту, вопреки рейсовому заданию. На рейде Туапсе стояло более двадцати судов, уже не первую неделю дожидавшихся бункеровки. Топливо отпускали только тем, кто его предварительно оплатил. Учитывая, что в день бункеровали одно-два судна, стоянка предстояла весьма длительная.
   Потянулись долгие и нудные дни ожидания на внешнем рейде в открытом море. Худо-бедно, но очередь продвигалась, и к концу третьей недели диспетчер обрадовал.
– Не сегодня-завтра вас обязательно забункеруют, – пообещал он.
   Весь четверг изнывающая от вынужденного безделья команда ожидала швартовки. Как там в песне у Макаревича: «Гораздо трудней не свернуться от скуки».
Несколько раз готовили двигатели к запуску, однако в этот день нашим чаяниям не суждено было сбыться. На следующий день всё началось сначала: переговоры по рации, обещания завести в порт с часу на час, подготовка двигателей, с одной лишь разницей – это была пятница. Моряки народ суеверный. Если рейс начинался в пятницу, да ещё тринадцатого, то ничего хорошего от этого рейса ждать не приходится: то вдруг случаются неожиданные поломки в машине, то происшествия у судоводителей; а что погода будет плохая, это уж точно.
       После полуденного чая почти весь экипаж собрался в ходовой рубке. На судах смешанного плавания рубка зачастую является местом посиделок, особенно на стоянке. Самые свежие новости также появляются здесь, и это, как магнитом, притягивает каждого свободного от вахты. Однако кроме телевизионных, других новостей пока не было. Прогноз от Павла Глобы оказался самой интересной и актуальной темой: «Сегодня вечером наступит время, опасное для путешественников, и лучше, по возможности, в это время отказаться от поездок». 
– Делать этому астрологу больше не хрена, как только прогнозы составлять.
– А что, может и правда человек дело говорит, и стоит прислушаться.
– И что теперь, каждого прорицателя слушать? Они ж все на разный манер талдычат, да и гороскоп у нас у каждого свой. Одному во вред, а другому как раз наоборот. На кого ж равняться?
– А у нас единоначалие, вот на капитанский гороскоп и надо равняться.
– На капитанский гороскоп равняйсь, смирно! Капитанский гороскоп на мачте поднять!
– А вообще-то интересно, что первично, а что вторично? Гороскоп ли определяет поведение человека в данной ситуации, действуя на подсознание, или событие уже свершилось в каком-то тонком параллельном мире, а мы только подтверждаем его, проживая в нашей жизни?
– Ну, ты, Кулибин, – прозвище Кулибин электромеханик получил за способность, казалось бы из ничего, создавать полезные вещи и успешно ремонтировать технику, – загнул. Переведи на русский язык, что сказал-то.
– А вот, к примеру, приснился мне сегодня сон, будто мы вечером заходим в порт. В рубке, кроме капитана, штурманов и матроса на руле, нахожусь и я. Все заняты чем-то. И вдруг я вижу, как рулевой допускает ошибку, а капитан со старпомом не замечают этого. В результате – судно выскакивает на камни.
– И что ты хочешь этим сказать?
– А то, что либо я во сне побывал там, где это событие уже произошло, – в чём вы все, безусловно, очень сомневаетесь, – либо поведение людей будет зависеть от того, что они сейчас услышали. Ведь не зря же говорится в священном писании: «Вначале было слово».
– А на кой хрен этот сон приснился тебе, а не капитану?
– А вот это хороший вопрос. Может, господь Бог проверяет меня, как я поступлю в этой ситуации. Ведь было же время исправить оплошность и предотвратить аварию. Но моё ли это дело, решил я тогда и промолчал. А мог бы, наверное, и изменить ситуацию. Вот, к примеру, штурман на «Петре Васёве» мог бы пойти наперекор капитану, изменить курс и избежать аварии, но не предпринял решительных действий, что, как вы знаете, привело к гибели множества людей. Наверное, это теперь будет его личный грех перед Господом Богом.
   Дискуссия на тему гороскопов, сновидений, ответственности и самопожертвования закончилась неожиданно. Из приглушенной рации донёсся голос диспетчера:
– Волго-Балт –203, снимайтесь с якоря и следуйте в порт.
   Обрадованные этой новостью, все разошлись по своим рабочим местам за-пускать машины и сниматься с якоря. Мой рабочий день уже закончился, и я остался в рубке, удобно устроившись в углу на высоком диване, откуда всё хорошо видно. Механики запустили двигатели, и вскоре боцман доложил с бака: «Якорь вышел из воды, якорь чист».
– Якорь по-походному, – ответил капитан боцману. – Штурман, включить ходовые огни, – добавил он, обращаясь к третьему помощнику, и, оценив ситуацию с быстро наступающей темнотой, попросил старпома включить второй локатор и внимательно наблюдать за окружающей обстановкой.
   Подойдя к коммутатору сигнальных огней, вахтенный штурман повернул выключатели. Горевший до этого на носовой мачте якорный огонь погас, а до меня донеслись три щелчка переключателей. Что-то в этих трёх щелчках показалось мне непривычным, но тогда я не поверил своему шестому чувству.
– Ходовые огни включены, – доложил штурман о выполнении распоряжения, и это успокоило меня.
   Рулевой, исполняя указания капитана, выводил судно на заданный курс. Кромешная тьма окутала рейд и скрыла очертания берега. Стихнувший было днём ветер начал снова задувать с моря. Неожиданно на берегу вспыхнул яркий луч прожектора и, пройдясь по нашему судну с бака до кормы, остановился на надстройке, ослепив всех находящихся в рубке на короткое время.
– Какое судно движется без ходовых огней? – услышали мы голос по рации после того как прожектор погас.
   Капитан велел штурману проверить свои огни. Вахтенный вновь подошёл к коммутатору сигнальных огней, и, ещё раз пощёлкав выключателями, уверенно доложил:
– Наши огни включены.
   Диспетчер порта передал по рации, что ввиду усиливающегося ветра лоцманский катер будет встречать нас в самой гавани, куда мы можем зайти самостоятельно, ориентируясь по входным зелёным створам, а лоцман будет корректировать наше движение по рации. Большое скопление судов на рейде требовало от капитана и старпома повышенной бдительности. Оба они внимательно наблюдали за перемещением судна по акватории каждый в свой локатор, а капитан корректировал действия рулевого. Выбравшись из скопления стоявших на якоре судов, все штурмана переключились на визуальные поиски створных огней, но никто их не мог обнаружить, хотя множество огней на берегу были отчётливо видны. Вновь на берегу вспыхнул луч прожектора. Обшарив весь рейд, он остановился на нашем судне и, моргнув несколько раз, погас.
– Какое судно движется по рейду без ходовых огней? – снова услышали мы по рации.
– Может, кого-нибудь сорвало с якоря? – высказал предположение старпом, однако всё же подошёл к коммутатору огней и, проверив положение переключателей на ощупь, подтвердил:
– Наши огни включены.
   Судя по приближающемуся берегу, створные знаки должны были давно показаться, но их никто не мог обнаружить. Впереди замелькал белый буй, ограждающий опасное место в виде вынесенного в море волнолома, называемого Первомайским. Дальше этого знака заходить не следовало, и капитан приказал рулевому поворачивать влево и выходить на необходимый курс. Оба штурмана и капитан, вглядываясь в скопление береговых огней, искали среди них два зелёных, стоящих друг за другом.
   Наблюдая за действиями рулевого, я обратил внимание, что он затягивает маневр поворота. Я бы на его месте, учитывая ветер, выполнил поворот значительно быстрее. Странно, но никто из судоводителей не замечал его оплошности.
– Всё точно, как было во сне, – подумал я.
   Изредка напряжённая тишина в рубке нарушалась взволнованным голосом вахтенного штурмана:
– Ну и где эти два зелёных? Может они у них вообще не горят? 
   Все чувствовали опасность и, казалось, поступали правильно, но ситуация от этого в лучшую сторону не менялась. В результате ошибки рулевого опасный буй остался у нас не с правой, а с левой стороны, и мы (словно кролик к удаву), хоть и самым малым ходом, но приближались к оголовку Первомайского волнолома. Время для того, чтобы обойти препятствие, ещё было, действовать следовало решительно, однако….  Определившись по локатору, что судно сносит вправо, капитан велел держать левее. Увы, было уже поздно, и мы врезались в едва выступающую над водой часть волнолома.
– Вот и всё, – как-то очень даже спокойно сказал капитан.
   Все присутствующие облегчённо вздохнули. Ожидание встречи с неизвестным окончилось, оставалось только выяснить его последствия. Неожиданно мы все сразу увидели слева от носовой мачты два зелёных створных огня. Они указывали, что судно значительно отклонилось вправо, но нам они уже были не нужны.
   Выйдя на палубу, я посмотрел на кормовую мачту. Ходовые огни на ней не горели. Теперь я понял, что меня смутило в услышанных трех щелчках переключателей. Одно переключение было лишним. Вернувшись в рубку, я посмотрел на панель коммутатора сигнальных огней – общий выключатель питания был выключен. Не выдавая оплошности штурманов и своей, я повернул выключатель. По рации прозвучал голос лоцмана: «Волго-Балт, вы отклонились вправо, примите левее!»
   По счастью, пробоина оказалась небольшая. Отработав задним ходом, мы сошли с камней и, приняв лоцмана на борт, зашли в порт. И лоцман, и капитан уверяли друг друга, что и створные, и судовые огни включены давно и работают исправно. Про свои огни – я уже всё знал, хотя ни один из штурманов так и не смог мне объяснить: почему, три раза проверяя ходовые огни, они не посмотрели на светодиодную панель, которая должна свидетельствовать об исправности системы. Да и сам я мог бы проверить их, только почему-то не сподобился.
Ошибиться может один человек, даже несколько раз подряд. Но чтобы множество людей одновременно совершили множество ошибок – это, как мне кажется, уже мистика. А сон-то действительно оказался «в руку», хотя это были ещё и не последние неприятности в том рейсе.