1
«Я умру. Я скоро умру. Я умру. Саркома. Я умру»
Мысль уже не причиняла боли, не вползала расплавленным свинцом в вены, не свистела шальной пулей, заставляя вздрагивать и бояться… Мысль была материальной, свилась в тугой комок где-то в районе солнечного сплетения, мешала дышать, притупляла восприятие, искажала цвета, запахи, звуки… Чувство неотвратимости катастрофы вызывало уже только сильнейшую обиду: как же так? Почему это случилось именно со мной? Я ведь и не пожил-то ещё…
Родителей он потерял рано – автомобильная катастрофа не стала катастрофой всей жизни, он был слишком мал, чтобы понять, что весёлые люди, раз в неделю приезжающие к нему с конфетами и подарками, никогда больше не войдут ни в эту дверь, ни в его жизнь. Бабушка плакала, дед как-то сразу сгорбился и постарел, но эти события в его понятии никак не были связаны с двумя холмиками на кладбище. Сердобольные соседки стали говорить ему «сиротка» и чаще, чем раньше давали конфеты, вот и всё.
Настоящей катастрофой стала смерть бабушки. Эта женщина всегда потрясала его непобедимым оптимизмом, добротой и громадной жизненной силой. Она могла быть то требовательной, то ласковой, то разъярённой, то безудержно весёлой, но никогда не бывала несправедливой, поверхностной, мелочной… Дед сказал ему: «Мы остались одни, Сашка. Но надо жить так, чтобы она могла нами гордиться» И он старался. Старался изо всех сил. Отличник, активист, спортсмен… Деда не стало в лихие девяностые, врачи сказали – не выдержало сердце. Он винил себя – слишком часто его деду приходилось переживать за внука, когда тот только сколачивал свой первый капитал, строил свою империю.
Женитьбы на Юле тоже оказалась катастрофой: как он проглядел момент, когда милая, общительная девушка превратилась в циничную, расчетливую шлюху? Единственное, что удерживало его от развода, были дети. Он хотел детей и считал вполне логичным, что родить их ему должна именно законная жена. Юля детей не хотела. И не родила. Когда она уехала в Англию и запретила ему себе звонить, он так и сделал – разводом занимался его адвокат. С тех пор он никогда не видел больше свою жену.
После развода он с головой окунулся в то, что делать умел и любил. Работа занимала его целиком. То, что люди называли «жизнью» было для него тайной за семью печатями. С детства у него оставалось мало времени на художественную литературу, но бабушка настаивала и он читал. Из этих книг и были почерпнуты практически все его знания о том, что никак не укладывалось в понятие «бизнес». Разумеется, он ходил на светские тусовки, отдыхал на престижных курортах, общался с «людьми искусства» и «людьми своего круга», но все это вполне можно было представить в виде финансовой сделки, перевести на язык цифр, уложить в привычные схемы…
И вот врачи сказали ему, что жить осталось – всего ничего. Не помогли ни знаменитые зарубежные больницы, ни светила науки, они были единодушны и неумолимы: неоперабельная саркома. Всё, ради чего он жил, потеряло всякий смысл, у него не было никого и ничего. Кроме огромной финансовой империи. Которая не могла дать ему ни единого дополнительного дня жизни.
Это гостиница принадлежала ему, бар, соответственно, тоже. Что он здесь делает? Пытается решить нешуточную дилемму: ему нужно научиться жить. И впервые в жизни он не знает, как подступиться к этому делу…
«Я умру. Я скоро умру.»
2
«Я умру, Господи, я просто издохну здесь с тоски!»
Эта командировка с самого начала была необычной: о том, что ехать придётся именно ей, она узнала за день, до отъезда. И, хоть вина в этом была не её, наслушалась о себе много «лестного» и в бухгалтерии, и от начальства, и дома. Да ещё и нормальный номер в гостинице забронировать не удалось – остались только двухместные с подселением. Злая и взлохмаченная она ехала на вокзал и всю дорогу вспоминала, всё ли взяла? Все ли ЦУ дала мужу? Не осталось ли срочных неотправленных бумаг на работе? Уже в вагоне решила взять себя в руки и успокоиться: в конце концов, даже если что-то и забыла – всегда можно купить новое, муж – не круглый идиот, а на работе есть кому заняться делами в её отсутствие. Самовнушение подействовало – утром, выходя на перрон, она уже искренне радовалась новому дню и новому месту, поездка представлялась вполне перспективной в плане «отдохнуть и отвлечься», солнце светило, всё было прекрасно.
Соседка по номеру оказалась вполне приемлемой, душ – в меру приятным, завтрак – съедобным, партнёры – пунктуальными. Сложности начались во второй половине дня, но не испугали и не расстроили, а только добавили боевого задора. К вечеру все дела были благополучно улажены, оставалось только дождаться начинающуюся назавтра конференцию. Она хотела погулять по городу, как делала всегда, попадая в новое место, но совершенно неожиданно небо затянуло тучами, подул холодный злой ветер и началась самая настоящая майская гроза. Зонт, разумеется, остался дома. Идея с прогулкой уже не казалась ни привлекательной, ни даже просто умной. И вот тут-то и выяснилось, что соседка – редкая зануда.
«У всех у нас мужья и дети, ну сколько можно? Не видишь разве – лежу с книжкой, значит читаю, с кем ты разговариваешь? Да замолчи ты хоть на минуту!» Но соседка уже в лицах изображала свою свекровь:
- «Милочка, у Вовочки рубашка не свежая!» Нет, ну ты представляешь?! А он что, дитё малое, не может в шкафу взять? Я ей говорю…
Находиться в номере стало решительно невозможно – свекровь оказалась темой горячей и наболевшей.
- Черт, чего ж я валяюсь? У меня же встреча… - быстрый взгляд на часы - … в семь!
- Куда ж ты пойдёшь – дождь?
- Мы договорились встретиться в баре этой гостиницы, не промокну.
Вот так она и оказалась за стойкой вполне приличного бара, злая и изнывающая от скуки – по легенде, на встрече книга ей не полагалась.
«Скукотища какая! Нет, я точно умру!»
3
«Который это коктейль? Второй? Интересная штука – забирает» - сидеть вот так за стойкой бара непривычно и глупо, но деть себя совершенно некуда, в голову лезут мысли о торговых центрах с кинозалами…
Чуть левее тоже за стойкой сидит совершенно лысый дядька. Есть люди, которым лысина решительно не идёт, а у этого череп красивой формы. Интересно, кто ему глаза открыл, что с голой головой он будет смотреться так стильно? Очень удачно сидеть напротив зеркальной стойки – можно, не поворачивая головы, беззастенчиво рассматривать понравившегося человека.
Словно почувствовав взгляд, мужчина поднял голову и тоже через зеркало глянул прямо ей в глаза. Смущаться и отворачиваться было глупо – попалась, как девчонка. Она улыбнулась, склонила голову чуть набок – так, чтобы волосы упали на глаза, привычным жестом заложила их за ухо. Получилось очень естественно – поднятая рука заслонила её глаза, оборвала ниточку, связывающую их взгляды, позволила отвернуться, не потеряв лица. Краем глаза она увидела, что он подзывает официанта, напряглась, но ничего не произошло – официант кивнул и куда-то ушёл, его место за стойкой тут же занял другой. Телевизор над стойкой надрывался в беззвучном фейерверке нового клипа знаменитого певца: девочки – секси в мокрых топиках выходили из волн, мальчики – мачо прикрывали глаза шляпами и с видом сытых вампиров тянули из бокалов что-то кроваво - красное… Когда она снова решилась глянуть на соседа по стойке, он снова смотрел только в свой бокал (что он пьёт такое, ядовито – зелёное?) Что-то в его лице было смутно знакомое, она не могла вспомнить, где уже видела это лицо. Загадка притягивала, она уже начала злиться на себя за то, что не может ни вспомнить, ни взгляд оторвать. «Нужно просто отвлечься – ответ придёт сам собой!» - с этой мыслью она снова посмотрела в телевизор. Клип сменился рекламой нового голливудского блок - бастера. На фоне кошмарных компьютерных разрушений гарцевал на черном байке жутко мужественный и сосредоточенный Киану Ривз. Вот оно! Мужик был похож на заматеревшего и обритого Киану Ривза! Жесткое лицо, подчеркнутые скулы, резко очерченный подбородок. Она, довольная собой, снова рассматривала его через зеркало и улыбалась своим мыслям. И снова он перехватил её взгляд. Стало смешно –что он подумает? Захотелось пошалить («Нужно напомнить себе попозже, что пить – вредно!»). Она приподняла свой бокал в шутливом тосте, улыбнулась, отпила из него, не сводя взгляда с мужчины, и отвернулась с чувством выполненного долга.
В бар вошла пара, причем заметно было, что это не семейная пара, но что-то этих людей очень сильно связывает. Женщине было, пожалуй, лет 45-50, мужчина выглядел старше. Дорогой костюм, хорошая прическа, ухоженное лицо – дама явно знала себе цену, её кавалер тоже отнюдь не выглядел замухрышкой, но на её фоне как-то терялся. В глаза бросалось другое, то, как он смотрит на неё, как заботится о ней, предугадывает её желания…
От созерцания интересной пары её отвлекла музыка. Сказать, что для этого заведения такая песня была явно «не формат» - не сказать ничего: после благородного, ненавязчивого сакса вдруг услышать:
«Шли над городом притихшим, шли по улицам и крышам…»
Ей очень нравилась эта песня, под неё действительно равно хотелось как идти, так и сидеть и курить сторонним наблюдателем, глядя на то, как всё куда-то идёт.
«Мы сидели и курили – начинался новый день…»
Перед глазами проплывали кадры мульт – клипа на этот хит «Сплина», она улыбалась и легко похлопывала ладошкой по стойке.
- Все как-то отреагировали на то, что музыка изменилась, но улыбнулись только вы одна. – она вздрогнула, обернулась. Давешний мужчина явно собирался сесть на стул рядом с ней.
«Начинался новый день. Начинался новый день…»
Что обычно принято отвечать на такое замечание? Она наблюдала за тем, как он садится на высокое сиденье и в голову ей ничего умного не приходило, поэтому сказала то, что думала:
- При приличных барах должны быть курсы, обучающие садиться на такого рода насесты.
Мужчина, улыбнувшись, склонил голову, соглашаясь с тем, что в его движениях отсутствовала необходимая сноровка.
- С ужасом думаю о том, что придётся спускаться вниз. Можно угостить вас выпивкой?
Она смотрит на свой бокал – один лёд, вот так, должно быть, люди и спиваются – от скуки.
- С удовольствием выпью с таким внимательным кавалером, – что-то в его взгляде, поведении не вяжется с выбранной им для себя ролью. Она, теперь уже вполне законно, рассматривает его, пытаясь угадать причину несоответствия. Он отчего-то напоминает ей провинциала на Красной площади – самоуверен, но любопытен, растерян, но пытается бравировать. Подавлен – пожалуй, так. Но решителен. Что-то в нём, положительно, есть. Она заинтересована.
Он тоже рассматривает её поверх бокала («Какой, оказывается, хороший тут бар: не успел он пальцами щелкнуть – и вот, пожалуйста, уже стоят новые бокалы»):
- Предлагаю выпить «брудершафт» и перейти на «ты»
- Идея подкупает своей новизной и неожиданностью. Давай.
Они пьют, его поцелуй неожиданно крепок.
- Александр.
- Ольга.
Она ловит себя на том, что не сердится, («Нет, нужно всё-таки завязывать с выпивкой!»), прикусывает нижнюю губу, заправляет волосы за левое ухо… Рассматривает его… «Интересно, какого цвета у него волосы? Глаза серые, без оттенков, стального цвета. К таким бы пошли тёмные волосы, с таким, непременно, мальчишеским вихром надо лбом… Черт, он что-то говорит!»
- …. Согласна?
- Да. («Господи, на что я только что согласилась?»)
- Тогда у нас два варианта: мы можем сделать этот вечер интересным вдвоём или каждый попробует сделать это в одиночку. О себе могу сказать, что не получается у меня ничего сегодня. Один я вряд ли справлюсь.
«Всё зависит от поставленных задач и намеченных целей. Интересный вечер – это как в твоём понимании? В постель меня затащить – тогда это скучно, пошло и … без меня, короче!»
- Можно попытаться…
- Опиши себя? («Он не только лысый, но и слепой? Ущипните меня, так не бывает!»)
- Я молодая, симпатичная, независимая женщина. Замужем, двое детей. Интересная работа. В этом городе проездом. - («Когда не знаешь, что сказать, говори правду и смотри, что получится») - Алаверды?
- Я молод, независим… Не то! Если без плагиата, то так: мне 36 лет, разведён, бездетен, всего, чего хотел, добился, а сейчас попал в ситуацию, когда просто не знаю, что делать дальше. Мне нужно почувствовать жизнь, и в этом мне нужна помощь… Поможешь? – взгляд искренний, никаких банальных придыханий… «Да он мне что, сделку предлагает?!»
- Саш, я не б-дь.
- Я знаю, где их искать, они мне не помогут.
- Жизнь, говоришь? – третий коктейль быстро догоняет своих братьев, в голове слегка шумит и тянет на философию: «Что я теряю? Вот если взять и умереть прямо сейчас? Разве этот день чем - то лучше или хуже других, если этот серьёзный парень вдруг окажется маньяком? А какая она – жизнь? Когда я сама вспоминала, что это такое?» - Есть мысль – с чего начнём?
- Есть. Давай узнаем друг друга получше.
- Какие–нибудь психологические тесты? Игра в вопросы?
- Это как?
- Это когда спрашиваешь другого о чем-то, а он должен ответить быстро то, о чем подумал в эту минуту.
- Идёт. Начинай.
- Это ты песню заказал?
- Мне она нравится, мне в жизни не хватало разгильдяйства. Почему ты улыбалась, глядя на меня?
- Мне показалось, что ты похож на Киану Ривза. Что ты ищешь сегодня в этом баре?
- Себя. Жизнь изменилась, ищу своё место в новых реалиях. Почему ты волосы закладываешь только за левое ухо?
- Привычка, защитная реакция – помогает тянуть время, избежать ненужных ответов на неизбежные вопросы. Чего ты больше всего боишься?
- До недавнего времени самым страшным для меня была высота. А ты чего боишься?
- Не поверишь, но – того же, чего и ты: высоты боюсь панически. И вообще, повторять вопросы нельзя, придумывай свои! Лодырь! – атмосфера вполне благодушная, им откровенно нравится общество друг друга, они улыбаются. – Зебра белая в черную полоску или наоборот?
- Белая! Однозначно! Твой любимый мультик?
- «Пластилиновая ворона»! В теле приятная гибкость образовалась?
- Во что угодно превратиться могу! У вас все дома? Нет?
- Ну и ладно! – они смеются.
- У меня такое впечатление, что в баре нам уже тесно – давай пойдём на улицу?
- А пойдём!
На улице неожиданно хорошо, после дождя свежесть разливается вполне ощутимой волной, прохожих мало, лужи серебрятся отражениями фонарей.
- Хорошо-то как… Господи, спасибо, что живу…
4
- Нет, ну что ты говоришь?! Жизнь прекрасна и удивительна во всех своих проявлениях! О каких сделках идёт речь?
- Ну вот, смотри, такой пример: человек бежит. Просто бежит. Он думает, что бежит к какой-то цели, а на самом деле под ним беговая дорожка, тренажер в зале. И сколько бы он ни бежал, он всё равно ни на шаг не приблизится к своей цели.
- Но разве поддержание себя в хорошей физической форме само по себе – не достойная цель?
- Во-о-т! – было заметно, что именно этого вопроса он и ждал. – А зачем поддерживать себя в спортивной форме?
- Чтобы жить и не быть никому в тягость.
- Интересная формулировка. А вот если тебя кто-нибудь на машине собьёт, тебе будет принципиально важно, с каким прессом ты будешь лежать в гробу?
- Ну, так мы договоримся до того, что моются только ленивые – те, кому лень почесаться. А если не собьёт?
Они шли по мокрой набережной, взявшись за руки. Он нёс её сумку, она – желтого игрушечного медведя, выигранного в тире, который неизвестно по какой причине всё ещё работал в парке. Они гуляли уже довольно долго, но останавливаться не хотелось. И они всё шли и шли, с каждым шагом всё больше понимая, насколько у них много общего. И насколько они разные…
- Понимаешь, иногда мне кажется, что вся наша жизнь – один большой тренажерный зал и что бы ты ни делал, к чему бы ни приложил усилия – конечной цели либо нет, либо она аморфна, типа хорошей физической формы…
- Ты боишься этого?
- Мне не нравятся бессмысленные поступки. Да, пожалуй, меня пугает такая бессмысленность собственной жизни. А что ты делала сегодня в баре?
- Спасалась от назойливой соседки по номеру. Ты с темы-то не спрыгивай. Границы реальности нужно расширять, бороться со страхами можно только преодолевая их. Итак, чего мы оба боимся? Высоты? Где тут самый высокий мост?
- У меня идея получше: воздушный шар!
- Ух ты! И где мы его возьмём?
- Я знаю – где. Мне нужно сделать один телефонный звонок, извини.
Она отошла чуть в сторону, размышляя о сегодняшнем вечере, новом знакомом и своём отношении ко всему этому. В Александре чувствовалась какая-то фатальность, какая-то тайна. И она позволила этому увлечь себя, она позволила себе просто жить сегодня, получая новые впечатления, впитывая в себя философию другого человека, пропуская его через себя. Чтобы понять. Чтобы помочь. Себе или ему – не важно. Сегодня день – просто из параллельной жизни, в нормальном состоянии она никогда не вела себя так. Не говорила так откровенно с едва знакомым человеком… Не была так свободна и раскована… Она ощущала, что это чужая жизненная позиция вторгается в её сознание, но не препятствовала этому, наоборот, позволила себе сегодня быть такой же фатально – свободной, как и её спутник. И удивлялась этому. И тому, что не находила в этом ничего удивительного…
- О чем ты думаешь? – он подошёл сзади, не касаясь её, приблизил своё лицо вплотную к её волосам, чуть наклонился, вдыхая её запах.
- О том, что нужно бросать бояться! Хорошо, что нет дождя. Знаешь, если нет воздушного шара, можно просто походить по парапету моста – эффект, мне кажется, будет тем же. – Она обернулась, обнаружив себя в кольце его рук. Это не было ни неприятно, ни непозволительно. Это было естественно. Он слегка потёрся носом о ёе щеку и сказал тихо:
- Отчего же нет? Есть воздушный шар… - поцелуй вырвал их из окружающей действительности на какое-то время, в себя привел непонятный тихий звук. Рядом с ними стоял какой-то человек, а у бордюра была припаркована большая черная машина. Александр, похоже, нисколько не удивился, только глянул на мужчину с раздражением, взял её за руку и повёл к машине. Водитель, а это был именно водитель, распахнул перед ними дверцу.
- Классная тачка. Чья?
- Это не суть важно, главное, куда она нас привезёт.
- Да и это – не суть… - прерванный поцелуй не утратил ни своей прелести, ни увлекательности…
Приехали, как ни странно, довольно быстро. Вот оно, чудо природы! Воздушный шар! И на земле –то стоять возле него страшно, не то чтобы в корзину лезть… Но такая мощь завораживает: пламя вырывается из сопла с рёвом, объём шара повергает в тихое благоговение…
- Не передумала? – он улыбается, но видно, что ему тоже не по себе, он хмурится и улыбка получается вымученной.
- Никогда в жизни! Как в эту штуку залезать?
Ну, попасть в корзину им, предположим, помогли, а вот о том, что это такое сомнительное сооружение – никто не предупредил… Когда земля пошла вниз, их стало раскачивать, не так, чтобы сильно, но этого вполне хватило, чтобы она прижалась к нему и зажмурилась. Потом ей стало стыдно – она открыла глаза и, прежде всего, глянула на своего спутника. Он смотрел на неё и улыбался:
- Трусишка! Трусишка моя… - от нежности в его голосе, во взгляде, ей вдруг стало так хорошо, что она почти забыла бояться. Они смотрели на уплывающую вниз землю, на панораму, открывающуюся их взглядам, и улыбались…
- Я не боюсь…
- Я тебе верю – сам уже не боюсь. Когда ты рядом…
- Мы с тобой сумасшедшие?
- Ага, и это здорово, я никогда не был так спокоен, как сейчас, стоя на высоте Бог знает сколько метров в хлипкой плетёной конструкции…
- Хорошо, что безумие – диагноз, а не приговор. Теперь ты видишь, что у тренажерного зала не стен?
- Стены есть всегда и везде, просто можно иногда сделать вид, что не замечаешь их. Или замечаешь что-то за их границами…
- Детка, откуда такие упаднические мысли? Разве сейчас тебе не хорошо? – она прижалась к нему плотнее.
- Сейчас – да.
- А больше и нет ничего, есть только «сейчас», «вчера» уже нет, а «завтра» нет ещё. Как по мне – так очень удобная философия.
- Хорошо, я постараюсь сделать её – своей жизненной мотивацией. Правда постараюсь…
Потом они поехали в ресторан. Эмоциональный фон был настолько силён, что даже самые вкусные блюда вызывали скорее эстетический интерес, чем гастрономический. («Какие здесь, всё же, хорошие рестораны: быстро, вкусно и уровень обслуживания на высоте – нас разве что на руках не носят…») Оставаться в таком состоянии было просто физически невозможно, они целовались при каждом удобном случае, не упускали возможности прикоснуться друг к другу… Апогей наступил, когда они заказывали десерт: пока он говорил официанту, что именно они хотят, она под столом стала поглаживать его ногу своей, забираясь всё выше… Он встал и ни слова не говоря, вывел её за руку на улицу. Махнул рукой шофёру, чтобы не приближался, сел в машину первый и потянул её на себя… Ей всегда казалось, что секс в машине – это что-то крайне неудобное, но сейчас она не испытывала никакого неудобства… На краю сознания мелькнула мысль о предохранении, мелькнула и погасла. Мир кружился вокруг них, в нём не было никого, кроме них…
- Мы остались без десерта, - с улыбкой сказала она, наводя порядок в своей одежде.
- Ты – мой десерт, - он привлёк её к себе, поцеловал, - так, с этим надо что-то делать!
Он выглянул из машины, подозвал водителя, что-то ему сказал…
Он кому-то позвонил – она не прислушивалась к разговору, она прислушивалась к себе: изменила мужу и что? Ни вины, ни раскаянья, только одно желание – повторить… Пусть завтра придут угрызения совести, это будет завтра, а значит этого нет. Она водила пальцем по губам и улыбалась…
Они приехали в какую-то пафосную гостиницу, мимо администратора прошли, даже не сделав попытки зарегистрироваться. Номер был шикарным, но они едва ли могли оценить его великолепие: единственное, что имело значение – это огромная кровать под балдахином…
Безумие продолжалось и в душе и после него… И откуда только силы берутся? Она всегда считала себя довольно сдержанной женщиной, секс был приятной, но не необходимой частью жизни, а вот поди ж ты – она, как мартовская кошка, готова была кричать в объятьях любовника снова и снова…
Он уснул. Она сидела на кровати, гладила его спину кончиками ногтей и улыбалась своим мыслям – ей снова его хотелось… Но сказка не может длиться вечно, завтра (уже сегодня, вот ужас-то!) будет новый день, позвонит муж и для любовника в её жизни места уже не будет… Да и сам он вряд ли захочет видеть здесь завтра чужую женщину, пусть даже они совершали безумства ночью. Она понимала, что стала только одним из возможных вариантов на эту ночь, которые он рассматривал. Ни о какой любви, тем более с первого взгляда тут и речи быть не могло. А значит, кто-то должен взять на себя обязанность всё это закончить. Раз он спит, это сделает она. А он потом скажет ей за это спасибо…
В гостиницу она приехала в пять часов утра, упала на кровать и уснула…
5
Встать в восемь – настоящий подвиг, но разве мы не герои? Душ, косметика – и кто скажет, что позади безумная ночь? До кофе – брейка было интересно: много старых приятелей, которые считали своим долгом познакомить её со своими знакомыми, обмен информацией, похлопываниями по плечу и поцелуями… Потом недостаток сна всё же сказался – захотелось немного отдохнуть от суеты и толчеи, выпить настоящего кофе, посидеть, закрыв глаза… Она спускается в давешний бар, выбирает самый дальний столик и ждёт свой кофе («Нет, по ночам они явно расторопнее!»). Вдруг зазвонил телефон. Номер незнакомый, кто это может быть?
- Где ты? Куда ты делась?
- Здравствуй, Саша. Что ж ты так убиваешься – ведь не убьёшься так-то… - Она тянет время, пытаясь сообразить, когда и с какого перепугу дала ему свой номер телефона.
- Я проснулся только что, а тебя нет… - по голосу не поймёшь, то ли он расплакаться собирается, то ли придушить её. Но исключать вторую возможность не стоит.
- Я не помню, когда дала тебе свой номер?
- Не пытайся вспомнить – я узнал его сам. Это было не сложно – просто позвонил себе с твоего аппарата, когда ты ушла в душ. Где ты?
- Ты хочешь знать только это? Не почему меня нет, а только – где я? – всё ещё совершенно не понятно, стоит ли длить это знакомство? И что он ещё узнал, порывшись в её сумке? Там и паспорт, и билет, и деньги… Может, стоит разозлиться на него за бесцеремонность и послать подальше?
- Оль, не бросай меня, пожалуйста… - вот теперь точно – он расстроен. У неё живое воображение, она отчетливо видит его сидящим на краю огромной кровати с телефоном, ещё не вполне пришедшего в себя после сна, и такого одинокого… Да, именно это определение она и искала вчера весь вечер: он так чудовищно одинок. Одним из редких примеров действия, опережающего мысль, её ответ звучит неожиданно даже для неё самой:
- Я не знаю, какой здесь адрес, это летняя веранда вчерашнего бара. Где мы с тобой встретились.
Почему ей захотелось перенести действие на улицу, она и сама не смогла бы ответить, но, показав бармену, куда принести заказ, она садится в плетёное кресло под большим зонтом.
Знакомая машина останавливается у веранды, но, ещё до того, как она окончательно встала, её дверца раскрывается и из кожаного нутра вываливается охапка цветов. Не сразу становится понятно, что это огромный букет, который держит обеими руками скуластый, совершенно лысый мужчина лет сорока. Ему неудобно, цветы рассыпаются, но улыбка - счастливая, мальчишеская – способна вызвать зависть всех влюблённых мира скопом и каждого по отдельности…
- Оленька! – он стоит перед ней на коленях, цветы повсюду: на полу, на столе, у неё на коленях, - Девочка моя, - он стряхивает стебли с её колен, зарывается в них лицом, голос приглушен, но слова вполне понятны, - не бросай меня, пожалуйста, не бросай меня больше…
Прохожие оборачиваются на странную пару, но ни он, ни она не видят в происходящем ничего удивительного – они просто встретились. Так получилось. Чего уж теперь…
6
Идея совместного обеда («Что ты пьёшь? Брось эту гадость сейчас же!»), была горячо одобрена обеими сторонами: как ни крути, а время – вторая половина дня. Ресторан, в который он её привёз, имел открытую террасу, нависающую над Рекой.
- Как же здесь красиво! Такая мощь – просто заставляет себя уважать.
- А нестись по ней на катере – ещё лучше, чем смотреть со стороны.
- Не знаю – не пробовала.
Телефонный разговор: «Привет, старик. Ты где сейчас? Есть просьба – мне нужен катер со штурманом. Да, именно тебя. Конечно. Хорошо. Через 30 минут, мы почти закончили.», она слушает с интересом: так вот, оказывается, как он разруливает проблемы. «Мне нужен» и никаких возражений. Прикольно…
Она задумалась и не заметила, что он рассматривает её с лёгкой улыбкой, словно маленького ребёнка, которого ждёт сюрприз, о котором он даже не догадывается. Внезапно раздался пронзительный визг – голос подал её телефон, лежащий на столе: «Растяни меха гармошка, эх!, играй – наяривай…» Она вздрогнула, глянула на дисплей и с явной неохотой ответила на вызов:
- Да, любимый. Конечно. Обедаю. Нормально всё, не волнуйся. Да, здесь вчера тоже дождь прошёл – настоящая гроза. Нормальная соседка, зануда, правда, грешная, но в целом – нормально. Какие деньги? Мы же сдавали в этом месяце уже… А, то за садик. Ну отдай, конечно… Не важно, отдай и за окна, черт с ними. Да говорю же – нормально всё. А что голос? Не придумывай… Я тебя тоже… Ну всё, давай…
Во время разговора она не отрывала глаз от ленивой массы воды, с достоинством несущей мимо них белый бумажный кораблик. «Вот так и я – что произошло вчера? Что происходит сейчас? «Я ступила на корабль, а кораблик оказался из газеты вчерашней…» Так, кажется. Меня несёт непонятным мощным течение, а я ничегошеньки о нём не знаю. Кто он? Что для него вчерашний вечер? Что для него я?»
Словно угадав её мысли, он заговорил тихо:
- Какая забавная у тебя мелодия на телефоне… Это муж был, да? Конечно, муж. Это – твоя жизнь и я не знаю, есть ли в ней для меня место, только одно – то, что произошло вчера со мной (я нарочно говорю только о себе) – не рядовое явление. Ты – лучшее, что случилось со мной в жизни, и я хочу, чтобы ты это знала до того, как сейчас что-нибудь мне скажешь. Я видел билет – у меня осталось не так уж много времени, позволь мне сделать его незабываемым и для тебя…
Откуда он узнал, что как раз сейчас она собиралась вежливо отказаться от прогулки по реке и, распрощавшись, уехать обратно в гостиницу, чтобы там, если повезёт, в одиночестве оплакать своё нелепое романтическое приключение? Она смотрит на него и понимает, что собственной воли у неё уже почти не осталось, что никуда она сейчас не уйдёт от этого решительного одинокого романтика. И вот прямо сейчас ей до смерти жаль, что он строго оговорил с кем-то время… Она тряхнула головой, встала и улыбнулась: «К цыганам!»
Даже совершенно ничего не понимая в катерах, она ощутила, что стоящее перед ней чудо инженерной мысли – мощный зверь, и стоит «как крыло от самолёта». Она с интересом глянула на встретившего их у трапа мужчину – ну в жизни же не скажешь, что миллионер! Совершенно обычный с виду… Строго одёрнула себя – нечего глазеть, богатство – не диагноз, не стоит его рассматривать – не в зоопарке.
- Алексей – мой лучший друг. Можно сказать – единственный. Сегодня он – капитан Флинт, а перед нами – весь мир Карибского моря в виде отдельно взятой реки. – Саша улыбается, ему происходящее доставляет явное удовольствие. И она ловит себя на том, что его улыбка – отражение её собственной.
Прогулка получилась с явно экстримальным уклоном: с визгом, побелевшими костяшками пальцев и счастливым смехом. Алексей присматривается к ней, иногда улыбается, иногда хмурится. Что-то его гнетёт, вызывает недоверие. Но она отмахивается от этих мыслей – что ей за дело до какого-то типа с дорогим катером, если в сумке у неё лежит билет на поезд, отправляющийся завтра в 11-30? А Саша – вот он, только руку протяни, и она касается его при каждом удобном и неудобном случае, они обнимаются, целуются, она торопится напиться им, но ощущает только растущую с каждой минутой жажду…
Возвращались они значительно медленнее. Вопросы, которые задавал Алексей – непростые, некоторые хлёсткие, другие ехидные. Ей без конца приходилось напоминать себе, что люди разные и обижаться не стоит. Вообще не стоит обращать внимания ни на кого, кроме Саши. Один вопрос, с виду невинный, вызвал бурное обсуждение:
- Тебе нравятся сиреневые камни?
- Да, этот цвет –мой любимый.
- Бриллианты с таким оттенком – большая редкость, если вообще есть.
- Не знаю, мои – точно не из их числа, в лучшем случае аметист, а то и вовсе – хрусталь.
- Почему так?
- Потому что бриллианты с таким оттенком – большая редкость! А если серьёзно, мне совершенно наплевать, лишь бы было красиво. Я – сорока.
- Иди сюда, сорока! – Саша обнимает её, целует, сдувает с её лица случайно упавшую на глаза прядку волос. И какое имеет значение весь окружающий мир?..
Но мир неравнодушен к ней. Он не хочет оставить ей даже тех нескольких часов счастливой беззаботности, которую она у него украла.
Алексей приглашает их на ужин и не слушает возражений. Саше это не нравится, они спорят о чем-то, отойдя в сторону. Что сказал Алексей, она, разумеется, не услышала, но Саша с явной неохотой был вынужден с ним согласиться. Она твёрдо решила не дать этому подозрительному человеку испортить ей последний вечер свободы. Она его недооценила.
- Скажи мне – кто ты? Не могу тебя понять. – Саша куда-то отлучился и Алексей взял её в оборот.
- К чему тебе меня понимать? Я не имею к тебе никакого отношения.
- Не скажи, должен же я знать, что ты за птица, чтобы защитить Сашку от тебя.
- Что? Что за бред?! С чего ты взял, ангел – хранитель, что твои услуги необходимы?
- Я знаю, я – адвокат.
- Сочувствую.
- И всё же – чего от тебя ждать?
- Послушай, не знаю, что ты хочешь услышать, но явно не то, что я в состоянии тебе сказать.
- Тогда скажи- кто тебя навёл?
- Кто-то из нас определённо сошёл с ума. Куда навёл? На что навёл?
- Не на что, а на кого: на Александра кто навёл? Кто подсказал, что именно сейчас он раскрыт и стал лёгкой мишенью для охотниц, вроде тебя?
- Всё, я знаю, кто сошёл с ума – ты! Я похожа на охотницу? И что значит – раскрылся?
- Вот только не надо убеждать меня, что ты не знаешь, что он – завидная мишень: богатый и несчастный.
- Стоп, о чем ты? Я замужем, здесь проездом, если дело обстоит именно так, как ты говоришь, то тебе стоит обрадоваться – завтра я уеду.
- Или ты наивна или хитра – кто ж тебе даст завтра уехать? Да и не захочешь ты – от такого-то куша.
- Всё, хватит! Какой куш? Ты в уме? Кто сможет меня удержать против воли? Что ты несёшь?
- То есть Саша для тебя – всего лишь развлечение?
- Саша… Я не знаю – всё так неожиданно… Он такой… Мне долго будет очень плохо от того, что завтра я буду вынуждена принять правильное решение, но я уеду…
- Правильное решение? Кого ты хочешь убедить, что уехать от молодого одинокого миллионера – правильное решение.
- Ты о ком?.. – она чувствует, что тупеет прямо на глазах. Мысли несутся бешенным галопом и выловить из этого обезумевшего стада что-то путное никак не получается: «Официанты в баре – по мановению руки… Воздушный шар – волшебным образом… Машина… В ресторане даже не заплатили… Апартаменты… Цветы… Катер… Это ведь его катер, не Алексея… А зачем тогда нужен был Алексей? Он проверяет меня? Проверяет? Меня?! И телефон узнал… И паспорт, скорее всего, изучил… А я-то дура! Ну разве можно было так расслабляться? Разве можно было быть такой слепой?! Что я себе придумала? Романтик? Дура!» Какой-то внутренний голос тревожно настаивал, что не имеет значения ничего, кроме самого Саши, что всё это глупости, что Алексея этого нужно срочно послать куда подальше и поговорить с самим Сашей… Но обиженная недоверием любимого женщина уцепилась только за последнее: да, нужно спросить у него самого – зачем она ему? Что за игру он затеял? Что он придумал?
Алексей взволнован, он что-то говорит, но она не слушает, не понимает ни слова, будто он говорит на китайском. Кровь тяжело стучит в висках: «Я – игрушка богатенького скучающего сукина сына. Ему просто были нужны острые впечатления. Он их получил. Я тоже хорошо провела время – мы квиты!»
За столик возвращается Саша – он чем- то доволен, но улыбка быстро исчезает с его лица:
- Что происходит?
- Саш, что ты задумал? Зачем это всё? Что ты наделал? – от благого желания поговорить и всё выяснить остались только эти бессвязные вопросы да слёзы, которые никак не удаётся сдержать. От того, что расплакалась, не удержалась, становится ещё горше, она не глядя берёт свою сумку и идёт к выходу. «Тоже мне: женщина – вамп! Идиотка, ведь можно было уйти как-то иначе, не распустив сопли, как школьница…»
- Оля! Оля, стой! – он срывается следом, ему нет дела до того, что весь ресторан смотрит на них. Что ж, ей тоже – наплевать!
- Нет! Не подходи! Найди себе другую игрушку! Никогда, никогда больше не смей приближаться ко мне! Никогда, слышишь! Не смей…
Такси. Гостиница. И его взгляд, полный боли – на память…
Холл гостиницы встречает её выжидающей тишиной: кажется, что все смотрят только на неё. «Точно, выгляжу я, наверное, как несвежий голодный вампир.» Соседка смотрит на неё с сомнением, но решается подойти, неймётся ей:
- Что у нас в номере происходит?
- А что там происходит? Я только иду туда.
- А, так ты ещё не знаешь? Пойдём.
Номер полон цветов. Огромные тёмно-красные бархатные розы стоят охапками на всех горизонтальных поверхностях, лежат на кроватях, полу…
«Богатенький Буратинка шалит!» - злая мысль не приносит облегчения, смахнув розы вместе с покрывалом на пол, она ничком бросается на кровать, подушкой отчасти глуша вой рвущих душу отчаянных рыданий…
7
Утро встречает её головной болью, запахом роз и предчувствием беды. Очевидно, вчера она так и уснула, устав от своих переживаний, в одежде, посреди океана роз. Душ привычно приносит иллюзию свежести и бодрости. Розы с пола собраны и стоят сейчас в ведре – прямо посреди санузла. Наверное, соседка тоже принимала душ (сейчас её, слава Богу, нет) и вынула их из ванны – цветы все в каплях воды.
Собрать чемодан – не долго. Нужно обязательно заскочить в зал – хоть попрощаться со всеми перед отъездом…
Вот, собственно, и всё. Что дала ей эта поездка? Глубокое чувство неуверенности. Во всём. Во всех. Но думать об этом сейчас нельзя – слёзы ещё не все вышли, так и стоят наизготовку где-то в районе переносицы, аж нос чешется.
Сумку брать не стоит – она уходит не надолго, ещё забудет её где – нибудь… Что нужно с собой взять? Кошелёк (на всякий случай) и телефон. Телефон. Разрядился, елки… Как только в аппарате появляется заряд, приходит СМСка: «Этот абонент звонил вам…» «Сколько? 28 раз? Этот абонент сошёл с ума и правильно сделал! Ладно, у тебя, моё дорогое средство связи, 15 минут – пока накрашусь – торопись, питайся.»
Народ, с которым ей хотелось бы встретиться напоследок, оказывается, пошёл поправлять здоровье в бар через дорогу. Это к лучшему: в бар гостиницы она войти теперь не решилась бы и презирала бы себя за малодушие. Люди, нормальные, живые, настоящие, не притворяются, не играют в игры, не хотят казаться теми, кем не являются. Время летит незаметно, пора прощаться и тут…
«Растяни меха, гармошка!..» - «Брать или нет? А в чем он, собственно, виноват? Я всё равно сейчас уеду – можно и попрощаться по-человечески…»
- Да.
- Оля…
- Да, Саш.
- Я не смог до тебя дозвониться, просидел полночи у тебя под дверью, а войти не решился…Ты плакала…
- Саш, я уезжаю. Извини меня за вчерашнее, я была неправа – не стоило портить чудесный день… Извини.
- Я не знаю, что случилось. Неужели то, что у меня есть деньги – преступление? Оль, тут какое-то недоразумение, пожалуйста…
-Саш, я уезжаю, мне уже пора…
- Оленька, я не знаю, как и что нужно говорить. Это правда – я всю жизнь только и умел, что делать деньги. А сейчас мне жить – то осталось – всего – ничего. Это несправедливо, я злился и богохульствовал, а Бог взял и подарил мне эту встречу с тобой. А ты помогла понять, что он всё-таки любит меня, что ничто так не важно, как каждая минута жизни, сколько бы их не осталось… А ещё я понял, что ты – единственное, ради чего мне стоит жить…
- Саша, что с тобой? Чем ты болен?
- Я кое-что положил в твою сумку – в боковой карман, в котором у тебя сигареты лежат. Когда ты это найдёшь, ты поймёшь, что для меня невозможного практически нет. Мало жизни осталось, а вот возможностей – хоть отбавляй…
Она не может сказать ни слова. Машинально давит на кнопку отбоя. Перед глазами стоит кошмарная картина: в боковом кармане сумки, аккуратно свёрнутая, лежит справка о том, что он болен СПИДом (сифилисом, чумой, проказой – нужное подчеркнуть), а теперь и она тоже… И вернуться к семье, к привычной жизни, к жизни вообще она уже не сможет… Телефон звонит, надрываются «бабки – ёжки», прохожие оборачиваются, но она почти бежит в гостиницу, наплевав на туфли и каблуки, наплевав на тушь, текущую по щекам, она бежит в номер, где сегодня утром оставила сумку, чтобы не думать о ней и нигде случайно не забыть…
Её вид повергает соседку в шок («Ну вот хоть раз бы тебя не было в номере! Что ты здесь делаешь, чертова курица?»), но это совершенно не важно. Сумка, кармашек… Сигарет нет, но на их месте лежит небольшая коробочка. Синяя. Пузатая. Пальцы не слушаются, руки трясутся…
На черном бархате, разбрасывая по стенам стаи солнечных зайчиков, лежит кольцо с крупным камнем сиреневого оттенка. И записка: «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!»
Когда-то ей делали операцию под общим наркозом. После укола у неё возникло ощущение, что кто-то просто толкнул каталку и она покатилась по бесконечному коридору, который ветвился и поворачивался под немыслимыми углами. Сейчас ей показалось, что кошмар повторился: снова коридор, повороты, двери. И никакого света в конце. «Так вот на что похожа смерть? Это просто путь без конца, без надежды, без цели и смысла. Но, Господи, почему же так больно?…»
В себя её привела именно боль. И привкус крови на языке. Оказывается, она потеряла сознание, кулём осев на пол, неловко подвернув ногу, которая и посылала в мозг резкие импульсы боли. А ещё почему-то сильно, до крови, прикусив руку…
Соседка смотрела на неё в немом ужасе, вытаращив глаза, раскрыв рот и даже не пытаясь помочь. Пришлось самой. Она с трудом поднялась на ноги. Мысли путались, конечности плохо слушались, подвёрнутая нога энергично протестовала против активных действий, ладонь саднила… Со второй попытки она подняла с пола записку больной рукой и только тут с удивлением заметила, что в другой по прежнему сжимает коробочку с кольцом.
Не слушая бормотание соседки: «Ты так страшно закричала, я испугалась…», она села на кровать и надела кольцо на палец.
На безымянный палец правой руки…