Вот и родные края. Показался слева по ходу поезда металлургический завод с многочисленными закопченными трубами, изрыгающими в небо черный дым с желто-зелеными переливами, содержащий, по утверждению местных остряков, всю таблицу Менделеева. Из некоторых труб время от времени вырывались языки пламени, жадно слизывающие остатки кислорода из насквозь пропитанного дымом воздуха.
Однажды, возвращавшиеся с Кавказа в Москву родичи решили, было, остановиться на пару дней у Гориных, но, взглянув в окно и увидав эту фантасмагорию ядовитых красок, передумали. Решили не портить впечатления от пребывания на Черноморском курорте.
Прямо с вокзала Горин поехал в гостиницу. Дома ему делать нечего – зто он решил твердо. Дети, вещи, развод – это все чуть позже, сначала нужно устроиться. В гостинице он поживет пару дней. Пока не снимет какую-нибудь комнату.
Все оказалось и сложнее, и проще. Сложнее потому, что в гостиницу людей с местной пропиской не принимали. И ни один из известных Горину способов устройства в гостиницу – флирт с администраторшей, дача ей взятки в виде денег, конфет или шоколадки, звонок с предприятия (не звонить же на свой завод и объяснять, что ему изменила жена и поэтому он не может вернуться домой) – здесь не проходил. Есть такая инструкция и администратор не будет рисковать своей работой ради Горина.
Но она посоветовала обратиться к старушке, продававшей газеты в киоске рядом с гостиницей. – Эта старушка сдает отдельную комнату и, может быть, сейчас эта комната свободна, - сказала администратор.
Старушка, божий одуванчик, обрадовалась Горину. – На газетах много не заработаешь, - говорила она, - а жить как-то надо. Мне-то самой немного нужно, может, и пенсии хватило бы, но и дочери хочется помочь – она в Москве сейчас живет с мужем. А муж ей неделовой попался, никак хорошую работу найти не может. Комната у меня чистая, я лишь бы кого не пускаю. Солидные мужчины приходят и женщины с ними интеллигентные, не какие-нибудь вертихвостки. Вы можете и ванной, и кухней пользоваться, я ложусь рано, вам мешать не буду. Я людей с первого взгляда распознаю, сразу вижу, что они из себя представляют. Вот вы, например, человек порядочный, развратничать, пьянствовать, хулиганить не будете. (Предупреждение в форме комплимента, - подумал Горин.) А почему комнату снимаете - я не спрашиваю, раз снимаете, значит нужно. Не мое это дело!
- Значит, не все потеряно, - улыбнулся Горин, вспомнив свои приключения за последнюю неделю. Выходит, пока что я произвожу впечатление порядочного человека.
Горин уплатил за две недели вперед – комната ему понравилась. И близко к заводу, и в центре. Стол, пара стульев, платяной шкаф, кровать, диванчик. А ему ничего больше и не нужно. И гораздо дешевле, чем в гостинице.
Он разложил содержимое портфеля, принял душ. Нужно устраиваться. Никаких других перспектив вроде бы нет. Долго колебался, но все-таки решился позвонить Рае: договориться, когда подойти, чтобы забрать вещи, повидать детей. С ней он встречаться не хотел ни в коем случае. Пусть назовет время когда дети будут одни. Он – не железный. Боялся сорваться.
Трубку никто не снял. Было девять часов вечера, обычно в это время и Рая, и дети дома. Он позвонил еще через полчаса, через час – никто не ответил. Где же они!? Или что-то случилось! Горин оделся и быстро пошел к своему дому. Не дай бог, что-то с детьми! Взбежал по лестнице, позвонил – тихо. Открыл дверь, зашел в гостиную, заглянул в детскую комнату – никого. В спальне обратил внимание на новое зеркало в шкафу. Если бы все остальное можно было так легко восстановить! Вернулся в гостиную – на столе лежала записка: “Детей я отвезла к бабушке. Ухожу от тебя. Прости, если сможешь.Рая”.
Обдумывая содержание записки, Горин медленно обходил квартиру. Зимние детские вещи остались на месте, дело было весной, зачем их куда-то тащить. Выходит, это не он ушел от нее, а она – от него! Детей отвезла, конечно, к своим родным. Интересно, что она им сказала. И детям, и родным. Какая разница! Свою одежду Рая тоже взяла не всю, только самую необходимую. Значит, собирается вернуться. Или просто не успела.“Прости, если сможешь”. Разве можно прощать или не прощать предательство, измену? А сам-то каков? Сам – другое дело!
Когда-то где-то Горин читал о супружеской паре, в которой любящая жена поощряла, даже подталкивала любимого мужа на различные сексуальные приключения с другими женщинами, а потом с живым интересом расспрашивала его о подробностях, радовалась удовольствию, которое он получал, и переживала, если очередная любовная интрижка не приносила мужу радости.
- Ну, это, пожалуй, не совсем наш случай, - подумал Горин. - Если такую ситуацию, хоть и с трудом, но можно представить, то вариант, при котором муж прощает жене ее любовные похождения, не реален в нормальных семьях.
Кровати были аккуратно застелены. Свежее постельное белье. Еще бы! Никаких напоминающих запахов. На кухне все чисто, в холодильнике колбаса, сыр, яйца, хлеб, – все, как будто только что из магазина, даже не распаковано. Для него приготовила, что ли? На журнальном столике газеты трехдневной давности. Значит, Рая была здесь три дня назад. Куда она ушла? Может быть к Ерину? Не все ли равно! К нему или к какому-нибудь другому своему любовнику! Сколько их, тех, кого он должен благодарить за редкие минуты Раиной нежности?
Горин застонал, грязно выругался. Ведь ему казалось, что его семья это – святое, это – навсегда. Неужели Рая изменяла ему и раньше, с самого начала. Хотя... что это меняет! Может быть и дети не его? Ну уж нет! Оба похожи на него и внешне, и характерами...
Горин ни до чего не дотронулся, хотя был голоден. Вернулся в свою комнату у старушки. По дороге перекусил в гостиничном буфете. Какая-то ночная бабочка пыталась увязаться за ним. Да пошли вы все! Ему бы сейчас напиться до потери сознания! Жаль, что не может, не умеет он много пить: сначала отключается желудок и лишь потом – сознание.
Горин разделся, лег в постель, но заснуть не мог. Позвонил Тане. Не жаловаться – просто поговорить, расспросить как дела на работе. Ответил мужской голос. Горин бросил трубку. Наверно, муж вернулся. Ну и хорошо. У них сейчас, должно быть, медовый месяц.
Никаких прав, никаких оснований для ревности у Горина не было, тем не менее, что-то защемило в груди. Почувствовал свою брошенность всеми...