Глава 38. Пора!

Марина Еремина
По причине крайней занятости, Кройкс долгое время не мог ответить на приглашение одной сельчанки по имени Шахе, которая, почему-то имела огромное влияние на сообщество лимитов. Они очень ценили ее отработанные навыки и  глубокие познания в том деле, где ей не было равных. Кройкс много слышал о мудрой женщине, которая, жила в дальнем районе их подземных ходов. Много слухов было о ее необыкновенных качествах, но лимиты, то ли стесняясь говорить об этом со «священником», то ли чтобы не настраивать его дух на ненужный им лад, не распространялись о деятельности и способе зарабатывания на «хлеб» этой таинственной незнакомки. Шахе будила воображение своим явно восточным ароматным именем, проникающим и ускользающим. Разобравшись с основным количеством обращений, Кройкс подумал, что сегодня может наконец-то отправиться к ней и познакомиться.
«Будь осторожен! Эта женщина очень опасна!» – такими вот словами сопроводил его умудренный опытом Пальмир, который всячески препятствовал Кройксу в знакомстве с ней.
Не совсем понимая, что имел в виду старец, молодой человек пошел на встречу к загадочной женщине.
- Здравствуйте, вы дома? – немного робко спросил Кройкс, стуча, а потом  приоткрыв дверь в комнаты Шахе.
Чего ему стоило остерегаться Кройкс понял почти сразу же, войдя в комнаты восточной женщины (или  скорее гримировавшейся под восточную): фимиамы, неописуемые ароматы, загадочность в соприкосновении со щемящим чувством, приоткрытая, но еще неразгаданная восточная тайна. Занавеси, и портьеры, и маркизы – все это переливало шелковыми сверкающими нитями и полотнами. Темно-багряные тона наполняли это сказочное, но уже кое-где ветшающее жилище, которое в соприкосновении с ароматом сжигаемых в специальных пиалах благовоний вызывало неповторимое по силе и страстности желание увидеть хозяйку.

- Это Вы, достопочтимый и великий Кройкс!? Проходите, не стесняйтесь! Я жду Вас в комнате! – ласково прозвучал глубокий грудной женский голос. Голос, выдававший многое. И многих.

Он вошел в гостиную, полную нелепых и очень ценных предметов восточной традиции, которые были, как будто бы «украдены» из настоящих восточных интерьеров и собраны под свод этого убогого жилища. Смесь комнат гейш и прочих сладострастных женщин, знающих тонкости танца живота и мужского приворота. Кройкс никогда ничего подобного не видел, но что-то подсказывало ему, что не хорошо перенимать быт других народов просто так, без духовной подоплеки, как это сделала Шахе. Что-то в этом было завистливое, показное  и слепое. А люди, которые скрывают свою национальность или вообще отказываются от нее, недостойны и нищи духом.
В гостиной хозяйки не оказалось. Кройкс еще раз спросил, куда ему пройти. Фимиамы и обстановка снова завладели всеми его пятью чувствами.
- Я жду Вас здесь! – волнующий голос прозвучал так близко, казалось, в соседней комнате, вход которой был прикрыт полупрозрачной багряной тканью.
- Простите! – сам немного похожий на южанина, молодой  человек открыл рот от удивления. Перед ним на огромном ложе, накрытым темно-красным шелковым бельем находилась хозяйка комнаты, чью профессию теперь было легко определить. Он увидел ее, и отвернулся так быстро,  как ребенок, обжегший руку, моментально отводит ее от пламени, – Простите, мэм! Я не хотел вас беспокоить. Я лучше подожду в гостиной.
- Да-да! Не успела одеться… Это простое недоразумение! – быстро найдя себе оправдание, сообразила обнаженная Шахе.
Уже через минуту она вышла к гостю в поражающем воображение темно-вишневом добротном, кое-где совсем невидно заштопанном длинном халате и пешках с заостренными и подкрученными к верху носами того же цвета.
«Как она прекрасна, так ядовито прекрасна!» - подумал Кройкс, заворожено посмотрев на Шахе уже ближе и не в таком dishabille.
- Я так благодарна Вам, о, много уважаемый и мудрый Кройкс, вы отложили ваши великие дела и посетили вашу покорную  рабу! – сорокалетняя, но все еще прекрасная женщина склонилась со сложенными воедино ладонями в молящем положении прямо перед Кройксом, – теперь я вижу, что слухи не обманули меня – вы действительно красивы, как ясный день.
- А вы, простите, хотели исповедоваться? Или по личной причине? – покраснев до корней волос, спросил он, силясь быть учтивым, но при этом не терять головы.
- Я?! Исповедоваться?! – она засмеялась так горласто и прямо, но не менее зовуще. Кройксу стало как-то не по себе от этой страшной реакции. «Вакханка, и не хочет исповедоваться. Чего же она хочет???» - не складывался ответ в его мыслях.
- Ну, если так, то по личному вопросу, - она взглянула на него зовущими светло-зелеными глазами с вызовом, граничащим с неуважением, - Давай начистоту, мальчик! Ты, верно, единственный, кто еще не был у меня. А все уровневые люди, не говоря уже о лимитах, бывали здесь. И даже один член Коалиции… посетил вашу покорную рабу, - она явно гордилась этим фактом своей биографии.
- И сейчас бывают? -  оценивая ситуацию, возраст и пыль на столе спросил все еще остающийся под впечатлением, хотя уже немного начинающий что-то соображать Кройкс.
- Не твое дело… милый, – отреагировала женщина с наведенными стрелками черного цвета. Ее большие болотно-зеленые глаза необычайно сладострастно сверкали, что дало ему основание думать, что таких посетителей, как он,  у нее не было давно.
- Я бы хотела познакомиться, потолковать с вами поближе. Много интересных легенд ходит в народе о ваших мудрых речах и поступках. Хотелось бы получить от вас тоже какое-нибудь наставление, или совет!
 «Тонкий психолог», - подумал он. «А как по-другому?» - сказала она одними глазами.
- Какого рода совет?  - переспросил молодой человек, поняв, что ему надо тянуть время.
- Мне лично интересуют только вопросы любви и  полов! – сказала она, вздрогнув и обрадовавшись тому, что смогла опять вогнать его в краску, – расскажите мне, что да как. Вы-то уж точно все знаете.
Природная честность запрещала ему молчать, да и  врать тоже никуда не годилось. «Когда не знаешь, что делать: говори правду!» - это был его всегдашний девиз:  - Послушайте, мадам! Я не стану читать вам лекции, в коих вы не нуждаетесь. Позвольте мне уйти!
 Он резко встал с диковинного стула и было направился к двери, но уже через секунду попал в ее крепкие, томные объятия.
Освобождаться ему не хватало сил, было приятно, неизбежно и ново. Его захлестнуло чувство, с которым справиться ему было невмоготу. Но когда он немного отстранился от нее и посмотрел в кошачьи  глаза охотницы на мужчин, ему показалось странным и неудобным видеть эту чужую взрослую женщину в своих объятьях. Кройкс попытался освободиться. 
- Простите. Я… не должен быть с вами…
- Ты забудешь, и я забуду обо всем, что здесь произойдет, – успокаивая его совесть и бдительность, напевала очаровательная улыбающаяся женщина. Когда Кройкс увидел ее накрашенные ярким красным полные губы так близко от своего лица ему пришла мысль: «Это яд, наркотик. Не дай Бог, прикоснуться снова… привыкну…» - от этого понимания он окончательно отрезвел, подобно пьяному человеку искупавшемуся в проруби. Он отошел от нее, приводя себя в порядок.
- Дорогая Шахе! Я буду честен с тобой: сейчас я не хотел бы привязывать себя к кому бы то ни было. У меня есть одно дело, которое связано с опасностью и риском. Ты великолепна, не спорю, любой мужчина бы считал за счастье встречаться с тобой! Но со мной – все по-другому. Я не должен привязываться к кому бы то ни было сейчас. Мне надо уйти с легким сердцем.
- Будь со мной! – молила она, протягивая свои руки, которые в плече немного одрябли. Не нарочно заметив это, а также то, что и от нее не скрылся его взгляд, сказал ободряюще:
- Вы так красивы! Но я… не смогу остаться с вами. Не  буду той молодой кровью, которая нужна вам! – попытался объяснить происходящее Кройкс.
Между ними было сказано все. Наступили минуты тишины. Переосмыслив всю ситуацию, Шахе будто подменили, от томности не осталось и следа. Она сразу же перешла на деловой профессиональный тон:
- Спасибо! Ты не только красив, но и мудр, -  она уверенно и даже где-то философски и совершенно спокойно, с упоением закурила сигаретку-самокрутку.
- Прошу, откройте окошечко! После мозговой операции задыхаюсь от резких запахов, –  учтиво попросил Кройкс, чувствуя, что вот-вот может случиться приступ удушья.
- Нет проблем, Кройкс!  - она открыла окошко, и с превосходством и разочарованием посмотрела на него, – Ты неплохой парень, конечно, не супермен, это уже понятно… но ты мне все равно нравишься… Ты чем –то похож на моего отца…
- Он жив? - вежливо поинтересовался юноша, найдя безопасную тему для разговора.
Красивая женщина мудро и слишком устало осмотрела его с сожалением и с высоты своей многоопытности:
- Да если бы он был жив, стала бы я заигрывать с такими олухами, как ты? - Она горько засмеялась, вдохнув ядовитый воздух, на несколько секунд задержав его в груди, а потом резко выпустив густую струйку едкого белого  дыма изо рта. А потом на минуту погрузившись в прошлое, сказала, глядя куда-то в сторону, - Если бы мой отец был жив, все было бы по-другому… Все.
Кройксу стало жаль эту сильную духом и аморальную телом женщину, которая, конечно, пошла по пути многих здешних девушек не от хорошей жизни.
Жили трудно, без отца всегда так живется. А окружающие мужчины липли к таким юным особам, как мухи на мед. А мать капала на нервы – когда ты будешь зарабатывать достаточно? Когда мы выберемся из этой нищеты? А как можно заработать достаточно крестьянке, рабочей или швее? Смешно, грустно смешно… Так она оказалась на улице. Имела успех, имела богатых любовников, имела деньги  и даже престиж – ненависть среди покинутых жен, своеобразную власть, нескончаемый список тех, кто мог разделить постель в  минуту отчаяния и одиночества.
Однако, годы превратили жизнь в пустынный песок, сыпавшийся сквозь пальцы все быстрее с каждым днем.
«Бедные девочки! Если бы ваши отцы только знали о ваших дальнейших судьбах… они бы не имели право умирать, хотя бы до свадебных пиров своих дочерей!» - подумал Кройкс и посмотрел на одну из таких брошенных когда-то девочек. И хотя Шахе была очень сильной женщиной, даже несколько мужеподобной в обычной нормальной обстановке, ругалась матом и могла врезать любому пройдохе, который преграждал ее путь, Кройкс увидел в ней ту маленькую девочку. Совсем не такую, как сейчас. Хорошую, славную. Сейчас  она не плакала только оттого, что давным-давно  схоронила свои истинные чувства внутри.
- А почему у тебя все в восточном стиле? – спросил Кройкс, чтобы уйти от тяжелой темы.
- Так, увлечение. У меня был один парень, еще в юности. Он был японцем, дарил всякие безделушки. Это он пристрастил меня к востоку.
- Интересно, - действительно, все эти вещички были старыми, кое-какие уже надтреснуты, другие в пыли.
- Дети есть?
- Нет. Кто воспитывать–то будет? Ты, что ли? – совсем уж горько сказала она, в зеленых драгоценных изумрудах заблестела ненависть к мужчинам, которые не могли ей дать материнское счастье. Более-менее подходящие кандидаты на роль отца из числа ее клиентов, то были навсегда женаты, то не хотели обременять себя обязательствами, то бежали от ответственности, то от ее пылкой страстности и требовательности. Но все они испытывали страх. Это объединяло их всех: и красивых, и уродливых, и успешных, и последних пройдох. Правильных и алогичных. Для нее уже давно не существовало иллюзий в отношении мужчин. Их просто не было. Их лица стирались за маской страха и его прямого следствия, гнева. А мужчина с преобладающим чувством СТРАХА – это уже не мужчина вовсе. И уж точно, не ЧЕЛОВЕК!
Но уже через минуту женщина пришла в себя, и тут же была поглощена неумолимой силой, которая двигала ее по жизни – жаждой и стремлением сохранить свою жизнь. Кройкс всегда удивлялся этому природно-народному чувству –  желать жить всем невзгодам назло. Даже когда сама эта жизнь уже, кажется, не имеет смысла.
«Может быть, в этом и заключается мудрость народная – желать жить?» - подумал Кройкс про себя.
Она встряхнула завитыми каштановыми волосами, покрытыми пурпурной косынкой, и, шмыкнув носом, закурила вторую сигаретку, которая все же выдавала волнение курильщицы мелким подрагиванием:
- Все равно, моя жизнь очень счастливая. Не променяю ее ни на какую другую.
Кройкс молча смотрел на нее. Он был для нее мальчишкой, увлечением для души. Импозантная женщина с золотыми кольцами в ушах и на руках сжалилась над ним, как друг, как человек:
- У тебя никогда не получится действовать на людей, как ты бы хотел. Несмотря на то, что ты стараешься быть для них примером.
- Почему? Бог велик, он сделает милость народу, если тот будет хотя бы признавать свои грехи… молиться, стараться быть лучше! - в комнате вакханки эти слова прозвучали наивно.
- Ты глуп, как пробка… но понравился мне, я помогу советом. Они не верят тебе. Вернее, верят, но только частично. Лимиты уверены, что ты, не водясь с женщинами, не воруя, не хулиганя, не употребляя вино и не куря наркоту – не такой, как все. Твой Бог, Бог хороших. Он все это запрещает. А людям интересно, откуда же должны рождаться дети, если все будут такими же как ты? Что будут делать виноградари, если все прекратят пить спиртное. А знаешь сколько таких же, как я, красавиц, потеряют работу, при таком раскладе?  - ласково спросила она, добровольно взяв на себя роль старшей сестры. Раз уж не получилось другой роли, - Ты на досуге подумал бы об этом.
- Бог  - как раз таки не с фарисеями и праведниками, он скорее с грешниками. Об этом в Библии написано. Что касается меня, то я всегда был против крайностей. Вино я пью, иногда даже курю, да и девушка у меня есть, - солгал Кройкс по всем трем пунктам и предательски глубоко вздохнул. Женщина улыбнулась, понимая, что мальчишка хочет выдать себя за кого-то другого: постарше и попонятнее...
А между тем, Кройкс уже думал о том, что говорила Шахе. Люди принимали его как исключение, недостижимый идеал, но совсем не как пример. Для большинства этот путь казался просто нереальным, выматывающим все человеческие силы. Кройкс вспомнил слова одного чернорабочего, который как-то сказал ему, что не прочь «сесть на пост», но боится, что не выдержит напряжения и своей тяжелой физической работы, «кого-нибудь убьет, поджарит и съест».
- Что же мне делать? – спросил совета Кройкс.
Зеленоглазая красавица лукаво  и недовольно улыбнулась, как бы говоря «у тебя был шанс», но потом спокойно и взвешенно сказала:
- Чтобы быть принятым людьми, тебе не хватает только одного… - она лукаво посмотрела в его ожидающие ответа, отчаянно синие глаза, - У тебя есть масса достоинств, но без этого  - все они лишь бесполезные задатки. Тебе не поверят.
- Из-за моего возраста?
- Нет-нет, в свое время,  в твои года  Жанна Д'Арк уже спасала свой народ…  - в нем проснулся комплекс неполноценности. Парень начал нервничать, ведь он не мог вспомнить даже, кто такая Д'Арк, хотя это легендарное имя так и крутилось в голове с шумом и трением, но он не мог вспомнить. Хоть убей. От этого у него начинала болеть голова.
- Возраст не играет здесь  никакой роли. Тебе не хватает той силы, которую дает только женщина, – победоносно заявила Шахе, подкуривая очередную сигарку от предыдущей и наслаждаясь вдыхаемым дымом, упоенно закрыла глаза.
- Это может быть любая женщина? – спросил тот.
- Не знаю. Не думаю. Сильная и страстная – точно. Которая бы была рядом. Поддерживала. Найдешь? – с неким вызовом спросила она, шевельнув бровью, - Все-таки, зря ты отказался от моего предложения. Мне кажется, у нас бы получился неплохой альянс. Но да Бог твой с тобой!
- Я подумаю, хорошо?  - он медлил, - Напоследок, в благодарность за ваш совет, хочу сказать: если бы ты также сильно интересовалась всеми остальными аспектами жизни, как «вопросами любви и полов» – ты бы была моей женой!

Уходя  от Шахе в смешанных чувствах, Кройкс тоскливо подумал о том, что все его старания, которые стоили ему отречения от многих развлечений, бесчисленных  ограничений и принятия нелегких решений в делах  чести и  совести, получаются почти что напрасны.
Люди не верят ему. И не поверят, если хотя бы одна женщина не поверит ему. Не вверит ему свою судьбу. Но она должна воплощать все лучшие женские качества, иначе… Кройкс вспомнил многочисленные библейские примеры того, как даже верных своим идеалам мужей часто сводили на неверную дорожку именно женщины, которые окружали их вокруг.  Жены, сестры и матери. И если сам царь Соломон, построивший великий храм Господень в Иерусалиме, поддался влиянию своих жен и чуть ли не отказался от веры, то уж такой маленький человек, как Кройкс, уж и подавно может быть раздавлен под обломками своих принципов! Что-то подсказывало ему, что если царя Соломона это предательство  не убило хотя бы чисто психологически, то его собственное отступничество может оказаться для него фатальным. Вера – это единственное, что крепко держало его на земле. Народ и его спасение через веру – вот его настоящая миссия. И для ее осуществления он был готов расстаться со своей свободой и даже жизнью.

«Женитьба будет сильным «политическим» шагом. Люди увидят, что я такой же, как и они. Ничто человеческое мне не чуждо…» - так думал Кройкс, идя на вечернюю молитву, на которую пришло еще меньше прихожан, чем обычно. Многие отвернулись от богослужений, потому что думали, что вера - это такая игра.  Игра на какое-то определенное время, игра, которую можно бросить и продолжать жить дальше своим обычным образом и по своему уставу, ничего не меняя в своем укладе и воззрениях.
Они были благодарны Кройксу (а, к сожалению, не Богу), что тот облегчил их мучения совести за все те грехи и ошибки, которые они допускали ежесекундно, но в Бога верить они не хотели. Подспудно им было понятно, что в этом случае придется фильтровать через веру свои мысли и поступки, осознавать свои ошибки и стремиться свести их к минимуму и, главное, делать это  самостоятельно, полагаясь на свою добрую волю и выжигая из себя обыкновенную леность. Для многих было очевидно, что «уж лучше подчиняться приказам царя, тирана, Коалиции» - кого угодно. Ведь это же легче…
«Ты очень умный и мудрый мальчик! Но ты у нас один такой правильный… Мы-то взрослые люди, и понимаем кое-что в этой жизни! Этими легендами ты нас не проймешь! Твой поучающий тон начинает нас раздражать! Да и вообще. Какая это скукотища!» - «любители хлеба и зрелищ» были неумолимы в своем вердикте.
«Но это же не игра! Служение никогда не может быть развлечением!» - как бы оправдываясь, твердил Кройкс, то одному, то другому. Но все было тщетно.
 «Люди стали жить легче, потому и отворачиваются они от Бога!» - так думал отчаявшийся паренек, одетый в льняной балахон:  «Пусть даже останусь я один в храме. Все равно буду молиться за них. Быть может, Бог поможет призвать их обратно к вере безопасным для них путем!» - решил Кройкс и попытался забыть обиду.
«А женитьба – шаг действительно необходимый. У лимитов нет ни одного примера нормальной семьи. С уважением друг к другу. Моральной поддержкой. Да и я сам уже не маленький мальчик. Пора обзаводиться семейством, иначе, правда, подумают, что у меня не все в порядке со здоровьем…»

 «Надо искать невесту. Вот что».
Тут он почему-то в красках вспомнил самого близкого представителя слабого пола, которого он знал и что-то чувствовал к нему. Перед его мысленным взором предстала улыбающаяся Надэль, в свежих веселых морских брызгах и солнечных зайчиках в пламенных волосах - она показалась ему такой чудной и прекрасной. У нее были самые красивые глаза на свете, он никогда в жизни не видел подобных глаз. Еще недавно она так ухаживала за ним, была так добра и ранима. Она была настоящим другом…

Но как же она могла так жестоко  бросить его!?
Нет, она жесткая, резкая, непримиримая, обуянная местью и бескомпромиссностью. Потом, она вредная, язвительная, не чуткая, совершенно не тактичная… Список негативных качеств уже давно превышал список добродетелей.
Надэль была совершенно неподходящей персоной для его мирных целей.
 «А жаль… Почему же мое сердце такое слабое и привязчивое? Что мне в этой Надэль, если она без конца предает меня? А потом - быть в лице народа вечным «покинутым» дурачком – ну уж нет!
Нет-нет-нет! Жена священника должна быть священна. Лучше и чище его самого! Тут Кройкс вспомнил слова Библии:
«Дети и построение города увековечивают имя, но превосходнее того и другого считается безукоризненная жена». (Сирах, 40:19)

Вот такую и надо было найти Кройксу. Безукоризненную и совершенную. Только он не знал, что ее нужно не искать, а воспитывать. Ошибка одного слова…

«Надо найти себе достойную спутницу жизни, - подумал он, - Пора!»