- Сволочь! Гад ползучий!! Боров жирный!!! – Обида и злость душили ее, захлебываясь в эмоциях, изливала гнев на мужа ругательствами.
- Скупердяй, скряга, жмот паршивый!... - Открыв шкатулочку «Для подаяний», она снова обнаружила там одинокую зеленоватую бумажку, сиротливо прикорнувшую на самом дне.
- Сотка баксов… - осчастливил, мудак… Как шлюшке придорожной – чтоб отвязалась, не канючила. – Она представила, как достает эту бумажку из тощего кошелька, стараясь спрятать от стоящих рядом позорную его пустоту, и - новая волна ярости выплеснулась наружу:
- Я что, как лохушка деревенская, на эти гроши пиво хлебать должна? Фишки деревянные, по десятке брать? - Излом затуманенного яростью сознания нарисовал яркую, впечатляющую картинку: - она, как бывало в добрые времена, сидя за столом рулетки, небрежно швыряет на стол пачку долларовых купюр. Они разлетаются по столу и услужливый холуй торопливо собирает их, подобострастно заглядывая в глаза.
- Только что хвостиком не вилял, шпендрик… - Не пройдет такой номер с соточкой – пренебрежительно глянет на нее крупье, небрежно сдвинет бумажку в ее сторону…
Представила обиженное, отрешенное лицо Макса. Его холодную отстраненность и ускользающий, поскучневший взгляд.
- А вечер? – Буйный фейерверк страсти, не вспыхнувший по вине этого дегенерата. Стремглав метнулась к встроенному в стену сейфу. Надежда на то, что вот сейчас, вопреки всему, вопреки бесчисленным попыткам подобрать код – сейф распахнет перед ней свое хромированное брюхо, и - тогда она сможет подарить Максу восхитительную ночь…
Толкнула нижний край картины, отвела ее в сторону, открывая спрятанную за ней сокровищницу. С ненавистью смотрела на сверкающий никелем диск, окруженный банальной цифирью. За которой комбинацией цифр пряталось ее счастье. Несколько раз крутанула диск наобум, надеясь что удача порхнет к ней в руки, пропоют колокольчики нехитрую мелодию «Золота Маккены» и сейф распахнет свое, набитое баксами, чрево…
Она крутила диск, сверяясь по записям в записной книжке, раз за разом меняя комбинации:
- Не мог! Ну не мог этот козел придумать что-то оригинальное… - мысль эта давно и навсегда засела в ее голове, не давала ей покоя. Все быстрее крутит рука диск, все короче паузы, только легкий треск фиксаторов звучит в комнате. Презрительное равнодушие хромированного чудовища вызвало новый взрыв ярости, ее кулачки беззвучно колотили дверцу, в залитых слезами глазах расплывались контуры цифр. Она не сразу услышала призывную трель звонка, оттолкнулась от стены, взяла телефон.
Непроизвольная улыбка пыхнула на лице:
- Макс… - уже не в силах сдерживаться заревела в голос, всхлипывая и заикаясь:
- Макс! Макс, милый! Этот гад опять мне денег не оставил, скотина. Сотка баксов… Я так соскучилась по тебе, милый, так хочу к тебе, Макс!!! – затянувшееся молчание в трубке душило ее, отнимая последние силы. Голос Макса – чужой, неузнаваемый:
- Ладно… я то думал – ты меня и в самом деле любишь… - И – истерический крик в трубке:
- Я на подъеме сегодня!!! С сотки пять штук поднял, и – пересел… За холодный стол… спустил все… Вези уж, ладно… Я в «Эстерсите»… Жду! - Короткие писки отбоя догнали ее уже в прихожей…
Казино. Мягкий, обволакивающий, завораживающий полумрак. Сдержанный гомон. Голоса крупье, и – запах. Запах денег… Его не спутать ни с каким другим запахом. Деньгами пахнет все – дорогое убранство зала, дорогие закуски, безумно дорогие напитки, несусветно дорогие женщины… Неподвижные, или – напротив, бегающие взгляды завсегдатаев, безумство игры светится в них, мешаясь с алчностью.
Ее сотня сгорела за пятнадцать минут. Искаженное злостью лицо Макса. Как соломинка утопающему - пара сотен, перехваченная у случайно встреченной подруги. Текила, тостик с икрой… И, - снова Макс идет к ней, глядя как будто сквозь нее.
Голос крупье, размеренный, завораживающий, от него не спрятаться нигде, везде, весь зал нашептывает вам назойливо:
- Делайте вашу игру, господа…
- Делайте ваши ставки…
- Ставки сделаны, ставок больше нет… - Макс не смотрит на нее, отрешенно уставился в пустой фужер, и - молчит, молчит, молчит…
- Делайте ваши ставки… Голос Макса как прощальный стон. Шершавый комок в горле не дает ей вздохнуть, гулко и редко сердце колотится в груди.
- Ты свою ставку сделала… Значит – он тебе дороже. А я – так, забава, значит… Понимаю я все, что же тут непонятного – любой бабе понтово с Авторитетом покувыркаться… - Голос его становится истерически надрывным, срывается на крик:
- А у меня пацаны на киче, почти вся бригада моя там, мне их выкупать надо! – на что? – на гроши эти, которые ты приносишь?...
- Ты свою ставку сделала, а мне – один конец…
- Что он задумал? – Уйдет?… Он бросит меня, бросит!… - Она вдруг отчетливо осознала – если она не сможет обеспечивать Максу привычную жизнь – он уйдет. Уйдет к другой, которая сможет…
- Макс! Макс!! – Я все для тебя сделаю! Ты только скажи – что? Убила бы его, паразита, да что толку – сразу раскрутят, заметут – прямой резон у меня… - и осеклась. Мягко, как прежде смотрит на нее Макс, ласковой негой светятся глаза его:
- Ну, додумалась наконец!... Ты кто сейчас? – подстилка, не более того. А можешь стать королевой. А чтоб не замели – так думай! – не всех заметают… Были бы пацаны мои на свободе – спроворили бы махом, а сейчас – самой придется… Сама знаешь – пасут меня.
Медленно проникает в сознание смысл сказанного. Поежилась – озноб прокатился по телу. Растягивая губы в вымученную улыбку – обернуть в шутку все, и – понимает: - он не шутил. Как прозрение осенило – ведь прав он, на все сто прав! - Она – никто, подстилка мужнина, хочу – пользуюсь, хочу – нет. Не будет его – она станет Королевой… А там – там еще посмотреть надо… Игореша, верный его зам, он - тоже не вечен… А может быть… - неясная мысль крутнулась в голове, оставив томящую пустоту в груди.