«Хочешь, крысолов, стану твоей флейтой?...»
Наверное, ты удивишься – такие, как ты, не получают писем. Хотя тебе удивляться не внове. А вот для меня это ново – писать письмо человеку, у которого даже адреса нет. Не писать же на конверте «Дорога» или «Перекресток судеб». Да и как его писать – дождем на кленовом листке? На тыльной стороне сорванного со столба объявления? Нет, я лучше напишу на обычном листке обычными чернилами и отправлю вместе с ветром – чтобы быть уверенной, что оно тебя точно найдет. Я-то знаю, что даже ветер следует за тобой по пятам под звуки невидимой дудочки. Ведь верно?
Знаешь, каждый из нас вышел из той или иной точки на бумажной карте. Точка называется «город». И только у тебя в жизни не было такой «отправной точки». Да и зачем она тебе? Ведь стоит Крысолову только пожелать – все города покорной вереницей отправятся за ним. Дома, скверы, дороги, светофоры, люди… Самое главное – люди. Они срываются за тобой , как камень в пропасть.
Почему? Я думаю, оттого, что ты – зеркало их тайных желаний. Они тоже хотят быть легкими и свободными. Хотят отражать глазами небо. Не торопиться на работу, пить у прудов вино и говорить с памятниками. Только они уже забыли, как это бывает. А ты всей своей жизнью показываешь, что это возможно. Вот они и готовы пойти за тобой куда угодно. Тебе лишь достаточно посмотреть на них нестерпимо синими глазами и сыграть на невидимой флейте. И все- сердце города в твоих руках. Так и было – до того момента, пока один город не отказался сдаваться. У него было узкое большеглазое лицо. Мое лицо.
Иногда в нем видят что-то аристократическое. В это я верю слабо – какой еще аристократизм может быть в студентке второсортного музучилища, в свободное время подрабатывающей в магазине музыкальных инструментов? Хотя сама я мысленно называла себя принцессой города. Просто.. Ну ты все понимаешь, но я скажу. Мой город – мой единственный друг и собеседник. Каждый день я просыпаюсь и слышу, как просыпается он – с деловитым позвякиванием будильника-трамвая. Что-то мерно стучит за окном –это бьется его сердце. А иногда я возвращаюсь с работы за полночь, просто чтобы лишний раз услышать его спящее дыхание. Если не спится – залезаю на крышу, мне кажется, что я сижу на его гигантской ладони. И тогда я читаю ему сказки. В том числе и про Гаммельнского Крысолова. Кто же знал, что я скоро его встречу. И он будет примерно одного со мной роста, с копной рыжих волос, в свитере грубой вязки и рюкзаком за плечами. И что он окажется девушкой…
В тот день, когда мы впервые встретились, ты стояла у магазинчика и пила дешевое вино в компании веселых, как молодые собаки, длинноволосых студентов. Я же вышла на улицу покурить во время перерыва. Сначала я не обратила внимания на вашу воробьино-веселую стайку. Считается, что молодым интереснее с себе подобными, но мне куда интереснее с городом. Наверное, наша встреча закончилась бы ничем, если бы кто-то из жертв гранита науки спросил тебя: а чем ты, собственно, занимаешься?
-Крысоловлю, - ответила ты. Ты была совершенно серьезна, я поняла это. Но ребята решили, что ты шутишь.
-Крысолов, значит, - хохотнул один из них. – А вон флейта стоит, - кивнул он в мою сторону. –Не твоя случайно?
Я обернулась, дабы обдать вас волной голубоглазого презрения и достоинством удалиться…Но зацепилась глазами за твой взгляд и почему-то осталась. Просто захотелось подольше на тебя посмотреть.
-Она не флейта, - сказала ты, посмотрев на меня секунду-другую.
-А кто же, крыса? – фыркнула я. Мне почему-то не понравилось что ты говоришь обо мне в третьем лице.
-Нет. Ты ласка. Маленький, но независимый зверь. Который просто так в руки не дастся. У вас в зоопарке они есть?
Я пожала плечами.
-Не знаю…
Ласок в зоопарке не оказалось. Были зайцы, понурые волки, медведь с грустными глазами- наверное, хотел на волю. Но ласки не было. Наверное, она действительно независимый, да к тому же умный зверь, если не попалась профессиональным охотникам.
Зато в городе было полно прудов и уток, и мы пошли кормить их булкой, купленной в ближайшем ларьке. А еще.. Еще мы кормили воробьев, пересекали линии проспектов, говорили с памятником Старого Часовщика. Она сосредоточенно ковырялся в каком-то хитром механизме, умещавшемся на его ладони, и высокий колпак вот-вот должен был съехать ему на нос. А он, казалось, и не замечал. Я Была в сомнениях – стоит ли мешать такому занятому человеку. Но ты была уверена, что он делает свое дело механически, и это не мешает ему видеть и слышать других. А потом удивлялись, какой же он маленький с высоты покатой крыши. Иногда там же, на крыше, ты доставала флейту и вопросительно косилась на меня.
-Играй, - говорила я. – Не приманишь, не беспокойся.
-А я и не боюсь, - мне казалось, сейчас ты скажешь : «Я знаю», но ты просто доставала флейту и начинала играть какую-то мелодию, прозрачную, легкую, как серые облака над нами. Реальность в такие моменты была чем-то совершенным, казалось, что так все и должно быть и будет всегда. Маленький город, теплая крыша, согретая осенним солнцем, а на ней- задумчивый снусмумрик с дудочкой и девушка-флейта, кутающаяся в старую куртку.
Раньше я думала, что могу говорить только с городом. А оказалось, можно говорить еще и с тобой. Можно словами, можно просто взять тебя за руку, и все сразу станет ясно. Или, ночуя в моей тесной коморке, положить голову на плечо и почувствовать пальцы, струящиеся по моим волосам. Можно ли приручить ласку? Тогда казалось, что да. Более того –мне сдуру подумалось, что можно приручить Крысолова…
И так продолжалось недели две, пока однажды мы не встретились у старого часового, как обычно. За спиной у тебя был рюкзак, куртка была застегнута наглухо, и от всей твоей фигуры веяло чем-то отстраненным и независимым. Я это сразу почувствовала, и мне стало неуютно.
-Как-то ты одета не по погоде, - заметила ты, критически оглядев мою и впрямь слишком легкую куртку. Я поежилась – то ли от резкого порыва уже осеннего ветра, то ли от неизбежного предчувствия чего-то неприятного.
-Ты куда собралась? – спросила я как можно безразличнее.
-На Дорогу, - твои глаза выражали ясное, неподдельное удивление: «какие вообще могут быть варианты?». – Я здесь и так уже очень долго. Слишком.
Мне показалось, что кто-то внутри меня начал надувать воздушный шар. С каждой минутой шар становился все больше. Еще немного – и нечем будет дышать.
-Ясно… - я не нашлась, что сказать. Да и трудно что-то говорить с шаром внутри.
-Я подожду, пока ты соберешься, - сказала ты. – только много не бери – в Дороге много вещей не нужно.
Шар внезапно перестал расти. Так вот что. Оказывается, ты не хочешь уходом отсюда перечеркнуть наше «все». Ты уходишь и забираешь с собой меня, и это даже не обсуждается. Я пойду за Крысоловом – а как иначе?
-Ты не будешь крысой, - ты будто читала мои мысли. – Ты будешь моей флейтой.
-А мой город? – вырвалось у меня. Я вдруг поняла, что в Дороге я не буду просыпаться под ритмичный стук трамвая. Я не буду сидеть на ладони города и читать сказки. Я не буду…
Ты явно не ожидала такого поворота. Твои глаза поскучнели, ты дернула плечом и сказала:
-Если ты хочешь остаться.. Я не возражаю. Я буду уважать твой выбор.
-А почему ты не можешь остаться? – спросила я с упорством обреченного, знающего о неотвратимости удара и все равно тупо надеющегося на спасение.
-Я не могу. Я же Крысолов.
-А я Ласка. Единственная в этом городе, - отрезала я. Почему у тебя нет выбора, а у меня он есть? Почему именно я должна бросить свой мир?
-Так ты уверена?
Я не ответила. Я стояла неподвижно, будто превратившаяся в столп жена Лота. Как я ее понимала. Мне бы тоже хотелось врасти в Землю и навсегда остаться ЗДЕСЬ. Нельзя изменить себе. Уж лучше стать столпом, чем шататься по дорогам без Бога в сердце. Мой Бог - мой город.
Ты поняла. Покачала головой, расстегнула рюкзак… Я думала, ты достанешь флейту, но ты извлекла из него шарф и бережно укутала им мою шею.
-А как же ты? – спросила я как самым нейтральным тоном.
-Еще найду, - пожала плечами ты. –Приходи… Если захочешь.
Ты пошла прочь. А я стояла и смотрела тебе в спину. Из глаз катились слезы. Не плакать было невозможно. Крикнуть «подожди!» - тем более.
-Ну вот что теперь? – спросила я Часовщика. Если бы он мог отвлечься от своего механизма, он развел бы руками. Или пожал плечами…
Колесо жизни крутилось по наработанной орбите. Я по-прежнему ходила на работу и в училище. Снова нас было двое – я и город. Но что-то все-таки было не так. Какой-то механизм барахлил и мешал дышать по-прежнему воспринимать жизнь. И я отправилась к Часовщику – вдруг он сможет его починить?
Часовщик по-прежнему сидел на месте. Это успокаивало. Значит, что-то из старого моего мира еще живо. Значит, еще можно все склеить.
-Ну вот я осталась одна, - сказала я ужасно пошлую, но правдивую фразу. – Но зато не изменила себе.
-Ты уверена? – он не разомкнул губ, но я его услышала. Не от тебя ли у меня появилась способность слышать памятники?
-Конечно. Я осталась принцессой города. Ведь он самое главное в моей жизни, - я говорила, уже начиная понимать: я больше не верю этому.
-А ты счастлива?
-Н-нет…,-заикаясь, проговорила я. Неужели моя правда и впрямь ничего не стоит?
-Значит, в чем-то все же изменила. А правда.. Она не одна. У нее много оттенков. И вот один из них ты не учла. Ищи его.
-Подскажи!
Громкое, почти конское ржание было мне ответом. С глаз будто упала пелена. Часовщик вновь превратился в бессловесную статую. А рядом стояла явно подвыпившая компания и потешалась надо мной. Видимо, уже давно.
-Глянь, и впрямь с памятником треплется! -никак не мог успокоиться один из них. – Курить надо меньше!
-И лучше! Сестренка, одолжи нам свою траву – вдруг нас тоже попрет!
Я отвернулась и пошла прочь. Отвечать не было сил. Да и зачем?
Дома я упаковала рюкзак, положив, как ты и говорила, все самое нужное. Я, кажется, поняла ту «полуправду», без которой все остальное не имело смысл. ДА, я нужна своему города. Но я нужна и тебе - ведь я твоя флейта. А если мы не можем друг без друга и без своих миров… Ведь одно не должно исключать другое? Почему нельзя быть вместе без отречения от своего сокровенного? Разве нельзя сначала в Дорогу, а потом- пожить в городе? Зачем надо вцепляться в свой мир так, что белеют костяшки пальцев, и плакать от боли? Зачем, если можно по-другому.
Завтра выйду на Дорогу и найду тебя. А пока лови мое письмо и дождись. Обязательно дождись, хорошо?