ОКНО

Ирина Лурье
Здравствуйте. Вы хотите взять у меня интервью? А…понятно. Ну что ж, присаживайтесь, и я расскажу вам свою историю.

Я окно. Будучи вечно прикрепленным к своей деревянной раме, я плохо знаю географию. Единственное, что мне известно – это то, что квартира и дом, которым я принадлежу, находятся в одном из городов Польши.

Могу сказать с полной уверенностью, что время, когда меня только вставили в эту раму, было самым счастливым в моей жизни. Тогда в нашу квартиру въехала молодая семья с двумя детьми. Это была удивительная пара: густые тяжелые кольца ее черных волос водопадом обрушивались на спину, такую тонкую и  изящную, что я не могло понять, как такие хрупкие плечи могут носить на себе такую тяжесть. Ее муж, в противоположность ей ярко рыжий и очень веселый человек обладал телосложением Геркулеса и души не чаял в своей семье. Мальчик – их сын был точной копией мамы, а девочка как две капли воды  походила на отца, при этом получив в подарок от матери чудесные густые  завитки, падающие на плечи каскадом огненно – рыжих волос.   

Это было счастливое время. Каждый день они всей семьей собирались за большим деревянным столом на кухне - комнате которой я принадлежу навечно. Они ели, смеялись и обсуждали свои планы на будущее. Я наблюдало за ними и мне очень хотелось угадать, какими же станут эти озорные ребятишки, когда вырастут, и будет ли эта рыжеволосая девчушка с «весенними» пятнышками на лице учиться на врача – хирурга, как мечтает сейчас; получиться ли из этого маленького мальчика с очень серьезным взглядом настоящий ученый – чего бы очень хотелось его родителям…
 
В общем время шло, дети ходили в школу, по вечерам все собирались за большим деревянным столом и делились своими заботами, накопленными за день. Также как и всегда каждый шестой день недели на столе появлялась свежая плетеная булка, аромат которой проходил мимо меня на улицу, и в вечернем воздухе рассеивался запах праздника и свежеиспеченного хлеба. А раз в год ко мне на подоконник ставили девять чудесных огней, зажигая их по одному восемь  дней подряд. Все было хорошо…
Но вдруг однажды что-то изменилось: не стало той чудесной улыбки на лице хозяйки, дети возвращались из школы рассерженные и недоумевающие, а на лице вечно веселого заботливого отца застыло выражение тревоги.

Все также дети ходили в школу, все также семья собиралась за большим деревянным столом, но уже никто почему-то не хотел обсуждать то, что случилось с ним за день. Родители сидели молчаливые и со странным выражением смотрели друг на друга, а мимо меня на улицу больше не доносилось аромата праздничного свежего хлеба.

Еда, каждый день появляющаяся на столе, стала серой и невкусной, хозяйка все чаще приходила домой в слезах, а еще через некоторое время я в недоумении наблюдало, как она пришивала ко всей, имеющейся в доме одежде какие-то лоскутки желтой  ткани…
А потом их не стало. Они просто куда-то ушли. В тот день я видело, как много-много людей с детьми и котомками в руках, и с такими же желтыми лоскутами на одежде уходили куда-то  вдаль…
Теперь за большим деревянным столом сидели другие люди. Я знало их давно. Они раньше жили в доме напротив, и эта женщина – нынешняя хозяйка моей квартиры часто заходила сюда, чтобы одолжить соли или яиц.

Детей у них не было, а по квартире стал распространяться, проникая сквозь мои створки, едкий запах папиросного дыма, а иногда еще какой-то странный запах, чем-то напоминающий аромат того странного напитка, который моя настоящая хозяйка понемногу добавляла  в тот сладкий продукт кубической формы, который вы называете  тортом.

Шло время, но я все не могло забыть звонкий смех рыжеволосой девчушки и ярких чудесных огней, которые раньше ставили ко мне на подоконник. Я представляло себе мягкую булку и добрые заботливые руки мамы, успокаивающие плачущую девочку, разбившую на улице коленку.

Потом воспоминания превратились в дымку, и мне пришлось привыкать к тем людям, которые столь странным образом поселились в  нашей квартире. Но я все равно продолжало ждать…
И однажды они вернулись…Нет, это была не та  семья, воспоминания о которой столько времени хранились в моей памяти. Сначала я увидело ее. Она шла одна. Чудесные черные кудри уже не обрамляли ее серое изможденное лицо, худые, костлявые плечи сутулились и пригибали ее к земле. Но все же это была она – женщина, с которой мы провели на одной кухне очень много времени, и я было очень радо ее возвращению.

Я не понимало, почему же ее сначала не хотели пускать к себе домой. Ведь это была ее квартира, и кухня, где живу я, тоже принадлежала ей, -  ей и высокому рыжеволосому мужчине, и двум красивым ребятишкам, так похожим на обоих родителей сразу…
Позже я узнало, что больше не увижу красивую рыжеволосую девочку с веснушками на щеках и маленького, но очень умного мальчика с черными как смола кудряшками, рассыпанными по всей голове. Тогда я почувствовало, как во мне что-то треснуло…

Но тогда еще одна новость не позволила мне соскочить с петель на землю и разбиться: спустя некоторое время вернулся он.
Муж вошел в дом, и она, рыдая, бросилась ему навстречу. Они осторожно, словно не веря своим глазам, взяли друг друга за руки, и я впервые увидело, что мужчины тоже умеют плакать.
Теперь они часто сидели, молча смотря друг на друга и держась за руки, на которых откуда-то появились странные цифры, не смываемые никаким мылом…

Однажды я  услышало громкие крики и ругань, доносившиеся с улицы. Я увидело яростные лица людей с топорами и лопатами в руках. Толпа неумолимо приближалась к нашему дому. Я не понимало, что происходит. Оказалось, что они почему-то хотели отобрать у моей семьи наш дом и меня.
Вдруг я почувствовало жгучую боль и увидело кровь на лице моей хозяйки, – это кто-то из толпы кинул в меня камнем, и мой осколочек – кусочек меня – попал в ее щеку. Мне стало дурно, когда я обнаружило зияющую рану в своем стеклянном сердце, и, теряя сознание, я все еще долго наблюдало как храбро сражается отец, защищая свое семейство…

Когда я пришло в себя, то почувствовало, что вишу на одном шурупе. Моя рама была разбита, и мелкие мои частички были разбросаны по всему полу. Я увидело разрушенный и наполовину сгоревший наш дом, валяющиеся повсюду испорченные и сломанные вещи, я увидело женщину, склонившуюся над неподвижным телом мужа. В ее глазах уже не было слез. Она просто сидела молча, обхватив его голову руками, а по ее щеке стекала тонкая струйка крови…

Потом меня залатали, дом подремонтировали, и вот я сейчас перед вами, доживаю остаток своей жизни…Что, простите? А…Женщина. Она жива до сих пор… Она живет в одной далекой стране. Там  всегда жарко и нет снега… Но каждый год она приезжает сюда, подходит к дому и долго-долго, не отрываясь, смотрит на меня, держась рукой за щеку, по которой тонкой линией проходит красный, уже заживший шрам. В ее широко открытых глазах застыли слезы, и в эти моменты мне хочется расплавиться и стечь стеклянными каплями к ее ногам, чтобы смешаться с тем соленым потоком, который вот-вот выльется из этих сине-черных горящих глаз.