Мои пути-дороги
1. СТОЛИЧНЫЙ ГОРОД
Трудно себе представить, как давно это было. В те времена – я имею в виду мои школьные годы - не было компьютеров, телевидения, цветного кино, шариковых ручек, реактивных самолетов, тепловозов и электровозов... Может быть, что-то из этого и было в других городах и странах, но только не в областном городе Казахстана Семипалатинске, в котором прошло мое детство до 1953 года и трудовая деятельность в 60-х годах прошлого века. Но жизнь в Семипалатинске я вспоминаю с любовью – ведь это была моя вторая родина (родился я в Алма-Ате).
Итак, 1953 год. Мне еще не исполнилось 18 лет, я окончил 10 классов средней школы. Имея на руках Аттестат зрелости, настала пора, как едва оперившемуся птенцу, вылететь из родного гнезда.
Я решил поступить в строительный институт в Новосибирске. Впервые в жизни я сел на поезд и поехал. До Новосибирска 850 километров – расстояние в тех краях не считается большим. Путь лежал на север через Алтайский край. За время учебы в институте я преодолевал этот участок Турксиба не менее 20 раз.
Итак, я в плацкартном вагоне поезда «Ташкент – Новосибирск». На всем пути я почти не отходил от окна вагона. Было тепло. Я высовывал голову из открытого окна и смотрел на паровоз, который тащил вагоны, выпуская из трубы клубы черного дыма. Если дым шел вдоль поезда, приходилось закрывать окно, иначе копоть и мелкие крупинки сажи залетали в вагон.
Я закурил папиросу. Проходивший мимо узбек-проводник, не останавливаясь возле меня, громко нараспев произнес:
- Тава-а-а-рщ курящ! Вагон, таварщ курящ, не курящ, таварщ курящ! – и повторил еще раз.
Вечером проводник разносил чай в красивых подстаканниках. В вагоне был титан, в котором делался кипяток, а чай заваривался в чайнике. В те времена чая в пакетиках еще не изобрели. К чаю полагалось два кусочка сахара-рафинада, за это надо было заплатить 4 копейки. В последующих моих поездках по этому участку железной дороги я пришел к выводу, что когда поезд обслуживался ташкентской бригадой (все проводники мужчины-узбеки), чай был крепкий и очень вкусный. Узбеки знают толк в чае и делали его на совесть. Если же в поезде была новосибирская бригада (все проводники женщины), чай был не всегда хорошего качества.
И вот я подъезжаю к Новосибирску. В то далекое время это был город, который занимал седьмое место по населению в СССР. Я даже сейчас помню семь самых крупных городов страны: Москва, Ленинград, Киев, Горький, Баку, Ташкент, Новосибирск. В Новосибирске тогда жило всего около 800 тысяч человек – чуть больше, чем сейчас в Тольятти.
Новосибирский железнодорожный вокзал – грандиозное здание. По своим размерам это был второй в стране вокзал. Меня поразила высота зала ожидания. «Четырехэтажный дом влезет» - подумал я.
Вышел на привокзальную площадь. Впервые в жизни увидел трамвай и ... асфальт.
Центральная улица города – Красный проспект. Огромные монументальные здания. На главной площади – гостиница, театр оперы и балета – самый большой театр в стране. Его начали строить в 1931 году. А в 1942 году, когда до окончания войны оставалось три года, когда страна истекала кровью, началось достраивание театра, прерванное войной. 12 мая 1945 года – всего лишь через три дня после окончания войны – состоялось открытие театра – была поставлена опера М.И.Глинки «Иван Сусанин». Будучи студентом-первокурсником, я «отстегнул» от нищенской стипендии деньги на билет в оперный театр и посмотрел балет «Эсмеральда». Когда подходишь к зданию театра, чувствуешь себя букашкой. Перед вестибюлем портик с двумя рядами квадратных колонн шириной два метра каждая – всего их двадцать четыре. За вестибюлем – кольцевое фойе с гардеробами и буфетами и зрительные залы. Над всем этим сооружен красивый купол диаметром 60 метров. Над сценой купол поменьше. Между куполами возвышается прямоугольное сооружение, внутри которого подвешен железобетонный противопожарный занавес, который автоматически опускается при пожаре, разделяя основное здание от сцены. В театре три зала – оперный на 2000 мест, концертный на 450 мест и малый на 150 мест.
Оперный зал состоит из партера и амфитеатра, в котором по периметру в полукруглых нишах установлены копии скульптур античных мастеров, подсвеченные рассеянным светом. Здесь и Аполлон и Венера и другие боги и богини. Над залом – подвесной потолок, а в центре висит хрустальная люстра диаметром 6 метров весом 2 тонны. «Если упадет – придавит человек двадцать» - прикинул я. Средняя толщина купола — 8 см, и его отношение толщины к радиусу меньше, чем отношение скорлупы к радиусу куриного яйца. По проекту подвесной потолок не предусматривался, над головой должен быть виден расписной купол, но из-за плохой акустики пришлось его сделать.
На первом курсе института нам преподавали «Введение в архитектуру», этому театру была посвящена одна лекция, кроме того, нас водили на экскурсию. Нас заводили в пространство между подвесным потолком и куполом, в помещение противопожарного занавеса, в насосную станцию автоматического пожаротушения – очень познавательная экскурсия для будущих инженеров-строителей.
За время учебы в институте я побывал в театре раза 4-5. И всякий раз заходил в буфет купить пару бананов. За всю жизнь до 1991 года нигде в стране, даже в Москве, я не видел в продаже бананов, кроме как в буфете Новосибирского Государственного Академического театра оперы и балета! Бананы регулярно поставлялись из Японии в знак благодарности за успешное турне балетной труппы театра в Токио.
2. ПЕРВЫЙ ПОЛЕТ
После третьего курса института всех студентов направили на летнюю производственную практику. Нам предложили список городов на выбор. Так как после практики наступали каникулы, каждый студент старался выбрать себе город поближе к своему месту жительства. Я выбрал Усть-Каменогорск (областной центр Восточно-Казахстанской области), расположенный на Иртыше на 220 км выше по течению от Семипалатинска. Здесь строился титаномагниевый комбинат, где мне предстояло проходить практику. Мне дали общежитие, а на предприятии зачислили слесарем третьего разряда в бригаду монтажников сетей водопровода и канализации и даже обещали выплатить зарплату. За месяц моей практики наша бригада уложила много километров труб. По вечерам и выходным дням я читал художественные книги, иногда писал отчет о практике, который осенью надо было представить в деканат и получить зачет.
К концу срока я познакомился (не помню, при каких обстоятельствах) с Гариком Вартаняном – студентом Московского университета, который был на каникулах в своем городе. Оказывается, это был сын первого секретаря Восточно-Казахстанского Обкома партии. Гарик был исключительно красивым парнем. У него были черные густые волнистые волосы и густые черные брови. Спереди над серединой лба росла белая, как снег, прядка волос, от нее вниз и влево по лбу проходил едва заметный шрам, который доходил до левой брови, и в этом месте на брови была такая же белая «вставка» шириной не более сантиметра. Как я узнал позже, эти «украшения» у него были от рождения. Все девушки Усть-Каменогорска были влюблены в него, но Гарик держал их на расстоянии, не позволяя ничего «такого» - статус отца обязывал. Не знаю почему, но мы подружились, видимо, на почве равнозначного интеллекта. У Гарика была машина «победа», которую ему подарил отец за то, что тот поступил и учился в МГУ. Мы часто бесцельно катались по городу. Однажды зашли в общежитие, где я жил. Гарик поразился убогой обстановке.
- Здесь даже радио нет. У меня дома завалялся приемник, я тебе его привезу, - сказал он.
- Не надо, - сказал я, - я через три дня уезжаю домой.
- Увезешь домой, считай, что я тебе его подарил.
Через час в общежитии играла музыка. Это была радиола – радиоприемник с проигрывателем для пластинок.
- На чем поедешь в Семипалатинск? – спросил Гарик.
- Хочу на пароходе по Иртышу.
Поехали на пристань, чтобы узнать расписание. Однако судоходство было закрыто: Иртыш обмелел и пароходы временно не ходили, а катера на подводных крыльях тогда еще не были изобретены.
- Лети на самолете, - посоветовал Гарик. – Какой-нибудь час лету, и ты дома.
У меня и мысли такой не возникало – лететь на самолете. Я твердо решил лететь – ведь это будет первый в моей жизни полет. Мы поехали в аэропорт, и я купил билет на самолет Ил-14. В аэропорту висел плакат с картинками современных пассажирских самолетов – Ан-2, Ил-12, Ил-14. Последний был лучшим пассажирским самолетом в те годы.
Это был двухмоторный пассажирский самолет на 32 места. В салоне было восемь рядов удобных кресел, в каждом ряду их было по четыре, посредине – проход.
Итак, через два дня вылет. Я аккуратно обернул радиолу белой бумагой, из заголовков газет вырезал крупные буквы и приклеил их на бумагу. Получилась надпись: «ОСТОРОЖНО СТЕКЛО!», приделал деревянную ручку с ремешками, теперь было удобно ее переносить.
В день вылета Гарик отвез меня в аэропорт, мы простились и он уехал.
Началась регистрация билетов. Я поставил чемоданчик с моими вещами и радиолу на весы.
- Что здесь у Вас? – спросила дежурная, указывая на радиолу.
- Радиоприемник, - ответил я.
- А почему написано «стекло»?
- У него шкала стеклянная, - ответил я.
- Радиоприемники перевозить не разрешается, - ответила она.
- Почему?
- Не положено! – После такого «железного» аргумента я не знал, что и сказать.
Я снял вещи с весов и отошел в центр зала.
- Молодой человек, Вы летите или нет? - обратилась ко мне дежурная, когда все остальные пассажиры были зарегистрированы.
Я взял свой чемоданчик, радиолу оставил на полу посреди зала, прошел регистрацию и пошел на посадку.
Нас, пассажиров, подвезли к самолету на микроавтобусе. В самолете нас встретила симпатичная стюардесса.
- Товарищи пассажиры, занимайте места, указанные в ваших билетах.
Когда все расселись, оказалось, что два передних ряда были пустыми.
- Девушка, а можно мне сесть на первый ряд? Я лечу первый раз в жизни, хочу наблюдать в окошко, – обратился я к стюардессе.
Она объяснила мне, что для правильной центровки самолета все должны сидеть сзади, но в порядке исключения разрешила мне пересесть.
Вот начал раскручиваться один пропеллер, затем второй. Стюардесса разносила на подносе леденцы, пакеты из плотной бумаги для тех «кто не переносит укачивание» и маленькие пакетики для авторучек. Авторучки в те времена представляли собой баллончики с пипеткой на конце и колпачками, один из них закрывал пипетку, а другой – перо. При наборе высоты давление воздуха в салоне понижалось, и чернила могли вытечь, испачкав костюм.
- Товарищи пассажиры! – обратилась к нам стюардесса, - пристегните, пожалуйста, привязные ремни и не курите до полного набора высоты, пока не погаснет световое табло.
Над дверью горела табличка: «Не курить! Застегнуть ремни!»
Вот самолет вырулил на взлетную полосу, остановился, и двигатели начали стремительно набирать обороты, самолет задрожал сорвался с места и понесся по бетонной полосе, затем плавно оторвался от нее, и мы полетели!
Я смотрел в квадратное окно-иллюминатор, подо мной начали проноситься дома, деревья, а вот и Иртыш. Время от времени я бросал взгляд на световое табло, чтобы не прозевать момента его погасания. Перед иллюминатором висела белая занавеска, а под ним находилась пепельница, такая же, как в железнодорожных вагонах.
Наконец, табло погасло, пассажиры засуетились, отстегивая ремни, некоторые закурили.
Я так же закурил, бросил спичку в пепельницу, пару раз затянулся и с ужасом увидел, что горит занавеска! Видимо, я небрежно загасил спичку, она разгорелась, от нее загорелись фантики от леденцов, которые лежали в пепельнице, а затем вспыхнула занавеска. Я захлопнул крышку пепельницы и судорожно начал тушить огонь руками, получая ожоги. Наконец, это мне удалось. Я оглянулся назад и убедился в том, что никто не заметил опасной ситуации. «Только бы никто не учуял запах паленой тряпки! Нехватало еще паники в самолете!». Но, кажется, пронесло. А ведь мог возникнуть пожар в самолете. Стены изнутри были облицованы какой-то пластмассой, кто его знает, горючая она или нет?! Помню, в детстве мы, ребятишки, поджигали пластмассовые вещи – расчески, кинопленку, игрушки – они горели как порох, выделяя густой ядовитый дым. Однажды в Семипалатинске от короткого замыкания в электропроводке сгорел магазинчик с детскими целлулоидными игрушками, погибли продавщица и покупательница – задохнулись от дыма. Сейчас такие игрушки не делают – запрещено.
Тем временем наш самолет продолжал полет. За окном проплывали небольшие кучевые облака. Когда самолет попадал в такое облако, его начинало трясти, он начинал падать, иногда даже кренился на бок, но когда самолет выходил из облака, воздушный поток снизу подбрасывал его вверх. Видно было, как при этом прогибались вверх концы крыльев. «Воздушные ямы» - решил я, где-то я читал об этом.
Ощущения были не из приятных. Выворачивало внутренности, при падении испытывалась невесомость, а при подбрасывании вверх – перегрузка. Появилось чувство страха. Пассажиры вели себя неспокойно, одного вырвало (пригодился бумажный пакет для рвотных масс), плакал ребенок. Я старался отвлечь свое внимание тем, что выщипывал черные концы обгоревшей занавески. Представил себе зал в аэропорту Усть-Каменогорска и стоявший на полу мой радиоприемник. Интересно, как поведет себя персонал аэропорта, когда увидит бесхозный предмет? Если бы такое случилось сейчас, когда есть угроза терроризма, наверняка была бы объявлена тревога и были бы вызваны взрывотехники.
Наконец, самолет пошел на посадку, зажглось табло «Не курить! Застегнуть ремни!».
Посадка прошла хорошо. Появилась стюардесса, она была бледная, как полотно. Сказала, что летает много лет, но такую болтанку испытала впервые.
А я про себя подумал: «Не слишком ли много приключений выпало на меня в первом полете?».
3. САМЫЙ ДЛИТЕЛЬНЫЙ ДЕНЬ
В конце 50-х и в 60-е годы бурно развивалась авиация. Первым пассажирским реактивным самолетом был Ту-104. Он мог брать на борт от 50 до 100 пассажиров – в зависимости от модификации. Я летел рейсом Новосибирск – Свердловск - Москва на самолете Ту-104Б, в нем было два пассажирских салона с общим количеством мест 100.
Пассажиров встретили две стюардессы – очень красивые девушки, одетые в темно-синие костюмы (короткая юбка, жакет, белая блузка, галстук, пилотка).
Когда пассажиры расселись по своим местам, одна из них по радио объявила:
- Экипаж во главе с командиром, Героем Советского Союза (назвала фамилию), приветствует Вас на борту авиалайнера Ту-104Б и желает Вам приятного полета! – Далее рассказала, где находятся кнопки для вызова бортпроводника, как включать индивидуальные светильники и подачу прохладного воздуха, как откидывать кресло, попросила нас пристегнуть ремни и воздержаться от курения.
Когда самолет начал разбег, я почувствовал, как мое тело вдавилось в спинку кресла от перегрузки – настолько велико было ускорение. Но вот самолет оторвался от бетонной взлетной полосы и взмыл в небо. Перегрузка прекратилась, после духоты повеяло свежим воздухом.
Взлет продолжался довольно долго, но вот самолет принял горизонтальное положение. По радио объявили:
- Наш авиалайнер продолжает полет на высоте 11 тысяч метров, скорость 900 километров в час, температура за бортом минус сорок градусов. Сейчас вам будут предложены прохладительные напитки.
Через иллюминатор я разглядывал землю. Она казалась серой и плоской. Вот вижу круглое озеро, ленту реки, далеко внизу редкие облака. Огромная скорость, о которой сказала стюардесса, не чувствуется – земля как бы медленно движется навстречу. Небо над головой было темно-синее, говорят, что можно увидеть звезды, но я, как не напрягал зрение, их не видел.
Я начал представлять себе, что творится за бортом. Если на земле было 25 градусов тепла и нормальное атмосферное давление, то сейчас за бортом разреженный воздух и космический холод. А внутри самолета тепло и легко дышится. Что будет, если вдруг произойдет разгерметизация самолета? Все люди мгновенно погибнут, причем не от мороза (в сосульки они превратятся не сразу), а в первую очередь от низкого атмосферного давления – лопнут кровеносные сосуды. Бррр.
После Свердловска предложили отличный обед. Стюардесса объявила, что обед включен в стоимость билета. Пассажиры привели в горизонтальное положение столики, вмонтированные во впереди расположенные кресла, стюардесса привезла на тележке подносы с обедом. Поднос был закрыт прозрачной пленкой, под которой лежали продукты, вилка и ножик. Все это было упаковано на земле и погружено в самолет в Свердловске. В обед входил приличный кусок курицы, хлеб, напиток, вафли, еще кое-что – уже и не помню, что именно. Здесь же лежали бумажные салфетки. В стерильности обеда можно было не сомневаться.
Когда приземлились в Москве, я перевел время на четыре часа назад – разница в часовых поясах между Новосибирском и Москвой. И тут обратил внимание: из Новосибирска мы вылетели в 12 часов дня, а прилетели в Москву в 12 часов по Московскому времени. Это был самый продолжительный день в моей жизни.
* * *
Конечным пунктом моего путешествия был город Сочи, куда я выехал через три дня пребывания в Москве.
После отдыха в Сочи я вылетел вертолетом на Адлер, вертолет летел в трехстах метрах от берега над морем и на такой же высоте. С завистью смотрел на купающихся и загорающих людей, слишком быстро пролетел мой отпуск. Далее мне предстоял полет на самолете Ан-10 по маршруту Адлер – Ростов - Куйбышев – Омск – Новосибирск. Это был самолет с четырьмя турбовинтовыми двигателями, неуклюжий на вид. Он, как и Ту-104, вмещал сто пассажиров.
Крылья прикреплены к верхней части фюзеляжа, поэтому они не закрывали обзор земли. «Пузатый» фюзеляж стоял на коротком шасси, очень близко от земли.
Вылетели вечером, когда солнце уже скрылось за горизонтом. Но, набрав высоту, мы снова увидели яркое солнце. Я смотрел в иллюминатор. Вот впереди я увидел огромную темную тучу, которая начиналась от земли и заканчивалась гораздо выше нашего самолета. Сверкали молнии. Неужели мы попадем в этот ад? Но вот самолет резко накренился на правое крыло и повернул на 90 градусов. Самолет облетел тучу, вскоре он пошел на посадку и мы приземлились в Ростове.
В аэропорту по радио объявили, что в связи с неблагоприятными метеоусловиями в Ростове наш рейс откладывается до семи часов утра. А было девять вечера. Здание аэропорта переполнено пассажирами – были отложены все рейсы. Негде было сидеть и нечем было дышать из-за духоты. Попасть в гостиницу можно было не пытаться. В ресторан и в буфеты – огромные очереди. Один выход – бесцельно бродить на свежем воздухе, было тепло и не душно, однако иногда поливали дожди с грозой. Часов в пять утра навстречу мне попались двое мужчин, которые, как и я, прогуливаясь, «убивали» время; в одном из них я узнал известного артиста Павла Кадочникова. «Неужели такой знаменитости не досталось место в гостинице?» - подумал я.
Утром объявили посадку. Многие пассажиры, не дождавшись взлета самолета, уснули в креслах.
В Куйбышеве, отстояв очередь, я купил в буфете твердые, как камень залежавшиеся пряники – больше ничего не было. Никаких напитков, не говоря уже о кофе или чае. Жажду можно было утолить только из питьевого фонтанчика на привокзальной площади.
Когда взлетели, пассажиры спросили у стюардессы:
- Когда нас будут кормить обедом?
- Обед на этом рейсе не предусмотрен, - ответила она.
- Почему?
- Потому что это ночной рейс.
- Но ведь сейчас полдень!
- Неужели я объяснила непонятно? Повторяю, это ночной рейс.
В Новосибирск прилетели вечером. Так как мы летели навстречу вращению Земли вокруг своей оси, этот день был на 4 часа короче обычного.
4. ВОЗДУШНЫЙ ТРАМВАЙ
В 60-х годах я работал в Семипалатинском проектном институте начальником сантехнического отдела. Коллектив института проектировал здания и сооружения для сельского хозяйства нашей области. Приходилось часто ездить в командировки по селам и аулам. Так как территория области очень большая, дороги никчемные, я предпочитал летать на самолете Ан-2.
Это был неприхотливый, надежный одномоторный биплан, ему не нужны специальные бетонные взлетно-посадочные полосы, он мог садиться и взлетать на грунтовых полосах. В случае аварийной остановки двигателя самолет мог спланировать и сесть в поле на ровной поверхности. Прародителем его во время войны был знаменитый самолет У-2 («кукурузник», «небесный тихоход»). Ан-2 вмещал 10 пассажиров. Вдоль бортов были прикреплены скамейки, на которых сидели пассажиры.
Однажды летом мне предстоял полет в райцентр Маканчи, расположенный в четырехстах километрах от Семипалатинска. Началась посадка. Мы поднялись по короткой лесенке. Женщина-казашка пыталась затащить в самолет овцу.
- Бабича, давай своего каскыра, - сказал один из пассажиров и помог погрузить овцу. (Бабича – это вежливое обращение к пожилой женщине-казашке, каскыр – по-казахски волк).
- Жёк, мынау кой. Рахмет, - сказала бабича. («Нет, это баран. Спасибо»).
От солнечных лучей воздух в самолете был раскален. Летчики явно торопились со взлетом, хотелось быстрее избавиться от духоты. Дверь кабины пилоты не стали закрывать, чтобы окончательно не «свариться». Я сидел ближе всех от кабины. Меня поразило большое количество приборов и лампочек на панели. Второй пилот, он же штурман, сидел чуть сзади первого и поперек движению. Тесноватая кабинка. Я спросил у второго пилота:
- Какова мощность мотора?
- 1000 лошадиных сил, - ответил он. Ну, что ж, мощность приличная, но до больших лайнеров ему далеко: на самолетах Ан-10 и Ил-18 установлено по четыре двигателя по 4000 л.с. каждый.
Но вот короткий разбег и самолет взмыл в небо, стало прохладнее. Разглядывать землю из «аннушки» гораздо интереснее, чем с больших самолетов – ведь он летит на высоте всего нескольких сот метров. В стороне увидел ленту Иртыша, вот подо мной саманные домики казахского аула с плоскими крышами и растущей на них полынью; вижу автодорогу, по которой ползет грузовик, за ним – огромное облако пыли. А кругом – бесконечная, ровная, как стол, степь. Летим минут сорок. Местность стала пересеченной, видны речки, в стороне вижу горы Семей-Тау. Приближаемся к цели.
К кабине подошла лет шестнадцати девушка с ребенком на руках и обратилась к штурману:
- Дяденька-а-а! Высадите меня, пожалуйста, в Благодарном! - (Благодарное – это крупное село в сорока километрах от Маканчей).
- У нас посадка в Благодарном не предусмотрена, - сказал пилот, - надо было вчера лететь, мы вчера летали в Благодарное.
- На вчера я билет не могла доста-а-ать. Ну, дяденька-а-а!
- Ты что, издеваешься? Это самолет, а не трамвай, мы не можем останавливаться где попало по требованию пассажиров.
Заплакал ребенок. Первый пилот обернулся ко второму и что-то ему сказал.
- Садись на свое место и держись крепче! - сказал пилот, обращаясь к девушке и захлопнул дверь.
Вдруг самолет сильно накренился вперед и пошел в пике. Все пассажиры схватились за поручни-ремни. Баран, лежавший на полу, начал по нему скользить, бабича едва успела ухватить его за шкуру. Самолет так же резко принял горизонтальное положение и совершил посадку. Второй пилот открыл дверь самолета, опустил лесенку и девушка с ребенком вышла. Мотор не был выключен, и им пришлось окунуться в облако пыли, поднимаемое пропеллером. В открытую дверь я увидел небольшое саманное здание с шестом на крыше, на вершине которого развевался матерчатый полосатый конус – указатель направления ветра. Это был аэропорт в Благодарном. Летчик поднял лесенку, закрыл дверь и самолет взмыл в небо. Через десять минут мы сели в Маканчах.
5.В КОСМИЧЕСКОМ ХОЛОДЕ
Мне предстояла командировка в Усть-Каменогорск. Я за день до полета купил билет на самолет Ил-14. На следующий день, собираясь в дорогу, несмотря на сильный мороз -39 градусов, я решил не очень тепло одеваться. «На аэропорт поеду в теплом автобусе, на посадку в самолет повезут в микроавтобусе, в самолете так же будет тепло, а в Усть-Каменогорске от аэропорта до гостиницы совсем недалеко и так же в отапливаемом автобусе» - рассуждал я. Теплых ботинок у меня не было, я надел обычные туфли, в которых ходил всю зиму: место работы было рядом с домом – через улицу. Не надевать же мне серые валенки, в которых можно ходить, разве что, на рынок!
Объявили регистрацию билетов на мой рейс. «Что-то мало пассажиров» - отметил я про себя.
После регистрации по радио объявляют:
- Пассажир такой-то (называют мою фамилию), подойдите к кассе. - Я подошел.
- В чем дело? – спросил я.
- Вы снимаетесь с рейса, – сказала мне работница аэропорта, которая проводила регистрацию пятнадцать минут назад, - дайте мне Ваш билет.
- Почему я? Вам фамилия не понравилась?
- Нет, почему же? Просто Вы зарегистрированы последним, а в самолет по ошибке продан лишний билет.
Я достал свой билет, показал его ей и сказал:
- Вот мой билет, он зарегистрирован, и я его Вам не отдам, - и отошел от окошка.
Через пару минут вновь объявляют по радио:
- Пассажир (называют уже другую фамилию), подойдите к кассе.
Я решил посмотреть, что будет дальше, и придвинулся к окошку.
Подошел вызванный пассажир и спросил:
- Это меня вызывали?
- Да, Вас. Дайте, пожалуйста, Ваш билет.
Он подал билет.
- Вы снимаетесь с рейса, - и она шлепнула по нему какой-то печатью, затем сказала кассирше:
- Вера, верни пассажиру деньги!
Все произошло так быстро, что мужчина растерялся и не успел ничего сказать.
Тут же объявили посадку. Сопровождающая пересчитала пассажиров, которые столпились возле нее. Всего было десять человек. И сказала:
- Идите на посадку вон в тот самолет, - и указала на Ан-2, стоявший в тридцати шагах от дверей.
Только сейчас дошло до меня, что из-за небольшого количества пассажиров решено было сэкономить средства, и заменить комфортабельный самолет Ил-14 на «кукурузник». И никто из пассажиров не возмутился! «Лишнего» пассажира безапелляционно убрали.
Пока мы дошли до самолета, у одной пассажирки побелела щека. У меня замерзли пальцы, и я то и дело перекладывал портфель из руки в руку. Да и ноги начали мерзнуть.
В самолете стенки были покрыты инеем, на холодную скамейку страшно было садиться. Из-за сильного мороза мотор прогревался довольно долго.
Наконец, взлетели. Я, сидя на скамейке, разминал ноги, которые основательно мерзли. У всех пассажиров, кроме меня, была теплая обувь. Женщины были обуты в фетровые черные или белые валенки, мужчины – в бурки или утепленные ботинки. Пассажирка, которая обморозила щеку, оттерла ее рукой и теперь кутала ее теплым воротником. Я начал по очереди снимать ботинки и оттирать пальцы ног руками. Но руки так же закоченели. Пассажиры смотрели на меня кто с укором, кто с сочувствием.
От холода ноги невыносимо болели. Я встал и начал переминаться с пяток на носки, затем начал пританцовывать и подпрыгивать. Вдруг открылась дверь кабины и второй пилот начал грозить мне кулаком, при этом он что-то кричал, что именно, я не слышал, но по губам понял, что каждое третье слово – это мат. Затем он выразительном жестом руки приказал мне сесть на место и не раскачивать самолет. Пришлось подчиниться. С завистью я вспомнил пассажира-счастливчика, которого отстранили от полета.
От самолета до здания аэропорта Усть-Каменогорска я бежал, не чувствуя ног. «Отморозил ноги» - решил я.
Увидев милиционера, я попросил его вызвать «скорую помощь», объяснив ему, что замерз и не могу внятно говорить и даже набрать 03 по телефону-автомату. Но он посоветовал обратиться в медпункт и проводил меня до его двери.
Женщина-фельдшер осмотрела мои ноги и сказала:
- К счастью, обморожения почти нет, кроме кончика большого пальца на правой ноге, - усадила меня к теплому радиатору, вскипятила чайник, налила в тазик воды из-под крана, развела ее кипятком и велела мне опустить туда ноги. В теплой воде я почувствовал острую боль в ступнях, которая постепенно начала утихать. По мере остывания воды я подливал в тазик горячую воду из чайника.
Фельдшерица открыла журнал и попросила назвать фамилию, имя, отчество и т.д. Но у меня появился озноб, меня начало трясти, язык не ворочался. Я подал ей свой паспорт.
Когда она заполнила нужные сведения, она предложила мне чаю. Я отклонил предложение, посчитав, что согласиться - значит проявить нескромность. Тогда фельдшерица налила в мерный стаканчик спирту, добавила столько же воды и сказала:
- Выпейте, чтобы не простудиться.
Я не отказался. Я успел заметить, что уровень установился точно на делении 50 миллилитров.
Почувствовав живительное тепло внутри, я распрощался с доброй медработницей.
6.В ЗАПАДНЕ
Через год вновь предстояла командировка в Усть-Каменогорск, на этот раз вместе с начальником отдела генплана Валентиной Лысенко.
- Полетим на самолете? – спросил я.
- Нет, я никогда не летала и боюсь летать, - ответила она.
Оставалось ехать на поезде – других видов транспорта в зимнее время нет. Я не стал уговаривать Валентину – слишком свежо впечатление о злополучном прошлогоднем полете.
Между Семипалатинском и Усть-Каменогорском нет прямого железнодорожного пути. Мы сели в вагон «Алма-Ата – Усть-Каменогорск», прицепленный к поезду «Алма-Ата – Новосибирск». В Рубцовске – это на Алтае – наш вагон отцепили, через пару часов прицепили к другому поезду, кажется это был «Барнаул – Усть-Каменогорск», и мы поехали в обратную сторону, а на станции Локоть повернули на ветку в сторону Усть-Каменогорска.
Вечером я предложил Валентине поужинать в вагоне-ресторане. Он находился через три вагона впереди нашего.
Ближе к десяти часам вечера официанты начали торопить пассажиров с расчетом – ресторан закрывался. Мы рассчитались и двинулись в обратный путь.
Вот мы проходим через последний вагон перед нашим мимо открытого купе проводницы. Она, увидев нас, спросила:
- Ребята, вы мои пассажиры?
- Нет, не Ваши, мы из следующего вагона, - сказал я.
- Пропустите меня вперед, я уже закрыла дверь в тамбуре.
- Рановато закрыли, сейчас еще без пятнадцати десять, - сказал я.
Она открыла нам дверь тамбура и, когда мы прошли, закрыла ее и ушла.
Когда я попытался открыть дверь нашего вагона, стоя на площадке между вагонами, она оказалась закрытой.
- Назад! – закричал я идущей за мной Валентине, и бросился к двери, которую только что закрыла проводница, начал в нее стучать. Но было уже поздно – она успела пройти через весь вагон и скрыться в своем купе. В замочную скважину я увидел остекленную дверь перед туалетом, а сквозь нее - пустой коридор вагона.
Отбив кулаки, я повернулся спиной к двери и начал колотить в нее ногой, время от времени поглядывая в замочную скважину. Но разве можно что-либо услышать при таком стуке колес? Пришлось надеяться, что поезд остановится на каком-нибудь разъезде и мне удастся достучаться. Хоть бы кому-нибудь из пассажиров приспичило сходить в туалет! Но время шло, а ситуация не менялась.
Я начал мерзнуть. Я был одет в костюме. Пальто и шапку я оставил в купе. Валентина была одета в кроличью шубу с теплым воротником, на голове у нее были пышные волосы, на ногах – фетровые валенки, и все-таки она время от времени вздрагивала от холода. Тамбур был не отапливаемый, воздух от нашего дыхания был пронизан паром, снаружи было градусов пятнадцать мороза.
Все реже я стучал ногами в дверь – бесполезное занятие, никто нас не слышит, да и ногам было больно.
Хоть бы Валя пригласила меня погреться под шубой, подумал я. Интересно, что она сейчас думает по этому поводу? Наверно, размышляет так: «А ведь он замерз, бедненький. Может быть, предложить ему погреться под шубой? Нет, я боюсь, если Лёшка узнает, он меня убьет!» Надо сказать, что муж Валентины Алексей – очень ревнивый, хотя она никогда не давала повода ревновать к кому-либо. Да и Валентина была не такая уж привлекательная для мужчин: обыкновенное лицо, очень высокая, худая, как гладильная доска. Было бы не удивительно, если бы ревнивой оказалась Валентина по отношению к мужу: Алексей очень красивый, со спортивной фигурой мужчина, не было женщины, которая бы равнодушно прошла мимо этого красавца, хотя он не давал повода для амурных увлечений.
Наконец, я решил, что через пару-тройку минут я сам проявлю смелость и полезу к ней погреться. Я обдумывал, куда мне в этом случае девать свои руки. Придется мне обнять ее за талию, а она своими руками пусть укутает меня полами шубы – только в этом случае можно будет согреться. Я решил еще раз глянуть в дырочку, чтобы убедиться, что ситуация в вагоне не изменилась, а затем уж начать действовать.
Я наклонился к замочной скважине и увидел, что посреди коридора стоит пассажир и курит. Наконец-то! Я, что есть силы, начал барабанить ногой в дверь, и увидел, что мужчина двинулся в нашу сторону. «Услышал», решил я и продолжал стучать в дверь. Приблизившись, он спросил:
- Чего хотите?
- Позовите проводницу, мы не можем выйти, нас закрыли! – сказал я.
- Сейчас позову,- сказал он и медленно пошел по вагону.
И вот я увидел знакомую грузную фигуру проводницы, которая шла в нашу сторону.
- Кто там? – спросила она.
- Откройте, Вы нас закрыли!
Когда она открыла дверь, у нее от удивления глаза полезли из орбит – она узнала нас.
- Вы все еще не ушли?! – задала она нелепый вопрос.
Тут подала голос Валентина:
- По твоей милости мы здесь стоим уже сорок минут! Открой дверь нашего вагона и стой здесь до тех пор, пока не убедишься, что мы прошли в свое купе!
Затем от Валентины досталось и нашей проводнице. Пригрозив им обеим пожаловаться утром на них начальнику поезда, на этом все и кончилось.
* * *
В Усть-Каменогорске я за свою жизнь побывал всего три раза. И каждый раз не обошлось без приключений в пути.
7.СОРОК МИНУТ В КРЫМУ
В середине 70-х годов, когда я жил и работал в Тольятти, меня послали в командировку в Днепропетровск. Предстояло лететь на лучшем и современном в то время самолете Ту-154. Самолет может перевозить до 180 пассажиров. Он оборудован тремя турбореактивными двигателями в хвостовой части фюзеляжа.
Лечу рейсом «Куйбышев – Днепропетровск – Симферополь». Уровень сервиса уже не тот, что был в 60-х годах. Перед взлетом были предложены леденцы «взлетные», а после набора высоты - напитки: минеральная вода и лимонад на выбор. Ввиду кратковременности полета рекомендовалось воздержаться от курения. По этой же причине питание в полете не предусматривалось.
Почти все места заняты.
Смотрю на часы – по времени мы уже должны быть в Днепропетровске, а самолет летит, не снижаясь, табло «Не курить! Застегнуть ремни!» не загорается. Я нажал кнопку вызова стюардессы и спросил ее об этом.
- Сейчас выясню, - сказала она и ушла. Через минуту по радио раздался ее голос:
- Граждане пассажиры, по метеоусловиям Днепропетровска наш самолет направляется в Симферополь.
В Симферополе я вышел на привокзальную площадь. На ней в разных местах продавался отличный виноград по сорок копеек за килограмм. Я два раза покупал по огромной кисти винограда. Рядом с киосками промывал их в питьевых фонтанчиках. Через сорок минут объявили посадку на наш самолет, чтобы лететь в Днепропетровск. Всего нас летело пять пассажиров. Я спросил у стюардессы:
- Почему так мало пассажиров? Неужели нет желающих лететь в Днепропетровск и в Куйбышев?
- Мы сейчас заканчиваем прямой рейс, В Днепропетровске нас ждут пять пассажиров с билетами в Симферополь, мы их посадим и опять полетим сюда, а потом полетим в обратный рейс. Из Симферополя полетим с полной загрузкой.
Вот так я побывал в Крыму – всего сорок минут. Ни до этого, ни после я в Крыму не был. Бьюсь об заклад, что я - единственный человек в мире, побывавший в Крыму так мало времени!
В Днепропетровске я узнал, что час назад здесь был небольшой туман, поэтому нас не приняли.
* * *
В своей жизни мне приходилось много летать. Лучшим самолетом я считаю Ил-18. На нем летал Н.С.Хрущев, считая его самым безопасным. А еще я летал на Як-40, Ту-134, на чешском небольшом самолете (марку не помню) и на вертолете.
Январь, 2008