В предчувствии зимы, лютой и непредсказуемой, затаилось зверье. Кто в дупло влез и только уши иногда высовывает: как оно, похолодало или нет? Кто в норку забился, припасами с дачки до выхода завалив. Кто просто заснул: авось, ветер бурю по опушке прогонит и не зацепит даже краем.
Сороке все неймется: трещит и трещит. Предупреждает и предостерегает. А то и новость какую-нибудь скандальненькую по лесу разнесет. Чтоб не расслаблялись и настороже были. Решила она однажды шустренького такого воробышка вместо себя послать – сплетни собирать, так он всего за один подсолнух такую бурную деятельность развел, что надоел всем до смерти. Хоть клюв скотчем перевязывай! Да еще помощников, таких же галделок, поднанял. Остальные птицы за пять лет так устали чирикать, трели выводить и ухо радовать, что разом все снялись и в теплые края подались. Там тепло, никто их не строит, в барабаны не бьет, в дудки не дудит, сирены не включает и рядами не водит. Свобода!
Так что все приготовились. Как к войне. Уж очень холодом и голодом тянуло с запада почему-то, а не с севера, как великие национальные предсказатели толковали. Лесные, конечно. Вроде дятла. Ему-то все нипочем: голод не уморит. Все деревья с листочками шуршащими – его. Хоть не царское это дело – червячками перебиваться, зато на сытый желудок хорошо на всякие темы разговаривать, учить уму-разуму глупых голодных обитателей.
Хищники к зимней стуже подготовились основательно: шерстка гладенькая, глазки нежненькие, особенно голос Лисоньки убаюкивает: «Все у нас в лесу чудненько! У каждого уютненькая норочка, как у меня – двухкамерная! Главное – чтобы мы каждый друг дружке помогали. Кому там яблочки с дороги поднять, кому слово доброе сказать – глядишь, перезимуем. Только бы супостаты не мешали!» А помешать точно могут, потому что откуда-то узнали, что припасла Лисонька 13 миллиардов курочек. Натаскала со всего леса и окрестных птичников и спрятала. А чужая птица прилетела невесть откуда и расчирикала на всю округу. Попугай, кажется. Вечно он не вовремя залетает и одно и то же лет сто кричит. Что с него взять: птица заморская, иностранная! У рыжей даже слезы на глаза навернулись: «Так люблю их всех (птичек, то есть), а они напраслину на меня!» Поправила шубку на плечиках, украшенных складочками и оборочками (ляпнул кто-то, что плечи у Лисоньки не идеальные, не голливудские, теперь мучается с этими «фонариками»).
Волки, сытые и загорелые, тупо рассматривали зайца в камуфляжной форме: точно на войну собрался! Можно подумать, что с морозами в этой робе можно воевать! Ворон отпугивать – да! А в зиму как с этим идти? Волки даже смеяться попробовали: «Прыгать с места на место умеешь – значит согреешься!»
Бычок беленький откуда-то в лесу взялся. Хлев в селе у него добротный, с куполом. Опять же, молоко любит, бурячки, а тут в лес пришел, плачет почему-то и твердит без устали: «Нужен я Вам, нужен!» Белочки не поняли, зачем, но заплакали тоже. Осень, все-таки!
И только медведь спокоен: и сила есть, и лесной народ на него не в обиде. Опять же: кто утихомирит разбушевавшихся голодной и холодной зимой хищников? Злые все будут и пакостные! Не даст лютая зима Михаил Иванычу отоспаться в берлоге, согласно Лесному Уставу. Придется порядок наводить.Не ёжику-то, вечно молодому и пьяному, со сжатыми кулачками, доверить такое серьезное дело!
Пока тихо, только листья все падают и падают…
21 октября 2009 года Елена Сумская