От любви до ненависти

Ирина Побережная
От любви до ненависти - один шаг. Один миг может изменить чью-то судьбу. Всего лишь один... Одно мгновение... Казнить или помиловать?                До ненависти один шаг… Не сделаешь этот шаг, сможешь понять и простить – честь и хвала тебе, как Человеку...

Марьяна, наклонившись над колодцем, поднимала полное ведро воды. Болела спина от непосильной работы, которой на их маленьком хуторке хватало на двоих. Беда в том, что Марьяна была одна. Полгода назад женщина похоронила мужа. Понесло мужика на спор заваливать медведя. По молодости Ивану удавалось один на один встретиться с огромным мишкой и померяться силами не на жизнь, а на смерть. И вот чаша весов склонилась в сторону молодого медведя. Изодранный острыми когтями животного Иван, истекая кровью,  только на вторые сутки дополз домой. Промаялся два месяца. Ничего не помогало. Ни травы, ни мази. Доктора в их дремучие края не хаживали. Так и отошёл мужик в мир иной, оставив жену одну хозяйствовать, пахать и сеять.

Детей они с Иваном не нажили. А Марьяна так мечтала о сыне! Не дал Бог помощника. И помощницы тоже. Марьяна часто видела во сне своих неродившихся детей. Мальчик, Андрей, был светловолосым, похожим на неё, а дочь - чернобровая и кареглазая. Сны были настолько яркими и живыми, что Марьяна порой сомневалась в реальности происходящего. Её душа словно раздваивалась. Одна Марьяна была матерью, другая – одинокой вдовой.

О том, что началась война, Марьяна узнала после встречи в лесу оборванных солдат. «Господи! Спаси и сохрани!» - перекрестилась женщина: «Как чувствовала, быть беде!» Привела к себе в дом и накормила голодных мужиков. Кое-что из одежды мужа отыскала…

 Теперь жизнь её изменилась. По ночам Марьяна вскакивала от каждого шороха. Впотьмах подбегала к окну и всматривалась в темноту. А вокруг буяла природа. Лес жил своей привычной жизнью. Поспевала земляника. Задорно и призывно выводили трели соловьи. Ни один взрыв не нарушал тишину. Война, казалось, была где-то там, очень далеко…

Рано утром Марьяна, собрав на дорожку кусок хлеба, отправилась к болоту - решила проверить оставленные пару дней назад силки. Продвигаясь по одной ей ведомым тропам, женщина вышла на небольшую поляну. Еще немного влево – и непроходимая трясина. В силки попал только один заяц. «И то ладно. Сгодится.» - подумала Марьяна, вынимая ушастого. Чутьё лесного жителя подсказывало: что-то здесь не так, как обычно. Тревожно оглядываясь вокруг, женщина пересекла поляну. Возле старого раскидистого дуба лежал человек. Вздрогнув от неожиданности, стараясь ступать, как можно тише, Марьяна подошла поближе. Совсем еще молодой парень в красноармейской форме лежал на спине, раскинув в стороны руки. Светлые короткостриженные волосы на голове слиплись от запёкшейся крови. Кольнуло в груди: «На Андрюшу похож…» Раненый не подавал признаков жизни. Женщина внимательно осмотрела солдата. Жизнь еще теплилась, слабо пульсируя на запястьи. Не раздумывая, Марьяна соорудила из сосновых веток подстилку. Пригодился платок и фартук, изорванный на полоски.

Обратный путь оказался длиннее и в полном смысле тернистее. Солнце неумолимо склонялось к закату. Марьяна спешила. Доберёшься затемно - успеешь рассмотреть рану парнишки. От напряжения ломило спину, ладони истёрлись и покраснели.

«Еще немного. Совсем немного. Ты только потерпи...» - женщина в очередной раз обернулась и посмотрела на раненого. Мысленно представила парня не стриженым, а кудрявым и… улыбающимся. И обязательно с синими глазами. Как вода в озере по весне.

«Ведь и у меня мог быть вот такой сын. Высокий и сильный...»

Два дня и две ночи Марьяна сидела над парнем. Промыла раны, обвязала голову чистым полотном. Не раз, касаясь ладонью влажного лба, женщина ощущала вдруг пробудившиеся материнские чувства.

«Совсем еще мальчик… И уже на войне… Эх, Андрюша, Андрюша…» - так Марьяна окрестила парня за сходство с тем образом, который приходил к ней во сне.
Незаметно подкрались сумерки… Марьяна зажгла керосиновую лампу и уже собралась выйти во двор... За спиной раздался тихий стон…

«Ну, слава Богу!» - Марьяна промокнула капельки пота, выступившие на лбу раненого. Парень приоткрыл глаза. Его взгляд блуждал  в поисках знакомого предмета, на котором можно было бы остановиться… Марьяна сидела не дыша, скрестив на груди руки, словно в немой молитве…

- Mutti... (нем. мамочка)

Женщина вздрогнула. «Что он говорит? Ведь не по-нашему… не по-русски!»

- Wer ist du?... Wo bin ich?  (нем. Кто ты? Где я?)

«Господи! Да кто ж ты такой? Кого я к жизни возвернула?» - Марьяна взглянула на раненого, лежащего перед ней на мешке из трав: «Чужой… Это он пришёл на нашу землю… убивать моих сыновей… Как же так? Ведь я тебя, как родного, полюбила… Сыном в душе считала… Да кто же я после этого?! Я ведь убить тебя должна! Как врага!…»

Женщина глубоко вздохнула, по уставшей щеке поползла крупная слезинка. Одна. Вторая. Зажав шершавой ладонью рот, словно пытаясь приглушить готовый вырваться наружу вопль, Марьяна  задрожала всем телом и... громко завыла. Она всегда считала себя сильной и выносливой, а сейчас рыдала навзрыд...

Успокоиться удалось не сразу. Раненый снова затих. Смертельная бледность разлилась по его юному лицу.

Марьяна с тревогой заметила посиневшие губы, дотронулась до свисающей к земляному полу руке… Пульса не было…

«Вот и тебя Бог прибрал… Наверное, так было нужно…» - женщина встала: «Ну что ж? Кем бы ты ни был… Человек всё-таки… И похороню тебя по-человечески… Мать только твою жалко… Куда она тебя, дурака, отпустила… Я бы своего сына берегла… »