- А кто его знает, какой он, помимо того, что сероглазый и без усов. Что у него на душе-то, кто знает? А что за душой? Это ж лес темный, не разберешься. Вот и живем, по одежке, да по волосам о людях судим, главного не примечаем, потому что глубоко главное, в человеке оно, а не на нем. Говорила я Машке, говорила ведь, внимательней будь, осмотрительней, не торопись в огонь бросаться. Девка она у меня умная, понимает все, да ведь знала ли, что так прямо к сердцу примет, ни слова не нарушит, да парня измучит, что исхудает весь, а парень-то какой, ты послушай только, послушай меня, говорю. Слово такое иностранное есть, так вот он это – джентльмен. А она-то у меня баба бабой, только красивая шибко, да в городе живет. Про нее мне тоже сказывали, будто умна, да не верю что-то, умна б была, давно под венец пошла, в девках не сидела бы, и парнишечку не мучила б, а то ведь как извела-то она его, как извела… а парень-то какой, не могу, как увидела, так глаз отвести не могла, все смотрела, а речи-то какие говорит мудреные, что ни слово, то музыка, да не понятно только ничего, но я спрашивала, а он терпеливо так, ласково «это, Настасья Петровна, в науке так принято», а я и киваю, возразить не смею, самой аж страшно, вдруг что важное не замечу.
- Да не может же быть, чтоб вовсе непонятно, ты хоть и глупа малехонько, Петровна, но мужика от бабы отличить можешь, что ж важнее?
- А то. Тебе не понять, Никитична, сидишь тут у печки, над котелком рассуждаешь, будто каша тебя слушает, да гуще от того становится, а он, Машка мне в тот раз говорила, перед учеными известными выступает, доклады делает, а они кивают ему, вопросы задают, а он все отвечает, представь, на все-все-все ответ даст…
- Эка честь, в ноги кланяться, да баснословить, лучше б делом занялся…
- Не, Никитична, тебе и не скумекать. Вот ты скажи, ты компьютер видала хоть раз?
- А что ж не видала, видала, конечно.
- Да не ври, где ты его, на болоте что ли в трясине усмотрела?
- Ничего не на болоте, в газете, что на прошлой неделе принесли, и видала, да у дочки с зятем по телевизору.
- Не, ты его трогала?
- Кого? Да что за срам ты говоришь такой Петровна? Вот они твои жель… джем… жульены, а ты еще – парень-то какой. Я на твоем месте Машке и видеть бы его запретила, да за Ваньку нашего замуж отдала, чем Ванька не жених? – рукастый, мастеровой, а то… жульен. Нужен, что ль жульен этот?
- Не понимаешь ты, Никитична, не понимаешь. А я вот хоть и не смыслю ничего в компьютерах, но его за то уважаю. А манеры-то какие, манеры…
- Что манеры, куда они? Надо чтоб человек с мозгой рабочей был, дом содержать мог, да детей погонять, когда положено. А Жульен твой только перед начальством видно и умеет языком свистать.
- Не суди, коли не видела, да не знаешь. Говорю, парень хорош, значит хорош, да и не у нас на селе ему мозгой поле боронить. Забыла, что ль, что Машка давно в городе, а там же все по-другому, все не так, люди другие, злые все, завидуют друг другу, гадят. А он добрый, я это сразу приметила, как в глаза ему посмотрела, а он и сумку мою тяжелую уже примостил в сторонке, усадил меня заботливо. Добрый он, добрый, понимаешь? С виду сурьезный такой, важный, а как помочь что, так с радостью, да сразу, никакой особой мозги и не надо.
- Добрый говоришь? А лет-то ему сколько отроду? Старше ль Машки твоей?
- Старше, старше, годиков на пять, оба еще поросль зеленая.
- А что ты говорила, измучила его Машка? Это она-то? Неужто обманывала? Честная ж девка была всегда, аль не любит его?
- Любит, любит, еще как, да признаться боится, а он все ждет, ждет – слова от нее ждет любовного, а она, как я сказала, не лезь первая, так и делает.
- А он-то что?
- Ждет.
- Чего ждет-то не пойму? Она ждет, да он ждет, эдак прождаться можно и до пришествия. Че он, трус что ли?
- Добрый он, добрый, и Машка добрая…
- Вот заладила одно и тоже. Добрый, добрый, тут не то надо, знать надо, что, куда, да зачем. Неужто неведомо ему?
- Джентльмен он, как ты не поймешь.
- Опять она о жульенах песню запела, свадьба-то когда, дуреха?
- Через пару месяцев порешили. Добрый он Никитична, добрый. Э, человек…
- Бог с тобой, Петровна, добрый так добрый, тоже дело, без добра и души нет, а коль с душой человек, не пропадет значит.