Вот решила выложить свою работу к государственному экзамену по русской литературе. Вдруг будет кому-то интересно!
Предупреждаю: сноски все покурочены редактором формы, так что не обессудьте. В общем-то подробнейший список литературы дан в конце работы.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
КУЛЬТУРЫ И ИСКУССТВА
КАФЕДРА ЛИТЕРАТУРЫ
Ф.М. ДОСТОЕВСКИЙ И РУССКИЙ СИМВОЛИЗМ
РАБОТА К ГОСУДАРСТВЕННОМУ ЭКЗАМЕНУ
Студентки 521-й группы
Дорониной В.С.
Научный руководитель:
Пономарёв Е.Р.
Санкт-Петербург
2005
СОДЕРЖАНИЕ
Введение………………………………………………………………..3
Глава 1. Понятие символизма. Русский символизм…………………5
Глава 2. «Символический реализм» или «реалистический
символизм» Ф.М. Достоевского……………………………………...8
2.1 Ф.М. Достоевский. Биографический очерк……………………...8
2.2 Символизм Ф.М. Достоевского………………………………….13
Глава 3. Влияние Ф.М. Достоевского на становление и
развитие русского символизма и символистов……………………..21
3.1 Д.С. Мережковский……………………………………………….21
3.2 Л. Андреев………………………………………………………....25
3.3 Некоторые другие представители символизма,
испытавшие влияние Ф.М. Достоевского…………………………...29
Заключение…………………………………………………………….34
Список использованной литературы………………………………...35
ВВЕДЕНИЕ
На разных этапах становления и в творчестве разных художников ценность символизма проявлялась по-разному. Не избежал таких проявлений и Ф.М. Достоевский, произведения которого очень жизненны и даже сегодня актуальны.
В нашей стране творческое наследие Ф.М. Достоевского изучалось и продолжает изучаться, появляется большое количество интересных исследований. Остановимся на тех из них, которые так или иначе отражают содержание темы данной работы.
Монография К.В. Мочульского, русского эмигранта и литературоведа, живущего во Франции, представляет собой триптих о писателях-философах: Гоголе, Соловьёве и Достоевском1. Монография отличается ясностью слога, выверенностью и соразмерностью мысли, разумным сочетанием биографии писателей и их идей. Часты упоминания о мифе в романах Достоевского, которого автор называет предтечей символизма вслед за Вяч. Ивановым.
Неоднократно к творчеству Ф.М. Достоевского обращался Д.С. Мережковский. В частности ему принадлежит сборник «Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники»2. Первая книга посвящена жизни и творчеству Л. Толстого и Ф.М. Достоевского, их религиозным взглядам. Вторая книга представляет собой литературные очерки о Сервантесе, Марке Аврелии, Монтене, Флобере, Ибсене, Пушкине, Гончарове, Тургеневе, Майкове, а также о Достоевском.
Важным для нашей темы исследованием является издание наиболее значительных религиозно-философских и культурологических сочинений и очерков В.В. Розанова3. В книгу вошла статья «О символистах и декадентах», в которой автор критикует символистов за отрыв от традиций русской словесности. В декадентстве Розанов видел явление наносное, внешнее и полагал, что это не новая школа в искусстве, а окончание той, корни которой уходят в реализм Бальзака и далее в восемнадцатое столетие.
Сборник статей «Достоевский и русские писатели. Традиции. Новаторство. Мастерство»4 содержит в себе ряд интересных исследований по разным направлениям творческих идей Достоевского. Мы можем выделить статью В.А. Богданова «Метод и стиль Достоевского в критике символистов» и С.М. Соловьёва «Колорит произведений Достоевского».
Среди сборников статей следует упомянуть и книгу «Достоевский в конце ХХ века»5. В неё вошли статьи Т.Д. Горичевой, И. Кирилловой, Т.А. Касаткиной, В. Захарова и многих других.
Ряд исследований творчества Достоевского был сделан Т.А. Касаткиной, в основном её труды касаются проблемы слова и детали-вещи в романах великого писателя.
В данной работе были использованы также статьи и монографии Н. Старосельской, А. Богданова, И.Ф. Анненского, М.М. Бахтина, Вяч. Иванова, А. Белого, Н. Бердяева и других.
Целью настоящего исследования стало изучение и анализ творческого наследия Ф.М. Достоевского, его отношения к такому направлению в литературе, как символизм, влияния, оказанного им на представителей этого направления, а также творческого пути Д.С. Мережковского, Леонида Андреева и некоторых других символистов.
В задачи исследования входило:
1.Анализ литературы и источников, посвящённых данной проблеме;
2.Изучение символизма как одного из направлений в литературе;
3.Выявление и описание используемых Ф.М. Достоевским символистских приёмов и методов, их классификация;
4.Анализ деятельности представителей символизма.
Поставленные задачи определили и структуру работы, которая состоит из введения, трёх глав (Понятие символизма. Русский символизм; «Символический реализм» или «реалистический символизм» Ф.М. Достоевского; Влияние Ф.М. Достоевского на становление и развитие русского символизма), заключения, списка использованной литературы.
1.ПОНЯТИЕ СИМВОЛИЗМА. РУССКИЙ СИМВОЛИЗМ
В поэзии и прозе символистов всегда присутствуют таинственные символы, над разгадкой которых иногда приходится долго размышлять. Русский символизм – явление сложное и неоднозначное. Прежде чем говорить о том, как с символизмом был связан Ф.М. Достоевский, необходимо разобраться в самом понятии символизма.
В Советском Энциклопедическом Словаре дано следующее определение символизма (от греч. Symbolon – знак, опознавательная примета) – направление в европейском и русском искусстве 1870-1910-х гг., сосредоточенное преимущественно на художественном выражении посредством символа интуитивно постигаемых сущностей и идей, смутных чувств и видений. Философско-эстетические принципы символизма восходят к сочинениям А. Шопенгауэра, Э. Гартмана, Ф. Ницше, к творчеству Р. Вагнера. Символистам присуще стремление проникнуть в тайны бытия и сознания, узреть сквозь видимую реальность сверхвременную идеальную сущность мира и его «нетленную», или трансцендентную, Красоту. Они также явились выразителями неприятия буржуазности и позитивизма, тоски по духовной свободе, трагического предчувствия мировых социально-исторических сдвигов1.
Первые символисты появились во Франции. Течение это возглавил Жан Мореас.
Основными представителями символизма в литературе были: П. Верлен, П. Валери, А. Рембо, С. Малларме, М. Метерлинк, А.А. Блок, А. Белый, Вяч. Иванов, Ф.К. Сологуб; в изобразительном искусстве – Э. Мунк, Г. Моро, М.К. Чюрленис, М.А. Врубель, В.Э. Борисов-Мусатов; близко к символизму творчество П. Гогена и мастеров группы «Наби», графика О. Бердсли, работы многих мастеров стиля «модерн».
Таким образом, символистам удалось создать своеобразный личностный мир и отвергнуть существующую реальность, которая полна грязи, пошлости, предательства. За уход от действительности символистов обвиняли в пренебрежительном отношении к проблемам современной жизни. Однако их мир без правил превратился в настоящую действительность. Искусство и жизнь в понимании символистов – это театр, в котором каждый играет свои роли.
Впоследствии символистам присвоили кличку «декаденты» («упадочники»), а они сделали её своим вторым именем и не только писали «декадентские» произведения, но и намеренно вели «декадентский» образ жизни.
В.В. Розанов так охарактеризовал символизм в своё время: «…символизм и декадентство не есть особая новая школа, появившаяся во Франции и распространившаяся на всю Европу: это есть окончание, вершина, голова некоторой другой школы, звенья которой были очень длинны и корни выходят за начальную грань нашего века. Выводимый без труда из Мопассана, он выводится, далее, из Золя, Флобера, Бальзака, из ультрареализма, как антитезы ранее развившемуся ультраидеализму (романтизм и возрождённый классицизм). Именно этот элемент ultra, раз замешавшийся в литературу и никогда потом из неё не вытесненный, как результат ultra в самой жизни, в её нравах, в её идеях, её влечениях, её позывах, и сказался в конце концов таким уродливым явлением, как декадентство и символизм. Декадентство – это ultra без того, к чему оно относилось бы; это – утрировка без утрируемого; вычурность в форме при исчезнувшем содержании; без рифм, без размера, однако же и без смысла поэзия – вот decadence»1.
И действительно, как замечает Т.А. Касаткина, многие названия «течений», «направлений», «стилей» «рождались в устах недоброжелателей, возникали как оскорбительные клички – и, несмотря на это, удерживались, признавались и принимались самими участниками групп и «движений», сохранялись в истории искусств, в истории литературы»2.
Считается, что первые робкие шаги для утверждения символизма в России сделал Брюсов, который поражал собеседников загадочными речами, намеренно ничего не разъясняя.
Всякого рода «странности» в среде русских символистов появились практически одновременно с рождением символизма. Жизнь порождала искусство, искусство переливалось в жизнь – строило её по своим законам. Эта причудливая действительность становилась повседневной атмосферой, ею жили и дышали. Таков был московский символизм.
В Петербурге символизм принял несколько иные формы. Он указывал на особое состояние мира и человека, повлекшее за собой перемены во всех областях жизни. Символистами называли себя те, кто стремился к туманным намёкам на неясный им самим смысл и кто претендовал на то, чтобы определить словами ещё никем не познанную сущность Вселенной.
Петербургские символисты стремились продемонстрировать обострённую чувствительность, непонятные обычному человеку переживания, неожиданные видения. Они играли со светом и тенью, верили в то, что помимо мира видимого, реального, существует другой – невидимый, сверхъестественный, а человек имеет возможность общаться с этим миром. Тремя главными элементами нового искусства символисты называли мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности.
Петербургский символизм иногда называют «религиозным». Религиозность, однако, понимается максимально широко – это не только православие, но и иные вероисповедания и религиозные искания: от народных, сектантских до рассудочных конструкций высокообразованных людей.
Таким образом, символизм в России развивался по двум линиям, которые часто пересекались и переплетались между собой:
– символизм как художественное направление;
– символизм как миропонимание, мировоззрение, своеобразная философия жизни.
Сильное влияние на мировоззрение символистов оказал Владимир Соловьёв, религиозный философ, поэт и публицист, что и сказалось на творчестве Блока, Белого, Иванова. Их так и называли – «соловьёвцами». Именно Соловьёв оперирует такими терминами, как «Красота», «Вечная Женственность». Символисты вслед за Ф.М. Достоевским утверждали, что Красота – единственная сила, способная «мир спасти» (хотя у него восприятие красоты – иное), она выше этики, долга, чести. Красота – единственное, что противостоит хаосу и уничтожению в романе Ф. Сологуба «Мелкий бес». Красота играет определённую роль в творчестве В. Брюсова. У Бальмонта, автора «Литургии Красоты», она – основа мира, его главная «идея». Вячеслав Иванов назвал свой первый лирический сборник «Красота». Идеи спасающей мир Красоты господствуют и в лирике, и в первых «симфониях» А. Белого и утверждаются, как основная тема «соловьёвцев» 1900-х годов в «Стихах о Прекрасной Даме» Блока.
Важной чертой символизма был «мифологизм» – восприятие мира как мифа, «творимой легенды». Мир для символистов – не просто разрозненные ряды «соответствующих» друг другу явлений. И земная действительность, и «миры иные» – это совершенные, живые единства, находящиеся в полной гармонии друг с другом.
В развитии русского символизма мы можем выделить три этапа:
– 1890-е годы. Особенности первого периода истории символизма обусловлены эпохой. На него повлияли и кризис народничества, и реформы правительства. «Декадент» 1890-х годов отвергает современность;
– 1900-1907 гг. На развитие символизма большое влияние оказывает общественный предреволюционный подъём. Тенденция максимального отделения «нового искусства» от традиций современности сменяется противоположной установкой увидеть «символизм всего». На данном этапе символизм осознаёт себя частью национальной культуры, вписывается в неё и во многом обновляет;
– 1908 – начало 1910-х гг. справедливо определяется, как период «кризиса символизма». Действительно, символизм уже показал себя во всех своих формах. «Кризис» характеризуется творческим спадом у многих «мэтров» символизма или их отходом от «нового искусства».
Какое же влияние оказал на развитие русского символизма Ф.М. Достоевский? Это тема давно обсуждается в литературе, споры о ней то угасают, то вспыхивают с новой силой. В следующей главе мы сделаем попытку рассмотреть вопрос о том, как и какие символы использовал великий писатель в своих произведениях, откуда они ведут своё происхождение и можно ли признать его символистом.
2.«СИМВОЛИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ» ИЛИ «РЕАЛИСТИЧЕСКИЙ СИМВОЛИЗМ» Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО
Речь в данной главе пойдёт об одном «из самых великих, благородных, загадочных и далеко ещё не разъяснённых русских характеров и умов»1, Ф.М. Достоевском. Кратко будет изложена биография писателя, ключевые моменты и знаковые события которой впоследствии сыграют большую роль в формировании его мировоззрения. Мы рассмотрим, в какой степени символичны некоторые произведения Достоевского («Преступление и наказание», «Бесы», «Идиот», «Братья Карамазовы»), и попытаемся ответить на вопрос – можно ли считать Достоевского символистом и предвозвестником такого направления в искусстве, как символизм? А также оценим его влияние на творчество Д.С. Мережковского, Л. Андреева и некоторых других представителей символизма.
И тем не менее не будем забывать, что «Достоевский – едва тронутый с поверхности рудник мыслей, образов, догадок, чаяний, которыми долго-долго ещё придётся жить русскому обществу, или по крайней мере – к которым постоянно будет возвращаться всякая оригинальная русская душа», поскольку «воображение Достоевского было безмерно, а его идеи, психологические и метафизические, суть идеи в глубочайшем значении религиозные: то есть такие, которые как принять, так и отвергнуть можно только с точки зрения «сердца человеческого, лежащего в деснице Божией». Идеи эти, во всяком случае, переливаются за край и литературы, и в тесном смысле за края национального существования»2.
2.1Ф.М. ДОСТОЕВСКИЙ. БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК
Фёдор Михайлович Достоевский (30.10 / 11.11/.1821 – 28.01 / 9.02/.1881) родился в Москве. Самые ранние сведения о роде Достоевских относятся к XVI веку и встречаются в Литве1.
Отец, Михаил Андреевич (1789-1839) служил полковым врачом (штаб-лекарь), а затем получил место в московской Мариинской больнице для бедных, в 1828 приобрёл звание потомственного дворянина. В 1831 купил сельцо Даровое Каширского уезда Тульской губернии, а в 1833 соседнюю деревню Чермошню (Достоевский впоследствии часто обращался к своим детским воспоминаниям о летних поездках туда и использовал их в своих произведениях). Михаил Андреевич был человеком независимым, образованным, заботливым семьянином, но обладал характером вспыльчивым и подозрительным, сказывалась также своего рода военная закалка. После смерти жены в 1837 году вышел в отставку, поселился в Даровом. По документам, умер от апоплексического удара; по воспоминаниям родственников и устным преданиям, был убит своими крестьянами.
Мать, Мария Фёдоровна (урождённая Нечаева; 1800-1837), происходила из купеческой интеллигентной семьи, состояла в родстве с московскими купцами Куманиными. Именно она привила детям религиозное чувство. Достоевский вспоминал, что с детства в доме читали Евангелие и молились с усердием.
В семье Достоевских помимо Фёдора было ещё шестеро детей: Михаил, Варвара, Андрей, Вера, Николай, Александра.
В 1833 Достоевский был отдан в полупансион Н.И. Драшусова, куда он и брат Михаил ездили «ежедневно по утрам и возвращались к обеду». С осени 1834 по весну 1837 года Достоевский посещал частный пансион Л.И. Чермака. Большую роль в духовном развитии Фёдора сыграл учитель русского языка Н.И. Билевич. Федя почти никогда не расставался с книгами, был серьёзным и задумчивым мальчиком. Воспоминания о пансионе послужили материалом для многих произведений писателя.
Тяжело пережив смерть матери, совпавшую с известием о смерти А.С. Пушкина (которую он воспринял как личную потерю), Достоевский в мае 1837 года едет с братом Михаилом в Петербург и поступает в приготовительный пансион К.Ф. Костомарова. Тогда же состоялось его знакомство с И.Н. Шидловским, чья религиозно-романтическая настроенность увлекла Достоевского. С января 1838 года Достоевский учился в Главном инженерном училище. Но учиться ему там было нелегко, поскольку он мало подходил на роль военного инженера, и лишь приятельские отношения с В. Григоровичем, врачом А.Е. Ризенкампфом, дежурным офицером А.И. Савельевым, художником К.А. Трутовским скрашивали его тогдашнюю жизнь.
В училище вокруг Достоевского образуется литературный кружок. 16 февраля 1841 года на вечере, устроенном братом Михаилом по случаю отъезда в Ревель, Достоевский читал отрывки из двух своих драматических произведений – «Марии Стюарт» и «Бориса Годунова». Рукописи драм не сохранились, но уже из их названий вырисовываются литературные увлечения начинающего писателя: Шиллер, Пушкин, Гоголь.
По окончании училища в 1843 году Достоевский был зачислен полевым инженером-подпоручиком в Петербургскую инженерную команду, но уже в начале лета 1844 года, решив всецело посвятить себя литературе, подал в отставку и уволился в чине поручика.
В январе 1844 года Достоевский закончил перевод повести Бальзака «Евгения Гранде». Этот перевод стал первой опубликованной работой Достоевского. В 1844 он начинает и в мае 1845 заканчивает роман «Бедные люди», который имел исключительный успех.
В октябре 1845 года писатель совместно с Некрасовым и Григоровичем составляет анонимное программное объявление к альманаху «Зубоскал», а в начале декабря на вечере у Белинского читает главы романа «Двойник».
Рассказ «Господин Прохарчин» (1846) и повесть «Хозяйка» (1847), в которых эскизно намечены многие мотивы, идеи и характеры произведений Достоевского 1860-1870-х гг., не были поняты современной критикой. Например, Белинский осудил «фантастический» элемент, «вычурность» и «манерность» этих произведений. В других произведениях молодого Достоевского – в повестях «Слабое сердце», «Белые ночи», цикле острых социально-психологических фельетонов «Петербургская летопись» и незаконченном романе «Неточка Незванова» – расширяется проблематика творчества писателя, усиливается психологизм с характерным акцентом на анализ сложнейших, неуловимых внутренних явлений.
В 1846 году Достоевский сближается с семьёй Майковых, посещает литературно-философский кружок братьев Бекетовых, в котором главенствовал В. Майков, а с марта-апреля 1847 года – «пятницы» М.В. Буташевича-Петрашевского. В одном из секретных документов III отделения об участии Достоевского в собраниях петрашевцев сказано: «11-го, 25 марта и 1-го апреля был на собраниях и принимал участие 1-го апреля в прениях о трёх вопросах: свобода книгопечатания, освобождение крестьян и преобразование судопроизводства... 15 апреля... читал в заседании письмо Белинского в ответ Гоголю». В эти же годы Достоевский сблизился с Н.А. Спешневым, одним из самых радикальных членов общества Петрашевского, и стал членом созданного им революционного кружка. Участвовал он и в организации тайной типографии для печатания воззваний к крестьянам и солдатам, в результате чего был арестован 23 апреля 1849 года. Восемь месяцев Достоевский провёл в Алексеевском равелине Петропавловской крепости под следствием, во время которого проявил мужество, скрывая многие факты и стремясь по возможности смягчить вину товарищей. Был признан следствием «одним из важнейших» среди петрашевцев, виновным в «умысле на ниспровержение существующих законов и государственного порядка». По первоначальному приговору военно-судной комиссии, Достоевский был лишён чинов и всех прав состояния, должен был подвергнуться «смертной казни расстрелянием». 22 декабря 1849 года Достоевский вместе с другими осуждёнными ожидал на Семёновском плацу исполнения смертного приговора. Но по резолюции Николая I казнь была заменена ему четырёхлетней каторгой с лишением «всех прав состояния» и последующей сдачей в солдаты.
В 1850 году Достоевский отбыл в Тобольск. Там в квартире смотрителя произошла его встреча с П.Е. Анненковой, А.Г. Муравьёвой и Н.Д. Фонвизиной – жёнами декабристов. Они подарили писателю Евангелие, которое он хранил всю жизнь (Евангелие станет играть очень важную роль в его произведениях). С января 1850 по 1854 год Достоевский отбывал каторгу «чернорабочим» в Омской крепости, а затем был зачислен рядовым в 7-й линейный батальон (Семипалатинск). В ноябре 1855 Достоевский произведён в унтер-офицеры, а после хлопот прокурора Врангеля и других сибирских и петербургских знакомых (в том числе Э.И. Тотлебена) – в прапорщики; весной 1857 писателю было возвращено потомственное дворянство и право печататься, но полицейский надзор над ним сохранялся до 1875 года.
В 1857 Достоевский женился на овдовевшей М.Д. Исаевой, но брак счастливым не был.
Все эти события очень сильно отразились на сознании Достоевского, революционные и «каторжные» мотивы появились в его произведениях, тесно переплетаясь с мотивами духовными. Ещё в Сибири писатель начал работу над воспоминаниями о каторге («сибирская» тетрадь, содержащая фольклорные, этнографические и дневниковые записи, послужила источником для «Записок из Мёртвого дома» и многих других произведений Достоевского).
В 1859 году Достоевский по прошению был уволен в отставку в чине подпоручика и получил разрешение жить в Твери (с воспрещением въезда в Петербургскую и Московскую губернии). Вскоре Достоевский получил разрешение жить в Петербурге.
Интенсивная деятельность Достоевского сочетала редакторскую работу с публикацией собственных статей и художественных произведений.
Роман «Униженные и оскорблённые» – произведение переходное, своеобразное возвращение на новой ступени развития к мотивам творчества 1840-х гг., в нём очень сильны автобиографические мотивы. В то же время роман заключал в себе черты сюжетов, стиля и героев произведений позднего Достоевского. Огромный успех имели «Записки из Мёртвого дома».
Теперь Достоевский высказывал сомнения в возможности революционного преобразования России и Европы: «к 1861 году писатель идейно встал во главе небольшой группы разночинцев, создав свою собственную социально-историческую доктрину, получившую название «почвенничества»1. Эти идеи Достоевский развивает в повести «Записки из подполья» – философско-художественной прелюдии к своим «идеологическим» романам.
В 1862 году Достоевский впервые выехал за границу: Германия, Франция, Швейцария, Италия, Англия.
15 апреля 1864 года умерла от чахотки жена Достоевского, Мария Дмитриевна, личность которой, как и обстоятельства их «несчастной» любви, отразились во многих произведениях Достоевского (в частности, в образах Катерины Ивановны – «Преступление и наказание» и Настасьи Филипповны – «Идиот»).
Летом 1866 года Достоевский находился в Москве и на даче в Люблино, где ночами писал роман «Преступление и наказание», одновременно работал над романом «Игрок». Писатель прибег к помощи стенографистки А.Г. Сниткиной, которая впоследствии станет его женой.
С 1867 до 1871 года Достоевский с женой живёт за границей (Берлин, Дрезден, Баден-Баден, Женева, Милан, Флоренция). Там в 1868 году у них родилась дочь Софья, внезапную смерть которой Достоевский тяжело переживал. В сентябре 1869 родилась дочь Любовь, уже в России в 1871 – сын Фёдор, в августе 1875 – сын Алексей, умерший в трёхлетнем возрасте от припадка эпилепсии.
В 1867-1868 годах Достоевский работал над романом «Идиот».
К роману «Бесы» Достоевский приступил, прервав работу над широко задуманными эпопеями «Атеизм» и «Житие великого грешника». Непосредственным толчком к созданию романа послужило «нечаевское дело». Внимание писателя привлекли обстоятельства убийства студента И.И. Иванова, идеологические и организационные принципы террористов, фигуры соучастников преступления, личность руководителя общества С.Г. Нечаева. Постепенно роман перерастает в критическое изображение общей «болезни», переживаемой Россией и Европой, ярким симптомом которой являются «бесовство» Нечаева и нечаевцев.
В 1873 году писатель осуществил давно задуманную идею «Дневника писателя» (цикл очерков политического, литературного и мемуарного характера), будучи временно редактором журнала «Гражданин».
В 1874 году Достоевский печатает в «Отечественных записках», по предложению Некрасова, свой новый роман «Подросток».
В конце 1875 Достоевский вновь возвращается к имевшему большой успех «Дневнику писателя».
В последние годы жизни популярность Достоевского возросла. В 1877 году он был избран членом-корреспондентом Петербургской Академии Наук, в 1879 на Международном литературном конгрессе в Лондоне – членом почётного комитета международной литературной ассоциации. Достоевский часто выступал на литературно-музыкальных вечерах и утренниках, читая отрывки из своих произведений и стихотворений Пушкина.
Деятельность Достоевского требовала непосредственного знакомства с «живой жизнью». Он посещал (при содействии А.Ф. Кони) колонии малолетних преступников (1875) и Воспитательный дом (1876). В 1878 году посетил Оптину пустынь, где беседовал со старцем Амвросием. Особенно волновали писателя события в России. В марте 1878 Достоевский присутствовал на процессе Веры Засулич, в феврале 1880 на казни И.О. Млодецкого, стрелявшего в М.Т. Лорис-Меликова. Интенсивные, многообразные контакты с окружающей действительностью, активная публицистическая и общественная деятельность служили многосторонней подготовкой к новому этапу творчества писателя.
«Братья Карамазовы» – итоговое произведение писателя, в котором художественное воплощение получили многие идеи его творчества. В романе уголовное преступление связано с великими мировыми «вопросами» и вечными художественно-философскими темами.
В 1881 году Достоевский работает над первым выпуском возобновлённого «Дневника писателя», разучивает роль схимника в «Смерти Иоанна Грозного» А.К. Толстого для домашнего спектакля в салоне С.А. Толстой, мечтает написать вторую часть «Братьев Карамазовых», где появились бы почти все прежние герои. В ночь с 25 на 26 января у Достоевского пошла горлом кровь. Днём 28 января Достоевский попрощался с детьми, а вечером он скончался.
31 января 1881 года при огромном стечении народа состоялись похороны писателя. Он похоронен в Александро-Невской лавре в Петербурге.
2.2 СИМВОЛИЗМ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО
Символы – это не изобретения людей, но некие знамения, означающие нечто, принадлежащее божественной действительности. Они наделены комплексом значений, по-разному раскрывающихся на различных уровнях бытия и сознания. Символ не даёт точного знания о своём содержании, а лишь намекает на него в большей или меньшей мере. Главная задача символа – открывать тайну тем, кто способен её понять.
Особенностью символизма Достоевского является его традиция применять символы различных категорий, которая пропитана религиозным, православным духом. Сам Достоевский говорил, что он реалист. Действительно, он изучал жизнь практически, наблюдал за ней и за собой в ней, его герои описаны очень реалистично, но при этом вся проза Достоевского выстраивалась на основе тех или иных символов, из той же самой окружающей действительности. Символизм Достоевского – это состояние души, а не просто одно из направлений в литературе.
Процитируем слова Андрея Белого, в которых виден и образ Достоевского: «На вопросы о том, как я стал символистом и когда стал, по совести отвечаю: никак не стал, никогда не становился, но всегда был символистом (до встречи со словами «символ», «символист»); в играх четырёхлетнего ребенка позднейше осознанный символизм восприятий был внутреннейшей данностью детского сознания»1.
Используемые Достоевским символы мы можем выделить в несколько категорий:
– имена героев произведений Достоевского (в некоторых заключены библейские мотивы, другие произошли от названий животных, имеющих отношение к Писанию, третьи – просто говорят сами за себя);
– библейские традиции и сюжеты, символы православной веры (Евангелие, образы сатаны и бесов, храмы и иконы);
– солнце (выделено в отдельную категорию как символ жизни политеистических религий древности, традиции которых были унаследованы монотеистической религией христианства), Красота и Любовь;
– цвет (голубой, розовый, жёлтый, зелёный);
– сновидения героев;
– Петербург (описание города, зданий и комнат в этих зданиях, климатических условий, которые меняют свой облик параллельно с переживаниями героев);
– болезни некоторых героев (эпилепсия и чахотка);
– дети и их поступки;
– женские образы.
Рассмотрим символы, используемые Достоевским с точки зрения православия и библейских текстов. Как уже говорилось выше, религиозное чувство маленькому Феде было привито родителями. Всю жизнь его окружали православные храмы. Некоторые из них станут прототипами произведений писателя, другие станут действующими объектами сами по себе.
Вот краткий обзор храмов, которые посещал Достоевский: церковь свв. Апостолов Петра и Павла при Мариинской больнице (писатель был крещён в этом храме и впоследствии посещал его), церковь Николы в Столпах (как установил Г. Фёдоров, эта церковь стала прототипом храма в романе «Подросток»), церковь Успения Божией Матери на Покровке (любимый храм писателя в Москве), Троице-Сергиева Лавра (в этом монастыре близ Москвы Достоевский ежегодно бывал, начиная с раннего детства вплоть до 1831 года, вновь посетил монастырь в 1859 году), Оптина Пустынь (поездка туда в 1878 году была связана со смертью младшего сына писателя Алёши; впечатления от паломничества во многом определили творческие идеи и многие художественные детали романа «Братья Карамазовы»), Павло-Обнорский монастырь – упоминается в романе «Братья Карамазовы», Задонский монастырь (святитель Тихон Задонский послужил прототипом героя романа «Бесы» – старца Тихона), Исаакиевский собор (в романе «Преступление и наказание» он становится символическим центром панорамы Петербурга; упоминается также в романе «Униженные и оскорблённые»), Казанский собор (упомянут в романе «Преступление и наказание»), Преображенский собор в Петербурге (в романе «Идиот» напротив собора жил генерал Епанчин), Церковь Владимирской иконы Божией Матери (первая приходская церковь Ф.М. Достоевского в Санкт-Петербурге, она же стала приходским храмом семьи Достоевских в последние три года жизни писателя), Александро-Невская лавра (писатель погребён на Тихвинском кладбище лавры)1.
В творчестве Достоевского сложился «тот архетип, который стал для русской литературы классическим: поклонение Христу униженному, кроткому, бессловесному»2. И к этому примыкают образы героев, которых мы можем назвать святыми (Алёша в «Братьях Карамазовых») или юродивыми (князь Мышкин) в отличие от «шутов» (Фёдор Павлович Карамазов, Лебедев в романе «Идиот»). В князе Мышкине «много от юродивого». Он приезжает из Швейцарии, следовательно, он – чужестранец в духовном плане. «Первые юродивые на Руси часто появлялись «с земли немецкой» от «языка латинска»3. Князь Мышкин – не такой, как все его окружающие, и некоторые из них хорошо это понимают. Возможно, где-то он смешон, но он искреннее остальных, он видит суть вещей и человеческих душ, а потому не боится высказывать свои чувства.
«Ранний человеколюбец», странный с колыбели Алёша Карамазов, «по отцу сладострастник, по матери юродивый» – этот образ будто успокаивает, будто говорит, что в итоге всем воздастся по заслугам, все придут к богу.
Следует отметить, что практически все персонажи Достоевского как бы балансируют на грани глубокой прочувствованности самой жизни, а оттого кажутся гениальными сумасшедшими или сумасшедшими гениями в большей или меньшей степени. Они суть отражение самой натуры Достоевского, его заблуждений, социальных и религиозных, а потому и бросает их из крайности в крайность, от любви к ненависти и обратно.
Совершенно сошедшие с ума герои будто бы являются продолжениями сущностей тех, которые ещё могут оценивать свои действия. Среди женских образов с одной стороны это Лизавета Смердящая («Братья Карамазовы»), Марья Лебядкина («Бесы»), Катерина Ивановна («Преступление и наказание»; чахотка лишь усугубляет её состояние). С другой, Настасья Филипповна из «Идиота» (с её метаниями и наговорами на себя), Лиза и Грушенька из «Братьев Карамазовых», Лиза из «Бесов».
Не менее интересно обстоят дела и с эпилепсией. Наиболее известны три эпилептика среди героев Достоевского, они располагаются (по времени написания) в следующем порядке: князь Мышкин, Кириллов, Смердяков.
Эта болезнь, как чахотка и другие недуги персонажей Достоевского, указывает на истощение героев. На то, что они находятся в клетке собственного тела, из которого наружу хочет выйти душа. Почему она так хочет выйти? Потому что плоть и сознание чем-то сродни демонам и бесам, поселяющимся там порой. Душа видит это и борется. Борьба заканчивается очищением через что-то, пусть даже через эпилепсию, после которой человек ощущает себя опустошённым и оглушённым. И в конечном итоге, плоть всё равно остаётся плотью, а душа взирает на неё с печалью.
Припадок описывается Достоевским в романе «Идиот» следующим образом: «В это мгновение вдруг чрезвычайно искажается лицо, особенно взгляд. Конвульсии и судороги овладевают всем телом и всеми чертами лица. Страшный, невообразимый и ни на что не похожий вопль вырывается из груди; в этом вопле вдруг исчезает как бы всё человеческое, и никак невозможно, по крайней мере очень трудно, наблюдателю вообразить и допустить, что это кричит этот же самый человек. Представляется даже, что кричит как бы кто-то другой, находящийся внутри этого человека. Многие, по крайней мере, изъясняли так своё впечатление, на многих же вид человека в падучей производит решительный и невыносимый ужас, имеющий в себе даже нечто мистическое».
Знает своего демона князь Мышкин, знают его и Ставрогин, и Иван Карамазов. Они воспринимают их как нечто отличное от себя, в каком-то смысле – противоположное себе.
Тема бога и дьявола присутствует во всех крупных произведениях Достоевского, а одно, как известно, называется «Бесы». Однако, это отдельная тема разговора. Скажем лишь, что герои Достоевского постоянно находятся между богом и дьяволом, о существовании или отсутствии которых они часто задумываются. На вопрос Фёдора Павловича Карамазова, есть ли бог и бессмертие, Иван отвечает отрицательно, а Алёша утвердительно. Иван размышляет так: «Я думаю, что если дьявол не существует и, стало быть, создал его человек, то создал он его по своему образу и подобию». А вершиной его мыслей становится его поэма о Великом Инквизиторе, которая записана у него в голове, да видение чёрта. А вот Алёша «бога своего любил и веровал в него незыблемо, хотя и возроптал было на него внезапно».
Достоевский очень часто прибегает к помощи Писания. Из всех книг Нового Завета, которые он перечитывал, наиболее значимым для него было евангелие от Иоанна. Он цитирует его в эпиграфе к «Братьям Карамазовым», «Бесам», оно фигурирует во многих романах. «Образ Христа – определяющее начало мышления Достоевского… Достоевский неоднократно называет Христа «проверкой» всякого положения, особенно в области нравственно-этической, но это всё же не позволяет ему безоговорочно исповедовать Христа как Сына Божия, Единосущного с Отцом»1.
В «Преступлении и наказании» Сонечка по просьбе Раскольникова читает евангельский эпизод воскресения Лазаря, что является символическим «фокусом» всего романа – это симптом начала морального и нравственного выздоровления Раскольникова. В «Бесах» больной Степан Трофимович тоже просит почитать ему Евангелие книгоношу Софью Матвеевну, то место, когда бесы вошли в свиней, бросившихся в озеро. Он сравнивает это с Россией, чувствуя свою вину, ведь все представители младшего поколения в романе так или иначе являются его воспитанниками. На это указывает и его имя: Стефан – венец (греч.), Трофим – питомец (греч.). В его поэмке в самом начале повествования изгоняется Бог, а это позволяет «закружиться бесам разным»2.
Касается Достоевский и тем Любви и Красоты, которые станут излюбленными темами символистов. Солнце как символ жизни, возрождения к жизни, божественного света также рассматривает Достоевский. В ужасе Раскольникова перед солнцем заключается предчувствие гибели его мертворождённой теории, и в то же время предчувствие воскресения души. Порфирий Петрович во время последнего разговора с Раскольниковым сказал ему: «Станьте солнцем, вас все и увидят. Солнцу прежде всего надо быть солнцем». Для этого совсем необязательно совершать убийство. А в эпилоге романа, когда Раскольникова воскресила любовь Сони, он услышал песню «в облитой солнцем необозримой степи», где «была свобода и жили другие люди, совсем непохожие на здешних». Дмитрий Карамазов так скажет о солнце: «В тысяче мук – я есмь, в пытке корчусь, – но есмь! В столпе сижу, но и я существую, солнце вижу, а не вижу солнца, то знаю, что оно есть. А знать, что есть солнце – это уже вся жизнь».
И опять мы наблюдаем противоречие натуры Достоевского в его произведениях. Солнце может нещадно палить, жечь, чтобы привести к возрождению. Вспомним описания Петербурга, в духоте и жаре которого страдает Раскольников. Точно и многогранно изображается Достоевским современный ему Петербург. Уже с первых страниц романа «Преступление и наказание» можно почувствовать всю тяжесть и безысходность жизни его главного героя. Бывший студент Раскольников обитает в каморке «под самой кровлей высокого пятиэтажного дома». Главные качества изображённого в романе пространства – теснота и узость. Герой чувствует в нём духовную пустоту и одиночество: «...он был в раздражительном и напряжённом состоянии... углубился в себя и уединился от всех...» На протяжении всего романа Раскольников будет томиться, эгоистично отгораживаясь от других людей, и лишь в конце выйдет на перекрёсток, то есть открытое пространство, чтобы просить прощения у всего мира.
Вообще важным мотивом у Достоевского является прохождение героями каких-либо испытаний, что замечено и другими исследователями: «регулярность появления одних и тех же элементов в типологически сходных ситуациях служит достаточно надёжным ориентиром. Герои Достоевского непременно проходят через испытание, которое я назвал бы «онтологическим порогом». Для одних это убийство, для других – самоубийство, для третьих – принятие важного решения (например, признание Раскольникова). В огромных текстах Достоевского такого рода ситуации занимают всего по нескольку страниц, но их оказывается достаточно, чтобы все главные символы проявили себя: на этих страницах они появляются с удивительной настойчивостью»3.
Литературоведы полагают, что больше всего жёлтого цвета в романе «Преступление и наказание», а литература XVIII и начала XIX веков не признавала жёлтого, который отмечен интенсивным вхождением в быт, мебель, одежду и внутреннее убранство у Достоевского. Однако следует отметить, что в дальнейшем жёлтый цвет почти не встречается в произведениях писателя (единично в «Бесах», в избе, где остановился больной Степан Трофимович; в «Белых ночах», когда перекрашивают розовый дом в жёлтый цвет)1.
Вот как описана комната Раскольникова: «Это была крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый жалкий вид со своими жёлтенькими, пыльными и всюду отставшими от стены обоями…» Ещё несколько упоминаний жёлтого усиливает гнетущий характер происходящего: комната Сони с «желтоватыми, почерневшими обоями»; комната старухи-процентщицы также с жёлтыми обоями, мебелью из жёлтого дерева, а вот после смерти ростовщицы, когда Раскольников вновь попадает в её квартиру, стены комнаты оклеивали «новыми обоями, белыми с лиловыми цветочками»; в кабинете следователя Порфирия Петровича мы встречаем мебель жёлтого казённого цвета.
Использует Достоевский для отображения характеров и событий и другой цвет – розовый, который обычно служит для изображения здорового, счастливого, жизнерадостного состояния. Постепенно у Достоевского «розовый становится уже не привычным цветом юности и любви, а неким приёмом, используя который люди обоего пола, а в особенности пожилые и старики, изобличают свою склонность к любовным забавам (в период жениховства Лужина «на нём был… батистовый самый лёгкий галстучек с розовыми полосками»)2. Однако затем розовый превращается в символический красный цвет. К примеру, в «Братьях Карамазовых» розовый цвет появляется несколько раз: когда старик Карамазов перевязывает конверт с деньгами для Грушеньки розовой ленточкой, эту ленточку находят затем рядом с мёртвым Карамазовым и разорванным конвертом, эта ленточка фигурирует и на суде по делу убийства Карамазова. Розовый цвет приобретает негативный оттенок.
Драматически розовый показан в романе «Униженные и оскорблённые», когда сводница Бубнова наряжает маленькую Нелли в белое платье с розовыми бантиками. Это цвет чистоты и привлекательности. Она же одевает так девочку, чтобы продать её развратному богачу.
Некоторую аналогию можно найти также и в применении голубого цвета Достоевским. Голубой – цвет ясности, чистоты, наивной привлекательности, юности. Вот как говорит писатель о Соне Мармеладовой: «…довольно хорошенькая блондинка с замечательными голубыми глазами». Эти же глаза выражают порой большую силу и решительность: «Раскольников всматривался в эти кроткие голубые глаза, могущие сверкать таким огнём». А вот глаза Свидригайлова оказываются «как-то слишком» голубыми, и взгляд их кажется слишком тяжёлым и неподвижным3.
В «Бесах», когда Ставрогин исповедуется старцу Тихону, он вспоминает, что дом, в котором произошёл ужасный случай с Матрёшей, был светло-голубого цвета. В «Братьях Карамазовых» жилище Смердякова предстаёт нашим глазам с голубыми изодранными обоями, а под ними – тараканы. Это усиливает неприятные ощущения, делает этого героя ещё отвратительнее.
Для Достоевского имеет значение не только цвет вообще и в одежде его героев в частности, но его волнует каждая деталь костюмов, он часто делает акцент на каких-то из них, описывает малейшие изменения в костюме.
В «Идиоте» Рогожин появляется в гостиной Настасьи Филипповны в костюме «совершенно давешнем», зато в совсем новом шёлковом шарфе на шее, «с огромною бриллиантовою булавкой, изображавшею жука», а на грязном пальце правой руки у него – массивный бриллиантовый перстень. Во-первых, это создаёт неповторимые ощущения образа Рогожина, некоторой грубости его натуры, склонной к сумасбродствам. Второе, Достоевский говорит и о перстне на указательном пальце правой руки у Афанасия Ивановича Тоцкого. Как подмечает Касаткина, заканчивается вечер у Настасьи Филипповны (и с ним – вся первая часть романа) словами Тоцкого о ней: «Нешлифованный алмаз – я несколько раз говорил это»1.
Получается, что бриллиантовый перстень имеет непосредственное отношение к личности Настасьи Филипповны. Эти мужчины хотят владеть ею, как вещью.
Как мы уже видели, в романах Достоевского все имена значимы, их значения уводят в глубинные пласты символического сюжета произведения. Имя Рогожина, к примеру, «Парфён» значит «девственник».
Иногда значение имени согласовывается с деталями костюмов героев. Порой кажется, что костюм смешон, но в то же время он говорит нам о человеке. Вот и булавка в виде жука имеет особое значение. «Жук» по-гречески «scarabos» (скарабей). Известно, что в Древнем Египте скарабей являлся символом воскресающей души, средством получения бессмертия. Скарабеи изображались или с расправленными крыльями, или с бараньей головой и рогами. Поскольку фамилия героини – Барашкова, очевидно, что Рогожин является на вечер, где празднуется, кстати, день рождения Настасьи Филипповны с гербом своей дамы.
Эти детали и призваны незаметно сообщить и показать читателю отношения друг к другу героев, их характерные особенности.
Имя Настасьи Филипповны Барашковой объясняется обычно, как «Воскресший Агнец» или «Воскресение Агнца». Это не единственная фамилия, имя и отчество, которые имеют отношение к какому-либо животному. Зачастую их сочетание слишком уж противоречиво. Возьмём, к примеру, князя Льва Николаевича Мышкина.
Многие фамилии и имена в «Идиоте» имеют в своём составе слово «конь». «Конев» (Василий Васильевич, «отписавший» Рогожину о смерти родителя), шесть княжон Белоконских и княгиня Белоконская из рассказа генерала Иволгина, реальная «старуха Белоконская» покровительница семейства Епанчиных и, благодаря Елизавете Прокофьевне, – покровительница князя, этот персонаж упоминается в тексте чрезвычайно часто, а вот появляется только один раз. Слово «конь» в греческом своём варианте входит в состав имён Настасьи Филипповны и Ипполита. Конь символизирует тело, плоть. «Ипполит» – «коней распрягающий» (греч.). Семантика имени становится прозрачна, ибо Ипполит, истощаемый чахоткой, стоит на пороге смерти, на пороге разлучения с плотью. «Филипп» – «любящий лошадей» (греч.), то есть Настасья Филипповна находится в состоянии постоянного спора своего плотского со своим духовным началом. Так, в значении её имени открывается Богородичный прообраз, поскольку Христос воплощается и становится единосущным человечеству через Богородицу, земную женщину.
В романе «Преступление и наказание» Соня (София с греческого «мудрость») живёт у портного Капернаумова. Это имя не однажды встречается в романе. В Евангелии имя Капернаум выступает в связи с тремя фактами: милосердное исцеление и прощение грехов, осияние светом истины Божией и попрание гордыни; сюда же привходят и слова о воскресении. Но это не сознаётся, не ощущается до времени ни самим Раскольниковым, ни читателем.
В «Преступлении и наказании», написанном ранее «Идиота», мы также встречаем упоминание лошади: Раскольникову снится сон об убийстве лошадки. Он будто отождествляет себя с убивавшими, но дрожит при этом так, как будто все удары, обрушившиеся на несчастную лошадёнку, задели его. Вполне возможно, что и «лошадёнка», и её истязатель Миколка – это и есть дух самого Раскольникова, своевольный и дерзкий, который пытается принудить его натуру, его плоть сделать то, чего она не может, что ей претит, против чего она восстаёт.
Раскольникову снятся и другие страшные сны: мир, гибнущий от «моровой язвы», каторжные сны. Это всё саморазоблачение его идеи, его самообман, чувство личной вины.
Достоевский часто пишет о детях: Нелли в «Униженных и оскорблённых», Коля Красоткин и Илюша Снегирёв в «Братьях Карамазовых», дети в «Идиоте». Дети его очень похожи на взрослых, а взрослые похожи на детей. Они почти одинаково страдают, любят, совершают жестокие поступки и раскаиваются.
Таким образом, у Достоевского совокупность символических деталей создаёт весь смысловой объём текста. Значимо всё: каждое слово, жест, имена и фамилии. Доступный для прочтения лишь из сюжета смысл произведений Достоевского или простоват, или нелеп. Ибо он не там, не в сюжете заключён. Говорить о символике произведений Достоевского можно бесконечно, к сожалению, мы ограничены рамками данной работы.
3.ВЛИЯНИЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО НА СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ РУССКОГО СИМВОЛИЗМА
«Под именем символизма и декадентства разумеется новый род не столько поэзии, сколько стихотворческого искусства, чрезвычайно резко отделяющийся по форме и содержанию от всех когда-либо возникавших видов литературного творчества. Он с чрезвычайной быстротой распространился во всех странах образованного мира, очевидно всюду находя для себя хорошо подготовленную почву, какие-то общие предрасполагающие условия»1.
На рубеже ХХ века символисты провозгласили Достоевского выдающимся писателем, глубоким мыслителем и своеобразным художником. Однако их точка зрения впоследствии неоднократно оспаривалась. «Обращаясь к Достоевскому, символисты стремились прежде всего к тому, чтобы укрепить его именем авторитет своих собственных идеологических позиций, своё наполненное мистическим идеализмом мировоззрение и возникшую на его основе теорию искусства, в существе своём религиозную»2. Отсюда вытекает и то, что символисты делали акцент на склонности Достоевского к мистическим пророчествам, объявляли его не только предтечей символизма, но и его крупнейшим представителем. У нас нет причин отрицать такую точку зрения на Достоевского, однако он не мог быть представителем этого течения в литературе, к тому моменту оно ещё не оформилось как искусство. Он был символистом по природе своей. Естественно, Достоевский не мог не оказать в какой-то мере влияния на символистов, как и на всех остальных представителей искусства. Что касается «пророчеств» писателя, то, вполне вероятно, он сам и не предполагал, как будут развиваться события в России и в мире. Но, возможно, интуитивно и логически Достоевский смог обрисовать в общих чертах будущее. А символистам стоит отдать дань в том, что они сделали ряд наблюдений и выявили в творчестве великого писателя данные тенденции.
Первым Достоевского объявил провозвестником нового, религиозного искусства Вл. Соловьёв, который поставил его в один ряд с Толстым и Гончаровым. Признавал это и Д.С. Мережковский.
Посмотрим, какое влияние оказал Достоевский на символистов при помощи конкретных примеров.
3.1 Д.С. МЕРЕЖКОВСКИЙ
Мережковский Дмитрий Сергеевич (2 /14/ августа 1866 – 9 декабря 1941) – поэт, романист, критик и публицист, родился в Петербурге. Отец его занимал видное место в дворцовом ведомстве. Мережковский окончил историко-филологический факультет Петербургского университета. Был женат на известной поэтессе-модернистке З.Н. Гиппиус.
Первый сборник стихотворений Мережковского увидел свет в 1888 году. В начале своей литературной деятельности Мережковский сделал много переводов с греческого и латинского языков (трагедии Эсхила, Софокла и Еврипида). Очень рано Мережковский выступает и в качестве критика (этюды о Пушкине, Достоевском, Гончарове, Майкове, Короленко, Плинии, Кальдероне, Сервантесе, Ибсене, французских неоромантиках). Часть этих этюдов войдёт затем в сборник «Вечные Спутники». В 1893 году издана книга «О причинах упадка современной русской литературы», основным содержанием которой стало символистское миросозерцание и утверждение «мистического» искусства в противовес реалистической литературе 80-х гг. XIX века.
Крупнейшей из критических работ Мережковского мы можем назвать его исследование «Л. Толстой и Достоевский» (1901-1902). Из других критико-публицистических и религиозных работ вышли отдельно: «Гоголь и Чёрт» (1906), «Грядущий Хам» (1906), «В тихом омуте» (1908), «Не мир, но меч» (1908), «Больная Россия» (1910), «Две тайны русской поэзии. Тютчев и Некрасов» (1915), «Завет Белинского» (1915), «Было и будет. Дневник» (1915).
В 1895 году в журнале «Северный Вестник» состоялся дебют исторического романа Мережковского «Отверженным», составляющий первую часть трилогии «Христос и Антихрист» (1895-1905). Вторая часть романа «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи» появилась в 1902 году, третья – «Антихрист. Пётр и Алексей» – в 1905 году. Три части книги объединены мистической идеей о вечной борьбе христианства и язычества.
В 1913 году издан роман «Александр I».
В 1920 Мережковский и Гиппиус эмигрировали в Париж. Там он писал романы, религиозно-философские эссе, стихи и статьи: «Тайна трёх. Египет и Вавилон» (1925), «Рождение богов. Тутанхамон на Крите» (1925), «Мессия» (1928), «Наполеон» (1929), «Тайна Запада. Атлантида – Европа» (1930), «Паскаль» (1931), «Иисус Неизвестный» (1932), «Павел и Августин» (1936), «Святой Франциск Ассизский»(1938), «Жанна д’Арк и Третье Царство Духа» (1938), «Данте» (1939), «Кальвин» (1941), «Лютер» (1941). Умер Мережковский в 1941 году.
Мережковский, как и многие другие символисты, в определённой мере воспитывался на романах Ф.М. Достоевского. В начале 1900-х годов он, изжив полосу ницшеанства, становится последователем «богоискательства» и «неохристианства». Вместе с Гиппиус становится инициатором знаменитых Религиозно-философских собраний, ставших местом встречи светской интеллигенции и духовенства (Розанов, Минский, Философов и др.). Они выпускали журнал «Новый Путь». Темами собраний были: роль христианства в обществе, задачи христианства, религия и культура, возможность дальнейшей эволюции христианства и т.п. По афористичному определению самого Мережковского, речь шла о «единстве двух бездн» – «бездны духа» и «бездны плоти». Таким образом, Мережковский и другие участники собраний пытались осуществить модернизацию христианства. Недаром это течение получило название течения «нового религиозного сознания».
По мысли Мережковского, между духом и плотью образовалась непреодолимая пропасть. Мыслителей «нового религиозного сознания» это не устраивало, они считали, что плоть так же священна, как и дух.
В конечном итоге в 1903 году собрание прекратило свою работу по настоянию церковной цензуры, для которой подобные идеи были абсолютно неприемлемы. Но мысль о необходимости «обновления» христианства обрела многих сторонников среди светской интеллигенции (даже в марксистской среде появились «богоискатели» и «богостроители», резкую отповедь которым дал в своих статьях Ленин).
Именно в этот период Мережковским было написано исследование «Л. Толстой и Достоевский», которое стало одним из самых оригинальных явлений русской критики. Мережковский тонко анализирует сущность художественной манеры Толстого, которого характеризует как ясновидца плоти, в противоположность ясновидцу духа – Достоевскому. В нём, как и в других своих произведениях, Мережковский пытался обосновать новое религиозное миросозерцание.
Отличительной чертой творчества Мережковского явилось преобладание надуманности над непосредственным чувством. Считается, что менее всего Мережковский интересен как поэт. Стих его изящен, но образности и
одушевления в нём мало. Он стремится назидать и учить, пишет о значении любви к ближнему («Сакья-Муни»), прославляет готовность страдать за убеждения («Аввакум»). Поэма «Вера» – одно из произведений первого периода творчества Мережковского, которое пользовалось успехом благодаря описаниям живых картин духовной жизни молодёжи начала 1880-х годов.
Наиболее ярко творчество Мережковского отражено в его стихотворении «Поэту»:
Не презирай людей! Безжалостной и гневной
Насмешкой не клейми их горестей и нужд,
Сознав могущество заботы повседневной,
Их страха и надежд не оставайся чужд.
Как друг, не как судья неумолимо-строгий,
Войди в толпу людей и оглянись вокруг,
Пойми ты говор их, и смутный гул тревоги,
И стон подавленный невыразимых мук.
Сочувствуй горячо их радостям и бедам,
Узнай и полюби простой и тёмный люд,
Внимай без гордости их будничным беседам
И, как святыню, чти их незаметный труд.
Сквозь мутную волну житейского потока
Жемчужины на дне ты различишь тогда…
Мережковский утверждал в новом искусстве три главных элемента: «мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности». Индивидуальное, личное переживание, по мнению Мережковского, только тогда ценно, когда оно дополнено не просто привычкой или самой острой плотской страстью, а чувством единения двоих в любви – настоящей, подлинной любви. А за тайной любви человеку должна открыться тайна новой общности людей, объединённых какими-то общими устремлениями. Самой удобной опорой для этого становится религия, поскольку люди связаны общей верой («religio» в переводе с латинского означает «связь с богом», «соединение»; у Августина Аврелия «religio» – «связываю развязанное», «воссоединяю»; религия – «это способ или совокупность способов достижения человеком Бога, смертным – бессмертного, временным – вечного»1).
Поэтому Мережковский посредством своего творчества стремился доказать, что вся история человечества основана на повторяющемся из века в век противоборстве Христа и Антихриста, лишь воплощающихся в исторические фигуры. Для того чтобы спасти общество, русской интеллигенции необходимо было, по его мнению, преодолеть атеизм: «Хама грядущего победит лишь Грядущий Христос»2. Интересно, что одной из главных особенностей русского народа Мережковский считал искание Бога (по его мнению, выражение «народ-богоносец» не отражало истинного положения дел, правильнее было бы говорить про русских «народ-богоискатель»). Хамство в понимании Мережковского – синоним бездуховности (материализма, позитивизма, мещанства, атеизма): «Одного бойтесь – рабства худшего из всех возможных рабств – мещанства и худшего из всех мещанств – хамства, ибо воцарившийся раб и есть хам, а воцарившийся хам и есть чёрт, – уже не старый, фантастический, а новый, реальный чёрт, действительно страшный, страшнее, чем его малюют, – грядущий Князь мира сего, Грядущий Хам»1.
Широко задумана трилогия Мережковского, долженствующая изобразить борьбу Христа и Антихриста во всемирной истории, которую он писал в течение десяти лет. Это было изложение его мировоззренческого кредо в беллетристической форме исторических романов. Надо отметить, что вторая и третья части трилогии – не вполне художественные произведения: не меньше половины занимают выписки из подлинных документов и дневников. Однако «Воскресшие Боги» представляют одну из интереснейших книг по Ренессансу, что признано даже в богатой западноевропейской литературе.
Антихрист Мережковским понимался как Зверь, который сидит в человеке (например, в Петре I и даже в царевиче Алексее) или народе, и потому он полон апокалиптических предчувствий. Но в отличие от Соловьёва, Мережковский видел различные возможности исторического развития. Как древний мир спасся благодаря пришествию Христа, так и современное человечество может спастись «мистической революцией», предвестниками которой являются революции политические и социальные. Мережковский верил, что несовершенное христианство, и есть та духовная сила, которая поможет вновь избегнуть мировой катастрофы. В связи с этим он выделял три основные исторические эпохи: эпоха Ветхого Завета, Нового и Грядущая (на её этапе осуществится синтез религии и культуры).
Творчество Мережковского в Париже было плодотворным, его выдвигали на Нобелевскую премию, в его квартире каждое воскресенье (вплоть до 1940 года) собиралось «общество», на базе которого возник литературно-философский кружок «Зелёная лампа».
Большой интерес вызывает его ранняя эмигрантская работа «Царство Антихриста» с подзаголовком «Большевизм, Европа и Россия», вышедшая в Германии в 1921 году. В этой работе Мережковский показал связанность судеб России и Европы предупреждал, что «болезнь» большевизма захлестнёт и западный мир.
В 1941 году Мережковский выступил по радио с речью, после которой его стали обвинять в сотрудничестве с фашистами, он оказался в полной изоляции. По-видимому, Дмитрий Сергеевич недооценивал опасности фашизма.
Таким образом, Дмитрий Сергеевич Мережковский был признанным представителем символизма, он часто обращался к творческому наследию Ф.М. Достоевского, но его анархическая утопия свободы, любви и красоты не осуществилась в действительности. У него практически не было последователей. Тем не менее, без фигуры Мережковского картина философско-исторической мысли русского зарубежья стала бы неполной.
3.2 Л. АНДРЕЕВ
Леонид Николаевич Андреев (9 /21/ августа 1871 – 12 сентября 1919) родился в Орле. Его отец, Николай Иванович, был сыном предводителя дворянства и крепостной девушки; мать, Анастасия Николаевна, происходила из семьи разорившегося польского помещика (у неё была страсть к выдумкам: в рассказах её отделить быль от небылицы не мог никто).
Андреев учился в Орловской классической гимназии, где и открылся его дар слова: списывая задачки у друзей, он взамен писал за них сочинения, с увлечением варьируя манеры. Но в гимназические годы Андреев всерьёз о писательстве не думал, а занимался только рисованием. Уже будучи известным писателем, Андреев не раз сокрушался о неразвитом своём таланте художника.
Андреев всегда очень много читал, главным образом, беллетристику. Большое влияние на него оказали произведения Л. Толстого, Гартмана и Шопенгауэра.
Окончив гимназию, Андреев поступил на юридический факультет Петербургского университета. К этому времени материальное положение семьи чрезвычайно ухудшилось. Андрееву приходилось даже голодать (этой теме посвящён его первый рассказ – «о голодном студенте»).
Литературный дебют Леонида Андреева состоялся в 1892 году, когда его рассказ «В холоде и золоте» был опубликован в журнале «Звезда».
В 1893 году Андреев был исключён из Петербургского университета за неуплату, перевёлся на юридический факультет Московского университета. Андреев-студент давал уроки, составлял объявления о работе московских музеев для газеты «Русское слово», склонности к политической активности Андреев не проявлял, однако отношения с орловским землячеством поддерживал (за что попал под надзор полиции), высмеивал «реформистов», изучавших и пропагандировавших Маркса.
Чтение философских книг ещё больше удаляло Андреева от злобы дня. Он зачитывался сочинениями Ницше, смерть которого в 1900 году воспринял почти как личную утрату.
В мае 1897 года Л. Андреев успешно сдал государственные экзамены в университете и устроился помощником присяжного поверенного при московском адвокате Я.В. Ливенсоне Московского судебного округа, выступал защитником в суде до 1902 года и относился к этой деятельности весьма серьёзно. Затем ему предложили место судебного репортёра в газете «Московский вестник». Через два месяца, 6 ноября 1897 года, Андреев стал работать в газете «Курьер», где печатает свои фельетоны и рассказы.
По просьбе редакции Андреев пишет пасхальный рассказ «Бергамот и Гараська» (1898), который обратил на него внимание Максима Горького. Другие рассказы Андреева, написанные в 1898-1899 гг.: «Из жизни штабс-капитана Каблукова», «Защита», «Алёша-дурачок», «Что видела галка» (из рождественских мотивов), «Петька на даче», «Ангелочек», «Большой шлем», «У окна», «В Сабурове» и др.
При содействии Максима Горького в 1901 году в петербургском издательстве «Знание» вышел первый том рассказов Леонида Андреева (в него вошли «Маленький ангел», «Большой шлем», «Ложь», «Молчание», «Жили-были», «Смех», «Стена»).
В 1902 году венчание Андреева с А.М. Велигорской – внучатой племянницей Т.Г. Шевченко. В этом году написаны рассказы: «Иностранец», «В тумане», «Бездна», «Весной», «Предстояла кража».
В январе 1903 года Леонид Андреев стал членом Общества любителей российской словесности (ОЛРС) при Московском университете.
В 1905 году писатель был арестован за то, что предоставил свою квартиру для нелегального заседания членов ЦК РСДРП (освобождён 25 февраля под залог, внесённый С.Т. Морозовым, оставаясь под негласным надзором полиции). В том же году Андреев написал рассказ «Губернатор» (отклик на убийство в Москве эсером П.И. Каляевым московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича), уезжает в Петербург, а затем в Германию (где от родов умерла его жена) и на Капри (Италия) к М. Горькому.
К этому времени относится большая часть его рассказов, в том числе «Бездна», «Мысль», «В тумане», повесть «Жизнь Василия Фивейского». Отвращение к ужасам русско-японской войны 1904-1905 гг. отразилось в новелле «Красный смех». Пишет первую пьесу «К звёздам» (1905), вплоть до 1917 он издавал не меньше одной пьесы в год. В 1907 году написан рассказ «Иуда Искариот».
В 1908 поселился в собственном доме в финской деревне Ваммельсу, бывая в Москве лишь наездами в связи с постановкой пьесы «Жизнь человека» в Московском Художественном театре (1907), пьесы «Дни нашей жизни» петербургским Новым театром в Москве и трагедии «Анатэма» в МХТ (1909). В том же году в знак протеста против правительственных репрессий публично отказался участвовать в торжествах по случаю открытия в Москве памятника Н.В. Гоголю. Принял участие в мероприятиях памяти А.П. Чехова в МХТ и побывал на премьере своей пьесы «Анфиса» в театре К.Н. Незлобина (1910), пьесы «Тот, кто получает пощёчины» в московском Драматическом театре и пьес «Gaudeamus» и «Дни нашей жизни» в театре Корша (1915).
В декабре 1917 после получения Финляндией самостоятельности Андреев оказался в эмиграции, где и начал писать свой последний роман-памфлет «Дневник Сатаны», но он так и остался незаконченным, опубликован в 1921 году.
Умер Леонид Андреев 12 сентября 1919 года (в 1956 году был перезахоронен в Ленинграде).
По словам И.Ф. Анненского, Леонид Андреев принадлежит к поколению, воспитанному на Достоевском. Его привлекала бездна души великого писателя и его романы, написанные после «Бесов».
Стиль и описания Леонида Андреева зачастую кажутся экзотическими. Искусство сцены, опыт работы журналистом оказали большое влияние на его манеру письма. «Мало у кого из отечественных писателей мы наблюдаем настолько резкие различия между прозой и драматургией. Противоречивость Андреева, нервность и неровность его почерка, отсутствие этической и эстетической целостности отмечали едва ли не все исследователи, но далеко не все обращали внимание на то, как трудно, с какими натяжками разделяется его творчество на определённые периоды – значительно более сложно, чем у многих его современников»1.
Поэтому, к примеру, Иуда и Сатана Андреева предстают перед нами в виде близких нам по духу современников, в которых мы угадываем души романтичные и мечтательные. Возможно, в этом Андреев последователь Достоевского: в его героях читатель может увидеть себя. Однако у Достоевского герои выражены более реалистично и менее абстрактно.
С 1905 по 1916 год, на этапе бурных политических событий и смены общественных настроений, Андреев написал 28 пьес. Именно в этот период и сложилась доминанта личности писателя, определившая характер его творческих поисков: «двойственность, осложнённая фатально-трагическим мировосприятием», космические фантазии, «мещанский надрыв» и «дворянская строгая регламентированность», надмирное и реальное одновременно.
Сюжеты Андреев почти не выдумывал, он наблюдал их в повседневной реальности, брал из неё: растаявший ангелочек, ницшеанец Сергей Петрович, загадочное самоубийство дочери священника («Молчание»), купец Кошеверов и дьякон Сперанский («Жили-были»). Казалось бы заурядные герои Андреева начинают прозревать царящую в мире несправедливость, и в их душах совершается сложная и мучительная работа мысли.
Каждое новое произведение Андреева указывает на всё большую обособленность от всех существовавших тогда литературных течений. Он не примкнул, как ни странно, к мистическо-религиозному и модернистскому кружку Мережковского, Гиппиус, Брюсова, Бальмонта, Сологуба и пр. Он находился в среде представителей общества «Знание», возможно, в результате дружбы своей с Максимом Горьким. Быть может, он был настолько самобытен, что его не интересовали всякого рода общества.
Следует отметить, что, в отличие от упоминаемых уже в этой работе Ф.М. Достоевского и символистов, Леонид Андреев рос и воспитывался в провинции, вдалеке от столичной суеты, а потому был более близок к природе, которая действовала на него в какой-то мере успокоительно; провинциальная жизнь отличается более бытовым характером, но и большим количеством суеверий, закрадывающихся с детства в душу. Отсюда и происходит двойственность сочинений Андреева. Его считали и реалистом, и символистом. В действительности он был одинок и несколько абсурден в своей потере веры в бога.
Эта утрата веры явно прозвучит в «Жизни Василия Фивейского», одном из лучших андреевских произведений. Древний сюжет Книги Иова переосмысливается в этой повести в духе новейшего, индивидуалистического бунтарства. Не вера и смирение, а гордыня позволяет отцу Василию пережить несчастья: смерть сына, рождение другого сына-идиота, пьянство жены и её гибель в пожаре. Ритуалы церковной службы, а за ними и вся жизнь представляются ему казнью, «где палачами являются все: и бесстрастное небо, и оторопелый, бессмысленно хохочущий народ, и собственная беспощадная мысль».
«Жизнь Василия Фивейского» была высоко оценена критикой.
Главной темой творчества Леонида Андреева становится тема одиночества, на которое человек обречён с самого рождения.
Повесть «Красный смех» была написана во время русско-японской войны. Именно она дала повод причислить Андреева к экспрессионистам, которые приблизительно в то же время заявили о себе в Германии. В своём рассказе писатель хотел сказать, что «земля сошла с ума», что она стала походить на голову, «с которой содрали кожу», что она кричит и одновременно смеётся – это и есть «красный смех». Возможно, Андреев преувеличивает происходящее, однако душа его мечется, осознавая весь этот земной абсурд.
Вернёмся на некоторое время к повести «Иуда Искариот». Образ Иуды сложен. Он складывается из его стремлений вверх, вслед за Христом, поскольку он ненавидит и презирает мир и людей. Иуда страдает от своего предательства, а потому хочет положить ему под ноги недостойный его мир. Образ Иуды парадоксален и внушает противоречивые чувства: это одновременно циничный самовлюблённый интриган и гордый, смелый борец с «неизбывной человеческой глупостью»; гнусный предатель лучшего из людей и единственный среди всех учеников, искренне и самоотверженно его любящий.
На наш взгляд, развитием образа Иуды становится образ Сатаны, который решил вочеловечиться. Он принял вид американского миллиардера Вандергуда, ведёт земную жизнь, а также – дневник, несколько скучный. Сатана путешествует по Риму и попадает на виллу некоего Магнуса, где влюбляется в Марию, неописуемо красивую, удивительно похожую на Мадонну. Она – дочь Магнуса. Однажды Магнус раскрывает Сатане свои планы: изобрести динамит, но особый, чтобы он имел «волю, сознание и глаза». Таким динамитом может стать человек, которому надо пообещать чудо, и он взорвётся и взорвёт мир. Когда же Сатана открывает Магнусу, что он и есть Сатана, то Магнус только презрительно смеётся.
И опять мы встречаем здесь андреевские мотивы одиночества и несправедливости. Человек перестал бояться даже Сатану, которого высмеял и с лёгкостью обманул. Сатана устарел – в этом чувствуется ницшеанская традиция «Бог умер». Однако не сверхчеловеки приходят на землю, а пустые, лживые, «мёртвые живые». Возможно, «Дневник Сатаны» и отличается своей схематичностью и некоторой вычурностью форм, но он указывает нам на мировой вакуум тёмного одиночества. Как уже говорилось, Леонид Андреев умер, не закончив «Дневник Сатаны».
3.3 НЕКОТОРЫЕ ДРУГИЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ СИМВОЛИЗМА, ИСПЫТАВШИЕ ВЛИЯНИЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО
Вяч. Иванов – поэт, философ, публицист. Родоночальниками символизма он считал Ф.И. Тютчева, А.А. Фета и Вл. Соловьёва. С позиции религиозного символизма Иванов подходил и к творчеству Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого. Он сравнивал Достоевского с «великими трагиками Греции». Вяч. Иванов считал Достоевского «наиболее живым из всех от нас ушедших вождей и богатырей духа»1.
Именно Вяч. Иванову принадлежит такое определение, как «реалистический символизм», также он наиболее полно разработал концепцию «символического реализма» применительно к Достоевскому в своих работах: «Экскурс: основной миф в романе «Бесы» и «Достоевский: трагедия – миф – мистика».
Итак, Вяч. Иванов различает символизм реалистический (в философском смысле) и символизм субъективный. Под последним он понимает современное ему декадентство, провозглашающее «своё полное презрение ко всему, что почитается объективной реальностью». Реалистический же символизм «признаёт символом всякую реальность, рассматриваемую в её сопряжении с высшей реальностью», то есть более реальной в ряду реального.
Точка зрения Иванова интересна тем, что в основе романов Достоевского он видел – мифы (в которых время в некотором смысле остановлено). В «Бесах» Николай Ставрогин представляется Иванову неким Иваном-царевичем, поскольку всякий к нему приближающийся, испытывает его необычайное, нечеловеческое обаяние. Он «посвящает Шатова и Кириллова в начальные мистерии русского мессианизма», он беседует с Сатаной, «явно ему предаётся», «отдаёт ему своё «я», обещанное Христу, и оказывается опустошённым» до физического уничтожения личности в живом теле.
Основной миф в «Преступлении и наказании» представлен «ядром Эсхиловой трагедии: «восстание мятежной гордыни человека против исконных святых законов Матери-Земли; роковое безумие преступника; гнев Земли за пролитую кровь, обрядовое очищение убийцы целованием Земли перед народом, собравшимся вершить суд над преступником, гонимым Эриниями душевного ужаса (но ещё не христиански кающимся), признание правого пути через страдание»2.
В «Идиоте»: «Небесный Посланец должен освободить Душу мира, лежащую в цепях злых чар; его ждёт и нисшедшая для спасения мира («Красота спасёт мир»), но потом, как Ахамот гностиков, попавшая в плен матери и осквернённая Красота, сама Вечная Женственность, выявленная в романе в символическом образе Настасьи Филипповны»3.
Вкратце перечислим произведения Вяч. Иванова: первая книга, в которую вошли дионисийские стихи поэта, «Кормчие звёзды» (1903), «Прозрачность» (1904), книга стихов «Эрос» (1907), «Cor ardens» (1911-1912; в книге отражены таинственные основы жизни, в неё вошли стихи, посвящённые памяти Зиновьевой-Аннибал), сборник «Нежная тайна» (1912), «Борозды и межи» (1916), «Родное и вселенское» (1917).
Владимир Соловьёв – русский философ, поэт, публицист, литературный критик, переводчик. Он оказал большое влияние на русскую религиозно-философскую мысль и поэзию символистов, а учение самого Соловьёва является своеобразным синтезом отдельных идей и образов западноевропейского христианства, философии платоников и мистиков, некоторых восточных учений, а также идеалов, предложенных Ф.М. Достоевским. Соловьёв верил в спасительную миссию Красоты, которая вместе с Истиной и Добром является залогом грядущего «положительного всеединства» – того идеального христиански-нравственного состояния человечества, когда разъединённость исчезнет на всех уровнях сознания и бытия. Образом такого космического всеединства, к которому должен прийти мир, стала Вечная Женственность – ей посвящено знаменитое учение Соловьёва о Софии, премудрости Божьей.
Среди его трудов: «Византизм и Россия» (1896), «Еврейство и христианский вопрос» (1884), «Жизненная драма Платона» (1898), «Тайна прогресса» (1895), «Три речи в память Достоевского» (1881).
Именно Вл. Соловьёв, как уже говорилось, первым назвал Достоевского провозвестником нового, религиозного искусства.
С наступлением 1905 года, спустя тридцать пять лет после написания романа «Бесы», началась эпоха интерпретаций романа: литературно-общественная мысль силилась уловить связь реалий исторической действительности с изобличённой и осуждённой писателем «бесовщиной». Новый этап революционного движения в России давал основания видеть в романе Достоевского концепции универсального характера (В.В. Розанов, Д.С. Мережковский, Л. Шестов, А. Волынский, Н. Бердяев открыли в Достоевском «вечное»).
Роман одного из крупнейших представителей символизма Андрея Белого «Петербург» о революции 1905 года испытал на себе сильное влияние Достоевского. Его даже называли прямым продолжением романа «Бесы» (С.Н. Булгаков). Однако у каждого из этих писателей – собственный неповторимый творческий путь. Сопоставление «Петербурга» с «Бесами» как в аспекте действующих лиц, так и их реальных прообразов даёт богатый материал для осмысления тенденции, о которой предупреждал Достоевский. Очевидно: революционеры Андрея Белого, объединённые уже не в самодеятельные и доморощенные ячейки-пятёрки, а в мощную боевую организацию, заметно продвинулись по пути воплощения идей «Катехизиса».
Впрочем, об Андрее Белом, как в своё время о Достоевском в связи с нечаевской историей, было сказано высокомерно и безапелляционно: революции 1905 года он «не понял».
И тем не менее в чём-то Достоевский и Андрей Белый созвучны, а уж влияние первого на последнего отрицать не приходится: «Я попадаю на линию Шопенгауэр – Вагнер – Ницше (по линии преодоления пессимизма в индивидуалистический символизм); я, поклонник Ибсена, Достоевского, – трагик; меня несёт к темам «Происхожденья трагедии» Ницше; но мой «апокалипсизм» заставляет меня брать проблему трагедии личности шире; она – симптом общего кризиca; но этот же кризис есть симптом наступления новой эры, следующей за ним: «Ce творю всё новое». Я брежу старцем Зосимой и князем Мышкиным; в классической линии трагического миросозерцания тесно мне, потому что моя проблема – проблема антиномии между субъективистическим символизмом и религиозным»1.
С большим почтением к Достоевскому относился и В.В. Розанов, посвятивший ему не одну главу своих сочинений. Он говорит о Достоевском как о человеке большой «умственной силы, безупречной искренности, могучего таланта»: «Возьмите странные порывы Свидригайлова; смешайте с ними философию Ивана Карамазова, да и всю карамазовщину, с беспутно-добрым Митей и «святым» Алёшей, который, однако, всё это (карамазовское) в высшей степени понимает; не обегайте даже Фёдора Павловича, помня комментарий из Записной книжки Достоевского: «Мы все – Фёдоры Павловичи», то есть немножко «по образу его, по подобию его». Подложите в букет, с её неслышной походкой, Грушеньку. Получится большой воз – сена. Теперь положите всё это под пресс огромного давления и сплющите в тонину почтового листа: то ужасное напряжение страстей, какое получится, – вдруг заструится тихим светом всего Востока. Тут – и Дамаск, и «дщери Сиона», и «тельцы в Вефиле», которых поставил Иероваам, и весь высокий полёт Библии. Но и обратно: вот почему «ворох» Достоевского попахивает библейским, и он сам – «во пророцех» Запада»2.
Розанов часто прибегает к цитированию произведений Достоевского, особенно «Братьев Карамазовых» в своих философских размышлениях и исторических очерках. Очень много Розанов рассуждает о христианстве и библейских писаниях, о человеке и человечестве. Он называет Достоевского одним из трёх великих мистиков «нашей литературы» (наряду с Гоголем и Толстым), которые изобразили и поняли человека по-новому. И это «суть единственные оригинально религиозные наши писатели».
Розанов вслед за другими символистами признаёт за Достоевским пророческий дар и полагает, что писатель ещё при папе Пии IX предсказал поворот папства: «Папа покинет бессильных королей и обратится к демократии». Далее Розанов продолжает: «При Пии IX, не мечтавшем ни о чём подобном, всё это можно было принять за галлюцинацию романиста. Но умер Достоевский, умер Пий IX, и при Льве XIII галлюцинация русского романиста стала деловою программою папства. Между тем, приведённый пример – совершенно крошечная чёрточка в необозримом составе мыслей Достоевского. Также ему, в пору славы и всемогущества Бисмарка, принадлежит фраза (в «Дневнике писателя»): «Бисмарк отлетит в сторону, как щепка, а Ротшильд и банк – всемирно утвердятся». В самом деле, Ротшильд вот уже потянулся и к бакинской нефти, и к кахетинским виноградникам, а Бисмарк давно умер, покинутый, забытый, чуть не запертый последние годы в клетку... Но это всё, как ни изумительно, – только незаметные блёстки на длинной мантии нашего восточного мудреца...»1
Таким образом, на рубеже ХХ века символисты провозгласили Достоевского выдающимся писателем, глубоким мыслителем и своеобразным художником. Однако их точка зрения впоследствии неоднократно оспаривалась. «Обращаясь к Достоевскому, символисты стремились прежде всего к тому, чтобы укрепить его именем авторитет своих собственных идеологических позиций, своё наполненное мистическим идеализмом мировоззрение и возникшую на его основе теорию искусства, в существе своём религиозную»2. Отсюда вытекает и то, что символисты делали акцент на склонности Достоевского к мистическим пророчествам, объявляли его не только предтечей символизма, но и его крупнейшим представителем. У нас нет причин отрицать такую точку зрения на Достоевского, однако он не мог быть представителем этого течения в литературе, к тому моменту оно ещё не оформилось как искусство. Он был символистом по натуре своей – и этим всё сказано. Естественно, Достоевский не мог не оказать в какой-то мере влияния на символистов, как и на всех остальных представителей искусства. Что касается «пророчеств» писателя, то, вполне вероятно, он сам и не предполагал, как будут развиваться события в России и в мире. Но, возможно, интуитивно и логически Достоевский смог обрисовать в общих чертах будущее. А символистам стоит отдать дань в том, что они сделали ряд наблюдений и выявили в творчестве великого писателя данные тенденции.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Несомненно, Фёдор Михайлович Достоевский был и остаётся великим русским писателем, философом, талантливым публицистом, произведения которого отражают духовные искания личности, его метания между богом и дьяволом, воссоздают реалистическую картину мира второй половины XIX века. И тем не менее в реализм Достоевского закрадываются символы, которые не он выдумал, но в своё время воспринял и соприкоснулся с ними настолько, что они навсегда поселились в его мировоззрении.
В первой главе данной работы дано понятие символизма и сделан небольшой экскурс в историю его становления как литературного течения. Но следует также помнить, что само это направление сформировалось, по-видимому, на основе символического миропонимания некоторых писателей и поэтов, идеи которых были замечены и впоследствии развиты их потомками. В данном случае мы можем говорить о Вл. Соловьёве, В. Брюсове, А. Блоке, А. Белом, Вяч. Иванове, Д.С. Мережковском и в какой-то мере о Леониде Андрееве.
Именно Достоевский стал для вышеперичисленных поэтов, публицистов и писателей отправной точкой их собственного творчества. Человек удивительной судьбы, Достоевский оставил нам свои великие произведения, которые хотя и были написаны в большой спешке, всё же рассказали нам главное. Во второй главе дана классификация упоминаемых писателем символов, а также вкратце рассмотрены некоторые из этих категорий. Следует отметить, что необходимо отдельное изучение романов и других произведений Достоевского для более полного исследования, а затем уже можно делать какие-либо сравнения. К сожалению, рамки данной работы не позволили нам охватить всё творческое наследие писателя, они были ограничены романами «Преступление и наказание», «Бесы», Идиот», «Братья Карамазовы».
В третьей главе рассмотрено влияние идей Достоевского на становление и развитие русского символизма, основными представителями которого стали Д.С. Мережковский (он не только прибегал к цитированию Достоевского, но и посвятил ему своё исследование «Л. Толстой и Достоевский), Вяч. Иванов (предложил теорию мифа и романа-трагедии Достоевского), Вл. Соловьёв, А. Белый (его роман «Петербург» часто сравнивали с «Бесами» Достоевского), В.В. Розанов. Леонид Андреев тоже воспитывался на идеях Достоевского, но уже на его поздних романах. В литературе этот писатель стоит несколько особняком, хотя его сближает с Достоевским его реалистический символизм или символический реализм.
Таким образом, символисты рассматривали искусство как средство постижения запредельных абсолютов. Достоевский был идеалистом, и сокровенная сущность многих явлений, социального и психологического характера, принимала в его сознании религиозно-метафизическое содержание.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Источники
Андреев Л.Н. Дневник Сатаны. – СПб., 1999. – 200 с.
Андреев Л.Н. Рассказы и повести. – М., 1980. – 287 с.
Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30-ти томах / Отв. ред. В.Г. Базанов. – Л., 1972-1976. – (АН СССР. Ин-т рус. лит-ры. Пушкинский дом).
Т. 6: Преступление и наказание. – 423 с.
Т. 7: Преступление и наказание. Рукописные ред. – 416 с.
Т. 8: Идиот. – 511 с.
Т. 9: Идиот. Рукописные ред. – 528 с.
Т. 10: Бесы: Роман в 3х частях. – 519 с.
Т. 11: Бесы. Глава «У Тихона». Рукописные ред. – 415 с.
Т. 12: Бесы. Рукописные ред. Наброски 1870-1872. – 375 с.
Т. 14: Братья Карамазовы: Роман в 4-х частях с эпилогом. Кн. 1-10. – 511 с.
Т. 15: Братья Карамазовы. Кн. 11-12. Эпилог. Рукописные редакции. – 624 с.
Мережковский Д.С. Грядущий Хам // Интеллигенция-Власть-Народ. Русские источники современной социальной философии: Антология. – М., 1992. – 341 с.
Мережковский Д.С. 14 декабря: Роман. Собр. соч. в 4-х томах. – М., 1990. – 672 с.
Мережковский Д.С. Данте. – Томск, 1997. – 288 с.
Исследования
Pascal P. Dosto;evski l’homme et l’oeuvre. – Paris, 1970. – 370 c.
Анненский И.Ф. Вторая книга отражений: Изнанки поэзии. Белый экстаз. Иуда. Гейне Прикованный. Проблема Гамлета. Бранд-Ибсен. Искусство мысли. – СПб., 1909. – 135 с.
Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского; Проблемы поэтики Достоевского. – Киев, 1994. – 508 с.
Белый А. Символизм как миропонимание. – М., 1994. – 528 с.
Бойчук А.Г. Дмитрий Мережковский / Русская лит-ра рубежа веков. 1890-начало 1920-х гг. Кн. 1. – М., 2001. – С. 779-850.
Достоевский и русские писатели. Традиции. Новаторство. Мастерство: Сб. статей. – М., 1971. – 448 с.
Зубков А.Б. История религий: Курс лекций. – М., 1997. – 344 с.
Иванов Вяч. Достоевский и роман-трагедия / Вяч. Иванов. Собр. соч. Т. 4. – Брюссель, 1987. – С. 401-444.
Иванов Вяч. Достоевский. Трагедия-миф-мистика / Вяч. Иванов. Эссе, статьи, переводы. – Брюссель, 1985. – С. 3-106.
Касаткина Т.А. Художественная реальность слова: Онтологичность слова в творчестве Ф.М. Достоевского как основа «реализма в высшем смысле»: Автореф. дис. на соиск. учён. степ. доктора филол. наук. – М., 2002. – 25 с.
Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский. – М., 1995. – 624 с.
Мочульский К.В. Достоевский. Жизнь и творчество / К.В. Мочульский. Гоголь. Соловьёв. Достоевский. – М., 1995. – С. 219-562.
Николюкин А. Феномен Мережковского / Д.С. Мережковский. Pro et contra. Личность и творчество Д. Мережковского в оценке современников: Антология. – СПб., 2001. – С. 7-28.
Розанов В.В. Религия. Философия. Культура. – М., 1992. – 338 с.
Розанов В.В. Трагическое остроумие / Д.С. Мережковский. Pro et contra. Личность и творчество Д. Мережковского в оценке современников: Антология. – СПб., 2001. – С. 105-108.
Тараскина В.Н. Роль Д.С. Мережковского в формировании культуры Серебряного века: Диссерт. на соиск. учён. ст. канд. историч. наук. – Саранск, 2004. – 169 с.
Топоров В. О структуре романа Достоевского в связи с архаичными схемами мифологического мышления / В. Топоров. Миф. Ритуал. Символ. Образ. – М., 1995. – С. 193-258.
Периодика
Бердяев Н. Истина православия // Вестник русского западно-европ. патриаршего экзархата. – 1951. – № 11. – С. 4-11.
Карасёв Л. О символах Достоевского // Вопросы философии. – 1994. – № 10. – С. 80-122.
Касаткина Т.А. «Идиот» и «чудак», синонимия и антономия? // Вопросы литературы. – 2001. – № 2. – С. 90-103.
Клинг О. Серебряный век – через сто лет: «Диффузное состояние» в русской лит-ре начала ХХ в. // Вопросы лит-ры. – 2000. – № 6. – С. 83-112.
Старосельская Н. Драматургия Леонида Андреева: модерн 100 лет спустя // Вопросы литературы. – 2000. – № 6. – С. 125-148.
Справочная литература
Советский энциклопедический словарь. – М., 1981. – 1600с.
Интернет-источники
Бердяев Н.А. Откровение о человеке в творчестве Достоевского // http://www.lib.ru
Бирон В. Храмы и иконы в жизни и творчестве Ф.М. Достоевского (по выставке в музее Ф.М. Достоевского в Санкт-Петербурге) // http://www.rusmysl.ru
Богданов А. Между стеной и бездной: Леонид Андреев и его творчество // http://www.zhelty-dom.narod.ru
Волкогонова О. Религиозный анархизм Д. Мережковского / Философы XIX-XX столетий: Энциклопедия. – М., 1995 // http://www.5ballov.ru