В апреле, по местному обыкновению, женщины разбили во дворе клумбы. Высадили тюльпаны, маргаритки, пионы, ирисы. Воткнули какие-то фруктовые саженцы.
Тюльпаны облюбовали для своих естественных нужд кошки. Возмущалась даже вдова Сенкевич, известная кошачья заступница и покровительницы. Отлавливала вредителей группами и поодиночке, проводила воспитательные беседы:
- Пират, слышишь? Какать в цветочки нельзя, нехорошо! А ты, Шалая, что на меня смотришь? Тебя это в первую очередь касается!
Кошки педагогику не хавали и за пару недель засрали клумбу до состояния выжженной земли.
Уже прижившиеся саженцы сгинули как-то в одну ночь, когда дефицит парковочных мест во дворе совпал с разборками залетных гопников и собачьей свадьбой. Молодые деревца погибли, не сумев противостоять совокупности роковых обстоятельств.
Весну и первые летние месяцы пережила только грядка ирисов и, нечаянно, пион. На жирном черноземе они, после кратковременного бурного цветения, превратились в завидную декоративную ботву и даже по-своему радовали глаз. Соседки без конца холили и лелеяли эту случайно уцелевшую растительность, соревнуясь за право совершить прополку или поливку. Поэтому крик «Ирка в пион упала!» зазвучал истошнее, чем набат.
***
Ирка действительно упала в пион, подмяв под себя весь куст в неловких попытках выбраться. Потерпев поражение, она широко раскинула руки и захрапела.
- Ах, что делается! – заголосили бабы. – Вставай, вставай, шалава проклятая!
Вдова Сенкевич брезгливо пнула перемазанное во влажной земле тело ногой:
- Ирина, не позорьтесь, люди смотрят!
То ли от чувствительного пинка, то ли от непривычного обращения на «вы», Ирка очнулась и попробовала встать. Сначала на корточки, потом – нетвердо – на ноги. Достигнуть вертикального положения ей так и не удалось, тело потеряло равновесие и упало вперед. Теперь уже в ирисы.
Оооох! – и бабы побежали за валидолом. Ирка опять захрапела в ботве.
***
Какое-то время у тела толпился народ. «Трезвая – как человек», «Все цветы загубила», «Вот что водка поганая делает», «О ребенке бы подумала», - раздавались женские причеты. Когда толпа разошлась, из-за гаражей выбрался толстый мальчишка с велосипедом и прокрался к клумбе.
- Мам, а мам…
Ирка не шевелилась.
- Мам, проснись. Мам, ты жива? Мама! – мальчишка бросил велосипед, и тряс пьяную женщину за грудки, не пытаясь остановить слезы.
- Вовка! Вовка! – закричала, свесившись с балкона, Сенкевич, - Веди свою мать домой!
К окнам повысыпали соседки:
- Да где ж ему! Вовка, отца зови! Где отец?
- Пьяный, небось. А бабка? Бабку зови сюда! Бабка хоть трезвая?
- Угу, - уже утерев лицо, Вовка с независимым видом прыгнул на велосипед и рванул за гаражи. Бабы, поохав немного, опять спрятались в квартирах. Из-за гаражей порой раздавались детские крики:
- Вовка, чего сидишь? Там твоя мамка пьяная валяется.
***
В это время Ирка начала проявлять признаки сознательной жизни весьма специфическим образом. Она задрала подол грязного халата, стянула с себя трусы и с негодованием швырнула их в сторону подъездов:
- Тьфу!
Так, раскинув ноги, Ирка лежала в самой проходной части двора. Всякий, кто выруливал из-за угла по тропинке, непременно утыкался взглядом в обнаженные гениталии пьянчужки. Прохожие большей частью отводили глаза, редко кто останавливался, чтобы брезгливо одернуть Иркины одежды. В таких случаях она, оживляясь, протягивала руки и хрипела:
- Ты куда? Хочешь, покажу, хочешь? - и задирала халат еще выше. Какого-то неместного юношу Ирке даже удалось схватить за ногу. То, по-женски взвизгнув, отпрыгнул и матюгнулся.
***
Во дворе пострадавшему пришлось задержаться в ожидании своей пассии. Ирка все это время делала ему знаки и размахивала подолом. Парень краснел, бледнел и лихорадочно перебирал клавиши телефона. В конце концов набрал какой-то номер:
- Привет, у тебя знакомые в ментовке есть? Да, надо бабу одну забрать. Пьяная валяется, с голой мандой. Дети вокруг, люди. Записывай адрес… Счас, красавица, счас за тобой приедут, - смело помахал он Ирке в ответ на очередной призывный хрип.
- Дядя, дяденька! Что вы сделали! Позвоните, чтоб не приезжали! – Вовка как бычок пер из-за сараев, сжав кулаки.
- Ты чего, мальчик? Нечего тут пьяной валяться.
- Дурак, это его мать! – из подъезда, стуча коблучками, выбежала девушка активиста.
- Да кому нужна такая мать?!
- Дурак! Она его любит! Очень. Когда трезвая… Правда, Вова? – присев, девушка по-взрослому принялась утирать слезы ненамного отстающему от нее по возрасту Вовке.
***
Козелок приехал на удивление быстро. Молодые менты, обступив дремлющую Ирку, закурили. Та очнулось и возобновила свои нелепые домогательства. Было принято решение грузить. Ирка рвала на себе платье, отбивалась и сыпала похабщиной.
Когда милицейский козелок выезжал из двора, за ним на велосипеде несся Вовка, пытаясь не отстать от машины.
***
Прошло две недели. Ирина не пьет. Выбирается в город, стараясь миновать наш двор. При встрече – сутулится и прячет глаза. Вовка иногда приходит поиграть с дворовыми ребятами, его не гонят и не дразнят.
Сегодня я видела их обоих на набережной. Держа сына за руку, Ирка тихо-тихо рассказывала ему о красивом городе Москва, в котором когда-то бывала.
- Вот такие дома?
- Вот такие.
- И цветной собор?
- Весь цветной.
- Мам, а давай уедем в Москву!
- Уедем, сынок. Обязательно уедем.
Заметив меня, Ирка крепче стиснула Вовкину ладонь и ускорила шаг.