Посвящается А.П.
Гаврилов стоял у собачьей будки, по привычке уперевшись руками в бока и смотрел на окоченевший труп своего пса. Задумавшись, он в очередной раз вскинул взор к небу. Хотя зачем он так делает — не знал. Ведь в астрономии он совершенно не разбирался. Он даже не знал за что, какие-то нехорошие люди отравили его собаку. Промолчав еще с минуту и потерев лысину, он, сняв с мертвой скотинки ошейник, положил ее в мешок, чтобы закопать в уже подготовленной яме.
Немного погоревав, Фома Гаврилов пустился в долгие мучительные поиски новой собаки. Спустя время, он нашел прекрасного дымчатого щенка с пушистой, как у мыши шерстью и большим лохматым хвостом. И снова все стало на свои места. Счастливый хозяин сидел на подкосившейся лавке возле дома, покуривая сигарету. А у его ног, обутых в зеленые калоши, игрался маленький, счастливый питомец, периодически фыркающий, если дым попадал ему в нос.
Гаврилов был демократ. Потому и маленького щенка он не стал привязывать на цепь, а закрыл его в чулане, где зверушка истошно выла сутки напролет, зато ощущала полную свободу передвижений во тьме чулана.
Прошел месяц, и настало время посадить повзрослевшую дворнягу на цепь для исполнения своего собачьего долга. Но и здесь, дабы не растерять своей демократической сути, Гаврилов подыскал наиболее легкую, но достаточно прочную цепь и несильно натянул ошейник. Заботливо забил дырку в боковой стене будки и постелил там соломы, чтобы холодными осенними ночами собачка не замерзла. Как отмечал для себя внимательный хозяин, на цепи кобель скулил гораздо меньше, чем в чулане — всего неделю. Отсюда он сделал вывод, что держать собак в сырых темных помещениях не следует, - лучше сразу на цепь!
Вроде бы все было нормально, но перестав скулить, собака не гавкнула ни разу за полтора месяца, а лишь добродушно играла с любым прохожим, который подкармливал ее чем мог. А однажды она и вовсе убежала, сняв ошейник через свою маленькую головку. Через день ее привел какой-то мальчик...
Собственно все по-человечески сделал, думал Гаврилов, упершись руками в бока и глядя на еще неостывший труп пса. Главное — быстро, даже пискнуть не успел, рассуждал собаковод Гаврилов, ставя окровавленную лопату к забору и погружая тело пса в дырявый мешок для последующего.
Следующему своему питомцу, Гаврилов долго не мог нарадоваться. Взял он его у Охотника. Это тоже была дворняга: вислоухая и коротконогая, с вытянутым наподобие цилиндра телом. Щенок имел такие же, как и своего нового хозяина выпученные глаза неопределенного цвета и редкие зубы. А после того, как новый питомец впился ему в палец, Гаврилов просто расцвел от счастья. О, говорил он, этот зверек любого порвет! И показывал свой продырявленный орган. Правда было неизвестно, кого должен был рвать будущий пес, потому как кроме него самого и жены, взять было нечего, а оттого и воры у него во дворе не водились.
У нового пса был хороший звонкий голос, но из-за того, что тявкал он практически постоянно, осип, и стал напоминать кашель старого курильщика задыхающегося от табачного дыма. А когда мимо проходили гуси, собака так бесилась, что из ее пасти начинал доноситься какой-то свист. Забрызгивая слюной забор, пес яростно гавкал на все, что передвигалось вокруг, в том числе на мышей и улетающих на юг журавлей...
Стоя возле собачьей будки, Гаврилов привыкал к тишине, и поглаживая себя по лысине смотрел на небо, в котором он ничего не понимал...
Очистив лопату от земли и положив пустой мешок у порога, он вошел в дом и завалился на диван. В телевизоре с утра сидел президент и что-то рассказывал Гаврилову, убедительно глядя ему в глаза. О чем шла речь, он не понимал, потому как понять небо было легче. Хотя ходить на выборы и голосовать Фома любил, потому как только в этот день наряду с Новым годом, он мог смело, с утра, прямо на глазах у жены выпить стакан водки, зная, что ему за это ничего не будет. В стране, где проживал Гаврилов выборы почему-то считались праздником. Он нажал кнопку и на другом канале тоже показывали лицо крупном планом. Правда здесь, вместо овального лица, он увидел совершенно круглую мордашку, с узким разрезом глаз, и как у Гаврилова низким лбом. О чем говорило это лицо Фома также не понимал, по той причине, что не знал корейского. Однако настойчивый голос корреспондента, отчасти чем-то напоминающий лай его последней собаки, разъяснил Гаврилову, что обладатель этого лица жил в столице и ел бродячих псов. И тут же показали разделанных собак: их шкуры, головы и лапы. Одна из собачьих шкур напомнила Фоме о его последней любви — кобеле Тулке. Это был маститый, породистый пес немецкой породы, с огромными лапами, крутыми боками, и пастью такой, что маленькая, круглая голова Гаврилова запросто бы в ней поместилась. Он вздохнул вспоминая, как таскал Тулке дохлых овец с животноводческой фермы, а потом часами мог наблюдать за тем как тот их жрет. Овчарка пропала без вести, никто ее так и не видел. Живодер, подумал Гаврилов про корейца и, нажав кнопку телевизора, уснул, успев принять перед этим грамм пятьсот.
…Утро было холодное. Надев теплое трико с пришитым на его задней части карманом, он схватил пачку сигарет и пошел на улицу, чтобы покурить и подышать гнилым, но отрезвляюще-холодным воздухом поздней осени. И вдруг, Фома оторопел от ужаса. Из тяжелого тумана на него бросилась огромная овчарка и плюхнувшись грязными лапами на плечи заботливо одетые в телогрейку, принялась лизать ему лицо. Это был Тулка. Еще не отрезвевший ото сна и выпитого вечером мозг не мог поверить в это чудо. Счастливый хозяин впустил грязного пса в дом и поставил ему тарелку супа. Тулка отказался от угощения и уставился на хозяина, будто соскучившись по любимым чертам лица хозяина. Ну, рассказывай, - хотелось в этот момент сказать Фоме, но он просто улыбнулся и отвел своего питомца к будке. Вернувшись домой он хлопнул сразу два стакана, не сумев как-то еще обуздать нахлынувшие в тот момент эмоции.
Фому Гаврилова перестали узнавать. Вместо мрачного, опухшего человека, появился счастливый и общительный хозяин Тулки. Его, вечно спешащую коренастую, кривоногую фигуру стали чаще видеть на улице.
Однажды, вернувшись с магазина и войдя в калитку, Фома оторопел. Довольный Тулка виляя хвостом поднял свою окровавленную пасть от полусъеденного трупа какой-то дворняги. Медленно присев на корточки, Фома уставился на него, он никогда не видел и даже подумать не мог, что собака может есть собаку. Он попытался отобрать у Тулки оставшуюся часть этой бедолаги, но псина угрожающе рявкнула. Теперь-то Фома понял, отчего пес не жрал даже кур, которых он таскал ему, воруя у соседей. Гаврилов улыбнулся, он знал, что делать.
Вечером он взял мешок, испачканный засохшей кровью и направился к сестре. У нее ощенилась сука, и женщина не знала, что делать с пятью, теперь уже повзрослевшими щенятами, и давно просила Фому их утопить, тогда он отказался. Но теперь он точно знал, что с ними сделать…
Отгородив вольер за домом он выпустил пушистых зверьков и те тут же принялись играть, драться и повизгивая лезть к Фоме. Он откашлялся и ушел за лопатой. Несколько дней Тулка был просто на небе от счастья, пожирая каждый вечер сахарное мясо щенков. А когда они закончились, Гаврилов решил охотиться на бродячих собак, чтобы не потерять любимого пса.
Как-то вечером Фома возвращался домой волоча подмышкой очередную дворнягу, зажав ей пасть рукой. Пока он шел, перебирая короткими, кривыми ножками по глубокой колее, откуда-то из подсознания, и совершенно не вовремя, у него выскочил образ корейца из телевизора. И вот теперь он оказался почти в такой же ситуации...
Гаврилов отпустил дворнягу перед самым входом, где в предвкушении жертвы счастливый Тулка прыгал выше головы. Он подошел к питомцу и прикрикнул, что, мол, все, больше не будет, и хлопнул кобеля по голове...
Фома даже не успел сообразить, как звякнул гвоздь, которым была прибита цепь к забору, и через секунду разъяренная овчарка уже сидела на нем, пытаясь вцепиться в горло. Вскричав от ужаса, Гаврилов, что было сил ударил собаку, и пока та отскочила в сторону, он на четвереньках устремился в дом. Но Тулка скоро настиг своего хозяина прокусив мощными челюстями руку, потом плечо, голову, и уже пытался добраться до горла.
К счастью, мимо дома шел Охотник. Он был очень уважаемый, а также являлся членом «Общества защиты животных». Говорили, что даже сам начальник этого общества приезжал к нему поохотиться!
Быстро сообразив, он достал два патрона и перезарядив свое ружье — выстрелил. Второго раза не понадобилось, поразительная меткость и твердая рука дали о себе знать. Тяжело выдохнув, Гаврилов с пробитой головой замертво рухнул на землю. Фи-фу, фи-фу! - позвал свистом Охотник Тулку. Пес немедленно отозвался и спрыгнув с трупа Гаврилова в три прыжка оказался возле него. Потрепав овчарку по холке, они вдвоем исчезли в ночном полумраке...
...С криком, Фома вскочил с дивана, вытирая с лица обильный пот. «Что такое!?» Испуганно воскликнула жена. «Кажется, ко мне Дух Собак приходил, - опершись рукой на стену ответил Фома. «Тьфу ты, алкаш, пить меньше надо!» - рявкнула жена и снова уснула. Фоме однажды приснился кошмар когда куры, за то, что он таскал их яйца выклевали ему глаза. От того к своим кошмарам он относился очень набожно.
Фома Гаврилов посмотрел на часы — седьмой час утра. Он вытащил из пепельницы недокуренную вечером сигарету и пошел освежиться на воздух. Казалось, что тяжелый туман окутывал не только всю землю, но даже и небо в котором он ничего не понимал. Стоя на пороге и раздумывая о пережитом, Фома как-то невольно поймал на себе взгляд.
Это был взгляд огромной овчарки, половина тела которой утопала в тумане. Свесив язык из пасти, Тулка радостно смотрел на хозяина. Фома закричал и вбежал в дом.
Рыдая, он медленно сползал по двери, чувствуя как отчаянно бросается в нее пес, желая увидеть своего любимого хозяина...