Калейдоскоп.
N. нагнулся, чтобы лучше разглядеть, на что наступил. На земле лежала длинная трубка, вроде подзорной трубы. Он взял ее в руки, чтобы рассмотреть: корпус был покрыт черной кожей, на боку было два небольших колесика, а с обоих концов в трубу были вставлены стекла. N. приставил трубу к глазу толстым концом, и ахнул: усталые угрюмые лица прохожих вдруг неуловимо изменились и казались рыбьими мордами, покрытыми чешуей. Н. перестал слышать, что они говорят, зато особенно резко видел мимику и жестикуляцию. Шевеля плавниками, прохожие сбивались в стаю у магазина, и изо рта у них выходили пузыри.
В этот момент из подъезда родного дома вышел сосед Иван Петрович. Он показался Н. совсем другим зверем. Приветственно вскинув руку, как хобот, и притопывая копытом, он затрубил: слыхал, рубль опять упал. За доллар теперь тридцать дают. Что делать, что делать, - протрубил Н. в ответ. Сам себе он казался таким же слоном. Потом чуть покрутил одно из двух колесиков, не отрываясь от трубы, и изумился: теперь Н. был гораздо больше и опаснее, а он, Н. был небольшим зайчишкой, или еще кем-то мелким,. под его копытами. Н. чуть развернулся, изменил угол зрения и увидел несколько пушистых рыжих белок: они тащили в нору припасы. Белки были как раз правильного размера, в пропорцию.
Н. посмотрел по сторонам еще минут пять и заскучал. Выходило как в детской игре в ассоциации. Если зверь, то какой. Он подумал, что, может, удастся вытрясти из волшебной трубы что-нибудь другое, и повернул ее другим концом. Теперь все мужики стали бабами, а бабы – наоборот, мужиками. Навстречу ему спешила молодая дама в лисьей шапке, из-под которой видны были курчавые волосы, и приветственно махала рукой.
Я живу в этой трубе, - догадался Н. Но они-то, все остальные, как сюда попадают, засасывает их, что ли? А колесики – это субъект и объект. Левое колесико – субъект, то есть я. Кто я сейчас есть. А правое – объект, то есть он, она, они, на что направлены мои действия и глаза. Покручу левое – меняю субъект, то есть себя. А покручу правое – меняю объект. Только вот что такое субъект без объекта, или, еще хуже, объект без субъекта? Что будет, если из активного субъекта я себя превращу в сугубо пассивный, например, в камень или в воздух? Какие у меня будут объекты? (Тут не к селу не к городу вспомнились лекции по эргативности, которые он слушал в юности, но понял, возможно, не до конца). Однако нет средства лучше эксперимента. Он решил попробовать. Наведя трубу на камень, Н. нажал на колесико «субъект», а потом стал ждать, какие появятся объекты. Ничего не появилось. Н. захотел подсказать трубе, и поймав в поле зрения окно на первом этаже, нажал «объект». Камень немножко попрыгал на месте, как будто с сомнением, а потом приподнялся, со свистом крутанулся в воздухе и влетел в окно, которое, естественно, разбилось. Вон оно как, - протянул Н. А я между прочим, не виноват. Ведь субъект – камень. Тут ему пришло в голову, сколько всего можно наворотить таким образом, правильно выбрав субъект и объект. И начались его похождения с трубой, или, точней, в трубе. А впрочем, с трубой или в трубе – это вопрос точки зрения, так, выбор предлога.
Похождения Н. в трубе.
Н. давно надоел сам себе и прежде всего захотел изменить субъект. Как было бы хорошо, если бы я был не я, - думал он, - а какой- нибудь закоренелый грешник, или злодей. Удалось бы испытать много нового. А то ведь это неинтересно, если ничего запретного просто не хочется. И для начала он решил пройтись по семи смертным грехам: не убий, не укради, не пожелай жены ближнего своего. Что там еще дальше, какие четыре последних греха? Ладно, для начала и этих трех хватит. Он потянулся за трубой и стал вертеть колесико.
Не убий.
Манипулируя колесиком «субъект» Н. сделал себя убийцей. Для этого понадобилось всего лишь поймать в трубу изображение известного убийцы – Н. выбрал рецедивиста «Мосгаз» – о нем как раз опять писали газеты. Так… кого бы теперь убить, - размышлял он. Вообще-то у него были враги, но какие-то неподходящие. На третьем курсе он не с того не с сего нахамил лектору по диамату, и остался в тот семестр без стипендии, а потом и без аспирантуры. Но ведь не убивать же его за это. Вот если бы он оказался следователем КГБ, или, лучше, палачом сталинских застенков… А произошло все это из-за того, что Н. поссорился с девушкой. Даже не поссорился, а просто понял, что она его не любит, и впереди одно сплошное унижение. Унижения, действительно, последовало достаточно. Тоже враг в своем роде. Но для убийства чего-то не хватает. Вот если бы она … Что следовало натворить любимой девушке Н. не решил, и переключился на следующего врага. Н. всегда был в плохих отношениях со своей тещей. Особенно запомнились первые дни знакомства, когда Н., только что войдя в семью, всячески старался поладить с ней. Например, сварил обед. Однако теща обидела Н. , забраковав его обед, и сварила другой, и даже, кажется, сказала что-то по этому поводу. Н. всегда хотелось ей отомстить, но так просто, за обед… Вот если бы она, скажем, пыталась его отравить этим обедом… Каждый из врагов был какой-то хилый, не тянул на жертву убийства. Вот если бы слепить их по двое, по трое. Скажем, тещу и лектора по диамату. К тому же теща, будучи демократкой, всегда терпеть не могла общественно-политические дисциплины и многократно высказывалась по этому поводу, так что это само по себе уже можно считать местью. Гибрид тещи с преподавателем философии передвигался подпрыгивающей походкой (фамилия философа была Воробей). Тут Н. в первый раз пришло в голову, что волшебная труба не различает, возможно, прямых и непрямых значений слова. Теща Воробей не переставая говорила о том, что в новых исторических условиях интеллегенция не должна быть и не имеет права быть аполитичной, а обязана выбрать, с кем она. Новая Россия, по мнению Воробья, нуждалась в том, чтобы мы знали, кого поддерживаем, и делали это с умом.
Гибрид тещи и философа-диаматчика оказался так нелеп, что убивать его вовсе не хотелось. Заповедь не убий нарушить не получилось из-за отсутствия подходящего объекта, и Н. перешел к следующей.
Не укради.
С этим-то у меня получится, - тут Н. был совершенно уверен. Кто же не хотел обладать разными недоступными вещами. Надо только пожелать что-нибудь подходящее, например, яхту или шато во Франции. Н. напрягся, чтобы пожелать яхту, но не получилось. Н. как Н., то есть в качестве себя самого, был довольно равнодушен к материальным ценностям. Проклятое наследие социализма, - вздохнул Н. и задумался, кем бы ему стать таким корыстным. Реальный корыстолюбец не подвернулся, видно, мало их встречалось на его пути. То есть, они встречались, конечно, но корысть у них была какая-то мелкая, неинтересная. Не становиться же, в самом деле, проворовавшимся завскладом. Или мэнээсом, получающим зарплату не за что и потому, в каком-то смысле, обкрадывающем общество. Или деятелем ранних перестроечных времен, разбогатевшим на обналичке государственных фондов. Н. хотелось большего, хотелось воровства в буквальном смысле и он решил стать героем любимого фильма Dirty Rotten Scoundrels в исполнении Майкла Каина. Этот стареющий ловелас жил на деньги влюбленных женщин, которых он исподволь провоцировал жертвовать на нужды мифического освободительного движения. Н. в качестве альфонса Майкла Каина познакомился с красивой молодой дамой и решил ее обокрасть. В буквальном, физическом смысле. Вытащить кошелек из кармана. И заодно нарушить следующую заповедь, не пожелай жены ближнего своего. Но не тут-то было. Когда он лез к ней в карман за кошельком, не получалось желать. И наоборот: желая, он не хотел отвлекаться на кошелек. Так что пришлось разделить субъекты, воришку и прелюбодея. Воришку Н. оставил Майклом Каином, а с прелюбодеем решил разобраться потом. Но с психологической достоверностью все равно были проблемы. Н. обязательно хотелось украсть кошелек из кармана, чтобы прочувствовать процесс до конца, а для крупного альфонса это было бы нетипично и мелко. Пришлось превратить его в банального карманника, которому это по плечу, но возникла проблема с объектом: Н. не мог хотеть кошелек в кармане дамы. То есть в качестве карманника он, конечно, мог его хотеть, но хотеть не хотелось.
Хотелось хотеть что-нибудь знакомое и родное, вроде трех библиотечных дней при полной зарплате или командировок на Черное море за государственный счет. Хотя нельзя сказать, чтобы все это законно принадлежало Н., однако и у других владельцев тайком отнимать не приходилось, и потому воровство это или нет, Н. не мог решить. Подумав, он предположил, что та система воспитания и распределения благ, в которой он вырос, во многих случаях нейтрализует оппозицию между воровством и не воровством. Это звучало солидно и убедительно, и Н. с энтузиазмом перешел к следующей заповеди.
Не пожелай жены ближнего своего.
Чтобы нарушить эту заповедь, главное правильно выбрать объект, - сделал очевидный вывод Н. Из всех известных ему красавиц он остановился на Джулии Робертс. Чтобы желать ее с чувством собственного достоинства, ему захотелось слегка изменить субъект, то есть себя самого: взвесив и поразмыслив, он остановился на типаже высокого блондина с голубыми глазами, рост метр восемьдесят девять. Однако в этом качестве он неожиданно почувствовал в себе столько мужской уверенности, что нашел силы отвергнуть все надуманное и наносное, вроде Джулии, и решил завоевать истинный предмет своих грез – Свету, жену дяди Васи, его соседа по площадке. Это оказалось несложно. Света сразу согласилась пойти с ним в кино. А потом зашла выпить кофе. Увы, оказалось, что им не о чем говорить: Н. интересовался футболом, а Света вязаньем. Исправить это было не сложно: покрутив нужное колесико, Н. создал себе интерес к макраме и шитью, родственный Светиному. Правда, пришлось быть аккуратным, чтобы не перестараться: если бы он стал чересчур женственным и сам осознал это, то мог бы перестать воспринимать ее в качестве sexual object. Но главное, в постели она была застенчива сверх всякой меры, и чтобы ее расшевелить, Н. придумал хитрый трюк. Он решил пожелать другую женщину, и тем вызвать у Светы ревность и ответную страсть. Так ему удастся и дальше желать Свету. Теперь надо было только правильно выбрать другую. И подогнать по ней себя. Но так, чтобы в этом новом видеть не перестать хотеть первоначальный объект Свету. Подумав, Н. остановился на своей бывшей однокласснице Инне: в конце концов, она была, пожалуй, первой женщиной, которую он когда-либо желал, и как прекрасно было бы, если бы эта мечта осуществилась. Он позвонил Инне и встретился с ней. За последние несколько лет она постарела и поблекла, и чтобы завязать с ней роман, чувствовал Н., было бы уместно ему сделать то же самое. Он повертел колесико субъект и прибавил себе семь лет. Посмотрел новым взглядом на объект и ахнул: теперь он не хотел никого желать в принципе. Он отвертел субъектное колесо назад, скинув себе те самые семь лет, и принялся искать новую соперницу Свете. Чтобы далеко не ходить, он решил теперь попытать счастья с дочерью Инны Наташей. Правда, немножко мешал тот факт, что он помнил ее ребенком, но покрутив субъектное колесико, он отбил себе память. Чтобы соответствовать, он сделал себя на десять лет моложе и, как говорят, пустился во все тяжкие. Месяца через два он зашел ко Свете, чтобы проверить, произвели ли его действия желаемый эффект.
- Привет, - сказала Света. – Как дела?
- Да вот жениться собрался, - ответил Н. – Зашел сказать.
- Поздравляю, поздравляю, - вскрикнула Света, - и стало ясно, что разжечь ее ревность не удалось. Может быть, это случилось оттого, что Н. был теперь моложе на десять лет и с отбитой (точнее, открученной колесиком трубы памятью), так что нетвердо помнил, в чем состоял его первоначальный план относительно Светы. Однако помнить о первоначальном плане и не понадобилось. Н. чувствовал себя связанным с Наташей, а Света была нарушением гладкой незамутненности этой связи, поэтому пожелать ее было легко. (О том, что она жена ближнего Васи, что тоже в смысле морали ненормативно, Н. уже забыл, ему ведь отбило память). Так и пошло. При свете, так сказать, дня Н. был мужем Наташи, а вечером, когда Наташа уходила на дежурство (оперируя трубой с целью нарушить заповедь «не пожелай жены ближнего своего» Н. скоро догадался, что по крайней мере один, а лучше несколько субъектов этого сюжета должны иметь вечерние дежурства), Н. начинал желать жену ближнего Васю, и осуществлять свое желание. Прошло какое-то время, и Н. привык к своему новому положению, оно ему стало казаться нормой.
Модификации трубы.
Хорошо бы заказывать трубе не только субъект и объект, а еще обстоятельство места, - подумал Н. и решил пристроить к трубе новое колесико. Он и не подозревал, какой оборот примет известная истина, что человек место красит.
Продолжение следует