Млечный путь

Евгения Храмцова
                Что Ваша жизнь –
                Игра со смертью…
                Что жизнь моя –
                Борьба за Вас…
   Он сел за письменный стол.
   Обычно, после подобных встреч, Он садился писать Ей письмо, которое никогда не отправлял: к сожалению, почта не связывала столетия. В нем Он поздравлял Ее с очередным днем рождения в «чужом доме». Таких писем накопилось уже около двадцати.
   Но сегодня все было иначе. Он не услышал ответ, бьющий неизменно в самое сердце, словно кинжал, но и не услышал слов, которые сделали бы Его вновь самым счастливым человеком во Вселенной.
   Он вообще ничего не услышал…

                ***
                Там хорошо, где нас нет?
   Я познакомился с ней на третьем курсе филологического факультета, когда она перевелась из столичного института в наш – провинциальный. О ее появлении группа С-312 узнала заранее, поэтому мы (студенты этой группы) успели обсудить ее возможные характер, внешность и даже причины переезда. Я не стану раскрывать все наши предположения, скажу только, что мы сделали вывод о странности ее натуры. Но сама она, появившись в институте после новогодних каникул, вмиг развеяла все мифы и небылицы. Скажу проще: она не была гордой, но обычно молчала; не сидела часами за учебниками, но оказалась образованной и начитанной; не противопоставляла себя окружающим, но и не была «своим человеком»; не прослыла в студенческой среде красавицей, но обладала приятной внешностью и внутренней красотой. Одним словом, не отличаясь от нас на первый взгляд, при более внимательном рассмотрении казалась утенком среди цыплят. Впрочем, даже имя было у нее необыкновенное, лучезарное – Светлана.
   Наше знакомство не зашло бы дальше «привет-пока», если бы ее, как неплохую пианистку, не прикрепили к институтскому музыкальному кружку, где я мучил гитарные струны и собственную фантазию, сочиняя веселые песенки. Несмотря на свою внешнюю замкнутость, Света стала душой компании. И если раньше мы не знали, как высидеть положенные полтора часа, то теперь засиживались допоздна, до тех пор, пока сторож не разгонял нас по домам. Шумной компанией мы шли через парк при местном театре, а к концу пути одиноко брели вдвоем со Светиком (так окрестил ее музыкальный коллектив). Обычно мы шли молча. Все попытки разговорить ее не имели успеха: Света отвечала односложно и вновь замолкала.

   И вот окончательно пришла весна. Очистившееся от зимних туч небо открыло перед нами карту неизведанных звездных путей. Она всегда притягивала меня, эта темная всепоглощающая бездна. Мне казалось, что там, во Вселенной, есть другие миры и живые существа, населяющие безымянные (для землян, конечно) звезды. Погода и обстановка располагали к философии, и я охотно молчал, мечтая быть астрономом или космонавтом. Смешно, не правда ли? Но в душе я романтик и уже давно понял, что лучший отдых для моего ума – это фантазия. Друзья советовали мне стать писателем и сочинять смешные добрые сказки для детей. Возможно, когда-нибудь я им стану, но, думаю, тогда я буду дряхлым, мудрым стариком с седой бородой и парой десятков правнуков. А пока…
   Пока что я шел прогулочным шагом рядом со Светой. Оба мы были погружены в свои мысли, поэтому я не сразу понял смысл вопроса, обращенного ко мне:
   - Как ты думаешь, там, во Вселенной, есть жизнь?
Несмотря на то, что сам минуту назад размышлял над этим, сразу я ответить не мог, а, когда собрался с мыслями и обратил свой взор на Свету, понял, что ответ от меня и не требуется. Девушка смотрела на небо, на звезды, на Млечный путь, который сегодня было особенно хорошо видно. И мне даже пришла в голову мысль, что ее вопрос был адресован самой Вселенной.
   Теперь мы стояли молча в небольшом дворе среди невысоких домов и деревьев и любовались этой природной картой небесных путей. Мое душевное состояние постепенно пришло в равновесие, потерянное при внезапно проснувшейся светиной «разговорчивости». Но стоило мне вновь погрузиться в котел собственных размышлений, как Света произнесла:
   - Ей казалось, что это скопление звезд – какая-то космическая дорога, связывающая прошлое и будущее, вчера и сегодня…
   Она замолчала, а мне так хотелось узнать, кому «ей» и почему «казалось», но я боялся спугнуть этот внезапный порыв откровенности и поэтому молчал в надежде быть посвященным в тайну души «лучезарной» сокурсницы. Сгорая от любопытства, я считал секунды тишины и еле сдерживал себя, чтобы не задать какой-нибудь глупый вопрос и не испортить все.
   Но Света молчала, разбивая каждым очередным движением секундной стрелки мои надежды на собственную избранность. И наконец, когда я уже почти отчаялся, она вдруг развернулась и пошла в другую сторону к сиявшей манящими огнями улице. На мой мычаще-невнятный вопрос Света ответила твердо и коротко:
   - Воздухом хочу подышать.
   Не знаю, каким «воздухом» она собиралась дышать на одной из центральных улиц, но я не мог бросить ее одну блуждать по ночному городу. Или вы на моем месте поступили бы по-другому?
   Я по-другому поступить не мог. И, догнав Свету в два прыжка, сказал:
   - Ну, тогда и я подышу, если ты не против.
   В знак согласия она покачала головой, улыбнулась, и мы (снова молча!) шагнули навстречу убегающим огням нашего реального мира. Эти огни, большие и маленькие, приветливо подмигивали, убегали вперед или же, наоборот, догоняли, сплетаясь в причудливые фигуры, кружились в неистовом танце вокруг нас, отчего мое сознание затуманилось.
   Я вдруг представил, как хорошо сейчас богатому преуспевающему бизнесмену в окружении друзей и подруг, с которыми он отмечает какую-нибудь знаменательную дату за столом, ломящемся от коллекционных вин и экзотических фруктов; ему дарят всевозможные чудесные подарки: кольцо с бриллиантом в немыслимое число карат, зажигалку, парфюм и галстук от известного кутюрье, часы с кукушкой, которые сообщали время каким-нибудь потомственным князьям «тысячу лет назад»… и мне стало душно и липко в центре этого огненного шара.
   Я отвернулся и посмотрел на Свету: она спокойно шла под нестройную симфонию звуков ночного города, тихо, едва заметно улыбалась своим мыслям и смотрела грустными глазами куда-то вперед, в Вечность.
   Шум вокруг перестал меня раздражать, а потом и вовсе смолк, огни не слепили, гарь не забивала легкие, и я вспомнил, как, будучи студентом первого курса, в прекрасный зимний день незадолго до начала сессии шел по припудривающейся свежим снегом улице, проклиная провинциально-патриархальную отсталость нашего города. Я еще издали заметил Ее, идущую мне навстречу плавной «неземной» походкой. Мне показалось, что мир, как и я, замер. Я не отвел глаза даже когда мы почти поравнялись. Она улыбнулась (видимо, моему растерянному виду), и поэтому я уже не смог не заговорить с Ней:
   - Извините, Вы не подскажете, который час? – задал я банальный вопрос, первым пришедший мне в голову.
   - Одиннадцать десять, - приятным тихим голосом произнесла Она и добавила: - Но сейчас Вам это вряд ли интересно.
Проклиная все на свете, я поднял голову и увидел висящие на столбе часы (именно поэтому эту аллею прозвали Тикающей).
   - Да, действительно, - смутился я, - просто, знаете, я молодой начинающий журналист, пишу статью о сущности счастья, чем оно является для человека…
Я еще что-то говорил в том же духе, видел, что Она мне не верит и поэтому вежливо улыбается. Но я говорил это для себя, чтобы казаться выше и умнее. А когда, наконец, понял, что окончательно запутался и заврался, неожиданно спросил:
   - А Вы знаете, что такое счастье? Какое оно?
   - А Вы? – непонятно чему улыбнулась Она.
   Я не знал, что ответить, и, честное слово, был настолько растерян, что мне хотелось разрыдаться как в детстве и закричать: «А я первый спросил!». Но до этого не дошло: Она, видимо, видя мое замешательство, все же ответила:
   - Счастье – абстрактно-точное понятие. Возьмите любую книгу любого века, и вы найдете полный ответ на свой  вопрос. Счастье, как и любовь, ценилось во все времена одинаково… Это может ощутить каждый, стоит только на мгновение остановиться.
   - А Вы счастливы? – задал я совсем, по-моему, бестактный вопрос.
   - Счастье для всех одинаково, но каждый счастлив по-своему.
   Я молчал. Она улыбнулась:
   - У Вас впереди первая сессия…
   - Да, – растерянно пробормотал я, краснея каждой клеточкой организма.
Но Она не замечала моего смущения и продолжала:
   - Вы будете счастливы в первые мгновения, когда сдадите все экзамены на «отлично». И счастлив будет двоечник, сдав на тройки. Счастлив будет и преподаватель, которому не придется устраивать повторный экзамен…
   Она еще что-то говорила, но мое внимание сконцентрировалось на Ее внешности. Использованный образ был достаточно распространен в молодежной среде, но Она привносила в привычное что-то свое. На Ней было длинное черное пальто со стоячим воротником, скрывающим шею. Очень длинные темные волосы послушно струились по спине и лишь иногда приподымались легким ветерком. Природная бледность лица подчеркивалась насыщенной чернотой пушистых ресниц и тонких бровей. И как-то неестественно смотрелись на фоне этой черно-белой палитры Ее яркие глаза.
   - Скажите, а стиль Вашей жизни – это тоже часть счастья? – кажется, я Ее перебил, но… слово не воробей, мысль не черепаха.
   Она улыбнулась, «по-матерински» прощая «начинающему журналисту» его промахи:
   - Такой хотели бы видеть меня друзья. Мой внешний облик не противоречит моему внутреннему миру, поэтому, можно сказать, что это тоже часть моего счастья, также как и часть моей жизни.
   Она договорила. Я молчал. В какое-то мгновение для меня остановилось время. Я смотрел на Нее: пушистые снежинки цеплялись паучками и искрились звездами в Ее волосах, в глазах затаился, притих по-лесному зеленый океан, бледная от природы кожа контрастировала и в тоже время гармонировала с черной «рамкой» из волос и одежды, едва заметная теплая улыбка не шла ни в какое сравнение с загадкой, оставленной Да Винчи. Я смотрел на Нее – и видел Вселенную. Неожиданно сильный порыв ветра, взбудоражив природу, взметнул Ее волосы – спугнул и рассыпал по дороге беззащитных снежных паучков, откинул полу пальто – ослепил пронзительностью белого, словно чистый лист зимы, шарфа.
   Я растерялся, уставившись на яркую ткань. Она поправила волосы, запахнула пальто и, вновь улыбнувшись, произнесла:
   - Теперь, я думаю, Вы достаточно знаете о теории счастья, и написание статьи не составит большого труда. Спасибо за приятную беседу. Прощайте!
   Она ушла, исчезла, растворилась в вальсе праздно пляшущих снежинок.
   А я остался стоять неумелым «начинающим журналистом», ищущим свет в безграничном, непознанном Мраке, реальное в ирреальном…
   Кто Она была – я не знал.
   Но я чувствовал, ощущал каждой клеточкой самого себя, что все в мире может измениться, перевернуться с ног на голову, рухнуть и возродиться, сменить тысячи погодных «костюмов», заледенеть и растаять, но Она… Она всегда будет легко идти по заснеженной улице под неуловимую музыку Природы через Вселенную в Вечность…

   Но я отвлекся.
   Сейчас я шел рядом со Светой по залитой огнями широкой улице и наслаждался «тишиной». Как-то незаметно мы вышли на площадь, центральную во всех отношениях: с утра здесь катали на машинках и пони маленьких детей, в обед – проводили митинги, после – катались на «досках» и «роликах», вечером – массово гуляли и любовались самодеятельностью. В это же время суток на площади шумела какая-то пьяная компания и работало единственное кафе, внешне напоминавшее ресторан «Кому за тридцать».
   - Холодно… – почти прошептала Света и, глядя на меня, добавила: – Давай зайдем в кафе.
   Я растерянно кивнул. Она благодарно улыбнулась.
   Едва я закрыл за собой стеклянную дверь, как окунулся в приятную, почти домашнюю атмосферу маленького скромного ресторанчика с оживляющей душу музыкой, льющейся из недр старинного вида рояля. Звучала какая-то спокойная классическая мелодия, умиротворяюще действуя на мое возбужденное сознание. По-утреннему пахло кофе.
   Света изучила меню и заказала нам десерт и кофе. Я задумался и не заметил, как среди звучащей музыки узнал потрясающую мелодию, недавно найденную в старинных рукописях и исполняемую теперь везде. Мне хотелось поделиться со Светой редкой информацией, которую случайно нашел в интернете, о предполагаемом авторе и гипотезах создания, поэтому я, отвлекшись от изучения пейзажа за окном, повернулся к своей спутнице и…
   Я смотрел на ее так внезапно изменившееся лицо. Мне показалось, что Света вот-вот заплачет, тихо, без рыданий и всхлипов, одними глазами. Я не мог придумать слов, которые говорят в подобных ситуациях, поэтому просто искоса смотрел на нее, силясь собраться с мыслями и подавить растерянность.
   Звуки рояля стихли, музыкант поклонился и ушел, в чашках остывал кофе.
   - Однажды, поздней осенью, мы зашли с Ней в такое же кафе, – Света завороженно смотрела на рояль, будто умерший после триумфального «полета». – Скромно одетый музыкант предлагал заказывать любые песни. Он, действительно, был очень талантлив: казалось, не его руки, а сам инструмент, душа поет неизвестные нам гимны. Мы решили дать ему возможность заработать и попросили исполнить «что-нибудь для нас». Он улыбнулся, секунду подумал, объявил: «Жду тебя!» – рукопись XVIII века неизвестного автора!» – и заиграл…
   - Я еще никогда не слышала такой… великолепной музыки. Ощущения, которые она вызвала, просто невозможно описать. Это было как полет над океаном на собственных крыльях, встреча с Богом или путешествие по Вселенной. Все присутствующие были в восторге. Все аплодировали талантливейшему музыканту; он скромно кланялся, благодарно улыбался, потом играл еще что-то, классическое, беззаботное. Я повернулась к Ней, мне хотелось поделиться пережитыми ощущениями. Но Она, глядя стеклянными глазами на рояль, вдруг сказала: «Знаешь, каждый год, в октябре, мне снится один и тот же странный сон: будто я иду по звездной дороге, потом появляется какой-то человек и о чем-то меня спрашивает. Я вижу, как он ждет моих слов, как ему тяжело – и отвечаю. Он грустно улыбается (я понимаю, что должна была сказать что-то другое), а он поздравляет меня с днем рождения и исчезает… Исчезает бесследно, ровно на один год…». В этот вечер мы больше не произнесли ни слова, а после этого с Ней что-то произошло, Она была сама не  своя: могла о чем-то задуматься на лекции, просто встать и выйти из аудитории, с отсутствующим видом листала учебник по истории культуры, который теперь всегда носила с собой. Потом попросила подарить Ей на день рождения, в марте, диск с этой музыкой… Я не понимала тогда, что с Ней произошло… Я не верила, что какая-то мелодия двухсотлетней давности может перевернуть всю жизнь!..
   Света замолчала. Ее тонкие, побелевшие пальцы слегка дрожали, касаясь уже остывшей чашки. Она отвернулась, глядя влажным, полубезумным взглядом куда-то за окно.
   Не знаю, что со мной произошло, но я накрыл своей ладонью ее холодную руку и осторожно спросил:
   - Что-то случилось?
   - Да! – Света резко повернула голову (какая боль была в ее глазах и срывающемся голосе!) – Она умерла… в октябре… Она просто не проснулась – остановилось сердце… И все…
   Я ожидал чего угодно, но не этого! Для меня вдруг, в одно мгновение все стало ясно: и то, почему Света так странно себя вела, и то, почему она приехала из столицы в наш тихий провинциальный город, оставив за спиной иллюзии реального мира, и многое другое.
   Я понял и не понял. Моя рука накрывала ее холодные пальцы. Оба мы смотрели в окно, где между домами можно было увидеть едва алеющий край неба – всходило солнце. Предрассветная тишина поглотила окружающий мир и нас в нем…

   Когда мы вышли из кафе, уже светало. Пустынный город преобразился и казался теперь более живым, чем вечером.
   Мы медленно шли по пустой площади, звук наших шагов гулко отдавался в небе.
В такой обстановке зарождающегося дня хотелось говорить, кричать, радоваться, но я боялся потревожить еще недавно успокоившиеся чувства Светы.
   Она тихо произнесла:
   - Знаешь, Ее смерть потрясла меня, перевернула мое сознание. И только сейчас я поняла, что мы живем не один раз, что душа наша бессмертна, как мир, а знания безграничны, как Вселенная. И жизнь заключается не в банальной учебе-работе-дискотеке, а смысл ее в чем-то большем, глобальном, что нельзя увидеть, но можно почувствовать…
   Я молча слушал, ощущая в своей руке живое тепло Светиных пальцев.


   Post Scriptum
   Снова очутившись в звездном пространстве и увидев Ее, такую близкую и далекую, Он задал вопрос, который, как Ему казалось, задает в сотый раз. Но Она молчала… Молчала и просто смотрела на Него… смотрела и молчала…
   Он уронил руки на стол и опустил на них голову; закрыл глаза. И вновь увидел дорогу, звезды, светящееся ультрафиолетом небо и Ее… Но Она молчала! Смотрела на Него, не узнавая, и молчала. Не говоря ни «да», ни «нет», смотрела с каким-то поверхностным интересом. Она молчала!
   И когда Он, уже не в силах терпеть эту муку, безотчетно протянул к Ней руку, прощаясь, Она вдруг подняла свою. Не до конца понимая, что происходит, Он почувствовал – они оказались рядом, могли соединить руки. Но… Но звездный свет неожиданно обратился в стекло, толстое, непроницаемое. Счастье, которое Он ждал так долго, вновь разлетелось миллионом осколков, как зеркало, в котором когда-то исчезла Ее душа. А Она растерянно провела рукой по звездному стеклу, следя за полосой голубого цвета, оставляемой Ее пальцами. Потом вновь посмотрела на Него. На мгновение ему показалось, что Она готова дать ответ, который ему (увы!) не суждено было услышать – стена света стала утолщаться, отделяя их друг от друга.
   Он не услышал Ее ответ, но привык к холодному «Нет!», поэтому по возвращении даже не пошел в ее комнату, где уже столько времени спала Она, вернее, Ее тело, ожидавшее возвращения одумавшейся, наконец, души. Но она не возвращалась. Каждый раз при встрече на Его вопрос «Если  бы ты знала, что после смерти попадешь в мир, созданный в мечтах и так любимый тобой теперь, ты бы захотела умереть?» Она неизменно отвечала «Нет! Если я родилась на Земле в это время, значит, так нужно».
   «Нет!». Каждый раз «Нет!». Мог ли Он подумать тогда, в те далекие прекрасные времена, когда они были вместе, и Она просто мечтала о другой временной эпохе, что когда-нибудь будет приходить к Ней в Ее сбывшуюся, но не столь прекрасную в реальности мечту, и ждать Ее осознания и возвращения домой. Все вновь стало бы прежним: дом, парк, обычное небо, а не звездная дорога, Ее бездонные глаза, теплая улыбка, ласковые руки, любившие перебирать Его волосы. Руки… Он так погрузился в воспоминания, что…
   Ничего не понимая, в полном смятении, он резко встал и развернулся. Что это – реальность или иллюзия? Перед Ним стояла Она – Она в своем любимом бежевом платье с прежней тихой улыбкой и ласковым любящим взглядом. Он не видел Ее долгих двадцать лет (двадцать по земному времяисчислению). Ему казалось, что Он помнит Ее образ в мельчайших подробностях. Но Она, стоявшая сейчас перед Ним, Она, прежняя и новая, заслонила этот образ, стерла из памяти, заменив его собой, немного изменившейся, «повзрослевшей».
Но Он знал – это была Она.

                2005г