Ъ

Виктор Винчел
из книги "Азбучные истины", Омск, 2004 г.

Сам себе не верю. Писать о твёрдом знаке?.. Впрочем, я и не буду о нём писать. Мне давно мерещится некий человек, угрюмый, чурающийся общения. Его иногда можно увидеть в очереди в магазине или на рынке. Лицо покрыто крупными складками морщин. Волевой подбородок. Уголки губ опущены вниз. В любую погоду козырёк кепки скрывает колючий взгляд маленьких цепких глаз… Вот ему-то я и предоставлю слово.

- Да. Конечно. Надо проявить твёрдость. Вообще следует почаще вспоминать это чрезвычайно важное, это железное слово – надо. Слишком все вокруг расслабились. Не наблюдается чувства долга, ответственности, обязательности. Сплошная расхлябанность, волюнтаризм… Анархия, одним словом.
Где те, давно ушедшие люди, герои? Те, о которых поэт написал: «гвозди бы делать из этих людей – крепче бы не было в мире гвоздей». Вымерли, что ли? Война ли их скосила? Хребет ли им сломали в лагерях? Почему не оставили после себя смены, не взрастили, так сказать, не выпестовали…
А ведь встречаются иногда «наши» люди, встречаются. Однажды, на рубеже 80-90-х годов слышал я один разговор… Запал он мне в душу надолго. Жаль, собеседников тех теперь встречаю редко. Хотя нет, одного вижу иногда. Да лучше бы мне его не видеть. Он всё про духовность печется, о высоких материях говорит. В музее работает. Да и разговор тогда состоялся, в аккурат, около музея Достоевского. У них там какой-то ремонт шёл. Рабочие ли, инженеры – около крыльца стояли. И этот с ними беседовал. Да где беседовал – так стоял, слушал больше. В журнале «Огонёк» тогда печатали непотребные статьи про наше время, про Самого да про высших членов Партии и правительства. Читаешь, бывало, и думаешь: «Эх, прочёл бы всё это товарищ Берия… Быстро бы их гласность закончилась…» Эти вот, тоже, видать, начитались, и обсуждать стали. Я на лавочке рядом сидел, отдыхал и потому слушал вполслуха – думал о своём. Но тут вдруг прислушался. Ещё парень там стоял. Помню, высокий. Кожа тёмная, глаза карие, волосы чёрные, особых примет нет – но, видать, русский. Прислушался, потому, как тот правильные слова говорил:
- А на самом деле напрасно при Хрущёве и после реабилитировать стали. Просто так никого не расстреливали. Не могли столько людей враз ошибаться. Их ведь не с улицы-то брали и в эти самые тройки назначали. Проверенный народ был. Да пора уже и теперь гайки завинтить. Говорить стали много лишнего.
Те ему возражают, мол, ведь миллионы людей напрасно замучили и убили. Говорят, если бы не Сталин, то война меньшей кровью обошлась, что, мол, кто в тридцатые не пошёл по 58 статье, тот в Отечественную погиб. А кто с фронта вернулся, тех Он успел добить, пока сам не помер…» Этот, чернявый, им в ответ: «Да я настолько верю, что товарищ Сталин не ошибался, что если бы сейчас снова сажали бы да стреляли – сам просил взять меня на службу».
Тут этот, из музея, спрашивает: «И что – лично приговоры приводили бы в исполнение?» Парнишка ему – вот молодец какой! – твёрдо: «Конечно!» Крик тут поднялся!.. Музейный не унимается: «Вам лечиться надо! Психиатрическая больница на Первой линии находится». Чернявый впился в него глазами, так и сверлит! Побледнели оба. Ну, думаю, быть сейчас потасовке.
Ан нет, помешали. Стали вокруг галдеть, что, мол, не надо ссориться. Чего там – дело прошлое. А что будет – то и будет… Разошлись они тогда в разные стороны. А я домой пришёл и на внучка своего набросился. Размазня размазнёй он у меня. За себя постоять не умеет. «Не могу, – говорит, – человека по лицу ударить. Живой же…» Я в ответ: «Каша ты, кисель, половая тряпка! Будут все о тебя ноги вытирать, а ты кланяться будешь. Толстовец нашелся, тоже мне… Ты МОЙ внук, понимаешь ты это, или нет? Я в Первой конной служил, богатеев потом раскулачивал…» А он мне: «Дед, уймись, а! Те времена давно прошли, пора уж успокоиться. Время другое, люди другие…»
Нет, ни дети, ни внуки не понимают. Одни мы остались. Но ещё придёт время. Надо верить. Надо! Где-то всё равно наша поросль взойдет. Крепко сеяли, на века. Жаль вот только, не увижу всходов. Почему не увижу? – а тот парнишка… Если на самом деле в психушку не упекли…



Голоса. Видения… Этот человек часто мерещится мне. Слышу его бормотанье, ощущаю между лопаток его взгляд. Или взгляды? Пожалуй, что один человек не смог бы доставить столько беспокойства. Сегодня весь мир живет в атмосфере агрессии, недружелюбия, скрытой опасности… Твёрдый знак, каменное сердце – всё отчетливее угадываются в людях. Твёрдый знак – не просто разделяющая буква и некий символ, а выражение потаённого состояния человеческой жизни. Это как постоянно существующая угроза. И люди – носители её, несгибаемые, железные – вызывают совсем не те эмоции, которые им, быть может, хотелось бы вызывать. Они, конечно, могут доставить множество неприятностей. Но в основном их просто жалко. Потому что истинная твердость гибка и мобильна. А ИХ твердость хрупка и на излом невынослива… Мы же, думая о человеке Будущего, представляем его пластичным внешне и внутренне, контактным, а вовсе не косным и окаменевшим… Проблема существует. Проще закрыться от неё, сделать вид, что её нет, чем принять вызов и встретиться с ней лицом к лицу.


PS. Разговор, приведенный выше, не придуман. Всё это было на самом деле…