Сказ про общение и обязательства, и про любовь

Максим Валов
К вопросу о возможности дружбы между мужчиной и женщиной

«Дружба между мужчиной и женщиной заканчивается либо постелью, либо враждой»
А.Зимовский (сериал) «Маргоша»


Слушайте, други мои верные, сказание правдивое, о событиях, мною виденных…

Жила в граде столичном девица красная, собою пригожая, с именем светлым. Почему не была? А не могло ее быть в граде столичном по указу царскому, ибо гражданка она была заграничная, царства соседнего, но не совсем дружественного.
Но девица та красная была не только статью да ликом пригожа, но и умом гибка и смогла и хоромы себе найти однокомнатные, да и службу подходящую, худо-бедно жить позволяющую.
А если точнее сказать – совсем худо.
Но был у нее дружок закадышный – горемышный, который  любил ее беззаветно – безответно.
И вместе они с трудностями справлялись, и легче ей было. А его мысль грела, что лебедушка его рядом с ней быть позволяет, иногда дает прикоснуться к устам ее сахарным, и что жить она может не совсем других хуже. А еще он на большее рассчитывал, и на что – знала она. И подарил он даже ей сим-карту кредитну для трубы дальноговорящей, чтоб могла она с друзьями своими спокойно общаться, ну и с ним побольше и почаще.
Но пришли однажды податей сборщики и счет ему предъявили за разговоры по трубе дальноговорящей выше обычного - разумного.
И узнал он тогда, что появился у его зазнобушки еще один друг сердешный. И называл то он ее именами ласковыми, как и она его, и встречались они, и в гости к друг другу ходили. И вели они речи ласковые, и соприкасались они устами своими, и позволяла она обнимать себя и нежно ласкать целомудренно и на ласки эти отвечала. Но не испытывала она к нему влеченья женского, и судьбу свою с ним связывать не собиралась. Но интересно ей было речи с ним вести и не более, ибо был он профессии заморской, интересной, радио ди-джей называемой, и речи умел вести веселые, интересные. И потому не отталкивала она его, а еще больше к себе приближала, дабы скучно ей не было и настроение хорошее появлялось. (И не хотела понимать она, что любое общение тесное, близкое, к обязательствам определенным приводит, при невыполнении которых, нехорошим словом про девицу скажут – обзовут машиной чудо-ток вырабатывающей, а то и хуже обидят – действом непотребным.)
А настроение ее обычное плохим было – думала она, что весь мир против нее настроен и счастья в будущем она вряд ли увидит. Прежний то ее суженый нехорошим человеком был: за счет ее жил и оскорблял, и даже побивал иногда. Но любила она его по-прежнему. Почему? Не скажу я вам, ибо сам понять не могу – за что девицы дивные любят и под венец идут с молодцами складу уголовного, по принципу странному-страшному – чем чаще он ее за косы таскает, да в грязи валяет, да сапоги свои, дегтем с чужих ворот измазанные, слезами ее моет – тем любят безответнее.
А ди-джей, ране названный, не внял уверениям словесным девицы красной, что, кроме общения интересного, нет у нее других намерений, ибо прочие слова ее и поведение о другом говорили. И полюбил он ее сильно, или говорил только так, чтоб целей своих, мужам понятных, достичь – мне это неведомо. Но начал он чувствами своими донимать нашу девицу, под венец ее звать. Даже сказал, что работать пойдет, лишь бы была она близка с ним. (Ну что не скажет язык хорошо подвешенный, для того, чтоб девицу обесчестить).
Но забыла она за этим развлечением-увлечением друга своего закадышного-горемышного уведомить обо всех этих новых общениях, ибо не одно такое, оказывается, было, хоть и самое интенсивное.
И обиделся друг ее, который  любил ее беззаветно – безответно. Не за то, что общалась она интенсивно столь, а за то, что ему не сказала. И за безответственность ее при общении с лицами полу мужеского, к расстройству мозгов мужских приводящее, и за легкость ее в общении таком. И за речи ее сладкие с ними, и за позволения к устам ее сахарным прикасаться и ласкать ее нежно, целомудренно хоть. За непонимание ее, что привести это может к события нехорошим, девичью честь унижающим.
А главное за то обиделся, что общение роду подобного, его лишало внимания девицы красной. А был он душою одинок и раним, и девица та спасала душу его от разрушения полного. И подобного рода ее деяния  ввергли его в тоску страшную, в неприязнь великую. Ведь оба они понимали, что только вдвоем смогут пройти по пути предстоящему, к обоюдному счастию и согласию общему. И в неприязни этой, да простит его Бог и девица красная, высказал он свое недовольство девице, лебедушке своей ненаглядной, да в момент не самый подходящий. И услышал, что не его это дело и общаться она будет так, как хочет, когда и с кем захочет, но только не с ним. Дверью повозки, в которой они ехали, хлопнула и в гневе небывалом ушла.
Но поборол неприязнь свою друг ее закадышный-горемышный и вел с ней беседы долгие, объяснить ей пытаясь видение свое целей общения и границ его. Не понимала его девица красная, с доводами не соглашалась, даже сказала, что надоедлив он очень и нравоучения его не по нраву ей. Но гневаться на него вроде как перестала, однако отношений прежних, доверительно-нежных восстанавливать не спешила. И общение свое с молодцами в нее влюбленными, тоже разрывать не захотела – не считала она такое общение лишним, никому не нужным, только души разрывающим и портящим, прежде всего ей вредящим.
И висят отношения девицы красной, собою пригожей, с именем светлым и друга ее закадышного-горемышного, который  любит ее беззаветно – безответно на ниточке тонкой, лишь любовью его не рвущейся.

И думал тогда я, други мои верные, добры молодцы и красны девицы,  о событиях этих, мною виденных, думу долгую и к выводу пришел, может, неверному (а скорее единственно правильному), но мне близкому.
Между красными девицами и добрыми молодцами возможно общение радостное, интересное, но пределы его соблюдать надобно.
Нельзя вести себя так, чтобы с губ друга твоего сорвались слова серьезные, о любви говорящие. Ибо любое общение, особенно тесное, с речами ласковыми и касаниями нежными, приводит к обязательствам определенным, не всегда понимаемым правильно и к боли душевной приводящим. И возможно такое общение тесное только тогда, когда друга такого ты хочешь видеть любимым своим и готов разделить с ним не только общения радость, но и постель теплую, и жизнь дальнейшую в союзе тесном, Богом одобренным. А уж если ошибся ты и довел своего друга до любви безответной, то либо подари ему счастья безмерного от тобой обладания, пусть и ненадолго, либо не мучь его более и душу его береги.
 И честными надо быть с друзьями закадышными-горемышными, любящими беззаветно-безответно без надежд всяких на счастья минуты, с начала самого, и до конца, чтоб не причинить им боль смертельную и душу их до конца не разрушить, ибо и так душа у них болит без надежды на лучшее. Ибо главное в человеке – душа его добрая, честная и открытая, других обидеть невниманием своим или излишней свободой общения, не позволяющая.